Литературное наследство Сибири, том 5
Новосибирск, Западно-Сибирское книжное издательство, 1980.
СИБИРЬ ПЕРЕД СУДОМ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
правитьЕдва ли есть на свете страна, подобная Сибири, о которой бы существовали столь смутные и столь разнообразные мнения.
С давних пор Сибирь была то предметом увлечений и похвал, предметом радостных надежд и мечтаний, когда народ составлял о ней самые благоприятные представления, доходившие иногда до сказочных идеалов; то вдруг делалась предметом разочарования, порицаний и обманутых надежд. В этой исторической судьбе ее есть много трагического. Сибирь считали то богатой страной, изобилующей дорогими зверями, полной минералогических богатств, удобной для торговли и промышленности, страной для широкой и правильной жизни, то отзывались о ней, как о холодной и бесплодной тундре, с убогими городками и кочующим населением инородцев, не способной ни к земледельческой культуре, ни к экономическому процветанию.
Часто слово «Сибирь» страшно звучало в ушах русского человека! С ним сопряжена была самая грустная идея, самая мрачная картина. Ему виделась снежная страна, где в горных рудниках томятся люди, обреченные на каторгу среди неволи, цепей и глухих страданий. Наконец, в России можно было встретить людей, которые относительно Сибири были в совершенном неведении и, увидя сибиряка, спрашивали его с любопытством: «А что, это большой город — Сибирь?».
Все эти мнения характеризуют крайнее незнание страны, причиной которого, разумеется, были недостаток и неудовлетворительность сведений, получаемых из книг.
Книги, издававшиеся о Сибири, были редки и серьезны, и читались одними учеными специалистами, каждым по своему отделу. Популярных сочинений почти вовсе не было. Если и попадались журнальные статьи о Сибири, то взгляды, проводимые в них, были далеко не верны и неудовлетворительны по случаю малоисследованности страны. Даже до сих пор не установилось в литературе правильного мнения о Сибири. Вся литература об этой стране представляет только сырой материал для будущих историков, географов, этнографов, статистиков и других ученых.
Как ни ошибочны воззрения на Сибирь в русской литературе, но они несколько характеризуют нам исторические переходы страны и служат отражением ее жизни, раскрывают нам те вопросы, которые возбуждает историческая жизнь ее.
До завоевания о Сибири, как и о всей Азии, ходили самые темные слухи, как в Европе, так и в России. Рассказы, прикрашенные вымыслами Плано-Карпини и Марко Поло в 13 ст[олетии], не могли дать определенного понятия о северных азиатских странах. Россия тоже сама плохо знала Зауралье. Новгородские купцы, несмотря на то, что с XI ст[олетия] имели торг с сибирскими инородцами, не проникали внутрь страны и довольствовались пограничными сношениями. Сведения русских царей и народа об Югории и Обдории, как назывались сибирские земли, были чрезвычайно малы. По самой загадочности страны народ уже мог создавать о ней разные фантастические представления и увлекаться этими представлениями. Народ любит представлять себе мифические страны довольства и счастия в противоположность горькой действительности. Этим проявляется его натура, жаждущая лучшей жизни. И Сибирь является колонией, куда славянский народ пришел создать себе новую, лучшую жизнь.
Община Ермака указала дорогу переселениям. Народ кинулся толпами в новую землю, как убежище от разных притеснений в царствование Иоанна Грозного, впоследствии от невыносимых немецких реформ Петра. Народ бежал, чтобы избавиться от притеснений воевод, от официальной приписки к городам, от тяжелой подати и бюрократизма. Раскольники шли сюда сохранить свою веру в скитах, промышленники — добыть мехов, торговцы — свободно торговать с сибирскими инородцами. Эти побуждения, руководившие народом, показывают самобытное народное стремление и чисто народный взгляд на Сибирь, как на страну, где должны развиться самобытно и свободно народно-славянские силы. Открытие новых стран изумляло всех. Край поразил громадностью своих пространств, обилием рек и лесов, богатством рыбы и дорогих зверей.
Вот что пишет сибирский летописец Савва Есипов в 1636 г. о нашей стране: «Дивно убо есть: какими божиими судьбами рекам тамо бысть? Вода камень тверд раскопа — и бысть реки пространны и прекрасны зело, в них же воды сладчайшие и рыбы различные множество; на исходищах же сих рек дебрь плодовита на жатву и скотопитательные места пространны зело».
Это было время удивления стране и завоевателям. Летописцы рассыпались в хвалах: одни Ермаку, другие Строгановым, время, когда Ермак доходил в устах народа до мифического героя, занимая место знаменитого богатыря Ильи Муромца.
Правительство начало смотреть на Сибирь, как на страну, из которой оно будет извлекать богатый доход в казну. Московские государи вслед за завоеваниями взяли исключительное право на себя на мягкую рухлядь и считали Сибирь государевою вотчиной.
По мере утверждения русских в новой земле, заводились торги с покоренными инородцами и пограничными народами; в 1675 г. отправляется экспедиция Спафария в Китай. Виды на торговлю с азиатскими народами дают Сибири еще более весу. Пушные промыслы более и более распространяются. С каждым шагом промышленники и авантюристы открывали новые, неведомые земли, пробираясь к Восточному океану.
Страна возбуждала сильный интерес к исследованиям, и с Петра I в нее засылается ряд ученых экспедиций: Мессершмидт, Нукебаум, Беринг, Делиль, Гислин, Синд и другие путешественники один за другим объезжают нашу страну.
До какой степени занимала Сибирь, мы видим в «Ежемесячных Сочинениях», — академическом журнале, издававшемся при Екатерине. Этот журнал полон статьями о Сибири, излагающими великие открытия в ней, героические завоевания и несметные богатства. В это-то время составляется пословица: «Сибирь — и золотое дно» и нашей стране предсказывается блестящее будущее. Как ни были лестны эти воззрения на Сибирь, но они составили резкий контраст с действительностью. В то время, когда удивлялись героическим подвигам и мечтали о ее громадном значении, народ принужден был преодолевать огромные трудности и страшные лишения. Через двести с лишним лет мы видим в стране малочисленное население, разбросанное на громадном пространстве, только что удовлетворяющее своим первым потребностям, довольствуясь мелкой промышленностью. Мы видим бедные городки, разоренные возмутительными насилиями и грабежами наезжих воевод и злоупотребляющих властью губернаторов. Край малонаселенный, притесненный и бедный, каким его застал Сперанский. Горькое положение страны открылось! Не до хвалений и мечтаний было перед этим нищенствующим краем, перед этим стонущим и угнетенным народом; панегирики на время должны были замолкнуть.
Сибирь вступила в 19-е столетие. Наш век ознаменовался еще большими исследованиями края, и в том числе открытием золотых приисков. Замечательные естествоиспытатели и путешественники посещают Сибирь, в том числе такие ученые, как географ Гумбольдт, минералог Розе, микробиолог Эренберг, известный ботаник Карл-Фридрих Ледебур.
Европейские минералогические кабинеты наполняются редкими сибирскими минералами, ботанические сады — роскошными произведениями алтайской и даурской флоры. Сибирь снова привлекает к себе внимание. Открываемые в ней минералогические богатства утверждают за ней снова репутацию богатейшей страны, и присоединение Амура и Заилийского края дает повод возникнуть новым смелым надеждам и широким мечтам о ее будущем.
Это была, так сказать, «renaissance»[1] панегиристов Сибири.
Амурские панегиристы отличались особенным жанром в литературе. Как известно, у них был даже свой орган в Сибири, теперь уже прекратившийся: «Амур». Они описывали необыкновенные красоты этого края, его громадное промышленное значение, и их мечты гуляли по всей ширине Восточного океана. Часто и тут, впрочем, отрывали их от фантазий и указывали им горькую действительность люди положительные. В русской литературе г. Завалишин-старший в особенности разоблачал эти фантазии и нередко указывал страшные катастрофы, случившиеся при первой колонизации Амура. Русская критика в лице Добролюбова тоже отозвалась недоверчиво к амурским хвалителям.
Последним панегириком Сибири служит книга, наверное, известная сибирякам, это «Описание Западной Сибири» Ипполита Завалишина. Она носит один общий колорит со всеми панегириками Сибири, сведенными только в один свод. Мы обратим на нее внимание, потому что в ней панегирик дошел до верха комического.
Страна в ней описывается эдемом, над которым плавает оссианов щит вместо луны. Поля покрыты шелковисто-мягкими, влажно-бархатистыми и густо-сочными травами, реки и леса населены наядами и дриадами. Описание сибирских лесов очень часто пародирует американскую природу с той только разницей, что на место львов, тигров и барсов являются на сцену медведи, зайцы и белки, на место какаду и попугаев — наши перепелки и глухари, на место крокодилов и аллигаторов — скромные ящерицы, впрочем, разевающие пасти и обнюхивающие путешественников. Часто этому туристу представляются такие страсти, перед которыми должны падать ниц, как действительно и пал автор на реке Туе при виде лесного пожара.
По словам панегиристов, страна цветет и благоухает, люди там какие-то аркадские пастушки, все чиновники — гениальные администраторы, и даже наши исторические лица им представляются испанскими гидальго, как романтическим уездным барышням. Несмотря на все свои высокопарности, эти панегирики носят тот же характер, как губернские ведомости Гоголя, которые описывали красу садика, насажденного мудрым начальником, под тенью которого отдыхают мирные граждане.
Мечты и предположения панегиристов даже фантастичнее маниловских. Им ничего не значит провести телеграф в С.-Франциско, построить железную дорогу по всей Сибири, наполнить порты Восточного океана судами со всего мира и, наконец, завоевать Азию. Панегиристы в особенности любят завоевания. Они предвидят Столкновения сибиряков с англичанами в Индии и так серьезно простирают виды на Китай, что можно подумать, что они метят в богдыханы.
Все эти господа со своими медовыми писаниями не столько исследуют страну, сколько романтизируют, не столько мыслят, сколько фантазируют. Достаточно обратиться к действительности, чтобы разрушить все их картонные строения; и в самом деле, посмотрите, какую грустную еще картину представляет Сибирь! Большая часть ее представляет только пустынные, бесконечно раскинувшиеся степи да непроходимые темные хвои; малочисленное население на каждом шагу в борьбе с девственной природой. Мы видим, что часто нуждой и бедностью пестреют богатые поля ее. Промышленность в зачатке своего развития. Страна от земледельческой едва переходит к заводской промышленности. Минералогические богатства Сибири лежат большей частью неразработанными. Умственный уровень Сибири на низшей степени; образованием сибиряки принуждены пользоваться, уезжая далеко-далеко от места своей родины. Самая история немного дала радостных минут сибирякам: первые заселения и неустройства заставили упитать слезами молодую землю, на которую пришел народ искать себе счастия и довольства. До сих пор не может сказать Сибирь, что счастием и радостью полна жизнь ее; напротив, как место ссылки, она часто оглашается стонами, полными человеческого горя и несчастия.
Итак, где же совершенство, которое приписывают Сибири? Где экономическое процветание? Где ее богатства? Где знание? Где наука? Где счастие? Где радости?.. Это-то грустное положение страны заставило развиться другому взгляду, совершенно противоположному взгляду панегиристов. Многие, видя в Сибири ссыльную колонию, малонаселенную, бедную, невозделанную, решили бросить роковой приговор в ее неспособности к полному развитию гражданской жизни и экономическому процветанию. В Европе Сибирь всегда была на таком счету; знаменитый экономист Адам Смит говорит о ней, что эта страна всегда была страной варварства и бедности, какою, говорит, мы встречаем ее и теперь. Реки ее неудобны к торговому сообщению, будучи отделены огромными пространствами, а море покрыто льдами.
Сперанский, заставший Сибирь в жалком положении, точно так же отзывается о ней. Сибирь есть просто Сибирь, говорит он в письме к своей дочери, т. е. место для ссылки, выгодное для некоторых частей торговли, любопытное и богатое для минералогии, но не место для жизни, для устроения собственности твердой, не основанной на хлебопашестве, фабриках и внутренней торговле.
Вслед за тем в русской литературе 40-х годов явился г. Герсевани, отнимавший всякое значение у Сибири. Он говорит, что суровый климат, изолированное географическое положение страны, физическое образование и произведение в полудикое устройство пограничных стран, все заставляет предполагать, что она надолго останется пустыней.
Это воззрение осталось не без приверженцев. Оно даже сохранило представителей до настоящего времени. В 1862 году в одном из лучших русских журналов явилась статья г. Шелгунова «Сибирь на большой дороге», которая напомнила нам нашего старого знакомца г. Герсеванова.
Г. Шелгунов описывает Сибирь самой холодной страной в свете. Сибиряка он сравнивает, по влиянию физических условий, с лапландцем. Он говорит, что при одном уровне цивилизации сибиряка и русского жизнь русского будет выше и разнообразнее жизни сибиряка. В стране он не находит ни малейших признаков богатства. Сибирскую торговлю он считает не имеющей значения и думает, что Сибирь никогда не может быть экономически самостоятельною. Он говорит, что для земледельческой промышленности в Сибири мало задатков, и считает только 1/4 всего пространства Сибири годною для возделывания.
В этих отзывах звучат старые ноты порицателей Сибири.
Как несправедливы порой бывали и бывают отзывы этих порицателей Сибири относительно ее настоящего положения, настолько же они несправедливы и неосновательны относительно ее будущего. Порицатели, начиная со Сперанского, видя настоящее в плохом свете, заключали о ее плохом будущем, и заключали ложно. Г. Шелгунов впал в ошибку, свойственную всем порицателям Сибири.
Порицатели, видя Сибирь малонаселенной, говорят, что это пустыня, которая ничем не привлекает к себе и которая едва ли заселится. Между тем настоящая малонаселенность показывает, что у нас колонизация не была совершена на свободных началах; Сибирь была только штрафной колонией. Порицатели видят суровость климата и физических условий и говорят, что мы должны, подобно лапландцам, покоряться природе, упуская из виду, что некогда цивилизация покорит природу и уравняет благосостояние народов.
С тех пор, как человечество знанием и наукой восторжествовало над природой, нет стран, неспособных к развитию! Сибирь же занимает умеренный пояс, пояс, наиболее благоприятный для развития цивилизации, как замечает один из замечательнейших историков нашего времени Бокль. Вычисленные г. Шелгуновым неудобные пространства для земледелия нисколько не делают страну неспособной к жизни. Там, где нельзя заниматься земледелием, будут заниматься заводской и фабричной промышленностью; обмен произведений уравняет развитие всех стран. И с этой стороны мы не видим опасности для Сибири: ничто нам не дает права думать о ее неспособности к полному развитию.
Недаром в Сибирь пришла самая энергичная и предприимчивая часть русских людей; недаром эти люди делали завоевания, открытия и почти три столетия работали по лесам и пустыням новой земли. Г. Шелгунов говорит, что сибиряк покорялся природе и не делал ничего, чтобы победить ее. Но история Сибири разве не перед нами, разве не перед нами эти герои прошлого, как Дежнев, предвосхитивший великое открытие Беринга, Прончищев с молодой женой, огибающий Таймырскую землю, Исаков, в утлой лодке объезжающий Новую Землю, купец Шалауров, погибший в смелой борьбе с природой, и сотни других. Нет! все, что мог сделать народ русский в Сибири, он сделал с необыкновенной энергией, и результат трудов его достоин удивления по своей громадности. Покажите мне другой народ в истории мира, который бы в полтора столетья прошел пространство, большее пространства всей Европы, и утвердился на нем? Нет, вы мне не покажете такого народа!1
Все, что ни сделал народ русский в Сибири, было выше сил его, выше исторического порядка вещей. Чего ему недоставало до сих пор — это знания и науки, при посредстве которых бы он устранил условия, задерживающие его развитие. Но будущая история ему даст и это.
Теперь же, когда самая трудная минута пережита, когда край должен вступить на поприще более широкой экономической деятельности и самобытного развития, не время отнимать у него знамение и ругаться над его будущим. Вот почему мы считаем долгом стать в оппозицию русским публицистам, унижающим Сибирь.
4 000 000 народа ждут лучшей жизни, 4 000 000 народа ждут своего счастия в новой стране и своего благосостояния. Мы верим в силы этого народа, мы уверены, что он сумеет создать свое лучшее будущее и стать таким же цивилизованным народом, как и все прочие народы мира.
Кому же должна принадлежать роль указать будущее Сибири и вывести народ ее на путь цивилизации и исторического прогресса?
Эта роль должна принадлежать местной литературе, которую до сих пор наша бедная Сибирь не имеет. Издание сибирского журнала теперь бы могло иметь огромное значение и влияние на развитие страны. Создание местной литературы будет зачатком осмысленной жизни и началом умственного развития масс. Местная журналистика будет исследовать нашу страну, разрабатывать ее вопросы, предъявлять ее интересы и укажет то будущее, которое будет состоять не в завоеваниях, как утверждают панегиристы, а в создании цивилизации для своего народа, которая вместе с торговлей будет иметь влияние на весь Восток и на Азию. День ото дня мы ждем, что мир должен связаться братской любовью, взамен прежней исторической вражды; ибо, как принципом древнего мира и государств были война, завоевания и рабство, так принципом нового мира будет мир, цивилизация и свобода! Может быть, скоро настанет век,
Когда народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся.
И в этой семье народ Сибири будет таким же цивилизованным народом и Сибирь такою же богато развитой2 экономически, как и все прочие.
Будущая счастливая судьба народов мира доступна и нашей стране. Никакие хулы не отнимут у нас лучшего будущего, и мы твердо уверены, что и наше солнце скоро взойдет!..
Неофициальная часть «Томских губ. ведомостей», 1865, № 9.
1 Шелгунов Николай Васильевич (1824—1891) — видный деятель революционной демократии 60-х годов, литературный критик.
На чем основана полемика с ним у H. М. Ядринцева? В статье "Сибирь на большой дорого («Русское слово», 1863, № 1, 2, 3) Н. В. Шелгунов писал: «Сибирь — страна самая холодная из всех частей земного шара… В животном царстве такая же бедность, как и в царстве растительном… В этой стране, жалкой по своему географическому положению, стране резких переходов от крайностей жары с морозам, леденящим ртуть, стране жалкой растительности, борьба с природой нелегка, нужно обладать исключительными качествами, владеть большой энергией и большими знаниями, чтобы одолеть подобную природу. Но владеет ли сибиряк подобными свойствами? Что сделал он со своей страной и насколько покорил себе природу? Сибиряк сделал мало, он вовсе не одолевал природу, он только подчинялся ей. Если на пути попадались ему реки, он останавливался, но не шел дальше. Если мороз леденил его, он старался привыкнуть к нему, но не строил своего дома теплее. Если у него не росла морковь, свекла или капуста, он переставал их сеять, но не делал ничего, чтобы заставить землю производить то, чего она не производила прежде… Все продукты земледельческой культуры, разнообразящие потребности человека и его промышленную деятельность, в настоящее время для Сибири невозможны. Сибирь производит яровую рожь, пшеницу, капусту, редьку; в ней растет трава для коров и лошадей и — только. Потому потребности земледельческого сословия могут быть удовлетворены самыми простыми и неприхотливыми предметами, и при одном уровне цивилизации сибиряка и русского, жизнь русского будет всегда выше и разнообразней жизни сибиряка…»
Справедливо выступая против таких рискованных обобщений Шелгунова, Ядринцев не рассмотрел, однако, общую тенденцию статьи — показать бедственное положение всего сибирского населения после реформ 1861 года, разложение общины, рост эксплуатации крестьянства со стороны частных предпринимателей, возникновение пролетариата. К освещению этих проблем Ядринцев придет позднее, в 70-х годах (см., например, его работу «Нужды и условия жизни рабочего населения Сибири». — «Отечественные записки», 1876, № 12).
2 В подписанном цензором экземпляре набрано по рукописи — «развитой политически и экономически», слова «политически и» вычеркнуты (примечание В. Крутовского в книге сочинений H. М. Ядринцева «Сборник избранных статей, стихотворений и фельетонов», Красноярск, 1919).
- ↑ Ренессанс, возрождение (франц.).