Владимир Азов.
Случай с Иваном Ивановичем
править
Вы видели скелет в моем кабинете? Это не обыкновенный скелет. Не из тех скелетов, которые студенты-медики покупают в Александровском рынке. Это скелет моего лучшего друга, Ивана Ивановича Иванова.
Да-с, господа, не более месяца назад я с этим самым скелетом (он был тогда облечен мясом и всем, что полагается человеку), с этим самым скелетом я сидел в «Аквариуме». Думал ли я в ту пору, что не пройдет и двух недель, как он будет стоять у меня в кабинете и глазеть на меня своими пустыми впадинами? Думал ли он, что это последняя его котлетка деволяйль? Да не пугайтесь, господа! Иван Иваныч умер не от холеры и не от чумы. Он умер от таможни.
Ну, да, конечно, от белоостровской таможни. От других таможен тоже болеют, но не умирают. Вержболовская таможня опасна для здоровья, но никогда еще вержболовская таможня не была смертельной.
И все это было очень просто. Поехали мы в Гельсингфорс — развлечься. Туда поехали морем. Назад…
Словно у меня предчувствие какое было, когда стали мы собираться в обратный путь.
Я и говорю:
— Иван Иваныч, поедем, брат, морем.
Ни за что!
— Нет, — говорит, — ни за какие коврижки! Довольно, — говорит, — меня рвало. Едем по железной дороге.
Ну что же было делать? Сели — поехали. Подъезжаем к Белоострову: на душе у меня кошки скребут.
Дело в том, что у Ивана Ивановича была искусственная нога. В Гельсинки он ее немножко поистрепал (эти искусственные ноги удивительно непрочны: хуже настоящих) и купил себе новую. Ну, действительно, нога была загляденье: что работа, что материал — первый сорт. За такую ногу в Петербурге, да если еще на Невском, так надо отдать ровно вдвое.
И можете себе представить, предчувствие мое оправдалось. Входят таможенные и прямо, во главе с жандармом, к нам.
— Бомб у вас нету?
— Откуда? Какие у нас бомбы? У нас и денег таких нету, чтобы бомбы покупать.
— Динамиту нет?
— Ни синь пороха.
— Я вас не про порох спрашиваю, а про динамит?
— Ей-ей нету.
— Браунингов?
— Нету?
— Пушек?
— Нету.
— Холодного оружия; ятаганов, стилетов?
— Перочинных ножей — и тех нету.
Пошарили в чемоданах наших и повернули было дышло, как вдруг один из надсмотрщиков шепнул что-то старшему чиновнику.
Тот подскочил, словно его ужалили, и прямо к Ивану Иванычу:
— Это у вас что же за нога? Новая? Почему же вы не объявляете, что у вас есть новые вещи? Что вы не знаете, что за новые вещи полагается пошлина?
— Помилуйте, — завопил Иван Иваныч, — разве я на продажу ее везу? Это моя собственная нога. Так сказать приемный член моего собственного тела.
— Сидорчук, отвинти ему ногу. Тащи ее в таможню.
— Да ведь она простая, деревянная.
— А коли деревянная, простая, так и заплатите меньше. Ваше счастье!
— Я не дам ноги!
— А! Не дашь! Сидорчук! Тащи его с ногой в таможню! Клади его с ногой на весы!
— Помилуйте, — вступился я. — Как же это можно самого человека с товаром взвешивать? Ведь этак он пять пудов потянет. Это ведь тысячи придется платить.
— У меня с собой и денег нет, — сказал Иван Иваныч. — Бог с вами! Берите ногу.
Отстегнул ногу, отдал надсмотрщику.
— Ваше скородие, — сказал досмотрщик, — у них во рту чтой-то поблескивает.
— Чего там поблескивает! — возразил Иван Иваныч. — Что вы думаете: у меня ювелирный магазин во рту? Искусственная челюсть блестит золотом.
Эти слова его погубили.
— Золото! — воскликнул чиновник. — Иностранное золото воспрещено к ввозу в Россию. Сидорчук, достань-ка у него изо рта золото!
Сидорчук — верно он раньше служил в конюхах, — мигом раскрыл Ивану Иванычу рот и достал из него челюсть.
— Обыскать его самым тщательным образом! — воскликнул чиновник. — Он весь нагружен контрабандой. Руку ему попробуй, Сидорчук, не искусственная ли? Глаза ему посмотри, Сидорчук, не фарфоровые ли? За нос его возьми, Сидорчук! Парафиновый у него нос — об заклад бьюсь, что парафиновый. Волосы, волосы ему дерни, Сидорчук. Парики контрабандой возит! Разними его на части, Сидорчук! На весы его, Сидорчук! Вскрой ему, Сидорчук! живот: у таких ланцеты заграничные в животах бывают. В горло, в горло ему залезь, Сидорчук. Такие серебряные пластинки и трубки в себе перевозят! Разбери его, Сидорчук.
Я не успел опомниться, как Сидорчук, при помощи двух других досмотрщиков, разобрал Ивана Ивановича на составные части. Несчастный оказался сплошь набитым контрабандой. Один глаз у него оказался фарфоровый — да какого еще фарфора! — в горле оказалась серебряная трубочка искусственного пищевода, а в брюшной полости — целый моток шелковых операционных ниток.
Разобранного Ивана Ивановича понесли в таможню и положили на весы. Очень долго спорили, какую применить к нему пошлину; с заграничной кожи (нога), шелка или золота. Решили, кажется, оценить Ивана Иваныча на вес золота, но так как Иван Иваиыч испустил на весах дух и пошлину взыскать стало не с кого, постановили его конфисковать и продать после публикации с аукциона.
Досмотрщик, которому я дал на чай, принес мне в купэ скелет Ивана Иваныча-- единственное, что оказалось у него натуральным, русского происхождения и не подлежащим пошлине.
Вы думаете, меня не задержали со скелетом Ивана Ивановича на петербургской таможне? Какая еще была история! Сначала хотели взять с меня пошлину как за слоновую кость (у Ивана Иваныча, по происхождению дворянина, кость была действительно очень белая). Я торговался и, в конце концов, взяли за скелет Ивана Ивановича как за кости для костеобжигательных заводов…
Бедный Ваня! Ты смотришь на меня своими пустыми впадинами, и мне кажется, что они слезятся… Мир праху твоей контрабанды!..
Отдел «Скверные анекдоты»
Влад. Азов. Цветные стекла. Сатирические рассказы. Библиотека «Сатирикона». СПб.: Издание М. Г. Корнфельда. Типография журнала «Сатирикон» М. Г. Корнфельда, 1911.