СНѢГУРОЧКА.
правитьВ. П. Андреевской.
правитьОГЛАВЛЕНІЕ.
правитьНайденышъ (съ картинкой)
Кошелекъ
Красный клубочекъ
Подѣлимся! (съ картинкой)
Кто счастливѣе?
Что ни дѣлается — все къ лучшему
У камелька (съ картинкой)
Мироновна
Секретъ
Первый разъ въ жизни (съ картинкой)
Нежданный гость
Дай-ка испугаю
Дѣдушкины именины (съ картинкой)
Лгунишки
Семьдесятъ пять рублей (съ картинкой)
НАЙДЕНЫШЪ.
правитьНа дворѣ стоялъ морозъ и вьюга. Домикъ, въ которомъ помѣщалась семья одного небогатаго помѣщика, доктора Гридина, былъ весь занесенъ снѣгомъ; въ окна тоже почти ничего нельзя было видѣть, такъ какъ онѣ, во-первыхъ, замерзли, а во-вторыхъ, съ верху до низу покрылись инеемъ. Но Гридинымъ жилось въ этомъ домикѣ хорошо и счастливо, потому что они были добрые, честные люди и довольствовались немногимъ.
Въ минуту моего разсказа, мы застаемъ всю семью за вечернимъ чаемъ; семья состоитъ изъ отца, матери и четверыхъ дѣтей.
Старшую дѣвочку зовутъ Настей, вторую Зиной, третью, самую младшую, Олинькой, а мальчика — Мишуткой; всѣ они одѣты очень мило, даже почти, можно сказать, нарядно, по случаю дня рожденія Зиночки. Утромъ у нихъ были гости, но къ вечеру разошлись, и дѣти уже собирались идти спать, какъ вдругъ около подъѣзда послышался шорохъ.
— Мама, должно быть къ намъ еще пріѣхали гости, — сказала Зиночка, — надо послать Агафью отворить дверь.
— Не трогай Агафью, дружокъ, она сегодня утомилась; если понадобится, я отворю сама; да тебѣ, вѣрно, просто показалось; кто можетъ пріѣхать такъ поздно?
— Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, тамъ кто-то стучится, -отозвался докторъ. — Я пойду посмотрю; всего вѣрнѣе, что меня зовутъ къ больному.
И, вставъ съ мѣста, Гридинъ направился въ прихожую.
По прошествіи нѣсколькихъ минутъ, онъ снова вошелъ въ комнату, держа на рукахъ небольшой, продолговатый свертокъ.
— Что это такое? Что такое? — закричали дѣти и со всѣхъ сторонъ обступили Гридина, но онъ, не обращая вниманія на всеобщее волненіе, подалъ свертокъ прямо женѣ, и со словами:
— Вотъ, сюрпризъ, посмотри, — положилъ его къ ней на колѣни.
— Боже мой! что такое? — отозвалась жена, всплеснувъ руками. — Вѣдь это ребенокъ!
Дѣти подбѣжали къ матери и дѣйствительно увидѣли, что въ сверткѣ заключалось маленькое, обернутое ватнымъ одѣяломъ, существо.
— Какой хорошенькій! — вскричала Настя, — и какъ онъ спитъ покойно!
— Бѣдняжка! Не понимаетъ ничего, что съ нимъ творится!
— Что же мы, однако, будемъ дѣлать? — серьезно сказалъ докторъ. — Необходимо завтра отнести его въ участокъ.
— Какъ, другъ мой, ты хочешь передать малютку на руки полиціи? — возразила жена Гридина.
— Нѣтъ, нѣтъ, папочка, — въ голосъ закричали дѣти, — пусть онъ останется съ нами; мы будемъ заботиться о немъ, выростамъ большимъ; мама, голубушка, уговори папу оставить маленькаго человѣчка съ нами…
Мама, вмѣсто отвѣта, молча взглянула на Гридина; глаза ея были полны слезъ и, казалось, безъ словъ говорили то же самое, о чемъ сейчасъ просили дѣти; ребенокъ въ эту минуту закопошился, вытянулъ крошечныя ножки, открылъ глаза, сморщилъ личико и заплакалъ.
— Вотъ видишь, папочка, онъ самъ вмѣстѣ съ нами проситъ тебя! — добавилъ Миша, все время молча слѣдившій за вышеописанной сценой.
— Ну, ладно; пусть будетъ по вашему, — отозвался докторъ взволнованнымъ голосомъ. — На его долю Богъ пошлетъ, пускай живетъ у насъ до тѣхъ поръ, пока не найдутся родители.
Дѣти съ благодарностью бросились обнимать отца, а мама этимъ временемъ положила маленькаго найденыша на постель и начала распеленывать.
— У него на шейкѣ вмѣстѣ съ крестомъ надѣта записочка, — вскричала она. — Въ ней, вѣроятно, сказано все, что слѣдуетъ, — и осторожно отвязавъ со шнурка сложенную вчетверо бумагу, прочла слѣдующее: «Добрые люди! Не откажите принять Ванюшу въ вашу семью, родители его такъ бѣдны и несчастны, что едва не умираютъ съ голода».
— Ребенокъ останется у насъ, — рѣшительно повторилъ тогда докторъ.
— И такъ какъ онъ явился въ день моего рожденія, — добавила Зиночка, — то пусть будетъ моимъ крестникомъ.
— Хорошо; только ты знаешь, что крестная мать должна заботиться о своемъ крестникѣ.
— О, конечно! Я буду это исполнять непремѣнно; отдамъ ему всѣ лучшія игрушки, уложу въ бывшую мою плетеную колясочку, однимъ словомъ, сдѣлаю все, все, что нужно.
И Зиночка дѣйствительно сдержала данное отцу слово: спрятанная на чердакъ колясочка, по ея распоряженію сейчасъ же была снесена внизъ. Ваню положили на пуховую подушку и накрыли краснымъ, стеганымъ одѣяломъ; дѣти съ утра до ночи окружали его со всѣхъ сторонъ, приносили массу игрушекъ, даже книжки съ картинками, но онъ былъ еще слишкомъ малъ, чтобы ихъ разсматривать, на игрушки же заглядывался съ удовольствіемъ; въ особенности нравился ему зайчикъ на колесахъ: онъ видимо находилъ наслажденіе теребить его рученками за уши, и этимъ чрезвычайно забавлялъ своихъ маленькихъ покровителей.
Съ каждымъ днемъ малютка становился забавнѣе; всѣ въ домѣ, начиная съ барина и кончая прислугой, любили его; онъ росъ вмѣстѣ съ остальными дѣтьми, и такъ привязался къ семьѣ доктора, что навсегда считалъ ее своею.
КОШЕЛЕКЪ.
правитьПо одной изъ многолюдныхъ улицъ города N, раннею порою, когда большая часть жителей покоилась еще сладкимъ сномъ, шли два маленькіе мальчика; судя по ихъ скромному, отчасти неряшливому костюму и истоптаннымъ дырявымъ сапогамъ, они очевидно были очень бѣдны. Одному изъ нихъ по виду казалось лѣтъ восемь, а другому не больше четырехъ; оба шли съ низко опущенными головами, словно что искали по дорогѣ; на глазахъ у нихъ блестѣли слезы, въ особенности у младшаго.
— Посмотри хорошенько, не завалился ли гдѣ въ карманѣ, — сказалъ онъ брату.
— Да нѣтъ же, оба кармана при тебѣ выворачивалъ, — отозвался послѣдній, — должно быть, какъ-нибудь выронилъ, но гдѣ и когда, право, не знаю.
— Вы потеряли что-нибудь? — вдругъ раздался позади ихъ мужской голосъ.
Мальчики обернулись и, увидѣвъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя очень хорошо одѣтаго пожилого мужчину, нерѣшительно поклонились.
— Да, — отвѣчалъ старшій, котораго звали Гришуткой.
— Что-жъ именно?
— Кошелекъ съ деньгами, — продолжалъ меньшій братъ, маленькій Сеня.
— Какъ жаль; и много тамъ было денегъ?
— Рубль; но въ немъ заключалось все наше состояніе; къ тому же, мы шли въ аптеку купить для мамы лѣкарство; она, бѣдная, очень больна; вчера заходилъ къ намъ докторъ и, спасибо, за визитъ ничего не потребовалъ, а только вотъ написалъ рецептъ, да велѣлъ какъ можно скорѣе начать лѣченіе.
— Рецептъ тоже былъ въ кошелькѣ?
— Тоже, — въ одинъ голосъ отвѣчали братья.
— Ну, такъ я вамъ вотъ что скажу, — замѣтилъ пожилой мужчина: — не горюйте, я шелъ слѣдомъ за вами и поднялъ кошелекъ, который вы уронили
— Неужели! — радостно вскрикнули мальчики.
Господинъ молча опустилъ руку въ карманъ и, вынувъ изъ него туго набитый кошелекъ, показалъ его дѣтямъ. Лицо Гришутки снова приняло печальное выраженіе.
— Нѣтъ, — отозвался онъ упавшимъ голосомъ, — этотъ кошелекъ не нашъ.
— Какъ не нашъ — нашъ!… — вскричалъ Сеня, толкнувъ его въ бокъ. — Глупый, — шепнулъ онъ скороговоркой, — этотъ кошелекъ лучше и полнѣе, намъ выгодно получить его.
Но Гришутка строго взглянулъ на меньшого брата, осторожно отстранилъ его руками и снова проговорилъ громко и отчетливо:
— Нѣтъ, не нашъ.
Пожилой господинъ взглянулъ на него внимательно.
— Тогда можетъ быть этотъ вашъ? — добавилъ онъ, вынувъ изъ другого кармана маленькій порыжѣлый и совершенно плохой кошелекъ.
— Вотъ это нашъ, -отвѣтилъ Гришутка, радостно протянувъ руку. — Въ немъ, вѣроятно, и рецептъ найдется.
Господинъ передалъ ему кошелекъ и, снова обернувшись къ меньшему брату, замѣтилъ очень серьезно:
— Какъ же ты не узналъ своей собственности?
Мальчикъ покраснѣлъ до ушей и молча опустилъ глаза.
— Онъ еще маленькій… — нерѣшительно вступился Гришутка.
— Нѣтъ, дружокъ, не заступайся, — возразилъ мужчина. — Ты, я вижу, хорошій, честный мальчикъ, будь же справедливъ всегда въ жизни; я слышалъ своими ушами, какъ братишка твой уговаривалъ тебя взять тотъ кошелекъ, который я показалъ первымъ, взять, потому что онъ лучше, полнѣе, слѣдовательно, гораздо выгоднѣе, вѣдь правда?
Гриша въ свою очередь сконфузился и покраснѣлъ не менѣе
брата.
— Правда? — повторилъ мужчина.
— Правда, — отвѣчалъ онъ едва слышно.
— Стыдно, стыдно, мальчуганъ, — обернулся снова мужчина къ мальчику Сени. — Обманывать и стараться завладѣть чужою собственностью — большой грѣхъ: не дѣлай никогда ничего подобнаго, если хочешь быть счастливымъ; по настоящему, слѣдовало обо всемъ разсказать вашей матери, но я на первый разъ ограничусь выговоромъ и тѣмъ, что брату твоему сейчасъ же подарю десятирублевую бумажку изъ того самаго кошелька, который онъ не хотѣлъ признать своимъ; ты же не получишь отъ меня ни гроша…
Съ этими словами мужчина дѣйствительно подалъ Гришуткѣ красненькую бумажку и дружески пожалъ руку, а Сеню не удостоилъ даже поклономъ.
КРАСНЫЙ КЛУБОЧЕКЪ.
править— Таня, ты непремѣнно должна понемногу учиться работать, — сказала однажды Вѣра Дмитріевна Голина своей маленькой дочери.
— Но, мамочка, это скучно; гораздо пріятнѣе бѣгать и играть съ куклами.
— На все свое время, дитя мое; день великъ, можно поиграть, побѣгать, и затѣмъ найти минутку поработать.
— И не умѣю работать.
— Надо учиться.
— Съ чего же начать?
— Хочешь, я покажу тебѣ шить?
— Нѣтъ, мамочка, ужъ лучше давай вязать что-нибудь.
— Изволь, и на это согласна, вязать такъ вязать; поди ко мнѣ въ комнату, принеси мою рабочую корзинку: тамъ найдешь спицы и нитки.
Таня пошла исполнить данное ей порученіе, но, встрѣтившись по дорогѣ съ бѣленькой кошечкой Минеткой, позабыла о предстоящей работѣ и заигралась съ нею.
— Таня, я жду! — крикнула ей мама.
— Сейчасъ, сейчасъ! — и дѣвочка, наскоро поцѣловавъ Минетку, побѣжала за рабочей корзинкой.
— Садись ближе ко мнѣ, — сказала мама.
Таня сѣла.
— Достань клубокъ и спицы.
Таня достала то и другое.
— Ну, теперь начинай вязать такъ, какъ я буду тебѣ показывать.
Танѣ первое время новое занятіе очень нравилось, она не замѣтила, какъ прошло около часа, но затѣмъ мало-по-малу начала скучать, и на слѣдующій день уже старалась придумать различныя отговорки, чтобы отдѣлаться отъ урока.
— Нельзя, Таня, ты не маленькая, необходимо пріучаться къ работѣ, — настаивала мама, и каждый день волей-неволей засаживала дѣвочку за вязанье; дѣло, однако, не спорилось, работа шла медленно и зачастую вязанье выходило такъ неровно и неправильно, что къ концу урока приходилось распускать все; это еще больше сердило Таню и, вѣроятно, заставило бы на-отрѣзъ отказаться отъ рукодѣлья, еслибы мама не придумала слѣдующее:
— Таня, — сказала она однажды, когда дѣвочка, по обыкновенію, явилась на урокъ, — видишь ты этотъ красненькій клубочекъ?
— Вижу, мамочка.
— Нравится онъ тебѣ?
— Онъ красивѣе бѣлаго.
— Не хочешь ли сегодня начать вязать красными нитками?
— Пожалуй, только…
— Что только?
— Вѣдь въ сущности-то все равно, какой клубокъ, вязать придется точно такимъ же образомъ.
— Да, но зато этотъ клубокъ не простой: онъ съ сюрпризомъ!
— Съ какимъ?
— А вотъ, когда довяжешь до конца, увидишь.
— Ты говоришь серьезно, мама, не шутишь?
— Совершенно серьзно.
— Скажи, дорогая, какой тамъ сюрпризъ?
— Не могу.
Таня печально склонила головку, попробовавъ еще разъ упросить маму сказать, въ чемъ заключается сюрпризъ, но мама была неумолима; пришлось приняться за работу и приложить все стараніе, чтобы клубокъ скорѣе кончился.
— Мама, я связала все, что ты велѣла, — сказала Таня по прошествіи часа.
— Покажи, можетъ быть, дурно, тогда распустить придется.
— Ай, нѣтъ, сохрани Богъ, это было бы обидно.
Мама улыбнулась и принялась внимательно разглядывать работу; Таня смотрѣла на нее съ безпокойствомъ.
— Ну, что, мамочка, хорошо? — спросила она дрожащимъ голосомъ.
— Хорошо,
— Нельзя ли поработать еще часокъ?
— Можно, если желаешь, только ты всегда говорила, что это скучно, утомительно.
— Да, мамочка, прежде это дѣйствительно казалось мнѣ скучнымъ и утомительнымъ, но теперь, напротивъ, мнѣ хочется какъ можно скорѣе кончить клубокъ, чтобы узнать, что находится въ серединѣ.
И Таня, снова опустившись на стулъ, взяла въ руки вязанье.
— Будь внимательна, не торопись, вяжи аккуратно, иначе придется распустить и начать сначала.
— О, нѣтъ, мамочка, этого никогда не случится…
Цѣлый часъ провела дѣвочка за вязаньемъ. Клубокъ становился меньше и меньше; наконецъ, между красными нитками показались уголки бѣлой бумаги.
— Не уйду отсюда, покуда не кончу мотокъ, — сказала Таня.
— Какъ же твои куклы, я думаю, соскучились; имъ никогда не приходилось такъ долго оставаться однѣмъ
— Не бѣда, пусть поскучаютъ, -сказала Таня, улыбнувшись и, не выпуская изъ рукъ спицы, работала усердно до тѣхъ поръ, пока на клубкѣ ничего не осталось.
— Ура! — вскрикнула она громко, — теперь можно развернуть сюрпризъ.
— Погоди, я должна сначала взглянуть на работу, — остановила ее мама. Таня съ замираніемъ сердца протянула вязанье.
— Вотъ тутъ, послѣдніе ряды немножко неровны; по настоящему слѣдовало бы распустить, ну, да ужъ на первый разъ прощаю — развертывай.
Таня поспѣшно развернула бумагу, въ которой оказалась шеколадная конфетка.
— Ахъ, моя любимая конфетка! -вскричала Таня, — не даромъ я трудилась такъ долго, чтобы до нее добраться.
— Значитъ ты довольна сюрпризомъ?
— Конечно.
— И не прочь на будущее время получать еще что-нибудь въ этомъ родѣ?
— О, да, да!
— Хорошо, я къ завтрему приготовлю новый клубочекъ.
На слѣдующій день мама дѣйствительно приготовила клубокъ, въ которомъ на этотъ разъ былъ замотанъ грецкій орѣхъ; Таня добиралась до него по прежнему съ нетерпѣніемъ, и такимъ образомъ, повторяя нѣсколько дней кряду, научилась вязать ровно, хорошо, аккуратно, и до того полюбила эту работу, что не только никогда не тяготилась ею, но даже предпочитала кукламъ и игрушкамъ.
ПОДѢЛИМСЯ!
правитьДобрая тетя Оля очень баловала своихъ маленькихъ племянниковъ, Надю и Сережу, и постоянно дарила имъ игру шеи и лакомства, но никогда еще не привозила столько того и другого, какъ послѣдній годъ на предстоящіе рождественскіе праздники.
Въ сочельникъ дѣти цѣлый день занимались украшеніемъ елки; съ верху до низу увѣшивали ее конспектами, фруктами и все-таки у каждаго изъ нихъ осталось еще по цѣлой корзинкѣ грушъ и винограду.
— Надо попросить маму убрать въ буфетъ, — сказала Надя, — больше некуда вѣшать на елку, ни на одномъ сукѣ нѣтъ мѣста.
— Хорошо, но пока поставь обѣ тарелки на подоконникъ и приди помочь мнѣ прицѣплять бомбоньерки.
Надя немедленно исполнила желаніе брата; затѣмъ, когда бомбоньерки были укрѣплены, снова подошла къ подоконнику, чтобы убрать фрукты, и, случайно взглянувъ въ окно, увидѣла стоявшихъ на улицѣ трехъ очень бѣдно одѣтыхъ дѣтокъ-мальчика и двухъ дѣвочекъ. Всѣ они жались отъ холода въ своихъ не по погодѣ легкихъ костюмахъ; старшая дѣвочка держала въ рукахъ корку чернаго хлѣба, стараясь разломить ее на три равныя части, очевидно съ намѣреніемъ но дѣлиться съ сестрой и братомъ, которые тѣмъ временемъ не сводили глазъ съ грушъ и винограда. « Бѣдненькіе!» невольно сорвалось съ языка Нади.
— Кто? — съ удивленіемъ спросилъ Сережа.
— Да вотъ эти дѣтки, — и она пальчикомъ указала на улицу. Сережа поспѣшно подбѣжалъ къ окну.
— Въ самомъ дѣлѣ, какіе они жалкіе, — отозвался онъ, взглянувъ на маленькую группу. — И съ какимъ любопытствомъ разглядываютъ фрукты!
— Еще бы, я думаю, они никогда не видали ничего подобнаго.
— Посмотри, посмотри, самая крошечная дѣвочка что-то говоритъ намъ черезъ окно.
— Кажется, проситъ, чтобы мы дали ей.
— Должно быть, потому что старшая тянетъ ее прочь, а она упирается.
Предположеніе оказалось совершенно вѣрнымъ.
Трое маленькихъ дѣтокъ одного бѣднаго мастерового, проходя по улицѣ мимо роскошнаго дома родителей Нади и Сережи, обратили вниманіе на стоявшіе на окнахъ фрукты; бѣдняжки дѣйствительно никогда ничего подобнаго не только не пробовали, но даже и во снѣ не видѣли, а потому невольно остановились. Когда Надя съ братомъ подошли къ окну, младшая дѣвочка не могла удержаться, чтобы не крикнуть:
— Милая барышня, дайте намъ попробовать вашихъ ягодокъ, онѣ должны быть очень вкусны!
— Что ты, -останавливала ее старшая сестра. — Какъ тебѣ не стыдно, только нищіе просятъ, а мы вѣдь, хотя и бѣдны, но все-таки не нищіе. Пойдемъ домой!
Но дѣвочка уходитъ не хотѣла; на эту сцену какъ разъ и напали Надя и Сережа.
— Знаешь что, -сказала первая, — у насъ такъ много фруктовъ, не подѣлимся ли мы съ ними?
— Пожалуй, они будутъ очень рады. Я махну имъ, чтобы обошли кругомъ черезъ прихожую.
— А я побѣгу предупредить лакея, чтобы ихъ впустили.
Сказано — сдѣлано. Сережа въ одинъ мигъ прыгнулъ на окошко
и началъ дѣлать знаки. Дѣти не понимали его; тогда, не долго думая, онъ отворилъ форточку и, высунувъ свою кудрявую головку, закричалъ громко: "обойдите кругомъ, мы дадимъ вамъ гостинца! "
Маленькіе человѣчки не заставили дважды повторять себѣ любезное предложеніе; менѣе чѣмъ черезъ пять минутъ они стояли около подъѣзда; лакей впустилъ ихъ; они очутились на широкой, устланной свѣтло-зеленымъ ковромъ лѣстницѣ и съ непривычки, увидѣвъ подобную обстановку, совершенно растерялись.
«Что это, садъ или комната? на комнату не похожа, — думали дѣти, — и садъ быть не можетъ: теперь зима, здѣсь же такъ много травы и зелени!»
Бѣдняжки приняли зеленый коверъ за траву, зелень же дѣйствительно видѣли кругомъ, такъ какъ вся лѣстница была установлена цвѣтами. Но вотъ отворилась дверь, ведущая во второй этажъ, и на порогѣ показалась сначала Надя въ зеленомъ платьицѣ, а за нею Сережа въ лиловомъ бархатномъ костюмѣ; оба держали въ рукахъ по тарелкѣ съ фруктами.
— Милая дѣвочка, тебѣ, кажется, очень хочется винограду? — спросила Надя малютку.
— Нѣтъ, барышня, мнѣ хочется ягодокъ.
— Еакихъ?
— Тѣхъ самыхъ, которыя стояли на окнѣ и которыя теперь вы держите въ рукахъ.
— Это вѣдь и есть виноградъ!
Дѣвочка смотрѣла вопросительно.
— Ну да, эти ягоды такъ называются, — и Надя протянула ей самую большую кисть. Дѣвочка бережно подставила обѣ ручки.
— А отъ меня возьмите по грушѣ, — добавилъ Сережа.
Дѣти долго разсматривали полученные гостинцы, не рѣшаясь начать ихъ кушать, и сказали, что отнесутъ домой показать родителямъ; они были совершенно счастливы, но не менѣе ихъ чувствовали себя счастливыми Надя и Сережа, потому что сознавали въ душѣ, что поступили такъ, какъ слѣдовало поступить добрымъ, хорошимъ дѣтямъ.
КТО СЧАСТЛИВѢЕ?
правитьВремя подходило къ рождественскимъ праздникамъ; въ городѣ замѣтно было всеобщее оживленіе: изъ магазиновъ выносили и вывозили различныя корзинки съ игрушками, подарками и лакомствомъ; на дѣтскихъ личикахъ, которыя мелькали всюду, выражалось полное довольство, счастье и ожиданіе чего-то особенно пріятнаго. Но вотъ изъ-за угла одной изъ главныхъ улицъ города показалась маленькая, тщедушная фигурка бѣдно одѣтой дѣвочки, которая шла, грустно опустивъ голову, и, какъ видно, не раздѣляла общаго веселаго настроенія. На глазахъ ея даже блестѣли слезы.
Поровнявшись съ подъѣздомъ высокаго каменнаго дома, она остановилась, чтобы дать дорогу какой-то молодой, чрезвычайно нарядной дамѣ и маленькому мальчику; дама была одѣта вся въ черномъ, спутникъ ея то же самое.
— Гдѣ же Иванъ? — сказала дама.
Мальчикъ молча обернулъ голову и сталъ пристально смотрѣть назадъ.
— Гдѣ же Иванъ? — повторила свои вопросъ дама недовольнымъ голосомъ.
— Не знаю, — тихо отозвался мальчикъ.
— Что же ты не отвѣчаешь, когда тебя спрашиваютъ, и заставляешь два раза повторять одно и то же?
Мальчикъ опустилъ глаза. Минуты двѣ продолжалось молчаніе; наконецъ, дама первая нарушила его.
— Вотъ что, — сказала она тѣмъ же рѣзкимъ голосомъ, — мнѣ холодно стоять на улицѣ, я поднимусь домой, а ты подожди его здѣсь; затѣмъ, когда онъ придетъ, прикажи передать корзинку съ фруктами и остальными покупками швейцару и отправиться на сосѣднюю площадь, гдѣ продаютъ елки, узнать цѣны и заказать для насъ на завтра самую большую.
Съ этими словами дама повернула въ подъѣздъ, а мальчикъ остался на тротуарѣ; ожидать ему пришлось не долго; менѣе чѣмъ черезъ пять минутъ вдали показался высокій ливрейный лакей съ цѣлымъ ворохомъ корзинокъ и пакетовъ.
— Иванъ, — крикнулъ мальчикъ, когда онъ подошелъ ближе, — идите скорѣе, тетя сердится, что вы отстали.
— Иду, иду, баринъ, виноватъ, замѣшкался, слишкомъ много поклажи, отсталъ, простите.
— Да я-то ничего, Иванъ, а вотъ тетя, кажется, очень недовольна.
— Ну ужъ, баринъ, ваша тетя рѣдко бываетъ довольна, на нее угодить трудно.
Въ отвѣтъ на замѣчаніе лакея, мальчикъ вздохнулъ и принялся передавать ему приказаніе относительно елки.
Маленькая дѣвочка, о которой было говорено выше и которую звали Настей, такъ засмотрѣлась на принесенныя Иваномъ покупки, что, словно позабывъ, куда направлялась, стояла все время на одномъ мѣстѣ до тѣхъ поръ, пока Иванъ, наконецъ, оставивъ у швейцара покупки, отправился за елкою.
Тогда она совершенно машинально послѣдовала за нимъ; не успѣла она отойти нѣсколько шаговъ, какъ позади раздался дѣтскій голосъ:
— Иванъ, Иванъ!
Лакей обернулся, обернулась и Настя; ихъ догонялъ тотъ же самый мальчикъ.
— Что прикажете? — спросилъ лакей.
— Я забылъ сказать: елку надо смотрѣть на площади; тетя увидѣла изъ окна, что вы повернули въ другую сторону, раскричалась на меня, и въ наказаніе приказала идти вмѣстѣ съ вами.
— Что же, пойдемте
— А ты, дѣвочка, куда направляешься? — обратился онъ вдругъ къ Настѣ, замѣтивъ, что она все время слѣдуетъ за ними.
— Простите. — отвѣчала Настя, растерявшись, — я не буду… не пойду… я только такъ… мнѣ просто хотѣлось посмотрѣть на елки.
— Не бойся, дурочка, ты намъ не мѣшаешь, или себѣ; я самъ спроситъ только такъ, думалъ, можетъ быть, тебѣ что отъ меня надобно.
Ласковый тонъ Ивана ободрилъ Настю; она успокоилась.
— Значитъ, можно идти за вами?
— Сдѣлай одолженіе…
Настя снова пошла за ливрейнымъ лакеемъ, и вдругъ, случайно взглянувъ на личико мальчика, замѣтила, что оно выражаетъ столько глубокаго безграничнаго горя, что ей стало искренне жаль его.
— Баринъ, никакъ вы плачете? — спросила она. и затѣмъ, испугавшись своей смѣлости, отступила назадъ.
Мальчикъ повернулъ головку; выраженіе грусти на его миловидномъ личикѣ оказалось еще сильнѣе.
— О чемъ вамъ плакать? — снова заговорила Настя. — У васъ такъ много гостинцевъ, игрушекъ; есть, вѣроятно, сытный обѣдъ, хорошая комната… Вотъ мнѣ, другое дѣло — я не имѣю ничего этого.
— А съ кѣмъ ты живешь? — спросилъ мальчикъ.
— Какъ съ кѣмъ? съ папой, мамой, братьями и сестрами.
— Счастливая! у тебя есть папа, мама, братья, сестры.
— А у васъ, баринъ, развѣ нѣтъ?
Мальчикъ горько заплакалъ.
— Сестеръ и братьевъ у меня никогда не было, — отвѣтилъ онъ сквозь слезы, — но это еще не бѣда, а вотъ горе — нѣтъ у меня ни папы, ни мамы.
— Бѣдненькій! значитъ, вы вовсе не такой счастливый, какъ мнѣ казалося; а кто же эта дама, которая сейчасъ шла съ вами?
— Это моя тетя, я живу съ нею, но она такая капризная, такъ часто сердится совершенно напрасно, и всегда обижаетъ меня; покуда мама была жива, этого не случалось, а теперь бѣда да и только.
— Давно умерли ваши родители?
— Пана умеръ уже три года, а мама только нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ.
— Зачѣмъ же вы живете съ тетей, если она такая нехорошая?
— Потому что больше у меня нѣтъ никого на свѣтѣ.
— Вотъ и пришли, — прервалъ лакей разговоръ маленькихъ собесѣдниковъ. — Выбирайте, баринъ, елку какую угодно.
— Все равно, — отвѣтилъ мальчикъ равнодушно.
Настя взглянула на него съ сочувствіемъ; на этотъ разъ она уже не удивлялась, что ни елка, ни гостинцы не тѣшили его. Лакей подошелъ ближе къ тротуару, около котораго продавались елки, и началъ торговаться, а мальчикъ этимъ временемъ, очень довольный, что представился случай подѣлиться горемъ съ такимъ же маленькимъ существомъ, какъ самъ, все время разсказывалъ Настѣ о своей тяжелой долѣ. Изъ его словъ Настя узнала, что онъ называется Павликомъ, что покойные его родители были очень богаты; отецъ заболѣлъ чахоткой, поѣхалъ лечиться за границу, гдѣ и умеръ, а мать не переставала тосковать и плакать и пережила его только на три года. Бѣдняжкѣ Павлику пришлось перебраться къ теткѣ, единственной оставшейся въ живыхъ родственницѣ, которая была замужемъ за богатымъ банкиромъ и имѣла четверо дѣтей; сначала Павликъ думалъ, что ему будетъ весело въ такомъ большомъ обществѣ, но на дѣлѣ вышло иначе: дѣти оказались такія же капризныя, какъ ихъ мамаша, Павлика всегда во всемъ обижали, и, нашаливъ или напроказивъ что-нибудь, взваливали на него.
— Вотъ и теперь устраиваютъ елку, — сказалъ онъ въ заключеніе, — ты думаешь, много я увижу удовольствія? Лучшія конфекты, подарки, фрукты имъ достанутся, мнѣ же что дадутъ? Да ужъ, положимъ, пускай, Богъ съ ними, я не жадный; обидно только то, что въ теченіе вечера навѣрное въ чемъ-нибудь обвинятъ…
— Пожалуйте, баринъ, — снова прервалъ лакей, — все готово, елка заказана.
— Прощай, милая дѣвочка, — обратился тогда Павликъ къ Настѣ.
— Прощайте, баринъ, желаю вамъ всего, всего хорошаго.
Дѣтки разстались; Настя торопливо направилась въ бѣлошвейную, куда мама послала ее отнести работу и получить немного денегъ; она чувствовала, что запоздаетъ къ обѣду, но знала, что ея добрая мама не только не разсердится, а навѣрное еще поставитъ остатки щей и каши въ печь, чтобы не остыло.
«Павликъ сегодня, конечно, на обѣдъ будетъ имѣть нѣсколько блюдъ и вкусное пирожное, — разсуждала сама съ собою Настя. — Въ комнатѣ у него тоже, безъ сомнѣнія, лучше, чѣмъ въ нашей крошечной конурѣ; но я ни за что на свѣтѣ не помѣнялась бы съ нимъ, потому что у него нѣтъ ни папы, ни мамы, а это должно быть всего ужаснѣе».
Подъ вліяніемъ грустныхъ мыслей о судьбѣ Павлика, Настя незамѣтно добрела до бѣлошвейки, передала работу и, получивъ слѣдуемые за нее два рубля, возвратилась домой, гдѣ застала всю семью за обычнымъ скромнымъ обѣдомъ.
— Что ты долго? — ласково спросила жать.
— Прости, мамочка, заболталась, — и Настя подробно передала все видѣнное и слышанное. — Ты вѣдь не сердишься?
— Нѣтъ, дружокъ, не сержусь, садись скорѣй къ столу, озябла, небось, погрѣйся тепленькими щами.-И мама, заботливо накинувъ на плечи дѣвочки старенькій фланелевый платочекъ, поставила передъ нею тарелку со щами.
«Когда Павликъ пришелъ домой, его навѣрное встрѣтили далеко не такъ радушно, какъ меня», снова подумала Настя, и невольно мысленно задала себѣ вопросъ: кто изъ нихъ двухъ счастливѣе?
ЧТО HИ ДѢЛАЕТСЯ, ВСЕ СЪ ЛУЧШЕМУ.
правитьВотъ уже двѣ недѣли, какъ Леночка больна серьезно; сначала ей было такъ худо, что доктора отчаивались, но теперь, слава Богу, опасность миновала, только приходилось терпѣливо ждать полнаго выздоровленія и еще нѣсколько дней оставаться въ кроваткѣ; это, конечно, очень скучно, но дѣлать нечего; Леночка была благоразумна, да къ тому же старшая сестричка ея Таня и маленькій братъ Сережа почти постоянно оставались около, играли съ нею, разсказывали сказки.
— Давай играть въ новыя игрушки, которыя недавно подарилъ дядя Коля, — предложилъ Сережа.
— Хорошо, — отозвалась Леночка, — принеси сюда коробку, будемъ разставлять домики.
Сережа немедленно исполнилъ желаніе Леночки. Доставъ изъ шкафа, гдѣ хранились всѣ игрушки, довольно большую длинную коробку, онъ поставилъ ее на столикъ около кровати. Леночка своими худенькими пальчиками медленно вынимала оттуда домикъ за домикомъ. Таня помогала ей, Сережа тоже, мама взяла работу и расположилась около; игра съ каждой минутой была оживленнѣе, но вотъ вдругъ дверь, ведущая въ сосѣднюю комнату, скрипнула, и на порогѣ показалась горничная Катя; она держала въ рукахъ письмо.
— Отъ кого? — спросила Леночка. — Кажется не съ почты, потому что не видать марки.
— Да, барышня, это письмо дѣйствительно не съ почты, его принесла горничная Маріи Николаевны и ожидаетъ отвѣта.
— Горничная тети Маши! — вскричали дѣти въ одинъ голосъ. — Ахъ, мамочка, читай, читай скорѣе, что пишетъ тетя, навѣрное что-нибудь интересное,
Мама распечатала письмо и начала читать про себя его содержаніе. Дѣти смотрѣли съ любопытствомъ.
— Тетя сообщаетъ о пріѣздѣ Дмитріевыхъ, которыхъ мнѣ необходимо видѣть по одному очень важному дѣлу, и проситъ, чтобы я отправилась къ ней немедленно, взявъ съ собою Таню и Сережу, такъ какъ Дмитріевы здѣсь съ дѣтьми.
— Ахъ, какая радость! — воскликнули братъ и сестра. Леночка, между тѣмъ, грустно склонила головку, опустила глаза книзу и горько заплакала.
— Леночка, милая, ты плачешь, о чемъ, дитя мое? -тревожно спросила мама, испугавшись, чтобы дѣвочкѣ не сдѣлалось хуже.
— Вы уйдете всѣ, я останусь одна, мнѣ будетъ скучно, — отвѣчала дѣвочка, всхлипывая.
— Нѣтъ, Лена, мы всѣ не уйдемъ, — возразила мама, нѣжно обнявъ ее за талію, — я оставлю около тебя или Таню, или Сережу.
— Я не останусь, — замѣтилъ Сережа, и самъ готовъ былъ расплакаться.
— Ни тоже, — отвѣтила Таня.
— Друзья мои, иначе невозможно, мнѣ крайне необходимо видѣть Дмитріевыхъ, я должна ѣхать немедленно, въ противномъ случаѣ, конечно, не оставила бы Леночку одну.
— Ну, да, мамочка, я и отправлюсь съ тобою, — сказала Таня.
— Отчего же именно ты? — возразилъ Сережа, и между дѣтьми завязался споръ чуть не до драки. Мама долго смотрѣла молча на эту сцену.
— Очень грустно мнѣ видѣть въ моихъ дѣтяхъ такой недостатокъ любви къ младшей, больной сестрѣ, — сказала она съ недовольнымъ видомъ и вышла изъ комнаты. Сережа бросился за нею.
— Мамочка, милая, постой, постой! -кричалъ онъ взволнованнымъ голосомъ, — не сердись, я не хочу, чтобы ты считала меня злымъ мальчикомъ, я охотно останусь съ Леной.
Мама крѣпко поцѣловала Сережу и сейчасъ же въ сопровожденіи Тани отправилась на свиданіе съ Дмитріевыми.
Когда Таня вышла изъ своей комнаты совершенно одѣтой и случайно взглянула на маму, то, прочитавъ на ея лицѣ что-то похожее на укоръ, сильно сконфузилась. Сережа, между тѣмъ, подошелъ къ кровати Леночки и началъ продолжать игру съ домиками.
— Хорошій ты, добрый, Сережа, спасибо, — сказала Леночка.
— Не за что… чѣмъ я хорошій, напротивъ, я гадкій мальчикъ, надо было сейчасъ же согласиться, а я заспорилъ; ну, да что про то говорить, давай играть лучше.
Игра началась снова, но, видно, ей не суждено было опять долго продолжаться, потому что по прошествіи нѣсколькихъ минутъ Катя вошла въ комнату съ докладомъ, что родной братъ ихъ мамы, Николай Николаевичъ, тотъ самый, Который подарилъ игрушечные домики, сію минуту пріѣхалъ съ поѣзда.
— Вотъ такъ радость! — сназалъ Сережа, — теперь я совершенно доволенъ, что не отправился съ мамой, для меня нѣтъ больше праздника, какъ проводить время съ дядею; но гдѣ онъ, почему не идетъ сюда?
— Придетъ, придетъ, — отвѣчала горничная; — дядя прямо съ мороза, онъ хочетъ немного обогрѣться, чтобы не простудить Леночку.
— Тогда я пойду съ нему, а ты, Катя, побудь пока здѣсь.
Но не успѣлъ Сережа сдѣлать нѣсколькихъ шаговъ, вамъ навстрѣчу ему показался дядя Коля; мальчикъ бросился ему на шею.
— Здравствуй, здравствуй, дружокъ, очень радъ тебя видѣть, какъ поживаешь?
— Ничего, слава Богу; только вотъ наша Леночка все хвораетъ.
— Знаю, но теперь ей, кажется, лучше?
— О, да, дядя, я почти здорова, только должна еще нѣсколько дней пролежать въ кровати; это ужасно скучно, не только для меня, но и для окружающихъ.
— Для окружающихъ-то почему?
— Да вотъ, напримѣръ, — и Леночка разсказала подробно, какъ Катя принесла письмо отъ тети Маши, какъ Танѣ и Сережѣ хотѣлось ѣхать вмѣстѣ съ мамой и какъ для нея одному изъ нихъ пришлось остаться дома.
— Все это правда, -повторилъ Сережа, — но что ни дѣлается, все къ лучшему; еслибы я уѣхалъ съ мамой, то цѣлымъ днемъ позднѣе увидался бы съ дядей Колей.
— Не только цѣлымъ днемъ позднѣе, — отозвался дяди, — но и вовсе не удалось бы.
— Почему? развѣ ты сейчасъ уѣзжаешь?
— Да, дружокъ, сію минуту.
— Какъ? не дождавшись мамы?
— Не дождавшись, потому что мнѣ необходимо къ вечеру быть у себя въ деревнѣ; я заѣхалъ только на минутку взглянуть на Лену; я привезъ ей гостинецъ.
Съ этими словами дядя вынулъ изъ кармана прекрасную бомбоньерку.
— Но мама будетъ очень жалѣть; не послать ли за нею?
— Не надо, она отправилась по серьезному дѣлу, черезъ недѣлю я опять заѣду къ вамъ, а теперь пока до свиданія.
И, простившись съ дѣтьми, дядя уѣхалъ.
Леночка отворила бомбоньерку; конфекты оказались превосходныя; за отсутствіемъ Тани, они раздѣлили ихъ на двѣ части. Сережа былъ очень доволенъ и, угощаясь ими, нѣсколько разъ припоминалъ пословицу: что ни дѣлается, все къ лучшему.
У КАМЕЛЬКА.
правитьНа дворѣ очень холодно, морозъ стоитъ больше десяти градусовъ, гулять невозможно. Петя, Раичка и Татуша скучаютъ.
— Что бы намъ придумать? — говоритъ Петя, обращаясь къ сестрамъ.
— Давайте играть, но какъ именно, во что?
— Въ куклы, — предложила Татуша.
— Вотъ весело мнѣ возиться съ куклами, — возражаетъ Петя, я мужчина.
Дѣвочки разсмѣялись.
— Что смѣетесь? — спросилъ онъ недовольнымъ тономъ.
— Развѣ мужчины бываютъ такіе маленькіе? Ты не мужчина, а еще мальчикъ.
— Все равно, когда-нибудь буду мужчина.
— Да, когда-нибудь, но не теперь.
— Въ ваши же глупыя куклы играть все-таки не желаю.
— Зачѣмъ ты бранишь нашихъ куколъ, вовсе онѣ не глупыя.
— А что же, умныя?
— Конечно.
— Удивительно!
— Полно ссориться, — вмѣшалась Раичка, — мальчики въ самомъ дѣлѣ не любятъ играть въ куклы, точно такъ же, какъ мы въ лошадки; придумаемъ лучше такую игру, чтобы всѣмъ было весело.
— Это очень трудно!
— Давайте бѣгать въ горѣлки.
— Комната мала, тѣсно.
— Ну, въ жмурки,
— Еще того неудобнѣе, какъ разъ на что-нибудь наткнешься.
— Нѣтъ, вотъ что, — снова заговорила Раичка, — я придумала. Сядемъ къ камельку и будемъ читать ту новую книжку, которую вчера подарилъ папа.
— Книжку? — недовольнымъ тономъ повторилъ Петя, — но вѣдь это скучнѣе скучнаго.
— Напротивъ, мама сказала, что книжка очень интересна, да и но картинкамъ видно.
— Такъ-то такъ… но…
— Попробуемъ, не понравится-оставимъ.
— Хорошо, попробовать, пожалуй, можно.
На томъ и порѣшили. Петя, какъ любезный кавалеръ, подвинулъ дамамъ кресло къ топившемуся камину, подставилъ подъ ноги скамеечку, самъ расположился сзади; Татуша сѣла рядомъ, а Амишка и Джекъ, двѣ маленькія собачки, постоянно сопровождавшія дѣтей, размѣстились по сторонамъ и, навостривъ уши, тоже, казалось, приготовились слушать интересную книжку.
— Откуда мы начнемъ, съ начала, конца или середины? — спросила Раичка своихъ слушателей.
— Конечно, съ начала, кто же читаетъ книжку съ конца или середины.
— Да тутъ отдѣльные разсказы, значитъ, все равно.
— Тогда дѣлай, какъ знаешь.
— Я прочту про зайчика, хотите?
— Хорошо.
Раичка усѣлась еще комфортабельнѣе, откашлялась и начала читать слѣдующее: «Въ нѣкоторомъ царствѣ, въ нѣкоторомъ государствѣ жилъ былъ маленькій зайчикъ; пошелъ онъ однажды погулять на поле, но не успѣлъ сдѣлать двухъ шаговъ, какъ его поймалъ пастушокъ Ванюша, посадилъ въ клѣтку и понесъ домой. Дома Ванюша началъ учить зайчика выдѣлывать разныя штуки; зайчикъ оказался смышленый и почти сейчасъ же понялъ все, что отъ него требовали; онъ отлично прыгалъ черезъ руки, какъ кошка, служилъ на заднихъ лапкахъ и умѣлъ передними бить въ крошечный барабанъ, который Ванюша привѣшивалъ ему къ шейкѣ на голубой ленточкѣ; но вотъ однажды мальчуганъ забылъ закрыть клѣтку; зайка выпрыгнулъ и съ барабаномъ на шеѣ удралъ въ лѣсъ; всѣ остальные зайчики, которые жили въ лѣсу, узнали стараго знакомаго, выбѣжали навстрѣчу и, увидѣвъ, какъ онъ передъ ними всталъ на заднія лапки и забилъ въ барабанъ, пришли въ такой восторгъ, что, взявшись за лапки, принялись вокругъ него прыгать, притоптывая своими мохнатыми ножками».
— Прелесть, что за сказочка! — сказалъ Петя, когда Раичка окончила чтеніе.
— Вотъ видишь, сначала ты не хотѣлъ слушать.
— Я не зналъ, что эта книжка такъ интересна; прочти еще что-нибудь.
Раичка открыла книжку. «Лева очень любилъ удить рыбу, — снова начала она читать, — и вотъ, однажды на удочку къ нему попался прехорошенькій окунь съ такой блестящей чешуей, что просто заглядѣнье; мальчикъ протянулъ руку, чтобы снять съ крючка рыбку, какъ вдругъ она заговорила человѣческимъ голосомъ: „Левушка, милый дружокъ, пусти меня обратно въ воду, я тебя поблагодарю отъ всего сердца и принесу много-много гостинца“. — Не обманешь? — спросилъ Левушка. — „Зачѣмъ обманывать, это грѣшно и стыдно“. — Ну, хорошо, или съ Богомъ, — и мальчикъ снова бросилъ рыбку въ озеро, а самъ остался на берегу ожидать обѣщаннаго гостинца. Меньше чѣмъ черезъ пять минутъ онъ замѣтилъ, что вода заколыхалась; пристально взглянулъ внизъ и узналъ своего серебристаго окунька. — „Гдѣ же мой гостинецъ?“ спросилъ Лева. Рыбка высунулась на поверхность озера и молча подала ему коробку, наполненную конфектами».
— Какъ это хорошо и интересно! — вскричали Петя и Татуша. — Раичка, прочти еще что-нибудь.
«Жили-были царь и царица, -начала читать Раичка. — У нихъ…»
— Дѣтки, мама зоветъ чай пить, — прервала чтеніе въ эту минуту вошедшая няня.
— Ахъ, няня, какая досада, ты помѣшала намъ; нельзя ли докончить сказку?
— Нельзя, дружки, мама будетъ недовольна, послѣ прочтете.
Дѣлать было нечего, дѣти знали, что мама не любитъ неаккуратности, а потому сейчасъ же отправились въ столовую съ тѣмъ, чтобы при первой возможности опять взяться за интересную книгу и вернуться въ комнату.
МИРОНОВНА.
править— Скоро рождественскіе праздники, — сказала однажды мама двумъ своимъ маленькимъ дѣткамъ, Федѣ и Наденькѣ, — надо понемногу дѣлать приготовленіе къ елкѣ.
— Да, мамочка, я давно уже объ этомъ думаю, — отозвалась Надя, — только все не рѣшалась заговаривать первая, полагая, что, вѣроятно, въ виду большихъ расходовъ, которые у насъ были по случаю болѣзни папы, нынче елки не будетъ.
— Нѣтъ, друзья мои, оба вы всю зиму учились хорошо, вели себя безукоризненно, и я хочу порадовать васъ и доставить удовольствіе, но только предупреждаю, что именно вслѣдствіе этихъ расходовъ, елка у насъ этотъ годъ будетъ далеко не такая роскошная, какъ прежде; вчера мы уже говорили съ папой и, разсчитавъ деньги, рѣшили, что можемъ вамъ ассигновать только восемь рублей, съ тѣмъ, чтобы вы устроили сами скромный праздникъ, собственно для себя, и постороннихъ никого не приглашали.
Дѣти съ благодарностью бросились цѣловать маму и, не откладывая въ долгій ящикъ, сейчасъ же, взявъ карандашъ и бумагу, принялись разсчитывать, сколько чего именно требовалось купить. Дѣло, конечно, не обошлось безъ продолжительныхъ разговоровъ и подъ-часъ даже маленькаго спора, такъ какъ Надѣ хотѣлось купить одно, Федѣ другое, но затѣмъ въ концѣ-концовъ все уладилось отлично; реестръ закупки конфектъ, пряниковъ, золотыхъ орѣховъ, восковыхъ свѣчей и прочихъ украшеній былъ написанъ, цѣны проставлены, итогъ подведенъ, оставалось только отправиться въ магазинъ и закупить все, какъ слѣдуетъ.
— Ты когда позволишь, мамочка, сдѣлать намъ закупки? — спросилъ Федя, подходя къ матери съ очень озабоченнымъ видомъ.
— Когда хотите.
— Значитъ, можно даже хоть сію минуту?
— Можно, если няня свободна, чтобы проводить васъ до магазина.
Федя побѣжалъ въ комнату няни навести справки; оказалось, что няня какъ разъ только-что кончила стирку.
— Надо немножко подождать, — отозвалась она, — я очень устала, хочу отдохнуть и выпить чашечку кофе.
Дѣлать было нечего. Федя зналъ, что няня иногда немного капризничаетъ и не любитъ противорѣчій; волей-неволей приходилось ждать, пока она отдохнетъ и сама заявитъ о прогулкѣ. Ожидать однако на этотъ разъ почти не пришлось, няня почему-то справилась скоро; дѣти сейчасъ же одѣлись и вмѣстѣ съ ней вышли на улицу.
— Съ чего начать? — спросилъ Федя.
— Я полагаю, съ восковыхъ свѣчей, — отвѣчала Надя.
Какъ хочешь, мнѣ все равно. — И завернувъ за уголъ, они
уже готовились войти въ магазинъ, какъ вдругъ увидѣли на противоположной сторонѣ улицы толпу народа, которая со всѣхъ сторонъ окружила лежавшую на тротуарѣ женщину.
— Что это такое? — вскричалъ Федя и не успѣла няня моргнуть глазомъ, какъ мальчикъ очутился уже тамъ. Надя хотѣла слѣдовать за нимъ, но няня удержала ее.
— Не надо, — сказала она. — Федя придетъ сюда и разскажетъ намъ, что видѣлъ.
Федя же этимъ временемъ, отдѣлившись изъ толпы, дѣлалъ имъ знакъ рукою, чтобы они подошли ближе. Няня сначала отрицательно покачивала головою, потому что ей очень не хотѣлось переходить улицу, гдѣ снѣгъ лежалъ такъ высоко, что могъ попасть въ галоши, но видя настойчивые знаки мальчика, она принуждена была взять на руки Надю и направилась къ толпѣ.
— Посмотри, няня, какая несчастная старушка, — заговорилъ Федя взволнованнымъ голосомъ. — Она, бѣдная, шла на рынокъ, чтобы продать нѣсколько десятковъ яицъ и на вырученныя деньги купить хлѣба для себя и для своего маленькаго внука и вдругъ поскользнулась, упала, разбила яйца и въ довершеніе всего еще такъ сильно расшиблась, что теперь не можетъ приподняться.
— Бѣдная старушка, какъ мнѣ жаль ее! — отозвалась Надя.
— Откуда ты знаешь всѣ эти подробности? — спросила няня мальчика.
— Старушка сейчасъ говорила какой-то женщинѣ, я стоялъ близко и все отлично слышалъ.
Няня постаралась пробраться сквозь толпу и, подойдя къ лежавшей на тротуарѣ женщинѣ, узнала въ ней знакомую старушку, которая жила неподалеку отъ родителей Нади и Феди.
— Господи, да никакъ это ты, Мироновна! — окликнула она ее.
— И, я, нянюшка… — отозвалась старушка слабымъ голосомъ, — вотъ какое несчастье со мною приключилось.
— Растиблась, небось?
— Что растиблась, это не велика важность, кости-то свои, отлежатся, а яйца побила… вотъ бѣда въ чемъ! На какія теперь деньги куплю молока для моего бѣднаго внучка Антоши!.. — и несчастная старушка снова начала плакать и причитать о своей горькой долѣ.
Надя между тѣмъ, облокотившись на руку брата, тихо нашептывала ему слѣдующее:
— Федя, мнѣ очень жаль бѣдную женщину, спроси, насколько она обыкновенно продаетъ въ день яицъ и, если возможно, удѣлимъ ей эти деньги изъ нашихъ восьми рублей, предназначенныхъ на покупку лакомствъ.
Федя задумался; ему тоже очень, очень жаль было старушку и ея маленькаго внука Антошу, которому, по случаю приключившейся бѣды, придется остаться безъ молока, и въ то же самое время такъ трудно казалось уменьшить количество гостинцевъ, которыхъ и безъ того нынѣшній годъ приходилось получить менѣе. Онъ, видимо, колебался.
— Ну, что же, Федя? Почему ты молчишь, почему не отвѣчаешь мнѣ… — допытывалась Надя.
Федя только-что открылъ ротъ, чтобы сознаться въ томъ, что онъ сію минуту думалъ, какъ вдругъ старушка, которую няня съ помощью проходившей мимо незнакомой женщины поднимала съ тротуара, жалобно застонала.
Федя обернулъ голову и, увидѣвъ ея страдальческое лицо, сразу мысленно порѣшилъ сдѣлать такъ, какъ предлагала Надя.
— Да, да, Наденька, — проговорилъ онъ вслухъ скороговоркою, — дадимъ ей эти деньги, дадимъ непремѣнно, иначе, право, было бы грѣшно и совѣстно купить конфектъ въ то время, когда бѣдный маленькій Антоша не имѣетъ даже необходимаго.
Сказано — сдѣлано. Не успѣли старушку посадить на извозчика, какъ Федя подбѣжалъ къ нянѣ и заявилъ о своемъ намѣреніи.
Няня передала его старушкѣ.
— Дай вамъ, Господи, доброе здоровье, — проговорила Мироновна, утирая своей ветхой кацавейкой катившіяся по щекамъ слезы благодарности.
— Скажи, бабушка, на много ли ты продаешь въ день яицъ? — спросила ее Надя, подходя къ санкамъ.
— Ахъ, милая барышня, на много, очень на много… почти всегда на цѣлый двугривенный.
— Только-то? — вскричалъ Федя, — и это ты называешь на много?
— А то какъ же? Двугривенный для меня большая сумма, вѣдь это двадцать копѣекъ, ихъ на полу не поднимешь.
Федя нагнулся съ сестрѣ и что-то проговорилъ ей на ухо; дѣвочка утвердительно кивнула головою.
— Постой, бабушка, погоди, — проговорилъ Федя и, доставъ изъ кошелька трехрублевую бумажку, подалъ ее бѣдной женщинѣ.
— Но, баринъ, у меня нѣтъ сдачи, надо размѣнять, только я не могу выйти изъ саней. Попросить развѣ извозчика?
— Не надо, бабушка, сдачи я не возьму, это тебѣ все.
— Какъ! Неужели цѣлыхъ три рубля? — съ удивленіемъ спросила Мироновна.
— Да, да, цѣлыхъ три рубля, возьми, у насъ еще осталось много, намъ будетъ довольно на гостинцы.
Мироновна не хотѣла согласиться, но Федя такъ ловко всунулъ ей въ руку деньги, приказавъ извозчику ѣхать, что возражать оказалось невозможно.
— Теперь надо идти въ магазинъ, — обратился онъ къ сестрѣ и нянѣ.
— Какъ же мы сдѣлаемъ, у насъ не хватитъ денегъ, надо вернуться домой написать реестръ снова, — предложила Надя.
— Не надо, мы попросимъ купца отвѣсить всего понемногу и разсчитать такъ, чтобы въ общей суммѣ вышло не больше пяти рублей.
Съ этими словами они вошли въ магазинъ. Федя въ нѣсколькихъ словахъ выразилъ приказчику свое желаніе. Приказчикъ любезно поклонился и началъ отвѣшивать конфектъ, пряниковъ, орѣховъ.
— Прибавь еще вдвое, и затѣмъ положи еще по два десятка яблоковъ и мандариновъ, — приказалъ ему вдругъ подошедшій хозяинъ магазина.
Федя взглянулъ вопросительно.
— Но у насъ не хватитъ денегъ заплатить вамъ, — возразилъ онъ.
— Вы заплатите ровно пять рублей, какъ желали, остальное позвольте мнѣ предложить вамъ въ подарокъ на елку; я стоялъ около дверей моего магазина, когда на улицѣ происходила сцена со старушкой, видѣлъ, слышалъ, и знаю все. Вы добрыя, хорошія дѣти, сдѣлать вамъ ничтожный подарокъ для меня большое удовольствіе; позвольте же мнѣ это, не отказывайтесь.
Дѣти искренно поблагодарили купца и вернулись домой въ полномъ восторгѣ.
Черезъ два дня наступилъ сочельникъ, то-есть канунъ Рождества, елку разукрасили на-славу и, хотя на этотъ разъ дорогихъ бомбоньерокъ на ней не было видно, постороннихъ гостей никого не приглашали, но, странное дѣло, дѣти чувствовали, что у нихъ на душѣ такъ легко, отрадно и радостно, какъ прежде никогда не бывало.
СЕКРЕТЪ.
править— Ваня, посмотри, какой смѣшной бумажный паяцъ вывѣшенъ въ окнѣ игрушечнаго магазина, — сказалъ однажды маленькій Володя своему товарищу, проходя вмѣстѣ съ нимъ по улицѣ.
— Въ самомъ дѣлѣ! — отозвался Ваня. — Какъ бы я хотѣлъ имѣть такого, да, пожалуй, дорого.
— Конечно, не дешево, но знаешь, что я думаю, его отлично можно сдѣлать дома изъ простой картонной бумаги. — И мальчики остановились у окна, чтобы лучше разглядѣть, какъ сдѣланъ былъ паяцъ.
— Пойдемъ, пора обѣдать, — сказалъ, наконецъ, Ваня; но Володя продолжалъ стоять на одномъ мѣстѣ.
— Пойдемъ же, пойдемъ, — настаивалъ мальчикъ и почти силою оттащилъ товарища отъ окна игрушечнаго магазина.
Въ продолженіе цѣлой дороги они говорили про паяца и, подходя къ дому, Ваня сказалъ въ заключеніе, что считалъ бы себя самымъ счастливымъ человѣкомъ въ мірѣ, еслибы когда-нибудь имѣлъ его.
— Заходи къ намъ обѣдать, — приглашалъ онъ Володю.
— Нѣтъ, спасибо, нельзя, мама будетъ безпокоиться, — отвѣчалъ послѣдній и, расцѣловавшись съ Ваней, пошелъ дальше въ слѣдующій домъ, гдѣ жили его родители.
— Вечеромъ заходи за мною, вмѣстѣ гулять пойдемъ! — крикнулъ ему вслѣдъ Ваня.
Володя молча кивнулъ головою.
Съ наступленіемъ вечера, Ваня вышелъ на крыльцо и сталъ поджидать товарища, но товарищъ не являлся.
"Чтобы это значило! — сказалъ тогда мальчуганъ; — пойти развѣ навстрѣчу
Спустившись съ лѣстницы, онъ отправился къ тому дому, гдѣ жилъ Володя, и, узнавъ отъ дворника, что мальчуганъ еще не выходилъ, подошелъ къ окну и громко назвалъ его по имени.
— Что тебѣ? — послышался въ отвѣтъ голосъ Володи.
— Ты обѣщалъ идти гулять со мною.
— Я ничего не обѣщалъ тебѣ.
— Все равно, выходи, мы отправимся вмѣстѣ.
— Никакъ не могу; занятъ.
— Чѣмъ?
— Это мой секретъ.
— Но до сихъ поръ у тебя не было секретовъ отъ меня, — возразилъ Ваня обиженнымъ тономъ.
— А теперь есть, — шутя отвѣчалъ Володя и, видимо не желая продолжать разговора, закрылъ форточку.
Выходка товарища показалась Ванѣ чрезвычайно странной, онъ ушелъ домой очень недовольный. На слѣдующій день, въ обычный часъ прогулки, Володя не явился.
— Почему Володя не пришелъ за тобою, чтобы идти гулять? — спросила мама.
— Не знаю, — коротко отвѣтилъ Ваня.
— Ты бы сходилъ справиться, здоровъ ли онъ?
Ваня нехотя всталъ съ мѣста и отправился исполнить приказаніе мамы.
— Я совершенно здоровъ, — отвѣчалъ тогда Володя, — но сегодня опять не могу идти гулять съ тобою.
Ваня ужъ не сталъ больше разспрашивать почему и, даже не поклонившись, ушелъ домой обратно.
Прошло два дня. Володя не показывался. Ваня началъ на него серьезно сердиться и рѣшилъ, что первый ни за что не заговоритъ съ нимъ. Наконецъ, на третій день, часовъ около двѣнадцати, передъ самымъ завтракомъ, онъ вдругъ совершенно неожиданно столкнулся на лѣстницѣ съ Володей.
— Здравствуй! — вскричалъ послѣдній.
— Здравствуй! — сухо отвѣтилъ Ваня.
— Ты на меня сердишься?
— И не думаю, мнѣ только кажется страннымъ и обиднымъ, что ты вдругъ вздумалъ имѣть отъ меня секретъ,
— Сейчасъ узнаешь, въ чемъ онъ заключался.
— Не надо, не хочу… — съ досадой отвѣчалъ Ваня, выдергивая свою руку изъ руки товарища, но послѣдній, не обращая вниманія на его дурное расположеніе духа, положилъ передъ нимъ картоннаго паяца, сдѣланнаго на манеръ того, котораго онъ нѣсколько дней тому назадъ видѣлъ въ игрушечномъ магазинѣ.
— Вотъ тебѣ секретъ: на, возьми, играй на здоровье, я нарочно для тебя смастерилъ его.
Ваня съ благодарностью обнялъ добраго товарища и, узнавъ въ чемъ дѣло, пожалѣлъ, что такъ долго на него сердился.
ПЕРВЫЙ РАЗЪ ВЪ ЖИЗНИ.
править— Мамочка, пусти меня сегодня кататься на конькахъ, — сказалъ Андрюша.
— Нельзя, дружочекъ, ты кашляешь.
— Но погода хорошая, солнышко такъ весело свѣтитъ.
Мама ничего не отвѣтила.
— Даже крошечную Дуню Забѣлину кормилица вынесла; посмотри, ее посадили въ саночки и старшій братъ катаетъ по пруду. Ахъ, какъ это должно быть хорошо, и какъ мнѣ хочется пойти поиграть вмѣстѣ съ другими дѣтьми.
— Но, милый мой, они всѣ здоровы, тебѣ же докторъ не велѣлъ выходить. раньше конца этой недѣли.
— Мало ли что не велѣлъ, я не хочу слушаться! — отозвался Андрюша недовольнымъ тономъ и глаза его наполнились слезами,
Мама взглянула на него строго и вышла изъ комнаты. Андрюша сѣлъ на окно, которое какъ разъ выходило на прудъ, гдѣ нѣсколько знакомыхъ ему дѣтей играли въ снѣжки и катались на конькахъ; онъ съ завистью смотрѣлъ и восхищался, какъ Митя Забѣлинъ, ловко управляя саночками, каталъ свою маленькую сестренку. Вотъ и Вѣрочка Крюкова вышла туда же въ своей зеленой бархатной шубкѣ; она подняла цѣлый комъ снѣга, скатала его и бросила въ маленькую Наденьку. Наденька отвѣтила ей тѣмъ же, завязалась игра. Андрюша долго слѣдилъ за ними, глазами, наконецъ не выдержалъ и, рѣшившись первый разъ въ жизни ослушаться мамы, тихонько, никому не говоря ни слова, какъ былъ, не одѣтый, безъ шапки, безъ теплыхъ сапожковъ, черезъ черное крыльцо выбѣжалъ на улицу. Морозъ сразу охватилъ мальчугана, но подъ вліяніемъ страха, что мама какъ-нибудь увидитъ его побѣгъ, онъ ничего не замѣчалъ, а только все бѣжалъ впередъ, безъ оглядки; добѣжавъ, наконецъ, до берега, онъ быстро спустился на ледъ и началъ скользить по немъ.
— Андрюша! что съ тобою? — спросилъ его прибѣжавшій въ эту минуту съ санками Митя. — Ты не одѣтый, послѣ болѣзни, можешь простудиться.
— Оставь меня, пожалуйста, въ покоѣ, — отозвался Андрюша, — я самъ знаю, что дѣлаю.
Митя взглянулъ на него съ удивленіемъ и отправился далѣе. Андрюша продолжалъ скользить; но вотъ вдругъ къ нему подбѣжала Вѣрочка и нечаянно толкнула въ бокъ такъ сильно, что онъ со всѣхъ ногъ растянулся на льду и до того расшибъ себѣ руку, что не могъ даже приподняться.
— Ай, ай, ай! — крикнулъ бѣдняга, — помогите, помогите… больно… — Видѣвшія паденіе его остальныя дѣти такъ испугались, что не могли придумать ничего лучшаго, какъ разбѣжаться въ разныя стороны.
Андрюша остался совершенно одинъ. Сначала онъ громко кричалъ, плакалъ, звалъ на помощь, но потомъ потерялъ сознаніе и лежалъ молча, точно не живой.
Митя, который былъ старше остальныхъ находившихся на каткѣ дѣтей, смекнулъ, что дѣло не ладно. Живо вынулъ изъ санокъ маленькую сестренку, взялъ ее на руки и отнесъ на берегъ, гдѣ сидѣла кормилица, чтобы разсказать обо всемъ случившемся. Кормилица бросилась на квартиру родителей Андрюши, всполошила весь домъ; папа, мама, прислуга — всѣ помчались на ледъ, гдѣ маленькій немощный мальчикъ по прежнему лежалъ неподвижно.
— Боже мой, онъ навѣрное умеръ! — сказала мама, всплеснувъ руками.
— Нѣтъ, другъ мой, будь покойна, — уговаривалъ папа, — это не больше, какъ сильный обморокъ; мы сейчасъ перенесемъ его въ комнату и пошлемъ за докторомъ. — И онъ нагнулся, чтобы приподнять Андрюшу, который, почувствовавъ, что его трогаютъ за больную руку, сейчасъ же жалобно застоналъ.
— Слава Богу, живъ по крайней мѣрѣ, — сказала тогда мама и послѣдовала за ними въ комнаты. Андрюша открылъ глаза, безсознательно обвелъ ими вокругъ и снова впалъ въ безчувственное состояніе. Явившійся немедленно докторъ внимательно осмотрѣлъ больного мальчика и сказалъ родителямъ, что у него, во-первыхъ, вывихъ лѣвой руки, а во-вторыхъ, начало горячки, которую онъ получилъ, вѣроятно, вслѣдствіе простуды, такъ какъ пролежалъ долго на льду неодѣтый.
— Но особенной опасности не предвидится? — тревожно спросили родители.
Докторъ молча пожалъ плечами, какъ бы стараясь этимъ безъ словъ выразить, что въ настоящую минуту дать положительный отвѣтъ трудно.
Прошло около пяти дней; Андрюша не приходилъ въ себя и никого не узнавалъ изъ окружающихъ. Мама была въ отчаяніи; отецъ, какъ мужчина, старался казаться покойнымъ, но въ душѣ страдалъ немилосердно, тѣмъ болѣе, что докторъ подавалъ мало надежды на выздоровленіе. Такимъ образомъ прошло еще два дня; наконецъ, на третій день Андрюшѣ стало какъ будто немного лучше, ночь онъ провелъ покойно, и утромъ, проснувшись около девяти часовъ, пристально взглянулъ на маму, которая за все время его болѣзни не отходила отъ него ни на минуту.
— Мамочка, гдѣ я? — проговорилъ онъ слабымъ, едва слышнымъ голосомъ.
— Дома, около меня, дружокъ, будь покоенъ.
— А ледъ, морозъ, Митя, Вѣрочка, гдѣ же всѣ они?… — и бѣдняга снова впалъ въ безпамятство.
Мама сейчасъ же послала за докторомъ, который на этотъ разъ обрадовалъ ее доброй вѣсточкой, сказавъ, что теперь уже опасность миновала и что она можетъ быть вполнѣ спокойной за Андрюшу.
— Впрочемъ, выздоровленіе будетъ довольно медленно, — предупредилъ онъ.
Такъ оно и вышло. Андрюша дѣйствительно началъ поправляться, но былъ до того слабъ, что первые дни не могъ даже поднять головы съ подушки.
— Мамочка, я очень, очень виноватъ передъ тобою, — сказалъ онъ, схвативъ въ свои исхудалыя руки руку матери, — прости, не сердись.. Это случилось въ первый разъ въ жизни, больше никогда не буду непослушнымъ, честное слово…
Мама взглянула на него съ полнымъ довѣріемъ; она знала, что если Андрюша даетъ слово, то сдержитъ его непремѣнно, и, нѣжно притянувъ мальчика къ себѣ, горячо поцѣловала.
— Объ одномъ только прошу — не напоминать мнѣ никогда про мой гадкій поступокъ, — продолжалъ Андрюша, заливаясь слезами.
— Хорошо, дружокъ, въ свою очередь даю тебѣ въ этомъ честное слово, — отвѣтила мама, и дѣйствительно никогда не говорила съ Андрюшей о его побѣгѣ
НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ.
правитьАня и Володя, но окончаніи урока, отправились въ свою комнату; до завтрака оставалось еще полчаса. Володя предложилъ употребить это время на то, чтобы прибрать игрушки, такъ какъ день былъ субботній и онъ имѣлъ обыкновеніе всегда разъ въ недѣлю, именно въ субботу, дѣлать порядокъ въ шкафѣ и въ комнатѣ.
— Хорошо, -отозвалась Аня, — изволь, я съ удовольствіемъ готова помогать тебѣ, но только до завтрака, пожалуй, не успѣемъ?
— Намъ осталось еще полчаса, — въ это время можно сдѣлать многое! — и дѣти принялись за работу.
Володя, какъ старшій, взялъ на себя трудъ прибирать книги и тетрадки, а Аня — игрушки; затѣмъ мама позвала завтракать; послѣ завтрака они снова возвратились, чтобы продолжать прерванное занятіе, но не успѣли подойти къ шкафу, какъ вдругъ услыхали въ комнатѣ какой-то непонятный шорохъ.
— Что это? — испуганно спросила Аня.
— Мышь, должно быть, — отвѣтилъ Володя и, не обращая вниманія на шорохъ, съ усердіемъ продолжалъ стирать пыль съ книгъ и тетрадокъ. Но шорохъ, между тѣмъ, становился все сильнѣе; къ тому же, какъ казалось, происходилъ не подъ поломъ и не за обоями, гдѣ обыкновенно гнѣздятся мыши, а словно въ трубѣ.
— Нѣтъ, Володя, это не мышь, — серьезно сказала Аня.
— Такъ что же?
— Не знаю, только не мышь, во всякомъ случаѣ.
— Что ты, кажется, начинаешь трусить?
— Нисколько, — отвѣчала Аня, но голосъ ея дрожалъ и розовое личико покрылось блѣдностью.
— Барышня, барышня! — раздался въ эту минуту голосъ горничной: — знаете, что случилось?
— Нѣтъ, Дуняша, а что такое?
— Я сейчасъ видѣла собственными глазами, какъ на крышѣ нашего дома дрались двѣ маленькія птички, одна изъ нихъ, сидящая на краю трубы, оборвалась и упала туда въ середину.
— Бѣдная, она тамъ навѣрное задохнется. Нельзя ли попробовать влѣзть на крышу и вытащить ее?
— Право, не знаю.
— Зачѣмъ намъ лѣзть на крышу, когда можно попробовать достать ее гораздо болѣе легкимъ способомъ, — замѣтилъ Володя. — Откроемъ заслонку отъ трубы, можетъ быть, она тамъ.
Съ этими словами мальчикъ подошелъ къ печкѣ, подвинулъ табуретикъ, влѣзъ на него и только-что съ помощью горничной отворилъ заслонку, гдѣ находятся вьюшки отъ трубы, какъ оттуда дѣйствительно вылетѣла премиленькая птичка.
— Это воробушекъ! — вскричалъ Володя: — какой хорошенькій! Что мы съ нимъ сдѣлаемъ?
— Будемъ воспитывать. А я думаю, лучше выпустить на свободу.
Но Володя не соглашался съ мнѣніемъ сестры; пришлось идти за совѣтомъ къ мамѣ, которая предложила оставить нежданнаго гостя до вечера, угостить сѣмечкомъ, а затѣмъ, конечно, выпустить. Володѣ это не особенно нравилось, но такъ какъ онъ былъ хорошій, благовоспитанный мальчикъ, то, не желая противорѣчить, въ точности исполнилъ желаніе мамы. Воробушекъ былъ выпущенъ на свободу и, по всей вѣроятности, никогда больше не затѣвалъ дракъ на крышѣ, чтобы снова не свалиться въ трубу и не попасть въ руки людямъ, которые, конечно, не всегда могли поступить съ нимъ такъ, какъ поступили Володя и Аня.
ДАЙ-КА ИСПУГАЮ.
правитьСережа былъ бы очень хорошій, добрый мальчикъ, еслибы не имѣлъ дурную привычку пугать всѣхъ, кого только можно; въ особенности доставалось отъ него маленькому братишкѣ Мишѣ.
Миша, двумя годами моложе Сережи, былъ значительно ниже его ростомъ и вообще очень слабенькій. Сережа, несмотря на строгое запрещеніе родителей, потѣшался надъ нимъ безпрестанно.
Запретъ бывало въ темную комнату и начнетъ разсказывать разныя страшныя исторіи. Миша плачетъ, кричитъ, уши себѣ затыкаетъ, а Сережа схватитъ его за обѣ руки и непремѣнно доскажетъ до конца про бабу-ягу, буку или привидѣніе.
— Если ты будешь продолжать вести себя такъ относительно несчастнаго Миши, — сказала ему однажды мама, — то я никогда не позволю тебѣ играть съ нимъ.
Сережа давалъ слово исправиться, нѣсколько дней держалъ себя скромно, обращался съ Мишей ласково, но потомъ опять принимался за старое.
— Гдѣ же твое честное слово? — говорила тогда мама.
— Прости, мамочка, не сердись, больше не буду, право, не буду, — говорилъ опять Сережа и, крѣпко поцѣловавъ маму, отъ души просилъ прощенья.
На одну изъ подобныхъ сценъ вошелъ однажды отецъ.
— Что это такое? — сказалъ онъ: — вѣрно опять набѣдокурилъ?
— Папочка, послѣдній разъ, даю тебѣ честное слово, — сквозь слезы отвѣчалъ Сережа.
— Ну, хорошо, мнѣ уже надоѣло слушать ежедневно одни и тѣ же обѣщанія; вотъ что я тебѣ скажу: въ будущее воскресенье, то-есть, значитъ, ровно черезъ недѣлю, я беру ложу въ циркѣ: тамъ будетъ великолѣпное представленіе, привезли много новыхъ лошадокъ, ученыхъ обезьянъ и кроликовъ; но знай, что если въ продолженіе недѣли ты хотя одинъ разъ испугаешь или раздразнишь Мишу, то цирка не видать тебѣ, какъ своихъ ушей.
Сережа зналъ, что папа шутить не любитъ и что его слово — законъ, а потому старался вести себя какъ можно лучше. Прошелъ понедѣльникъ, вторникъ, среда, четвергъ, пятница, суббота, Миша ни разу не плакалъ и, удивляясь въ душѣ возникшей перемѣнѣ въ старшемъ братѣ, считалъ себя совершенно счастливымъ; но вотъ, наконецъ, наступило давно ожидаемое воскресенье.
— Папочка, мы ѣдемъ сегодня въ циркъ? — спросилъ Сережа за завтракомъ.
— Ложа готова, — отозвался папа, — все зависитъ отъ тебя,
— Но вѣдь я цѣлую недѣлю велъ себя хорошо.
— Совершенно вѣрно, увидимъ, какъ пройдетъ сегодняшній день.
— Конечно, благополучно.
— Надо ожидать и надѣяться.
День дѣйствительно прошелъ благополучно. Сережа только и думалъ о томъ, какъ бы не промахнуться. Наконецъ наступилъ вечеръ.
— Пора одѣваться! — крикнула мама. Сережа побѣжалъ въ дѣтскую.
— Теперь, кажется, можно быть довольнымъ, — сказалъ онъ нянѣ.
— Кажется.
— Слава Богу.
— Вотъ видите, стоитъ только захотѣть.
— Да, нянюшка, но еслибъ ты знала, какъ дорого стоитъ.
— Зато какъ будетъ весело въ циркѣ и какимъ щеголемъ нарядитесь!
— А именно? Я еще не знаю, во что ты меня одѣнешь.
— Посмотримъ.
И няня вынула изъ комода превосходный бѣлый костюмъ, весь шитый серебромъ.
— Въ самомъ дѣлѣ, какая роскошь! — сказалъ Сережа, любуясь нарядной курточкой. — Это, кажется, тетя Зина изъ-за границы привезла.
Няня утвердительно кивнула головой. Сережа началъ одѣваться. Черезъ полчаса онъ былъ совершенно готовъ, и проходя мимо большого зеркала, залюбовался своей изящной маленькой фигуркой. Въ комнатѣ было довольно темно, черезъ что бѣленькая фигурка мальчика выдѣлялась еще рельефнѣе.
— Мама, я готовъ, — сказалъ онъ, подходя къ комнатѣ матери.
— Сейчасъ, дружокъ, подожди минутку, присядь, я къ тебѣ выйду.
Но Сережѣ не сидѣлось спокойно, тѣмъ болѣе, что онъ уже слышалъ, какъ къ подъѣзду подали карету, и заранѣе предвкушалъ такъ давно ожидаемое удовольствіе видѣть лошадокъ, обезьянъ и кроликовъ. Быстро соскочилъ онъ съ мѣста и пошелъ по направленію къ дѣтской.
«Миша еще не спитъ, кажется, — подумалъ мальчикъ, — дай-ка испугаю его: въ коридорѣ темно, я спрячусь въ уголокъ, и когда онъ пойдетъ мимо, тихонько схвачу за ногу и сейчасъ же скажу, что это я, чтобъ онъ не успѣлъ крикнуть и чтобы мама не услыхала».
Сказано — сдѣлано. Въ одну минуту забравшись въ самый темный уголъ коридора, онъ крикнулъ Мишу.
— Сейчасъ, — отозвался послѣдній, и не успѣлъ войти въ коридоръ, какъ Сережа схватилъ его за ногу.
— Не бойся, это я, — поспѣшно пояснилъ Сережа.
— Какъ ты меня испугалъ!
Сережа расхохотался.
— Только, пожалуйста, не плачъ и никому не разсказывай, а то меня не возьмутъ въ циркъ.
— А больше не будешь пугать?
— Не буду.
— Никогда?
— Никогда.
— Ну, хорошо, такъ и быть, на этотъ разъ промолчу.
— Сережа, или скорѣе, мама готова! — раздался голосъ отца въ эту му ну ту изъ прихожей. Сережа наскоро поцѣловалъ Мишу и побѣжалъ въ прихожую.
— I s готовъ, папочка, ѣдемъ.
— Но, постой, постой, дружокъ, что это съ тобою?
— Что? — спросилъ онъ съ удивленіемъ.
— У тебя вся спина выпачкана въ чемъ-то черномъ.
— Ай, Боже мой, какое несчастіе, вѣроятно, я запачкался, когда прижался къ стѣнкѣ, чтобы испугать Мишу.
— Такъ ты не выдержалъ характера?.. — спросилъ папа.
Сережа опустилъ глаза книзу и заплакалъ.
— Плакать можешь сколько душѣ угодно, но въ циркъ съ нами не поѣдешь.
— Папочка! — взмолился мальчикъ: — прости, прости, право же это было въ послѣдній разъ.
Но папа, вмѣсто отвѣта, надѣлъ шубу и вдвоемъ съ мамой отправились въ циркъ. Сережа горько плакалъ и съ этого достопамятнаго дня уже дѣйствительно никогда больше не пугалъ Мишу.
ДѢДУШКИНЫ ИМЕНИНЫ.
правитьНа четвертый день новаго года дѣдушка Анюты, Саши и Леночки былъ именинникъ. Дѣтки за цѣлый мѣсяцъ передъ этимъ торжественнымъ днемъ сговаривались и придумывали, что бы подарить ему. Много было толковъ, пересудовъ и спору по этому случаю, но наконецъ на общемъ совѣтѣ порѣшили, что Саша преподнесетъ ему букетъ изъ живыхъ цвѣтовъ, Леночка — миндальный тортъ, который смастеритъ сама подъ руководствомъ кухарки, а маленькая Анюта — бутылку краснаго вина, единственный любимый напитокъ дѣдушки.
Мама обѣщала нарочно съѣздитъ въ магазинъ къ знакомому виноторговцу и наканунѣ еще привезла все, что слѣдуетъ. Дѣти не знали, куда убрать подарки, боясь, чтобы до слѣдующаго утра ихъ кто не толкнулъ и не напортилъ.
— Дѣдушка больше всего обрадуется моему букету, — сказалъ Саша.
— Почему ты такъ думаешь? — отозвались дѣвочки.
— Потому что вообще онъ любитъ цвѣты, и въ январѣ онѣ стоятъ очень дорого.
— Да, но онъ также очень любитъ кофе съ миндальнымъ тортомъ, — возразила Леночка.
— И красное вино, — добавила Анюта.
— А цвѣты все-таки больше.
— Нѣтъ, тортъ!
— Нѣтъ, вино! — дѣти начали спорить и кричать такъ громко, что мама, услыхавъ изъ другой комнаты, должна была придти напомнить, что такимъ образомъ дѣдушка раньше времени узнаетъ о подаркахъ. Это заставило дѣтей смолкнуть.
— Ахъ, Боже мой, а письмо-то поздравительное еще мы хотѣли написать! — вспомнила Леночка.
— Вотъ видите ли, чѣмъ спорить о глупостяхъ, гораздо лучше заняться поздравительнымъ письмомъ, — посовѣтовала мама и снова вышла изъ комнаты.
Дѣти вполнѣ согласились съ ея мнѣніемъ; сѣли вокругъ стола, взяли карандашъ, бумагу и, не теряя времени, принялись за дѣло; но оно у нихъ долго не спорилось, письмо никакъ не выходило; наконецъ, послѣ продолжительныхъ усилій, Леночка, какъ старшая, написала подъ диктовку маленькаго брата и сестренки слѣдующее: «Милый дѣдушка, мы всѣ тебя очень любимъ, поздравляемъ съ днемъ рожденія и желаемъ, чтобы ты былъ здоровъ и веселъ».
— Кажется, хорошо, — сказала Леночка, нѣсколько разъ перечитавъ вслухъ посланіе.
— Кажется, — подтвердили остальные, и пошли съ вечернему чаю, такъ какъ стрѣлка въ столовой уже показывала восемь.
На слѣдующее утро всѣ они проснулись ранѣе обыкновеннаго и, несмотря на увѣщанія няни полежать въ кроваткѣ хотя до девяти часовъ, пока самоваръ поспѣетъ, непремѣнно пожелали какъ можно скорѣе одѣваться.
— Дѣдушка не выйдетъ изъ своей комнаты раньше половины одиннадцатаго, — сказала няня, надѣясь хотя этими словами уговорить ихъ, но ничто не помогло. Къ девяти часамъ они, уже совершенно одѣтые, съ подарками въ рукахъ и въ сопровожденіи маленькой собачки Шарика, толпились около дверей дѣдушкинаго кабинета. Ожидать пришлось довольно долго; наконецъ, они заслышали знакомые шаги, дверь тихо скрипнула — дѣдушка показался на порогѣ.
— Ура! — крикнули они тогда въ голосъ и, обступивъ добраго старичка съ трехъ сторонъ, наперерывъ другъ передъ другомъ, старались каждый передать свой подарокъ первымъ.
— Тише, тише, вы меня съ йогъ собьете, уроните, — смѣялся дѣдушка, цѣлуя маленькихъ внучатъ; но они не унимались.
Наконецъ, когда первый порывъ всеобщаго восторга прошелъ и подарки были приняты, они снова стали атаковывать дѣдушку вопросами, чей подарокъ для него лучше и пріятнѣе.
— Друзья мои, на это отвѣтить трудно.
— Но все-таки, дѣдушка, скажи, скажи, — приставали дѣти.
— Хорошо, извольте, я скажу: того изъ васъ, кто меня больше любитъ.
— Я, я, я! — одновременно откликнулись дѣти.
— Вотъ видите ли, судя по отвѣту, вижу, что вы всѣ одинаково любите меня!
— Да, дѣдушка, это правда.
— Значитъ и подарки ваши для меня одинаково пріятны.
Дѣти успокоились; слова дѣдушки были такъ справедливы, что возражать противъ нихъ оказалось невозможно.
ЛГУНИШКИ.
править— Антоша, сбѣгай въ лавочку, принеси бутылку молока, — сказала однажды тетя Лиза своему маленькому племяннику.
— Сейчасъ, тетя, — отозвался мальчикъ и, соскочивъ со стула, поспѣшно направился къ выходной двери, чтобы исполнить приказаніе.
— Постой, постой, — остановила его тетя, — ты никогда ни о чемъ не думаешь.
— А что?
— Въ чемъ же ты молоко-то принесешь обратно, въ карманѣ?
— Ахъ, въ самомъ дѣлѣ, какой я забавный, тетя, прости, не сердись, доставай скорѣе кувшинъ.
— Этакая досада, — сказала тетя, — старый-то кувшинъ занятъ.
— Давай новый.
— Боюсь, разобьешь,
— Вотъ еще! развѣ я маленькій?
— Ну, возьми, только, пожалуйста, осторожнѣй: если разобьешь — мама будетъ очень недовольна, достанется и тебѣ, и мнѣ.
— Нѣтъ, будь покойна, ничего подобнаго не случится.
Тетя сняла съ полки большой фарфоровый кувшинъ. Антоша взялъ его въ руки и, наскоро накинувъ пальто, отправился въ лавку.
Всю дорогу онъ только и думалъ о томъ, чтобы не разбить кувшинъ, шелъ осторожно, смотрѣлъ подъ ноги, боялся споткнуться; наконецъ, путешествіе кончилось благополучно.
— Здравствуйте, — сказалъ Антоша, обратившись къ молодой женщинѣ, которая продавала молоко.
— Здравствуйте, что вамъ угодно?
— Позвольте мнѣ бутылку молока.
— Сейчасъ.
Антоша подалъ кувшинъ; женщина взяла его изъ рукъ мальчика и сейчасъ же наполнила молокомъ.
— Извольте, — сказала она.
Антоша тѣмъ же осторожнымъ шагомъ направился домой. Полороги прошелъ онъ очень покойно, но затѣмъ ему повстрѣчались за школьныхъ товарища, Гриша и Петруша.
— Здравствуй, куда пробираешься? — окликнули они мальчика.
— Домой, изъ лавочки.
— И кажется что-то несешь?
— Молоко.
— Покажи.
— Осторожнѣй, не толкните.
Оба мальчика заглянули въ кувшинъ.
— Дай попробовать, — просилъ Петруша.
— Нельзя, тетя разсердится.
— Почему же она узнаетъ? Мы сдѣлаемъ такъ, что она не замѣтитъ.
— Это невозможно.
— Напротивъ, не только возможно, но даже легко.
— Какимъ образомъ?
— Добавимъ водою; вотъ тутъ какъ разъ и ручеекъ на дорогѣ.
— Нѣтъ, — рѣшительно отказался Антоша, -не хочу обманывать тетю, я никогда никого не обманывалъ.
— Да не ты обманешь, а мы, — сказалъ Гриша.
— Нѣтъ, нѣтъ, ни за что на свѣтѣ!
— Экой, право, глупый!
Антоша молча сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ; мальчики шли за нимъ слѣдомъ.
— Дай же, говорятъ тебѣ, пока отъ ручья близко.
Антоша отрицательно покачалъ головой.
— Что съ нимъ разговаривать, — возразилъ Гриша, — возьмемъ кувшинъ силою, вотъ и все.
И, не долго думая, приступили къ дѣлу, а Гриша тѣмъ временемъ, ни съ того, ни съ сего, поднялъ на дорогѣ камешекъ и пустилъ его прямо въ шапку Антоши, но или не успѣлъ хорошо прицѣлиться, или просто случайно, только камень на мѣсто шапки попалъ прямо въ кувшинъ и разбилъ его въ дребезги, а молоко, конечно, въ одну минуту вылилось на дорогу.
— Ай, ай, ай! -отчаянно вскричалъ мальчикъ.-Какъ теперь быть, что дѣлать?
— Что, набѣдокурили? — сказала проходившая въ эту минуту мимо шалуновъ какая-то незнакомая старушка.
Антоша горько заплакалъ.
— Скажи, что на тебя бросилась собака, — совѣтовалъ Гриша.
— Или, что прямо споткнулся, — добавилъ третій товарищъ.
— Зачѣмъ же лгать? Я прямо скажу правду, — отозвался Антоша сквозь слезы.
— Вотъ прекрасно! — чтобы насъ наказали. Нѣтъ, этого не смѣй дѣлать, иначе мы пойдемъ впередъ и скажемъ твоей тети, что ты самъ началъ дурачиться и, несмотря на наши увѣщеванія вести себя какъ слѣдуетъ, продолжалъ шалить и въ концѣ-концовъ разбилъ кувшинъ.
— Тогда я останусь виноватъ, — снова возразилъ Антоша.
— Намъ что за дѣло!
— Нѣтъ, я этого не хочу, лучше сказать правду.
Но Гриша и Петруша не раздѣляли мнѣнія товарища; они воспользовались тѣмъ, что онъ нагнулся, чтобы подобрать разбитые черепки кувшина, и со всѣхъ ногъ бросились бѣжать въ домъ его родителей.
— Съ Антошей случилась бѣда, — скороговоркой отрапортовали они сидѣвшей у окна тети.
— Какая? — спросила послѣдняя.
— Разбилъ кувшинъ и пролилъ молоко.
— Экая досада. Молоко-то — Богъ съ нимъ, а вотъ кувшинъ новый и Антошина мама очень дорожила имъ. Но какимъ же образомъ Антоша могъ уронить его, не вы ли толкнули?
— Что вы, Елизавета Николаевна; мы тутъ ровно не причемъ; напротивъ, мы еще уговаривали его не шалить, а онъ вздумалъ скакать на одной ножкѣ, держа кувшинъ двумя пальцами.
Тетя Лиза молча покачала головою.
Антоша въ эту минуту показался изъ-за угла улицы; онъ шелъ сконфуженно, весь забрызганный молокомъ. Тетя взглянула на него съ упрекомъ.
— Тетичка, я не виноватъ, — заговорилъ мальчикъ.
— Конечно, въ особенности въ томъ, что скакалъ на одной ногѣ.
— Да никогда же этого не было, тетя, противные мальчишки выдумали, — и онъ разсказалъ обо всемъ случившемся.
Тогда тетя перевела взглядъ на обоихъ мальчиковъ. Они въ свою очередь сконфузились и опустили глаза, но потомъ, оправившись отъ смущенія, начали нагло лгать, обвиняя во всемъ Антошу, который, видя свое безвыходное положеніе, горько заплакалъ; тетя принялась распекать его.
— Нѣтъ, матушка барыня, не брани мальчика, — раздался вдругъ позади всѣхъ голосъ той самой старушки-нищенки, которая случайно была живою свидѣтельницею приключившагося несчастія съ кувшиномъ, — дѣло случилось на моихъ глазахъ, я все видѣла, — и она начала разсказывать то же самое, что только-что разсказывалъ Антоша.
Неожиданное появленіе этой женщины такъ озадачило маленькихъ лгуновъ, что они совершенно растерялись и ничего не могли сказать въ свое оправданіе, а только, сердито взглянувъ на нее, поспѣшили удалиться. Антоша, между тѣмъ, не желая огорчить маму извѣстіемъ, что ея любимый кувшинъ разбитъ, сейчасъ же досталъ изъ ящика трехъ-рублевую бумажку, которую отецъ ему подарилъ въ день ангела и въ которой заключалось все его богатство, и принялся уговаривать тетю завтра же купить точно такой же кувшинъ и поставить въ шкафъ на мѣсто разбитаго.
СЕМЬДЕСЯТЪ ПЯТЬ РУБЛЕЙ.
правитьРодители маленькаго Коли были чрезвычайно богатые люди; они доставляли ему много удовольствія и не отказывали ни въ малѣйшей прихоти. Однажды пришла ему фантазія устроить у себя костюмированный дѣтскій вечеръ и созвать на него всѣхъ маленькихъ знакомыхъ. Не успѣлъ онъ заикнуться объ этомъ, какъ отецъ и мать уже сдѣлали распоряженіе, чтобы къ назначенному Колей дню все было готово. Колѣ оставалось только выбрать для себя костюмъ и пригласить нѣкоторыхъ школьныхъ товарищей, въ числѣ которыхъ находился одинъ очень бѣдный мальчикъ Алеша, сынъ какого-то мелкаго чиновника.
Коля любилъ Алешу больше другихъ и всегда, самъ не зная почему, находилъ особенное удовольствіе въ его обществѣ.
— Приходи ко мнѣ на балъ непремѣнно, — сказалъ онъ ему, спускаясь съ лѣстницы изъ школы, — будетъ очень весело, мама обѣщала пригласить всѣхъ нашихъ знакомыхъ дѣтей; мы поиграемъ, потанцуемъ и вдоволь покушаемъ сластей.
— Хорошо, спасибо, только я не знаю, какъ быть съ костюмомъ; ты говоришь, что всѣ будутъ костюмированы?
— Конечно, такъ что же? Развѣ тебѣ это не нравится?
— Нѣтъ, ничего, я только такъ спросилъ.
— То-то; смотри, если не придешь — разсержусь.
На этомъ мальчики разстались. Слѣдующій день пришелся въ воскресенье. Коля не пошелъ въ школу, слѣдовательно, не могъ видѣться съ товарищемъ.
Съ самаго ранняго утра онъ все хлопоталъ о предстоящемъ праздникѣ и очень боялся, что портной опоздаетъ принести костюмъ, такъ какъ начало бала было назначено ровно въ восемь часовъ. Около половины седьмого, однако, въ прихожей раздался звонокъ. Коля выглянулъ за дверь и увидалъ знакомое лицо портного.
— Готово? — спросилъ онъ его.
— Готово, извольте посмотрѣть, — почтительно отозвался портной, развертывая передъ Колей маленькій бархатный костюмъ, шитый золотомъ и такую же шапочку, опушенную мѣхомъ.
— Прелестно! — замѣтилъ Коля.
Портной поклонился еще ниже.
— Папа, отдай ему деньги, — сказалъ мальчикъ и побѣжалъ къ себѣ въ комнату одѣваться.
Къ восьми часамъ вечера съѣхались всѣ приглашенные гости, за исключеніемъ Алеши. Это сильно огорчило Колю, для котораго безъ него праздникъ былъ неполнымъ, несмотря на то, что гостей собралось очень много. Коля шелъ въ первой парѣ съ кузиной Любочкой, а за нимъ цѣлая вереница костюмированныхъ; затѣмъ начались танцы, игры, подавали разныя лакомства, сладкое питье и чай съ бутербродами, но Коля все время былъ не въ духѣ, негодуя въ душѣ на Алешу за то, что онъ обманулъ его, и съ нетерпѣніемъ ожидалъ слѣдующаго дня, чтобы съ нимъ за это побраниться.
— Хорошо, хорошо, — сказалъ онъ ему, встрѣтившись въ классѣ въ понедѣльникъ, — такъ добрые друзья не дѣлаютъ.
— Не сердись, — тихо отвѣчалъ Алеша, и глаза его наполнились слезами. — Право, я не виноватъ передъ тобою.
— Тогда почему же ты не былъ?
— Потому что… — мальчикъ запнулся.
— Ну, ну, почему, говори скорѣй?
— Потому, что моимъ родителямъ не на что было сдѣлать мнѣ костюмъ, — сказалъ онъ скороговоркой и покраснѣлъ до ушей.
— Какъ это, я тебя не понимаю?
— Очень просто: у нихъ не было денегъ; вчера даже не хватило на обѣдъ, и кромѣ супа съ картофелемъ мы ничего не ѣли.
Коля смотрѣлъ на Алешу вопросительно; онъ не могъ понять, какимъ образомъ у людей не можетъ быть денегъ, этихъ простыхъ пестренькихъ бумажекъ, которыми постоянно набитъ кошелекъ отца.
— А безъ денегъ развѣ нельзя было заказать костюмъ? — спросилъ онъ.
Алеша засмѣялся.
— Безъ денегъ ничего нельзя, — сказалъ онъ со вздохомъ: — я это хорошо знаю потому, что часто приходится терпѣть лишенія.
Коля слушалъ его внимательно и затѣмъ задумался. Слова мальчика глубоко запали ему въ душу; чѣмъ дольше онъ мысленно разбиралъ ихъ, тѣмъ яснѣе и яснѣе становились они ему. Придя домой, онъ первымъ дѣломъ побѣжалъ въ комнату матери и обратился къ ней съ вопросомъ, во сколько обошелся вчерашній праздникъ.
— Почему тебя это интересуетъ? — спросила она его съ удивленіемъ.
— Узнаешь послѣ, мамочка, — отозвался Коля. — Теперь же, пожалуйста, отвѣть мнѣ на мой вопросъ.
Мама встала съ мѣста, открыла расходную книжку и, сосчитавъ на счетахъ вчерашній расходъ, сказала:
— Семьдесятъ пять рублей, мой другъ.
— Это много или мало, мамочка? — снова спросилъ Коля.
— Смотря по тому, кто какъ тратитъ.
— Еслибы я попросилъ сдѣлать еще разъ точно такой же вечеръ, ты бы мнѣ не отказала?
— Ни я, ни папа тебѣ никогда ни въ чемъ не отказывали, ты это хорошо знаешь; но только подобная просьба мнѣ кажется очень странною.
— Почему?
— Зачѣмъ же устраивать именно точно такой же вечеръ, не лучше ли придумать что-нибудь новенькое?
— Не въ томъ дѣло, мамочка.
— Въ чемъ же?
— Я бы хотѣлъ получить деньгами.
Мама широко раскрыла глаза.
— Зачѣмъ тебѣ деньги? — спросила она съ удивленіемъ. Коля нѣсколько сконфузился. Мама повторила свой вопросъ.
— Да вотъ, видишь ли, я только недавно узналъ, какъ въ жизни много значитъ имѣть средства, — и мальчикъ подробно передалъ матери свой разговоръ со школьнымъ товарищемъ. — Долго думалъ я обо всемъ этомъ, и теперь, когда вспоминаю, что вы съ папой тратите на мои удовольствія громадныя деньги въ то время, когда есть люди, которые не могутъ даже сытно пообѣдать, то мнѣ становится на душѣ тяжело, совѣстно; хочется во что бы то ни стало помочь имъ, такъ что если ты исполнишь мою просьбу и дашь семьдесятъ пять рублей, то я сейчасъ же отнесу ихъ родителямъ бѣднаго Алеши.
— Вижу, что у меня добрый, хорошій сынишка, — отозвалась мама, — это меня сердечно радуетъ, — и сейчасъ же, вставъ съ мѣста, подошла къ письменному столу, открыла ящикъ, достала семьдесятъ пять рублей и, крѣпко поцѣловавъ Колю, передала ихъ ему въ руки.
Коля въ тотъ же день отправился къ Алешѣ, семья котораго, получивъ неожиданный подарокъ, была чрезвычайно обрадована, и горячо молилась, чтобы Господь послалъ ихъ маленькому благодѣтелю здоровье, счастье и всякое благополучіе.