Ткачев П. H. Сочинения. В 2-х т. Т. 1.
М., «Мысль», 1975. (АН СССР. Ин-т философии. Филос. наследие).
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ ГЕРБЕРТА СПЕНСЕРА
Изд. Тиблена в 7 томах. Научные, политические и философские опыты. Вып. I—VI. 1860—1867 гг.1
править
В вышедших 5 выпусках полного собрания сочинений Спенсера помещены восемь статей[1], заслуживающих особого внимания по логическому развитию в них основной идеи автора, и шестнадцать мелких — о разных более или менее интересных вопросах. Многие из этих последних статеек, как, например, о торговой нравственности, об источниках архитектурных типов и т. п., без особого ущерба для читателей могли бы быть совсем исключены из собрания сочинений Спенсера. Но отдадим и нашу долю удивления самоотверженности издателя и примем сочинения Спенсера в том виде, в каком соблаговолил поднести их нам г. Тиблен, и постараемся указать читателю на основную мысль автора и познакомить с содержанием некоторых его статей, обращающих на себя внимание по интересности и общедоступности рассматриваемых в них вопросов. Представить здесь общий свод или обзор всех положений автора, высказанных им по поводу различных предметов, нет никакой ни возможности, ни надобности. Предметы, о которых он толкует, слишком разнообразны, а иногда даже и слишком важны, чтобы их можно было касаться мимолетом в беглой библиографической заметке. Чтобы дать подробный отчет о Спенсере, пришлось бы написать не одну, а несколько статей. Но мы знаем наперед, что для подобного дела и без нас найдется много охотников; мы знаем, что редакция каждого из наших немногочисленных журналов закажет одному из своих сотрудников, пользующихся в ее глазах репутацией отличного философа, написать статью о Спенсере или по поводу Спенсера; мы знаем, что по поводу Спенсера г. Соловьев напишет несколько статей, в которых будет доказывать, что он, Соловьев, всегда говорил то же, что говорит Спенсер, и в подтверждение этой плодотворной мысли будут приводиться длинные цитаты из собственных статей г. Соловьева; г. Эдельсон тоже напишет статью о Спенсере, в которой он взглянет на Спенсера с эстетической точки зрения; г. Страхов тоже напишет статью об этом же предмете для г. Краевского, и в этой статье он будет стараться вразумительно объяснить почтенному редактору то, чего он сам не понимает. Каждый из этих крапивных философов1а будет, разумеется, переваривать Спенсера по-своему, по так как каждый будет приводить из него длинные цитаты, то читатель, не платя даже 16 рублей г. Тиблену, узнает о Спенсере все, что ему знать надлежит.
Основная мысль Спенсера не отличается ни особой новизной, ни особой смелостью; на всю Вселенную он смотрит как на бесконечный ряд явлений прогрессивно саморазвивающихся; сущность же прогрессивного развития он видит в постепенном переходе явлений из однородных в разнородные, из простых в сложные. Что заставляет явления следовать по этому роковому и неизбежному пути развития, иными словами, в чем заключается причина этого всеобщего прогресса? Этот вопрос, по мнению Спенсера, всегда лежал и всегда будет лежать за пределами человеческого разума. Однако, хотя мы и не можем проникнуть в сущность этой причины, «мы все-таки можем, — говорит Спенсер (вып. I, стр. 30), — перевести закон всякого прогрессивного развития из состояния эмпирического обобщения к состоянию рационального обобщения. Точно так, как оказалось возможным объяснить законы Кеплера как необходимое следствие закона тяготения, точно так можно истолковать и закон прогресса в его многообразных проявлениях как необходимое следствие столь же всеобщего начала. Как тяготение могло быть поставлено причиной каждой из групп явлений, формулированных Кеплером, точно так же какое-нибудь столь же простое свойство вещей может быть поставлено причиной каждой из групп явлений, составляющих астрономический, геологический, органический, этнологический, социальный, экономический, художественный и всякие другие прогрессы». Нужно только взять какое-нибудь свойство, общее всем этим родам прогрессов, и тогда причина определится в терминах этого свойства. Свойство, присущее всякому прогрессу, состоит в изменении, и, следовательно, причина всеобщего превращения однородного и разнородное лежит в каком-нибудь законе изменения. Закон же этот, по мнению Спенсера, состоит в том, что «Каждая действующая сила производит более одного изменения, — каждая причина производит более одного действия». Подробному доказательству этой мысли он посвящает несколько статей. В статье «Трансцендентальная физиология» он доказывает справедливость этого положения по отношению к развитию животного организма; н статье «Генезис науки» — по отношению к развитию науки вообще; в статьях «Приличия и обычаи» и «Социальный организм» — по отношению к развитию общества; и статье «Гипотеза туманных пятен и нелогическая геология» он старается доказать тождественность астрономического и геологического прогресса с прогрессом органическим и социальным.
Эта идея всеобщего органического прогресса, примененная к естествознанию, уже принесла, а в будущем обещает принести еще большие и плодотворнейшие результаты. Она прояснила нам взгляд на природу, она повела к великим открытиям в области ботаники и зоологии, она проложила путь к блестящим обобщениям и выводам, она сделала возможным появление теории Дарвина, она уничтожила ту пропасть, которая, по мнению старых естествоиспытателей, отделяла мир неорганический от мира органического, она придала целостность и систематичность нашему мировоззрению, — одним словом, мы не скоро могли бы остановиться, если бы вздумали исчислять здесь все великие заслуги этой смелой идеи; а если бы мы надумали толковать о тех последствиях, которых мы, судя по-настоящему, вправе ожидать от нее в будущем, то мы едва ли когда-нибудь могли бы кончить. В высшей степени плодотворная в применении к естественным наукам, к изучению органической и неорганической природы, идея органического прогресса становится бесплодной и мертвящей в применении к науке об обществе.
Давно уже некоторые немецкие ученые, пораженные необыкновенной стройностью, систематичностью и одноформенностью немецких государств, стали уподоблять эту правильность, стройность и систематичность правильности, стройности ц систематичности животного и преимущественно человеческого организма. Мало-помалу аналогия стала увлекать, фигуральное уподобление стали принимать за истинное сходство, явились целые учения и теории, в которых общество и государство рассматриваются как особый организм, имеющий органы и функции, вполне соответствующие органам и функциям человеческого организма. Сравнения доводили до самых мелочных подробностей. Общественный организм подобно человеческому имел нош, руки, голову, пуп, нервную систему, кровеносные сосуды и т. п.; общественный организм развивался по тем же законам, как и человеческий, — он переживал детство, юность, возмужалось, старость и дряхлость; за дряхлостью всегда следовала смерть; один даже остроумный статистик, долго занимавшийся исчислением средней продолжительности человеческой жизни, исчислил среднюю жизнь и для общественного организма. По вычислениям Кетле, средняя жизнь государств равняется приблизительно от 9 до 147г веков. В последнее время английские и американские писатели с особенной настойчивостью стали напирать на тождественность в развитии и строении общественного и животного организмов. Читатели наши уже знают мнения об этом предмете историка и физиолога Дрэпера2. Но Спенсер перещеголял Дрэпера. Выводимая им аналогия до того курьезна, что ей приличнее бы было появиться не в солидном «Вестминстерском обозрении» (где она была в первый раз напечатана), а в каком-нибудь «Панче» или «Шаривари»3. Мы познакомим здесь с нею читателя для того, чтобы нагляднее показать ему, к какой бесплодной теории приводит идея органического развития в применении к обществу. Для сбережения времени и места укажем только на самые выдающиеся черты этой странной аналогии.
Известно, что во всем животном царстве первый фазис развития один и тот же. В зародыше полипа, как и в человеческом яйце, масса клеточек первоначально отлагает сплошной слой клеточек, который впоследствии разлагается на два слоя: внутренний, находящийся в соприкосновении с желтком и называемый слизистым, и наружный, или серозный. От первого слоя развиваются те органы, которыми приготовляется и поглощается пища, втягивается кислород и очищается кровь, тогда как из последнего образуются нервная, мышечная и костная системы; первый служит основанием питательного аппарата, второй — аппарата внешней деятельности, И вот Спенсер слизистый слой отождествляет с сословием крепостных, рабов, серозный — с сословием свободных людей. В функциях крепостных людей он находит аналогию с функциями питательных аппаратов; в роли высшего сословия он находит аналогию с ролью серозного слоя. Первые питают общество, вторые управляют его внешней политикой, внешней жизнью. Далее, по отделении слизистого и серозного слоев в зародыше образуется между ними третий, так называемый сосудистый слой, из которого впоследствии формируются кровеносные сосуды. Этот слой, представляющий как бы посредствующую, передаточную среду между двумя первыми слоями, соответствует сословию купцов, назначение которых тоже состоит в посредничестве между производителями (слизистая оболочка) и потребителями (серозная оболочка); стенки кровеносных сосудов соответствуют путям сообщения, кровь — деньгам (сравнение это взято напрокат из либиховских популярных писем о химии), нервы — телеграфам, голова — администрации и т. д. и т. д.
Если всякий данный общественный организм развивался по таким же роковым и неизбежным законам, по каким развивается организм животный; если всякий данный общественный организм представляет строение такое же разумное, целесообразное и необходимое, какое представляет нам животный организм, — в таком случае человеческие промахи и ошибки, человеческие подвиги и заслуги, как бы велики они ни были, не оказывают ни малейшего влияния на общее направление, на характер развития общественной истории: общество развивается по какой-то заранее сочиненной программе, от которой оно ни на йоту не может отклониться.
Общественный организм отличается от всякого другого организма тем, что он способен сам себя совершенствовать. Но никакой другой животный организм сделать этого не может, потому что законы, по которым он развивается, не создаются его самопроизвольной деятельностью; они даются ему как бы извне, — они существуют прежде него и останутся после него. Законы органического и неорганического развития вечны, однообразны, неизменны и непреложны; органические и неорганические тела могут существовать только под условием слепого и постоянного повиновения этим законам. Напротив, законы, которыми управляется общество, не отличаются ни одним из этих свойств; являясь всегда продуктами самого общества, т. е. продуктами человеческой воли и человеческого расчета, они возникают и уничтожаются вместе с обществом; правда, условия, которые они создают, роковым и неизбежным образом влияют на общее направление социального развития; но с совершенством законов совершенствуются и самые условия; допускать возможность совершенствования законов — это значит признавать коренное и неизгладимое различие между организмом общества и животным организмом. И только это признание или, правильнее, только это сознание, внушая мыслящему человеку веру в его силы, мирит его с окружающей его действительностью и делает из него деятельного, честного и полезного гражданина.
Ограничимся здесь только указанием на другие мелкие статьи Спенсера, помещенные в первом выпуске.
Мы потому, собственно, хотим остановить на них внимание наших читателей, что эти статьи, как нам кажется, всего скорее могут вовлечь в соблазн гг. Соловьевых и внушить им суетную мысль о мнимой солидарности английского мыслителя с крапивным семенем наших публицистов. В самом деле, в этих статьях Спенсер толкует о тех же самых предметах, о которых так любят толковать наши убогие эстетики. Он говорит в них о происхождении музыки и о ее влиянии на человека, о красоте, о грации и т. п. Г. Соловьев тоже всегда толкует о грации и красоте, но толкует так, что не знаешь, где начинается грация и оканчивается бессмыслица критика г. Хана.
Спенсер также касается искусства, по он отводит ему самые умеренные границы влияния; он скромно утверждает, что вся заслуга музыки состоит в том только, что она влияет «на развитие способности нашей распознавать значение инфлексий, качеств и модуляций голоса и увеличивает возможность их употребления», т. е. музыка увеличивает или, правильнее, утончает средства передачи друг другу волнующих нас мыслей и ощущений. Помимо музыки мы имеем язык и мимику, которые прекрасно служат той же цели; вводить новые средства, и притом такие разорительные в экономическом отношении, было бы позволительно только в том случае, если бы все мы вдруг онемели и потеряли способность двигать личными мускулами или если бы в наших головах внезапно зародились бы какие-нибудь особенно великие и неуловимые идеи, не поддающиеся выражению грубого языка. Но ничего подобного нет и ничего подобного даже и не предвидится. Музыка по большей части служит выражением довольно обыденных мыслей и чувств, которые не без пользы для человечества могли бы и совсем не быть выражаемы. Таким образом, Спенсер, трезво определив значение музыки, этим самым нанес решительное поражение эстетикам, музыкантам, и хотя он, по-видимому, и сам принадлежит к их числу, но добросовестный исследователь осилил в нем недобросовестного эстетика.
Так же трезво определяет он и значение грации. Он ставит это понятие на реальную, физиологическую основу и наносит этим смертельный удар эстетике, которая имеет дело только с безотчетным, субъективным, неуловимым. «Грация, — говорит он совершенно ясно, определенно и недвусмысленно, — по отношению к движению означает такое движение, которое производится с экономией мышечной силы; грация по отношению к животным формам означает формы, способные к этой экономии; грация по отношению к позам означает такие позы, которые могут быть поддерживаемы с соблюдением этой экономии» (стр. 191).
ПРИМЕЧАНИЯ
править«Новые книги» — так назывался библиографический раздел журнала «Дело», издававшегося Г. Е. Благосветловым с 1866 г., как продолжение запрещенного «Русского слова». До ареста в марте 1869 г. все рецензии (за небольшими исключениями) в этот раздел писал Ткачев.
Сразу же после выхода первого обзора «Новые книги» Ткачева («Дело», 1867, № 4) Санкт-Петербургский цензурный комитет доносил в Главное управление по делам печати: «Программою, утвержденною бывшим начальником Главного управления, дозволены журналу „Дело“ но отделу наук только статьи по естествознанию, сельскому хозяйству и истории, но в то же время программа допускает критические отзывы о русских и иностранных книгах без всякого ограничения относительно тех отраслей знания, к которым эти книги принадлежат. Пользуясь этим, редакция старается сделать из отдела критики и библиографии главное место для пропаганды своих нравственных, политических и социальных взглядов. Из числа иностранных и русских книг выбираются только те, которые дают повод для проведения известных тенденций редакции; тенденции же эти остались без всякого изменения те же, которые она старалась проводить в закрытом по высочайшему повелению журнале „Русское слово“. Если какие-либо мысли в разбираемых книгах не подходят под тенденции журнала, то мысли эти осуждаются как дикие и отсталые; все же, что совпадает с направлением журнала, превозносится и рекомендуется читателям. Кроме множества статей подобного рода, представленных в прежнее время цензором на обсуждение комитета, к упоминаемой категории относится и ныне представленная статья (т. е. „Новые книги“ для № 5 „Дела“ за 1867 т. — Б. Ш.). Из переводных книг выбраны: Прудон о французской демократии, Герберт Спенсер, Бен об изучении характера, Фюстель Куланж — Древнее общество, Гексли — Уроки физиологии, Бокль — Этюды». Цензурный комитет предлагал ограничить раздел «Новые книги» «разбором книг только по тем предметам, которые дозволены программою журнала для отдела наук» (ЦГИА СССР, ф. 776, он. 3, ед. хр. 398, л. 77). Однако чиновники Главного управления по делам печати увидели в таком мнении цензоров желание переложить ответственность на плечи начальства и в своем предписании предлагали, «чтобы цензирование упомянутого журнала было продолжено с прежнею строгостью» (там же, лл. 84—85), что и было исполнено. Достаточно указать, что из названных выше в докладной записке цензурного комитета рецензий Ткачева в № 5 «Дела» за 1867 г. увидели свет лишь три (на книги Прудона, Гексли и Спенсера; последняя помещена в настоящем томе), остальные печатались в журнале по отдельности много позже, на протяжении полутора лет, вплоть до конца 1868 г. Определить же, какие в них были сделаны цензурные купюры, не представляется возможным.
Мы подробно привели эти архивные свидетельства, чтобы читателю было ясно, в каких условиях приходилось Ткачеву ввести в «Деле» раздел «Новые книги». Тем не менее в лучших традициях «Библиографического листка» «Русского слова» Ткачев и редакция сумели поставить этот раздел так, что каждый обзор новых книг не только не был случайным набором рецензий, но и, объединенный единой мыслью, иногда даже чем-то вроде «сюжета», проповедуя различные стороны передового мировоззрения, превращался в некий своеобразный жанр демократической публицистики.
В настоящем томе помещены отдельные рецензии из «Новых книг» различных номеров «Дела» за 1867—1869 гг.
1 Рецензия на собрание сочинений Г. Спенсера была впервые опубликована в «Новых книгах» № 5 «Дела» за 1867 г. и перепечатана в «Избранных сочинениях» Ткачева (V, 298—303). Публикуется по тексту этого издания.
1а От выражения «крапивное семя» (чиновники-крючкотворы, ярыжки), здесь: продажные философы-чиновники.
2 О Кегле см. прим. 3 к стр. 94 паст. тома. Говоря о знакомстве читателей с мнением Дрэпера (Дрейпера), Ткачев имеет в виду статью Г. Е. Благосветлова о русском переводе книги Дрейпера «Гражданское развитие Америки» («Дело», 1867, № 1).
3 Перед этим в «Новых книгах» Ткачев разобрал книгу Ю. Фребеля «Америка, ее жизнь и природа» (пер. с нем. Маркова, изд. Шамова. М., 1867).
3а В журнале, вероятно, опечатка, нужно: «Сравнительной психологией».
- ↑ «Прогресс, его закон и причины» (вып. I); «Трансцендентальная физиология» (вып. II); «Генезис науки» (вып. I, II, III); «Обычаи и приличия»; «Социальный организм» (вып. II и III); «Умственное и нравственное воспитание» (вып. II, III, IV и V); «Гипотеза туманных пятен и нелогическая геология» (вып. IV и V).