За сорок лет служения русскому театру А. А. Шаховской создал более ста драматических произведений в самых разных жанрах, однако пьесы комического плана: комедии, волшебные оперы и оперы-анекдоты, водевили, дивертисменты, шутки явно доминируют в его творчестве. Даже драматургические переделки поэзии и прозы Пушкина, Вальтер Скотта, Загоскина, Жуковского и др., как правило, преображались у него в комические тексты. Поэтому немногочисленные опыты Шаховского в трагическом роде из-за своей маргинальности почти никогда не возбуждали к себе исследовательского интереса. Между тем и в данном случае вполне оправдывается методологическое положение формалистов о том, что маргинальные тексты могут оказать неоценимую услугу в изучении литературного процесса.
Мы не ставим сейчас перед собой задачи выделить из творчества «колкого Шаховского» все тексты, которые следовало бы отнести к трагическому роду: вопрос о жанровом определении многих и многих его произведений отнюдь не решен. Отметим лишь, что первое обращение к трагедии было связано с периодом становления новой-предромантической — трагедии в русском театре, т. е. с концом 1800-х гг.: с эпохой торжества Озерова, трагедиям которого Шаховской хотел противопоставить свою «Дебору» (1810).
В конце 1820-х гг. вопрос о русской трагедии вновь становится актуальным. Шаховской всегда чутко улавливал веянья времени. Наступала эпоха исторического романа и исторической драматургии. Шаховской становится большим поклонником Вальтера Скотта и первым начинает переделывать его романы для русской сцены. Поклонялся он и Шекспиру, более того, Скотт являлся для него, как и для многих его современников, продолжателем шекспировского «духа» в искусстве. Появление пушкинского «Бориса Годунова», хотя и не опубликованного, но уже известного в литературных кругах второй половины 1820-х гг., дало сильнейший импульс для разработки русской исторической трагедии, причем сюжеты из Смутного времени надолго становятся основными источниками вдохновения для драматургов.
В 1829 г., живя в Москве, Шаховской пишет сочинение «Смольяне в 1611 году. Драматическая хроника в 5 действиях», которое было одобрено к постановке театральной цензурой 14 марта 1830 г., а отрывок из нее (д. 1, явл. 4) был вскоре опубликован.4 Однако постановка пьесы задержалась на четыре года. И в Петербурге, и в Москве «Смольяне» были поставлены в 1834 г. уже в переработанном — четырехактном — варианте и удержались на сцене в обеих столицах только на два спектакля. Таким образом, серьезного зрительского успеха пьеса не имела, напечатана также не была, и сейчас ее цензурные экземпляры хранятся в Театральной библиотеке.5 Рискнем, однако, предположить, что обращение к ней будет интересно не только для специалистов по творчеству Шаховского и по истории русского театра. Пьеса важна для изучения национальной идеологии николаевской эпохи, того интеллектуального климата, в котором проходило становление ныне живо интересующей исследователей уваровской триады, а также разработка художественного решения проблемы русского национального характера, о чем приходилось уже писать и автору этих строк.6
В исследовательской литературе «Смольянам», как и всему позднему творчеству Шаховского, уделялось мало внимания, хотя учеными был сделан ряд проницательных и интересных замечаний. Так, А. А. Гозенпуд отметил, что изображение польского лагеря в пьесе явно ориентировано на шиллеровский «Лагерь Валленштейна.»7 М. Щербакова, описавшая музыкальное оформление постановки и установившая, что автором музыки к «Смольянам» был ученик Кавоса Дмитрий Шелехов, бегло коснулась драматургической стороны пьесы Шаховского и заметила, что она принадлежит к «сусанинскому сюжету».8 Можно согласиться с этим утверждением, поскольку основной темой пьесы является тема подвига и жертвы за Отечество.9 Итак, по историческому материалу «Смольяне» Шаховского являются частью того большого и разветвленного сюжета русской литературы конца 1820-х — начала 1830-х гг., который связан со Смутным временем.10
Известно, что среди исторических эпох, ставших знаменательными культурными кодами для николаевского царствования, особенно выделяются эпоха Петра I, эпоха Смуты и эпоха Иоанна III. Все они — рубежные, переломные в русской истории, позволявшие поднимать вопросы, актуальные для той идеологической концепции, формированием которой были озабочены и правительственные идеологи, и писатели, и все деятели, стремившиеся осмыслить государственное и национальное бытие России, ее место в мировом историческом и культурном процессе. Суммируя, можно вычленить следующие вопросы: сущность русского самодержавия, идеал самодержца, Россия между Востоком и Западом, национальный характер, православие как «русская вера». Нельзя не заметить, что произведения самых разных авторов, принадлежащие к каждому из названных сюжетов, в определенном смысле являют собой единый текст, вступают между собой во взаимодействие — как вполне осознанное авторами, так и типологическое, — в любом случае актуальное для читателей и зрителей (поскольку сочинения для театра занимают здесь значительное место). Кроме того, сюжеты переплетаются, обрастают ассоциациями и аллюзиями, втягивая в текст о Смутном времени все новые и новые произведения и микросюжеты.
Каждая из перечисленных исторических эпох, явившихся предметом особой рефлексии в конце 1820-х — 1830-е гг., в период становления национальной идеологии, вносит в этот процесс свой акцент. Думается, что удобнее будет пользоваться определением «национальная», т. к. официальная идеология — это лишь один из вариантов более широкого понятия, и уваровская триада может быть с успехом применена в интересующий нас период не к одним только бенкендорфовско-фонфоковским и уваровским текстам. Как нам уже приходилось замечать, все зависит от конкретного наполнения каждого из членов формулы «православие, самодержавие, народность».
Эпоха Иоанна III давала возможность специально сосредоточиться на роли самодержавия как института власти. Художественная разработка сюжета была начата еще повестью Карамзина «Марфа Посадница, или Покорение Новагорода». Роль текста-родоначальника будет во всех случаях исключительно важна: он задает импульс, который затем постоянно варьируется, и диалог с ним можно проследить не только в произведениях, прямо связанных с этим сюжетом (например, в трагедиях М. П. Погодина «Марфа Посадница Новгородская» или «Дочь Иоанна III» Г. П. Розена), но и в текстах из других сюжетных «рядов», например, в тех же «Смольянах» Шаховского.
Не будем сейчас останавливаться на эпохе Петра I, поскольку о роли петровского мифа в становлении идеологии николаевского царствования писалось более, чем о других культурных кодах.11 Перейдем к Смутному времени и остановимся на тех причинах, которые, на наш взгляд, обусловили особую популярность этого исторического периода.
Опять-таки роль текста-родоначальника — «Бориса Годунова» Пушкина12 — переоценить невозможно (хотя до начала 1831 г. он был известен лишь в авторском чтении или по рукописи). Однако не менее важной здесь становилась лежавшая на поверхности параллель между эпохами 1612 и 1812 годов (иноземная интервенция, пожар и покорение Москвы, народная война). Для рубежа 1820-30-х гг. актуальность такой параллели особенно возросла в связи с приближающейся «бородинской годовщиной», с одной стороны, и с польскими событиями, — с другой. Польская тема стала оселком для всех без исключения современников, поэтому любое обращение к ней становилось особенно знаковым.
В многочисленных исторических исследованиях и публикациях документов из эпохи Смуты, появившихся в начале 1830-х гг., ясно осмыслялось особое значение этого периода для русского национального сознания. Вот, что писал Н. Устрялов в предисловии к составленному им трехтомнику «Сказаний современников о Димитрии Самозванце»: «Едва ли найдем в Летописях Человечества эпоху столь достопамятную, какую представляет наша История в начале XVII века <…> В эпоху Самозванцев более, нежели когда-либо раскрылся характер народный: тут явился в полном блеске Россиянин — непоколебимый в Вере, в Законе праотцев, непоколебимый в преданности Царю и Престолу, но враг всего не Русского, ужасный на войне, в пылу страстей, добрый и приветливый в спокойной хижине. И ныне Русский народ не изменил, по крайней мере, в главных чертах, сему характеру: его одушевляет та же преданность к Вере, к Престолу, к обычаям предков, которая спасла Россию от ига иноземцев, от власти Сигизмунда, та же ненависть ко всему не родному, которая в начале XVII века одних ознаменовала подвигами доблести, других довела до слепого заблуждения, до мрачных злодейств. В Истории Самозванцев вы узнаете народ со всеми его добродетелями и недостатками».13
В этой характерной и весьма клишированной цитате нам хотелось бы обратить особое внимание на последнюю фразу. Она ясно показывает, что Смутное время осознавалось в интересующую нас эпоху как далеко не однозначный и отнюдь не идеальный период русской истории. С нашей точки зрения, это обстоятельство имело весьма существенное влияние на причины обращения к нему художников постдекабристской эпохи. Романтизм с его вниманием к сложным, таинственным, противоречивым явлениям успел наложить свой отпечаток на сознание людей первой трети XIX в. Время «простых решений» миновало и в искусстве, и в историческом знании.
Даже опираясь только на материал, представленный в «Истории государства Российского» Карамзина,14 остававшейся по-прежнему главным поставщиком и сюжетов, и исторических концепций, нельзя было не увидеть, что не только враги-интервенты были причиной бедствий России в начале XVII в., но и сами русские. Становилось очевидным, что русский национальный характер имеет двойственную природу, что, в свою очередь, требовало осмысления. Тот же Устрялов, которого мы только что процитировали, называя Смуту временем «неустройств беспримерных», с удивлением констатирует: «Имя Димитрия, как волшебный глас, как приговор Судьбы, взволновало наше Отечество, разорвало все узы, ниспровергло все законы <…> Предки наши в непонятном ослеплении стремились с хлебом-солью на встречу каждому, кто только хотел назваться Димитрием, и — поверит ли потомство? — несколько сот тысяч Россиян с Боярами, с Князьями предались Жиду — Вору Тушинскому! <…> Судьба нашего Отечества зависела от одного слова Сигизмунда, и если бы не твердость Ермогена, не великодушие Минина, не мужество Пожарского — прощай Россия — и навеки. К счастью, заблуждение исчезло; предки наши образумились, стали дружно, твердо за Веру, за Отечество; явили доблести Героев».15
Устрялов ограничивается почти механическим перечислением исторических противоречий, но при этом призывает русских писателей приняться за сюжеты Смутного времени, «не изменяя духу времени в малейших подробностях», и создать произведения, которые могли бы заменить русским читателям романы Вальтера Скотта.
Романы Вальтера Скотта, конечно, много способствовали обращению современных ему писателей в разных странах Европы к сложным, противоречивым эпохам собственной истории, а также к разработке народного характера, участия народа в истории. Шаховской, как уже отмечалось, живо откликнулся на потребность времени. Пьесой, которая сочетала в себе преломленный сознанием Шаховского шекспиризм и вальтер-скоттовские традиции, обращение к русской «злобе дня» 1829-30 гг. и включение в дискуссии о русской драматургии, о пьесах Хомякова, Погодина в кругу «Московского наблюдателя» (в среде которого Шаховской, видимо, вращался в это время), а может быть и результат хотя бы косвенного знакомства с «Борисом Годуновым», — явились «Смольяне в 1611 году».
Шаховской не первый раз обращался к Смутному времени. Однако его «Иван Сусанин» (1815) — это опера-анекдот, которая не только полностью принадлежит культурной ситуации середины 1810-х гг., но и в силу жанровой специфики не претендует на глубину разработки исторического сюжета. Теперь драматург опять выбирает героический, «жертвенный» сюжет — взятие Смоленска поляками в ночь со 2 на 3 июня 1611 г., происшедшее после почти двухлетней осады города и мужественного противостояния его жителей.
Эпизод этот ярко и достаточно подробно описан в 12-м томе «Истории» Карамзина, которой Шаховской во многом и следует. Однако тем более показательны отступления от исторических фактов. В «Сусанине» Шаховской, вопреки известной легенде, спасает своего героя и венчает пьесу хором счастливых поселян. В «Смольянах» он как раз заставляет большинство своих героев погибнуть: смертельно ранен во время дерзкой вылазки в стан врага Александр Горчаков, умирает его невеста Елена, во время штурма города гибнут Петр Горчаков16, Алексеев, Татищев и др. Что же касается Шеина, то его в пьесе спасает от верной смерти Новодворский — положительный герой из поляков (о нем см. ниже). Однако именно Шеин у Шаховского приказывает сыну дать сигнал о взрыве смоленского храма, т. е. финал остается открытым: зритель может предположить, что враги не простят герою такого поступка. Вот как выглядит финальный эпизод в «Смольянах»: "
Француз (останавливая татар): <…>
Сдавайся!
Шеин:
Нет!
Татарин: Умри же!
Новодворский:
Стой! (Выбивает саблю татарина).
Шеин:
Руби!.. Но не сдаюсь я!
Новодворский
(бросаясь на татар)
Никто не смей…
Шеин:
И жить стыжусь я!
Но Русских честь спасу!
Они Твои, Небесный Царь!
Между тем, Карамзин не упоминает о Шеине, говоря о взрыве собора, «где заперлися многие из граждан и купцов с их семействами, богатством и пороховою казною. Уже не было спасения: Россияне зажгли порох и взлетели на воздух, с детьми, имением — и славою!» Что же касается башни, где находился Шеин, то и здесь картина у Карамзина несколько иная: «Еще один воин стоял с мечем окровавленным и противился Ляхам: доблий Шеин. Он хотел смерти; но пред ним плакали жена, юная дочь, сын малолетный: тронутый их слезами, Шеин объявил, что сдается Вождю Ляхов и сдался Потоцкому».17 Затем Карамзин пишет о дальнейшей судьбе пленников: Сигизмунд взял к себе сына Шеина, его жена и дочь достались Льву Сапеге, сам Шеин был отправлен «в Литву узником», в плену наряду с несколькими сотнями бояр и дворян оказались и архиепископ Сергий, и воевода князь Горчаков. Ясно говорит историограф и о причине падения Смоленска — о «злодейской измене» смолянина Андрея Дедишина, который перебежал к полякам и «указал им слабое место крепости», в котором полякам во время штурма удалось сделать роковой для судьбы города пролом.18
Конечно, Шаховской пренебрег всеми этими фактами сознательно. Наличие среди жителей героического Смоленска даже одного предателя никак не вписывалось в ту концепцию русского характера, которую драматург хотел передать в своей пьесе. Поэтому он предпочел на этот раз отступить от фактов, максимально усилив драматизм ситуации. Пьеса завершалась финалом, приличествующим трагедии, что дало драматургу возможность и выдержать жанр в духе новых требований конца 1820-х гг., и отделить свою пьесу от традиции «Димитрия Донского» Озерова, корреляции с сюжетом которого Шаховской не мог не учитывать.19 Как мы полагаем, эта соотнесенность входила в его творческие планы.
Шаховской в «Смольянах» как бы все еще ведет внутренний диалог с трагедиями своей молодости, в данном случае — с «Димитрием Донским» Озерова, который в свое время вызывал недовольство и прямую критику шишковистов, но которому тогда ни сам Шаховской, ни кто-либо из архаистов не смогли ответить. Сюжет «Смольян» кажется репликой к сюжету «Донского», которая, так сказать, проясняет жанр, вводя в пьесу подлинную трагическую коллизию.
Напомним, что в трагедии Озерова трагическая коллизия была явно надумана (несчастная любовь Димитрия к «небывалой» княжне Ксении, которая «шатается», по насмешливому выражению Г. Р. Державина, за ним в военный лагерь и из-за которой русский князь был готов бросить и родину, и битву с татарами! что вызывало особое негодование адмирала А. С. Шишкова).20 У Озерова все кончалось благополучно: битва выиграна, Тверской великодушно уступил Ксению «победителю свирепого Мамая», любовники бросаются в объятия друг друга.
Счастливый финал, вопреки намерениям автора, подчеркивал несоответствие происходящего на сцене важности изображаемого исторического момента. Понятно, что в глазах беседчиков патриотический восторг, охватывавший зрителей «Димитрия Донского» в преддверии 1812 г., не искупал подобных недостатков пьесы. Русской трагедии, которая передавала бы внутренний мир людей древней Руси, в понимании шишковистов, — степенных и благочестивых, для которых чувство любви к отечеству превосходило бы все прочие, — у Озерова явно не получилось. И все же тогда, в конце 1800-х гг., никто из них не смог дать русской сцене своей трагедии.
Драматургические эксперименты позднего Державина явно не отвечали запросам зрителей. «Дебора» самого Шаховского — патриотическая трагедия на библейский сюжет (Кн. Судей. 4-5) — не могла затмить «Димитрия Донского» уже потому, что не была «русской» трагедией. Хотя ее непосредственным «образцом» была «Гофолия» Расина, Шаховской явно подхватил одну из линий, которая привлекала зрителей к озеровским пьесам. В центре «Деборы» стоял сильный женский характер, который вдохновлял мужских персонажей и народ на подвиги во имя отечества. Дебора превосходит в уме, проницательности и стойкости своего мужа Лавидона, избранного вождем израильтян. Лавидон храбр, но доверчив и легко поддается внушению политических интриганов, Дебора послушна лишь Вышней воле и готова идти до конца в борьбе с врагами веры и отечества. Ксения у Озерова также проявляет в решительную минуту больше твердости, чем русский вождь, готовый вместо Куликовской битвы начать междоусобную войну за руку Ксении:
Димитрий
Но брак <Ксении с Тверским. — Л.К..> остановить довольно здесь мечей;
К защите прав моих довольно рук <…>
…………. Во ярости моей
На брань, на люту брань пойду, мой стан подвигну
И твоего отца я местию достигну.
Ксения
Постой, о государь! куда стремишься ты!
И ревности куда влекут тебя мечты?
Иль хочешь ты в своем свирепом исступленьи
…………………
Явить татарам здесь отечества позор,
Приуготовить им победу несомненну,
Россию под ярем вести окровавленну? и т. д. 21
Есть в «Деборе» и другие очевидные переклички с «Донским»: совет священников и старейшин, который должен решить судьбу Силома, параллелен совету перед битвой в шатре Димитрия (д. 1, явл. 1-3); совет первосвященника покориться воле Сисара живо напоминает предложение старого князя Белозерского искать мира с Мамаем (зрелая опытность противопоставлена в обоих случаях пылкой молодости). Однако только через двадцать лет Шаховской нашел тот ракурс для «русской трагедии», который помог ему по-своему «переписать» Озерова.
В «Смольянах» любовный конфликт был устранен, любовная линия (представленная Андреем Горчаковым и его невестой Еленой) редуцирована и подчинена основной идее трагедии — необходимости жертвы и героической смерти за отечество. Правда, именно в любовной линии в наибольшей мере присутствуют обязательные составляющие романтического текста: пророческий сон, экстаз, даже ропот на Бога, почти по «Людмиле» Жуковского (только ропщет жених, а не невеста22) и одновременная смерть любовников. Очевидно, что в изображении чувств героев Шаховской явно стремился, в отличие от Озерова, соблюсти древнерусский колорит, и это ему, в определенной мере, удается, но воздействие литературного контекста все же оказалось сильнее.23 И все же отказ от happy end’а придавал большую, по сравнению с Озеровым, убедительность основной патриотической теме жертвы за Отечество, которая в противном случае могла бы свестись в «Смольянах» к демагогическим декларациям.24
В этой главной для него теме Шаховской остается неизменен как носитель сознания конца XVIII века, оставшегося актуальным и для декабристов. Приведу обширную цитату, надеясь, что она одновременно даст хотя бы некоторое представление о стилистике стихотворной трагедии Шаховского. Его герой — Шеин — в центральном монологе развивает авторскую концепцию «сына Отечества»:
Спокоен будь холоп, который сделал то,
Чем может защитить себя от наказанья;
Наемник смело жди за труд твой воздаянья,
Когда, щадя себя, исполнил уговор;
Бессовестный судья, перехитрив законы,
Да слабому не даст от сильных обороны,
Мой руки, как Пилат, чтоб избежать укор.
Но гибнущей отчизны
Благочестивый сын
Спокоен будет ли в тот час, как он один
Без казни, даже укоризны
В народной гибели охотой уцелел?
Кто положил его служению предел?
Он служит родине не по условью;
Он сын, не раб её, он духом, самой кровью
С ней слит в одно: он за нее падет;
Но вовсе не умрет,
Покуда род его и имя будут живы.
Убитый яростью врагов,
Как хлебное зерно с удобренной им нивы,
Он даст сторичный плод.
……………………………
Да, славный наш отпор, наполня землю слухом,
Научит Русских всех, как весело стоять
За Царство, правду и свободу.
Последние строки кажутся взятыми из какого-нибудь декабристского сочинения, хотя бы из Рылеева. Однако есть и приметы иной эпохи, свидетельствующие о том, что Шаховской чутко прислушивался к тому, что делалось в литературе, угадывал то направление, в котором она двигалась, и по-своему старался откликнуться на это новое.
«Смольяне» являют собой показательный пример взгляда в прошлое и будущее русской трагедии одновременно. Можно сказать, что прошлое перетянуло, чем отчасти объясняется и отсутствие у пьесы подлинного успеха. Однако мы помним, что когда Пушкин в 1830 г., разбирая трагедию Погодина «Марфа Посадница Новгородская», ставил вопрос о «народной драме» (т. е. о национальной трагедии), он вовсе не был уверен, что такую драму можно создать. Вот его аргументы: «Отчего же нет у нас народной трагедии? Не худо было бы решить, может ли она и быть. <…> народная трагедия родилась на площади, образовалась и потом уже была призвана в аристократическое общество. У нас было бы напротив. <…> Трагедия наша, образованная по примеру трагедии Расина, может ли отвыкнуть от аристократических своих привычек? <…> где, у кого выучиться наречию, понятному народу? Какие суть страсти сего народа, какие струны его сердца, где найдет она себе созвучия, — словом, где зрители, где публика? <…> для того, чтоб она могла расставить свои подмостки, надобно было бы переменить и ниспровергнуть обычаи, нравы и понятия целых столетий…».25
Назвав пьесу Погодина «опытом <подчеркнуто нами. — Л.К.> народной трагедии», Пушкин мог отнести эти же слова и к «Смольянам» Шаховского, поскольку в обеих трагедиях дается «развитие важного исторического происшествия», решавшего судьбы России. Однако ни Погодин, ни Шаховской не обладали полным набором качеств, необходимых, по Пушкину, «драматическому писателю»: «Философия, бесстрастие, государственные мысли историка, догадливость, живость воображения. Никакого предрассудка любимой мысли. Свобода». О последнем в особенности трудно говорить в применении к Шаховскому, как раз развивающему в трагедии свои «любимые мысли».
Вслед за пушкинским «Борисом Годуновым», драматург строит пьесу, с одной стороны, как противопоставление двух лагерей — русского и польского и, с другой стороны, он отказывается от центрального персонажа. Главным героем «Смольян» оказывается город, народ. Шеин, руководитель обороны города, интересует Шаховского, в первую очередь, не как индивидуальность, а как часть коллективной личности — жителей города, являющих собой народ, нацию в момент наивысшего проявления ее внутренних потенций. Отвечая польскому послу, попытавшемуся вести переговоры о судьбе Смоленска с ним одним («Король твой ум глубокий уважает/ И видит всех граждан в тебе одном»), Шеин прямо говорит:
Нет, я один ничто; но вместе с ними
Я всё: они со мной одна душа,
И ваш король нас разлучить не в силах.
Так говори им всем или иди!
Боярин воевода Шеин, воевода князь Горчаков, дьяк Алексеев и безымянные пушкарь, стрелец, женщина — все они у Шаховского мыслят и чувствуют одинаково, в том числе и когда ободряют друг друга в минуты душевной слабости и ропота на лишения. Мы видим пример единения всех сословий и народностей, без различий даже пола и возраста. Женщины и дети Смоленска готовы умереть, но не сдаться врагу. Вот реплика безымянной смолянки:
«Мы правде не изменим,
И смерть, так смерть: двух раз не умирать,
А одного никак не миновать».
По сути, Шаховской пытается создать нечто вроде драматургического эпоса — опять перед нами попытка ответить на современные литературные запросы. Напомним авторское жанровое определение — «хроника». Это — шекспировская аллюзия, но не только.
Драматург стремится передать зрителю особенности русского патриархального сознания, каким он его видит. Главной его составляющей, по Шаховскому, является вера. «Смольяне» — это религиозная трагедия, причем в гораздо более серьезном смысле, чем столь поддержанная правительством «Рука Всевышнего Отечество спасла» Н. В. Кукольника. Шаховской продолжает собственную «Дебору», но уже на русском материале.
Религиозная тема органически переплетается с темой национальной: герои защищают не только землю, но и веру отцов, главное же состоит в том, что их сознание органически религиозно. Смирение, покорность Божией воле, по Шаховскому — ведущая черта национального характера. Однако эта тема в пьесе не эксплуатируется и дается без излишней экзальтации. В «Смольянах» нет никаких чудес, которыми изобилует, например, пьеса Кукольника. Более того, город гибнет вопреки всем молитвам его благочестивых жителей. Вера смолян в Провидение как будто бы посрамлена: враги берут город, жители гибнут, однако они уверены в небесной награде и умирают без ропота. Они в точности исполняют завет Авраамия Палицына, переданный им Мезецким накануне штурма:
Кровопролитная готова вам трапеза
И чаша смертная до края налита.
Так, близок Божий час, и Христианин каждый
Будь твердым духом бодр и чистым сердцем рад!
Престанешь скоро ты томиться жаждой
Живой воды, и твой душевный глад
Насытишь скоро ты неземнородным хлебом.
…………………………………
Когда в сердцах у вас цветет надежда
На Искупителев завет,
Когда любовью вы к нетлению горите
И верите, что смерть не есть души предел:
То в ночь грядущую от ваших дел
Надежду и любовь, и веру покажите.
Однако жители Смоленска заботятся и о земной славе, которую видят в том, чтобы передать следующим поколениям незапятнанной честь своего Отечества. На вопрос Новодворского: «Но смертью же насильной
Зачем вам умирать?»
Шеин
Умрем, чтоб ведал свет
О правде нашей.
С точки зрения развития патриотической концепции в «Смольянах в 1611 году», пожалуй, наиболее знаменательно изображение польского лагеря. Здесь, как мы полагаем, возможны точки пересечения с пушкинским взглядом. Важно при этом, что редакция трагедии, создававшаяся после Польского восстания 1831 г., не внесла изменений в концепцию Шаховского.
Конечно, в целом, польский лагерь изображен как вражеское и отрицательное начало. Однако он отчетливо разделен на две части. Первую — большинство — составляют наемники, которые воюют из-за наживы. В основном, это даже не «природные» поляки; эти персонажи, не имеющие имен, называются обычно по своей этнической или географической принадлежности: Чех, Жид, Молдаванин, Швейцар, Итальянец, Француз, Татарин, Запорожец и др. Вот характерная реплика Француза: «… я ушел в солдаты/ Чтоб бить других, и славно подерусь…/ А за кого? за что? зачем? спроси меня: не знаю».
Особенное презрение у автора вызывают перебежчики, как, например, Запорожец, который прямо говорит:
… признаюсь, хоть горько
Мне, православному, идти не за своих,
Да делать нечего: что выслужишь у них?
Постися, да дерись и только.
А так чтобы войти хозяином в чей дом —
Нельзя; своя земля!.. такой пойдет содом,
Что Боже упаси: так и пришло пуститься
Служить у тех,
С кем, на крещенный счет, подчас могу нажиться,
Хотя оно бесспорно грех,
Да понедельничать я дал уж обещанье
Для спасенья души
И принести еще успею покаянье.
Ответная реплика Мазура подчеркивает принципиальную для Шаховского разницу между наемником и человеком, служащим интересам своего отечества:
Так вижу я, что здесь и все вы хороши.
Наш Польский стан не то, мы все отчизне служим
И двадцать месяцев деремся, а не тужим.
И смоляне у Шаховского на себе ощущают разницу между поляками («…Королевские полки как волки смелы») и наемниками (их называют «королевский сброд»), которые не склонны слишком усердствовать в бою:
Там был наемный полк, так он улепетнул,
Чтоб свой товар сберечь.
здесь он бодро ходит,
А там, срамец, от взрыва наутек.
Для сравнения в пьесе Шаховского в среду защитников Смоленска также введены иностранцы. Это шотландец Лесли и немец Енгельгард, которые сражаются наравне с русскими, поэтому руководители обороны города подчеркивают:
Алексеев
Все равно,
Что предок твой родился иноземцем,
Нерусской родом ты, так русской сердцем.
Горчаков
И знать я не хочу, кто были их отцы,
А Енгельгард и Лесли молодцы,
Так, стало, русские: Царям законным вместе
Служили верно мы, так не изменим чести,
Умрем, и дело решено…
Однако польский лагерь у Шаховского — это не только наемный «сброд». Автор особо выделяет образ мальтийского рыцаря Новодворского — истинного патриота и верного подданного польского короля Сигизмунда. Это как бы alter ego Шеина среди поляков. Он старается удержать своих собратьев по оружию от излишней жестокости к жителям осажденного Смоленска. Накануне штурма Новодворский приходит в город для последних переговоров, в надежде вынудить смолян прекратить сопротивление и, тем самым, избежать кровопролития. Однако, видя непреклонность защитников Смоленска, он восхищен их мужеством. Как воин, верный присяге, он должен с ними сражаться, но спешит покинуть город, поскольку боится утратить твердость:
… мне не достанет мочи
Смотреть на вас и долг мой не забыть.
Простите, храбрые… так вы Славяне,
Вы братья нам.
Важно подчеркнуть и общую историческую концепцию пьесы: бедствия Смутного времени Шаховской склонен объяснять грехом самих русских, особенно коварством и междоусобицей бояр. Его любимый герой Шеин прямо обвиняет их:
И Дона и Днепра не станет смыть пятна
С имен бояр, служивших Самозванцам.
Поэтому характерно, что два идеальных героя — Новодворский со стороны поляков и Шеин среди русских — надеются на прекращение в будущем распри между двумя народами-братьями. Шеин восклицает:
Когда Небесный Судия
Меж нас погасит огнь раздора?
И еще более отчетливо мысль автора звучит в словах Новодворского:
Так неужели же враждою,
В которой может быть и правых нет,
Мы будем ввек губить своих единокровных,
Чтоб чуждым племенам добычей быть.
Нет, но надеюсь я, придет то время,
Когда как братьев нас любовь соединит.
В тот самый год, когда пьеса А. А. Шаховского ставилась в театре, Пушкин работал над посланием Адаму Мицкевичу «Он между нами жил…», где вложил в уста польского поэта слова, тесно перекликающиеся с только что процитированной репликой из «Смольян в 1611 году»:
«Он говорил о временах грядущих.
Когда народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся».
Нам представляется симптоматичным, что пьеса Шаховского, создававшаяся в русле пушкинского «Бориса Годунова», обнаруживает немало точек пересечения с позицией поэта в начале 1830-х гг.
Религиозно-патриотическая трагедия «Смольяне в 1611 году» явно пыталась ответить тем задачам «народной драмы», которые ставил Пушкин в рецензии на пьесу Погодина — понять, каковы «струны сердца» русских как нации и выразить «страсти сего народа». Конечно, масштаб дарования автора не позволил ему воплотить эти идеи на адекватном задаче уровне — трагедия растянута, стих и слог ее в некоторых местах страдают очевидными несовершенствами (неблагозвучие, хаотичное чередование белого и рифмованного стихов, не везде удалось добиться яркой речевой индивидуальности персонажей, от чего их манера говорить однообразна, реплики в стилистическом отношении мало отличаются одна от другой (исключение — национальные и прочие особенности, общие для антагонистов, представителей двух лагерей, русского и иноземного)). Однако в начале 1830-х гг. театральный успех обеспечивался не одними художественными достоинствами.
Премьера «Смольян» состоялась в Петербурге 26 января 1834 г., через десять дней после первого представления «Руки Всевышнего» Кукольника (15.I.1834). Последнюю сопровождал шумный успех, вызванный, как нам приходилось указывать, скорее ее лоббированием правительственными кругами, чем зрительским одобрением.28 Подобный контекст оказался явно невыгоден для пьесы Шаховского.
В 1830 г., прослушав «Смольян» в авторском чтении, собравшиеся у Жуковского литераторы «решили, что она должна произвести сильное впечатление над зрителями», а Пушкин предложил Шаховскому дать отрывок для публикации в «Литературной газете».29 После постановки в Петербурге в 1834 г. уже упоминавшийся нами рецензент «Северной пчелы» заметил о «Смольянах»: «Как патриотическая пьеса, она имела успех на Театре».30 И все же далее двух спектаклей дело не пошло. Полагаем, что «Рука Всевышнего…» Кукольника невольно потеснила в репертуаре пьесу на близкий сюжет и со сходной, но не тождественной тенденцией.
Хотя пьеса Шаховского вполне вписывается в формулу «православие, самодержавие, народность», однако к официозной драме ее причислить трудно. Смоляне (народ), единые в своем патриотическом порыве, верные Богу и «московским государям», действуют в пьесе Шаховского уж слишком самостоятельно, без «указки» сверху; их руководители, хотя и носят боярские и княжеские титулы, уж слишком близки к простым горожанам. Кроме того, самодержавное начало, столь выдвинутое Кукольником, у Шаховского редуцировано. В результате «Смольяне в 1611 году», в отличие от «Руки Всевышнего…», не удостоились высокого покровительства. Скромная попытка стареющего и уже утратившего позиции драматурга создать независимую, не конъюнктурную национальную трагедию успехом не увенчалась. Вместе с тем, как нам представляется, в трудном деле становления национальной идеологии 1830-х гг. ей все же принадлежит законное место.
События, поэтически отражённые в драматической хронике-трагедии А. А. Шаховского «Смоляне», представляются своеобразным прологом к основным эпизодам Смутного времени, изображённым уже М. Загоскиным в его знаменитом романе «Юрий Милославский, или Русские в 1612 г.». Даже не просто прологом — предвестием жестоких испытаний русских людей в борьбе с чужеземцами, их самоотверженной любви и добровольной гибели во имя спасения веры и Отечества, пророчеством величайшего духовного подъёма на фоне тяжелейших телесных и нравственных страданий. Пафос этого устремления к Творцу, источнику радости, любви, надежды и всех упований человеческих, определяет всю поэтику этой пьесы Шаховского.
Непосредственное отношение к истории Русской православной церкви имеет и само художественной пространство хроники. Место действия — Смоленск, город на берегу Днепра, древней, священной, «первокрещённой» реки, воскрешающей легендарную память о превоапостольской деятельности св. Андрея Первозванного. Сама река должна охранить жителей Смоленска от духовной слабости, дьявольского соблазна и предательства. Христианской символикой неизбежно наплоено и описание городского пространства, представляющего внутренность нагорной крепости, ограниченного, с одной стороны, полуразрушенными зубчатыми стенами Кремля и началом подземного хода, заваленного каменьями, а с другой — высокой горой, на которой виден центральный собор города, пространственный и поэтический центр пьесы. В пределах такого сакрализированного и предельно символического пространства чрезвычайно органичным кажется основное направление сюжетного действия — снизу вверх, от кремлёвской площади, на которой собрались все защитники Смоленска, постепенно осознающие безуспешность своих попыток противостоять наёмным войскам польского короля Сигизмунда и Лжедмитрия II и собственную обречённость, на гору к собору, становящемуся символом нерушимого единства православного общества, спасения души даже ценой общей гибели. Этот духовный подъём русских людей, преданный через картину шествия к собору и приготовления к смерти, и становится в пьесе главным предметом поэтического воспроизведения и осмысления.
Уставшая от непосильного ратного труда, а ещё больше от голода, плачет женщина-смолянка, горюет о своей доле, о детях, жалуется, что давно уже не видела хотя бы хлеба. Так начинается хроника, с мотивов личной жизни, повседневных человеческих нужд и забот, необходимости хлеба насущного для элементарной возможности жить. Но староста, с которым разговаривает безымянная женщина, сурово отвечает:
А плачешь, так молчи… О Божьем словесе
Жив будет человек, не о едином брашне.
Он упрекает женщину, ибо она в такой сложный и гибельный для Смоленска миг думает лично о себе, когда даже воевода, его жена, сын и дочь готовы умереть голодной смертью, лишь бы не сдаться врагу. В сознание зрителей и читателей сразу входит коллизия двух типов миропонимания: того, что исходит из личных нужд, как бы «снизу», от земли, от материального, и того, и того, что ставит превыше всего общее, Божественное, исходит «сверху», с небес. Поэтическим выражением её становится библейская реминисценция, почти цитата из Матф. 4, 4, Втор. 8, 3, напоминающая о том, что дух — центр жизни, а хлеб — метафора не только духовной пищи, но и собственно божества (Ин. 6, 35).
Образ хлеба, символизирующего одновременно и саму жизнь и её источник, Абсолюта, и, может быть, самок главное — любовь, как основу всего миропорядка, постоянно присутствует в развивающемся сюжете пьесы, в первую очередь, конечно, в любовной истории Андрея, сына князя Петра Ивановича Горчакова и Елены, дочери смоленского воеводы князя М. Б. Шеина. Шаховской не только отдавал дань общеевропейской драматической традиции Нового времени, но пытался органично вписать «любовную интригу» в поэтическое целое своей хроники-трагедии. Елена наравне с остальными защитниками города терпит и стойко переносит все лишения. Но, хрупкая здоровьем от природы, она настолько ослабела от голода, что для всех очевидно: дни её жизни сочтены. Елене снится вещий сон, исполненный религиозной (славянской языческой и христианской, в первую очередь) символики. Этот сон пророчествует о дальнейшей судьбе влюблённых молодых людей и всех жителей Смоленска. Тёплый хлеб символизирует надежду на избавление от врагов, от лютой голодной смерти, грядущую жизнь, но в руках и устах героини превращается в кровь… Надежда гибнет. И хлеб, и кровь означают Иисуса Христа в момент его тяжких страданий и смерти, эти образы намекают на единение с Ним Елены, приятие своеобразного мученического венца. Андрея она видит одетым в парчовые, то есть кровавые одежды, сидящим особо от всех, отделённым от живых. Дальнейшие события подтвердят вещее видение. Андрей отправится за реку, в лагерь врагов, что бы любым способом добыть немного хлеба и принести умирающей Елене, и на обратном пути в миг переправы его смертельно ранят. Стол, покрытый скатертью, белые одежды отца Елены, воеводы Шеина, возвещают не только духовную чистоту защитников города, но и неминуемую гибель некоторых из них, смерть. Затем Елену подхватывает какой-то страшной силы вихрь, уносящий её всё выше и дальше от земли, затем теряются все привычные земные ориентиры, стриается грань меду днём и ночью, она видит «везде какой-то яркий свет», встречает там всех близких ей на земле людей, и душе её становится особенно радостно («Мой дух спокоен был, а сердце так любило»…).
Поэтическая картина смерти, переселения души в иной мир, где нет земных горестей и страданий — талантливое создание Шаховского-лирика, оценённое и А. Пушкиным, и В Жуковским и Н. Гнедичем на чтении пьесы у графа В. Мусина-Пушкина в начале января 1830 г.
По сути, любовную перипетию автор сводит к минимуму, заставляя зрителя и читателя, затаив дыхание, следить за эмоциональным порывом и поступком Андрея — любой ценой спасти Елену, даже ценой собственной жизни. Этот порыв героя заканчивается трагически: гибнет Елена от голода и от ужасной сцены смерти юного князя, разыгрывающейся у неё на глазах; и в словах воеводы Шеина возникает ещё один поэтический символ, удачно найденный Шаховским в славянском народно-поэтическом творчестве и древнерусской воинской поэме-повести «Слово о полку Игореве»: образ свадьбы-смерти и брачного одра-могилы. Над телами возлюбленных все готовятся к последнему часу. Шаховским воспета любовь беззащитная и, через такой признак, жертвенная, трагическая. Но трагедия любовного сюжета в финале снимается его осмыслением именно в сфере религиозной ментальности: смерть привносит в души людей идею высшего смысла жизни, идею посмертного духовного соединения в том мире, который на краткий миг привиделся ещё живой Елене и позвал её душу.
Историческое действие, в рамках которого и развиваются любовные события, ориентировано на евангельские мотивы, дающие возможность с колоссальной силой воссоздать человеческие страдания и понять их высший смысл. Трагическое противостояние русских (смолян) и чужеземцев, захватчиков (поляков, наёмного войска), в пьесе намечается сразу. Смысл его не только исторический, политический, национальный, но в первую очередь духовно-нравственный: показана борьба православных христиан, защищающих свой дом и свои убеждения и потому как бы несущих в своих сердцах Бога, против военного «сброда», смеси религий и конфессий, но по существу людей без веры, любви, совести. Именно потому имя Господа слышится в устах всех защитников Смоленска, к нему они обращают свои взоры, надежды.
Словно собирательный глас народа слышится в песнях хора (первая редакция):
Благодарим Творца и Бога,
Что наш Смоленск от плена спас;
Хоть посетил печалью много,
Но чуждым в рабство не дал нас.
Господь небес в час лютой битвы
Бессильным благостью помог,
Услышал грешников молитвы.
Ещё мы целы! С нами Бог!
(Д. 1, явл. 1, во второй редакции последние четыре стиха переданы Алексееву, только две последние повторяет за ним весь народ).
По сути дела, песни для хора представляют собой, в одном случае, перифразированные молитвы, а в другом — ветхозаветные псалмы или свободные вариации по их мотивам, как, например, следующая:
«Свершив от жизни отреченье,
На Бога положась во всём,
Приняв на смерть благословенье,
К ночному бдению идём.
Господь, направим стопы наши,
Введи в твою святую сень.
Да! Приобщившись смертной чаши,
Мы смело встретим вечный день».
Прямое обращение к Богу с просьбой о духовной поддержке, напряжённая эмоциональность и открытый, субъективный лиризм — отличительные признаки поэтики псалмодических текстов. Единственное, что просят смоляне у Бога, — терпения в страданиях, величайшего дара и безусловной для них добродетели.
В этом же «псалме» появляется и важнейший поэтический образ и мотив — горькой чаши, которую, как известно, довелось испить Христу: её-то теперь держат в руках смоляне. С этим коллективным персонажем связана центральная идея пьесы — высокой, святой жертвенности во имя Воскресения и будущей жизни. События развиваются подобно евангельским. В лагерь смолян (в первоначальной редакции) приходят послы польского короля Сигизмунда, среди них главный — Марк Угрин, православный человек, отрёкшийся от своей веры и перешедший на службу к полякам (д. 2). Он призван убедить горожан, что сопротивление бесполезно, и предать их в руки захватчика. По сути дела, это Иуда, пришедший взять Христа под стражу и отвести его на суд. Драматург достигает в этих сценах, насыщенных лирической атмосферой, истинной поэзией чувства, поистине баснословной силы. Воевода Шеин собирает вокруг себя обречённых смолян и вселяет в них решимость покориться уготованной судьбе, как решился на это Христос в Гефсиманском саду:
«Конечно, мы все в Божьей власти,
И над собой никто не волен…
Но если в ком сей жизни страсти
Одолевают страх стыда,
Пускай тот, взяв своё и даже наше,
Идёт из города, да к чистой смертной чаше
Клятвопреступные уста
Не прикасаются».
(Д. 2, явл. 4).
Сразу же после этого автор переносит действие пьесы в стан Сигизмунда, где наёмники перед решающим штурмом города пьют за здоровье своих генералов и маршалов. Обходит, как на Валтасаровом пиру, всех по очереди другая, дьявольская чаша, наполненная вином, одурманивающая людей, отрывающая их от Б-га. Этот параллельный образ двух чаш многократно усиливает трагизм происходящего. В итоге возникает в пьесе символический образ народа-мессии, жертвующего собой ради родной земли. Не случайно в финале возникает и созвучный евангельскому ветхозаветный образ Самсона, которому уподобляются горожане, запершиеся в соборе и взорвавшие его вместе с собой в тот самый момент, когда его окружили поляки:
«Самсон филистимлян избил,
Разрушив здание».
В последнем действии пьесы звучит молитва Мезецкого, как бы следившего за полётом праведных душ:
«Усердных русских душ, Господь, полёт
Из храма тленного в чертог направь свой вечный,
Иль благость вышнюю, в щедротах бесконечный,
Спасением людей твоих прославь.
С каким душевным умиленьем
Владыка немощный их всех благословлял
И мне грехов моих церковным очищеньем
Спокойствие и мир душевный даровал».
(Д. 5, явл. 1 первой редакции, д. 4, явл. то же второй).
Собираясь возвращаться в польский плен (он был приведён врагами в Смоленск, что бы уговорить горожан сдаться), он радуется тому, что сможет написать о высоком духовном подвиге русских людей Авраамию Палицыну, что бы он своим поэтическим талантом придал этому событию надлежащий масштаб: «Любви к Отечеству и бесконечным слухом, / О нём, как и о вас, наполнится земля».
Авраамий находится в Троице-Сергиевой лавре: так возникает в пьесе столь любезный сердцу Шаховского образ вечно хранимого Господом сердца русской земли.
«Смоляне» — особое произведение драматурга, поэта, патриота, православного христианина, знаменующее собой новое понимание взаимоотношений религии и искусства. Каждое слово хроники-трагедии пронизано как бы двумя силовыми векторами: религиозного сознания и эстетического наслаждения. Православная этическая и эстетическая концепция организует её действие, объединяя в цельном смысловом пространстве различные сюжетно-событийные линии. Это произведение словно бы родилось в недрах русской души, стало её воплощением. Его истинное прочтение вне православной религиозной культуры сквозь национально-историческое мировосприятие просто невозможно.
(«Творчество А. А. Шаховского в историко-литературном процессе 1800—1840-х годов». СПб, «Дмитрий Буланин», 1996 г. С. 159—164).
Шаховской прочёл на литературном вечере у В. А. Жуковского, в присутствии А. С. Пушкина, Н. И. Гнедича, И. А. Крылова, свою драму «Смоляне в 1611 г.», которая, по его словам, произвела на слушателей благоприятное впечатление. Смоленск осаждён армией польского короля Сигизмунда. Осада продолжается двадцать месяцев. Жители умирают от голода, а враги, сброд всех национальностей, пируют и насильничают в своём лагере. Несмотря на уговоры парламентёров, направленных Сигизмундом в Смоленск, жители не сдаются. Когда неприятель врывается в город, то по удару колокола смоляне взрывают башни и собор, погибая под их развалинами.
Не лишена выразительности картина лагеря врага на берегу Днепра. Сцена эта, правда, написана под влиянием Шиллерова «Лагеря Валленштейна» (1799 г). Шаховской противопоставляет русским патриотам орду разбойников всех наций, слетевшихся, как вороньё, на поживу и провозглашающих грабительскую войну целью жизни.
Пьеса, по-видимому, привлекла внимание Пушкина своей патриотической темой, подлинным драматизмом и мастерством стиха.
Монолог Мезецкого из «Смолян» был напечатан в «Литературной газете» (№ 4, 1830 г. С. 56).
(Шаховской А. А. «Комедии, стихотворения». Л. «Советский писатель», 1961 г. Серия «Б-ка поэта». Большая серия. 2-ое изд. С. 66).
Михаил Борисович Шеин, боярин и воевода смоленский.
Князь Пётр Иванович Горчаков, второй смоленский воевода.
Князь Даниил Иванович Мезецкий, посол московский к Сигизмунду.
Никон Алексеев, дьяк смоленский.
Князь Андрей, сын П. И. Горчакова.
Мария, жена М. Б. Шеина.
Елена, дочь их.
Иван, сын их.
Дворяне смоленские:
Потёмкин.
Полтев.
Багреев.
Татищев.
Панютин.
Князь Друцкий.
Дмитриев.
Панин.
Левин.
Иностранцы на русской службе:
Гаспар Энгельгарт.
Александр Лесли.
Староста смоленский.
В службе Сигизмунда:
Христоф Дорогостанский, маршалок, начальник вербованного войска.
Варфоломей Новодворский, мальтийский кавалер.
Марк Угрин, капитан наёмной пехоты.
Неймарк, начальник наёмного немецкого войска.
Запорожец.
Мазур.
Француз.
Молдованин.
Татарин.
Итальянец, певец.
Музыкант.
Еврей.
Чех.
Дворяне, старосты, жилые люди, стрельцы, пушкари, женщины и народ в Смоленске.
Жолнеры, латники, татары, запорожцы, разнородные воины и слуги в лагере Сигизмунда.
Увертюра играет сражение, за сценой слышны сперва пушечные и ружейные выстрелы, потом взрыв; пальба пушечная затихает, ружейная ещё продолжается, удаляясь; во второй половине увертюры занавес поднимается.
Театр представляет внутренность смоленского Кремля, стена с левой стороны идёт от 1-ой до 4-ой кулисы, где оканчивается башней, в ней во 2-ой кулисе городские ворота, от башни театр перегораживается наискось к 8-ой кулисе так же стеною, с левой стороны начинается подножие горы, идущей косвенно в правую сторону, на нём в 8-ой кулисе с правой стороны разбитая сверху башня, сделанная, как колокольня, с открытыми вверху арками, в них утверждена железная полоса с большим колоколом: сквозь арки видно продолжение горы с оградою, на стенах зубцы и амбразуры с пушками, на правой стороне в 1-ой кулисе наподобие погреба начало подземного хода, заваленного каменьями, у пригорка — колодец.
Явление 1.
Алексеев стоит на поперечной стене и глядит вниз, Полтев, как начальник крепости, обходит стены, говорит с пушкарями, смотрит вниз на сражение. Пушкари стоят с зажжёнными фитилями подле пушек, стрельцы с ружьями стоят между зубцов, и по открытии занавеса, до конца увертюры, занимающие поперечную стену ещё стреляют вниз. Старосты городские с тростями в руках занимаются распорядком работ и приготовлением к обороне. Женщины и отроки иные кипятят в котлах на огне, разведённом подле стены, воду и смолу, другие делают картузы и патроны, некоторые, постарей, приготавливают перевязки для раненных. При поднятии занавеса — восход Солнца, свет в кулисах открывается постепенно, спереди уже поднят. Сцена вообще представляет деятельную картину осаждённого Кремля.Женщина
(приготовлявшая патроны пушкарю, стоящему на стене у пушки)
Что ж не стреляете?
Пушкарь
Большая радость
Из замка нашего по нашим же стрелять!
Там в схватку бой идёт, а пороха уж малость
Осталось, жалко нам его терять.
Староста
(показывая на гору)
В соборном храме, там, под сводами немало
Его осталось.
Женщина
Да, а хлеба так не стало,
И вот четвёртый день
Мы чёрствой не видали крошки.
Староста
Молчи.
Женщина
Что здесь молчать? Уж я брожу, как тень,
В Смоленске ж не найдёшь ни голубя, ни кошки:
Всех съели.
Стрелец
(взявший у неё патрон)
Да, и чем мы все живём,
Бог весть; вчера, что б с силой нам собраться,
Князь Пётр Иванович не пожалел расстаться
С любимым вороным конём.
(Идёт на стену).
Женщина
А мы и воронам бы рады,
Да от стрельбы и те уж отлетают прочь.
Староста
Но в двадцать месяцев осады
Снося беды, к концу слезами не помочь.
И разве наш боярин-воевода
Михаил Борисович, с женой
И с сыном-отроком, и с дочерью больной
Едят не то ж, что мы?
Женщина
О! Нет, всё погань ту же.
А на боярышню смотреть нам жалко вчуже!
Как испитая! Ох! О ней мы плачем все.
Староста
А плачешь, так молчи… О Божьем словесе
Жив будет человек, не о едином брашне.
Язык же, хоть и мал, а много зла творит.
Женщина
Да как уймёшь его? Вот, на разбитой башне
Повестный колокол теперь молчит;
А ядрами когда с неё верхушку сбили,
И он упал, то поднял страшный рев:
И мы не говорили
Пока, хоть в день кусочек хлеба съев,
Не мерли с голода.
Староста
Да как тебе охота
Не только говорить, и думать о себе,
Когда без умолку вся ночь прошла в стрельбе,
Как пушки адские громили все ворота,
Злой дух своим помог Копытские взорвать,
И в Пятницкий конец вломилась вражья рать.
Пушкарь
Вот славно!
Все
(вскакивая со своих мест)
Что?
Пушкарь
Наш воевода Шеин
Отцовский сын. Ура!
Все
Ура!
Женщина
Да что же там?
Пушкарь
Весь королевский сброд, как прах земной, рассеян,
Бегут.
Все
Ура!
Женщина
Пали ж злодеям по хребтам.
Пушкарь
(кричит стоящему возле башни)
Пали…
(Стреляет из пушки).
Полтев
Вот там пошла лихая сеча!
Уж в город ворвались; да старый Горчаков
И с сыном подоспел; жолнёры вда́ли плеча.
И весело смотреть, как крошат там врагов.
Ура!
Все
Ура!
Пушкарь
(смотря от башни)
Татищев их от взрыва
Одною пушкою пугнул,
Да, видно, и они кидались не ретиво.
Стрелец
Там был наёмный полк, так он улепетнул,
Что б свой товар сберечь.
Алексеев
(сходя со стены)
Всё кончено, всех гонят.
Отстоян замок наш, очищен город весь.
Пускай в колокола трезвонят,
И победителя хоть звоном встретим здесь,
Когда у нас ни хлеба нет, ни соли,
И тысячи смолян в земле схоронены.
Полтев
Но что король ещё не отнял нашей воли,
За то благодарить мы Господа должны.
Алексеев
Господь небес в час лютой битвы
Бессильным благостью помог,
Услышал грешников молитвы.
Ещё мы целы! С нами Бог!
Явление 2.
Те же, Шеин, князь Горчаков, Алексеев, Левин, Татищев, Багреев, Полтев и прочие дворяне, старосты, стрельцы, жильцы и женщины.Шеин
Так с нами Бог! Ещё мы целы!
И цел московский страж, Смоленск, Мстиславов град.
Хоть королевские полки, как волки, смелы,
Да с Божьей помощью их сдвинули назад,
И гибель вражьих сил вообразить ужасно;
Но в крови, пролитой напрасно,
Не мы, а Сигизмунд даст Господу ответ;
Из войска нашего уж многих тысяч нет,
И сыщется ль шестьсот для обороны града?
А сделан взрыв, (Татищеву) его чинить скорее надо,
И так уж в нём людей немало полегло;
Хоть Марка Угрина не очень тяжело
Нам было отогнать, с ним челядь нанятая
Врывалась нехотя; но честь большая,
Князь Пётр Иванович, тебе принадлежит;
Ты народовый полк и латников дворцовых
За город вытеснил: обоих Горчаковых
Благодарите все; отец — наш твёрдый щит,
А сын — наш острый меч, но он не возвратился?
Горчаков
От стен Кремля до Пятницких ворот
Со мной он рядом бился,
Да вскрикнул вдруг: «Хоругвь»! И с словом тем вперёд
Умчался из виду, как конь ретивый.
Шеин
Ах! Я боюсь…
Горчаков
Чего? Конец тому счастливый,
Кого сподобит Бог не королевским пасть;
Хоть будет жаль, но я слезу отру рукою,
Другой перекрестясь, скажу: «Господь с тобою,
Ты жил без срама».
Шеин
Так. А вот моя напасть,
Что с сыном запоздал: Иван мой малолетен,
А выдать не успел Елену, дочь мою,
За сына твоего.
Алексеев
А я бездетен;
Но если кровь последнюю пролью
За землю Русскую, не даром:
То с жизнью я прощусь, благодаря Творца;
Однако, дьяку, мне, и вам, боярам,
Вестимей всех, что доброго конца
Смоленску и себе едва ли нам дождаться.
Горчаков
Так что ж? Иль передаться
Велишь нам королю?
Алексеев
Хотя б и смел велеть, то не велю;
Но ведаешь ты, князь, и ты, боярин:
Что патриарх, синклит и весь народ
Больших послов прислали к Сигизмунду;
И с Покрова святитель Филарет,
Послы, князья Голицын и Мезецкий,
А при святителе архимандрит
Евфимий и келарь блаженной Лавры
Аврамий Палицын от всей Руси
У короля на царство просят сына.
Горчаков
Об этом и об всём, что нужно знать,
Аврамий Палицын ещё до Пасхи
Нам тайно написал…
Алексеев
Когда ж послы,
Синклита именем, Смоленск и Кремль
Велят отдать?
Горчаков
Нет, не велят они,
И мы не отдадим.
Алексеев
От Сигизмунда
Ты грамоту читал?
Горчаков
Читал и знаю,
Что властно требовал от нас король
Подданство и Смоленск, наш русский город,
Брал в отчину себе, чего ж нам ждать ещё?
Алексеев
Но уверял король, что и послы согласны
На сдачу города.
Шеин
То был обман,
И королю не отвечали гласно,
Владыка, я, князь Пётр, ты сам,
Дворяне и жильцы, и все смоляне,
Что мы Москве в том целовали крест:
«Что б града не сдавать без царского указа,
И сдадим, покуда Владислав,
По православию Восточной Церкви
На царство венчанный, не повелит,
Тому ж не верим мы, что б Филарет
И русские князья нам приказали
Изменниками быть, и пусть король
Нам видеть даст святителевы очи
Или других послов».
Горчаков
А он в ответ
Прислал во время ночи
Свои полки ворваться к спящим нам;
Да мы их встретили и проводили с честью.
Алексеев
Хвала Творцу, но ах! Зато какою местью
Король святителю и русским всем послам
Воздаст.
Горчаков
Казнить послов — неслыханное дело.
Алексеев
Они уж в тюрьмах. Да, он для них в острог обитель Спасскую преобратил.
Шеин
Он клятве изменил: то я ручаюсь смело,
Что не допустит Царь небесных сил
На царство Русское изменниково племя;
Свершилась мера бед, уж близко время,
Когда иль Ляпунов, иль кто другой
Спасёт отечество…
Горчаков
Князь Дмитрий, шурин мой,
Его спасёт.
Шеин
Но князь Пожарский всех моложе,
Он только стольник.
Горчаков
Так: он в почестях не стар,
Но отстоял Зарайск храбрей больших бояр.
Алексеев
А нас он не спасёт; и глад, и мор…
Горчаков
Так что же?
Сегодня ль, завтра умереть
Иль от того, иль от другого
Не всё ль равно? Лишь только бы чужого
Владычества не довелось терпеть.
И то уж мне не любо,
Как на святой Руси хоть много есть князей,
Бояр и доблестных мужей,
И живы отрасли от царственного дуба,
А Сигизмундов сын
Москвою избран к нам на царство.
Всех зол причина — пришлых бар коварство.
Шеин
Мстиславский не пришлец, до он же не один
Склонил главу к избранью Владислава.
Горчаков
Без Земской думы?
Шеин
Да.
Горчаков
Так и Москва не права.
Шеин
Князь Пётр Иванович, ты не Москву вини,
А крайность сущую, и лучше вспомяни,
Что нам прислал отец Аврамий.
Горчаков
Ох! Читая
Его сказание, как гибнет Русь святая,
Мы кровно плакали.
Шеин
Со слов его взгляни
На Тулу, на Орёл, на Нижний, на Калугу,
Увидишь горы там могил
Междоусобием погибших русских сил,
Какую там терпел народ и скорбь, и тугу,
Как там крамольники темнили небеса
Пожарным дымом сёл; и ужасом в леса
Гоня людей, зверей выманивали в поле
На смрад крещённых тел.
Чей там боярский дом от срама уцелел?
И враны гнёзд в чьих теремах не вили?
И волки жадные в каких церквах не выли —
Но там ли только?.. Нет, вся русская страна
Чуть не досталась вдруг в добычу чужестранцам.
И Дона, и Днепра не станет смыть пятна
С имён бояр, служивших самозванцам.
Нам Шуйский Скопин был отрадой, но у нас
Господь отнял его; Василий свержен с трона;
Тогда Мстиславского не подкупленный глас
Нарёк царя, не с тем, что б чуждая корона
Вдавила в прах Владимиров венец:
Был избран Владислав, а не его отец,
Смоленска ж не бирать ему: пока не ляжем
Мы все костями здесь, и сыном я не будь
Бориса Шеина, коль свету не докажем,
Что прежде Сигизмунд отыщет к небу путь,
Чем нас принудит к сдаче.
У нас нет хлеба?.. Так. Болезни губят? Да.
Но мы не понесём стыда;
И чем сильней гнетут, тем вознесёмся паче.
Мария
(ведя за руку сына и поддерживая дочь)
Господь к нам милостив! Ты жив и кончен бой!
Шеин
Так, милостив Господь, мы одолели.
Мария
А мы молебствие с владыкой в храме пели.
Елена
И Бог услышал нас.
Горчаков
Так, вашею мольбой,
Против врагов крепчали наши силы.
Елена
(оглядывая всё вокруг)
И все спаслись?..
Шеин
(прерывая её)
Да, все.
(Обнимая детей).
О дети! Сколь вы милы!
Как в светлый праздник вас обнять теперь я рад,
А час тому назад
Я о своей семье и вспомянуть боялся.
Князь счастливей меня, с ним рядом сын сражался.
Иван
И я сражусь, дай только подрасти.
Мария
(сыну, показывая на Шеина)
Дай прежде, Бог, ему Отечество спасти!
Шеин
(дочери)
Как ты бледна!
Елена
Едва я отдыхаю
От страха за тебя и всех.
Мария
(мужу)
Она с весны,
Как свечка, тает.
Шеин
Да!
Мария
Три дня без хлеба.
Шеин
Знаю:
Так Бог велел, — мы все терпеть должны.
(Елене, ведя её к камням).
Послушай, сядь хоть здесь, и страх ночной забудешь!
Елена
Ах! Я спокойна.
(Садится).
Шеин
Нет, но скоро будешь.
(Пушкарю, смотрящему со стены).
Не видно ль там кого?
Пушкарь
Почти уж под стеной
Бегут, и впереди с хоругвью…
Горчаков
(взбегает на стену)
Это мой!
Шеин
Твой сын!
Горчаков
Вот он летит, как птица!
Елена
Так милостив Господь!
Горчаков
Ты жив.
(Сбегая со стены).
К отцу скорей.
(Вбегает в ворота).
Елена
(вставая)
Где ж он?
Иван
Я погляжу, сестрица.
(Бежит к воротам).
Мария
(Елене)
Сиди.
Елена
Мне легче.
Шеин
(взглянув на дочь, берёт Полтева за руку)
Ах! Князь в этот час счастлив,
А мне любовь жены, златая сына младость
И дочери краса, как камни на груди:
Что радует других, то для меня не в радость,
Пред нами светят впереди
Не годы, а часы: и завтра вряд ли наше.
Труды отцовские не будут детям впрок.
Она цвела, зари румяной краше,
И вянет в юности, как скошенный цветок.
Иван
(подбегая к сестре)
Идёт.
Андрей
Прими, боярин-воевода,
Стрелецкую хоругвь, её господь помог
Нам вырвать у врагов, которых мы прогнали.
Шеин
Но как её спасти тебя сподобил Бог?
Андрей
Как Пятницкий конец ещё мы очищали,
Завидел я, что латник с ней бежит,
И до ворот ему осталось недалёко.
Вдруг стало горько мне, что видит око
Наш стяг в руках врага, а взять его нельзя,
Но латник, по крови скользя,
Упал, душа моя взыграла, я пустился
К добыче, как голодный волк,
Но перед латником столпился
Его отгнавший полк,
И я успел в погоню
Ему меж плеч,
Пробив и плащ, и броню,
Почти швырком, вонзить мой меч.
Толкнул, летит стремглав; но сдержан был спинами
Толпы, стеснённой в воротах:
Я древко в замерших руках,
Дрожащее над беглецами,
Хватаю, и едва исторгнуть мог,
Гляжу, вокруг меня сверкают сабли!
И как меня от них избавил Бог?
Не знаю: иль враги от ужаса ослабли,
Иль выше человечьих сил
Господь мне крепость дал; но я их всех отбил.
И где стеснилась вся толпа бегущих, встречу
Бросаюсь напролом:
Из тесноты, насквозь пробив своим мечом,
Я на просторе вдруг попал в другую сечу!
Бегут за мной отбить победы Божий дар,
И сабли свист уж слышу над собою;
Как запорожец пал мне в ноги головою,
И это был Потёмкина удар,
Друцкой приспел: друзья покончили всё дело,
Меня спасли, и знамя уцелело.
Елена
(слушавшая с большим вниманием рассказ, вскрикивает)
Ах!
(Падает на шею к матери).
Андрей
(взглянув на Елену)
Б-е!..
Шеин
Пойдём в соборный храм,
И в нём вторичное хоругви освященье
С неё омоет рук нечистых оскверненье.
Когда же сил Господь поможет нам
Смоленск наш отстоять, тогда на это знамя
Да имя честное защитника его
Навек возляжет пусть в святом соборном храме.
Нет так ли, братья?
Все
Так.
Андрей
Меня ли одного
Хотите вы почтить такой наградой славной,
Когда они со мной достойны чести равной?
Потёмкин
Никто из нас с тобой
Награды равной не достоин.
Я спрашиваю всех: какой
Наш русский воин,
А паче смолянин,
Не бросится на смерть за русскую свободу
И даст своих рубить? Скажите?
Воины
Ни один.
Алексеев
(переговорив со старостами и дворянами)
Боярина и воеводу
Все миром просим мы исполнить приговор.
Шеин
С благословения смоленского владыки
Его исполним мы, пойдём теперь в собор,
Да Бога брани там ещё восславят лики:
Тебе нести, что выручил твой сын.
(Отдаёт хоругвь Горчакову).
Горчаков
(взяв её)
Прекрасно, сын, пойдём…
Андрей
(отцу)
Позволь…
Шеин
(Горчакову)
Иди один…
(Берёт за руку Ивана и отходит).
Мария
Андрей Петрович, князь, ты не идёшь
Во храм?
Андрей
Благоволи, что б я остался с вами.
Мария
Ты с нами радости немного обретёшь.
Елена
(приходя в себя)
Иди, утешься похвалами,
Ты стоишь их.
Андрей
Пусть за меня отца
Они утешат, мне ж ничто не в утешенье,
Пока враги у стен.
Мария
Дождёмся ль мы конца
Осады, от Москвы придёт ли вспоможенье?
Ах, в двадцать месяцев чего
Не натерпелись мы: зимою страшный холод,
Весною водопад, а летом смертный голод
Томили нас.
Елена
А более всего
Боязнь… Не за себя… И вздумать так ужасно,
Что двадцать месяцев страшились мы всечасно.
Мария
И нынче, как в ночи
Услышали набат: вся в жилах кровь застыла,
И пушка каждая как будто в сердце била,
И каждый выстрел нам казался…
Елена
Ах, молчи!
Нет, говори! Все живы! Слава Богу!
А как боялась я, и было что со мной,
Когда ударили тревогу,
Припомнить не могу…
Мария
Не вспоминай.
Елена
(вспоминая)
Постой…
Так вечером… Вчера… Всё в мыслях прояснилось!
И как забыть я этот сон могла?
Мария
Как сон?..
Елена
Вчера, я только спать легла:
Как мне уж снилось…
Нет, точно ль это сон?.. Я месяц, как теперь,
Глазами видела, он мне светил в окошко.
Мария
Да ночь была, как тьма.
Елена
(не слушая, продолжает)
Вдруг растворилась дверь…
Я вздрогнула… Смотрю… Перегодив немножко,
Вот вносят стол, он скатертью накрыт:
И хлеб! Да, тёплый хлеб на нём лежит…
Но как же очутились
Здесь батюшка и князь,
Дай вспомнить…
(С досадой).
Всё не то.
Мария
Во сне какая связь.
И мне в болезни снились
Такие ль чудеса?
Елена
Не вспомню, нет,
А как теперь гляжу, они сидели оба…
И батюшка весь в белое одет,
А князь в парче… Да будто как особо
От всех… На нём… Ну вот, забыла я опять;
Но помню, что его просила хлеб подать:
Он подал, я беру обеими руками,
Ломаю, в рот несу, касаюсь так устами…
Он вдруг исчез… И кровь… Пугаюсь я, кричу,
Грудь надрывается, а голоса не слышу:
Здесь, будто вихрь срывает с дома крышу,
Свет ослепил меня, дух замер… Я лечу,
Так, чувствую, что поднимаюсь,
От страха задыхаюсь
И всё несусь так высоко:
Там стало мне легко,
Ах! Так легко!.. Легко! Открылись очи,
Взглянула вверх… И что ж… На небе нет
Ни дня, ни ночи…
Везде какой-то яркий свет…
Как будто вкруг меня всё солнцем обхватило,
Я вижу батюшку, тебя, его…
Всё сделалось так весело, так мило,
Так радостно, и что чудней всего,
Мой дух спокоен был, а сердце так любило.
Но чу! Набат! Гром! Молния! Гроза!
Сраженье! Кровь!.. Всё заклубилось,
Всё, всё… И я…
(Падает на руки прислужниц).
Андрей
Её закрылись вдруг глаза.
(Берёт за руку).
Как лёд! Ах! Солнце закатилось…
Мария
Утешься, не страшись… Она жива.
Андрей
Жива!
Мария
Да, это с ней и прежде уж бывало,
Пройдёт, но что б её ничто не испугало!
(Отводит).
От горьких дум она изнемогла сперва,
И изнурённые всечасным страхом силы
Не укрепляет злак притоптанной земли.
Нет даже овощей, крапивой заросли
Смоленские сады, изрытые могилы,
А дочь моя без ужаса к устам
Поднесть того не может,
Чем наш закон мерзеть повелевает нам.
Андрей
О Боже!
Мария
Жизнь продлить ей только хлеб поможет.
Уж много раз её беспамятство и бред
Меня пугал, но я привыкла, и терпенья
Пример бери с меня.
Андрей
Из всех на свете бед
Я только одного её мученья
Сносить с терпеньем не могу.
И в трепете виню несправедливость неба.
Краса земли кончается без хлеба,
И пресыщаются злодеи! Так бегу
И ночи ждать не стану.
Мария
Постой, куда, не к вражьему ли стану,
Избави, Боже!
Андрей
Нет, обо мне спокойна будь:
Но что она?
Мария
(подошедшая к Елене)
Её свободней дышит грудь,
И вот в себя приходит.
Андрей
Она к тебе, о Боже, очи взводит!
Спаси её!
Елена
(придя в себя и увидев мать)
Ах! Матушка!
Андрей
Что ждать,
Бегу иль умереть или ей жизнь отдать.
(Идёт, но услышав, что Елена его назвала, останавливается).
Елена
Где ж князь?
Мария
Он здесь ещё, но ждут его в соборе,
Что б честь воздать ему, он возвратится вскоре,
Надеюсь я, в наш дом с родителем своим.
Андрей
Так, вскоре возвращусь.
Мария
Ты дружбу нам докажешь
Повиновением твоим.
(Елене).
А мы пойдём домой их встретить.
Елена
(вставая и опираясь на прислужниц)
Как прикажешь.
(Андрею).
Прости, мы будем ждать.
Мария
Иди ж, мой друг.
Елена
Иду.
(Отходит с прислужницами).
Андрей
Ах, к моему стыду,
Она…
Мария
(подходя скоро к Андрею)
За Господа прошу: напрасно
Опасностям себя не подвергай… Прости!
(Уходит).
Андрей
Что в мире мне опасно,
Когда могу её спасти!..
Потёмкин
(сходя с холма)
Князь Андрей!
Андрей
Кто там?
Потёмкин
Твой брат крестовый
Потёмкин.
Андрей
Ты?!..
(Хочет идти).
Потёмкин
Постой, и что за взгляд суровый,
Что сделалось?
Андрей
(с недоброй улыбкой)
Что сделалось?..
(Будто про себя).
Она
Уж третий день без пищи,
Так, дочь боярская: и в той земле, где нищий
От голода не умирал, должна
Голодной смертью…
(Вслух).
Нет, неправда, быть не может,
Не верю я, и ты не верь…
Когда я жив? Покуда хищный зверь
Отрубленной руки моей не сгложет,
Что б умерла она без хлеба!..
Потёмкин
Кто?
Андрей
Моя невеста, да, моя невеста! Слышишь,
Как чистых уст её коснуться может то,
Чем пёс мерзит? Когда ты Божьим духом дышишь,
Скажи, возможно ли до ночи медлить мне?..
Нет, решено, я днём один и на челне
То сделаю, что шестеро решились
На лодке сделать в ночь.
Потёмкин
На удальство лететь мы вместе согласились,
Не измени ж друзьям: до вечера отсрочь.
Андрей
А поручишься ль ты, что смерть и ей отсрочит?
Она сейчас при мне от слабости едва
Не умерла.
Потёмкин
С тобой напрасны все слова.
Ты хочешь? Так и быть, пусть кровь твоя омочит
Невестин хлеб, ступай; да не один, с тобой
Твой друг Потёмкин, князь Друцкой,
Панютин, Дмитриев и Панин, вместе
По-братски грянем вшестером,
Иль жизнь дадим твоей невесте,
Иль сами все умрём.
Андрей
Возможно ли? Друзья?
Потёмкин
Чего друзьям не можно!
Иди на Днепр, приготовляй, что должно,
Мы явимся тотчас.
Андрей
Но если, верный друг,
Вы за меня?..
Потёмкин
Мне слушать недосуг.
Боярином я послан был к воротам,
Куда, как мы с горы увидели, налёт
Из стана прискакал и через ров
К нам грамоту с клинком кинжальным бросил,
И вот она… А! Все идут сюда.
Андрей
Мне нечего здесь ждать…
Потёмкин
И только я
Отдам её, что в ней написано, узнаем,
То горю твоему с друзьями помогу.
Беги ж скорей на Днепр.
Андрей
Бегу,
Не запоздайте же, друзья!
(Уходит).
Потёмкин
Не запоздаем.
Явление 7.
Потёмкин, Горчаков, Шеин, Иван, Алексеев, старосты и прочие.Потёмкин
(подавая письмо Шеину)
Вот, бросил что налёт.
Шеин
Подай.
(Развёртывает свиток и, прочтя немного, отдаёт Алексееву).
Все слушайте с вниманьем… Дьяк, читай.
Алексеев
(читает)
«Смоленский главный воевода,
За смерть под Соколом убитого отца
Оставь вражду к Литве, с московского венца
Сведи завистный взгляд и не губи народа»!
Горчаков
Кто губит, Шеин! Ложь…
Все
Да, ложь!
Шеин
Но до конца
Дослушать надобно, читай!
(Даёт знак Алексееву, что бы тот продолжал).
Алексеев
«Пусть мог ты прежде
На сокрамольников надеяться своих,
Но избран царь Москвой, и нет уж больше их.
Так на кого ж ещё остался ты в надежде»?
Горчаков
На правду.
Шеин
Так.
(Алексееву).
Читай.
Алексеев
«Швед в Новгород вступил,
Уж Ляпунов убит, Заруцкий вас же грабит;
Что б выручить Смоленск, конечно, не ослабит
Князь Трубецкой своих ничтожных сил.
Давно Задонский край кровавым пепелищем
Ногайцы сделали, с Десны и до Оки
Мы ваших войск напрасно ищем;
Буяны низовцы отсюда далеки;
А у Смоленска мы: кто ж нынче вас избавит
От явной гибели? Но мудрый Сигизмунд
К вам милосердствует: он веру вам оставит,
Даст выгоды, права, простит тебе твой бунт
И взыщет милостью, когда ключи градские
Ты поднесёшь отцу московского царя;
Не то наутро же осветит вас заря
Иль мёртвых, иль в цепях; прими благие
Советы от меня, я церкви вашей сын,
Пред Сигизмундом ваш заступник я один
И вас, как брат, молю его предаться воле.
Марк Угрин»…
Горчаков
Трус нас хочет запугать.
Шеин
Все слышали, все знаете, и боле
Мне нечего сказать,
Мы целовали крест Смоленска не сдавать;
Когда ж от города ключи на шее
Велите к королю бесчестно мне отнесть —
Я повинуюсь вам: решите ж, что милее
Для вас: иль жизнь, иль честь?
Все
Честь!
Шеин
Кончено: ответа я другого
От вас не ждал.
Алексеев
Меня не смерти страх
Принудил говорить.
Шеин
(взяв его за руку)
Я знаю, но ни слова
С сего часа о смерти и бедах…
Со смертью свыклись все, и наше дело
Предать Творцу наш дух и вранам наше тело.
Панин
Пока наш в теле дух, пока к нам смерть добра,
Друзья, искореним врагов как можно больше.
Полтев
Уж тысячи их тел плывут поверх Днепра.
Потёмкин
Уже давно их вдовы плачут в Польше.
Лесли
Во мне течёт шотландцев кровь,
Но в неё ключом кипит любовь
К Святой Руси, и брег днепровский
За то, что он меня вскормил,
Не раз я кровью сей поил.
Энгельгарт
Я меченосцев сын, но меч отцовский
Зв новое мой отечество давно
По рукоятку весь иззубрен.
Алексеев
Всё равно,
Что предок твой родился иноземцем,
Не русский родом ты, так русский сердцем.
Горчаков
И знать я не хочу, кто были их отцы,
А Енгельгард и Лесля молодцы,
Так, стало, русские: царям законным вместе
Служили верно мы, так не изменим чести,
Умрём, и дело решено…
Шеин
Но не греховное отчаянье должно
Бесстрашие внушить в святом и славном деле.
Мы бились все за Родину доселе,
На час надежды не теряв,
И нынче в ночь, хотя с великой тратой,
Наш город отстояв,
Должны ли мы с душой, отчаяньем объятой,
Забыть, кто слабому на сильного помог?
Не грех ли нам не знать, что тот же Бог,
Который в казнь крамолы и разврата
На землю русскую врагов наслал,
От Лавры Троицкой все силы супостата
Внезапным ужасом прогнал,
А Долгорукому победу даровал.
Хоть Ляпунов убит и Скопина не стало,
Но Шереметьев жив, и храбрых воевод
Осталось на Руси немало.
Аврамий дал нам весть, что низовой народ
От слов его, как лебедь, встрепенулся,
И, как орёл, собрав под крылие птенцов,
К восстанию готов.
Хотя наш запад пал, но наш восток очнулся,
И самозванца след исчез,
Что бы Смоленск спасти от вражеских желез,
Приспеют, может быть, нам помощию близкой
Защитники Москвы, Романов, Воротынский
С Булгаковым, Валуевым, Нагим,
Черкасским, Пушкиным, Мироном Шаховским…
И можем мы ещё
Стоять и совладать с злодеем,
Когда пробитый вход загородить успеем
До утра; но что б нам трудиться не вотще,
Мы руки все к нему приложим.
Пошлём работать и детей, и жён:
Все в поте лиц, врагов надежду уничтожим
И, может быть, Смоленск на день один спасём.
И сколько раз бывало, что не годы,
А час один спасал от гибели народы.
Итак, на тяжкий труд, к пролому все идём.
(Алексееву).
А к Марку пленного ты отошли с ответом,
Что города ни до зари, ни с светом,
Ни завтра, никогда мы сами не сдадим,
Что мы Господний крест недаром целовали,
Что нашу честь за гробом сохраним,
И что изменники в Смоленске не живали.
(Уходит с народом).
Потёмкин
(останавливая товарищей)
Эй, Панин! Друцкий! Дмитриев! Сюда.
Вы с смертью свыклись ли?
Все
Давно.
Потёмкин
Так стало
Навстречу к ней лететь, сейчас или когда
Вам нужды мало?
Друцкий
Мне всё равно.
Каждый
И мне.
Потёмкин
Уж лодка на Днепре
Совсем готова.
Там схватим Горчакова
И в вражий стан, хотя б к обеденной поре,
Поспеем.
Друцкий
Но туда сбирались мы к полночи.
Потёмкин
Да ночью или днём
Справляться с тысячами у нас не станет мочи.
Мы на удачу шли, авось не пропадём,
И весело спасти товарищу невесту.
Все
Как?
Друцкий
От чего?
Потёмкин
От смерти, да не к месту
Расспросы здесь: идёте вы иль нет?
Все
Так неужели нет?
Потёмкин
Да, я ручался не напрасно!
Хоть ночью было бы оно не так опасно,
Да наше удальство увидит белый свет.
Конец 1-ого действия.
Из ранней редакции.
Действие 2.
(После явления 7-ого первого в окончательном варианте).
Театр представляет собой то же, что и в первом действии.
Явление 1.
Старосты, жильцы, пушкари, стрельцы, женщины и народ.Старосты и жильцы
(сходя с пригорка)
Здесь вечу быть. Что мы услышим?
Какую весть несёт посол?
Женщины
(выходя с правой стороны)
От голода едва мы дышим.
Нет сил терпеть ужасных зол.
Старосты
К чему печаль и ваши слёзы?
Во всём да будет Б-жья власть.
Стрельцы и пушкари
(входя в ворота)
Честнее нам в сраженье пасть,
Чем слышать от врагов угрозы.
Староста
(один)
Унынье пред врагом — нам стыд,
Печаль пред ним в сердцах скрывайте.
Господь — помощник наш и шит,
На Б-га брани уповайте.
Хор
Унынье пред врагом — нам стыд,
Печаль в сердцах своих скрываем, —
Господь помощник нам и щит,
На Б-га брани уповаем.
Женщина
Где ж посланный?
Пушкарь
(став на своём месте)
Пошли за ним.
Женщина
Ах, что услышим мы?
Староста
Известно, то же,
Что слышали: угрозы…
Женщина
Так зачем
И слушать их? Мы правде не изменим,
И смерть — так смерть: двух раз не умирать,
А одного никак не миновать.
Староста
Как, хочешь умереть и ты?
Женщина
И я.
От всех не прочь, да не голодной смертью
И с покаянием, и если нас
Господь покинул здесь: так там пристроит,
Где королю вовеки не бывать.
Староста
Мы там к нему не попадём в неволю.
И православию, и Родине служа,
В работе вражеской страдать не станем.
Женщина
Не станем: если ж так, то и посла
Напрасно принимать.
Староста
Но, может статься,
Что сам король, увидев наш отпор
И в двадцать месяцев истратив силы,
На мир идёт… Да, кто-то прислан к нам…
2-ой пушкарь
Посланника вдали я с башни видел.
Он самый тот, кого сегодня мы
С Татищевым прогнали от пролома.
Каков-то на словах, а в деле плох.
Староста
Марк Угрин.
Пушкарь
Да, он капитан
Пехоты сборной.
Староста
Тс! Боярин-воевода,
Дворяне, дьяк и все идут сюда.
Шеин
Что скажет Сигизмунд?
Горчаков
Отбитый приступ
Его на ум навёл.
Алексеев
Легко быть может,
Что нам король указ боярский
Сдать город…
Горчаков
Нет.
Алексеев
Но должно знать.
Горчаков
Ты то же
Опять заговорил?
Алексеев
Я говорю одно:
Что отбиваться нам без силы мудрено,
Что истребят нас всех и мор, и глад.
Горчаков
Так что же?!
Шеин
Нет, множество других причин
Москву принудило к избранью Владислава
От самозванцев и крамол
Дробилась царская держава.
Так к прекращенью общих зол
Соседи призваны, и с гетманом Жолкевским
Дружили мы.
Горчаков
Пусть так, да кто ж, коль не они,
Москву разграбили?
Шеин
Веленьем королевским.
Но то, что к нам писал Аврамий, вспомяни
И мысленно взгляни
На города российские и сёла:
Там нынче плач, где смех звучал весёлый,
Везде царят и горе, и беда!
Но мы не понесём стыда,
Который нестерпим нам должен быть, тем паче,
Что Мономах, Мстислав и весь их храбрый род
Стояли за Смоленск, смоляне ж в свой черёд
Их славу берегли.
Пушкарь
(со стены)
Посол у врат.
Шеин
(подавая знак отворить ворота)
Нам встретить
Так должно хитрого, что б скорбного лица
Он здесь не мог заметить;
Вот он, сокройте ж грусть в сердцах.
Марк
(с которого Друцкий снимает повязку, смиренно поклонившись воеводе и народу)
Я к вам один вхожу без опасенья,
Вы люди честные, закон ваш свят,
И я, хвала Творцу, вам одноверец,
Дивлюсь я мужеству, с каким стоите
Вы двадцать месяцев за Б-жий дом
Против всех сил, растущих ежедневно,
И трепещу за вас.
Горчаков
Не трепещи.
Марк
Но нынче же Дорогостанский
Раскинул стан на берегу Днепра,
С ним воинов послушных двадцать тысяч,
Неймарк привёл немецкие полки.
Шеин
Пусть так, но ты скажи, зачем король
Прислал тебя к смолянам?
Марк
Нет, к тебе:
Король твой ум глубокий уважает
И видит граждан всех в тебе одном.
Шеин
Нет, я один ничто; но вместе с ними
Я всё: они со мной одна душа,
И ваш король нас разлучить не в силах.
Так говори им всем или иди!
Марк
И всем скажу, когда ты хочешь,
Что ты один их даром губишь всех,
И ненависть твоя за то к полякам,
Что твой отец Баторием убит,
Что смертью их добиться хочешь славы,
А, может быть, венца и от того
Царю, избранному боярской думой,
Не покоряешься и мутишь их
Против монарха, с ним же Владислава,
Которые всегда желали вам добра.
Горчаков
Добра!
Шеин
Не прерывай, а ты окончи,
Что начал.
Марк
(смущённый хладнокровием Шеина)
Да, в намереньях твоих
Я, может быть, от жалости к их бедствам
И ошибиться мог: однако в том
Присягу дам по вере православной,
Что если б короля ты лучше знал,
То б двадцать месяцев вы б не страдали,
А я за вас, как церкви нашей сын,
Не мучился б всечасною тоскою
И короля с слезами б не молил
Послать меня несчастных образумить
Иль от усердья здесь погибнуть.
Горчаков
Нет,
Ты, верно, знал, что здесь послов не губят,
А без того б не смел…
Шеин
Оставь его,
Пусть продолжает речь, когда не кончил.
Марк
(взглянув на Шеина и потупив вдруг взоры)
Я всё сказал.
Шеин
(народу)
Вы верите ли?
Все
Нет.
Шеин
Так не для вас, а для улики
Коварной клеветы, я дам ему ответ.
(Марку).
Я никого не ненавижу;
Но в бой иду на всех отечества врагов;
В поляках же я братьев своих вижу,
Великой матери сынов,
От нас победами над чудью отделённых.
И если б всех славян увидеть мог
В одно семейство съединённых,
Тогда бы, как Мстислав, воскликнул: «С нами Б-г!
И кто на нас»! Нет, я не думаю о мести.
Отец мой в брани пал
И смертью той венец страдальческий стяжал;
Но знаю лучше всех того, кто чести
Лишить меня
Твоим пронырством хочет,
И в своевластии и мщении виня,
Те чувства, по себе судя, порочит,
Которые известны их сердцам,
Но не понятны пришлецам,
Торгующим, как ты, своею кровью.
И сам твой Сигизмунд не к подданным любовью,
Но властолюбием, как ад, воспламенён.
Родясь в чужой земле, от племени чужого
Из родины своей тщеславьем увлечён,
Любви к отечеству он чувство столь святого
Не может знать. Вот он, как ты сказал, один
И одного себя на свете любит.
За то своих людей и наших губит,
Что должен сесть не он, хотя его же сын,
Народа русского по воле,
На Мономаховом престоле
За тем, что бы соседственных славян
Принудить к счастью с ним единородных стран
И в страх ему ж опасного Густава.
Марк
Он с радостью даёт вам Владислава;
Но, сына юного любя,
Пустить его в Москву не хочет без себя.
Вы сами знаете, как много недовольных
Ещё осталось в ней избранием благим.
Смириться могут ли они царём младым?
Но, обуздав крамольных,
Предупредив уже готовый бунт,
Муж опытный, великий Сигизмунд
Корыстолюбием себя не обесславит.
Царю его Москву и ваш Смоленск оставит,
Который должен взять, как верности залог
К избранному от вас.
Горчаков
Нет, это всё — предлог,
Что бы ворваться к нам, но мы, покуда живы,
Не впустим.
Все
Так.
Марк
Ах! Будьте терпеливы
И выслушайте.
Все
Нет.
Шеин
Но он на те слова,
Какими королю мы прежде отвечали,
Решенье может дать.
(Марку).
Ты знаешь, мы желали,
Что б освящённая глава
Посольства русского или, по крайней мере,
Кто из послов лицо своё нам видеть дал
И утвердил нас в вере
К тому, что Сигизмунд нам в грамоте писал.
Марк
Клянусь, что ничего не знаю я об этом.
Горчаков
А знаем мы,
Что, может быть, твоим советом
Послы московские рассажены в тюрьмы
И в них содержатся, как тати.
Марк
Как ваши спутники бессовестны и злы!..
Не верьте им: московские послы
И Шуйский, бывший царь, от всей несметной рати
С почтеньем приняты: зачем? И от чего?
Их в тюрьмы заключать, когда они покорны?
И люди думные как могут быть упорны
За ваш один Смоленск против того,
Кому Москву и царство все вручают?
Горчаков
Нет, не ему.
Марк
А сыну.
Шеин
Это так.
Марк
И где ж отца с его рожденьем разлучают!..
Но сам король не думает никак
Смоленска вашего себе присвоить
И будет рад,
Войдя в него, вас клятвой успокоить.
Горчаков
А раз ворвавшийся не выйдет уж назад.
Алексеев
Известно нам, что в силу договора,
Который гетманом подписан, ваш король,
Дав сына, должен снять осаду, а дотоле
Смоленску всё стоять, как прежде.
Шеин
Как же скоро
Не будет ваших войск на нашему рубеже,
Смоленск с покорностью врата царю откроет.
Он не бывал ни раза в мятеже
Против властей своих.
Марк
Никто о том не спорит.
Шеин
Так в чём же дело? Говори
Без околичностей.
Марк
До утренней зари
Его величество даёт вам срока
Одуматься и город ваш спасти.
Горчаков
Спасём его иль нет, но только без упрёка,
Что верили тебе.
Марк
Ах! Верьте или нет,
Но я клянусь, что мне ужасны ваши бедства,
Как смертный час!
С слезами на глазах я спрашиваю вас:
Держаться дольше вам какие средства?
Где хлеба взять, и сколько вас легло?
Горчаков
Гораздо менее, чем вас, мы положили.
Марк
Трехкратно менее, но это зло
Мы тотчас новыми полками заместим,
А кто поможет вам? Предвестия уж были,
Кругом страну побило и пожгло,
На откуп отдано разбойникам лихим.
И если нынче вы поверите надежде,
То завтра всех вас нет, и мне порукой в том
В Копытских воротах уж сделанный пролом.
Горчаков
Что ж не вошёл в него?
Марк
(с скрытым бешенством)
Войду, но вас, как прежде,
Не пощажу.
Горчаков
(с насмешкой)
Ты нас щадил?
Марк
Щадил, и несомненно,
Когда бы вас, как братьев, не любил,
Ворвался бы в Смоленск, но если непременно
Хотите умереть и ваших погубить
Слепою храбростью?.. Пусть, так тому и быть:
Умрите без пощады,
Когда же вы ещё храните к Б-гу страх,
Покайтесь здесь во всех грехах
И в том, что вы самоубийством рады
Закрыть себе к души спасенью путь.
Шеин
О наших душах ты спокоен будь;
А думай о своей… Иди…
Марк
С каким ответом?
Шеин
Что города ни до зари, ни с светом,
Ни завтра, никогда мы сами не сдадим,
Что души тем спасём, в чём крест мы целовали,
И что изменники в Смоленске не живали.
(Народу).
Не так ли?
Все
Так.
Шеин
Иди ж с ответом сим.
Марк
(которому завязывают глаза)
Спасенье ваше в вашей воле.
Явление 4.
Те же, кроме Марка.Шеин
Теперь всё знаете. Конечно, мы все в Б-жьей власти
И над собой никто не волен.
Все
Да.
Шеин
Но если в ком сей жизни страсти
Одолевают страх стыда,
Пускай тот, взяв своё и даже наше,
Идёт из города, да к чистой смертной чаше
Клятвопреступные уста
Не прикасаются.
(Воинам).
Градские ворота
Для всех сейчас же отворите,
С повинной к королю, нерусские, идите:
Изменникам не строгий он судья
И, верно, вас простит.
Староста
Я остаюсь.
Каждый
И я.
Горчаков
(с радостью)
Остались все.
Алексеев
Так, все.
Шеин
Ответа я другого
От вас не ждал.
Хор
(идя за Шеиным)
К пролому все сейчас идём.
Не будет нам иной заботы,
Как тяжким наших рук трудом
Спастись от вражеской работы.
Действие II.
Театр представляет неприятельский лагерь на берегу Днепра, за рекою видны разорённые постройки, в том числе и несколько русских изб без кровель, у берега с левой стороны несколько вкось раскинут генеральский шатёр, подле него впереди несколько палаток, на правой стороне — одна небольшая, перед шатром знамя, пирамида из барабанов и стол, накрытый скатертью, впереди на правой стороне купа деревьев берёзовых или еловых, по театру раскидано несколько камней.
Явление 1.
Дорогостанский, Новодворский, Неймарк и несколько военачальников видны в вполовину открытом шатре за столом, музыканты возле палатки со своими инструментами. Итальянец сидит с гитарой в руках, перед ними запорожец расхаживает, угощая всех. Еврей разносит за ним в оловянной кулгане (кулгана — большая бутыль с крышкой и узким горлом) горилку, мазур, держа на руке шлем и большой плащ, стоит впереди со стороны палатки и глядит на всё задумчиво. Молдаванин и несколько татар под купою деревьев играют на накрытом плащом барабане в кости. Француз, опершись на саблю, смотрит на их игру; немец, сидя на камне, курит табак, швейцар лежит на земле, облокотившись рукой на камень. Несколько татар, запорожцев и прочих воинов разных наций сидят, лежат и стоят в разных группах и положениях по всей сцене. Слуги откупоривают у стола бутылки, носят в шатёр кушанье из противолежащей палатки, выносят его на сцену, едят стоя и потчуют иных из воинов. Словом, театр представляет движущуюся картину лагерного праздника. Антракт оканчивается ритурнелем хора, который слышен ещё до поднятия занавеса.Хор
(петый одним воином, стоящим по правую сторону большой палатки, которую он не должен закрывать, и последние стихи повторяются всеми, находящимися на сцене, с поднятием кверху рюмок и стаканов; несколько мазуров приплясывает, при конце хора ударяя стаканом о стакан и о каблуки)
Война — для нас забава,
Отечество — весь мир,
Утеха наша — слава,
Кровавый бой — наш пир.
Под громом пушек пляшем,
Под свистом пуль поём,
Везде, где мы, там, в нашем,
За здравье наших пьём.
Дорогостанский
(в палатке, встав, кричит)
Будь здрав, король!
Новодворский и прочие
Будь здрав!
Неймарк
Виват!
Все на сцене
Виват!
Запорожец
Маршалок наш Дорогостанский
Вот угощает как.
Мазур
И гетман наш
Потоцкий угощал не хуже вас, но нынче
Наскучило ему всё. Да и нам.
Запорожец
Запей же скуку. Подавай, еврей,
Скорей подай.
Да за кого бы пить?
Еврей
А за того, кто лучше.
Мазур
Стало быть,
За Новодворского?
Запорожец
Изволь.
(Еврею).
Ну, лей.
Хоть, правда, я его в глаза не знаю.
Мазур
Так знай, что он мальтийский кавалер,
Удал, умён, учён, начальник славный,
Наш брат — мазур.
Запорожец
Пусть так, а пей сперва
За маршалка вербованного войска.
Твой кавалер — начальник только ваш.
Не так ли?
Мазур
Так.
Запорожец
А мой — всесветный.
Мазур
Всесветный?
Запорожец
Да, наш лагерь — целый свет:
Набрали мы его из всех народов,
Здесь удальцов найдёшь со всех земель —
И спрашивай, кого тебе угодно.
(Французу).
Эй, слушай, брат, кто ты?
Француз
Товарищ ваш,
Батайль.
Запорожец
Не то.
Француз
Так что ж?
Запорожец
Кто ты породой,
И как сюда попал?
Француз
Я — француз.
Отец хотел меня постричь в аббаты,
А я любил Като: у всякого свой вкус!
Он вздумал бить меня, а я ушёл в солдаты,
Что б бить других, и славно подерусь…
А за кого? За что? Зачем? Спроси меня: не знаю.
Служу, кто платит мне: однако ж знать желаю,
Неужто ваш не видит марешаль,
Кого зовут у вас по глупости маршалком (обыгрывается многозначность польского слова «marszalek», которое было настолько популярно, что даже проникло в русскую народную драму, где обозначало шута, слугу, лакея, в роде Петрушки, постоянно оказывавшегося в дурацком положении),
Что с армией своей он в положенье жалком?
Она — лоскутный ряд, а он… Да жаль,
Что говорить нельзя, здесь из безделки
Тотчас поднимут шум,
И мне ж беда за то, что глупость зла на ум.
(Увидев, что слуги подле палатки пьют вино).
Ба! Пьют вино, а я уж от горелки
Чуть не сгорел живой. Эй вы! Давай вина,
И виват Сигизмунд, маршалок и война!
(Подходя к буфету, поёт).
Война, война! Ты наше дело,
В тебе живым прекрасно жить;
Кого ж на смерть ядро задело,
Тому уж не о чем тужить.
Пред воином одна дорога:
Ступай вперёд, что можешь, бей,
Живи на час, не думай много,
Дерись смелей и больше пей.
Запорожец
Француз поёт, а этот немец
Весь день коптится табаком;
Вот там толкует чех о чём-то с калмыком,
А здесь татар морочит наш всеземец.
Мазур
Всеземец?
Запорожец
Точно, он по матушке цыган,
По батюшке еврей, по спискам — молдован,
А по душе сам чёрт.
Мазур
А этот кто?
Запорожец
Швейцарец.
Дерётся за других, а за своих грустит.
Мазур
Да кто же там с бандурою сидит?
Запорожец
Природный итальянец.
Он запевала наш.
Дорогостанский
(в палатке)
Венгерского!.. Будь здрав,
Мальтийский кавалер.
Все
Виват!
Мазур
(хватая стакан)
Виват!
(Встав, запорожцу).
Так, стало быть, француз и прав,
Что лагерь ваш назвал лоскутным рядом?
Запорожец
Да, в нём весь сброд.
Мазур
А ты кто сам таков?
Запорожец
Из запорожцев я, маршальских казаков,
Начальствую урядом:
Двум самозванцам я служил и к третьем хотел
Попасть в Тушинский стан, да не успел,
Урусов кончил с ним, и, признаюсь, хоть горько
Мне, православному, идти не за своих,
Да делать нечего: что выслужишь у них?
Постись лишь да дерись, и только.
А так, что бы войти хозяином в чей дом —
Нельзя; своя земля!.. Такой пойдёт Содом,
Что, Боже, упаси: так и пришлось пуститься
Служить у тех,
С кем на крещённый счёт подчас могу нажиться.
Хотя оно, бесспорно, грех,
Да понедельничать я дал уж обещанье
И для спасения души
Явить своё успею покаянье.
Мазур
Так вижу я, что здесь и все вы хороши.
Наш польский стан — не то, мы все Отчизне служим
И двадцать месяцев дерёмся, а не тужим.
Чех
(подойдя между тем к играющим в кости, хватая за руку молдаванина)
Нет, денег не хватай!
Молдаванин
Они мои.
Чех
Ты обманул татар.
Молдаванин
Смотри, вот кости.
Чех
Другие спрятаны: обман!
Татарин
Обман.
Давай назад, что выиграл.
Молдаванин
Пустое.
Не дам.
Татарин
Давай!
Молдаванин
(хватая саблю)
Возьми!
Француз
(подходя)
Что там?
Запорожец
В чём дело?
Татарин
Он вор.
Молдаванин
Как смеешь ты…
Француз
За честь вступись!
Молдаванин
(татарину)
Ты сам обманщик.
Татарин
Кто, татарин?
(Выхватывает саблю).
Француз
Браво!
Но он один.
(Запорожцу).
Наш долг ему помочь.
Запорожец
Уймись, мордва! Аль худо будет.
Татарин
Ему.
Молдаванин
Нет, вам.
Татарин
Руби!
Молдаванин
Разбой!
Француз
Рубись!
Я за тебя.
Дорогостанский
(в палатке)
Эй, вы! Что там такое?
Уймитесь.
Запорожец
(про себя)
Сам уймись.
Татарин
Моё отдай…
Молдаванин
Попробуй взять.
Татарин
Возьмём.
Новодворский
(выбегает из палатки)
Молчать, молчать.
Молдаванин
Они…
Татарин
Нет, он…
Новодворский
Как смели вы забыться,
Когда начальник здесь?
Француз
Они…
Новодворский
Тотчас
Все в ножны сабли… Что ж, или хотите,
Что б первый?..
(Выхватывает свою саблю).
Француз
Но…
Новодворский
Все в ножны сабли!
Так!
Мазур
(запорожцу)
Вот он каков!
Запорожец
Удал!
Новодворский
На перекличку
Трубят… Ступай.
Все
Идём.
Француз
Но я привычку,
Как стадо, нас считать надеюсь извести.
Запорожец
А всё покуда
Иди, куда велят.
Новодворский
(Мазуру)
Ах, много худа
Нам может сделать этот сброд,
Они, бесчинствуя, позорят наш народ.
Мазур
Да, видеть больно,
Что в этих людях нет стыда
Новодворский
А там, где войско своевольно,
И храбрость ни к чему.
Неймарк
(в палатке)
Эй, кавалер! Сюда,
Здоровье маршала и войска прибылого!
Новодворский
И мне же пить за них!
Неймарк
Вот чаша уж готова,
Все ждут.
Новодворский
Что делать?
(Идя к палатке).
Виноват!
(Взяв чашу).
Здоровье маршалка и наших войск!
Все
Виват!
Дорогостанский
Благодарю! За всех гостей, виват!
Мазур
(смотря в левую сторону)
Кто это?
Марк Угрин, здесь он бодро ходит,
А там, срамец, от взрыва наутёк.
Марк
Как веселятся здесь, да что-то ночью
Заговорят? А приступ должен быть
Ужасен.
(Вздрагивает).
Да.
(Мазуру).
Не здесь ли Новодворский?
Мазур
Он там.
Марк
Проси, что б вышел он сюда.
Я прислан королём и должен тайно
С ним говорить.
Так мне поможет,
Уверен я, мальтийский рыцарь наш
Смолян сгубить и город взять обманом.
Не то беда, и Шеина ответ,
Как врана крик, мне гибель предвещает,
Я в честолюбие его вопьюсь,
И он от приступа нас всех избавит.
Новодворский
(выходит из палатки)
Что королю угодно?
Марк
(с большим почтением)
Повелел
Его величество у кавалера
Спросить совета.
Новодворский
(с улыбкой)
В чём?
Марк
В преважном деле,
Которого успех в его руках,
И без него нельзя решиться.
Новодворский
Можно.
Давно уж всё решится без меня,
И если б нас с Потоцким и Жолкевским
Хоть мало слушали, то бы давно
Кровь польская престала течь реками
И был бы Владислав в Москве царём;
Но властолюбие народы губит
И кровью их губителей тучнит.
Пересказать слова мои ты властен:
Давно уже привык я думать вслух;
Но витязей крестовых дух
Измене не причастен,
И, клятвы раб,
Я королю служу и делом, и словами;
Хоть знаю, что язык мой слаб
Над заглушёнными потачкою ушами,
Но повторять сто тысяч раз готов:
Что заточение послов,
Презрение всех прав народных
Для короля и нас — непоправимый срам,
И с радостью иду в темницу сам,
Что б только видеть их свободных.
Марк
О них советовать и прислан я.
Новодворский
Они свободны ль?
Марк
Нет, но скоро будут,
И Палицын, тот инок просвещённый,
Которого великий гетман чтил,
Свободен.
Новодворский
Очень рад.
Марк
До короля
Дошло его премудрое сужденье,
Чем можно взять без приступа Смоленск,
И в нём оно родило мысль…
Новодворский
Какую?
Марк
Что б город сдать, святитель Филарет
С Голицыным и слышать не хотят,
Сын первого царей московских сродник,
Другой же сам хотел попасть в цари,
И гетман их сюда затем послал,
Что б удалить от думы.
Новодворский
Это знаю.
Что ж далее?
Марк
Но третий из послов,
Окольничий смиренный, князь Мезецкий,
Пред королём молчание хранил,
Когда они кичливо возражали
Упрёками в неправде.
Новодворский
Их к тому
Король принудил сам изменой клятве,
Которую в Москве Жолкевский дал,
И должен был то сделать.
Марк
Я не спорю,
Что гетман прав.
Новодворский
(с видом торжества)
Так кто же виноват?
Марк
И короля, и королевства польза:
Как будет Владислав в Москве царём,
Хотя и избранным, но в род наследным,
Тогда или он сам, иль сын его
Наполнятся невольно русским духом:
А я, в Москве, Димитрию служа
И пользуясь моим единоверством,
Там русский дух и их страну узнал:
Она вулкан, в котором шумно спорят
Стихии бурные; но, съединив
Все силы, вдруг взорвёт кору земную,
Извергнет вверх сокрытый в нём огонь
И морем пламенным затопит вскоре
Все страны, что лежат окрест.
И для того Смоленск поставить гнётом
У жерла самого король решил.
Новодворский
Он в этом прав, быть может.
Марк
Потому
И с Палицина слов король велел
В намёт к себе Мезецкого привесть
И говорил ему красноречиво
О сыне, о Москве, о всех делах,
О выгодах и пользах обоюдных.
Он слушал и молчал; когда ж король
Изобразил Смоленска гибель
И мор, и голод: здесь у князя на глазах
От сострадания сверкнули слёзы —
И Сигизмунд, совет переменив в угрозы,
Смоленску объявив конечную беду,
Вскричал: «Иди, спасай его»! «Иду», —
Сказал Мезецкий так, что должно было верить.
Новодворский
Так вы надеетесь Смоленск Мезецким взять?
Марк
Надежды никогда ненадобно терять,
И должно выгоду с невыгодой измерить.
Пусть не успеет он, беды не вижу в том:
Когда же городом без битвы завладеем,
То сколько тем людей от гибели спасём;
А с возвращением посла ещё успеем,
Не допустив пролом исправить вновь
И времени не тратя даром,
Взять город нынче ж в ночь, решительным ударом.
Пускай уже тогда течёт реками кровь,
Но прежде истощим все средства,
Всё сделаем, что в мысль прийти могло,
И всё употребим к предупрежденью бедства,
Что б нам оно на совесть не легло.
Новодворский
На совесть нам! Но я к чему здесь нужен?
Марк
В Смоленске знают всё, что ты с Жолкевским дружен,
Что королю совет ты вместе с ним давал,
Что б уговор с Москвой он свято сохранял,
Известно так же то московским всем боярам:
Что, Богу дав обет душевной чистоты,
Крест белый на груди недаром носишь ты.
Новодворский
Так, я ношу его не даром,
Душа моя, как этот крест, бела,
Не куплен он, а взят за предков и дела
Против неверных.
Марк
Так, но сделать можно больше,
И ныне же, Смоленск упрочив Польше,
Поддержишь Родины и крестоносцев честь.
И кавалерова согласья ожидает
Его величество, что бы в Смоленск отвесть
Мезецкого.
Новодворский
Где долг повелевает,
Так там не спрашивай согласья моего.
Марк
И мне король сказал: «Сыщи его,
Скажи, что б вёл посла и поступал, как знает».
Его уму вверяюсь я во всём, —
Мы только им Смоленск без приступа возьмём.
Новодворский
Но что ж я обещать могу?
Марк
Что ж больше
Возможно предложить того, о чём
Король в Смоленск писал, ты знаешь?
Новодворский
Знаю.
А где ж посол?
Марк
В сторожевом шатре
Мезецкий ждёт тебя, к вечерней же заре
Вся рать должна на приступ быть готова.
Новодворский
Итак, от моего зависеть будет слова
Смолян и жизнь, и смерть. Пойдём.
Марк
Но объявить
О приступе должно.
Новодворский
(обращаясь к шатру)
Дорогостанский!
Неймарк! Вы все готовьтесь в ночь
На приступ.
Дорогостанский
(из шатра)
Я готов и пью за наших!
Неймарк
(выходя из шатра)
Как, в эту ночь?
Новодворский
Да, так король велел.
Неймарк
Сегодня мы пришли, так нужен отдых,
Ускорить надо всё, где лестниц взять?
Новодворский
В моих полках.
Дорогостанский
Так нынче ж ночью
За ночь московскую могу отмстить.
И как мой брат, служа царице русской,
Марине Мнишек, там в Кремле убит,
Так всё, что встретится со мной в Смоленске,
Убито будет, да, детей не пощажу,
И — кровь за кровь.
Новодворский
Стыдись, Дорогостанский,
И вспомни, что причиною убийств?
Кто ввёл Димитрия, или, вернее,
Отрепьева.
Дорогостанский
Не мне то разбирать,
Мой брат убит в Москве: я мщу за брата,
А прежде кто и в чём был виноват,
Пусть судит Бог.
Новодворский
Враждою неужели,
В которой, может быть, и правых нет,
Мы будем ввек губить своих единокровных,
Что б чуждым племенам добычей быть?
Нет, я надеюсь, что придёт то время,
Когда, как братьев нас любовь соединит.
Дорогостанский
Как братьев?
Новодворский
Да, все наши роды
Уж перемешаны давно между собой.
Потомки Ягелая,
Куракины и многие в Москве;
А происшедшие от Рюрика в Литве,
Враждою новою пылая,
На древнее своё отечество восстав,
Не признают святых самой природы прав.
И множество бояр, магнатов,
Простолюдинов и князей,
Не помня родственных связей,
Проклятием тягча своих собратов,
Позорят предков прах
И их же кровью их гробницы обливают;
А оттого, что все самих себя не знают.
Дорогостанский
Ты говоришь красно,
И, не хотя, тебе я верю.
Но у меня в уме и на душе одно:
Отмстить и дать своим Смоленск разграбить.
Новодворский
Зверю
Прилично разъяриться так,
А ты — христианин, ты воин и поляк.
Не можешь, нет; но мне идти уж время.
Дорогостанский
Куда?
Новодворский
К Мезецкому.
Дорогостанский
Так уж послы
Свободны.
Марк
Да.
Дорогостанский
Я рад за Сигизмунда.
Но где ж посол?
Марк
В сторожевом шатре.
Дорогостанский
(запорожцу)
Беги, проси его.
Для чести нашей
Мы выпьем с ним венгерского покал (бокал (пол.)).
Неймарк
(стоявший в размышлении)
Но высока ль стена?
Дорогостанский
Хоть будь до неба,
А влезем на неё: я поведу
Моих вербованных; когда ж запнутся,
То пистолетом их пугну вперёд.
И покажу пример… Да вот Мезецкий.
Дорогостанский
Пожаловать прошу, я очень рад,
Что угостить могу в моей палатке
Московского посла… А княжий чин?
Мезецкий
Окольничий?
Дорогостанский
Он равен ли с маршалком?
Мезецкий
Не знаю.
Марк
Всё равно, он князь, посол.
Дорогостанский
Так угостить его могу, как должно.
Войдём.
(Новодворскому).
Что ж он стоит?
Новодворский
Он не на пир,
А в город собрался.
(Мезецкому).
Я, князь, по воле
Его величества иду с тобой,
И мы Смоленск, надеюсь, успокоим.
Мезецкий
Как Бог велит.
Марк
Покой иль нынче в ночь
Его не будет.
Мезецкий
Всё в Господней воле.
Марк
Но гибель можешь ты предупредить,
Представив городу его опасность,
И, убедив, смирением спасёшь.
Мезецкий
Спасётся он, когда Творцу угодно.
А нам пора.
Дорогостанский
Но князю подадут
Венгерского.
Мезецкий
Не пью.
Дорогостанский
Так чем за здравье
Изволишь пить?
Мезецкий
Ничем.
Марк
(Дорогостанскому)
Он молчалив,
Пан маршалок.
Дорогостанский
Я вижу сам: невежа
Не пьёт!
Запорожец
Ни во уста, ни из-за уст.
Новодворский
Коль хочет князь идти, в его то воле.
Марк
Я приготовить вам велел коней.
Дорогостанский
(с улыбкой)
Но, может, князь верхом на них не ездит?
Мезецкий
Езжу.
Новодворский
Пойдём.
Дорогостанский
Постой.
Новодворский
Никак нельзя.
Дорогостанский
(Марку)
А ты?
Марк
Я к королю спешу: в своей палатке
Он ждёт меня.
Дорогостанский
(с насмешкой)
Так я не смею
Удерживать. Иди.
Дорогостанский
Он к королю
Спешит, и кто ж? Прошлец?.. Но дообедать
Мы можем без него, не правда ль?
Неймарк
Да.
Однако мне теперь никак не можно.
Дорогостанский
А почему?
Неймарк
Но приступ ночью…
Дорогостанский
Что ж?
До ночи далеко, обед мы кончим скоро.
Пойдём, и пусть поёт наш соловей
О короле Стефане.
Еврей
(подбегая от берега)
Пан вельможный!
Позволь сказать.
Дорогостанский
Ну, что?
Еврей
Ладья плывёт.
Неймарк
Откуда? С кем? Какая?
Еврей
Небольшая.
Из города.
Неймарк
Да где ж она?
Еврей
Вон там.
У берега.
Неймарк
(идя к берегу)
Да где же, я не вижу.
Еврей
Ага! Она сховалась (спряталась (укр., пол.)) за кустом.
Неймарк
За чем?
Еврей
Кустом. Да, может быть, за тем…
Неймарк
Так, стало,
Она не велика, а сколько в ней
Ты видел человек?
Еврей
Я только видел,
Что в ней один у паруса сидел,
А где один, там может быть и больше.
И лодка вся закрыта полотном,
Как будто в ней товар.
Дорогостанский
Так это дело
Не наше, а твоё.
Запорожец
(про себя)
И наше!
Неймарк
Всё равно;
Но должно взять свою предосторожность,
Отправить взвод… Ба! Все ушли,
И часовых расставить не успели.
Сберём скорей сюда.
Запорожец
Да я один
Всё тотчас осмотрю.
Дорогостанский
Пусть он осмотрит,
А мы, меж тем, окончим наш обед.
Кто днём осмелится напасть?
Неймарк
Всё правда;
Однако же…
Дорогостанский
(запорожцу)
Ступай!
А мы пойдём за стол.
(Берёт Неймарка за руку, итальянцу).
Ты пой Батория, а вы играйте.
(Вводит Неймарка и прочих).
Итальянец
(поёт с аккомпанементом гитары и военной музыки)
Король Стефан Баторий славный,
Породой князь и славянин,
Ни в ком нет храбрости с ним равной,
Он стоит тысячи один.
Голос еврея
Ай!
Голос запорожца
Кто здесь?
Голос Андрея Горчакова
Смерть.
Дорогостанский
(пьёт)
За короля Стефана!
Итальянец
Король Стефан всего в полгода
Три войска в прах втоптал конём.
Борис, московский воевода,
Разбит и пал под Соколом.
Андрей
(во время ритурнеля)
Они пируют здесь… А там…
Потёмкин
(закрывая ему рот)
Молчи,
Дай подбежать.
Дорогостанский
За упокой Бориса!
Итальянец
Король Стефан не знал печали,
Гулял и пил, а не был пьян.
Как зайцы, русские бежали,
Как пёс, их гнал король Стефан.
Андрей
Нет сил!
Дорогостанский
За гибель всех москалей.
Андрей
(вбегая в палатку)
Пей
За гибель ты свою!
(Ударяет его мечом по голове и бросает на землю).
Потёмкин
(бросаясь на часового, кричит)
Сюда, все наши!
Друцкий, Дмитриев, Панютин, Панин
(вбегая в палатку)
Сюда, сюда!
(Нападают на Неймарка, который выпрыгивает из палатки).
Неймарк
(упав неподалёку от палатки, поднявшись)
Я говорил…
Мазур
Тревогу бей!
Андрей
(выбегая из палатки с плетёной корзиной)
Вот хлеб!
Потёмкин
А вот ещё и знамя!..
Андрей
Все на лодку.
Дорогостанский
(в палатке)
Эх! Рана — вздор.
(Пока завязывают рану).
Но где они?
Неймарк
(подходя к нему с трудом и прихрамывая)
Их нет.
Дорогостанский
Как это сделалось?
Неймарк
Я говорил.
Дорогостанский
(придерживая повязку на голове, выбегает с саблей)
Не говорить теперь, а биться надо.
Неймарк
Да с кем, против кого?
Дорогостанский
О, смертная досада!
Как? В ставке у меня! Нет, вечно не прощу.
(Воинам, которые вбегают).
Эй! Вы скорей по берегу бегите!
Умрите сами все, иль их схватите!
Обиду эту я в Смоленске отомщу.
Неймарк
(подходя к берегу)
Рассыпьтесь же, правей сквозь лес ступайте.
К несчастью, здесь река сгибается дугой.
Ах! Лодка уж летит стрелой.
Дорогостанский
Что ж медлят? Ну, стреляйте!
(Стреляют из ружей).
А! Начали! Тому с червонцами покал,
Кто этого убьёт.
Неймарк
(глядя)
Они стреляют цельно!
Дорогостанский
(глядя с берега)
Ах, славно! Он убит, иль, раненный смертельно,
Упал на дно.
Занавес опускается, но стрельба всё ещё слышна.
Конец 2-ого действия.
Действие III.
Театр представляет собой внутренность города. Подле стены, которая перегораживает его поперёк, начиная с левой стороны от четырёхугольной башни с остроконечной крышей, до правой стороны, где виден пролом, идущий за кулису, в передней кулисе небольшой полуразбитый ядрами дом, поставленный почти прямо против зрителей, в нём видна сквозь растворённые двери и выбитое окно простая скамья, по сцене к стене расставлены растворы для извести, ямы для глины, несколько складок кирпича, кучи песка, носилки, тележки и прочие необходимые вещи для каменного строения, ушаты и вёдра с водой. Кулисы предоставляют развалины зданий, уцелевшие дома деревянные и некоторые группы деревьев.
Явление 1.
Татищев управляет работами, Левин, Полтев и прочие подвигают в правые кулисы каменья, носят кирпич, старосты мешают известь, убирают глину, носят песок, боярыни, прислужницы и посадские женщины и девушки носят воду и исполняют лёгкие работы, каменщики кирпичами закладывают пролом уже вверху стены, стрелец стоит на часах у башни. Во время первых двух явлений должно быть беспрерывное движение в театре, всеобщая деятельность показывает поспешность и усердие всех жителей Смоленска. До поднятия занавеса слышна почти половина хора, которому должно петь на правой стороне подле стены, где предполагается большая часть пролома.Хор
Лего́к за Родину наш труд.
Той мыслью сердце веселится,
Что ногу здесь враги запнут,
И рог кичливых сокрушится.
Мария
Ты, милый друг, работать здесь не в силах
И слабою рукой что сделаешь?
Елена
Позволь
Мне общий труд делить и быть полезной
Хоть чем-нибудь отеческой земле,
Что б я её не тяготила даром.
Мария
Но ты едва могла сюда сойти.
Елена
Здесь женщины и старцы, даже дети
Трудя́тся.
(Увидев Ивана).
Ах! Гляди: вот наш Иван!
Мария
(Ивану)
И ты, мой сын, в трудах…
Иван
(взваливая лом на плечо)
Что мне под силу,
И я работаю, спросили лом,
Я отыскал, несу и, слава Б-гу,
Гожусь на что-нибудь: пока прости, —
Там ждут.
(Уходит в правую сторону к стене).
Елена
Вот это свезть нетрудно,
Позволь.
Мария
Коль в силах ты везти — вези.
Елена
Увидишь, как свезу, (берётся за тележку)
она не очень
Мне тяжела.
(Едва может провезти на некоторое расстояние).
Нет сил.
Мария
(поддерживая дочь)
О, ты устала,
Идя с горы, так прежде отдохни.
Присядем здесь.
(Сажает её на брёвна, которые с правой стороны дома).
Елена
Да, отдохну немного.
Мне нужно… Я… С дыханьем не сберусь.
Мария
Мы скоро шли, и огорченье,
В котором ты почти весь день была,
Тебя, мой милый друг, поизнурило.
Елена
Ах! Я сама не знаю, от чего,
Как бешенство вдруг на меня находит.
Мария
Мне это объяснил наш мудрый врач.
Елена
А как?
Мария
От голода, он говорит, бывает,
Что человек выходит из себя,
Впадает вдруг как будто в огневицу,
Теряет сон: и бред, и исступленье
Находят на него.
Елена
Так и со мной
От голода почти случилось то же.
Мария
Но это всё пройдёт
Елена
Пройдёт… Когда?
Мария
Скорей, чем думаешь… Лишь только будь спокойна.
Что бы тебя ничем не раздражить,
Я нехотя сюда идти с тобою
Принуждена была, как на меня
Ты рассердилась вдруг.
Елена
Ах! Виновата,
Прости меня, не гневайся…
Мария
За что?
Твоя болезнь одна всему причина.
Елена
Но легче мне теперь, грудное молоко,
Что мне моя кормилица сыскала,
Меня спокоило, а где она
Взяла его?..
Мария
(смущённо)
Она, как говорила,
От поселян, живущих за Днепром,
Не знаю, как достала.
Елена
Это странно.
Мария
Быть может, ей Господь помог
На дело доброе…
Елена
Ах! Всем Он помогает,
И поутру Он спас… Но от чего же
Она сегодня к нам не принесла
Дитяти своего?
Мария
Да он заснул.
Елена
И вечным сном…
Мария
С чего взяла?
Елена
Ах! Смерть немилосердно косит:
Всех, всех, как листья ветр разносит,
И утром кто спасён, пред вечером того
Не пощадит.
Мария
(про себя)
Опять!
(Ей).
Старайся от крушенья
Одолевать себя.
Елена
Ах! Это ничего,
Пройдёт… Я вспомнила… Но нет сомненья:
Он не пришёл за тем, работает что там.
Мария
Когда отец твой сам,
Весь город, отроки и старцы на работе,
То мог ли он прийти, и я дивлюсь
Твоей о нём весь день бессмысленной заботе.
Елена
Бессмысленной? Так, признаюсь,
Бессмысленной; но я сама не понимаю,
И отчего, и как…
Мне кажется… Мне слышится… Я знаю,
Да, знаю… Точно так…
Мне кто-то шепчет в уши:
Нет здесь его… А я наслышана, что души
Убитых весть дают…
Мария
(про себя)
Ах, правда!
(Ей).
Я туда
Пойду, сыщу, и ты уверишься тогда.
Елена
(вставая, радостно)
Пойдём же…
Мария
Но в тебе совсем ослабла сила.
Елена
О, я идти на край земли могу.
(Идёт).
Мария
(с некоторым страхом)
Князь Пётр Иванович, куда?
Горчаков
Бегу
Искать…
(Взглянув на Елену, останавливается).
Елена
Кого? Молчишь?.. А! Что я говорила.
Не правда ль?.. Знала ль я?..
Мария
(про себя)
Ах! Знала я верней.
Елена
За имя Божье же ответствуй мне скорей:
Ты сына ищешь?
Горчаков
(в смущении)
Да…
Елена
И ты не знаешь,
Где он? Не знаешь?
Горчаков
Нет.
Елена
Так я скажу тебе:
Он там… Под саблями… Да что ж ты не спасаешь?..
Он сын твой…
Горчаков
Как, мой сын?
Мария
(тихо Горчакову)
Ах! Видишь, не в себе
Несчастная, она от глада в исступленье
Приходит.
Горчаков
Б-же мой!
Елена
Ты помнишь этот день,
Как было наше обрученье?
Горчаков
Да, помню.
Елена
Здесь стоял не он, а тень,
И между нас была глубокая могила.
Я это видела, я говорила…
Но матушка не верит ничему.
(Падает на руки женщин, которые, оставив работу, к ним подходят).
Горчаков
(Марии)
Как говорила!
Мария
(тихо, ему)
Нет… Ах! Всё её уму
Мечтается.
(Отводя его).
Иди, узнай о сыне.
Где он?
Горчаков
Я с ним расстался поутру,
Но думал, он у вас… По той причине
И не искал его… Как слышу, по Днепру
С друзьями он куда-то вдруг умчался.
Елена
(вслушиваясь)
Так по Днепру… Ах! Днепр ужасно взволновался,
Он кровью весь потёк.
Не веришь мне?.. Пойдём…
Горчаков
Утешься, ради Б-га:
Он жив, он здрав… Ты мучишься вотще,
Поверь отцу его… Пожди немного,
Я с ним…
Полтев
Боярин здесь?
Горчаков
Что сделалось еще?
Где сын мой?
Полтев
Я о нём не знаю.
Горчаков
Зачем же ты бежал?
Полтев
Я к воеводе,
Спешил сказать, что в город входят…
Горчаков
Кто?
Полтев
Мезецкий князь и кавалер мальтийский…
Где воевода?
Горчаков
Там, иди скорей
Иль нет, я сам скажу, а ты беги к воротам,
Введи сюда послов, не мешкая.
Полтев
(уходя)
Введу…
Горчаков
Где дело обо всём народе русском,
Так там молчи, отец.
(Уходит в правую сторону).
Елена
(глядя вслед Горчакову)
Куда же он?
Мария
Князь Даниил Иванович Мезецкий
На гибель нам уж верно б не пришёл.
Утешься, дочь моя, быть может, скоро
Осаду снимут.
Елена
(стараясь собрать мысли)
Как?! Осаду снимут?
Мария
Да.
Тогда, мой друг, минует наше горе,
И радостно то будем вспоминать,
Что нас теперь крушит…
Елена
Крушит! Ах! Очень!
Мария
Мы сядем здесь опять… Я расскажу,
Но слушай же…
Елена
Я слушаю.
Мария
Как миром
За претерпенье нас пожалует Господь,
Мы снова оживём, и обручённых
Сподобит Б-г в счастливый брак вступить.
И ты с своим преславным женихом…
Елена
Но где же он?
Мария
Сейчас придёт.
Елена
Придёт?
Мария
Сейчас.
Елена
Сейчас?
Мария
Так будь же веселее.
И на него не нагоняй тоски.
Елена
Он не придёт…
Мария
Ты мне не веришь.
Елена
Верю.
А если б знала ты, как я хочу
Поверить счастью… Да, вот здесь, внутри…
(Берёт руку и кладёт на сердце).
Мария
Но кажется, что сердце бьётся тише.
Елена
А слёзы всё туманят мне глаза.
Мария
Отчаяние — грех.
Елена
И наказанье,
Я это чувствую.
Мария
(глядя вдаль)
Вот твой отец
Сюда идёт. Ах! Он не может видеть
Тебя без горести, а твёрдый дух
Теперь ему с послами очень нужен.
Елена
Куда же деться мне?
Мария
Да в этот дом
Укрыться можно нам, мы двери не затворим,
Так будем слышать всё и видеть из него.
Елена
(входя в дом)
Изволь.
(Во время следующих сцен несколько раз видно, что она встаёт, подходит к двери, но, удерживаемая матерью, опять садится).
Горчаков
(продолжая разговор)
Когда посол, избави Б-г того,
Скривит душой: то неужель позволим
Себя, как стадо, мы продать?
Нет, королевским мне и сыну не бывать.
(Про себя).
Да где же он?
Шеин
Нельзя, что бы прельстился
Мезецкий чем-нибудь, но может быть легко,
Что сам король от града отступился.
Горчаков
Нет, вряд ли может быть, он слишком глубоко
В корысть душою окунулся,
Потратил денег тьму, и вряд ли не стакнулся
С московской думою: так здесь не жди добра.
Шеин
Когда же алчен он до злата и сребра
И хочет за Смоленск и за расходы платы,
То мы найдём, что дать.
Горчаков
О, деньги — сущий вздор!
Кто пожалеет их? Мы золотом богаты,
Пусть всё у нас возьмёт, последний двор
Продам и я, и все мои родные.
И будет кто стоять
За вещи покупные,
Да непродажного ему не отнимать.
Шеин
Так, дело, князь, но не вини заранее
И без суда посла не осуждай.
(Всем работающим).
Вы, верные царям и Господу смоляне,
Оставьте труд, никто не работа́й,
Сберитесь вкруг меня и честь всему синклиту
Воздайте здесь в лице московского посла.
Откроет нам он важные дела.
С ним, может быть, Господь нам шлёт свою защиту.
Шеин
Ещё, князь Даниил Иванович, привёл
Нас Б-г увидеться.
Народу в утешенье
Что ты принёс?
Мезецкий
Благословенье
Святых отцов.
Шеин
Ещё ж?
Мезецкий
(показывая на Новодворского)
Не я, а он посол
От Сигизмунда к вам.
Шеин
Посол для нас приятный,
Он честный человек.
Новодворский
Так должно верить мне.
Шеин
Мы слушаем.
Новодворский
Зависит всё в войне
От случая иль силы ратной.
Один противен вам, другой вы лишены,
Но мира целого почтения достойны,
Так даром умирать в упорстве не должны,
И, спасши град, в душе быть можете спокойны,
Что вас не укорит за вашу жизнь никто.
Шеин
Спокоен будь холоп, который сделал то,
Чем может защитить себя от наказанья;
Наёмник, смело жди за труд твой воздаянья,
Когда, щадя себя, исполнил уговор,
Бессовестный судья, перехитрив законы,
Да слабому не даст от сильных обороны.
Мой руки, как Пилат, тебе всё — не в укор.
Но гибнущей Отчизны
Благочестивый сын
Спокоен будет ли в тот час, как он один
Без казни, даже укоризны
В народной гибели охотой уцелел?
Кто положил его служению предел?
Он служит Родине не по условью,
Он сын, не раб её, он духом, самой кровью
С ней слит в одно: он за неё падёт;
Но вовсе не умрёт,
Покуда род его и имя будут живы.
Убитый яростью врагов,
Как хлебное зерно с удобренной им нивы,
Он даст сторицей плод: и кто из всех сынов
Святой Руси, стоя за Родину и веру,
Но воспылает весь
Последовать смолян великому примеру?
И кто из вас самих, удостоверив здесь
Отдачу городов, не возмутится духом,
Когда от ужаса не возвратится вспять?
Да, славный наш отпор, наполнив землю слухом,
Научит русских всех, как весело стоять
За царство, правду и свободу!
Так верь же мне: недаром мы умрём,
Мы смертью нашей всё отечество спасём,
И русскому народу
Из рода в род и в век веков
Наследство славное оставим
На гибель будущих врагов.
Новодворский
Ах! Правда!.. Но и мы Отчизны не бесславим,
По воле короля сражаемся, как львы.
Горчаков
Вам надо честь отдать, дерётесь храбро вы,
Но ваш король коварен
И слову честному…
Новодворский
Постой, боярин,
Как верный подданный, служа ему,
Я не дозволю никому
При мне его злословить.
Горчаков
И позволения на то я не прошу:
Молчать меня никто не в силах приневолить,
Злодея буду клясть, пока дышу;
А если ты хватить его обязан,
Мне жаль, что на себя берёшь напрасный труд.
Новодворский
Я доказал бы вам, как честь его блюдут,
Когда бы не был здесь с моим посольством связан,
Но мир иль брань у нас, а я за сей стеной
Увижусь вдруг с тобой,
И не пройдёт твоя кичливость даром.
Горчаков
Не мир, а брань у нас: так скоро отыщу
Тебя в сраженье яром
По белому кресту и чёрному плащу;
А ты меня узнаешь по ударам
В бою, где вашу кровь рекой заставлю течь,
Когда ж смиримся мы, не оскверню мой меч
Убийством за слова, не подерусь с тобою.
Новодворский
Как?
Алексеев
Суд обидчика пусть выдаст головою
Тому, кого обиженным найдёт.
Мы повинуемся закону,
Который всем уставил оборону
От всякого, кто нам бесчестье нанесёт.
Новодворский
В руках у вас мечи к защите вашей чести.
Алексеев
Нет, в руки нам мечи Отечеством даны
К защите Родины, а не для личной мести.
Новодворский. Но просвещённые страны вменяют в долг и честь обиды личной мщение.
Горчаков
Что делается там, и знать мы не хотим.
Новодворский
Так вы гордитесь все невежеством своим?
Шеин
Что не ученье — тьма, и то, что свет — ученье,
Мы знаем, но грешно нам, православным, брать
С братоубийц безбожные примеры
И в долг и в честь себе вменять
Дела, противные основам нашей веры.
Да не о том теперь… Скажи же нам, посол,
Что нового король Смоленску объявляет.
Новодворский
От мора, голода и всех ужасных зол
Он с милосердием Смоленск спасает.
Шеин
Мы это слышали, но чем?
Новодворский
Прощением всего и всем.
Горчаков
Пусть бережёт своё прощенье для виновных.
Шеин
Что ж дальше?
Новодворский
Веру вам он хочет сохранить.
Шеин
Её никто не властен вас лишить.
Новодворский
До ваших всех обычаев церковных
Он не касается.
Шеин
Потом?
Новодворский
Он снимет дань,
Которую на вас татары наложили,
А их изгнав, князья в повинность превратили.
Алексеев
Нет, в пользу общую.
Шеин
Что ж дальше?
Новодворский
Кончит брань,
Вам сына даст в цари и ваш Смоленск оставит.
Горчаков
Сегодня ж?
Новодворский
Нет.
Шеин
Когда ж?
Новодворский
Когда всё зло исправит.
Но властны вы просить для города всех прав.
Шеин
Быть русскими для нас всех в свете прав дороже.
Новодворский
Смоляне, русские ль, не всё ли то же?
И вам всех благ хотят король и Владислав.
Шеин
За блага ж все чего ж с нас требуют?
Новодворский
Присяги
Царю московскому и царскому отцу.
Горчаков
Не больше?
Новодворский
Нет. И брань привесть к концу
Я вам советую.
Шеин
Твои советы благи
Для короля, когда б внимал он им,
То был бы светом всем, врагами даже чтим;
Но русскому им следовать бесчестно, —
Что ты сказал, то нам давно известно,
И то ж писал сегодня ж нам прошлец;
Но видя в городе после всего синклита
И с ним тебя, мы ждать могли, что наконец
Дорога честная к спасенью нам открыта;
На то ж, с чем вы пришли, уж послан наш ответ.
Новодворский
(показывая на Мезецкого)
Но князь, как я, сказать вам может,
Что к утру Сигизмунд ваш город уничтожит
И силою принудит к сдаче.
Шеин и все
Нет.
Новодворский
(показывая на Мезецкого)
Он знает, можете ль вы льстить себя защитой,
Хоть сильны храбростью, но слабы вы числом;
Мы не дадим исправить сей пролом,
И в крепости, для наших войск открытой,
Чем защититься вам?
Шеин
Хоть вам попустит Б-г,
Всё ж неживые мы падём у ваших ног.
Новодворский
Так, я предвидел всё, и буду принуждённым,
Дивясь всем вам, мечу всех вас предать,
Сам резать и потом, над градом истреблённым,
Кровь вашу с рук моих слезами отмывать.
Ах! Сжальтесь надо мной, над вашими детьми:
Наёмники щадить не будут ничего,
Всем поругаются, а здесь не одного
Увидите, а с многими сразитесь вы людьми.
Шеин
Телесной силою Гектор и Ахилез
Хвалились в еллинах; но разны ныне
Утёсы в сердце гор, и грады в их твердыне
Одною искрою взрывает до небес.
Новодворский
(в ужасе)
Ужель на воздух вы решились вдруг взорваться!
Шеин
Узнаешь после…
Новодворский
(Мезецкому)
Так, от них всё может статься!
И я страшусь, а ты без ужаса глядишь,
Ты слышишь всё и всё не говоришь,
Зачем же ты пришёл?
Мезецкий
Что б видели смоляне
Печать багровую позорных тех оков,
Которыми король отяготил послов.
(Народу).
Ты, воевода, князь, вы все, дворяне,
Народ смоленский и стрельцы,
Глядите (показывает руку), вот кровавые рубцы,
Вот царского отца дары за выбор сына,
Вот наш позор за вас, за русский край.
Шеин и все
Злодей!
Новодворский
(закрывая лицо)
О, стыд!
Алексеев
(Мезецкому)
Облобызать нам дай
Наш срам.
Мезецкий
Вы плачете: но вящая кручина
На ярость пременит сей плач,
Узнайте, что всего священного палач
Благословлявшую десницу
Святителя и сродника царей
Не пощадил, губитель, и на ней
Запечатлел ваш срам.
Все
О Б-же!
Мезецкий
Мрак темницы
От старческих очей скрывает Б-жий свет,
В оковах Филарет,
Голицын, все послы…
Новодворский
На то ль принял посланье
От короля?
Все
Молчи!
Шеин
(народу)
Нет, вы хранить молчанье
Должны.
Мезецкий
Я прав во всём пред королём твоим:
Он мне велел идти, но послан я не им.
(Смольянам).
Святитель Филарет, честный отец Аврамий,
Келарий Троицкий и весь посольский клир,
Моими грешными устами,
Благословение и мир
Дают вам всем, и теплые молитвы
Возносят к Вышнему: да сохранит Господь,
Не столько в час правдивой битвы
От язв и смерти вашу плоть,
Как души ваши от сомненья
В предвечной благости небесного Отца,
И ваши верные сердца
От демонского искушенья.
Посольства нашего священная глава
Чрез Авраамия, которому с послами
Свиданья не претят, велел мне, — да пред вами
Я повторю его отцовские слова:
Смоленск! Любимый град, за верность Мономахам
Ты, целовавший крест отечеству всему;
Работай Господу со страхом
И радуйся со трепетом Ему.
Не зри на смерть, но бойся данной клятвы;
Непоколебимо стой за русский весь народ.
И в день господней жатвы
За глад земной вкусить небесный плод
Надейся несомненно.
Ты долго мучился, твой труд велик и мног;
Когда же, в крайний час, обрящет брани Бог
Твое пождание несовершенно,
Терпение не до конца,
Твой будет труд без мзды, мученье без венца.
И если омертвят твой дух врагов угрозы;
То в казнь тебе, святых московских слезы,
Владычный гнев и радость злых людей.
Кто знает, сколько жить ему осталось дней?
Не к смерти ль весь наш век всесчасная дорога?
Так будет нынче вы спасетеся стыдом,
То все умрете же потом
Без пользы для своих, не ради славы Бога!
Надежда на слова губителя, тщета:
Уже враги куют для ваших рук железа,
Кровопролитная готова вам трапеза
И чаша смертная до края налита.
Так, близок Божий час! И христианин каждый
Будь твердым духом бодр и чистым сердцем рад!
Престанешь скоро ты томиться жаждой
Живой воды, и твой душевный глад
Насытишь скоро ты неземнородным хлебом.
Мужайтесь, братия, и радуйтесь: уже
Стоите вы на вечном рубеже
Меж тленною землей и бесконечным небом…
Оно отверзто вам!..
Пятой ноги отриньте землю
И на крылах души неситесь к небесам.
Вот, что изрёк Аврамий Палицын.
(Мысли и некоторые выражения сей речи почерпнуты из сказаний самого Авраамия Палицына. Прим авт.).
Шеин
Я внемлю
Живого Б-га глас.
Новодворский
(с благоговением)
Что слышу я!
Шеин
Отцов
Святых благодарим.
Мезецкий
Но после мудрых слов
Духовных пастырей я, грешник и невежда,
Дерзну ли вам подать мой немощный совет?
Шеин и прочие
Подай.
Мезецкий
Когда в сердцах у вас цветет надежда
На Искупителев завет,
Когда любовью вы к нетлению горите
И верите, что смерть не есть души предел:
То в ночь грядущую от ваших дел
Надежду и любовь, и веру покажите.
Король покорства ждёт, узнавши ж ваш отказ,
Он ринется на град с остервененьем, —
Дремотой не смыкайте глаз.
Омойтесь от грехов духовным очищеньем,
И с тем, что Б-г положит вам в сердца,
От посрамления пречистый храм спасайте!
О целомудрии, не жизни помышляйте;
Но бодрствуйте на казнь злодеев до конца.
Благочестивая ж княгиня Евпраксия,
Низвергнувшись на смерть, что б брачного венца
Не помрачить неистовством Батыя,
Внушит все чувства сред смоленских жён и дев,
А в храме Боровском убийц число презрев,
Волконский будет вам примером жертвы вольной (князь М. К. Волконский (Хромой), потомок черниговского князя Михаила Всеволодовича, был назначен царём Василием воеводой в Боровск; город подвергался постоянным нападениям со стороны отрядов Лжедмитрия II и поляков, но успешно оборонялся. В 1610 г. отряды Яна Сапеги осадили Боровск, в результате измены одного из защитников им удалось ворваться в город. М. К. Волконский отступил в Пафнутьевский монастырь в 3-ёх верстах от Боровска, упорно защищал его и погиб в бою)
На гибель злых…
Новодворский
(про себя)
И я всё слышать принуждён.
Шеин
От буйства вражьего спасём мы дев и жён.
Престанем же себя трудить работой дольней:
Заложен до утра не может быть пролом,
Так вместо здесь камней поставим наши груди,
И воля Б-жья с нами будет
Оплотом и на нём.
Друзья! Оставив все земные попеченья,
Взнесём ко Господу сердца и помышленья;
К смоленскому владыке (Сергию) поспешим,
С благословения его и перед ним,
Коль уж хотите вы, на смерть мы обречёмся.
Горчаков
Хотим ли мы?
Все
Хотим.
Горчаков
А после в смертную одежду облечёмся
И, в гроб готовые, убийц искать пойдём,
Лишить злодеев их земной отрады,
Что бы не ждать и не давать пощады,
Хочу им заживо явиться мертвецом.
Шеин
Так облечёмся все одеждою могильно,
Очищенным на смерть приличен белый цвет.
(Новодворскому).
Не правда ль?
Новодворский
Да, но смертью же насильной
Зачем вам умирать?
Шеин
Умрём, что б ведал свет
О правде нашей.
Все
Да.
Шеин
Я вами так утешен,
Что радостью уже небесною дышу!..
Когда ж, как человек, я был пред вами грешен,
То каюсь и у вас прощения прошу.
Алексеев
(преклонившись)
Ты нас прости.
Мезецкий
Вас всех простит Предвечный,
И вашей кровию омытою стезёй
Идите к жизни бесконечной
Без страха.
Шеин
Страх убит тогда в сердцах мужей,
Как в жертву Родине они детей приносят.
Ах! Горько в час один весь род свой истребить.
Новодворский
(взяв с радостью Ивана за руку)
Я уж спасу его.
Иван
(вырываясь)
Спасать тебя не просим,
Мы все умрём.
(Бежит к отцу).
Шеин
Так, сын, рабами вам не быть;
Но ваши матери и сёстры встретить смерти
Без ужаса не могут.
Елена
(вырываясь из рук матери)
Могут!
Да!
Где смерть?.. Убийцы где?.. Пусть явятся сюда,
Я всех их встречу здесь, без ужаса… Так, верьте,
Я не умею лгать.
Шеин
Господь с тобой,
Приди в себя, Елена,
Ужель рассудка свет…
Елена
Ах! Этот свет не мой,
Я не его… Здесь всё добыча тлена,
Я видела, я знаю свет другой,
Здесь глад!.. И смерть! А я… Я жизни алчу.
Шеин
(прижимает её к сердцу)
Ах, дочь моя!
Елена
(отирая его слёзы)
Не плачь… Вот я не плачу,
Нам плакать не о чем… Благослови… Пусти…
Шеин
Вот это выше сил людских… О Б-же!
Отцовой слабости прости.
(Прижимает почти без чувств Елену к груди и потом отдаёт на руки служительниц).
Мария
Что исступлённая сказала, то же
И я вам говорю. Мне не ужасна смерть,
Как вы, я на неё без страха обрекаюсь —
Ужели захотим мы здесь позор терпеть
И срам наш пережить? Так я ручаюсь
За ваших жён и дочерей,
Что тысячи смертей
Без всякого сравнения и меры
Милее нам постыдного вдовства,
Позора нашей веры
И гадкого предательства родства.
Женщина
Мы смерти все, как радости, желаем.
Мезецкий
Да укрепит вас Б-г!
Шеин
(выходя из задумчивости)
Чего ж мы ожидаем?
И не хотели ль мы идти в владычный дом?
Мезецкий
(Новодворскому)
Что б видеться с владыкой и в соборе
Моленье принести, уж я о том
Просил тебя…
Новодворский
Иди.
Мезецкий
И возвращусь я вскоре.
Новодворский
Уверен в том… Иди…
Шеин
Но ты почто
Нейдёшь?
Новодворский
Куда? И здесь я видел то,
Чего из памяти не истреблю до гроба.
Я в сей же миг из города скачу.
Мезецкий
Но возвратиться мы должны с тобою оба.
Новодворский
Довольно одного.
Мезецкий
Но если…
Новодворский
Я хочу…
Прошу тебя остаться до полночи.
Мезецкий
Когда ж подумают…
Новодворский
Никто не смей
Подумать зло о лучшем из людей.
Прости… Мне не достанет мочи
Смотреть на вас и долг мой не забыть.
Простите, храбрые… Так вы славяне,
Вы братья нам.
(Мезецкому).
Ты можешь здесь пробыть
До полночи.
Мезецкий
Я возвращусь и раньше.
Новодворский
(Шеину, который хочет его проводить)
Останьтесь, с вами я,
К несчастью, повидаюсь очень скоро.
(Уходит).
Шеин
Когда Небесный Судия
Меж нас погасит огнь раздора?
(Горчакову).
И ты ещё кипишь к нему враждой?
Горчаков
Я рад любить его душой,
Да не могу… Мой сын убит его друзьями.
Шеин
Но верно ли?
Полтев
(входя)
К нам лодка с удальцами
Вернулась уж…
Горчаков
С какими?
Полтев
(показывая на входящего Потёмкина)
Вот один
Из них…
Потёмкин
(со знаменем)
Хоругвь врагов мы взяли.
Горчаков
(бросаясь к Полтеву)
Где мой сын?
Потёмкин
(повергая знамя к ногам Шеина)
В ногах твоих, боярин-воевода,
Лежит тот королевский стяг,
Который Сигизмунд, кичливый враг
И православия, и русского народа,
Хотел в Кремле сём водрузить
В главу соборную над нашими крестами.
Шеин
Чей это дар, тебе того благодарить
Горячими слезами.
Горчаков
Сын мой где?
К чему победа, коли он в беде?
Потёмкин
За мною.
Горчаков
За тобой?.. Так ранен…
(Убегает).
Шеин
Где были?
Потёмкин
Вторглись в стан злодеев.
Шеин
(взяв за руку его, ведёт вперёд)
Ты печален?
Ах! Князя ранили?
Потёмкин
Да, ранили.
Шеин
Опасно?
Потёмкин
Смертельно.
Шеин
(в тревоге)
Так скорей на помощь.
(Хочет идти).
Потёмкин
Всё напрасно:
Увидев язву, врач был крайне удивлён,
Что он ещё живёт.
Мария
(показывая Елене на входящего Андрея)
Кто это?
Елена
Б-же! Он!..
Андрей
(бледный с намокшими волосами, завёрнутый в плащ, входит, поддерживаемый отцом)
Как здесь темно…
Елена
(всё вглядываясь в него)
Так он…
Андрей
Ах! Где же?
Горчаков
(подводя его к Елене)
Здесь…
Андрей
(собравшись с силами, увидев Елену, подаёт ей корзину)
Вот хлеб, возьми.
Господь помог…
(Падает от слабости на колени, отец его поддерживает).
Елена
Ах! Кровь!
(Роняет хлеб, глядит с исступлением на Андрея).
Андрей
(сделав усилие, что б встать, падает на руки отца)
Я жил довольно.
Горчаков
Ещё бы до утра…
Андрей
Господь! Мой дух прими…
(Умирает, поддерживаемый отцом и Потёмкиным).
Горчаков
Он мёртв!
Елена
Мёртв…
(Не договорив, падает мёртвой к ногам матери, которая, бросившись к ней, хочет быть ей полезной).
Шеин
(глядя почти в окаменении на дочь, Марии)
Что?
Мария
Прешла!
(Бросается на тело дочери).
Шеин
(мрачно)
Расстался со страданьем!
Их души встретят нас, тела же их во храм
Снесём, надгробное венчание, и там
Простимся меж собой последним целованьем.
Конец 3-тьего действия.
Действие IV.
Декорация I действия.
Явление 1.
Глухая ночь, на горе с правой стороны виден только свет, как исходящий из окон здания, занавес поднимается по приближении актёров к авансцене, при поднятии занавеса слышен вдали, на правой стороне, приближающийся постепенно хор. С горы сходят Шеин, Горчаков, Полтев, Потёмкин и прочие товарищи Андреевы, несколько начальников, из которых двое несут светочи, сделанные из осмоленных верёвок, а двое — шлемы и бердыши воевод, все они в белых рубашках сверх панцирей и перепоясаны мечами. Мезецкий, Мария в белой срачице, повязке и покрывале так же белых, Иван то же в рубашке.Хор
(поющие приближаются во время разговора, входят на сцену после оного)
Свершив от жизни отреченье,
На Бога положась во всём,
Приняв на смерть благословенье,
К ночному бдению идём.
Господь, направим стопы наши,
Введи в твою святую сень.
Да! Приобщившись смертной чаши,
Мы смело встретим вечный день.
Шеин
(сходя с горы)
Окончен гробный брак!
На детской свадьбе мы отпировали!
Горчаков
Так.
Мария
Кто ждал, что бы могила
Была им в брачный одр?
Мезецкий
Не унывай.
Мария
Земля во мне уныла,
А дух небесный бодр.
Шеин
Ты слышишь гласы очищенных,
К ночному бдению они во храм идут,
И скоро, может быть, ища, не обретут
Между развалин их останков бренных.
Мезецкий
Усердных русских душ, Господь, полёт
Из храма тленного в чертог направь свой вечный,
Иль благость вышнюю, в щедротах бесконечный,
Спасением людей твоих прославь.
С каким душевным умиленьем
Владыка немощный их всех благословлял
И мне грехов моих церковным очищеньем
Спокойствие и мир душевный даровал.
Вы дали сей обет, мне вспомнилась здесь младость,
Душа моя так сделалась бодра,
Как пред сражением у Пскова… Но пора
Уж возвратиться мне.
Мария
На смерть.
Мезецкий
На радость,
Которую в груди к сопленникам несу.
О! Как Аврамия душа возвеселится!
Какую он придаст словам моим красу,
Когда его пером ваш подвиг возвестится,
Сколь он красноречив, сколь ум его силён!
Он, словом властвуя, усердьем воскрылён,
Как птица Ноева ковчега,
С отрадной ветвью, он летает по странам
Между Окой, Днепром и дальней Камы брегом:
Враги в Москве, он в ней, под Лаврою, он там,
Смоленск в бедах, он здесь. Всё исполняет духом
Любви к Отечествву… И бесконечным слухом
О нём, как и о вас наполнится земля.
Шеин
Ах! Слава Б-гу, в том не сомневаюсь я.
Восславят внуки нас, как сами будут славны,
И, с книги Бытия ученьем стёрши прах,
Познают радостно, что духом и в делах
Мы, русские, всегда бывали равны
Народом славимым с тех пор, как мир стоит.
Мезецкий
(глядя на небо)
Уж скоро полночь: вот с друзьями время
И в смертной горести незримо как летит,
Но на душе моей лежит обета бремя.
Я, христианский долг исполнив между вас,
Замешкал, и когда не возвращусь в свой час,
То, Б-же, сохрани бесчестия такого,
Я допущу врагов сказать, что слова
И люди думные не держат на Руси.
Боярин, если я греховным попущеньем
Чем согрубил тебе, то отпусти с прощеньем.
Шеин
(обнимая его)
Ты прав во всём. Святых отцов проси,
Да помянут в своих молитвах Михаила.
Их добродетель искони
И в распрях, и в делах, как в наши ж дни
Князей и весь народ от гибели хранила.
Мезецкий
(обнимая Горчакова)
Князь Пётр Иванович, прости.
(Марии).
А ты, боярыня, о дщери не грусти,
Она у Господа пока нас всех счастливей.
Мария
Прощай, Господь с тобой.
Он всех земных судей и, гневный, справедливей.
Шеин
(воину, держащему светоч)
Ты князя проводи чрез град, а за стеной
Ух, верно, ждут его губители…
Мезецкий
Я с Б-ом
Иду: коль не пришёл мой час, то буду цел.
(Уходит, сопровождаемый воином).
Шеин
Условиться уж нам осталось о немногом,
Что бы ошибками не портить наших дел
И не лишить хотя б сомнительной удачи,
И бодрости никак терять мы не должны:
В руке Господней брань, мужайтесь все, а паче
Да будут как закон святой сохранены
Условья наши все.
(Показывая на башню).
Вот колокол повестный,
Смоленску храброго Мстислава дар,
В который и руки немощной вмиг удар
Возносит звук до Поднебесной,
Когда на башне верх наш враг стрельбой отбил,
А хрупкий колокол упал и не расшибся:
То Б-г Мстиславов дар не с тем ли сохранил,
Что б им последний час Смоленска возвестился.
Когда его раздастся первый звон,
То, сказано кому, все вмиг к пролому.
Горчаков
Я первый там.
Шеин
А прочие, куда
Кто наряжён, явись тотчас на месте,
Когда же защищать пролом не станет сил:
То смена первая — к кремлёвским стенам,
А если и сюда ворвутся, то…
(Останавливается).
Горчаков
(договаривая)
Конец.
Мария
Да, нам конец, и мы на то готовы,
Хваля Творца, к отверстым небесам
Мы возлетим и телом, и душою.
Алексеев
Но порох кто под храмом запалит?
Мария
Ах! Эта честь принадлежит
Жене боярина и воеводы,
И я сойду без трепета под своды,
Где дочь моя схоронена,
Вид гроба нового мою умножит силу,
Зажгу… Смерть вспыхнет, и в могилу
Преобратится храм.
Алексеев
Нет, ты должна
Оставить мне моё, я не искусен
В военном деле, стар, но у меня
Рука тверда и дух не возмутится
Любовью к жизни, мне кого жалеть?
О чём, о ком я мыслить стану?
Не дал мне Б-г детей и взял жену.
Я дряхлый сирота, служил по правде
При четырёх царях и заслужил,
Что б волю дали мне всему народу
И князю доказать, что не боязнь
Принудила меня склонять их к миру;
Что я Отчество, как все люблю,
Что смерти на боюсь за край родимый
И умереть могу не хуже вас.
Решай же сам, боярин-воевода,
Кому принадлежит та честь,
Которую жена твоя кичится.
Мария
Из милости прошу в последний раз,
Утешь меня и поделись той славой,
Которую ты долго будешь жив
С супругой верною: она делила
С тобою двадцать лет печаль и грусть
И принесла тебе детей прекрасных.
Ты под венцом пред Б-гом клятву дал,
Что будешь с ней одна душа и тело.
И именем твоим она перед людьми
Хвалилась, неужели же не любо
Душе твоей, что наши имена
При вечной памяти прославят вместе?
Шеин
(Алексееву)
Иди в собор, ты можешь там
Услышать звук с сребром слиянной меди
И звон его второй, как бранный клик
Добывшего сей колокол Мстислава,
Да возбудит в тебе отважный дух
На дело, страшное и чадам брани.
Для имени Христа не позабудь,
Что звон второй тебе, а первый будет
Для них… И к пороху никак с огнём
Не подходи…
Алексеев
Исполню всё.
Шеин
Иди ж.
За службу верную принять награду.
Алексеев
Благодарю.
(Уходит).
Мария
А кто же должен здесь
Ударить в колокол?
Шеин
(Полтеву)
Кремля держатель,
Всё то, что я скажу, обязан ты
Хранить, как твоего зеницу ока.
Когда враги, чего, Господь, спаси,
Возьмут Смоленск и мне достанет жизни,
Взбежать в собор, что б дух Творцу предать
Над гробом дочери с своими вместе:
То в тот же миг ты в колокол ударь;
Но если и меня убьют в проломе,
И осквернители ворвутся к вам:
То одного мгновенья не теряя,
Дай знак, что бы спасали нашу честь.
Что б не бежать наверх, вот вервие от звона.
(Показывает верёвку от колокола).
Оно прилажено искусно так,
Что до него довольно прикоснуться,
Что б колокол ударил, но, верней,
Приставь здесь стражу.
Полтев
Я и сам успею
Исполнить твой приказ, а кто же Кремль
Отстаивать придёт? Нас мало здесь.
Шеин
Я знаю, но когда нужда в том будет,
Здесь явятся защитники тотчас
Чрез тайный ход. Вы отодвиньте камни,
И вылетят к тебе друзья из-под земли.
В Смоленске множество от давних лет
Прорыто под стеной ходов подземных,
Но что нам Б-г ни даст: или враги
Покончат нас, иль мы их одолеем, —
А верно то одно, что от Смоленска
Их под Москву не многих пустим.
Горчаков
Да.
В ночь прошлую нас пять всех Горчаковых
Дралось, теперь же только я да трое сыновей…
Надеемся потешиться досыта.
И только об одном Творца молю,
Что б он мне лечь в бою велел не прежде,
Как отплачу за сына, и от язв
На теле всём моём не будет места,
А меч мой о врагов иззубрю, как пилу,
Потом, воздав Всевышнему хвалу,
Прощусь я радостно с землёю
И сыновей моих авось ли там сыщу.
Шеин
(жене)
А я себя надеждой льщу,
Что в храме, верный друг, найду его с тобою.
(Указывает на Ивана).
Но точно знает кто, где Б-г ему судил
Окончить жизнь… Итак, прими благословенье.
Быть может, Родине ты с честью бы служил,
И деда твоего ученье
Тебе бы передал недаром твой отец;
Иначе же судил Творец,
И в этот час для внука
Бориса Шеина одна нужна наука:
Без страха умереть, как умер он, судьбе
Угодно так устроить, видно.
(Обнимая жену).
Прости.
Мария
Нет, я с тобой увижусь.
Горчаков
Не тебе,
А мне теперь смотреть завидно,
Как ты прощаешься и с сыном и с женой…
Шеин
Иди же к сыновьям, и долг свершим мы свой.
Дай только мне своих прижать скорее к сердцу.
(Обнимает жену и сына).
Ну, довольно.
Теперь по-братски мы ударим по рукам
И скажем: «Брат, прости»!
Горчаков
Прости, мне только больно
Одно.
Шеин
А что?
Горчаков
Сампсон филистимлян избил,
Разрушив здание. Зачем вражьих сил
Впустив побольше в храм, не приказал ты махом
Взорвать с своими?
Мария
Как, что б нечестивых прах
Смешался с нашим чистым прахом?
Шеин
Поверь, врагов постигнет смертный страх
И ужас нападёт при виде их позора
И нашего святого торжества.
Мария
В огне блестит соборная глава!
Заре явить себя не скоро,
А будто зарево зардело над Днепром.
Пушкарь
(со стены)
Днепровский мост горит.
Горчаков
Зажги злодеи,
А их хотят спасать.
Шеин
(быстро бежит к башне, хватается за верёвку колокола, ударяет)
Они отвлечь
Нас думают пожаром от пролома,
Но, город, весь гори и освещай
Наш смертный бой… Враги у взрыва (имеется в виду: у пролома от взрыва, так же точно пепелище, место от пожара, именовалось самим пожаром, ред.)!
Татищев, не дремли! К тебе летим!
Товарищи, за мною: с нами Б-г!
Мстиславов крик сильнее повторяйте,
Что б слышать враг его без ужаса не мог.
(Быстро убегает в ворота).
Горчаков и все
С нами Б-г!
Мария
Друзья, не выдавайте
Военачальника.
Полтев
Не выдадим… На взрыв!
Левин
(догоняя своих)
У воротам!
Панин
(своим)
На стену!
Мария
Господь, ты справедлив
И не попустишь… Нет… Но что нам делать должно?
Идти ли в храм…
Иван
Пойдём.
Полтев
А вам спешить зачем?
Успеете ещё.
Мария
Успею… А меж тем
Мне здесь скорее можно
Узнать, что делается там.
Полтев
(входя на стену)
Как днём, пожаром от моста всё осветило.
(Переходя к башне).
Пролома часть видна отсюда нам.
Мария
Ах! Если бы его нам Небо сохранило,
Что б мы хотя б могли ему сказать: «Прости»!
И вместе умереть… Так точно, нам остаться
Здесь должно… Может статься,
Он, раненный, дойдёт. Так кто ж ввести
Без нас его захочет в гору?
Полтев
Вот наши там готовы уж к отпору,
А вот и вражии оружия блестят.
Мария
О Б-же милосердный,
Простри необоримый щит
На град, одной к тебе любовью твёрдый,
Он твой.
Мой сын, моли!
Ещё ты, ангел, сын земли,
Тебя услышит Б-г!
Иван
(повергаясь на колени)
Спаси его, о Б-же!
Ты нам любить отца велел,
Он в свете нам всего дороже,
Пусть я умру, да он остался б цел.
Хор поющих у храма:
Спаси Господь своих людей,
Подай защиту им, Всесильный,
И светлый храм любви Твоей
Не преврати нам в кров могильный.
(Переложение начальных слов с некоторыми изменениями тропаря Кресту православного обихода авторства св. Козьмы Маиумского (Иерусалимского) (Византия, умер около 787 г), см. в русском переводе: «Спаси, Господь, людей Твоих и благослови принадлежащих Тебе, помогая побеждать врагов и сохраняя силой Креста Твоего место Твоего пребывания». Начало тропаря: Пс. 27, 9).
Мария
Ты слышишь ли молитвы глас?
Иван
Да, слышу, он с горы несётся.
Мария
Он, может быть, в последний раз
Сестры твоей над гробом раздаётся.
Полтев
Из ружей начали стрелять,
Они уж под стеной.
Иван
(во время пения)
Но там поют опять.
Хор
О Б-же, помощь ускори,
Грохочет смерть над нами,
Иль души наши озари
Скорей небесными лучами.
Мария
Моли, мой сын, моли Творца
Твоей невинною душою,
Да Он спасёт тебе отца,
И смертью мы умрём одною.
Полтев
Стоят ещё… Но нет врагам числа.
(Крича пушкарям).
Так тщетно всё споротивленье.
Вы все, ко мне, пора пришла
От входа отвалить каменья.
(Бежит со стен с воинами).
Мария
(Полтеву)
Что делается там, скажи?
Не бойся, говори, меня не испугаешь.
Полтев
На сердце Господа держи,
Он властен тем помочь, чего не ожидаешь.
Мария
О Б-же мой! Ещё сильней пожар.
Полтев
А! Город уж зажгли! Так видно плохо!
(Прикладывается ухом к земле).
1-ый пушкарь
Чу, под землёй, сдаётся мне, бегут,
И слышен топот ног… И даже близко.
Полтев
Ах, худо, стало быть.
Мария
Что худо, говори?
Полтев
Уж нечего отстаивать пролома,
И кремль защищать сюда бегут.
2-ой пушкарь
(оставшись на стене у ворот)
Вся улица горит, и в ней дерутся.
Полтев
(пушкарям, отвалившим камни)
Здесь кончено теперь, на стены поскорей.
Я приготовлю знак.
(Идёт к башне).
Там молят Б-га.
(Взяв верёвку и расправляя её).
Один удар, и всем конец.
Мария
Постой, дай нам взбежать.
(Идёт с сыном на пригорок).
Полтев
Ещё есть время.
(Идёт на стену).
Потёмкин
(кричит в подземном ходу)
Сюда, за мной! Никто не отставай!
Мария
(Потёмкину)
Постой, скажи одно мне слово,
Он жив ли?
Потёмкин
Жив.
Мария
Но где?
Потёмкин
Вмиг будет здесь.
Мария
А что же там?
Потёмкин
Пролом забит телами,
Князь Горчаков пленён, пред этим положив
И Марка Угрина, и всё, что было
Пред ним и вкруг него, Татищев пал,
Дорогостанского добил Мамонов
И сам на месте лёг.
Чу, там враги.
(Бежит за башню).
Мария
Ко мне, Иван, они уж близко.
Полтев
(за башней, кричит)
Сюда скорей!
Мария
(уходя)
Ах! Не идёт ещё,
Смотри, мой сын, не видно ли там света?
Иван
(глядя в подземелье)
Не видно ничего… Но я сбегу.
Мария
(бросаясь за ним)
Что делаешь? Постой, ты там погибнешь.
(Выводит его, про себя).
Чего же я боюсь? Иль здесь, иль там…
Друцкий
(кричит за башней)
Всех вниз бросай!
Француз
(за башней)
Вперёд!
Татарин
Рубись!
Панютин
Назад!
Полтев
Кидай с стены.
2-ой пушкарь
(со стены)
Злодеи у ворот.
Полтев
(выбегая из-за башни)
Беги туда!
Нет сил, и множество одолевает!
Уж на стене! Теперь взорвать пора!
(Бежит к башне).
Мария
(ему)
Куда бежишь? Постой, он будет скоро.
Полтев
(останавливаясь)
Но где же он?
Мария
(показывая на вход)
Уж там…
Полтев
Нет, я не жду.
(Бежит к башне).
Мария
Убит… Ах! Весть дадим, что бы скорее
Взорвали храм, и к Господу взлетим.
(Бежит в гору).
Шеин
(с разбитым шлемом и факелом в руках выбегает из подземелья)
Всему конец, жена и сын, простите!
(Бросая светильник в колодец, бежит на гору, но запорожцы и татары, выбегающие из-за башни подле стены, сражаясь с русскими, стреляют в него из пистолета, ранят в ногу, и он припадает на одно колено).
Мария
(увидев факел, останавливается)
Вот он!
(Бежит к мужу).
Ах! Ранен!
Шеин
(стараясь встать)
Да!
А ты беги.
Мария
Беги, мой сын!
Шеин
(машет рукой Ивану)
Беги!
Татарин
Вот их начальник!
(Бросается к Ивану).
Француз
(останавливая татар)
Не бейте раненных.
(Шеину).
Сдавайся!
Шеин
Нет!
Татарин
Умри же!
Новодворский
Стой!
(Выбивает саблю татарина).
Шеин
Руби!.. Но не сдаюсь я!
Новодворский
(бросаясь на татар)
Никто не смей…
(Отгоняет).
Мария
(поддерживая Шеина)
Ты жив!
Шеин
И жить стыжусь я!
Но русских честь спасу! Иван!
(Показывая на колокол).
Ударь.
Иван
(хватаясь за верёвку)
Тотчас!
(Ударяет в колокол).
Шеин
(кричит)
Ещё…
Шеин
(показывая на происходящее)
Они Твои, Небесный Царь!
1829 г.
Литература:
править1) Аксаков С. Т. Собр. соч.: В 4 т. М., 1956. Т. 3.
2) Александрова И. В. Драматургия А. А. Шаховского. Симферополь, 1993.
3) Альтшуллер М. Предтечи славянофильства в русской литературе. (Общество «Беседа любителей русского слова»). Michigan, 1984.
4) Арапов П. Летопись русского театра. СПб., 1861.
5) Арзамас: Мемуарные свидетельства; Накануне «Арзамаса»; Арзамасские документы: Сб. В 2 кн. М., 1994.
6) Аронсон М. Монтаж и литература // Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. СПб., 2001.
7) Батюшков К. Н. Сочинения: В 2 т. М., 1989.
8) Биржакова Е. Э. Пародирование элементов стиля сентиментализма в комедиографии конца XVIII- начала XIX в. (Крылов и Шаховской) // Литературный язык XVIII века. Проблемы стилистики. Л., 1982.
9) Бочкарев В. А. Русская историческая драматургия периода подготовки восстания декабристов (1816—1825 гг.) // Ученые записки КГПИ. Вып. 56. Куйбышев, 1968.
10) Вацуро В. Э. В преддверии пушкинской эпохи // Арзамас: Мемуарные свидетельства; Накануне «Арзамаса»; Арзамасские документы.: Сб. В 2 кн. М., 1994. Кн.1.
11) Вигель Ф. Ф. Воспоминания. М., 1864. Т. 2.
12) Винокур Г. О. Комментарии к «Борису Годунову» А. С. Пушкина. М., 1999.
13) Вольперт Л. И. Пушкин в роли Пушкина. Творческая игра по моделям французской литературы. Пушкин и Стендаль. М., 1998.
14) Вольтер Эстетика. Статьи. Письма. М., 1974.
15) Гаршин Е. Один из забытых писателей // Исторический вестник. 1883. Т. 13. № 7.
16) Гиллельсон М. И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974.
17) Гозенпуд А. А. А. А. Шаховской // Шаховской А. А. Комедии. Стихотворения. Л., 1961.
18) Гозенпуд А. А. Пушкин и русский театр десятых годов XIX века // Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1986. Т. 12.
19) Гордин М. Владислав Озеров. Л., 1991.
20) Грибоедов А. С. Сочинения. Воспоминания современников. М., 1989.
21) Гроссман Л. Пушкин в театральных креслах // Гроссман Л. Записки Д’Аршиака. Пушкин в театральных креслах. М., 1990.
22) Дидро Д. Эстетика и литературная критика. М., 1980.
23) Жихарев С. П. С. П. Жихарев: В 2 т. Л., 1989.
24) Заборов П. Р. Русская литература и Вольтер: XVIII — первая треть XIX века. Л., 1978.
25) Загоскин М. Н. Сочинения: В 2 т. М., 1988. Т. 2.
26) Зорин А. Л. «Горе от ума» и русская комедиография 10-20-х годов XIX века // Филология. Вып. 5. М., 1977.
27) Зорин А. Л. Озеров Владислав Александрович // Русские писатели 1800—1917. Биографический словарь. М., 1999. Т. 4.
28) Зотов Р. М. Записки // Исторический вестник. 1896. Т. 64. № 6; Т. 65. № 7-9; Т. 66. № 10-12.
29) История русского драматического театра.: В 7 т. М., 1977. Т. 2-3.
30) История русской драматургии XVII — первая половина XIX века. Л., 1982.
31) Каратыгин П. А. Записки. Л., 1970.
32) Катенин П. А. Размышления и разборы. М., 1980.
33) Киселева Л. Н. Проблема литературного авторитета в русской критике 1800—1810-х гг. // Литературный процесс: внутренние законы и внешние воздействия. Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение. Studia russica Helsingiensia et Tartuensia. II. Тарту, 1990.
34) Киселева Л. Н. «Пиковые дамы» Пушкина и Шаховского // Пушкинские чтения в Тарту. 2. Материалы международной конференции 18-20 сентября 1998 г. Тарту, 2000.
35) Киселева Л. Вальтер Скотт в интерпретации русских «архаистов» СПб., 2001. (http://www.ruthenia.ru/document/436730.html)
36) Киселева Л. Н. «Смольяне в 1611 году» А. А. Шаховского как попытка создания национальной трагедии // Тыняновский сборник. Вып. 11: Девятые Тыняновские чтения. Исследования. Материалы. М., 2002.
37) Лагарп И. Ф. Ликей или круг словесности древней и новой. / Пер. П. Соколова. СПб., 1811. Ч. 2.
38) Лотман Ю. М. Театр и театральность в строе русской культуры начала XIX века // Лотман Ю. М. Избранные статьи. Таллинн, 1992. Т. 1.
39) Лотман Ю. М. Архаисты-просветители // Лотман Ю. М. Избранные статьи. Таллинн, 1993. Т. 3.
40) Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин» // Лотман Ю. М. Пушкин. СПб., 1995.
41) Медведева И. Владислав Озеров // Озеров В. А. Трагедии. Стихотворения. Л., 1960.
42) Мещеряков В.П. А. С. Грибоедов. Литературное окружение и восприятие (XIX — начало XX в.) Л., 1983.
43) Мордовченко Н. И. Русская критика первой четверти XIX века. М.; Л., 1959.
44) Немзер А. С. «Сии чудесные виденья…» // Зорин А. Л., Зубков Н. Н., Немзер А. С. Свой подвиг совершив: О судьбе произведений Г. Р. Державина, К. Н. Батюшкова, В. А. Жуковского. М., 1987.
45) Озеров В. А. Трагедии. Стихотворения. Л., 1960.
46) Письма В. А. Озерова к А. Н. Оленину. 1808. 1809. // РА. 1869. Ч. 1.
47) Проскурин О. Литературные скандалы пушкинской эпохи. М., 2000.
48) Пушкин А. С. ПСС: В 17 т. М., 1996.
49) Пушкин В. Л. Стихи. Проза. Письма. М., 1989.
50) Рогов К. Ю. Из материалов к биографии и характеристике взглядов А. А. Шаховского // Пятые Тыняновские чтения.: тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига., 1990.
51) Рогов К. Ю. Идея «комедии нравов» в начале XIX века в России: Диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1992.
52) Рогов К. Ю. Шаховской, Александр Александрович // Русские писатели. XIX век. Биобиблиографический словарь. М., 1996. Т. 2.
53) Русская периодическая печать (1702—1894). Справочник. М., 1959.
54) Русская эпиграмма (XVIII—XX века). Л., 1988.
55) Сиротинин А. Князь А. А. Шаховской // РА. 1896. № 4.
56) Слонимский А. «Горе от ума» и комедия эпохи декабристов // А. С. Грибоедов (1795—1829).: Сб. статей. М., 1946.
57) Смирнов-Сокольский Н. П. Русские литературные альманахи и сборники XVIII—XIX вв. М., 1965.
58) Стихотворная комедия, комическая опера, водевиль конца XVIII — начала XIX века: В 2 т. Л., 1990.
59) Стихотворная трагедия конца XVIII — начала XIX в. М.; Л., 1964 г.
60) Томашевский Б. Пушкин. М.; Л., 1956. Кн.1.
61) Тынянов Ю. Н. Архаисты и Пушкин // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1968.
62) Тынянов Ю. Н. Сюжет «Горя от ума» // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1968.
63) Тынянов Ю. Н. «Аргивяне», неизданная трагедия Кюхельбекера // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.
64) Шаврыгин С. М. Творчество А. А. Шаховского в историко-литературном процессе 1800—1840-х годов. СПб., 1996.
65) Шаховской А. А. Предисловие к «Полубарским затеям» // СО. 1820. Ч. 61. № 13.
66) Шаховской А. А. Аристофан, или Представление комедии «Всадники». М.,1828.
67) Шаховской А. А. Комедии. Стихотворения. Л., 1961.
68) Щеблыкин С. И. Стихотворная комедия А. А. Шаховского в литературном движении 1810—1820-х годов.: АКД. М.,1986.
69) Ярцев А. А. К жизнеописанию князя А. А. Шаховского // РА. 1896. № 3.
70) Kiseleva L. Pushkin in the Mirror of Shakhovskoi // Studies in slavic literature and poetics: Two hundred years of Pushkin. Vol.1, `Pushkin’s secret': Russian writers reread and rewrite Pushkin. Amsterdam — New York, 2003.
Источники текста:
СПбГТБ. I. I. 1. 120. № 1187.
I. VII. 3. 67. № 4622.
I. VII. 3. 111. № 4659.
I. VII. 2. 59. № 4534.
«Театральное наследие». Вып. 4. СПб., «Гиперион», 2005 г. С. 35 — 174.