Гильфердинг А. Ф. Россия и славянство
М.: Институт русской цивилизации, 2009.
СЛАВЯНСКИЕ НАРОДЫ В АВСТРИИ И ТУРЦИИ1
правитьВсякий русский без малейшего труда может узнать все подробности про немцев, французов, англичан, итальянцев, турок, американцев. Казалось бы, что за границей живут только чужие племена. А между тем далеко на запад и юго-запад от границы русского царства простираются народы, которых речь понятна русскому, которых предки составляли с предками русских одно племя и большая часть которых исповедуют нашу православную веру и молятся Богу на том же языке, как и мы. Эти народы — братья русских и любящие русских, как братьев, — называются славянами. Вместе с русскими они составляют одно славянское племя. В старину все славяне были одним народом, а потом разделились на русских, болгар, сербов, хорватов, словенцев, словаков, чехов, лужичан и поляков2; прежний общий славянский язык разделился на столько же наречий, которые, однако, все очень похожи одно на другое.
Русские, болгары, сербы, хорваты, словенцы, словаки, чехи, лужичане и поляки: вот сколько славянских народов. Их девять, и только два из них, русские и поляки, живут в пределах нашего Отечества. Стало быть, за границей есть семь народов, которых речь звучит как наша, и которые зовут нас своими братьями; а между тем мы ничего не знаем о них, а знаем про чужие народы, про французов, немцев, американцев, турок. Отчего же это?
Во-первых, оттого, что заграничные славяне не составляют особых государств, а находятся под властью других народов, отчасти немцев, отчасти турок. Немцы и турки господствуют и распоряжаются в их землях, и потому слышно только про немцев и турок, а что делается со славянами под их управой — это менее заметно.
Во-вторых, слишком много людей на Руси привыкли смотреть на мир Божий не так, как он есть, а так, как его показывают нам иностранцы — французы, англичане и немцы, от которых мы думаем позаимствовать всякую премудрость; иностранцы же стараются как можно меньше говорить о славянах, для того чтобы, по возможности, скрыть их от наших глаз и от глаз всего человечества. В том их расчет, особенно расчет немцев, и понять этот расчет очень легко.
Из всех немецких государств самое большое — Австрия. Но в Австрии только восемь миллионов немцев, а семнадцать миллионов — славян. Немцы располагают этими славянами, как им выгоднее, и им было бы неловко, если бы про это знали, <особливо> в России, где живут братья их подданных славян: потому их прямой расчет — стараться скрыть от нас даже их существование. И действительно, в немецких книгах, журналах и газетах про эти семнадцать миллионов славян нет и помину, тогда как про маленький немецкий народец, живущий в Шлезвиге и Голштинии, под управлением датского короля, немцы столько исписали, что всех сочинений об этом в десять лет не перечтешь.
Далее: в европейской Турции турок едва насчитаешь один миллион, а славян, подвластных им, миллионов восемь. Иностранцы боятся дружбы этих восьми миллионов славян с нами, потому что Россия сделалась бы от этого еще сильнее. Цель французов, а в особенности англичан и немцев, та, чтобы мы чуждались турецких славян; они хотят добиться того, чтобы турецкие славяне перестали надеяться на Россию. Когда Россия потребовала в 1853 году, чтобы султан обеспечил и улучшил судьбу наших братьев, находящихся в его подданстве, Англия и Франция пошли на нас войною за турок; Австрия же, хотя не объявляла нам войны, однако сделала нам тогда, как известно, столько же вреда, сколько мог бы сделать явный враг. Понятно, почему и французы, и англичане, и немцы неохотно поминают про турецких славян, перед которыми так тяжело согрешили, и, когда речь зайдет о Турции, выставляют в ней только турок, а о славянах стараются умалчивать. Мы учимся преимущественно по книгам, которые пишут немцы, англичане и французы; преимущественно по их газетам мы судим о том, что делается за границей. Каково же наше знание о славянах?
Хорошо бы было, однако, нам знать о них. Они родные братья наши. Что же ближе человеку, после собственной судьбы, как не судьба родных братьев? А что говорится о человеке, то должно быть сказано и о народе, потому что в народе живет тот же дух человеческий, — и повторю: что же ближе русскому народу, после собственной судьбы, как не судьба славян?
Их судьба печальна.
Они все находятся под властью чужих держав и чужих народов. Другие народы, даже самые маленькие, например датчане, которых всего 2½ миллиона, голландцы, которых три миллиона, бельгийцы, которых 4½ миллиона, — независимы, управляются своими законами, учатся в школах на своем языке. А двадцать семь с лишком миллионов славян живут под чужою властью, под чужими законами, должны учиться на чужом языке. Из них семнадцать миллионов принадлежат, как я сказал, Австрии, восемь миллионов Турции; остальные два с лишним миллиона приходятся на долю Пруссии, а 60 тысяч живут в Саксонском королевстве. Вне России только 125 тысяч славян, именно в Черногории, сохраняют свою независимость.
В старину и заграничные славянские народы составляли отдельные и независимые государства. Каким образом они лишились своей свободы и достались в чужие руки, было бы долго рассказывать; для того нужно бы было написать, хотя вкратце, их историю. Здесь скажу об этом только вообще. Первая вина их падения была та, что они действовали раздельно и друг друга не поддерживали и что даже каждый из славянских народов сам по себе был постоянно раздираем несогласиями и распрями; другая вина была та, что они, недовольно крепко держась своего быта и своих природных учреждений, заимствовали от иностранцев многое такое, что противно было их духу. Так составились у чехов и поляков учреждения наполовину немецкие, наполовину славянские, у болгар и сербов — наполовину славянские, наполовину византийские, и эти учреждения подавляли жизнь народа, а сами, будучи чем-то противоестественным, не давали никакой силы государству. Поясню эти слова, которые могут показаться темными, одним примером: в прежнем Польском государстве народ был совершенно задавлен шляхтою и до того считался ничтожным, что даже не призывался на войну для защиты отечества; шляхта же не существовала в Польше искони, а образовалась под действием немецких учреждений того времени, так что даже самое имя это, шляхта, взято с немецкого языка; но в Польской шляхте к немецкому понятию о благородном сословии присоединилось старинное славянское вечевое устройство, и из нее вышло нечто бестолковое и вредное для государства.
Слабейшие из славянских народов раньше достались иностранным завоевателям.
Первые покорены были немцами словенцы в Каринтии, Штирии и Крайне, именно в 788 году, т. е. с лишком тысячу лет тому назад. Эти словенцы живут в горах и долинах на север от Адриатического моря, близ Италии.
Словаки, населяющие северную Венгрию, покорены были мадьярами или венграми в 907 году.
Лужичане, которые сами себя называют сербами, хотя живут далеко на север от собственных сербов, в нынешнем Саксонском королевстве, покорены были немцами в 1002 году.
Хорваты, обитающие на северо-восток от Адриатического моря, поддались Венгрии в 1091.
Болгары, населяющие северо-восточную и среднюю часть Европейской Турции, т. е. собственную Болгарию и большую часть Румелии3, покорены были турками в 1393 году.
Сербы, занимающие северо-западную часть Европейской Турции и соседние края Австрии, лишены были турками государственной независимости в 1389 году, и окончательно покорены ими в 1463 году, а часть их перешла во владения Австрии в 1690 году.
Чехи, жители Богемии и Моравии, т. е. северо-западной части Австрийской империи, поддались австрийскому государю в 1526 году, но с тем, чтобы оставаться при своих прежних правах и законах, а в 1620 году покорены были австрийцами и лишены своих прав.
Наконец, в 1795 году пало государство Польское, и при этом земли, населенные собственно польским племенем, присоединены были тогда к двум немецким державам, к Пруссии и Австрии.
Везде оправдалось слово, сказанное нашим Спасителем: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Матф. XII, 25).
Было время, когда и русский народ «разделился сам в себе»; тогда он достался в рабство татарам, а частью должен был подчиниться Литве; иноплеменное иго пробудило в русских память о прежнем единстве и братстве и чувство общего долга: Москва первая возобновила речь о всей Русской земле, и около Москвы стали собираться все уделы земли Русской, забывая зависть и распри.
Нельзя пророчить будущее; но, как Бог из глубины бедствий воздвиг Русскую землю и, научив ее единству, дал ей могущество, так, быть может, перевоспитает и обновит он тяжелым уроком и прочих славян.
Старые славянские государства на Западе должны были погибнуть, потому что были «разделены сами в себе», как во внутреннем своем быте, так и в отношении к другим славянам. Вся собственная Польша, т. е. земля, населенная поляками (а не области, принадлежавшие Польше, но населенные русскими или литвинами), вся собственная Польша, говорю я, досталась двум немецким державам, Австрии и Пруссии. Прочие славянские народы, подвластные Австрии, до того были забиты, что они, казалось, потеряли память о своем бытии и стыдились называться славянами, а выдавали себя за немцев или венгров. Наконец, сербы и болгары в Турции страдали под игом невыносимым; многие из них, чтобы избавиться от мучений, принимали мусульманскую веру и, перерождаясь в турок, становились сами гонителями своих братьев.
Но в то время Бог из глубины бедствий начал воздвигать славянское племя к новой жизни.
В Сербии явился в 1804 году Георгий Черный4 и освободил часть своей родины от турок. Первым делом освобожденного народа было вспомнить, что у него есть братья одного с ним происхождения и одной веры, и отправить посольство в Россию — просить союза и покровительства. Вскоре затем русский отряд пришел в Сербию и помог Георгию Черному изгонять турок. Поход Наполеона на Россию в 1812 году заставил императора Александра I вызвать войска из Сербии и Турции и заключить с султаном мир. Георгий Черный надеялся на покровительство Австрии, но она обманула его, и он принужден был бежать из Сербии. Однако нашелся другой человек, который продолжал дело, начатое Георгием: именно Милош Обренович (в 1859 году избранный во второй раз князем Сербским)5. Он долго сражался с турками, по-прежнему искал опоры в России, и Россия Адрианопольским договором, заключенным в 1829 году, принудила Турцию признать свободу Сербии. Сербия получила право избирать своего князя, управляться своими законами, содержать свое войско; туркам запрещено жить в ней, кроме как в некоторых указанных городах; султану она платит только дань и считается под его верховною властью, но он не может вмешиваться в ее внутренние дела.
Пример Сербии подтверждает нашу мысль, что страшные бедствия, которые постигли славянские народы, должны были переродить и перевоспитать их и тем приготовить к лучшей будущности. В прежнее время, когда Сербия была самостоятельным государством, она имела глубокие недуги. Народ был задавлен боярами, которые подражали вельможам соседней Византийской империи и, между прочим, переняли от них привычку к неповиновению и измене; беспрестанно сеяли они раздор в земле и разрывали ее на части; вера православная не была тверда в Сербии. Сербские короли и князья то выдавали себя за ее поборников, то объявляли себя, если казалось более выгодным, приверженцами Папы. Четыреста с лишком лет страдала Сербия под игом турок, но вышла из-под этого ига чистою и здоровою: боярства в ней уже нет, народ остался хозяином своей земли, и вера православная, которая поддерживала его во время невзгод, укоренилась в нем так, что ничем ее не поколеблешь.
В то самое время, когда сербский народ начинал освобождаться в Турции (должно заметить, однако, что он освободился не весь: Босния и Герцеговина, населенные также сербами, остались под властью турок, потому что там мусульман очень много и христианам двинуться было трудно), — в то самое время и у других славян пошли дела к лучшему.
В 1815 году, по Венскому договору, большая часть собственно польской земли была присоединена к России — под именем Царства Польского. Император Александр I не захотел мстить полякам за то, что они в старину, когда владели западною половиною Руси, подстрекаемые иезуитами, преследовали и старались уничтожить русскую народность и православную веру; напротив, он видел в поляках только братьев-славян и даровал Польше благоустройство, какого она давно уже не видала. При нем появились лучшие польские писатели и стихотворцы, между которыми Мицкевич приобрел бессмертную славу. При Александре I началось дружеское сближение поляков с русскими, и такое сближение, несмотря ни на какие помехи и невзгоды, будет укореняться и принесет благие плоды, ибо вражда бесплодна, а любовь плодотворна.
Между тем как Польша оживлялась под правлением императора Александра I, оживлялись мало-помалу и славяне, подвластные Австрии.
Все эти славянские народы: чехи, словаки, словенцы, хорваты — находились тогда в таком состоянии, что трудно было даже надеяться на их возрождение. Дворянство было у них иностранное, немецкое или венгерское; в городах тоже жило более иноземцев, нежели славян; славянским оставался только простой, деревенский народ; образованных и богатых людей между славянами было весьма мало. Некому было говорить простому славянскому народу на его языке, некому было его образовывать и напоминать ему, что Бог недаром же призвал его на свет, что и ему должно трудиться духом, как и другим народам, потому что не хлебом одним будет жить человек (Лук. IV, 4). Однако нашлись такие люди, сначала немногие, а потом их число увеличилось. Эти люди были сыновья простых поселян, которым посчастливилось получить образование в училищах и которые, образуясь и совершенствуясь, не хотели забыть своего рода и племени, а, напротив, стали употреблять свою науку и образованность к пользе своего народа. Первый был Добровский, сын славянского простолюдина в Венгрии, переселившийся к чехам, в Прагу. Он первый напомнил всем славянам, что у них у всех язык один и тот же и что, стало быть, они все — одно племя. Хотя он был римско-католический священник, однако стал изучать церковный славянский язык, на котором читаются у нас и у всех православных славян божественные книги; он показал чехам и прочим славянам, что всем им нужно знать этот язык, как древнейший и коренной, чтобы разъяснить каждое славянское наречие.
Затем между чехами явились, также из простонародья, великие ученые и писатели; они ввели в честь свой родной язык, прежде забытый, вызвали в чешском народе память о его славянском происхождении, братстве с другими славянами и минувшей славе и возбудили в нем желание стряхнуть с себя сон, навеянный на него Австрией. Эти люди были: Юнгман, Челяковский, Пресль, Ганка, Шафарик (уже умершие), Пуркине, Палацкий и многие другие6.
Между словаками тот же подвиг совершали покойные Колар и Штур7, между словенцами и хорватами — Водник, Блейвейс, Прешерин Станко Враз, Гай, Кукулевич-Сакцинский и другие.
Имена этих людей должны быть произносимы русскими с глубоким уважением, ибо их труды воскрешают духовную жизнь в братьях наших.
В то же время и сербы, подвластные Австрии, приняли участие в духовном пробуждении славянских народов, и русские, то есть малороссияне, в Галиции и северо-восточной Венгрии, также подданные Австрии, стали вспоминать о своем роде-племени, читать русские книги, писать по-русски и чувствовать себя опять русскими людьми.
В 1848 году, когда во всех почти державах Западной Европы произошли восстания, в Австрии немцы и венгры взбунтовались против своего государя и отняли у него почти всю власть; при этом они не хотели признать за славянскими народами, их соседями, тех же прав, какие они сами имели, а, напротив, потребовали, чтобы они, славяне, переделали себя в немцев и венгров. Славянские народы стали им сопротивляться и для того, чтобы сопротивляться успешнее, определили собраться в один город и договориться между собою. Так-то бедствия научают народы разуму. В прежние времена славяне всегда действовали розно и старались вредить друг другу; и только наученные тяжким опытом, они в первый раз, в 1848 году, решились соединить свои силы и стать заодно против своих недругов. В чешский город Прагу съехались лучшие люди от всех славян австрийских: чехов, словаков, поляков, галицких малороссов, словенцев, хорватов, сербов, и 3 июня открыли свои заседания. Но хотя австрийское правительство было оскорблено и унижено немцами, а славяне, напротив, объявили себя верными защитниками своего государя, однако правительство это все-таки в душе недоброжелательствовало славянам. Оно дало командовавшему войсками в Праге, князю Виндишгрецу, приказание разогнать славянский съезд. Князь Виндишгрец 14 июня вывез пушки и начал стрелять в город. Прага принуждена была просить пощады, и славянский съезд был разогнан.
Несмотря на столь жестокий поступок австрийского правительства, славяне в этот раз продолжали еще оставаться его защитниками. В то время итальянцы восстали против притеснений Австрии, и король Сардинский пришел к ним на помощь. Венгерские полки не хотели сражаться против итальянцев и требовали, чтобы их отпустили домой; австрийское правительство принуждено было сделать это, а славянские полки остались в Италии, храбро сражались за Австрию и почти одни вынесли на своих плечах тяжелую войну, которая кончилась для Австрии победами и выгодным миром в 1849 году. Воротившись на родину, венгерские полки перешли на сторону противников австрийского государя; Венгрия совершенно отложилась от него, взялась за оружие и объявила себя независимою. Славяне, живущие кругом венгров, с севера и юга, также схватили оружие, но против венгров, за австрийского императора. Хорваты и сербы австрийские пошли на эту войну поголовно, даже из турецкой Сербии прислана была им значительная помощь. Предводитель славянской рати, бан (т. е. воевода) Елачич8 храбро сражался с венграми и сильно стеснил их; а между тем в Вене, столице Австрии, вспыхнул мятеж, и тамошние немцы выгнали своего императора из столицы. Тогда Елачич с славянскою ратью пошел на Вену, взял ее, разогнал мятежников и возвратил туда императора.
Кончив дело под Веною, он со своими хорватами и сербами продолжал воевать против венгров и храбро выдерживал натиск их превосходных сил, тогда как немецкое войско, посланное против них, под начальством князя Виндишгреца, почти совершенно истреблено было неприятелем.
За свои великие усилия в пользу австрийской державы, за неисчислимые жертвы, принесенные ими для ее спасения от мятежных немцев, от итальянцев и венгров, славяне ждали благодарности и награды. Они надеялись, что Австрия по восстановлении мира признает их, как она признавала их и кланялась им во время войны. Действительно, австрийское правительство обещало славянским народам, что они будут иметь такие же права, как немецкий народ; что у них в судах, казенном делопроизводстве и училищах будет введен славянский язык вместо немецкого; что славянские земли отделены будут в управлении от земель неславянских; что за хорватами утверждены будут старинные льготы, дарованные им королями венгерскими, что, наконец, сербы австрийские получат те права и преимущества, которые были признаны за ними еще в 1690 году императором Леопольдом, когда он переселял их из Турции, но которых Австрия не уважила с тех пор, и что в особенности вера православная будет у них обеспечена от всяких притеснений.
Как храбро ни сражались хорваты и сербы против венгров, однако они одни не могли одолеть их, особенно после истребления австрийской армии князя Виндишгреца, так как венгерское войско было гораздо многочисленнее и имело больше пушек. Потому Австрия обратилась за помощью к России; 3 июня 1849 года русские войска вступили в Венгрию, а 1 августа сдача Венгерского предводителя Гергея покончила дело, и австрийский император остался полным обладателем своего государства.
Благодарности славяне от Австрии не видали.
После покорения Венгрии австрийское правительство получило такую силу, что славяне принуждены были подчиниться всем его распоряжениям.
Им не только не дали никаких новых прав, но даже отняли все те, какие они имели прежде.
Для управления ими стали посылать немецких чиновников, в судах, казенном делопроизводстве и училищах ввели повсюду немецкий язык, подвели славянские земли под один уровень с землями неславянскими; отняли у хорватов старинные льготы и наложили на них огромные подати, каких прежде они не платили, не дали сербам прав, обещанных императором Леопольдом, обременили их податями и стеснили веру православную, запретив православным вступать в брак с католиками иначе, как если перейдут в католическую веру, и учредив в их земле униатские епархии, для распространения унии.
А между тем славяне составляют главную силу Австрии. Большую часть своих доходов она получает от них. Они составляют большую часть, а в военное время две трети ее войска. В мирное время9 австрийское войско было составлено так:
чехов и словаков — 126 700;
словенцев — 29 900;
хорватов — 36 400;
сербов — 25 000;
поляков — 49 500;
русских (из Галиции) — 65 900.
Итого славян в австрийском войске — 333 400.
К этому должно прибавить еще пограничные с Турцией военные поселения, населенные одними славянами, и где, по требованию правительства, всякий мужчина, способный носить оружие, обязан идти на войну. Там считается сербов 310 000, хорватов 550 000; они могут выставить (и в военное время не раз выставляли) более 100 000 войска.
Прочих народов в австрийской армии, в мирное время, считалось:
немцев — 168 800;
итальянцев — 74 900;
румынов или молдаван — 27 300;
мадьяр или венгров — 42 800.
Итого неславян в австрийском войске — 313 800.
Итальянцам и венграм Австрия не доверяла, и потому в войну 1859 года она удалила их от неприятеля, а сражались в Италии, большей частью, славяне. Они-то должны были проливать свою кровь против Италии, которая не сделала им никакого зла, и защищать государство, которое, мы видели, как с ними поступает.
У себя дома славянские народы в Австрии стеснены так, как прежде никогда не бывало; они не смеют ни писать, ни сноситься между собою даже о книжных делах. Училища у них устроены таким образом, что славянские дети должны забывать в них свой язык и выходить оттуда немцами. Никогда еще, казалось бы, не было для славян в Австрии столь тяжелого времени. Однако все-таки они могут благодарить Бога за все, что было. Они далеко ушли вперед против прежнего. Теперь пробуждена в них духовная жизнь, теперь они поняли, в чем их сила и в чем слабость; теперь они знают, кто им враг и на кого они должны надеяться.
Другие славянские народы, болгары и сербы, живут в Турции. Где лучше славянам, в Турции или в Австрии? Спросите у славянина турецкого, и он вам ответит, что в Австрии лучше. «Там, по крайней мере, — скажет он, — правительство устроенное, есть суд и расправа; там человека не подстрелят на дороге, не придут безнаказанно его ограбить и обесчестить его жену или дочь». Спросите у австрийского славянина, и он вам ответит: «Нет, в Турции гораздо лучше, чему нас; правда, там владычествуют турки — варвары, и если им вздумается, они человека убьют, ограбят, опозорят, и дело с концом; но ведь не со всяким это случится. Это как молния, которая <упадает> на одного, а других не тронет; зато у нас в Австрии всякого славянина притесняют, хотя вежливо, но больно; мешают ему во всем, держат его под надзором, переделывают в немца, и если он православный, стараются вогнать в унию. Нет, нашему брату куда просторнее и свободнее в Турции!» Так говорят австрийские и турецкие славяне друг о друге, и разобрать трудно, где им действительно лучше и где хуже. Но, во всяком случае, в Турции славянам жить становится год от года тяжелее. Правда, что турки теперь не так дики, как прежде; они начинают перенимать европейские манеры, и многие выучились говорить по-французски. Однако же манеры образованного европейца не сделают человека лучшим, если душа его не просветится, а душа-то у турок не только не просвещается, но, напротив, развращается. Прежде они верили в своего пророка Магомета: теперь они ни во что не верят. Прежде они были дики, но просты и добродушны; теперь они стали вежливыми, но зато лукавыми. С австрийцами они величайшие друзья, потому что и у тех и у других общий расчет — не давать славянам ходу; во всяком деле австрийцы поддерживают турок, турки — австрийцев.
Теперь в Турции случаи зверского свирепства против славян-христиан несколько реже, чем были прежде, но и такие случаи бывают. Например, в 1859 году туркам не понравился учитель православной школы в селе Обудовце в Боснии по имени Иван Жувалевич; они убили его на пороге церкви, бросили его тело в грязное место, поставили перед ним свечу, разложили книгу и, стреляя в тело из ружей, как в мишень, приговаривали: «Ну-ка, читай теперь!» Убийцы остались безнаказанными.
Это доказывает, что старинная дикость турецкая не совсем исчезла; а с другой стороны, научившись хитрить и лукавить, турки стали угнетать христианские народы гораздо утонченнее и больнее прежнего. Они обещают им покровительство закона и разные улучшения, и что же выходит? Прежде христиане носили оружие и защищались им от насилия и самоуправства мусульман; теперь турки сказали, что насилия и самоуправства не будет, стало быть, христианам оружия не нужно, и отобрали у них все оружие, а мусульманам его оставили: вооруженный мусульманин может теперь делать что угодно с безоружными христианами, и суда на него нет, потому что, несмотря на все обещания, свидетельство христиан не принимается в турецком суде (кроме как в самой столице, Константинополе, где все делается напоказ перед Европой). Прежде христиане платили в казну очень мало и не несли рекрутской повинности; теперь турки сказали, что так как христиане должны быть сравнены в правах с мусульманами, то будут нести и одинаковые повинности; однако они побоялись брать их в рекруты и обучать военному искусству и взамен рекрутства наложили на них огромную подать, которую всякий христианин платит ежегодно. Десятину с урожая, взимаемую с поселян, стали отдавать на откуп, и вместо десятой доли берется теперь часто половина собранного хлеба. Выдумали множество новых поборов, и христиане-земледельцы в Турции, прежде бывшие богатыми, сделались теперь нищими.
Таково ныне состояние христианских народов, болгар и сербов, под турецким владычеством (я разумею сербов в Боснии и Герцеговине, где они вполне подвластны туркам, а не в Сербском княжестве, где у них свои законы, свое управление, свой князь и где народ отлично успевает). При всем том и в этих славянских народах дух пробуждается, особенно у болгар; болгары заводят школы, стараются просветиться, начинают читать и писать книги, вспоминают свою старину, вспоминают, что они народ славянский, который не хлебом одним будет жив; из сербских земель, вполне подвластных туркам, оживает Герцеговина, соседняя с независимыми и храбрыми черногорцами, а в Боснии, которая особенно угнетена и где всего больше славян-отступников, перешедших в мусульманскую веру, пробуждение едва начинается; но и за Боснию нечего отчаиваться.
СПб. 1860
КОММЕНТАРИИ
правитьВпервые опубликовано в журнале «Народное Чтение» в 1860 г. Текст печатается по изданию: Гильфердинг А. Ф. Собр. соч. в 4 т. Т. 2. СПб. 1868. С. 1—15.
Статья посвящена положению зарубежного славянства в определенный исторический момент — 1860 год стал переломным годом в жизни славянских народов и русского панславистского движения. В ней А. Ф. Гильфердинг в блестящей литературной форме сформулировал ряд принципов, которым остался верен всю жизнь и которые не потеряли актуальности для современного читателя, как не потеряло значения и высказанное Гильфердингом мнение о губительности западных политических институтов для славянских народов.
Следует отметить, что в то время насчитывалось лишь 9 славянских народов. Боснийские мусульмане считались конфессиональной группой сербов, македонцы — территориальной группой болгар, а украинцы и белорусы сами себя считали (в полном согласии с этнографической наукой) частью единой русской нации. Кроме того, фактически отмеченные как отдельные народы, словаки сливались с чехами, а хорваты — с сербами. Неудивительно, что многие этнографы второй половины XIX века считали, что в самом ближайшем времени появятся нации «югославов» и «чехословаков». К сожалению, за последние полтора века врагам России и славянства удалось еще более расколоть славян, создав новоявленные «государства» и не допустив дальнейшего слияния западнославянских народов.
1 Настоящий краткий очерк написан в 1860 г. для выходившего в то время журнала «Народное Чтение». Перепечатывая его, мы не изменяем ни тона статьи, соответствовавшего общему характеру этого журнала, ни тех отзывов, которые в настоящее время могут показаться несогласными с действительностью, а именно того, что в статье было сказано относительно поляков. Мысль о возможности сближения поляков с нашим народом во имя общего славянского начала казалась естественной в 1860 г.; в настоящем, 1868 г., она, конечно, должна считаться утопией, неприменимой среди современных обстоятельств. Но кто знает, не перейдет ли эта мысль когда-нибудь снова из сферы непрактичных утопий в область осуществимых надежд, особенно если в настоящее время мы будем твердо стоять на нашей народной почве, пока противники России в славянском мире, убедившись в бесполезности борьбы с нею и в невозможности выманить у нее уступки, придут сами к ней навстречу.
2 Под именем русского народа мы разумеем как великорусов, так и белорусов и малорусов, точно также, как под именем чехов мы разумеем и чехов (в собственном смысле, т. е. жителей Богемии), и моравцев; под именем поляков — и великополян и малополян.
3 Румелией до Балканской войны 1912—1913 гг. называли владения турок в Европе, в частности Южную Болгарию. (Прим. ред.)
4 Георгий Черный (Карагеоргий) — предводитель восстания сербов в 1804 г. против турок. Возглавил родившееся в ходе восстания Сербское княжество. Убит в 1817 г. Стал родоначальником династии Карагеоргиевичей, правившей в 1842—1858 и в 1903—1941 гг. (Прим. ред.)
5 Милош Обренович (1780—1860) — руководитель сербского восстания против турок в 1815 г. Был князем Сербии в 1815—1839 и 1858—1860 гг. Основанная им династия Обреновичей правила до 1903 года. (Прим. ред.)
6 Здесь перечислены виднейшие чешские «будители» народа, то есть деятели культуры, филологи и историки, способствовавшие национальному возрождению почти было онемеченных чехов. Деятельность «будителей» оказала влияние и на просветителей других славянских народов. Среди наиболее значительных «будителей»: Йозеф Юнгман (1773—1847), филологи историк, Павел Шафарик(1795—1861), Франтишек Палацкий (1798—1876), историк и политический деятель. (Прим. ред.)
7 Здесь указаны видные словацкие деятели: Ян Колар (1793—1852) — лютеранский священник, поэт и философ, выступал за создание единого чехословацкого языка.
Штур Людевит (1815—1856) — словацкий просветитель, идеолог и руководитель национального движения, разработал литературные нормы словацкого языка, оставаясь при этом сторонником введения русского языка как общеславянского. (Прим. ред.)
8 Елачич Йосип (1801—1859) — австрийский полководец, хорват, герой войны с венгерскими мятежниками в 1848—1849 гг. Отменил в Хорватии крепостное право. (Прим. ред.)
9 Перед Итальянской войной 1859 г.