Французская элегия XVIII—XIX вв. в переводах поэтов пушкинской поры: Сборник. — М.: Радуга, 1989.
Эварист Парни
правитьЭротические стихотворения
правитьLivre I. Книга I
править1. Le Lendemain. A Eléonore
Д. П. Ознобишин. Елеоноре
2. Églogue.
A. Н. Глебов. Боязнь любви (Отрывок из Парни)
3. La Discrétion
B. Л. Пушкин. Скромность. Подражание Парни
Н. А. Маркевич. Скромность
4. Billet
А. В. Бестужев (?). Извещение
A. С. Пушкин. Письмо к Лиде
5. La Frayeur
К. H. Батюшков. Ложный страх. Подражание Парни
6. Vers gravés sur un oranger
H. A. Маркевич. К дубу
B. И. Туманский. Стихи, вырезанные на коре вяза
9. Demain
10. Le Revenant
K. H. Батюшков. Привидение
13. Plan d'études
H. A. Маркевич. Курс наук
Д. П. Ознобишин. План воспитания
14. Projet de solitude
H. A. Маркевич. Пристань любви
Ал. Норов. Остров (Подражание Парни)
15. Billet
Д. П. Ознобишин. К Лаисе
Н. А. Маркевич.Записка
Livre II. Книга II
править1. Le Refroidissement
H. А. Маркевич. Охладение
2. A la nuit
H. A. Маркевич. К ночи
3. La Rechute
H. A. Маркевич. Возвращение
Н. Д. Иванчин-Писарев. Горе-богатырь
В. И. Туманский. Слабость
5. Dépit
H. A. Маркевич. Досада
6. A un ami, trahi par sa maîtresse
H. A. Маркевич. Измена
8. A mes amis
A. С. Пушкин. Добрый совет
H. A. Маркевич. Друзьям
9. Aux Infidèles
H. A. Маркевич. Неверным красавицам
11. Palinodie
H. A. Маркевич.Палинодия
Livre III. Книга III
править1. Les Serments
H. A. Маркевич. Клятвы
3. Le Songe
И. П. Бороздна. Сон
7. Le Cabinet de toilette
H. A. Маркевич. Уборная любви
9. Ma mort
Ал. Норов. Моя кончина. Подражание Парни
Н. А. Маркевич. Моя смерть
11. Réflexion amoureuse
Е. А. Баратынский. «Она придет! к ее устам…»
Е. П. Зайцевский. Любовное размышление
12. Le Bouquet de l’amour
H. A. Маркевич. Поздравление
13. Délire
M. В. Милонов. Блаженство. (Подражание Парни)
Livre IV. Книга IV
правитьÉlégie I
П. Л<ихачев>. Элегия (Подражание Парни)
Élégie III
А. А. Крылов. К клену. Подражание Парни
О. М. Сомов. К клену (Подражание Парни)
Н. А. Маркевич. К березе
Élégie IV
H. A. Маркевич. Исправление
Élégie V
Д. В. Давыдов. <Элегия V>
Élégie VI
Д. П. Глебов. Отчужденный
A. Ф. Мерзляков. Элегия
B. А. Жуковский. «В разлуке я искал смягченья тяжких бед…»
Élégie VIII
И. И. Дмитриев. Люблю и любил
В. В. Измайлов. Любить и не любить
И. П. Бороздна. Любовь
Н. А. Маркевич. Элегия
Élégie IX
К. Н. Батюшков. Мщение
Д. В. Давыдов. <Элегия VI>
Élégie XI
К. H. Батюшков. Элегия
В. М. Перевощиков. Элегия Парни
А. Г. Родзянка. Элегия
Élégie XIV
Д. П. Глебов.К дружбе
CHANSONS MADÉCASSES.
Мадагаскарские песни
править
Chanson II
Д. П. Ознобишин. Мадагаскарская песня
А. Д. Илличевский. Гостеприимство
Chanson III
А. Д. Илличевский. Победитель
Chanson IV
П. А. Межаков. Смерть юноши. Мадагаскарская песня
Chanson VI
И. И. Дмитриев. Мадекасская пленница
Chanson VIII
К. Н. Батюшков. Мадагаскарская песня
Chanson XII
A. M. Редкин. Мадагаскарская песнь
VII. Le Lendemain
A. M. Редкин. Утро. (Подр.<ажание> Парни)
Dialogue
B. А. Жуковский. Разговор
В. И. Туманский. Разговор
Portrait d’une religieuse
Д. П. Ознобишин. Монахиня
Le Torrent. Idylle persane
К. H. Батюшков. Источник
Léda.
E. A. Баратынский. Леда
Coup d'œil sur Cythère.
A. С. Пушкин. Платонизм
К. Ф. Рылеев. «Поверь, я знаю уж, Дорида…»
Vers sur la mort d’une jeune fille
Д. П. Ознобишин. Смерть красавицы
Éphimécide. Imitation du grec
B. А. Жуковский. Эпимесид
«Pardonne, Isnel; un père inexorable…»
В. И. Туманский. Романс («Прости, Иснель! Отец неумолимый…»)
«Belle Asléga, belle, mais trop coupable…»
В. И. Туманский. Романс («Аслега, друг преступный, но прекрасный…»)
«Je suis assis sur le bord du torrent…»
Д. В. Давыдов. «Сижу на берегу потока…»
К. Н. Батюшков. «Сижу на бреге шумных вод…»
Tableau IX
К. H. Батюшков. Вакханка
Tableau XXV
Д. И. Новиков. Миртил
Tableau XXVII
А. С. Пушкин. Прозерпина
ÉVARISTE PARNY
правитьPOÉSIES EROTIQUES
править1. LE LENDEMAIN
правитьA ÉLÉONORE
правитьEnfin, ma chère Eléonore,
Tu l’as connu ce péché si charmant,
Que tu craignais, même en le désirant;
En le goûtant, tu le craignais encore.
Eh bien! dis-moi: qu’a-t-il donc d’effrayant?
Que laisse-t-il après lui dans ton âme?
Un léger trouble, un tendre souvenir,
L'étonnement de sa nouvelle flamme,
Un doux regret, et surtout un désir.
Déjà la rose aux lis de ton visage
Mêle ses brillantes couleurs; '
Dans tes beaux yeux, à la pudeur sauvage
Succèdent les molles langueurs,
Qui de nos plaisirs enchanteurs
Sont à la fois la suite et le présage.
Ton sein, doucement agité,
Avec moins de timidité
Repousse la gaze légère
Qu’arrangea la main d’une mère,
Et que la main du tendre Amour,
Moins discrète et plus familière,
Saura déranger à son tour.
Une agréable rêverie
Remplace enfin cet enjouement,
Cette piquante étourderie,
Qui désespéraient ton amant;
Et ton âme plus attendrie
S’abandonne nonchalamment
Au délicieux sentiment
D’une douce mélancolie.
. . . . . . . . . . . .
ЭРОТИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
правитьКнига 1
правитьЕЛЕОНОРЕ
правитьО милый друг, ты наконец узнала
Привет любви, прелестный и немой,
Его боялась ты и пламенно желала,
Им наслаждаясь, трепетала, —
Скажи, что страшного влечет он за собой?
Приятное в душе воспоминанье,
Минутный вздох и новое желанье,
И новость страсти молодой!
Уже свой роза блеск сливает
С твоею бледностью лилейною ланит,
В очах пленительных суровость исчезает
И нега томная горит…
Смелее дышит грудь под легкой пеленою,
Накрытой матери рукой,
Любовь придет своей чредою
И лаской резвой и живою
Расстроит вновь убор вечернею порой!
Тебе улыбка изменила,
Прошла беспечность прежних дней,
И томность нежная их место заступила;
Но ты прелестней и милей!
Ты пылкую любовь и тайной неги сладость
Узнала пламенной душой
И резвую сдружила младость
С своей задумчивой мечтой.
Д. П. Ознобишин
2. ÉGLOGUE
править. . . . . . . . .
«Salut à vous,
Mon inhumaine;
N’ayez courroux
Qu’on vous surprenne.
A vos chansons
Nous vous prenons
Pour Philomèle.
Aussi bien qu’elle
Vous cadenciez,
Ma toute belle;
Mais mieux feriez,
Si vous aimiez
Aussi bien qu’elle.»
— «J’ai quatorze ans,
Répond Nicette;
Suis trop jeunette
Pour les amants.»
— «Crois-moi, ma chère;
Quand on sait plaire,
On peut aimer.
Plaire, charmer,
Surtout aimer,
C’est le partage,
C’est le savoir
Et le devoir
Du premier âge.»
— «Oui; mais cet âge,
Du moins chez vous,
Est dans ses goûts
Toujours volage.
Sur un buisson
Le papillon
Voit-il la rose?
Il s’y repose.
Est-il heureux?
Amant frivole,
Soudain il vole
A d’autres jeux.
Mais la pauvrette,
Seule et muette,
Ne peut voler…»
. . . . . . . . . .
БОЯЗНЬ ЛЮБВИ
правитьЗачем одной
С самой собой
Тебе все быть?
Зачем губить
Прелестный цвет
Беспечных лет?
Дружка себе
Давно б тебе
Пора найти.
Жестокой ты
У всех слывешь.
Ты все поешь,
Как соловей,
Забавой сей
Прельщая всех;
Но для утех
Других должна
Твоя весна
Тебе служить:
Пленять, любить
Есть твой удел;
Сам рок велел
Нам знать любовь.
Зачем же кровь
В сердцах течет?
Зачем же льнет
К цветку цветок
И мотылек
К дружку летит? —
«В пятнадцать лет
Любви предмет
Мне рано знать;
Мужчин понять
Я не решусь:
Я их боюсь;
Мне моя мать
Не доверять
Велела им;
Словам своим
Рабами быть
И их хранить
Отнюдь они
Не созданы.
Жилец лугов
Среди цветов
Утеху пьет;
Он к розе льнет,
Как нежный друг;
Но после вдруг,
Утехой сыт,
Он прочь летит
К другим цветам
И счастлив там;
Но бедный цвет
За ним вослед
Не полетит».
А. Н. Глебов
3. LA DISCRÉTION
правитьО la plus belle des maîtresses!
Fuyons dans nos plaisirs la lumière et le bruit;
Ne disons point au jour les secrets de la nuit;
Aux regards inquiets dérobons nos caresses.
L’amour heureux se trahit aisément.
Je crains pour toi les yeux d’une mère attentive
Je crains ce vieil Argus, au cœur de diamant,
Dont la vertu brusque et rétive
Ne s’adoucit qu'à prix d’argent.
Durant le jour tu n’es plus mon amante.
Si je m’offre à tes yeux, garde-toi de rougir;
Défends à ton amour le plus léger soupir;
Affecte un air distrait; que ta voix séduisante
Evite de frapper mon oreille et mon cœur;
Ne mets dans tes regards ni trouble ni langueur.
Hélas! de mes conseils je me repens d’avance.
Ma chère Eléonore, au nom de nos amours,
N’imite pas trop bien cet air d’indifférence:
Je dirais: «C’est un jeu»; mais je craindrais toujours.
СКРОМНОСТЬ
правитьСокроемся, мой друг, от солнечных лучей,
От шума светского, от зависти людей,
Чтоб не могли коварны очи
Восторгов наших отравить!
Не скажем дню мы тайны ночи —
Счастливую любовь не мудрено открыть…
О милая Элеонора!
Я строгой матери твоей страшуся взора,
Страшуся Аргуса с свирепою душой,
Который, златом обольщенный,
Мне позволяет быть с тобой.
Увы, настанет день — я не любовник твой!
Забудь ты ночи час блаженный,
Все сладости любви, утехи все забудь!
В присутствии моем ты равнодушна будь:
Чтоб розы на щеках прелестных не играли,
Когда нечаянно ты встретишься со мной;
Чтоб красота твоя, чтоб нежный голос твой
Меня нимало не смущали!
Сокрой любовь свою ты в пламенной груди
И даже на меня с суровостью гляди!
Совет полезный, но ужасный:
Бесценный, милый друг, раскаиваюсь в нем!
Чтоб видел я, несчастный,
Холодность на лице твоем?
Нет, нет! Ты не должна так много притворяться!
Скажу себе: обман, но буду все бояться.
В. Л. Пушкин
СКРОМНОСТЬ
правитьКогда б с сих пор мы убегали
В любви, о друг мой, от людей,
Когда бы даже дни не знали
О сладких таинствах ночей!
С сих пор пусть из груди твоей
Малейший вздох не вылетает;
Меня увидя, не красней,
Пускай любовь себя скрывает;
Пускай небесный голос твой
В слух боле не влетает мой,
Пусть взор о неге позабудет
И мысль рассеяннее будет.
Но ах, красавица моя!
На что я дал сии советы?
Вперед раскаиваюсь я;
Мне дороги любви приметы:
Я в них все счастье нахожу.
Нет! не старайся притворяться,
Все ложь, я сам себе скажу —
Но все нельзя мне не бояться.
Н. А. Маркевич
4. BILLET
правитьDès que la nuit sur nos demeures
Planera plus obscurément,
Dès que sur l’airain gémissant
Le marteau frappera douze heures,
Sur les pas du fidèle Amour
Alors les Plaisirs par centaine
Voleront chez ma souveraine,
Et les Voluptés tour à tour
Prendront soin d’amuser leur reine.
Ils y resteront jusqu’au jour:
Et si la matineuse aurore
Oubliait d’ouvrir au soleil
Ses larges portes de vermeil,
Le soir ils y seraient encore.
ИЗВЕЩЕНИЕ
правитьЛишь своею ризой темной
Ночь сокроет свет от глаз,
Лишь на башне отдаленной
Полночи ударит час,
Удовольствия толпою
Соберутся в терем твой
И утехи чередою
Все явятся пред тобой,
И пробудут до рассвета
У тебя, моя Лилета!
Но когда бы день златой
Нам заря не возвещала,
То другая б ночь застала,
Верно, их еще с тобой.
А. В. Бестужев (?)
ПИСЬМО К ЛИДЕ
правитьЛишь благосклонный мрак раскинет
Над нами тихий свой покров
И время к полночи придвинет
Стрелу медлительных часов,
Когда не спит в тиши природы
Одна счастливая любовь, —
Тогда моей темницы вновь
Покину я немые своды…
Летучих остальных минут
Мне слишком тягостна потеря —
Но скоро Аргусы заснут,
Замкам предательным поверя,
И я в обители твоей…
По скорой поступи моей,
По сладострастному молчанью,
По смелым, трепетным рукам,
По воспаленному дыханью
И жарким, ласковым устам
Узнай любовника — настали
Восторги, радости мой!..
О Лида, если б умирали
С блаженства, неги и любви!
А. С. Пушкин
5. LA FRAYEUR
правитьTe souvient-il, ma charmante maîtresse,
De cette nuit où mon heureuse adresse
Trompa l’Argus qui garde tes appas?
Furtivement j’arrivai dans tes bras:
Tu résistais; mais ta bouche vermeille
A mes baisers se dérobait en vain;
Chaque refus amenait un larcin.
Un bruit subit effraya ton oreille,
Et d’un flambeau tu vis l'éclat lointain.
Des voluptés tu passas à la crainte;
L'étonnement vint resserrer soudain
Ton faible cœur palpitant sous ma main;
Tu murmurais; je riais de ta plainte;
Je savais trop que le dieu des amants
Sur nos plaisirs veillait dans ces moments.
Il vit tes pleurs; Morphée, à sa prière,
Du vieil Argus que réveillaient nos jeux
Ferma bientôt et l’oreille et les yeux,
Et de son aile enveloppa ta mère.
L’Aurore vint, plus tôt qu'à l’ordinaire,
De nos baisers interrompre le cours;
Elle chassa les timides Amours:
Mais ton souris, peut-être involontaire,
Leur accorda le rendez-vous du soir.
Ah! si les dieux me laissaient le pouvoir
De dispenser la nuit et la lumière,
Du jour naissant la jeune avant-courrière
Viendrait bien tard annoncer le Soleil;
Et celui-ci, dans sa course légère,
Ne ferait voir au haut de l’hémisphère
Qu’une heure ou deux son visage vermeil.
L’ombre des nuits durerait davantage,
Et les amours auraient plus de loisir.
De mes instants l’agréable partage
Serait toujours au profit du plaisir.
Dans un accord réglé par la sagesse,
A mes amis j’en donnerais un quart;
Le doux sommeil aurait semblable part,
Et la moitié serait pour ma maîtresse.
ЛОЖНЫЙ СТРАХ
правитьПомнишь ли, мой друг бесценный!
Как с амурами тишком,
Мраком ночи окруженный,
Я к тебе прокрался в дом?
Помнишь ли, о друг мой нежный!
Как дрожащая рука
От победы неизбежной
Защищалась — но слегка?
Слышен шум! — ты испугалась!
Свет блеснул и вмиг погас;
Ты к груди моей прижалась,
Чуть дыша… блаженный час!
Ты пугалась — я смеялся.
«Нам ли ведать, Хлоя, страх!
Гименей за все ручался,
И амуры на часах.
Всё в безмолвии глубоком,
Всё почило сладким сном!
Дремлет Аргус томным оком
Под Морфеевым крылом!»
Рано утренние розы
Запылали в небесах…
Но любви бесценны слезы,
Но улыбка на устах,
Томно персей волнованье
Под прозрачным полотном —
Молча новое свиданье
Обещали вечерком.
Если б Зевсова десница
Мне вручила ночь и день, —
Поздно б юная денница
Прогоняла черну тень!
Поздно б солнце выходило
На восточное крыльцо:
Чуть блеснуло б и сокрыло
За лес рдяное лицо;
Долго б тени пролежали
Влажной ночи на полях;
Долго б смертные вкушали
Сладострастие в мечтах.
Дружбе дам я час единой,
Вакху час и сну другой,
Остальною ж половиной
Поделюсь, мой друг, с тобой!
К. Н. Батюшков
6. VERS GRAVÉS SUR UN ORANGER
правитьOranger, dont la voûte épaisse
Servit à cacher nos amours,
Reèois et conserve toujours
Ces vers, enfants de ma tendresse;
Et dis à ceux qu’un doux loisir
Amènera dans ce bocage,
Que si l’on mourait de plaisir,
Je serais mort sous ton ombrage.
К ДУБУ
правитьО дуб, столетний дуб! ты зеленью густою
Когда-то сокрывал восторг любви моей,
Скажи же путнику, который здесь порою
Приляжет отдохнуть от солнечных лучей,
Что ты всех прелестей здесь видел совершенства,
Что милая моя здесь провождала дни,
Что если б умирать возможно от блаженства. —
Я умер бы в твоей тени.
Н. А. Маркевич
СТИХИ, ВЫРЕЗАННЫЕ НА КОРЕ ВЯЗА
правитьНемый свидетель неги нашей,
Зеленый вяз! в тени твоей
Я пил любовь из полной чаши, —
Прими ж дар нежности моей
И сердца сохраняй признанье,
Но молви тем, кого мечтанье
Под свод сей рощи заведет,
Что без любви блаженства нет!
В. И. Туманский
9. DEMAIN
правитьVous m’amusez par des caresses,
Vous promettez incessamment,
Et vous reculez le moment
Qui doit accomplir vos promesses.
Demain, dites-vous tous les jours.
L’impatience me dévore;
L’heure qu’attendent les amours
Sonne enfin, près de vous j’accours;
Demain, répétez-vous encore.
Rendez grâce au dieu bienfaisant
Qui vous donna jusqu'à présent
L’art d'être tous les jours nouvelle:
Mais le temps, du bout de son aile,
Touchera vos traits en passant;
Dès demain vous serez moins belle,
Et moi peut-être moins pressant.
ЗАВТРА!
правитьМеня ты лаской забавляешь
И беспрестанно обещаешь…
Но обещанья, как листок,
Резвясь, уносит ветерок.
Ты всякий день твердишь, Лилета:
Приду я завтра до рассвета.
Но, как наступит мрачна ночь,
Утехи и любовь стыдливость гонит прочь.
Ты снова завтра повторяешь,
Теперь ты даром обладаешь
Казаться новой с каждым днем.
Но время быстрое крылом
Тебя коснется мимоходом —
Дурнеть ты будешь с каждым годом;
Ты завтра ж станешь увядать,
И завтра же тебя начну я забывать.
А. В. Бестужев (?)
10. LE REVENANT
правитьMa santé fuit: cette infidèle
Ne promet pas de revenir,
Et la nature qui chancelle
A déjà su me prévenir
De ne pas trop compter sur elle.
Au second acte brusquement
Finira donc ma comédie:
Vite je passe au dénouement;
La toile tombe, et l’on m’oublie.
J’ignore ce qu’on fait là-bas.
Si du sein de la nuit profonde
On peut revenir en ce monde,
Je reviendrai, n’en doutez pas.
Mais je n’aurai jamais l’allure
De ces revenants indiscrets,
Qui, précédés d’un long murmure,
Se plaisent à pâlir leurs traits,
Et dont la funèbre parure,
Inspirant toujours la frayeur,
Ajoute encore à la laideur
Qu’on reèoit dans la sépulture.
De vous plaire je suis jaloux,
Et je veux rester invisible.
Souvent du zéphyr le plus doux
Je prendrai l’haleine insensible;
Tous mes soupirs seront pour vous:
Ils feront vaciller la plume
Sur vos cheveux noués sans art,
Et disperseront au hasard
La faible odeur qui les parfume.
Si la rose que vous aimez
Renaît sur son trône de verre;
Si de vos flambeaux rallumés
Sort une plus vive lumière;
Si l'éclat d’un nouveau carmin
Colore soudain votre joue,
Et si souvent d’un joli sein
Le nœud trop serré se dénoue;
Si le sofa plus mollement
Cède au poids de votre paresse,
Donnez un souris seulement
A tous ces soins de ma tendresse.
Quand je reverrai les attraits
Qu’effleura ma main caressante,
Ma voix amoureuse et touchante
Pourra murmurer des regrets;
Et vous croirez alors entendre
Cette harpe qui, sous mes doigts,
Sut vous redire quelquefois
Ce que mon cœur savait m’apprendre.
Aux douceurs de votre sommeil
Je joindrai celles du mensonge;
Moi-même, sous les traits d’un songe,
Je causerai votre réveil.
Charmes nus, fraîcheur du bel âge,
Contours parfaits, grâce, embonpoint,
Je verrai tout: mais, quel dommage!
Les morts ne ressuscitent point.
ПРИВИДЕНИЕ
правитьПосмотрите! в двадцать лет
Бледность щеки покрывает;
С утром вянет жизни цвет:
Парка дни мои считает
И отсрочки не дает.
Что же медлить! Ведь Зевеса
Плач и стон не укротит.
Смерти мрачной занавеса
Упадет — и я забыт!
Я забыт… но из могилы,
Если, можно воскресать,
Я не стану, друг мой милый,
Как мертвец тебя пугать.
В час полуночных явлений
Я не стану в виде тени,
То внезапу, то тишком,
С воплем в твой являться дом.
Нет, по смерти невидимкой
Буду вкруг тебя летать;
На груди твоей под дымкой
Тайны прелести лобзать;
Стану всюду развевать
Легким уст прикосновеньем,
Как зефира дуновеньем,
От каштановых волос
Тонкий запах свежих роз.
Бели лилия листами
Ко груди твоей прильнет,
Если яркими лучами
В камельке огонь блеснет,
Если пламень потаенный
По ланитам пробежал,
Если пояс сокровенный
Развязался и упал, —
Улыбнися, друг бесценный,
Это я! — Когда же ты,
Сном закрыв прелестны очи,
Обнажишь во мраке ночи
Роз и лилий красоты,
Я вздохну… и глас мой томный,
Арфы голосу подобный,
Тихо в воздухе умрет.
Если ж легкими крылами
Сон глаза твои сомкнет,
Я невидимо с мечтами
Стану плавать над тобой.
Сон твой, Хлоя, будет долог…
Но когда блеснет сквозь полог
Луч денницы золотой,
Ты проснешься… о, блаженство!
Я увижу совершенство…
Тайны прелести красот,
Где сам пламенный Эрот
Оттенил рукой своею
Розой девственну лилею.
Всё опять в моих глазах!
Все покровы исчезают;
Час блаженнейший!.. Но, ах!
Мертвые не воскресают.
К. Н. Батюшков
13. PLAN D'ÉTUDES
правитьDe vos projets je blâme l’imprudence:
Trop de savoir dépare la beauté.
Ne perdez point votre aimable ignorance,
Et conservez cette naïveté
Qui vous ramène aux jeux de votre enfance.
Le dieu du goût vous donna des leèons
Dans l’art chéri qu’inventa Terpsichore;
Un tendre amant vous apprit les chansons
Qu’on chante à Gnide; et vous savez encore
Aux doux accents de votre voix sonore
De la guitare entremêler les sons.
Des préjugés repoussant l’esclavage,
Conformez-vous à ma religion;
Soyez païenne; on doit l'être à votre âge.
Croyez au dieu qu’on nommait Cupidon.
Ce dieu charmant prêche la tolérance,
Et permet tout, excepté l’inconstance.
N’apprenez point ce qu’il faut oublier,
Et des erreurs de la moderne histoire
Ne chargez point votre faible mémoire;
Mais dans Ovide il faut étudier
Des premiers temps l’histoire fabuleuse,
Et de Paphos la chronique amoureuse.
Sur cette carte, où l’habile graveur
Du monde entier resserra l'étendue,
Ne cherchez point quelle rive inconnue
Voit l’Ottoman fuir devant son vainqueur:
Mais connaissez Amathonte, Idalie,
Les tristes bords par Léandre habités,
Ceux où Didon a terminé sa vie,
Et de Tempe les vallons enchantés.
Egarez-vous dans le pays des fables;
N’ignorez point les divers changements
Qu’ont éprouvés ces lieux jadis aimables:
Leur nom toujours sera cher aux amants.
Voilà l'étude amusante et facile
Qui doit parfois occuper vos loisirs
Et précéder l’heure de nos plaisirs.
Mais la science est pour vous inutile.
Vous possédez le talent de charmer;
Vous saurez tout, quand vous saurez aimer.
КУРС НАУК
правитьМогу ль хвалить твои желанья,
Ничтожность их и суету?
Через обширные познанья
Ты потеряешь красоту
И с нею все очарованья.
Ты столько уж награждена
Искусством пылким Терпсихоры,
Тебе природой власть дана
Гремящей арфой двигать горы,
Ты услаждаешь слух и взоры.
И так отвергни суеты,
С сих пор моей предайся вере
И лучше будь подвластна ты
Эроту, пламенной Венере,
Будь счастлива, живи в Цитере,
Люби прелестные мечты.
Поверь мне! Истин, сердцу внятных,
В преданиях Плутарха нет;
В часы досугов благодатных
Взгляни на повесть давних лет,
Овидия волшебный свет.
На карте, где рукою смелой
Художник мир изобразил
И на пространстве тесном — целый
Огромный шар земной вместил,
Султана мрачную обитель
Не любопытствуй узнавать,
На что тебе, мой ангел, знать,
Где под Москвой стояла рать,
Где пал Европы победитель?
Найди пещеру, где Плутон
Скрывал младую Прозерпину;
Найди Темпейскую долину
И те места, где Аполлон
За Дафной робкой, молодою
С любовью пылкою бежал
И где с мучительной тоскою
Он к сердцу дерево прижал.
Красы тех мест не истребятся
В сердцах горящих никогда,
В Элладу древнюю туда
Мечтой любовники стремятся.
Когда бы, добрый ангел мой,
Ты так любить еще умела,
Как восхищаешь красотой,
Ты все познания б имела.
Н. А. Маркевич
ПЛАН ВОСПИТАНИЯ
правитьЗабудь нескромное желанье,
Вредна ученость красоте.
Храни любезное незнанье,
Останься в милой простоте,
И ты найдешь очарованье,
Вверяясь сладостной мечте.
Мила ты в пляске сладострастной,
Божок любви тебя учил;
Как часто голос твой прекрасный,
С цевницей томною согласный,
Меня в смятенье приводил.
Презрев уставами и мненьем
Толпы коварной и слепой,
Со мною веры будь одной
И верь в Амура — в наслажденье
Невинной, пламенной душой;
Он всех под кров приемлет свой,
Пред ним измена — преступленье.
Неверной памяти своей
Не доверяй событий новых;
В деяньях древности суровых
Найдешь ты мало светлых дней;
Но лет златых существованье
В Назоне пламенном читай
И нежным сердцем поверяй
Пафоса древние преданья!
На карте сей, где пред тобой
Художник верною рукой
Изобразил пределы света,
Зачем искать тебе тех стран,
Где спасся бегством оттоман.
Знай берег милый для поэта,
Гнидос, Цитеру, Амафонт,
Леандра скрывший Геллеспонт,
Темпеи мирные долины
И Пинда снежные вершины.
Под небом Греции блуждай,
В стране, обильной чудесами:
Там был любви волшебный край,
Там был земной, минутный рай,
Он полн протекшего мечтами.
Вот что должно тебя занять
В часы беспечности игривой
И миг любви нетерпеливой,
И наши игры упреждать.
Зачем искать другие знанья,
Без пользы память бременить, —
Узнаешь новые желанья,
Когда узнаешь, как любить!
Д. П. Ознобишин
14. PROJET DE SOLITUDE
правитьFuyons ces tristes lieux, ô maîtresse adorée!
Nous perdons en espoir la moitié de nos jours,
Et la crainte importune y trouble nos amours.
Non loin de ce rivage est une île ignorée,
Interdite aux vaisseaux, et d'écueils entourée.
Un zéphyr éternel y rafraîchit les airs.
Libre et nouvelle encor, la prodigue nature
Embellit de ses dons ce point de l’univers:
Des ruisseaux argentés roulent sur la verdure,
Et vont en serpentant se perdre au sein des mers;
Une main favorable y reproduit sans cesse
L’ananas parfumé des plus douces odeurs;
Et l’oranger touffu., courbé sous sa richesse,
Se couvre en même temps et de fruits et de fleurs.
Que nous fout-il de plus? Cette île fortunée
Semble par la nature aux amants destinée.
L’Océan la resserre, et deux fois en un jour
De cet asile étroit on achève le tour.
Là, je ne craindrai plus un père inexorable.
C’est là qu’en liberté tu pourras être aimable,
Et couronner l’amant qui t’a donné son cœur.
Vous coulerez alojs, mes paisibles journées,
Par les nœuds du plaisir l’une à l’autre enchaînées:
Laissez-moi peu de gloire et beaucoup de bonheur.
Viens; la nuit est obscure et le ciel sans nuage;
D’un éternel adieu saluons ce rivage,
Où par toi seule encor mes pas sont retenus.
Je vois à l’horizon l'étoile de Vénus:
Vénus dirigera notre course incertaine.
Eole exprès pour nous vient d’enchaîner les vents;
Sur les flots aplanis Zéphyre souffle à peine.
Viens; l’Amour jusqu’au port conduira deux amants.
ПРИСТАНЬ ЛЮБВИ
правитьОставим, ангел мой, оставим те места,
Где нас тревожит страх и где любовь мечта.
Когда б из сей страны мы удалились прежде,
Не тратили б мы дней, вверялся надежде.
Умчимся, полетим, о друг души моей!
Вдали от здешних мест есть остров неизвестный!
Скала подводная хранит сей брег прелестный,
Он недоступен был всегда для кораблей.
Там воздух свеж и чист от вечного зефира,
Природа щедрая свободна и сильна,
Дары несметные рассыпала она
Неведомой стране подсолнечного мира.
Там, к морю синему спускался от гор,
Катится и шумит источник серебристый,
Там сочный апельсин и ананас душистый
И цветом, и плодом манят и вкус, и взор.
Чего желать еще? Природою самою
Казалось, для любви сей остров сотворен,
И крутизною гор, и моря глубиною
Для смертных брег его отвсюду огражден.
С тобою, ангел мой, довольный новосельем,
Там непреклонного я не страшусь отца,
Забудем рабство мы, свободные с весельем
Там мирных дней своих дождемся мы конца.
Приди! Как ночь темна! Уж небо с берегами
Слилось на западе, не видно облаков,
Уж ослабел борей под тяжестью оков,
Венера светлая блистает нам лучами,
На утлый челн она сияние прольет
И к пристани любви нас тихо приведет.
Н. А. Маркевич
ОСТРОВ
правитьО милый друг! оставим здешний край,
Где тратим дни то в страхе, то в надеже;
Счастливцам двум — повсюду рай.
Не будем мы, как были прежде,
Невинной жертвою людей:
Оставим сих рабов и света, и страстей.
Вблизи отсель есть остров опустелый,
Счастливый уголок земли;
Его гранитных скал страшатся корабли,
И мимо с быстротой несется парус белый.
Лужайки светлые, тенистые леса,
Овраги, горы и долины
Являют там волшебные картины;
Там вечный май и ясны небеса.
Чуть-чуть зефир листы колышит;
Там нет уже давно следов ничьей руки,
И юная природа негой дышит.
По скату резвятся алмазны ручейки
И в море синем исчезают…
Два раза в год душистый ананас
И сочный апельсин — цветут и созревают.
Что нужно более для нас?
Верь: только там, с любовью и свободой
Познаем жизни красоты.
Сей остров невелик; и матерью-Природой
Как будто сотворен для нежныя четы:
Границы — океан. И тихими шагами
Сей малый свет мы обойдем раз в день.
Из миртовых ветвей сплетем прохладну сень;
Судьба — гонитель наш — там сжалится над нами.
Там каждый раз скажу, когда твой встречу взгляд:
«Я беден славою; но счастием богат!..»
И дни — как легкий рой крылатых сновидений
Незримо будут пролетать…
Забудем свет для наслаждений!
Мы любим — о мой друг! чего еще желать?
Пойдем… уж гаснет день — уж сумрак над полями.
Простимся навсегда с родными берегами,
На коих я удержан лишь тобой!
Смотри: где небосклон сливается с землей,
Затеплилась звезда блестящая Киприды:
Она взойдет — она вожатый будет мой…
Вот челн; мы поплывем — и шумною толпой
По морю светлому всплывут Океаниды…
Но вот Эол затих и стали корабли;
Чуть воды зыбкие зефир перебирает…
Плывем! — любовь счастливцев призывает
В безвестный край земли. — --
Ал. Норов
15. BILLET
правитьApprenez, ma belle,
Qu'à minuit sonnant,
Une main fidèle,
Une main d’amant
Ira doucement,
Se glissant dans l’ombre,
Tourner les verrous
Qui dès la nuit sombre
Sont tirés sur vous.
Apprenez encore
Qu’un amant abhorre
Tout voile jaloux.
Pour être plus tendre,
Soyez sans atours,
Et songez à prendre
L’habit des amours.
К ЛАИСЕ
правитьТолько час полночи
Тихо прозвучит
И ревнивцев очи
Сон обременит —
Тенью незаметной
В уголок приветный
Я прокрадусь твой,
И спадут запоры
Тихо предо мной.
Ты откроешь взоры,
Томные от сна,
Улыбнешься нежно
И рукою снежной
Обовьешь меня.
Миг очарованья!
Я твое дыханье,
Страстный, буду пить!
Но, мой друг стыдливый,
Сбрось покров ревнивый!
Чтоб милее быть
В тайное свиданье
В тишине ночной,
Будь всегда со мной
В легком одеянье
Грации младой.
Д. П. Ознобишин
ЗАПИСКА
правитьСлушай, друг мой, час полночи
Только в городе пробьет
И твои прелестны очи
Сладкий сон едва сомкнет, —
Я, хранимый темнотою,
Подойду к тебе тайком,
Я нетрепетной рукою
Зазвучу твоим замком.
И с забавою ревнивой,
Не скрывая красоты,
Чтоб взошел твой друг счастливый,
Прикажи, мой ангел, ты,
Очарованный любовью,
Я приникну к изголовью;
Пусть горит лампады свет!
Тайны для счастливца нет.
Н. А. Маркевич
Livre II
править1. LE REFROIDISSEMENT
правитьIls ne sont plus ces jours délicieux,
Où mon amour respectueux et tendre
A votre cœur savait se faire entendre,
Où vous m’aimiez, où nous étions heureux!
Vous adorer, vous le dire et vous plaire,
Sur vos désirs régler tous mes désirs,
C'était mon sort; j’y bornais mes plaisirs.
Aimé de vous, quels vœux pouvais-je faire?
Tout est changé. Quand je suis près de vous,
Triste et sans voix, vous n’avez rien à dire;
Si quelquefois je tombe à vos genoux,
Vous m’arrêtez avec un froid sourire,
Et dans vos yeux s’allume le courroux.
Il fut un temps, vous l’oubliez peut-être,
Où j’y trouvais cette molle langueur,
Ce tendre feu que le désir fait naître,
Et qui survit au moment du bonheur.
Tout est changé, tout, excepté mon cœur!
Книга II
правитьОХЛАДЕНИЕ
правитьОни прошли, их нет, веселых, светлых дней,
Когда любви моей почтительность и сила
Казались чистыми тебе, душе твоей,
Когда я счастлив был и ты меня любила.
Любовью жить, дышать и нравиться тебе,
Напоминать о ней, не знать других желаний —
Вот жизнь тогдашняя, вот цель моих мечтаний
И я, блаженствуя, покорен был судьбе.
Все изменилося! Безмолвна и сурова,
Всегда скучаешь ты, бываю ль я с тобой —
Не смотришь на меня, не говоришь ни слова,
Меня не радует ни взгляд, ни голос твой,
Меня встречаешь ты улыбкой вечно хладной,
Когда к стопам твоим в тоске я упаду,
Всегда я гнев один в очах твоих найду!
Ах, были, были дни! Мы негою отрадной
В забвеньи, в роскоши теряя солнца свет,
Пылали, таяли… блаженство!.. но их нет!
Те дни прошли уже, не верю я надежде,
Не верю радости, не для меня любовь!
Что было, никогда не возвратится вновь!
Все изменилось! все… один лишь я, как прежде.
Н. А. Маркевич
2. A LA NUIT
правитьToujours le malheureux t’appelle,
О nuit, favorable aux chagrins!
Viens donc, et porte sur ton aile
L’oubli des perfides humains.
Voile ma douleur solitaire;
Et, lorsque la main du Sommeil
Fermera ma triste paupière,
О dieux! reculez mon réveil;
Qu'à pas lents l’aurore s’avance
Pour ouvrir les portes du jour:
Importuns, gardez le silence,
Et laissez dormir mon amour.
К НОЧИ
правитьПока восток блеснет лучами
И загорится небо вновь,
Пускай уснет моя любовь
С воспоминаньем и мечтами.
О ночь! в отчаяньи, в слезах
Тебя несчастный призывает;
На отуманенных крылах
С тобой забвенье прилетает,
Забвенье смертных и земли;
Сокрой печаль, смежи зеницы,
Не допусти ко мне денницы
И пробужденье отдали.
Н. А. Маркевич
3. LA RECHUTE
правитьC’en est fait, j’ai brisé mes chaînes!
Amis, je reviens dans vos bras.
Les belles ne vous valent pas;
Leurs faveurs coûtent trop de peines.
Jouet de leur volage humeur,
J’ai rougi de ma dépendance:
Je reprends mon indifférence,
Et je retrouve le bonheur.
Le dieu joufflu de la vendange
Va m’inspirer d’autres chansons;
C’est le seul plaisir sans mélange;
Il est de toutes les saisons;
Lui seul nous console et nous venge
Des maîtresses que nous perdons.
Que dis-je, malheureux? ah! qu’il est difficile
De feindre la gaieté dans le sein des douleurs!
La bouche sourit mal, quand les yeux sont en pleurs.
Repoussons loin de nous ce nectar inutile.
Et toi, tendre Amitié, plaisir pur et divin,
Non, tu ne suffis plus à mon âme égarée.
Au cri des passions qui grondent dans mon sein
En vain tu veux mêler ta voix douce et sacrée:
Tu gémis de mes maux qu’il fallait prévenir;
Tu m’offres ton appui lorsque la chute est faite,
Et tu sondes ma plaie, au lieu de la guérir.
Va, ne m’apporte plus ta prudence inquiète;
Laisse-moi m'étourdir sur la réalité;
Laisse-moi m’enfoncer dans le sein des chimères,
Tout courbé sous les fers chanter la liberté,
Saisir avec transport des ombres passagères,
Et parler de félicité
En versant des larmes amères.
Ils viendront ces paisibles jours,
Ces moments du réveil, où la raison sévère
Dans la nuit des erreurs fait briller sa lumière,
Et dissipe à nos yeux le songe des Amours.
Le Temps, qui d’une aile légère
Emporte en se jouant nos goûts et nos penchants,
Mettra bientôt le terme à mes égarements.
О mes amis! alors, échappé de ses chaînes,
Et guéri de ses longues peines,
Ce cœur qui vous trahit revolera vers vous.
Sur votre expérience appuyant ma faiblesse,
Peut-être je pourrai d’une folle tendresse
Prévenir les retours jaloux.
Sur les plaisirs de mon aurore
Vous me verrez tourner des yeux mouillés de pleurs,
Soupirer malgré moi, rougir de mes erreurs,
Et, même en rougissant, les regretter encore.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
правитьОпять я ваш, мои друзья,
Друзей красавицы не стоят;
Их ласки душу беспокоят,
Я не хочу любить; любовь покинул я.
Не встретив радостей столь долго мною жданных,
Игралище непостоянных,
Сверканьем глаз и звуком слов
Обманутый — краснеть готов.
У вас искать мне вдохновений.
Сильваны, бог садов, румяный Вакх мой гений!
Они, они меня вдохнут!
Да будет в них моя услада!
Они бокал мне подадут
И лиру с кистью винограда.
Забуду с ними тяжкий плен,
Не испытаю в них измен!
О заблуждение! что я сказал, несчастный?
Улыбка пасмурна с слезами на глазах;
Нет, трудно пить вино, когда в тоске ужасной
Пылают вздохи на устах.
Отвергнем нектар бесполезный;
В душе спокойствия он мне не поселит;
О дружба! тщетен глас твой тихий и прелестный;
Мне он любви не заменит.
От сна не пробужден рассудок омраченный,
Напрасно дружбы глас священный
Мне утешения дает в тоске моей,
Он слаб, он заглушён грозой моих страстей.
Меня не излечив, он растравляет раны,
Страдая обо мне, бессилен мне помочь;
Кто может отдалить забвения обманы?
Кто может отогнать от сердца хлад и ночь?
Забыл я все: друзей, природу, —
Печалью измеряю день,
Гоняюсь за мечтой, обнять желаю тень,
Железом отягчен, хочу воспеть свободу,
И утопающий в слезах,
О золотых мечтаю днях,
Они придут, дни пробужденья;
Рассудок строгостью рассеет заблужденья,
Мне истину покажет он,
С очей слетит любовный сон,
Так! Время легкими крылами,
Свевая, унося наклонности с мечтами,
Моим мученьям даст предел,
И дружба и покой тогда мне будут новы,
Забуду я любви оковы,
Забуду взоры те, которые воспел;
Кто знает?.. Может быть, — ручаться я не смею, —
Воспомнив о заре протекших лет моих,
Невольно я вздохну, невольно покраснею
И, может быть, к стыду, начну жалеть о них.
Н. А. Маркевич
ГОРЕ-БОГАТЫРЬ
правитьQuelle chimère est-ce donc que
l’homme! quelle nouveauté! quel
chaos! quel sujet de contradictions!
Pascal
Итак, я разорвал оковы,
И к вам, друзья, явлюсь сей час!
Во мне все чувства, мысли новы,
Красавицы не стоят вас.
Их ласки дорогой ценою
Всегда придется покупать.
Одна, игравши долго мною,
Велела с горя умирать.
Но, знать, судьбе угодно было
Меня от смерти сохранить:
Вино на помощь поспешило,
И друг ваш начал снова жить.
С умом любовь вредить не может,
В вине лекарство нам дано:
Как скоро сердце занеможет,
Друзья, примитесь за вино.
Но что я говорю, несчастный!
В душе тоски не утаишь!
Ах, можно ль в бури, в день ненастный,
Сказать, что красно солнце зришь?
Нельзя веселым притвориться;
Наш взор и вздохи изменят:
Когда из глаз слеза катится,
Уста смеяться не хотят.
Сокройся от меня, напиток бесполезный!
Дай волю мне и ты, о дружба, тосковать;
Твой кроткий, нежный глас, мне некогда любезный,
Ужасный вопль страстей заставит ли молчать?
Мой жребий в мире жить, мечтой себя питая,
Свободу воспевать, а цепи все носить
И, слезы горьки проливая,
О счастье, радостях в элегиях твердить.
Дни юности, мечты, обмана, заблужденья
На крыльях времени, как миг сей, пролетят.
Друзья мои! придут дни мирны пробужденья
И сердце к вам мое в объятьи возвратят;
Те дни, когда вздыхать престану,
Когда рассудок скажет мне:
«Проснись!» — И что ж? — Тогда я стану
Жалеть — о беспокойном сне.
Н. Д. Иванчин-Писарев
СЛАБОСТЬ
правитьВсе кончено: я разорвал
Постыдные любови цепи:
Красавицы коварны, слепы;
Ах, сколько я от них страдал!
Друзья мои! в объятья ваши
С надеждой в сердце возвращусь:
Я прежних слабостей стыжусь!
Увейте свежим плющем чаши;
Пусть светлое вино шумит,
Пусть брызгами и пеной снежной
Питомцев ночи окропит.
Веселый Вакх — наш бог надежный —
В меня веселие вдохнет;
Тогда изменниц позабуду,
Тогда на лоне дружбы буду
Я Бахуса и счастье петь!..
Но что я говорю?.. несчастный!..
Ах! и улыбки нет — коль слезы на глазах;
Нет радости, коль в сердце тайный страх.
Прочь нектар, для меня напрасный!
О дружба! милая наставница людей,
Ты сердца моего не услаждаешь боле:
Увы! оно в неволе;
Не слышен голос твой при голосе страстей;
Напрасно мне свою подпору предлагаешь:
Уж поздно, уж нельзя паденью пособить;
Напрасно стонешь ты: желая исцелить,
Ты рану сердца растравляешь!
Оставь, не беспокой меня,
Оставь мечтами наслаждаться,
Грустить и заблуждаться,
Любовь к себе маня;
Свободу воспевать, оковы обнимая;
С восторгом тень обманчиву ловить
И о блаженстве говорить,
Горючи слезы проливая!..
Придут, придут те тихи дни,
Дни зрелости, дни пробужденья —
И строгий разум наш любви рассеет сны,
Любви разгонит заблужденья,
И время, унося все радости людей,
Умчит и юность невозвратно!
Тогда, друзья мои! освободясь цепей
Постыдной праздности — для сердца столь приятной,
Столь сладкой для любви — я возвращуся вновь
Навеки к вам, и с ясною душою!
Забуду слабости, а с ними и любовь!
И дружба опытной рукою
Мою неопытность там станет охранять!
Но с робкою слезой я буду вспоминать
Прошедших лет мечты, восторги наслаждений,
Невольно воздыхать, стыдиться заблуждений
Дней юных, и стыдясь — жалеть о них опять.
В. И. Туманский
5. DÉPIT
правитьOui, pour jamais
Chassons l’image
De la volage
Que j’adorais.
A l’infidèle
Cachons nos pleurs,
Aimons ailleurs;
Trompons comme elle.
De sa beauté
Qui vient d'éclore
Son cœur encore
Est trop flatté.
Vaine et coquette,
Elle rejette
Mes simples vœux:
Fausse et légère,
Elle veut plaire
A d’autres yeux.
Qu’elle jouisse
De mes regrets;
A ses attraits
Qu’elle applaudisse.
L'âge viendra;
L’essaim des Grâces
S’envolera,
Et sur leurs traces
L’Amour fuira.
Fuite cruelle!
Adieu l’espoir
Et le pouvoir
D'être infidèle.
Dans cet instant,
Libre et content,
Passant près d’elle,
Je sourirai,
Et je dirai:
«Elle fut belle.»
ДОСАДА
правитьНет, навсегда от этих пор
Ее любить я перестану,
Пленительный забуду взор,
Свои скрывать я слезы стану,
И заживлю сердечну рану
И буду ветрен, как она,
И отгоню мечты обманы,
Как грустное забвенье сна;
Какой любовник легковерный
Блаженство может ей вручить?
Своей улыбкой лицемерной
Она желает мир пленить:
Сегодня любит, изменяет,
А завтра — завтра любит вновь,
И простодушную любовь
Мою с презреньем отвергает,
Пускай у ней не сердце, сталь;
Пусть ей тягчить меня приятно
И растравлять мою печаль.
Умчатся годы невозвратно
И граций перелетный рой
Вспорхнет и навсегда увьется,
И младость с шумною семьей
Амуров легких унесется,
Тогда — тогда скажи: прости!
Любви, весельям и надежде;
Исчезнет радость; не найти
Толпы любовников, как прежде;
Тогда свободен буду я;
Тогда блаженство мне, друзья;
Она не будет мне опасна;
Пройду с улыбкой мимо ней
И, обратясь к толпе друзей,
Скажу: она была прекрасна!
Н. А. Маркевич
6. A UN AMI, TRAHI PAR SA MAÎTRESSE
правитьQuoi! tu gémis d’une inconstance?
Tu pleures, nouveau Céladon?
Ah! le trouble de ta raison
Fait honte à ton expérience.
Es-tu donc assez imprudent
Pour vouloir fixer une femme?
Trop simple et trop crédule amant,
Quelle erreur aveugle ton âme!
Plus aisément tu fixerais
Des arbres le tremblant feuillage,
Les flots agités par Forage,
Et l’or ondoyant des guérets
Que balance un zéphyr volage.
Elle t’aimait de bonne foi;
Mais pouvait-elle aimer sans cesse?
Un rival obtient sa tendresse;
Un autre l’avait avant toi;
Et, dès demain, je le parie,
Un troisième, plus insensé,
Remplacera dans sa folie
L’imprudent qui t’a remplacé.
Il faut au pays de Cythère
A fripon fripon et demi.
Trahis, pour n'être point trahi;
Préviens même la plus légère;
Que ta tendresse passagère
S’arrête où commence l’ennui.
Mais que fais-je? et dans ta faiblesse
Devrais-je ainsi te secourir?
Ami, garde-toi d’en guérir:
L’erreur sied bien à la jeunesse.
Va, l’on se console aisément
De ses disgrâces amoureuses.
Les amours sont un jeu d’enfant;
Et, crois-moi, dans ce jeu charmant,
Les dupes même sont heureuses.
ИЗМЕНА
правитьЧто вздохнул ты о неверной?
Не о ней ли плачешь ты?
О любовник легковерный,
Образумься, брось мечты! —
Обойди земли пространство,
Где тот смертный, полубог,
Кто бы женщине дать мог
В ум и в сердце постоянство?
Легче нам остановить
Листья шепчущей осины,
Легче бурю прекратить,
Удержать поток с стремнины
Или океана вой,
Я скорее, может статься,
Не позволю волноваться
Класам нивы золотой.
С нею был ты неразлучен?
Но любви до гроба нет.
Вечный пламень вечно скучен,
Веселей любить весь свет.
Твой предшественник давно ли
Был любим и был забыт?
Твой соперник той же доли
Ждет — блаженство изменит!
Кто из нас без заблуждений
На заре весенних лет?
Позабыли? что в ответ?
«В свете много утешений!» —
Изменяй, ищи измен,
Верь мне, до поры известной,
В страсти, в сей игре прелестной,
И обманутый блажен.
Н. А. Маркевич
8. A MES AMIS
правитьRions, chantons, ô mes amis!
Occupons-nous à ne rien faire.
Laissons murmurer le vulgaire:
Le plaisir est toujours permis.
Que notre existence légère
S'évanouisse dans les jeux.
Vivons pour nous, soyons heureux,
N’importe de quelle manière.
Un jour il faudra nous courber
Sous la main du temps qui nous presse;
Mais jouissons dans la jeunesse,
Et dérobons à la vieillesse
Tout ce qu’on peut lui dérober.
ДОБРЫЙ СОВЕТ
правитьДавайте пить и веселиться,
Давайте жиэнию играть,
Пусть чернь слепая суетится,
Не нам безумной подражать.
Пусть наша ветреная младость
Потонет в неге и вине,
Пусть изменяющая радость
Нам улыбнется хоть во сне.
Когда же юность легким дымом
Умчит веселья юных дней,
Тогда у старости отымем
Все, что отымется у ней.
А. С. Пушкин
ДРУЗЬЯМ
правитьНачнем, друзья, смеяться, петь;
Не станем времени мы тратить золотого;
На ропот черни не глядеть:
Друзья! до черни нам нет дела никакого!
В сем мире, в жизни сей земной,
Мы будем дружно жить с вином, с мечтой прелестной,
А в жизни будущей небесной
Мы будем жить одной душой.
Пускай в забавах исчезает
Минута каждая, как тень,
Пусть беспрерывно утекает
За днем веселия другой веселый день;
Пока не улетела младость,
Пускай гостят у нас Венера, Вакх и радость,
Пускай друзей понежит лень.
Наступит день, когда рукою
Тяжелой время нас согнет,
Простимся с жизнью молодою
И с кашлем старость к нам придет,
Тогда уж поздно веселиться!
Тогда придется нам скучать;
Теперь у старости, что только пригодится,
Мы постараемся отнять.
Н. А. Маркевич
9. AUX INHDÈLES
правитьA vous qui savez être belles,
Favorites du dieu d’amour;
A vous, maîtresses infidèles,
Qu’on cherche et qu’on fuit tour à tour:
Salut, tendre hommage, heureux jour,
Et surtout voluptés nouvelles!
Ecoutez: Chacun à l’envi
Vous craint, vous adore et vous gronde;
Pour moi, je vous dis:
«Grand merci.»
Vous seules de ce triste monde
Avez l’art d'égayer l’ennui;
Vous seules variez la scène
De nos goûts et de nos erreurs:
Vous piquez au jeu les acteurs;
Vous agacez les spectateurs
Que la nouveauté vous amène;
Le tourbillon qui vous entraîne
Vous prête des appas plus doux;
Le lendemain d’un rendez-vous,
L’amant vous reconnaît à peine;
Tous les yeux sont fixés sur vous,
Et n’aperèoivent que vos charmes;
Près de vous naissent les alarmes,
Les plaintes, jamais les dégoûts.
En passant, Caton vous encense,
Heureux même par vos rigueurs.
Chacun poursuit votre inconstance,
Et, s’il n’obtient pas des faveurs,
Il obtient toujours l’espérance.
НЕВЕРНЫМ КРАСАВИЦАМ
правитьВам, прелестные сирены,
Вам, любимицы богов,
Частой в жертвах перемены
И здоровья и пиров
Я желаю. Наслаждайтесь!
Вечной негой упивайтесь,
Веселитесь средь измен!
Полюбите, разлюбите
И неопытность влеките
Цепью розовою в плен.
Пламенея знойной жаждой,
Слушайте! На свете каждый
Вас то ищет, то бежит,
Прославляет и бранит.
Я же — без тоски любовной,
Опытный и хладнокровный,
Я на вас давно смотрю,
И, признаюсь вам, я вечно
Искренно, чистосердечно
Вас за то благодарю,
Что в печальном нашем мире
Скуку разогнали вы;
В песнях, на гудке, на лире,
Хвалят вас без головы:
Вы прогнали нашу праздность,
Через вас разнообразность
Получил подлунный свет.
Вы смеетесь над актером,
Но и зритель вашим взором
Часто без вины задет.
Все обманы, заблужденья,
Радости и наслажденья,
Горе, слез тяжелый град, —
Все рождает милый взгляд.
Нас тревожа беспощадно,
Сожигая все сердца,
Вы прелестны до конца.
Мы глядим на вас так жадно,
Так пристрастно, ненаглядно;
Но кто друг ваш, тот подчас
Завтра не узнает вас.
Часто через вас досадно,
Грустно, тяжко иногда,
Но чтоб скучно? — никогда!
Все в вас действует: угрозы,
Гнев, и горесть, и укор,
И туманный, томный взор,
И сверкающие слезы.
Вы пленяете дитя
И Катона — мимоходом,
Он, как будто не хотя,
Вам кадит, и над уродом
Вы смеетесь. Даже месть
Испытать от вас приятно!
Все проходит невозвратно,
Время может все унесть;
Но любить вас не наскучит:
Кто восторгов не получит,
У того надежда есть.
. Маркевич
11. PALINODIE
правитьJadis, trahi par ma maîtresse,
J’osai calomnier l’Amour;
J’ai dit qu'à ses plaisirs d’un jour
Succède un siècle de tristesse.
Alors, dans un accès d’humeur,
Je voulus prêcher l’inconstance.
J'étais démenti par mon cœur;
L’esprit seul a commis l’offense.
Une amante m’avait quitté;
Ma douleur s’en prit aux amantes.
Pour consoler ma vanité,
Je les crus toutes inconstantes.
Le dépit m’avait égaré.
Loin de moi le plus grand des crimes,
Celui de noircir par mes rimes
Un sexe toujours adoré,
Que l’amour a fait notre maître,
Qui seul peut donner le bonheur;
Qui, sans notre exemple, peut-être
N’aurait jamais été trompeur.
Malheur à toi, lyre fidèle,
Où j’ai modulé tous mes airs,
Si jamais un seul de mes vers
Avait offensé quelque belle!
Sexe léger, sexe charmant,
Vos défauts sont votre parure.
Remerciez bien la Nature
Qui vous ébaucha seulement.
Sa main bizarre et favorable
Vous orne mieux que tous vos soins;
Et vous plairiez peut-être moins,
Si vous étiez toujours aimable.
ПАЛИНОДИЯ
правитьУбит непостоянством милой,
Я женщин всех оклеветал;
Не верь надежде легкокрилой
Не верь Эроту, я сказал,
Любовь считая за сирену,
Я был обманут и пленен,
И, проповедуя измену,
Я был рассудком обольщен.
Одной красавицей забытый,
На всех я гнев свой обратил;
И всех с улыбкою сердитой
От самолюбия бранил.
Я поступал неосторожно,
Я исповедую мой грех,
Ужасный грех! Как рифмой можно
Вдруг очернить красавиц всех.
Они прелестны, несравненны,
И целый мир покорен им;
Их взор один, — и мы блаженны,
И сердцем улетаем к ним.
Умом, любезностью примерны,
Прекрасны телом и душой,
Они, быть может, были б верны.
Когда б не наш пример дурной.
Пол восхитительный, пол нежный,
Обласканный судьбы рукой,
Прелестный в простоте небрежной!
Вам служит слабость красотой;
Но будучи всечасно милы,
Кто знает? может быть, подчас
Не столько вы б имели силы
И менее б пленяли нас.
. Маркевич
Livre III
править1. LES SERMENTS
правитьOui, j’en atteste la Nuit sombre,
Confidente de nos plaisirs,
Et qui verra toujours son ombre
Disparaître avant mes désirs;
J’atteste l'étoile amoureuse,
Qui, pour voler aux rendez-vous,
Me prête sa clarté douteuse;
Je prends à témoins ces verrous,
Qui souvent réveillaient ta mère,
Et cette parure étrangère,
Qui trompe les regards jaloux;
Enfin, j’en jure par toi-même,
Je veux dire par tous mes dieux:
T’aimer est le bonheur suprême;
Il n’en est point d’autre à mes yeux.
Viens donc, ô ma belle maîtresse,
Perdre tes soupèons dans mes bras;
Viens t’assurer de ma tendresse,
Et du pouvoir de tes appas.
Aimons, ma chère Eléonore,
Aimons au moment du réveil,
Aimons au lever de l’aurore,
Aimons au coucher du soleil;
Durant la nuit aimons encore.
Книга III
правитьКЛЯТВЫ
правитьК тебе, о друг, любви моей
Свидетелем пора ночная;
Она ведет меня, скрывая,
От взоров матери твоей.
К тебе, мой друг, любви моей
Свидетелем сия златая
В лазурных небесах звезда.
Своим сиянием туманным
К восторгам сладостным, желанным
Она ведет меня всегда.
И эти чуждые одежды,
И скрып дверей, и стук замков, —
Являет все мои надежды
И пылкую мою любовь.
Моя единственная радость,
Любви тоска, мученье, сладость.
Я всем клянусь: клянусь тобой,
Клянусь сим взором потупленным,
Что быть красой твоей плененным
Мне счастье в жизни сей земной.
Люблю в минуту пробужденья,
Люблю пред утренней зарей,
Люблю при лунном восхожденьи
И в молчаливый час ночной!
Н. А. Маркевич
3. LE SONGE
правитьCorrigé par tes beaux discours,
J’avais résolu d'être sage;
Et, dans un accès de courage,
Je congédiais les Amours
Et les chimères du bel âge.
La nuit vint. Un profond sommeil
Ferma mes paupières tranquilles;
Tous mes songes, purs et faciles,
Promettaient un sage réveil.
Mais quand l’Aurore impatiente,
Blanchissant l’ombre de la nuit,
A la nature renaissante
Annonèa le jour qui la suit,
L’Amour vint s’offrir à ma vue.
Le sourire le plus charmant
Errait sur sa bouche ingénue:
Je le reconnus aisément.
Il s’approcha de mon oreille.
«Tu dors, me dit-il doucement;
Et tandis que ton cœur sommeille,
L’heure s'écoule incessamment.
Ici-bas tout se renouvelle;
L’homme seul vieillit sans retour;
Son existence n’est qu’un jour
Suivi d’une nuit éternelle,
Mais encore trop long sans amour.»
A ces mots j’ouvris la paupière.
Adieu, sagesse; adieu, projets.
Revenez, enfants de Cythère,
Je suis plus faible que jamais.
СОН
правитьМой друг! в минуты размышленья
Хотел я, вспомня твой совет,
Забыть Амура.оболыценья
И ветреность протекших лет!
Настала полночь. Сон чудесный
Мне очи томные сковал,
И привидений рой прелестный
Вкруг изголовия летал!
Когда ж заря по своду неба
Свой путь игривый начала,
И предвозвестницею Феба
Природе дремлющей была;
Тогда, порхая надо мною
На быстрых, пламенных крылах,
Амур, с колчаном за спиною,
С усмешкой хитрой на устах —
Шепнул мне на ухо приветно:
«Ты спишь, с тобой и сердце спит,
Меж тем, как время незаметно
Чредой обычною летит!
Всему есть в мире обновленье;
Лишь человек, игрушка бед,
Раз постарея, в утешенье,
Минувших не воротит лет!
Вся жизнь его есть день ненастный,
Доколь с надоблачных высот,
На небосклон его неясный
Любви светило не взойдет!»…
Я пробудился… прежней веры
Я власть увидел над собой…
Забыт обет недавний мой!
Приди, приди дитя Цитеры!
Опять я вечный пленник твой!
И. П. Бороздна
7. LE CABINET DE TOILETTE
правитьVoici le cabinet charmant
Où les Grâces font leur toilette.
Dans cette amoureuse retraite
J'éprouve un doux saisissement.
Tout m’y rappelle ma maîtresse,
Tout m’y parle de ses attraits;
Je crois l’entendre; et mon ivresse
La revoit dans tous les objets.
Ce bouquet, dont l'éclat s’efface,
Toucha l’albâtre de son sein;
Il se dérangea sous ma main,
Et mes lèvres prirent sa place.
Ce chapeau, ces rubans, ces fleurs,
Qui formaient hier sa parure,
De sa flottante chevelure
Conservent les douces odeurs.
Voici l’inutile baleine
Où ses charmes sont en prison.
J’aperèois le soulier mignon
Que son pied remplira sans peine.
Ce lin, ce dernier vêtement…
Il a couvert tout ce que j’aime:
Ma bouche s’y colle ardemment,
Et croit baiser dans ce moment
Les attraits qu’il baisa lui-même.
Cet asile mystérieux
De Vénus sans doute est l’empire.
Le jour n’y blesse point mes yeux;
Plus tendrement mon cœur soupire;
L’air et les parfums qu’on respire
De l’amour allument les feux.
Parais, ô maîtresse adorée!
J’entends sonner l’heure sacrée
Qui nous ramène les plaisirs;
Du temps viens connaître l’usage,
Et redoubler tous les désirs
Qu’a fait naître ta seule image.
УБОРНАЯ ЛЮБВИ
правитьВот здесь уборная любви:
Сии ревнивые одежды
Рождают жар в моей крови
И сладкие в душе надежды.
Я вспоминаю красоты,
И от одной уже мечты
О радостях и наслажденьи
Я трепещу, я в упоеньи.
Сии поблекшие цветы
От взоров грудь ее скрывали,
Они от уст моих увяли;
Убор вчерашний головной,
Остаток ленты голубой
Приял жасминов запах нежный, —
От черных локонов, небрежной
По плечам брошенных рукой.
Вот и последние наряды,
В часы любви, в часы отрады
Здесь, часто таинством одет,
Я в упоении вздыхаю,
Я медленно тебя лобзаю,
Я забываю целый свет.
Но тень и воздух ароматный,
Как с неба ветер благодатный,
Мне ум наполнили мечтой;
И день угас, и тихо стало, —
Мой друг! накинув покрывало,
Спеши ко мне, побудь со мной,
Спеши — и не страшись нимало.
Сама ты знаешь, ангел мой,
Сколь неоплатен миг свиданья!
Приди ж, удвой мои желанья,
Не отдаляй мечты златой!
Н. А. Маркевич
9. MA MORT
правитьDe mes pensers confidente chérie,
Toi, dont les chants, faciles et flatteurs
Viennent parfois suspendre les douleurs
Dont les Amours ont parsemé ma vie,
Lyre fidèle, où mes doigts paresseux
Trouvent sans art des sons mélodieux,
Prends aujourd’hui ta voix la plus touchante,
Et parle-moi de ma maîtresse absente.
Objet chéri, pourvu que dans tes bras
De mes accords j’amuse ton oreille,
Et qu’animé par le jus de la treille,
En les chantant, je baise tes appas;
Si tes regards, dans un tendre délire,
Sur ton ami tombent languissamment;
A mes accents si tu daignes sourire;
Si tu fais plus, et si mon humble lyre
Sur tes genoux repose mollement;
Qu’importe à moi le reste de la terre?
Des beaux esprits qu’importe la rumeur,
Et du public la sentence sévère?
Je suis amant, et ne suis point auteur.
Je ne veux point d’une gloire pénible;
Trop de clarté fait peur au doux plaisir.
Je ne suis rien, et ma Muse paisible
Brave en riant son siècle et l’avenir.
Je n’irai pas sacrifier ma vie
Au fol espoir de vivre après ma mort.
О ma maîtresse! un jour l’arrêt du Sort
Viendra fermer ma paupière affaiblie.
Lorsque tes bras, entourant ton ami,
Soulageront sa tête languissante,
Et que ses yeux soulevés à demi
Seront remplis d’une flamme mourante;
Lorsque mes doigts tâcheront d’essuyer
Tes yeux fixés sur ma paisible couche,
Et que mon cœur, s'échappant sur ma bouche,
De tes baisers recevra le dernier;
Je ne veux point qu’une pompe indiscrète
Vienne trahir ma douce obscurité,
Ni qu’un airain à grand bruit agité
Annonce à tous le convoi qui s’apprête.
Dans mon asile, heureux et méconnu,
Indifférent au reste de la terre,
De mes plaisirs je lui fais un mystère:
Je veux mourir comme j’aurai vécu.
МОЯ КОНЧИНА
правитьПоверенная чувств и тайных впечатлений,
Пусть лира стройная досуг мой усладит
И повелитель струн, мой невидимый гений,
Унылому певцу песнь томную внушит.
О ты, чьи легкие и сладостные звуки
Передают сердцам те радости и муки,
Которыми любовь знакома стала мне,
О лира, пусть твой стон промчится в тишине —
И, струны перебрав ленивыми перстами,
Без принуждения на свой настрою лад:
Твои созвучия разлуку облегчат —
И к милой полечу крылатыми мечтами.
Бесценный друг! когда в объятиях твоих
Бряцаньем звонких струн твой нежный слух ласкаю,
Когда за чашею, в восторге чувств немых,
Я прелести твои пою и лобызаю,
Когда улыбкою, краснея, наградишь
Гармонию моей послушныя цевницы…
И взоры томные сквозь длинные ресницы,
В смятеньи сладостном на друга устремишь…
И сладострастием певец твой упоенный
С умолкшей лирою падет к твоим ногам —
О друг мой! что тогда и в целой мне вселенной?
Я не завидую ни смертным, ни богам.
Что в пышной роскоши умершему для света?
С подругой счастлив я и в хижине моей:
Что строгий суд молвы для юного поэта,
Который вдохновен любовию своей?..
Не слава, но любовь — вот цель моих желаний!
Ни тягостных честей, ни лавров не ищу.
Питомец тишины… страшусь рукоплесканий,
Пусть в мире я ничто; на участь не ропщу:
Благодарю в душе святое провиденье,
Что не утрачу я сей жизни наслажденье
Для гордой мысли жить — в преданьях… О, мой друг!
Ударит некогда минута роковая —
И вежди томные закроет твой супруг,
И слабая глава, как ландыш, увядая,
На трепетную грудь подруги упадет…
Тогда… как нить мою Атропа допрядет,
И, к милой устремясь, мой взор полуоткрытый
Перед концом начнет, как искра, угасать,
И руку слабую усилюсь приподнять,
Чтоб ею отереть слезу с твоей ланиты…
И чувств моих порыв, исчезнув на устах,
Прощальный поцелуй навек запечатлеет…
Тогда тщеславие людей да не посмеет
Тревожить мой приют и мой безмолвный прах.
Ни меди звучны я унылые отзывы,
Ни певчих томный хор, ни факлов дым густой
Не будут возвещать кончины роковой.
В своем убежище, безвестный — но счастливый,
Покинутый людьми и шумною молвой…
Я втайне радости свои от них скрываю:
Как жил, так точно я и умереть желаю.
Ал. Норов
МОЯ СМЕРТЬ
правитьКогда в объятиях твоих
Я пеньем слух твой услаждаю
И, упоен вином, лобзаю
Твои красы, воспев о них,
Что мне тогда ничтожный свет,
Все предрассудки, заблужденья
И черни грозные сужденья?
Что мне до них? — Я не поэт!
Я не желаю ложной славы,
Она сопряжена с трудом,
Пред ней сокроются забавы,
Как ночь пред утренним лучом.
Я не пожертвую собою
В надежде после смерти жить;
Но славу я назвав мечтою,
Хочу у ног твоих забыть
Друзей парнасских вероломство,
Рукоплесканья, шум свистков,
Всех современников, потомство
И прелесть будущих веков.
Придет когда-то день разлуки,
Тебя с трудом я назову,
И обовьют прелестны руки
Мою поникшую главу;
К тебе, мой ангел, устремятся
Полуоткрытые глаза —
В твоих очах блеснет слеза;
Напрасно буду я стараться
Тебя холодною рукой
Обнять — она окаменеет;
И поцелуй последний твой
Мои уста запечатлеет.
Тогда пусть меди грозный стон
Всех стран окрестных не тревожит.
Толпа людей, со всех сторон,
Стека<я>ся, мне не поможет.
Я в жизни неизвестен был,
Всегда судьбой своей доволен,
Я был, как шумный ветер, волен,
Пускай же я умру, как жил.
Н. А. Маркевич
11. REFLEXION AMOUREUSE
правитьJe vais la voir, la presser dans mes bras.
Mon cœur ému palpite avec vitesse;
Des voluptés je sens déjà l’ivresse;
Et le désir précipite mes pas.
Sachons pourtant, près de celle que j’aime,
Donner un frein aux transports du désir;
Sa folle ardeur abrège le plaisir,
Et trop d’amour peut nuire à l’amour même.
Она придет! к ее устам
Прижмусь устами я моими;
Приют укромный будет нам
Под сими вязами густыми!
Волненьем страстным я томим;
Но близ любезной укротим
Желаний пылких нетерпенье:
Мы ими счастию вредим
И сокращаем наслажденье.
Е. А. Баратынский
ЛЮБОВНОЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ
правитьИду обнять ее, увидеть взоры милой,
И сердце пылкое забилося сильней,
Жар сладострастия разлился с новой силой,
Желания любви меня уносят к ней.
Но не забудем мы, в пылу очарований,
Обуздывать восторг неистовых желаний:
Безумный пламень их лишь миг волнует кровь,
С ним гаснет пылкость чувств и самая любовь.
Е. П. Зайцевский
12. LE BOUQUET DE L’AMOUR
правитьDans ce moment les politesses,
Les souhaits vingt fois répétés,
Et les ennuyeuses caresses,
Pleuvent sans doute à tes côtés.
Après ces compliments sans nombre
L’Amour fidèle aura son tour;
Car, dès qu’il verra la nuit sombre
Remplacer la clarté du jour,
Il s’en ira, sans autre escorte
Que le Plaisir tendre et discret,
Frappant doucement à ta porte,
T’offrir ses vœux et son bouquet.
Quand l'âge aura blanchi ma tête,
Réduit tristement à glaner,
J’irai te souhaiter ta fête,
Ne pouvant plus te la donner.
ПОЗДРАВЛЕНИЕ
правитьУже в честь именин твоих
Приветствия и поздравленья
Тебя выводят из терпенья,
Уже тоскуешь ты от них;
Тебе уже и слушать скучно,
Как за твое здоровье звучно
Бокалы ходят по столам;
Но очередь придет и нам:
Когда исчезнет день сей шумный,
Коль скоро станет ночь темна,
И клики все, и пир безумный
Собою прекратит она, —
К тебе любовь тайком, одна,
Водимая своей звездою,
Придет, мой ангел, наконец,
И праздник проведет с тобою
В роскошной неге для сердец.
Когда ж на лбу моем морщины
Меня приучат к пустякам,
Хотя приду на именины,
Но я уж праздника не дам.
Н. А. Маркевич
13. DÉLIRE
правитьIl est passé ce moment des plaisirs
Dont la vitesse a trompé mes désirs,
Il est passé; ma jeune et tendre amie,
Ta jouissance a doublé mon bonheur.
Ouvre tes yeux noyés dans la langueur,
Et qu’un baiser te rappelle à la vie.
Celui-là seul connaît la volupté,
Celui-là seul sentira son ivresse,
Qui peut enfin avec sécurité
Sur le duvet posséder sa maîtresse.
Le souvenir des obstacles passés
Donne au présent une douceur nouvelle;
A ses regards son amante est plus belle;
Tous les attraits sont vus et caressés.
Avec lenteur sa main voluptueuse
D’un sein de neige entrouvre la prison,
Et de la rose il baise le bouton
Qui se durcit sous sa bouche amoureuse.
Lorsque ses doigts égarés sur les lis
Viennent enfin au temple de Cypris,
De la pudeur prévenant la défense,
Par un baiser il la force au silence.
Il donne un frein aux aveugles désirs;
La jouissance est longtemps différée;
Il la prolonge, et son âme enivrée
Boit lentement la coupe des plaisirs.
Eléonore, amante fortunée,
Reste à jamais dans mes bras enchaînée.
Trouble charmant! le bonheur qui n’est plus
D’un nouveau rouge a coloré ta joue:
De tes cheveux le ruban se dénoue,
Et du corset les liens sont rompus.
Ah! garde-toi de ressaisir encore
Ce vêtement qu’ont dérangé nos jeux;
Ne m'ôte point ces charmes que j’adore,
Et qu'à la fois tous mes sens soient heureux!
Nous sommes seuls? je désire, et tu m’aimes;
Reste sans voile, ô fille des Amours!
Ne rougis point: les Grâces elles-mêmes
De ce beau corps ont formé les contours.
Partout mes yeux reconnaissent l’albâtre,
Partout mes doigts effleurent le satin.
Faible Pudeur, tu résistes en vain,
Des voluptés je baise le théâtre.
Pardonne tout, et ne refuse rien,
Eléonore; Amour est mon complice.
Mon corps frissonne en s’approchant du tien.
Plus près encore, je sens avec délice
Ton sein brûlant palpiter sous le mien.
Ah! laisse-moi, dans mes transports avides,
Boire l’amour sur tes lèvres humides.
Oui, ton haleine a coulé dans mon cœur;
Des voluptés elle y porte la flamme:
Objet charmant de ma tendre fureur,
Dans ce baiser reèois toute mon âme.
A ces transports succède la douceur
D’un long repos. Délicieux silence,
Calme des sens, nouvelle jouissance,
Vous donnez seuls le suprême bonheur!
Puissent ainsi s'écouler nos journées,
Aux voluptés en secret destinées!
Qu’un long amour m’assure tes attraits;
Qu’un long baiser nous unisse à jamais.
Laisse gronder la sagesse ennemie;
Le plaisir seul donne un prix à la vie.
Plaisir, transports, doux présents de Vénus.
Il faut mourir quand on vous a perdus!
БЛАЖЕНСТВО
правитьУвы! с какою быстротою
Сокрылся сей счастливый миг,
Как с страстною моей душою
Я, Нина, пламенел в объятиях твоих!
Как сердце у тебя в восторгах замирало,
И розою лицо стыдливости пылало!..
Блажен, блажен стократ,
Кто, руша все преграды,
На ложе роскоши, возлюбленной объят,
Вкушает в полноте любови все отрады!
Он скорбный мир забыл, восторгом упоясь.
То, взорам обнажить прелестну грудь стремясь,
Подобну снегу белизною,
Он робкой медленно рукою
Делит покровов тонких связь, —
И, полными гордясь
Лилейными холмами,
Лишенная своих защит,
Под страстными его устами,
Она твердеет и горит!..
То стан ее рукой роскошною обнявши,
Который у самой Киприды похищен,
И пояс, средь забав, украдкой развязавши,
Смущеньем красоты робеющей пленен,
Он пламенно уста стыдливые лобзает
И тихое на них роптанье умирает!
Чья участь на земли с счастливцем сим равна?
Он медлит посреди сердечных упоений
И чашу восхищений
По капле пьет до дна!
О Нина, о мой друг, пребудь всегда со мною!
Смятение любви! пленительный покой,
Который следует за счастья полнотою!
Пусть нежною моей развеяны рукой,
В сей милой простоте, любовью расплетенны,
Волнуются твои прелестные власы,
И легкий твой покров, Эротом похищенный,
Не кроет от меня стыдливые красы!
О Нина! вся цена дней наших в наслажденье!
И райское одно мгновенье,
Когда, в восторге мы своем,
Небесное о всем
Забвение пием —
Годичных есть забот и бедствий услажденье!
Жизнь смертных горести отравою полна:
Любовию одной красуется она.
Восторги первых встреч, горящи лобызанья,
Волнения души, любви очарованья!
Оставить должно свет,
Когда вас боле нет!..
М. В. Милонов
Livre IV
правитьÉLÉGIE I
правитьDu plus malheureux des amants
Elle avait essuyé les larmes;
Sur la foi des nouveaux serments
Ma tendresse était sans alarmes;
J’en ai cru son dernier baiser;
Mon aveuglement fut extrême.
Qu’il est facile d’abuser
L’amant qui s’abuse lui-même!
Des yeux timides et baissés,
Une voix naïve et qui touche,
Des bras autour du cou passés,
Un baiser donné sur la bouche,
Tout cela n’est point de l’amour.
J’y fus trompé jusqu'à ce jour.
Je divinisais les faiblesses;
Et ma sotte crédulité
N’osait des plus folles promesses
Soupèonner la sincérité;
Je croyais surtout aux caresses.
Hélas! en perdant mon erreur,
Je perds le charme de la vie.
J’ai partout cherché la candeur,
Partout j’ai vu la perfidie.
Le dégoût a flétri mon cœur.
Je renonce au plaisir trompeur,
Je renonce à mon infidèle;
Et, dans ma tristesse mortelle,
Je me repens de mon bonheur.
Книга IV
правитьЭЛЕГИЯ
правитьКо мне свой нежный взор склонила,
Велела слезы отереть
И клятвы снова подтвердила
Любовью вечною гореть.
Последний поцелуй свободно
Был дан мне в подтвержденье слов;
Как обмануть того удобно,
Кто быть обманутым готов!
И взоры, робко потупленны,
И нежности исполнен глас,
И на устах напечатленный
С восторгом поцелуй не раз, —
Все это не любовь — искусство;
Я им доднесь обманут был;
Ее с моим равнял я чувство.
Я слабости боготворил;
Обетов смелым подозреньем
Не оскорблял я никогда;
Ах! самым лучшим увереньем
Казались ласки мне всегда.
Мое теряя заблужденье.
Теряю прелесть жизни всей —
И в сердце к людям отвращенье
Со дня неверности твоей.
Другим желать я предоставил
Любви обманчивых забав —
Ах! лучше бы я жизнь оставил,
Заране, счастья не узнав!
П. Л<ихачев>
ELEGIE III
правитьBel arbre, pourquoi conserver
Ces deux noms qu’une main trop chère
Sur ton écorce solitaire
Voulut elle-même graver?
Ne parle plus d’Elépnore;
Rejette ces chiffres menteurs;
Le temps a désuni les cœurs
Que ton écorce unit encore.
К КЛЕНУ
правитьСлова любви, мой клен пустынный,
Я на коре твоей писал;
Но вижу с грустью, друг старинный,
Что мне и ты неверен стал.
Зачем ты память сохраняешь
О счастьи двух сердец младых?
Ты их еще соединяешь,
А время разлучило их!
А. А. Крылов
К КЛЕНУ
правитьКрасивый, стройный клен! на что ты сохранил
Два наши имена, которые Людмила
Здесь, на твоей коре, в час неги начертила?
Мне горько видеть их… я больше ей не мил!
Пускай же мне ничто о ней не вспоминает,
Изгладь сии черты, блиставшие вотще!
Разлучены сердца, которые еще
Твоя кора соединяет!
О. М. Сомов
К БЕРЕЗЕ
правитьБереза дикая! к чему ты удержала
Столь долго наши имена,
Которые изображала
Рукой неверною — она?
Ты их напрасно сохранила:
Неумолимою косой
Судьба два сердца разделила,
Соединенные тобой.
Н. А. Маркевич
ELEGIE IV
правитьDieu des amours, le plus puissant des dieux,
Le seul du moins qu’adora ma jeunesse,
Il m’en souvient, dans ce moment heureux
Où je fléchis mon ingrate maîtresse,
Mon cœur crédule, et trompé par vous deux,
Mon faible cœur jura d’aimer sans cesse.
Mais je révoque un serment indiscret.
Assez longtemps tu tourmentas ma vie,
Amour, Amour, séduisante folie!
Je t’abandonne, et même sans regret.
Loin de Paphos la Raison me rappelle;
Je veux la suivre et ne plus suivre qu’elle.
Pour t’obéir je semblais être né:
Vers tes autels dès l’enfance entraîné,
Je me soumis sans peine à ta puissance.
Ton injustice a lassé ma constance:
Tu m’as puni de ma fidélité.
Ah! j’aurais dû, moins tendre et plus volage,
User des droits accordés au jeune âge.
Oui, moins soumis, tu m’aurais mieux traité.
Bien insensé, celui qui près des belles
Perd en soupirs de précieux instants!
Tous les chagrins sont pour les cœurs fidèles
Tous les plaisirs sont pour les inconstants.
ИСПРАВЛЕНИЕ
правитьО бог, сильнейший из богов,
Кому свою всю жизнь отдать я был готов,
Кому я одному всечасно поклонялся,
Которым я дышал, которым наслаждался,
И для кого навек я потерял покой!
Я не забыл минуты той,
Когда склонил я сердце милой,
Когда я поклялся небесной всею силой
Тебе всегда подвластным быть,
Ее одну, одну любить;
Хотя не вовремя, теперь я понимаю
Надежды ложные твои;
В слезах, в мучениях лета прошли мои,
С сих пор навеки я все клятвы забываю,
И никогда любовь мне в мысли не придет,
Меня от страсти сей рассудок увлечет,
И все мечты, все заблужденья
Забуду я без сожаленья.
Любовь, любовь! я был рожден,
Чтобы тебе повиноваться;
Тобою в сети увлечен,
Еще во младости тебе стал поклоняться!
Теперь погибла страсть моя,
Несправедливостью я утомлен твоею,
Жестоко был обманут я
Прелестницей моею!
С другими чувствами, с душой
Не столько пламенной, не столько постоянной,
Я верно бы достиг сей цели столь желанной,
Минуты счастья золотой.
О сколь несчастлив тот, кто, несмотря на младость,
Вздыхает, вверившись мечтам,
Судьба послала скорбь всем пламенным сердцам,
И всем непостоянным — радость.
Н. А. Маркевич
ÉLÉGIE V
правитьD’un long sommeil j’ai goûté la douceur.
Sous un ciel pur, qu’elle embellit encore,
A mon réveil je vois briller l’Aurore;
Le dieu du jour la suit avec lenteur.
Moment heureux! la nature est tranquille;
Zéphyre dort sur la fleur immobile;
L’air plus serein a repris sa fraîcheur,
Et le silence habite mon asile.
Mais quoi! le calme est aussi dans mon cœur!
Je ne vois plus la triste et chère image
Qui s’offrait seule à ce cœur tourmenté;
Et la raison, par sa douce clarté,
De mes ennuis dissipe le nuage.
Toi, que ma voix implorait chaque jour,
Tranquillité, si longtemps attendue,
Des cieux enfin te voilà descendue,
Pour remplacer l’impitoyable Amour.
J’allais périr; au milieu de l’orage
Un sûr abri me sauve du naufrage;
De l’aquilon j’ai trompé la fureur;
Et je contemple, assis sur le rivage,
Des flots grondants la vaste profondeur.
Fatal objet, dont j’adorai les charmes,
A ton oubli je vais m’accoutumer.
Je t’obéis enfin; sois sans alarmes;
Je sens pour toi mon âme se fermer.
Je pleure encore; mais j’ai cessé d’aimer,
Et mon bonheur fait seul couler mes larmes.
<ЭЛЕГИЯ V>
правитьВсе тихо! и заря багряною чертой
По синеве небес безмолвно побежала…
И мгла, что гор хребты и рощи покрывала,
Волнуясь, стелется туманною рекой
По лугу пестрому и ниве молодой.
Блаженные часы! весь мир в отдохновенье!
Еще зефиры спят на дремлющих листах,
Еще пернатые покоятся в кустах,
И все безмолвствует в моем уединенье…
Но боги! неужель вы с мира тишиной
И чувств души моей волненья усмирили;
Неужто и во мне господствует покой!..
Уже, о счастие! не вижу пред собой
Я призрак грозный — вечно милый,
Которого нигде мой взор не покидал…
Нигде! Ни в шумной сечи боя,
Ни в бранных игрищах военного покоя!
О ты, которое я в помощь призывал,
Бесчувствие! о дар рассудка драгоценный,
Ты, вняв мольбе моей смиренной,
Нисходишь наконец спасителем моим.
Я погибал! тобой одним
Достигнул берега, и с мирныя вершины
Смотрю бестрепетно, грозою невредим,
На шумные валы обширныя пучины!
А ты, с кем некогда делился я душой
И кем душа моя в мученьях истощилась…
Утешься, ты забыта мной!
Но отчего слезой ланита окропилась?
О слезы пламенны, теките! Я свои
Минуты радости от сих минут считаю
И вас не о любви,
А от блаженства проливаю!
Д. В. Давыдов
ELEGIE VI
правитьJ’ai cherché dans l’absence un remède à mes maux;
J’ai fui les lieux charmants qu’embellit l’infidèle,
Caché dans ces forêts dont l’ombre est éternelle,
J’ai trouvé le silence et jamais le repos.
Par les sombres détours d’une route inconnue
J’arrive sur ces monts qui divisent la nue:
De quel etonnement tous mes sens sont frappés!
Quel calme! quels objets! quelle immense étendue!
La mer paraît sans borne à mes regards trompés,
Et dans l’azur des cieux est au loin confondue.
Le zéphyr en ce lieu tempère les chaleurs;
De l’aquilon parfois on y sent les rigueurs;
Et tandis que l’hiver habite ces montagnes,
Plus bas Pété brûlant dessèche les campagnes.
Le volcan dans sa course a dévoré ces champs;
La pierre calcinée atteste son passage:
L’arbre y croît avec peine, et l’oiseau par ses chants
N’a jamais égayé ce lieu triste et sauvage.
Tout se tait, tout est mort. Mourez, honteux soupirs,
Mourez, importuns souvenirs
Qui me retracez l’infidèle,
Mourez, tumultueux désirs,
Ou soyez volages comme elle.
Ces bois ne peuvent me cacher;
Ici même, avec tous ses charmes,
L’ingrate encore me vient chercher;
Et son nom fait couler des larmes
Que le temps aurait dû sécher*
О dieux! ô rendez-moi ma raison égarée;
Arrachez de mon cœur cette image adorée
Eteignez cet amour qu’elle vient rallumer,
Et qui remplit encore mon âme tout entière.
Ah! l’on devrait cesser d’aimer
Au moment qu’on cesse de plaire.
Tandis qu’avec mes pleurs la plainte et les regrets
Coulent de mon âme attendrie,
J’avance, et de nouveaux objets
Interrompent ma rêverie.
Je vois naître à mes pieds ces ruisseaux différents.
Qui, changés tout à coup en rapides torrents,
Traversent à grand bruit les ravines profondes,
Roulent avec leurs flots le ravage et l’horreur,
Fondent sur le rivage, et vont avec fureur
Dans l’Océan troublé précipiter leurs ondes.
Je vois des rocs noircis, dont le front orgueilleux
S'élève et va frapper les cieux.
Le temps a gravé sur leurs cimes
L’empreinte de la vétusté.
Mon œil rapidement porté
De torrents en torrents, d’abîmes en abîmes,
S’arrête épouvanté.
О nature! qu’ici je ressens ton empire!
J’aime de ce désert la sauvage âpreté;
De tes travaux hardis j’aime la majesté;
Oui, ton horreur me plaît; je frissonne et j’admire.
Dans ce séjour tranquille, aux regards des humains
Que ne puis-je cacher le reste de ma vie!
Que ne puis-je du moins y laisser mes chagrins!
Je venais oublier l’ingrate qui m’oublie,
Et ma bouche indiscrète a prononcé son nom;
Je l’ai redit cent fois, et l'écho solitaire
De ma voix douloureuse a prolongé le son;
Ma main l’a gravé sur la pierre;
Au mien il est entrelacé.
Un jour le voyageur, sous la mousse légère,
De ces noms connus à Cythère
Verra quelque reste effacé.
Soudain il s'écriera: «Son amour fut extrême;
Il chanta sa maîtresse au fond de ces déserts.
Pleurons sur ses malheurs et relisons les vers
Qu’il soupira dans ce lieu même.»
ОТЧУЖДЕННЫЙ
правитьНадеясь облегчить свой горестный удел,
Бежал я милых мест, неверной украшенных,
Но в вечном сумраке лесов уединенных,
Среди безмолвия — спокойствия не зрел.
Безвестною стезей достиг горы вершины,
Рассекшей облаков молниеносный свод,
Отколь пленяет вид безбрежныя равнины
Необозримых вод,
Вдали слиянных с небосклоном.
Здесь царствует зима — в ущелья диких гор
Свирепым дует Аквилоном.
Там в низовых лугах встречает лето взор:
Зефир играющий чуть зелень их лобзает;
От зноя пажить засыхает,
И дремлет тихий бор.
Я вижу в сих полях следы опустошенья:
Потоком пламенным гора обнажена;
Томится дерево — не слышно птичек пенья;
Повсюду мрачная в пустыне тишина.
Все мертво, все молчит, — и ты, воспоминанье,
Исчезни с образом изменницы моей.
Умри, мятежное желанье!
Иль будь непостоянным с ней.
Не кроет мрачная дубрава
Неблагодарной красоты:
Повсюду милые черты
Для сердца моего отрава!
И вздохи томные волнуют грудь мою!
И слезы жаркие, уединенный, лью!
Благие небеса, страдальцу дайте силы
Навек из памяти изгладить образ милый
И пламень страсти угасить,
Владеющей досель душою…
Ах! должно б сердцу разлюбить
С изменой друга роковою.
Под бременем тоски жестокой удручен,
Излил я жалобы, растерзанный страданьем.
Иду — и вновь очарованьем
От размышленья увлечен:
Сребристые ручьи, у ног моих рождаясь,
Игриво резвятся в струях.
Потом стремительно в потоки превращаясь,
В свирепых падая волнах,
Опустошение и страх несут в долину;
Разлившись, наконец, в отлогих берегах,
Усиливают волн кипящую стремнину
И с шумом ринувшись быстрей,
В необозримости теряются морей.
Утесы гордые я вижу пред собою,
Которых к небесам возносится чело,
И время древностью седою,
Где оттиск зрим веков, — гранит их облекло.
Обозревая вкруг величия картину,
Мой любопытный взор поспешно увлечен
С потока на поток, с пучины на пучину, —
И вдруг… недвижим, поражен!
Природа! власть твою в местах сих постигаю;
Пустынной дикостью твоею я пленен;
Величье в смелости трудов твоих встречаю;
И в ужасе самом… восторжен, изумлен!
Вот в сем убежище, уединен от света,
Остаток дней моих желал я провести;
Здесь думал сладкое спокойствие найти
И образ позабыть бесценного предмета, —
Но имя милое невольно я твердил,
И эхо дальнее внимало за горою;
Его ж на камне сем я трепетной рукою
С моим сплетя, изобразил.
Здесь странник некогда, еще под свежим мохом,
Увидит имена истертые со вздохом
И скажет так: он пламенно любил
И пел в пустыне сей любви своей мученья;
Я с ним печаль его делил
И повторял… его же вдохновенья.
Д. П. Глебов
ЭЛЕГИЯ
правитьСтрадания любви разлукой облегчатся! —
Я думал прежде так; от милых мест бежал,
Которые моей жестокою гордятся.
Сокрытый в сих лесах, куда не проникал
Свет солнечный вовек, повсюду обретаю
Одно безмолвие; но где покой — не знаю.
Блуждая в тайной тьме излучистых путей,
Достиг я наконец вершины гор надменной,
Делящей облака, ходящие под ней.
Какое зрелище! — мой взор обвороженный
Летал в безмерности, расстланной предо мной;
Явилось море мне равниною чудесной,
Слиянною вдали с лазурию небесной!
Минута! — все цветет; и в ясности живой
Играющий зефир жар солнца прохлаждает;
Но вдруг — повсюду тьма! и буря завывает!
Когда зима престол свой ставит на горах,
В то время летний зной свирепствует в полях!
В громовом шествии пылающия лавы
Погибли все весны забавы и труды;
Растопленный гранит являл ее следы.
Древа зачахли вкруг; в унынии дубравы.
Ни милый птичек глас, ни дикий рев зверей
Не смеют пробудить пустыни мрачной сей!
Все тихо, все мертво! — умрите ж, воздыханья!
Умрите, бурные желанья!
Моя надежда — призрак сна!
Жестокую навек забудем,
Злой пламень истребим иль будем
Непостоянны, как она!
Нет! нет! — нигде себя не скрою:
И здесь найдет меня любовь!
И здесь прелестная со мною.
Противлюсь — и пылаю вновь!
Довольно имени любезной —
И вновь поток лиется слезный!
О боги!.. ах! когда престану я страдать!
Сокройте от меня вы взор ее прекрасный!
Тушите страсть мою! — она, как грозный ад,
Свирепствует в груди. — Усилия напрасны!
Тогда бы перестать любить,
Когда престал ты милым быть!
Меж тем как в жалобах и пламенных слезах
Я изливал свои сердечные мученья,
Явились новые предметы удивленья,
И мрак уныния исчез в моих глазах!
Я зрел: передо мной, рождаяся, кружились
Повсюду быстры ручейки,
И в детской резвости, слиявшись, вновь стремились
В кипящей полноте свирепыя реки;
Терзая грудь брегов, клубясь в ожесточенье,
Влекла она с собой потоп и разрушенье;
Дробимый ветром шум стонал в глуши лесов;
И древний океан, в величестве смущенный,
Приемлющий ее в объятья растворенны,
Казалось, уступал неистовству валов!
Я зрел: утесы обнаженны,
Подъемляся челом,
Грозили досягнуть в пределы возвышенны,
Отколь свергался гром!
Там древность чудная везде изобразила
Священную печать… взор, мысль моя парила
Вослед ревущих вод — от гор к другим горам,
От облаков ко облакам,
Из бездны в бездну преносилась,
Но вдруг во ужасе своем остановилась!
Природа дивная! здесь, здесь твой тайный храм!
Я прикасаюся ко матерним стопам.
О, как приятна мне унылость дебрей диких,
Начальные черты трудов твоих великих.
Я в чувствах сладостных, как отрок, веселюсь
И с трепетом дивлюсь!
Почто не можно мне в юдоли сей блаженной
От света утаить остаток скорбных дней,
Почто нельзя отдать ей горести своей!
Она везде со мной! — когда, ожесточенный,
Хочу неверную навеки позабыть,
Язык мой изменяет!
Он имя милое невольно повторяет;
Сказав однажды, я стремлюсь его твердить;
И дебрь пустынная, всех тайн моих могила,
Ему ответствует стенанием глухим;
Моя рука его на камне начертила
Со именем моим!
Быть может, странник здесь, на сих древах почтенных,
Найдет следы имен, любовью освященных,
Смутится он; и в миг восторга своего
Внезапно возгласит: «Чрезмерна страсть его!
Он пел любезную во тьме уединенья;
Он плакал без друзей, страдал без утешенья;
Прочтем его стихи, слезами их почтим:
Любовь, сама любовь рыдала вместе с ним!»
А. Ф. Мерзляков
В разлуке я искал смягченья тяжких бед;
Бежал от милых стран, тобою озаренных,
Бродил во мгле пустынь, ужасных и забвенных…
Повсюду тишина! нигде покоя нет!
По ребрам диких скал, извитою тропою
Вхожу на сей утес со мшистою главою, —
Каким видением внезапно поражен!
Какая дивная безмерности картина!
Сей древний океан в брегах не заключен!
Вдали слиялась с ним лазурная пучина!
То свежий ветерок здесь веет надо мной,
То вихрей и громов внимаю треск и вой!
Горе, на грудах льдов, чертог зимы блистает —
А долу ярый зной поля опустошает!
Пылающий волкан пожрал сии страны,
Я зрел его следы на камнях опаленных!
Умолкли хоры птиц! Поля обнажены!
Нет сеней на древах, на пепел наклоненных!
В ужасный, мнится, гроб весь мир преображен!
Все пусто! все мертво! — Умри же, страстный стон!
Умрите, сладки вспоминанья,
Влекущие мой дух в протекши времена!
Умрите, буйные желанья, —
Или меняйтесь, как она!
Вотще во тьме лесов скрываюсь!
И здесь могучей красотой
Она блистает предо мной!
И здесь слезами обливаюсь,
Стремясь душою к ней одной!
О небо, ниспошли страданьям утоленье!
Погибни, страстный жар! Смирись, души волненье!
Умри, умри, любовь, воскресшая опять!
О вспоминание жестокой перемены!
Ах! если б мы могли неверных забывать
В минуту их измены!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Природа, пред тобой, восторженный, смиряюсь!
Коль страшен мрак лесов! коль дик пустыней вид!
Как все, могущая, тебя благовестит!
О грозные красы! Дивлюсь и содрогаюсь!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В. А. Жуковский
ÉLÉGIE VIII
правитьAimer est un destin charmant;
C’est un bonheur qui nous enivre,
Et qui produit l’enchantement.
Avoir aimé, c’est ne plus vivre,
Hélas! c’est avoir acheté
Cette accablante vérité,
Que les serments sont un mensonge,
Que l’amour trompe tôt ou tard,
Que l’innocence n’est qu’un art,
Et que le bonheur n’est qu’un songe.
ЛЮБЛЮ И ЛЮБИЛ
правитьЛюблю — есть жизнью наслаждаться,
Возможным счастьем упиваться,
Всех чувств в обвороженьи быть.
Любил же — значит: полно жить!
Яснее: испытать собою,
Что клятвы — слов каких-то звон;
Что нежность — хитрости игрою;
Невинность — маска; счастье — сон!
И. И. Дмитриев
ЛЮБИТЬ И НЕ ЛЮБИТЬ
правитьВ любви бывает смертный богом,
Живет блаженством и восторгом.
Но отжил тот, кто отлюбил;
Тот, в сердце сожаленье кроя,
Ценой сердечного покоя
Печальну истину купил:
Что страсть обманчивое чувство;
Что клятва сердцу не закон,
Невинность ложь, любовь искусство,
А радость жизни — только сон.
В. В. Измайлов
ЛЮБОВЬ
правитьТак, любовь есть дар святой,
Нашей жизни усладитель,
Наших горестей целитель,
Неизменный и благой!..
Но, друзья, несчастен в свете
Тот, кому всесильный рок
Юных лет в прелестном цвете
Грустный подтвердил урок:
Что надежда — обольщенье,
Что любовь — пустой закон,
Что невинность — принужденье,
А блаженство — только сон!..
И. П. Бороздна
ЭЛЕГИЯ
правитьСказать «люблю» — очарованье,
Сказать «любил» — хоть и не жить.
Ах, это счастьем заплатить
За то ужасное признанье,
Что в мире клятвы — ложь одна,
Любовь — обманы, а не чувство,
Невинность — только лишь искусство,
А все блаженство — прелесть сна.
Н. А. Маркевич
ÉLÉGIE IX
правитьToi, qu’importune ma présence,
A tes nouveaux plaisirs je laisse un libre cours;
Je ne troublerai plus tes nouvelles amours;
Je remets à ton cœur le soin de ma vengeance.
Ne crois pas m’oublier; tout t’accuse en ces lieux;
Ils savent tes serments, ils sont pleins de mes feux,
Ils sont pleins de ton inconstance.
Là, je te vis, pour mon malheur.
Belle de ta seule candeur,
Tu semblais une fleur nouvelle,
Qui, loin du zéphyr corrupteur,
Sous l’ombrage qui la recèle
S'épanouit avec lenteur.
C’est ici qu’un sourire approuva ma tendresse.
Plus loin, quand le trépas menaèait ta jeunesse,
Je promis à l’Amour de te suivre au tombeau.
Ta pudeur, en ce lieu, se montra moins farouche,
Et le premier baiser fut donné par ta bouche;
Des jours de mon bonheur ce jour fut le plus beau.
Ici, je bravai la colère
D’un père indigné contre moi;
Renonèant à tout sur la terre,
Je jurai de n'être qu'à toi.
Dans cette alcôve obscure… О touchantes alarmes!
О transports! ô langueur qui fait couler des larmes!
Oubli de l’univers! ivresse de l’amour!
О plaisirs passés sans retour!
De ces premiers plaisirs l’image séduisante
Incessamment te poursuivra;
Et, loin de l’effacer, le temps l’embellira.
Toujours plus pure et plus touchante,
Elle empoisonnera ton coupable bonheur,
Et punira tes sens du crime de ton cœur.
Oui, tes yeux prévenus me reverront encore,
Non plus comme un amant tremblant à tes genoux,
Qui se plaint sans aigreur, menace sans courroux,
Qui te pardonne et qui t’adore;
Mais comme un amant irrité,
Comme un amant jaloux qui tourmente le crime,
Qui ne pardonne plus, qui poursuit sa victime,
Et punit l’infidélité.
Partout je te suivrai, dans l’enceinte des villes,
Au milieu des plaisirs, sous les forêts tranquilles,
Dans l’ombre de la nuit, dans les bras d’un rival.
Mon nom de tes remords deviendra le signal.
Eloigné pour jamais de cette île odieuse,
J’apprendrai ton destin, je saurai ta douleur;
Je dirai: «Qu’elle soit heureuse!»
Et ce vœu ne pourra te donner le bonheur.
МЩЕНИЕ
правитьНеверный друг и вечно милый!
Зарю моих счастливых дней
И слезы радости и клятвы легкокрылы —
Все время унесло с любовию твоей!
И все погибло невозвратно,
Как сладкая мечта, как утром сон приятный!
Но все любовью здесь исполнено моей
И клятвы страшные твои напоминает.
Их помнят и леса, их помнит и ручей,
И эхо томное их часто повторяет.
Взгляни: здесь в первый раз я встретился с тобой,
Ты здесь, подобная лилее белоснежной,
Взлелеянной в садах Авророй и весной,
Под сенью безмятежной,
Цвела невинностью близ матери твоей.
Вот здесь я в первый раз вкусил надежды сладость;
Здесь жертвы приносил у мирных алтарей.
Когда твою грозила младость
Болезнь жестокая во цвете погубить,
Здесь клялся, милый друг, тебя не пережить!
Но с новой прелестью ты к жизни воскресала
И в первый раз «люблю», краснеяся, сказала
(Тому сей дикий бор немой свидетель был).
Твоя рука в моей то млела, то пылала,
И первый поцелуй с душою душу слил.
Там взор потупленный назначил мне свиданье
В зеленом сумраке развесистых древес,
Где льется в воздухе сирен благоуханье
И облако цветов скрывает свод небес;
Там ночь ненастная спустила покрывало,
И страшно загремел над нами ярый гром;
Все небо в пламени зарделося кругом,
И в роще сумрачной сверкало.
Напрасно! ты была в объятиях моих,
И к новым радостям ты воскресала в них!
О пламенный восторг! О страсти упоенье!
О сладострастие… себя, всего забвенье!
С ее любовию утраченны навек!
Вы будете всегда изменнице упрек.
Воспоминанье ваше,
От времени еще прелестнее и краше,
Ее преступное блаженство помрачит
И сердцу за меня коварному отмстит
Неизлечимою, жестокою тоскою.
Так! всюду образ мой увидишь пред собою,
Не в виде прежнего любовника в цепях,
Который с нежностью сквозь слезы упрекает
И жребий с трепетом читает
В твоих потупленных очах.
Нет, в лютой ревности карая преступленье,
Явлюсь как бледное в полуночь привиденье,
И всюду следовать я буду за тобой:
В безмолвии лесов, в полях уединенных,
В веселых пиршествах, тобой одушевленных,
Где юность пылкая и взор считает твой.
В глазах соперника, на ложе Гименея —
Ты будешь с ужасом о клятвах вспоминать;
При имени моем, бледнея,
Невольно трепетать.
Когда ж безвременно, с полей кровавой битвы,
К Коциту позовет меня судьбины глас,
Скажу: «Будь счастлива» в последний жизни час, —
И тщетны будут все любовника молитвы!
К. Н. Батюшков
<ЭЛЕГИЯ VI>
правитьО ты, смущенная присутствием моим,
Спокойся: я бегу в пределы отдаленны.
Пусть избранный тобой вкушает дни блаженны,
Пока судьбой храним.
Но, ах! не мысли ты, чтоб новые восторги
И спутник счастливый твоих весенних дней
Изгладили меня из памяти твоей!
О, нет! Есть суд небес и справедливы боги!
Душевны радости, делимые со мной,
Воспоминания протекших упований
И сладкие часы забвенья и мечтаний,
И я, я сам явлюсь тревожить твой покой!
Но уж не в виде том, как в дни мои счастливы,
Когда, смущенный, торопливый,
Я плакал без укор, без гнева угрожал
И за вину твою, любовник боязливый,
Себе у ног твоих прощения искал!
Нет, нет! явлюсь опять, но как посланник мщенья,
Но как каратель преступленья,
Свиреп, неумолим, — везде перед тобой:
И среди светского блистательного круга,
И средь семьи твоей, где ты цветешь душой,
В уединении, в объятиях супруга, —
Везде, везде в твоих очах
Грозящим призраком, с упреком на устах!
Но нет!.. О, гнев меня к упрекам не принудит:
Чья мертвая душа тобой оживлена,
Тот благости твои ужель когда забудет!
Его богам молитва лишь одна:
«Да будет счастлива она!..»
Но вряд ли счастие твоим уделом будет!
Д. В. Давыдов
ÉLÉGIE XI
правитьQue le bonheur arrive lentement!
Que le bonheur s'éloigne avec vitesse!
Durant le cours de ma triste jeunesse,
Si j’ai vécu, ce ne fut qu’un moment.
Je suis puni de ce moment d’ivresse.
L’espoir qui trompe a toujours sa douceur,
Et dans nos maux du moins il nous console;
Mais loin de moi l’illusion s’envole,
Et l’espérance est morte dans mon cœur.
Ce cœur, hélas! que le chagrin dévore,
Ce cœur malade et surchargé d’ennui,
Dans le passé veut ressaisir encore
De son bonheur la fugitive aurore,
Et tous les biens qu’il n’a plus aujourd’hui;
Mais du présent l’image trop fidèle
Me suit toujours dans ces rêves trompeurs,
Et sans pitié la vérité cruelle
Vient m’avertir de répandre des pleurs
J’ai tout perdu; délire, jouissance,
Transports brûlants, paisible volupté,
Douces erreurs, consolante espérance,
J’ai tout perdu: l’amour seul est resté.
ЭЛЕГИЯ
правитьКак счастье медленно приходит,
Как скоро прочь от нас летит!
Блажен, за ним кто не бежит,
Но сам в себе его находит!
В печальной юности моей
Я был счастлив — одну минуту,
Зато, увы! и горесть люту
Терпел от рока и людей!
Обман надежды нам приятен,
Приятен нам хоть и на час!
Блажен, кому надежды глас
В самом несчастьи сердцу внятен!
Но прочь уже теперь бежит
Мечта, что прежде сердцу льстила;
Надежда сердцу изменила,
И вздох за нею вслед летит!
Хочу я часто заблуждаться,
Забыть неверную… но нет!
Несносной правды вижу свет,
И должно мне с мечтой расстаться!
На свете всё я потерял,
Цвет юности моей увял:
Любовь, что счастьем мне мечталась,
Любовь одна во мне осталась!
К. Н. Батюшков
ЭЛЕГИЯ ПАРНИ
править…l’amour trompe tôt ou tard.
В печальной юности я жил одно мгновенье,
И за минутное сердечно наслажденье
Мне суждено век слезы лить!
Надежда! смертным жизнь тобою только лестна!..
Но нет, обманщица прелестна!
Меня твои мечты не могут обольстить.
В груди отчаянной исчезли ожиданья,
Со мной живут одни страданья!
Лишь сердце горестно в прелестнейших мечтах
Ко дням прошедшим устремится,
Еще, еще желая насладиться
Во угасающих счастливых дней зарях…
Вдруг настоящее является пред мною,
И слезы потекут из глаз моих рекою!
Всего лишился я! надежды больше нет!
Восторги пламенны, небесны восхищенья
И тихие, приятны наслажденья
Прошли! прошли! со мной одна любовь живет!
В. М. Перевощиков
ЭЛЕГИЯ
правитьКак медленно приходит счастье,
Как быстро кроется оно,
Дней юных в долгое ненастье
Мне было жить на миг дано!
Наказан я за то мгновенье!
Надежд пустое обольщенье
Всё горечь услаждает зла,
Но мне уж чуждо упоенье,
Надежда в сердце умерла!
В сем сердце, съеденном тоскою,
Больном, убитом, я горю
Бегущей возвратить мечтою
Блаженства прошлого зарю;
Но настоящее как туча
Во всех души несвязных снах,
И — вмиг блистает на глазах
Слеза невольная, горюча.
Я всё навеки потерял,
Я мене ветрен, пылок стал!
Доверенность к судьбе умчалась,
Огнь чувств, восторгов рай исчез,
И даром пагубным небес
Одна любовь со мной осталась!
А. Г. Родзянка
ÉLÉGIE XIV
правитьCesse de m’affliger, importune Amitié.
C’est en vain que tu me rappelles
Dans ce monde frivole où je suis oublié;
Ma raison se refuse à des erreurs nouvelles.
Oses-tu me parler d’amour et de plaisirs?
Ai-je encore des projets! ai-je encore des désirs?
Ne me console point: ma tristesse m’est chère;
Laisse gémir en paix ma douleur solitaire.
Hélas! cette injuste douleur
De tes soins en secret murmure;
Elle aigrit même la douceur
De ce baume consolateur
Que tu verses sur ma blessure.
Du tronc qui nourrit sa vigueur
La branche une fois détachée
Ne reprend jamais sa fraîcheur,
Et l’on arrose en vain la fleur,
Quand la racine est desséchée:
De mes jours le fil est usé;
Le chagrin dévorant a flétri ma jeunesse,
Je suis mort au plaisir, et mort à la tendresse.
Hélas! j’ai trop aimé; dans mon cœur épuisé
Le sentiment ne peut renaître;
Non, non: vous avez fui pour ne plus reparaître,
Première illusion de mes premiers beaux jours,
Céleste enchantement des premières amours,
О fraîcheur du plaisir, ô volupté suprême!
Je vous connus jadis, et dans ma douce erreur,
J’osai croire que le bonheur
Durait autant que l’amour même;
Mais le bonheur fut court, et l’amour me trompait.
L’amour n’est plus, l’amour est éteint pour la vie;
Il laisse un vide affreux dans mon âme affaiblie;
Et la place qu’il occupait
Ne peut être jamais remplie.
Не огорчай меня досадным попеченьем,
О дружба нежная! меня ль чем заманит
Свет суетный, где я давно от всех забыт,
Рассудок навсегда простился с заблужденьем.
И мне искать утех — жестокий твой совет!
Нет видов в будущем! желаний в сердце нет!
Не утешай меня: печаль мне дар бесценный!
Пускай я в тишине томлюсь, уединенный.
Твоей заботой отягчим,
Ропщу я в тайном нетерпенье,
Меня сражает сожаленье:
Ты растравляешь только им
От ран сердечных исцеленье.
Так бурею ночной
Отторгнутая ветвь от древа погибает,
Коль сок живительный в ней силы не питает,
И цвет не оживлен росой,
Когда в нем корень иссыхает.
Изгладилась нить дней моих;
Увяла молодость от бурныя напасти!
Я умер для утех! я умер и для страсти!
Я истощил любовь — и в сердце огнь затих;
И чувство прежнее не внятно…
Нет! нет! исчезли вы в протекшем невозвратно,
Очарование небесное любви
И первые мечты сердечных заблуждений!
О свежесть чистых благ! о роскошь наслаждений!
Восторг, волнение в крови!
Я знал вас некогда — ив сладости забвенья
Мечтал, что жребий смертным дан
Быть вечно счастливым любви от упоенья!
Но счастье только миг; любовь — один обман!
Любви мне нет! любви у жизни нет в предмете!
В слабеющей душе мрак грозный пустоты,
И место праздное утраченной мечты
Ничто не заменит на свете!
Д. П. Глебов
CHANSONS MADÉCASSES
правитьCHANSON II
правитьBelle Nélahé, conduis cet étranger dans
la case voisine; étends une natte sur la terre,
et qu’un lit de feuilles s'élève sur cette natte;
laisse tomber ensuite la pagne qui entoure
tes jeunes attraits. Si tu vois dans ses yeux
un amoureux désir; si sa main cherche la tienne,
et t’attire doucement vers lui; s’il te dit:
Viens, belle Nélahé, passons la nuit ensemble;
alors assieds-toi sur ses genoux. Que sa nuit
soit heureuse, que la tienne soit charmante;
et ne reviens qu’au moment où le jour
renaissant te permettra de lire dans ses yeux
tout le plaisir qu’il aura goûté.
МАДАГАСКАРСКИЕ ПЕСНИ
правитьМАДАГАСКАРСКАЯ ПЕСНЯ
правитьВ полях вечерний лег туман,
Несутся тени над водою;
Веди, прекрасная, с собою
Пришельца из далеких стран.
Весенний луч блестит росой,
Восходит месяц над рекой,
Небес пустынных юный житель;
И ждет смиренная обитель
Пришельца с нимфой молодой.
Там сделай ложе из цветов;
Пусть с юных прелестей покров
Падет пред ним, как сон мгновенный,
Когда же взор его смущенный
Желанья страстные зажжет,
Когда рукою дерзновенной
Он грудь твою к своей прижмет,
Когда он скажет: «будь со мною,
Мы время сладко проведем!» —
Тогда склонись к нему главою,
Пусть огнь любви пылает в нем.
И ночь его приятна будет,
И в пылких ты уснешь мечтах;
Едва же утра глас пробудит
Нощные тени на полях
И след прошедшего украдкой
Прочтешь ты на его глазах,
Оставь его в дремоте сладкой
Мечтать о счастье на цветах.
В полях вечерний лег туман,
Несутся тени над водою;
Веди, прекрасная, с собою
Пришельца из далеких стран.
Д. П. Ознобишин
ГОСТЕПРИИМСТВО
правитьЦвет любови — Нагандова,
Прелесть сердца и очей!
Отведи сего младого
Гостя к хижине своей.
Не богатыми коврами
Ложе радости покрой,
Но весенними цветами,
Равными тебе красой.
И со груди белоснежной
Скинь стыдливости покров;
Пусть узрит с улыбкой нежной
Он в глазах твоих любовь.
Если ж пламенно желанье
Огнь зажжет в его крови,
Сладко дай ему лобзанье
С тихим трепетом любви.
Если ж он в час томной лени
Скажет: время нам заснуть!
Сядь к нему ты на колени
И склонись лицом на грудь.
И пусть будет он счастливым,
Пусть твой будет сладок сон…
Но уже лучом стыдливым
Светит утра небосклон, —
Встань, проснись, беспечна младость!
Долго ль счастью ждать конца?
В юноше блистает радость,
В деве томность и краса.
А. Д. Илличевский
CHANSON III
правитьQuel imprudent ose appeler aux combats
Ampanani? Il prend sa zagaie armée
d’un os pointu, et traverse à grands pas la plaine.
Son fils marche à ses côtés; il s'élève comme
un jeune palmier sur la montagne.
Vents orageux, respectez le jeune palmier de la montagne.
Les ennemis sont nombreux. Ampanani n’en
cherche qu’un seul, et le trouve. Brave ennemi,
ta gloire est brillante: le premier coup
de ta zagaie a versé le sang d’Ampanani.
Mais ce sang n’a jamais coulé sans vengeance;
tu tombes, et ta chute est pour tes soldats
le signal de l'épouvante; ils regagnent en
fuyant leurs cabanes; la mort les y poursuit
encore: les torches enflammées ont déjà
réduit en cendres le village entier.
Le vainqueur s’en retourne paisiblement,
et chasse devant lui les troupeaux mugissants,
les prisonniers enchaînés et les femmes éplorées.
Enfants innocents, vous souriez,
et vous avez un maître!
ПОБЕДИТЕЛЬ
правитьКто дерзкий вызвать смел на битву Ампанани?
Уже копье блестит в его могучей длани —
Ужасен быстрый ход — ужасен, грозен взор.
Прелестный сын его, как кедр зеленых гор,
Стремится вместе с ним, закону битв покорный.
О ветры бурные! щадите кедр нагорный.
Бесчислен сонм врагов — несметна мочь его —
Но сильный вождь в толпе лишь ищет одного;
Обрел — уже в полях крутится подвиг брани.
Враг первый поразил ударом Ампанани,
Но Ампанани кровь без мщенья не течет:
Погибни, юноша, во цвете славных лет!
Погиб — и в строй врагов помчалося смятенье,
Страх объял души всех и трепет все сердца:
Так в бурный час грозы колеблются леса.
Им бремя меч и щит — им бегство все спасенье,
Но смерть находит их и средь родимых стен —
И домы их во прах; и чады их во плен!
И победители с полей войны кровавой
Текут в домы свои с веселием и славой.
Добыча их — стада, отличные волной,
Отвагой пленники и девы красотой.
Повсюду слышен стон; Невинность, ты едина
Смеешься всякой час — ив узах властелина!
А. Д. Илличевский
CHANSON IV
правитьMon fils a péri dans le combat.
О mes amis! pleurez le fils de votre chef;
portez son corps dans l’enceinte habitée
par les morts. Un mur élevé la protège;
et sur ce mur sont rangées des têtes
de bœuf aux cornes menaèantes.
Respectez la demeure des morts;
leur courroux est terrible, et leur vengeance
est cruelle. Pleurez mon fils.
Le sang des ennemis
ne rougira plus son bras.
Ses lèvres ne baiseront
plus d’autres lèvres.
Les fruits ne mûrissent plus pour lui.
Ses mains ne presseront plus
un sein élastique et brûlant.
Il ne chantera plus étendu sous un arbre
à l'épais feuillage.
Il ne dira plus à l’oreille de sa maîtresse:
Recommenèons, ma bien-aimée!
C’est assez pleurer mon fils;
que la gaieté succède à la tristesse:
demain peut-être nous irons où il est allé.
СМЕРТЬ ЮНОШИ
правитьМой сын пал в битве пораженный!
Друзья, восплачем мы о нем
И прах сей хладный пренесем
Во храм, умершим посвященный!
Мы вступим с ужасом в сердцах
В сию священную обитель,
Где вечно обитает страх,
Где пребывает дух отмститель,
Носяся грозно в облаках.
Почтим, друзья, героя прах!
Уже над вражескою силой
Он в дом с победой не придет.
Уже к устам горящим милой
Он уст румяных не прижмет.
Плодов, манящих красотою,
Не будет более вкушать.
Не будет нежною рукою
Упругой груди он ласкать.
Не ляжет он в тени древесной
При звуке песен отдохнуть.
Не скажет на ухо прелестной:
«Пойдем — и все со мной забудь!»
Друзья! прервите песнь унылу,
Оставьте хладную могилу,
Отрите ваших слез поток;
Весельем усладите горе!
Ах! может быть, нас также вскоре
Подобный ожидает рок!
П. А. Межаков
CHANSON VI
правитьJeune prisonnière, quel est ton nom?
Je m’appelle Vaïna.
Vaïna, tu es belle comme le premier rayon
du jour. Mais pourquoi tes longues paupières
laissent-elles échapper des larmes?
О roi! j’avais un amant.
Où est-il?
Peut-être a-t-il péri dans le combat,
peut-être a-t-il dû son salut à la fuite.
Laisse-le fuir ou mourir;
je serai ton amant.
О roi! prends pitié des pleurs
qui mouillent tes pieds!
Que veux-tu?
Cet infortuné a baisé mes yeux,
il a baisé ma bouche, il a dormi sur mon sein;
il est dans mon cœur,
rien ne peut l’en arracher…
Prends ce voile et couvre tes charmes. Achève.
Permets que j’aille le chercher parmi les morts,
ou parmi les fugitifs.
Va, belle Vaïna. Périsse le barbare qui
se plaît à ravir des baisers mêlés à des larmes!
МАДЕКАССКАЯ ПЛЕННИЦА
правитьМладая пленница! не проклинай войну;
Забудь отечество: не ты, но я в плену!
Твой взор мне столько ж мил, как первый луч денницы.
Но что! ты слезы льешь сквозь длинные ресницы?
Жаль друга, государь!
А где же он?
Убит,
Иль, может быть, в сию минуту он бежит.
Я заменю его.
Ах, другу нет замены!
Зри слезы, царь, мои.
Они мне драгоценны!
Что хочешь ты сказать, небесна красота?
Он целовал меня и в очи и в уста;
Спал на груди моей… он в сердце и поныне.
Довольно: я хочу покорствовать судьбине;
Но, Вайна, вот покров: сокрой им от меня
Ты прелести свои!
Пускай пойду, стеня,
Дражайшего искать средь трупов убиенных
Или скитаться с ним в пустынях отдаленных.
Ступай, куда тебя звезда твоя ведет;
Да будет милая хранима небесами!
Да проклят тот, кому желание придет
Похитить поцелуй, уступленный с слезами!
И. И. Дмитриев
CHANSON VIII
правитьIl est doux de se coucher durant
la chaleur sous un arbre touffu,
et d’attendre que le vent du soir
amène la fraîcheur.
Femmes, approchez. Tandis que
je me repose ici sous un arbre touffu,
occupez mon oreille par vos accents
prolongés; répétez la chanson de
la jeune fille, lorsque ses doigts tressent
la natte, ou lorsque assise auprès
du riz, elle chasse les oiseaux avides.
Le chant plaît à mon âme;
la danse est pour moi presque aussi
douce qu’un baiser. Que vos pas
soient lents; qu’ils imitent
les attitudes du plaisir et l’abandon
de la volupté.
Le vent du soir se lève; la lune
commence à briller au travers
des arbres de la montagne.
Allez, et préparez le repas.
МАДАГАСКАРСКАЯ ПЕСНЯ
правитьКак сладко спать в прохладной тени,
Пока долину зной палит
И ветер чуть в древесной сени
Дыханьем листья шевелит!
Приближьтесь, жены, и, руками
Сплетяся дружно в легкий круг,
Протяжно, тихими словами
Царя возвеселите слух!
Воспойте песни мне девицы,
Плетущей сети для кошниц,
Или как, сидя у пшеницы,
Она пугает жадных птиц.
Как ваше пенье сердцу внятно,
Как негой утомляет дух!
Как, жены, издали приятно
Смотреть на ваш сплетенный круг!
Да тихи, медленны и страстны
Телодвиженья будут вновь,
Да всюду, с чувствами согласны,
Являют негу и любовь!
Но ветр вечерний повевает,
Уж светлый месяц над рекой,
И нас у кущи ожидает
Постель из листьев и покой.
К. Н. Батюшков
CHANSON XII
правитьNahandove, ô belle Nahandove!
l’oiseau nocturne a commencé ses cris,
la pleine lune brille sur ma tête,
et la rosée naissante humecte mes cheveux.
Voici l’heure: qui peut t’arrêter,
Nahandove, ô belle Nahandove?
Le lit de feuilles est préparé;
je l’ai parsemé de fleurs et d’herbes
odoriférantes, il est digne de tes charmes,
Nahandove, ô belle Nahandove!
Elle vient. J’ai reconnu la respiration
précipitée que donne une marche rapide,
j’entends le froissement de la pagne qui
l’enveloppe: c’est elle, c’est Nahandove,
la belle Nahandove!
Reprends haleine, ma jeune amie;
repose-toi sur mes genoux.
Que ton regard est enchanteur,
que le mouvement de ton sein est vif
et délicieux sous la main qui le presse!
Tu souris, Nahandove, ô belle Nahandove!
Tes baisers pénètrent jusqu'à l'âme;
tes caresses brûlent tous mes sens:
arrête, ou je vais mourir. Meurt-on de volupté,
Nahandove, ô belle Nahandove!
Le plaisir passe comme un éclair;
ta douce haleine s’affaiblit, tes yeux
humides se referment, ta tête
se penche mollement, et tes transports
s'éteignent dans la langueur. Jamais
tu ne fus si belle, Nahandove,
ô belle Nahandove!
Que le sommeil est délicieux
dans les bras d’une maîtresse!
moins délicieux pourtant que le réveil.
Tu pars, et je vais languir dans
les regrets et les désirs; je languirai
jusqu’au soir; tu reviendras ce soir,
Nahandove, ô belle Nahandove!
МАДАГАСКАРСКАЯ ПЕСНЬ
правитьУж в облаках луна плывет,
Блестит лучом, в волнах играя,
Ночная пташка уж поет,
И час желанный настает…
О Вайна, Вайна молодая!
Готово ложе из листов;
И ветерок, его лобзая,
Несет дыхание цветов!
Делить восторги я готов…
О Вайна, Вайна молодая]
Я слышу шум шагов твоих;
Кусты ясминов пробегая,
С приветом радостей живых
Явилась ты в очах моих…
О Вайна, Вайна молодая!
Ты сбрось покров с груди своей;
Она волнуется, вздыхая!..
Ах! дай обнять тебя скорей,
Любовь моих счастливых дней…
О Вайна, Вайна молодая!
Ты мне отрадней блеска дня,
Когда, в любви ко мне сгорая,
Даришь лобзанием меня!
Твой поцелуй жарчей огня…
О Вайна, Вайна молодая!
Своею ласкою живой
Восторги в сердце мне вливая,
Ты сильно властвуешь душой!
Я от любви умру с тобой…
О Вайна, Вайна молодая!
А. М. Редкин
LES TABLEAUX
правитьVII. LE LENDEMAIN
правитьD’un air languissant et rêveur
Justine a repris son ouvrage;
Elle brode; mais le bonheur
Laissa sur son joli visage
L'étonnement et la pâleur.
Ses yeux, qui se couvrent d’un voile,
Au sommeil résistaient en vain;
Sa main s’arrête sur la toile,
Et son front tombe sur sa main.
Dors, et mis un monde malin:
Ta voix plus douce et moins sonore,
Ta bouche qui s’entrouvre encore,
Tes regards honteux ou distraits,
Ta démarche faible et gênée,
De cette nuit trop fortunée
Révéleraient tous les secrets
КАРТИНЫ
правитьУТРО
правитьПолузадумчива, скучна,
Лилета шить садится снова…
И вот иглу берет она;
Но удовольствия живого
Приметен след в ее чертах!
Их бледность томная покрыла!
И власть Морфея омрачила
Огонь в пленительных очах!
Рука на пяльцы упадает,
Глава склоняется на грудь —
В мечтах Лилета засыпает…
Но, Лила! как скромна ни будь —
Твой вид рассеянный, стыдливый
И принужденные шаги
Открыли, тайные враги,
Восторги ночи молчаливой!..
А. М. Редкин
MÉLANGES
правитьDIALOGUE
править— Quel est ton nom, bizarre enfant? — L’Amour.
— Toi l’Amour? — Oui, c’est ainsi qu’on m’appelle.
— Qui t’a donné cette forme nouvelle?
— Le temps, la mode, la ville, et la cour.
— Quel front cynique! et quel air d’impudence!
— On les préfère aux grâces de l’enfance.
— Où sont tes traits, ton arc, et ton flambeau?
— Je n’en ai plus; je triomphe sans armes.
— Triste victoire! Et l’utile bandeau
Que tes beaux yeux mouillaient souvent de larmes?
— Il est tombé. — Pauvre Amour, je te plains.
Mais qu’aperèois-je? un masque dans tes mains,
Des pieds de chèvre, et le poil d’un Satyre?
Quel changement! — Je lui dois mon empire.
— Tu règnes donc? — Je suis encore un dieu.
— Non pas pour moi. — Pour tout Paris. — Adieu.
СМЕСЬ
правитьРАЗГОВОР
править«Как звать тебя, чудак? Кто ты?» — «Я бог Амур!»
«Обманывай других! Ты шутишь, балагур!»
«Ничуть! Свидетель бог! Амуром называюсь!»
«Быть так! Но кто тебе дал странный сей убор?» —
«Кто дал? Весь божий свет! Обычай, город, двор».
«Какой бесстыдный взгляд! нахальность! Удивляюсь!»
«Простак! невинности уж нынче негде взять!»
«Куда ты дел свой лук, колчан, светильник, стрелы?»
«На что они, без них могу торжествовать!
Упорных больше нет! Мужчины стали смелы!»
«Какой переворот!.. А где же твой покров,
Омытый иногда прелестных глаз слезами?»
«Хватился!.. Потерял». — «О жалкий из богов!
Но что? Ты весь в шерсти! с козлиными ногами,
С гремушкой! маскою! в дурацком шушуне!
Зачем такой наряд? пожалуй, объяснися!»
«По милости его весь мир подвластен мне!»
«Ты царь?» — «Я бог!» — «Не мой!» — «Всевечный! отвяжися!»
В. А. Жуковский
РАЗГОВОР
править«Кто ты, дитя смешное?» — «Я Эрот!»
«Как! ты Эрот?» — «Чему ж ты удивился?»
«Но отчего ты так переменился?»
«От времени, от моды, от хлопот».
«Как похудел! и вид какой развратный!»
«Он нравится — и мне весьма приятно…»
«Приятно?» — «Да, я восхищен собой!»
«Где ж стрелы, лук, опасный факел твой?»
«Потеряны, да что в них!» — «А повязка,
Которую в слезах ты проклинал?»
«Изорвана». — «Прекрасно! я не ждал!..
Бедняк, бедняк!.. но что это за маска
Там у тебя со стороны висит?»
«Они теперь любимые в народе».
«Но козьих две ноги?..» — «Ах! это в моде;
А моде я обязан всем». — «О, стыд!..
Где ж ты живешь?» — «Я всюду обитаю,
Везде мой трон — и только пожелай,
Все сделаю, я всеми управляю,
Я бог!» — «Не для меня!» — «Для всех! Прощай!»
В. И. Туманский
PORTRAIT D’UNE RELIGIEUSE
правитьPeintre, qu’Hébé soit ton modèle.
Adoucit encore chaque trait;
Donne-leur ce charme secret
Qui souvent manque à la plus belle.
Ton pinceau doit emprisonner
Ces cheveux flottant sous un voile;
Couvre aussi d’une simple toile
Ce front qu’il faudrait couronner.
Cache sous la noire étamine
Un sein parfait dans sa rondeur;
Et si tu voiles sa blancheur,
Que l'œil aisément la devine.
Sur les lèvres mets la candeur;
Et dans les yeux qu’elle s’allie
A la douce mélancolie
Que donne le tourment du cœur.
Peins-nous la tristesse tranquille;
Peins les soupirs du sentiment;
Au bas de ce portrait charmant
J'écrirai le nom de…
МОНАХИНЯ
правитьВозьмись за кисть, художник милый,
И ткань немую оживи,
Вдохни в нее волшебной силой
Всю прелесть тайную любви.
Представь, что все дары природы
На ней рассыпаны равно;
Пусть сокрывает полотно
С непринужденною свободой
Златые кудри на плечах.
Старайся, чтоб во всех чертах
Невинность с младостью менялись,
Чтоб перси, гордые красой,
Своей пленяя белизной,
Под крепом тихо волновались.
От взоров тайны скрыть умей,
Чтоб угадать их можно было,
Чтоб в милой томности очей
Был виден след души унылой.
Изобрази в ее устах
Привет стыдливости бесценной
И вздох, навеки сокровенный
В забвенных, гибельных стенах;
Тогда умершая для света
Воскреснет снова для поэта.
Д. П. Ознобишин
LE TORRENT
правитьL’orage a grondé sur ces montagnes.
Les flots échappés des nuages ont
tout à coup enflé le torrent: il descend rapide et
fangeux et son mugissement va frapper
les échos des cavernes lointaines.
Viens, Zaphné; il est doux de s’asseoir
après l’orage sur le bord du torrent
qui précipite avec fracas ses flots écumeux.
Ce lieu sauvage me plaît: j’y suis
seul avec toi, près de toi. Ton corps
délicat s’appuie sur mon bras étendu,
et ton front se penche sur mon sein.
Belle Zaphné, répète le chant d’amour
que ta bouche rend si mélodieux. Ta voix
est douce comme le souffle du matin
glissant sur les fleurs; mais je l’entendrai,
oui, je l’entendrai malgré le torrent qui
précipite avec fracas ses flots écumeux.
Tes accents pénètrent jusqu’au cœur;
mais le sourire qui les remplace est plus
délicieux encore. Oui, le sourire appelle
et promet le baiser… Ange d’amour
et de plaisir, la rose et le miel sont
sur tes lèvres. Sois discret, ô torrent,
qui précipite avec fracas tes flots écumeux.
Le baiser d’une maîtresse allume tous
les désirs. Quoi! ta tendresse hésite!
elle voudrait retarder l’instant du bonheur!
Regarde; je jette une fleur sur les ondes
rapides; elle fuit, elle a disparu.
О ma jeune amie! tu ressembles à cette fleur;
et le temps est plus rapide encore que
ce torrent qui précipite avec fracas
ses flots écumeux.
Belle Zaphné, un second sourire
m’enhardit; tes refus expirent dans un
nouveau baiser; mais tes regards semblent
inquiets; que peux-tu craindre?
Ce lieu solitaire n’est connu que
des tourterelles amoureuses; les rameaux
entrelacés forment une voûte sur nos têtes;
et les soupirs de la volupté se perdent
dans le fracas du torrent qui précipite
ses flots écumeux.
ИСТОЧНИК
правитьБуря умолкла, и в ясной лазури
Солнце явилось на западе нам;
Мутный источник, след яростной бури,
С ревом и с шумом бежит по полям!
Зафна! Приближься: для девы невинной
Пальмы под тенью здесь роза цветет;
Падая с камня, источник пустынный
С ревом и с пеной сквозь дебри течет!
Дебри ты, Зафна, собой озарила!
Сладко с тобою в пустынных краях!
Песни любови ты мне повторила;
Ветер унес их на тихих крылах!
Голос твой, Зафна, как утра дыханье,
Сладостно шепчет, несясь по цветам.
Тише, источник! Прерви волнованье,
С ревом и с пеной стремясь по полям!
Голос твой, Зафна, в душе отозвался;
Вижу улыбку и радость в очах!..
Дева любви! — як тебе прикасался,
С медом пил розы на влажных устах!
Зафна краснеет?.. О друг мой невинный,
Тихо прижмися устами к устам!..
Будь же ты скромен, источник пустынный,
С ревом и с шумом стремясь по полям!
Чувствую персей твоих волнованье,
Сердца биенье и слезы в очах;
Сладостно девы стыдливой роптанье!
Зафна, о Зафна!.. Смотри… там, в водах,
Быстро несется цветок розмаринный;
Воды умчались — цветочка уж нет!
Время быстрее, чем ток сей пустынный,
С ревом который сквозь дебри течет!
Время погубит и прелесть и младость!..
Ты улыбнулась, о дева любви!
Чувствуешь в сердце томленье и сладость,
Сильны восторги и пламень в крови!..
Зафна, о Зафна! — там голубь невинный
С страстной подругой завидуют нам…
Вздохи любови — источник пустынный
С ревом и с шумом умчит по полям!
К. Н. Батюшков
LEDA
править. . . . . . . . . . . . . .
Dans la forêt silencieuse
Où l’Eurotas parmi les fleurs
Roule son onde paresseuse,
Léda, tranquille, mats rêveuse,
Du fleuve suivait les erreurs.
Bientôt une eau fraîche et limpide
Va recevoir tous ses appas,
Et déjà ses pieds délicats
Effleurent le cristal humide.
Imprudente! sous les roseaux
Un dieu se dérobe à ta vue;
Tremble, te voilà presque nue,
Et l’Amour a touché ces eaux.
Léda, dans cette solitude,
Ne craignait rien pour sa pudeur;
Qui peut donc causer sa rougeur?
Et d’où vient son inquiétude?
Mais de son dernier vêtement
Enfin elle se débarrasse,
Et sur le liquide élément
Ses bras étendus avec grâce
La font glisser légèrement.
Un cygne aussitôt se présente;
Et sa blancheur éblouissante,
Et son cou dressé fièrement,
A l’imprudente qui l’admire
Causent un doux étonnement,
Qu’elle exprime par un sourire.
Les cygnes chantaient autrefois;
Virgile a daigné nous l’apprendre;
Le nôtre à Léda fit entendre
Les accents flûtes de sa voix.
Tantôt, nageant avec vitesse,
Il s'égare en un long circuit;
Tantôt sur le flot qui s’enfuit
Il se balance avec mollesse.
Souvent il plonge comme un trait;
Caché sous l’onde il nage encore,
Et tout à coup il reparaît
Plus près de celle qu’il adore.
Léda, conduite par l’Amour,
S’assied sur les fleurs du rivage,
Et le cygne y vole à son tour.
Elle ose sur son beau plumage
Passer et repasser la main,
Et de ce fréquent badinage
Toujours un baiser est la fin.
Le chant devient alors plus tendre,
Chaque baiser devient plus doux;
De plus près on cherche à l’entendre,
Et le voilà sur les genoux.
Ce succès le rend téméraire;
Léda se penche sur son bras;
Un mouvement involontaire
Vient d’exposer tous ses appas;
Le dieu soudain change de place.
Elle murmure faiblement;
A son cou penché mollement
Le cou du cygne s’entrelace;
Sa bouche s’ouvre par degrés
Au bec amoureux qui la presse;
Ses doigts lentement égarés
Rattent l’oiseau qui la caresse;
L’aile qui cache ses attraits
Sous sa main aussitôt frissonne,
Et des charmes qu’elle abandonne
L’albâtre est touché de plus près.
Bientôt ses baisers moins timides
Sont échauffés par le désir;
Et précédé d’un long soupir,
Le gémissement du plaisir
Echappe à ses lèvres humides.
. . . . . . . . . . . . . . .
ЛЕДА
правитьВ стране роскошной, благодатной,
Где Евротейский древний ток
Среди долины ароматной
Катится светел и широк,
Вдоль брега Леда молодая,
Еще не мысля, но мечтая,
Стопами тихими брела.
Уж близок полдень; небо знойно;
Кругом все пусто, все спокойно;
Река прохладна и светла;
Брега стрегут кусты густые…
Покровы пали на цветы,
И Леды прелести нагие
Прозрачной влагой приняты.
Легко возлегшая на волны,
Легко скользит по ним она;
Роскошно пенясь, перси полны
Лобзает жадная волна.
Но зашумел тростник прибрежный,
И лебедь стройный, белоснежный
Из-за него явился ей.
Сначала он, чуть зримый оком,
Блуждает в оплыве широком
Кругом возлюбленной своей;
В пучине часто исчезает,
Но, сокрываяся от глаз,
Из вод глубоких выплывает
Все ближе к милой каждый раз.
И вот плывет он рядом с нею.
Ей смелость лебедя мила,
Рукою нежною своею
Его осанистую шею
Младая дева обняла;
Он жмется к деве, он украдкой
Ей перси нежные клюет;
Он в песне радостной и сладкой
Как бы красы ее поет,
Как бы поет живую негу!
Меж тем влечет ее ко брегу.
Выходит на берег она;
Устав, в тени густого древа,
На мураву ложится дева,
На длань главою склонена.
Меж тем не дремлет лебедь страстный:
Он на коленях у прекрасной
Нашел убежище свое;
Он сладкозвучно воздыхает,
Он влажным клевом вопрошает
Уста невинные ее…
В изнемогающую деву
Огонь желания проник:
Уста раскрылись; томно клеву
Уже ответствует язык;
Уж на глаза с живым томленьем
Набросив пышные власы,
Она нечаянным движеньем
Раскрыла все свои красы…
Приют свой прежний покидает
Тогда нескромный лебедь мой;
Он томно шею обвивает
Вкруг шеи девы молодой;
Его напрасно отклоняет
Она дрожащею рукой:
Он завладел —
Затрепетал крылами он, —
И вырывается у Леды
И детства крик и неги стон.
. Баратынский
COUP D'ŒIL SUR CYTHERE
править. . . . . . . . . . . . . . . .
Mais à vos soins je recommande,
Messieurs, la discrète Nœris;
Ses vingt ans sont bien accomplis,
Et son impatience est grande.
Elle soupire quelquefois.
Soumise au pouvoir d’une mère,
Elle attend qu'à ces tristes lois
L’Hymen vienne enfin la soustraire.
Sa voix appelle tous les jours
Cet Hymen qui la fuit sans cesse.
Que faire donc? dans sa détresse
Au plaisir Nœris a recours.
Ce dieu, pour voler auprès d’elle,
A pris une forme nouvelle.
Son air est timide et discret;
Ses yeux redoutent la lumière;
Toujours pensif et solitaire,
Il cherche l’ombre et le secret.
Il ne connaît point le partage;
Il ne satisfait pas le cœur;
Mais il laisse le nom de sage,
Et s’accommode avec l’honneur.
A son culte sûr et facile
Nœris se livre sans frayeur,
Et d’une volupté tranquille
Elle savoure la douceur.
Mais la rose sur son visage
Par degrés a fait place au lis;
Adieu ce brillant coloris,
Le premier charme du jeune âge;
L’embonpoint manque à ses attraits;
Ses yeux dont la flamme est éteinte
Sont toujours baissés ou distraits;
Et déjà, malgré sa contrainte,
Sur son front on lit ses secrets.
Un amant prudent et fidèle,
Nœris, convient mieux à vos goûts:
Vos jeux en deviendront plus doux,
Et vous n’en serez pas moins belle.
S’il s’en présente un dès ce jour,
Ecoutez-le, fût-il volage;
L’Hymen ensuite aura son tour,
Et viendra, suivant son usage,
Réparer les torts de l’Amour.
. . . . . . . . . . . . . . . .
ПЛАТОНИЗМ
правитьЯ знаю, Лидинька, мой друг,
Кому в задумчивости сладкой
Ты посвящаешь свой досуг,
Кому ты жертвуешь — украдкой
От подозрительных подруг.
Тебя страшит проказник милый,
Очарователь легкокрылый,
И хладной важностью своей
Тебе несносен Гименей.
Ты молишься другому богу,
Своей покорствуя судьбе;
Восторги нежные к тебе
Нашли пустынную дорогу.
Я понял слабый жар очей,
Я понял взор полузакрытый,
И побледневшие ланиты,
И томность поступи твоей…
Твой бог не полною отрадой
Своих поклонников дарит;
Его таинственной наградой
Младая скромность дорожит;
Он любит сны воображенья,
Он терпит на дверях замок,
Он друг стыдливый наслажденья,
Он брат любви, но одинок.
Когда бессонницей унылой
Во тьме ночной томишься ты,
Он оживляет тайной силой
Твои неясные мечты,
Вздыхает нежно с бедной Лидой
И гонит тихою рукой
И сны, внушенные Кипридой,
И сладкий, девственный покой.
В уединенном упоенье
Ты мыслишь обмануть любовь.
Напрасно! — в самом наслажденье
Тоскуешь и томишься вновь…
Амур ужели не заглянет
В неосвященный свой приют?
Твоя краса, как роза, вянет;
Минуты юности бегут.
Ужель мольба моя напрасна?
Забудь преступные мечты:
Не вечно будешь ты прекрасна,
Не для себя прекрасна ты.
А. С. Пушкин
Поверь, я знаю уж, Дорида,
Про то, что скрыть желаешь ты…
Твой тусклый взор и томность вида
Отцветшей рано красоты
Мне слишком много объяснили:
Тебя, прелестная, пленили
Любви неясные мечты.
Они, везде тебя тревожа,
В уединение манят
И среди девственного ложа
Отраду слабую дарят,
Лишь жажду наслаждений множа.
Как жертвуешь ты сим мечтам
При свете дня или во мраке ночи,
Почти закрывшиеся очи
Склоняешь с робостью к дверям,
И если юная подруга
Иль кто другой к тебе войдет,
В одно мгновенье от испуга
Румянец нежный пропадет.
Потупишь взор… несвязность речи
И твой смущенный, робкий вид
И неожиданность сей встречи
Тебя кой в чем изобличит…
Но ты краснеешь, друг бесценный,
Меня давно ты поняла.
Оставь же сей порок презренный,
Доколь совсем не отцвела…
Беги! беги сего порока,
В мечтах себя не погуби,
Не будь сама к себе жестока
И хоть меня ты полюби.
К. Ф. Рылеев
VERS SUR LA MORT D’UNE JEUNE FILLE
правитьSon âge échappait à l’enfance.
Riante comme l’innocence,
Elle avait les traits de l’Amour.
Quelques mois, quelques jours encore,
Dans ce cœur pur et sans détour
Le sentiment allait éclore.
Mais le ciel avait au trépas
Condamné ses jeunes appas.
Au ciel elle a rendu sa vie,
Et doucement s’est endormie,
Sans murmurer contre ses lois.
Ainsi le sourire s’efface;
Ainsi meurt, sans laisser de trace,
Le chant d’un oiseau dans les bois.
СМЕРТЬ КРАСАВИЦЫ
правитьОна едва из детства выходила,
Стыдливою пленяя красотой,
Любовь в устах ее, во взорах говорила!
Еще один бы год, и с новою весной,
Невинная душой,
И сердцем пламенным она бы полюбила.
Но к ранней смерти рок ее определил;
Прекрасная угасла без страданья,
И смертный час ее, как сон, приветлив был,
Без слез на промысл, без роптанья.
Так радость светлая очей
При вести горестной мгновенно исчезает;
Так в тихом сумраке ветвей
Поет весенний соловей,
И сладкий глас его в дубраве умирает.
Д. П. Ознобишин
ÉPHIMÉCIDE
править«Combien l’homme est infortuné!
Le sort maîtrise sa faiblesse,
Et de l’enfance à la vieillesse
D'écueils il marche environné;
Le temps l’entraîne avec vitesse;
Il est mécontent du passé;
Le présent l’afflige et le presse;.
Dans l’avenir toujours placé,
Son bonheur recule sans cesse;
Il meurt en rêvant le repos.
Si quelque douceur passagère
Un moment encore console ses maux,
C’est une rose solitaire
Qui fleurit parmi les tombeaux.
Toi, dont la puissance ennemie
Sans choix nous condamne à la vie,
Et proscrit l’homme en le créant,
Jupiter, rends-moi le néant!»
Aux bords lointains de la Tauride,
Et seul sur des rochers déserts
Qui repoussent les flots amers,
Ainsi parlait Ephimécide.
Absorbé dans ce noir penser,
Il contemple l’onde orageuse;
Puis d’une course impétueuse,
Dans l’abîme il veut s'élancer.
Tout à coup une voix divine
Lui dit: «Quel transport te domine?
L’homme est le favori des cieux;
Mais du bonheur la source est pure
Va, par un injuste murmure,
Ingrat, n’offense plus les dieux.»
Surpris et longtemps immobile,
Il baisse un œil respectueux.
Soumis enfin et plus tranquille,
A pas lents il quitte ces lieux.
Deux mois sont écoulés à peine,
Il retourne sur le rocher.
«Grands dieux! votre voix souveraine
Au trépas daigna m’arracher;
Bientôt votre main secourable
A mon cœur offrit un ami.
J’abjure un murmure coupable;
Sur mon destin j’ai trop gémi.
Vous ouvrez un port dans l’orage;
Souvent votre bras protecteur
S'étend sur l’homme; et le malheur
N’est pas son unique héritage.»
Il se tait. Par les vents ployé,
Faible, sur son frère appuyé,
Un jeune pin frappe sa vue:
Auprès il place une statue,
Et la consacre à l’Amitié.
Il revient après une année.
Le plaisir brille dans ses yeux;
La guirlande de l’hyménée
Couronne son front radieux.
"J’osai dans ma sombre folie
Blâmer les décrets éternels,
Dit-il; mais j’ai vu Glycérie,
J’aime, et du bienfait de la vie
Je rends grâce aux dieux immortels,
Son âme doucement émue
Soupire; et dès le même jour
Sa main, non loin de la statue,
Elève un autel a l’Amour.
Deux ans après, la fraîche aurore
Sur le rocher le voit encore,
Ses regards sont doux et sereins;
Vers le ciel il lève ses mains:
«Je t’adore, ô bonté suprême!
L’amitié, l’amour enchanteur,
Avaient commencé mon bonheur;
Mais j’ai trouvé le bonheur même.
Périssent les mots odieux
Que prononèa ma bouche impie!
Oui, l’homme dans sa courte vie
Peut encore égaler les dieux.»
Il dit; sa piété s’empresse
De construire un temple en ces lieux.
Il en bannit avec sagesse
L’or et le marbre ambitieux,
Et les arts, enfants de la Grèce.
Le bois, le chaume, et le gazon
Remplacent leur vaine opulence;
Et sur le modeste fronton
Il écrit: A la Bienfaisance.
ЭПИМЕСИД
править«О жребий смертного унылый!
Твой путь, — Зевес ему сказал, —
От колыбели до могилы
Между пучин и грозных скал;
Его уносит быстро время;
Врага в прошедшем видит он;
Влачить забот и скуки бремя
Он в настоящем осужден;
А счастья будущего сон
Все дале, дале улетает
И в гробе с жизнью исчезает;
И пусть случайно оживит
Он сердце радостью мгновенной —
То в бездне, луч уединенный:
Он только бездну озарит.
О ты, который самовластно
Даришь нас жизнию ужасной,
Зевес, к тебе взываю я:
Пошли мне дар небытия».
В стране, забвенной от природы,
Где мертвый разрушенья вид,
Где с ревом бьют в утесы воды,
Так говорил Эпимесид.
Угрюмый, страшных мыслей полный,
Он пробегал очами волны,
Он в бездну броситься готов…
И грянул глас из облаков:
«Ты лжешь, хулитель провиденья,
Богам любезен человек:
Но благ источник наслажденья;
Отринь, слепец, что в буйстве рек,
И не гневи творца роптаньем».
Эпимесид простерся в прах.
Покорный, с тихим упованьем,
С благословеньем на устах,
Идет он с берега крутого.
Два месяца не протекли —
На берег он приходит снова.
«О небеса! вы отвели
Меня от страшной сей пучины;
Хвала вам! тайный перст судьбины
Уже мне друга указал.
О, сколь безумно я роптал!
Не дремлют очи провиденья,
И часто посреди волненья
Оно являет пристань нам;
Мы живы под его рукою,
И смертный не к одним бедам
Приходит трудною стезею».
Умолк — и видит: невдали
Цветет у брега мирт зеленый,
На брата юного склоненный,
И бури ветви их сплели.
Под тенью их он воздвигает
Лик Дружбы, в честь благим богам.
Проходит год — опять он там;
Во взорах счастие пылает;
Гименов на челе венок.
«И я винил в безумстве рок!
И я терял к бессмертным веру!
Они послали мне Глисеру;
Люблю, о сладкий жизни дар!
О! как мне весь перед богами
Излить благодаренья жар?»
Он пал на землю со слезами;
Потом под юными древами,
Где Дружбы лик священный был,
Любви алтарь соорудил.
Свершился год — с лучом Авроры
Опять пришел он на утес,
И светлые сияли взоры
Святым спокойствием небес.
«Хвала вам, боги; вашей властью
Узнал в любви и в дружбе я
Все наслажденья бытия;
Но вы открыли путь ко счастью.
Проклятье дерзостным хулам,
Произнесенным в исступленье!
Наш в мире путь — одно мгновенье,
Но можем быть равны богам».
И он воздвиг на бреге храм,
Где все пленяло простотою:
Столбы, обитые корою,
Помост из дерна и цветов
И скромный из соломы кров,
Под той же дружественной сенью,
Где был алтарь сооружен…
И на простом фронтоне он
Изобразил: Благотворенью.
В. А. Жуковский
ISNEL ET ASLÉGA
править"Pardonne, Isnel; un père inexorable
Donna ma main sans écouter mon cœur.
Ils sont passés les jours de mon bonheur;
Ils sont passés, et le chagrin m’accable.
Console-toi; seule je dois souffrir,
T’aimer encore, te pleurer, et mourir.
"Pardonne, hélas! quand la rose nouvelle
De son calice échappe en rougissant,
Elle demande un souffle caressant:
Si tout à coup l’ouragan fond sur elle,
A peine éclose on la voit se flétrir,
Languissamment se pencher, et mourir.
«Pardonne, Isnel: sur l’arbre solitaire
Une colombe attendait son ami;
Sa douce voix se plaignait à demi:
Un aigle étend sa redoutable serre;
Faible, sous l’ongle on la voit tressaillir,
Aimer encore, palpiter, et mourir.»
ИСНЕЛЬ И АСЛЕГА
правитьПрости, Иснель! Отец неумолимый
Велит отдать другому руку мне:
О милый мой! лишь горести одне
Осталися душе, тоской томимой,
Утешься, друг: мне суждено терпеть,
Любить тебя, любить и умереть.
Прости, Иснель! Когда цветок прекрасный
Природные оковы разорвет,
Он кроткого дыханья ветра ждет;
Но если вдруг засвищет вихрь ужасный,
Едва расцвел, — и вянет нежный цвет —
И к мураве склонился умереть.
Прости, Иснель! На дереве пустынном
Голубка милого дружка ждала —
В любви, в тоске, она его звала…
Орел над ней — как вихрь в порыве сильном —
Он налетел — спасенья бедной нет —
Ей суждено: любить и умереть.
В. И. Туманский
"Belle Asléga, belle, mais trop coupable.
Pour arriver jusqu'à toi, du guerrier
J’ai déposé l'étincelant acier.
Je t’ai perdue, et le chagrin m’accable.
En d’autres lieux Isnel ira souffrir,
T’aimer encore, et combattre, et mourir.
"Jouis en paix de. ta flamme nouvelle;
Que le remords, ce poison des plaisirs,
N’attriste point tes volages désirs!
Seul je serai malheureux et fidèle.
Tu me trahis: je ne sais point trahir!
Je sais aimer, et combattre, et mourir.
«Mais le bonheur est-il fait pour le crime?
Jeune Asléga, crains ton nouvel amour,
Crains sa douceur, crains la glace d’un jour;
Fragile encore, elle cache un abîme.
Adieu, perfide, adieu, je vais te fuir,
T’aimer encore, et combattre, et mourir.»
РОМАНС
правитьАслега, друг преступный, но прекрасный!
Увидеться с тобою я спешил;
Я бросил меч — и латы положил —
Но ах! забыт тобой Иснель несчастный.
Прощай — иду… в чужих странах терпеть,
Любить тебя, любить и умереть.
Вкушай иной любови наслажденья,
В веселии живи, забудь о мне;
Пусть буду я томиться в тишине,
Ты совести не чувствуй угрызенья!
Неверна ты — во мне измены нет,
И жребий мой любить и умереть!
Но счастие дано ли преступленью?..
Беспечная! страшись любви младой:
Она как лед неверный — под собой
Пучину бед скрывает и мученья.
Прощай… спешу… надежды боле нет —
Мне суждено: любить и умереть!
В. И. Туманский
"Je suis assis sur le bord du torrent.
Autour de moi tout dort, et seul je veille;
Je veille, en proie au soupèon dévorant:
Les vents du nord sifflent à mon oreille,
Et mon épée effleure le torrent.
"Je suis assis sur le bord du torrent.
Fuis, jeune Isnel, ou retarde l’aurore.
Ton glaive heureux, redoutable un moment,
Vainquit Ornof; mais Eric vit encore,
Et son épée effleure le torrent.
«Je suis assis sur le bord du torrent.
Sera-t-il plaint de ma coupable épouse?
Est-il aimé ce rival insolent?
Tremble, Asléga; ma fureur est jalouse,
Et mon épée effleure le torrent!»
Сижу на берегу потока;
Бор дремлет в сумраке; все спит вокруг, а я
Сижу на берегу — и мыслию далеко,
Там, там… где жизнь моя!..
И меч в руке моей мутит струи потока.
Сижу на берегу потока,
Снедаем ревностью, задумчив, молчалив…
Не торжествуй еще, о ты, любимец рока!
Ты счастлив — но я жив…
И меч в руке моей мутит струи потока.
Сижу на берегу потока…
Вздохнешь ли ты о нем, о друг, неверный друг?
И точно ль он любим? — Ах, эта мысль жестока!
Кипит отмщеньем дух,
И меч в руке моей мутит струи потока.
Д. В. Давыдов
Сижу на бреге шумных вод.
Все спит кругом; лишь воют рощи,
И Гелы тень во мгле ревет:
Не страшны мне призраки нощи,
Мой меч скользит по влаге вод!
Сижу на бреге ярых вод.
Страшися, враг, беги стрелою!
Ни меч, ни щит уж не спасет
Тебя с восставшею зарею…
Мой меч скользит по влаге вод!
Сижу на бреге ярых вод.
Мне ревность сердце раздирает.
Супруга, бойся! День придет,
И меч отмщенья заблистает!..
Но он скользит по влаге вод.
Сижу на бреге шумных вод.
Все спит кругом; лишь воют рощи,
Лишь Гелы тень во мгле ревет:
Не страшны мне призраки нощи,
Мой меч скользит по влаге вод!
К. Н. Батюшков
LES DÉGUISEMENTS DE VÉNUS
правитьTABLEAU IX
правитьD’Erigone c'était la fête.
Les bacchantes sur les coteaux
Couraient sans ordre et sans repos.
La plus jeune pourtant s’arrête,
Nomme Myrtis, et mit soudain
Sous l’ombrage du bois voisin.
Le lierre couronne sa tête;
Ses cheveux flottent au hasard;
Le voile qui la couvre à peine,
Et que des vents enfle l’haleine,
Sur son corps est jeté sans art;
Le pampre forme sa ceinture,
Et de ses bras fait la parure;
Sa main tient un thyrse léger.
Sa bouche riante et vermeille
Présente à celle du berger
Le fruit coloré de la treille.
Son abandon, sa nudité,
Ses yeux lascifs, et son sourire,
Promettent l’amoureux délire
Et l’excès de la volupté.
Au loin ses bruyantes compagnes
De cymbales et de clairons
Fatiguent l'écho des montagnes,
Mêlant à leurs libres chansons
La danse qui peint avec grâce
L’embarras naissant du désir,
Et celle ensuite qui retrace
Tous les mouvements du plaisir.
ПРЕВРАЩЕНИЯ ВЕНЕРЫ
правитьВАКХАНКА
правитьВсе на праздник Эригоны
Жрицы Вакховы текли;
Ветры с шумом разнесли
Громкий вой их, плеск и стоны.
В чаще дикой и глухой
Нимфа юная отстала;
Я за ней — она бежала
Легче серны молодой.
Эвры волосы взвивали,
Перевитые плющом;
Нагло ризы поднимали
И свивали их клубком.
Стройный стан, кругом обвитый
Хмеля желтого венцом,
И пылающи ланиты
Розы ярким багрецом,
И уста, в которых тает
Пурпуровый виноград, —
Все в неистовой прельщает!
В сердце льет огонь и яд!
Я за ней… она бежала
Легче серны молодой;
Я настиг — она упала!
И тимпан под головой!
Жрицы Вакховы промчались
С громким воплем мимо нас;
И по роще раздавались
Эвоэ! и неги глас!
Н. Батюшков
TABLEAU XXV
правитьDu haut des airs qu’elle colore,
La jeune Iris descend encore.
Myitis la reèoit dans ses bras.
Elle se livre à ses caresses,
Et pourtant elle dit tout bas:
«Si je tarde, les deux déesses
Pourront croire… Séparons-nous.»
Suivent des baisers longs et doux.
«Je ne puis prononcer entre elles, —
Dit enfin le berger. — Pourquoi?
— Egalement elles sont belles;
Et la plus aimable, c’est toi.»
МИРТИЛ
правитьБогиня в розовых лучах
С небес на долы нисходила
И видит пастуха в полях —
Бежит в объятия Миртила,
Лобзает с нежностью Миртил,
Ириса с ласкою лобзает
И говорит: ах! ты мне мил,
Но гнев богинь меня пугает,
Подумать могут… знаешь сам,
Они всегда ревнивы были.
Лобзанья речи заменили,
Миртил прильнул к ее устам,
Потом сказал: они не страшны,
Поверь, их гнев одни мечты,
Богини все равно прекрасны,
Но всех милее сердцу — ты!..
Д. И. Новиков
TABLEAU XXVII
правитьLe sombre Pluton sur la terre
Etait monté furtivement.
De quelque Nymphe solitaire
Il méditait l’enlèvement.
De loin le suivait son épouse:
Son indifférence est jalouse.
Sa main encore cueillait la fleur
Qui jadis causa son malheur:
Il renaissait dans sa pensée.
Myrtis passe; il voit ses attraits,
Et la couronne de cyprès
A ses cheveux entrelacée.
Il se prosterne; d’une main
Elle fait un signe; et soudain
Remonte sur son char d'ébène.
Près d’elle est assis le berger.
Les coursiers noirs d’un saut léger
Ont déjà traversé la plaine.
Ils volent; des sentiers désens
Les conduisent dans les enfers.
Du Styx ils franchissent les ondes:
Caron murmurait vainement;
Et Cerbère sans aboiement
Ouvrait ses trois gueules profondes.
Le berger ne voit point Minos,
Du Destin l’urne redoutable,
D’Alecton le fouet implacable,
Ni l’affreux ciseau d’Atropos.
Avec prudence Proserpine
Le conduit dans un lieu secret,
Où Pluton, admis à regret,
Partage sa couche divine.
Myrtis baise ses blanches mains,
La presse d’une voix émue,
Et la déesse demi-nue
Se penche sur de noirs coussins.
Elle craint un époux barbare:
Le berger quitte le Tartare.
Par de longs sentiers ténébreux
Il remonte, et sa main profane
Ouvre la porte diaphane
D’où sortent les Songes heureux.
ПРОЗЕРПИНА
правитьПлещут волны Флегетона,
Своды Тартара дрожат:
Кони бледного Плутона
Быстро к нимфам Пелиона
Из айда бога мчат.
Вдоль пустынного залива
Прозерпина вслед за ним,
Равнодушна и ревнива,
Потекла путем одним.
Пред богинею колена
Робко юноша склонил.
И богиням льстит измена:
Прозерпине смертный мил.
Ада гордая царица
Взором юношу зовет,
Обняла, и колесница
Уж к аиду их несет:
Мчатся, облаком одеты;
Видят вечные луга,
Элизей и томной Леты
Усыпленные брега.
Там бессмертье, там забвенье,
Там утехам нет конца.
Прозерпина в упоенье,
Без порфиры и венца,
Повинуется желаньям,
Предает его лобзаньям
Сокровенные красы,
В сладострастной неге тонет
И молчит и томно стонет…
Но бегут любви часы;
Плещут волны Флегетона,
Своды Тартара дрожат:
Кони бледного Плутона
Быстро мчат его назад.
И Кереры дочь уходит,
И счастливца за собой
Из Элизия выводит
Потаенною тропой;
И счастливец отпирает
Осторожною рукой
Дверь, откуда вылетает
Сновидений ложный рой.
А. С. Пушкин
КОММЕНТАРИИ
правитьÉVARISTE DÉSIRÉ DE FORGES de PARNY
ЭВАРИСТ ДЕЗИРЕ ДЕФОРЖ де ПАРНИ
(1753—1814)
править
Родился на острове Бурбон (ныне о. Реюньон), в ту пору французской колонии, в дворянской семье. В 1762 г. отправлен во Францию, где окончил Реннский коллеж ораторианцев. Затем вступил в гвардию, где вместе с братом и А. де Бертеном основал шуточный «орден Казармы», члены которого, молодые офицеры, «поклонялись всем искусствам и талантам, сочиняли музыку, кропали стишки, были ленивы, чувствительны и сладострастны» (Bertin A. de. Oeuvres complètes. P., 1824. P. 230). В 1773 г. отец отозвал Парни на родину, где он влюбился в тринадцатилетнюю Эстер Лельевр (1761—1822), которую обучал игре на арфе (см.: Barquissau. P. 32). Не получив от отца разрешения на брак из-за недворянского происхождения Эстер, Парни покинул о. Бурбон и в июне 1776 г. прибыл во Францию. Эстер в июле 1777 г. вышла замуж за врача Канарделя. В 1777 г. Парни публикует анонимно «Epître aux insurgents de Boston», в 1778 г. выпускает в Париже первое издание «Poésies erotiques» (см.: Barquissau. P. 32), а в следующем году сильно расширяет его. Деление на четыре книги с единым именем героини (Элеонора), превратившее «набор случайных стихотворений в рассказ об одной любви» (Томашевский Б. В. // Аполлон, 1915. № 6—7. С. 77), впервые введено в изд. 1781 г. (Poésies de Sappho, suivies de différentes poésies dans le même genre. Londres). В 1782—1786 гг. Парни живет на родине. В 1787 г. выпускает сборник «Chansons madécasses». Затем «соперник Тибулла[1] превращается в единомышленника Вольтера» (Рагпу Е. Oeuvres complètes et inédites. P., 1827. T. I. P. VI; слова П. Ф. Тиссо). В 1799 г. он выпускает антирелигиозную ироикомическую поэму «La Guerre des dieux anciens et modernes», к которой примыкают сатирические поэмы «Paradis perdu» и «La Bible galante» (обе в сб. «Portefeuille volé», 1805). В 1800-е гт. создает антианглийскую поэму «Goddam» (1803), оссианическую поэму «Isnel et Asléga» (1802, дополн. изд. 1808) и поэму в средневековом стиле «Les Ro-secroix» (1808). К концу жизни Парни имел репутацию «одного из величайших французских поэтов» (некролог в «Journal des Débats»). Однако уже к середине 1820-х гт. всеобщие восторги сменяются скепсисом (ср. отзыв Ш. Нодье 1823 г.: «приторные услады Парни, весьма классического певца поэзии без любви и мифологии без бога» — цит. по: Ladoué. P. 328). Так же сурово оценил элегии Парни и Ламартин в предисловии 1849 г. к очередному изданию MP (см.: Lamartine-1968. P. 307).
Тексты печатаются по изд.: Oeuvres d’Evariste Parny. Р., 1808. Т. 1-2.
LE LENDEMAIN (I, 1). — Впервые — Р-1778. В переводе опущен финал:
Ah! laissons nos tristes censeurs
Traiter de crime impardonnable
Le seul baume pour nos douleurs,
Ce plaisir pur, dont un dieu favorable
Mit le germe dans tous les cœurs.
Ne crois pas à leur imposture.
Leur zèle hypocrite et jaloux
Fait un outrage à la nature:
Non, le crime n’est pas si doux.
Перевод Д. П. Ознобишина — Зимцерла. С. 66. Дата («1821») в автографе (ИРЛИ. Ф. 213. № 24).
ÉGLOGUE (1,2). — Впервые — Р-1778, под загл.: «L’Heure du Berger». Восходит к песне фр. поэта XVI в. Жака Гоори. До 1808 г. печаталась в разделе «Mélanges». Переведена 41 строка из 131.
Перевод А. Н. Глебова — BE, 1824. № 16. С. 281.
LA DISCRÉTION (1,3). — Впервые — P-1778, под загл.: «A Eléonore». Источник: Ж.-Ж. Руссо. Julie, ou La Nouvelle Héloïse (4.1. Письмо 36).
Перевод В. Л. Пушкина впервые — BE, 1810. № 15. С. 184, с датой: «1-го июля 1810. С.-Петербург». Печ. по: Стихотворения Василия Пушкина. СПб., 1822. С. 146.
Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 7. В огл.: «Из Парни».
Существует также перевод С. В. Капниста «Излишняя осторожность. (Подражание Парни)» // Журнал древней и новой словесности, изд. В. Олиным, 1818. № 9. С. 71.
LE BILLET (1,4). — Впервые — Р-1778, под загл.: «A Eléonore».
Перевод А. Бестужева — Бл., 1818. № 3. С. 291, с подп.: «Б…..в». Как и перевод стих. «Demain» (см. ниже), он иногда считается принадлежащим А. А. Бестужеву (Марлинскому) и включается в отдел «Dubia» в собрания его стих. См.: Бестужев-Марлинский А. А. Полн. собр. стих. Л., 1961. С. 298. Более вероятно, что автор обоих переводов (как и стих. «Беспечный» с неизв. франц. оригинала (Бл., 1818. № 6. С подп.: «Ал…ей Бе-жев») — Алексей Васильевич Бестужев (см.: Справки. С. 592). Подпись под стих. «Demain» — «Ал. Бс.жев» была расшифрована как «Алексей Бестужев» и в рукописном «ключе» Н. А. Маркевича (ИРЛИ. Ф. 488. № 18).
Перевод А. С. Пушкина впервые — Пушкин-1855. Т. П. С. 163 (стихи 1—13); т. VII. С. 54 (стихи 14—22). Текст — последняя лицейская редакция стихотворения, датированная 1817 г. В 1818 г. Пушкин начал ее сокращать и перерабатывать. «Письмо к Лиде» — не перевод, а скорее вариация на темы двух «Записок» Парни (1, 4 и 1, 15). Пушкин сохраняет тему и экспозицию стихотворения, включая и мотивы, ставшие общими местами любовной элегии и восходящие еще к римским элегикам (упоминание затворов, запертой двери и т. п.). Вторая часть — описание любовных радостей — не имеет соответствия в оригинале. См.: Пушкин — ИАН. Т. I. С. 359—360. В заключительных стихах, возможно, отразилась концовка стихотворения «Vers gravés sur un oranger» (Французские лирики XVIII века. M., 1914. С. 292).
LA FRAYEUR (I, 5). — Впервые — P-1778, под загл.: «A Eléonore». В изд. до 1808 г. в начале стих. Парни описывал, как под ним и его возлюбленной рухнуло ложе. Иным был и финал:
Au doux sommeil j’en donnerais un quart,
Le dieu du vin aurait semblable part
Et la moitié serait pour ma maîtresse.
Перевод К. H. Батюшкова — BE, 1810. № 11. С. 213, без подп.; с изменениями — Собр. рус. стихотворений. Ч. 5. М., 1811. С. 318. Стих, нравилось Пушкину; в его экземпляре «Опытов» текст отчеркнут начиная со ст. «Рано утренние розы…» до конца; против начальных стихов сделана помета «Очень мило»; против стихов «Если б Зевсова десница… Прогоняла черну тень» — «прекр.<асно>»; та же помета — против стихов «Долго б тени пролежали… Сладострастие в мечтах». К последнему стиху Пушкин предложил поправку: «Поделился бы» (Пушкин, Т. XII. С. 277—278).
75. И амуры на часах. — По указанию Пушкина, «стих Муравьева» (реминисценция из стих. M. H. Муравьева «Богине Невы»).
VERS GRAVÉS SUR UN ORANGER (1,6). — Впервые — P-1778, под загл. «Vers gravés sur un myrthe». Надписи мадригального содержания на дереве, беседке, садовом памятнике были распространены в литературе и быту преромантической эпохи (ср. описание надписей в поместье Эрменон-виль, последнем пристанище Ж.-Ж. Руссо, в «Письмах русского путешественника» Карамзина). В жанре элегии надписи влюбленных — клише, восходящее к античности (см.: Вергилий. Буколики, X, 52; Проперций. Элегии, I, 18, 22). Ср. также «Elégie III», «Elégie IV», «Elégie VI», «Elégie XX» Парни (Livre III) Бертена и «A Elvire» Ламартина.
Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 35. В огл.: «Из Парни». Перевод В. И. Туманского — УВ, 1818. № 4. С. 107. Помета: «С. Пб.».
DEMAIN (I, 9). — Впервые — Р-1778, с подзаг.: «A Euphrosine». До 1808 г. печаталось в разделе «Mélanges». Одна из «чувственных» элегий Парни, вызвавшая нарекания критиков: так, публицист С. Н. А. Линге писал, что финалом автор оскорбляет «если не целомудрие, то деликатность» (см.: Sainte-Beuve. P. 443—444).
Перевод А. Бестужева — Бл., 1818. № 4. С. 12.; с подп.: «Ал. Бс.жев» (см. коммент. к стих. «Le Billet» — I, 4).
LE REVENANT (I, 10). — Впервые — P-1779, под загл.: «Epître à M-me de B. écrite pendant une maladie».
Перевод К. H. Батюшкова впервые — BE, 1810. № 6. С. 108—110, с подп.: «К. Б.». Написано в февр. 1810 г. В середине февр. Батюшков писал Гнедичу: «Посылаю тебе, мой друг, маленькую пьеску, которую взял у Парни, то есть завоевал. Идея оригинальная. Кажется, переводом не испортил, впрочем, ты судья! В ней какое-то особливое нечто меланхолическое, что мне нравится, что-то мистическое…» и далее: «Прочитай Парни Самариной. Это в ее роде: любовь мистико-платоническая» (Батюшков. Т. III. С. 78, 79). В соответствии со своим пониманием подлинника Батюшков изменил его тональность: опустил галантно-иронические пассажи, придал стих, античный колорит (см. коммент. И. М. Семенко в кн.: Батюшков-1977. С. 539). Начальные строки не имеют соответствия в оригинале (ср. почти точное повторение начала этой элегии Парни в стих. Е. А. Баратынского «Элизийские поля» (1820 или 1821): «Бежит неверное здоровье»).
79. В час полуночных явлений. — Парафраза строки из «Людмилы» Жуковского («В час полуночных видений»).
81. Если пламень потаенный… / Развязался и упал. — Против этих строк Пушкин в своем экземпляре «Опытов» пометил: «прелесть» (Пушкин. Т. XII. С. 261).
PLAN D'ÉTUDES (I, 13). — Впервые — Р-1779.
82. Guide — Книд, город в Малой Азии, где находилось святилище богини любви Афродиты; популярен в галантной литературе XVIII в. благодаря поэме в прозе Монтескье «Le Temple de Gnide» (1725).
Paphos, Amathonte, Idalie — города на Кипре, центры культа Афродиты.
Léandre… Didon… — Леандр, утонувший на пути к возлюбленной, жрице Афродиты Геро, и Дидона, покончившая с собой от безответной любви к Энею, упомянуты как примеры несчастливых влюбленных.
…de Tempe les vallons enchantés… — В Темпейской долине (Северная Фессалия), по греч. преданиям, часто бывал Аполлон.
Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 11. В огл.: «Из Парни».
Перевод Д. П. Ознобишина — MB, 1827. № 5. С. 12, с подп.: «О».
PROJET DE SOLITUDE (1,14). — Впервые — Р-1779.
84. …je ne craindrai plus un père inexorable — автобиографическая деталь.
Перевод H. A. Маркевича — Маркевич. С. 24. В огл.: «Из Парни».
Перевод Ал. С. Норова — Бл., 1820. № 10. С. 288. Читано в ОЛСНХ 22 апреля 1820 г. Печ. по: BE, 1821. № 18. С. 106 (исправленная автором ред.). Подп.: «А-р Нрв.».
BILLET (I, 15). — Впервые — Р-1779. Источники — Катулл, 32 (тема запертой или незапертой двери); Проперций, 1, 2 (противопоставление «природной прелести» и «покупной красоты» прически и одежд).
Перевод Д. П. Ознобишина — Урания. С. 13. Датируется 1821—1822 гг. (автограф под назв. «Совет. (К Лаисе)». — ИРЛИ. Ф. 213. № 22). Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 8. В огл.: «Из Парни». Существует также перевод П. А. Драгоманова (СМ, 1830. 3. IX. № 106. С. 111).
LE REFROIDISSEMENT (II, 1). — Впервые — Р-1778.
Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 34. В огл.: «Из Парни».
À LA NUIT (II, 2). — Впервые — Р-1778. В изданиях до 1788 г. первые четыре строки читались иначе: поэт обращался за помощью не к ночи, а к бутылке и стих, называлось «A ma bouteille».
Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 36. В огл.: «Из Парни».
LA RECHUTE (II, 3). — Впервые — Р-1778.
90. j’ai brisé mes chaînes… — Элегическое клише для обозначения «любовного плена»; ср. у А. Шенье в «Elégie XXVI»: «Quel mortel… regrettera jamais sa triste liberté / Si jamais des amants il a connu les chaînes».
Le dieu… de la vendange — Ср.: Проперций, III, 17.
…qu’il est difficile… dans le sein des douleurs… — Ср.: Тибулл, III, 6, 34—35.
Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 49—50. В огл.: «Из Парни». Начало, по-видимому, ориентировано на «Элегию» Пушкина («Опять я ваш, о юные друзья»); опубликованная только в 1841 г., она, вероятно, была известна Маркевичу в рукописи (см. биогр. справку). «La Rechute» — одна из наиболее популярных в России элегий второй книги «Эротических стихотворений». Общая психологическая ситуация ее отразилась в элегическом цикле Пушкина 1816—1817 гг., вплоть до отдельных реминисценций. Ср. в его «Элегии» («Я думал, что любовь погасла навсегда…») стих: «Но что я говорил… несчастный», обозначающий поворот лирического сюжета (Пушкин. Т. I. С. 220) и ст. 15 у Парни (он воспроизведен во всех русских переводах). По-видимому, к «La Rechute» восходит и заключительный образ пушкинской элегии: «…в тягостных цепях / Мечтать о сладостной свободе» (ср. у Парни: «Tout courbé sous les fers chanter la Liberté». Отметим, что соседний стих фр. оригинала отразился в пушкинском послании «Князю А. М. Горчакову» (1817): «И счастья тень, забывшись, обнимать» (Пушкин. Т. I. С. 255). Близкая Парни элегическая ситуация — и в упом. выше стих. Пушкина «Элегия» («Опять я ваш, о юные друзья»), где есть вариация ст. 27—28: «Оставь меня сердечному мученью, / Оставь меня молитвам и слезам». См.: Гаевский В. П. // Совр., 1863. T. XCVII. Отд. I. С. 174; Пушкин — ИАН. Т. I. С. 322—324; Морозов. С. 390.
Перевод Н. Д. Иванчина-Писарева впервые без загл. — Аглая, 1809. Сент. С. 36. С подп.: «Н. И.-П.» Печ. по: Иванчин-Писарев. С. 324.
Перевод В. И. Туманского — Бл., 1818. № 5. С. 145. Читалось в ОЛСНХ 14.III.1818.
DÉPIT (II, 5). — Впервые — Р-1779. Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 44 45. В огл.: «Из Парни».
A UN AMI, TRAHI PAR SA MAÎTRESSE (II, 6). — Впервые — P-1778. Адресовано Бертену. Перевод H. A. Маркевича — Маркевич. С. 42—43. В огл.: «Из Парни».
A MES AMIS (II, 8). — Впервые — Р-1778, под загл.: «Le Délire», которое затем было передано 13-й элегии III книги. Восходит к античным стих., разрабатывавшим эпикурейскую тему carpe diem (Гораций. Оды, I, 11; I, 9); Овидий. Наука любви, III, 59—80). Ср. ниже «Le Songe» (III, 3).
Перевод А. С. Пушкина впервые — Соч. Александра Пушкина (посмертное издание). Т. XI. СПб., 1841. С. 152. Написано в Петербурге, в послелицейские годы (1817—1820). На источник стих, впервые указал П. В. Анненков (Пушкин-1855, Т. II. С. 187). Анализ перевода см.: Федоров А. В. // Чуковский К., Федоров А. Искусство перевода. Л., 1930. С. 167.
Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 46. В огл.: «Из Парни».
AUX INFIDÈLES (II, 9). — Впервые — Р-1778.
98. …Caton vous encense… — Возможно, имеется в виду эпизод биографии Марка Катона Старшего (234—149 до н. э.) который, несмотря на репутацию блюстителя нравственности, в преклонном возрасте, овдовев, вступил в связь с молодой служанкой (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Марк Катон, XXTV).
Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 39. В огл.: «Из Парни».
PALINODIE (II, 11). — Впервые — Р-1779. Перевод Н. А. Маркевича. — Маркевич. С. 47. В огл.: «Из Парни».
LES SERMENTS (III, 1). — Впервые — Р-1778, под загл.: «AEléonore». Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 10. В огл.: «Из Парни».
LE SONGE (III, 3). — Впервые — Р-1778. Перевод И. П. Бороздны — Бороздна. С. 68. В огл.: «Из Парни».
LE CABINET DE TOILETTE (III, 7). — Впервые — Р-1779. Источник (вплоть до конкретных деталей) — «Julie, ou La Nouvelle Héloïse» Ж.-Ж. Руссо (ч. I, письмо 54). Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 5. В огл.: «Из Парни».
MA MORT (III, 9). — Впервые — Р-1778. Источники — Тибулл, I, 1; Проперций, II, 13. Перевод Ал. С. Норова — Бл., 1821. № 1. С. 79—82. Подп.: «А-р Н-в. Москва». Читано в ОЛСНХ 20. I. 1821 г. Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 20. В огл.: «Из Парни».
RÉFLEXION AMOUREUSE (III, 11). Впервые — Р-1779.
Перевод Е. А. Баратынского — Урания. С. 101, под загл.: «Ожидание». С тем же загл. и подзаг. в огл.: «Подраж<ание> Парни» — в сб. Баратынский-1827. С. 60. («Элегии»). Стих, вызвало отрицательный отзыв Белинского (Белинский. Т. I. С. 326).
Перевод Е. П. Зайцевского — НЛ, 1825. Кн. 12. Апрель. С. 63. Подп.: «Е. 3-ий. Одесса. 1824».
LE BOUQUET DE L’AMOUR (III, 12). — Впервые — Р-1778, под загл.: «A Eléonore». Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 9. В огл.: «Из Парни».
DÉLIRE (III, 13). — Впервые — Р-1779, с подзаг.: «Перевод с латыни» и эпиграфом «Scribere jussit Amor» (Писать приказала любовь. — лат.; Овидий. Героиды, IV, 10).
Перевод М. В. Милонова впервые — Санктпетербургский вестник, 1812. № 2. С. 159. С подл.: «М». Печ. по: Милонов. С. 192. Перевод очень свободный, приближающийся к вариации на темы оригинала.
LIVRE IV. — Все элегии, вошедшие в четвертую книгу, кроме «Elégie III», — впервые — Р-1779.
ÉLÉGIE I. — Перевод П. Лихачева — BE, 1810. № 11. С. 212. С подп.: «П. Л.». Подпись частично раскрыта в близких по времени публикациях в BE (ср. в № 9: «П. Л…чев»). Общие контуры этой элегии и ее отдельные мотивы, как можно думать, отразились в ряде русских элегий (ср., напр., «Заблуждение» К. Ф. Рылеева (1821), «Элегия (Из Парни)» В. П. Шемиота (СЦ на 1827. СПб., 1827. С. 290 вт. паг. и др.).
117. Как обмануть того удобно… — Эта формула варьировалась в русской поэзии: ср. у Пушкина: «Ах, обмануть меня не трудно!.. / Я сам обманываться рад» («Признание», 1826).
ÉLÉGDE III. — Впервые — Р-1778, под загл.: «A un myrthe». Перевод
A. А. Крылова — СЦ на 1829. СПб., 1828. С. 186 вт. пат. Перевод О. М. Сомова — Бл., 1821. № 4. С. 205. Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 35. В огл.: «Из Парни».
ÉLÉGIE IV. — Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 37. В огл.: «Из Парни».
ÉLÉGDE V. — Перевод Д. В. Давыдова — Труды МОЛРС, 1816. Ч. V. Стихотворения. С. 84, под загл.: «Элегия». Позднее — СЗ. С. 293, под загл.: «Утро. Элегия» и е подп.: «Д. Д-в». Вошло в рукописный сборник Давыдова в составе цикла элегий. Впервые прочитано В. Л. Пушкиным в отсутствие Давыдова на заседании МОЛРС 26. V. 1816 г. Имя адресата не установлено.
123. Нигде! Ни в шумной сечи боя… — Автобиографическая деталь, отсутствующая у Парни.
ÉLÉGIE VI. — Парни описывает гору Берника близ его родного города Сен-Поль (ср. изображение этих мест в финале романа Ж. Санд «Индиана», 1832). Горный пейзаж во фр. литературе до 2-й пол. XVIII в. был малопопулярен; одним из первых внимание к нему привлек Ж.-Ж. Руссо (см.: Мог-net D. Le Sentiment de la nature en France… P., 1907. P. 259—287).
Перевод Д. П. Глебова впервые, под загл.: «Элегия (Из соч. Парни)» — BE, 1818. № 15—16. С. 193. Печ. по: Глебов. С. 60.
Переводы этой элегии — одно из наиболее ранних обращений русских поэтов к элегическому творчеству Парни. Перевод А. Ф. Мерзлякова впервые — BE, 1806. № 9. С. 22. Одновременно к VI элегии обращается
B. А. Жуковский, в начале 1800-х г. сохранявший с Мерзляковым тесные дружеские и творческие связи; возможно, что параллельная работа над переводом Парни (к которому ни Мерзляков, ни Жуковский позднее не обнаруживали специального интереса) — результат этих контактов.
453. Он имя милое невольно повторяет. — Один из сквозных мотивов любовной элегии, отразившийся и у раннего Пушкина; ср. в «Осеннем утре» (1816) строки, ближе воспроизводящие образность Парни: «Задумчиво бродя в тени лесов, / Произносил я имя несравненной; / Я звал ее — и глас уединенный / Пустых долин позвал ее вдали» (Пушкин. Т. I. С. 198). Отзвуки элегии VI есть и в других стихотворениях раннего Пушкина — «К ней» (1817); «К мечтателю» (1818). См.: Щеголев П. Е. // ПС. Вып. XIV. СПб., 1911. С. 98—101.
Перевод В. А. Жуковского, относящийся к 1806 г. — к периоду зарождения в его творчестве нескольких элегических замыслов (см.: Янушкевич А. С. Этапы и проблемы творческой эволюции В. А. Жуковско-го. Томск, 1985. С. 53—55), — не был закончен. Впервые — Жуковский. Т. I. С. 25. Печ. по этому изд. Еще в 1822 г. А. И. Тургенев спрашивал Жуковского: «Зачем не кончил перевод элегии Парни?» (РА, 1902. № 6. С. 340).
ÉLÉGIE VIII. — Перевод И. И. Дмитриева — Соч. и переводы И<вана> Д<митриева>. Ч. 3. М., 1805. С. 62. Перевод В. В. Измайлова — Аглая, 1808. Ч. III. Кн. П. Август. С. 40. Перевод И. П. Бороздны — Бороздна. С. 81. В огл.: «Подражание Парни». Перевод Н. А. Маркевича — Маркевич. С. 36. В огл.: «Из Парни».
ÉLÉGIE IX.
128. Ici, je bravai la colère / D’un père indigné contre moi — автобиографическая деталь (ср. «Projet de solitude»).
Перевод Батюшкова впервые — BE, 1816. № 19—20. С. 204, с подп.: «Б…..». В тетради авторизованных копий (так наз. «Блудовская тетрадь», составленная к 1815 г., а может быть, и ранее: ср. упоминания о ней уже в письмах 1812 г. (Лернер Н. // Рус. библиофил, 1916. № 5. С. 78—81) — после ст. 31 («И страшно загремел над нами ярый гром») следовало:
Все небо в молниях зарделося кругом
И в роще сумрачной сверкало.
Напрасно! ты была в объятиях моих,
В объятиях любви, на ложе сладострастья,
Покрытая дождем холодного ненастья,
Для новых радостей ты воскресала в них!
О пламенный восторг! О страсти упоенье!
О нега томная! Источник сладких слез!
При блесках молнии разгневанных небес
О сладострастие… себя, всего забвенье…
(Батюшков К. Н. Соч. М. —Л., 1934. С. 453—454). Батюшков свободно варьирует текст Парни, вводя распространенные описания, отсутствующие в оригинале (см. в начале элегии) и конкретизируя развитие чувства (как в приведенном фрагменте, также не имеющем соответствия в подлиннике). См.: Фридман. С. 135—136. Самая сцена страсти во время грозы явно ориентирована на знаменитую аналогичную сцену в «Atala» Шатобриана (1801), одном из любимейших произведений Батюшкова (ср. его признание: «Я всегда плачу: читая „Аталу“ и „Paul et Virginie“. „Атала“ более стихотворна, нежели роман Ст. Пьера». — Батюшков-1986. С. 295); в стих. «Счастливец» (вольный перевод из Дж. Каста, 1810) он подобным же образом ввел шатобриановский образ крокодила, таящегося на дне колодца. Стих, подверглось резкой критике в пушкинских замечаниях на «Опыты»; ряд неточностей в рифмах и словоупотреблениях Пушкин отметил подчеркиваниями. Против стихов «Их помнят и леса <…> часто повторяет» он пометил: «Линшее и вялое»; против стиха: «Здесь жертвы приносил у мирных алтарей» — «Что такое?»; против стиха «Тому сей дикий бор немой свидетель был» — «Какой оборот!», около стиха «Где юность пылкая и взор считает твой» — «Темно». В двух случаях замечания Пушкина касались соотношения перевода и оригинала: рядом со стихами «Ты здесь <…> цвела невинностью близ матери твоей» — его замечание: «И у Парни это место дурно, у Б<атюшкова> хуже. Любовь не изъясняется пошлыми и растянутыми сравнениями». В заключительных строках Пушкин подчеркнул «в последний жизни час» и записал на полях: «Je dirai: qu’elle soit heureuse! Et ce vœu ne pourra te donner le bonheur! Какая разница!» (Пушкин. Т. XII. С. 260—261). Ср. эти строки в переводе Д. Давыдова.
Перевод Д. В. Давыдова впервые — Труды МОЛРС, 1816. Ч. VI. Стихотворения. С. 33. Вторично — СЗ. С. 29 (под загл.: «Угрозы» и с подп.: «Д.Д-в»). Читалось в МОЛРС 26.V. 1816 г. Вольный и сокращенный перевод. Адресат неизвестен.
ÉLÉGIE XI. — Финальная строка восходит к «Julie, ou La Nouvelle Héloïse» Ж.-Ж. Руссо (ч. Ill, письмо 16). Ср.: Бертен. Les Amours, III, 20 (эта элегия Бертена написана позже «Elégie XI» Парни, поскольку не вошла в издание «Les Amours» 1780 г.) и Шенье. Elégie XXVI.
Перевод К. Н. Батюшкова — СВ, 1805. № 3. С. 338. Написано в 1804 или 1805 г. Первое известное нам обращение Батюшкова к Парни (и одно из самых ранних в русской поэзии). Батюшков не включил «Элегию» в «Опыты» как несовершенное и раннее свое произведение. Вольный перевод.
Перевод В. М. Перевощикова — Цветник, 1810. № 5. С. 162. С подп.: «В. Првщкв».
Перевод А. Г. Родзянки — Поэты 1820—30. Т. I. С. 166.
ÉLÉGIE XIV. — Перевод Д. П. Глебова — Глебов. С. 64.
Впервые — Chansons. В предуведомлении Парни описывает государственное устройство Мадагаскара, нрав его коренных обитателей и заверяет, что его «песни» — образцы народного творчества мадагаскарцев, сочиняющих «тщательно отделанную прозу». На самом деле Chansons — стилизация в духе Оссиана-Макферсона, на что в 1844 г. указал, сославшись на знатока мальгашского фольклора Д. Лавердана, Сент-Бёв (Sainte-Beuve. Р.448). В Chansons, как и в известном письме Парни к Бертену от 19.1. 1775 г., печатавшемся по воле автора вместе с его стихами и проникнутом возмущением по поводу бесчеловечного обращения с неграми-рабами, видно влияние сентименталистских представлений («Негры — люди, они несчастны, этого довольно, чтобы расположить к ним душу чувствительную»). У истоков этой «гуманной» линии во фр. литературе стоит Ж. А. Бернарден де Сен-Пьер, автор «Voyage à l’Isle-de-France» (1773) и повести «Paul et Virginie», вышедшей в один год с Chansons. Сочувственным вниманием к «дикарям» и Бернарден, и Парни обязаны чтению Ж.-Ж. Руссо.
В России знакомство с Chansons начинается в конце XVIII в. (см. вступит, ст.). В последующие десятилетия как норма утверждаются поэтические их переложения; прозаические переводы редки. Два из них принадлежат В. И. Туманскому (Бл., 1818. № 4. С. 44; перепечатаны в кн.: Фр. лирики XVIII века. М., 1914. С. 129); Туманский сохранил и аболиционистский пафос Парни.
CHANSON II
134. la pagne — ткань из древесных листьев (прим. Парни).
Перевод Д. П. Ознобишина публикуется впервые по автографу в его сборнике «Мечты» (1821—1822; ИРЛИ. Ф. 213. № 22).
Перевод А. Д. Илличевского (вместе со стихотворением «Победитель») — РМ, 1815. № 5. С. 139, с подзаг.: «Мадагаскарская песнь» и подп.: « — ийший --» сделан еще в Лицее; 28.XI.1815 г. Илличевекий послал оба стих, своему приятелю П. Н. Фуссу, указав, что они переведены «с французского из сочинений Парни, у которого они, однако ж, написаны в прозе» (Грот К. Я. Пушкинский лицей (1811—1817). Бумаги 1-го курса, собранные академиком Я. К. Гротом. СПб., 1911. С. 57). Печ. по этому изд. Имя Нагандова заимствовано из «Chanson XII».
CHANSON III. — Перевод А. Д. Илличевского впервые — РМ, 1815. № 5. С. 137.
Существует перевод: Ра-в. Песнь мадекасская (Подражание Парни) — BE, 1817. № 22. С. 102. Помета: 1817 года октября 28 дня. Село Преображенское.
CHANSON IV. — Перевод П. А. Межакова — BE, 1814. № 23. С. 230. Печ. по: Межаков. С. 197.
CHANSON VI. — Перевод И. И. Дмитриева впервые — Дмитриев И. И. Соч. 3-е изд. М., 1810. Ч. 2. С. 47.
CHANSON VIII. — Перевод К. Н. Батюшкова впервые — BE, 1811. № 3. С. 177. В «Опыты» не вошло. В составленном Батюшковым «Расписании моим сочинениям» (1810) раздел «Смесь» заканчивается «Мадагаскарскими песнями»; по-видимому, поэт сделал и другие переводы, до нас не дошедшие (см. коммент. Н. В. Фридмана в изд.: Батюшков-1964. С. 260, 282).
CHANSON XII. — Перевод А. Редкина — Редкин. С. 34. Имя Вайна заимствовано из «Chanson VI».
LES TABLEAUX — цикл из десяти стихотворений с единой героиней. Впервые — Chansons.
TABLEAU VII. — Перевод А. Редкина — Редкий. С. 24. MÉLANGES. СМЕСЬ.
DIALOGUE. — Впервые — AM, 1788 и Р-1788. Диалогическая форма заимствована из античной антологической эпиграммы.
Перевод В. А. Жуковского — впервые — Жуковский. Т. I. С. 29. Датирован в автографе 11.Х.1806 г. (Бычков И. А. Бумаги Жуковского. <…> СПб., 1887. С. 26—27).
Перевод В. И. Туманского — Бл., 1819. № 17. С. 271, с подп.: «Т». Авторство Туманского подтверждается списком представленных в ОЛСНХ сочинений за вторую половину 1819 г. (Архив ОЛСНХ в Научной библиотеке им. М. Горького в ЛГУ).
PORTRAIT D’UNE RELIGIEUSE. — Впервые — AM, 1788 и Р-1788. Первоначально имя в последней строке печаталось полностью: Cécile. Обращение к художнику с описанием будущего портрета восходит к одам XXVIII и XXLX Анакреона. Обыгрывание темы портрета характерно для фр. легкой поэзии XVIII в.
150. Hébé (греч. миф.) — Геба, богиня юности.
Перевод Д. П. Ознобишина публикуется впервые по автографу в его сборнике «Мечты» (1821—1822; ИРЛИ. Ф. 213. № 22). Концовка не имеет соответствия в оригинале.
Высказывалось мнение, что к «Portrait d’une religieuse» восходит лицейское стих. Пушкина «К живописцу». (1815) — см.: Пушкин-1855. T.I. С. 38; т. II. С. 94; однако оно, как и ряд предшествующих и современных ему стих, на эту тему (Г. Р. Державин. «К Анжелике Кауфман», А. Д. Илличевский. «От живописца»), по-видимому, опирается непосредственно на переводы из Анакреона; прямую реминисценцию из Парни дает лишь концовка: «Представь мечту любви стыдливой — /И той, которою дышу, / Рукой любовника счастливой / Внизу я имя напишу». См.: Пушкин — ИАН. T.I. С. 181—186; коммент. Л. Н. Майкова.
LE TORRENT. — Впервые — Р-1802. Парни не раз обращался к жанру «стихотворений в прозе»; помимо «Chansons madécasses» назовем такие его миниатюры, как «Le Promontoire de Leucade» (1779) и «Les Ailes de l’Amour» (1780). Известны два стихотворных переложения «Le Torrent» Парни; одно из них принадлежит Мильвуа (впервые — «Almanach littéraire pour l’an 1805»), другое — Жюстен-Жансулю (AM, 1805).
Перевод К. H. Батюшкова впервые — BE, 1810. № 17. С. 55, с подзаг.: «Персидская идиллия». 26.VII.1810 г. Батюшков послал это стих. Жуковскому с просьбой исправить и, если «очень понравится», напечатать в «Собрании русских стихотворений», где оно и появилось (4.5. М., 1811. С. 246— 247) с изменениями. Батюшков просил не изменять лишь выражения «я к тебе прикасался»: «Оно. взято у Тибулла и, кажется, удачно» (Батюшков. Т.Ш. С. 99). Строка восходит к VI элегии I книги Тибулла (Там же. T.I. С. 342). Сдержанный отзьш о стих, дал Н. И. Гнедич в письме Батюшкову от 16.Х. 1810 г.: «Твоя персидская идиллия и другие напечатанные с нею пиэсы <…> ничего более не говорят, кроме того, что ты имеешь превосходное дарование для поэзии; но такие предметы ниже тебя» (Ежег. РОПД-72. С. 87). Пушкин в своем экземпляре «Опытов» подчеркнул ряд стихов и сделал приписку: «Не стоит ни прелестной прозы Парни, ни даже более слабого подражания Мильвуа» (Пушкин. Т.ХП. С. 265).
Анализ «Le Torrent» Парни и перевода Батюшкова см.: Топоров В. Н. // Труды по знаковым системам. Вып.4. Уч. зап. ТГУ, 1969. Вып.236. С. 306—334.
Есть сведения о неизданном переводе В. И. Туманского (представлен в ОЛСНХ в 1819 г.): см.: Маслов В. И. Литературная деятельность К. Ф. Рылеева. Киев, 1912. С. 131.
LÉDA. — Впервые — Chansons. Сюжетная основа — античный миф о Зевсе, в образе лебедя соблазнившем Леду, жену лакедемонского царя Тиндарея. Сюжет был популярен во фр. литературе XVIII.в. (ср. «Léda» Ж.-П. Бернара). В переводе опущено начало стих.:
Vous ordonnez donc, jeune Hélène,
Que ma muse enfin vous apprenne
Pourquoi ces cygnes orgueilleux,
Dont vous aimez le beau plumage
Des simples hôtes du bocage
N’ont point le chant mélodieux?
Aux jeux frivoles de la fable
Pavais dit adieu sans retour,
Et ma lyre plus raisonnable
Était muette pour l’amour:
Obéir est une folie;
Mais le moyen de refuser
Une bouche fraîche et jolie
Qui demande un baiser?
и конец:
Si vous trouvez de ce tableau
La couleur quelquefois trop vive,
Songez que la fable est naïve,
Et qu’eue conduit mon pinceau;
Ce qu’elle a dit, je le répète.
Mais elle oublia d’ajouter
Que la médisance indiscrète
Se mit soudain à raconter
De Léda l'étrange défaite.
Vous pensez bien que ce récit
Enorgueillit le peuple cygne;
Du même honneur il se crut digne,
Et plus d’un succès l’enhardit.
Les femmes sont capricieuses;
Il n'était fleuve ni ruisseau
Où le chant du galant oiseau
N’attirât les jeunes baigneuses.
L’exemple était venu des deux;
A mal faire l’exemple invite:
Mais ces vauriens qu’on nomme dieux
Ne veulent pas qu’on les imite.
Jupiter prévit d’un tel goût
La dangereuse conséquence;
Au cygne il ôta l'éloquence:
En la perdant, il perdit tout.
154. l’Eurotas — Еврот, река в Лакедемоне (Спарта).
156. Virgile a daigné nous l’apprendre… — Вергилий. Энеида, VII, 699.
Перевод Е. А. Баратынского впервые — Мнемозина. Ч. IV. М., 1825. С. 221, с подл.: «****». В прижизненные сборники не включалось. Написано, по-видимому, в конце 1824 г. (Путята Н. В. // РА, 1864. Вып.5—6. С. 675—676). В письме Путяте от 29.III.1825 г. Баратынский выражал удивление, что цензура позволила напечатать «такую непристойную поэму, как „Леда“», и опасался, что издатели поставили его полную подпись (Баратьшский Е. А. Стихотворения. Поэмы. Проза. Письма. М., 1951. С. 480). Баратьшский перевел только часть стих., опустив ряд деталей и усилив эротический колорит.
Со стих. Парни связывали также кантату Пушкина «Леда» (1814); см.: Пушкин — ИАН. С. 43—45; однако текст ее не обнаруживает никаких следов воздействия стих. Парни (см.: Пушкин. Соч. / Под ред. С. А. Венгерова. T.I. СПб., 1907. С. 116—118, прим. С. А. Венгерова).
COUP D'ŒIL, SUR CYTHÈRE. — Впервые — Chansons, под назв.: «Radotage à mes amis». Эта поэма — «рифмованная скандальная хроника» (Potez. P.105), стихотворный свод галантно-эротических представлений, которые в прозе XVIII в. выразились в романах Кребийона-сына и «Опасных связях» П. Шодерло де Лакло. Переведены 44 строки из 236.
Перевод (по существу — вариация) Пушкина впервые — БЗ, 1858. № 11. С. 341. Написано в 1819 г. Об этом стих, сообщил А. И. Тургенев Вяземскому в письме от 10.XII.1819 г. и послал его Вяземскому в Варшаву 28.1.1820 г.; в ответном письме Вяземский писал: «Стихи Пушкина — прелесть!» (ОА. T.I. C.371, 377—378; т. II. СП, 14). При подготовке сборника стихотворений в 1825 г. Пушкин исключил «Платонизм», пометив на полях рукописи: «Не нужно — ибо я хочу быть моральным человеком» (Пушкин. Т.П. С. 1061).
Перевод К. Ф. Рылеева впервые — БЗ, 1861. № 19. С. 585. Предположительно датируется 1821 г. по положению чернового автографа.
VERS SUR LA MORT D’UNE JEUNE FILLE. — Впервые — P-1802. Стих, посвящено шестнадцатилетней дочери названой племянницы Вольтера, маркизы де Виллет (урожд. де Варикур). См.: Chateaubriand F. R. Mémoires d’outre-tombe. P., 1976. T. 1. P. 186.
Перевод Д. П. Ознобишина — MB, 1827. № XV. С. 230.
ÉPHOIMÉCIDE. — Впервые — P-1802. Начало стих, содержит жалобы в духе ветхозаветного Иова; троекратное исполнение желаний героя скорее напоминает волшебную сказку. Сюжет придуман Парни.
Перевод В. А. Жуковского впервые — РМ, 1815. № 2. С. 129, с пометой: «(Из Парни)». Написано в 1813 г. Существует перевод — И. Покровского «Провидение (Из Парни)» — Бл., 1819. № 18. С. 329.
Впервые — отдельное издание 1802; расширенное издание с делением на 4 песни — 1808. Подзаголовок «Imité du Scandinave» — свидетельство ориентации на «северные» литературы. Источник — скальдические поэмы, известные во Франции по книге П. А. Малле «Monuments de la Mythologie et de la poésie des Celtes…» (1756).
В русской поэзии «Isnel et Asléga» была одним из посредников, через которых утверждались преромантические оссианические и скандинавские темы. В 1823 г. О. М. Сомов в трактате «О романтической поэзии» писал, что «эта поэма может назваться первою романтическою поэмой во Франции» (Лит.-критич. работы декабристов. М., 1978. С. 239). Из «Isnel et Asléga» черпают лиро-эпические и балладные элементы. Так, Батюшков в 1808—1811 гг. переводит отсюда «Сон воинов» и «Скальда» (см.: Фридман. С. 138 и след.), лицеист Пушкин — балладу «Эвлега» (1814) и заимствует ряд мотивов для самостоятельной баллады «Осгар» (см.: Левин Ю. Д. Оссиан в русской литературе. Л., 1980. С. 97—99). Отражения «Isnel et Asléga» прослеживаются в русской поэме вплоть до «Руслана и Людмилы»; переводом фрагмента из первой песни поэмы Парни является и отрывок Рылеева «На дальных берегах чужбины…» (1822). См.: Шарыпкин Д. М. // ВПК. 1970. Л., 1972. С. 79—91; его же: Скандинавская литература в России. Л., 1980. С. 129—131. Сам Сомов переводит из 2-й песни поэмы Парни «Песнь скандинавского воина» (Соревн., 1821. 4.15. Кн. 2. С. 240). Другой линией освоения поэмы было извлечение из нее фрагментов элегического характера, превращавшихся в отдельные романсы; их мы и отбираем для наст. изд.
Два романса, переведенные В. И. Туманским, впервые — Бл., 1819. № 10. С. 212; № 15. С. 141. Взяты из 2-й песни поэмы.
Перевод Д. Давыдова впервые — СЗ. С. 233, под загл.: «Романс (подражание Парни)», с подл.: «Д.Д-в». Датируется условно. Перевод романса Эрика из 3-й части поэмы. Перевод того же отрывка К. Н. Батюшковым впервые — в составе фрагмента «Сон ратников». Вольный перевод из поэмы «Иснель и Аслега» и с подл.: «Констант. Б.» — BE, 1811. № 3. С. 178. В наст. изд. — только текст романса. Эта часть стих, в «Опыты» не вошла. Написано не ранее 1808 г., так как опирается на текст 2-го фр. изд. «Isnel et Asléga» (1808) и не позже конца 1810 г., когда Батюшков сообщил Гнедичу, что перевел «большой отрывок» из Парни (Батюшков. ТЛИ. С. 105). Перевод вызвал резкую критику Гнедича, осудившего и самое обращение Батюшкова к поэзии Парни. В письме от 13 ЛП.1811 г. Батюшков защищает и перевод и подлинник. «Стихи, мною переведенные ^внесены были профессором Ноэлем, членом Парижского института, в примеры прекрасного и живописной поэзии. <…> Кажется, перевод мой не хуже подлинника» (Там же. С. 113—115). Гнедич остался при своем мнении (Ежег. РОПД-72. С. 91); из его замечаний Батюшков принял только критику выражения «влага вод»; в остальном же сохранил убеждение, что «стихи написаны очень хорошо, сильно» и достойны его как поэта (Батюшков. Т.Ш. С. 117). При отборе стихов для «Опытов» он, однако, отбросил всю заключительную часть переведенного отрывка, включая романс; из последующих изданий предполагал вовсе исключить стих. — возможно, под влиянием критики Гнедича.
Впервые в сб. «Portefeuille volé» (1805), с подзаг.: «Tableaux imités du grec». Поэма состоит из 30 «картин» -с едиными героями — пастушком Миртилом и богиней Венерой, являющейся ему в облике разных нимф и богинь.
TABLEAU IX
170. Erigone — «Эригона, дочь Икария, которую обольстил Вакх, преобратясь в виноградную кисть» (прим. Батюшкова в т. н. первой «Блудовской тетради», см. ниже); живописцы и скульпторы изображали ее в виде вакханки, в венке из виноградных лоз, с тирсом (жезлом Вакха) в руке.
Перевод К. Н. Батюшкова впервые — Опыты. С. 175. Традиционно датировался 1814 или 1815 г., однако сделан не позднее 1812 г., т. к. вошел в первую «Блудовскую тетрадь», датируемую этим временем (Кошелев В. // ЛГ, 1987. № 22 (5140). 27 мая. С. 6). Одно из очень популярных стих. Батюшкова; В. Н. Один рекомендовал его живописцам в качестве эталона (Рецензент, 1821. № 10. 9 марта. С. 37). Пушкин на полях «Опытов» против стиха «Нагло ризы поднимали» сделал помету «смело и счастливо», в последнем стихе подчеркнул «неги глас» и заметил: «м.<ожет> б.<ыть> слишком громкое слово». Под всем стихотворением он приписал: «Подражание Парни, но лучше подлинника, живее» (Пушкин. Т.ХП. С. 277). Очень высоко оценил «Вакханку» Белинский (Белинский. Т.УЛ. С. 227—228). Батюшков перерабатывает оригинал, разрушая условную галантность стиля и рационализм в изображении любовного чувства. См.: Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики. М., 1965. С. 102—103; Семенко И. М. Поэты пушкинской поры. М., 1970. С. 34—37, 55—56.
TABLEAU XXV. — Продолжение картины XXI, где Ирида, по греч. преданиям богиня радуги, посредница между людьми и богами, предлагает Миртилу выбрать из двух богинь — Геры и Афины — самую красивую; отсюда в картине XXV намек на ревность двух богинь к вестнице-Ириде, пленившей Миртила.
Перевод Д. И. Новикова — [Новиков Д.] Песни золотого рожка. — Отысканная рукопись неизвестного сочинителя. М., 1828. С. 68. В огл.: «Из Парни».
TABLEAU XXVII. — В основе — греч. предания о подземном царстве, царь которого Плутон, или Аид, похитил дочь Зевса и Деметры Персефону, когда та собирала цветы, и сделал своей супругой. В стих, упомянуты традиционные атрибуты подземного царства: окружающая его река Стикс, сторожащий его чудовищный пес Кербер, мудрый критский царь Минос, вершащий суд над мертвыми, богиня мщения Алекто и богиня человеческой судьбы Атропос.
174. …d’où sortent les Songes heureux… — Согласно греч. преданиям, сновидения обитают в пещере на острове Лемнос (по Гомеру) или в Киммерийской земле (по Овидию), где царит бог сна Гипнос.
Перевод Пушкина впервые — СЦ на 1825 год. СПб. [1824]. С. 293. В автографе вариант заглавия: «Подражание Парни». Первоначальный набросок сделан в апреле 1821 г., окончательный текст датирован 26.VIII. 1824 г. Послано А. А. Дельвигу для альманаха в начале сентября 1824 г. 10.IX. 1824 г. Дельвиг писал Пушкину: «„Прозерпина“ не стихи, а музыка: это пенье райской птички, которое слушая, не увидишь, как пройдет тысяча лет» (Пушкин. Т.XIII. С. 107). Сдержанно-положительные отзывы о «Прозерпине» дали рецензенты СЦ (СО, 1825. № 3. С. 310; МТ, 1825. № 4. С. 336). Пушкин сжал рассказ Парни, освободив его от мифологических подробностей, придав ему динамизм и энергию, чему служит, в частности, кольцеобразная композиция, отсутствующая в подлиннике. Возможно, что одним из образцов при переработке ему послужила «Вакханка» Батюшкова (ср. замечание Л. Н. Майкова в кн.: Батюшков. T.I. C.414). В изображении царства мертвых ощущается отзвук «Элизиума» Жуковского («Видит мирные луга; / Видит Летою кропимы / Очарованны брега»).
- ↑ Сравнение Парни с Тибуллом — общее место современной поэту критики: Вольтер звал его наследником Тибулла, Экушар-Лебрен — „полу-Тибуллом“ (Potez. P. 153).