Ну, вот в онном месте жил купец богатый. И он сильно свою хозяйку жалел, мудрей как сам себя, и она ево жалела очень хорошо. Когда, бывало, приде лавки поверилше, она его, бывало, всегда перенимае и за шею захватывае. Во время сделался в городе мятеж. Потребовали с заграницы полк солдат на смирению этово мятежа. И остановился в этово купца полковник, и в тот момент этот полковник захороводил[1] евонную хозяйку.
И сделалось в городе смирно. Потом этот полковник стал умолять, что поедем со мной за границу, эту самую хозяйку. «А как же я, говорит, могу въехать?» — «Налей самовар, как приде твой муж, ты сиди за столом припечальси». Налила самовар, сидит за столом припечалилши. Муж приходя: «Что, говорит, супруга, тебе стало». — «Муж мой дорогой, бросим все, уедем за границу, мне уж надоело тут жить». — «Дорогая моя, в нас какое тут име́ньё и сколько зданий! Как мы бросим?» — «Так мы, говорит, что которое продадим, которое в аренду сдадим».
В тот момент евонная хозяйка умерла. Не дает хоронить эту хозяйку и все лежит на груди на еённой и плаче. Поли́ца в ево отняла и похоронили эту хозяйку. Потом он нанял копчов, землю копать с своего здания, чтобы с своего здания выкопать на еёную могилу по подземелью ход. Ну, вот и он стал ходить все на е́йную грудь ложился и все плакал. Несколько время он так все ходил плакать туда. В прекрасную времю открылось све́тло там. Хто-то голос дал: «Васильев, говорит, неужели вы жалеете настолько свою хозяйку?» — «Весьма, говорит, жалею». — «Так что, говорит, хочете чтоб она во живности[2] была? Вот табе, говорит, три листика бумажки. Вот онну бумажку положь на ло́б, другую на грудь, третью на но́ги. Она буде жива». Он так и сделал.
Положил на ло́б и на грудь, и на но́ги. Встае хозяйка и говорить: «Ах, милый мой Васильев! Как я уснула!» Прознал этот полковник, что она жива. Приезжае сюда. Собрались оны ехать за границу. Имение которое продали, которое в аренду сдали. Поехали оны, вышли, пошли в проход. Не доходя изморья: «Милый мой муж, я свои часы золотые забыла». Ну, вот он и говорит: «У нас денег хвате, мы и там купим. Что табе?» — «Никак я не могу без своих часов. Вернись, дорогой мой, возьми захвати мои часы». Он вернулся за этым часам. Приносе эты часы — оны уже уехалши.
И вон тут сзади за им. Приехал туда за границу. Потом ево там не признають. Што ему делать? Взял он добровольцем записался в солдаты. Подружился с трем солдатикам. Он этих солдатиков и вуспитывал и напиткам поил. Ну, и потом в прекрасную времё пошли в гостиницу с своим друзьям. И евоная хозяйка стала этому полковнику говорить, што вот я шла панелюй. Говорили, что в нас за границей смирно. На то мест меня солдатик переня́л и растрепал и золотые часы в мя отобрал. В тот момент она подкупила солдатика. Взял этот солдатик эты часы запустил ейному мужу. Скричал полковник: «Как это быть так?». Послал двух деньшшиков в эту гостиницу — обыскать солдатиков, которые там гуляють.
Деньшшики стали обыскивать, нашли у онно́во солдатика, у еёнова мужа, вытаскивают из-за шлагу[3] эты золотые часы. Вядуть яво к этому полковнику. Этот полковник: «Взять этово солдатика расстрелить! На день табе слобода!» — этому солдатику. Этот солдатик взял своих дружей, солдатиков. Поил что только им душа жалала. «Братцы, как меня расстреляють, вот вам три листика; как можно, вы постарайтесь меня с могилы выкопайте и положите на лоб и на грудь, и на но́ги эты листики». Взяли ево, расстрелили и похоронили. К могилы приставили стражу. Эты солдатики и думають: «Жалко нам свово товаришша, как буде?». Один обдумал. Вот так сделаем: «Што бытто мы пьяные. Возьмем чэтверть водки и пойдем клу[4] этой стражи, будем валяться, как бытто пьяные». Так оны и сделали. Идуть, валяются перемазалши, вблись[5] стражи повалились, и бочонок покатилси. Эта стража схватила этот бочонок, а яны бытто што как вуснули. Потом эта стража и давай это выпивать. Оны в тот момент напи́лись и спать полягли. Оны вскочили, эты солдатики, немедленно эту могилу разрыли. Потом ему взяли положили на лоб листик и на грудь, и на но́ги. Он вустал. «Это, товаришши, благодарю, што вспомнили мою просьбу». Повел этых солдатиков в гостиную. Угостил этых солдатиков.
Потом эты солдатики разговор с им вядуть. «В нашево, говорит, царя дочь ляжить при смерти. Самые главные дохтора отказалиси: «Мы не можем взлечить[6]». Потом он и говорить: «Пишите заявлению, я, говорит, взлечу». Сряду солдатики написали заявлению. Потом принесли государю заявлению. Требуя государь этово Василья. «Ну, могишь ты взлечить?» — «Могу». — «Ну вот, што хошь, то и возьми, я ничем не дорожу, токо взлечи». Он и говорить: «Мне деньги не нужны, у меня денег своих сколько хошь». Взял эту[й] царскуй дочке положил листик на лоб и на грудь, и на но́ги. Увстала царская дочь, как не́ было ничево.
Она и говорить: «Папа, говорить, как хошь, я за этово солдатика выду замуж». Он и говорить: «Дочэнька моя, я об этом тебе ничего не могу говорить, — с удовольствием». Ну вот, вышла за нево замуж. Государь ево призвел генералом. Этот генерал поехал войска проверять. Проверилши войска, приказал полковникам, штоб завтру на смотр быть и с женами. Потом эты полковники и говорять: «Што ж это такое генерал приказывая, што и с женами?». Являются яны все на смотр и с женами. Потом он проходя самова ж этова полковника, которова евонная жена. Приказ дае этот же генерал — расстрелить таково-то полковника и с женой. Взяли и расстрелили и этово полковника и с женой. Ну, вот это и кончилось.