Снигирь.
Въ избѣ пустынника снигирь по волѣ жилѣ —
До волѣ, то есть могъ вылетывать изъ клѣтки,
Глядѣть въ окно сквозь сѣтки:
Но дѣло не о томѣ: онъ страстно пѣть любилъ.
Пустынникъ самъ игралъ прекрасно на свирѣли,
И въ птицѣ видя страсть, онъ пѣть ее училъ
И подѣ свирѣль свистать людскія трели. —
Снигирь ихъ перенялъ, и на голосѣ людской
Свистя, какъ звонкая свирѣль переливался.
Пустынникѣ, на руку склоняся головой,
Не разъ пѣвцомъ по часу любовался,
Снигирь мой счастливъ былъ!
Чегобъ еще хотѣть въ такой счастливой части?
Пустынникѣ снигиря любилъ
И самъ изъ рукѣ своихъ кормилъ;
Но мучатъ знать и птицъ враги спокойства — страсти. —
Унылъ снигирь и мало пѣлъ,
И часто пасмурный сидѣлъ
На клѣткѣ у окошка,
Въ которую его пустынникѣ запиралъ
Лишь на ночь, чтобъ пѣвца не подхватила кошка.
И вотъ о чемъ снигирь, случась одинъ, мечталъ:
Къ чему мнѣ все ученье?
Кто слушаетъ мое здѣсь пѣнье?
Хозяинъ мой, да котъ?
Для нихъ весь день дери я ротъ?
Что прибыли въ такой и волѣ?
Ахъ, еслибъ я въ лѣсу и въ полѣ
Хоть разъ межъ птицами на ладъ людской запѣлъ,
Какого птичей родъ не слыхивалъ отъ вѣка,
Онибъ дивясь, почли, что слышатъ человѣка!
Менябъ и соловей послушать прилетѣлъ. —
Да что же! я не запертъ въ клѣткѣ;
Но на окно вѣдь сѣть опущена.
Ахти! она
Никакъ разорвана? —
Такъ точно; вылечу, спою на ближней вѣткѣ,
Сказалъ, вспорхнулъ, въ лѣсъ темной полетѣлъ,
И стаю рѣзвую увидѣвши пернатыхъ,
Онъ сѣлъ
Между пѣвицѣ и всѣхъ пѣвцовъ крылатыхъ;
И сѣвши, посвистомъ всю рощу огласилъ.
Пернатые вздрогнули,
Другъ на друга взглянули,
И замолчали всѣ; а мой пѣвецъ, что силѣ,
И громкой флейтою и тихою цѣвницей
Свисталъ на ладъ людской предъ птичьею станицей. —
Да что ето за новой ладъ?…
Щегленокъ, дроздъ и чижъ заговорилъ съ синицей
Онъ не чирикаетъ, онъ и свиститъ не птицей,
Поетъ какъ человѣкѣ — ну что это за складѣ?
Избави Боже насъ отъ едакаго тона! ",
Вотъ каркать бы умѣлъ,
Сидѣвшая на пнѣ закаркала ворона.
Куда какой хитрецъ —
Картавой засвисталъ скворецъ,
Поетъ какъ человѣкъ! Ты видно братъ ученой?..
Слыхали мы такихъ — прощай!
Тебѣль ужь былъ чета тотъ попугай зеленой,
Да, да, тебѣ ль чета зеленой попугай!
Скворца сорока перервала,
Котораго въ дому господскомъ я видала;
Вѣдь какъ кричалъ — да я его перекричала!
А ты отколь? ты что поешь? Поетъ, онъ вздоръ!
За нею закричалъ пернатыхъ мѣлкій хоръ.
А мои пѣвецъ, оставя вѣтку,
Скорѣй домой, скорѣй на клѣтку,
Вспорхнулъ и опустилъ головку подѣ крыло.
Немного времени прошло
Какъ и пустынникѣ самъ явился;
Съ порога до лѣсу отъ бѣглеца слѣдилъ,
И слышалъ, какъ надъ нимъ судъ птичій совершился.
Товарищь, онѣ сказалъ, что такъ ты приунылъ?
Ахъ, дѣдушка! ахъ, гдѣ я былъ!
За чемъ я пѣнію людскому научился!
Не для того, мой другѣ, чтобъ пѣніемъ людскимъ
Ты передъ птицами хвалился.
Тебѣ урокомъ симъ
Пусть опытъ истину полезную откроетъ:
Что и у насъ людей
Гораздо тотъ умнѣй,
Съ волками кто поволчьи воетъ!
Н. Гнѣдичъ.
Санктпетербургъ