СЕН-РОНАНСКІЯ ВОДЫ
правитьсъ тѣмъ, чтобы по напечатаніи, до выпуска изъ типографіи, были представлены въ Ценсурный Комитетъ семь экземпляровъ сей книги, для препровожденія куда слѣдуетъ, на основаніи узаконеній. Москва, Іюля 11 го дня 1827 года.
СЕН-РОНАНСКІЯ ВОДЫ.
правитьГЛАВА I.
править"Мѣра за мѣру." Шакспиръ.
Небольшой городокъ находился не далѣе четырнадцати миль разстояніемъ отъ Сен-Ронана. Городъ сей если былъ чѣмъ достопримѣчателенъ для путешественника, то это только недалекимъ разстояніемъ своимъ отъ водъ Сен-Ронанскихъ, которыя день это дня приходили въ большую славу и къ которымъ безпрестанно ѣхали довольно знаменитыя особы. Такъ какъ по нашему мнѣнію совершенно кажется не нужно для читателя знать съ географическою точностію мѣсто сцены, куда теперь переносится на время исторія наша: то мы и назовемъ этотъ городокъ Маршторнемъ; названіе натурально подложное — но что до етаго? Романъ не историческое событіе, дѣлающее значительный переворотъ иногда даже и въ цѣлыхъ Государствахъ; притомъ не случается ли иногда и въ истинно-историческихъ повѣствованіяхъ находить имена городовъ, не существующихъ ни на ландкартахъ, ни въ природѣ?
И такъ, Маршторнъ былъ не. большой старинный городокъ, выстроенный совершенно пошотландски. На большой улицѣ его можно было видѣть всякой день рынокъ въ полномъ смыслѣ сего слова. Добрые фермеры въ длинныхъ кафтанахъ своихъ всегда почти находились тутъ въ полномъ собраніи; они продавали, покупали, или промѣнивали различныя вещи, пригодныя ихъ фермамъ. Въ иные дни недѣли впрочемъ случалось и то, что на большой улицѣ не видно было никого кромѣ нѣсколькихъ мѣщанъ, которые, не имѣя никакого постояннаго занятія, бродили какъ полусонныя мухи отъ одного конца улицы до другаго въ ожиданіи, пока часы на колокольнѣ церкви ихъ ударятъ двѣнадцать — и тогда они всѣ расходились, ибо это было время обѣда. Въ лавкахъ рамы съ разбитыми стеклами рекомендовали уже нѣкоторымъ образомъ и внутренній порядокъ торговокъ; ибо тутъ по большой части торговали женщины, имѣя въ лавкахъ своихъ все, что только можно представить себѣ. Что же касается до различныхъ мануфактуръ то ихъ почти совершенно не было въ Маршторнѣ, какъ въ городкѣ, жители котораго не любили ничѣмъ заниматься постоянно.
Очень естественно, что самымъ лучшимъ строеніемъ послѣ приходской церкви въ этомъ городкѣ былъ домъ Клерка Шерифова, который былъ Агентомъ почти всѣхъ первостепенныхъ Лердовъ въ окружности. Илія его было Г. Биндлоосъ. Жилище его впрочемъ по наружности своей не было, да и не могло быть, столь, блестящимъ какъ у Прокуроровъ Великобританіи, и колокольчикъ, повѣшенный у воротъ для извѣщенія о приходящихъ, не былъ такъ, гладко выполированъ и звонокъ какъ у нихъ. Домъ сей находился въ самомъ центрѣ города; онъ состоялъ изъ довольно высокаго готическаго строенія, сплоченнаго стоймя изъ длинныхъ бревенъ; крышка изъ черепицъ образовала навѣсъ около всего дома. Окошки -были самые узкіе и плотно закрывавшіеся ставнями посредствомъ толстыхъ желѣзныхъ болтовъ — ибо въ домѣ Г. Биндлооса былъ нѣкоторымъ образомъ банкъ для всѣхъ жителей Маршторна.
Въ одно сумрачное утро на большой улицѣ вышеписаннаго нами городка показалась повозка, которая, если бы она была замѣчена въ Пикадилли, заставила бы всѣхъ прохохотать цѣлую недѣлю и сдѣлалась бы предметомъ разговоровъ и сужденій по крайней мѣрѣ на мѣсяцъ. Она ѣхала къ дому Клерка. Фигура повозки заслуживала полное вниманіе: она была о двухъ колесахъ; трудно рѣшить, какъ бы правильнѣе было назвать ее — коляскою ли, одноколкою ли, или стариннымъ и почти забытымъ названіемъ виски. Она была, или — чтобы выразиться точнѣе — она нѣкогда бывала покрыта колерами и довольно важно качалась на двухъ колесахъ, къ которымъ прикрѣплена была посредствомъ двухъ же довольно широкихъ пластинокъ, торчащихъ сзади. Колесница сія съ обѣихъ сторонъ могла отворяться и затворяться, ибо имѣла дверцы наподобіе кареты; сверху находился родъ зонтика, который могъ откидываться назадъ какъ у обыкновенной коляски; на сей разъ онъ былъ распущенъ во всю объятность свою, что отчасти, можешь быть, зависѣло отъ сырой погоды и мрачнаго утра, а отчасти и отъ благородной скромности дамы, ѣхавшей въ семъ величественномъ экипажѣ, дѣлающемъ честь вкусу каретниковъ, жившихъ еще до потопа.
Дама, занимавшая мѣсто въ семъ фаэтонѣ, вполнѣ соотвѣтствовала своею особою его великолѣпію. Управленіе возжами и лошадью,: столь же старою, какъ и колесница, въ которую была впряжена она, исключительно было поручено старику, одѣтому въ платье почтальона и котораго сѣдые волосы, торчащіе изъ-подъ шляпы старинной формы, сдѣланной наподобіе спальнаго чепца, по обѣимъ сторонамъ развѣвались отъ вѣтра подобно флагамъ, вывѣшиваемымъ въ лубочныхъ; комедіяхъ; правое плечо сего возницы на столько была поднято выше головы, что, кажется, для него ничего не стоило бы положить ее подъ мышку себѣ, какъ иногда Французскіе повара загибаютъ длинную шею жаренаго гуся подъ одно изъ крыльевъ его.
Бравой конюшій сей сидѣлъ не на обыкновенномъ мѣстѣ кучеровъ: сего мѣста не было у колесницы; напротивъ, онъ, держа возжи, ѣхалъ по правую сторону и на такой же издыхающей клячѣ, которая тянула экипажъ при помощи шпоры, кой какъ прикрѣпленной къ пяткѣ лѣвой ноги его, онъ побуждалъ своего буцефала, а при содѣйствіи длиннаго кнута запряженнаго пегаса, и такимъ образомъ колесница кой-какъ дотянулась наконецъ по изрытой мостовой до воровъ дома Биндлооса, натуральнымъ образомъ обратя на себя вниманіе жителей какъ, сего дома, такъ и всѣхъ сосѣднихъ. Колесы у самопрялокъ остановились, иглы перестали шмыгать взадъ и впередъ, вода, поставленная въ затопленную печку, выкипала сколько ей было угодно, длинные и короткіе носы въ очкахъ и безъ очковъ показались во всѣхъ окошкахъ окружныхъ домовъ, выигравшихъ передъ другими тѣмъ, что изъ нихъ видны были ворота дома Г. Биндлооса.
Въ узкихъ окнахъ, которыя уже мы описали нашему читателю, показались также головы двухъ, или трехъ Клерковъ, изо всей мочи смѣющихся, глядя на хлопоты старой дамы, которая сбиралась вылѣзать изъ своего экипажа, что въ самокъ дѣлѣ не весьма легко было сдѣлать ей. Скажемъ нѣсколько словъ и о костюмѣ сей пріѣхавшей дамы. На ней была епанечка алаго цвѣта, опушенная по краямъ бѣличьимъ мѣхомъ; на головѣ черная, атласная шляпка, отдѣланная крепомъ — одѣжда, можетъ быть, въ свое время-также щеголеватая и возбуждавшая удивленіе. Впрочемъ, на лицѣ дамы было написано что-то такое, что заставляло уважать ее, въ особенности Г. Виндлооса, который при первомъ взглядѣ на нее вспомнилъ старину, а съ нею и всѣ происшествія юности, о которыхъ иногда такъ пріятно бываетъ помечтать въ лѣтахъ преклонныхъ; къ тому же дама сія имѣла въ его банкѣ такую сумму денегъ, которую едва ли бы могъ онъ представить ей вдругъ, если бы только она вздумала потребовать ее назадъ. Но кто же тако? за была сія дама? Проницательный читатель, можетъ быть, давно уже угадалъ, что это была наша старинная и почтеннѣйшая знакомка Мистрисъ Додъ, хозяйка гостинницы въ старой деревнѣ Сен-Ронанской.
Ея пріѣздъ и въ такое раннее время означалъ какое нибудь важное дѣло, нетерпѣвшее ни малѣйшаго отлагательства, ибо никто не былъ столь мало расположенъ оставлять домъ свой какъ наша Мегъ, которая привыкла думать, что никакія дѣла въ ея хозяйствѣ не могутъ идти надлежащимъ порядкомъ, если она собственною своею особою не будетъ присутствовать при исполненіи ихъ; да и самые прислужники ея привыкли дѣйствовать также неиначе, какъ безпрестанно дѣлая свои отношенія къ ней. Сатурнъ менѣе бы удивился, принимая визитъ себѣ отъ солнца, нежели какъ пораженъ былъ Г. Биндлоосъ, встрѣчая старинную знакомку свою. Онъ въ одну минуту прекратилъ неприличный хохотъ своихъ Клерковъ, приказалъ своей горничной дѣвкѣ старой Гоннахѣ (надобно сказать, что Г. Биндлоосъ былъ старый холостякъ, во всѣхъ отношеніяхъ умѣвшій управлять собою) приготовить чай въ зеленой комнатѣ, и между тѣмъ, какъ раздавалъ сіи приказанія, онъ также успѣлъ уже выбѣжать за ворота, подбѣжать къ экипажу, кой какъ отворить одну изъ дверецъ его и подать со всею учтивостію кавалера, умѣющаго обращаться въ свѣтѣ, свою руку для удобнѣйшаго выхода, изъ колесницы, старинной своей пріятельницѣ.
«Чаю завари самаго лучшаго, Гоннахъ!» кричалъ онъ, «насыпь изъ ящика покрытаго лакомъ. Дику вели затопить каминъ — утро довольно холодное! А вы, зубоскалы! чтобы сей. часъ же я васъ не видалъ у окошекъ! Если вамъ припала охота хохотать, то смѣйтесь лучше надъ своими пустыми желудками, въ которые, благодаря вашей безпечности, скоро нечего будетъ пропустить!» и все это сказано было почтеннымъ Биндлоосомъ in transitu отъ воротъ до калитки. «Но какое же счастливое созвѣздіе привело васъ сюда, моя почтеннѣйшая Мистрисъ Додъ?» продолжалъ онъ: «точно ли это вы т propria persona! И кто бы могъ ожидать васъ въ такое время? Ба! Антонъ! и ты здѣсь? да еще и верхомъ! О, видно вы чѣмъ-свѣтъ пустились въ дорогу. Кой чортъ, Антонъ — эта дверца того и гляди, что отвалится… Обопритесь объ меня. Мистрисъ Додъ. Антонъ! пособи мнѣ вытащитъ хозяйку твою. Такъ, хорошо… Теперь отведи лошадей въ конюшню; Дикъ дастъ тебѣ ключъ.. Войдите, войдите Мистрисъ Додъ! Я внѣ себя отъ восхищенія, увидя васъ въ нашемъ бѣдномъ городишкѣ; мы съ вами вмѣстѣ позавтракаемъ, ибо я надѣюсь, что вы не успѣли сдѣлать этаго дома — еще на дворѣ такъ рано!»
— Я надѣлала вамъ тьму хлопотъ, Г. Биндлоосъ — сказала старая содержательница гостинницы, принимая руку своего услужливаго кавалера и входя съ нимъ въ комнаты — я надѣлала вамъ тьму хлопотъ; но что дѣлать: я не могла быть ни минуты спокойною до тѣхъ поръ, пока не попрошу у васъ совѣтовъ на счетъ одного важнаго дѣла, не терпящаго ни малѣйшей отсрочки. —
«Я почитаю себя весьма счастливымъ, будучи въ состояніи чѣмъ нибудь услужить вамъ, моя любезная и почтенная пріятельница! Но садитесь, сдѣлайте милость садитесь, Мистрисъ; „можно поговорить и за завтракомъ. Вы, кажется, весьма утомились съ дороги. Что дѣлать! бѣдный духъ нашъ не рѣдко подчиненъ плоти. Но вамъ надобно беречь свое здоровье, Мистрисъ Додъ — вы должны подумать, сколь драгоцѣнна жизнь ваша…“
— Жизнь моя драгоцѣнна? Полноте, Г. Биндлоосъ; вамъ угодно пошутить надо мн^ю. Если меня свезутъ на кладбище, то повѣрьте, ни одинъ чортъ, съ вашего позволенія, Г. Биндлоосъ, и не вспомнитъ о бѣдной трактирщицѣ старой деревни выключая развѣ старую мою дворную собаку, которая очень привыкла ко мнѣ. —
„Эхъ, эхъ, Мистрисъ Додъ!“ сказалъ Клеркъ съ дружескимъ упрекомъ: „вы обижаете вашего стариннаго друга, который всегда и отъ всего сердца расположенъ къ вамъ. Нѣтъ, вы еще не такъ скоро оставите насъ. Въ продолженіе десяти лѣтъ я никогда ни видывалъ такой свѣжести въ лицѣ вашемъ; но, можетъ быть, вы сбираетесь привести въ порядокъ дѣла ваши? Это долгъ каждой благоразумной женщины, всякой доброй христіянки. Охъ, охъ! невольный трепетъ пробѣгаетъ по всему тѣлу, когда вздумаешь, что можно умереть, не успѣвши сдѣлать завѣщанія. Счастливъ тотъ, кому Богъ заранѣе вложитъ мысль сію!“
— Совершенно правда, Г. Клеркъ: я точно подумаю когда нибудь и объ этомъ; но теперь я пріѣхала къ вамъ совсѣмъ за другимъ дѣломъ. —
„Какая бы ни была причина вашего посѣщенія, Мистрисъ Додъ, я чрезвычайно радъ, видя васъ у себя, и мы проведемъ съ вами весь нынѣшній день, говоря по немножку о дѣлахъ нашихъ; festina lente, Мистрисъ Додъ, говоритъ Латинская пословица, и всѣ мы дѣловые люди твердо держимся ея въ дѣлахъ нашихъ. Опѣшить не надобно ни въ чемъ; потихохоньку, полегохоньку — вотъ мое всегдашнее правило! Притомъ, не хорошо говорить о дѣлахъ съ пустымъ желудкомъ. Но вотъ и чай; я надѣюсь, что Тоннахъ умѣла сдѣлать его по вашему вкусу, Мистрисъ Додъ?“
Мегъ отвѣдала чай и отдала полную справедливость старой Гоннахъ въ ея искуствѣ приготовлять его; потомъ поднесла во второй разъ чашку къ губамъ своимъ, отломила кусочекъ здобной булки, положила его въ ротъ, свой — но по всему видно было, что она думала совершенно о другомъ, не смотря на всѣ старанія добраго Клерка угостить ее своимъ завтракомъ.
„Но, ради Бога, о чемъ же вы такъ безпокоитесь, Мистрисъ Додъ!“ вскричалъ Биндлоосъ, который имѣлъ по своей профессія слишкомъ много) проницательности, чтобы не-замѣтить по ея физіономіи всѣхъ признаковъ душевнаго безпокойства: „Я никогда не видывалъ васъ столь разстроенными. Не обанкрутился ли кто изъ должниковъ вашихъ, или по крайней мѣрѣ не близокъ ли къ тому? Небольшую потерю“ вы, кажется, можете перенести равнодушно; что же касается до» большой суммы, то я думаю…" — Совсѣмъ не то, Г. Биндлоосъ;. потеря, о которой безпокоюсь я, совсѣмъ другаго рода… На примѣръ: что бы вы сказали о потерѣ друга Г. Биндлоосъ? —
Потери сего рода были совершенно незнакомы почтенному Клерку Шерифа, которой въ умѣ своемь пересчиталъ уже всѣ возможныя бѣдствія жизни, выключая сіе послѣднее. Впрочемъ, не зная, какъ понимать такой сентиментальный вопросъ со" стороны старинной своей пріятельницы и будучи въ обязанности что нибудь отвѣтить на него, онъ началъ съ обыкновенными своими ужимками: «Но… Мистрисъ, не всѣ ли мы смертные, vita incerta, mors certissima!» и онъ присоединилъ два, или три нравственныя разсужденія о непостоянствѣ всего земнаго, ожидая съ своей стороны, чтобы Мегъ Додъ изъяснилась точнѣе на счетъ своего несчастія.
— Это все такъ, Г. Биндлоосъ, — сказала Мегъ; — но я вижу, что мнѣ самой должно хорошенько изъясниться съ вами — иначе вы никогда не поймете всего дѣла. И такъ, не угодно ли вамъ будетъ притворить двери, чтобы кто нибудь изъ вашихъ зубоскаловъ клерковъ не подслушалъ наши разговоры; я съ своей стороны разскажу вамъ все дѣло. — Г. Биндлоосъ всталъ и исполнилъ то, о чемъ говорила ему Мегъ: сперва вошелъ онъ въ боковую комнату посмотрѣть, занимаются ли дѣлами его клерки, потомъ, возвратясь въ силу, заперъ дверь двойнымъ замкомъ, чтобы никто не могъ ни помѣшать, ни подслушать ихъ разговоровъ; окончивши такимъ образомъ обходъ свой, онъ придвинулъ кресла къ нашей Мегъ съ видомъ большаго участія въ томъ дѣлѣ, о которомъ она сбиралась разсказывать ему.
— Я не знаю, Г. Биндлоосъ, — начала Мегъ, кашлянувъ раза три, или четыре — можете ли вы припомнить, что за шесть или за семь лѣтъ до сего у меня квартировали двое молодыхъ Англичанъ, которые еще имѣли тяжбу съ старымъ Сен-Ронанскимъ Лердомъ за запрещенную охоту на болотахъ Шпринг-вель-геадскихъ? —
"«Я такъ хорошо помню это дѣло, какъ бы оно случилось вчера, Мистрисъ, тѣмъ болѣе, что я самъ много хлопоталъ объ этомъ тогда по прозьбѣ вашей за этихъ двухъ молодцовъ, за что вы довольно щедро и заплатили мнѣ: хотя это обстоятельство совершенно и постороннее, Мистрисъ Додъ, впрочемъ я говорю объ немъ только для того, чтобы имѣть случай похвалить вашу доброту ко всѣмъ людямъ.»
— Можетъ быть да, а можетъ, быть и нѣтъ, Г. Биндлоосъ; это но большой части зависитъ отъ хорошихъ, или худыхъ качествъ людей, меня окружающихъ. Но обратимся къ нашему дѣлу. Оба сіи молодые люди оставили край нашъ, какъ мнѣ казалось, будучи не весьма хорошо расположены одинъ къ другому. Недѣли за двѣ. до нынѣшняго дня одинъ изъ этихъ молодыхъ людей, который былъ всегда лучше и благоразумнѣе другаго своего товарища, появился опять въ нашей деревнѣ — и до самаго вчерашняго дня жилъ въ моей гостинницѣ, занимая лучшую мою комнату съ голубыми обоями. —
«Но я надѣюсь, что онъ не сыгралъ съ вами опять такой же штуки, какъ прежде: онъ навѣрное не ходилъ опять съ ружьемъ за плечами по запрещеннымъ, мѣстамъ? Въ противномъ случаѣ я не знаю, что дѣлать? Новой Шерифъ и всѣ судьи мнѣ уже не, такъ коротко, знакомы, какъ ихъ предшественники, Мистрисъ Додъ; уполномоченный Фискалъ человѣкъ престрогій противъ всѣхъ браконьеровъ; мирный судья также держитъ его сторону; осталось только нѣсколько нашихъ старыхъ друзей изъ клуба Кильнакетти, которыхъ голоса ныньче впрочемъ не такъ важны въ засѣданіяхъ.»
Тѣмъ хуже для нашей стороны, Г. Биндлоосъ. Это были честные и разсудительные люди, которые не выискивали случая привязаться къ бѣдному молодому человѣку. за то, что онъ убьетъ зайца, или бекаса на чужомъ болотѣ, какъ будто ужь такой человѣкъ записный браконьеръ! Сиръ Робертъ Рингорсъ имѣлъ обыкновеніе говаривать, что молодые люди, охотящіеся только для своего удовольствія, съ одинаковымъ стараніемъ застрѣливаютъ галку, или ворону, какъ и бекаса, или дикую утку. Но новые начальники, новые законы; а между тѣмъ слышно ли, чтобы штрафы и тюрьмы уменьшили число браконьеровъ? Мнѣ, на примѣръ, иногда понадобится пара дикихъ утокъ; гдѣ я возьму ихъ и за какую цѣну, Г. Клеркъ? Всякой отзывается тѣмъ, что не смѣетъ стрѣлять; самъ Жонъ Лирнеръ, старинный знакомецъ мой, увѣрялъ меня, что всякой разъ, когда онъ украдкою охотится на чужихъ болотахъ и выстрѣливаетъ изъ ружья, всякой разъ, говорить онъ, мнѣ такъ и мерещится веревка около шеи. —
"Все правда, совершенная правда, моя почтеннѣйшая Мистрисъ Додъ; но между тѣмъ по первымъ словамъ вашимъ мнѣ показалось, что вы пріѣхали ко мнѣ посовѣтоваться не объ этихъ дѣлахъ, " сказалъ Биндлоосъ, который, не смотря на то, что самъ имѣлъ привычку безпрестанно отвлекаться отъ должной матеріи, не могъ терпѣть отступленій въ другихъ.
— Нѣтъ, по истинѣ нѣтъ, Г. Биидлоосъ. Я заговорила о сей матеріи только по отношенію ея къ бѣдному молодому человѣку; а вы, можетъ быть, и сами могли замѣтить, что я всегда принимала въ немъ участіе, въ этомъ Францѣ Тиррелѣ, сама не зная, за что я такъ любила его… Впрочемъ, кажется, съ моей стороны нѣтъ ничего предосудительнаго въ такой привязанности. —
"Ничего безъ сомнѣнія, Мистрисъ Додъ, " сказалъ Клеркъ, а между тѣмъ подумалъ самъ съ собою: О, а! Какъ мнѣ кажется, туманъ начинаетъ разсѣеваться, за молодаго охотника заступаются горяченько… не даромъ такъ клохчетъ старая насѣдка: да, да, по всѣмъ признакамъ я догадываюсь, что дѣло идетъ о Свадьбѣ. Но посмотримъ, что будетъ далѣе. — «Вы сами женщина благоразумная, Мистрисъ Додъ» продолжалъ онъ, «вы навѣрное въ состояніи разсудить здраво о всѣхъ превратностяхъ, могущихъ случиться въ продолженіе жизни нашей.
— Такъ, Г. Биндлоосъ; но я не могла предвидѣть того, что случилось съ этимъ несчастнымъ молодымъ человѣкомъ отъ козней злодѣевъ. Онъ жилъ у меня, какъ я уже вамъ сказала, около двухъ недѣль съ чѣмъ ни» будь, и такъ тихо, смирно, какъ агнецъ на зеленомъ холмикѣ; никогда въ моей гостинницѣ не бывало такого спокойнаго постояльца. Пилъ и ѣлъ онъ всегда удовлетворительно для моего дома, впрочемъ никогда болѣе, нежели сколько требовалось для-поддержанія душевныхъ и тѣлесныхъ силъ его; всякую субботу твердо помнилъ, что ввечеру я имѣю обыкновеніе повѣрять мои счеты… —
«Да, послѣдній пунктъ очень немаловаженъ, Мистрисъ Додъ!»
— Однимъ словомъ, я вамъ скажу, Г. Клеркъ, что я никѣмъ изъ моихъ постояльцовъ не была такъ довольна во всѣхъ отношеніяхъ. Но подивитесь же злобѣ человѣческой: нѣкоторые изъ бездѣльниковъ, поселившихся около сквернаго болота, прозваннаго ими минеральными водами, умѣли пронюхать о бѣдномъ молодомъ человѣкѣ и о его искуствѣ въ живописи, что въ самомъ дѣлѣ истинная правда, Г. Биндлоосъ; тотчасъ нашли случаи пригласить его въ свою гостинницу, гдѣ навѣрное насказали ему прекрасныхъ исторій какъ обо мнѣ, такъ и о немъ самомъ…. —
«Это наше дѣло» сказалъ Г. Биндлоосъ, не выпуская изъ виду прежнихъ догадокъ своихъ"это наше дѣло. Прибѣгните ко мнѣ, Мистрисъ Додъ: я поставлю вверхъ дномъ всю ихъ гостинницу, если вы только представите мнѣ доказательства и свидѣтелей словъ ихъ; у меня запоютъ другое, Мистрисъ Додъ, еще заплатятъ штрафъ за то, что осмѣлились клеветать честь вашу!"
— Мою честь? — Но что общаго имѣетъ честь моя съ ними? Мнѣ кажется, вы худо выспались, Г. Биндлоосъ. Моя честь! Да если бы кто нибудь изъ нихъ осмѣлился коснуться до моей чести, повѣрьте, что я не имѣла бы нужды ни въ васъ, ни въ какомъ судѣ Шотландіи; я бы какъ соколъ въ стадо дикихъ гусей влетѣла въ мерзкое ихъ сборище и надъ первымъ, кто сказалъ бы мнѣ хоть одно неучтивое слово, я въ одну минуту сдѣлала бы испытаніе, собственные ли волосы у него на головѣ, или имъ носитъ парикъ. Моя часть!! —
«Виноватъ, Мистрисъ Додъ, виноватъ, я не то было подумалъ на счетъ этаго дѣла .. я ошибся — вотъ и все тутъ. Надѣюсь, что вы простите меня великодушно, соображаясь со всегдашнимъ благоразуміемъ вашимъ. Но ради Бога скажите же мнѣ наконецъ, на что вы жалуетесь, Мистрисъ Додъ?»
— На что я жалуюсь? — Извольте скажу, Г. Бидлоосъ, и скажу однимъ словомъ, — отвѣчала Мегъ: — дѣло идетъ ни больше, ни меньше какъ… объ убивствѣ! — и при послѣднемъ словѣ Мегъ такъ понизила голосъ свой, что ее едва можно было слышать.
"Объ убивствѣ, Мистрисъ Додъ, объ убивствѣ? Невозможное дѣло! Я бы долженъ былъ услышать объ этомъ въ канцеляріи Шерифа; до меня бы сей часъ дошло такое извѣстіе. Ради Бога, подумайте хорошенько о томъ что вы говорите, Мистрисъ — не наживите себѣ большихъ хлопотъ! "
— Я говорю не безъ основанія., Г. Биндлоосъ, и именно для того то отнеслась къ вамъ, что вы занимаете мѣсто одного изъ судей нашей стороны, Еще повторяю вамъ съ сердцемъ растерзаннымъ, что бѣдный молодой человѣкъ, до сихъ поръ жившій въ моемъ домѣ, убитъ, или засаженъ куда ни будь этими разбойниками при водахъ — и я готова поднять всѣ законы, чтобы только изслѣдовать это дѣло, хотя бы оно стойло мнѣ болѣе сотни фунтовъ стерлинговъ. —
Клеркъ казался чрезвычайно удивленнымъ словами Мегъ и твердою рѣшимостію, съ каковою она поддерживала свое обвиненіе.
— Одно только утѣшаетъ меня, — продолжала она, — что хотя это и случилось, впрочемъ не отъ моей оплошности. Потому что, когда этотъ Филистимлянинъ нечестивецъ Макъ-Туркъ, отступникъ отъ Христіанской Вѣры, пришелъ говорить съ нимъ, я довольно порядочно попотчивала его моею метлою; но бѣдный молодой человѣкъ., которой столь же мало зналъ злобу человѣческую, какъ и теленокъ ножъ мясника, согласился увидѣть и поговорить съ этимъ старымъ и закоренелымъ разбойникомъ и далъ ему слово сойтиться съ кѣмъ-то изъ ихъ шайки въ этотъ жа самый день ровно въ часъ въ условленномъ мѣстѣ. Онъ отправился, и до сихъ поръ о немъ нѣтъ никакого извѣстія; а между тѣмъ эти негодяи при водахъ стараются еще обезчестить его, разглашая, что онъ убѣжалъ изъ нашихъ краевъ, боясь показаться имъ. Вотъ вся исторія; она, кажется, довольно понятна. Ему убѣжать отъ такихъ негодяевъ! я никогда этому не повѣрю; да и къ чемужъ бы ему оставлять у меня свой дорожной чемоданъ, кисти, карандаши и прочее, къ чему онъ былъ такъ привязанъ. Я твердо увѣрена, Г. Биндлоосъ, да надѣюсь, что и вы также повѣрите словамъ моимъ, что онъ непремѣнно погибъ въ назначенномъ между ними мѣстѣ, которое, по всѣмъ догадкамъ моимъ, должно быть около Букстана. Я ни за что въ свѣтѣ не оставлю этаго дѣла, не развѣдавши хорошенько, или я- не Мегъ Додъ. Вотъ въ чемъ все дѣло, Г. Биндлоосъ; надѣюсь, что вы не откажетесь мнѣ содѣйствовать съ своей стороны вашими совѣтами, а въ случаѣ нужды и перомъ. —
Почтенный Клеркъ, выслушавши со вниманіемъ все дѣло и сдѣлавши съ своей стороны кой какіе вопросы о подробностяхъ его, соглашался, что тутъ есть что нибудь чрезвычайное; «впрочемъ» прибавилъ онъ, «такъ такъ ни вы, ни я не знаемъ, что происходило между Г. Тиррелемъ и обществомъ Сен-Ронанскимъ въ тотъ день, когда онъ обѣдалъ у нихъ, а слѣдственно и о томъ, была ли или нѣтъ между ними ссора, слѣдствіемъ которой вы предполагаете дуэль между Г. Террелемъ и Макъ Туркомъ то изъ сего и слѣдуетъ, что мы имѣемъ съ своей стороны предъявить только одни подозрѣнія и ничего болѣе, притомъ же разговоръ между Капитаномъ и вашимъ постояльцемъ происходилъ наединѣ, и какъ говорятъ, intra parietes et remotis testibus.»
— Очень хорошо, — отвѣчала Мегъ; — но что касается до этаго, всѣ мы, т. е. содержательницы гостинницъ, имѣемъ различныя средства знать обо всемъ происходящемъ въ комнатахъ нашихъ постояльцовъ. Я даже на этотъ разъ, скажу вамъ, Г* Биндлоосъ, я сама имѣла любопытство подслушать въ замочную скважину весь разговоръ ихъ* —
«И вы слышали ихъ намѣренія и условія на счетъ дуэля и не сдѣлали съ своей стороны; ничего для предотвращенія несчастія, не смотря на всю любовь вашу къ этому молодому человѣку? По чести, Мистрисъ Додъ, я бы ни какъ не подумалъ этаго отъ васъ..»
— А чегожъ бы вы хотѣли отъ меня, Г. Биндлоосъ? — отвѣчала Мегъ, потупивъ глаза свои. — Но вы говорите правду: я сама ни о чемъ такъ не жалѣю — вы имѣете право дѣлать упреки мнѣ, такъ какъ и я безпрестанно дѣлаю ихъ самой себѣ. Впрочемъ, не тысячи ли вызововъ какъ обыкновенно называютъ ихъ, были принимаемы въ моей гостинницѣ, когда бывало пировали у меня 0ти безпокойные члены клубовъ Вильдефира и Гелтер-Скельтера, и не всѣ ли они оканчивались обыкновенно полюбовною сдѣлкою между обѣихъ сторонъ? Могла ли же я и въ семъ послѣднемъ случаѣ предполагать какое-либо несчастіе? Притомъ, Г. Биндлоосъ, представьте себѣ, было ли бы прилично для такого честнаго дома, каковъ мой, чтобы постояльцы его допускали наступать себѣ на ногу какому нибудь пьяницѣ, или бродягѣ, живущему въ гостинницѣ при болотахъ? —
«То есть, Мистрисъ Додъ, просто сказать, вы порисковали жизнію одного изъ постояльцовъ вашихъ для чести своего дома?»
— А почему же и не такъ, Г. Биндлоосъ? Домъ, хорошо и красиво выстроенный въ три этажа и плотно покрытый черепицею., развѣ не стоитъ того, чтобы сражаться за него съ этими безмозглыми тварями, которыя безпрестанно кричатъ о своей чести и благородствѣ? Мой домъ былъ видѣнъ во всей деревнѣ Сен-Ронанской прежде, нежели еще они родились на свѣтъ; да думаю и еще простоитъ до тѣхъ поръ, пока ихъ всѣхъ вообще, или по одиначкѣ, перевѣшаютъ, какъ я и надѣюсь, Г. Биндлоосъ. —
«Очень хорошо; поможетъ быть, вашъ молодой человѣкъ, не имѣя ревности поддерживать честь вашего дома, былъ довольно благоразуменъ для того, чтобы не подвергнуть себя опасности; ибо изъ всего сказаннаго вами я заключаю, что дуэль не состоялась.»
— Не имѣть ревности поддержать честь моего дома, Г. Биндлоосъ? Вы его не знаете. Я желала бы, чтобы вы увидѣли, какъ онъ разгорячился. Я — я сама не смѣла взглянуть ему въ лицо; что же сказать о другихъ?. Дуэль не состоялась, говорите вы; да, она точно не состоялась, потому что они боялись показать, ему носы свои. Я почти увѣрена, что они поступили съ нимъ какимъ, нибудь злодѣйскимъ образомъ. Антонъ слышалъ два выстрѣла; онъ въ это время ходилъ поить лошадей; оба были не вдалекѣ отъ Букстана. Я бранила его, почему онъ, услыша ихъ, не побѣжалъ посмотрѣть, что тамъ такое было; но Антонъ говоритъ, что. онъ подумалъ на стараго Пирнера съ его двуствольнымъ ружьемъ, который обыкновенно таскается по лѣсамъ и болотамъ — Антонъ не- захотѣлъ вязаться съ нимъ, чтобы въ случаѣ и самому не попасть въ бѣду. —
«Нѣтъ ничего вѣроятнѣе, и я самъ думаю, что эти два выстрѣла и двуствольное ружье Пирнера объяснятъ все дѣло. Повѣрьте мнѣ Мистрисъ Додъ, вызовъ Капитана Макъ Турка былъ совершенно не по вкусу вашего молодаго человѣка, ибо, какъ видно, онъ имѣетъ миролюбивый характеръ; теперь онъ вѣрно возвратился уже въ свое постоянное мѣстопребываніе, если только имѣетъ его, и мнѣ очень жаль, что вы приняли на себя столько безпокойства въ такомъ незначущемъ происшествіи.»
Мистрисъ Додъ потупила опять на нѣсколько минутъ глаза свои съ недовольнымъ видомъ человѣка, оскорбленнаго тѣмъ, что- не соглашаются на его мнѣніе.
— Ну, можетъ быть, — наконецъ сказала она. — Вѣкъ живи, вѣкъ учись, говоритъ старинная пословица. Я доселѣ думала имѣть въ васъ друга себѣ, Г. Биндлоосъ, и всегда даже заступалась за васъ, когда слыхала, что васъ называютъ старымъ дуракомъ, такимъ сякимъ и проч. При томъ, не всегда ли лежатъ у васъ мои деньги, хотя Томъ Турнпенни живетъ и ближе отъ нашей деревни и хотя онъ даетъ, по словамъ другихъ, двумя процентами болѣе нежели вы, особливо если деньги не требуются отъ него скоро; а я, вы знаете, никогда и не справляюсь объ нихъ. —
"Но деньги ваши нигдѣ не могутъ быть въ такихъ вѣрныхъ рукахъ, какъ находясь въ моемъ банкѣ, сударыня, " отвѣчалъ Биндлоосъ съ запальчивостію: «впрочемъ я не выпрашиваю Христа-ради кредита себѣ — это знаютъ всѣ. А даже ласкаюсь надеждою, что есть нѣкоторое различіе между домами Тома Турнпенни и моимъ.»
— Банкъ вездѣ банкъ, Г. Биндлоосъ, и я вамъ еще повторю, что я доселѣ надѣялась имѣть въ васъ друга себѣ, хотя по теперешнему нашему разговору мнѣ кажется, что я и ошиблась въ моемъ мнѣніи. — «Но ради Бога, сударыня, чего же вы хотите отъ меня въ такой запутанной исторіи, какъ ваша? Будьте хотя нѣсколько разсудительны, Мистрисъ Додъ, возьмите себѣ въ расчетъ, что тутъ нѣтъ такъ называемаго corpus delicti.»
— Corpus delicti! А что бы такое это значило?.. Какое нибудь слово, означающее, чтобы заплатить вамъ? ибо всѣ почти разговоры ваши оканчиваются такимъ образомъ. Но чтожь за бѣда? развѣ я не могу имѣть у себя какого нибудь вашего corpus delicti и ли habeas corpus, однимъ словомъ, всякаго corpus, какого только захочу я? Развѣ вы не знаете, что я, благодаря Бога, имѣю порядочное состояніе, Г. Биндлоосъ?. —
«Убей меня Богъ, Мистрисъ Додъ, ежели я разумѣлъ подъ этими словами что нибудь подобное сему. Когда я говорю, что тутъ нѣтъ, такъ называемаго corpus delicti, то я хотѣлъ этимъ только сказать, что мы не имѣемъ никакихъ доказательствъ учиненнаго по словамъ вашимъ преступленія.»
— А осмѣлитесь ли вы сказать, чтобы убивство не было преступленіемъ!. — вскричала Мегъ, въ головѣ которой постоянно поселилась сія послѣдняя идея.. — Ну, хорошо! такъ по крайней мѣрѣ я знавала многихъ людей, которыхъ вѣшивали за это. —
«Все это такъ, Мистрисъ Додъ; но я вамъ говорю я что мы не имѣемъ ни одного твердаго доказательства въ этомъ убивешвѣ, совершенно ни одного. Другое дѣло, если бы мы нашли трупъ этаго человѣка, что я и разумѣлъ подъ словами corpus delicti.»
— Чортъ бы васъ побралъ съ вашимъ глупымъ corpus delicti!-- вскричала Мегъ, вскакивая съ гнѣвомъ съ своего кресла, — сей часъ же ѣду домой, и что касается до тѣла этаго несчастнаго молодаго человѣка, я его найду, непремѣнно найду, хотя бы мнѣ должно было взрыть моею желѣзною лопаткою всю землю на разстояніи трехъ миль около моего дома; да, я найду его, для того, чтобы имѣть утѣшеніе отдать ему послѣдній Христіанскій долгъ, а также и довести до висѣлицы этаго проклятаго язычника Макъ Турка со всею его тайною при болотахъ нашихъ, и наконецъ для того, чтобы пристыдить такого стараго глупца и невѣжу, каковы вы, Г. Жонъ Биндлоосъ! Извините! —
Пылая гнѣвомъ, она побѣжала къ дверямъ, чтобы приказать подавать свою коляску, не смотря на всѣ оправданія стараго Клерка, не слишкомъ взыскательнаго на оскорбительныя слова тѣхъ чьи деньги лежали у него въ банкѣ; онъ заклиналъ ее погодить нѣсколько, представляя, что бѣдныя животныя ея и безъ того чрезвычайно утомились. Послѣднее доказательство убѣдило старую трактирщицу, привыкшую съ самаго младенчества быть снисходительною къ домашнимъ животнымъ своимъ; она воротилась съ мрачнымъ видомъ, и Г. Биндлоосъ началъ было снова свои доказательства о невозможности войти въ это дѣло — какъ вдругъ слова его были прерваны довольно большимъ шумомъ, происшедшимъ въ его передней комнатѣ.
ГЛАВА II.
править"Но все найдешъ себѣ покровъ гостепріимной."
Шумъ, привлекшій на себя вниманіе Г. Биндлооса, а также и Мистрисъ Додъ въ предыдущей главѣ, былъ произведенъ не извѣстно кѣмъ-то, стучавшимся изо всей силы съ наружной стороны дверей, ведущихъ въ комнату банка, помѣщеннаго съ правой стороны передней горницы его, между тѣмъ какъ зеленая зала, въ которую была принята Мегъ, находилась съ правой стороны.
Вообще комната сія, или правильнѣе назвать контора, во всякое время и для всѣхъ бывала открытою; впрочемъ на этотъ разъ, такъ какъ уже и знаетъ нашъ читатель, Клеркъ, опасаясь, чтобы кто нибудь не подслушалъ разговоровъ его съ Мистрисъ Додъ, заперъ кругомъ всѣ двери, а слѣдовательно и контора съ находившимися въ ней весельчаками клерками была также заперта имъ снаружи. Клерки хотя и слышали большой стукъ къ себѣ въ двери, но будучи и сами заперты, не могли ничего сдѣлать лучше, какъ продолжать обыкновенный хохотъ свой, думая притомъ, — что Г. главный Клеркъ, забывши, что онъ самъ заперъ ихъ снаружи, стучится, думая, что дверь была замкнута ими изнутри, какъ то и въ самомъ дѣлѣ не рѣдко дѣлывали они.
Проклиная отъ чистаго сердца всѣхъ клерковъ своихъ и думая, что шумъ происходилъ отъ кого нибудь изъ нихъ, Г. Биндлоосъ выбѣжалъ въ переднюю комнату, гдѣ увидѣлъ какого-то незнакомца, стучавшагося въ дверь конторы. Г. Биндлоосъ тотъ же часъ отперъ дверь и вошелъ туда въ сопровожденіи его. Наша Мистрисъ Додъ, имѣя (какъ уже и читатель знаетъ) уши, привычныя къ подслушиванію чужихъ разговоровъ, и видя притомъ, что дверь какъ залы, такъ и конторы не слишкомъ плотно притворены, тотчасъ принялась за обыкновенное свое дѣло. Изо всего слышимаго ею она заключила, что незнакомецъ зашелъ въ контору или для полученія денегъ по билетамъ, находившимся у него, или для размѣна ихъ; догадки ея еще болѣе подтвердились, когда она услышала, что незнакомецъ рѣзкимъ и довольно сердитымъ голосомъ закричалъ послѣ небольшая то разговора, продолжавшагося около пяти минутъ: Какъ, государь мой! десять процентовъ! Вздоръ! я не дамъ ни копѣйки, ни денежки, ни полушки, ни даже полуполушки! Вычитать десять процентовъ при размѣнѣ одного билета! Не считаете ли бы меня за дурака? Развѣ я но знаю, что вы при передачѣ его въ Лондонской банкъ должны будете получишь то, что вамъ слѣдуетъ.
Здѣсь Г. Биндлоосъ началъ тихимъ голосомъ говорить незнакомцу о давно принятыхъ установленіяхъ его банка.
«Установленія!» вскричалъ чужестранецъ: «нѣтъ, государь мой, въ. этихъ дѣлахъ нѣтъ никакихъ установленій, которыхъ бы я не зналъ а прочія, если и существуютъ въ вашемъ банкѣ, то совѣтую вамъ послать ихъ къ чорту. Да и что вы мнѣ объ нихъ говорите? Какъ будто это для меня новое! К вамъ скажу безъ хвастовства, государь мой, что я имѣлъ дѣло съ банкирами почти всего свѣта; меня учить поздно. Десять процентовъ за промѣнъ билета изъ Лондонскаго банка! Но что вы всматриваетесь въ него такъ пристально? Не находите ли его сомнительнымъ? Пожалуй, я вамъ дамъ другой.»
— Совсѣмъ не нужно, государь мой, билетъ и этотъ очень хорошъ, и вамъ должно только надписать его по обыкновенію. —
"Натурально. Но чтожь вы не даете мнѣ пера? Не думаете ли, что я могу подписаться моею тростью? А какого рода у васъ чернила? жидкія, густыя? черныя, или желтыя? Но для меня все равно — я писывалъ всякими! Вотъ вамъ мое имя: путешественникъ Тумвоодъ, такъ обыкновенно называютъ меня. Ну, а деньги по этому билету можете ли вы мнѣ выдать безъ всякихъ процентовъ
— Безъ всякихъ, государь мой, совершенно безъ всякихъ. —
«Въ добрый насъ! да оно такъ и слѣдуетъ. По настоящему мнѣ бы складнѣе было взять съ васъ лишнее, нежели вамъ съ меня.»
— Но я васъ увѣряю, что мы въ этихъ дѣлахъ совершенно почти не получаемъ никакого барыша, совершенно никакого, государь мой! Впрочемъ, не угодно ли вамъ будетъ войти въ мою залу и выкушать тамъ чашку чаю. —
"Чашку чаю, " повторилъ иностранецъ голосомъ, становившимся: слышнѣе нашей Мегъ по мѣрѣ того, какъ онъ приближался къ дверямъ залы, слѣдуя за Г. Биндлоосомь «чашку чаю? Это хорошо, я согласенъ: чашка чаю есть всегда прекраснѣйшая вещь на свѣтѣ, а особливо если чай настоящій, хорошій.»
Говоря такимъ образомъ, онъ вошелъ въ залу и довольно учтиво раскланялся съ Мистирисъ Додъ, которая съ своей стороны, видя въ немъ человѣка хорошаго по видимому происхожденія и въ особенности зная, что карманы его довольно туго набиты гинеями и банковыми билетами, сдѣлала ему одинъ изъ тѣхъ почтительныхъ поклоновъ, на которые она была не слишкомъ щедра для своихъ знакомыхъ.
Г. Тумвоодъ былъ человѣкъ не слишкомъ высокаго роста, но по виду бодрый и здоровый; всѣ нервы и мускулы его тѣла, не смотря на то, что ему на видимому было около шестидесяти лѣтъ, сохранили еще всю свѣжесть молодости; черты лица его выражали довольство самимъ собою и нѣкоторымъ образомъ какъ бы презрѣніе ко всѣмъ тѣмъ, которые въ продолженіе своей жизни не видали и не испытали того, что видѣлъ и испыталъ онъ самъ; довольно коротко подстриженные волосы его начинали уже кой гдѣ покрываться сѣдинами, впрочемъ черный цвѣтъ все еще былъ господствующимъ, глаза его, черные какъ агатъ, были невилики, нѣсколько даже впалы, впрочемъ блестящи; носъ короткій и нѣсколько вздернутый вверхъ, что обыкновенно придавало ему видъ надмѣнности; цвѣтъ лица Смуглый и загорѣлый, по видимому слѣдствіе различныхъ вліяній отъ различныхъ климатовъ, въ которыхъ повременно бывалъ онъ; въ разстояніи на три шага лицо его было гладко, но если разсмотрѣть ближе, въ немъ открывалось множество небольшихъ морщинъ, впрочемъ столь незамѣтныхъ, какъ бы они были проведены самою тоненькою кисточкой; верхнее платье на немъ было голубаго цвѣта, жилетка и панталоны изъ буйволовой кожи, на ногахъ весьма хорошо налакированные полусапожки, на шеѣ шелковый галстухъ, повязанный со всею рачительностію; изъ всего костюма его самою оригинальнѣйшею вещію была его шляпа, сдѣланная на весьма старинный манеръ и представлявшая? изъ себя видъ двухъ довольно широкихъ роговъ, въ срединѣ коихъ прикрѣплена была маленькая кокарда.
Наша Мистрисъ Додъ, имѣвшая привычку судить и заключать о людяхъ по первому впечатлѣнію, сдѣланному на нее, въ послѣдствіи времени говорила, что она на первыхъ трехъ шагахъ, сдѣланныхъ незнакомцемъ отъ двери къ чайному столику, безошибочно заключила уже, что онъ занималъ довольно значительную ролю въ свѣтѣ и въ этихъ-то дѣлахъ, прибавляла она, прищуривая маленькіе глазки свои, мы содержательницы гостинницъ всего рѣже и ошибаемся. Въ жилетахъ, вышитыхъ золотомъ, карманы по большой части пусты, а въ жилетахъ изъ оленьей или буйловой кожи рѣдко или почти, никогда, и примѣта сія есть самая вѣрнѣйшая по моему мнѣнію.
«Чрезвычайно сырое утро, сударыня!» началъ Тумвоодъ, придвигаясь къ чайному столику и обращаясь къ Мистрисъ Додъ для начатія разговора и вѣроятно, чтобы узнать, въ какомъ обществѣ находился онъ..
— Утро прекрасное, государь мой, и чрезвычайно удобное для уборки хлѣба, — отвѣчала Мегъ обыкновеннымъ своимъ тономъ.
«Съ этой стороны вы правы, сударыня, и слово: прекрасное, употреблено довольно кстати. Впрочемъ, все таки оно такъ сыро, что я въ продолженіе двукратнаго моего объѣзда вокругъ всего свѣта едва ли встрѣчалъ ему подобное.»
— А вы навѣрно изъ нашихъ краевъ? — спросилъ Клеркъ, вступая въ общій разговоръ: — впрочемъ, мнѣ кажется, что имя Тумвоодъ не Шотландское, по крайней мѣрѣ я доселѣ не слыхалъ такого имени. —
«Не Шотландское!» повторилъ путешественникъ: «да, вы правы. Впрочемъ, кажется, можно путешествовать по здѣшнимъ краямъ и не бывши рожденнымъ въ нихъ? А съ другой стороны, также и родившися въ нихъ, развѣ не льзя перемѣнить своего имени? На свѣтѣ много встрѣчается случаевъ, по которымъ мы непремѣнно бываемъ въ обязанности перемѣнять имена наши.»
— Ваша правда, государь мой, такихъ случаевъ очень много. На примѣръ, иногда перемѣняютъ имя свое по случаю полученія богатаго наслѣдства отъ какого нибудь дальняго родственника, который еще при жизни желалъ, чтобы его состояніе перешло въ другія руки вмѣстѣ и съ именемъ его. —
"Или, на примѣръ, " прибавилъ иностранецъ, «когда кто нибудь и по какимъ нибудь обстоятельствамъ боится показаться въ свое отечество подъ собственнымъ своимъ именемъ.»
— Послѣдняго предположенія я не смѣю и дѣлать, государь мой. Но, какъ бы то ни было, если вы когда-либо прежде знавали здѣшнюю сторону, то теперь безъ сомнѣнія удивляетесь множеству перемѣнъ, происшедшихъ въ ней послѣ воины съ Америкою. Горы, прежде покрытыя одни верескомъ, теперь засѣяны луцерною; доходы съ земель удвоены, утроены, а можетъ быть даже и учетверены; готическія башни въ старинныхъ замкахъ всѣ почти сломаны и наши Лерды живутъ уже въ столь хорошихъ и красивыхъ домахъ, какъ и въ самомъ Лондонѣ. —
«Большая находка!» вскричалъ съ живостію Тумвоодъ: «всѣ здѣшніе Лерды составляютъ не болѣе, какъ кучу дураковъ.»
— Вы, какъ кажется, не слишкомъ расположены находить хорошее въ этихъ перемѣнахъ? — спросилъ Клеркъ, удивленный словами его и доселѣ думавшій, что всякій благоразумный человѣкъ долженъ нудить точно также, какъ и онъ самъ.
«Не слишкомъ расположенъ? Да. Но мнѣ кажется, что если кто и можетъ быть расположеннымъ ко всѣмъ этимъ перемѣнамъ, такъ это только одинъ дьяволъ, который, по моему мнѣнію, былъ тутъ главнымъ зачинщикомъ. Вы вѣрно забрали себѣ въ голову, что такая перемѣна хороша и даже необходима. А я думаю совсѣмъ иначе. Въ этомъ дѣлѣ вы были также непостоянны, какъ и вода; но повѣрте мнѣ, что вамъ также, какъ и ей, никогда не удастся выбѣжать изъ береговъ своихъ. Скажу вамъ искренно, что въ продолженіе какихъ нибудь сорока лѣтъ въ здѣшнемъ бѣдномъ уголкѣ точно надѣлалось столько перемѣнъ, сколько едва ли въ продолженіе сорока вѣковъ произошло въ восточныхъ Имперіяхъ.»
— Почему же и не такъ, если этѣ перемѣны клонятся къ лучшему? —
«Вотъ этаго-то я и не вижу въ нихъ! Въ то время, когда я выѣхалъ изъ здѣшней столицы, жители были бѣдны, какъ крысы — на это я согласенъ, но за то честны, трудолюбивы, готовы великодушно нести тяжкое бремя свое, надѣясь отъ одной честности себѣ лучшаго въ будущности; а теперь, теперь я нахожу только вездѣ подлыхъ наемниковъ, чрезъ каждыя десять минутъ справляющихся съ часами, чтобы не проработать одной лишней минуты на того, въ чьихъ услугахъ находятся они. Вмѣсто того, чтобы, по старинному, въ праздничные дни читать Библію и слушать проповѣди приходскаго Священника, ныньче всякой негодяй имѣетъ у себя на полкѣ Волтера, или еще что нибудь и хуже его, и въ свободныя минуты занимается чтеніемъ такихъ зловредныхъ сочиненій.»
— Я съ своей стороны также готова поддерживать ваше мнѣніе, государь мой, — сказала Мегъ Додъ, — потому что даже и въ моей кухнѣ я нашла однажды цѣлую книгу, наполненную самыми богомерзкими сочиненіями. Но я отвадила отъ своего дома этихъ повѣсъ, разнощиковъ ихъ! Мало того, что они кружатъ головы служанкамъ, продавая имъ различныя баллады и сему подобные вздоры, которые только отвлекаютъ ихъ отъ дѣла; надобно еще, чтобы они обманывали ихъ, ведя, такъ сказать, самую дьявольскую торговлю, въ которой ходячею монетою служатъ одни только грѣшныя души покупающихъ, не говоря уже о настоящихъ деньгахъ, которыя все таки идутъ въ придачу, между тѣмъ какъ каждая изъ этихъ дуръ могла бы помочь ими старому и больному отцу своему. —
«Отцу своему, сударыня!» вскричалъ Г. Тумвоодъ: «объ отцахъ они думаютъ не болѣе какъ и Регана объ несчастномъ Леарѣ.»
— Я вижу, что вы довольно хорошо знаете полъ нашъ, г. м. Я сама всякой день твержу своимъ негодяйкамъ почти то же, что и вы; но извольте ждать, чтобы они захотѣли пользоваться хорошими наставленіями! —
«Къ тому же должно прибавить сударыня, что всѣ эти безмозглыя животныя основаны на одной корысти. Было время, когда всякой бѣднѣйшій Шотландецъ краснѣлъ при одной мысли дотронуться до шиллинга, если онъ не заслужитъ его, а между тѣмъ этотъ же самый бѣднякъ былъ всегда расположенъ сдѣлать добро каждому чужестранцу, хотя бы онъ былъ Арабъ изъ песчаныхъ степей; теперь гдѣ вы сыплете это? Вчера, на примѣръ, ѣхавши верхомъ, я уронилъ нечаянно трость мою; какой-то молодой парень, сидѣвшій около своего забора, сдѣлалъ не болѣе трехъ шаговъ, чтобы поднять ее и подать мнѣ — дѣло очень естественное — я бы и самъ на его мѣстѣ сдѣлалъ то же. Я сталъ благодарить его; и чтожь вы думаете? На мою благодарность негодяй отвѣчалъ тѣмъ, что если бы дескать онъ зналъ, что я отъѣду однимъ спасибо, то онъ бы послалъ къ чорту какъ меня, такъ и трость мою!»
— Все это можетъ быть такъ, какъ вы изволите говорить, г. м., — сказалъ Биндлоосъ — я не хочу и не могу спорить съ вами — богатство точно не дѣлаетъ ни умнѣе, ни добрѣе; впрочемъ край нашъ гораздо обогатился противъ прежняго — а богатство, какъ вы сами знаете…. —
"Имѣетъ крылья, чтобы также и улетѣть отъ насъ, какъ прилетѣло, « отвѣчалъ циникъ-путешественникъ; „впрочемъ я не знаю твердо“ продолжалъ онъ „точно ли мы обладаемъ симъ богатствомъ? Вы, на примѣръ, имѣете больше прежняго домашняго скота, земли для обработыванія — но все это не есть доказательство вашего богатства, также какъ жиръ и толщина не могутъ служить порукою за здоровье и силы человѣка.“
— Впрочемъ, Г. Тумвоодъ, нынѣшніе хозяева живутъ не хуже настоявшихъ Лердовъ, а фермеры имѣютъ у себя столъ едва ли даже и не лучшій. Праздникъ Пятидесятницы и Святаго Мартына — обыкновенное время денежной уплаты — столько же мало пугаетъ ихъ, какъ и меня мой завтракъ. Ежели во всемъ этомъ вы не находите признаковъ богатства, то я и не знаю уже, въ чемъ болѣе искать ихъ? —
„Это только признаки глупости, Г. Клеркъ, это не болѣе какъ безумная страсть казаться богатѣе своего настоящаго состоянія; но какимъ образомъ они имѣютъ къ этому средства? Вы, государь мой, будучи банкиромъ, можетъ быть, лучше всякаго другаго можете мнѣ объяснить это.“
— Надобно думать, что они иногда входятъ и въ долги, Г. Тумвоодъ; впрочемъ ктожь и безъ слабостей въ здѣшнемъ мірѣ? Да, я съ своей стороны привыкъ думать, что небольшія людскія слабости суть какъ бы деготь, смазывающій колеса жизни ихъ. —
„Да, чтобы прямо отвезти ихъ къ сатанѣ. О нѣтъ, я сужу совершенно иначе, и скажу вамъ искренно, что не могу долго оставаться въ здѣшнихъ краяхъ: здѣсь истинно такая же всегда суматоха, какъ и при столпотвореніи Вавилонскомъ; здѣсь голова кругомъ пойдетъ, особливо у такого человѣка, которой привыкъ жить съ людьми разсудительными, съ людьми, которые лучше любятъ оставаться на одномъ мѣстъ, нежели бѣгать безъ толку — лучше молчать, нежели болтаютъ всякой вздоръ, — съ людьми, которые ѣдятъ только тогда, когда истинно голодны, пьютъ, если чувствуютъ непреодолимую жажду, — которые на хохочутъ на пустяки, и говорятъ только тогда, когда истинно имѣютъ сказать что нибудь; а здѣсь, здѣсь надо бѣгать, шумѣть, объѣдаться, или на ряду съ другими пуститься во всѣ нововведенныя глупости. Народъ совершенно избалованный, нѣтъ ни благоразумія, ни твердости въ характерахъ, однимъ словомъ, нѣтъ ничего хорошаго.“
— Я готова прозакладовать жизнь свою, — сказала Мегъ, обращаясь къ Биндлоосу, — что этотъ господинъ былъ тамъ, при болотахъ, въ нашемъ новомъ Спа. —
„Что вы называете новымъ Спа?“ сударыня? — Если вы подъ этимъ словомъ разумѣете новое общество, образовавшееся при Сен-Ронанскихъ водахъ, то безъ увеличенія можно сказать, что это полное собраніе глупости и праздности, истинное смѣшеніе языковъ, обращикъ безумія человѣческаго!»
— Государь мой, государь мой! — вскричала Мистрисъ Додъ, до чрезвычайности обрадованная сходствомъ его образа мыслей съ своими собственными и всячески стараясь показать полное уваженіе къ словамъ его, — не позволите ли мнѣ имѣть удовольствіе попросишь васъ чашкою чаю! — и въ то же время она вступила въ полное распоряженіе при чайномъ столикѣ, доселѣ остававшееся при Г. Биндлоосѣ. — Я надѣюсь сударь — присовокупила она, — что чай будетъ совершенно по вашему вкусу. — Г. Тумвоодъ съ своей стороны принялъ отъ нея чашку съ довольнымъ видомъ человѣка, которой любилъ блеснуть своими разговорами, а особливо когда замѣчалъ, что слова его слушаютъ съ удовольствіемъ.
«Въ самомъ дѣлѣ, сударыня, чай довольно хорошъ для здѣшняго мѣста» отвѣчалъ иностранецъ, отвѣдывая его. «Но можетъ ли онъ хотя нѣсколько сравнишься съ тѣмъ, который пивалъ я въ Кантонѣ съ стариковъ Тонч-іуа. Вотъ былъ истинной чай! Въ Лондонъ никогда не пришлютъ такого, да и самой Лондонъ съ своей стороны никогда не отпуститъ лучшаго чаю въ Маршторнь, по крайней мѣрѣ я такъ думаю.»
— Совершенная правда, государь мой. Впрочемъ я готова удариться о закладъ, что чай Г. Биндлооса все таки гораздо лучше того, который вы изволили кушать въ нашемъ новооткрытомъ Спа? —
«Что вы говорите, сударыня! — Да я тамъ почти и не видалъ ничего похожаго на чай. Подаютъ какой-то взваръ изъ терновыхъ и ясеневыхъ листьевъ въ прекрасно впрочемъ раскрашенныхъ чайныхъ чашкахъ, и эти распудренныя обезьяны хлебаютъ его посреди своего попугайнаго болтанья и злословія: вотъ что называется въ этомъ обществѣ пить чай, о которомъ впрочемъ всѣ они не имѣютъ ни малѣйшаго понятія. О! надобно путешествовать и быть тамъ, гдѣ я былъ, чтобы узнать, что такое хорошій чай!»
— Теперь, государь мой, все, что я могу сказать вамъ, состоитъ въ томъ, что я бы почла себя чрезвычайно счастливою, если бы удостоилась принять васъ у себя въ моей старинной гостинницѣ въ Сен-Ронанской деревнѣ, которая уже изстари содержится нашею фамиліею. Я не смѣю похвалиться, что вы найдете тамъ такой прекрасной чай, который привыкли кушать въ чужихъ земляхъ, гдѣ родится онъ; по крайней мѣрѣ я смѣло скажу, что вы бы имѣли удовольствіе пить чай гораздо лучшаго сорта, нежели здѣсь, и я бы съ васъ никогда не подумала взять дороже шести пенсовъ, какъ то дѣлывалъ и покойный родитель мой….
«Для меня очень пріятно слышать, сударыня, что старая гостинница Сен-Ронанская еще существуетъ, и я со всею охотою готовъ остановишься у васъ. За цѣлительной водой будемъ посылать каждое утро — это не слишкомъ далеко: надобно вамъ сказать, сударыня, что Господа Доктора совѣтовали мнѣ непремѣнно пользоваться какими нибудь минеральными водами для разогнанія желчи, часто разливающейся во мнѣ, а мотетъ быть и для того, чтобы симъ совѣтомъ прикрыть собственное свое незнаніе въ лѣченіи болѣзней сего рода; но какъ бы то ни было, я рѣшился послушаться ихъ, и мой выборъ палъ на здѣшнія воды; но я чертовски обманулся въ моемъ расчетѣ. Ваше Спа! да шутъ желчь еще чаще будетъ разливаться во мнѣ! Надобно, чтобъ молодой Сеи Романъ былъ очень глупъ, допустивши около стариннаго дома своего покойнаго родителя поселиться такой безпутной шайкѣ!»
— А развѣ вы незнакомы съ нынѣшнимъ Лердомъ Сен-Ронанскимъ? —
«Я знаю его только по слуху. Впрочемъ мнѣ сказывали я что эта фамилія была нѣкогда знаменитѣйшею изъ всей Шотландіи, и я отъ всего сердца пожалѣлъ, узнавши, что теперь она находится почти въ совершенномъ упадкѣ, и что молодой человѣкъ, послѣдняя отрасль ея, совершенно не ищетъ средствъ возстановить достоинство своего дома, проводя все время съ игроками и охотниками до стрѣлянія дичины.»
— Я также съ своей стороны чрезвычайно сожалѣю объ этомъ — сказала честная Мегъ Додъ, которой наслѣдственное почтеніе къ фамиліи Мовбраевъ никогда и ни при какихъ случаяхъ не могло измѣниться. — Предки этой знаменитой фамиліи много сдѣлали добра моимъ предкамъ, государь мой, и хотя уже конечно этому прошло много времени, но я все таки не могу забыть того, чѣмъ мы нѣкогда были обязаны этому дому. —
Г. Биндлоосъ, которой не имѣлъ никакихъ подобныхъ причинъ заступаться за сію фамилію, со всѣмъ жаромъ вооружился противъ Мовбрая, говоря, что онъ разоряетъ не только себя самаго, но даже при случаѣ и другихъ. «Я имѣю нѣкоторыя причины говорить такимъ образомъ» присоединилъ онъ; «онъ даже и у меня занялъ однажды двѣсти фунтовъ стерлинговъ. Изъ уваженія къ древней фамиліи его я не могъ отказать тогда, а онъ и до сего времени, какъ видно, не хочетъ и подумать о заплатѣ. Даже на сихъ дняхъ во всѣхъ нашихъ Маршторнскихъ лавочкахъ забиралъ онъ въ долгъ всякой всячины для какого-то праздника или бала, который сбирается дать всему отборнѣйшему обществу Сен-Ронанскому. Бѣдные наши продавцы вѣрили на слово; долго ли-то будутъ ждать отдачи? Вотъ какіе люди есть на бѣломъ свѣтѣ, г. м.! Чѣмъ бы кой-какъ стараться оплачивать старые долги, они входятъ еще въ новые; а для чего? Чтобы потѣшить собраніе дураковъ, навѣрное льстящихъ ихъ самолюбію.»
"Но я думаю, что всѣ сіи пріуготовленія окончатся ни чѣмъ, — сказалъ Г. Тумвоодъ; «я слышалъ, что балъ отложенъ по случаю нездоровья Миссъ Мовбрай.»
— Бѣдная дѣвушка! — Сказала Мистрисъ Додъ, — очень давно уже, какъ здоровье ея совершенно разстроилось. —
"О ней говорятъ, что у ней вотъ здѣсь не очень исправно сказалъ Тумвоодъ, прикладывая свой палецъ ко лбу.
— Это знаетъ одинъ Богъ; — а я съ своей стороны думаю, что ея сердце гораздо нездоровѣе, нежели голова. Впрочемъ, бѣдной дѣвушкѣ дана власть идти и на право и на лѣво и даже въ наше Спа; да и дома нѣтъ ей бѣдняжкѣ ни покоя, ни хорошаго общества: мудрено ли послѣ всего этаго и въ самомъ дѣлѣ порастеряться? —
«Но, сударыни, съ другой стороны говорятъ, что она и не такъ опасно больна, какъ многіе полагаютъ. По крайней мѣрѣ теперь, когда одинъ молодой и чрезвычайно знаменитый Лордъ прибылъ къ водамъ, то и начали поговаривать, что она непремѣнно изцѣлишся отъ своей странной болѣзни.»
— Знаменитый Лордъ! — вскричала Мегъ Додъ, — знаменитый Лордъ при нашихъ водахъ! Я едва могу повѣрить. Знаменитый Лордъ! Теперь ихъ и рукой не достанешь. Знаменитый Лордъ! Спаси насъ Господи! они еще болѣе распетушатся теперь! такой человѣкъ и остановился въ ихъ гостинницѣ! Но, Г. Тумвоодъ, можетъ быть, онъ только потому называется Лордомъ, что онъ членъ въ какомъ ни будь судѣ? —
«Нѣтъ сударыня, совсѣмъ нѣтъ; это Англійскій Лордъ, имѣющій право сидѣть въ залѣ Перовъ Парламента. Впрочемъ, нѣкоторыя особы находятъ уже, что и онъ имѣетъ одинъ недостатокъ въ своемъ титлѣ…»
— Я также рада спорить со всѣми, что это правда, — прервала съ живостію Мегъ, не могшая снести одной мысли о томъ, что общество, ненавидимое ею, еще болѣе усилится присудствіемъ одного изъ Англійскихъ Перовъ; — одинъ недостатокъ, говорите вы, находятъ въ его титлѣ, — продолжала она — а я ручаюсь, что ихъ наберется и до дюжины! Увидите, что это не болѣе, какъ какой нибудь бродяга, мѣлкопомѣстный Лердъ, также какъ и всѣ прочіе, пріѣхалъ, я думаю, называя себя больнымъ; глядишь, чрезъ нѣсколько времени скажетъ, что совершенно исцѣлился, а все для того, чтобы еще больше прославить этѣ поганыя воды! —
«Но, сударыня, болѣзнь его совсѣмъ не такого рода, чтобы она могла излѣчиться употребленіемъ здѣшнихъ водъ; Лордъ раненъ въ плечо пистолетнымъ выстрѣломъ, нанесеннымъ ему, по словамъ его, разбойникомъ, хотѣвшими, его ограбишь. Это еще одна изъ счастливыхъ перемѣнъ, происшедшихъ въ Шотландіи во время моего отсутствія. Въ мое время о подобныхъ происшествіяхъ не было и слуха; скорѣе можно было встрѣтить феникса, нежели разбойника на большой дорогѣ.»
— А не изволите ли знать, гдѣ и давно ли случилось это? — спросилъ Биндлоосъ.
«Не вдалекѣ отъ старой деревни — и если меня не обманываетъ память, то это было въ прошедшую среду въ полдень.»
— Вотъ чѣмъ можно изъяснить, какъ мнѣ кажется, Мистрисъ Додъ, два выстрѣла, которые слышалъ вашъ Антонъ. День и часъ одинъ и тотъ же, и навѣрное въ это время было учинено нападеніе на эшаго знаменитаго Лорда, — сказалъ Биндлоосъ, обращаясь къ Мистрисъ Додъ.
"Можетъ быть да, а можетъ быть и нѣтъ, Г. Биндлоосъ; надобно всегда, прежде нежели мы произнесемъ рѣшеніе, разсмотрѣть, да и разсмотрѣть все дѣло. Но мнѣ бы желательно было узнать, — продолжала она, обращаясь къ Г. Тумвооду, отъ котораго на минуту отвлекъ было ее Клеркъ своими предположеніями, — мнѣ бы желательно узнать, не говорятъ ли при водахъ чего нибудь о Г. Тиррелѣ? —
"Если вы подъ симъ именемъ разумѣете человѣка, о которомъ вотъ здѣсь написано, « сказалъ путешественникъ, вынимая изъ своего кармана свертокъ бумаги, — то я могу удовлетворить вашему любопытству. Онъ надѣлалъ собою столько шуму, что я истинно ужь усталъ, слушая безпрестанно повторяемое его имя. Поводомъ къ сему была какая-то глупая ссора, которую затѣялъ онъ. Дѣло дошло до формальной расправы; но онъ не заблагоразсудилъ явиться къ отвѣту. Вошь еще другая глупость, которая завелась здѣсь. Прежде только одни старинные Лерды, или молодые люди изъ знаменитѣйшихъ фамилій имѣли право рѣшить поединками ссоры свои, и то только по правиламъ фехтованья; а ныньче, ныньче всякой негодяй не постыдится вызвать другаго на поединокъ. Этотъ на примѣръ Тиррель, будучи не болѣе, какъ плохимъ маляромъ (кажется, симъ ремесломъ преимущественно занимался онъ), задумалъ о себѣ, что онъ былъ ватная особа, имѣющая право обижать другихъ и даже принимать вызовы для дуэли! ха! ха! ха! Какъ покажется: не похоже ли это на Донъ Кишота, ищущаго приключеній съ глупымъ сосѣдомъ своимъ Сампсономъ Караско?»
Чтеніе бумагъ, показанныхъ иностранцемъ и которыя уже давно знаютъ наши читатели (это было объявленіе Сира Бинго, подтвержденное Докторомъ, и извѣщеніе всего общества о неявкѣ Тирреля), подало Г. Биндлоосу случай сказать торжественнымъ тономъ увѣренности въ своихъ мысляхъ нашей почтенной Мегъ Додъ:
— Ну, не правду ли я говорилъ вамъ, старинная моя пріятельница, что вы понапрасну безпокоились, пустившись въ такой дальній путь и въ такое дурное время? Молодой человѣкъ, вмѣсто того, чтобы показать лицо свое Сиру Бинго, заблагоразсудилъ лучше оборотиться къ нему спиною, и я впрочемъ согласенъ, что онъ поступилъ въ этомъ дѣлѣ благоразумнѣе, нежели его соперникъ. Больше не о чемъ и думать; самое лучшее доказательство теперь, въ нашихъ рукахъ. —
«Какъ вы ни умны, Г. Биндоосъ, но вае таки можете обмануться также, какъ и всякой. Я съ моей стороны обѣщаюсь вамъ сдѣлать самыя точнѣйшія изслѣдованія на счетъ сего дѣла.»
Здѣсь поднялся новый споръ объ участи Тирреля; каждый говорилъ по своему, чужестранецъ также принималъ участіе въ разговорѣ.
Мегъ Додъ, видя наконецъ, что Биндлоосъ никакъ не хотѣлъ согласиться съ нею на предложеніе, что бѣдный Тиррель былъ умерщвленъ, опять съ сердцемъ вскочила съ своего кресла, приказывая въ сію же минуту заложить лошадей въ ея виски. Но такъ какъ власть почтеннѣйшей содержательницы гостинницы въ старой деревнѣ Сен-Ронанской простиралась не на все въ природѣ, то горбатый почталіонъ, сопровождавшій ее, и по своей части столь же рѣшительный, какъ и она сама въ своемъ дѣлѣ, самымъ выразительнымъ голосомъ далъ ей понять, что бѣдныя животныя не могутъ сдвинуться съ мѣста, если не дадутъ имъ отдохнуть еще по крайней мѣрѣ двухъ часовъ.
Дѣлать было нѣчего, почтенная Мистрисъ должна была еще остаться на нѣсколько времени, сообразуясь съ докладомъ своего рыцаря, несмотря на то, что душа въ втайнѣ страдала какъ отъ уязвленнаго самолюбія, такъ и отъ мысли, что во время ея отсутствія въ гостинницѣ могутъ случиться различные безпорядки. Она уже мысленно представляла себѣ цѣлыя полки перебитой посуды, счеты неправильно отмѣченные, комнаты невыметенныя, однимъ словомъ, представляла все то, что можетъ только изобрѣсти разстроенное воображеніе аккуратной трактирщицы.
Г. Биндлоосъ, не желая потерять совершенно расположенія къ себѣ своей кліентки, которое довольно поубавилось уже отъ его несогласія съ нею на счетъ извѣстнаго нашимъ читателямъ пункта, и замѣтивъ, что происходитъ въ душѣ ея отъ долгаго отсутствія, съ участіемъ началъ утѣшать ее, представляя, что ничего не можетъ случиться неблагопріятнаго для ея хозяйства; онъ даже подалъ мысль, что если Г. Тумвоодъ пріѣхалъ на почтовыхъ изъ Сен-Ронана, что доказывали и налакированные полусапожки его, то Мегъ Додъ легко могла помѣститься съ нимъ для возвратнаго путешествія.
«Въ самомъ дѣлѣ, вѣдь мнѣ должно же ѣхать въ Сен-Романъ» сказалъ Тумвоодъ, ни въ семъ послѣднемъ случаѣ я буду имѣть удовольствіе проводить, или лучше оказать, довезти сію почтенную даму до ея жилища, гдѣ и я, съ ея позволенія, надѣюсь провести нѣсколько дней. Я почитаю, сударыня, " прибавилъ онъ «такую женщину, какъ вы, тѣмъ болѣе, что вы продолжаете постоянно занятіе своего покойнаго родителя. Я бывалъ въ такихъ странахъ, сударыня, гдѣ цѣлыя потомства всегда продолжаютъ заниматься одинаковой профессіей въ продолженіе нѣсколькихъ тысячъ лѣтъ, и мнѣ всегда нравилось такое заведеніе; ибо оно показываетъ твердый и постоянный характеръ.»
Физіономія Мистрисъ Додъ нѣсколько прояснилась, когда она услышала такой лестный отзывъ о себѣ. Она обѣщалась Тумвооду, что съ своей стороны не упуститъ ничего, что только можетъ сдѣлать для него пріятнымъ его пребываніе у ней, и между тѣмъ, какъ Г. Биндлоосъ также въ самыхъ отборныхъ выраженіяхъ увѣрялъ его обо всѣхъ удобствахъ, которыя найдетъ онъ въ гостинницѣ Мегъ Додъ, сія послѣдняя со всѣми знаками полнаго удовольствія на счетъ того, что богатый и по видимому хорошаго происхожденія человѣкъ предпочелъ ея гостинницу новооткрытой при водахъ, со всею деликатностію старой дамы, перебирала пальцы за масленыхъ перчатокъ на рукахъ своихъ.
"Я не буду слишкомъ обременителенъ для васъ, сударыня, " говорилъ Тумвоодъ "я много путешествовалъ и привыкъ ко всему: Испанская корчма, Персидскій шатеръ и Турецкій караванъ сарай для меня все равно. Однимъ только, можетъ быть, я побезпокою васъ: у меня нѣтъ лакея — потому, что я терпѣть не могу этихъ всегдашнихъ какъ бы тѣней, слѣдующихъ по пятамъ нашимъ — и вы должны будете сыскать кого нибудь, кто бы каждое утро приносилъ мнѣ бутылку воды изъ Сен-Ронанскихъ источниковъ, ибо ходишь туда самъ я никакъ не намѣренъ.
Мистрисъ Додъ обѣщалась съ своей стороны удовлетворишь послѣднее его требованіе и даже прибавила довольно пріятнымъ тономъ, что Сен-Ронанскія воды сами по себѣ точно "е могутъ назваться дурными и можетъ быть даже и въ самомъ дѣлѣ принесутъ пользу чрезъ употребленіе ихъ; я не могу только терпѣть, присоединяла она, этой новооткрытой ихъ рестораціи и общества, которое поселилось тамъ, вѣрно за грѣхи окрестныхъ жителей; а что касается до водъ нашихъ, то я не вѣрю, подобно другимъ, что самъ сатана, выкупавшись въ нихъ въ жаркую погоду, сообщилъ имъ какой-то особенной вкусъ и запахъ. Воды точно могутъ быть хорошими, и между тѣмъ общество, при нихъ поселившееся, дурнымъ.
Такимъ образомъ, когда дѣло было улажено съ обѣихъ сторонъ, и почтовая коляска подана, Г. Тумвоодъ простился съ Биндлоосомъ и въ сопровожденіи новой хозяйки своей началъ садиться въ коляску. Не безъ внутренняго огорченія наша Мистрисъ Додъ увидѣла на дверцахъ надпись: «Гостинница Фоксъ при Сен-Ронанскихъ водахъ.» Но дѣлать было нечего; надлежало повиноваться необходимости. Они поѣхали.
«Я бы никогда не подумала, что мнѣ придется сего дня ѣхать въ коляскѣ новой гостинницы сказала она „да еще въ какой коляскѣ, гдѣ насилу можно помѣститься двоимъ. Безъ хвастовства могу сказать вамъ, Г. Тумвоодъ, когда я содержала почтовыхъ лошадей, то у меня были двѣ коляски ужъ не этой чета (Въ каждой изъ нихъ помѣщалось по четыре персоны зрѣлаго возраста и по стольку же дѣтей; теперь конечно все ужь перемѣнилось — обѣ коляски мои проданы; у меня осталось одно только виски для выѣзда самой мнѣ. Кстати — эта глупая голова Антонъ чай и не думаетъ поторопиться въ слѣдъ за нами; лошадямъ ужь, кажется, пора отдохнуть. Но не стѣснила ли я васъ, государь мой? Спокойно ли вамъ сидѣть?“
— О! не безпокойтесь, сударыня, — отвѣчалъ ея спутникъ, — я привыкъ ко всему въ моихъ путешествіяхъ: тѣлега, носилки, палантинъ, или почтовая коляска для меня все равно. Мнѣ вездѣ хорошо, сударыня — еще повторяю, не безпокойтесь. Съ своей стороны позвольте мнѣ закурить мой шеротъ, такъ обыкновенно въ Индіи называютъ курительныя трубки, Мистрисъ Додъ. — И при сихъ словахъ онъ началъ набивать большую трубку съ серебряною крышечкой.
ГЛАВА III.
править"Его любили всѣ, хоть онъ былъ небогатъ."
Почтенная Мегъ Додъ, содержательница гостинницы въ старой деревнѣ Сен-Ронанской, довольно, такъ кажется, знакомая уже нашимъ читателямъ, никакъ не могла выгнать изъ головы своей мыслей о убивствѣ любезнаго своего Тирреля кровожаднымъ Капитаномъ Макъ Туркомъ. Всѣ возможные поиски были сдѣланы ею и все безъ успѣха: о Тиррелѣ не было ни малѣйшаго слуха; истративши попустому нѣсколько денегъ на свой розыски и не видя желаннаго успѣха, она наконецъ рѣшилась совершенно прекратить ихъ. По крайней мѣрѣ я исполнила долгъ свой, разсуждала она сама съ собою; теперь оставляю заняться этимъ дѣломъ тѣмъ, которые по всей справедливости должны почитать себя обязанными обратить на него все свое вниманіе. Рано или поздно* Провидѣніе впрочемъ разсѣетъ мракъ, окружающій теперь это происшествіе. Таковы были нравственныя размышленія, которыми утѣшала себя добрая женщина; съ мнѣніемъ Г. Виндлооса, что Тиррель живъ и только уѣхалъ изъ краевъ ихъ, она также никакъ не могла согласиться; впрочемъ съ другой стороны была довольна и тѣмъ, что она при отъѣздѣ ея домой не совершенно разбранилась, и слѣдственно Г. Клеркъ все таки оставался ея другомъ, равно какъ и банкиромъ»
Къ уменьшенію дѣятельности ея въ розыскахъ о Тиррелѣ, можетъ быть, также способствовало и то, что новый гость, или правильнѣе сказать, постоялецъ ея, Г. Тумвоодъ, обратилъ на себя полное вниманіе ея. Онъ расположился въ той самой комнатѣ съ голубыми обоями, которую прежде занималъ Г. Тиррель — и добрая хозяйка нѣкоторымъ, образомъ смотрѣла на него съ такимъ же почтеніемъ, какъ и на его предшественника, тѣмъ болѣе, что этотъ человѣкъ оказалъ большую честь ея гостинницѣ, предпочтя ее новооткрытой рестораціи при водахъ; надобно также согласиться, что едва ли не сія послѣдняя причина сдѣлала изъ нашей Мегъ Додъ и то, что она" съ неимовѣрнымъ терпѣніемъ и кротостію сносила безчисленные капризы и причуды новаго своего постояльца, удовлетвореніе которыхъ быпо въ самомъ дѣлѣ не такъ-то легко для доброй хозяйки.
Никто изъ постояльцевъ, доселѣ останавливавшихся въ гостинницѣ Мегъ Додъ, не быль такъ взыскателенъ на различныя мѣлочи, относящіяся къ образу жизни и столу своему, какъ Г. Тумвоодъ. Владычество его простиралось даже и на самую кухню Мегъ Додъ Если тамъ приготовлено? было что нибудь не такъ-какъ онъ приказывалъ, постоялецъ выходилъ изъ себя, жаловался, что его хотятъ уморить; однимъ словомъ, въ такихъ случаяхъ онъ быль очень близокъ къ тому, чтобы возобновить ужасную сцену, происходившую нѣкогда въ лавкѣ Бедредди въ Госсана, когда! забыли положить перцу въ сладкій пирогъ, изготовленный на сливкахъ, Не проходило ни одного дня, чтобы онъ не сообщилъ какихъ нибудь гастрономическихъ замѣчаній своей хозяйкѣ, привыкшей доселѣ смотрѣть на дѣда такого рода какъ на непростительнѣйшія ереси. Даже самая кровать его должна была претерпѣть довольно значительное измѣненіе — двѣ верхнія ножки, т. е. начиная отъ подушекъ, долженствовали быть гораздо выше, нежели двѣ послѣднія, что составляло довольно большую покатость; малѣйшее отступленіе отъ сего правила въ спаньѣ, говорилъ Г. Тумвоодъ, не дастъ мнѣ заснуть ни одной минуты и совершенно разстроитъ меня. Не менѣе того капризы его простирались на чищеніе платья, полусапожекъ его, на разстановку мебелей въ комнатѣ и на тысячу бездѣлокъ, которыя мы не беремся и описывать, боясь наскучить нашимъ любезнымъ читателямъ. — Весьма страннымъ можетъ показаться (но таково обыкновенно свойство натуры человѣческой что Мистрисъ Додъ была равнодушна ко всѣмъ странностямъ и капризамъ своего постояльца, который имѣлъ характеръ совершенно противуположный Тиррелеву, отъ природы кроткому и невзыскательному, но впрочемъ постоялецъ сей умѣлъ столько же хорошо и хвалить иногда, какъ браниться за неисправности. Иногда что нибудь сдѣланное хозяйкою по его вкусу сопровождалось похвалами весьма лестными для Мегъ Додъ, тѣмъ болѣе, что она получала ихъ отъ человѣка, которому потрафить было дѣломъ весьма нелегкимъ. Къ тому же онъ былъ не изъ числа тѣхъ постояльцовъ, у которыхъ много причудъ и мало денегъ; съ этой стороны Г. Тумвоодъ былъ настоящій кладъ: онъ сыпалъ деньгами какъ человѣкъ, непривыкшій ни въ чемъ себѣ отказывать.
Цѣлое утро обыкновенно проходило въ томъ, что онъ раздавалъ различныя приказанія какъ самой Мистрисъ Додъ, такъ и ея прислужницамъ; правда, что иногда хозяйка, при всемъ своемъ терпѣніи, не могла удержаться отъ ворчанья; но какая нибудь похвала изъ устъ Г. Тумвоода немедленно опять примиряла ее съ нимъ и его капризами. Мегъ Додъ внутренно почитала своего постояльца за богатѣйшаго Набоба, что въ самомъ дѣлѣ подтверждали образъ его обращенія, богатство и характеръ, всегда почти одинаковый у всѣхъ, пріѣзжающихъ изъ Индіи. Можетъ быть, читатели наши вспомнятъ, что почтенная Мегъ Додъ всегда имѣла нѣкоторый родъ предубѣжденія къ людямъ сего класса, говоря, что они, пріѣзжая въ ихъ сторону, только набиваютъ цѣну на съѣстные припасы и чрезъ то подрываютъ бѣдныхъ окрестныхъ жителей, которые не могутъ уже за сходную цѣну купить себѣ ни даже десятка яицъ; но теперь дѣло было совсѣмъ другаго рода: этотъ Набобъ жилъ у нее въ домѣ, былъ человѣкъ съ благороднымъ образомъ мыслей — и всѣ претензіи были забыты. Между тѣмъ скука, всегда находящая себѣ небольшой уголокъ въ сердцѣ человѣческомъ, начала распространять свое вліяніе и на Г. Тумвоода, по большой части проводившаго свое время въ комнатахъ. Мистрисъ Додъ и прислужницы ея были уже посвящены имъ во всѣ таинства гастрономической науки готовить супы съ зеленью и черные соусы, называемые имъ муллегатавни, кровать его была передѣлана деревенскимъ плотникомъ по образцу Жона Синклера; горбатый почталіонъ также довольно хорошо началъ пользоваться его уроками на счетъ ухода и чистки лошадей по образцу Арабовъ. Лондонскіе и Эдинбургскіе журналы, получаемые имъ, были слишкомъ недостаточны для того, чтобы занять его, и онъ началъ скучать уединеніемъ. Очень естественно, что онъ бы могъ пользоваться обществомъ при Сен-Ронанскихъ водахъ; но тамошніе жители, а въ особенности Лади Пенелопа, ему совершенно не нравились. Прелести Лади Бинкъ хотя и могли бы привлечь на себя вниманіе всякаго Азіятца, но Г. Тумвоодъ не располагался никогда быть похожимъ на Султана и заводить у себя гарема. Наконецъ какая-то внезапная идея возникла въ головѣ его — онъ тотъ же часъ приказалъ позвать къ себѣ Мистрисъ Додъ, которая въ это время занималась приготовленіемъ для него чаю, служившаго также и завтракомъ ея постояльцу; чайныя чашки и вообще весь сервизъ былъ изъ прекраснаго фарфора, который только для Г. Тумвоода былъ пущенъ въ употребленіе изъ стариннаго шкафа ея съ зелеными занавѣсками.
«Скажите мнѣ, Мистрисъ Додъ: каковъ вашъ приходскій Пасторъ?» спросилъ Г. Тумвоодъ у вошедшей хозяйки своей.
— Такой же человѣкъ, какъ и всѣ другіе, Г. Тумвоодъ. Какимъ же ему должно бы быть, съ вашего позволенія? —
«Такой же, какъ и всѣ! Я это и безъ васъ знаю, Мистрисъ. Натурально, онъ имѣетъ такія же руки, ноги, глаза и уши, какъ и мы съ вами; но мнѣ бы хотѣлось узнать о его характерѣ, свойствахъ души…»
— На это я не знаю почти что и отвѣчать вамъ. Потому что, вотъ видите ли, Г. Тумвоодъ: если бы онъ, на примѣръ, сталъ пить этотъ прекрасный чай, привезенный вами изъ Лондона, то божусь вамъ, что онъ бы принялъ его не болѣе какъ за обыкновенный чай! —
«Значитъ, у него не всѣ чувства исправны, Мистрисъ Додъ: можетъ быть, у него нѣтъ носа, а если и есть, такъ по крайнѣй мѣрѣ онъ страдаетъ ужаснымъ насморкомъ, потому, что этотъ чай имѣетъ чрезвычайной запахъ, котораго не льзя не услышать.»
— Можетъ статься, государь мой. Но я вамъ скажу, что я однажды поднесла ему рюмку самой лучшей анисовой водки, и, Богъ вамъ свидѣтель, что онъ, выпивши ее, сказалъ мнѣ: Какое у васъ прекрасное виски, Мистрисъ Додъ; а мнѣ кажется, въ цѣломъ пресвитерствѣ, или даже и во всемъ Сѵнодѣ едва ли найдется кто нибудь кромѣ его, кто бы не умѣлъ различить анисовой водки отъ виски. —
«Но по крайней мѣрѣ ученъ ли онъ?»
— Ученъ ли? О, что касается до этаго, я могу васъ увѣрить, что онъ имѣетъ множество познаній. Онъ почти не столько занимается своимъ приходомъ, какъ книгами; а домъ его, Г. Тумвоодъ! истинно жалко и посмотрѣть! — О если бы хоть на одну недѣльку отдали мнѣ въ руки этѣхъ двухъ негодяекъ, которыя прислуживаютъ ему — я бы ихъ научила, какъ должно вести порядокъ въ домѣ хорошаго человѣка! —
«Часто ли онъ говоритъ проповѣди?»
— Очень часто, очень часто, Г. Тумвоодъ. Иногда онъ говоритъ такія умныя поученія, что не только наши Фермеры, но и самые спѣсивые Лерды не могутъ понять ни одного слова. Но почему же и не такъ? Я часто говорю своимъ сосѣдкамъ: какова цѣна, таковъ и товаръ. А содержаніе нашего Господина Пастора слишкомъ умѣренно. —
"Всегда ли онъ постоянно живетъ въ своемъ приходѣ и жалостливъ ли онъ до бѣдныхъ
— О! очень, чрезвычайно, Г. Тумвоодъ. Я готова побожиться, что онъ въ точности исполняетъ Слово Божіе, имъ проповѣдуемое, и не отворачивается отъ того, кто проситъ его о поданіи помощи. По добродушію своему онъ даже иногда слишкомъ щедръ ко всѣмъ этимъ негодяямъ и побродягамъ, которые таскаются по краямъ нашимъ, собирая милостину. —
«Таскаются -по краямъ вашимъ! Что вы говорите, Мистрисъ Додъ! Много ли ихъ здѣсь? Если бы вы посмотрѣли на всѣхъ факировъ, бонзовъ, дервишей и имановъ, которыхъ мнѣ удалось видѣть въ моихъ путешествіяхъ! Но я прервалъ васъ; продолжайте. Много ли онъ имѣетъ знакомства
— Знакомства? — Почти что ничего. Онъ никуда не ходитъ самъ, слѣдственно и къ нему никто не ходитъ; каждое утро онъ обыкновенно надѣваетъ изорванной шлафоръ свой, какъ будто бы сбирался въ немъ идти рыть картофель, и садится въ своемъ кабинетѣ, будучи обложенъ со всѣхъ сторонъ книгами. Не принеси ему завтрака, онъ не подумаетъ спросить о немъ. Сказываютъ, что иногда дуры служанки на смѣхъ морили его съ голоду до двухъ часовъ. Чтожъ, вѣдь онъ имъ не сказалъ на это ни полсловечка.
„Хорошо. — Но въ такомъ случаѣ, любезная моя хозяйка, вашъ Г. Пасторъ долженъ быть человѣкъ не столь обыкновенный, какъ вы думаете. Забыть о своемъ завтракѣ! Я не могу этаго и постигнуть! Но какъ бы то ни было, сего дня онъ будетъ у меня обѣдать, и я ручаюсь, что дамъ ему такой славный обѣдъ, который не такъ-то легко будетъ забыть ему!“
— Это легче сказать, нежели сдѣлать, Г. Томвоодъ. — Нашъ Пасторъ не большой охотникъ до пышныхъ обѣдовъ. Да еще врядъ ли онъ и обѣдаетъ въ чужихъ людяхъ. Дома, какъ сказываютъ, обѣдъ его обыкновенно состоитъ изъ чашки молока, ломтя хлѣба, а иногда изъ картофеля съ масломъ — вотъ и все! Вы согласитесь, Г. Тумвоодъ, что такой образъ жизни и для такого прекраснаго человѣка, какъ онъ, нѣкоторымъ образомъ и не приличенъ, тѣмъ болѣе, что всякій добрый Христіанинъ, заботясь о душѣ своей, не долженъ впрочемъ совершенно забывать и тѣлесныхъ потребностей. —
„Можетъ быть, это такъ, Мистрисъ; впрочемъ я вамъ скажу, что я во время своихъ путешествій видалъ много и такихъ людей, которые для удовлетворенія тѣлеснымъ потребностямъ, какъ вы говорите, совершенно забывали о дуть и о бѣдныхъ ближнихъ своихъ. Ко приступимъ къ самому дѣлу. Приготовьте намъ хорошенькой обѣдъ на двоихъ — вы меня понимаете? — и чтобы онъ былъ готовъ къ тремъ часамъ, слышите, Мистрисъ, равномъ тремъ. Поставьте на столъ бутылки три стараго Кипрскаго вина, которое я привезъ съ собою, бутылку моего любимаго Индѣйскаго шерри и также вашего, стараго Бордоскаго подъ желтою печатью. Вотъ, кажется, и все, Мистрисъ. Но нѣтъ, постойте: такъ какъ гостемъ моимъ будетъ Г. Пасторъ, то недурно запастись еще одною бутылкою портвейна — пуще всего. Мистрисъ помните, чтобы все это. было, готово аккуратно- къ тремъ, часамъ: я надѣюсь, что вы употребите все свое стараніе; кстати приглядите и за тѣмъ, чтобы бутылки съ виномъ. не ставили на солнцѣ, какъ, третьяго, дня сдѣлала ваша дурища Эппія. Я не могу идти самъ въ вашъ, погребъ, по крайней мѣрѣ буду надѣяться во“ всемъ, на вашу осторожность, любезная хозяюшка!»
— Не опасайтесь, ни чего. — отвѣчала Мегъ съ небольшою уклонкою головы, — не опасайтесь ничего. Въ погребъ я всегда хожу сама, слуги и служанки не смѣютъ туда показать и носа своего.. Но, Г. Тумвоодъ, я мы когда почти и не слыхивала, чтобы столько вина было заказано для стола на двухъ человѣкъ, изъ которыхъ еще одинъ Пасторъ, а слѣдственно и…
«Какъ вы несносны, Мистрисъ, иногда съ вашими замѣчаніями! Мнѣ кажется, это совершенно не ваше дѣло: чѣмъ болѣе расходу въ трактирѣ, тѣмъ выгоднѣе для хозяйки — по крайней мѣрѣ я такъ думаю.»
— Ну, ну, на васъ никогда не угодишь Г. Тумвоодъ; впрочемъ пусть будетъ по вашему желанію. Я съ своей стороны скажу только то, что я еще съ тѣхъ поръ, какъ содержу мою гостинницу, ни разу не видывала такого человѣка, какъ вы! — Не успѣла еще она окончить своего послѣдняго замѣчанія, какъ уже постоялецъ ея вышелъ изъ комнаты, оставя ее на свободѣ ворчатъ, а между тѣмъ и заняться пріуготовленіями къ обѣду. Г. Тумвоодъ, слѣдуя новому своему намѣренію познакомиться съ Г. Пасторомъ. Сен-Ронанскимъ, отправился прямо къ нему, и между тѣмъ, какъ онъ проходитъ длинную улицу, ведущую къ его дому, мы познакомимъ нѣсколько читателей нашихъ съ симъ новымъ лицомъ, входящимъ въ исторію нашу.
Почтенный Пасторъ Іосія Каропиль былъ сынъ одного небогатаго Шотландскаго Фермера. Отъ природы слабое сложеніе его въ соединеніи съ расположеніемъ къ наукамъ подало родителямъ его мысль воспитывать его для духовнаго званія.
Мысль сію болѣе утвердило и то, что нѣкогда въ ихъ фамиліи находился нѣкто Дональдъ Каропиль, въ свое время дѣлавшій честь духовному званію какъ своею примѣрною жизнію, такъ даже и смертію: онъ былъ умерщвленъ за вѣру въ царствованіе Карла II го при возникшихъ тогда духовныхъ распряхъ. Да и въ самомъ дѣлѣ Іосія Каропиль былъ какъ бы рожденъ для сего званія: тихій и кроткій характеръ его привлекалъ къ себѣ любовь всѣхъ его окружавшихъ; неутомимое занятіе въ наукахъ ощутительно облагородило образъ мыслей его и сдѣлало то, что никто не могъ не уважать его, не смотря на молодость лѣтъ и на самое происхожденіе.
Любимѣйшимъ занятіемъ Каропиля было — съ книгою въ рукахъ бродить по рощамъ и тамъ питать свое воображеніе, читая лучшія произведенія знаменитѣйшихъ авторовъ своего времени; въ особенности онъ любилъ Поэзію, разскрывавшую новый міръ въ глазахъ его. Часто даже онъ самъ осмѣливался испытывать свои дарованія въ сей наукѣ; но врожденная скромность и страхъ быть смѣшнымъ въ глазахъ своихъ знакомыхъ не допускали его дѣлать извѣстными свои, иногда даже и довольно удачныя, произведенія.
Точно по такой же, можно сказать, дѣвственной скромности онъ скрывалъ истинный талантъ, данный ему натурою въ живописи; робкій артистъ, тихонько это всѣхъ онъ рисовалъ иногда прекрасные эскизы, которые впрочемъ казались слишкомъ неудовлетворительными для разборчиваго его вкуса. По крайней мѣрѣ талантъ сей въ свое время оказалъ ему почти такую же услугу, какъ тонкіе и гибкіе ноги оленя нѣкогда помогли ему, но смотря на некрасивость свою передъ кудрявыми рогами, какъ разсказываетъ намъ басня.
Лордъ Бидморъ, записной знатокъ во всѣхъ изящныхъ искуствахъ, пріискивалъ гувернёра для своего сына Августа Бидмора; онъ совѣтовался на счетъ сего выбора съ однимъ Профессоромъ Богословія, который рекомендовалъ ему нашего Каропиля, какъ кандидата, весьма достойнаго занять это мѣсто. Но когда Лордъ Бидморъ, между прочими вопросами о. его знаніяхъ, спросилъ: — а умѣетъ ли онъ рисовать? на что Профессоръ отвѣчалъ, отрицательно, прибая даже, что онъ не почитаетъ искуства сего необходимымъ въ человѣкѣ, которому будетъ ввѣрено нравственное образованіе его сына, то Лордъ Бидморъ пожалъ плечами, какъ бы стараясь показать, что искуство сіе было для него, такъ сказать, conditio, sine qua non; шутъ-то уже нашъ робкій Каропиль въ первый разъ осмѣлился признаться въ. своемъ, талантѣ. Нѣкоторые эскизы были представлены Лорду; онъ нашелъ ихъ слишкомъ удовлетворительными. Въ другихъ познаніяхъ Каропиль, не имѣлъ недостатка, и такимъ образомъ дѣло было рѣшено — онъ сдѣлался гувернёромъ моладаго Лорда Августа Бидмора.
Каропиль принялся со всею ревностію за, свою новую должность. Воспитанникъ, его былъ добрый мальчикъ, съ хорошимъ характеромъ, но съ слабымъ здоровьемъ и слишкомъ обыкновенными дарованіями. Учитель его никакъ не могъ раскрыть въ немъ этаго, благороднаго энтузіазма; къ. высокому и изящному, который. обыкновенно характеризуетъ генія; впрочемъ Августъ оказывалъ успѣхи довольно, значительные для своихъ лѣтъ и дарованій: онъ порядочно зналъ новѣйшіе языки, на нѣкоторыхъ, даже могъ, изъясняться, если не совершенно, по крайней мѣрѣ вразумительно; онъ зналъ классификацію всѣхъ минераловъ, раковинъ и бабочекъ; рисовалъ безъ вкуса, но съ точностію; однимъ словомъ, онъ зналъ все, чему можно научишься отъ другаго, и что усовершенствовать могутъ только собственный вкусъ и счастливыя расположенія.
Миссъ Августа Бидморъ, единственная дочь стараго Лорда, также пользовалась уроками гувернёра своего брата во всѣхъ познаніяхъ, которыя могъ онъ сообщить ей и которыя были необходимы для ея пола. Но успѣхи ея были столь же различны отъ успѣховъ ея брата, какъ лучь молніи отъ слаботлѣющихъ угольевъ на шесткѣ поселянина. Ея свѣдѣнія въ Итальянской и Французской литтературы, въ Исторіи какъ древнихъ, такъ и новѣйшихъ временъ, наконецъ ея необыкновенные таланты въ живописи обворожали молодаго учителя, а съ другой стороны заставляли и бояться за своего воспитанника, не столько соотвѣтствовавшаго своими успѣхами стараніямъ его.
Но, увы! короткость въ обращеніи, естественнымъ образомъ существующая между молодымъ учителемъ и прелестною ученицею, рѣдко бываетъ безъ гибельныхъ послѣдствій; ибо въ самомъ дѣлѣ нѣтъ ничего опаснѣе для молодаго человѣка, какъ находиться часто и притомъ наединѣ съ молодою дѣвицею, ввѣренною его попеченіямъ — особливо, если ученица оказываетъ прекрасные успѣхи. Одна мысль, что она обязана своимъ просвѣщеніемъ и благороднымъ образомъ мыслей ему, заставляетъ уже смотрѣть на нее какъ на твореніе, въ которое перелита собственная душа ого, а слѣдственно уже и любить ее. То же самое чувствовалъ и нашъ Іосія Каропиль, находясь всегда въ самыхъ близкихъ сношеніяхъ съ Миссъ Августою. Долго почтеніе и признательность къ фамиліи Лорда Бидмора не позволяли ему признаться даже и самому себѣ въ своей страсти; наконецъ природа одержала верхъ, и онъ со вздохомъ сказалъ себѣ: я люблю Августу! Другой на его мѣстѣ, можетъ быть, повторилъ бы слова сіи и передъ самою Августою; но нашъ благородный молодой. человѣкъ довольствовался только одними вздохами — онъ любилъ и молчалъ: рѣдкость въ нашемъ вѣкѣ, привыкшемъ къ откровенности во всякихъ, иногда даже и непозволительныхъ случаяхъ!
Наконецъ обстоятельства перемѣнили ходъ свой. Августъ долженъ былъ путешествовать для своего усовершенствованія, и старый Лордъ Бидморъ предложилъ Каропилю или сопутствовать его сыну, или принять отъ него послѣднюю благодарность за свои попеченія. Выборъ не былъ затруднительнымъ для Каропиля: рѣшась сопутствовать молодому Бидмору, нѣкоторымъ образомъ онъ не вполнѣ разлучится съ Августою, — по крайней мѣрѣ онъ будетъ читать ея письма къ брату, въ которыхъ иногда, можетъ быть, будетъ написано что нибудь и къ нему; притомъ путешествіе продолжится не болѣе двухъ лѣтъ, а тогда онъ опять увидится съ нею: таковы были мысли добраго Картиля, и онъ рѣшился ѣхать съ своимъ воспитанникомъ.
Но судьба опредѣлила ему испить до дна чашу горестей: въ первые же мѣсяцы ихъ путешествія Августъ получилъ извѣстіе, что сестра его была выдана замужъ за человѣка, соотвѣтствовавшаго своею породою и богатствомъ знаменитой ихъ фамиліи: какой ударъ для бѣднаго Каропиля! Онъ сдѣлался задумчивымъ, предался глубокой меланхоліи, и наконецъ чрезъ нѣсколько времени молодой Августъ Бидморъ извѣстилъ отца своего, что его учитель, по причинѣ разстроеннаго своего здоровья и нервическихъ припадковъ, выпросилъ у меня увольненіе и теперь уже ѣдетъ обратно въ свое отечество. Лордъ Бидморъ былъ человѣкъ не неблагодарный; онъ очень зналъ, чѣмъ былъ обязанъ Каропилю, и въ слѣдствіе сего, тайно отъ фамиліи Мовбраевъ, купилъ для него мѣсто Пастора въ деревнѣ Сен-Ронанской, занимаемое тогда однимъ престарѣлымъ Пасторомъ, который умеръ прежде, нежели Каропиль пріѣхалъ въ свое отечество. Съ чрезвычайнымъ хладнокровіемъ принялъ Каропиль благодѣяніе, сдѣланное ему старымъ Лордомъ; онъ едва не забылъ даже поблагодарить его. Взявши свою старую и больную мать, доселѣ жившую въ Маршторнѣ онъ переселился на новое свое мѣсто. Но ни новыя занятія по своей должности, ни радость матери, слишкомъ высоко цѣнившей настоящее званіе его — ничто не могло разсѣять унынія души его.
Всѣ домашнія хлопоты были на рукахъ доброй старушки, его матери — Каропиль не былъ способенъ заниматься ни чѣмъ, кромѣ своей грусти. Добрая мать предложила было однажды сыну своему о бракѣ; но онъ не хотѣлъ объ этомъ и слышать. Наконецъ и сія послѣдняя умерла — и нашъ Пасторъ остался совершенно одинъ: прислужницы его были самыя нерадивыя творенія — и Мегъ Додъ говорила правду, что бѣдный Пасторъ не рѣдко просиживалъ безъ обѣда отъ ихъ безпечности. — Комнаты его никогда не были прибраны порядкомъ, бѣлье рѣдко хорошо вымыто, старые черные кафтаны его не рѣдко зашивались бѣлыми заплатами; однимъ словомъ, жизнь бѣднаго Пастора была не завидна ни въ какихъ отношеніяхъ.
Нѣкоторыя изъ нашихъ читательницъ безъ сомнѣнія пожалѣютъ о бѣдномъ Каропилѣ, тѣмъ болѣе, что безнадежная любовь была главною причиною его разстроеннаго состоянія; впрочемъ, къ чести Г. Пастора должно сказать и то, что онъ не совершенно предался отчаянію, что бы весьма легко могло случиться со всякимъ другимъ на его мѣстѣ: онъ не забылъ Августы; но время и невозможность обладать ею мало помалу начинали изглаживать образъ ея изъ его сердца — онъ снова устремилъ все свое вниманіе на науки. Въ книгахъ не имѣлъ онъ недостатка, ибо еще живя у Лорда Бидмора, скопилъ себѣ порядочную библіотеку — и такимъ образомъ все его время было посвящено или на чтеніе, или на сочиненіе. Живя, можно сказать, единственно для наукъ, Г. Каропиль не обращалъ вниманія ни на что его окружающее; онъ даже не замѣчалъ безпорядка въ своихъ комнатахъ и нерадивости своихъ прислужницъ; для него все равно было, какой бы столъ ни былъ у него, — ибо онъ по истинѣ ѣлъ только для того, чтобы жить, а не жилъ для того, чтобы ѣсть; вразсужденіи Одежды своей онъ также мало заботился какъ и вразсужденіи стола; однимъ словомъ, онъ жилъ только для духа, и слишкомъ мало, какъ говорила Мегъ Додъ, занимался тѣлесными потребностями своими. Разсѣянность его была также чрезвычайна; не рѣдко случалось ему у какой нибудь старой дѣвицы, прихожанки своей, спрашивать о здоровьѣ ея супруга и дѣтей; у человѣка, который еще оплакивалъ смерть жены своей, не болѣе какъ за недѣлю схороненной имъ же самимъ, освѣдомляться о томъ, какъ она поживаетъ; знакомцевъ своихъ онъ иногда встрѣчалъ какъ людей, съ которыми видится въ первый разъ въ своей жизни, а незнакомыхъ принималъ часто какъ друзей своихъ. Впрочемъ странности сіи простирались не на всѣхъ: бѣднякъ никогда не отходилъ безъ милостыни отъ оконъ его, печальный безъ утѣшенія — онъ дѣлалъ все, что могъ — и можно сказать, вполнѣ соотвѣтствовалъ своему званію.
Что касается до его прихожанъ, они всѣ любили и почитали его, не смотря на нѣкоторыя странности и разсѣянность въ характерѣ. Въ самомъ дѣлѣ иногда случалось, что онъ, говоря прекраснѣйшее слово о несчастій грѣшниковъ, останавливался на самомъ лучшемъ мѣстѣ, потиралъ рукою лобъ свои и сходилъ съ каѳедры, обѣщая окончить свою проповѣдь въ слѣдующее воскресенье, такія выходки отъ сердца прощали ему добрые прихожане тѣмъ болѣе, что знали его добрую душу и готовность на самомъ дѣлѣ всегда исполнять, священныя истины, имъ проповѣдуемыя. Домъ, въ которомъ жилъ добрый Пасторъ, часъ отъ часу болѣе клонился къ своему разрушенію. Однажды только онъ взялъ было смѣлость отнестись на счетъ сего предмета къ Лерду Мовбраю; но получивъ неудовлетворительный: отвѣтъ чрезъ почтеннаго Агента его Микклевана, онъ на свой счетъ починилъ крышку надъ библіотекою, куда часто проходилъ дождь и подмачивалъ его книги — и съ тѣхъ поръ опять никто не слыхалъ отъ него ни одной жалобы.
Таковъ-то былъ почтенный Пасторъ, котораго знакомство, а можетъ быть и дружбу надѣялся снискать себѣ Г. Тумвоодъ черезъ хорошій обѣдъ и отборныя вина погреба Мистрисъ Додъ, средство довольное удачное и даже вѣрное для пріобрѣтенія въ друзья себѣ многихъ, во слишкомъ мало подѣйствовавшее на Г. Пастора, какъ то и увидимъ мы въ слѣдующей главѣ.
ГЛАВА IV.
править"Ты не доволенъ всѣмъ,-- а я сужу не строго;
"Мнѣ свѣтъ знакомъ изъ книгъ,-- изъ опыта тебѣ;
"Ты вспыльчивъ,-- я всегда покорствую судьбѣ.
"Несу въ молчаніи тяжелой крестъ сей жизни
"И медленно теку къ небесной я отчизнѣ."
Нашъ путешественникъ Тумвоодъ, всегда рѣшительный въ своихъ намѣреніяхъ проходилъ большими шагами улицу старой Сен-Ронанской деревни, ведущую къ. дому Настора, который жилъ, какъ уже нѣсколько извѣстно читателямъ, весьма въ незавидномъ строеніи. Видъ разрушенія и всеобщаго безпорядка, царствовавшаго вокругъ дома, заставлялъ почти думать, что онъ былъ необитаемъ; только два корыта съ мыльною водою, стоявшія у крыльца, какъ бы свидѣтельствовали собою всѣмъ, чья нога по случаю ступала въ сію обитель разрушенія, что здѣсь живутъ люди и въ добавокъ еще женщины.
Вороты, ведшія во внутренность двора, давно уже слетѣли съ петель своихъ и смиренно лежали на густой травѣ; мѣсто ихъ заступила большая борона, служившая какъ бы рѣшеткою, защищавшею входъ во внутренность двора. Небольшой садъ, при посредственномъ стараніи могшій быть полезнымъ и пріятнымъ для хозяина, теперь представлялъ видъ жалкаго запустѣнія, благодаря нерадѣнію о немъ садовника, или просто сказать прислужника добраго Пастора — качество, всегда почти означающее человѣка, исполняющаго только половину своего дѣла, а здѣсь даже и рѣшительно ничего не дѣлавшаго. Вошедши на дворъ, Г. Тумвоодъ примѣтилъ впрочемъ, что въ саду за кучею густой крапивы и чертополоха какой-то негодяй осчипывалъ послѣднія ягодки красной смородины, уцѣлѣвшія отъ червяковъ; онъ.закричалъ ему довольно громкимъ голосомъ: Эй, дружокъ! доложи обо мнѣ своему господину. Но чудакъ, увидя посторонняго человѣка и чувствуя себя — выразимся поюридически — уличеннымъ на самомъ мѣстѣ приступленія, вмѣсто того, чтобы отвѣчать на слова его, опрометью бросился вонъ изъ сада черезъ полуразвалившійся задній заборь, гдѣ стояла его кляча, запряженная въ дрянную водовозную тѣлегу, и сѣвши на свое мѣсто, преблагополучно поѣхалъ своею дорогою, насвистывая нескладныя деревенскія пѣсни.
Не видя болѣе никого ни на дворѣ, ни въ саду, Г. Тумвоодъ подошелъ къ дверямъ дома и началъ стучаться своею палкою, сперва тихо", а потомъ и довольно шибко; но сколько онъ ни стучался, сколько ни кашлялъ, ни кричалъ, надѣясь привлечь на себя чье нибудь вниманіе, все тщетно — отвѣта не было. Наконецъ наскучивъ дожидаться, онъ изо всей силы толкнулъ сѣнную дверь, щеколда отскочила, и онъ вошелъ въ сѣни. Дверь въ комнаты была полуотворена у онъ вошелъ въ, переднюю, въ залу — вездѣ пустота, вездѣ мертвое молчаніе; вправо примѣчаетъ онъ небольшую дверцу, отворяетъ ее, и видитъ наконецъ достойный предметъ своихъ поисковъ.
Окруженный громадами книгъ, манускриптовъ и бумагъ, на большихъ кожаныхъ креслахъ возсѣдалъ почтенный Пасторъ Сен-Ронанскій. Онъ былъ довольно высокій, худощавый человѣкъ близкій къ осени своей жизни; лице имѣлъ смугловатое, глаза, теперь хотя тусклые и впалые, впрочемъ нѣкогда, какъ казалось, пріятные, и выразительные черты лица его были довольно правильны, даже привлекательны, тѣмъ болѣе, что онъ, не смотря на свою небрежность въ отношеніи одежды, съ точностію Мусульманина исполнялъ раза три въ день свои омовенія; волосъ его не льзя было поклепать безпорядкомъ, ибо время оставило ихъ слишкомъ немного на головѣ и вискахъ его черные чулки, до половины спустившіеся, ибо онъ не позаботился о подвязкахъ, нѣкоторымъ образомъ какъ бы указывали на его должность; ноги его были заключены въ нѣчто, прежде вѣроятно называвшееся башмаками, а теперь представлявшее видъ старыхъ и широкихъ туфлей. Остатокъ видимой одежды состоялъ изъ длиннаго и изношеннаго стараго халата, который, складками своими облекая худое и нѣсколько сгорбленное тѣло его, висѣлъ до самыхъ пятокъ. Г. Пасторъ до такой степени былъ углубленъ въ чтеніе какой-то старинной книги in folio, что не слыхалъ ни скрыла двери отъ вошедшаго къ нему гостя, ни его безпрестанныхъ движеній и покашливаній, чтобы обратить на себя хотя малѣйшее вниманіе. Г. Тумвоодъ, видя, что всѣ его знаки не могли никакъ подѣйствовать на хозяина, и будучи хотя врагъ всѣхъ церемонныхъ приличій, рѣшился впрочемъ начать разговоръ и отрекомендоваться Г. Пастору.
«Гм! Государь мой! Гм!… Вы видите передъ собою человѣка — который имѣетъ нѣкоторую нужду… нужду въ обществѣ — государь мой — и который взялъ смѣлость придти къ вамъ, какъ къ человѣку почтенному, въ надеждѣ, что вы не откажетесь по Христіанской любви разогнать скуку его своими бесѣдами.»
Нужда и Христіанская любовь — эти только слова изъ всего разговора дошли до ушей и привлекли на себя вниманіе добраго Пастора, довольно не рѣдко привыкшаго слышать ихъ отъ приходившихъ къ нему просить помощи; онъ въ разсѣяніи едва удостоилъ взора своего нашего Г. Тумвоода, по наружности ни чушь непохожаго на бѣдняка, ибо онъ имѣлъ довольно дородную фигуру, красивое платье и трость съ золотымъ набалдашникомъ, и почти его не больше, какъ за нищаго, преспокойно, сунулъ ему въ руку шилингъ и началъ продолжать ученыя свои занятія.
"Мой добрый господинъ, " началъ Тумвоодъ, удивленный его поступкомъ и чрезвычайною разсѣянностію, «я готовъ биться о закладъ, что вы ошиблись какъ во мнѣ, такъ и въ цѣли моего посѣщенія.»
— Очень жаль, что мое небольшое подаяніе не можетъ быть удовлетворительнымъ для тебя, другъ мой, — отвѣчалъ Пасторъ, не поднимая глазъ своихъ — но по чести я не могу предложить тебѣ большаго. —
"Если вамъ угодно будетъ взять на себя трудъ взглянуть на меня хоть одну минуту, государь мой, « сказалъ нашъ путешественникъ, это вы увидите навѣрное вашу ошибку.»
Г. Каропиль поднялъ свою голову, а слѣдственно устремилъ к вниманіе, и увидя предъ собою человѣка хорошо одѣтаго и довольно почтенной наружности, вскричалъ къ нѣкоторымъ замѣшательствомъ: Ахъ! да, такъ точно!.. я былъ такъ углубленъ въ мое чтеніе… я думалъ… Но мнѣ кажется, что я имѣю удовольствіе видѣть моего почтеннѣйшаго друга Г. Лавендера? —
«Совсѣмъ нѣтъ, Г. Каропиль отвѣчалъ Тумвоодъ; „впрочемъ и не безпокойтесь угадывать, кто я таковъ, ибо вы меня видите навѣрное въ первый разъ въ вашей жизни. Мнѣ очень совѣстно, что я помѣшалъ вашимъ ученымъ занятіямъ; впрочемъ дѣло не къ спѣху — я могу подождать, пока вы окончите.“
— Очень благодаренъ, г. м. — отвѣчалъ Пасторъ. — Сдѣлайте милость садитесь, если только можете отыскать себѣ пустой стулъ; я такъ занялся… Впрочемъ скоро окончу, и тогда я совершенно къ вашимъ услугамъ! —
Между скудными мебелями, украшавшими кабинетъ Г. Пастора, не безъ труда въ самомъ дѣлѣ отыскалъ» себѣ Г. Тумвоодъ стулъ, болѣе другихъ годный къ поддержанію тяжести его тѣла, и сѣлъ, опершись подбородкомъ своимъ на упершую въ полъ трость, устремя внимательные взоры на Пастора, съ своей стороны совершенно забывшаго и думать, что у него сидѣлъ человѣкъ, незнакомый ему. Прошло нѣсколько времени, и молчаніе ихъ не прерывалось ни чѣмъ, кромѣ шума отъ ворочаемыхъ листовъ книги in folio Г. Пасторомъ и отъ нѣкоторыхъ восклицаній, выражавшихъ глухо досаду и нетерпѣніе его, когда, желая на примѣръ обмакнуть въ чернилицу перо свое для сдѣланія какого ни будь замѣчанія, онъ въ разсѣянности попадалъ имъ въ раскрытую табатерку съ табакомъ, между прочими учеными принадлежностями также стоявшую на столѣ его. Наконецъ въ ту самую минуту, когда Г. Тумвоодъ началъ находить, что нѣмая сцена сія довольно скучна, не смотря на свою оригинальность, Пасторъ поднялъ свою голову и началъ говорить въ слухъ самому себѣ: — отъ Акона, Акора или долины Св. Іоанна и до Іерусалима! Но спрашивается, велико ли тутъ разстояніе?…
"На двадцать на три мили къ сѣверозападу, " отвѣчалъ безъ запинки Г. Тумвоодъ.
Г. Каропиль съ чрезвычайнымъ хладнокровіемъ и не показывая ни малѣйшаго вида удивленія къ отвѣту, столь кстати сдѣланному ему незнакомцемъ, развернулъ передъ собою большую ландкарту и началъ бродить по ней своими сухими пальцами, какъ бы отыскивая эти мѣста и повѣряя сказанное ему.
— Двадцать три мили — наконецъ повторилъ онъ; — а Ингульфусъ и Жефрей Винсовъ говорятъ совершенно иначе. —
"Ну чтожь? Пошлите ихъ обоихъ къ чорту, такъ какъ лгуновъ, изъясняющихъ дѣло совершенно на противъ, " отвѣчалъ путешественникъ.
Мнѣ кажется, вы бы могли сказать свое мнѣніе и не столь оскорбительнымъ для нихъ образомъ, — сказалъ Пасторъ нѣсколько измѣнившимся голосомъ.
"Извините, Г. Пасторъ, " отвѣчалъ Тумвоодъ; «но для меня показалось немножко странно, что вы вѣрите больше свидѣтельству этикъ старыхъ пергаментовъ, нежели словамъ такого человѣка, какъ я, человѣка, Г. Пасторъ, которому собственныя его ноги служили вѣрнѣйшимъ компасомъ въ путешествіяхъ почти вокругъ всего земнаго шара!»
— Такъ вы были и въ Палестинѣ? — спросилъ его Г. Каропиль, нѣсколько придвигаясь къ нему на своихъ креслахъ и показывая видъ любопытства, возбужденнаго его словами.
"Натурально, Г. Пасторъ, " отвѣчалъ нашъ путешественникъ: «да гдѣ я не былъ! И ваша долина Св. Іоанна мнѣ также не незнакома. Я тамъ былъ аккуратно черезъ мѣсяцъ послѣ того, какъ Бонапарте, хотя и безъ успѣха, почтилъ это мѣсто своимъ посѣщеніемъ; я даже обѣдывалъ тамъ съ Сидней-Шмитомъ и Джіассаромъ-Пашею; — обѣды были бы и довольно порядочны, если, бы за ними не слѣдовалъ почти всегда, такъ сказать, десертъ изъ православныхъ носовъ и ушей, что всегда производило родъ судороги въ моихъ членахъ, а старикъ Джіассаръ съ своей стороны такъ любилъ эти невинныя, по его словамъ, забавы, что рѣдкаго почти человѣка можно было встрѣтить въ городѣ, у котораго бы лицо не было также гладко во всѣхъ отношеніяхъ, какъ и ладонь руки моей. Чортъ возьми! кому не жаль ушей и носа? Я заблагоразсудилъ поскорѣе убраться оттуда.»
— Если вы дѣйствительно были въ Святой землѣ, государь мой, — сказалъ Пасторъ, не слишкомъ довѣрявшій веселому тону разскащика, — то навѣрное будете въ состояніи подать мнѣ нѣкоторыя нужныя свѣдѣнія относительно крестовыхъ походовъ? —
«Но эти происшествія не случились ли нѣсколько попрежде моего тамъ пребыванія, Г. Пасторъ?»
— Не уже ли вы не могли понять, что любопытство мое касается только до географическихъ свѣдѣній, а не до самыхъ происшествій!. —
«Это другое дѣло, Г. Пасторъ, и я васъ смѣю увѣрить, что вы будете совершенно удовлетворены на этотъ счетъ — я весь къ вашимъ услугамъ. Турки, Арабы, Готѳы, Друзы — я знаю ихъ всѣхъ также хорошо, какъ и самаго себя; подобнымъ же образомъ надѣюсь познакомить ихъ и съ вами. Не выходя изъ я той комнаты, вы также твердо узнаете всю Сирію, какъ и я самъ. Но одолженіе за одолженіе, Г. Пасторъ, — такъ водится въ свѣтѣ: я готовъ отвѣчать на всѣ ваши вопросы, вы съ своей стороны должны также оказать мнѣ честь, пожаловавъ сегодня запросто откушать со мною.»
— Очень рѣдко случается, чтобы я выходилъ куда нибудь, — отвѣчалъ Пасторъ тономъ, показывавшимъ впрочемъ, что на этотъ разъ для глубокихъ свѣдѣній нашего путешественника онъ готовъ былъ оставить свою привычку сидѣть въ уединеніи; — впрочемъ — продолжалъ онъ, — я не могу отказать себѣ въ удовольствіи пользоваться компаніей человѣка, пріобрѣтшаго столько опытности, какъ вы, государь мой. — «Хорошо; и такъ въ три часа я ожидаю васъ къ себѣ: я обѣдаю всегда не раньше, ни позже этаго времени. Живу я въ здѣшней старой гостинницѣ у Мистрисъ Додъ, которая, я думаю, теперь, когда мы разговариваемъ съ вами, занимается приготовленіемъ такого обѣда, который удивитъ васъ, не смотря на всю ученость вашу, потому что я для составленія его привезъ, такъ сказать, рецепты изъ всѣхъ четырехъ частей свѣта.»
Заключивши между собою сіе условіе, они разстались — и Г. Каропиль послѣ нѣсколькихъ минутъ размышленія о странномъ случаѣ, приведшемъ къ нему незнакомца, разрѣшившаго его сомнѣнія, о которыхъ тщетно онъ совѣтывался со всѣми древними авторами, мало помалу опять вошелъ въ свою прежнюю сферу, изъ которой извлекъ его Г. Тумвоодъ, и чрезъ минуту уже забылъ совершенно какъ объ этомъ посѣщеніи, такъ и объ обѣщаніи, данномъ имъ незнакомцу.
Между тѣмъ Г. Тумвоодъ, возвратившись на свою квартиру и отъ природы будучи хлопотуномъ, любившимъ вмѣшиваться во всѣ дѣла, даже и не касающіяся до него, безпрестанно перебѣгалъ изъ своей комнаты въ кухню и изъ кухни опять въ свою комнату, раздавая различныя приказанія на счетъ изготовленія кушаньевъ и суетясь по временамъ около печки, гдѣ Мистрисъ Додъ дѣйствовала совершенно самовластно; но не смотря ни на его крикъ, ни на бѣганье, ни даже на то, что онъ въ суетахъ наступалъ раза три на подолъ платья почтенной хозяйки своей и пережегъ себѣ всѣ руки, дѣла шли обыкновеннымъ своимъ порядкомъ. Мистрисъ ворчала на людей, имѣющихъ страсть вмѣшиваться въ чужія дѣла; путешественникъ громко кричалъ, что во всѣхъ странахъ, гдѣ онъ ни путешествовалъ, совѣты его на счетъ стряпни всегда были уважаемы и принимаемы съ благодарностію и такимъ образомъ время не примѣтно проходило отчасти во взаимной перепалкѣ между хозяйкою и постояльцемъ, отчасти впрочемъ и въ дѣйствительныхъ приготовленіяхъ.
Г. Тумвоодъ безпрестанно справлялся съ своими часами — и даже отъ нетерпѣнія рѣшился самъ накрыть въ комнатѣ съ голубыми обоями столъ на два прибора, наблюдая во всемъ чрезвычайную аккуратность, между тѣмъ какъ лукавые и насмѣшливые взгляды трактирщицы показывали, что она весьма сомнѣвалась въ дѣйствительности посѣщенія Г. Пастора.
Г. Тумвоодъ былъ слишкомъ далекъ отъ того, чтобы раздѣлять ея сомнѣнія, и съ терпѣніемъ ожидалъ назначеннаго имъ времени; стрѣлка наконецъ показала три часа — а Г. Каропиль не являлся. Нашъ путешественникъ рѣшился дать Г. Пастору сроку на пять минутъ, представляя себѣ, что въ часахъ могла быть небольшая разница, и еще на другія пять, разсчитывая, что онъ долженъ былъ употребить ихъ на переодѣваніе. Но когда какъ первыя, такъ и другія пять минутъ срока прошли, а Г. Пасторъ не являлся, Тумвоодъ, схватя свою шляпу и трость, бросился опрометью къ его дому и бѣжалъ, можно сказать, съ возможною быстротою человѣка дороднаго и мучимаго нестерпимымъ голодомъ. На этотъ разъ онъ безъ церемоніи вошелъ въ кабинетъ Г. Пастора, гдѣ и увидѣлъ его точно въ томъ же старомъ халатѣ, на тѣхъ же креслахъ и въ такомъ же углубленіи, какъ онъ оставилъ его и поутру.
Нечаянный и быстрый входъ въ комнату Г. Тумвоода напомнилъ почтенному Пастору нѣкоторымъ образомъ утреннее посѣщеніе чужестранца; онъ взглянулъ на него безпокойными взорами, потеръ рукою лобъ свой и вскричалъ: — Ахъ, это вы? Значитъ ужь время; … мой почтеннѣйшій Господинъ … Господинъ … я хотѣлъ сказать мой любезный другъ … надѣюсь, что вы не обидитесь — я, занявшись моимъ дѣломъ, совершенно и позабылъ приказать позаботиться объ обѣдѣ … но это ничего — мы какъ нибудь справимся. Эппія! Эппія! Эппія!
Эппія ни отвѣчала ни на первый, ни на вторый, ни даже на третій призывъ своего хозяина и явилась уже не прежде какъ post intervallum, какъ обыкновенно выражаются господа законоискусники. 9шо была довольно плотная, краснощекая дѣвка, вошедшая босикомъ и съ угрюмымъ видомъ произнесшая: — Я здѣсь, Г. Пасторъ; что вамъ угодно?
«Есть ли у насъ въ домѣ что нибудь пообѣдать, Эппія?»
— Есть хлѣбъ съ молокомъ и холодный картофель; кажется, этаго довольно достаточно для обѣда. —
"Вы изволите видѣть, государь мой, " сказалъ Каропиль, «что вы осуждены истинно, такъ сказать, на Пиѳагорейскую діэту; но вы путешественникъ и слѣдовательно, какъ я надѣюсь, будете умѣть довольствоваться и симъ умѣреннымъ обѣдомъ.»
— Да, это случалось со мною иногда въ моихъ путешествіяхъ; но теперь совсѣмъ не то, прошу извинить меня, Г. Пасторъ. Но мнѣ кажется, вы совершенно потеряли свою память; помнится, не вы меня, а я васъ приглашалъ къ себѣ въ гостинницу откушать и раздѣлить со мною время? —
«Да, да, такъ точно .. теперь я вспомнилъ. Извините… я перемѣшалъ нѣсколько видъ этаго приглашенія къ обѣду. Но я всегда былъ вѣренъ моему слову — это моя привычка. И такъ пойдемте, г. м., я готовъ слѣдовать за вами.»
— Но не будетъ ли вамъ угодно перемѣнитъ костюмъ вашъ? — спросилъ у него Тумвоодъ, видя съ удивленіемъ, что Г. Пасторъ располагался идти съ нимъ въ своемъ старомъ халатѣ — въ такомъ видѣ мы соберемъ, — продолжалъ онъ, — около себя всѣхъ деревенскихъ ребятишекъ; ибо, сказать по правдѣ, Г. Каропиль, въ этомъ смѣшномъ костюмѣ вы довольно похожи ни сову, случайно показавшуюся среди бѣлаго дня и которая обыкновенно привлекаетъ къ себѣ кучу воробьевъ и прочихъ птицъ всякаго рода. —
«Да, да, вы говорите о перемѣнѣ платья; о, это для меня дѣло одной минуты. Но мнѣ по чести очень совѣстно заставлять васъ дожидаться себя, мой любезнѣйшій Господинъ… Господинъ.. Извините, я всегда забываю ваше имя.»
— Тумвоодъ, государь мой, къ вашимъ услугамъ. Впрочемъ мнѣ кажется, что вы еще до сихъ поръ и не слыхивали моего имени. —
«Вы правы, — точно такъ. Но, мой любезный Г. Тумтонъ! не угодно ли вамъ сдѣлать мнѣ одолженіе присѣсть на одну минуту, пока я перемѣню мое платье. Очень убивственно, что мы нѣкоторымъ образомъ обязаны быть невольниками нашего тѣла, Г. Тумтонъ; но что дѣлать! Сколько времени обыкновенно теряемъ мы на эти пустяки — между тѣмъ какъ могли бы его съ пользою употребить для какихъ нибудь потребностей безсмертной души нашей.»
Г. Тумвоодъ однимъ молчаніемъ отвѣчалъ на сужденія Г. Пастора, одѣвавшагося предъ его глазами, боясь, чтобы отвѣтомъ на слова его не отвлечь его снова. Между тѣмъ туалетъ Г. ученаго былъ весьма скоро оконченъ, ибо вся перемѣна состояла только въ томъ, что вмѣсто халата надѣлъ онъ черный праздничный кафтанъ свой и выворотилъ на изнанку чулки свои одного же цвѣта съ кафтаномъ, и такимъ образомъ Г. Тумвоодъ, щастливый какъ Босвель, когда онъ велъ съ тріумфомъ Доктора Жонсона обѣдать съ Страгономъ и Жономъ Вилкесомъ, имѣлъ удовольствіе отправишься въ свою гостинницу въ сопровожденіи Г. Каропиля.
Во время обѣда оба наши героя нѣсколько покороче познакомились другъ съ другомъ и узнали взаимно образъ мыслей и характеръ одинъ другаго. Путешественникъ нашелъ въ Пасторѣ нѣсколько педантства и привязанности къ системамъ, которыя онъ самъ образовалъ для себя въ своей уединенной жизни; онъ замѣтилъ въ немъ также чрезвычайную невнимательность ко всему тому, что онъ ѣлъ и пилъ, какъ къ предмету, недостойному занимать разумное существо, не смотря на то, что Докторъ Жонсонъ называетъ обѣдъ главною принадлежностію дня. Нашъ Каропиль не зналъ сего мудраго опредѣленія и слѣдовательно могъ показаться съ этой стороны не слишкомъ учтивымъ новому своему знакомцу. Впрочемъ сей послѣдній видѣлъ въ немъ человѣка прямодушнаго и довольно умнаго, не смотря на нѣкоторыя странности его характера.
Съ другой стороны Г. Пасторъ не могъ не видать въ новомъ знакомцѣ своемъ нѣкоторымъ образомъ послѣдователя Эпикурова, для котораго желудокъ былъ его идоломъ. Впрочемъ, хотя онъ не видалъ въ немъ отличнаго воспитанія, показывающаго обыкновенно всегда почти и благородное происхожденіе человѣка; по крайней мѣрѣ Г. Тумвоодъ былъ человѣкъ съ прямымъ и довольно твердымъ характеромъ, много путешествовалъ по свѣту, многое видѣлъ собственными глазами и, что всего болѣе, былъ совершенно знакомъ со всѣми восточными обычаями, нравами, которые, начиная отъ Крестовыхъ походовъ и до сего времени, почти совсѣмъ не измѣнялись въ странѣ ихъ. Г. Каропиль, какъ уже извѣстно, занимался преимущественно сими предметами и слѣдственно опытность и разсказы Г. Тумвоода были для него весьма интересными, даже необходимыми.
Такимъ образомъ нѣкоторый родъ дружбы, или по крайней мѣрѣ взаимной привычки одного къ другому возникъ между нашими двумя оригиналами и, къ величайшему удивленію всего Сен-Ронанскаго прихода, Пасторъ и Набобъ старой деревни, какъ обыкновенно называли Г. Тумвоода, сдѣлались неразлучными. Оба они довольно часто прогуливались вмѣстѣ, смотря по обстоятельствамъ, или по небольшой террасѣ старой деревни, или по площадкѣ возлѣ стараго разрушеннаго замка, и какъ въ первомъ, такъ и во второмъ случаѣ мѣсто прогулки ихъ ограничивалось обыкновенно не болѣе, какъ пространствомъ пятидесяти шаговъ въ длину. Иногда, впрочемъ довольно рѣдко, Пасторъ прихаживалъ обѣдать къ Г. Тумвооду, котораго столъ хотя не былъ также богатъ, какъ въ первое посѣщеніе, впрочемъ въ сравненіи съ столомъ Г. Пастора могъ назваться во всѣхъ отношеніяхъ великолѣпнымъ.
Въ сихъ случаяхъ разговоры ихъ были совершенно не похожи на обыкновенные: случалось часто, что когда одинъ думалъ о Саладинѣ или Ричардѣ, прозванномъ Львиное сердце, другой говорилъ о Гидеръ-Али. Съ одной стороны безпрестанные разсказы, съ другой неослабное вниманіе, и дѣла происходили своимъ порядкомъ.
Въ одинъ вечеръ, когда ученый Г. Пасторъ пришелъ побесѣдовать за гостепріимнымъ столомъ Тумвоода въ гостинницѣ Мегъ Додъ, гдѣ онъ обыкновенно имѣлъ удовольствіе пить прекрасный чай — любимѣйшій напитокъ его друга, которымъ также не гнушался и самъ Г. Каропиль, въ руки Набоба подали красивый пригласительный билетъ слѣдующаго содержанія:
«Лердъ и Миссъ Мовбраи въ замкѣ Шаусъ двадцатаго числа сего мѣсяца въ два часа ожидаютъ къ себѣ посѣтителей; въ замкѣ данъ будешь маскерадъ, составленный изъ драматическихъ картинъ различнаго содержанія.»
— Ожидаю къ себѣ посѣтителей! — Вотъ дураки во всей формѣ! — вскричалъ нашъ путешественникъ; — ожидаютъ посѣтителей! какое грубое выраженіе. Этимъ небольшимъ лоскуткомъ бумаги они вздумали извѣстить всѣхъ православныхъ, что они могутъ присоединиться къ кучѣ дураковъ, если только на это будетъ ихъ желаніе. Въ мое время, бывало, имѣли всегда честь, или по крайней мѣрѣ удовольствіе, приглашать съ себѣ; а ныньче всѣ вѣжливости къ чорту! Право, мнѣ кажется, что мы скоро увидимъ въ здѣшнихъ краяхъ ту же самую церемонію, какая бываетъ въ палаткѣ какого нибудь Бедуина, гдѣ всякой ни ори въ лохмотьяхъ безъ позволенія хозяина входитъ довольно невѣжливо и обмакиваетъ свой кусокъ чернаго хлѣба въ сарачинское пшено, бормоча себѣ подъ носъ: садамъ-аликумъ. Маскерадъ, составленный изъ драматическимъ картинъ различнаго содержанія. Это еще что за глупость новаго рода? Но пусть ихъ дурачатся, какъ хотятъ, Г. Пасторъ! Г. Каропиль! Не слышитъ! онъ занесся на седьмое небо! Матушка Додъ! ты таки знаешь всѣ здѣшнія новости; скажи пожалуй, что такое затѣвается въ замкѣ Мовбраевъ? Тотъ ли это праздникъ, который былъ уже давно назначенъ, но отложенъ за слабымъ здоровьемъ Миссъ Мовбрай, или другой, и лучше ли теперь молодая Миссъ? —
«Да, Г. Тумвоодъ; а не уже ли вы думали, что они дадутъ два бала въ одинъ годъ? По моему мнѣнію, еще бы, кажется, благоразумнѣе было съ ихъ стороны, если бы они отказались и отъ одного; впрочемъ не мое дѣло судить объ этомъ.»
— Г. Каропиль! Г. Каропиль! я вамъ говорю. Чортъ возми! онъ теперь, кажется, сражается вмѣстѣ съ храбрымъ Ричардомъ въ Палестинѣ. Еще разъ: Г. Каропиль! скажите мнѣ: не знаете ли вы чего нибудь объ этихъ Мовбраяхъ? —
"Ничего особеннаго, " отвѣчалъ Пасторъ чрезъ небольшой промежутокъ между вопросомъ и отвѣтомъ: «обыкновенная исторія знаменитыхъ фамилій, которыя блестятъ въ одномъ вѣкѣ и совершенно погашаютъ въ другомъ. Мнѣ помнится, Камденъ говоритъ, что Томасъ Мовбрай, бывшій нѣкогда великимъ Маршаломъ Англіи, имѣлъ такой же несчастный конецъ, какъ Герцогъ Норфолькъ, или Рожеръ Биготъ въ 1301 году.»
— Прошу покорно! вы забрались въ четырнадцатый вѣкъ! а я вамъ говорю о Мовбраяхъ Сен-Ронанскихъ, здѣшнихъ сосѣднихъ влaдѣльцaxъ. Ну, чтожъ вы на меня такъ уставили глаза свои? Вопросъ, кажется, не слишкомъ мудреный! къ чему такое смущеніе? Вы оробѣли какъ заяцъ, настигнутый собакою. Эй, Господинъ Пасторъ! ну чтожъ? добьюсь ли я отъ васъ отвѣта? —
Каропиль сохранялъ молчаніе еще минуту времени. Видъ его показывалъ человѣка, отыскивающаго въ головѣ своей происшествія, о которыхъ онъ давно уже не думалъ; въ тусклыхъ глазахъ его было нѣчто такое, что бываетъ видимо въ глазахъ лунатиковъ при первой минутѣ ихъ пробужденія; наконецъ, собравшись съ духомъ, Г. Каропиль отвѣчалъ медленнымъ голосомъ:
«Мовбраи Сен-Ронанскіе! Ахъ… да, я знаю ихъ… то есть я хочу сказать, что я знавалъ эту фамилію.»
— Они даютъ открытый, или, лучше сказать, замаскированный балъ, родъ домашняго спектакля, по крайней мѣрѣ я такъ понимаю. — Говоря слова сіи, Г. Тумвоодъ показывалъ Пастору пригласительный билетъ на балъ, полученный имъ.
"Я видѣлъ нѣчто весьма похожее на эту карточку дней за шесть до сего, " сказалъ Каропиль «даже, кажется, я самъ получилъ точно такую же, если не ошибаюсь.»
— Не мудрено. Почемужъ и васъ не пригласить туда? — Ну чтожъ, были ли вы на балѣ? —
«Что вы говорите? мнѣ быть на балѣ? — вы шутите Г. Тумвоодъ.»
— Ничего не бывало; я только требую отъ васъ положительнаго отвѣта: были вы тамъ, или нѣтъ? — продолжалъ Г. Тумвоодъ, забавляясь разсѣянностію добраго Пастора, который былъ въ большомъ затрудненіи, какъ отвѣчать на сей послѣдній вопросъ.
«Положительнаго отвѣта?» повторилъ онъ съ безпокойнымъ видомъ: «память моя такъ слаба, что я почти отвыкъ отъ совершенно положительныхъ отвѣтовъ. Впрочемъ мнѣ кажется, если бы я дѣйствительно былъ тамъ, то не могъ бы забыть… Да… я скажу вамъ положительно, что я тамъ не былъ.»
— На этотъ разъ весьма готовъ вѣрить вамъ, Каропиль, — отвѣчалъ Набобъ, смѣясь отъ сердца надъ разсѣянностію своего друга, потому что бала еще не было — онъ былъ отложенъ, и вотъ второе приглашеніе. Вы также безъ сомнѣнія получите Пригласительный билетъ, потому что были званы и въ первый разъ. Ну, что же Г. Пасторъ? Надобно, чтобы вы были тамъ — вы и я, оба вмѣстѣ. Я одѣнусь Иманомъ и не хуже кого другаго прокричу мой бисмалогъ; вы Кардиналовъ, или какъ вамъ заблагоразсудится.
«Кто? я! это совершенно не прилично моему званію, Г. Тумвоодъ, и не сообразно съ моими правилами…»
— Тѣмъ лучше! какъ будто ужь ихъ не льзя и перемѣнить? —
«Въ самомъ дѣлѣ, почемужъ вамъ и не побывать тамъ, Г. Каропиль» сказала Мегъ Додъ. «Можетъ быть, вы увидите тутъ въ послѣдній разъ уже добрую Миссъ Мовбрай; говорятъ, что она скоро выдетъ замужъ за кого-то изъ этихъ распудренныхъ обезьянъ при нашихъ водахъ и вмѣстѣ съ нимъ отправится въ Лондонъ.»
— Выдетъ замужъ? — вскричалъ быстро Пасторъ: — это не возможно.
«Почемужъ не возможно, Г. Каропиль? — Развѣ мы не видимъ, что люди женятся почти каждый день въ нашей сторонѣ? Да еще и не вы ли сами вѣнчаете ихъ, Г. Пасторъ? Но я догадываюсь, почему вы не допускаете этой возможности; вы, можетъ быть, хотите сказать, что бѣдный разсудокъ ея… Но если бы женились и выходили замужъ только одни умные люди, Г. Каропиль, то повѣрьте мнѣ, свѣтъ скоро бы опустѣлъ, потому что всѣ благоразумные люди, какъ на примѣръ вы, или я, никогда не рѣшатся опутать себя брачными цѣпями. Но, Боже мой! .. что это такое Г. Каропиль? что съ вами сдѣлалось какъ вы поблѣднѣли вдругъ… вамъ вѣрно дурно?… Не прикажете ли подать что нибудь освѣжиться?»
— Понюхайте скорѣе моей розовой эссенціи, — сказалъ Тумвоодъ; — запахъ ея воскреситъ и мертваго. Но что бы это такое значило, Г. Kapжиль? За минуту передъ симъ вы были, кажется, совершенно здоровы. —
"Такъ… небольшая дурнота, " отвѣчалъ Пасторъ; «но теперь уже почти все прошло… и я чувствую себя гораздо лучше.»
— Вотъ, что значитъ часто и долго заниматься на тощакъ, — сказала Мистрисъ Додъ,
— Да, — присоединилъ Г. Тумвоодъ — такъ точно, да еще и питаться не болѣе какъ кислымъ молокомъ и холоднымъ картофелемъ. Вашъ желудокъ, Г. Пасторъ, какъ я вижу, отвергаетъ даже малѣйшую частичку хорошаго питанія, какъ небольшой деревенскій господчикъ обыкновенно отказывается принять визитъ отъ богатаго своего сосѣда, стыдясь показать ему свою бѣдность. —
«Но въ самомъ ли дѣлѣ слухи о замужствѣ Миссъ Мовбрай основательны?» спросилъ Пасторъ, обращаясь къ Мистрисъ Додъ,
— Въ самомъ дѣлѣ Г. Пасторъ, — отвѣчала она. — Эту новость слышала я отъ товарки своей Нелли Троттеръ. Правда, что она любитъ таки выпить; но я твердо знаю, что она не лгунья, особенно въ отношеніи ко мнѣ. —
«Это дѣло заслуживаетъ большое вниманіе» произнесъ Г. Каропиль, какъ бы разговаривая съ самимъ собою.
— Безъ сомнѣнія Г. Пасторъ, — продолжала Мегъ, — это будетъ стыдъ и соблазнъ, если церемонія бракосочетанія будетъ совершена этимъ бряцающимъ кимваломъ, котораго они называютъ Г. Шатерлеемъ, между тѣмъ какъ въ нашемъ краю есть истинная пресвитеріанская труба — я разумѣю васъ, Г. Каропиль. И если бы захотѣли вы послушаться моего совѣта, то навѣрное не позволили бы молоть на своей мѣльницѣ чужими жерновами. —
"Правда, правда, честная Мегъ, " сказалъ Набобъ «за чѣмъ упускать должное? Г. Каропиль очень хорошо сдѣлаетъ, отправившись со мною на этотъ глупый праздникъ; тамъ можно будетъ взять свои мѣры.»
— Мнѣ непремѣнно надобно будетъ поговорить съ Миссъ Мовбрай, — сказалъ въ задумчивости Пасторъ.
«Безъ сомнѣнія, безъ сомнѣнія, Г. чудакъ!» сказалъ съ улыбкою Тумвоодъ "вы отправитесь вмѣстѣ со мною, и мы приведемъ ихъ къ должному повиновенію своему Пастору: я вамъ отвѣчаю за это. О, о! какъ я вижу, свадьба эта задѣла васъ за живое, Г. Каропиль! Но въ какой же костюмъ нарядитесь вы? "
— Въ мой собственный, какъ кажется, Г. Тумвоодъ.
«И то дѣло. Еще, можетъ быть, имъ бы вздумалось заставить васъ снять маску — а послѣ того въ самомъ дѣлѣ кто же бы захотѣлъ, и вѣнчаться у Пастора, недавно бывшаго замаскированнымъ. Но вы ужь собираетесь домой? — Прощайте, Г. Каропиль. И такъ это рѣшено: мы отправляемся съ вами вмѣстѣ?»
Пасторъ легкимъ наклоненіемъ головы изъявилъ свое согласіе и вышелъ изъ комнаты. Возвратясь домой, онъ нашелъ у себя на столѣ и вторичное приглашеніе на балъ, по полученіи котораго ему уже не оставалось никакихъ отговорокъ предъ Г. Тумвоодомъ.
ГЛАВА V.
правитьНеизвѣстный.
За необходимо нужное считаемъ мы здѣсь перемѣнить обыкновенный штиль нашъ, и вмѣсто разговорнаго примемся за повѣствовательный, не смотря на то, что дѣйствующія лица будутъ почти одни и тѣ же, какъ и въ предшествовавшихъ главахъ.
Прибытіе молодаго Графа Этерингтона къ цѣлительнымъ Сен-Гаванскимъ водамъ произвело тѣмъ большее дѣйствіе на особъ, живущихъ тутъ, что знаменитый пріѣзжій на первый разъ подвергался опасности лишиться жизни отъ напавшаго на него разбойника въ то время, когда онъ, плѣненный картинными окрестностями, вышелъ изъ своей коляски и нѣколько отсталъ отъ своей большой свиты — извѣстно, что происшествія сего рода слишкомъ интересными дѣлаютъ для насъ особъ, подвергавшихся такимъ опасностямъ;. притомъ храбрость и присутствіе духа, съ которыми Графъ, не смотря на то, что онъ былъ раненъ, принудилъ къ бѣгству разбойника, его хладнокровіе, съ которымъ онъ говорилъ о семъ происшествіи, все это дѣлало его весьма занимательнымъ въ глазахъ общества.
Три знаменитыя особы по части Юриспруденція, Медицины и Богословія встрѣтили знаменитаго гостя, предлагая ему свои возможныя услуги; это были Г. Микклеванъ, Докторъ Квасклебенъ и наконецъ Г. Симонъ Шатерлей, съ обыкновенными своими ужимками и на цыпочкахъ.
Его Превосходительство Графъ Этерингтонъ, съ свойственною ему благосклонностію, принялъ всѣхъ трехъ членовъ общества: онъ благодарилъ Г. Микклевана за участіе, которое принималъ онъ въ отысканіи разбойника, ранившаго его на большой дорогѣ, прибавя впрочемъ, что онъ не желаетъ дѣлать гласнымъ сіе происшествіе и оставляетъ разбойника собственной его участи. Доктору удостоилъ онъ показать свою рану, полученную имъ въ плечо, впрочемъ не слишкомъ глубокую и не повредившую кости, также и небольшую царапину, которую имѣлъ онъ на лбу своемъ. Въ словахъ и поступкахъ онъ показывалъ столько благородства и снисхожденія, что нашъ Докторъ былъ совершенно обвороженъ имъ. Между прочими средствами онъ совѣтовалъ ему употребленіе Сен-Ронанскихъ водъ въ продолженіе по крайней мѣрѣ одного, или двухъ мѣсяцевъ, увѣряя, что никакое средство не могло быть дѣйствительнѣе въ отношеніи къ заживленію ранъ, какъ эта цѣлительная вода, выгонявшая, по его словамъ, изъ тѣла человѣческаго всякія постороннія тѣла, какимъ-либо образомъ вошедшія въ него. Это была обыкновенная привычка почтеннаго Доктора. Сен-Ронанскія воды, по его системѣ, были, такъ сказать, paupharтаеоn отъ всякихъ болѣзней. Графѣ съ снисходительною улыбкою слушалъ слова его, и нашъ Докторъ часъ отъ часу болѣе разсыпался въ похвалахъ къ цѣлительнымъ водамъ своимъ; однимъ словомъ, любовь Алфея къ Аретузѣ была ничто въ сравненіи съ любовію Доктора къ водамъ, цѣлительность коихъ была открыта имъ самимъ.
Сія знаменитая особа, пріѣздъ которой надѣлалъ столько шума въ небольшомъ Сен-Ронанскомъ обществѣ, не являлась впрочемъ еще къ общему столу и вечернимъ собраніямъ, гдѣ каждый и каждая съ нетерпѣніемъ ожидали его. Рана и слабое здоровье служили извиненіемъ его уединенной жизни.
Но наконецъ онъ появился въ общество; взоры всѣхъ, какъ бы привлеченные магнитомъ, остановились на молодомъ и прекрасномъ Графѣ. Должно признаться, что и онъ умѣлъ пользоваться всѣми обстоятельствами. Самая блѣдность въ лицѣ отъ потери крови и даже перевязанная рука послужили ему средствомъ показать себя обществу гораздо въ занимательнѣйшемъ видѣ, нежели какъ былъ бы онъ, пользуясь совершеннымъ здоровьемъ. Большая чаешь дамъ признавались, что онъ былъ обворожителенъ. Всѣ искали какимъ нибудь образомъ дать себя замѣтить новому гостю, который съ своей стороны также расточалъ всѣмъ членамъ возможныя ласки свои, эгоистъ Мовбрай съ своими великими замыслами и толстякъ Бинго съ глупою своею гордостію, привыкшіе доселѣ играть первыя роли въ обществѣ, теперь были совершенно помрачены новымъ созвѣздіемъ, появившимся на Сен-Ронанскомъ горизонтѣ.
Лади Пенелопа съ своей стороны также вооружилась всѣми средствами литтературныхъ познаній своихъ, чтобы привлечь на себя вниманіе Графа, между тѣмъ какъ Лади Бинкъ дѣйствовала на него прелестями, данными ей отъ щедрой природы; прочія нимфы держали себя въ нѣкоторомъ отдаленіи, можетъ быть, по законамъ той же самой политики, которая заставляетъ на охотѣ уступать первый выстрѣлъ особамъ, важнѣйшимъ насъ, не смотря на то, что они иногда и не умѣютъ пользоваться сею привилегіей. За эту-то послѣднюю мысль и ухватились всѣ, такъ сказать, второклассныя прелестницы общества: каждая ожидала неудачи главныхъ дѣйствующихъ особъ и слѣдственно удачи своей собственной — такова бѣдная натура человѣческая!
Между тѣмъ какъ Графъ по слабости своего здоровья все еще не могъ являться въ общество столь часто, какъ бы хотѣлось членамъ онаго, было необходимо, или по крайней мѣрѣ очень естественно, чтобы онъ избралъ кого нибудь въ общество къ себѣ для разогнанія своей скуки; и Лердъ Мовбрай, такъ какъ человѣкъ породою и благородствомъ своимъ превосходившій всѣхъ прочихъ членовъ, удостоился сей высокой чести. Внутренно благословляя поступокъ разбойника, доставившаго ему случай нѣкоторымъ образомъ одному преимущественно завладѣть Графомъ, онъ приступилъ немедленно къ давнишнимъ планамъ своимъ. Непримѣтнымъ образомъ для розогнанія скуки между двумя новыми друзьями введена была сначала небольшая, а потомъ и болѣе значительная игра, чего только и хотѣлось Лерду Мовбраю, какъ уже знаютъ и наши читатели.
Микклеванъ, принимавшій всегда величайшее участіе въ успѣхахъ своего благодѣтеля и друга, какъ обыкновенно называлъ онъ Лерда Мовбрая, каждый день получала отъ него новыя и столь благопріятныя извѣстія, что большой улыбающійся ротъ его концами своими касался почти до обоихъ ушей; онъ поднималъ вверхъ плеча, потиралъ свои руки, однимъ словомъ, изъявлялъ всѣ знаки глупой радости. Впрочемъ, однажды Мовбрай, разговаривая съ нимъ о своихъ успѣхахъ въ отношеніи къ Графу, остановилъ неумѣстный восторгъ своего агента слѣдующимъ замѣчаніемъ:
«Но, чортъ возьми, Микклеванъ! одного только я не могу хорошенько понять въ этомъ дѣлѣ: Этерингтонъ, который ужь, такъ сказать, не новичокъ во всѣхъ этихъ оборотахъ и который довольно смѣтливъ и проницателенъ на всѣ штуки, почему онъ проигрываетъ мнѣ свое золото, какъ ребенокъ, ничего еще не понимающій
— Но что вамъ задѣло, Мовбрай; какъ бы онъ ни проигрывалъ его, лишь бы золото не миновало вашего кармана. —
„Такъ; но мнѣ это нѣсколько подозрительно, Микъ. Не уже ли онъ такъ глупъ, что надѣется со временемъ воротить свой проигрышъ отъ меня? Право, я готовъ почти подумать, что онъ заманиваетъ меня; но нѣтъ и это не возможно. Впрочемъ, какъ бы то ни было, я докажу Его Превосходительству, что и его можно обыграть также легко, какъ и всякаго другаго.“
— Вы лучше знаете, что вамъ должно дѣлать, Мовбрай, — сказалъ Микклеванъ голосомъ, какъ бы показывавшимъ сожалѣніе: — я съ своей стороны всегда люблю долотую умѣренность. Я бы никакъ не совѣтывалъ вамъ разорять этаго бѣдняжку Этерингтона fluiditus, т. е. до основанія, Лердъ. Пусть онъ потеряетъ нѣсколько, бѣда не велика, — это еще можетъ ему даже послужить хорошимъ урокомъ на будущее время.; но, какъ честный человѣкъ, я бы не желалъ ему ничего хуже этаго. Поберегите его, Мовбрай, послушайтесь меня, поберегите! — на меня берегъ ли кто, Микклеванъ?» возразилъ Мовбрай упрекающимъ тономъ. "Нѣтъ, нѣтъ! прочь всякое сожалѣніе! Мнѣ нужно одно золото. Графъ имѣетъ большія владѣнія; они называются Вакендаль: подумай объ этомъ, Микъ — Вакендаль! слово довольно звучное! На этихъ большихъ владѣніяхъ основываю я свои планы. И такъ не говорите мнѣ болѣе ни слова о сожалѣніи. Какого сожалѣнія долженъ ожидать себѣ Троянецъ отъ Грековъ — а я, Микъ, я истинный Суліотъ.
"Ни сожалѣнья тотъ, ни страха пусть не знаетъ,
«На службу кто себя тиранну представляетъ.»
А необходимость Микъ, " продолжалъ онъ голосомъ спокойнѣйшимъ, «необходимость гораздо взыскательнѣе, нежели какой нибудь Визирь, или Паша, побѣжденный Сканзербегомъ и воспѣтый Бейрономъ.»
Микклеванъ на всю сію тираду отвѣчалъ какими-то глухими звуками, въ которыхъ выражались въ одно и то же время сожалѣніе, удовольствіе и досада: сожалѣніе, можетъ быть, происходило отъ того, что онъ слишкомъ не кстати вздумалъ заступаться за Лорда Этерингтона; удовольствіе отъ ожиданія хорошихъ успѣховъ своего патрона; а досада отъ того, что онъ не могъ вполнѣ имѣть въ нихъ участія.
Любимѣйшая игра Мовбраева была пикетъ, которому онъ выучился еще почти въ младенчествѣ; Графъ Эшерингтонъ, хотя не столь твердо, впрочемъ довольно хорошо также зналъ игру сію. Они играли на суммы довольно значительныя для Мовбрая, но для противника его по видимому ничего незначившія. Выигрыши были довольно неопредѣленны. Микклеванъ иногда видѣлъ на лицѣ Мовбрая довольную улыбку, а иногда сей послѣдній даже избѣгалъ его взоровъ.
Такимъ образомъ проходило время. Мовбрай, всегдашній и постоянный собесѣдникъ Лорда Этерингтона, почти, можно сказать, жилъ въ его комнатахъ, и всякій часъ ихъ бывалъ ознаменованъ новыми карточными баталіями. Но такъ какъ уже здоровье Его Превосходительства почти совершенно поправилось и слѣдственно онъ могъ присоединиться къ обществу, приглашенному за нѣсколько времени предъ симъ на балъ въ замокъ Шаусъ и отложенному отчасти также за слабымъ здоровьемъ Миссъ Клары Мовбрай, а отчасти и по случаю пріѣзда Лорда Этерингтона, то и положено было возобновить приглашеніе и присоединить къ празднику, дабы онъ былъ блистательнѣе, родъ нѣкоторыхъ драмматическихъ картинъ, о которыхъ уже извѣстно нашимъ читателямъ. Послали вновь пригласительные билеты по всѣмъ знаменитымъ въ окружностяхъ и между прочими также къ Г. Тумвооду, какъ человѣку, проведшему нѣсколько дней въ новой Сен-Ронанской гостинницѣ, да и теперь еще находившемуся въ сосѣдствѣ; притомъ онъ, не смотря на смуглый цвѣтъ лица своего и довольно грубыя ухватки, былъ богатѣйшій, по мнѣнію всѣхъ, Набобъ, а этаго одного довольно было, чтобы не потерять его изъ виду. Что касается до Г. Пастора Каропиля, онъ также былъ приглашенъ, какъ старинный знакомецъ фамиліи Мовбраевъ; впрочемъ приглашавшіе его думали и то, что скорѣе старая церковь Сен-Ронанская сдвинется съ своего основанія, нежели почтенный Г. Пасторъ рѣшится пожаловать на праздникъ ихъ.
Во время послѣднихъ пріуготовленій къ балу Лердъ Сен-Ронанскій въ одно утро быстро вбѣжалъ въ комнату вѣрнаго своего агента Микклевана съ торжествующимъ лицемъ и веселою улыбкою. Почтенный кліентъ съ удивленіемъ уставилъ носъ свой, вооруженный большими очками, на достойнаго своего патрона; въ одной рукѣ держалъ онъ связку бумагъ, которыя сбирался читать въ это время, а въ другой снурокъ, которыми онѣ были завязаны; но увидѣвши Мовбрая, онъ оставилъ какъ то, такъ и другое и устремилъ свои глаза, ротъ и уши къ тому, что хотѣлъ говоритъ ему Лердъ.
"Конечно, " сказалъ наконецъ сей послѣдній тихимъ, но веселымъ голосомъ «на сей разъ я сдѣлалъ Милорду капотъ, принесшій мнѣ довольно значительную сумму. Радуйся, Микъ; дѣла наши идутъ прекрасно! Но молчаніе; слушай и не прерывай словъ моихъ. Надобно подумать о Кларѣ! да, да — я не хочу оставишь безъ вниманія и бѣдную сестру мою. Ты знаешь, Микъ, что у насъ будетъ родъ театральнаго представленія во время бала; всѣ будутъ въ характерныхъ костюмахъ. Обѣ этѣ гордыя твари Лади Пенелопа и Лади Бинкъ — я прочелъ въ сердцахъ ихъ — хотятъ затемнить бѣдную Клару, первая помощію своихъ старыхъ алмазовъ, обдѣланныхъ по образцу прошедшаго еще столѣтія, другая ничтожными своими прелестями и кокетствомъ; но, клянусь Богомъ! имъ не удастся этаго сдѣлать! Глупая горничная Лади Бинкъ выболтала мнѣ, что госпожа ея намѣрена явиться на балъ въ Греческомъ костюмѣ, чтобы придать болѣе занимательности своимъ прелестямъ; но бѣдная Лади Бинкъ не все предвидѣла. Въ цѣломъ Эдинбургѣ только и есть одна шаль, которая необходима для сего костюма — я знаю, она находится въ тамошнемъ магазинѣ модъ и, любезный мои Микъ, надобно, чтобы эта шаль была у Клары — вы немедленно купите ее также, какъ кружева, кисею и прочія бездѣлки, означенныя въ семъ реэстрѣ. Скачите сей же часъ въ Эдинбургъ и такимъ образомъ мы предупредимъ Лади Бинкъ, которая должна еще завтра съ почтою писать объ этомъ; возьми, Микъ — вотъ банковый билетъ во сто ливровъ.»
По механической привычкѣ никогда не отказываться отъ денегъ, которыя предлагаютъ ему, Микклеванъ взялъ банковый билетъ, поглядѣлъ на него сквозь очки свои, и продолжая держать его обѣими руками своими, онъ оборотился съ слѣдующими словами къ своему патрону:
— Все это хорошо, очень хорошо, Сенъ-Ронанъ, и я никакъ не спорю, чтобы Миссъ Клара не заслуживала вашихъ стараній о ней; но мнѣ кажется, что она не дастъ одной булавочной головки за всѣ вздоры, которыя написаны въ этомъ реэстрѣ. Вы сами знаете, что она не охотница до моды. Ей кажется, что ея рединготъ, въ которомъ она обыкновенно ѣздитъ верхомъ, годится для всякаго бала; что же касается до ея лица — она о немъ хлопочетъ еще менѣе. Бѣдная дѣвушка — никогда и ни одной крошки румянъ… —
"Хорошо, хорошо, " прервалъ съ нетерпѣніемъ слова его Лердъ Мовбрай; «но оставь это на мое попеченіе: на сей разъ я готовъ сдѣлаться ея горничною дѣвушкою, чтобы только хорошенько убрать ее.»
— Ну, какъ хотите, Мовбрай, не мнѣ учить васъ; впрочемъ, кажется, гораздо бы лучше было, еслибъ я снесъ эти сто ливровъ къ Турнпенни, чтобы сберечь ихъ для вашей сестрицы на случай какой нибудь непредвидѣнной нужды, или бѣдствія. —
«Ты Микъ совершенный дуракъ. Къ чему говорить мнѣ теперь о какихъ-то бѣдствіяхъ, когда я сбираюсь, такъ сказать, схватить фортуну? Нѣтъ, нѣтъ, дѣлай то, что я приказываю тебѣ; мы ихъ помрачимъ по крайней мѣрѣ въ этотъ день, и это, можетъ быть, послужитъ началомъ къ моему возвышенію.»
— Я бы отъ всего сердца желалъ этаго. Но молодый Графъ: знаете ли вы его слабую сторону? поддастся ли онъ вамъ? вотъ въ чемъ все дѣло. —
"Не знаю, что тебѣ и отвѣчать на это, " сказалъ Мовбрай, какъ бы размышляя."Но чортъ возьми Его Превосходительство! скорѣе мнѣ, нежели ему удастся провести меня; да, Микъ, мы поставимъ на своемъ. Теперь пора за дѣло; не забудь же исполнить въ точности мои приказанія — и пуще всего будь скромнѣе — "даже не хочу ввести въ бѣду и болтливую горничную Лади Бинкъ, "
Они разстались, — Микклеванъ, чтобы заняться исполненіемъ приказанія своего патрона, а сей послѣдній, чтобы еще болѣе осуществить надежды свои, отправившись къ Лорду Этерингтону.
Въ этотъ день, кажется, самая судьба благопріятствовала всѣмъ его намѣреніямъ: онъ обѣдалъ наединѣ съ Графомъ; здоровье Его Превосходительства позволяло уже ему нѣкоторымъ образомъ знакомство съ бутылкою; прогуливаться по сырости погоды было не удобно — они ограничились только посѣщеніемъ конюшни, гдѣ стояли прекраснѣйшія лошади Графа; возвратясь въ комнаты, естественнымъ образомъ, чтобы сократить время, они прибѣгли къ картамъ: а какая игра вдвоемъ занимательнѣе пикета.
Лордъ Этерингтонъ занимался игрою своею слишкомъ невнимательно, что доставляло сопернику его довольно большую выгоду. Впрочемъ сей послѣдній, видя его невнимательность къ игрѣ и предполагая ее отъ незначительной суммы, въ которую они играли, предложилъ удвоишь ставку; Графъ согласился, и въ самомъ дѣлѣ по видимому началъ быть гораздо внимательнѣе къ игрѣ. Оба игрока молчали, слѣдовали взорами своими за каждою картою въ выходѣ, ожидая удачи, или противнаго себѣ. На лицахъ обоихъ написано было нѣкоторое безпокойство и нетерпѣніе. Наконецъ игра сдѣлалась столь значительною, что уже простиралась почти до тысячи фунтовъ стерлинговъ съ каждой стороны; все дѣло зависѣло отъ послѣдней здачи. Мовбрай почти дрожалъ, ожидая окончанія, которое могло или обогатить, или совершенно разорить его. Не смотря на всѣ усилія, онъ не могъ скрыть возмущавшаго его безпокойства. Онъ выпилъ два стакана холодной воды, чтобы освѣжить себя, потомъ бокалъ вина, чтобы придать себѣ болѣе смѣлости, и наконецъ устремилъ все возможное вниманіе на игру, долженствовавшую рѣшить упасть его.
Карты были зданы. Сначала успѣхъ былъ почти одинаковъ какъ на той, такъ и на другой сторонѣ; но къ концу игры счастіе по видимому начало оставлять того, кто наиболѣе имѣлъ нужды въ его покровительствѣ — и Мовбрай съ отчаяніемъ, написаннымъ на лицѣ его, и дрожащими руками бралъ свои карты. Но кому не извѣстно, сколь перемѣнчива Фуртуна? Случилось такъ, что Лордъ Этерингтонъ сдѣлалъ одну изъ тѣхъ непростительныхъ и случайныхъ въ игрѣ сей ошибку, которую только можетъ сдѣлать новичокъ въ этомъ дѣлѣ. Мовбрай съ радостію ухватился за нее, не смотря на то, что благородный человѣкъ никогда бы не рѣшился воспользоваться подобными: обстоятельствами — и игра была имъ выиграна.
Графъ Этерингтонъ показалъ нѣкоторый видъ неудовольствія къ поступку своего противника; Мовбрай началъ оправдываться правилами игры, говоря, что для него не столько дорогъ выигрышъ, сколько точное соблюденіе правилъ игры, малѣйшее отступленіе отъ коихъ заставляетъ всякую игру терять свою интересность.
«Да, да, вы даже слишкомъ внимательны къ игрѣ, мой любезный Мовбрай, „ сказалъ Графъ Этерингтонъ: несли бы вы знали, какую жалкую фигуру представляло во время послѣдней здачи лице ваше; божусъ Богомъ! только отъ того, что я слишкомъ занялся имъ, я и проигралъ вамъ эту тысячу фунтовъ стерлинговъ. Жалко, что я не живописецъ; если бы я былъ имъ, то не преминулъ бы снять съ васъ вѣрный портретъ, который, повѣрьте мнѣ, по выразительности своей всегда бы стоилъ той суммы, которую проигралъ я вамъ отъ моей неосторожности!“
— Вы можете сколько угодно шутить, Милордъ, — отвѣчалъ Мовбрай: — вы, такъ сказать, купили это право своимъ проигрышемъ, я слишкомъ далекъ отъ того, чтобы обидѣться подобными словами. Но, Графъ, — при» соединилъ онъ, беря карты и тасуя ихъ, — что вы скажете еще? Нѣтъ ли у васъ охоты въ свою очередь и тѣмъ же оружіемъ отомстить мнѣ? Говорятъ, что мщеніе пріятно. —
"Я не мстителенъ, Мовбрай, « отвѣчалъ Графъ съ нѣкоторою важностію, „особенно въ нынѣшній вечеръ я совершенно не расположенъ ни къ чему злому, не смотря на то, что сдѣлалъ одну изъ слишкомъ непростительныхъ ошибокъ, особенно въ такой пустой игрѣ какъ пикетъ.“
— Ваше Превосходительство упрекаете себя въ ошибкѣ, которая очень легко можетъ случиться и со всякимъ. Вы имѣли хорошія карты, но были Нѣсколько, такъ сказать, разсѣяны; я имѣлъ гораздо хуже) но за то былъ внимательнѣе — дѣло съ обѣихъ сторонъ очень естественное. Мнѣ остается только благодарить Фортуну. —
„Но мнѣ кажется, Мовбрай, она тутъ почти и не имѣла участія. Между тѣмъ я все таки не могу позабыть вашей отчаянной физіономіи. Что, если бы вы проиграли мнѣ, Мовбрай?“
— Очень не мудрено отвѣтить на вопросъ вашъ. Я также отдалъ бы вамъ деньги, какъ и вы мнѣ, Графъ — не смѣю предполагать, чтобы вы думали, что я игралъ на сумму, превышающую мое состояніе… —
„О, я слишкомъ далекъ отъ этаго. Притомъ мало ли средствъ обязывать друзей нашихъ и кромѣ денегъ; вы, на примѣръ, даже и теперь можете слишкомъ многое сдѣлать для меня.“
— Что вы разумѣете подъ сими словами, Графъ
„Что я разумѣю, Мовбрай?… И говорю, что вы всегда можете обязать меня въ различныхъ случаяхъ. На примѣръ, вы, кажется, имѣете у себя сестрицу, Мовбрай?“
Мовбрай поблѣднѣлъ. — Да, Мы» лордъ, у меня есть сестра; но я не вижу, какое отношеніе имѣетъ она къ нашему разговору съ вами — прибавилъ онъ мрачнымъ голосомъ.
"Къ чему же такой суровый тонъ, мой милый Мовбрай? Право, мнѣ кажется, " продолжалъ съ веселою улыбкою Графъ, «что этотъ странный человѣкъ сердится на меня за то, что я проигралъ ему довольно значительную сумму золота, и что сверхъ всего этаго я предлагаю титло Графини сестрѣ его!»
— Титло Графини, Милордъ? Вы шутите .. вы никогда и не видывали Клары. —
«Это легко можетъ статься; но что за дѣло? Развѣ я не могъ видѣть ея портрета, какъ говоритъ Нуффъ въ своей критикѣ. Притомъ, не могу ли я быть влюбленъ въ нее и по однимъ слухамъ? Я знаю, что сестрица ваша молодая прекрасная особа, получившая хорошее воспитаніе и обладающая довольно значительнымъ состояніемъ.»
— Значительнымъ состояніемъ, Милордъ? Что вы говорите! — вскричалъ Мовбрай, невольнымъ образомъ вспомнивъ слова Микклевана, который не задолго предъ симъ говорилъ ему, что будущій супругъ Клары можетъ потребовать отъ него отчета въ расточенномъ имѣніи, принадлежавшемъ имъ обоимъ: — не уже ли вы не знаете — продолжалъ онъ, — что все наше имѣніе состоитъ только въ одномъ старомъ замкѣ — и ничего болѣе? —
"А хотя бы и такъ, мой любезный Мовбрай; развѣ вы не знаете, что мое- состояніе довольно достаточно для того, чтобы взять себѣ жену и безъ богатаго приданаго? Я имѣю довольно много помѣстьевъ; одинъ мой замокъ Неттлеводъ-Гусъ съ его окрестными землями даетъ мнѣ слишкомъ довольно доходовъ — я не говорю о другихъ… Но вы молчите, Мовбрай, " продолжалъ онъ, положа руку свою на плечо его "мнѣ кажется, вы не совсѣмъ вѣрите искренности моего предложенія?
— Напротивъ, Милордъ, у меня не было этаго и въ головѣ. Но вы согласитесь, что я, какъ ближайшій родственникъ и единственный покровитель Клары, долженъ по крайней мѣрѣ нѣсколько размыслить объ этомъ дѣлѣ. —
«Не сомнѣваетесь ли вы въ благородствѣ моего происхожденія и на счетъ моего состоянія? Я могу представить вамъ неоспоримыя доказательства…»
— Совсѣмъ нѣтъ, Милордъ, я вѣрю какъ тому, такъ и другому — отвѣчалъ Мовбрай, повертывая въ рукахъ своихъ банковые билеты, выигранные имъ у Графа; — но предложеніе ваше такъ неожиданно .. притомъ мнѣ нѣкоторымъ образомъ и совѣстно, — продолжалъ онъ, — что я въ самомъ дѣлѣ выигралъ у васъ, будто нарочно, передъ этимъ разговоромъ такую значительную сумму…. —
«Полноте, полноте, Мовбрай, не говорите объ этомъ: въ этомъ дѣлѣ виноватъ одинъ я — моя разсѣянность… Притомъ я думалъ совершенно о другомъ… Впрочемъ перестанемъ говорить о такой бездѣлицѣ; отношенія, въ которыхъ мы находимся съ вами, дѣлаютъ это обстоятельство совершенно ничтожнымъ.»
— Если Ваше Превосходительство говорите то, что думаете — отвѣчалъ Мовбрай — я остаюсь спокоенъ и съ своей стороны готовъ сдѣлать все, что могу, въ отношеніи къ сестрѣ моей. —
"Я такъ и надѣялся, мой любезный Мовбрай, " сказалъ Графъ; "дай Богъ, чтобы желанія наши имѣли хорошій успѣхъ въ отношеніи къ Миссъ Кларѣ. Я слышалъ, Лердъ продолжалъ онъ, «что сестрица ваша прекрасна?»
— Да, Милордъ, она довольно хороша, только лице ея нѣсколько блѣдно…. —
"Для иныхъ и лиліи не хуже розъ, " отвѣчалъ съ улыбкою Графъ; «впрочемъ время и спокойная жизнь могутъ истребить этотъ недостатокъ, если только можно назвать такъ блѣдность лица.»
— Не лишнее бы было также, Милордъ, по моему мнѣнію, вамъ нѣсколько познакомиться съ ея характеромъ. Ваше Превосходительство, можетъ быть, уже и слышали нѣсколько объ немъ. Правда, что Клара весьма добра, любезна, имѣетъ много талантовъ, благородный образъ мыслей, но…. —
«Я понимаю васъ, Мовбрай, и избавляю отъ труда изъясняться на счетъ сего предмета. Я знаю, что Миссъ Мовбрай можетъ назваться нѣкоторымъ образомъ оригинальною, или, лучше сказать, даже иногда слишкомъ мечтательною — но что до этаго? Когда она сдѣлается Графинею, то навѣрное, живя въ большомъ свѣтѣ, по необходимости оставитъ нѣкоторыя изъ странныхъ привычекъ своихъ.»
— И вы говорите это искренно, Милордъ? —
"Не уже ли вы сомнѣваетесь? Я буду съ вами еще откровеннѣе: — скажу вамъ на примѣръ, что я имѣю характеръ снисходительный во всѣхъ отношеніяхъ и слѣдственно могу легко снести даже какую нибудь небольшую и непріятность; я почти твердо увѣренъ, что сестрица ваша и я будемъ весьма счастливы другъ другомъ; а если бы паче чаянія вышло и противное — кто помѣшаетъ намъ жить всякому на своей половинѣ и слѣдовать любимымъ привычкамъ своимъ
— Остается еще объ одномъ упомянуть вамъ, Милордъ. Конечно, я съ своей стороны обѣщаюсь вамъ сдѣлать все то, что я могу, въ отношеніи къ сестрѣ моей; но между прочимъ скажу вамъ, что я не могу, да и не долженъ приневоливать сестру мою: въ выборѣ и согласіи она останется совершенно свободною, Милордъ. —
"Натурально. И такъ значитъ, между нами почти все кончено?*
— Все, Милордъ, если только сестра моя не окажетъ сопротивленія. —
«Я льщусь надеждою, что она не можетъ имѣть никакихъ особенныхъ причинъ къ отказу съ своей стороны.»
— Я самъ то же думаю, Милордъ, да и причинъ быть, кажется, никакихъ не можетъ; но обыкновенно всѣ молодыя дѣвушки имѣютъ свои капризы — и если Клара по чему нибудь вздумаетъ противиться вашему предложенію, я по истинѣ не знаю, можетъ ли сдѣлать что нибудь на нее все мое вліяніе. —
Графъ скорыми шагами прохаживался по комнатѣ, во взорахъ его изображалось нетерпѣніе и какъ бы боязнь. «Конечно, Мовбрай, Клара совершенно свободна въ своемъ выборѣ; но не уже ли вы думаете, что она откажется отъ сего соединенія?..»
— Еще повторяю вамъ, Графъ,
что я ничего не могу предузнать. Съ своей стороны я готовъ сдѣлать все, что только будетъ зависѣть отъ меня. Праздникъ, который мы даемъ у себя въ замкѣ —
«Да, Мовбрай, этотъ праздникъ точно можетъ способствовать нашимъ намѣреніямъ. У васъ будетъ, какъ говорили, родъ маскерада; слѣдовательно я, будучи въ маскѣ и незнаемъ еще Миссъ Кларою, могу видѣть ее и даже говорить съ нею, не бывъ еще отрекомендованъ вами ей.»
— Пусть будетъ такъ, Милордъ, если вамъ это угодно. — Послѣ нѣсколькихъ минутъ еще продолжавшагося разговора, не слишкомъ любопытнаго для нашихъ читателей, они пожали другъ у друга руку и разстались.
Лердъ Мовбрай, оставшись наединѣ съ самимъ собою, не могъ ни о чемъ другомъ думать, кромѣ неожиданнаго предложенія Графа Этерингтона; онъ не могъ не чувствовать, сколь предложеніе его было лестно для него. Родственная связь съ богатымъ и знаменитымъ Графомъ была для него гораздо выгоднѣе и вѣрнѣе, нежели прежнее намѣреніе обыграть его, тѣмъ болѣе, что и послѣдній выигрышъ, не смотря на значительность свою, слишкомъ безпокоилъ Мовбрая: эти деньги казались ему какъ бы милостынею; самолюбіе его страдало отъ одной сей мысли. Съ другой стороны, Мовбрай не могъ понять, почему Графъ принялъ и сообщилъ ему вдругъ такое рѣшительное намѣреніе на счетъ сестры его? Почему онъ не подождалъ назначеннаго праздника, чтобы по крайней мѣрѣ прежде предложенія о бракѣ увидѣть ее? Всѣ эти вопросы дѣлалъ онъ самому себѣ, не умѣя отвѣчать на нихъ, и напослѣдокъ рѣшилъ тѣмъ, что приписалъ всю эту скорость оригинальности характера молодаго Графа, который, будучи избалованъ фортуною, не умѣлъ ни на минуту отказать себѣ въ рѣшительныхъ предположеніяхъ своихъ.
Погруженный въ сіи размышленія, онъ возвратился въ замокъ, и избѣгая любопытныхъ взоровъ Микклевана, прошелъ прямо въ свою комбату, чтобы на свободѣ еще получше обдумать, какъ надлежитъ поступить ему въ подобныхъ обстоятельствахъ. Болѣе всего занимала его мысль: сказать ли Кларѣ о предложеніи Графа, или нѣтъ? Послѣднее рѣшеніе, съ которымъ кинулся онъ не ужинавши въ свою постелю, было то, чтобы молчать и не предпринимать никакихъ мѣръ до назначеннаго бала въ ихъ замкѣ.
ГЛАВА VI.
правитьБутлеръ.
Лишь только Мовбрай вышелъ изъ комнатъ Графа Этерингтона, какъ сей послѣдній принялся за письмо къ одному изъ преданнѣйшихъ друзей своихъ. Чтобы удовлетворить любопытству читателей нашихъ, которые, можетъ быть, желаютъ узнать о сокровеннѣйшихъ мысляхъ и планахъ Графа, мы предлагаемъ его отъ слова до слова. Оно было адресовано къ Гарри Жекилю, Капитану одного драгунскаго полка, и содержало въ себѣ слѣдующее:
"Вотъ уже прошло десять дней, какъ я ожидаю тебя къ себѣ со всѣмъ нетерпѣніемъ человѣка, имѣющаго даже право дѣлать тебѣ выговоры за долговременное отсутствіе. Гдѣ ты пропадаешь до сего времени, чѣмъ занимается дѣятельный геній твой? Но какъ бы то ни было, милый Гарри, ты долженъ оставить всѣ дѣла свои: хлопочешь ли ты около какой нибудь старой вдовушки, или ощипываешь крылушки неопытныхъ пташекъ — оставь все, повторяю я, и спѣши скорѣе соединиться со мною, ибо присутствіе твое теперь болѣе, нежели когда нибудь необходимо для меня.
"Я еще не писалъ тебѣ о нечаянномъ приключеніи, случившемся со мною предъ моимъ прибытіемъ въ Сен-Ронанъ: я былъ раненъ — чуть не убитъ, мой другъ! И тогда бы къ чорту всѣ мои намѣренія! Я былъ уже недалеко отъ сего, такъ называемаго новаго Спа. Мнѣ не захотѣлось сидѣть въ закрытой коляскѣ моей, и я, доѣхавъ до старой деревни, рѣшился выдти, и приказавъ людямъ моимъ ѣхать впередъ, самъ пошелъ по излучистой тропинкѣ лѣса, ведущаго къ новооткрытой рестораціи. Прошедши нѣсколько шаговъ, я услышалъ шумъ скорой походки человѣка позади себя; я оборачиваюсь и вижу … угадай, кого, любезный Гарри? Человѣка, котораго я болѣе всѣхъ ненавижу въ природѣ — однимъ словомъ: Франца!.. Казалось, онъ столько же, какъ и я, самъ былъ пораженъ сею неожиданною встрѣчею. Оба мы остановились и въ молчаніи смотрѣли другъ на друга; наконецъ онъ первый прервалъ сію нѣмую сцену вопросомъ: почему я, вопреки моимъ обѣщаніямъ, нахожусь опять въ семъ мѣстѣ? Я съ своей стороны, вмѣсто отвѣта, предложилъ и ему точно такой вопросъ. Онъ началъ оправдываться тѣмъ, что явился здѣсь въ слѣдствіе полученныхъ имъ свѣдѣній о моемъ скоромъ прибытіи въ Сен-Романъ. — Между тѣмъ, Гарри, въ самомъ дѣлѣ какой злой духъ могъ шепнуть ему о моихъ намѣреніяхъ, которыя, кромѣ тебя, были скрыты отъ всѣхъ въ природѣ? Далѣе, съ обыкновенною своею важностію, или лучше сказать дерзостію, онъ началъ представлять мнѣ несправедливость моихъ поступковъ, и требовалъ, чтобы какъ я, такъ и онъ самъ перемѣнили свой планъ и уѣхали изъ этаго мѣста, безъ чего, говорилъ онъ, дѣло никакъ не обойдется безъ непріятныхъ послѣдствій.
"И прежде я часто говаривалъ тебѣ, Гарри, что всегда бываетъ трудно противиться убѣжденіямъ этаго человѣка, который, не смотря на всю мою ненависть къ нему, имѣетъ въ голосѣ и поступкахъ своихъ что-то такое, чему никакъ не льзя противиться безъ величайшихъ усилій; но на сей разъ я вооружился всею твердостію, чтобы не оставить его въ тріумфѣ надъ собою; единственнымъ средствомъ къ этому было притвориться утаено взбѣшенымъ противъ него, что я и умѣлъ сдѣлать въ сію минуту: я принялъ видъ человѣка до крайности разгоряченнаго и готоваго на все; началъ дѣлать ему довольно колкіе упреки и окончилъ тѣмъ, что я готовъ сію же минуту сдѣлать ему удовлетвореніе, если онъ считаетъ себя обиженнымъ — съ сими словами я вынулъ свои карманные пистолеты, которые обыкновенно бываютъ у меня заряжены; къ величайшему моему удивленію и Францъ вынулъ свои, также заряженные — какъ будто онъ уже предугадалъ сей поединокъ между нами. Между тѣмъ я предложилъ ему, чтобы онъ взялъ одинъ изъ моихъ двухствольныхъ пистолетовъ, дабы оружія были совершенно равны, онъ согласился. Впрочемъ прежде начатія хотѣлъ было опять приняться за убѣжденія; но я сказалъ ему, что всѣ наши переговоры должны непремѣнно кончиться или пулями, или концемъ шпагъ нашихъ — и онъ замолчалъ. Мы отдалились нѣсколько въ чащу лѣса. Какъ мой, такъ и его выстрѣлы воспослѣдовали въ одно и то же время — и мнѣ показалось, что мы оба упали … по крайней мѣрѣ я знаю навѣрное о своемъ паденіи. Чрезъ минуту, поднявшись на ноги — ибо я былъ слегка раненъ въ плечо и получилъ царапину на вискѣ, что было слѣдствіемъ того, что я далъ ему двухствольный пистолетъ мой — къ крайнему моему удивленію я не видалъ болѣе моего противника — онъ исчезъ… доселѣ не могу представить, куда и какимъ образомъ. Дѣлать было нечего. Кой какъ принужденъ я былъ дотащиться до Сен-Ронана, удерживая платкомъ кровь, текшую изъ моей раны, и потомъ выдумать исторію о разбойникѣ на большой дорогѣ, который напалъ на меня съ пистолетомъ въ рукѣ и отъ котораго впрочемъ умѣлъ я отдѣлаться, — качество знаменитаго Графа и кровь, которою было вымарано мое платье, заставили всѣхъ вѣрить словамъ моимъ и сожалѣть о приключеніи, едва не стоившемъ мнѣ жизни.
"Спустя нѣсколько времени послѣ сего происшествія, когда я находился въ моихъ комнатахъ, служившихъ, такъ сказать, лазаретомъ моимъ, къ чрезвычайной досадѣ услышалъ я новости, которыя заставили меня сожалѣть о томъ, что я слишкомъ поторопился и погорячился въ дѣлѣ съ этимъ проклятымъ Францемъ. Въ то самое утро, когда мы встрѣтились другъ съ другомъ въ лѣсу, у него назначена была дуэль съ однимъ глупымъ Баронетомъ, о которомъ впрочемъ говорятъ, что онъ искусный стрѣлокъ и слѣдственно безъ дальнихъ хлопотъ я, можетъ быть, освободился бы отъ своего непріятеля. Впрочемъ, какъ бы то ни было, неявка въ назначенное мѣсто Франца Тирреля, какъ онъ обыкновенно называетъ себя, слишкомъ много повредила ему въ мнѣніи всего Сен-Ронанскаго общества, гдѣ объ немъ отзываются теперь какъ о трусѣ, испугавшемся вызова на поединокъ.
"Я не знаю почти, что мнѣ думать о семъ происшествіи и имѣю великую нужду въ твоихъ совѣтахъ, Гарри, на счетъ этаго Франца, который, какъ злой духъ, всегда является предо мною съ тѣмъ, чтобы разрушать лучшіе планы жизни моей — по его милости я и теперь осужденъ сидѣть, такъ сказать, сложа руки, ибо рана моя еще не совсѣмъ закрылась. Болѣе всего желалъ бы я узнать, что съ нимъ сдѣлалось? Онъ навѣрное не умеръ, потому что, если бы рана была смертельна, онъ бы не могъ встать съ своего мѣста, или по крайней мѣрѣ навѣрное прошли бы слухи о его кончинѣ. Съ другой стороны я точно видѣлъ, что онъ послѣ взаимнаго выстрѣла нашего упалъ — и между тѣмъ онъ исчезъ какъ мыльный пузырь въ воздухѣ: онъ не являлся въ назначенное мѣсто для дуэли съ этимъ Баронетомъ Сиромъ Бинго, между тѣмъ какъ Францъ не изъ числа тѣхъ людей, которые въ самомъ дѣлѣ боятся крови — должно отдать справедливость: онъ имѣетъ дьявольское мужество. Такимъ образомъ я совершенно теряюсь въ догадкахъ, гдѣ онъ теперь и что съ нимъ случилось; думаю, что онъ скрывается гдѣ нибудь въ окрестностяхъ. Еще разъ — поспѣшай, Гарри: мы начнемъ вмѣстѣ дѣйствовать, ибо ты самъ видишь, сколь нужна мнѣ теперь помощь твоя.
"Время мое я провожу съ несносною скукою, потому что всѣ господа Каледоняне, здѣшніе жители, не сотворены ни для чего хорошаго; характеръ и образъ мыслей ихъ совершенно несносны. Это скопище дураковъ, надъ которыми иногда можно посмѣяться отъ сердца: они вовсе не знаютъ политики, между тѣмъ, судя по смѣшнымъ пріемамъ ихъ, видно., что они думаютъ знать ее. Всѣ вообще они грубы до чрезвычайности; благородныя чувства имъ совершенно не извѣстны. Многіе изъ нихъ могутъ быть хорошими банкирами, ибо чрезвычайно корыстолюбивы; храбрыми солдатами, потому что отъ природы грубы и притомъ получаютъ самое незатейливое воспитаніе. Вотъ и все! Болѣе ничего не льзя ожидать отъ этаго дикаго народа. Впрочемъ у нихъ есть собственная своя сфера, которую они называютъ благородною; живой обращикъ ей есть Сен-Ронанское общество при водахъ съ своими глупыми, а иногда и слишкомъ забавными оригиналами, которыхъ всѣхъ почти уже узналъ я. На примѣръ., этотъ Мовбрай, почтеннѣйшій братецъ Клары, съ которымъ мы бьемся почти каждый день въ пикетъ, которому я между прочимъ нарочно проигрываю довольно- значительныя суммы, такъ глупъ, что совершенно не понимаетъ моихъ намѣреній впрочемъ теперь мы уже изъяснились на счетъ сестры его, и онъ, видя во мнѣ Графа и богатаго человѣка, готовъ, какъ кажется, способствовать моимъ намѣреніямъ.
"Ты можешь себѣ представить, Гарри, что теперь все дѣло можетъ испортишься только отъ этаго проклятаго Франца, который, какъ я полагаю, находится не вдалекѣ отъ театра дѣйствій моихъ. А въ добавокъ, можетъ быть, и сама Клара или глупый братецъ ея какимъ нибудь образомъ разстроютъ обширные планы мои. Однимъ словомъ — которое пусть будетъ столь же сильно какъ заклинаніе чародѣя — Гарри Женись! ты необходимъ для меня!
"Зная совершенно характеръ моего друга, я также могу увѣрить его, что, пріѣхавши сюда, онъ не только одолжитъ меня, но даже и самаго себя… Ты удивляешься? Вотъ изъясненіе: при здѣшнихъ водахъ живетъ одинъ простякъ, о которомъ я, кажется, уже говорилъ тебѣ — Сиръ Бинго Бинкъ. Этотъ человѣкъ въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ заслуживаетъ или мое, или твое вниманіе. Сначала, когда я пріѣхалъ сюда, онъ былъ довольно въ тѣсной связи съ Мовбраемъ; теперь, кажется, они поразладили … и у этаго-то Сира Бинго,
"Свидѣтель въ томъ моя душа,
«Жена какъ ангелъ хороша!»
"Во всѣхъ отношеніяхъ самое прелестнѣйшее твореньице, Гарри: хорошій ростъ, прекрасная талія, свѣжа какъ весенняя роза, однимъ словомъ, совершенно по твоему вкусу — если только я довольно знаю его. Эта милая блондиначка, по моимъ наблюденіямъ, очень мало привязана къ своему дражайшему супругу — даже, кажется, презираетъ его: что можетъ быть счастливѣе такихъ расположеній? и не уже ли ты не почтешь за грѣхъ упустить такой прекрасный случай? Впрочемъ, предваряю тебя, что если ты замедлишь своимъ пріѣздомъ, то птичка можетъ улетѣть отъ тебя, или попасть въ другую западню… другими словами; я самъ не упущу случая попрактиковать себя въ наукѣ волокитства. И такъ спѣши — иначе все будетъ потеряно.
Этерингтонъ."
Окончивши сіе, столь же краснорѣчивое, какъ и назидательное письмо, молодый Графъ кликнулъ Солмеса, своего камердинера, и приказалъ ему тотъ же часъ отнести его на почту, прибавя впрочемъ, чтобы онъ постарался отдать письмо повѣрнѣе и если можно въ собственныя руки того, кто исправляетъ должность почтмейстера.