Сиамские близнецы (Твен; В. О. Т.)

Сиамские близнецы
автор Марк Твен (1835—1910), пер. В. О. Т.

Собрание сочинений Марка Твена (1896—1899)

Оригинал: англ. Personal Habits of the Siamese Twins. — Перевод опубл.: 1869 (оригинал), 1896 (перевод). Источник: Собрание сочинений Марка Твена. — СПб.: Типография бр. Пантелеевых, 1896. — Т. 1.

СИАМСКИЕ БЛИЗНЕЦЫ

Я поставил себе целью рассказать здесь не только о личных привычках этих странных созданий, но и о тех многообразных характерных особенностях каждого из них, которые до сих пор ускользали от печати благодаря тому, что они касаются исключительно частной их жизни. Будучи очень близко знаком с обоими близнецами, я считаю себя вполне подготовленным для выполнения принятой на себя задачи.

Природа одарила Сиамских близнецов нежным и любвеобильным характером: в течение всей своей продолжительной и богатой приключениями жизни, они, с редким постоянством, всегда держались друг подле друга. Еще детьми они уже были неразрывными товарищами, заметно предпочитая взаимное сообщество обществу всех других людей. Почти всегда они играли вместе, и мать их так привыкла к этой особенности, что, когда они оба пропадали куда-нибудь, она имела обыкновение искать только одного из них, уверенная, что, найдя этого одного, наверное отыщет в непосредственной близости к нему и другого.

А между тем, это были люди отнюдь необразованные и неученые, сущие варвары и потомки варваров, не имевшие никакого понятия о свете философии и науки.

Какой разрушительный упрек кроется в этом обстоятельстве по адресу нашей прославленной цивилизации с её руганью, спорами и братской разобщенностью!

Как мужчины, близнецы не всегда жили в полном согласии. Но между ними существовала связь, не располагавшая их разойтись и жить порознь. Поэтому, самой-собой понятно, они всегда жили в одном и том же доме и даже думают, что, с момента их рождения, они ни одну ночь не спали иначе, как вместе. Этим еще раз доказывается справедливость пословицы, что «привычка — вторая натура!»

Близнецы ложатся в постель всегда в одно и тоже время, но Чанг просыпается обыкновенно часом ранее брата. По взаимному соглашению, Чанг исполняет все хозяйственные работы, в то время, как Энг фланирует по окрестностям. Последнее происходит потому, что Энг вообще, любит гулять, а Чанг, напротив, предпочитает сидячий образ жизни. Тем не менее, он всегда идет гулять вместе с братом. Энг принадлежит к секте анабаптистов, Чанг — католик. Не смотря на это, Чанг, желая сделать брату удовольствие, согласился принять вторичный обряд крещения вместе с Энгом, под тем, однако, условием, чтобы для него это было «не в счет».

Во время войны, они принадлежали к разным партиям, но оба сражались с одинаковой храбростью: Энг на стороне униатов, а Чанг на стороне конфедератов. Близ Севен-Окса, один взял другого в плен; но так как доказательства этого пленения были совершенно равны в пользу каждого из них, то пришлось созвать генеральный военный совет для разрешения того, кто же именно из них взял в плен и кто именно взят в плен. Совет долго не мог прийти к единогласному решению; в конце концов, этот досадный вопрос разрешился тем, что согласились признать их обоих пленными и затем произвести взаимный обмен.

Однажды, Чанг, за нарушение какого-то распоряжения, был присужден к аресту при полиции на 10 дней; но Энг, не смотря на все возражения, считал себя обязанным разделить с братом его участь, хотя сам лично и не был ни в чём виновен; в виду этого, дабы, вопреки справедливости, не подвергать наказанию невинного, пришлось освободить обоих, — справедливая награда за преданность!

По какому-то поводу братья однажды вцепились друг другу в волосы и Чанг повалил Энга, но при этом сам тоже оступился и упал на него, после чего они сцепились и принялись беспощадно тузить и душить друг друга. Зрители пробовали было разнять их, но, не достигнув этого, предоставили им кончать спор по собственному усмотрению. В заключение оба, выбившись из сил, были доставлены в госпиталь, на одних и тех же носилках.

Но старая привычка ходить всегда друг после друга, оказалась не совсем удобной, когда, возмужав, они начали ухаживать за женщинами. Они оба влюбились в одну и ту же девушку. Каждый старался улизнуть с нею в какое-нибудь укромное местечко, но в критический момент под боком всегда оказывался и другой. Вскоре Энг, к своему прискорбию, заметил, что девушка предпочитает ему Чанга и с этого дня ему пришлось вынести немало страданий: он был обязательным свидетелем всех их воркований и нежностей. С великодушием, достойным безграничной похвалы, он переносил свое несчастье, примирившись раз навсегда с этим положением, разрывавшим на части его благородное сердце. Ежедневно, с 7 часов вечера до 2-х часов ночи, он сидел и прислушивался к шаловливым дурачествам влюбленных и к звуку сотни расточительно посланных поцелуев, будучи готов отдать свою правую руку, если бы хотя один из них выпал на его долю. Но нет, — ему приходилось только терпеливо сидеть рядом, ждать с открытым ртом, зевать, потягиваться и томиться до 2-х часов пополуночи. А в лунные ночи, он, вместе с влюбленными, делал далёкие прогулки, миль по десяти, хотя обыкновенно и страдал ревматизмом. Он — отчаянный курильщик, но, при данных обстоятельствах, ему нельзя было курить, так как молодая девушка совсем не выносила табачного дыма. Энг от души желал, чтобы они скорее поженились и вся эта история, хоть как-нибудь кончилась; но, хотя Чанг не раз ставил этот вопрос на очередь, юная девица не решалась ответить на него в присутствии Энга. Однажды, когда утомленный 16-ти верстным променадом и ночным дежурством, вплоть до утренней зари, Энг задремал, вопрос был поставлен вновь и на этот раз разрешен утвердительно. Парочка повенчалась. Все, знакомые с обстоятельствами дела, превозносили великодушие деверя; непоколебимая преданность его была темою многочисленных разговоров. Он неотлучно пребывал при них за весь продолжительный и тяжелый период их сватовства и, когда они, наконец, поженились, он простер над ними руки и с многозначительной торжественностью произнес: «Дети мои! Да благословит вас Бог, а я вас никогда не оставлю!» И он сдержал свое слово. Такое постоянство есть, несомненно, исключительное явление в нашем бессердечном мире. Вскоре после этого Энг, влюбившись в сестру своей невестки, женился на ней, и с того самого времени они постоянно, денно и нощно, жили друг подле друга в милой и трогательной сердечности, что могло бы послужить новым ходячим упреком нашей прославленной цивилизации.

Установившаяся между братьями симпатия была настолько велика и нежна, что все чувства, стремления и волнения одного немедленно воспринимаются и другим. Заболевает один, заболевает и другой; чувствует страдание один, чувствует его и другой; сердится один, начинает сердиться и другой.

Мы только что видели, с какой удивительной легкостью оба брата влюбились в одну и ту же девушку. Но Чанг принципиальный и непоколебимый противник всякого рода излишеств, а Энг, как раз, наоборот, из чего следует, что, хотя чувства и побуждения обоих этих людей так удивительно совпадают, интеллектуальная деятельность каждого совершенно независима: мысли их вполне свободны. Чанг состоит членом общества трезвости «добрых храмовников», будучи вообще ревностным, вдохновенным адептом всех форм умеренности. К душевному его прискорбию, Энг напивается при всяком удобном случае и, само собой, вследствие этого, оказывается пьяным и Чанг. Эта несчастная зависимость составляет для Чанга предмет большого горя, так как ею почти совершенно уничтожается полезная его деятельность на почве стремлений к воздержанию. Каждый раз, когда Чангу приходится занять место во главе процессии общества трезвости, Энг становится рядом с ним, пунктуальный как часы и пьяный как лорд, отнюдь, впрочем, не пьянее и небеспомощнее, чем его брат, который не имел и капли во рту. Затем они оба начинают кричать, ругаться и бросать комками уличной грязи и камнями в «добрых храмовников», вследствие чего естественно расстраивается и вся процессия. Но, очевидно, было бы совершенно несправедливо наказывать Чанга за то, в чём виноват Энг, и потому «добрые храмовники», примирившись с таким неприятным положением вещей, переносят его молча, затаив душевную муку. Ими было произведено по этому делу тщательное расследование и Чанг был признан ни в чём неповинным. Взяв обоих братьев, они наполнили Чанга теплой сахарной водой, а Энга виски, и уже через 25 минут оказывалось невозможным определить, кто из них обоих пьян наиболее. Оба были пьяны, как утопленники, и судя по запаху изо рта, оба напились горячим пуншем из виски.

Но в тоже время все нравственные принципы Чанга оставались непоколебимыми и совесть его чистой, а потому справедливые экспериментаторы были вынуждены признать, что он пьян отнюдь не морально, а только физически. Конечно, тем, прискорбнее было видеть друзьям его, как он потрясал руку насосу для поливки улиц и пытался завести свои карманные часы ключом от своей квартиры.

В этом торжественном предостережении кроется мораль или, по крайней мере, предостережение в этой торжественной морали: или то, или другое. Безразлично — то или другое здесь заключается.

Обратим же на это внимание и постараемся извлечь отсюда пользу!

Я мог бы рассказать еще очень много поучительного об этих интересных созданиях, но удовольствуемся пока вышеизложенным.

Так как я забыл упомянуть в начале, то приходится теперь в заключение указать на то, что одному из сиамских близнецов 51 год, а другому 53 года от роду.