Симеон, не доживший до Сретения (Дорошевич)/Версия 2

Симеон, не доживший до Сретения
автор Влас Михайлович Дорошевич
Опубл.: 1915. Источник: az.lib.ru • (Памяти Данилы Лукича Мордовцева)

Дорошевич В. М. Воспоминания

М., «Новое литературное обозрение», 2008.

СИМЕОН, НЕ ДОЖИВШИЙ ДО СРЕТЕНИЯ
(Памяти Данилы Лукича Мордовцева)

править

Говорят, что больше всего умирает людей в предрассветный час.

В этот тяжелый, томительный час.

Когда ночь кажется бесконечной.

На востоке как будто потянулись беловатые полоски.

Действительно ли близок рассвет?

Или это обман среди непроглядной тьмы, галлюцинация глаза, истосковавшегося по свете?

С полей прибегает ветерок. От его холода веет землей.

Предрассветный ветерок.

А больному, умирающему кажется, что на него дышит холодом и разрытой землею могилы.

Тяжел предрассветный час.

Полоса на востоке все белее, белее.

Заря заиграет пурпуром, золотом, розовыми, алыми пятнами, брызнут лучи, и, словно плача от радости, брильянтами росы загорится трава.

И только он будет лежать, недвижимый, бледный, восковой. Задушенный уходившей ночью.

Словно злой, бессильный, низкий враг. Побежденный. Бегущий. И убегая, добивающий больных, раненых, слабых и беспомощных.

Задушила и ушла.

В тяжелый, предрассветный час умерло много больных русских людей, истосковавшихся по свету.

Михайловский… Чехов…

В предрассветный час, в Кисловодске, почти воздухе Украины, где в теплой, летней, влажной, бархатной тьме задумчивых ночей шепчутся пирамидальные тополи, — окончил свою праведную жизнь Данила Лукич Мордовцев.

Он давно уже принадлежал историкам литературы.

Мордовцева-бойца знали наши отцы1.

Мы застали его ветераном, добрым старым дедом, тихо и буколически доживавшим свой век в литературе.

Милая, славная фигура, вызывавшая добродушную улыбку.

Старый Афанасий Иванович, оторванный от родной Украины2 и принужденный проживать в столичном городе Санкт-Петербурге.

Старику холодно на Ингерманландском болоте, он кутается в бекешу — в бекешу из настоящих полтавских смушек! — и мечтает:

— А там вишневые садочки. Тополи. Песня слышится. Старая, дедовская, запорожская. «Той вы, казаченьки». Дивчины в венках из цветов с поля идут. Парубки лихо поют. Хозяйка кулеш варит, пар от него валит. Хорошо.

Такой образ, милый, кроткий, добродушный, слегка забавный, без обиды для него, — рисовался мне, как всему нашему поколению при словах;

— Дед Мордовцев.

Пока я не увидал настоящего, реального Данилы Лукича Мордовцева. Это было в Петербурге, на памятном первом представлении «Контрабандистов»3.

Предупредив обо всем полицию, г. Суворин трусливо бежал в Москву. Умывал в это время руки в «Славянском базаре».

— Я ни при чем-с… Помилуйте-с… это без меня-с…

Его лакеи, наглые, как могут быть наглы лакеи, чувствующие себя безнаказанными, спрятавшись за спины полиции, травили:

— Жарь! Играй! Лупи!

По сцене ходили актеры и, — слов не было слышно за ревом урагана в зале, — кривлялись и строили рожи публике.

Они напоминали глупых и скверных мальчишек и девчонок, которые в зверинце кривляются перед клеткой и дразнят зверя, зная, что он за решеткой и их не может тронуть.

В театре стоял ураган.

Ураган общественного негодования.

Заблаговременно призванная суворинскими лакеями полиция приступила к «водворению порядка».

Раздались вопли юношей, девушек.

Взрослые люди, мужчины, падали в партере в обморок при виде того, что творилось в ложах.

Тогда старик Мордовцев пошел за кулисы.

Говорить. Усовещивать суворинских лакеев.

Результат получился, какого надо ждать от разговора с наглыми лакеями.

Мордовцев со слезами умолял их:

— Пожалейте молодежь. Прекратите ваши безобразия!

Лакеи, спрятавшись за широкие полицейские спины, нагличали и поглумились над плачущим стариком:

— Не ввязывайтесь! Вы кто такой здесь будете? Дело полицейское! Полиция покажет, как скандальничать! Всех скрутим! Проваливайте!

Я увидел в первый раз в жизни Мордовцева, когда он выходил из-за кулис этого учреждения, после разговора с лакеями, сучившими кулаки.

Старик дрожал и весь трясся от рыданий.

По его морщинистым щекам градом текли слезы.

В эту минуту он напоминал скорее короля Лира.

Поруганного, обиженного, раненного в сердце, бессильного и плачущего старческими, горькими, бессильными слезами.

Лира, над которым надругался дворецкий Гонерильи.

Вопли избиваемой в ложе девушки и слезы старика.

Такова участь молодости и старости в этой стране.

И с этих пор образ «скорей короля Лира» заслонил в моем воображении образ «Афанасия Ивановича».

И с этих пор при имени Мордовцева мне представлялась не буколическая фигура старика в бекеше из настоящих полтавских смушек, а трагическая фигура рыдающего старика.

Человек слова, он разделял участь всех русских людей:

— Молчать.

Череп русского человека — тюрьма, где томятся, чахнут и умирают его истинные мысли.

Без надежды видеть свет.

И только у нас возможны такие недоразумения.

Короля Лира считают благодушествующим Афанасием Ивановичем.

Потому что Лир молчит.

Человек живет среди нас, и мы не знаем его.

Кинул ли он слово ненависти тем, кого он ненавидел всей своей исстрадавшейся старой душой?

Мог ли он кинуть открыто слово привета тем, кого любил и кому в душе посылал свое старческое благословение?

И все мы умираем в одиночестве.

Не подав истинного голоса ни друзьям, ни врагам.

Словно отгороженные друг от друга непроницаемыми стенами тюремных казематов.

В одиночном заключении со своими мыслями, со своими чувствами.

Так истосковавшись по свету, по солнцу, по дне, — он умер в самый предрассветный час.

Не вымолвив:

— Ныне отпущаеши…

Как Симеон, не доживший до Сретения4.

Самый тяжелый гроб — гроб русского человека.

Словно свинцом налита его грудь. Она полна невыплаканных слез.

КОММЕНТАРИИ

править

Печатается по: Дорошевич В. М. Собр. соч. Т. 4.

1 В 1860—1870-е гг. Мордовцев много и остро писал на актуальные общественные темы, сотрудничал в демократических журналах «Русское слово», «Отечественные записки», «Дело».

2 Афанасий Иванович — герой повести Н. В. Гоголя «Старосветские помещики» (1835).

3 Речь идет о премьере пьесы «Контрабандисты» в театре Литературно-художественного кружка (Малый, он же Суворинский, театр) в Петербурге. В пьесе (первоначальное название «Сыны Израиля», написана С. К. Литвиным-Эфроном совместно с В. А. Крыловым, опубликована в журнале «Исторический вестник» (1899. № 1), отдельное издание вышло в Петербурге в том же году) изображен быт приграничного западного городка, еврейское население которого представлено как шайка контрабандистов и убийц, готовых на все ради денег. Еще накануне премьеры в обществе и в самом театре стали раздаваться протесты против осуществления явно антисемитской постановки. В спектакле отказались играть ведущие актеры Л. Б. Яворская и К. Н. Яковлев. 23 ноября 1900 г. на премьере возмущенная публика сорвала спектакль, в театре возникли беспорядки, полиция произвела в зале массовые аресты. О скандале запрещено было писать в прессе. «Новое время» обрушилось на «толпу буянов», сбивавших «шапки с городовых за то, что те робко пытались не позволить им терроризировать театр» (25 ноября 1900 г.). (Подробнее см.: Динерштейн Е. А. «Контрабандисты»: спектакль и книга // Динерштейн Е. А. Российское книгоиздание (конец XVIII—XX в.). М., 2004. С. 229. См. также: Дневник Алексея Сергеевича Суворина. М., 1999. С. 400—401.) Накануне премьеры, 22 ноября, Дорошевич опубликовал фельетон «Герои дня», в котором рассказал об истории постановки скандальной пьесы в петербургском Малом театре (см. в кн.: Театральная критика Власа Дорошевича. Минск, 2004). См. также фельетон «Спекуляция на „Контрабандистах“» (Россия. 1901. 15 окт.).

4 В отличие от ветхозаветного старца Симеона, священника Иерусалимского храма, дождавшегося появления Иисуса Христа (Сретение — встреча человечества с Богом), умерший летом 1905 г. Мордовцев, по мысли Дорошевича, как и скончавшиеся в 1904 г. Чехов и Михайловский, ушел из жизни, когда только появились первые надежды на обновление российской жизни.