СЕН-РОНАНСКІЯ ВОДЫ.
правитьсъ тѣмъ, чтобы по напечатанія, до выпуска изъ типографія, были представлены въ Ценсурный Комитетъ семь экземпляровъ сей книги, для препровожденія куда слѣдуетъ, на основаніи узаконеній. Москва, Іюля 11 го дня 1827 года.
СЕН-РОНАНСКІЯ ВОДЫ.
правитьГЛАВА I.
править"Покуда дружны всѣ — а послѣ побранятся!"
Случалось ли когда читателю нашему видѣть кучу собакъ, съ разныхъ дворовъ по какому нибудь случаю сведенныхъ вмѣстѣ? — Онѣ сначала обнюхиваютъ одна другую, потомъ оскаливаютъ зубы, ворчатъ, задираютъ другъ дружку и наконецъ по какой-то, какъ бы врожденной, антипатіи безъ милости грызутся между собою, такъ что уже иногда бываетъ очень трудно и разнять ихъ. Сія картина, хотя нѣкоторымъ образомъ и неслишкомъ благородная, весьма впрочемъ хорошо и правильно можетъ быть принаровлена къ обществамъ при всѣхъ минеральныхъ водахъ. Между тѣмъ какъ дамы за чаемъ имѣли по временамъ порядочныя схватки между собою, о которыхъ уже извѣстенъ нашъ читатель, Господа кавалеры, оставшіеся еще въ столовой комнатѣ допивать не совсѣмъ опорожненныя бутылки, имѣли также свои приключенія, довольно небезъинтересныя.
Мы уже выше сказали, о различныхъ причинахъ, заставлявшихъ Лерда Мовбрая смотрѣть не весьма хорошими глазами на таинственнаго для всѣхъ незнакомца и объ отвращеніи видѣть его въ своемъ обществѣ при водахъ Сен-Ронанскихъ; нѣкоторыя слова Франца Тирреля еще болѣе подтвердили его мнѣніе на счетъ низкаго происхожденія сего послѣдняго, не смотря на его умѣнье обращаться въ большихъ кругахъ и на строгую благопристойность, которую онъ наблюдалъ въ разговорахъ со всѣми.
Что касается до Сира Бинго, то онъ съ своей стороны началъ также питать къ незнакомцу это чувство ненависти, которое обыкновенно испытываютъ души низкія, видя кого нибудь во всѣхъ отношеніяхъ лучшимъ себя. Онъ также не позабылъ тона и взглядовъ, которые бросалъ на него Тиррель въ то время, когда онъ предлагалъ ему глупые и неумѣстные вопросы свои. И хотя въ тѣ минуты онъ и чувствовалъ робость и нѣкоторымъ образомъ униженность свою предъ нимъ, но послѣ чувство низкаго мщенія возбудилось въ душѣ его; къ тому же, большое количество вина, выпитое имъ въ продолженіе обида, сдѣлало изъ него совершенно другаго человѣка нежели натощакъ и обнаружило безпокойный характеръ его въ различныхъ придиркахъ, которыхъ бы никакъ не позволилъ себѣ благоразумный человѣкъ, особливо въ отношеніи къ особѣ, съ которою онъ въ первый разъ еще находится въ компаніи. Тиррель видѣлъ все это и не удостоилъ его ничѣмъ, кромѣ презрѣнія, какъ такого человѣка, который не стоилъ, чтобы отвѣчать ему не его глупости,
Случай, которымъ воспользовался Баронетъ для оказанія въ діодномъ блескѣ своей глупости, былъ по истинѣ менѣе нетели ничего. Разговаривали объ охотѣ — обыкновенный предметъ разговоровъ для Шотландскихъ кавалеровъ — и Тиррель между прочимъ сказалъ нѣсколько словъ объ одной прекрасной лягавой собакѣ, которую онъ очень любилъ и которую, какъ онъ надѣется, на будущей недѣлѣ пришлютъ къ нему.
«Лягавая собака!» повторилъ Сиръ Бинго съ глупою улыбкою: «вы, можетъ быть, хотѣли сказать: охотничья собака, умѣющая хорошо отыскивать слѣдъ…»
— Нѣтъ, государь мой, — отвѣчалъ Тиррель, — я очень знаю различіе между собакою лягавою и охотничьей; знаю также и то, что первая давно не въ модѣ между новѣйшими охотниками. Но я люблю мою лягавую собаку болѣе за ея ко мнѣ приверженность, нежели за искуство въ охотѣ. Притомъ, лягавая собака всегда имѣетъ болѣе ума и привязанности къ своему хозяину, нежели настоящая охотничья, которая почти всегда отъ трасировки своей теряетъ очень много хорошихъ качествъ, выключая того, что умѣетъ находить дичину и стеречь ее. — «Но какого же еще чорта требовать отъ собаки?» сказалъ Баронетъ.
— Очень многаго! — отвѣчалъ Тиррель съ хладнокровіемъ: — не уже ли вы думаете, что у собакъ, какъ и у нѣкоторыхъ людей, не можетъ быть никакихъ другихъ достоинствъ, кромѣ искуства въ охотѣ? Кажется, можно имѣть кое что и Другое для жизни домашней? —
«Да» то есть умѣть жрать и лизоблюдничать, " проворчалъ Баронетъ сквозь зубы: «но» присоединилъ онъ голосомъ болѣе громкимъ и внятнымъ"я слыхалъ, что лягавая собака годится только таскаться за какимъ нибудь браконьеромъ! —
"Какъ вы странны, Сиръ Бинго! — отвѣчалъ Тиррель: — я не думаю, чтобы вы могли вѣрить подобнымъ нелѣпостямъ. —
Г. Мирный судья Капитанъ Макъ Туркъ, полагая, что въ настоящія минуты его мнѣніе было весьма необходимо для разговаривавшихъ, и сдѣлавши рукою знакъ молчанія, началъ въ свою очередь:
«Клянусь Богомъ, я вижу, что дѣло не обойдется безъ моего посредничества! Но вотъ мое мнѣніе: тутъ совсѣмъ не о чемъ спорить, ибо, клянусъ Богомъ, вы оба правы: мой любезный другъ Сиръ Бинго, который имѣетъ пропасть конюшенъ и псарней, клянусь Богомъ, говоритъ правду, ибо держитъ у себя около дюжины большихъ охотничьихъ собакъ, которыхъ я слышу всякой день и всякую ночь безпрестанно лающихъ около моихъ оконъ, иногда даже, особенно по ночамъ, и воющихъ довольно страшно — и чортъ меня возьми, ежели бы я не далъ дорого, чтобы избавиться отъ этихъ сосѣдей! Но есть люди, которые столь же благородны, какъ и мой достойный другъ Сиръ Бинго, но между тѣмъ также и бѣдны, какъ на примеръ я, а можетъ быть, какъ и почтенный Г. Тиррель, который здѣсь находится. Но какой же резонъ ни мнѣ, ни ему не смѣть имѣть при себѣ легавой собаки для своего удовольствія, а иногда и для охоты? И ежели мы не въ состояніи выстроить для нея особенной конуры, желалъ бы я знать, кто можетъ запретить намъ помѣстить ее въ нашей спальнѣ, или въ нашей залѣ, потому что у Мегъ Додъ, какъ я думаю, нѣтъ особыхъ спаленъ, а кому холодно въ залѣ, такъ ступай въ кухню, гдѣ всегда чертовская жара? А потому-то Г. Тиррель находитъ, что ему гораздо приличнѣе лягавая собака, нежели охотничья. Вотъ и все и клянусь Богомъ, я готовъ умереть на мѣстѣ, ежели кто нибудь пріищетъ лучшій законъ для его оправданія!»
Если эта тирада покажется нѣсколько продолжительною нашимъ читателямъ, то просимъ извиненія за Г. Макъ Турка, который въ самомъ дѣлѣ, какъ и самъ онъ признавался послѣ, въ жизнь свою не говаривалъ болѣе сего раза, что, можетъ быть, также зависѣло отъ того, что онъ никогда не выпивалъ болѣе нежели въ этотъ день.
— На этотъ разъ вы ошиблись, Г. Капитанъ, — возразилъ ему Г. Прокуроръ Микклеванъ, считавшій себя также не послѣднимъ знатокомъ въ дѣлопроизводствахъ: — именно есть законъ противъ лягавыхъ собакъ, и я легко могу доказать, что точно на эту породу указывается въ древнихъ статутахъ Шотландіи, когда рѣчь идетъ о взятіи штрафа съ тѣхъ, кто…. —
«Вотъ видите что, Г. Микклеванъ!» прервалъ его Президентъ: «я вамъ совѣтую нѣсколько погодить говорить мнѣ, что я ошибаюсь, особенно на счетъ сужденія моего о собакахъ — чортъ меня возьми! я васъ прошу покорнѣйше однажды навсегда замѣтить, что я никогда и ни въ чемъ не ошибался, развѣ только въ моемъ прежнемъ хорошемъ объ расъ мнѣніи….»
— Я совсѣмъ не имѣлъ намѣренія оскорбишь васъ, Г. Капитанъ, — отвѣчалъ Прокуроръ — не отвергайте оливную вѣтвь, которую я готовъ предложить вамъ, тѣмъ болѣе, что вы сами мирный судія — и потомъ, наклонясь къ уху своего патрона, Лерда Сенъ-Ронанскаго, сказалъ ему тихимъ голосомъ: — это старая горная собака, которая кусаетъ всѣхъ кто къ ней приближается. Но я имѣю нѣчто сообщить вамъ, Мовбрай, — продолжалъ онъ: — сказать по чистой совѣсти, я думаю, что этотъ незнакомецъ, Г. Тиррель, какъ его называютъ, есть тотъ самый, съ которымъ нѣкогда покойный батюшка вашъ судился за его браконьерство въ Спринг-Вельгадскихъ болотахъ, принадлежавшихъ къ вашимъ владѣніямъ. —
«Можетъ быть, ты и правъ!» отвѣчалъ ему также тихимъ голосомъ Лердъ: «хорошо, я очень благодаренъ тебѣ за твое предположеніе, столь согласное съ собственными моимъ мнѣніемъ! Самъ не знаю почему, только мнѣ кажется, что этотъ человѣкъ непремѣнно какой нибудь бродяга — и клянусь небомъ, я хочу обличить его!»
— Потише, потише, Сен-Ронанъ! удержите языкъ вашъ: я тутъ лучше могу дѣйствовать, ибо нѣкоторымъ образомъ это дѣло шло чрезъ мои руки. Впрочемъ помнится мнѣ, что старый Шерифъ Графства именно держалъ тогда его сторону, хотя нѣкоторые судьи и готовы были обвинишь его въ нарушеніи закона о браконьерахъ. Вашъ батюшка страдалъ тогда подагрою, ему было не до того, и дѣло такимъ образомъ было совершенно оставлено. Впрочемъ, помните, Сен-Ронанъ, что надлежитъ поступать осторожно, и что хотя сей незнакомецъ и былъ тогда обвиняемъ, но неосужденъ. —
"А развѣ не льзя возобновить опять это дѣло
— Возобновить! Хорошо; но этому уже прошло шесть лѣтъ, а мнѣ кажется, что по прошествіи Піакого времени едва ли не уничтожается и совсѣмъ дѣла сего рода, а слѣдственно и мы съ вами едва ли дожемъ что нибудь сдѣлать ему, а онъ между тѣмъ преспокойно будетъ ходишь съ своею лягавою собакою изъ мѣста въ мѣсто и пострѣливать дичину — вотъ и все тутъ! — "Да, правда твоя; а этаго очень жаль, " отвѣчалъ Лердъ уже довольно громкимъ голосомъ, какъ бы относясь ко всей компаніи, а между тѣмъ пристально и съ негодованіемъ устремя взоры свои на Тирреля.
— О чемъ вы сожалѣете, Лердъ? — спросилъ сей послѣдній, примѣтя, что слова сіи отнесены были къ нему.
«О томъ, что по нашимъ болотамъ таскается весьма много браконьеровъ» отвѣчалъ Лердъ: «когда я объ этомъ подумаю, мнѣ всегда бываетъ до смерти жалко той дичи, которую стрѣляютъ они; и я почти готовъ послать къ чорту эти новооткрытыя воды, приманившія сюда столько негодяевъ.»
— Что вы говорите, Сен-Ронанъ? — вскричалъ его совѣтникъ: — къ чему негодовать на воды? Я очень желалъ бы знать, что бы здѣсь было безъ нихъ? Не доставляютъ ли онѣ выгодъ всѣмъ здѣшнимъ окрестностямъ? Нѣтъ, нѣтъ, не воды надлежитъ обвинять въ томъ, что здѣсь развелось столько браконьеровъ, а лучше старую деревню, по большой части служащую прибѣжищемъ имъ. Что касается до здѣшнихъ жителей, они почти всѣ люди извѣстные намъ. —
"Я не могу себѣ представить, " продолжалъ Лердъ Мовбрай, «какая причина могла побудишь покойнаго моего родителя продать нашъ старинный родовый домъ отцу этой старой мерзавки, которая превратила его теперь въ харчевню и держитъ у себя открытое убѣжище браконьерамъ и бродягамъ всякаго рода. Я не понимаю, отъ чего ему пришла въ голову такая глупость?»
— Вѣроятно отъ того, Лердъ, ~ отвѣчалъ ему сухимъ тономъ Тиррель, — что вашъ батюшка нуждался въ деньгахъ, а отецъ моей почтенной хозяйки Мегъ Додъ имѣлъ ихъ. Я думаю, вамъ не безъизвѣстно, государь мой, что я квартирую у нея? —
"Да, я это слышалъ, сударь, " сказалъ почти наглымъ тономъ Мовбрай: "но вы не повѣрите, какъ мнѣ хочется истребить этихъ мошенниковъ браконьеровъ, которые такъ наводнили собою наши окрестности. Впрочемъ надѣюсь скоро приняться путемъ за эту старую колдунью и заставить ее запереть конуру свою. При жизни моего покойнаго батюшки, Микклеванъ, не уже ли происходило все то же спросилъ онъ, обращаясь къ Прокурору.
Но сей послѣдній, видя суровые взгляды Тирреля и не желая замѣшать себя въ это дѣло, избѣгнулъ рѣшительнаго отвѣта, вмѣшавшись въ посторонніе и ничего незначущіе разговоры и довольствуясь чрезъ нѣсколько минутъ сказать на ухо своему патрону: Не будите льва; хорошо, что онъ спитъ!
"Но я не могу терпѣть етаго человѣка, " отвѣчалъ Лердъ Сен-Ронанскій, «хотя и самъ не знаю почему. Впрочемъ, это будетъ глупѣе давишняго спора о собакахъ, если я поссорюсь съ нимъ почти ни изъ чего. И такъ, мой любезный Микъ, я постараюсь, сколько могу, быть спокойнымъ.»
— Но чтобы исполнить свое обѣщаніе, я думаю, вамъ непремѣнно должно ничего болѣе не пить?. —
"Я думаю то же самое, " отвѣчалъ Мовбрай, «потому что всякая рюмка, которую я выпиваю, еще болѣе горячитъ кровь мою; между тѣмъ какъ этотъ человѣкъ, хотя онъ и не имѣетъ въ себѣ ничего особеннаго, не знаю почему, только очень несносенъ для меня.»
Послѣ сихъ словъ онъ отодвинулъ отъ стола кресло свое, всталъ и Regis ad instar вся прочая компанія также начала выходить изъ за стола.
Сиръ Бинго былъ послѣднимъ, который рѣшился оставить столъ; съ видомъ неудовольствія и ворча что-то подъ носъ себѣ, онъ потащился въ слѣдъ за другими въ комнату, чрезъ которую надлежало проходить въ зулу, гдѣ пили чай. Между тѣмъ, какъ всякой бралъ свою шляпу, чтобы идти къ дамамъ, что считалось необходимымъ по законамъ политики, Тиррель приказалъ одному лакею въ ливреѣ, случившемуся на этотъ разъ въ комнатѣ, подать свою шляпу, лежавшую въ заднемъ углу комнаты на столѣ.
"Извольте кликнуть, сударь, своего лакея, " сказалъ ему сей послѣдній со всѣмъ безстыдствомъ слуги, избалованнаго своимъ господиномъ.
— Баринъ твой, другъ мой — отвѣчалъ ему съ улыбкою Тиррель — прежде нежели взялъ тебя съ собою въ хорошее общество, долженъ бы былъ поучить тебя, какъ должно вести себя людямъ твоего состоянія. —
"Мой баринъ, сударь, Сиръ Бинго, " сказалъ лакей съ тою же самою наглостію, какъ и прежде.
— Пойдемъ, пойдемъ, Сиръ Бинго, къ дамамъ — говорилъ Мовбрай, видя, что винные пары до такой степени поднялись въ голову Баронета, сколько могъ только вынести термометръ его силы и опасаясь его безпокойнаго характера.
«Да!» вскричалъ между тѣмъ Сиръ Бинго, слышавшій всю сцену своего лакея съ Тиррелемъ, «да, этотъ человѣкъ мой — и что вы на это скажете?» продолжалъ онъ голосомъ болѣе и болѣе разгорячающимся.
— Вашъ? Ну, теперь я и не дивлюсь болѣе его неучтивости — отвѣчалъ хладнокровно Тиррель: — очень бы не естественно было видѣть лакея Сира Бинго болѣе учтивымъ и образованнымъ, нежели онъ самъ. —
«Что вы подъ этимъ разумѣете?» вскричалъ Баронетъ, подходя къ нему съ видомъ оборонительнаго положенія, ибо онъ очень хорошо помнилъ всѣ позитуры, которымъ нѣкогда учился у одного знаменитаго бойца, «что вы подъ этимъ разумѣете, государь мой? Чортъ меня возьми, если я не сверну вамъ шею прежде, нежели вы успѣете двухъ перечесть!»
— А я съ своей стороны — отвѣчалъ ему Тиррель, — если вы сію же минуту не перемѣните вашего наглаго тона и глупыхъ пріемовъ, я вышвырну васъ за окно прежде, нежели вы успѣете закричать о помощи, или переломаю вамъ всѣ ребры… — Въ эту минуту онъ поднялъ вверхъ толстую трость, которая была у него въ рукахъ, что по животному инстинкту заставило Сира Бинго попятиться къ друзьямъ своимъ, которые готовы были заступиться за него, особенно Лердъ Мовбрай, который ближе всѣхъ стоялъ къ нему; но въ этотъ самый мигъ, когда Тиррель нашъ стоялъ съ поднятою вверхъ рукою, а прочіе въ замѣшательствѣ и неизвѣстности, какъ имъ лучше поступить и что дѣлать, чей-то небесный и тихій голосъ произнесъ съ нѣжнымъ упрекомъ и отчасти какъ бы съ ужасомъ: — человѣкъ ли вы?
Если бы громъ разразился надъ головою Тирреля и стрѣлы молніи упали къ ногамъ его, то и онѣ бы не произвели надъ нимъ такого чрезвычайнаго дѣйствія, какое произвели сіи три слова! Онъ забылъ все: свою обиду, общество, обстоятельства, въ которыхъ онъ находился; толпа, окружавшая его, исчезла въ глазахъ его — казалось онъ былъ живъ только для существа, произнесшаго слова сіи — быстро оборачивается онъ къ тому мѣсту, откуда слышанъ былъ небесный голосъ, столь знакомый его сердцу, но еще быстрѣе исчезло существо, котораго искалъ онъ своими взорами; въ недоумѣніи смотритъ онъ на всѣ лица, окружавшія его, какъ бы желая между ними найти то, котораго искалъ онъ и отъ котораго проистекли столь пріятные для него звуки: но въ комнатѣ никого не было, кромѣ тѣхъ особъ, которыхъ уже видѣлъ онъ.
«Посторонитесь и пустите меня!» вскричалъ онъ, устремясь къ двери, тономъ человѣка, готоваго на все для достиженія того, къ чему стремится онъ.
— Государь мой! — сказалъ ему Мовбрай — удерживая его: — этотъ тонъ совершенно неприличенъ вамъ: вы для насъ не болѣе какъ чужестранецъ, между тѣмъ какъ поступки ваши почти похожи на поступки какого нибудь Дюка или владѣтельнаго Принца. Надобно, чтобы мы узнали, кто вы и что значите въ обществѣ, прежде нежели мы выпустимъ васъ отсюда. —
Слова сіи, казалось, нѣсколько привели въ себя Тирреля и заставили его на минуту забыть то, что слишкомъ занимало его душу. Онъ обратился къ Мовбраю и послѣ минутнаго размышленія съ самимъ собою отвѣчалъ ему: «Государь мой! я не имѣю намѣренія заводить здѣсь съ кѣмъ нибудь ссору, а тѣмъ менѣе съ вами — будьте въ томъ увѣрены. Я пришелъ сюда по вашему же приглашенію, надѣясь съ удовольствіемъ провести здѣсь время, или по крайней мѣрѣ полагая, что не найду оскорбленія себѣ; теперь вижу я, что очень ошибся, особливо въ послѣднемъ пунктѣ, почему и прошу меня извинить — я не могу бытъ здѣсь долѣе и иду откланяться дамамъ.»
Сказавъ слова сіи, онъ въ нерѣшимости сдѣлалъ нѣсколько шаговъ къ двери, ведущей въ залу, опредѣленную для игры вечеромъ. Отворя ее и видя, что въ ней никого нѣтъ, кромѣ людей, зажигающихъ огни, онъ воротился снова и пошелъ къ двери, ведущей вонъ изъ комнатъ.
"Чортъ возми, Сиръ Бинго, " сказалъ Лердъ Мовбрай тономъ, показывающимъ желаніе разгорячить своего друга «чортъ возми! Не уже ли вы позволите ему выдти отсюда? Онъ и безъ того уже довольно высоко поднялъ носъ свой.»
Возбужденный сими словами, Сиръ Бинго, снова принявши грозный видъ, быстро началъ подходить къ Тиррелю, чтобы возпрепятствовать ему выдти; но сей послѣдній., бросивъ на него презрительный взоръ и назвавши сквозь зубы чѣмъ-то похожимъ на дурака, съ силою схватилъ его за воротникъ, перевернулъ раза три и оттолкнулъ или лучше сказать отбросилъ на довольное разстояніе.
— Если кто нибудь имѣетъ нужду переговорить со мною, — закричалъ онъ всей компаніи, выходя въ дверь и оборачиваясь нѣсколько къ нимъ, — тотъ меня всегда можетъ найти въ трактирѣ старой деревни Сен-Ронанской — и не дождавшись отвѣта, онъ вышелъ вонъ. — Кудажъ теперь? разсуждалъ самъ съ собою, остановясь въ сѣняхъ, кудажъ теперь?.. У крыльца увидѣлъ онъ конюха, держащаго за узду прекрасную верховую лошадь съ женскимъ сѣдломъ.
«Эта лошадь принадлежитъ» спрашивалъ онъ, подходя къ конюху, «навѣрное Миссъ…» Онъ остановился, какъ бы не смѣя продолжать.
— Миссъ Мовбрай, милостивый государь! — отвѣчалъ конюхъ, не замѣчая совершенно его смущенія: — я ожидаю ее — она сей часъ поѣдетъ отсюда. Прекраснѣйшая дамская лошадь, сударь, — продолжалъ онъ, поглаживая красивое животное,
"Миссъ, какъ видно, возвращается въ свой замокъ Шаусъ, по дорогѣ мимо Букстана
— Надо думать, что такъ, сударь, ибо это самая ближайшая дорога, и Миссъ Клара навѣрное выберетъ ее, не смотря на то, что она нѣсколько безпокойна и гориста: подобныя обстоятельства никогда не затрудняютъ ее — барышня привыкла твердо держаться въ сѣдлѣ.
Тиррель оставилъ конюха съ лошадью и пошелъ со двора гостинницы не по дорогѣ, ведущей къ старой деревнѣ, а черезъ. небольшой просѣкъ лѣса по берегу ручья, которой протекалъ въ сторону отъ большой дороги и велъ къ замку Шаусъ — жилище Лерда Мовбрая.
На небольшомъ полуостровѣ, образовавшемся отъ косвеннаго теченія ручья, возвышался родъ пирамиды изъ дикаго камня, которая, какъ гласило преданіе, была построена въ воспоминаніе одного оленя, славившагося своею величиною и скоростію, который, избѣгая преслѣдованія въ продолженіе цѣлаго лѣтняго дня, наконецъ добѣжалъ до сего самаго мѣста и умеръ отъ изнеможенія къ чести и славѣ одного изъ Лердовъ Сен-Ронанскихъ и его собакъ. Окружный лѣсъ почти весь былъ вырубленъ въ разныя времена, преимущественно тогда, когда фамилія Сен-Ронановъ нуждалась въ Деньгахъ $ но нѣсколько старыхъ деревьевъ, окружавшихъ сей памятникъ и чрезъ цѣлыя сотни лѣтъ внимавшихъ крику охотниковъ и звуку роговъ, были оставлены и обросли уже молодымъ кустарникомъ: 8ши вѣковыя деревья густыми и почти непроницаемыми вѣтвями своими и среди бѣлаго дня дѣлавшія небольшую дорожку почти темною, теперь, когда уже солнце было близко къ закату своему, образовали въ, семъ мѣстѣ почти совершенную ночь на разстояніе одного или двухъ пистолетныхъ выстрѣловъ. Такъ какъ къ замку Шаусъ существовала другая большая дорога, по которой обыкновенно ѣздили всѣ тамошніе жители, то небольшая тропинка, о которой говоримъ мы, была почти совершенно оставлена всѣми; она зарасла травою, отчасти завалена была каменьями, во многихъ мѣстахъ даже изрыта, что впрочемъ не лишало ее прекраснаго романическаго вида, хотя нѣсколько и меланхолическаго, но пріятнаго для взоровъ чувствительнаго путешественника, любящаго живописныя мѣстоположенія и въ особенности идущаго пѣшкомъ, ибо ѣхать въ семь мѣстѣ на лошади было почти опасно по вышеозначеннымъ неудобствамъ дороги. Нашъ Тиррель весьма хорошо зналъ какъ сіе мѣсто, такъ и всѣ его окружности, и потому остановился тутъ для исполненія своего предпріятія. Онъ сѣлъ на камень подъ однимъ изъ большихъ деревъ, коего густыя вѣтви препятствовали замѣтить его всякому, кто бы вздумалъ пройти или проѣхать по сей дорогѣ къ замку Шаусъ, между тѣмъ какъ самъ онъ могъ хорошо и удобно всѣхъ видѣть.
Внезапный и почти совершенно неожиданный уходъ его изъ гостинницы Сен-Ронанской произвелъ между особами, находившимися тамъ, различные толки и заключенія, весьма невыгодныя для нашего героя. Сиръ Бинго задыхался отъ бѣшенства и часъ отъ часу кричалъ болѣе по мѣрѣ разстоянія, отдѣлявшаго его отъ уходящаго Тирреля. Онъ клялся всячески, что не оставитъ безъ наказанія дерзкаго, осмѣлившагося его обидѣть, и который былъ навѣрно ничто иное какъ браконьеръ. — Клянусь всѣми дьяволами, кричалъ онъ въ бѣшенствѣ и брыжжа во всѣ стороны своими слюнями, что я ему отомщу, славно отомщу! Храбрый Капитанъ Макъ Туркъ также присоединился къ его сторонѣ, не смотря на то, что во время ссоры былъ позади всѣхъ, и къ качествѣ мирнаго судьи горячился, доказывая, какъ можно приняться за сіе дѣло.
"Клянусь Богомъ! мой добрый другъ, Сиръ Бинго, " говорилъ онъ, «вы совершенно правы, а между тѣмъ онъ — этотъ Г. Тиррель — оскорбилъ честь какъ вашу, такъ и всей компаніи. Но вы увидите, чѣмъ кончится это дѣло — о, онъ дешево не раздѣлается съ вами, ибо, клянусь Богомъ! онъ осмѣлился наложишь на васъ руку свою, какъ мнѣ показалось, мой почтенный другъ!»
— Руку? на меня? — вскричалъ Баронетъ съ небольшимъ смущеніемъ. Нѣтъ, чортъ возьми, Капитанъ Макъ Туркъ! я бы не снесъ такой дерзости. Если бы онъ это сдѣлалъ, я бы выбросилъ его въ окно. Но, чортъ возьми! довольно и того, что негодяй осмѣлился схватить меня за воротникъ, когда я располагался остановить его въ дверяхъ и воспрепятствовать ему бѣжать отсюда. —
«Правда, совершенная правда, Сиръ Бинго!» сказалъ въ свою очередь Прокуроръ Макклеванъ: «онъ точно какой нибудь бродяга, браконьеръ и ничего болѣе, между тѣмъ какъ вы .. Но я его поймаю менѣе нежели въ три дни — не безпокойтесь объ этомъ, Сиръ Бинго.»
— Но, клянусь Богомъ, Г. Микклеванъ, — вскричалъ мирный судья съ видомъ оскорбленія, — что вы, такъ сказать, изволите соваться совершенно не въ свою тарелку, и что, какъ для чести всей почтенной компаніи при Сен-Ронанскихъ водахъ, такъ и для собственной Сира Бинго, ему должно посовѣтоваться объ этомъ дѣлѣ съ человѣкомъ болѣе знающимъ. Конечно я не спорю, что ваши совѣты могутъ быть хороши, когда дѣло идетъ о взысканіи съ кого нибудь долга; но, клянусь Богомъ! Здѣсь дѣло идетъ о чести, Г. Микклеванъ, а эта вещь, какъ вы и сами видите, не можетъ имѣть ничего общаго съ вами. —
"Да, благодаря Бога, это такъ, " отвѣчалъ Прокуроръ. «И такъ въ самомъ дѣлѣ возьмите на себя эти хлопоты, Г. Капитанъ, и дѣлайте, что вамъ будетъ угодно.»
— Въ такомъ случаѣ Сиръ Бинго — Сказалъ Макъ Туркъ — я васъ попрошу сдѣлать мнѣ честь слѣдовать за мною въ комнату, гдѣ обыкновенно курятъ табакъ. Мы велимъ себѣ подать по цигаркѣ и по стакану пунша, а между тѣмъ и подумаемъ вмѣстѣ, какимъ бы образомъ поступить намъ въ подобныхъ обстоятельствахъ, гдѣ дѣло идетъ не только о вашей особѣ, но и о чести всего общества. —
Баронетъ принялъ сіе приглашеніе безъ прекословія, отчасти можетъ быть отъ того, что ему нравились, небольшія обстоятельства, сопряженныя съ сидѣньемъ въ комнатѣ, гдѣ курятъ табакъ, а отчасти и отъ того, что ему въ самомъ дѣлѣ хотѣлось чѣмъ нибудь отомстить Тиррелю — и такъ онъ пошелъ за своимъ путеводителемъ, маршировавшимъ совершенно посолдатски, не смотря на квадратность своей позитуры. Вошедши въ комбату для табашныхъ охотниковъ, Сиръ Бинго со вздохомъ закурилъ цигарку свою и сѣлъ напротивъ Макъ Турка, приготовясь обоими ушами слушать благоразумные совѣты его.
Въ продолженіе сего времени остальная компанія вошла къ дамамъ, гдѣ пили чай.
"Мы видѣли Клару, " сказала Лади Пенелопа Мовбраю: «она здѣсь явилась какъ лучь солнца, который вдругъ блеснетъ, вдругъ и исчезнетъ.»
— Бѣдная Клара! — отвѣчалъ Лердъ: — въ самомъ дѣлѣ мнѣ показалось за нѣсколько минутъ, что я видѣлъ ее промелькнувшею мимо дверей залы; но я не былъ твердо увѣренъ. —
«Она всѣхъ насъ приглашала въ слѣдующій четвергъ на завтракъ въ свои замокъ; надѣюсь, что и вы съ своей стороны также подтвердите сіе приглашеніе?»
— Натурально, Милади, и я очень радъ, что Клара на сей разъ поступила такъ благоразумно. Но какъ вы будете приняты, это дѣло совсѣмъ другаго рода; потому что ни я, ни онъ совершенно не умѣемъ приняться за это. —
«Увѣряю васъ, что вы безпокоитесь о пустомъ. Клара умѣетъ всякую вещь сдѣлать пріятною; вы также, Моворай, вы всегда умѣете прилично держать себя, если только захотите.»
— Много чести, Милади, много чести намъ обоимъ. Но такъ и быть; въ слѣдующій четвергъ благородный тонъ будетъ моимъ девизомъ, и я постараюсь сколько можно принять по достоинству Ваше Превосходительство у себя въ замкѣ, въ которомъ уже очень давно не бывало общества. Клара и я — мы живемъ совершенными пустынниками — впрочемъ каждый на свой манеръ. —
"Въ самомъ дѣлѣ, Мовбрай, " сказала Лади Бинкъ «если вы мнѣ позволите сказать — я бы вамъ не совѣтовала отпускать ѣздить верхомъ и безъ провожатыхъ вашу сестрицу. Я знаю, что никто, такъ хорошо не управляетъ лошадью, какъ Мисъ Мовбрай; но кто можетъ поручиться за какой нибудь нечаянный случай?»
— Случай, Лади Бинкъ! — отвѣчалъ Лердъ Мовбрай; — но эти нечаянные, какъ говорите вы, случаи чаще случаются съ тѣми дамами, которыхъ провожаютъ, нежели съ тѣми, которыя однѣ. —
Лэди Бинкъ, до своего замужства часто гулявшая верхомъ на лошади по окрестнымъ лѣсамъ въ сопровожденіи Бинго, покраснѣла, закусила губы и не удостоила Мовбрая никакимъ возраженіемъ.
— Да и чего бояться Кларѣ? — продолжалъ Лердъ, смягчая свой голосъ: — къ счастію въ нашихъ лѣсахъ нѣтъ волковъ, на бѣду нашимъ краснымъ шапочкамъ; нѣтъ также и львовъ, выключая развѣ тѣхъ, — прибавилъ онъ улыбаясь — изъ которыхъ состоитъ свита Лади Пенелопы. —
«И которые прикованы къ колесницѣ нашей Сивиллы», подхватилъ Шатерлей. "Но, къ счастію, Лади Пенелопа не знала Миѳологіи, а слѣдственно и не могла понятъ сего столь неудачнаго принаровленія.
— Но кстати — сказала она, — что сдѣлалось съ нашимъ знаменитѣйшимъ львомъ, по крайней мѣрѣ на нынѣшній день? Я не вишу нигдѣ Г. Тирреля; или онъ: съ Сиромъ Бинго все еще оканчиваетъ послѣднюю бутылку? —
"Г. Тиррель, Милади, " отвѣчалъ Лердъ Мовбрай, "дѣйствительно представилъ сего дня изъ себя льва разсвирѣпѣвшаго, а потомъ и льва струсившаго. Онъ сначала завелъ ссору, а потомъ и убѣжалъ отъ гнѣва вашего храбраго кавалера, Лади Бинкъ, " прибавилъ онъ, обращаясь къ ней.
"Но я надѣюсь, что между ними ничего не произошло? — сказала Лади Бинкъ: — неудачныя кампаній моего храбраго, какъ говорите вы, кавалера до сихъ поръ не могутъ отучитъ его отъ ссоръ; что же сказать, если бы онъ бъ самомъ дѣлѣ когда нибудь одержалъ побѣду? О, онъ былъ бы во всю жизнь свою страшнымъ задирщикомъ. —
«Ну, да такіе горяченькіе люди и не напрыгаютъ много въ здѣшней жизни!» сказалъ тихо Г. Президентъ Винтерблоссомъ.
— Впрочемъ, много не безпокойтесь, Лади Бинкъ — дѣло обошлось безъ дальнѣйшихъ слѣдствій съ обѣихъ сторонъ: все кончилось почти ни чѣмъ. —
Тутъ Лердъ Мовбрай началъ откланиваться Лади Пенелопѣ, говоря, что онъ никакъ не можетъ принять участія въ удовольствіяхъ нынѣшняго вечера, ибо честь, которую оказало ему общество согласіемъ своимъ посѣтить, въ слѣдующій четвергъ его замокъ, требуетъ нѣкоторыхъ небольшихъ хлопотъ и приготовленій съ его стороны, тѣмъ болѣе, что Клара не захочетъ, да и не можетъ принять участія въ дѣлахъ сего рода.
"Если такъ, " отвѣчала Лади Пенелопа «то я не смѣю удерживать васъ болѣе; къ тому же, ежели вы поторопите свою лошадь, то можете избавить насъ отъ боязни за Миссъ Клару, ибо вы удобно сьци можете догнать ее: она поѣхала шагомъ.»
— Но за то она иногда такъ скачетъ — сказала Миссъ Марія, — что истинно въ чужѣ страхъ смотрѣть на нее, а особливо тогда, когда она нѣсколько, такъ сказать, не въ себѣ… —
Здѣсь Докторъ съ дружескою улыбкою толкнулъ локтемъ свою дорогую сосѣдку Мистрисъ Блумеръ, какъ бы заставляя ее быть внимательнѣе къ словагда Миссъ Маріи, что не избѣгла проницательныхъ взоровъ Мовбрая. Съ безпокойнымъ видомъ онъ откланялся быстро всему обществу, взялъ свою шляпу и вышелъ изъ комнаты. Спустя полминуты звукъ копытъ во весь галопъ скачущей лошади извѣстилъ общество, что онъ уже уѣхалъ изъ гостинницы Сен-Ронанской.
"Нынѣшній вечеръ что-то странное происходитъ съ Мовбраями, " сказала Лади Пенелопа. «Моя милая, бѣдненькая Клара всегда нѣсколько мудрена въ поступкахъ своихъ; по крайней мѣрѣ я доселѣ думала, что Лердъ Мовбрай имѣетъ довольно основательности въ характерѣ. Но вы, моя милая Лади Бинкъ, что такъ пристально занялись вашей записной книжкой?»
— Я хотѣла только узнать, когда у насъ будетъ новолуніе, — отвѣчала Лади Бинкъ, кладя въ ридикюль свой небольшую книжечку въ аломъ атласномъ переплетѣ. За симъ Лади Пенелопа и все общество отправились въ танцовальную залу.
ГЛАВА II.
править"Они встрѣчаются; исполнены сомнѣній,
"Желаютъ говорить.... но голосъ замиралъ —
"Лишь ожиданіе взоръ тусклый выражалъ."
Одинъ съ своею скукою., въ тѣни вѣковыхъ деревьевъ, о которыхъ говорили мы въ предыдущей главѣ, подобно охотнику, притаившемуся съ ружьемъ за молодымъ кустарникомъ, чтобы подстрѣлить дикую утку, въющуюся надъ болотомъ, но совершенно съ различными чувствами въ душѣ своей, сидѣлъ подпершись обѣими руками нашъ Тиррель при подошвѣ Дукстана со взорами, устремленными на извивистую дорогу къ замку Мовбрая, и прислушиваясь къ малѣйшему шороху листьевъ, или водъ ближняго источника, колеблемыхъ изрѣдка вѣтромъ.
— Пробыть почти цѣлый день, разсуждалъ онъ самъ съ собою, въ этомъ собраніи людей, отчасти глупыхъ, а отчасти и злыхъ, съ моей стороны есть точно такая же глупость, какъ и не явиться къ ней до сихъ поръ, между тѣмъ какъ я имѣлъ столько удобныхъ случаевъ; но по крайней мѣрѣ теперь, теперь рѣшеніе мое твердо, столько же твердо, сколько и мѣсто, сіе удобно для приведенія это въ исполненіе, я не буду болѣе ждать, чтобы случай свелъ насъ опять тамъ, гдѣ тысяча глазъ убудутъ подстерегать каждое движеніе наше и тысячи языковъ перетолковывать каждый взоръ нашъ. Но тише кажется, я слышу лошадиный топотъ… Нѣтъ! это волны ручейка, вздымаемаго вѣтромъ. Не уже ли она поѣхала по большой дорогѣ къ своему замку? — Тс! шумъ становится слышнѣе, ближе… между деревьями что-то чернѣется… такъ, это она! Но буду ли я имѣть столько мужества, чтобы показаться ей? Да, я буду имѣть его. Время дорого; не должно терять ни минуты.
Рѣшившись такимъ образомъ, онъ всталъ съ своего мѣста, хотѣлъ идти, но снова остановился, не зная, какъ приступить къ исполненію своего намѣренія. Показаться въ нѣкоторомъ разстояніи Кларѣ, значило бы дать ей время проѣхать, можетъ быть и не замѣта его; спрятаться за дерево и вдругъ выбѣжать, когда она поравняется съ нимъ, это могло испугать ея лошадь и причинишь, можетъ быть, гибель ей самой. Впрочемъ размышлять долго было Нѣкогда, чтобы не потерять случая видѣться съ Кларою; и такъ онъ рѣшился стать посрединѣ дорожки, которую никакъ не льзя было миновать ей.
Лишь только увидѣла его Миссъ Мовбрай, смертная блѣдность разлилась по лицу ея, возжи выпали изъ трепещущихъ рукъ… Тиррель! Клара! вотъ все, что могли произнести они оба въ сію минуту; впрочемъ Тиррель, не совершенно потерявъ присутствіе духа и собравшись съ силами, медленными и неровными шагами начала подходить къ ней.
«Не такъ близко, ради Бога не такъ близко подходи ко мнѣ!» едва могла произнести трепещущая Клара «я могла издали видѣть тебя и не умереть; но не приближайся ко мнѣ, иначе я потеряю послѣднее присутствіе духа!»
— Чего боитесь вы, Клара? — спросилъ Тиррель нѣжнымъ, но смущеннымъ голосомъ, — что можетъ такъ устрашать васъ! — и онъ продолжалъ приближаться къ ней до тѣхъ поръ, пока уже они сдѣлались въ двухъ шагахъ другъ отъ друга.
Между тѣмъ Клара, все еще не поднимая возжей, сложила крестообразно руки свои, возвела тусклые взоры къ небу и произнесла едва внятнымъ голосомъ: «Великій Боже! если это явленіе есть нечто иное, какъ слѣдствіе моего разстроеннаго воображенія, содѣлай, да исчезнетъ оно мгновенно; если же это въ самомъ дѣлѣ, пошли мнѣ силы его вынести! Францъ Тиррель! заклинаю васъ небомъ: вы ли это? Лживое ли вы существо? или одно изъ тѣхъ мечтательныхъ видѣній, которые столь часто представляются душѣ моей, и исчезаютъ вмѣстѣ съ своимъ появленіемъ?»
— Да, я Францъ Тиррель, и это также истинно, какъ то, что я говорю теперь съ Миссъ Кларою Мовбрай, — отвѣчалъ онъ.
«Въ такомъ случаѣ Богъ да будетъ милосердъ къ намъ обоимъ!» сказала Клара почти плачущимъ голосомъ.
— Аминь! — отвѣчалъ Тиррель. Но къ чему такое ужасное смущеніе, Мисъ Мовбрай? Вы передъ симъ, хотя не болѣе одной минуты, но видѣли меня — вашъ голосъ достигъ до моего слуха — вы говорили со мною и тогда, когда я былъ среди людей, безвѣстныхъ мнѣ — почемужъ теперь, когда мы съ вами одни, когда ни чей взоръ не можешь видѣть насъ, ни чье ухо слышать, вы не хотите ничего сказать мнѣ? —
«Такъ, это правда: это были вы, котораго я видѣла не задолго предъ симъ! Да, я подумала, что я не ошиблась — языкъ мой произнесъ какія-то слова — но душа была совершенно въ какомъ-то безчувствіи; теперь мнѣ хорошо, очень хорошо! Я уѣхала оттуда, чтобы быть скорѣе въ моемъ уединеніи — уѣхала — и была тамъ только по желанію моего брата. Можно ли надѣяться, Тиррель, что я еще когда нибудь увижу васъ тамъ; мнѣ помнится, что у васъ что-то произошло съ моимъ братомъ…»
— Вы ошибаетесь, Клара. Я едва его видѣлъ, и сказалъ съ нимъ только нѣсколько словъ, — отвѣчалъ Тиррель болѣзненнымъ голосомъ и не зная, какой тонъ надлежало взять ему, чтобы говорить съ несчастною Кларою, которой разсудокъ по всему видимому былъ Въ ужасномъ безпорядкѣ.
"Да, да, это правда, точно правда, " продолжала она послѣ минутнаго размышленія «брать мой не былъ тутъ; это съ моимъ батюшкой, съ бѣднымъ родителемъ моимъ имѣли вы ссору. Но въ слѣдующій четвергъ въ два часа вы навѣрное пріѣдете въ нашъ замокъ? Жомъ будетъ очень обрадованъ, увидя васъ. Ахъ! онъ очень любезенъ, если только захочетъ. Но объ этомъ когда нибудь послѣ… мнѣ теперь нѣкогда… надо многимъ заняться. Добрый вечеръ, Францъ Тиррель, добрый вечеръ!»
Тутъ она хотѣла продолжать путь свой; но Тиррель правою рукою своею взялъ за узду ея лошадь.
— Я провожу васъ, Клара — сказалъ онъ ей: — дорога здѣшняя такъ дурна и почти опасна. Вы поѣдете тихо, я пойду возлѣ васъ, и мы поговоримъ съ вами. Можетъ быть, еще такого случая долго ждать намъ. —
«Да, это правда, Тиррель, и я согласна отъ всею моего сердца. Братъ мой часто принуждаетъ меня быть въ обществѣ тамъ, гдѣ я была теперь — и я дѣлаю ему это удовольствіе тѣмъ болѣе, что могу, какъ только вздумается мнѣ, оставишь всѣхъ и ѣхать, куда мнѣ угодно. Знаете что, Тиррель? Часто, когда я бываю на этомъ мѣстѣ, гда мы теперь съ вами, и когда даже Жонъ провожаетъ меня — мнѣ бываетъ такъ весело, какъ до того времени, когда еще мы не знали другъ друга!»
— О за чѣмъ Небо нѣкогда и соединяло насъ, — вскричалъ Тиррель голосомъ отчаянія — если намъ сужденъ такой несчастный конецъ! —
«А когда же отчаяніе и скорбь не бываютъ концемъ безумія и преступленія? — Неповиновеніе награждается ли счастіемъ? Сонъ опускается ли когда на подушку, омоченную слезами поздняго раскаянія? По крайней мѣрѣ такъ я говорю всегда самой себѣ, Тиррель; надобно, чтобъ и вы говорили себѣ то же, и тогда вы будете переносить ваши бѣдствія съ такою же твердостію, какъ и я. Если мы съ вами испытываемъ то, я что заслужили нашимъ неблагоразуміемъ, то за чѣмъ и роптать на Провиденіе? Но мнѣ кажется, вы плачете? Какое ребячество! Впрочемъ говорятъ, что слезы облегчаютъ наше сердце; если это правда, то продолжайте плакать — я не буду мѣшать вамъ.»
Тиррель тихо и потупя взоры шелъ рядомъ съ лошадью Клары, тщетно сбираясь съ духомъ отвѣчать ей.
«Бѣдной Тиррель!» продолжала она послѣ нѣсколькихъ минутъ молчанія съ обѣихъ сторонъ, «бѣдный Францъ Тиррель! Но, можетъ быть, вы также скажете въ свою очередь: бѣдная Клара! Впрочемъ, я не столь слаба какъ вы: бѣдствія могутъ угнетать меня, но не совершенно лишить мужества.»
Послѣ сихъ словъ молчаніе снова водворилось между ними; ибо Тиррель не зналъ, какимъ образомъ могъ онъ говоритъ съ нею, не возбудя въ душѣ ея печальнѣйшихъ воспоминаніи, которыя при разстроенномъ положеніи духа ея могли даже быть гибельными для нея; наконецъ она же сама начала опять, обращаясь къ нему.
"Но какъ все это случилось, Тиррель? За чѣмъ вы здѣсь? за чѣмъ нашла я васъ не задолго передъ симъ въ обществѣ невѣждъ и пьяныхъ, съ которыми вы еще, какъ кажется, за что-то ссорились? — Прежде, мнѣ помнится, вы имѣли болѣе хорошихъ чувствъ и хладнокровія. Только онъ могъ поступать съ подобною безразсудностію, что, можетъ быть, зависѣло отъ его природнаго характера; но вы, вы, которые были всегда такъ благоразумны — фи! я не могу себѣ представить этаго. Да и за чѣмъ вы здѣсь — на сей дорогѣ? Чего вы хотите? Вѣрно прибавить къ моимъ горестямъ еще ваши собственныя
— Къ вашимъ горестямъ! вскричалъ Тиррель; — о нѣтъ, Клара! да накажешь меня еще болѣе Привидѣніе, если я думалъ объ этомъ! Нѣтъ, я нахожусь здѣсь для того только, что мнѣ хотѣлось послѣ долгаго моего скитанія по землѣ еще разъ увидѣть то мѣсто, гдѣ погребены всѣ надежды мои. —
«Да, погребены — это слово хорошо; они разсѣялись какъ листочки едва распустившейся розы отъ порывовъ бурнаго Аквилона. Я часто думаю объ этомъ, Тиррель; даже бываютъ минуты, въ которыя, да проститъ меня Небо! я не могу и думать ни объ чемъ другомъ. Посмотри на меня, Тиррель — тали я, которая была прежде? Посмотри, какъ глубоки слѣды отчаянія и скорбной, уединенной жизни!»
Сказавъ слова сіи, она подняла черную вуаль, закрывавшую лице ея. Тиррель поднялъ глаза свои на нее; онъ узналъ черты, нѣкогда столь знакомыя душѣ его и блиставшія свѣжестію и красотою; сія красота видна была и теперь, но свѣжесть и алый румянецъ исчезли, ни движеніе отъ ѣзды, ни безпокойство и смущеніе, которыя должна была испытать она при сей нечаянной встрѣчѣ, ничто не могло возвратить его ей. Прелестная Клара была похожа на мраморный бюстъ, сдѣланный рукою великаго художника.
— Возможно ли, чтобы печаль и уединеніе сдѣлали столь ужасныя опустошенія! — невольно вскричалъ Тиррель.
"Да, Тиррель, " отвѣчала Клара, «болѣзнь душевная есть сестра болѣзни тѣлесной, и рѣдко, очень рѣдко онѣ бываютъ одна безъ другой. Случается иногда, что болѣзнь тѣлесная приходитъ и прежде — она помрачаетъ наши взоры, сгоняетъ румянецъ со щекъ, прежде нежели еще совершенно угаснетъ огнь души нашей; но замѣтьте, Тиррель — жестокая сестра ея почти въ слѣдъ за нею приходитъ съ своею роковою урною, бросаетъ облетѣвшую розу на наши надежды, на нашу любовь, на все, на все — и такимъ образомъ доказываетъ намъ, что ничто не можетъ сопротивляться ея могуществу.»
— Увы! — произнесъ со вздохомъ Тиррель, — не ужели мы дошли до сего роковаго предѣла? —
"Да, " продолжала Клара, какъ бы не вслушавшись въ его восклицаніе и слѣдуя собственному разстроенному порядку въ идеяхъ своихъ «всякой день надобно ожидать, что безсмертная душа наша освободится отъ тѣлесныхъ узъ своихъ; придетъ время, Тиррель, въ которое все будетъ иначе нежели теперь, — о, если бы только скорѣе наступило оно!» Она замолчала и казалась погрузившеюся въ размышленія, которыхъ Тиррель не смѣлъ прерывать словами своими. Живость, съ которою она говорила, и быстрые переходы отъ одного предмета къ другому показывали ужасное разстройство души ея и заставляли всего бояться за нее Тирреля.
"Я никогда не воображала, " опять начала Клара «чтобы послѣ столь многихъ лѣтъ разлуки нашей я могла спокойно и съ такимъ хладнокровіемъ увидаться съ вами. Но хотя мы и никогда не можемъ забыть того, чѣмъ мы нѣкогда были другъ для друга, по крайней мѣрѣ мы теперь не болѣе какъ простые друзья — не правда ли, Тиррель?»
Тиррель съ своей стороны не могъ и не смѣлъ ничего отвѣчать ей.
"Впрочемъ мнѣ не льзя долго оставаться здѣсь, " продолжала она: «скоро наступитъ совершенная ночь. Но мы еще увидимся, Тиррель, увидимся какъ два друга и ничего болѣе. Вы придете въ нашъ замокъ Шаусъ? Къ чему теперь таиться намъ обоимъ? Бѣдный батюшка мой давно уже во гробѣ; съ нимъ вмѣстѣ погребены и всѣ предразсудки его. Братъ мой Жомъ очень добръ; хотя иногда кажется нѣсколько жестокимъ — но я истинно думаю, что онъ меня любитъ. Хотя иногда, особливо въ то время, когда я весела и говорю много, наморщенныя брови его и заставляютъ трепетать меня, — но онъ меня любитъ — я должна это думать, ибо и сама люблю его: для него только и нынѣшній день я принудила себя показаться въ это собраніе глупцовъ и слушать ихъ нелѣпости. Да, если разсудить хорошенько, я прекрасно играю роль жизни моей; ибо вы знаете, Тиррель, что мы не болѣе какъ актеры, міръ большой театръ…»
— Да, на которомъ мы съ вами играемъ самую жалкую, самую трагическую сцену, Клара, — сказалъ Тиррель съ растерзаннымъ сердцемъ и не будучи въ состояніи скрывать истинныхъ чувствъ своихъ.
"Это совершенная правда, Тиррель; но когда же другое и лучшее слѣдствіе имѣли узы, заключенныя почти въ дѣтствѣ и со всею безразсудностію? Вы и я, какъ вамъ извѣстно, взялись за роли мущины и женщины тогда, какъ мы еще были не болѣе, какъ дѣти: страсти слишкомъ рано прервали сладкій сонъ нашего младенчества — за то теперь мы и состарѣлись въ душахъ нашихъ прежде времени. Зима жизни пришла къ намъ почти еще прежде начатія лѣта ея. Ахъ, Тиррель! часто думаю я обо всемъ этомъ. О! придетъ ли время, когда я буду въ состояніи думать о чемъ нибудь другомъ?….
Здѣсь бѣдная дѣвушка начала горько плакать; слезы, давно уже не орошавшія щекъ ея, потекли ручьями. Печальный Тиррель съ унылыми взорами шелъ по сторону ея лошади, тихимъ шагомъ приближавшейся къ замку Шаусъ. Онъ не смѣлъ говорить, не смѣлъ утѣшать несчастную, ибо и самъ, подобно ей, имѣлъ нужду въ утѣшеніи. Когда онъ ждалъ ее, сидя подъ деревомъ около Дукстана, то намѣревался о многомъ говорить съ нею; но когда увидѣлъ ее, узналъ разстроенность души ея — слѣдствіе несчастной и уединенной жизни, то никакъ не могъ рѣшиться дотронуться до слишкомъ свѣжихъ еще ранъ, разтерзавшихъ ея душу.
Наконецъ, собравшись съ духомъ и показывая возможное спокойствіе, онъ рѣшился спросить ее: довольна ли она своимъ состояніемъ и не можетъ ли онъ быть чѣмъ нибудь полезнымъ ей въ ея положеніи? Клара отвѣчала ему съ пріятностію, что она была спокойна и довольна судьбою, когда братъ ея не принуждалъ ее показываться въ обществахъ, гдѣ она испытывала ту же самую перемѣну, которую испытываетъ вода, долгое время остававшаяся спокойною, будучи заключена въ берегахъ тихаго ручейка и наконецъ принужденная низвергаться съ высокихъ утесовъ въ море.
"Но братъ мой думаетъ, « присоединила она, „что это необходимо для меня, и можетъ быть онъ правъ, ибо привыкъ слишкомъ дорого цѣнить иныя вещи, въ моихъ глазахъ ничего нестоящія. Но если онъ въ заблужденіи, почемужъ и мнѣ не сдѣлать усилія себѣ, не замѣчая этаго? Да и кому могу я причинить собою удовольствіе, или непріятность? Я даже еще иногда очень весела въ обществахъ, Тиррель, весела, хотя и на минуту — но такъ, что вы бы, увидя меня, можетъ быть, стали упрекать въ легкомысліи. Вотъ, кажется, я вамъ разсказала и все до меня касающееся; теперь остается мнѣ сдѣлать вамъ самимъ вопросъ, одинъ вопросъ, на который вы должны искренно отвѣчать мнѣ: Живъ ли онъ еще?...“
— Да, онъ живъ — отвѣчалъ Тиррель голосомъ столь тихимъ и невнятнымъ, что Миссъ Клара должна была устремить все свое вниманіе, чтобы услышать отвѣтъ его.
„Онъ живъ!“» вскричала она «онъ живъ! и такъ кровь его не обогряла рукъ вашихъ… Ахъ, Тиррель! если бы вы знали, сколько увѣренность въ этомъ обрадовала бѣдное мое сердце!»
— Обрадовала? — сказалъ Тиррель: Ахъ, Клара! вы радуетесь тому, что извергъ, отравившій блаженство жизни нашей, еще существуетъ и, можетъ быть, для того, чтобы нѣкогда объявить права свои…. —
«Никогда, Тиррель, никогда!» вскричала съ ужасомъ Клара: «нѣтъ! Онъ не осмѣлится етаго сдѣлать, до тѣхъ поръ, пока вода можетъ утопить, ядъ отравить и желѣзо пронзитъ грудь мою, до тѣхъ поръ, пока будутъ существовать скалы и пропасти, нѣтъ, нѣтъ, никогда!»
— Успокойтесь, успокойтесь нѣсколько, любезная Клара! — сказалъ Тиррель: — я самъ не знаю, что говорю вамъ. Да, онъ живъ, это правда — но далеко, очень далеко отъ насъ, и я почти надѣюсь, что онъ никогда не возвратится въ Шотландію. — Между тѣмъ, какъ онъ говорилъ слова сіи, Миссъ Клара, отъ страха ли, или отъ чрезвычайной живости въ чувствахъ своихъ, ударила хлыстикомъ свою лошадь, и горячее животное, почувствовавъ хотя легкое понужденіе себѣ, начало бишь и кружиться съ такою силою, что Тиррель, хотя и зналъ прекрасные таланты въ ѣздѣ Миссъ Клары, но не могъ удержаться отъ ужаса, видя ея положеніе, а также и отъ невольнаго удовольствія, видя, что она такъ прекрасно и съ такимъ мужествомъ управляла бѣшенымъ животнымъ, какъ бы и самый искусный ѣздокъ, бывшій на ея мѣстѣ. Между тѣмъ какъ онъ былъ занятъ сими чувствами и не зналъ, что ему предпринятъ, лошадь съ быстротою молніи помчала Миссъ Клару но дорогѣ къ ея замку.
Тиррель не зная, бѣжать ли ему въ слѣда, за Кларою до самаго замка, или возвратишься назадъ, вдругъ слышитъ назади себя шумъ отъ копытъ во весь галопъ скачущей лошади не желая быть ни отъ кого замѣченнымъ въ сіи минуты, онъ немедленно скрылся за ближнимъ кустарникомъ и почти въ то же самое время увидѣлъ скачущаго Лерда Мовбрая, въ сопровожденіи одного лакея, по той самой дорогѣ, по которой поѣхала сестра его: ихъ присутствіе облегчило душу Тирреля на счетъ безопасности Клары, которую они могли скоро догнать, и перемѣнило мысли его слѣдовать за нею до замка Шаусъ. Погрузясь въ печальныя размышленія обо всемъ случившемся и разсуждая самъ съ собою, что пребываніе его въ сосѣдствѣ Миссъ Мовбрай могло только болѣе увеличить несчастіе какъ его, такъ и ея, а между тѣмъ и не чувствуя себя въ состояніи удалиться отъ мѣстъ, бывшихъ нѣкогда свидѣтелями его блаженства, онъ непримѣтнымъ образомъ дошелъ до старой деревни и вошелъ въ ворота трактира въ самомъ незавидномъ расположеніи духа.
Войдя въ свою комнату, Тиррель нашелъ ее совершенно темною, ибо прислужники Мистрисъ Додъ были не такъ проворны и заботливы о постояльцахъ своихъ, какъ въ Лондонскихъ рестораціяхъ. Но не будучи слишкомъ взыскательнаго характера и желая избѣжать въ сіи минуты необходимости говорить кѣмъ-либо о такихъ бездѣлицахъ, Тиррель самъ сошелъ въ кухню, чтобы зажечь огня себѣ. Въ первую минуту онъ не замѣтилъ, что Мистрисъ Додъ на этотъ разъ сама находилась въ семъ, такъ сказать, центрѣ владычества своего и что на наморщенномъ челѣ ея видны были признаки величайшаго неудовольствія; впрочемъ она еще слишкомъ умѣренно выражала свои чувства негодованія, произнося только по временамъ Нѣкоторыя отрывистыя слова, какъ на примѣръ: — Право! хорошее дѣло! — Прекрасный примѣръ! — Въ такое время безпокоитъ честный домъ! — Содержи гостинницу! Да легче содержать бедламъ — и прочее.
Но видя, что ея ворчаніе не обращаетъ на себя вниманія Тирреля, она стала съ зажженною свѣчкою въ рукахъ между нимъ и дверью, въ которую надлежало выходить ему, и важнымъ голосомъ судіи сопровождая, различными гримасами слова свои, спросила его: «Но — на что же это похоже, государь мой?..»
— О чемъ вы хлопочете, Мегъ Додъ? и чего вамъ отъ меня хочется? — отвѣчалъ ей Тиррель голосомъ человѣка, которому не хотѣлось терять словъ, но который впрочемъ, ч имѣя спокойный характеръ, желалъ избѣжать ссоры изъ-за бездѣлицы; но Мегъ Додъ, никогда не ограничивавшаяся въ своихъ материнскихъ попеченіяхъ о постояльцахъ и любившая, какъ видно, краснорѣчіе, продолжала обыкновеннымъ своимъ шопотомъ:
«Я на васъ самихъ ссылаюсь, Г. Тиррель, на что похоже теперешнее ваше поведеніе? Прежде выбыли совсѣмъ не таковы. Разсудите: вотъ ужь десять, если не болѣе, дней, какъ вы живете здѣсь, ѣдите и пьете все, что ни есть наилучшаго въ моей гостинницѣ, занимаете самую прекрасную комнату, и за чѣмъ же еще понесло васъ къ этому скверному болоту, въ это собраніе дураковъ и разбойниковъ? Искренно признаюсь вамъ, Г. Тиррель, что я терпѣть не могу этихъ людей, которые съ виду ласковы со всѣми, между тѣмъ какъ душа ихъ…»
— "Но, Мистрисъ Додъ, — прервалъ ее Тиррель — я совершенно не расположенъ теперь болтать о пустякахъ. Благодарю васъ за вниманіе, которымъ вы удостоиваете меня; впрочемъ, позвольте мнѣ сказать, что, кажется, я по собственной волѣ могу располагать моимъ временемъ и быть тамъ, гдѣ мнѣ захочется. Если же это вамъ непріятно, то потрудитесь завтрашній день подашь мнѣ счетъ всего того, что я долженъ вамъ. —
"Завтрашній день, " повторила Мегь, «завтрашній день! А почемужъ бы вамъ не подождать до слѣдующей субботы? Вы знаете, что въ этотъ день я привыкла повѣрять всѣ мои счеты и расходную книгу!»
— Ну, хорошо, объ этомъ мы поговоримъ завтра поутру, Мистрисъ Додъ — сказалъ Тиррель, — а теперь позвольте пожелать, вамъ спокойной ночи, — и съ сими словами онъ вышелъ изъ кухни, не дожидаясь болѣе возраженій съ ея стороны и взявши съ собою зажженую свѣчку.
Мегъ задумалась на одну минуту. Надобно думать, что въ него вселился дьяволъ, наконецъ сказала она, потому что онъ не хочетъ даже и слышать меня. Да мнѣ кажется, что и въ меня вселился едва ли не дьяволъ же, что мнѣ вздумалось дѣлать выговоры этому прекраснѣйшему человѣку. Но мнѣ показалось, что онъ слишкомъ разстроенъ. Не нуждается ли развѣ онъ въ деньгахъ? Но нѣтъ, этаго быть не можетъ: онъ соритъ шилингами, какъ яичною скорлупою въ моей кухнѣ, а эдакъ не поступаютъ бѣдняки, — я таки привыкла къ ихъ обычаямъ; но я надѣюсь, что это Пройдетъ и онъ завтра будетъ разсудительнѣе, а между тѣмъ и я поудержу язычекъ свой. Охъ, охъ! нашъ священникъ говоритъ правду, что это одинъ изъ самыхъ дурныхъ членовъ нашего тѣла; истинно — я это по себѣ знаю.
ГЛАВА III.
править"Ты другъ,:— и отъ тебя надѣяться я смѣю
"Всегда участіе и помощь заслужить.
"Мнѣ нужно золото: ужели имъ снабдить
"Меня откажешься?.. Ты такъ со мною друженъ;
"Вотъ случай: докажи — мнѣ кошелекъ твой нуженъ!.."
День, въ который происходили всѣ вышеописанныя происшествія, былъ понедѣльникъ, слѣдовательно оставалось только два дня до того знаменитаго четверга, въ который все общество, находившееся при Сен-Ронанскихъ водахъ, приглашено было въ замокъ Шаусъ Лердомъ Мовбраемъ и Мисъ Кларою. Промежутокъ сей былъ слишкомъ не великъ для того, чтобы заняться всѣми пріуготовленіями, которыхъ требовалъ сей случай; ибо хотя замокъ былъ не въ совершенномъ запустѣніи, впрочемъ и не весьма въ хорошемъ положеніи, потому что въ продолженіе нѣсколькихъ уже лѣтъ хозяинъ его, Лердъ Сен-Ронанскій, не принималъ никакихъ посѣщеній) выключая только нѣсколькихъ старыхъ Лердовъ, которые, гоняясь по цѣлымъ недѣлямъ за лисицами, случайнымъ образомъ иногда принуждаемы были искать себѣ убѣжища отъ дурной погоды въ замкѣ у Лерда Мовбрая; но и такія посѣщенія были совсѣмъ уже прекращены, ибо, живя не въ дальнемъ разстояніи отъ новооткрытыхъ водъ, Лердъ Сен-Ронанскій лучше любилъ находишься въ тамошнемъ обществѣ, гдѣ онъ могъ повеселиться на чужой счетъ, нежели дома въ мрачномъ уединеніи своемъ, гдѣ въ его присутствіи каждый день непремѣнно убывало изъ старыхъ погребовъ его по нѣскольку бутылокъ, къ тому же слабое и разстроенное здоровье сестры его служило достаточнымъ извиненіемъ передъ старинными сосѣдями его, которые при жизни стараго Лерда Мовбрая привыкли считать замокъ его какъ бы за свой собственный. Впрочемъ, какъ бы то ни было, Мовбрай, въ слѣдствіе своего приглашенія, былъ какъ заяцъ пойманный собаками — ибо всѣ съ жадностію ожидали дня, въ который приглашать онъ къ себѣ, тѣмъ болѣе, что это было еще въ первый разъ, а слѣдственно и любопытству каждаго и каждой было довольно пищи въ ожиданіи чего нибудь необыкновеннаго.
Лердъ Мовбрай вмѣстѣ съ вѣрнымъ агентомъ своимъ Микклеваночь очень справедливо разсуждали, что имъ будетъ много хлопотъ въ пріуготовленіяхъ, необходимыхъ для принятія гостей. Отъ Клары они не могли ожидать себѣ никакой помощи, ибо она рѣшительно заперлась въ своихъ комнатахъ на вторникъ и середу — прошивъ чего брать ея ни прозьбами, ни угрозами не могъ ничего сдѣлать — а кто изъ читателей нашихъ не знаетъ, что за середой слѣдуетъ и четвергъ — день столь несносный для Лерда Мовбрая. Впрочемъ, можно отдать справедливость и ему: онъ любилъ сестру свою — и это, кажется, можно нѣкоторымъ образомъ доказать тѣмъ, что, истощивши предъ нею всѣ возможныя убѣжденія заняться чѣмъ-либо изъ пріуготовленій, и видя ея непреклонность, онъ самъ рѣшился войти во всѣ хозяйственныя распоряженія, столь необходимыя въ настоящемъ случаѣ.
Но это было не такъ легко, какъ онъ представлялъ себѣ. Характеръ его былъ слишкомъ, такъ сказать, взыскателенъ въ отношеніи къ различнымъ мѣлочамъ, столь необходимымъ для хорошаго тона, и въ которыхъ преимущественно нуждался его замокъ. Конечно всѣхъ съѣстныхъ припасовъ могъ онъ достать въ сосѣднемъ городѣ; но довольно ли этаго? Не надлежало ли кому нибудь умѣть приготовить все во вкусѣ и съ надлежащимъ великолѣпіемъ, такъ чтобы ето могло всякому броситься въ глаза, какъ и было прежде при покойномъ отцѣ его?
Притомъ надлежало опасаться многихъ ошибокъ и неправильностей въ выборѣ и въ числѣ блюдъ для стола — даже и въ самомъ размѣщеніи ихъ; ибо во всемъ замкѣ не находилось ни одного повара, ни поварихи, которыя могли и умѣли бы заняться симъ дѣломъ. Всѣ они мало помалу были распущены въ слѣдствіе экономіи, принятой Лердомъ Мовбраемъ, выключая только конюшихъ, охотниковъ и стремянныхъ — эта чаешь всегда находилась въ лучшемъ порядкѣ; но самый лучшій конюхъ могъ ли замѣнитъ собою даже и плохаго комнатнаго служителя? Хорошій стрѣлокъ дичины могъ ли хоть дурно у мѣть изготовить ее, убрать цвѣтами, зеленью и облить вкуснымъ соусомъ? Это было бы также нелѣпо, какъ требовать отъ хромаго, чтобы онъ умѣлъ хорошо и съ пріятностію протанцовать мазурку.
Наконецъ Мовбрай сдѣлалъ общій совѣтъ — говорилъ и слушалъ въ свою очередь — раздавалъ приказанія и самъ принималъ ихъ. Совѣтъ сей состоялъ изъ старой глухой служанки и изъ низенькаго старика, который исправлялъ въ замкѣ должность ключника. Но все это дѣло кончалось тѣмъ, что Лердъ потерялъ почти послѣднюю надежду принять гостей своихъ соотвѣтственно своему знаменитому происхожденію и приличіямъ свѣта, и видя, что ничего не выдетъ изъ совѣщанія, отъ сердца раза два или три послалъ всѣхъ ихъ къ чорту, впрочемъ возложа на нихъ обоихъ всѣ приготовленія для стола, а самъ рѣшился заняться уборкою комнатъ и приведеніемъ въ порядокъ мебелей, еще нѣсколько годныхъ для употребленія.
Но и съ сей стороны онъ нашелъ почти такія же неудобства для себя; ибо, какъ можетъ мущина такъ хорошо вникнутъ въ различныя мѣлочи и бездѣлки, какъ изобрѣтательность женская, особливо въ подобныхъ случаяхъ и въ такое короткое время? какъ убрать залу — гдѣ приличнѣе поставишь диванъ? разставить столы и креслы въ такомъ порядкѣ и вкусѣ, какъ водится въ хорошихъ обществахъ? какъ угодить на кавалеровъ и дамъ, потрафить на вкусъ всѣхъ ихъ? Всѣ сіи вопросы дѣлалъ себѣ Мовбрай, пожимая плечами — и отвѣчалъ обыкновеннымъ своимъ восклицаніемъ: — Но это совсѣмъ не мужское дѣло; надо бы женщину. Какъ жаль, что Клара не хочетъ, да и не можетъ заняться этими вздорами!
Въ самомъ дѣлѣ, во времена описываемаго нами происшествія всѣ Лерды, имѣвшіе у себя во владѣніи старинные родовые замки свои, когда имъ случалось приглашать къ себѣ гостей, обыкновенно щеголяли передъ ними выставкою различныхъ антиковъ, которые служили нѣкогда для употребленія ихъ предкамъ: на столахъ бывали разставляемы серебряные кубки съ огромными крышками, на окнахъ видны были старинныя вазы съ цвѣтами довольно грубой работы, однимъ словомъ, все, что есть въ кладовыхъ, было выносимо наружу и разставлено въ такомъ порядкѣ, какъ въ магазинахъ, гдѣ продаютъ, покупаютъ и вымѣниваютъ различныя вещи. Читатель нашъ согласится, что въ самомъ дѣлѣ для всѣхъ сихъ распоряженій женскій умъ былъ бы гораздо лучше и изобрѣтательнѣе, нежели умъ мущины, особливо никогда не занимавшагося подобными обстоятельствами.
Впрочемъ, какъ бы то ни было, Лердъ Мовбрай учредилъ все сколько можно лучше: запыленныя мебели были вычищены, старинные узорчатые ковры разостланы въ гостиной, подушка софы, нѣсколько поврежденная рукою времени, покрыта полосатою шалью; но не смотря на все сіе, комнаты замка оставались совершенно не такими, какъ бы хотѣлось Мовбраю, видѣвшему напередъ въ Лади Пенелопѣ и прочихъ дамахъ общества неумолимѣйшихъ судей себѣ. Два дня прошли у него непримѣтнымъ образомъ въ раздачѣ различныхъ приказаній; въ перестановкахъ и переправкахъ — въ чемъ также помогалъ ему вѣрный агентъ Микклеванъ безпрестанно ходившій за нимъ изъ одной комнаты въ другую подобно вѣрной собакѣ, которая всегда слѣдуетъ за своимъ хозяиномъ, когда видитъ его въ хлопотахъ о чемъ нибудь — и которая время отъ времени поднимаетъ къ нему морду свою какъ бы для изъявленія участія и для увѣренія, что она раздѣляетъ его безпокойство — хотя и не понимаетъ причины его.
Наконецъ въ среду, наканунѣ торжественнаго бала, Лердъ Мовбрай, окончавши всѣ свои распоряженія и роздавъ нужные приказы, сѣлъ обѣдать съ симъ достойнымъ другомъ своимъ; между прочимъ отъ сердца посылая къ чорту и праздникъ и всѣхъ гостей, которые будутъ на немъ, Лердъ говорилъ Миккдевану, что онъ во всю жизнь свою никогда не имѣлъ столько хлопотъ на шеѣ, и это также вѣрно, какъ то, что его зовутъ Жономъ Мовбраемъ.
Чтобы поддержать, или, лучше сказать, доказать истину словъ своихъ, онъ съ прекраснымъ аппетитомъ принялся за кушанье, и вмѣстѣ съ другомъ своимъ препроворно окончилъ большое блюдо битой .говядины, не забывая притомъ запивать каждый кусокъ бакаломъ Бордовскаго вина.
"Не прекрасно ли мы пообѣдали съ тобою, Микклеванъ, " началъ наконецъ Лердь Мовбрай, «между тѣмъ, какъ у насъ на столѣ не было ни одного изъ модныхъ соусовъ?»
— Желудокъ нашъ не слишкомъ разборчивъ, — отвѣчалъ Прокуроръ, утирая за обѣ щеки и утираясь салфеткою: — для него все равно, хорошая ли мука, мякина ли, или… —
«Но этакъ только разсуждаютъ, я думаю, извощичъи лошади, Микклеванъ; а мы обязаны нѣкоторымъ образомъ не отставать отъ порядочныхъ людей, разсуждающихъ совершенно иначе.»
— Тѣмъ хуже для нихъ, Сенъ-Ронанъ. Всѣ эти вздорные балы и вечеринки дѣлаютъ то, что рано ли, поздно ли, но владѣльцы замковъ принуждены бываютъ наконецъ продавать ихъ и перебираться жить или въ какую нибудь ресторацію, или турьму. —
Лердъ замолчалъ на нѣсколько минутъ; потомъ, наливъ себѣ стаканъ и придвинувъ бутылку Къ Прокурору, перемѣнилъ совершенно разговоръ, спросивъ его: «Вѣришь ли ты счастію, Микъ?»
— Счастію? Но что вы разумѣете подъ симъ вопросомъ? —
«Что бы я ни разумѣлъ подъ нимъ, но я только спрашиваю тебя: думаешь ли ты, напримѣръ, что можно быть счастливымъ, имѣя въ одной рукѣ бокалъ съ виномъ, а въ другой карты?»
— Карты? Мнѣ кажется, гораздо лучше было бы, еслибъ вы не дотрогивались ни до одной изъ нихъ. —
"Нѣтъ, Микъ, это неправда, и ты безпокоишься совершенно о пустомъ. Мнѣ кажется, что судьба всегда враждовала и враждуетъ прошивъ нашей бѣдной фамиліи. Сколько несчастій и различныхъ переворотовъ испытали самые предкѣ мои? Сколько разъ злая фортуна доводила почти до совершеннаго упадка знаменитый домъ нашъ? — «Половина земель, принадлежавшихъ, нѣкогда къ нему, совершенно исчезла — да и, остальная, какъ кажется, также не очень надежна.»
— Не очень надежна; да, вы точно правы, Лердъ — и самый замокъ Шаусъ — я Богъ знаетъ чѣмъ готовъ отвѣтить — также бы ушелъ въ слѣдъ "за прочими землями, если бы покойный дѣдъ вашъ не утвердилъ актомъ преемственное право на него послѣ одного наслѣдника другому, а въ случаѣ двоихъ обоимъ поровну, хотя бы они были и разнаго пола. —
«Чортъ возьми всѣ эти акты! Микъ! если мои предки хотѣли сохранить этотъ замокъ въ своей фамиліи, не должны ли были они не оставлять его съ голыми стѣнами? Навязать на шею путнаго человѣка эту громаду есть почти все то же, что поставить хорошую лошадь въ негодное и тѣсное стойло, давъ ей небольшой клокъ гнилаго сѣна.»
— Можно сказать, что это не совсѣмъ правда, ибо у этой хорошей лошади была не одна дурная конюшня, а также и хорошія окружныя пастбища; вольно было вамъ распродать свои земли…. —
«Но не по твоимъ же ли совѣтамъ, Микъ, я это сдѣлалъ?»
— Не спорю, Аердъ; но я въ этомъ случаѣ погрѣшилъ только снисходительностію своего характера. Я былъ похожъ на баловницу няньку, которая исполняетъ всѣ прихоти ребенка, ей ввѣреннаго. —
«Да, даже и тогда, когда онъ проситъ у нея, на примѣръ, себѣ ножика, чтобы перерѣзать всѣ пальцы. Безъ твоихъ глупыхъ совѣтовъ земли мои и теперь бы, можетъ быть, были нераспроданы.»
— А между тѣмъ вы сей часѣ говорили, что и самый замокъ Шаусъ ни къ чему негодится — и что, если бы не актъ, то и онъ бы, можетъ, вспорхнулъ у васъ какъ дикая утка. Но въ этомъ случаѣ вы совершенно безпокоитесь о пустомъ: замокъ никогда не можетъ быть проданъ, да и самыя земли, нѣкогда къ нему принадлежавшія, какъ полагаетъ адвокатъ сего дѣла, распроданныя вами, могутъ много надѣлать хлопотъ, если вступится въ это сестрица ваша, или мужъ ея, если она вздумаетъ выдти замужъ. Стоитъ только вступить бумагѣ отъ нихъ, и тогда посмотрите, сколько будетъ безпокойства и неудовольствія вамъ. —
«Клара никогда не выдетъ замужъ.»
— Не ручайтесь ни за что. Нѣтъ ни одно о корабля, который бы рано, или поздно не вошелъ въ гавань. Если бы всѣмъ извѣстно было право ея на владѣніе замкомъ, то повѣрьте, что нашлось бы много жениховъ, которые совершенно не замѣтили бы ея странностей… —
«Микклеванъ!» вскричалъ Лердъ, «когда вы говорите о Миссъ Мовбрай, то прошу покорно не забывать къ ней должнаго почтенія, какъ къ моей сестрѣ и дочери моего покойнаго родителя!»
— Не сердитесь, Лердъ; я совершенно не имѣлъ намѣренія оскорбить васъ. Но когда судятъ о нужныхъ дѣлахъ, почему же не говорить искренно. Вы сами знаете столько же, какъ и я, что Миссъ Клара не похожа на обыкновенныхъ людей, и если бы я былъ на вашемъ мѣстѣ, то, искренно скажу вамъ, непрѣменно бы потребовалъ отъ судей позволенія себѣ называться curator bonis, представя въ причину положеніе ея… —
"Микклеванъ вскричалъ опять Мовбрай, «ты…» и остановился, не окончивъ словъ своихъ.
— Кто я, Лердъ Мовбрай? — спросилъ Прокуроръ съ довольною твердостію: — какъ вы хотѣли назвать меня, я бы желалъ узнать ваше мнѣніе? —
«Ты преискусный Прокуроръ!» отвѣчалъ Лердъ, нѣсколько умѣривъ первое движеніе свое: «но я долженъ признаться тебѣ, что никакъ не могу согласиться на совѣтъ твой. Я скорѣе отдамъ ей во владѣніе весь замокъ, а самъ опредѣлюсь въ конюхи, или въ почталіоны на всю жизнь мою.»
— Ахъ, Сенъ-Ронанъ! Если вы желаете поддержать старинный домъ вашъ, то вамъ можно заняться чѣмъ нибудь лучшимъ, нежели опредѣленіемъ въ конюхи, или въ почталіоны. Что вамъ препятствуетъ искать случая сдѣлаться мирнымъ судьею здѣшняго мѣста? Мой старый учитель всегда говаривалъ мнѣ эти Латинскія слова: Rerum dominos gentemque togatam. Это значитъ, Мовбрай, что всѣ знатные Лерды должны быть и судьями. —
«А мнѣ кажется, что всѣ судьи скоро попадутъ въ знатные Лерды; ибо они скупаютъ за безцѣнокъ всѣ земли, которыя продаемъ мы.»
— Пусть такъ; но развѣ и вы не можете дѣлать того же самаго?
«Нѣтъ, во мнѣ нѣтъ такихъ способностей; я скорѣе готовъ лишиться моего послѣдняго кафтана и напудреннаго парика… Да и какой я буду судья? Имѣю ли я достаточныя свѣдѣнія?»
— Ну, если бы вы и немного выиграли, по крайней мѣрѣ ничего бы не потеряли еще; а теперь вы похожи на орла, запертаго въ желѣзной клѣткѣ. Я бы также совѣтовалъ вамъ похлопотать о мѣстѣ Шерифа, или Коммисара — эти мѣста довольно выгодны. Пусть бы вы даже не обогатились, покрайности остальное не ушло бы сквозь пальцы.
«Это правда; можно бы еще поправить все, если бы злая фортуна хоть на минуту сдѣлалась поблагосклоннѣе ко мнѣ. Сказать искренно, Микклеванъ, за годъ передъ симъ я не могъ назваться бѣднякомъ: я имѣлъ почти около пятидесяти тысячь фунтовъ стерлинговъ — а теперь, теперь у меня не осталось ничего кромѣ этаго пустаго замка, который не можетъ принести мнѣ никакой пользы, развѣ только я рѣшусь продать его и на вырученныя деньги снова попробую основать себѣ счастіе.»
— Да, по пословицѣ: коли пропилъ топоръ — такъ и топорище не нужно. Но къ чему послужатъ вамъ какія нибудь сотни ливровъ? Что вы сдѣлаете съ ними?
«Что я сдѣлаю? То же, что дѣлаетъ Генералъ, проигравшій сряду двѣ баталіи — онъ знаетъ, что случай можетъ ему благопріятствовать также, какъ и непріятелю его, и начинаетъ третью. То же самое сдѣлаю и я, Микклеванъ. Вотъ на примѣръ, на сихъ дняхъ ожидаютъ къ здѣшнимъ водамъ одного молодаго Графа Этерингтона, о которомъ говорятъ, что онъ страстный охотникъ до игры; если бы я имѣлъ по крайней мѣрѣ пять сотъ ливровъ на этотъ разъ, то бьюсь объ закладъ, что могъ бы помириться съ фортуною.»
— Вы заставляете меня безпокоиться, Лердъ Мовбрай; я былъ всегда такъ привязанъ къ вашему дому, нѣкоторымъ образомъ даже облагодѣтельствованъ вашею фамиліею, и теперь я принужденъ видѣть упадокъ ея въ лицѣ молодаго человѣка, долженствовавшаго бы, по общему порядку вещей, еще болѣе возвысишь ее! По истинѣ, это исторгаетъ у меня почти слезы… —
"Что дѣлать, Микъ? Но перестань тужить. Ты знаешь, что если мой кошелекъ опустѣлъ совершенно, то по крайней мѣрѣ въ твоемъ осталось еще довольно: не уже ли ты откажешься принять участіе въ нуждахъ моихъ, ты, старинный другъ нашего дома
— Да… это такъ. — Но нужды ваши, Мовбрай, слишкомъ велики для того, чтобы мое участіе могло пособить имъ. Вы говорите, что вамъ нужны деньги; но что пользы, еслибы вы и имѣли ахъ: не ушли ли бы и они въ слѣдъ за прежними вашими доходами? —
«Нѣтъ, Микъ, чортъ возьми! нѣтъ; на этотъ разъ я слишкомъ увѣренъ въ противномъ. Жакъ Волверинъ навѣрное искуснѣе въ карточной игрѣ, нежели Этерингтонъ, а я его почти всегда обыгрываю. Нужно бы только имѣть сколько нибудь денегъ для начала, а конецъ вѣрно будетъ съ успѣхомъ для меня.»
— Можетъ быть — я не спорю, но дѣло въ томъ, что у васъ нѣтъ ни полушки, Мовбрай. —
«Объ этомъ не льзя ли какъ нибудь похлопотать тебѣ, старый другъ мой? Этерингтонъ, можетъ быть, завтра же пріѣдетъ къ водамъ съ туго набитыми карманами, ибо теперь обыкновенная пора собиранія оброковъ. Подумай объ этомъ, Микъ.»
— Счастливы тѣ, которые могутъ собирать оброки! Что касается до насъ, Лердъ — мы совершенно избавлены отъ этихъ хлопотъ. Но твердо ли вы увѣрены, что этотъ Графъ пріѣдетъ къ водамъ? точно ли вы знаете, что будете имѣть случай играть съ нимъ? А если итакъ, то кто вамъ поручится, что вы выиграете? Я знавалъ много людей, Сен-Ронанъ, которые, пошедши искать чужаго, теряли и свое собственное. Хотя вы человѣкъ и умный, Лердъ, хотя вы и хорошо знаете всѣ превратности здѣшняго міра; впрочемъ иногда также не совсѣмъ благоразумно распоряжаетесь въ дѣлахъ своихъ, и я за долгъ себѣ почитаю предостеречь васъ отъ… —
«Чортъ возьми всѣ эти поздные совѣты, любезный Микъ! Если ты не можешь, или, лучше сказать, не хочешь меня вытащить изъ воды, по крайней мѣрѣ не отталкивай отъ берега. Подумай, что я еще только начинаю пользоваться жизнію — до сихъ поръ я еще все былъ какъ бы связанъ; но теперь, когда послѣ кончины моего батюшки я уже сдѣлался господиномъ самаго себя, я хочу летать на собственныхъ крыльяхъ.»
— Ну, летайте; отъ чистаго сердца желаю вамъ не сломить себѣ шеи! —
«Не опасайся, Микъ, я очень увѣренъ въ самомъ себѣ, лишь бы ты не отказался помочь мнѣ.»
— Помочь вамъ? Что вы хотите сказать? И какимъ образомъ въ этомъ дѣлѣ я могу быть полезнымъ вамъ? —
«Весьма простымъ способомъ, Микъ: дай мнѣ въ займы изъ своего кошелька — я скоро заплачу тебѣ, дамъ большіе проценты, все, все!»
— Да, да, все, или ничего. Цо такъ какъ вы очень неотступны, Мовбрай, то я подумаю… А когда вамъ нужны этѣ деньги? —
«Ныньче, сію минуту; завтра, можетъ быть, будетъ уже поздно.»
— Охъ! — вскричалъ Прокуроръ протяжнымъ голосомъ, — это совершенно не возможно! —
"А надобно, чтобы это было ныньче, Микъ, непремѣнно ныньче, " отвѣчалъ Мовбрай, знавшій по многимъ уже опытамъ, что когда старинный другъ его произносилъ такимъ тономъ слово: не возможно, то это означало только небольшія препятствія.
— Но почему вы именно относитесь съ этою просьбою о деньгахъ ко мнѣ, Мовбрай? Почему бы вамъ не попросишь ихъ у Миссъ Клары, сестрицы вашей? Я увѣренъ, что она бы не отказала вамъ. —
«Я желалъ бы, чтобъ языкъ твой онѣмѣлъ прежде, нежели ты произнесъ слова сіи!» вскричалъ Мовбрай съ содроганіемъ, какъ бы ужаленный змѣею: «Какъ? мнѣ отнять послѣднее небольшое имущество у моей Клары? отнять деньги, которыя скопила она себѣ отъ благодѣяній щетки, иногда не забывающей ея своими милостями, и которыя сама Клара опредѣляетъ на дѣла благотворенія? — Нѣтъ, нѣтъ! я не думаю, Микклеванъ, чтобы ты, считающій себя обязаннымъ нашей фамиліи, захотѣлъ отказать мнѣ въ такой незначительной суммѣ?»
— Все это такъ, Сенъ-Ронанъ; но и самая тѣснѣйшая дружба имѣетъ свои опредѣленныя границы, какъ говаривали древніе мудрецы; что же касается до этаго дѣла — мнѣ кажется, въ немъ должны бы были принять участіе самые ближайшіе родственники ваши; а кто вамъ ближе, какъ не за, ша сестрица, Сенъ-Ронанъ? А бѣдный Микклеванъ, что онъ значитъ въ, свѣтѣ, чтобы могъ одолжать другихъ? — Течетъ ли въ его жилахъ хоть одна капля благородной крови, которою бы подъ часъ могла полакомиться какая-нибудь блоха въ моемъ матрасѣ? —
«И такъ, что же мнѣ дѣлать?*» говорилъ Лердъ, прохаживаясь большими шагами по комнатѣ и размышляя съ самимъ собою; ибо, хотя онъ былъ и довольно большой эгоистъ, но все любилъ сестру свою — тѣмъ болѣе, что остался единственнымъ покровителемъ ея. — «Нѣтъ!» продолжалъ онъ, «что бы ни случилось, я не хочу обижать сестры моей. Я скорѣе запишусь волонтеромъ съ службу, гдѣ по крайней мѣрѣ умру съ честію.»
— Г. Мовбрай! — нѣтъ отвѣта. — Сен-Ронанъ! послушайте! — то же самое молчаніе. — Я размыслилъ объ этомъ дѣлѣ и… и….
«И что?» вскричалъ Мовбрай, съ видомъ нетерпѣнія подошедъ къ нему.
— И чтобы сказать вамъ всю правду, я не вижу необходимости въ этомъ дѣлѣ; потому что, если сего дня вы и будете имѣть эту сумму въ вашемъ карманѣ, то по крайней мѣрѣ завтра она навѣрное перейдетъ въ карманъ Графа Этерингтона. —
«Ты дуракъ, Микклеванъ!»
— Быть можетъ, Лердъ; но Сиръ Бинго также не изъ умныхъ, я выигрывалъ у васъ деньги раза два, если не три. —
«Онъ? это забавно! Онъ никогда и ничего не выигрываетъ у меня.»
— А мнѣ помнится, что вы заплатили ему проигранный закладъ о сомѣ, да и еще какой-то другой….. —
"Я еще разъ скажу тебѣ, Микклеванъ, что ты глупъ. Тебя никогда не достанетъ на то, чтобы постигнуть мои намѣренія. Бинго трусливъ какъ заяцъ; нужно было нѣсколько придать ему духа — вотъ и все тутъ! При случаѣ онъ годится мнѣ. На него можно также имѣть свои виды. Повѣрь мнѣ — я знаю мѣста, въ которыя можно закидывать уду съ приманкою. Но эти проклятые пять сотъ ливровъ не даютъ мнѣ покоя; можетъ быть, чрезъ нихъ я потеряю десять тысячъ
— Если вы ужь такъ увѣрены въ вашемъ планѣ и надѣетесь непремѣнно выиграть, то чѣмъ же порискуетъ Миссъ Клара, отдавши вамъ свои деньги? Вы ихъ отдадите ей скоро и даже вдесятеро болѣе, если вамъ будетъ угодно! —
«Безъ сомнѣнія; да, клянусь Небомъ, Микъ, ты говоришь правду — мое недоумѣніе смѣшно. Да, я дамъ Кларѣ тысячу фунтовъ стерлинговъ за пять сотъ ливровъ, клянусь Небомъ — это такъ! Въ слѣдующую зиму я поѣду съ нею въ Эдинбургъ, можетъ быть и въ Лондонъ — посовѣтуюсь съ лучшими врачами о ея положеніи — я введу ее въ лучшія общества, и если кто нибудь вздумаетъ неблагосклоннымъ взоромъ взглянуть на нее… чортъ возьми! я ея братъ — и буду умѣть защитить ее! Да, да, ты говоришь правду. Нѣтъ ничего предосудительнаго взять у нея эти пять сопи, ливровъ на нѣсколько дней и съ тѣмъ, чтобы доставить пользу какъ ей, такъ и себѣ. Такъ! налей наши бокалы, Микъ, и выпьемъ за будущій успѣхъ въ моемъ намѣреніи.»
— Я готовъ отъ всего сердца пить за успѣхъ вашъ, — отвѣчалъ Микклеванъ, обрадованный согласіемъ своего патрона; впрочемъ желая замять разговоръ о Кларѣ, онъ присоединилъ: — но и вы также правы, Лердъ, правы не менѣе меня; это можно доказать тѣмъ, что я вамъ не совѣтывалъ ничего до тѣхъ поръ, пока не узналъ, что это дѣло очень вѣрное: то есть, я разумѣю вашъ выигрышъ. Если это такъ, то глупо бы было препятствовать вамъ, особенно друзьямъ вашимъ. —
«Да, Да, Микъ, а между тѣмъ все таки карты и кости суть ничто иное какъ разбойничество, только въ другомъ видѣ; но и самая лучшая лошадь можетъ иногда оступиться — а потому и я хочу, чтобы Клара не знала о моихъ намѣреніяхъ. Чортъ возьми! опять глупые предразсудки! Впрочемъ, если я съ самаго начала увижу, что счастіе не на моей сторонѣ, то перестану тутъ же играть. И такъ, Микъ, приготовьте же мнѣ эти деньги.»
— Очень хорошо; но прежде позвольте сказать вамъ два слова; векселя Миссъ Клары записаны мною у банкира Турнпенни, ея повѣреннаго; надобно, чтобы она дала намъ письменную довѣренность своей руки о выдачѣ сей суммы — безъ того мы ничего не получимъ. —
«Ты правъ; когда кто хочетъ сдѣлаться свиньею, то надо уже ею сдѣлаться во всей формѣ: напишите мнѣ сей часъ образчикъ довѣренности, которую должна дать намъ Клара — если только она согласится — ибо ты знаешь, что она столь же своенравна и капризна подъ часъ, какъ и всякая другая женщина.»
— Вы попросите хорошенько — и это прибавитъ вѣтру. Но надо еще повторить вамъ: вы навѣрное не забудете скрыть отъ Клары употребленіе, какое хотите сдѣлать изъ сихъ денегъ — иначе не получите ничего — я знаю образъ мыслей ея: для нея самые лучшіе проценты ничего не значатъ — тѣмъ болѣе, что ея сумма почти вся опредѣлена для бѣдныхъ. —
"И такъ и отнимаю этѣ деньги не только у Клары, но и у всѣхъ покровительствуемыхъ ею вскричалъ Мовбрай: «но нѣтъ; я еще болѣе доставлю ей способовъ… Микъ! безъ отговорокъ» продолжалъ она, наливая свой и его бокалы «за здоровье Клары! Она настоящій ангелъ — а я — я… Но такъ и быть! на этотъ разъ я непремѣнно выиграю — ибо счастіе Клары зависитъ отъ этаго.»
— А я даже вотъ что думаю, — сказалъ опьянѣлый Прокуроръ — если вы и проиграете, то не малымъ утѣшеніемъ можетъ служить и то, что въ этомъ дѣлѣ проиграли съ вами только бѣдняки.з которымъ бы помогла Миссъ Клара — а по мнѣ право рѣдкій изъ нихъ стоитъ сожалѣнія. Другое дѣло, если бы деньги назначены были на какое нибудь хозяйственное употребленіе. —
«Потише, Микъ! потише, другъ мой!» сказалъ Мовбрай: «я согласенъ, что ты прекраснѣйшій совѣтникъ и что совѣсть твоя спитъ гораздо крѣпче, нежели у полсотни тебѣ подобныхъ казуистовъ; но, почтенный совѣтникъ мой! берегись вбивать гвоздь слишкомъ глубоко .. болтанье твое скорѣе охолодитъ, нежели разгорячитъ кровь мою. Но довольно объ этомъ. Окончилъ ли ты свое маранье? Подай его мнѣ, я сей часъ же пойду съ нимъ къ Кларѣ. Но сказать искренно? Я бы охотнѣе теперь пошелъ съ пистолетомъ въ рукѣ стрѣляться на десяти шагахъ съ лучшимъ бойцомъ Великобританіи!» Сказавъ сіи слова, онъ вышелъ изъ комнаты.
ГЛАВА IV.
править"Когда я на лугу увижу двухъ малютокъ —
"Сестру и брата, лѣтъ однихъ,
"Взаимно межъ собой, среди невинныхъ шутокъ
"Вѣнки изъ васильковъ плетущихъ полевыхъ —
"Я говорю себѣ: увы! они играютъ —
"Межъ ихъ теперь любовь — спокойно сердце ихъ;
"Но что въ послѣдствіи, какъ страсти запылаютъ?...."
Лердъ Мовбрай, разставшись съ почтеннымъ совѣтникомъ своимъ Микклеваномъ послѣ долгаго разговора, который уже знаютъ наши читатели, пошелъ въ небольшую комнату, которую сестра его называла своею залою и гдѣ она обыкновенно проводила большую часть своего времени. Комната сія была убрана съ довольнымъ вкусомъ, впрочемъ и не безъ странностей, не смотря на то, что она могла назваться почти лучшею изъ всего замка. Рукодѣльный столъ быль заваленъ кучею различныхъ предметовъ, показывавшихъ умъ и таланты той, которая занималась ими, но также и безпорядочность идей ея. Тутъ были недоконченные рисунки, начатыя ноты, различныя вышиванья и вязанья — все начато съ ревностію, продолжаемо со вкусомъ, и наконецъ брошено на половинѣ.
Клара сидѣла на небольшой софѣ возлѣ окошка, держа въ рукахъ своихъ книгу, страницы которой быстро ворочала она и казалась какъ бы читающею. Увидя брата своего, она оставила софу и подбѣжала къ нему со всѣми знаками нежнѣйшей дружбы.
«Въ доброй часъ, любезный мой Жонъ начала она г., вамъ вздумалось посѣтить сестру вашу въ ея уединеніи: это служитъ мнѣ доказательствомъ вашей дружбы. Я было совершенно заснула отъ скуки, читая книжку довольно неинтересную для меня; впрочемъ отъ того ли, что сочиненіе мнѣ не понравилось, или отъ недостатка моего вниманія только я пробѣжала страницу за страницею не понимая почти ни слова. Теперь я займусь съ вами, и это будетъ гораздо лучше. Чѣмъ бы мнѣ попотчивать васъ, Жонъ, чтобы доказать, сколь пріятно для меня такое посѣщеніе? Но я боюсь, что ничего не имѣю, кромѣ чаю, до котораго вы, какъ кажется, небольшой охотникъ?»
— Теперь я съ удовольствіемъ готовъ выпить чашку, Клара — мнѣ надо поговорить съ тобою…. и… —
«Жесси! сей часъ приготовить чаю!» закричала Клара, взявшись за колокольчикъ; комнатная дѣвушка ея вошла, и она отдала нужныя приказанія. "Но не будьте неблагодарны, Жонъ, " продолжала она, «я надѣюсь, что вы пришли не съ тѣмъ, чтобы снова докучать мнѣ о вашемъ праздникѣ. Я почти не думаю дождаться и провести его, какъ обыкновенно; но все равно — я буду на этомъ балѣ и выдержу роль мою, какъ не льзя лучше. Что же касается до пріуготовленій и хлопотъ, ни голова моя, ни сердце, ни какъ не могутъ заняться ими, и потому я надѣюсь, что вы пощадите меня отъ такихъ разговоровъ.»
— Ты какъ дикенькая кошка, Клара, день это дня становишься безпокойнѣе; мнѣ кажется даже, можно ждать, что ты убѣжишь отсюда въ лѣса, какъ Принцесса Каробоо. Но — перестань безпокоиться на счетъ праздника; если онъ будетъ и не совсѣмъ хорошъ, по крайней мѣрѣ намъ достаточнымъ извиненіемъ послужатъ краткость времени, разстроенное твое здоровье и моя непривычка обращаться въ дѣлахъ хозяйственныхъ. Теперь же, Клара, я хочу говорить съ тобою о дѣлѣ, гораздо нужнѣйшемъ и болѣе важномъ для меня. —
«Что же это такое?» вскричался Клара голосомъ почти ужаса: «ради самаго Неба, братецъ, изъяснитесь…. Вы не знаете, какъ вы пугаете меня.»
— Успокойся, милая Клара! страхъ твой совсѣмъ безъ причины: ничего необыкновеннаго не случилось. То, о чемъ я хочу говорить съ тобою, почти не составляетъ и новости; однимъ словомъ, я имѣю чрезвычайную нужду въ деньгахъ. —
"Только-то спросила Клара тономъ, показывавшимъ ея брату, сколь мало значатъ для нея подобныя обстоятельства, и вмѣстѣ выражавшимъ упрекъ оптомъ, что онъ испугалъ ее такими пустяками.
— Только то? — повторилъ онъ: — да, точно только; но и этаго слишкомъ достаточно, чтобы разстроить меня: потому что, если я не въ состояніи буду найти денегъ, то ты не знаешь, сколько это затруднитъ меня; и… и, Клара, я принужденъ просить у васъ, не рѣшитесь ли вы снабдить меня на время….. — «Снабдить васъ? Безъ сомнѣнія и отъ всего сердца. Но вы знаете, Жонъ, что мой кошелекъ слишкомъ нетяжелъ: въ немъ осталось не болѣе половины того, что я въ послѣдній разъ получила отъ благодѣяній тетушки. Возьмите; я очень рада, если этаго будетъ достаточно вамъ; это также послужитъ доказательствомъ, что и нужды ваши не слишкомъ значительны, Жонъ.»
— Ахъ, Клара! что ты говоришь! Чтобы исправить всѣ мои нужды, надо имѣть курицу, которая бы каждый день несла по золотому яйцу. Но ты согласна, милая Клара, отдать мнѣ въ распоряженіе кошелекъ свой… —
«Почему же и не такъ, Жонъ, если это будетъ полезно для тебя. Да и не сама ли природа назначила тебя быть моимъ покровителемъ? Не былъ ли ты всегда добрымъ братомъ, и небольшое богатство мое не должно ли быть въ полномъ распоряженіи твоемъ? Я твердо увѣрена, Жонъ, что ты не пожелаешь мнѣ худаго.»
— Да, Клара, это правда — отвѣчалъ съ величайшимъ смущеніемъ Мовбрай, ибо скорость, съ которою согласилась она на его прозьбу, ея довѣренность и добрая душа, чуждая всякихъ подозрѣній, гораздо болѣе смутили его, нежели бы упорство, или даже самый отказъ съ ея стороны. Въ семъ послѣднемъ случаѣ онъ уже былъ нѣкоторымъ, образомъ готовъ ко всѣмъ хитростямъ для вынужденія ея согласія и для заглушенія упрековъ собственной совѣсти своей; но скорое согласіе ея и чистосердечіе, съ которымъ она предлагала въ полное распоряженіе его все свое небольшое имущество, совершенно перемѣнили ходъ дѣла. Если бы Клара показала сопротивленіе, Лердъ Мовбрай поступилъ бы съ нею какъ охотникъ, съ жаромъ преслѣдующій проворную лань, который, разгорячась отъ ея сопротивленій и настигнувъ совершенно, убиваетъ какъ бы съ радостію, забывая всякое сожалѣніе; но кротость ея такъ обезоружила его, что онъ видѣлъ въ себѣ не болѣе какъ убійцу, рѣшающагося хладнокровно лишить жизни существо, не могущее и не смѣющее защищать себя.
Клянусь Небомъ, размышлялъ онъ самъ съ собою, это безчеловѣчно съ моей стороны. — Клара! — присовокупилъ онъ, обращаясь къ ней, — сказать тебѣ искренно: я самъ не твердо увѣренъ, будетъ ли выгодно для насъ сбояхъ употребленіе, которое я хочу сдѣлать изъ твоей суммы…. —
«Употребите ее, какъ и куда вамъ угодно, Жонъ — я съ своей стороны буду думать только то, что и сама я не могла бы сдѣлать изъ нея лучшаго употребленія.»
— Конечно мое намѣреніе клонится къ общей пользѣ нашей, Клара, и какъ мнѣ кажется, на сей разъ я не обманусь въ моихъ предположеніяхъ. Но, Клара, тебѣ еще остается скопировать вотъ эту бумагу, написанную Микклеваномъ, — «присоединилъ онъ, подавая ей листъ: — въ ней заключается твое согласіе на снабженіе меня деньгами, которыя я надѣюсь возвратить тебѣ съ весьма хорошими процентами, если только счастіе будетъ благопріятствовать мнѣ. —
„Не вѣрьте счастію, Жонъ!“ отвѣчала Клара съ меланхолическою улыбкою: „увы! оно никогда не было другомъ нашей фамиліи.“
— Но оно благопріятствуетъ смѣлымъ, Клара; я помню, что читывалъ слова сіи еще въ моей учебной книжкѣ — и потому рѣшаюсь ввѣриться ему, не смотря на его непостоянство. Впрочемъ, если фортуна обманетъ мои ожиданія… что тогда скажетъ, что сдѣлаетъ моя Клара?.. Если, на примѣръ, какимъ нибудь несчастнымъ случаемъ разрушатся всѣ надежды мои и я буду не въ состояніи, по крайней мѣрѣ скоро, возвратить ей ея деньги? —
„Что скажетъ? Ничего. Что сдѣлаетъ? Вы сами Жонъ можете отвѣтить себѣ: также ничего.“
— Я почти зналъ это. Но твои небольшія нужды, Клара, твои благодѣянія бѣднымъ, больнымъ?… —
„О! я буду умѣть быть имъ полезною! Взгляните на всѣ сіи недокончанныя бездѣлки на моемъ рабочемъ столѣ, Жонъ! Не уже ли вы не знаете, что игла и кисть весьма часто удовлетворяютъ женскимъ необходимостямъ. А вамъ обѣщаю, что, не смотря ни всѣ мои странности и разсѣянность, если я въ самомъ дѣлѣ увижу себя въ крайности, то не хуже какой ни будь Эмелины или Этелинды буду въ состояніи питаться трудами рукъ своихъ, не забывая притомъ нѣсколько сберечь и на долю бѣдныхъ. Я увѣрена, что сама Лади Денелопа и все знаменитое общество при водахъ за удовольствіе почтутъ покупать или разыгрывать въ лотереи всѣ небольшія бездѣлки молодой артистки. Я наполню ихъ портфейли различными рисунками и эскизами, оригинальными портретами, съ самихъ ихъ снятыми, я вышью шелкомъ на всѣхъ платкахъ ихъ здѣшнія окрестности, столь знакомыя имъ по ихъ прогулкамъ, ихъ бельведеръ — однимъ словомъ, Жонъ — я обогащусь, если только захочу заняться — и обогащусь весьма скоро и не чрезвычайно трудными средствами.“
— Нѣтъ, Клара, — отвѣчалъ Мовбрай съ задумчивостію, ибо простыя и. вмѣстѣ благородныя мысли сестры его пробудили въ немъ всю братскую нѣжность — нѣтъ, этаго никогда не будетъ. Если я на сей разъ ошибусь въ моихъ расчетахъ, то всѣ связи съ Сен-Ронанскимъ обществомъ разорваны! Пусть будутъ смѣяться надо мною — что за нужда. Я не хочу, чтобы какой нибудь ничего незначущій дворянинъ могъ видѣть въ униженіи Жона Мовбрая. Нѣтъ! этаго не будетъ — повторяю тебѣ Клара. Я разпродамъ моихъ лошадей, собакъ, все, все — но сестра моя не будетъ никогда принуждена питаться трудами рукъ своихъ. У насъ еще останется довольно земли, чтобы жить скромно — но безъ бѣдности. Ты Клара всегда любила умѣренность — я буду подражать тебѣ: стану трудиться въ саду, въ лѣсахъ моихъ — стану за всѣмъ присматривать самъ и пошлю къ чорту моего Микклевана. —
„Послѣднее рѣшеніе лучше всѣхъ, Жонъ. День въ который ты сдѣлаешь это, учинитъ счастливѣйшею сестру твою; всѣ мои безпокойства окончатся, или, если не всѣ по крайней мѣрѣ братъ мой не услышитъ объ нихъ ни одного слова — они будутъ погребены въ моемъ сердцѣ, какъ въ хладной гробницѣ. О! почему мы не можемъ съ завтрашняго же дня начать такой новой и прекрасной жизни? Если деньги мои необходимо нужны тебѣ, Жонъ, для испытанія, не склонится ли на твою сторону фортуна — брось ихъ лучше въ рѣку, Жонъ, и предположи, на примѣръ, что ты или проигралъ ихъ, или проспорилъ кому ни будь.“
Говоря слова сіи, Клара съ нѣжностію устремила на своего брата глаза, въ которыхъ блистали благородныя слезы энтузіазма ея; взоры Мовбрая были потуплены и щеки покрыты краскою, въ которой отражались время отъ времени то уязвленное самолюбіе, то твердая рѣшимость послѣдовать совѣтамъ сестры своей.
— Милая Клара! — наконецъ началъ онъ, — ты говоришь совершенно пустое; да мнѣ кажется и я не благоразумнѣе поступаю, слушая тебя и оставаясь столь долго здѣсь, между тѣмъ какъ у меня еще куча дѣлъ на шеѣ. Будь увѣрена, что все пойдетъ хорошо, по моему плану; если же нѣтъ — тогда мы поступимъ точно такъ, какъ я говорилъ тебѣ. Эта небольшая бумага, которую ты должна скопировать теперь, можетъ сдѣлать меня счастливымъ — по крайней мѣрѣ я такъ предполагаю. Если же и ошибусь, то ты согласишься, что столь небольшая сумма не слишкомъ значительна, чтобы имѣть вліяніе на будущую участь нашу. фортуна долго бѣгала отъ меня — и я рѣшился въ послѣдній разъ попробовать привлечь ее къ себѣ. Вотъ и все! Теперь пока прости, милая Клара! —
Оканчивая слова сія, Лердъ Мовбрай обнялъ и поцѣловалъ сестру свою съ большею противъ обыкновеннаго нѣжностію; но прежде нежели онъ успѣлъ отойти отъ нея на два шага, Миссъ Клара снова бросилась въ объятія и съ нѣжностію сказала ему:
„Милый братецъ! вы знаете, что малѣйшее желаніе ваше всегда было для меня закономъ: не уже ли же вы въ свою очередь откажетесь исполнись одну мою просьбу?“
— Но какая же эта просьба, милая моя шалунья, — сказалъ Мовбрай, съ нѣжностію отвѣчая ея объятіямъ: — о чемъ такъ торжественно сбираешься умолять меня? Я думаю, ты не забыла, что я врагъ всѣхъ предисловій, и что я даже и въ книгахъ всегда пропускаю ихъ! —
„Хорошо; и такъ безъ предисловія, любезный Жонъ. Дашь ли ты мнѣ обѣщаніе избѣгать всѣхъ ссоръ, которыя почти каждый вечеръ случаются въ гостинницѣ при водахъ? Не проходило ни одного разу, когда я пріѣзжала туда, чтобы чего нибудь не вышло между мущинами. Когда ты тамъ, то я никогда не могу заснуть спокойно, безпрестанно представляя тебя вовлеченнымъ въ какую нибудь ссору, иногда даже и опасность. Въ прошедшую ночь…“
— Ахъ, Клара! если ты хочешь разсказывать мнѣ всѣ свои сновидѣнія, то я знаю., что этому не будетъ и конца. Сонъ есть въ самомъ дѣлѣ одно изъ главнѣйшихъ дѣлъ въ твоей уединенной жизни; мнѣ кажется, ты готова дремать даже и за обѣдомъ. Но, Клара! я прошу тебя спать безъ сновидѣній, или по крайней мѣрѣ беречь ихъ про себя самое.. Ну, что жъ ты такъ крѣпко схватила меня за мое платье? Чего ты боишься? Не думаешь ли ты, что этотъ трусливый Бинкъ, или кто нибудь изъ жителей при водахъ, осмѣлятся учинить мнѣ оскорбленіе? Клянусь Небомъ! скорѣе въ жилахъ ихъ не останется ни одной капли крови, нежели я допущу ихъ дотронуться до меня! —
„Нѣтъ, Жонъ, я совершенно не боюсь этихъ людей, хотя иногда отчаяніе дѣлаетъ и трусовъ храбрыми, а въ такомъ случаѣ они страшнѣе другихъ; но въ свѣтѣ есть люди, которыхъ наружность совершенно не предвѣщаетъ того, что они въ самомъ дѣлѣ: есть люди, которыхъ мужество скрыто въ сердцѣ ихъ, какъ золото въ грубой рудѣ, ничего необѣщающей по своей наружности. Ты можешь иногда встрѣтиться и съ такими людьми, Жонъ; имѣя горячій характеръ, ты не снесешь какого нибудь необдуманнаго слова, униженія, и тогда…“
— Клянусь честію, Клара, что ты нынѣшній день имѣешь особенное расположеніе къ сочиненію какой нибудь нравственной рѣчи; самый нашъ пасторъ едва ли можетъ говорить лучше и основательнѣе; тебѣ только остается раздѣлишь поученіе твое на приступъ, трактатъ и заключеніе, и тогда ты можешь во всей формѣ произнесши его въ полномъ собраніи и съ хорошимъ успѣхомъ. Но, Кларушка, я человѣкъ совершенно особеннаго рода, смѣло иду по пути моей жизни, и не вижу въ смерти безобразнаго и страшнаго скелета, какъ обыкновенно представляютъ себѣ другіе. Да и какой злой духъ вложилъ тебѣ въ голову такую прозьбу. Надобно, чтобы я узналъ это, Клара, ибо ты навѣрное имѣешь кого нибудь особенно въ виду, когда предлагаешь мнѣ избѣгать всякихъ ссоръ въ обществѣ при водахъ? —
Клара не могла поблѣднѣть болѣе обыкновеннаго, но голосъ ея дрожалъ и становился слабѣе по мѣрѣ того, какъ она увѣряла своего брата, что она не думала ни о комъ въ особенности.
— Вспомни, милая Клара, — продолжалъ Мовбрай, — когда мы еще оба съ тобою были дѣтьми; весь околотокъ говорилъ, что въ нашемъ саду видали по ночамъ скитающагося духа; вспомни, какъ ты уговаривала меня не подвергаться опасности, когда я собрался въ одну ночь подстеречь этаго духа; вспомни наконецъ и то, что я поймалъ тамъ вмѣсто его дочь нашей коровницы, которая, укутавшись бѣлымъ покрываломъ, обивала груши съ деревъ нашихъ и которую я порядочно постращалъ за ея дерзость: ну, Клара, будь увѣрена, что я и теперь тотъ же самый Жонъ Мовбрай, всегда готовый на всѣ опасности, если только существуютъ онѣ на самомъ дѣлѣ. Страхъ, который обнаруживаешь ты на счетъ меня, можетъ только удвоить мое мужество и возбудить большее любопытство узнать ту причину, которая произвела его: ты уговариваешь меня избѣгать ссоръ въ обществѣ при водахъ, слѣдственно ты знаешь кого нибудь, кто имѣетъ желаніе оскорбить меня? Я знаю, Клара, что, не смотря на нѣкоторыя странности въ характерѣ, ты имѣешь добрыя чувства и довольно разсудка для того, чтобы не испугаться какой- либо бездѣлицы, нестоющей твоего вниманія. —
Клара начала снова и съ большимъ жаромъ увѣрять, что она никого не разумѣла въ особенности, говоря о ссорахъ, и что только одинъ страхъ пагубныхъ послѣдствіи, которыя легко могутъ произойти отъ горячаго его характера, заставилъ ее просить о избѣжаніи ссоръ съ мущинами Сен-Ронанскаго общества.
Мовбрай, слушавъ слова ея съ видомъ сомнѣнія и какъ бы не вѣря ея объясненіямъ, когда она перестала говорить, отвѣчалъ, съ мрачнымъ видомъ; — Я не знаю, справедливы или нѣтъ мои догадки, Клара; впрочемъ жестоко было бы съ моей стороны прежде времени объявить ихъ тебѣ. Мнѣ кажется, Клара, что ты бы должна отдашь болѣе справедливости твоему брату, и если ты имѣешь что нибудь особенное въ виду, почему бы искренно не изъясниться со мною? Будь увѣрена, что это болѣе имѣло бы успѣха, нежели всякое притворство. Но оставь свои страхи, милая Клара, если они дѣйствительно не имѣютъ другаго основанія, какъ ты говорила мнѣ если же ты… будь увѣрена, что хотя бы ты была Махіавелемъ своего пола, то и тогда Жонъ Мовбрай всегда останется самимъ собою. —
Оконча слова сіи, онъ началъ выходить изъ комнаты; Клара два раза звала его, но онъ ушелъ, какъ бы не слыша словъ ея: впрочемъ должно согласиться и на то, что голосъ Клары такъ ослабѣлъ, что его не льзя было почти и слышать.
„Вотъ онъ и ушелъ“ наконецъ сказала она со вздохомъ „и я не имѣла мужества изъясниться передъ нимъ! К похожа на тѣ несчастныя существа, которыя, будучи обворожены какимъ-то могущественнымъ духомъ, не смѣютъ ни плакать, ни признаться… Да, бѣдное мое сердце полно, очень полно… надобно, чтобы оно излилось передъ кѣмъ либо, или — совершенно перестало биться!“
ГЛАВА V.
правитькъ этому обвязываетъ меня священный долгъ дружбы. Надѣюсь,
что ты не оскорбиться, ибо я желаю справедливости о
какъ той, такъ и другой сторонѣ."
Читатель и неударенный огнь природы слишкомъ хорошею памятью легко, кажется, можетъ припомнить, что герой нашей повѣсти, Францъ Тиррель, по выходѣ своемъ изъ новооткрытой гостинницы Сен-Ронанской, оставилъ всѣхъ членовъ тамошняго общества неслишкомъ при завидномъ расположеніи къ своей особѣ. Сначала мысль объ этомъ не выходила изъ его головы; но послѣ, когда сильнѣйшія впечатлѣнія подѣйствовали на его душу, онъ совершенно забылъ обо всемъ происходившемъ тамъ — и два дня протекли для него такъ быстро, что онъ не имѣлъ времени вспомнить ни о соперникѣ своемъ Сирѣ Бинго, ни о пустой ссорѣ, возникшей почти изъ ничего между нимъ и членами Сен-Ронанскаго общества.
Должно также сказать, что хотя ни одна старуха столько не хлопотала, раздувая на шесткѣ своемъ погасающіе уголья и: дымящіяся головешки, сколько Капитанъ Макъ Туркъ по милости своей старался возжечь -пламя изъ погаснувшихъ почти искръ храбрости друга своего Сира Бинго. Впрочемъ два дня прошли почти безъ всякаго успѣха въ его намѣреніяхъ; всякой разъ, когда онъ начиналъ говорить объ этомъ происшествіи, Сиръ Бинго находился въ такомъ невыгодномъ для него расположеніи духа, что никакія слова и совѣты не могли дѣйствовать на него: Сиръ Бинго въ одно время былъ пьянъ, въ другое съ похмѣлья, иногда болѣла у него голова, иногда онъ ругался со всѣмъ обществомъ, однимъ словомъ, онъ перебывалъ. во всѣхъ положеніяхъ, кромѣ готовности драться. Когда Макъ Туркъ говорилъ ему о томъ, чего требовала оскорбленная въ лицѣ его честь всего общества при водахъ, Баронетъ начиналъ бѣситься, посылалъ къ чорту честь и все общество, оказывающее ему столько участія, и прибавлялъ въ заключеніе, что образъ мыслей его совершенно другой нежели ихъ, и что Тиррель былъ слишкомъ незначительная особа, чтобы обратить на себя чье-либо вниманіе въ отношеніи къ его дерзкимъ поступкамъ.
Капитанъ Макъ Туркъ, можетъ быть, и согласился бы съ мнѣніемъ своего друга на счетъ сего послѣдняго пункта; но Президентъ Винтерблоссомъ и прочіе члены общества были слишкомъ далеки отъ сего мнѣнія, тѣмъ болѣе, что всѣ они смотрѣли на Сира Бинго какъ на такого значительнаго члена, который былъ едва ли не изъ первыхъ между ними, а слѣдственно и нанесенное оскорбленіе падало на всѣхъ и требовало непремѣннаго удовлетворенія. Сужденія ихъ касательно, сего предмета обыкновенно оканчивались тѣмъ, чтобы посовѣтоваться съ Лердомъ Мовбраемъ, который въ настоящее время былъ столько озабоченъ пріуготовленіями торжественнаго праздника къ четвергу, что и не показывался въ эти два дня къ водамъ.
Въ продолженіе сего времени Капитанъ Макъ-Туркъ, казалось, испытывалъ на самомъ себѣ то состояніе оскорбленнаго духа, которое бы долженъ былъ показывать Сиръ Бинго, обиженный Тиррелемъ: онъ ходилъ на цыпочкахъ, при каждомъ шагѣ дѣлалъ гримасу, показывавшую досаду и жажду мщенія, поднималъ къ верху красный носъ свой и обнюхивалъ воздухъ, какъ свинья, по инстинкту предчувствующая дурную погоду. Когда случалось ему говоришь, онъ отвѣчалъ отрывисто и съ такимъ разсѣяніемъ, какъ будто душа его исключительна устремлена была къ одному предмету. Наконецъ самымъ убѣдительнымъ доказательствомъ перемѣны его характера можетъ послужить то, что онъ даже отказался однажды выпить рюмку превосходнѣйшей анисовой водки, которую подносилъ ему Баронетъ.
Наконецъ вниманіе всего общества вдругъ обращено было на курьера, привезшаго извѣстіе, что молодой Графъ Этерингтонъ, оракулъ модъ и звѣзда, привлекавшая къ себѣ вниманіе всѣхъ блестящихъ обществъ моднаго круга, рѣшился провести при Сен-Ронанскихъ водахъ часъ, день, недѣлю, или мѣсяцъ времени — ибо Его Превосходительство никогда не могъ давать и самому себѣ вѣрнаго отчета въ своихъ предположеніяхъ.
Это извѣстіе привело въ движеніе всѣхъ: раскрыли придворные календари, чтобы отыскать, сколько лѣтъ молодому Графу — пошли толки о его состояніи и образѣ жизни — искали угадать его вкусъ — однимъ словомъ, всѣ члены общества безъ милости ломали себѣ головы, какимъ бы образомъ сдѣлать пріятнымъ и заманчивымъ маленькое свое Спа для сего любимца фортуны. Послали нарочнаго въ замокъ Шаусъ, чтобы извѣстишь Мовбрая о сей пріятной вѣсти, на которой онъ уже4 и безъ нихъ основывалъ надежды свои, — что не безъизвѣстно читателямъ нашимъ. Впрочемъ Мовбрай не рѣшился ѣхать въ слѣдъ за посланнымъ къ водамъ, ибо не зналъ еще, съ какой точки зрѣнія приличнѣе ему представиться знаменитому Графу Этерингтону.
Сиръ Бинго Бинкъ также, какъ и другіе, зналъ объ общей новости, которая нѣкоторымъ образомъ имѣла довольно большое вліяніе дда него,
Хорошее мнѣніе, которымъ онъ пользовался отъ всего общества и которое начало ослабѣвать по мѣрѣ его сопротивленія отомстить за нанесенное оскорбленіе, слишкомъ щекотило его самолюбіе, особенно предъ пріѣздомъ новаго члена, о которомъ было столько различныхъ толковъ; Баронетъ хотя имѣлъ характеръ вялый и нерѣшительный, впрочемъ его не льзя было назвать и совершеннымъ трусомъ, ибо онъ принадлежалъ къ классу тѣхъ людей, которые не отказываются драться, если уже видятъ себя вынужденными къ тому. И такъ онъ рѣшился поговорить съ Макъ Туркомъ; сей послѣдній подошелъ къ нему съ видомъ важнымъ и задумчивымъ, который впрочемъ вскорѣ уступилъ мѣсто злобной радости, когда Сиръ Бинго въ нѣсколькихъ словахъ попросилъ его снести вызовъ къ этому бродягѣ артисту, живущему въ старой деревнѣ, который за три дня до сего имѣлъ дерзость оскорбить его.
„Клянусь Богомъ, мой добрый, любезный и превосходный другъ и вскричалъ Капитанъ“, я внѣ себя отъ восхищенія, оказывая вамъ эту небольшую услугу — и тѣмъ еще болѣе, что вы вздумали это сами по себѣ, а не по совѣтамъ членовъ нашего общества, которые, между нами будь сказано, почти всѣ имѣютъ привычку лазить съ своею вилкою въ чужую тарелку. Впрочемъ, клянусь Богомъ! я и самъ себя часто спрашивалъ: какимъ образомъ вы, мой почтеннѣйшій другъ, хладнокровно можете приходить къ общему столу нашему, когда еще видна грязь, или, лучше сказать, слѣдъ руки этаго Тирреля на воротникѣ вашего кафтана! Вы меня понимаете? Но надобно, чтобы всѣ вещи шли своимъ порядкомъ, и я отправлюсь къ этому Г. Тиррелю съ быстротою молніи. Оно бы лучше, вотъ видите ли вы, чтобы этотъ походъ былъ сдѣланъ нѣсколько и прежде; но я буду умѣть извиниться въ нашемъ замедленіи и, клянусь Богомъ, Сиръ Бинго, лучше поздно, нетели никогда — вы это знаете сами. Притомъ, если вы и заставили его нѣсколько подождать себя, то право въ этомъ онъ не можетъ требовать отчета отъ васъ.»
Окончивъ сіи слова и не дожидаясь отвѣта, онъ вышелъ изъ комнаты, опасаясь, можетъ быть, чтобы Сиръ Бинго не началъ препоручать ему вмѣстѣ съ вызовомъ и переговоровъ о перемиріи, о чемъ впрочемъ я не думалъ Баронетъ. Когда другъ его еще брался за свою трость, чтобы отправишься по препорученію, то и тогда уже во взорахъ его видна была твердая рѣшимость; а когда онъ увидѣлъ, что дверь затворилась за нимъ и только были слышны шаги скорой походки, означавшей удовольствіе посланника, Баронетъ съ важностію началъ прохаживаться по комнатѣ, насвистывая довольно правильно арію изъ Женни Суттонъ, какъ бы для доказательства, что онъ совершенно не хотѣлъ и думать е слѣдствіяхъ посланнаго вызова.
Между тѣмъ Капитанъ шагами довольно скорыми для человѣка, нѣкогда находившагося въ военной службѣ и слишкомъ не мало цѣнившаго настоящее свое достоинство, проходилъ разстояніе отъ своей гостинницы до старой деревни, и уже почти достигалъ до развалинъ замка, возлѣ котораго обитала пресловутая Мегъ Додъ; онъ постучался въ вороты и довольно шибко, какъ военный человѣкъ, привыкшій ничего и никого не бояться; но при видѣ Мегъ Додъ, подобно призраку вдругъ явившейся предъ нимъ, онъ нѣсколько пріостановилъ свою храбрость, не входя еще въ ворота.
«У себя ли Г. Тиррель?» спросилъ онъ.
Мегъ отвѣтила на его вопросъ другимъ съ своей стороны:
— А кто таковъ самъ ты, спрашивающій меня объ немъ? —
Отчасти чтобы отвѣтить поучтивѣе на вопросъ сей, а отчасти и по врожденной скромности, нашъ Капитанъ вмѣсто словеснаго отвѣта вынулъ пополамъ разрѣзанную обыкновенную игорную карту, Нѣсколько замаранную табакомъ, на одной сторонѣ которой было написано его имя и чинъ.
Мегъ оттолкнула довольно неучтивымъ образомъ протянутую имъ руку. — Я никогда не дотронусь до вашихъ проклятыхъ картъ! — сказала она: — въ свѣтѣ шло гораздо лучше до тѣхъ поръ, пока дьяволъ не выдумалъ ввести въ моду этѣ проклятыя игрушки! Развѣ ты не можешь сказать мнѣ на словахъ, какъ тебя зовутъ? Самый жалкій тотъ языкъ, который не смѣетъ произнести имени своего хозяина. —
"Я называюсь Макъ Туркъ, Капитанъ 32 го полка, " отвѣчалъ съ досадою нашъ посланникъ.
— Макъ Туркъ! — повторила Мегъ съ размышленіемъ и довольно протяжнымъ голосомъ.
«Да, добрая женщина, Макъ Туркъ, Гекторъ Маркъ Туркъ. Не имѣете ли вы сказать чего противъ сего имени?»
— Ничего, совершенно ничего, имя довольно хорошее. Но, Капитанъ Макъ Туркъ, если вы въ самомъ дѣлѣ Капитанъ, то можете сей же часъ сдѣлать полуоборотъ на лѣво и идти, откуда пришли, насвистывая себѣ подъ носъ какой нибудь знакомый маршъ, потому что вамъ не удастся говорить ни съ Г. Тиррелемъ, ни съ кѣмъ нибудь изъ тѣхъ, кто живетъ у меня. —
«А почему бы это такъ, добрая женщина? По собственному ли вашему размышленію вы говорите это, или только исполняете приказаніе Г. Тирреля
— Можетъ быть да, а можетъ быть и нѣтъ. Но я вамъ замѣчу, Г. Капитанъ, что вы не имѣете никакого права называть меня честною женщиною, точно также, какъ и я васъ честнымъ человѣкомъ, чего впрочемъ я съ перваго еще взгляда никакъ не подумала о васъ. —
„Клянусь Богомъ, эта женщина съ ума сошла!“ вскричалъ Капитанѣ Макъ Туркъ: „полно, полно голубушка! Смѣешь ли ты задерживать благороднаго человѣка, имѣющаго у себя въ карманѣ препорученіе также отъ благороднаго человѣка. Посторонись отъ воротъ и дай мнѣ пройти — иначе я, божусь Богомъ, я войду силою!“
И говоря такимъ образомъ, Капитанъ принялъ видъ человѣка, готоваго на все; но Мегъ, не удостоивъ его отвѣтомъ, подняла вверхъ метлу, которую она держала въ рукахъ своихъ и изъ которой въ одну минуту могла сдѣлать надлежащее употребленіе, если бы Капитанъ вздумалъ на самомъ дѣлѣ выполнить угрозы свои.
— Я очень хорошо знаю, что эта за препорученіе, Г. Капитанъ, — сказала Мегъ, принимая оборонительное положеніе — знаю также хорошо, какъ и васъ самихъ. Вы изъ числа тѣхъ людей, которые поддражниваютъ подобныхъ себѣ къ дракѣ, какъ будто собакъ. Но увѣряю васъ, что на этотъ разъ вы не исполните своего препорученія, столь противнаго законамъ Божескимъ и человѣческимъ, ни въ отношеніи къ Г. Тиррелю, ни къ кому-либо изъ постояльцовъ моихъ, потому что я люблю всегда миръ и спокойствіе въ моемъ домѣ. —
И чтобы лучше доказать миролюбивый характеръ свой, Мегъ пристально посмотрѣла на метлу и на Капитана.
Нашъ старый служивый по неволѣ отступилъ на два шага, вскричавши: „Божусь Богомъ! она или сумасшедшая, или пьяна, если только въ конурѣ ея можно найти рюмку вина!“ Но сія послѣдняя выходка въ словахъ такъ не понравилась нашей хозяйкѣ, что она начала въ полномъ смыслѣ свои военныя дѣйствія, не смотря на отмахиванія тростью нашего бѣднаго Капитана.
— Я пьяна! Ахъ ты собака! лгунъ! непотребный! — Удары метлой служили какъ бы знаками восклицанія, послѣ каждаго титула: я пьяна! я, у которой сего дни во рту еще ничего не было кромѣ двухъ чашекъ чаю! и между тѣмъ она все таки продолжала съ неизъяснимою ловкостію управлять своимъ оружіемъ.
Капитанъ кричалъ, ругался, проклиналъ все и всѣхъ, отмахивался своею тростью, но все тщетно; удары градомъ сыпались на его голову и плеча, облако пыли закрыло сражающихся и мы не можемъ сказать, чѣмъ бы кончилось единоборство ихъ, если бы Тиррель, возвращавшійся домой съ своей прогулки, не прекратилъ сраженія.
Мегъ, которая всегда почитала Тирреля за человѣка, заслуживающаго полное ея уваженіе, увидя его, сей часъ же прекратила военныя свои дѣйствія и безо всякаго шума поплелась домой, ворча впрочемъ довольно внятно, что она ласкалась надеждою, что ея метла и голова стараго Капитана довольно хорошо познакомились между собою. Тишина, воцарившаяся послѣ ея ухода, позволила Тиррелю спросить у Капитана — котораго онъ очень скоро узналъ — какая была причина столь жестокаго сраженія, и не ему ли онъ намѣревался сдѣлать визитъ свой?
Смущенный и совершенно разстроенный Капитанъ отвѣчалъ, что онъ никакъ не предполагалъ, чтобы у честныхъ людей некому было отворить воротъ и принять учтиво чужаго человѣка, а то, прибавилъ онъ, выпустить противъ меня эту безумную, эту бѣшеную собаку, столь же свирѣпую, какъ львица, какъ медвѣдь, или какое нибудь другое животное сего рода!»
Догадываясь въ половину о причинѣ его посѣщенія и не желая сдѣлать его гласнымъ, Тиррель ввелъ Капитана къ комнату, служившую ему залою, просилъ его извинить грубость необразованной хозяйки своей, и увѣдомить о томъ, что доставляло ему честь видѣть у себя такого гостя, какъ Капитанъ Макъ Typкъ.
"Вы правы, мой любезнѣйшій Г. Тиррель, " отвѣчалъ Капитанъ, отряхая полы своего кафтана, оправляя галстухъ и жебо свое и стараясь принять на себя видъ спокойствія и хладнокровія, свойственныхъ человѣку, принявшему на себя такую важную коммиссію; но при всѣхъ усиліяхъ своихъ онъ никакъ не могъ принудить себя забыть лестный пріемъ, сдѣланный ему хозяйкою трактира. «Клянусь Богомъ!» говорилъ онъ, "если бы это сдѣлалъ со мною самъ Дюкъ, самъ Король… Но какъ бы то ни было, Г. Тиррель, я пришелъ сюда съ учтивымъ препорученіемъ, которое, какъ надѣюсь, и отъ васъ будетъ равномѣрно принято. А эту старую собаку я доведу до позорнаго столба — чортъ бы ее побралъ съ ея метлою… Мой другъ Сиръ Бинго, Г. Тиррель…. Я никогда не забуду ея дерзости "и если бы она находилась за десять миль, или даже и далѣе, то и тогда помощію констаблей, или чрезъ содѣйствіе мирнаго судьи…
— Я вижу, Капитанъ, что вы теперь слишкомъ разстроены, чтобы отвѣчать мнѣ о причинѣ вашего посѣщенія; но не угодно ли вамъ войти въ мою спальню? Тамъ вы можете найти воду, полотенцо и между тѣмъ это дастъ вамъ время войти въ себя… —
«Это не нужно, совершенно? не нужно, Г. Тиррель!» отвѣчалъ Капитанъ съ досадою: «я спокоенъ, весьма спокоенъ и не имѣю намѣренія оставаться въ этомъ проклятомъ домѣ ни минуты болѣе, нежели сколько нужно для исполненія моей коммиссіи. Что же касается до этой собаки Мегъ Дотъ…»
— Простите, если я прерву слова ваши, Капитанъ Макъ Туркъ. Но такъ какъ коммиссія, которую вы взяли на себя, не можетъ имѣть никакого отношенія къ вашей ссорѣ съ моей хозяйкою, и такъ какъ я здѣсь не болѣе, какъ постоялецъ… —
«А если бы вы были что нибудь болѣе, Г. Тиррель, то я бы васъ менѣе нежели въ четверть часа заставилъ доказать, въ какомъ состояніи находится голова этой старой собаки… я бы охотно далъ пять фунтовъ стерлинговъ какому нибудь чудаку, который бы сказалъ мнѣ: Капитанъ Макъ Туркъ! эта женщина въ здравомъ разсудкѣ!»
— Но этимъ чудакомъ навѣрно буду не я, Г. Капитанъ, потому что я совершенно не знаю, кто изъ васъ былъ правъ и кто виноватъ въ этомъ дѣлѣ. Мнѣ только досадно то, что вы получили худый пріемъ, желая увидѣться со мною. —
«Вамъ досадно, а каково же мнѣ? Но довольно объ этомъ. Я заговорилъ было вамъ о препорученіи… Вы, я думаю, не забыли, что вы довольно неучтиво поступили съ другомъ моимъ Сиромъ Бинго, Г. Тиррель, когда изволили быть въ обществѣ при водахъ?»
— Я не могу припомнить себѣ ничего, Г. Капитанъ, кромѣ развѣ того, что человѣкъ, носящій это имя, позволилъ себѣ чрезвычайно большія вольности со мною, держалъ глупые заклады на счетъ меня — и что я изъ уваженія къ прочимъ особамъ и въ особенности къ дамамъ оказалъ съ своей стороны довольно скромности и терпѣнія. —
«Мысли ваши о скромности совершенно другаго рода, нежели у прочихъ, Г. Тиррель. Не уже ли вы полагаете скромность въ томъ, чтобы схватить изо всей силы кого нибудь за воротникъ, какъ собаку за ошейникъ, и отбросить отъ себя? Мой добрый Г. Тиррель! я могу васъ увѣрить, что это совершенно не есть скромность и теперь съ вашей стороны остается или просишь извиненія въ оскорбленіи, нанесенномъ вами моему почтенному другу, или сойтиться съ нимъ гдѣ нибудь въ лѣсу, имѣя по одному свидѣтелю съ обѣихъ сторонъ, — вотъ вся коммиссія, которую я ваялъ на себя, Г. Тиррель, и шелъ сообщить вамъ учтивымъ образомъ, между тѣмъ какъ эта старая колдунья съ своей метлою…
— Оставимъ въ покоѣ Мистрисъ Додъ, Капитанъ, по крайней мѣрѣ теперь, и займемся нашимъ дѣломъ. Вы мнѣ позволите замѣтить, что посѣщеніе ваше теперь нѣкоторымъ образомъ уже поздно. Какъ военный человѣкъ, Г. Капитанъ, вы должны знать это лучше, нежели я самъ. Кажется, дѣла такого рода обыкновенно оканчиваются на мѣстѣ оскорбленія, а если и нѣтъ, то по крайней мѣрѣ въ этотъ же день… Впрочемъ, не подумайте, чтобы я это говорилъ вамъ, имѣя въ виду какимъ нибудь образомъ избѣжать удовлетворенія требованіямъ вашего друга Сира Бинго… —
„Отсрочка ничего не значитъ, Г. Тиррель, совершенно ничего, клянусь Богомъ! Вы, я думаю, сами столько же, какъ и я, знаете, чѣмъ обязанъ благородный человѣкъ самому себѣ. Вы говорите, что мое посѣщеніе нѣкоторымъ образомъ уже поздно; но вотъ видите ли, что, Г. Тиррель, въ здѣшнемъ мірѣ характеры людей столько же различны, какъ на войнѣ разнообразны огнестрѣльныя орудія. Мы на пр. имѣемъ мушкетоны, изъ которыхъ выстрѣлъ столь же быстръ, какъ мысль наша, и клянусь Богомъ, это самое прекраснѣйшее орудіе! Есть также ружья Бирмингамовы на примѣръ, которыя выстрѣливаютъ прежде, нежели будетъ совершенно спущенъ курокъ; порохъ на полкѣ еще только вспыхнетъ, а между тѣмъ пуля ужь далеко! Наконецъ, ость еще эти длинныя орудія или правильнѣе сказать аркебюзады, которые и донынѣ еще употребляются въ Восточной Индіи; сіи послѣднія хотя и медлительны въ дѣлѣ, ибо надобно долго и много всыпать пороху, заколачивать и наконецъ уже дѣйствовать фителемъ, впрочемъ и они дѣйствуютъ ничѣмъ не хуже другихъ орудій.“
— Изо всего вами сказаннаго я долженъ, кажется, заключить, что мужество друга вашего нѣкоторымъ образомъ можетъ сравниться съ симъ послѣднимъ родомъ оружія. А я съ своей стороны думаю, что его можно скорѣе уподобить маленькимъ пушкамъ, которыми забавляются дѣти, и которыя хотя производятъ трескъ, впрочемъ все не болѣе, какъ игрушка. —
„Но я не могу вамъ позволишь такихъ сравненій, государь мой: я вамъ уже сказалъ, что я пришелъ сюда какъ другъ Сира Бинго. Всякая обидная мысль на счетъ его есть уже обида и мнѣ самому.“
— По крайней мѣрѣ я совсѣмъ не имѣлъ намѣренія оскорбить васъ, Г. Капитанъ. Я даже боюсь умножать число враговъ моихъ, а еще менѣе желаю видѣть себѣ непріятеля въ такомъ храбромъ Капитанѣ, какъ вы, Г. Макь Туркъ. —
„Много чести, Г. Тиррель, вы очень обязательны — и клянусь Богомъ, имѣете прекрасный образъ выраженія. Но какъ бы то ни было, скажите мнѣ, какой отвѣтъ долженъ я доставить Сиру Бинго? Я васъ увѣряю, что для меня бы весьма пріятно было, еслибъ это дѣло окончилось дружелюбнымъ образомъ.“
— Мнѣ совершенно нечего отвѣчать Сиру Бинго, потому что я обошелся съ нимъ еще гораздо лучше, нежели какъ заслуживала его дерзость. —
„Ахъ! ахъ!“ вскричалъ Макъ Туркъ, сдѣлавши довольно непріятную гримасу: „и такъ намъ не о чемъ болѣе говорить съ вами; остается только назначишь время и мѣсто. Оружіемъ, я думаю, будутъ служить пистолеты? …“
— Для меня все равно. — Все, чего я желаю съ своей стороны, состоитъ въ томъ, чтобы какъ можно поскорѣе окончить это дѣло; мнѣ бы хотѣлось сего же дня ровно въ часъ. Какое мѣсто вамъ угодно будетъ назначить? —
„Ровно въ часъ, говорите вы? Очень хорошо. И такъ Сиръ Бинго будетъ васъ ожидать при Буксталѣ, потому что это мѣсто нѣсколько въ сторонѣ, а общество наше расположилось сего дня обѣдать на берегу рѣки, слѣдственно и не дурно быть подалѣе отъ него. Теперь остается еще одинъ послѣдній вопросъ, мой любезный Г. Тиррель: къ кому вы прикажете адресоваться мнѣ, какъ къ секунданту, избранному вами?“
— Въ самомъ дѣлѣ, Капитанъ, хорошо, что вы напомнили: этотъ вопросъ довольно затруднителенъ; я здѣсь почти никого не знаю… Но не можете ли вы въ этомъ дѣлѣ быть свидѣтелемъ съ обѣихъ сторонъ? —
„Не возможно, мой любезнѣйшій другъ, рѣшительно не возможно; но, впрочемъ, если вы рѣшитесь въ этомъ дѣлѣ положишься на меня, я вамъ приведу изъ нашей гостинницы одного своего друга, который хотя совершенно и незнакомъ съ вами, впрочемъ, будьте увѣрены, согласится принять въ васъ участіе, какъ б*і выбыли съ нимъ знакомы болѣе двадцати лѣтъ. Я сдѣлаю еще болѣе: я приведу съ собою нашего почтеннѣйшаго Доктора Квасклебена, если только я буду въ состояніи оторвать его отъ толстой вдовы Бловеръ, къ которой онъ съ нѣкотораго времени сдѣлался какъ бы прикованнымъ.“
— Я увѣренъ, Капитанъ, что вы съ своей стороны сдѣлаете все, что прилично въ такомъ случаѣ. — И такъ ровно въ часъ мы увидимся при Букстанѣ. Прощайте, Г. Капитанъ! Еще одну минуту: позвольте я провожу васъ до воротъ. —
„Клянусь Богомъ! вы прекрасно вздумали, Г. Тиррель; ибо эта старая собака съ ея метлою легко Можетъ воспользоваться темнотою, царствующею въ проходномъ корридорѣ, и снова учинитъ нападеніе на меня. Но, клянусь Богомъ! она дорого заплатитъ мнѣ, если только есть позорный столбъ въ здѣшнемъ селеніи и правосудіе въ нашихъ краяхъ!“
Сказавши слова сіи, Капитанъ пошелъ, держась за руку Тирреля, проводившаго его до самыхъ воротъ. Нашъ Капитанъ, вышедши на чистый воздухъ, забылъ и объ оскорбленіи старой Мегъ; ибо для него ничего не было столь пріятно, какъ исполненное препорученіе и слѣдствія его, каковы бы они ни были.
Таковы-то бываютъ характеры въ людяхъ, иногда и довольно почтенныхъ. Не имѣя справедливаго понятія о чести, они впрочемъ всячески стараются поддерживать ее по своему; чему убѣдительнѣйшимъ примѣромъ можетъ служить нашъ почтенный Капитанъ Макъ Туркъ, съ довольнымъ видомъ возвращающійся въ гостинницу Сен-Ронанскую.
ГЛАВА VI.
правитьЕванъ. Скажи мнѣ, Симпль, вѣрный служитель Слендера! въ какихъ мѣстахъ искалъ ты Каія?
Симпль. Государь! я искалъ его въ городѣ, искалъ въ паркѣ Виндзорскомъ — искалъ вездѣ….
Сиръ Бинго выслушалъ отвѣтъ, принесенный ему Капитаномъ Макъ Туркомъ, какъ уполномоченнымъ посланникомъ съ его стороны — и выслушалъ съ тѣмъ же самымъ, хладнокровіемъ и мрачнымъ видомъ съ которымъ прежде просилъ его объ этомъ дѣлѣ. Одно отрывистое гм., излетѣвшее по видимому изъ глубины души его и кой какъ протѣснившееся сквозь туго повязанный галстухъ, было отвѣтомъ на увѣдомленіе Капитана. Точно такимъ тономъ утомленный и крѣпко разоспавшійся путешественникъ отвѣчаетъ прислужнику гостинницы, когда сей послѣдній придетъ къ нему съ докладомъ, что пробило уже пять часовъ и что дилижансъ готовъ къ отъѣзду.
Капитанъ Макъ Туркъ съ своей стороны находя, что такой отвѣтъ на слова его былъ слишкомъ неудовлетворителенъ, и что услуга, которую оказалъ онъ своему другу, требовала большей признательности, подошелъ къ нему, посмотрѣлъ нѣсколько минутъ въ глаза ему и наконецъ сказалъ:
„Но что значитъ это гм., любезнѣйшій Сиръ Бинго? Не хлопоталъ ли я всячески, чтобы поставишь васъ на хорошую дорогу? Могли ли бы вы окончить съ честію это происшествіе, упустя столько времени, если бы я не поднесъ пилюли вашему противнику и не вздумалъ попотчивать его, такъ сказать, блюдомъ собственной своей стряпни, изготовленнымъ со всѣмъ стараніемъ и искуствомъ, котораго только можно требовать отъ самаго лучшаго французскаго повара занимающагося приготовленіемъ соусовъ изъ дичины?“
Сиръ Бинго видя, что дѣло, не обойдется безъ благодарности съ его стороны, пробормоталъ себѣ подъ носъ нѣсколько словъ о признательности и вѣчной дружбѣ, что и» удовлетворило вполнѣ Капитана, для котораго быть посредникомъ въ дуэляхъ было самымъ любимѣйшимъ, дѣломъ въ его жизни. Вспомня обѣщаніе, которое сдѣлалъ онъ Тяррелю* на счетъ секунданта, онъ оставилъ Баронета съ такою, скоростію, какъ бы дѣло шло о величайшемъ благодѣяніи ближнему.
Г. Президентъ Винтерблоссомъ, былъ та счастливая особа, на которую палъ выборъ нашего хлопотливаго Капитана и на котораго совершенно надѣялся сей послѣдній. И такъ онъ отправился къ нему съ своими новостями и просьбами. Но достойный Г. Президентъ хотя былъ во всѣхъ отношеніяхъ человѣкомъ свѣтскимъ и знающимъ всѣ приличія, впрочемъ въ подобныхъ дѣлахъ онъ былъ не такъ рѣшителенъ какъ Г. мирный судья Капитанъ Макъ Туркъ. Слывя за добраго человѣка у въ самомъ себѣ онъ былъ не болѣе какъ эгоистъ, не любившій вступаться въ дѣла другихъ, тѣмъ болѣе, что подобныя происшествія иногда могутъ имѣть слѣдствія довольно непріятныя. Онъ съ холодностію отвѣчалъ Капитану, что совершенно будучи незнакомъ съ Г. Тиррелемъ и не зная даже истинной причины ихъ ссоры, онъ никакъ не можетъ быть свидѣтелемъ съ его стороны.
Отказъ сей довелъ почти до отчаянія бѣднаго Капитана, Онъ заклиналъ Винтерблоссома хорошенько подумать объ этомъ, представлялъ что въ этомъ происшествіи дѣло идетъ о чести всего Сен-Ронанскаго общества, котораго онъ будучи почти главнымъ членомъ, естественнымъ образомъ долженъ былъ беречь и репутацію. Онъ напомнилъ ему всѣ обидныя слова Тирреля въ первый день его появленія къ нимъ, и представлялъ, какой стыдъ упадетъ какъ на него, такъ и на все общество, если подобныя оскорбленія останутся безъ наказанія. — Что касается до меня, присоединилъ онъ, честь общества столько драгоцѣнна мнѣ, что я готовь пролить за нее всю кровь мою; притомъ случаи, въ которыхъ можно, такъ сказать, поставить на хорошей ногѣ репутацію нашего общества, столь рѣдки, что грѣхъ бы было; Г. Винтерблоссомъ, не умѣть воспользоваться ими — особливо вамъ — какъ человѣку, отъ всѣхъ удостоенному высокаго званія Президента.
Обыкновенная молчаливость Капитана вдругъ перемѣнилась на такое обильное краснорѣчіе, котораго почти можно было ожидать только отъ хорошаго оратора; ибо даже слезы показались на его рѣсницахъ, особенно тогда, какъ онъ со всѣмъ жаромъ дѣлалъ исчисленіе множества довольно значительныхъ ссоръ, которыя окончились ничѣмъ, не смотра на все его стараніе окончишь ихъ благороднымъ, по словамъ его, образомъ. — И теперь, продолжалъ онъ, когда одинъ изъ нихъ, при моемъ посредствѣ, имѣетъ должное направленіе, теперь вашъ отказъ, Г. Винтерблоссомъ, опять можетъ испортить все дѣло!
Наконецъ достойный Президентъ не могъ болѣе противиться его убѣжденіямъ. — Хотя это происшествіе и кажется для меня глупымъ сказалъ онъ, впрочемъ, чтобы обязать Сира Бинго и Капитана Макъ Турка, я не отказываюсь сего дня въ часъ прогуляться съ ними до Букстана, не смотря на то, что погода довольно сыра и что большой палецъ ноги моей и теперь уже начинаетъ мнѣ докладывать о незваномъ визитѣ старинной моей знакомки — подагры.
«Не обращайте на нее вниманія, ной превосходнѣйшій другъ!» сказалъ Капитанъ: «одинъ стаканъ изъ дорожной фляги Сира Бинго достаточенъ будетъ, чтобы прогнать ей и, клянусь Богомъ! или я совершенно ничего не смыслю, или это оружіе можетъ побѣдить всякую болѣзнь въ природѣ!»
— Но хотя я и согласенъ провожать васъ до Букстана, Капитанъ; впрочемъ вамъ объявляю, что я ни какъ не хочу быть формальнымъ секундантомъ въ этой ссорѣ со стороны Г. Тирреля, котораго я совершенно не знаю. Я иду туда только въ надеждѣ предотвратишь какую нибудь непріятность. —
«Не безпокойтесь ни о чемъ, Г. Винтерблоссомъ; если и случится какая-либо небольшая непріятность, то повѣрьте, что она послужитъ къ нашей же чести. Впрочемъ, если бы и вышли какія нибудь послѣдствія этаго дѣла, все таки они не могутъ быть слишкомъ гибельны; ибо съ одной стороны молодой человѣкъ, никому неизвѣстный, слѣдовательно и не заслуживающій сожалѣнія — если бы съ нимъ и случилось что, — съ другой Сиръ Бинго, о которомъ будутъ сожалѣть еще менѣе, не смотря на то, что его всѣ знаютъ.»
— Да; но въ послѣднемъ случаѣ Лади Бинкъ сдѣлается богатою вдовою — сказалъ Винтерблоссомъ, надѣвая на голову свою шляпу со всею ловкостію модныхъ петиметровъ; но онъ не могъ удержаться отъ вздоха, когда, поглядѣвшись въ зеркало, увидѣлъ, что неумолимое время начало примѣшивать сѣдины въ волосы его, нарисовало морщины на лбу и нѣсколько посогнуло станъ его, бывшій въ свое время довольно статнымъ.
Увѣрившись въ согласіи Винтерблоссома на счетъ условленнаго свиданія при Букстанѣ, Напитанъ рѣшился отправиться къ Доктору Квасклебену, который хотя и имѣлъ титло Доктора Медицины, впрочемъ никогда не отказывался замѣнить и искуснаго Хирурга, особенно когда имѣлъ въ виду награду за свои хлопоты. Въ этомъ дѣлѣ онъ надѣялся получить хорошую плату себѣ; ибо главнымъ дѣйствующимъ лицень былъ Баронетъ, человѣкъ богатый и извѣстный всему обществу своею щедростію. Подобно орлу, издали еще чувствующему запахъ трупа, Докторъ при первомъ словѣ Капитана открылъ свою коробку съ хирургическими инструментами, сдѣланную наподобіе большой книги in folio, переплетенной въ красный сафьянъ, и въ то же самое время со всею Докторскою важностію разсказывалъ ему всѣ названія и употребленіе ихъ при различныхъ случаяхъ. Капитанъ прервалъ слова его добрымъ совѣтомъ съ своей стороны.
«Ахъ, ахъ, Докторъ!» сказалъ онъ ему, «закройте ваши инструменты и спрячьте эту коробку или въ карманъ, или подъ кафтанъ вашъ. Не думаете ли вы блеснуть ими въ глазахъ тѣхъ, которые готовятся къ сраженію? Нѣтъ, лучше спрячьте ихъ подальше, почтеннѣйшій мой Докторъ! Хотя всѣ скальпели, пилы, ножницы и турникеты ваши безъ сомнѣнія суть прекраснѣйшіе на взглядъ инструменты, и хотя даже они чрезвычайно полезны въ свое время, впрочемъ видите ли что? Одного взгляда на нихъ достаточно для того, чтобы разсѣять всю храбрость человѣка, готовящагося къ поединку, а слѣдственно и для того, чтобы лишить хорошей награды своего хозяина, который бы навѣрное долженъ былъ сдѣлать какую нибудь операцію, Г. Докторъ Квасклебенъ.»
— Я согласенъ съ вами, Напитанъ Макъ Туркъ; вы говорите такъ хорошо и справедливо, какъ бы сами получили какую нибудь ученую степень въ Университетѣ. Ваша правда, что иногда эти проклятые инструменты подыгрываютъ слишкомъ дурныя штуки надъ нами. Я помню, какъ однажды взглядъ на щипцы мои, безъ всякаго съ моей стороны дѣйствія, вылѣчилъ ужаснѣйшую зубную боль, которая продолжалась ровно трое сутокъ. Я былъ призванъ выдернуть больной зубъ, но проклятые щипцы мои испортили все дѣло: отъ одного воззрѣнія на нихъ боль унялась — и я возвратился домой, имѣя въ карманѣ гинеею меньше, нежели бы надлежало. Но теперь я поступлю благоразумнѣе, Г. Капитанъ: я спрячу мои инструменты за подкладку моего широкаго редингота и не выну до тѣхъ поръ, пока не понадобятся они. Охъ! дѣло не обойдется безъ кровопролитія: Сиръ Бинго стрѣляя и бекасовъ, почти ни разу не даетъ промаху. —
«Это можетъ статься, Докторъ; но я часто видалъ, что пистолетъ трясется въ такой рукѣ, которая всегда тверда, держа охотничье ружье. Этотъ молодецъ Тиррель также, кажется, мастеръ своего дѣла. Я таки имѣлъ случай узнать его, отправляя мою коммиссію отъ Сира Бинго. Клянусь Богомъ, онъ прекраснѣйшій человѣкъ!»"
— Хорошо, хорошо — и я приготовлю мои перевязки secundum artem. Надобно опасаться большой геморагіи, т. е. кровотеченія, Г. Капитанъ, потому что Сиръ Бинго относится ad subjecta pletorica, т. e. къ полнокровнымъ. И такъ ровно въ часъ, говорите вы? — При Букстанѣ? Я буду въ точности. —
«Развѣ вы пойдете не вмѣстѣ съ нами?» вскричалъ Капитанъ, который, казалось, желалъ собрать вокругъ себя всѣхъ своихъ знакомыхъ, подобно какъ цыпленокъ, вылетѣвшій въ первый разъ изъ гнѣзда своего, боится, чтобы не выпало хоть одно перышко изъ крыльевъ его.
— Нѣтъ, не вмѣстѣ, — отвѣчалъ Докторъ: — мнѣ еще теперь надо сходить попросить извиненія у почтеннѣйшей Мистрисъ Бловеръ, которую я обѣщался вести подъ руку до берега рѣки, гдѣ ныньче, какъ вы и сами знаете, все общество располагается обѣдать. —
«Но, клянусь Богомъ! мы имъ сего дня изготовимъ такое блюдо, какого они навѣрное не ожидали, Докторъ!» сказалъ Макъ Туркъ, потирая свои руки.
— Не говорите: мы, Капитанъ — отвѣчалъ благоразумный Докторъ, — ибо, что касается до меня, я не имѣю ничего общаго съ вами въ этомъ дѣлѣ, и готовъ вымытъ руки мои въ знакъ своей невинности. Нѣтъ, нѣтъ, вы приглашаете меня сего дня въ часъ быть при Букстанѣ; я съ своей стороны не знаю, для чего, а только хочу исполнить желаніе достойнаго моего друга Капитана Макъ Турка. И такъ я иду въ ету сторону какъ бы для прогулки, совершенно не думая ни о чемъ; вдругъ слышу пистолетный выстрѣлъ, прибѣгаю къ вамъ — и все это очень естественно. Я поспѣваю въ самое лучшее время для предотвращенія гибельныхъ послѣдствій, по счастію имѣю съ собою мои инструменты — это моя привычка, ибо я рѣдко бываю безъ нихъ по пословицѣ: nunquam non paratus; я сей часъ даю какое нибудь техническое названіе ранѣ и предсказываю исходъ ея. Вотъ, Капитанъ, вотъ какъ должно происходить все это дѣло, особенно, если оно дойдетъ до шерифовъ или констаблей. Не мѣшаться ни въ чьи дѣла — вотъ главное правило нашей профессіи. —
«Вы хорошо знаете, что вамъ должно дѣлать, Докторъ, и я надѣюсь, что вы не премините быть на полѣ сраженія, чтобы подашь помощь тому, кто будетъ нуждаться въ ней; ибо законы чести таковы, что они непремѣнно требуютъ крови. По крайней мѣрѣ теперь я могу быть спокоенъ; ибо сдѣлалъ съ своей стороны все то, чего требовала отъ меня моя должность. Я, такъ сказать, по законамъ чести, приблизилъ къ роковой минутѣ двухъ противниковъ — а по чувству человѣчества принялъ мѣры и для предотвращенія ея.»
Въ половинѣ перваго часа Капитанъ Макъ Туркъ прибылъ на назначенное мѣсто поединка, ведя за руку храбраго своего друга Сира Бинго, который шелъ совершенно не съ живостію охотника, подстерегшаго тропинку, по которой непремѣнно должна проходить добыча его, но медленнымъ и упорнымъ шагомъ большой Англійской собаки, которую хозяинъ ея насильно тащить на веревкѣ и которая знаетъ, что ей волею, или неволею надобно будетъ грысться для удовольствія своего господина. Впрочемъ Баронетъ не показывалъ ни большой робости, ни страха, если только это можно доказать тѣмъ, что онъ высвистывалъ безпрерывно любимую свою арію изъ Женни Суттонъ отъ самаго выхода изъ гостинницы почти до послѣдней дорожки своего путешествія. Когда они подошли къ самому Букстану, Баронетъ пересталъ свистать; впрочемъ, сколько можно было судить по движенію его губъ и по сжатію мускуловъ его рта, онъ все еще продолжалъ въ умѣ своемъ выбирать всѣ ноты вышеупомянутой аріи изъ Женни Суттонъ. Г. Винтерблоссомъ пришелъ, спустя двѣ минуты послѣ прихода сей оригинальной четы, Докторъ также былъ точенъ не менѣе его.
"Искренно сказать вамъ, Сиръ Бинго, " началъ Президентъ, «все это дѣло кажется мнѣ большою глупостью, и я дивлюсь, какъ вы можете такъ безразсудно рисковать собою. Вамъ бы не дурно подумать, что вы человѣкъ женатый, Сиръ Бинго, и что у васъ есть много причинъ беречь жизнь свою.»
Сиръ Бинго молча всунулъ себѣ въ ротъ свернутый листъ табаку и хладнокровно разжевавъ его, выплюнулъ на траву, какъ обыкновенно дѣлаютъ извощики фіакровъ.
— Г. Винтерблоссомъ! — сказалъ Макъ Туркъ, — это дѣло Сира Бинго все почти шло чрезъ мои руки, и я вамъ долженъ признаться, что слова ваши мнѣ совершенно не нравятся. Господину Тиррелю, у котораго вы согласились быть секундантомъ, вы можете говорить и совѣтовать, что хотите — если вамъ даже угодно будетъ вступить въ переговоры, то я съ своимъ почтеннѣйшимъ другомъ Сиромъ Бинго готовъ выслушать васъ; а теперь — клянусь Богомъ! я вамъ искренно говорю, что здѣсь и не мѣсто и не время толковать о подобныхъ пустякахъ — иначе я почти готовъ взбѣситься, не смотря на все мое хладнокровіе. Вамъ надобно было прежде, нежели вы рѣшились, подумать обо всемъ хорошенько — даже не мѣшало бы и посовѣтоваться съ Г. Тиррелемъ, новымъ вашимъ другомъ. —
«Моимъ другомъ!» вскричалъ Винтерблоссомъ: «не съ ума ли вы сошли, Капитанъ Макъ Туркъ? Не говорилъ ли я вамъ торжественно, что хотя я и соглашаюсь быть здѣсь — но это только для того, чтобы обязать васъ и Сира Бинго, а не для того, чтобы въ самомъ дѣлѣ быть секундантомъ человѣка, котораго я не видывалъ болѣе одного раза въ моей жизни.»
— И котораго еще, можетъ быть, никогда болѣе не увидите, — сказалъ Докторъ, глядя на большія серебряныя часы свои; — ибо вотъ уже четверть втораго, а Г. Тиррель и не думаетъ явиться сюда. —
«Что вы сказали, Докторъ?» вскричалъ Баронетъ, какъ бы пробужденный изъ своей безчувственности.
— Вздоръ! — отвѣчалъ Капитанъ, вытаскивая изъ своего кармана также старинныя большія часы, похожія формою своею на рѣпу: — еще только часъ и три минуты: это настоящее время — и клянусь Богомъ, я поспорю, что Г. Тиррель сдержитъ свое слово, потому что я въ жизнь мою не видывалъ никого, кто бы съ такимъ хладнокровіемъ, какъ онъ, принялъ вызовъ къ поединку. —
"Вѣроятно, точно съ такимъ же хладнокровіемъ онъ изволитъ вмѣсто прогулки идти и сюда отвѣчалъ, " Докторъ, «ибо точно уже слиткомъ четверть втораго часа. Вы вѣрно изволили забыть мою профессію, Г. Капитанъ, забыли, что я иногда обязанъ бываю, держа подъ пальцомъ пульсъ больныхъ моихъ, считать не только минуты, но даже секунды и терціи, слѣдственно часы мои должны быть столько же вѣрны, какъ солнце, если не болѣе.»
— А я, — закричалъ Капитанъ, — я вывѣрялъ свои изъ минуты въ минуту, когда еще служилъ въ полку и хаживалъ на караулы — и клянусь Богомъ, я готовъ послать къ чорту всякаго, кто осмѣлится сказать мнѣ, что я когда нибудь изъ-за нихъ опоздалъ къ моей должности хотя полтерціею. Часы мои достались мнѣ еще отъ моей прабабки Лэди-Кильбраклинъ, и я съ пистолетомъ въ рукѣ готовъ защищать преимущество ихъ предъ всѣми часами какъ карманными, такъ столовыми, стѣнными и даже башенными. —
"Ну, пусть будетъ по вашему, Капитанъ, " сказалъ Винтерблоссомъ; «но посмотрите на свои часы опять: между тѣмъ, какъ мы здѣсь споримъ, время, не имѣющее привычки ждать никого на свѣтѣ, течетъ своимъ обыкновеннымъ порядкомъ… Право и мнѣ начинаетъ казаться, что Г. Тиррель имѣлъ намѣреніе только позабавиться надъ нами.»
— Гм! что вы сказали, Г. Президентъ? — спросилъ въ другой разъ Баронетъ, выходя изъ своей безчувственности.
"Я для этаго не хочу въ другой разъ безпокоить и часовъ моихъ, " отвѣчалъ Маркъ Туркъ «потому что я совершенно не расположенъ сомнѣваться въ честности вашего друга, я Винтерблоссомъ.»
— Я вамъ скажу еще одинъ разъ, Капитанъ, — вскричалъ Президентъ, — что этотъ Г. Тиррель мнѣ столько же другъ, какъ и вамъ Китайскій Императоръ. Скорѣе можно сказать, что Г. Тиррель другъ вамъ, потому что вы такъ заступаетесь за него, а для меня дружба его слишкомъ мало имѣетъ завиднаго.
«Но какъ же вы, государь мой, смѣете называть его и моимъ другомъ?» спросилъ Макъ Туркъ, ужаснымъ образомъ нахмуривъ брови свои и подходя къ Президенту.
— Полноте, полноте, Капитанъ! отвѣчалъ съ хладнокровіемъ Винтерблоссомъ: къ чему такая горячка? Поберегите ваши угрозы для дѣтей. Я поболѣе васъ живу на свѣтѣ, слѣдственно меня и не такъ легко испугать, какъ вы думаете. Будьте похладнокровнѣе; я уже, такъ сказать тертый калачь! Но оставя это, я бы въ самомъ дѣлѣ желалъ узнать, придетъ ли сюда этотъ чудакъ? Втораго половина. Право, Сиръ Бинго, мнѣ кажется, онъ только хотѣлъ подшутить надъ вами? —
«Подшутить надо мной?» вскричалъ Сиръ Бинго: «а что вы думаете? я и всегда былъ объ немъ такого мнѣнія. Я недаромъ спорилъ съ Лердомъ Мовбраемъ, что это былъ ничего незначущій человѣкъ: это подтверждается теперь болѣе, нежели когда-либо. Но какъ бы то ни было, будь онъ хоть самъ Фельд-маршалъ, я не хочу ни полминуты болѣе ждать его.»
— Это будетъ противъ всѣхъ правилъ чести, Сиръ Бинго — сказалъ Капитанъ, — я вамъ какъ другъ говорю это…. —
"Чортъ меня возьми, ежели я сей часъ же не уйду отсюда, " вскричалъ Баронетъ: «другъ! хорошъ другъ, привелъ меня сюда, чтобы сыграть такую глупую ролю. Знаю и стихъ посредниковъ! Со всѣми своими великолѣпными фразами о чести и благородствѣ вы водили меня какъ ребенка на помочахъ, и наконецъ сдѣлали то, что я съ своей стороны послалъ Формальный вызовъ къ этому бродягѣ, который не стоитъ я мизинца лѣвой руки моей.»
— Но если вы столь Много сожалѣете о томъ, что попустому пришли сюда, — сказалъ Капитанъ, возвышая голосъ, и если вы думаете и говорите, что я игралъ вами, какъ ребенкомъ, та не угодно ли будетъ вамъ…. я сей часъ готовъ заступить мѣсто Г. Тирреля и удовлетворить васъ, Сиръ Бинго? —
"Почему же? Если вамъ это угодно, « вскричалъ Баронетъ, — я не прочь; по крайней мѣрѣ мы не даромъ проходили сюда. Убей меня Богъ, если я не чертовски взбѣшенъ теперь!»
— И увѣрю я васъ, что нѣтъ никого, кто бы былъ такъ расположенъ утишить гнѣвъ вашъ, какъ я, — отвѣчалъ съ бѣшенствомъ Капитанъ.
«Перестаньте, перестаньте Господа!» вскричалъ миролюбивый Винтерблоссомъ, становясь между ними, "что вы затеяли? Сиръ Бинго! не сошли ли вы съ ума? Капитанъ Маркъ Туркъ! гдѣ обыкновенное ваше благоразуміе? Подумайте, не вы ли секундантъ Баронетовъ! и гдѣ виданы подобныя ссоры? "
Сіи убѣжденія заставили нѣсколько войти въ себя двухъ новыхъ противниковъ и поохладили ихъ горячность. Впрочемъ, оба они довольно долгое время прохаживались взадъ и впередъ неровными шагами и въ параллельномъ направленіи другъ къ другу, бросая всякой разъ, когда имъ приходилось сходиться вмѣстѣ, грозные взгляды одинъ на другаго и оскаливая свои зубы подобно двумъ собакамъ; готовящимся вцѣпиться другъ въ дружку, но еще неоткрывшимъ настоящей баталіи. Въ продолженіе сего променада прямая и перпендикулярная талія Капитана дѣлала разительнѣйшій контрастъ съ неловкою и толстою позитурою Баронета, во всѣхъ отношеніяхъ похожею на нескладную тушу конюха Графа Іоркскаго. Душа Баронета въ настоящія минуты въ самомъ дѣлѣ была разгорячена, ибо онъ былъ похожъ на нѣкоторые металлы, которые хотя не такъ скоро, какъ другіе, принимаютъ въ себя теплотворъ, но за то дольше и лучше другихъ удерживаютъ его. Если бы въ эту минуту явился Тиррель, то Баронетъ безъ малѣйшей трусости приступилъ бы къ сраженію, ибо и самому ему жаль было потерять такое рѣдкое расположеніе своего духа. Впрочемъ видя, что Капитанъ Макъ Туркъ также съ своей стороны не показывалъ ни малѣйшаго страха къ его гнѣву, онъ началъ становиться разсудительнѣе и внимательнѣе къ убѣжденіямъ Винтерблоссома, который доказывалъ, что частная ссора между ними хотя бы была рѣшена и въ самомъ дѣлѣ оружіемъ, впрочемъ не принесла бы чести ни той, ни другой сторонѣ изъ сражавшихся.
"Такъ какъ часъ, назначенный для этого человѣка, называющаго себя Тиррелемъ, давно уже прошелъ, " сказалъ наконецъ достойный Г. Президентъ, «а онъ не явился, то мнѣ кажется, что мы гораздо лучше всѣхъ ссоръ, которыя ни къ чему не служатъ, сдѣлаемъ, если возвратимся назадъ, или даже и здѣсь, положимъ на бумагу всѣ обстоятельства этаго дѣла для извѣщенія всѣхъ общихъ друзей нашихъ и укрѣпимъ это memorandum собственноручно подписью нашею, послѣ чего я всеуниженнѣйше представлю его на разсмотрѣніе всему нашему обществу.»
— А я формально отказываюсь — сказалъ Капитанъ — написать даже полслова, которое бы пошло для разсматриванія нашему обществу. —
"Очень хорошо, Капитанъ, и то дѣло, " подхватилъ снисходительный Винтерблоссомъ «если вы нд хотите подписаться, то ненадо и бумаги мы можемъ все это пересказать на словахъ общимъ друзьями нашимъ: это будетъ еще короче.»
— А также ни за что въ свѣтѣ не соглашусь подписаться къ этой бумагѣ, если вы рѣшаетесь сдѣлать ее гласною, — сказалъ Докторъ, соблюдавшій доселѣ глубочайшее молчаніе и прехладнокровно ожидавшій, не сдѣлается ли и безъ присутствія Тирреля нужды въ его помощи. Прошу не вмѣшивать меня въ это дѣло,. — продолжалъ онъ; — ибо, сказать по истинѣ, цѣль, для которой собрались мы сюда, есть нарушеніе гражданскаго спокойствія. Что же касается до того, что все мы имѣли неосторожность провести болѣе часа на открытомъ воздухѣ и въ такую сырую погоду, то будьте увѣрены, что Квентинъ Квасклебенъ — Докторъ Медицины, имѣвшій счастіе семь разъ помогать съ успѣхомъ нервнымъ болѣзнямъ съ лихорадочными припадками нашей почтеннѣйшей Лади Пенелопы и оказавшій столько услугъ всему Сен-Ронанскому обществу — будетъ въ состояніи помочь и вамъ, если случатся какія-либо дурныя послѣдствія. —
"Я всегда съ большимъ уваженіемъ видѣлъ таланты ваши, Докторъ, " сказалъ Винтерблоссомъ; «но я полагаю, что урокъ, который мы вбирались сдѣлать этому неизвѣстному бродягѣ, могъ бы воспрепятствовать и другимъ незначущимъ людямъ появляться въ наше отборное общество. Что касается до меня, я непремѣнно постараюсь, учредить, чтобы съ сихъ поръ никто не могъ бытъ приглашаемъ въ наше общество какъ на обѣды, такъ и вечеринки наши, прежде, нежели кто-либо изъ членовъ поручится за его хорошее происхожденіе и доброе имя. Я также надѣюсь, что Сиръ Бинго и Капитанъ Макъ Туркъ получатъ полную признательность отъ всего общества Сен-Ронанскаго за ихъ ревность о соблюденіи чести какъ своей, такъ и всѣхъ насъ. Между тѣмъ, Сиръ Бинго, не угодно ли вамъ позволить мнѣ прибѣгнуть къ вашей дорожной флягѣ? Я чувствую нѣсколько боли въ большомъ пальцѣ ноги моей, вѣроятно отъ сырой травы, на которой такъ долго сгноимъ мы.»
Сиръ Бинго, ободренный словами Президента, въ одну минуту досталъ свою флягу, отъ всего сердца наполнилъ довольно большой оловянный стаканъ цѣлебнымъ напиткомъ и поднесъ его Винтерблоссому. Далѣе, наливши стаканъ, онъ подошелъ къ Макъ Турку и потчивалъ его въ знакъ своего примиренія. Не столь скоро запахъ отъ напитка дошелъ до носа Капитанова., какъ весь стаканъ перемѣстился уже въ его желудокъ — и мировая была сдѣлана во всей формѣ.
— Я не столько люблю Французскую и Голландскую водку, которая ныньче въ большой модѣ, какъ вашъ дорожный элексиръ, мой любезнѣйшій Сиръ Бинго. И клянусь Богомъ, этотъ напитокъ — я не хочу назвать его — всѣхъ приличнѣе благороднымъ людямъ, особенно натощакъ: онъ возбуждаетъ всѣ жизненныя силы наши. —
"А также и послѣ обѣда, Капитанъ, « сказалъ Докторъ, который въ свою очередь принималъ полный стаканъ, этотъ напитокъ лучше всѣхъ французскихъ винъ возбуждаетъ энергію жизнедѣятельности нашей.»
— Теперь, — сказалъ Капитанъ, — когда уже мы выпили, а слѣдовательно сдѣлались и пооткровеннѣе, я, не сходя съ этаго проклятаго мѣста, могу по совѣсти признаться, что я, Гекторъ Макъ Туркъ, нѣсколько погорячился прошивъ моего почтеннаго Друга Сира Бинго, и… —
"А такъ какъ вы столько учтивы, Капитанъ, « сказалъ въ свою очередь Баронетъ, „то и я, скажу искренно, быль не совсѣмъ правъ прошивъ васъ. Но чортъ возьми всѣ ссоры на свѣтѣ! Мнѣ только жаль одного, что мы прогуляли почти весь день, не поймавши съ вами ни одной рыбы — а по теперешней погодѣ, время самое удобнѣйшее для ловли — и между тѣмъ какъ мы болтаемъ здѣсь совершенно о пустякахъ, мы бы ужь могли разъ по десяти закинуть наши удочки.“
Онъ кончилъ сію жалобу тѣмъ, что допилъ однимъ разомъ остатки того, чѣмъ потчивалъ друзей своихъ, и потомъ всѣ вмѣстѣ они возвратились въ гостинницу, гдѣ происшествія сего утра были тотчасъ объявлены всему обществу чрезъ слѣдующую грамоту:
„Сиръ Бинго Бинкъ, Баронетъ, будучи оскорбленъ неучтивыми словами и поступками неизвѣстнаго человѣка, по имени Франца Тирреля, временно, или, можетъ быть, и постоянно квартирующаго въ трактирѣ старой деревни Сен-Ронанской, и уполномочивши съ своей стороны на сей случай Капитана Гектора Макъ Турка, чтобы повидаться съ вышеписаннымъ Франкомъ Тиррелемъ и объявить ему о слѣдствіяхъ, которыя обыкновенно сопровождаютъ такіе дерзкіе поступки, основываясь на законахъ чести, ожидалъ его Франца Тирреля при мѣстѣ, называемомъ Букстаномъ, не вдалекѣ отъ ручейка Сен-Ронанскаго, сего дня въ среду, 18го Августа, въ часъ пополудни — какъ между ними и было условлено чрезъ Капитана Макъ Турка. Всѣ мы нижеподписавшіеся въ назначенный часъ были уже на мѣстѣ — даже ждали до двухъ часовъ, но Францъ Тиррель не явился и не прислалъ съ своей стороны ниже малѣйшаго извѣстія о причинахъ, воспрепятствовавшихъ ему быть въ назначенномъ мѣстѣ. Въ слѣдствіе чего и заблагоразсудили мы сдѣлать происшествіе сіе гласнымъ на тотъ конецъ, чтобы исѣ вообще и каждый порознь изъ членовъ общества могли знать о таковомъ безчестномъ поступкѣ вышереченнаго Франца Тирреля, и не допускали его Тирреля въ свою компанію какъ человѣка, не заслуживающаго вниманія. Гостинница Фоксъ при Сен-Ронанскихъ водахъ, Августа 18го дня“
Подписали: Бинго Бинкъ.
Гекторъ Макъ Туркъ.
Филиппъ Винтерблоссомъ*»
Нѣсколько пониже въ отдѣльномъ параграфѣ было написано слѣдующее:
- Я, Квентинъ Квасклебень, Докторъ Медицины и Членъ различныхъ ученыхъ Обществъ и проч… и проч… будучи приглашенъ вышеписанными особами къ прогулкѣ при Букстанѣ, а слѣдственно и къ поданію помощи, если она окажется нужною кому-либо, симъ объявляю и подтверждаю, что, находясь до двухъ часовъ при Букстанѣ съ вышеписанными особами Сиромъ Бингомъ Бинкъ, Капитаномъ Макъ Туркомъ и Президентомъ Винтерблоссомомъ — мы не видали въ продолженіе се*о времени неизвѣстнаго человѣка, называющаго себя Франкомъ Тиррелемъ, и по какой причинѣ не явился онъ, это никому не было извѣстнымъ."
Извѣщеніе сіе было писано рукою самого почтеннѣйшаго Доктора Медицины Квентина Квасклебена, Члена различныхъ ученыхъ Обществъ и проч… и проч… и проч….
Выставлено было также объявленіе всему обществу Сен-Ронанскому, въ которомъ именно было сказано, чтобы означеннаго Франца Тирреля никто изъ членовъ не могъ приглашать ни на обѣдъ, ни на ужинъ, ни на чай до тѣхъ поръ, пока обстоятельства не оправдаютъ его неявки въ вышеписанное мѣсто и не докажутъ, что онъ человѣкъ, заслуживающій и имѣющій право быть принятымъ въ благородное общество. Наконецъ особенною аффишкою изъявляема была благодарность отъ всѣхъ Сиру Бинго Бинкъ и Капитану Макъ Турку за ихъ мужество и стараніе поддержать честь Сен-Ронанскаго общества.
Всѣ сіи различныя объявленія были развѣшаны въ разныхъ мѣстахъ по стѣнамъ общей залы и естественнымъ образомъ привлекали къ себѣ кучи любопытныхъ. Мы никогда бы не окончили сей главы, если бы вздумали извѣстишь читателя обо всѣхъ: Ахъ! — Великій Боже! — Праведное Небо! кто бы могъ это представить! — Посмотрите, моя милая Миссъ! — Прочтите, дорогая моя Лэди! и проч. и проч., что безпрестанно было слышимо поперемѣнно то отъ дамъ, то отъ кавалеровъ. Репутація Сира Бинго взошла почти на такую же степень величія, какъ и слава знаменитаго Веллингтону, одержавшаго въ жизнь свою столь много различныхъ побѣдъ; а что всего болѣе, Сиръ даже возвысился въ глазахъ дражайшей половины своей. Всѣ надѣли въ мысляхъ своихъ трауръ по несчастномъ Тиррелѣ, столь много возбуждавшемъ общее любопытство; особенно дамы шептали потихоньку между собою о благородномъ станѣ и о выразительныхъ чертахъ таинственнаго незнакомца. Одна почтенная Мистрисъ Бловеръ не занималась мыслями о немъ, и только, узнавши, что поединокъ не состоялся, благодарила Небо за то, что Оно спасло отъ всякихъ непріятныхъ слѣдствій новаго друга ея, почтеннаго Доктора Кикгербена.