М. Н. Катков
правитьСледственная комиссия по делу Нечаева
правитьВ Москву, как известно, приехала следственная комиссия по Нечаевскому делу. Следствие, как слышно, продолжается с большою деятельностью. Показания допрашиваемых лиц сохраняются в большой тайне, и мы ничего не знали бы о ходе этого дела, если бы не иностранные газеты, в которых сообщаются разные курьезные сведения о таинственном заговоре, имеющем своею целью ни более ни менее как разрушить Русское государство и ниспровергнуть всю организацию общества, — заговоре, во главе которого стоят столь серьезные деятели, как знаменитый Бакунин и отставной педагог уездного училища Нечаев.
Пусть, однако, соблюдается в глубокой тайне производимое следствие над изловленными заговорщиками: есть заговорщик, который находится на свободе и который тоже дает показания, но не по допросным пунктам, не в следственной комиссии, а кричит на весь мip. Этот заговорщик не из числа мелкотравчатых: это сам глава заговора, сам достопочтенный г. Нечаев.
Издатель газеты «La Marsellaise», также весьма знаменитый г. Рошфор, объявлен сотрудником какой-то петербургской газеты; зато и в его издании участвует русская знаменитость. «Le grand patriote russe» [«Великий патриот России» (фр.)], — так отзывается орган г. Рошфора о нашем Нечаеве, — дает свои свидетельские показания в «Марсельезе». Мы сейчас прочли большое письмо этого великого гражданина, адресованное в редакцию означенной газеты. Почтеннейший г. Нечаев главным образом негодует на нас. Наша такая доля, что все на нас негодуют. Давно известно, что мы всему доброму помеха; мы оказались помехой и г. Нечаеву в его деле. Из его показания явствует, что если бы не мы, то ему удалось бы обделать свое дело. Оказывается, что мы в России исполняем должность полиции и что не будь нас, никто бы не потревожил его в работе, для которой он был призван в свое любезное отечество, если бы не шпионство «Московских Ведомостей», которые донесли о прибытии в Москву этого дорогого гостя. Странное дело! Нас винит почтеннейший г. Нечаев, зачем мы огласили его пребывание в Москве; за то же самое винили нас совсем в других сферах и говорили, что мы вмешиваемся не в свое дело. Решено, что мы доносчики: мы доносили и на правительственные ведомства, мы донесли и на г. Нечаева. Но надобно отдать справедливость г. Нечаеву: в излиянии своего негодования на нас он все-таки пристойнее выражается, нежели некоторые вольнонаемные либеральные органы в Петербурге.
Но вот что интересно: Нечаев объявляет, что вследствие сделанного нашей газетой доноса о его пребывании в России и Москве его будто бы поймали в каком-то городке, но что он обманул бдительность своих стражей и ускользнул из рук властей и в этот раз, как весной прошлого года после студенческой истории в Петербурге, где он был главным деятелем.
Во всех газетах сообщалось об энергических мерах, которые были приняты на Николаевской железной дороге в тех видах, чтобы задержать знаменитого путешественника. Каждый агент на дороге был снабжен фотографическими карточками Нечаева. Почему-то однажды ожидали его проезда, и была обнаружена особенная деятельность всей линии. Пассажиры всех поездов этого дня в вагонах и на станциях с удивлением замечали, что физиономии их служили предметом пристального наблюдения. Один господин, как писали в газетах, был действительно арестован, так как черты его лица оказались сходными с портретом Нечаева. Увы! сколько хлопот понапрасну. Нечаев объявляет, что портрет его, заготовленный в великом изобилии, был снят с него за десять лет тому назад и теперь столько же похож на него, сколько на физиономию любого полицейского агента, которому выдан был этот талисман.
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1870. 15 февраля. № 37.