Александр Кондратьев
правитьГОЛОВА МЕДУЗЫ
Избранные рассказы
Том 1
править
Слезы Селемна
правитьЮноша, если душу твою удручает тоска неразделенной любви — отправляйся в Ахайю и там, не доходя до мыса Дрепанум, отыщи реку Селемн.
В ее холодные струи ты погрузи свое огнем Киприды опаленное тело. С нежной братской лаской тебя обоймут тихоструйные воды, и, выйдя на берег, ты навсегда позабудешь о той, что повергла тебя в томную муку…
Эта река с целебными водами была, как раньше и ты, полным веселости отроком. Невинный и чистый, пас он стада близ берега моря, когда впервые увиделся с нимфой Аргирой. Всецело пленила его юную душу дочь сине-зеленой прозрачной волны. В знойный полдень, когда темно-бурые козы, устав щипать на прибрежных лугах жесткие травы, прячутся в тень раскаленной серой скалы, юный Селемн садился между камней и вперял взор своих темных очей в широкий простор вечно шумящего моря.
Ждать ему приходилось недолго. Из теплых волн, шуршавших по морскому берегу, легко выбегала стройная, вся серебрясь, нимфа Аргира. С легким смехом она приближалась к Селемну и, взяв мальчика за уши, нежно пила поцелуй его малиновых уст.
И оторвавши на миг свой взор от ненасытных очей серебристо-прозрачной наяды, отрок был полон восторженной радости, видя, как трепет его нетерпения мало-помалу передается ей.
Разостлавши затем свой овчинный плащ под сенью ветвей олеандра, бронзово-смуглый Селемн тратил свои свежие силы, чтобы утолить ненасытную жажду объятий нимфы Аргиры. Совсем утомленным покидала наяда любовника, с тихим смехом вновь убегала в родные сине-зеленые бездны. Быстро мелькали, вздымая светлые брызги, ее красивые белые ноги, пока не поглощало ее набежавшей пеной волной.
Ей отдавал отрок весь пыл своей первой любви. О ней он мечтал по ночам, когда по черно-синему небу двигались ярко горевшие знаки небесных зверей, а в прилегавших к селеньям горах выли шакалы.
И легкие, отдых дарящие сны плыли мимо жесткого ложа громко вздыхавшего отрока, ибо смущал их и гнал властный образ подобной богине Фетиде нимфы Аргиры, всецело владевший его беспокойной мечтой.
— Перестань любить сбою ненасытную нимфу! Она не жалеет тебя и ничего не дает тебе взамен за силы, что ты ради нее потерял.
Брось, она погубит тебя! Люби лучше нас, — говорили отроку смуглые светлохитонные девы, — почему не приходишь ты по вечерам смотреть на наши пляски под звуки томной свирели?
Но ничего не отвечал им юный пастух, ибо грязным казался ему густой темный загар девичьих плеч и верхней части груди, а прикосновение рук их было так грубо, особенно после нежных объятий бледной Аргиры.
И сам он преобразился от этой любви. Спал загар его стройного тела, исчез румянец с ввалившихся щек, и только глаза стали казаться еще темнее и больше…
Нимфа Аргира первое время не замечала, как исхудал ее возлюбленный отрок, но потом, когда он начал слабеть и не мог уже неутомимо, как прежде, отвечать на ее пылкие ласки, стала им недовольна.
— Мой милый, ты, верно, мало ешь или спишь, — сказала она, — ибо ты походишь теперь на призрака гребца с галеры, погибшей у скалы мыса Дрепанум. Лунной ночью выходят с песчаного дна утонувшие с ней матросы, и легкие тени их до утра колышутся там, среди сердитых бурунов… Словно у них, холодны стали твои руки и ноги.
И лишь вздыхал ей в ответ утомленный Селемн, а на его темных глазах сверкали бессильные слезы.
Слезы эти стали чаще, по мере того как реже к нему приходила в золотисто-знойные полдни нимфа Аргира. Ибо неверной дочери моря приглянулся в то бремя полный здоровья и сил крепкоплечий рыбак. Наяда нарочно сделала вид, что запуталась в сеть, и втянувший ее в свою лодку смелый пловец был награжден таким поцелуем, каких никогда не умела давать его земная невеста.
Покинутый нимфой, целые дни грустил скорбный пастух; долгие ночи, не ведая сна, проливал он тихие слезы.
И от тех слез просветлели его, черные прежде, глаза… После одной из таких бессонных ночей, когда на побледневшем небе взошла звезда Афродиты, скорбный Селемн, простирая к ней руки, воскликнул:
— О, пенорожденная, если тебе не угодно вернуть мне радость ответной любви, то сжалься и прекрати мои мучений полные дни!
И слезы ручьями текли по его впалым щекам…
Велика власть рожденной от крови Урана дочери неба! Всеми богами правит она, превращая их в игрушку своей женственной прихоти. Ей ли трудно было исполнить то, что она совершила?!
Ибо свершила она такое дело, какое у смертных людей считается чудом. Слезы Селемна стали бежать все быстрей и быстрей. С лица падали они на каменистую почву и, извиваясь, журчали по ней тихими струйками. Сам же отрок делался легче, прозрачней и тоньше. Скоро он как бы растаял в предутреннем сумраке, а там, где он сидел, по камням струился уже в сторону моря светлый поток. Поток этот скоро слился с шумящим прибоем, как бы стараясь найти и обнять неверную нимфу Аргиру.
Но нереида ни разу с тех пор не приплывала к песчаному устью с шумом бегущей к морю новой реки.
И Селемн, как прежде, томился тоской: как прежде, слышались темной ночью протяжные вздохи под сенью нависших черных кустов, бывших когда-то кудрями смертным рожденного отрока.
И вновь пожалела его Богиня богинь, добрая сердцем Киприда.
С кроткой улыбкой она обратила к Селемну свои нежные взоры, и под взорами теми исчезла тоска влюбленной реки. Спокойно стали катиться прежде бурлившие волны, и этот покой передается в душу всем тем, кто погружается в их глубину…
Велика благость твоя, святая Киприда!
Юноша, если душу твою удручает тоска неразделенной любви — отправься в Ахайю и там погрузись в холодные струи Селемна.