Теперь у нас вечера́. Прежде были и́гришша: собирались в одной избе молодцы и девицы, пели, веселились. На игришшах заводили игры и пели разные песни. Например, представляли: девушке шьют башмаки, брали за ноги — снять мерку.
Вот к одному молодцу приступили отец и мать: «Женись да женись», а он не хочет. Ну, потом говорит: «Ладно, пойду на и́гришше, всех выгоню парами; если останется девица одна без пары — на ней и женюсь».
Так и сделал — и остался в избе один. Видит: показывается с подполу[1] девушка, красавица, говорит: «Женись на мне, я твоя судьба». Он от вжа́ху[2] едва опомнился, потом говорит: «А как же мне тебя взять?» Она говорит: «Собирай гостей, хоть двенадцать человек, хоть больше, приезжай сюда за мной ночью, угощенье про всех будет готово».
Вот он и приехал туда с гостями; столы накрыты, угощенья много, сели, попировали, поехали к отцу-матери. Там опять пир. Пришло время — молодых укладывать спать. Отвели их в подполье. Вот она легла с мужем, полежали; она спрашивает: «А где у вас топор? Да ты, говорит, не бойся, скажи, где топор?» Он сказал. Она встала и ушла. Потом прошло несколько время — пришла и легла с мужем. Слышут: в деревне крик, вопль. Он говорит: «Что это такое? Пойдем, послухаем». Она говорит: «Пойдем». Встали, пошли в дом, где шум. Видят расслабленная девица лежит в крови с отрубленной головой. Новобрачная схватила топор и ударила по трупу крест на крест — и тогда он обратился в осиновый чурбан. Она сказала матери (это была ее мать): «Ты не плачь об этом чурбане, а ты бы плакала обо мне: как ты меня прокляла, а я сколько лет жила у нечистых, а вот молодец меня избавил!»