Алексей Жемчужников
Собрание стихотворений.
Электронный оригинал находится здесь: FPLib
Содержание:
Стихотворения 1851—1871 годов -
Дорожная встреча
Другу
Думы оптимиста
Кентавр
Когда очнусь душою праздной…
Когда, еще живя средь новых поколений…
Литераторы-гасильники
Мы долго лежали повергнуты в прах…
Мыслителю
Ночное свидание
О, скоро ль минет это время…
Осенние журавли
Освобожденный скворец
По-русски говорите, ради бога!..
Последняя пристань
Почему?
Примирение
Притча о сеятеле и семенах
Причина разногласия
Я музыкальным чувством обладаю…
Я музыку страстно люблю, но порою…
Раскаяние
Септуор Бетховена
Сказка о живых мертвецах
Соглядатай
Сословные речи
Современному гражданину
Старик
Тяжелое признание
Уже давно иду я, утомленный…
В альбом современных портретов
В Европе
Верста на старой дороге
Воспоминание в деревне о Петербурге
Восторгом святым пламенея…
Забудь их шумное волненье…
Заколдованный месяц
Зимние картинки
Эпитафии
Эпохи знамение в том…
Стихотворения 1876 −1887 годов
Если б ты видеть могла мое горе…
Гляжу ль на детей и грущу…
Как будто все всем надоело…
Когда вступаешь в те года…
Л. М. Жемчужникову
Лишь вступит жизнь в такую пору…
На родине
На железной дороге
О, жизнь! Я вновь ее люблю…
Осенью в швейцарской деревне
Отголосок пятнадцатой прелюдии Шопена
Памятник Пушкину
Полевые цветы
Превращения
Привет весны
Ранней осени подарок…
Снег
Совет самому себе
Столковались
В. М. Жемчужникову
Весенняя песнь
Весны развертывались силы…
Заметки
Земля
Зимнее чувство
Знакомая картина
Что за прелесть сегодня погода!..
Чувств и дум несметный рой…
Сельские впечатления и картинки (серия первая)
1. В вагоне за Москвою
2. Ракиты на большой дороге
3. Прогулка по большой дороге
4. Отдых при дороге
5. Бешеная собака
6. Темень
7. Осенний дождь в деревне
8. По поводу дождя и снега
9. Зима идет
10. Отъезд из деревни
Стихотворения 1888—1894 годов
«Духа не угашайте»
Глухая ночь
Голоса
Комедия ретроградных публицистов и толпа
Конь Калигулы
Летний зной
Мне за «гражданскую» тоску…
Моей музе
Мой отзыв о почетном отзыве академии, мне ею присуженном за мои стихотворения
Не спеша меняйтеся, картины…
Неизбалованный поэт…
Новая вариация на старую тему
Они как звезды в мутной мгле…
Памяти Шеншина-Фета
Пауза
Песни об уединении
Письмо к юноше о ничтожности
Погода сделала затворником меня…
Пятно
Прелюдия к прощальным песням
Радостные куплеты
С гор потоки
Себе
Сняла с меня судьба, в жестокий этот век…
Современные заметки
Уж замолкают соловьи…
Весна
Всем хлеба!
Забытые слова
Сельские впечатления и картинки (серия вторая)
Весною
Осенью
Зимою
Летом
-----------------------------------------------------------
Стихотворения 1851—1871 годов
ДОРОЖНАЯ ВСТРЕЧА
Едет навстречу мне бором дремучим,
В длинную гору, над самым оврагом,
Все по пескам, по глубоким, сыпучим, —
Едет карета дорожная шагом.
Лес и дорога совсем потемнели;
В воздухе смолкли вечерние звуки;
Мрачно стоят неподвижные ели,
Вдаль протянув свои ветви, как руки.
Лошади медленней тянут карету,
И ямщики погонять уж устали;
Слышу я — молятся: «Дай-то бог к свету
Выбраться в поле!..» Вдруг лошади стали.
Врезались разом колеса глубоко;
Крик не поможет: не сдвинешь, хоть тресни!
Все приутихло… и вот, недалеко
Птички послышалась звонкая песня…
Кто же в карете? Супруг ли сановный
Рядом с своей пожилою супругой, —
Спят, убаюканы качкою ровной
Гибких рессор и подушки упругой?
Или сидит в ней чета молодая,
Полная жизни, любви и надежды?
Перед природою, сладко мечтая,
Оба открыли и сердце, и вежды.
Пение птички им слушать отрадно, —
Голос любви они внятно в нем слышат;
Звезды, деревья и воздух прохладный
Тихой и чистой поэзией дышат…
Стали меж тем ямщики собираться.
Скучно им ехать песчаной дорогой,
Да ночевать не в лесу же остаться…
«С богом! дружнее вытягивай! трогай!..»
1856
ДРУГУ
Тебе, познавшему отраду тайных слез
И посещенному глубокой, скорбной думой,
Я с возрождением приветствие принес:
Воскресни к жизни, — плачь и думай!
Не говори: «Мне дней самозабвенья жаль;
Забав беспечных рой меня покинул рано…»
Полюбишь ты свою разумную печаль, —
Возненавидишь блеск обмана.
Живи! Теперь ты жить достоин! Светских нег
Пришла пора стряхнуть мертвящие оковы.
К тебе весна идет; холодный тает снег, —
Под ним цветы расцвесть готовы.
1855
ДУМЫ ОПТИМИСТА
В лучшем из миров
Все ко благу шествует;
Лишь от разных слов
Человек в нем бедствует.
Назовешь их тьму;
Но, иных не трогая,
Например возьму:
Убежденье строгое.
Или вот еще:
Цель избрав полезную,
То я горячо
Людям соболезную;
То я, как дитя,
За свободой бегаю,
Шалость эту чтя
Альфой и омегою.
Всем своя судьба.
С неизбежной долею
Всякая борьба —
Пустяки, не более.
Ты смекай умом,
Но имей смирение;
Правила ж притом
Нет без исключения.
Речь разумных лиц
Властью не карается,
Как и певчих птиц
Пенье не стесняется.
Люди разве все
Мрут от истощения?
Даже и о псе
Видим попечения.
Кабы всем покой,
И притом почтительно
Жить бы под рукой
Благопопечительной,
Да слова забыть,
От которых бедствия…
Ах, могли бы быть
Чудные последствия!
Опыт учит ждать.
Те безумны нации,
Что спешат сорвать
Плод цивилизации.
Впереди — века.
Им-то что ж останется?
Пусть висит пока,
Зреет да румянится.
Время подойдет —
Сам собою свалится;
И кто съест тот плод —
Век свой не нахвалится…
Ныне же — доколь
Это все устроится —
Были бы хлеб-соль
Да святая троица.
1871
КЕНТАВР
Свершилось чудо!.. Червь презренный,
Который прежде, под землей,
Плодясь в стыде и потаенно,
Не выползал на свет дневной;
Который знал в былые годы,
Что мог он только воровски
Губить богатой жизни всходы,
В тиши подтачивать ростки, —
Преобразясь, восстал из праха!
Ничтожный гад стал крупный зверь;
И, прежнего не зная страха,
Подчас пугает сам теперь.
Заговорив людскою речью,
Как звери сказочных времен,
Как бы природу человечью
Порой выказывает он.
Знать, с классицизмом воротился
Мифологический к нам век:
Ни жеребец, ни человек —
Кентавр в России народился.
Носясь то вдоль, то поперек
По нашим нивам, весям, градам;
Кидая грязью с резвых ног,
Взметая пыль, лягая задом, —
Когда он, бешеный, бежит,
То с конским ржанием, то с криком,
И топчет все в порыве диком, —
Сама земля под ним дрожит!..
И утомясь, но все же гордый,
Что совершил безумный бег,
С своей полуживотной морды
Он пеной фыркает на всех…
И все сторонятся, робея,
Чтоб он не мог кого-нибудь —
Приняв, конечно, за плебея —
Иль оплевать, или лягнуть.
В ляганье вся задача скрыта;
Вся сила — в мускулах ноги…
Какая ж мысль, давя мозги,
Приводит в действие копыта?
Судя по всем чертам лица,
Нет мысли! Кроме разве задней…
Зато природа жеребца
В нем совершенней и приглядней…
Что за хребет! и что за рост!
Налюбоваться мы не можем!
Как гордо он вздымает хвост,
Своею мыслию тревожим…
Иных мыслителей в Москве
Теперь, по-видимому, бесит,
Что, стать пытаясь во главе,
Кентавр меж нами куролесит.
Им злой почудился в нем дух;
Глядят вперед они тревожно…
С их стороны такой испуг
Мне непонятен. Невозможно
Играть бесплоднее в слова
Иль заблуждаться простодушней…
Ведь ты ж сама была, Москва,
Его заводскою конюшней!..
1870
Когда очнусь душою праздной
И станет страшно за себя, —
Бегу я прочь с дороги грязной,
И негодуя, и скорбя…
Болящим сердцем я тоскую
И узы спутанные рву;
И с неба музу мне родную
В молитве пламенной зову…
Когда ж на зов она слетает,
Как летний сумрак хороша,
И искаженная душа
Свой первообраз в ней узнает, —
Как больно, следуя за ней,
В ту область, где светлей и чище,
Переносить свое кладбище
Погибших звуков и теней!..
1857
Когда, еще живя средь новых поколений,
Я поздней старости заслышу тяжкий ход,
И буря пылких чувств, восторженных стремлений
И смелых помыслов в душе моей заснет, —
Тогда с людьми прощусь и, поселясь в деревне,
Средь быта мирного, природы чтитель древний,
Я песни в честь ее прощальные сложу
И сельской тишины красу изображу.
Пойду ль бродить в полях, я опишу подробно
Мой путь среди цветов, растущих вдоль межи,
И воздух утренний, и шорох спелой ржи,
Своим движением морским волнам подобной.
Под вечер сяду ли к любимому окну, —
Я расскажу, как день на небе догорает,
Как ласточка, звеня, в лучах его играет,
А резвый воробей уже готов ко сну
И, смолкнув, прячется под общую нам крышу;
Скажу, что на заре вдали я песню слышу…
На все откликнется мой дружелюбный стих;
Но, боже, до конца оставь мне слух и зренье,
Как утешение последних дней моих
И уж единственный источник вдохновенья!..
1859
ЛИТЕРАТОРЫ-ГАСИЛЬНИКИ
«Свободе слова, статься может,
Грозит нежданная беда»…
Что ж в этом слухе их тревожит?
Что ропщут эти господа?
Корят стеснительные меры?
Дрожат за русскую печать?
Движенье умственное вспять
Страшит их, что ли?.. Лицемеры!..
Великодушный их порыв
Есть ложь! Они, одной рукою
Успешно жертву придушив,
На помощь к ней зовут другою…
Храни нас бог от мер крутых,
От кар сурового закона,
Чтобы под вечным страхом их
Народа голос не затих,
Как было то во время оно;
Но есть великая препона
Свободе слова — в нас самих!
Сперва восстанем силой дружной
На тех отступников из нас,
Которым любо или нужно,
Чтоб русский ум опять угас.
Начнем борьбу с преступным делом
И не дозволим впредь никак,
Чтобы свободной мысли враг,
С осанкой важной, с нравом смелым,
Со свитой сыщиков-писак
И сочиняющих лакеев,
Как власть имеющий, — возник
Из нас газетный Аракчеев,
Литературный временщик…
Тому едва ли больше году
(Ведь бесцензурная печать
Уже нам мыслить и писать
Дала, так думалось, свободу!),
Когда б я, дерзкий, захотел
Представить очерк даже слабый
Народных язв и темных дел
На суд сограждан, — о, тогда бы
Какой я силой мог унять
И клевету, и обвиненья?
Чем опровергнуть подозренья?
Какие меры мог принять,
Чтобы писака современный
В какой-нибудь статье презренной,
Меня «изменником» назвав,
Значенье правды не ослабил;
Чтоб он моих священных прав
Быть «русским» ловко не ограбил;
Чтоб уськнуть он не смел толпу,
Иль крикнуть голосом победным
С сияньем доблести на лбу,
При сочетаньи с блеском медным;
Чтоб у него отнять предлог
Для намекающей морали;
Чтобы того, что уж жевали,
Он пережевывать не мог;
Чтоб он газетной этой жвачки
Не изблевал передо мной
Ни из-за денежной подачки,
Ни хоть «из чести лишь одной»;*
Чтоб он, как шарят по карманам,
Не вздумал лазить в душу мне
И, побывав на самом дне,
Представить опись всем изъянам;
Чтоб даже бы не рылся там
Для похвалы, что все, мол, чисто,
Но в ней потом оставил сам
Следы и запах публициста?..
Теперь как будто для ума
Есть больше воли и простора, —
Хоть наша речь еще не скоро
Освободится от клейма
Литературного террора…
Несли мы рабски этот гнет;
Привыкли к грубым мы ударам.
Такое время не пройдет
Для нашей нравственности даром…
И если мы когда-нибудь
Поднимем дружно чести знамя
И вступим все на светлый путь,
Который был заброшен нами;
И если ждет нас впереди
Родного слова возрожденье,
И станут во главе движенья
С душой высокою вожди, —
Все ж не порвать с прошедшим связи!
Мы не вспомянем никогда
Ни этой тьмы, ни этой грязи
Без краски гнева и стыда!..
____________
- «Из чести лишь одной я в доме сем служу».
Так в одной рукописной поэме объясняет служанка
позор своего общественного положения.
(Примеч. автора.)
1870
Мы долго лежали повергнуты в прах,
Не мысля, не видя, не слыша;
Казалось, мы заживо тлеем в гробах;
Забита тяжелая крыша…
Но вспыхнувший светоч вдруг вышел из тьмы,
Нежданная речь прозвучала, —
И все, встрепенувшись, воспрянули мы,
Почуяв благое начало.
В нас сердце забилось, дух жизни воскрес, —
И гимном хвалы и привета
Мы встретили дар просиявших небес
В рождении слова и света!..
1857
МЫСЛИТЕЛЮ
Орел взмахнет могучими крылами
И, вольный, отрешившись от земли,
О немощных, влачащихся в пыли,
Не думает, паря под небесами…
Но, от мертвящей лжи освободясь
И окрыленный мыслью животворной,
Когда для сферы светлой и просторной
Ты, возлетев, покинешь мрак и грязь;
Когда почувствуешь, как после смрадной
И долго угнетавшей тесноты
Трепещет грудь от радости, и ты
Вдыхаешь воздух чистый и прохладный, —
О, ты начнешь невольно вспоминать
О доле смертных, темной и ничтожной!
Взирая сверху, будет невозможно
Тебе, счастливому, не пожелать,
Чтоб братьев, пресмыкающихся долу,
Свет истины скорей освободил!..
Когда ж они, без воли и без сил,
Не будут твоему внимать глаголу, —
С высот своих ты властно им кричи!
Окованных невежественным страхом,
Заставь ты их расстаться с тьмой и с прахом
И смелому полету научи!..
1856
НОЧНОЕ СВИДАНИЕ
В ту пору знойную, когда бывают грозы
И ночи пред дождем прохладны и теплы;
В саду бушует ветр; в аллеях, полных мглы,
Дубы качаются и мечутся березы;
И ты в шумящий сад, один, в такую ночь
Пойдешь на тайное свиданье в час условный, —
Умей обуздывать игру мечты любовной,
Старайся страстное влеченье превозмочь.
Не представляй себе, пока желанной встречи
Миг не настал еще, как трепетную грудь,
Ланиты жаркие и молодые плечи
Ты будешь лобызать свободно. Позабудь,
Как прежде их ласкал. Послушный нетерпенью,
Вслед за мелькнувшею в куртине белой тенью
Ты не спеши. Вот тень еще. Взгляни назад —
Вон пробежала тень… и там, и там… Весь сад
Наполнен по ночам тенями без названья.
В дали темнеющей послышится ли зов —
Не обращайся вспять, не напрягай вниманья…
Тот голос не ее. Здесь много голосов,
Под гнетом чуждой нам, какой-то странной грезы
Ведущих меж собой невнятный разговор
Иль порознь шепчущих… Как страстен этот хор!
То вздохи томные послышатся, то слезы…
Вокруг тебя обман; но правда впереди.
Тебя ждет счастие, и ты спокойно жди.
И трепетом твой дух займется сладострастным,
Когда вдруг шепотом таинственным, но ясным
«Я здесь» произнесут знакомые уста;
И взгляда зоркого виденье не обманет,
Когда увидишь ты: рука из-за куста
Тебя и с робостью и с нетерпеньем манит.
1856
О, скоро ль минет это время,
Весь этот нравственный хаос,
Где прочность убеждений — бремя,
Где подвиг доблести — донос;
Где после свалки безобразной,
Которой кончилась борьба,
Не отличишь в толпе бессвязной
Ни чистой личности от грязной,
Ни вольнодумца от раба;
Где быта старого оковы
Уже поржавели на нас,
А светоч, путь искавший новый,
Чуть озарив его, погас;
Где то, что прежде создавала
Живая мысль, идет пока
Как бы снаряд, идущий вяло
И силой прежнего толчка;
Где стыд и совесть убаюкать
Мы все желаем чем-нибудь
И только б нам ладонью стукать
В «патриотическую» грудь!..
1870
ОСЕННИЕ ЖУРАВЛИ
Сквозь вечерний туман мне, под небом стемневшим,
Слышен крик журавлей все ясней и ясней…
Сердце к ним понеслось, издалека летевшим,
Из холодной страны, с обнаженных степей.
Вот уж близко летят и, все громче рыдая,
Словно скорбную весть мне они принесли…
Из какого же вы неприветного края
Прилетели сюда на ночлег, журавли?..
Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,
Где уж савана ждет, холодея, земля
И где в голых лесах воет ветер унылый, —
То родимый мой край, то отчизна моя.
Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть,
Вид угрюмый людей, вид печальный земли…
О, как больно душе, как мне хочется плакать!
Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..
28 октября 1871
Югенгейм, близ Рейна
ОСВОБОЖДЕННЫЙ СКВОРЕЦ
Скворушка, скворушка! Глянь-ко, как пышно
Дерево гибкие ветви развесило!
Солнце сверкает на листьях, и слышно,
Как меж собой они шепчутся весело.
Что ж ты сидишь такой чопорный, чинный?
Что не летаешь, не резвишься, скворушка?
Хвостик коротенький, нос зато длинный,
Ножки высокие, пестрое перышко.
Вскочишь на ветку, соскочишь обратно;
Смотришь лениво на листья зеленые;
Петь не поешь, а бормочешь невнятно,
Будто спросонья, слова заученные.
Ты удивления, птица, достойна;
Этаких птиц на свободе не видано;
Очень уж что-то смирна и пристойна —
В клетке, знать, вскормлена, в клетке воспитана.
Скворушка, скворушка, ты с непривычки
Чуешь на воле тоску и лишения;
Ты ведь не то, что все прочие птички,
Дружные с волею прямо с рождения.
Вон как играют! Высоко, высоко
В небе их стая нестройная носится;
В поле, в лесу, за рекою далеко
Слышится звонкая разноголосица.
1857
По-русски говорите, ради бога!
Введите в моду эту новизну.
И как бы вы ни говорили много,
Всe мало будет мне… О, вас одну
Хочу я слышать! С вами неразлучно,
Не отходя от вас ни шагу прочь,
Я слушал бы вас день, и слушал ночь,
И не наслушался б. Без вас мне скучно,
И лишь тогда не так тоскливо мне,
Когда могу в глубокой тишине,
Мечтая, вспоминать о вашей речи звучной.
Как русский ваш язык бывает смел!
Как он порой своеобразен, гибок!
И я его лишить бы не хотел
Ни выражений странных, ни ошибок,
Ни прелести туманной мысли… нет!
Сердечному предавшися волненью,
Внимаю вам, как вольной птички пенью.
Звучит добрей по-русски ваш привет;
И кажется, что голос ваш нежнее;
Что умный взгляд еще тогда умнее,
А голубых очей еще небесней цвет.
1856
ПОСЛЕДНЯЯ ПРИСТАНЬ
Мне во дни печали ум мой рисовал
Грустную картину:
Зимний день в деревне. Я один. Настал
Час моей кончины…
И в окно гляжу я: вихрь не унялся,
Все сердито воет;
Уж мой дом он скоро, снегом занеся,
От прохожих скроет.
Вкруг меня так пусто, словно край земли —
Мой приют далекой…
Расстаюсь я с жизнью, ото всех вдали,
В тишине глубокой…
1857
ПОЧЕМУ?
С тех пор как мир живет и страждет человек
Под игом зла и заблужденья, —
В стремлении к добру и к правде каждый век
Нам бросил слово утешенья.
Умом уж не один разоблачен кумир;
Но мысль трудиться не устала,
И рвется из оков обмана пленный мир,
Прося у жизни идеала…
Но почему ж досель и сердцу, и уму
Так оскорбительно, так тесно?
Так много льется слез и крови? Почему?
Так все запугано, что честно?
О, слово первое из всех разумных слов!
Оно, звуча неумолимо,
Срывает с истины обманчивый покров
И в жизни не проходит мимо.
Да! п о ч е м у: и смерть, и жизнь, и мы, и свет,
И все, что радует и мучит?
Хотя бы мы пока и вызвали ответ,
Который знанью не научит, —
Все будем требовать ответа: п о ч е м у?
И снова требовать, и снова…
Как ночью молния прорезывает тьму,
Так светит в жизни это слово.
1857
ПРИМИРЕНИЕ
1
Вот наконец и ночь! Пришла моя пора.
Как этот ясный день, безоблачный с утра,
Торжественно сиял, и радостен, и звучен!
Как этот длинный день мне был тяжел и скучен!
Теперь, когда кругом безмолвно и темно,
Упреков он не шлет, глядя в мое окно,
Душе, взволнованной мятежною тревогой…
Пойду чрез поле в лес дремучий, и дорогой,
Нисшедшую ко мне благословляя тьму,
Ни разу к небесам очей не подыму.
2
Какая темнота! Уж лес, нахмурясь, дремлет,
Порой вершинами лениво заколеблет,
Иль птица сонная пугливо прокричит, —
И снова, погрузясь в дрему, он замолчит.
Я бодрствую один. Одна душа живая
Здесь бродит, тихий сон природы нарушая,
И хочет у нее, как полуночный тать,
Хоть долю гордого спокойствия отнять.
И долго я глядел с завистливой тоскою,
Как, темным пологом повиснув надо мною,
Бестрепетен и нем, меж звездами небес
И дольним сумраком стоял могучий лес.
И, обезумленный, тогда я горьким словом
Хотел смутить его в величии суровом.
Мой голос раздался среди лесной глуши…
Но крик, изверженный из глубины души,
Откликнулся мне так бессмысленно и дико,
Что в нем не узнавал я собственного крика…
3
Передо мной обрыв. Невидимый, внизу
Бежит поток, шумя по камням. Я ползу
К нему по крутизне. Мой слух внимает жадно
Его сердитому стремленью. Мне отрадно
В нем слышать ропот.
4
Нет!.. Не дикой красотой
Заглохшей пропасти, не сумрачной горой
И не бунтующим, стремительным потоком
Прельщенный, я стою в раздумии глубоком;
Не эти зрелища угрюмые земли
Пленили душу мне и взор мой привлекли, —
Нет! Брошенный сюда далекою луною,
Мне мил приветный луч, играющий с волною.
Нежданно проскользнув среди густых ветвей,
И искрясь, и дрожа, он так ласкался к ней!
Так блеск его в воде был нежен и приятен!
И тайный смысл его мне стал тогда понятен…
О небо чистое! со звездной высоты
На землю темную смотря любовно, ты
Меня, печального, во мраке отыскало
И к примирительной беседе призывало…
1855
ПРИТЧА О СЕЯТЕЛЕ И СЕМЕНАХ
Шел сеятель с зернами в поле и сеял;
И ветер повсюду те зерна развеял.
Одни при дороге упали; порой
Их топчет прохожий небрежной ногой,
И птиц, из окрестных степей пролетая,
На них нападает голодная стая.
Другие на камень бесплодный легли
И вскоре без влаги и корня взошли, —
И в пламенный полдень дневное светило
Былинку палящим лучом иссушило.
Средь терния пало иное зерно,
И в тернии диком заглохло оно…
Напрасно шел дождь и с прохладной зарею
Поля освежались небесной росою;
Одни за другими проходят года —
От зерен тех нет и не будет плода.
Но в добрую землю упавшее семя,
Как жатвы настанет урочное время,
Готовя стократно умноженный плод,
Высоко, и быстро, и сильно растет,
И блещет красою, и жизнию дышит…
Имеющий уши, чтоб слышать, — да слышит!
1851
ПРИЧИНА РАЗНОГЛАСИЯ
Два господина однажды сошлись;
Чай в кабинете с сигарою пили
И разговором потом занялись —
Все о разумных вещах говорили:
О том, что такое обязанность, право?
И как надо действовать честно и право,
С пути не сбиваясь ни влево, ни вправо?
Кажется, мненье должно быть одно:
Подлость и честь разве спорное дело?
Белым нельзя же назвать что черно,
Также и черным назвать то, что бело!
Пошли у них толки, пошли примененья;
Того и другого терзали сомненья;
Того и гляди, что разделятся мненья…
Входит к ним третье лицо в кабинет;
В спор их вступивши, оно обсудило
С новых сторон тот же самый предмет —
И окончательно с толку их сбило…
Один из них был Титулярный Советник,
Меж тем как другой был Коллежский
Советник,
А третий — Действительный Статский
Советник.
1856
Я музыкальным чувством обладаю,
Я для любви возвышенной рожден
И ни на что ее не променяю, —
Я в стройные созвучия влюблен.
Природа — музыка! тебе внимаю…
Не умолкая, песнь свою поет
Весь мир про жизнь, которою он дышит, —
И тот блажен, кто слушает и слышит!
О, сколько он узнает и поймет, —
Разведав путь в звучащий мир гармоний, —
Непонятых поэм, неведомых симфоний!..
1857
Я музыку страстно люблю, но порою
Настроено ухо так нежно, что трубы,
Литавры и флейты, и скрипки — не скрою —
Мне кажутся резки, пискливы и грубы.
Пускай бы звучала симфония так же,
Как создал ее вдохновенный маэстро;
И дух сохранился бы тот же, и даже
Остались бы те же эффекты оркестра;
Но пусть инструменты иные по нотам
Исполнят ее, — и не бой барабана
И вздох, издаваемый длинным фаготом,
Дадут нам почувствовать forte1 и piano2.
Нет, хор бы составили чудный и полный
Гул грома, и буря, и свист непогоды,
И робкие листья, и шумные волны…
Всего не исчислишь… все звуки природы!
А пауз молчанье — заменят мгновенья
Таинственной ночи, когда, молчаливый,
Мир дремлет и грезит среди упоенья
Прохладною тьмою и негой ленивой.
__________
1 Громко, сильно (ит.).
2 Тихо (ит.).
1855
РАСКАЯНИЕ
Средь сонма бюрократов умных
Я лестной чести не искал
Предметом быть их толков шумных
И поощряющих похвал.
Я знал их всех; но меж народом
Любил скрываться я в тени,
И разве только мимоходом
Привет бросали мне они.
Моих, однако, убеждений
Благонамеренность ценя,
Иной из них, как добрый гений,
Порою в гору влек меня.
Казалось, к почестям так близко
И так легко… да, видно, лень
Мешала мне с ступени низкой
Шагнуть на высшую ступень.
Мы не сошлись… Но в нраве тихом
Не видя обществу вреда,
Они меня за то и лихом
Не поминают никогда.
О, я достоин сожаленья!
К чему же я на свете жил,
Когда ни злобы, ни презренья
От них ничем не заслужил?
1859
СЕПТУОР БЕТХОВЕНА
Бессмысленно, вослед за праздною толпой,
Я долго, долго шел избитою дорогой…
Благоразумием я называл покой,
Не возмущаемый сердечною тревогой;
Я ни к кому враждой не пламенел; привет
Готов был у меня всем встречным без изъятья;
Но научить меня не мог бездушный свет
Любить и понимать святое слово: братья!
И совестно сказать, что жил я, — мне жилось.
Ни страсти, ни надежд, ни горя я не ведал;
И мыслей собственных я сдерживал вопрос,
И на призыв других ни в чем ответа не дал.
День за день так текли бесплодные года…
Раз я сидел один. Ни раута, ни бала
В тот вечер не было; и, помню я, тогда
Мне на душу тоска несносная напала…
Меня уже давно без зова навещать
Она повадилась, как верная подруга.
В тот раз решился я убежища искать
За чайным столиком приятельского круга.
Две дамы были там. Наш вялый разговор
Был скучен. Занялись Бетховеном от скуки.
Сыграть им вздумалось известный септуор —
И дружно раздались пленительные звуки.
Мне эта музыка была знакома; но
В тот вечер мне она особенно звучала…
Смотрю — в гостиную открыта дверь; темно
В ней было. Я туда ушел и сел. Сначала
Всe слушал, слушал я; потом вторая часть —
Andante* началось… Глубокое мечтанье
Вдруг овладело мной. Чарующую власть
Имело чудное аккордов сочетанье!..
Всe время прошлое мне вспомнилось; стоял
Тот призрак предо мной, как смерть безмолвен,
бледен,
И ясно в первый раз тогда я понимал,
Как сердцем сух и черств, как жизнию я беден…
И грустно стало мне! Жалел я о себе,
Об участи души, надеждами богатой,
Средь светской суеты и в мелочной борьбе
Понесшей на пути утрату за утратой.
Я не с улыбкою скептической читал
Невозвратимых дней мной вызванную повесть, —
Я чувству скорбному простор и волю дал;
Заговорила вслух встревоженная совесть.
Я честно, искренно покаялся во всем;
Я больше пред собой не лгал, не лицемерил;
Не мог и не хотел забыть я о былом,
Но в обновление свое я твердо верил…
И стала музыка отрадней мне звучать…
Как будто тяжкий сон прошел, — я пробудился,
И веселей смотреть, и легче мне дышать,
И сердцем наконец до слез я умилился…
________
- Медленно, плавно (ит.).
1856
CКАЗКА О ЖИВЫХ МЕРТВЕЦАХ
Граждане — по чину, по навыку в службе — витии,
Два зрелые мужа судили о благе России,
И так были плавны, умны и блестящи их речи,
Как будто они говорили на вече.
По мненью их — «общество станет на прочных основах
При старых началах с прибавкою к оным из новых
И с тем, чтобы к знанью законов и догматов веры
Немедля принять надлежащие меры…
Чтоб не был начальник источником зол и напасти,
В народе потребно развить уважение к власти;
Полезно бы ложь и пороки преследовать гласно, —
Но так, чтобы не было это опасно.
Потом, без сомненья, появятся с помощью бога
В чиновниках честность, в бумагах изящество слога,
И общее будет тогда благоденствие близко —
Когда сократится в судах переписка.
Лишь долгая опытность в службе и практика в жизни
Помогут устройству порядка в любимой отчизне;
Стремленья ж людей молодых хоть разумны и
честны, —
Но в деле столь важном совсем неуместны!..»
Они продолжали еще излагать свои мненья,
Как прямо пред ними явилося вдруг привиденье…
Их волосы дыбом… дрожащие подняты длани…
Прилипнул язык онемевший к гортани!..
И к ним обратило видение слово такое:
«Оставьте Россию, о зрелые мужи, в покое!
Но пусть из вас каждый — будь сказано вам
не в обиду —
Отслужит один по другом панихиду!»
Исчезло виденье, и жутко им стало обоим.
Их члены дрожали, объяты морозом и зноем…
Пригрезилось им или вправду? Не знаю я… То есть,
Быть может, виденье, а может быть — совесть.
Потом они стали в себя приходить понемногу;
Тот руку тихонько подымет, тот выдвинет ногу,
И в знак, что осталась свобода их телодвиженьям,
Расшаркались друг перед другом с почтеньем.
Расстались… но тайная долго их грызла досада,
Затем, что не знали, чему удивляться им надо
(Так были их мненья и чувства наивно-правдивы!)-
Тому ли, что мертвы? тому ли, что живы?
1858
СОГЛЯДАТАЙ
Я не один; всегда нас двое.
Друг друга ненавидим мы.
Ему противно все живое;
Он — дух безмолвия и тьмы.
Он шепчет страшные угрозы,
Но видит все. Ни мысль, ни вздох,
Ни втайне льющиеся слезы
Я от него сокрыть не мог.
Не смея сесть со мною рядом
И повести открыто речь,
Он любит вскользь лукавым взглядом
Движенья сердца подстеречь.
Не раз терял я бодрость духа,
Пугали мысль мою не раз
Его внимающее ухо,
Всегда за мной следящий глаз.
Быть может, он меня погубит;
Борьба моя с ним нелегка…
Что будет — будет! Но пока —
Все мыслит ум, все сердце любит!..
1857
СОСЛОВНЫЕ РЕЧИ
Вослед за речью речь звучала:
«Народ, законность, власть, права…»
Что ж это? Громкие ль слова?
Или гражданские начала?..
Нет! Гражданин сословных прав
Ярмом на земство не наложит!
И возглашать никто не может, —
Народной думы не узнав
И от земли не полномочен, —
Что строй его правдив и прочен!
Тот строй законен и живуч,
Где равноправная свобода,
Как солнце над главой народа,
Льет всем живительный свой луч.
Во имя блага с мыслью зрелой,
И кроме блага — ничего!
Так вековое зиждут дело
Вожди народа своего.
А вас, сословные витии,
Вас дух недобрый подучил
Почетной стражей стать в России
Против подъема русских сил!
Январь 1865
СОВРЕМЕННОМУ ГРАЖДАНИНУ
Дай оглянусь…
Пушкин
Ты победил!.. Все силы жизни
Ты положил в борьбу… Ну что ж?
Ты в ком обрел любовь к отчизне?
В ком честь?.. Где истина? Где ложь?..
Скажи, о совопросник века,
Что есть безумец? что — мудрец?
Где ж отыскал ты человека
И гражданина наконец?..
Прочтем времен недавних повесть…
Она печальна и мрачна.
В ней наш позор. Пред ней должна
Скорбеть общественная совесть!
Не говори мне о врагах,
Не говори мне об измене…
Не трогай тех, кто в рудниках;
Оставь в покое мертвых тени…
Что осужденных нам судить?
Не будем плакать или охать;
Но… и довольно их язвить,
Довольно тешить злости похоть…
Поговорим с тобой о тех,
Кто, обесславленные нами,
За тот один страдали грех,
Что не покрыты сединами…
С какою злобою тупой,
С каким самодовольством глупым
Мы приговор читали свой
Над пылом юности живой,
Как будто лекцию над трупом!..
Не мы ль, безумные, тогда,
О здравомыслии радея,
Бесспорным признаком злодея
Считали юные года?
Не мы ль, как безнадежно падших,
На посрамленье всей земли
И сыновей и братьев младших
К столбам позорным привели?
Припомним подвиги другие…
О тех с тобой поговорим,
Чьи думы и дела благие
Теперь рассеялись как дым.
Кто нас вернул на путь обратный?
И чьей рукою святотатной
Разрушен жизни честный строй,
Чтобы создать на нем другой —
Благонамеренно-развратный?
И этой лжи, и этой тьмы,
Нам неизвестностью грозящей, —
Кто их виновник настоящий?
Мы сами! да, с тобою мы!..
Хотели ль мы порядок стройный
От смутных оградить тревог,
Взнуздать мы думали ль порок
И дерзость мысли беспокойной, —
Но в страшный мы вступили бой,
Все средства в помощь призывая,
И по земле своей родной
Прошли как язва моровая!..
Ни страх неправды, ни боязнь
Пятна позорного на чести —
Не умеряли злобной мести…
То не борьба была, а казнь!
Пьяны усердия разгулом,
Мы, сыщики измен и смут,
Всю Русь на свой призвали суд,
Чтоб обвинить ее огулом.
Наш слух все слышал; зоркий глаз
Умел во все проникнуть щели…
И никого нам суд не спас
Из тех, кто в мыслях и на деле
Честней и чище были нас!
Мы их святыню оплевали;
Мы клеветали на народ;
Против врагов, зажав им рот,
Мы власть доносом раздражали…
И вот — затихло все кругом…
Но ум замолк не пред умом.
Свободу, честность, чувства, мысли
Мы задушили, мы загрызли!
Богатой жизни в темноте
Лежат обломки… Люди, дело —
В первоначальной чистоте
Ничто от нас не уцелело!..
Что ж, современный гражданин!
Что, соль земли, столп государства,
Питомец крепостного барства,
Времен бессудья буйный сын!
Зачем ты, счастлив и нахален,
Среди погрома и развалин
Трубил победы торжество?
Ведь не создашь ты ничего!..
В наш век заснуть умом не можно;
Несчастье это понял ты,
Подчас лаская с страстью ложной
Благообразные мечты…
Обман!.. В сокровищницу мира
Сам ничего ты не принес!
Ты гложешь, как голодный пес,
Остатки прерванного пира…
1870
СТАРИК
«Жарко, дедушка! Вставай-ка!
Ты под солнцем целый день…
Вон прохладная лужайка
И кругом от кленов тень».
— «Не прельщайте тенью, дети;
Нет, я с солнца не сойду!
Знаю сам, что клены эти
Хороши в моем саду.
Им годов теперь немало, —
Мне ровесники они…
Отдохните вы, пожалуй,
В освежающей тени;
Но прохлады не хочу я;
Этот зной меня живит.
Может быть, теплом врачуя,
Солнце дни мои продлит.
О небесное светило!
Озаряй меня и грей
На краю сырой могилы,
У предела ясных дней!
Дорожить нас старость учит
В жизни солнечным теплом.
Будет время!.. Как умрем —
В холодке лежать наскучит…»
1870
ТЯЖЕЛОЕ ПРИЗНАНИЕ
Я грубой силы — враг заклятый
И не пойму ее никак,
Хоть всем нам часто снится сжатый,
Висящий в воздухе кулак;
Поклонник знанья и свободы,
Я эти блага так ценю,
Что даже в старческие годы,
Быть может, им не изменю;
Хотя б укор понес я в лести
И восхваленьи сильных лиц,
Пред подвигом гражданской чести
Готов повергнуться я ниц;
Мне жить нельзя без женской ласки,
Как миру без лучей весны;
Поэмы, звуки, формы, краски —
Как хлеб насущный мне нужны:
Я посещать люблю те страны,
Где, при победных звуках лир,
С челом венчанным великаны
Царят — Бетховен и Шекспир;
Бродя в лугах иль в темной роще,
Гляжу с любовью на цветы,
И словом — выражусь я проще —
Во мне есть чувство красоты.
Но если так, то я загадка
Для психолога. Почему ж
Когда при мне красно и сладко
Речь поведет чиновный муж
О пользе, о любви к отчизне,
О чести, правде — обо всем,
Что нам так нужно в нашей жизни,
Хоть и без этого живем;
О том, как юным патриотам
Служить примером он готов
По государственным заботам,
По неусыпности трудов;
О том, что Русь в державах значит,
О том, как бог ее хранит,
И вдруг, растроганный, заплачет, —
Меня при этом не тошнит?..
1859
Уже давно иду я, утомленный;
И на небе уж солнце высоко;
А негде отдохнуть в степи сожженной,
И все еще до цели далеко.
Объятая безмолвием и ленью,
Кругом пустыня скучная лежит…
Хоть ветер бы пахнул! Летучей тенью
И облако на миг не освежит…
Вперед, вперед! За степью безотрадной
Зеленый сад, я знаю, ждет меня;
Там я в тени душистой и прохладной
Найду приют от пламенного дня;
Там жизнию я наслаждаться буду,
Беседуя с природою живой;
И отдохну, и навсегда забуду
Тоску пути, лежащего за мной…
1855
В АЛЬБОМ СОВРЕМЕННЫХ ПОРТРЕТОВ
1
С тех пор исполненный тревог,
Как на ноги крестьяне стали,
Он изумлен, что столько ног
Еще земли не расшатали.
2
С томленьем сумрачным Гамлета,
Но с большей верой, может быть,
Десятый год он ждет ответа
На свой вопрос: «бить иль не бить?»
3
Их прежде сливками считали;
Но вот реформ пришла пора —
И нашей солью их прозвали
Стряпни печатной повара.
4
Пускай собою вы кичитесь — мы не ропщем
(Болотом собственным ведь хвалится ж кулик!);
Лишь не препятствуйте радеть о благе общем…
Vous comprenez… Ie bien public*.
5
Он образумился. Он хнычет и доносит.
Свободы пугало его бросает в зноб…
Вот так и кажется — посечь себя попросит
Опохмелившийся холоп.
6
Он вечно говорит; молчать не в силах он;
Меж тем и сердца нет, и в мыслях нет устоя…
Злосчастный! Весь свой век на то он обречен,
Чтоб опоражнивать пустое.
7
Свершив поход на нигилизм
И осмотрясь не без злорадства,
Вдались они в патриотизм
И принялись за казнокрадство.
8
Он был так глуп, когда боролись мы умом;
Но, выгоды познав теперешних уловок,
Он уши навострил, взял в руку грязи ком —
И стал меж нас умен и ловок.
9
Шарманка фраз фальшиво-честных,
Машинка, мелющая вздор,
Окрошка мыслей несовместных, —
Ты старый хлам иль новый сор?
10
Затем глядит он свысока,
Что собирал во время оно
Дань удивленья с дурака
И умиления — с шпиона.
11
С фиглярством, говорят, роль граждан этих сходна.
Но — нет! Они, храня достоинство и честь,
Вертеться колесом умеют благородно
И величаво — паклю есть.
12
О, как довольны вы!.. Еще бы!
Вам вкус по свойствам вашим дан.
Без света, затхлые трущобы
Ведь любят клоп и таракан.
13
Их мучит странная забота:
Своих сограждан обязать
Прибавкой к званью патриота
Слов: с позволения сказать.
14
Забыт и одинок он, голову понуря,
Идет вослед толпе бессильной жертвой зла.
Где воля? Думы где?.. Сломила волю буря
И думы крепкие, как листья, разнесла.
15
Дойдет чреда до вас, мыслителей-граждан!
Но пусть от общих мест сперва тошнить нас станет,
И наших дней герой, как выпивший буян,
С задорным ухарством реветь «ура!» устанет.
___________
- Вы понимаете… общественное благо (фр.).
1870
В ЕВРОПЕ
Посмотришь, все немцы в лавровых венках,
Во Франции — мир и порядок;
А в сердце все будто бы крадется страх,
И дух современный мне гадок.
Кулачное право господствует вновь,
И, словно нет дела на свете,
Нам жизнь нипочем, и пролитая кровь
Нам видится в розовом цвете.
Того и гляди что еще будет взрыв,
И воины, злы без границы,
Могильные всюду кресты водрузив,
Крестами украсят петлицы.
Боюсь я, что мы, опорожнив свой лоб
От всех невоенных вопросов,
Чрез год не поймем, что за зверь — филантроп,
И спросим: что значит — философ?
Тем больше, что в наши мудреные дни
Забрали весь ум дипломаты,
И нужны для мира — с пером лишь они,
Да с новым оружьем солдаты.
Два дела в ходу: отрывать у людей
От туловищ руки и ноги
Да, будто во имя высоких идей,
Свершать без зазора подлоги.
Когда же подносят с любезностью в дар
Свободу, реформы, науку, —
Я, словно как в цирке, все жду, что фигляр
Пред публикой выкинет штуку.
Все речи болезненно режут мой слух,
Все мысли темны иль нечисты…
На мирную пальму, на доблестный дух
Мне кажут вотще оптимисты.
Вид символа мира им сладок и мил,
По мне — это чуть ли не розга;
Где крепость им чудится нравственных сил,
Там мне — размягчение мозга…
1871
ВЕРСТА НА СТАРОЙ ДОРОГЕ
Под горой, дождем размытой,
У оврага без моста
Приютилась под ракитой
Позабытая верста.
Наклонившись набок низко,
Тусклой цифрою глядит;
Но далеко или близко —
Никому не говорит.
Без нужды старушка мерит
Прежний путь, знакомый, свой;
Хоть и видит, а не верит,
Что проложен путь иной…
1854
ВОСПОМИНАНИЕ В ДЕРЕВНЕ
О ПЕТЕРБУРГЕ
Жаль, что дни проходят скоро!
К возвращенью время близко.
Снова, небо скрыв от взора,
Тучи там повиснут низко.
Ночью, в дождь, слезами словно
Обольются там окошки;
А на улице безмолвной,
Дребезжа, проедут дрожки;
Да очнувшись: вора нет ли, —
Стукнет палкой дворник сонный;
Да визжать на ржавой петле
Будет крендель золоченый…
1857
Восторгом святым пламенея,
На все, что свершается в мире,
Порой я взираю яснее,
Я мыслю свободней и шире.
Я брат на земле всем живущим
И в жизнь отошедшим иную;
И, полон мгновеньем бегущим,
Присутствие вечности чую.
Надзвездные слышны мне хоры,
И стону людскому я внемлю, —
И к небу возносятся взоры,
И падают слезы на землю.
1857
Забудь их шумное волненье,
Прости им юный пыл души —
И словом строгим осужденья
Их от себя не отврати.
Они к тебе простерли руки,
Мольба их общая свята:
Для всех в святилища науки
Открой широкие врата.
Не отымай у них надежды,
Еще вся жизнь их — впереди;
От палача и от невежды
Их юный возраст огради.
И новый лист вплетешь отныне
Ты в лавры царского венца, —
И, может, вспомнится при сыне
Великодушие отца.
<1866 ?>
ЗАКОЛДОВАННЫЙ МЕСЯЦ
Как разлитые чернила,
Наша ночь была черна;
Вдруг над лесом очень мило
Вышла на небо луна;
Поплелася еле-еле,
Но, споткнувшись на пути,
С той поры она доселе
Собирается взойти.
И взойдет ли — мы не знаем.
Время будто замерло,
Распахнув над сонным краем
Неподвижное крыло…
Сонмы сил живых и крепких!
Победите эту блажь;
От верхушек леса цепких
Оторвите месяц наш!
Помогите! С места троньте!
Стал противен он для глаз,
Пригвожден на горизонте
Как аляповатый таз!
Все он тот же; ночь все та же;
Да и мы, для красоты,
В этом глупом пейзаже
В тех же позах заперты.
1859
ЗИМНИЕ КАРТИНКИ
1
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Миновали дождливые дни —
Первый снег неожиданно выпал,
И все крыши в селе, и плетни,
И деревья в саду он усыпал.
На охоту выходят стрелки…
Я, признаться, стрелок не хороший;
Но день целый, спустивши курки,
Я брожу и любуюсь порошей.
Заходящее солнце укрыв,
Лес чернеет на небе румяном,
И ложится огнистый отлив
Полосами по снежным полянам;
Тень огромная вслед мне идет,
Я конца ей не вижу отсюда;
На болоте застынувшем лед
И прозрачен, и тонок, как слюда…
Вот снежок серебристый летит
Вновь на землю из тучки лиловой
И полей умирающий вид
Облекает одеждою новой…
2
ЕЩЕ ВОСПОМИНАНИЕ О ПЕТЕРБУРГЕ
Снова снег пушистый увидали мы,
Наискось летящий…
Закрутил он к ночи, словно средь зимы,
Вьюгой настоящей.
Ничего не видно в темное окно;
Мокрый снег на стеклах.
Будет завтра утром все занесено
На полях поблеклых…
Комната уютна, печка горяча, —
Что мне до метели?
Далеко за полночь, но горит свеча
У моей постели.
Сердце мне сжимают, как перед бедой,
Вслед за думой дума:
Уж близка неволя с пошлой суетой
Городского шума.
Этот мир чиновный, этот блеск и шум —
Тягостное иго!
Нужно мне приволье для свободных дум,
Тишина и книга…
3
ЗИМНЯЯ ПРОГУЛКА В ДЕРЕВНЕ
Вид родной и грустный!.. От него нельзя
Оторваться взору…
Тянутся избушки, будто бы скользя
Вдоль по косогору…
Из лощины тесной выше поднялся
Я крутой дорогой;
И тогда деревня мне открылась вся
На горе отлогой.
Снежная равнина облегла кругом;
На деревьях иней;
Проглянуло солнце, вырвавшись лучом
Из-за тучи синей.
Вон — старик прохожий с нищенской сумой
Подошел к окошку;
Пробежали санки, рыхлой полосой
Проложив дорожку.
Вон — дроздов веселых за рекою вдруг
Поднялася стая;
Снег во всем пространстве сыплется как пух,
По ветру летая.
Голуби воркуют; слышен разговор
На конце селенья;
И опять все смолкло, лишь стучит топор
Звонко в отдаленьи…
И смотреть, и слушать не наскучит мне,
На дороге стоя…
Здесь бы жить остаться! В этой тишине
Что-то есть святое…
4
ЗИМНИЙ ВЕЧЕР В ДЕРЕВНЕ
На тучах снеговых вечерний луч погас;
Природа в девственном покоится убранстве;
Уж неба от земли не отличает глаз,
Блуждая далеко в померкнувшем пространстве.
Поземный вихрь, весь день носившийся, утих;
Но в небе нет луны, нет блесток в глыбе снежной;
Впотьмах кусты ракит и прутья лип нагих
Рисунком кажутся, набросанным небрежно.
Ночь приближается; стихает жизнь села;
Но каждый звук слышней… Вот скрипнули ворота,
Вот голосом ночным уж лаять начала
Собака чуткая… Вдали промолвил кто-то.
Вот безотрадная, как приговор судьбы,
Там песня раздалась… Она в пустой поляне
Замрет, застонет вновь… То с поздней молотьбы
На отдых по домам расходятся крестьяне.
1857
ЭПИТАФИИ
1
Газете «Весть»
О том, что «Вести» нет, воздержимся тужить:
Она своим друзьям жить долго приказала;
И «Вести» партия без «Вести» будет жить, —
Не скажут про нее, что без вести пропала.
2
Нашему прогрессу
Он рос так честен, так умен,
Он так радел о меньших братьях,
Что был Россией задушен
В ее признательных объятьях.
3
Нашей цензуре
Тебя уж нет!.. Рука твоя
Не подымается, чтоб херить, —
Но дух твой с нами, и нельзя
В его бессмертие не верить!..
4
Нашему институту мировых посредников
Кто мог подумать!.. Наш успех
В нем выражался, — и давно ли?..
А уж почил он в лоне тех,
Кто брали взятки и пороли!..
1871
Эпохи знамение в том,
Что ложь бесстыжая восстала
И в быт наш лезет напролом
Наглей и явней, чем бывало…
О, глубоки еще следы
Пороков старых и вражды
То затаенной, то открытой
К голодной черни — черни сытой!
Героев времени вражда
Ко всем делам гражданской чести
Не знает меры и стыда.
Как червь, их точит жажда мести.
Вот наша язва! Вот предмет
И отвращения, и смеха!
У них иной заботы нет,
Лишь бы загадить путь успеха
Нечистотой своих клевет…
1870
Стихотворения 1876 −1887 годов
Если б ты видеть могла мое горе —
Как ты жалела б меня!
Праздник встречать мне приходится вскоре
Нашего лучшего дня…
Словно мне вести грозят роковые,
Словно я чую беду…
Милая, как же наш праздник впервые
Я без тебя проведу?
В день незабвенный союза с тобою —
Счастья погибшего день —
Буду вотще моей скорбной мольбою
Звать твою грустную тень.
Пусто мне будет. В безмолвьи глубоком
Глухо замрет мой призыв…
Ты не потужишь о мне, одиноком,
Нашу любовь позабыв.
Я же, томим безутешной кручиной,
Помню, чем праздник наш был…
Жизни с тобой я черты ни единой,
Друг мой, еще не забыл.
24 февраля 1876
Гляжу ль на детей и грущу
Среди опустелого дома —
Все той же любви я ищу,
Что в горе так сердцу знакома…
К тебе, друг усопший, к тебе
Взываю в безумной надежде,
Что так же ты нашей судьбе
Родна и причастна, как прежде.
Все мнится — я долгой тоской,
Так больно гнетущей мне душу,
Смущу твой холодный покой,
Твое безучастье нарушу;
Все жду, что в таинственном сне
Мне явишься ты, как живая,
И скажешь с участьем ко мне:
«Поплакать с тобою пришла я»…
9 февраля 1876
Как будто все всем надоело.
Застыли чувства; ум зачах;
Ни в чем, нигде — живого дела,
И лишь по горло все в делах.
Средь современности бесцветной
Вступили в связь добро и зло;
И равнодушье незаметно,
Как ночь, нас всех заволокло.
Нам жизнь не скорбь и не утеха;
В нее наш век лишь скуку внес;
Нет в этой пошлой шутке — смеха;
Нет в этой жесткой драме — слез.
Порой, как сил подземных взрывы,
Нас весть беды всколышет вдруг, —
И быт беспечный и ленивый
Охватят ужас и испуг.
Иль вдруг родится мысль больная,
Что людям надобна война, —
И рвемся мы к войне, не зная
Ни почему, ни с кем она.
Но чуть лишь мы, затишью веря,
От передряги отдохнем,
Как страх и злая похоть зверя
Уж в нас сменились прежним сном.
И вновь, унылой мглой одеты,
Дни скучной тянутся чредой,
Как похоронные кареты
За гробом улицей пустой.
4 апреля 1887
Петербург
Когда вступаешь в те года,
К которым близок год последний,
И уж исчезли без следа
Все пылкой молодости бредни;
И не дают уже отрад
Красноречивые обманы, —
А между тем болят, болят
В еще живучем сердце раны;
Когда погасли все лучи
Надежд заветных и, печален,
Ты бродишь будто бы в ночи
Меж дорогих тебе развалин, —
О, как стихает гнет тоски
Среди измен, среди крушенья,
При виде — козням вопреки —
Добру упорного служенья!
Двадцатилетнему труду
Развитья родины и знанья
Я в сердце горестном найду
Привет и светлые желанья.
Законность, правосудье, честь
И вольности святое пламя…
Ведь кто несет такое знамя,
Тот обречен и крест свой несть.
1885
Петербург
Л. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
Ты прав. Я вижу сам: нет силы произвола
В моей душе, как в оны дни;
Но не кори ее; ты с арфою Эола
Ее, безвинную, сравни!
Как жертва непогод, лишь струны ветер тронет,
Не может не звучать она, —
Так чуткая душа под бурей жизни стонет
И плач окончить не вольна.
С тех пор как друга нет, душа напрасно просит
Отрад, надежд и светлых грез, —
Далеко от меня их тот же вихрь уносит,
Который жизнь ее унес.
Так пусть душа звучит; пусть песня скорби льется
И поминается мой друг,
Пока последняя струна не оборвется,
Издав тоски последний звук!
31 августа 1877
Лишь вступит жизнь в такую пору,
Когда конец все ближе к ней, —
Былое умственному взору,
Представши, видится ясней.
И как страстей шумела буря,
И как боролась с правдой ложь, —
Седую голову понуря,
Припомнишь все — и все поймешь.
На прожитое взглянешь прямо,
То с краской счастья, то стыда;
И пред тобой, как панорама,
Проходят дальние года…
Так поздней осенью, порою,
Когда летит увядший лист
И, разрежен от мглы и зною,
Спокойный воздух свеж и чист,
В часы, когда уж солнце низко, —
На озаренной им земле
Даль подступает к нам так близко,
Так ясно все, что было в мгле.
10 октября 1883
Близ Цюриха
НА РОДИНЕ
Опять пустынно и убого;
Опять родимые места…
Большая пыльная дорога
И полосатая верста!
И нивы вплоть до небосклона,
Вокруг селений, где живет
Все так же, как во время оно,
Под страхом голода народ;
И все поющие на воле
Жильцы лесов родной земли —
Кукушки, иволги; а в поле —
Перепела, коростели;
И трели, что в небесном своде
На землю жаворонки льют…
Повсюду гимн звучит природе,
И лишь ночных своих мелодий
Ей соловьи уж не поют.
Я опоздал к поре весенней,
К мольбам любовным соловья,
Когда он в хоре песнопений
Поет звучней и вдохновенней,
Чем вся пернатая семья…
О этот вид! О эти звуки!
О край родной, как ты мне мил!
От долговременной разлуки
Какие радости и муки
В моей душе ты пробудил!..
Твоя природа так прелестна;
Она так скромно-хороша!
Но нам, сынам твоим, известно,
Как на твоем просторе тесно
И в узах мучится душа…
О край ты мой! Что ж это значит,
Что никакой другой народ
Так не тоскует и не плачет,
Так дара жизни не клянет?
Шумят леса свободным шумом,
Играют птицы… О, зачем
Лишь воли нет народным думам
И человек угрюм и нем?
Понятны мне его недуги
И страсть — все радости свои,
На утомительном досуге,
Искать в бреду и в забытьи.
Он дорожит своей находкой,
И лишь начнет сосать тоска —
Уж потянулась к штофу с водкой
Его дрожащая рука.
За преступленья и пороки
Его винить я не хочу.
Чуть осветит он мрак глубокий,
Как буйным вихрем рок жестокий
Задует разума свечу…
Но те мне, Русь, противны люди,
Те из твоих отборных чад,
Что, колотя в пустые груди,
Все о любви к тебе кричат.
Противно в них соединенье
Гордыни с низостью в борьбе,
И к русским гражданам презренье
С подобострастием к тебе.
Противны затхлость их понятий,
Шумиха фразы на лету
И вид их пламенных объятий,
Всегда простертых в пустоту.
И отвращения, и злобы
Исполнен к ним я с давних лет.
Они — «повапленные» гробы…
Лишь настоящее прошло бы,
А там — им будущего нет…
27 апреля 1884
Рунторт
НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ
Еду, все еду… Меня укачало…
Видов обрывки с обеих сторон;
Мыслей толпа без конца и начала;
Странные грезы — ни бденье, ни сон…
Трудно мне вымолвить слово соседу;
Лень и томленье дорожной тоски…
Сутки-другие все еду, все еду…
Грохот вагона, звонки да свистки…
Мыслей уж нет. Одуренный движеньем,
Только смотрю да дивлюсь, как летят
С каждого места и с каждым мгновеньем
Время — вперед, а пространство — назад.
Июль 1884
О, жизнь! Я вновь ее люблю
И ею вновь любим взаимно…
Природы друг, я в ней ловлю
Все звуки жизненного гимна;
Я исцелен от слепоты,
Красу весны я вижу снова
И подмечаю все черты
Ее стремления живого.
На ниве колос уж высок,
Уже густа трава в поляне;
Уже пчела и мотылек
С цветов сбирают много дани;
Уж тень дает зеленый лес
И, полон тайны, шепчет что-то;
Уж полдень пламенный с небес
Все кроет знойной позолотой;
С душистой яблони уже
Дол убелен слетевшим цветом…
Весна стоит на рубеже,
Где ждет ее слиянье с летом.
Бродить я вышел вдоль полей,
Весь впечатленьям предан внешним;
Заботы все души моей —
О настоящем и о здешнем.
Забот я этих не гоню,
Иных пока не призываю, —
Весь предан солнечному дню,
Весь предан радостному маю!
Кровь льется в жилах горячо;
Есть чувство бодрости и мощи;
Кукушка много лет еще
Сулит любезно мне из рощи;
Привет мне добрый шлют поля,
Подобный дружбы поцелую,
И ветерок, со мной шаля,
Мне треплет бороду седую…
О, жизнь! Я ею вновь любим
И вновь люблю ее взаимно…
Стихом участвую моим
Я в хоре жизненного гимна.
Май 1879
Близ Фрейбурга, в Швейцарии
ОСЕНЬЮ В ШВЕЙЦАРСКОЙ ДЕРЕВНЕ
В час поздних сумерек я вышел на дорогу;
Нет встречных; кончился обряд житейский дня;
И тихий вечер снял с души моей тревогу;
Спокойствие — во мне и около меня.
Вот облака ползут, своим покровом мутным
Скрывая очерки знакомых мне вершин;
Вот парус, ветерком изогнутый попутным,
В пустыне озера виднеется один.
Вот к берегу струи бегут неторопливо;
Чуть слышен плеск воды и шорох тростника;
И прерывает строй природы молчаливой
Лишь мимолетное гудение жука.
Нет, звук еще один я слышу; он заране
Про смерть мне говорит, пока еще живу:
То с яблонь или с груш, стоящих на поляне,
Отжившего плода падение в траву.
Сурово для ума звучат напоминанья;
А сердце так меж тем настроено мое,
Что я, внимая им, не чувствую желанья
Теперь ни продолжать, ни кончить бытие.
Изведал радости я лучшие на свете;
Пришел конец и им, как эта ночь пришла…
О, будьте счастливы, возлюбленные дети!
Желанье пылкое вам шлю в моем привете,
Чтоб длилась ваша жизнь отрадна и светла!..
13 сентября 1878
На берегу Люцернского озера
ОТГОЛОСОК ПЯТНАДЦАТОЙ ПРЕЛЮДИИ
ШОПЕНА
Посвящается
Ольге Алексеевне
Жемчужниковой
Мне больно!.. Рвется стон из груди;
Ручьями слезы льют невольно;
И хочется, чтоб знали люди,
Как на душе мне больно, больно.
Мне больно!.. Боль невыносима…
Кто ж скажет ей: не мучь, довольно?!
Никто!.. Толпа проходит мимо,
Не слыша криков, как мне больно.
Мне больно!.. Вопль не достигает
И до небес о скорби дольной…
И, оборвавшись, замирает,
Никем не понят, как мне больно.
Октябрь 1883
ПАМЯТНИК ПУШКИНУ
Из вольных мысли сфер к нам ветер потянул
В мир душный чувств немых и дум, объятых тайной;
В честь слова на Руси, как колокола гул,
Пронесся к торжеству призыв необычайный.
И рады были мы увидеть лик певца,
В ком духа русского живут краса и сила;
Великолепная фигура мертвеца
Нас, жизнь влачащих, оживила.
Теперь узнал я все, что там произошло.
Хоть не было меня на празднике народном,
Но сердцем был я с тем, кто честно и светло,
Кто речью смелою и разумом свободным
Поэту памятник почтил в стенах Москвы;
И пусть бы он в толпе хвалы не вызвал шумной,
Лишь был привета бы достоин этой умной,
К нему склоненной головы.
Но кончен праздник… Что ж! гость пушкинского
пира
В грязь жизни нашей вновь ужель сойти готов?
Мне дело не до них, детей суровых мира,
Сказавших напрямик, что им не до стихов,
Пока есть на земле бедняк, просящий хлеба.
Так пахарь-труженик, желающий дождя,
Не станет петь, в пыли за плугом вслед идя,
Красу безоблачного неба.
Я спрашиваю вас, ценители искусств:
Откройтесь же и вы, как те, без отговорок,
Вот ты хоть, например, отборных полный чувств,
В ком тонкий вкус развит, кому так Пушкин дорог;
Ты, в ком рождают пыл возвышенной мечты
Стихи и музыка, статуя и картина, —
Но до седых волос лишь в чести гражданина
Не усмотревший красоты.
Или вот ты еще… Но вас теперь так много,
Нас поучающих прекрасному писак!
Вы совесть, родину, науку, власть и бога
Кладете под перо и пишете вы так,
Как удержал бы стыд писать порою прошлой…
Но наш читатель добр; он уж давно привык,
Чтобы язык родной, чтоб Пушкина язык
Звучал так подло и так пошло.
Вы все, в ком так любовь к отечеству сильна,
Любовь, которая все лучшее в нем губит, —
И хочется сказать, что в наши времена
Тот — честный человек, кто родину не любит.
И ты особенно, кем дышит клевета
И чья такая ж роль в событьях светлых мира,
Как рядом с действием высоким у Шекспира
Роль злая мрачного шута…
О, докажите же, рассеяв все сомненья,
Что славный тризны день в вас вызвал честь и стыд!
И смолкнут голоса укора и презренья,
И будет старый грех отпущен и забыт…
Но если низкая еще вас гложет злоба
И миг раскаянья исчезнул без следа, —
Пусть вас народная преследует вражда,
Вражда без устали до гроба!
Июль 1880
Близ Фрейбурга, в Швейцарии
ПОЛЕВЫЕ ЦВЕТЫ
Полевые цветы на зеленом лугу…
Безучастно на них я глядеть не могу.
Умилителен вид этой нежной красы
В блеске знойного дня иль сквозь слезы росы;
Без причуд, без нужды, чтоб чья-либо рука
Охраняла ее, как красу цветника;
Этой щедрой красы, что, не зная оград,
Всех приветом дарит, всем струит аромат;
Этой скромной красы, без ревнивых забот:
Полюбуется ль кто или мимо пройдет?..
Ей любуюся я и, мой друг, узнаю
Душу щедрую в ней и простую твою.
Видеть я не могу полевые цветы,
Чтоб не вспомнить тебя, не сказать: это ты!
Тебя нет на земле; миновали те дни,
Когда, жизни полна, ты цвела, как они…
Я увижу опять с ними сходство твое,
Когда срежет в лугу их косы лезвие…
10 августа 1877
ПРЕВРАЩЕНИЯ
Внушает старость мне почтение невольно…
Недаром стар я сам. Но как зато мне больно,
Когда приходится увидеть старика
Еще здорового, который даже в силах
И тяжкий труд подъять, и пошалить слегка,
Но уж носителя и чувств и мыслей хилых!
По жизненной стезе осмысленно он шел;
Когда-то был умен, и с сердцем был не черствым,
И различать умел причины благ — и зол;
И правду защищал с бестрепетным упорством…
Вдруг — превращение. Великий в жизни дар,
Так свойственный тому, кто опытен и стар,
Дар прозорливости, сменился почему-то
В нем дальновидностью девиц из института.
Отчизну возлюбив теперь еще сильней,
Он духа доблести страшиться начал в ней;
Блеснет ли света луч — ручьем он слезы точит;
Где плакать надо бы — он чуть что не хохочет;
Он в смерти видит жизнь; он в камне видит хлеб…
Так сердцем он заглох! так умственно ослеп!
Он — чадо времени. Нас злой какой-то гений
Дурачит зрелищем волшебных превращений,
И за людей нельзя ручаться в наши дни.
Что, ежели и мне… О, боже сохрани!..
И мне, на старости, вдруг станет неизвестно:
Что глупо, что умно, что честно, что бесчестно??.
17 октября 1887
Петербург
ПРИВЕТ ВЕСНЫ
Взгляни: зима уж миновала;
На землю я сошла опять…
С волненьем радостным, бывало,
Ты выходил меня встречать.
Взгляни, как праздничные дани
Земле я снова приношу,
Как по воздушной, зыбкой ткани
Живыми красками пишу.
Ты грозовые видел тучи?
Вчера ты слышал первый гром?
Взгляни теперь, как сад пахучий
Блестит, обрызганный дождем.
Среди воскреснувшей природы
Ты слышишь: свету и теплу
Мои пернатые рапсоды
Поют восторженно хвалу?
Сам восторгаясь этим пеньем
В лучах ликующего дня,
Бывало, с радостным волненьем
Ты выходил встречать меня…
Но нет теперь в тебе отзыва;
Твоя душа уже не та…
Ты нем, как под шумящей ивой
Нема могильная плита.
Прилившей жизнью не взволнован,
Упорно ты глядишь назад
И, сердцем к прошлому прикован,
Свой сторожишь зарытый клад…
4 апреля 1877
Ранней осени подарок —
Голубой, прозрачный день…
Полдень блещущий не жарок;
Не нужна густая тень.
Близ пути, под дикой грушей,
На траве скамья стоит;
«Сядь сюда! Смотри да слушай!» —
Мне как будто говорит.
Сел. Смотрю кругом и внемлю.
Долго, кажется, сижу…
То на небо, то на землю
С благодарностью гляжу.
Нет болтливого народу…
Тишина… Лишь мошек рой
Все про ясную погоду
Распевает надо мной…
10 сентября 1883
Близ Цюриха
СНЕГ
Уж, видимо, ко сну природу клонит
И осени кончается пора.
Глядя в окно, как ветер тучи гонит,
Я нынче ждал зимы еще с утра.
Неслись они, как сумрачные мысли;
Потом, сгустись, замедлили свой бег;
А к вечеру, тяжелые, нависли
И начали обильно сыпать снег.
И сумерки спуститься не успели,
Как все — в снегу, куда ни поглядишь;
Покрыл он сад, повис на ветвях ели,
Занес крыльцо и лег по склонам крыш.
Я снегу рад, зимой здесь гость он редкий;
Окрестность мне не видится вдали,
За белою, колеблющейся сеткой,
Простертою от неба до земли.
Я на нее смотрел, пока стемнело;
И грезилось мне живо, что за ней,
Наместо гор, — под пеленою белой
Родная гладь зимующих полей.
6 ноября 1878
На берегу Люцернского озера
СОВЕТ САМОМУ СЕБЕ
Тебе, знать, невтерпеж,
Когда, в минорном тоне
Заладивши, поешь
О собственной персоне.
Уж будет о себе
Да о своем несчастье!
В общественной судьбе
Пора принять участье.
Взгляни — со всех сторон
Как тучи понависли!
Достаточный резон —
Пропеть бы в этом смысле.
Отчизны добрый сын
Не станет спать под тучей;
Совет — и не один —
Он даст на этот случай;
Уж каждый дал из нас;
И ты предстал бы с мненьем,
Добром руководясь
И крайним разуменьем.
Сказал бы: «Господа!
Проснулись? С добрым утром!..
Стряслась на нас беда
В покое нашем мудром.
Славяне стяг войны
Подняли за свободу…
Ведь мы помочь должны
Родному нам народу!..
История нас ждет,
Развязки час назнача…
С славян снять рабства гнет —
Не наша ли задача?..
Так!.. Но спросить дозволь,
О гражданин России,
Тебе к лицу ли роль
Славянского Мессии, —
Теперь, каков ты есть,
Еще вдобавок зная,
За что, питая месть,
Враждует смелый „райя“?
И голоден, и наг,
Поклялся взять он с боя
Своих духовных благ
Имущество святое…
А ты?.. Хотя из уст
И льются речи плавно, —
Ведь так душою пуст
Ты был еще недавно!
Увы! страдальцев брат,
Ты братьям чем поможешь?
Каким добром богат?
Что обещать им можешь?
И где твои права?
Что русский, мол, ты истый?
А на руки сперва
Взгляни-ка! Разве чисты?
Что если братчик твой
Тебе сам скажет: „Друже!
Коль примется родной
Нас пачкать — будет хуже!“
Ох, засорен твой путь!
И к нравственным победам
Тебе едва ль шагнуть
От спячки с пошлым бредом.
Пришлось нам низко пасть!
И пали-то с тех пор мы,
Как подняла нас власть.
Не вывезли реформы!
Не вышло ничего.
Все, не дозрев, пропало.
Кругом — темно, мертво;
Нет сил, нет идеала;
И интерес один:
Кармана да желудка.
О русский гражданин!
Ужель тебе не жутко?..»
На лире ты своей
Вот так-то петь попробуй,
Да громче, не робей!
Ты с сердцем, а не с злобой…
Ведь, правду коль сказать,
В одном лишь мы и ловки —
Друг дружку лобызать
Да гладить по головке.
Прибавь, что трудно лжи
Стоять за правду в мире;
Да кстати уж скажи,
Что дважды два — четыре.
Но этим не кончай;
Ты вот чем песнь окончи:
«Бывает невзначай,
Что тот, кто низок нонче,
Назавтра стал велик.
То дух любви, повеяв,
Избранника воздвиг
Гигантом из пигмеев…
Что если в этот час
Кровавого событья
Уж осеняет нас
Святой любви наитье?
О, пусть же, нашу дрянь
С нас сбросив, эта сила
России скажет: „Встань!
Тебя я воскресила!“
И, с края в край полна
Любви животворящей,
Могла бы встать она,
Как Лазарь встал смердящий!»
Тут кончи. Хоть успех,
Конечно, под сомненьем,
Зато и вся и всех
Заденешь песнопеньем;
А то ведь это что ж!
О собственной персоне
Заладивши, поешь —
И все в минорном тоне.
25 августа 1876
СТОЛКОВАЛИСЬ
К о н с е р в а т о р
Ведь ум — гордец и забияка!
Будь по природе он слугой —
И разговор бы был другой!
Не так ли?
Л и б е р а л
Да, но все ж, однако…
К о н с е р в а т о р
(перебивая)
Его замкнуть бы в тесный круг
Рукою властною полезно.
Так прыть коня уздой железной
Мы умеряем.
Л и б е р а л
Ну, а вдруг?..
К о н с е р в а т о р
(перебивая)
По духу времени, не есть ли
Политики задача в том,
Чтоб руководствовать умом?
Чтоб подчинять его?
Л и б е р а л
А если?..
К о н с е р в а т о р
(перебивая)
Против ума вести умно
Борьбу обдуманную надо.
Ум — крепость вражья…
Л и б е р а л
Но…
К о н с е р в а т о р
Осада
Ее нужна!
Л и б е р а л
Конечно; но…
К о н с е р в а т о р
(перебивая)
Что «но»?
Л и б е р а л
(сконфуженный)
Конечно, мы упрочим
Tак безопасность; но… но мы…
А если вдруг?.. Ведь есть умы,
Напротив, так сказать… А впрочем!!
(Махает рукой.)
7 мая 1887
Петербург
В. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
О, друг ты мой, — как сердца струны
Все задрожали, все звучат!..
И лет минувших призрак юный,
Манящий издали назад;
И призрак старости жестокой,
Вперед торопящий меня,
Туда, к той грани недалекой,
Где нет уж завтрашнего дня;
И тех судьба, кто сердцу милы,
Кому черед пожить теперь;
И молчаливые могилы —
Моих владетели потерь…
Как бы смычком, порой так больно,
Вся жизнь по сердцу поведет, —
И сердце бедное невольно
Под ним и плачет, и поет.
12 декабря 1883
ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЬ
Зиму жизни озаряет
Отблеск вешний. То, что было,
Юность нам напоминает;
Потому оно и мило.
Мне седьмой идет десяток;
Свой роман я кончу скоро.
В нем немало опечаток
И умышленного вздора;
Но я, путь свершая жизни,
Много слышал, много видел;
Много я в моей отчизне
И любил, и ненавидел.
Живы все воспоминанья!
Вижу в прошлом, будто ныне,
Пробужденье в нас сознанья —
Словно выход из пустыни.
Сколько ввысь и вширь стремлений!
Но задержек сколько вместе!..
Все же болей или меней
Не стояли мы на месте.
Наконец пора приспела:
Мы прославились на деле
И в лицо Европе смело,
Как родне своей, глядели.
Но эпохи этой славной
Все вспомянутое мною
Было, собственно, недавно;
Нынче ж веет стариною.
Мы, шагнув еще немножко,
К временам вернемся давним.
Европейское окошко
Закрывается уж ставнем.
Ржа доспехов, пыль архива
В жизни внутренней и внешней;
Звук старинного мотива;
Утро жизни; отблеск вешний…
Так все нынче повторяет,
Что давно уж с нами было,
Юность так напоминает,
Что должно быть очень мило!
25 апреля 1887
Петербург
Весны развертывались силы, —
Вдруг выпал снег… О, падай, падай!
Твой вид холодный и унылый
Мне веет странною отрадой.
Ты можешь время отодвинуть
Тепла, цветов, поющей птички…
Еще не хочется покинуть
Зимы мне милые привычки.
Пусть дольше жизнью той же самой
Я поживу еще, как ныне,
Глядя в окно с двойною рамой
И на огонь в моем камине.
Прелестна жизнь весной и летом…
Но сердце полно сожалений,
Что будет мне на свете этом
Еще одной зимою меней…
27 марта 1883
ЗАМЕТКИ
1
Для человека — вот условья:
Чтобы душой он не был стар;
Чтобы не с рыбьей был он кровью;
Чтоб иль враждою, иль любовью
Его палил сердечный жар;
Чтоб полным обладал он правом
Сказать, в сознаньи величавом
Своих достоинств: «Homo sum!*
Людские страсти, скорби, нужды,
Во мне воспитывая ум,
И сердцу пылкому не чужды!»
2
Я бескорыстного лица
Прошу у жизни современной.
Где ж ты, о деятель почтенный
Без грубой примеси дельца?
3
Воля
О, наши прежние затеи!
О, волей грезившие дни!..
Хоть были и тогда лакеи, —
Но под шитьем своей ливреи
По ней вздыхали и они!..
4
Из современных типов
Все в нем двусмысленно, неверно, непонятно.
С плодом сомнительным сравнен он может быть:
Посмотришь, повертишь, решишься раскусить
И думаешь: а ну как выплюну обратно?
5
После чтения газет
Над миром туча все висит…
Чем это кончится — бог знает!
И разразиться не грозит,
И разойтись не обещает.
6
В насмешку и в позор моей родной земли,
Так некогда сказал наш враг иноплеменный:
«Лишь внешность русского немножко поскобли,
Под ней — татарин непременно».
Теперь проявимся мы в образе ином.
Так отатарит нас «народников» дружина,
Что сколько ни скреби татарина потом, —
Не доскребешь до славянина.
7
Философия червяка
Вперед я двигаюсь без фальши;
Ползну, отмеряю, и — дальше.
Живу смиренно здесь внизу,
Но все куда-нибудь ползу,
И доползти всегда в надежде, —
Коль не раздавлен буду прежде.
8
Идет трагедия. Набрали без разбора
Актеров с улицы. Своих ролей никто
Вперед не вытвердил. Все смотрят на суфлера.
Суфлер или молчит, иль говорит не то.
По сцене мечется толпа в переполохе.
То невпопад кричит, то шепчет лицедей…
Довольно!.. Оттого душе не веселей,
Что драму мрачную играют скоморохи.
________
- Я человек! (лат.)
14 апреля 1883
ЗЕМЛЯ
Волнуем воздухом, как легкая завеса,
С вершин альпийских гор спускается туман.
Уж высятся над ним кой-где макушки леса…
И вот — весь выступил он, красками убран,
В которые рядить деревья любит осень,
Не трогая меж них зеленых вечно сосен.
Как много радости и света в мир принес,
Победу одержав над мглою, день прозрачный!
Не сумрачен обрыв, повеселел утес,
И празднично-светло по всей долине злачной;
Лишь около дерев развесистых на ней
Узоры темные колеблются теней.
Казалось, что теперь небесное светило,
Вступив на зимний путь, прощальный свет лило;
И, на него глядя, земля благодарила
За яркие лучи, за влажное тепло,
Что разносил, струясь над нею, воздух зыбкой,
И озарялась вся приветливой улыбкой.
Красавица-земля! Не в этой лишь стране,
В виду гигантов-гор, склонюсь я пред тобою;
Сегодня ты была б везде прелестна мне, —
Лишь бы с деревьями, с кустами и с травою,
Где красок осени играл бы перелив,
Или хоть с бледною соломой сжатых нив.
Чем дольше я смотрю, тем шире и сильнее
Все разрастается к тебе моя любовь.
О, запах милый мне!.. То, сладостно пьянея,
Как бы туманюсь им, то возбуждаюсь вновь…
Землею пахнет!.. Я — твое, земля, созданье, —
И нет иного мне милей благоуханья.
Земля-кормилица! Работница-земля!
Твой вечен труд; твои неистощимы недра…
Меж тем как чад своих ты, нуждам их внемля,
Плодами и зерном уж одарила щедро, —
Я вижу — требуя еще твоих услуг,
Тебя там на холме опять взрывает плуг.
Я жизни путь прошел, топча тебя небрежно,
Как будто я не сын тебе, родимый прах.
Найти я вне тебя рвался душой мятежной
Причину тайную житейских зол и благ;
И мысль, страшась конца, не ведая начала,
Во тьме и пустоте, тоскливая, блуждала.
Земля! Что ж так влекут меня стремленья дум
И сердца пыл к тебе? Не знаю… Оттого ли,
Что от меня далек тревожный жизни шум?
Иль правды я ищу? Иль я устал от боли
Разрушенных надежд, оплаканных потерь?
Иль твой к покою зов мне слышится теперь?..
О мать-земля! Я здесь один; людей не видно…
Хотел бы пасть я ниц и лобызать тебя!..
Увы! я не могу, и не людей мне стыдно…
Восторгом был я полн, красу твою любя;
Но лишь тебя признал я матерью моею, —
Печален и смущен, ласкать тебя не смею.
Ты мне чужда еще, но я отныне твой.
Дай силы мне своей на бодрый подвиг жизни,
Чтоб я, на склоне лет, один с самим собой,
Отрады не искал в тоске и в укоризне;
И чтоб меня, когда наступит смерти мгла,
Ты, примиренного с тобою, приняла.
Поднялся ветерок, свежея понемногу;
Я вижу на горах вечернюю зарю,
И тени длинные ложатся на дорогу…
Пора домой идти. Земля, благодарю!
Обязан я тебе, твоим осенним чарам,
Что уходящий день прожит был мной не даром.
27 октября 1878
На берегу Люцернского озера
ЗИМНЕЕ ЧУВСТВО
Хоть в зимний час приходят дни с востока,
А все еще природа хороша;
Она не спит безмолвно и глубоко,
Морозом в ней не скована душа.
И листья лес не все еще утратил,
И жизни шум не прекратился в нем;
По дереву стучит красивый дятел,
В кустах скворец шуршит сухим листом.
Но пусть зима приходит! Мне приятно,
Когда, летя, мне снег туманит взор.
Люблю в лугах белеющие пятна
И серебро залитых солнцем гор.
Пускай земли под снегом жизнь застынет, —
Мне эта смерть природы не страшна;
Я знаю — срок оцепененья минет,
И снова жизнь вдохнет в нее весна.
Дожить бы мне до праздника земного!
Тогда весны увижу красоту,
И белизну долин увижу снова —
Но уж не снег, а яблони в цвету.
16 ноября 1878
На берегу Люцернского озера
ЗНАКОМАЯ КАРТИНА
Все нашел как прежде;
Я уж знал заране:
Месяц в светлых тучках,
Озеро в тумане;
Дальних гор узоры,
Садик перед домом —
Все как было прежде;
Прибыл я к знакомым.
Не хвалися, месяц,
Садик, не хвалися,
Что без бед над вами
Годы пронеслися!
Озеро и горы,
Не глумитесь тоже
Над судьбой моею,
С вашею не схожей!
Как припомню, вижу:
Эта злая сила,
Что меня ломала,
Вас не пощадила.
Те ж, пожалуй, краски,
Те же очертанья, —
Но куда девалась
Власть очарованья?
Помню, как в безмолвьи
Теплой летней ночи
Вы манили душу,
Вы пленяли очи…
А теперь не то вы,
Что во время оно,
Хоть на вас усердно
Я гляжу с балкона.
Всю картину вижу,
Стоя перед садом…
Но без сожаленья
Повернусь и задом.
3 июля 1877
Лозанна
Что за прелесть сегодня погода!
Этот снег на вершинах вдали,
Эта ясность лазурного свода,
Эта зелень цветущей земли…
Все покрыто торжественным блеском;
Словно все упрекает меня,
Что в таком разногласии резком
Мое сердце с веселием дня.
О, желал бы я сам, чтоб хоть ныне
На душе моей стало светло,
Как на той вечно снежной вершине,
Где сияние солнце зажгло;
Чтоб чредой понеслись к моим думам
Годы счастья былые мои,
Как реки этой с ласковым шумом
Голубые несутся струи…
Пусть затмит мне минувшее время
Эту жизнь и что ждет впереди…
Упади же с души моей, бремя,
Хоть на этот лишь день упади!
Не боли хоть теперь, моя рана!
Дай пожить мне блаженством былым…
Много лет горячо, без обмана
И любил я, и был я любим.
1877
Тун, в Швейцарии
Чувств и дум несметный рой
И толпа воспоминаний
Всюду следуют за мной
По пути моих страданий…
Надо высказать мне их;
Мой замкнутый мир им тесен,
Сердце, в память дней былых,
Просит песен.
Спел бы я, как в эти дни,
Мне светя, не заходило
Всеобъемлющей любви
Лучезарное светило;
Как оно, сгорев дотла,
Меркло, грустно потухая,
И уж нет его… Пришла
Ночь глухая.
Душу вылил бы я всю;
Воплотил бы сердце в звуки!
Песни про любовь мою,
И про счастье, и про муки,
Про глубокую тоску —
Их святыни не нарушат…
Спел бы я, да не могу —
Слезы душат…
6 августа 1876
СЕЛЬСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
И КАРТИНКИ
(С е р и я п е р в а я)
1
В ВАГОНЕ ЗА МОСКВОЮ
Милая природа! О, мой край родимый,
Точно сонмом тихих ангелов хранимый!
Только что простившись с жизнью городскою,
Я один остался, окружен тобою,
И уж груз душевный — страхи и тревоги —
Побросал за окна вдоль моей дороги.
Сумрачные думы также поневоле
То плутают в рощах, то гуляют в поле;
А теперь умчались к крайним тем полянам,
Где садится солнце в зареве румяном.
Милая природа! O, мой край родимый,
Точно сонмом тихих ангелов хранимый!
Прелестью безмолвной, жизнию безлюдной
Ты целишь иль губишь? распознать мне трудно.
Ласкою ли нежной прочь кручину гонишь?
К сонному ль покою ум и совесть клонишь?..
Грезы роем легким вьются надо мною,
Словно опьянен я брагою хмельною.
Вот и сумрак сходит, в воздухе прохлада…
Ни о чем не мыслю, ничего не надо.
10 августа 1886
2
РАКИТЫ НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ
Нет, сердце, значит, не остыло,
Не загрубел с летами вкус!
На то, что прежде было мило,
Я и теперь не нагляжусь.
Меня пленяет особливо
Своеобразный этот вид
Дороги грустно молчаливой
С ее аллеями ракит.
Я их разгадываю думу,
Когда под тенью их иду;
И с ними сам, в ответ их шуму,
Беседы долгие веду.
Они, ветвисты и могучи,
Про старину мне говорят;
Про вихри, грозовые тучи,
Снега, метель, мороз трескучий
И дней счастливых длинный ряд.
Но вот сухие две ракиты
Лежат в изнеможеньи сил…
Не бурей злой они убиты, —
Злой человек их погубил.
Они сломились и ветвями,
Как будто крепкими руками,
Упав, о землю оперлись;
И, распростившись с небесами,
С тех пор печально смотрят вниз.
Но смерть ракиты вековые
Со света выжить не могла:
Пошли побеги молодые
От расщепленного ствола.
О, как пред смертию бессильный,
Я за мои ракиты рад!
И мнится мне: глядя умильно,
И эти также говорят;
Мне говорят, являя обе
Дупло, прожженное внутри:
«Наперекор жестокой злобе,
Мы все живем еще, смотри!»
Бедняги! На меня похожи.
Им лучше медленно хиреть,
Лишь только б свет им видеть божий,
Лишь бы попозже умереть.
Сентябрь 1886
3
ПРОГУЛКА ПО БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ
Иду давно — и пред глазами
Дороги тот же все простор;
Все тот же, с пестрыми цветами,
Зеленый стелется ковер.
Здесь редко люди проезжают;
Почти что некому пройти;
И только бабочки летают
Вдоль по широкому пути.
И тишина зато какая!
Как будто с тем проложена
Была дорога, чтоб немая
Здесь воцарилась тишина.
Шумят лишь ласково деревья,
Да мне доносит ветерок
При стаде мальчика со жневья
Поющий песню голосок.
Сравнить покой мне этот не с чем,
Как с тихой грезой в сладком сне;
Лишь ворон раз ее при мне
Нарушил карканьем зловещим.
Сентябрь 1886
4
ОТДЫХ ПРИ ДОРОГЕ
На мураве присев кудрявой,
Я в одиночестве счастлив;
Я все любуюсь — то направо
Сребристой гладью сжатых нив;
То милым зрелищем налево,
Как нежной зеленью взошли
Ростки озимого посева
На черном бархате земли.
Смотрю, как тучки в небе тают;
Как тени их, при блеске дня,
Окрестность дымкой застилают —
И будто меркнут зеленя;
Иль как несутся тени эти
За горизонт поверх полей…
Что проще может быть на свете
И что же может быть милей?..
8 сентября 1886
5
БЕШЕНАЯ СОБАКА
Я летом посетил немало деревень,
Где слышать мне пришлось едва ль не каждый день
О грозном бедствии в быту крестьян убогом
От бешеных собак, бродящих по дорогам.
Такую видел я собаку сам вблизи.
Навстречу мне она, худая, вся в грязи,
Шла, пробираяся по кочкам поля топким,
С опущенным хвостом, со взглядом злобно-робким,
Следящим, как шпион разгаданный, за мной,
И с длинной, до земли, тягучею слюной.
Я, в сторону свернув, ей уступил дорогу
И с нею без беды расстался, слава богу.
Меж тем она мой ум — опасность чуть прошла —
На любопытное сближенье навела.
Не стану разбирать, счастливо ли и кстати ль, —
Мне вспомнился один наш публицист-писатель.
А раз он вспомнился, то ясно почему, —
Едва лишь только мысль представится уму
О псах, блюющих смерть из пастей ядовитых, —
И ряд его статей я вспомню знаменитых.
19 августа 1886
6
ТЕМЕНЬ
Под безлунным небом, тучами покрытым,
По межам заросшим, колеям изрытым
Еду, но не вижу: полем иль оврагом,
С бубенцами тройкой в тарантасе шагом.
Черная дорога; вороные кони;
Все предметы черны; все на черном фоне.
Только видны пятна — да и тех немного —
При дороге самой иль копен, иль стога;
Да порой, взобравшись на бугор открытый,
Встретишь очертанье сироты-ракиты…
Слышу: где-то едут, близок звук рессорный;
Ничего не вижу, кроме ночи черной.
С кем-то на распутье мы, не без испуга,
Съехавшись, расстались, не видав друг друга.
Черной ночи царство, царство чернозема…
Огонек бы видеть! Быть скорей бы дома!
23 августа 1886
7
ОСЕННИЙ ДОЖДЬ В ДЕРЕВНЕ
Прозрачных дней прошла пора,
И туча серая нависла.
Льет дождь осенний тихо, кисло, —
Не летний дождь, как из ведра.
Уж третьи сутки льет исправно;
Знать, зарядил он не шутя;
И ропщут все на дождь, хотя
«Дождь даждь!» молились все недавно.
Здесь я — хозяин! Как же быть,
Чтоб не порвать с хозяйством связи,
Когда и по двору ходить
Нельзя по этой страшной грязи?..
И я по комнатам хожу.
Потом, у окон долго стоя,
Сперва в одно, затем в другое
С тоской покорною гляжу;
Но редко что-нибудь увижу…
Вот Марья-скотница спешит,
Макая храбро лапти в жижу.
А вот милей, пожалуй, вид:
С перил балкона мокрых галка
Одним глазком за мной следит;
Да улетела скоро… Жалко!
И нет живой души опять.
Вдали — во мгле — пустая гладь;
А возле — сад под серой тучей.
Лишь к вечеру судьба послать
Мне вздумала счастливый случай:
Вдруг вижу в цветнике телят!
Я, как хозяин, рассердился,
Велел согнать, и очень рад,
Что чем-нибудь распорядился.
Скорей бы этот день прошел!..
А завтра что мне делать?.. Боже!
Ужель и завтра — снова то же?..
Меж тем накрыли мне на стол.
И, выпив водки, у закуски
Я, по-хозяйски и по-русски,
Придумал так: велю Петру,
Чтоб завтра ехать поутру, —
Лишь только я с постели встану, —
Верхом в село к отцу Ивану
Сказать, что так как на гумне
Мешает дождь его занятьям,
То я прошу его ко мне:
Служить молебен с водосвятьем.
25 сентября 1886
8
ПО ПОВОДУ ДОЖДЯ И СНЕГА
Сегодня снег примчали облака.
Уж звездами он по ветру летает.
Усадьбу всю запорошив слегка,
Он на траве застынувшей не тает;
И хоть к полудню близко, но пока
Ночной мороз еще не отпускает;
И, в жесткие комки преобразясь,
Вчерашняя совсем исчезла грязь.
Я первый снег, любимый мной измлада,
Встречал всегда и нежно и добро;
Но думать вам, читатель мой, не надо,
Что я теперь затем беру перо,
Чтоб воспевать и легкий снег, и сада
Одетые деревья в серебро.
Про снег довольно. И притом едва ли
Дни осени дождливой миновали.
Мне хочется поведать вам мой страх,
Что, может быть, увлек я вас обманом,
Дня три тому задумавши в стихах
Упреки слать за мглу сырым туманам
И речь вести с досадой о дождях.
Хозяевам уподобляясь рьяным,
Я лишь вошел в их роль, когда дожди
Им говорят, дразня их: подожди!
Моя душа, напротив, наслаждалась
В сообществе осеннего дождя.
Я был совсем один, и мне писалось.
Хоть слабое, а все-таки дитя
На свет моею музой зарождалось.
И хорошо мне было! Не шутя,
Одни лишь эти радости не мнимы:
Творить и наслаждаться — синонимы.
Дни ясные ль еще ко мне придут
И озарят весь вид вдали и возле;
Осенние ль дожди опять польют;
Поля и сад посеребрит мороз ли, —
Все будет мил мне тихий мой приют.
И помяну признательно я после,
Среди сует и праздной болтовни,
В безмолвии прожитые там дни.
28 сентября 1886
9
ЗИМА ИДЕТ
Средь ночи бурной и ненастной,
Когда гудел со всех сторон
Осенний ветер, я напрасно
На помощь звал безмолвный сон.
Притом же близ меня нередко,
С двора, где было так темно,
Сухой постукивала веткой
Сирень тревожная в окно.
Мне было жутко и печально…
Однако все же я заснул;
И нынче радостно из спальной
В окно веселое взглянул.
Кругом везде — светло и бело!
А было грязно так вчера.
С покровом чистым подоспела
Зимы опрятная пора.
Весь сельский быт, с явленьем снега,
Вдруг изменился там и тут…
В сарай уж вдвинута телега;
Зерно в амбар в санях везут.
Привет зиме у всех на лицах;
Вчерашней скуки нет ни в ком;
Всем веселее в рукавицах
И в полушубке с кушаком.
Сам одеваюсь я поспешней
И на дорогу выхожу:
Скорей на вид природы здешней
В уборе снежном погляжу.
Зима идет, морозом вея…
И я, как все, ей тоже рад;
И воробьи еще резвее
В кустах, чирикая, шуршат.
Гостеприимный запах дыма
Из труб доносится ко мне;
Роняя снег, проходят мимо
Под солнцем тучки в тишине.
Как тихо там в дубовой роще!
Как в чистом воздухе свежо!..
Что может быть на свете проще,
И как все это хорошо!
15 октября 1886
Павловка
10
ОТЪЕЗД ИЗ ДЕРЕВНИ
На колесах ехал. Снег недавний стаял.
Я дорог подобных никогда не чаял.
Земские дороги… Их ремонт не дорог.
Я с утра до ночи одолел верст сорок.
Тщетно пешехода догоняла тройка,
Хоть и он по грязи двигался не бойко.
Пыл воображенья и картинность в слоге
Передать бессильны земские дороги.
А при самом въезде в город наш уездный
Чуть что не был грязной поглощен я бездной;
И когда, разбитый, я ввалился в номер,
Очень был доволен, что еще не помер.
Но желанье тут же овладело мною
Тот же путь проехать будущей весною.
Чтоб пожить в деревне, вынесть я способен
Даже пытку земских рытвин и колдобин.
15 октября 1886
Москва
Стихотворения 1888—1894 годов
«ДУХА НЕ УГАШАЙТЕ»
Первое послание к фессалоникинцам
св. ап. Павла (IV, 19)
Я к вам, ровесники мои, отцы и деды,
О родине скорбя, держать задумал речь.
Мне кажется, что я как гору скину с плеч,
Вам душу высказав средь искренней беседы.
Ведь в сети юных грез нам, зрелым, трудно впасть;
В нас нет охоты быть ни жертвой, ни героем;
Итак, в беседе мы, порядок чтя и власть,
Лишь на себя глаза откроем.
Хоть тот же деятель на сцене, да не тот!
Участник дел былых порой неузнаваем…
Мы время темное теперь переживаем;
Кто скажет: что в судьбах грядущего нас ждет?
Участник дел былых, надеждами богатых,
Почтенный деятель в недавней старине, —
Как будто опьянев, почил на лаврах смятых
И спит, кощунствуя во сне.
Благочестивыми воздвигнут был руками,
Как благолепный храм, России новый строй;
Пред алтарем служил тот деятель былой,
И верующих сонм теснился в этом храме…
Теперь он опустел; все входы прах занес;
Священнодействий нет; он темен и печален;
И ползает в нем гад; и, лая, бродит пес,
Как средь заброшенных развалин.
Подумать — страх берет, что ныне меньшинство,
Покуда верное гражданственным началам,
Уж представляется явленьем запоздалым.
Таков переворот. Чем объясним его?
Что возбуждает в нас враждебность и сомненья?
Иль барщина честней свободного труда?
Иль мрак невежества полезней просвещенья?
Бессудье ль праведней суда?
Я знаю: был объят за родину тревогой
Ты, русский гражданин, в те смут крамольных дни…
Ты прав: учение преступное казни,
Но неповинных в нем святых начал не трогай!
Та проповедь средь нас опасностей полна,
Что будто бы они с порядком несовместны;
Порядка верный страж — тот в наши времена,
Кто их последователь честный.
Но смелость доблести в нас никнет; дух наш спит;
Звучат еще слова, но мысли — ни единой;
Но искры божьей нет. Затянутого тиной
Болотного пруда таков сонливый вид.
Грешны и жалки мы, без пользы жизнь кончая
И без луча надежд! Что сеешь, то пожнешь.
И сердце черствое, и голова пустая —
Так в жизнь вступает молодежь.
О, если чувство в нас еще не вовсе глухо,
Детей и родину спасем, рассеяв сон!
Завет апостола: «не угашайте духа!» —
Напоминаю вам. Как знать? В дали времен,
Быть может, к нравственной воззвать придется силе;
И вот-сердца молчат, заглохший разум — нем…
Ответит тишина могильная — затем,
Что духа нет, дух угасили.
12 октября 1888
Павловка
ГЛУХАЯ НОЧЬ
Темная, долгая зимняя ночь…
Я пробуждаюсь среди этой ночи;
Рой сновидений уносится прочь;
Зрячие в мрак упираются очи.
Сумрачных дум прибывающий ряд
Быстро сменяет мои сновиденья…
Ночью, когда все замолкнут и спят,
Грустны часы одинокого бденья.
Чувствую будто бы в гробе себя.
Мрак и безмолвье. Не вижу, не слышу…
Хочется жить, и, смертельно скорбя,
Сбросить я силюсь гнетущую крышу.
Гроба подобие — сердцу невмочь;
Духа слабеет бывалая сила…
Темная, долгая зимняя ночь
Тишью зловещей меня истомила.
Вдруг, между тем как мой разум больной
Грезил, что час наступает последний, —
Гулко раздался за рамой двойной
Благовест в колокол церкви соседней.
Слава тебе, возвеститель утра!
Сонный покой мне уж больше не жуток.
Света и жизни настанет пора!
Темный подходит к концу промежуток!
Январь 1894
Москва
ГОЛОСА
1
Один голос
Часы бегут… И тот, быть может, близок час,
Который принесет предсмертную истому…
Покуда дух твой бодр и разум не погас,
Не трать последних чувств и мыслей по-пустому.
Твоей мятущейся и ропщущей души
Смири бесплодный гнев и тщетные волненья;
И злобных песен ряд спокойно заверши
Во область мирных дум полетом вдохновенья.
Когда идешь в толпу, смеясь или казня, —
Не гордостью ль тебе внушается сатира?
Не задувает ли священного огня
Тот вихрь, что носится средь низменного мира?
Меж тем ты веруешь в высокий идеал;
Ты исповедуешь завет добра и света;
И в высь небесную ты думой возлетал,
Мечтая иль молясь, еще в младые лета.
Зову тебя туда, к пределам тех вершин,
Откуда человек житейских дрязг не видит;
Где разум — всех страстей и гнева властелин, —
Поняв, прощает то, что сердце ненавидит.
Там дух поэзии предстанет пред тобой,
Парящий в высотах как некий горный гений,
И сменит жесткий стих, навеянный враждой,
Строфами звучными духовных песнопений.
Так эхо на горах, в соседстве облаков,
Меняет на аккорд молитвенный хорала
Суровый звук трубы альпийских пастухов,
Которая стада на дне долин сзывала.
2
Другой голос
Часы бегут… Уже, быть может, близок час,
Несущий приговор бездушного покоя…
Покуда дух твой бодр и разум не погас,
Храни ко злобам дня сочувствие живое.
Не гордостью твои направлены стопы
Уж с юных лет большой и людною дорогой;
Не гордость привела тебя в среду толпы
C ее пороками и мыслию убогой.
Иль речи глупые лелеяли твой слух
И сердце тешили исчадья лжи и мрака?
Иль всякой мерзостью питаться мог бы дух,
Как смрадной падалью питается собака?..
Призванью следуя, ты пой, а не учи;
Пусть в старческих руках гремит иль плачет лира;
Пусть небу молится, да ниспошлет лучи
Животворящие в пустынный сумрак мира.
И если бы тебя на крыльях вознесли
Молитвы и мечты в далекий свод небесный, —
Пока еще живешь, не забывай земли
В бесстрастной чистоте той сферы бестелесной.
Услыша зов, покинь заоблачную даль;
То — голос совести! Она на землю кличет,
Где рядом с радостью терзается печаль,
Где озлобление с любовию граничит.
Так, теням верен будь наставников своих,
Друзей-мыслителей, почиющих в могилах;
И, верен до конца, слагай свой ветхий стих,
Пока еще теперь слагать его ты в силах.
23 января — 3 февраля 1893
Стенькино
КОМЕДИЯ РЕТРОГРАДНЫХ
ПУБЛИЦИСТОВ И ТОЛПА
На сцене — бред и чепуха;
Но пусть комедия плоха
И пусть все эти скоморохи,
Ее ломающие, плохи:
Не в пьесе и не в них беда.
Я глупых пьес видал немало,
Но «публика» не раздражала
Меня так больно никогда.
Какой безвкусия избыток!
Какой в смышлености изъян!
Она не видит белых ниток
И грубый чествует обман…
Но в чем же суть? Дела какие
Внушить нам авторы хотят?
Предмет комедии: Россия.
Ее заглавие: «Назад!»
И вот — дитя их измышлений,
Какой-то злобствующий бес,
А по афише добрый гений —
Нас вводит в область превращений
И фантастических чудес.
На безобразной пьяной тризне,
При реве диких голосов,
Там погребают полных жизни
И воскрешают мертвецов.
Герой из времени былого,
Теперь одетый в куцый фрак,
Пришел грозить народу снова
Опричник, земства лютый враг.
И что ни речь, что ни картина —
Жизнь опрокинута вверх дном;
Шут носит званье гражданина,
А гражданин слывет шутом.
Нелепость творческой задачи
Доходит в пьесе до того,
Что люди в ней затылком зрячи,
Вперед не видя ничего.
Таких чудес на сцене много;
И тайну авторских затей
В нравоученьях монолога
Разоблачает лицедей:
«Назад! Долой с пути успеха,
С пути гражданственных начал!
В них — благоденствию помеха,
В них гибнет русский идеал».
За край родной стоит от грудью;
Он — патриот, и потому
Враждой пылает к правосудью,
К свободе, к слову и к уму…
«И смерть судам! И гибель школам!» —
Кричит он, злобою дыша;
И, словно неким ореолом,
Нахальным светит произволом
Невежды рабская душа.
Всем проявленьям высшим духа,
Всему, чем жизнь для нас свята,
Со сцены шлется оплеуха
Иль комом грязным клевета.
А между тем толпа немая
За речью тщательно следит,
Удары дерзкие обид
Беспрекословно принимая.
Он ей внушил холопский страх;
Вели ей верить он, что прочно
Земля стоит на трех китах, —
И, в вольнодумстве безупречна,
Она ответила б: «Так точно!»
Вот держит речь другой актер.
Другие формы и приемы.
Ему салонный разговор
И нравы светские знакомы.
«Несправедливо за корысть
Нас подвергают укоризне, —
Мы просто из любви к отчизне
Рекли: „Да будет мрак!“ И бысть!
О, воскресим то время оно,
Блаженной памяти тот век,
Когда ни права, ни закона
Не ведал русский человек!
И будет Русь нам благодарна
За свой покой внутри и вне.
Позвольте несколько вульгарно,
Но ясно выразиться мне:
У нас народ своеобычен;
Сам зная чем себе помочь,
Он не бежит от зуботычин,
Да и от порки он не прочь…»
Тут раздались рукоплесканья.
Толпе внушила эта речь
Неодолимое желанье
Или побить, или посечь…
Толпа, толпа!.. С негодованьем
Я говорю: как ты тупа!
Не нищей, черни, чуждой знаньям,
О нет! людей с образованьем
Пустая, темная толпа!
За козни злобные обмана,
За убыль смелой правоты,
За мрак ума в ответе — ты,
А не фигляры балагана.
Не будь тебя, для мест пустых,
Поверь, что даже лбы из меди
Не создавали бы таких
Непозволительных комедий.
1894
Москва
КОНЬ КАЛИГУЛЫ
Калигула, твой конь в сенате
Не мог сиять, сияя в злате;
Сияют добрые дела.
Так поиграл в слова Державин,
Негодованием объят.
А мне сдается (виноват!),
Что тем Калигула и славен,
Что вздумал лошадь, говорят,
Послать присутствовать в сенат.
Я помню: в юности пленяла
Его ирония меня;
И мысль моя живописала
В стенах священных трибунала,
Среди сановников, коня.
Что ж, разве там он был некстати?
По мне — в парадном чепраке
Зачем не быть коню в сенате,
Когда сидеть бы людям знати
Уместней в конном деннике?
Что ж, разве звук веселый ржанья
Был для империи вредней
И раболепного молчанья,
И лестью дышащих речей?
Что ж, разве конь красивой мордой
Не затмевал ничтожных лиц
И не срамил осанкой гордой
Людей, привыкших падать ниц?..
Я и теперь того же мненья,
Что вряд ли где встречалось нам
Такое к трусам и рабам
Великолепное презренье.
1892
Стенькино
ЛЕТНИЙ ЗНОЙ
Блестящ и жарок полдень ясный,
Сижу на пне в леской тени…
Как млеют листья в неге страстной!
Как томно шепчутся они!
О прошлом вспомнил я далеком,
Когда меня июльский зной,
Струясь живительным потоком,
Своей разнеживал волной.
Я с каждой мошкой, с травкой каждой,
В те годы юные мои,
Томился общею нам жаждой
И наслажденья, и любви.
Сегодня те же мне мгновенья
Дарует неба благодать,
И возбужденного томленья
Я приступ чувствую опять.
Пою привет хвалебный лету
И солнца знойному лучу…
Но что рождает песню эту,
Восторг иль грусть, — не различу.
6 июля 1894
Ильиновка
Мне за «гражданскую» тоску
Один философ задал гонку
И прочитал мне, старику,
Нравоученье, как ребенку.
«Впадать в унынье — неумно;
Смотреть на жизнь должны мы бодро,
Ведь после дня — всегда темно,
И дождь всегда сменяет ведро.
В явленьях жизни есть черед,
Но ни добра в них нет, ни худа.
Вчера бежали мы вперед,
Сегодня пятимся покуда.
Пускай свистят бичи сатир,
Пусть ноют жалобные песни, —
Когда в дрему впадает мир,
Не разбудить его — хоть тресни!
Коль мы бесспорно признаем
Законы жизни мировые —
Под неизбежным их ярмом
Покорно склоним наши выи.
Гражданских слез логичней — смех!
Против рожна не прет философ.
Не признаю я ваших всех
Так называемых вопросов.
Плач не спасет от бед и зол.
В стихах же плач не даст и славы.
Прощайте. Dixi»*.
И ушел.
Что ж! Ведь его сужденья — здравы.
Он сам — и молод, и здоров…
Какие ж могут быть причины,
Что от здоровья этих слов
Так веет запах мертвечины?
_________
- Я высказался (лат.).
18 января 1890
Стенькино
МОЕЙ МУЗЕ
Чтоб мне в моих скорбях помочь,
Со мной ты плакала, бывало…
Теперь не плачь! Пускай, как ночь,
Когда дождей пора настала,
Один я молча слезы лью,
Храня, как тайну, грусть мою.
То грусть порой по старом счастье…
Ее сравнить могла бы ты
С тоской стебля, когда ненастье
Вдруг оборвет с него цветы
И унесет их вдаль, куда-то,
Откуда нет уже возврата.
Порой грущу, что стар уж я;
Что чую смерти близкий холод
И жуткий мрак небытия, —
Меж тем как я — душою молод,
И животворный сердца пыл
Еще с летами не остыл.
Не надо звуков скорбной неги;
Не надо старческую грусть
Принаряжать в стихах элегий.
А если плачется — ну, пусть —
Коль сердцу есть в слезах отрада;
Но слез рифмованных — не надо!
23 июня 1888
Москва
МОЙ ОТЗЫВ О ПОЧЕТНОМ ОТЗЫВЕ АКАДЕМИИ,
МНЕ ЕЮ ПРИСУЖДЕННОМ ЗА МОИ
СТИХОТВОРЕНИЯ
Я скромно смотрю на мои дарования,
Но ждал от других к ним побольше внимания.
За слог, за удачи мои стихотворные,
За чистые чувства, за мысли невздорные
Я ждал, что меня отличит академия…
Признаться, мне грезилась Пушкина премия —
Хоть пусть бы не полная, пусть — половинная;
Но, видно, надежда была беспричинная!..
Я полон теперь и за то благодарностью,
Что не был на старости признан бездарностью.
26 октября 1893
Не спеша меняйтеся, картины,
Шествуй, время, медленной стопою,
Чтобы день не минул ни единый
Пережит, но не замечен мною.
Тишина покоя и все шумы,
Жизнью наполняющие землю,
Злоба дня и вековые думы,
Смех и плач людские, — вам я внемлю.
В чутком сердце впечатленья живы;
Дверь ума открыта свету настежь…
Ты лишь, смерти призрак молчаливый,
Отойди немного, — ты мне застишь!
23 октября 1891
Стенькино
Habent sua fata libelli*.
Неизбалованный поэт,
Я в добрый час, сверх ожиданья,
Успел привлечь к себе вниманье
Уже на позднем склоне лет.
Благодаря стихотвореньям
Мне посвящается хвала
За неподатливость внушеньям
Нас усыпляющего зла.
«Словам забытым» зная цену,
Да, ничего я не забыл,
И суд сограждан не клеймил
Меня ни разу за измену.
И вот сочувствие мне есть,
Есть отклик песням запоздалым…
Недостает лишь только честь
Уколов мне сердитым жалом
За верность вечным идеалам…
___________
- Книги имеют свою судьбу (лат.).
Апрель 1893
НОВАЯ ВАРИАЦИЯ НА СТАРУЮ ТЕМУ
Послание к публицисту ретроградной печати
1
Положим — ты умен; допустим даже — гений;
Коль мало этого, решим,
Что ты в суждениях своих — непогрешим;
Но мы-то, прочие, — ведь также не без мнений;
И худо ль мыслим, хорошо ль —
Ты наши мнения нам высказать дозволь.
Друг друга выслушав, поспорим и посудим,
Как образованным приличествует людям.
Одерживать меж тем победы любишь ты,
Нам просто зажимая рты.
Так спорить, может быть, легко, но неучтиво,
Да и к тому ж едва ль умно.
Я знаю: приобресть у нас немудрено
Привычки дерзости кичливой.
Твоя наставница — московская печать,
Себя провозгласив главой газетной знати,
Учила от нее брезгливо отличать
«Разбойников пера, мошенников печати».
Я знаю: ты пленен тем в жизни наших дней,
Что ни одной черты в ней резкой не откроешь…
Я вспомнил скромную природу нашу: в ней
Бывает вечером спокойствие такое ж.
Недвижный пруд заснул под отблеском зари;
Порой лишь зарябит поверхность круг случайный,
Да изредка со дна всплывают пузыри —
Немые вестники какой-то жизни тайной,
Всплывут и лопнут, и опять —
Как мертвая, тиха темнеющая гладь.
Тебя смиренностью такой же привлекают
Скрижали бледные доверчивой души:
На них что хочешь, то пиши, —
Все с благодарностью покорной принимают…
Не верь, не верь себе, мечтатель зрелых лет
И бойся с жизнию расплаты!
В послании к тебе благой подам совет
Я — старец, опытом богатый.
2
Нередко слыхивал я в детские лета
Рассказы о творце военных поселений.
Вот он действительно казарменный был гений,
Не вам, теперешним, чета.
Казался б между вас колоссом средь пигмеев
Казенный нигилист, свирепый Аракчеев.
Он рассуждал: «Хоть будь семи пядей во лбу,
Не потерплю противоречья!»
Ему — то зверю, то рабу —
Была неведома природа человечья.
Ни жалоб, ни борьбы он не встречал ни в ком;
И на судьбу людей не мог взирать иначе,
Как на судьбу почтовой клячи,
Всегда безмолвной под кнутом.
Жестокость в нем росла, как в час прилива море,
И воля вьюгою гуляла на просторе…
Желанье выразил раз деспот в старину,
Чтоб голову имел народ его одну;
Желанье странное пришло к нему недаром:
Он обезглавил бы его одним ударом.
Но не был фантазер российский наш герой
И не давал притом потачки;
Охотно весь народ прогнал бы он сквозь строй,
Не торопясь, поодиначке.
Должно быть, часто он вздыхал: «Кабы мне власть,
Уж я потешился бы всласть!»
Вошла нам в плоть и в кровь им созданная школа.
Дух аракчеевский, дух дикий произвола,
Средь детских игр моих пугал меня не раз;
Вот почему о нем продлил я мой рассказ.
И юности во мне так живы впечатленья!..
Какой-то серый тон… немая тишь да гладь…
Лишь громко заповедь звучит: «Не рассуждать!» —
Основа главная отечеству служенья.
Та жизнь мне чудится как плесень и застой,
Как пруд, о коем здесь сейчас упоминалось,
Но только с разницею той,
Что даже пузырям всплывать не разрешалось.
3
Вот с временем каким знакомы были мы.
Уж, кажется, чего решительней и строже!
Все знали, что запрет наложен на умы;
И что же!
Не обходилося, однако, без беды, —
Порядка и тогда случались нарушенья.
Все гладко, чисто… Вдруг то здесь, то там следы
Проявятся мышленья —
И засоряется метеная стезя.
Запретов много есть, их всех не перечислить;
Все можно выполнить, лишь одного нельзя:
Коль мысли есть, — нельзя не мыслить.
Ты возразишь мне: «Да, но можно онеметь.
Нам думать про себя никто не воспрещает.
Не мысль, а просто речь свободная прельщает,
Пред суетной толпой звенящая, как медь».
Нет! Недействительна людская мысль без слова,
И только смерть кладет безмолвия печать;
Сегодня мысль нема, а завтра будет снова
Во всеуслышанье вещать.
Бывает, что врагу сдается ум без бою,
Не ведая стыда, не мучимый тоской,
Без вынужденья, сам собою
Он удаляется от жизни на покой.
Идут события — в порядке ли согласном,
В судьбу ли родины неся переполох —
Ум, обессиленный покоем безучастным,
Не видит — он ослеп; не слышит — он оглох.
Сменяется гоньбой за выгодою личной
Великодушие, так дружное с умом;
И слово глупое бесчинствует публично;
Ему и лесть, и ложь, и подлость нипочем.
Бывало так не раз; теперь, пожалуй, будет…
Но аракчеевым причины все же нет
Венчаться лаврами побед.
Что, если совесть ум разбудит?
Ведь он тогда, наперекор
Их ожиданьям и надежде,
С себя стряхнув наносный сор,
Воспрянет смел и чист, как прежде.
Так снова на стене являются порой,
В былой красе и в прежнем блеске,
Когда-то грубою рукой
Заштукатуренные фрески…
4
Но я в высокий слог пустился. Извини.
Потребны для тебя лишь доводы одни.
Чтоб дани не платить невольной увлеченью,
Я прямо приступлю теперь к нравоученью…
А впрочем, ежели ты логики не враг,
Обоим без него нам обойтись возможно;
Придешь ты к истине простой и непреложной
Без помощи чужой, сам рассуждая так:
«Походит наш народ на прочие народы;
Подумать, посудить не прочь подчас и он.
Хоть это в нем порок, но вместе и закон
Людской его природы.
Уму для жительства пределов не дано;
Ему лишь был бы мозг, а чей он — все равно.
Хоть в этом-то и вред, хоть я вполне уверен,
Что миновала бы нас всякая беда
При разделении труда:
Я буду умница, ты будь благонамерен…
Тогда бы все дела пошли не на авось,
А к благу общему бесспорно;
Хоть нам без критики задорной
Едва ли хуже бы жилось;
И образ мыслей быть превратен
Без мыслей мог ли быть едва, —
Но ведь как солнце не без пятен,
Так не без мыслей голова».
10 января 1892
Стенькино
Они как звезды в мутной мгле,
Иль будто в сумраке виденья —
Те годы мира на земле
И меж людей благоволенья…
Меня сподобила судьба
Тогда узреть в моей отчизне
С освобождением раба
Преображение всей жизни…
Той светлой жизни в старом зле
Пришла пора исчезновенья…
Как звезды гаснут в мутной мгле,
Как меркнут в сумраке виденья.
К делам добра затерян след;
В сердцах опять — вражда и злоба…
Чего ж мне ждать на склоне лет,
Уже вблизи, быть может, гроба?
О, годы мира на земле
И меж людей благоволенья!
На быстром времени крыле
Вы мчитесь к пропасти забвенья.
1889
Рунторт
ПАМЯТИ ШЕНШИНА-ФЕТА
Он пел, как в сумраке ночей
Поет влюбленный соловей.
Он гимны пел родной природе;
Он изливал всю душу ей
В строках рифмованных мелодий.
Он в мире грезы и мечты,
Любя игру лучей и тени,
Подметил беглые черты
Неуловимых ощущений,
Невоплотимой красоты…
И пусть он в старческие лета
Менял капризно имена
То публициста, то поэта, —
Искупят прозу Шеншина
Стихи пленительные Фета.
1892
Стенькино
ПАУЗА
Морозный, тусклый день рисует предо мной
Картину зимнюю красы необычайной;
Покрытый инеем, недвижен сад немой.
Он замер, весь объят какой-то белой тайной.
Движенья ищет взор, переходя вокруг
С предмета на предмет; но тщетно: сад не дышит;
И, силясь уловить хоть мимолетный звук,
Слух напрягается, но ничего не слышит…
1893
Стенькино
ПЕСНИ ОБ УЕДИНЕНИИ
1
Уединение в деревне — мне отрада.
Хотел бы, чтоб сюда заглохли все пути.
Свободы, тишины, безмолвия мне надо;
От современности подальше бы уйти.
Сама, в наш грубый век, Европа одичала.
Средь важных мелочей и хитроумных дрязг
Безмолвствуют добра великие начала,
И угрожающий железа слышен лязг.
На родине еще мне ближе и знакомей
Дела и помыслы героев наших дней…
Их торжествующих здесь нет физиономий,
И, слава богу, здесь не слышно их речей.
О, современник наш как жалок зачастую!
Он свежей новизны обид не перенес
И обратился вспять на старину гнилую,
Как на блевотину свою нечистый пес.
Мне опротивели и толки, и сужденья,
И эта суета, и праздный этот дух
Коль не ребяческой потехи истребленья,
То кропотливости помешанных старух.
Переливанье же в пустое из пустого
(Занятье русское) уж мне невмочь: я стар.
Мы без беды могли б лишиться дара слова —
Для высших дум теперь не нужен этот дар.
Мой опыт жизни все надежды уничтожил;
Не верю ничему в отечестве моем…
И вот я до чего, живя на свете, дожил!
Уединение — отрада вся лишь в нем.
2
Обитель мирная, приют благословенный,
Обетованная мне господом земля!
Мне краше и милей, о вы, во всей вселенной —
Мой сельский дом, и сад, и роща, и поля.
Здесь от житейских бурь я в старческие годы
Себе убежище нашел. Так ветхий челн
В затишье пристани, во время непогоды,
Спокойно зыблется в соседстве шумных волн.
За все, что есть в тебе, за все, что слышу, вижу,
За тихий твой простор, за красоту твою,
За то, что нет в тебе того, что ненавижу,
Родимый угол мой, тебя я так люблю.
Прими же ты меня под сень свою радушно.
Покой целительный дай сердцу и уму!
На людях, как в тюрьме, становится мне душно;
Мне хочется пожить на воле одному.
Свободы, тишины, безмолвия хочу я.
С природой бы родной прожить остаток дней
В уединении! Потом, конец почуя,
Хотел бы хоть в окно успеть проститься с ней.
А ты, природа-мать, и светлых дней лучами,
И тьмой, и звездами, и красками зари,
И всеми чудными твоими голосами
Со мной, пока живу, немолчно говори!
Октябрь 1889
Павловка
ПИСЬМО К ЮНОШЕ О НИЧТОЖНОСТИ
Пустопорожний мой предмет
Трактата веского достоин;
Но у меня желанья нет
Трактатом мучить; будь спокоен.
Полней бы в нем был мыслей ряд;
Они яснее были там бы;
Зато тебя не утомят
Здесь предлагаемые ямбы.
Ошибка в том и в том беда,
Что в нас к ничтожности всегда
Одно презрение лишь было.
Ничтожность есть большая сила.
Считаться с нею мы должны,
Не проходя беспечно мимо.
Ничтожность тем неуязвима,
Что нет в ней слабой стороны.
Несет потери лишь богатый;
Ее же верно торжество:
Когда нет ровно ничего,
Бояться нечего утраты.
Нет ничего! Все, значит, есть!
Противоречье — только в слове.
Всегда ничтожность наготове,
И ей побед своих не счесть.
Ее природа плодовита;
К тому ж бывают времена,
Когда повсюду прозелита
Вербует с легкостью она.
И если б — так скажу примерно —
У нас задумали нули,
Сплетясь ватагою безмерной,
Покрыть простор родной земли, —
Ведь не нулям пришлось бы скверно.
Когда б ничтожность в полусне,
В ответ на думы, скорби, нужды,
Лишь свой девиз твердила: «Мне
Все человеческое чуждо»;
Когда б свой век она могла
Влачить лениво год за годом,
Не причиняя много зла
Ни единицам, ни народам, —
Тогда б: ну что ж! Бог с нею!.. Но
Ей не в пустом пространстве тесно.
Она воюет с тем, что честно;
Она то гонит, что умно.
И у нее в военном деле,
Чтоб сеять смерть иль хоть недуг,
Точь-в-точь микробы в нашем теле,
Готова тьма зловредных слуг.
Узрели б мы под микроскопом —
Когда б он был изобретен, —
Как эти карлы лезут скопом
В духовный мир со всех сторон.
И каждый порознь, и все вместе
Они — враги духовных благ.
Кто — враг ума; кто — сердца враг;
Кто — враг достоинства и чести.
Кишат несметною толпой
Микробы лжи, подвоха, злобы,
Холопства, лености тупой
И всякой мерзости микробы…
Итак, мой друг, вся в том беда,
Что в нас к дрянным микробам было
Пренебрежение всегда.
Ничтожность есть большая сила
И в сфере духа. Так и в ней:
Чем тварь ничтожней, тем вредней.
1893
Стенькино
Погода сделала затворником меня.
Морозы лютые, дыханье леденя,
Сменили буйное неистовство метелей, —
И так упорно шла неделя за неделей.
Сегодня — оттепель на солнце; ветер стих,
И на окне уж нет узоров ледяных.
Смотрю: живущая в саду соседка дома,
Которая была мне с осени знакома, —
Явилася опять синица у окна.
Головку приподняв и прыгая, она
Мне прямо в комнату, как прежде, заглянула:
«А я, мол, все еще жива!» — и упорхнула.
22 января 1892
Стенькино
ПЯТНО
Я понимаю гнев и страстность укоризны,
Когда, ленива и тупа,
Заснувшей совестью на скорбный зов отчизны
Не отзывается толпа.
Я понимаю смех, тот горький смех сквозь слезы,
Тот иногда нещадный смех,
Что в юморе стиха иль в желчной шутке прозы
Клеймит порок, смущает грех.
Я понимаю вопль отчаянья и страха,
Когда, под долгой властью тьмы,
Черствеют все сердца и, словно гады праха,
Все пресмыкаются умы.
Но есть душевный строй, который непонятен…
Возник он в наши времена,
И я не нахожу, меж современных пятен,
Позорней этого пятна.
Чем объясняются восторги публициста,
Лишь только весть услышит он,
Что вновь на родине нечестно и нечисто,
Что попирается закон?
Меж тем как наша мысль все никнет понемногу
И погружается во тьму, —
Он в умилении твердит: «И слава богу!
Ум русским людям ни к чему.
На воле собственной мы немощны и жалки;
Нам сил почина не дано;
А станем нехотя работать из-под палки —
И дело ладится умно».
Встречал я нищего на людном перекрестке.
Чтоб убедить, что он не лжив,
И зная, что сердца людей счастливых жестки,
Он плакал, язвы обнажив.
Но русский публицист ликует, выставляя
Болезни родины своей…
Что ж это? Тупость ли? Политика ли злая,
Плод крепостнических затей?
Недаром, доблестью хвалясь пред нами всуе,
Властям он лестию кадит
И лжет, в пленительных чертах живописуя
Былых времен порочный быт.
1893
Стенькино
ПРЕЛЮДИЯ К ПРОЩАЛЬНЫМ ПЕСНЯМ
Дни жизни моей пронеслись быстролетной чредою.
И утро, и полдень, и вечер мои — позади.
Все ближе ночной надвигается мрак надо мною;
Напрасно просить: подожди!
Так пусть же пылает светильник души среди ночи;
Пусть в песнях прощальных я выскажу душу мою,
Пока еще сном непробудным смежающий очи
Конец не пришел бытию.
Пусть выскажу то, о чем прежде молчал я лениво,
И то, что позднее мне опытом жизни дано.
Моя не заглохла средь терний духовная нива;
В ней новое зреет зерно.
Добром помяну все, что было хорошего в жизни;
Что ум мой будило, что сердце пленяло мое;
В последнем признании выскажу бедной отчизне,
Как больно люблю я ее.
Напутствовать юное хочется мне поколенье,
От мрака и грязи умы и сердца уберечь;
Быть может, средь нравственной скверны, иных от
паденья
Спасет задушевная речь.
А если бы песни мои прозвучали в пустыне,
Я все же сказал бы, им честность в заслугу вменя:
«Что сделать я мог, то я сделал, и с миром ты ныне,
О жизнь, отпускаешь меня».
7 августа 1891
Стенькино
РАДОСТНЫЕ КУПЛЕТЫ
Ура! Открытье! Я — Ньютон!
Открыл, что каждый — хоть и связан
Узлами пут со всех сторон —
Не быть собою не обязан.
Так, например: коль скоро есть
Черта особенная в мозге,
Блюсти дворянства можно честь,
Но сомневаться в пользе розги.
И можно — если личный нрав
Даст направление иное —
Не соглашаться, что из прав
Всех выше — право крепостное.
Здесь будет кстати не забыть:
Тем иль другим служа началам,
Возможно публицистом быть,
Не быв безграмотным нахалом.
Затем открытье передам,
Что вообще быть можно русским
Без принадлежности к умам
Необразованным и узким.
1893
Стенькино
С ГОР ПОТОКИ
Весна, весна — по всем приметам,
Куда теперь я ни взгляну;
Весна с улыбкой и приветом…
Затем жить стоит в мире этом,
Чтоб видеть русскую весну!
Повсюду жизни дар небесный
Нисходит радостно к полям, —
И в то же время повсеместно
Все о страданьях смерти крестной
Великий пост вещает нам.
То в мир земной, то в идеальный
Мечты уносятся мои,
Когда, под благовест печальный,
В лучах весны первоначальной
Журчат веселые ручьи.
1893
Стенькино
СЕБЕ
В родной семье певцов почтен не будешь ты
Ни шумной славою, ни славой долговечной;
Но ты оставишь след возвышенной мечты,
И скорби искренней, и думы человечной.
5 февраля 1893
Сняла с меня судьба, в жестокий этот век,
Такой великий страх и жгучую тревогу,
Что я сравнительно — счастливый человек:
Нет сына у меня; он умер, слава богу!
Ребенком умер он. Хороший мальчик был;
С улыбкой доброю; отзывчивый на ласки;
И, мнилось, огонек загадочный таил,
Которым вспыхивали глазки.
Он был бы юношей теперь. В том и беда.
О, как невесело быть юным в наше время!
Не столько старости недужные года,
Как молодость теперь есть тягостное бремя.
А впрочем, удручен безвыходной тоской,
Которая у нас на утре жизни гложет,
В самоубийстве бы обрел уже, быть может,
Он преждевременный покой.
Но если б взяли верх упорство и живучесть,
В ряды преступные не стал ли бы и он?
И горько я его оплакивал бы участь —
Из мира, в цвете лет, быть выброшенным вон.
Иль, может быть, в среде распутства и наживы,
Соблазном окружен и юной волей слаб,
Он духа времени покорный был бы раб…
Такие здравствуют и живы.
А сколько юношей на жизненном пути,
Как бы блуждающих средь мрака и в пустыне!
Где цель высокая, к которой им идти?
В чем жизни нашей смысл? В чем идеалы ныне?
С кого примеры брать? Где подвиг дел благих?
Где торжество ума и доблестного слова?..
Как страшно было бы за сына мне родного,
Когда так жутко за других!
Март 1888
Петербург
СОВРЕМЕННЫЕ ЗАМЕТКИ
1
O чести
Он, честь дворянскую ногами попирая,
Сам родом дворянин по прихоти судьбы,
В ворота ломится потерянного рая,
Где грезятся ему и розги, и рабы.
2
O правдивости
Все тайны — наголо! Все души — нараспашку!..
Так люди не были правдивы никогда.
Но можно маску снять; зачем снимать рубашку?
Пусть лицемерья нет; зачем же нет стыда?
Что ж! Просто ль их теснят приличные одежды?
Иль представляются им выше наконец:
Гонитель знания — стыдливого невежды,
И робкого льстеца — отъявленный подлец?
3
О правде
Друзьям бесстыдным лжи — свет правды ненавистен.
И вот они на мысль, искательницу истин,
Хотели б наложить молчания печать —
И с повелением — безропотно молчать!
4
О приличии
Чернить особенно людей он честных хочет.
Блудница трезвая, однако, не порочит
Нахально женщину за то лишь, что она —
И мать хорошая, и честная жена.
Вот только где теперь встречаются примеры,
Как и в бесстыдности блюдется чувство меры.
5
О духовной скудости
Для творческих идей дух времени — препона;
От лучших замыслов получится урод.
Из мрамора резцом ваяют Аполлона,
Но разве вылепишь его из нечистот?
27 февраля — 5 марта 1890
Стенькино
Уж замолкают соловьи;
Уж в рощах ландыши завяли.
Во всей красе они цвели
Недели две, и то едва ли;
Хоть любовался я весной,
Но как-то вскользь и беззаботно…
Она мелькнула предо мной,
Подобна грезе мимолетной.
Пора мне, старцу, наконец,
Так наслаждаться всем под солнцем,
Как наслаждается скупец,
Когда любуется червонцем.
Меж тем как с милою землей
Разлука будет длиться вечно, —
Летят мгновенья чередой…
Что хорошо, то скоротечно.
14 июня 1893
Стенькино
ВЕСНА
Приветствую тебя, веселая весна!
Блестя, звуча, благоухая,
И силы жизненной, и радости полна, —
Как ты красива, молодая!
Лицом к лицу с тобой один бродя в лесу
И весь твоим подвластен чарам,
Советы я себе разумные несу,
Как подобает людям старым.
Я говорю себе: «Смотри почаще вниз;
Везде цветок увидишь нежный;
Душистых ландышей здесь массы; берегись,
Чтоб их не смять ногой небрежной.
Старайся уловить и света, и теней
Игру в причудливых узорах,
И кашель сдерживай, чтоб слышались ясней
Напевы птиц и листьев шорох».
1892
Стенькино
ВСЕМ ХЛЕБА!
Рабочий люд едва не весь
На нашей родине — без хлеба.
«Хлеб наш насущный даждь нам днесь!» —
Так он, голодный, молит небо.
О братья! Хлеба — беднякам
В лихие дни нужды народной;
И хлеба умственного — нам,
Стоящим вне толпы голодной!
Утробной пищей сыты мы;
Но без духовного питанья
Ослабли тощие умы,
Бесплодны скудные познанья.
Хоть удается нам порой,
Пускаясь в хитрость и в обманы,
Прикрыть дешевой мишурой
Неблаговидные изъяны;
Хоть, искусившись в похвальбе,
Среди народов даже ныне
Мы поклоняемся себе,
Как между нечистью святыне, —
Но жизнь осветит темный путь
И правду горькую откроет,
Разоблачив когда-нибудь,
Чего гордыня наша стоит.
О, никогда и никому,
Кто льстит вам, братья, вы не верьте!
Без пищи умственной — уму
Грозит беда голодной смерти.
Всем хлеба! Хлеба — беднякам
В лихие дни нужды народной;
И хлеба умственного — нам,
Стоящим вне толпы голодной!
17 октября 1891
Стенькино
ЗАБЫТЫЕ СЛОВА
Посвящается памяти
М. Е. Салтыкова
Слова священные, слова времен былых,
Когда они еще знакомо нам звучали…
Увы! Зачем же, полн гражданственной печали,
Пред смертью не успел ты нам напомнить их?
Те лучшие слова, так людям дорогие,
В ком сердце чувствует, чья мыслит голова:
Отчизна, совесть, честь и многие другие
Забытые слова.
Быть может, честное перо твое могло б
Любовь к отечеству напомнить «патриотам»,
Поднять подавленных тяжелым жизни гнетом;
Заставить хоть на миг поникнуть медный лоб;
Спасти обрывки чувств, которые остались;
Уму отвоевать хоть скромные права;
И, может быть, средь нас те вновь бы повторялись
Забытые слова.
Преемника тебе не видим мы пока.
Чей смех так зол? и чья душа так человечна?
О, пусть твоей души нам память будет вечна,
Земля ж могильная костям твоим легка!
Ты, правдой прослужив весь век своей отчизне,
Уж смерти обречен, дыша уже едва,
Нам вспомнить завещал, средь пошлой нашей жизни,
Забытые слова.
13 мая 1889
Рунторт
СЕЛЬСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
И КАРТИНКИ
(Серия вторая)
ЛЕТОМ
1
ВЕЧЕРНЯЯ ЗАРЯ
Была пора уборки хлеба,
Пора в полях работы страдной.
Садилось солнце, меркло небо,
И ветерок подул прохладный.
Уж бабы с граблями толпою
Ушли с оконченной работы;
И их напева, под горою,
Чуть слышны тающие ноты.
Ушли крестьяне молчаливо;
А между тем уж солнце село,
Когда покинутая нива
Еще не вовсе опустела.
В телеге кормит мать ребенка;
Отец и мальчик расторопный
Уж запрягли; но лошаденка
Туда все тянется, где копны.
И вдруг за этой кучкой черни,
Над скудным бытом темных мира —
Зажглись огни зари вечерней
И развернулася порфира…
Я их узрел, с их нищетою,
С их видом кротким и усталым,
Парчой убранных золотою,
Среди лучей, под сводом алым.
И мнилось мне, что с небосклона
В юдоль труда и воздыханья
Сошла явленная икона
В венце небесного сиянья.
1888
Павловка
2
КАК ШУМЯТ МОИ ЛИПЫ
В часы ли отрады иль горя
Люблю навещать я мой сад.
Там старые липы, мне вторя,
Сочувственным звуком шумят.
Сижу ли я утром в аллее,
Погоде сияющей рад, —
И липы мои веселее
Как будто мне сверху шумят.
Духовным ли взором порою,
Грустя, оглянусь я назад, —
Возросшие вместе со мною
И липы так грустно шумят.
Под вечер предамся ли думам, —
Очнувшись, я слышу: мне в лад
Каким-то таинственным шумом
Задумчиво липы шумят.
Спасибо им! Нынешним летом
Мне, целыми днями подряд,
Все добрым, радушным приветом
Родимые липы шумят.
Когда же на крае равнины
Свершается солнца закат, —
Молитву прошепчут вершины
И в алой заре замолчат.
21 августа 1888
Павловка
ВЕСНОЮ
На той же я сижу скамейке,
Как прошлогоднею весной;
И снова зреет надо мной
Ожившей липы листик клейкий.
Опять запели соловьи;
Опять в саду — пора цветенья;
Опять по воздуху теченье
Ароматической струи.
На все гляжу, всему внимаю
И, солнцем благостным пригрет,
Опять во всем ловлю привет
К земле вернувшемуся маю.
Вновь из соседнего леску,
Где уже ландыш есть душистый,
Однообразно, голосисто
Ко мне доносится: ку-ку!..
За цвет черемухи и вишни,
За эти песни соловья,
За всe, чем вновь любуюсь я, —
Благодарю тебя, всевышний!
9 мая 1891
Стенькино
ОСЕНЬЮ
1
Так полночь темная тепла,
Так в жаркий полдень много света,
Как будто осень не пришла
И длится пламенное лето.
Плывут и тают облака
В просторе ярком и спокойном;
На горизонте, как река,
Струится воздух паром знойным;
Освобожденные поля
Блестят под паутиной тонкой;
Порой на пашне вихрь, пыля,
Бежит крутящейся воронкой;
Плодами сильно пахнет сад;
Гумно — мякиной и соломой;
И дуба веет аромат
Из рощи, с детства мне знакомой.
Опять, как в юные года,
Я здесь живу в тиши привольной…
Мне было радостно тогда;
Теперь — мне радостно и больно.
21 августа 1889
Павловка
2
Душа то грустию томима,
То тихой радостью полна…
Летели дни неуловимо, —
И пролетело лето мимо,
Как греза прерванного сна.
Все к неминуемой развязке
В природе вянущей идет.
Нет с неба прежней теплой ласки!
Уж был мороз; другие краски;
Другие звуки; вид не тот.
Аллея лип в саду раскрыта;
И с высоты ветвей нагих,
Где гнезд весною много свито,
Грачи мне вслед кричат сердито
За то, что я встревожил их.
Тогда, как были дни светлее,
Зайду, бывало, в старый сад —
Темна тенистая аллея…
Но я, о лете сожалея,
Признаться, дням осенним рад.
Пока есть слух, пока есть зренье
И впечатление свежо,
Любя в природе все явленья,
Твержу я, полн благоговенья:
«Все хорошо! Всe хорошо!»
3 октября 1889
3
ВЕЧЕРНЯЯ ПРОГУЛКА В ОКТЯБРЕ
Ненастные настали вечера,
И сумерки на землю сходят рано.
Я, запоздав, с прогулки шел вчера
Не то сквозь дождь, не то среди тумана.
И с ветром я из всех боролся сил,
Медлительно шагая поневоле;
А мимо он, бушуя, проносил,
Как быстрых птиц, сухие листья в поле.
И все темней средь поля и темней;
Уж я едва мог различать дорогу…
Но вот сперва — мигание огней,
Затем и дом, все ближе понемногу.
Он будто звал под мирный кров меня
Оттуда, где так холодно и бурно;
И слышалась, вой ветра заменя,
Мелодия Шопенова ноктурна.
Благая жизнь! Участья к нам полна
И ласками приветствуя нас часто,
Как услаждать умеет нас она
Приемами красивого контраста!
14 октября 1890
Павловка
ЗИМОЮ
1
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Поверхность всей моей усадьбы
Сегодня к утру снег покрыл…
Подметить все и записать бы, —
Так первый снег мне этот мил!
Скорей подметить! Он победу
Уступит солнечному дню;
И к деревенскому обеду
Уж я всего не оценю.
Там, в поле, вижу черной пашни
С каймою снежной борозду;
Весь изменился вид вчерашний
Вкруг дома, в роще и в саду.
Кусты в уборе белых шапок,
Узоры стынущей воды,
И в рыхлом снеге птичьих лапок
Звездообразные следы…
15 октября 1888
Павловка
2
КРАСИВАЯ СМЕРТЬ
Ни толкотни людей, ни бега экипажей,
Ни улиц, ни домов не видно из окна.
За днями дни идут, и лишь одна и та же
Снегов глубоких гладь мне белая видна.
То деревенское спокойствие, в котором
Мне жить так по сердцу, не может быть полней.
Пред слухом — тишина; пустыня — перед взором,
И смерти чуется владычество над ней.
Но, боже, что за смерть! О, как она красива,
Когда, соединясь, и солнце и мороз
В причудах инея, как сказочное диво,
Меня уносят в мир как бы застывших грез!
Гуляя меж снегов, и весело и странно
Мне на пути встречать, в волшебные те дни,
То формы скудные с отделкой филигранной,
То искр бесчисленных холодные огни.
Везде цепочки звезд, подвески и запястья;
Всe радужной игрой лучей озарено…
Зима не ведает отличья и пристрастья
И жертвы смерти все украсила равно.
27 февраля — 5 марта 1889
Рунторт
3
ОБЫКНОВЕННЫЙ СЛУЧАИ
Не саван простертый белеет, к обряду готов погребенья;
Не хора хватает за сердце над гробом печальное пенье;
Не гроб уже в яму опущен и прахом могильным покрыт;
Не бледный покойник во гробе под крышкою низкой лежит;
То снега белеет равнина, белеет от края до края;
То мерзлая вьюга гуляет, крутит и метет, завывая!
То в поле возок еле виден, в сугробе себя схоронив;
То путник злосчастный полсуток сидит в нем не мертв и
не жив.
1890
Павловка
4
ОДИНОЧЕСТВО
Глубокая в доме царит тишина,
И крадется время шагами нескорыми.
Пред снежной пустыней стою у окна;
Смотрю через мерзлые стекла с узорами.
Близ дома: сугробы метель намела;
Деревья покрыты пылинками инея;
Вдали — непроглядная белая мгла;
Меж небом и долом стушевана линия.
Безмолвны долины, безмолвны холмы;
Как будто объяла их дума угрюмая…
И я — перед грустной картиной зимы —
Безмолвно стою, вспоминая и думая.
30 ноября 1890
Павловка
Стихотворения 1895—1908 годов
«Скерцо» на гражданские мотивы
Былые радости! Как ныне…
Дума
Еще о старости
Итоги
Когда душа, расправив крылья…
Лесок при усадьбе
Липы
Льву Николаевичу Толстому
Националисту
Не помню
О жизни
О, когда б мне было можно…
Погибшая нива
Поминки
Послание к старикам о природе
При свете вечернем
Раздумье
Родная природа
Семьдесят пять лет
Сидючи дома, я в окна взгляну ли…
Старая ракита
Так прочен в сердце и в мозгу…
Уж было так давно начало…
В наши дни
Возвращение холодов
За шлагбаумом
Завещание
Стихотворения 1895—1908 годов
«СКЕРЦО» НА ГРАЖДАНСКИЕ
МОТИВЫ
Все в бедной отчизне
Преступно иль глупо!
Все веянья жизни —
Как запахи трупа!
Считают потребным
Сдавать — не впервые —
Машинам служебным
Вопросы живые!
Те — рады не рады —
С улыбкой безверья,
Но, чая награды,
Берутся за перья,
Не видят, не слышат,
Но, полны отваги,
Все пишут, все пишут
Бумаги, бумаги.
И в пыльной их груде
Сгнивают вопросы,
Как в грязной посуде
Гнилые отбросы…
Хоть мы — патриоты,
Но факт не случаен,
Что наши заботы
Все — ради окраин.
Мы там как бы вроде
Собаки на сене:
Чуть речь о свободе —
Кричим об измене.
Ни духа не надо,
Ни внешнего глянца!
Отсюда досада
У нас на финляндца.
Коль вправду не манит
К измене Европа,
Пусть честно, мол, станет
В условья холопа!
Ход вольного роста
Собрания сейма —
Для нас это просто
Позорные клейма!
Хоть приняты меры —
Все было б исправно,
Однако же веры
Не все православной.
Поляков и полек
Нас бесит привычка:
Он вечно католик,
Она — католичка.
От Крыма до Колы,
Сославшись на бога,
Мы наши расколы
Преследуем строго.
Средь нравственной суши —
Ни чувства, ни мысли;
А честные души
Разрыхли, раскисли.
Я знаю — есть лица,
Душа в них живая;
Но что единицы
Для целого края!
Мне скажут: «Что ж лиру
Ты держишь под мышкой?
Ну, гаркни сатиру
С гражданственной вспышкой!»
Сатира, сатира —
Великое дело!
Но сильных бы мира
Моя не задела.
Такая уж доля
Указана русским!
Велит мне неволя
Быть мелким и узким,
С убогим багажем,
С притупленным жалом,
Хоть был бы я, скажем,
Самим Ювеналом.
В пылу вдохновенья
Попробуй-ка, ухни —
Сейчас на съеденье
В цензурные кухни!
Иль труд наш (быть может,
Одобрив учтиво)
Бартенев положит
В портфели «Архива».
Там, сысков цензурных
Отравы кто не пил,
Хранится, как в урнах
Покойников пепел.
Вот будущность в муках
Рождаемым песням!
А впрочем, при внуках,
Быть может, воскреснем.
Притом же, признаться,
Сатирики жалки
В странах, где боятся
Не слова, а палки.
При всей бы охоте,
Не вызвать стихами
Ни дум в идиоте,
Ни доблести в хаме!
Быть может, понятье
У вас не такое;
Но все ж меня, братья,
Оставьте в покое.
На рабские нравы,
На срам публициста,
На тех, кто неправы,
На то, что нечисто, —
В летах уже хилых,
С душою усталой,
Я гаркнуть не в силах;
А плюнуть — пожалуй!
Вот вместо сатиры
Дарю вам от сердца
В созвучиях лиры
Шумливое скерцо.
1895
Петербург
Былые радости! Как ныне
Я вас, далеких, назову?
Напев родимый на чужбине;
В лесу чуть слышное: ау!
Приток в окно струи воздушной;
Веселый возглас в тишине;
Во тьме и грустно и радушно
Огни, мигающие мне…
Март 1898
Тамбов
ДУМА
По времени — день, а дня нет из окна!
Один, в полутьме, я сижу у камина,
И грезится все мне картина одна,
Просторна, привольна и света полна, —
То сельская прошлого лета картина.
И вот отчего она памятна мне:
Был праздник природы — пора сенокоса;
Сидел я на свежей, душистой копне;
В лугу — никого; только копны одне,
В окраске лучей, уже падавших косо.
И я любовался на вид мне родной —
Красивый, но скромный; простой, но могучий.
И так был безмолвен природы покой,
Что не было слышно в соседстве со мной
Шуршание листьев березы плакучей.
И вскоре возникла из глуби души
И вдаль унесла меня тихая дума…
Так птица большая, средь полной тиши,
Вспорхнет из лесной, сокровенной глуши
И реет под небом без крика и шума.
Мне вспомнился ряд дорогих мне могил.
Друзей и родных мной утрачено много,
И думалось мне: я их всех схоронил,
А все еще жизненных полон я сил…
За что же мне милость такая от бога?
Оплот непреклонный высоких начал,
Меня исповедаться вызвала совесть.
Мой словно двойник предо мною стоял;
Он ставил вопросы, а я отвечал;
И жизни слагалась правдивая повесть.
И он, о моей размышляя судьбе,
Роптал и скорбел, что могучего слова
Зиждительный дар зарывал я в себе,
И притчи Христа о лукавом рабе
И зернах погибших напомнил сурово.
На речь же мою, что готовлюсь к труду,
Что сердцем я чуток, что ум еще светел,
Что праздности прежней исправить беду
Я силы живые ищу и найду, —
«Уж поздно!» — двойник мне печально ответил.
Я исповедь кончил. Итак, искупать
Не время мои прегрешенья… Уж поздно!
Отжитая жизнь не направится вспять;
Не время сбираться, нельзя начинать,
Когда уж конец приближается грозно.
Меж тем всю окрестность задернула мгла;
Ни дали не вижу, ни близкой березы…
Не тьма наступила, не ночь уж пришла,
Но камнем на сердце тоска налегла
И зренье затмили нежданные слезы.
1895
Петербург
ЕЩЕ О СТАРОСТИ
Как часто жизнь любовью манит
И шепчет мне: ты мой пока;
И юной ласкою туманит
Пытливый разум старика!
О, как я суетно и праздно
Влачу сочтенные мне дни
Среди манящего соблазна
И стерегущей западни!
А между тем едва ль не чудо, —
Когда вся жизнь уж позади, —
Что сердце ветхое покуда
Еще работает в груди.
Приди же, время покаянья;
Приди, досуг, для долгих дум;
И не мешай, житейский шум,
Мне погружаться в созерцанья!
10 февраля 1901
Петербург
ИТОГИ
Г о с т ь
(входя)
Вы заняты?
Я
Слегка — работой кой-какою.
Присядьте.
Г о с т ь
Посижу, когда не беспокою.
Я
Теперь, к какому б я ни приступал труду,
Боюсь, что до конца его не доведу.
Жду смерти каждый день сознательно и просто:
С прибавкой лишь трех лет — мне было б девяносто!
Людской живучести я редкий образец,
Но мне попреков нет: «Пора бы наконец!»
Напротив: снисходя к моим преклонным летам,
Маститым чествуют меня давно поэтом.
А между тем ведь я, почти Мафусаил,
Того, что сделать мог, живя, не совершил…
Март 1908
Когда душа, расправив крылья,
Дерзает выспренний полет,
И я взнесусь не без усилья
Во область чистую высот, —
Как мяч, взлетевший ввысь невольно,
К земле я падаю, спеша;
И снова в узах жизни дольной
Задремлет грешная душа.
1895
Петербург
ЛЕСОК ПРИ УСАДЬБЕ
1
Встреча
Я в праздник, меж дубов, один бродя тоскливо,
С крестьянкой встретился. Румяна, молода,
Лицом приветлива, нарядна и красива,
Она, по ягоду зашедшая сюда,
Мне ягод поднесла. Я был ей благодарен.
Смеясь и бусами играя на груди,
Она мне молвила: «Один, скучаешь, барин?»
А я ответил ей печально: «Проходи».
2
Грачи
Лесок дремал. Приход ничей
Его покуда не тревожил.
Но я пришел, и сонм грачей
Взлетел, крича, и весь он ожил.
Они, к полудню прилетев
С прогулок утренних по нивам,
Качались на верхах дерев
В расположении сонливом.
Я помешал; я их спугнул.
Над рощей долго в шумной свалке
Стоял грачей басистый гул,
И звонко вторили им галки.
Иным грачей несносен крик;
А я его люблю, напротив.
Я с детских лет к грачам привык,
Себя их слушать приохотив.
Друзья родной земли моей,
Они, как я, здесь летом — дома.
Непостижима без грачей
Страна дубов и чернозема.
3
Конец лета
Еще не время непогод,
Про дни такие, как сегодня,
Сказал бы набожный народ,
Что это — милость к нам господня.
Лесок усадебный — красив.
Береза, клен уж пожелтели;
Но дуб могуч еще доселе,
Убор зеленый сохранив.
Лучи, сквозя в ветвистой сени,
На дол отбрасывают тени;
И на траве следит мой взор
Их неустойчивый узор.
Меж тем тропинкой к краю леса
Я подошел, и предо мной
Как бы раздвинулась завеса
И вид раскинулся степной.
Открытый вид долины ровной
До небосклона, лишь вдали
Как будто вышел из земли,
Благословляя, крест церковный;
Да там межою на гумно
С полей телеги едут с хлебом;
Да видно в воздухе пятно —
То ястреб носится под небом.
И смотрят очи; и душа
Приветы шлет родному краю…
Когда так осень хороша,
Где лучше: там иль здесь? — не знаю.
Лишь только, милостью небес,
Чреда подобных дней настанет,
Меня из леса поле манит,
А с поля снова манит лес.
4
Осеннее ненастье
Небо холодное — в тучах;
Хмуры лужайки и чащи;
Слышен в березах плакучих
Ветер, уныло гудящий…
Словно томимы тоскою —
Близко ко мне, но незримо, —
Тени одна за другою,
Плача, проносятся мимо.
10 ноября 1896
Ильиновка
ЛИПЫ
Нет мне сегодня приюта милее,
Как этих лип благовонных приют!
Всею нарядной семьею в аллее
Липы цветут.
Пчелы слетелись; их рой благодарный
В улья богатую дань унесет.
Будет и нам ароматный, янтарный,
Липовый мед.
Следуя людям старинного веку,
В предохраненье зимою от бед
Можно бы в сельскую всыпать аптеку
Липовый цвет.
Добрые липы, конечно, полезны;
Я же в них больше ценю красоту,
И особливо мне летом любезны
Липы в цвету.
Ежели скоро умру я, неужто
Летом друзья обо мне не вздохнут:
«Жалко, что нет его здесь, потому что
Липы цветут!»
Июнь 1901
ЛЬВУ НИКОЛАЕВИЧУ ТОЛСТОМУ
Твой разум — зеркало. Безмерное оно,
Склоненное к земле, природу отражает:
И ширь, и глубь, и высь, и травку, и зерно…
Весь быт земной оно в себе переживает.
Работа зеркала без устали идет.
Оно глядит в миры — духовный и телесный;
И повествует нам всей жизни пестрый ход
То с мудрой строгостью, то с нежностью прелестной.
В нем отразился мир с подробностями весь;
Ему препоны нет ни сумрака, ни дали;
И видны там черты, которых люди здесь,
В духовной слепоте, пока не замечали.
Но люди есть еще (и между ними — я),
Чьи убеждения сложилися иначе;
Иные чтут красы земного бытия;
Насущны для других политики задачи…
Но все же ты для нас — светильник на горе.
О, продолжай учить, на старости прекрасной,
О царстве божием, о мире, о добре!
Тебе все ведомо, осмысленно и ясно.
Туманно лишь одно прозренью твоему:
Все сущее твой ум и познает, и судит;
Но грань воздвигнута и гению!.. Ему
Все ведомо, что есть, но темно то, что будет.
5 марта 1908
НАЦИОНАЛИСТУ
1
Народность гражданам мила не без причин;
Тебе же, собственно, в ней то милей, что старей;
Ты как же старину взлюбил: как гражданин
Иль антикварий?
Ты ищешь лучшего. Нетрудно также мне
Признать, что времена теперешние — плохи;
Но надобно мне знать: ты манишь к старине
Какой эпохи?
У нас запас грехов немалый позади.
Что, если в час лихой мы вновь сдружимся мигом
Иль с правом крепостным, или — того гляди —
С татарским игом!
Ты, говорят, признал, что стало тяжело
Цивилизации нам западное бремя,
И в просвещенности излишней видишь зло…
Нашел же время!
Невежеством толпы мы хлещем через край;
Да и повыше-то чуть брезжит свет науки;
А в сферах нравственных хоть снова начинай
С аза и с буки.
Мы рядим пустоту в объемистую ложь,
Чтоб охранить застой от натиска прогресса.
Так хлебный торговец кладет в дрянную рожь
Песок для веса.
Не дашь ты радостей в воскресшей старине!
А радость ведь и нам нужна, я полагаю;
Несем бесплодные мы жертвы лишь одне
Родному краю.
В отечестве тоской случалось изнывать,
Прося разлуки с ним, как с затхлою темницей:
«Здоровым воздухом дозвольте подышать
Нам за границей!»
По мнению других, ты мыслью задался
Патриархальные усилить в нас начала,
Затем, что будто бы беда в России вся
От либералов.
Ах, либералы! Вы теперь обречены
Судьбой суровой быть козлами отпущенья.
Я — также либерал; но в чем мои вины?
В чем прегрешенья?
Ужели ж мне нельзя, на самом склоне дней,
Пред нашей стариной и прихвастнуть немножко,
Что я уж не холоп, зовусь, мол, Алексей,
А не Алешка?
Ужель врагом властей могу считаться я
И скромное мое писательство — опасно,
Лишь только потому, что к ним любовь моя
Не сладострастна?
Ужель погоревать не смеем о судьбе,
Обрекшей нас на то, чтоб вечно быть ребенком,
Которому принять заботу о себе
Не по силенкам.
Зачем вотще искать таинственную нить
Влеченья к новизнам и к западным затеям?
По части прав — хоть то нам как бы сохранить,
Что уж имеем.
Мне страшен смысл твоих мечтаний. Нам опять
Зажить по-старому окажется нетрудно,
Простимся с мыслями, заснем и будем спать,
Спать непробудно.
И, средь безмолвия, мы будем видеть сны…
Не только мудрый строй мы водворим в отчизне,
Но будут нами все в бреду разрешены
Проблемы жизни…
2
Свободомыслие — почет моих седин;
Мой опыт юные усторонил химеры,
И явно я блюду, России гражданин,
Мой символ веры.
Есть свойства русские — краса для всех времен.
Я их ценю умом, душою, зреньем, слухом.
При них и стариной я русскою пленен,
И русским духом.
Но дух достоинства средь нас и ныне слаб.
Издавна вскормленный успехом лжи и лести,
Нередко и в других не ценит старый раб
Гражданской чести.
Нам прочный нужен мир; и в наши времена
Залог спокойствия — законная свобода;
И в грозовые дни разумность ей дана
Громоотвода.
По поводу твоих стремлений к старине
Вот грустных и смешных деяний наших повесть.
В ней выразился я, как подсказали мне
И честь, и совесть.
Май 1903
Тамбов
НЕ ПОМНЮ
Шли цепью длинные года…
Мне ценно все, что в жизни было;
А между тем нет и следа
К тому, что старость позабыла.
Есть промежутки — точно сон.
Хоть память их покой тревожит —
Событий, лиц, речей, имен
Восстановить уже не может.
Как будто снег занес цветы,
Иль вещи вынесли из дома,
Иль кем-то вырваны листы
Из дорогого мне альбома…
Ноябрь 1903
Тамбов
О ЖИЗНИ
1
Меж тем как жить теперь так любопытно,
К последнему я близок рубежу;
И потому я думой ненасытной
За жизнию без устали слежу.
Наш мир — театр, где со времен Адама
Безостановочно идет людская драма.
2
Ее теперь в Европе эпизод
Хоть искажен наличной слабой труппой
И строгих дум нередко прерван ход
Шумихою воинственности глупой, —
Но чуется, что ветхий человек
Желал бы, обновясь, вступить в двадцатый век.
3
Измученный запросами сомненья,
Утративший надежды и мечты,
Тоскует он пред зрелищем крушенья;
Его страшит зиянье пустоты,
И хочет он, чтоб дружбой сочетались
Враги — душевный мир и умственный анализ.
4
Загадочна, глубоких тайн полна
Идущая на сцене мира пьеса.
Чрез цепь веков идет вперед она…
Когда-нибудь опустится завеса,
Не будет ждать, чтобы докончить мог
Последний человек последний монолог.
5
Я не хочу, чтоб жизнь мне стала бремя,
Каким она для Вечного жида.
Хотелось бы пожить мне в наше время;
Мне умирать не хочется, когда
Еще я бодр и не лишили годы
Меня ни пыла чувств, ни умственной свободы.
6
Следить и наш я скромный быт хочу.
Порою луч нас озаряет светом,
И этому я радуюсь лучу.
Уж есть отпор гасящим свет газетам,
И уж они не каждый день пестрят
Убогие столбцы командою: «назад!»
7
Нам говорят, что шли мы слишком шибко.
Едва ли! Но положим, что и так.
А вспять идти — не также ли ошибка?
И на Руси ведь человек — не рак.
Так пусть же он медлительным хоть шагом,
Но движется вперед к законным жизни благам.
8
Мы стариной охвачены совсем,
В старинную невольно впавши спячку.
Так сонный вол бывает занят тем,
Что вновь жует отрыгнутую жвачку…
Вот почему мне так отраден луч,
Приветливо на нас взглянувший из-за туч.
9
Не из одной любви к моей отчизне,
Не лишь для дум пред сценой мировой, —
Мне просто жить хотелось бы для жизни,
Для благ земных, для радости земной.
Как не хотеть! А дочери? А внуки?
Подольше б с ними быть пред вечностью разлуки!
10
И, наконец, мне жизнь еще нужна
Для мелочей моей повадки старой:
Для праздного сиденья у окна,
Для кофея с газетой и сигарой,
И прочее… Не перечислить всех
Мне щедрой жизнию даруемых утех.
11
А час придет… Под гробовую крышу,
Заснув навек, я лягу в темноту.
Ни глупости уж больше не услышу,
Ни подлости в газете не прочту, —
Меж тем как я всю жизнь имел наклонность
Входить участливо в родную обыденность.
1896
Ильиновка
О, когда б мне было можно
Упредить мой день последний!
Чтоб, еще владея духом
Не больным, не помраченным,
Я успел пойти проститься
С милой матерью землею.
В благодатную погоду
Выйду я на воздух сельский;
И, укрытый темным лесом,
Иль среди полей пустынных,
Так я с ней прощаться стану:
С непокрытой головою
На восток, на юг, на запад
И на север поклонюся,
И скажу: прости мир божий!
Преклоню потом колени
И земли коснусь поклоном;
И задумаюсь над нею;
И, быть может, затоскуя,
Орошу ее слезами;
И скажу: прими от сына
Благодарность за хлеб, за соль.
Долго ты его, родная,
Ублажала и кормила;
Жить он долее не в силах;
Он теперь покоя просит,
Упокой его навеки.
1898
Ильиновка
ПОГИБШАЯ НИВА
Пред нами красовалась нива…
Какая странная краса!
Колосья, стоя горделиво,
Тянулись кверху, в небеса.
Влеченья их к надменным позам
Причину я разведал ту,
Что рожь, уж бывшая в цвету,
Побита утренним морозом.
Вот и разгадка — почему
Кичливый колос так упорен
В стремленьи ввысь. Увы! Ему
Поникнуть нечем. Он — без зерен.
И мне представилась тогда
Умов и душ людская нива,
Когда над ней стряслась беда.
Она, как эта, — молчалива…
Ей громко воля не дана
Свои оплакивать утраты…
Высоко в эти времена
Пустые головы подъяты.
1900
Ильиновка
ПОМИНКИ
Как будто дверь в сарай хозяйственный открыли,
Где рухлядь ветхая хранилась про запас;
И затхлым запахом и плесени, и пыли,
И едкой ржавчины повеяло на нас.
Не мертвецу я шлю укор, а вожделеньям
Его усопшее ученье воскресить,
Чтоб мертвые уста могильным дуновеньем
Пытались жизненный светильник загасить.
Хоть я — не следуя покойника примеру —
Готов признать, что он любил страну свою,
Но к родине любовь в его лишь только меру
И на его шаблон — о нет! — не признаю.
Жестокий патриот, не верил он народу;
Покорность лишь одну отдав ему в удел,
За ним ни силу чувств, ни совести свободу,
Ни право умствовать признать он не хотел.
Не грезился ль ему с сложением железным
Безвольный богатырь, наш предок из былин,
Когда он требовал, чтоб членом бесполезным,
Чтоб силой праздною был русский гражданин;
Чтоб он не принимал участия живого
Самостоятельно на родине ни в чем,
И даже иногда лишался дара слова,
Патриотическим разбит параличом?..
1897
Ильиновка
ПОСЛАНИЕ К СТАРИКАМ О ПРИРОДЕ
Пишу для тех поэму эту,
Кто до преклонных дожил лет
И, верен юности обету,
Свободных дум хранил завет.
Из строя выбыло уж много
Борцов гражданственной борьбы,
И одного они лишь бога
Теперь усопшие рабы.
А из живых, готовый скоро
В могилу лечь, иной старик
Изменой памятник позора
Себе сознательно воздвиг.
Пускай, мол, ведают потомки,
Что могут быть и старики,
Ходячим мненьям вопреки,
То гибки нравственно, то ломки.
Ах, не один из нас погиб!
И долго мы еще могли б
Вести беседу в этом роде, —
Но мне пора уж о природе.
Всегда природу я любил;
Да и она меня любила.
Наглядна мне, средь прочих сил,
В ней притягательная сила.
И мнится: в душу я проник
Ее явлений, их язык
Своеобразный понимая.
Метелей буйный бред и вой,
И грохот гроз, и тишь немая,
И слезы осени больной,
И молодые ласки мая —
Все перечувствовано мной.
С возникновения вселенной
Наш дух меняли времена;
Но красотою совершенной
Была земля одарена
И пребывает неизменной.
Все на земле и все над ней,
Чем семьянин пленялся древний,
Не устарев до наших дней,
Пленяет жителя деревни.
Узор древесного листа,
Пахучесть розы и сирени,
Воздушной радуги цвета,
Полудня блеск, ночные тени
Живут в веках без изменений.
Леса, и нивы, и луга
Являют нам картину ту же,
Не лучше древней и не хуже,
И звуки те же. Берега
Волна ласкает с тем же плеском;
Не изменяет соловей
Живой мелодии своей.
И меж собой беседу треском
Ведут и в наши дни таким,
Как в дни Гомеровы, цикады,
Упоминаемые им
В одной из песен Илиады…
Природа родины моей,
Издавна бывшая мне другом,
Теперь, когда на склоне дней
Томлюсь я старости недугом,
Еще мне ближе и милей.
Ведь я не буду в тягость ей,
Хотя бы я, больной и хилый,
Шаги замедлил пред могилой.
Живые тени старины
Лишь людям в тягость поневоле,
Но, не играющему роли,
И мне уж люди не нужны,
А люди новые — тем боле!
Да! Под конец минувший век
Суть жизни всю переиначил,
И современный человек,
Как чудо, старцев озадачил;
Он прежде мерою ума
Явленья жизни строго мерил;
Но шутникам теперь поверил,
Что хочет родина сама,
Чтобы в умах царила тьма.
И вот, уж нет подъема духа
И нет гражданственных начал…
Как скуден ум! Как сердце сухо!
Как современник измельчал!
Меж тем в нем гордости не меньше,
Чем в ницшеанском Ubermensch’e*,
И я предпочитаю дуб
Времен теперешних герою.
Он — дерево, но он не глуп;
В нем сердцевина под корою.
Прожить бы мне остаток дней
Подальше от таких людей!
Они в родимом пейзаже
Как будто близки чересчур.
О, если б он был вовсе даже
Без человеческих фигур!
Без них приятнее в отчизне,
К тому ж, толпясь пред сценой жизни,
Все тот же видим мы сумбур.
Ведь мы скучали бы, не так ли,
Когда бы в оперном спектакле
Нам распевали каждый день
Средь живописных декораций,
Но монотонно, без варьяций
Одну и ту же дребедень?
О, никогда еще, как нЫне,
Мирской мне не был труден гнет!
И зов таинственный влечет
Меня, усталого, к пустыне.
Как хорошо, как тихо там!
Теперь бы время, старцы-братья,
Уйти от уз, несносных нам,
В ее широкие объятья,
Друзей отечественной тьмы
Не слышно будет и не видно.
А пред уходом нашим мы
Им на прощанье скажем: «Стыдно!»
О старцы! Смерть уже близка.
Уйдем, уйдем, еще пока
Нам не поются панихиды
В затишьи новой Фиваиды.
_________
- Сверхчеловеке (нем.).
Сентябрь 1901
Ильиновка — Тамбов
ПРИ СВЕТЕ ВЕЧЕРНЕМ
Как на землю вестник ночи
Сходит тихий свет вечерний,
И потом, с прощальной лаской,
Он ее на сон грядущий,
Уходя, благословляет, —
Так желал бы я пред смертью,
Мирной думой успокоен,
Оглянуть духовным взором
Долгой жизни путь пройденный
И проститься с ним любовно.
Помню детство, помню юность
И все жизни переходы
Через мужественный возраст
Вплоть до старости глубокой.
Впечатлительной душою
Как любил я жизнь земную!
Как пред ней бывал я весел
И порой как плакал горько!
Если б жизнь уму и сердцу
Ничего не даровала,
Кроме слез и кроме смеха, —
И тогда б воскликнуть можно:
Стоит жить на этом свете!
А меня она, благая,
Награждала свыше меры…
Не богатством, не почетом
И не тем показным блеском,
Что веков седая мудоость
Называет суетою;
Нет, она мне указала
В сферах духа непрерывный
Наслаждения источник;
И я радости земные
Из него обильно черпал…
1901
Петербург
РАЗДУМЬЕ
Всю жизнь от юности и вплоть
До самой старости преклонной,
В борьбе подчас ожесточенной
Не мог в конце я побороть
Ни плотью дух, ни духом плоть.
Как мне для мысли облик нужен,
Так мысль под формой мне нужна;
Мой ум с веселым смехом дружен,
И грусть душе моей родна.
То грезой как во сне утешен,
То строго мысля наяву, —
Не потому ли я живу,
Что я еще уравновешен?
1904
Ильиновка — Тамбов
РОДНАЯ ПРИРОДА
Посвящается
Oльге Алексеевне Баратынской
О, город лжи; о, город сплетен,
Где разум, совесть заглушив,
Ко благам нашим беззаботен
И нам во вред трудолюбив;
Где для утробы вдоволь пищи,
Но не довольно для ума;
О ты, веселое кладбище!
О ты, красивая тюрьма!
Давно мне воли было надо;
Просторный нужен был мне вид —
И вот уж стен твоих громада
Ни дум, ни взора не теснит.
О, леса шум; о, шорох нивы;
О, жизнью веющий покой!
С меня мгновенно, как рукой,
Сняла деревня гнет тоскливый.
Как лет уж несколько назад,
Опять, среди родной природы,
В глубоко старческие годы
Я жизнь люблю, я жизни рад.
Опять ищу уединенья
В глубоком, милом мне лесу,
Куда обдумывать несу
Дней пережитых впечатленья.
Сперва заросшую межу
Пройду всю вдоль между овсами,
И в лес усталыми шагами,
Но с духом бодрым я вхожу.
Здесь, в тишине его глубокой,
Людских помех я не боюсь;
Теперь свободный, одинокий,
Я созерцаю и молюсь.
Как счастлив я моей свободой
На этом пне, в лесной тени,
Когда бесед моих с природой
Дубы — свидетели одни!
Мне стих становится потребен,
Чтоб ей воздать хвалу мою,
И я слагаю и пою
Ей благодарственный молебен.
Июль 1901
Ильиновка
СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ЛЕТ
1
Два «древних» периода;
Один уж мной воспет;
Тот — семьдесят два года;
Вот — семьдесят пять лет.
2
Три года пережиты;
И все пока — поэт,
Хоть с прозвищем «маститый»
Я в семьдесят пять лет.
3
Под тяжестью их груза
Один-другой куплет
Сложи, старушка муза,
Про семьдесят пять лет.
4
Устал я жить в надежде
На умственный рассвет;
Хоть меньше тьмы, чем прежде —
За семьдесят пять лет.
5
Все ждал; то опасался,
То верой был согрет…
Чего ж, гляжу, дождался
Я в семьдесят пять лет?
6
В пародиях Пруткова
Весь смысл иных газет;
Но в этом мне смешного
Нет в семьдесят пять лет.
7
«Законность — враг порядка…»
Я старый правовед*,
И это — только гадко
Мне в семьдесят пять лет.
8
Для разной светской встречи
Мой заперт кабинет,
Скупиться я на речи
Стал в семьдесят пять лет.
9
А пышные чертоги,
Где соль земли и цвет, —
От них давай бог ноги
Мне в семьдесят пять лет.
10
Вдруг спросят там наивно:
За розгу ль я иль нет…
Мне с новыми противно;
Мне — семьдесят пять лет.
11
Иль скажут: «Ты — отсталый;
Лелея старый бред,
Все носишь идеалы
Ты в семьдесят пять лет».
12
Прибавят бюрократы:
«Готов давать совет,
Сам годен же куда ты —
И в семьдесят пять лет?!
13
К тому ж тебе, по справке,
Судить совсем не след:
Чуть не был ты в отставке
Все семьдесят пять лет».
14
Вам был бы враг я кровный,
Хотя б в мундир одет;
Имел я чин сановный —
И семьдесят пять лет.
15
Таков я спозаранку;
И мне охоты нет
Явиться наизнанку
Вдруг в семьдесят пять лет.
16
Я так бы им ответил;
Но крепок мой ответ,
Покуда разум светел…
Ох, семьдесят пять лет!
17
Ведь этот срок — не шутка!
Хоть мил еще мне свет,
Шагнуть мне как-то жутко
За семьдесят пять лет.
18
Лишусь, пожалуй, мозгу:
Узрю в ученье вред
И стану славить розгу
Сам в семьдесят пять лет.
19
Мольбу сложить бы в гимне:
— Господь! Храни от бед
И честным помоги мне
Быть в семьдесят пять лет!
20
Я силы в распре с веком
Прошу не для побед:
Остаться б человеком
Мне в семьдесят пять лет!..
________
- Я кончил курс в Училище правоведения в 1841 г.
(Примеч. автора.)
10 февраля 1896
Петербург
Сидючи дома, я в окна взгляну ли,
Вижу: декабрь перемену принес;
С дня Спиридона уже повернули
Солнце на лето, зима на мороз.
Долго ждать солнцу намеченной встречи;
Времени много пройдет до тех пор…
Пышут теплом изразцовые печи,
С окон не сходит морозный узор.
Солнце меж тем повернуло на лето,
К дням пробужденья лесов и полей.
Чижик наш, в клетке почуявши это,
Пробует петь и глядит веселей.
Пусть свирепеют морозы, метели,
Солнцу — причине благой бытия —
Мы уже с радости песни запели,
Оба затворники, чижик и я.
5 января 1897
Тамбов
СТАРАЯ РАКИТА
Часто грезится мне, что стоит средь полей,
Долгий век доживая, ракита,
Ей живется еще, но чувствительно ей,
Что могучею жизнью забыта.
Не нужна никому; далеко от жилья;
На просторе родном одинока, —
Она, ветви свои к долу низко склоня,
Ожидает последнего срока.
Но чутка и теперь, она в ясные дни
И в грозу, среди бурной тревоги,
Для себя лишь самой вдохновенно свои
Шелестит иль шумит монологи.
А порой из нее крик идет по земле,
Всю окрестность от сна пробуждая;
Словно сердце в груди, в ее старом дупле
Громко бодрствует птица седая.
Может быть, этот крик, в тишине, по ночам
Поздних путников за душу тронет:
Средь покоя и сна отчего кто-то там
То смеется, то плачет и стонет?
1898
Тамбов
Так прочен в сердце и в мозгу
Высокий строй эпохи прошлой,
Что с современностию пошлой
Я примириться не могу.
Но я, бессильный, уж не спорю,
И, вспоминая старину,
Не столь волнуюсь и кляну,
Как предаюсь тоске и горю…
Что я?.. Певец былых кручин;
Скрижалей брошенных обломок;
В пустынном доме, в час потемок,
Я — потухающий камин.
То треск огня совсем затихнет,
Как будто смерть его пришла;
То дрогнет теплая зола,
И пламя снова ярко вспыхнет.
Тогда тревожно по стенам
Толпой задвигаются тени
И лица прежних поколений
Начнут выглядывать из рам.
1898
Тамбов
Уж было так давно начало,
Что для конца пришла пора…
Мгновений больше миновало,
Чем листьев осень бы умчала,
Бушуя до ночи с утра.
И вот в игре лучей и тени
Теперь мелькает пред умом
Черед отрад и огорчений —
Вся эта цепь живых мгновений
Между началом и концом.
Сентябрь 1901
Ильиновка
В НАШИ ДНИ
Опять известий ниоткуда;
Просвета нет средь нашей тьмы…
И сердце чует близость худа,
Какого не знавали мы.
Не видя смысла смуты дольной,
Мы взор возводим к небесам —
И вспоминается невольно:
«Мне отомщенье; аз воздам».
21 ноября 1905
Тамбов
ВОЗВРАЩЕНИЕ ХОЛОДОВ
Опять погода стужей дышит,
Зато на окнах, сквозь лучи,
Мороз опять узоры пишет
Своей серебряной парчи.
Хотя природою отсрочен,
Казалось, близкий ледоход —
Но нет причин пенять мне очень
На мерзлый снег, на прочный лед.
Меня приятно греют печи;
И хоть старик, но не больной,
Без нетерпенья жду я встречи
С еще далекою весной.
На солнце в комнатах не чахнут
Азалий нежные цветы,
И гиацинты сильно пахнут,
Как словно кудри завиты.
Когда бы сердце не щемило
От этих ужасов войны,
Как бытие мне было б мило
Без всяких прелестей весны.
О, бытие!.. Мне в нем отрада,
И сознаю я, и дивлюсь,
Как человеку мало надо,
Покуда чуток жизни вкyc.
Февраль 1904
Тамбов
ЗА ШЛАГБАУМОМ
Одна статья теперь поэтов сосчитала
Живых известных — пять. Меня в числе их нет.
Не потому ль, что счет ошибочен? Пять — мало.
Зачем я не шестой, седьмой, восьмой поэт?
На это звание прошу мне выдать нумер.
Меня молчанием нельзя же обойти.
Мне место надо дать среди живых пяти, —
Ведь я еще пока не умер.
«Тот за шлагбаумом, — цитирую статью, —
Кого именовать не вспомнили с пятью».
Но я «известным» быть себя считаю вправе,
Доверчиво пойду к опущенной заставе;
И при писательской почетной братье всей,
Пред теми, от кого действительно зависит,
Впустить иль нет, скажу: «Подвысь; я — Алексей
Жемчужников». И страж подвысит.
18 ноября 1898
ЗАВЕЩАНИЕ
Меж тем как мы вразброд стезею жизни шли,
На знамя, средь толпы, наткнулся я ногою.
Я подобрал его, лежавшее в пыли,
И с той поры несу, возвысив над толпою.
Девиз на знамени: «Дух доблести храни».
Так, воин рядовой за честь на бранном поле,
Я, счастлив и смущен, явился в наши дни
Знаменоносцем поневоле.
Но подвиг не свершен, мне выпавший в удел, —
Разбредшуюся рать сплотить бы воедино…
Названье мне дано поэта-гражданина
За то, что я один про доблесть песни пел;
Что был глашатаем забытых, старых истин
И силен был лишь тем, хотя и стар и слаб,
Что в людях рабский дух мне сильно ненавистен
И сам я с юности не раб.
Последние мои уже уходят силы,
Я делал то, что мог; я больше не могу.
Я остаюсь еще пред родиной в долгу,
Но да простит она мне на краю могилы.
Я жду, чтобы теперь меня сменил поэт,
В котором доблести горело б ярче пламя,
И принял от меня не знавшее побед,
Но незапятнанное знамя.
О, как живуча в нас и как сильна та ложь,
Что дух достоинства есть будто дух крамольный!
Она — наш древний грех и вольный и невольный;
Она — народный грех от черни до вельмож.
Там правды нет, где есть привычка рабской лести;
Там искалечен ум, душа развращена…
Приди; я жду тебя, певец гражданской чести!
Ты нужен в наши времена.
1897
Тамбов