В. В. Розанов
правитьСлучаи любви
правитьПлутарх
Обширный фельетон г. Е. Маркова, вероятно, произведет сильнейшее впечатление. Так интересна тема, так горяча аргументация. Появившись одновременно с письмом глубокоуважаемой С. А. Толстой касательно вопиющего в наши дни загрязнения литературы, он, вероятно, сыграет роль дезинфицирующей посыпки известью на гнилостное место печати и жизни. Однако все ли он сказал и то ли он сказал, что нужно.
Раз я был свидетелем страшного случая. Господин сорока лет, женатый и имевший сына, придя из дому к своей матери, ночевал у нее, а наутро, когда та думала, что он повязывает галстук перед зеркалом, он перерезал себе бритвой горло. Он был очень несчастлив в семье и к матери ходил отдыхать от семейных историй. Казалось, не могло быть сомнений в глубоком негодовании на жену-вдову, — и я, тогда еще молодой человек, разразился таким негодованием. Поразили меня слова одной старой, глубочайшего ума и жизненного опыта женщины.
— Семейные дела темные. И судить о них мудрено.
И она не присоединилась к моему негодованию. Прошла случай, столь, по-видимому, очевидный, полным молчанием. Это было не молчание ревнодушия, но молчание от неполного знания обстоятельств дела.
С тех пор эти слова: «семейные дела темные, и судить о них мудрено» — стали как бы вечно развевающимся флагом в моем сознании, вечным предостережением от категорических суждений. Что мы знаем о любви? Кроме анекдотов — ничего. Даже анекдоты не классифицированы, а с этого бы надо начать науку и размышление о любви, которая возможна.
Ну вот случай, тоже мною наблюдавшийся. По-видимому, счастливая семья, да и в самом деле счастливая. Отец семьи — обожаемый всем городом человек. Мягкость характера, ум, деловитость, прелестнейший русский характер — все влекло к нему и общество, и разрозненных людей. У него был один недостаток, который в глазах общества был почти достоинством. Он любил клуб. Не как-нибудь любил, а настолько, что в великую пятницу и субботу, когда клуб бывал закрыт, он все же придет в его пустые залы посидеть, походить — и вернется домой освеженный просто видом и воздухом привычного места. Он был стар, хотя без дряхлости. Всякий раз, встав от послеобеденного сна, он отправлялся туда, вел игру, всегда счастливую и небольшую (без всякого азарта), и возвращался домой в час, в два, в три ночи, чтобы поцеловать жену и спящего ребенка и самому заснуть сном совершенно русского праведника.
Как, бывало, он уйдет, а ребенок уляжется в постель, т. е. от девяти вечера и до возвращения мужа, жена почитает журнал, далее сделает распоряжение по хозяйству (у них велось отличное хозяйство), закажет обед, примет редкую гостью у себя (очень редкую!), а затем, заложив руки за спину, ходит по длинной комнате взад и вперед.
— Что же вы так ходите? Ведь скучно.
Она горько усмехнулась:
— Я так четырнадцать лет хожу.
И ничего. Ни жалобы и вообще ничего. Женщина эта лет на пятнадцать моложе мужа, была совершенно такого же прелестного характера, как и он: стойкая, спокойная, рассудительная, благородная. Ибо и он ведь решительно на всяческую оценку был благородный человек.
Осудил ли бы ее г. Марков, если бы, не ранее как на пятнадцатом году супружества, она полюбила мирною, тихою любовью человека, который просто будет проводить с нею все вечера, читать, разговаривать и проч.
Скажут: «Это исключительный случай». Из «случаев» состоит жизнь, и их по крайней мере надо начать классифицировать. Право, надо оставить общие рассуждения и перейти к фактам. Мне хотелось бы, чтобы г. Е. Марков, ради пользы дела, выразил взгляд свой на такое мое умозаключение.
Во всех случаях, когда женою муж или мужем жена оставляются на многолетнее духовное одиночество, так что духовное состояние оставленной стороны становится жестоко; так называемая «измена» есть несчастие, все же и при таких условиях нежелательное, однако прощаемое.
Будем рассуждать о деле с любовью. Семья есть великое счастье, но его надо заслужить, и заслуживать нужно обеим сторонам. Так, давно проповедуемая мною «свобода субъективного (от двух только зависящего) развода» и имеет целью возбудить действительное старание каждой стороны сохранить при себе другую сторону путем ласки, внимания, предусмотрительности. «Хочешь счастья, послужи ради счастья»; «постарайся, принудь себя, когда и не хочется». Ведь этот почтенный человек не всегда так хотел клуба, как через четырнадцать лет привычки. Сперва он распустился, а распустился он потому, что что же ему мешало распуститься? Неудовольствие жены, самое маленькое неудовольствие. Он хорошо и твердо, на основании законов, знал, что никаких у нее нет средств маленькое неудовольствие довести до большой неприятности, и он, естественно, переступил это. А потом, слабый человек, привык. Добрая жена простила. И легло все тяжелым камнем, в сущности, на чрезвычайно несчастную (потом, в годах) женщину.
Впервые опубликовано: Новое время. 1903. 9 февраля. № 9675.