Секрет Гамона (Уоллес)

Секрет Гамона
автор Эдгар Уоллес, переводчик неизвестен

Оригинал: английский, опубл.: 1917. — Перевод опубл.: 1930. Источник: az.lib.ru

Эдгар Уоллес

Секрет Гамона

Перевод с английского — изд-во «Грамату драугс», Рига, 1930

Изд.-коммер. фирма «Гриф», Харьков, 1995

Глава 1. ЖЕНА ФЕРРИ ФАРРИНГТОНА

Капитан Уэллинг, один из искуснейших сыщиков Скотленд-Ярда, наконец получил дело, которое должно было стать венцом его служебной деятельности. Раскрывший на своем веку немало сложных преступлений, Уэллинг с головой ушел в дело об убийстве своего бывшего подчиненного Марборна в небольшом городке Крейз неподалеку от Лондона.

Это преступление затмило даже интерес капитана к сорока двум взломам и ограблениям, совершенным «Джентльменом в черной маске».

Центром розысков и местом своего пребывания в Крейзе капитан избрал, как это ни странно, Старый Дом — жилище Джемса Морлека, представавшего в недавнем прошлом перед судом по обвинению во взломе. В его преступном прошлом были уверены не только полицейские, но и местные жители.

С того момента, как был найден труп Марборна в кустах близ Старого Дома, капитан Уэллинг приказал своим помощникам, Финнигану и Спунеру, оповестить местную полицию и проследить за прочесыванием местности, выбрав для этого наиболее толковых полицейских.

Убийца мог скрыться только в этих лугах. Очень возможно, что и сейчас он там.

— Морлек, — обратился капитан к хозяину Старого Дома, — вы лучше меня знаете эту местность. По какой дороге он мог уйти отсюда?

— Это зависит от того, насколько хорошо убийца знал местность. Я предполагаю, что он перешел мостик, перекинутый через реку, и направился по Эмдонской дороге. Там много дорог, и он мог избрать любую; может быть, вы обнаружите какие-нибудь следы, если осмотрите стену, окружающую сад.

Поиски оказались почти безуспешными. Лишь Спунеру удалось напасть на след, наводящий на размышления. Он нашел на тропинке, спускающейся к реке, кривой нож, который убийца, очевидно, обронил второпях.

— Мавританская работа, — сказал Джеймс, бегло осмотрев находку, — или, вернее, сделан в Бирмингеме, но продан в Марокко. Эти ножи — любимое оружие марокканцев. Поэтому если эта находка действительно имеет отношение к преступлению, то со спокойной совестью можете приказать задержать любого араба, оказавшегося в ближайшие часы в этой местности на расстоянии двадцати миль от Старого Дома.

Полицейское управление довело до сведения Уэллинга, что на Шорхемской дороге был замечен иностранной матрос, но не чернокожий.

Уэллинг ознакомил Джемса Морлека с этим донесением.

— По-видимому, они воображают, что всякий араб обязательно должен походить на негра, — проворчал Джемс. — Удивительно толковые люди! Какого же цвета, по их мнению, должен быть этот араб? Не знаю, известно ли вам, что многие арабы-марокканцы светлее смуглых европейцев?

Лондонская полиция тщательно обыскала квартиру Марборна и допросила его приятеля, бывшего полицейского Слоона.

Слоон сообщил, что в последний раз ему пришлось видеться с Марборном вечером накануне преступления. Марборн очень нервничал и рассказал ему о том, что заметил недалеко от своего дома какого-то иностранного моряка, по-видимому, заблудившегося в Лондоне.

— Это тот человек, которого мы ищем, — воскликнул Уэллинг. — Он направлялся к Марборну на квартиру. Там, очевидно, произошла борьба, потому что в столовой царил ужасный беспорядок: столы и стулья были опрокинуты, а на полу валялся конверт с обрывками газетной бумаги, адресованный Марборну. Должно быть, убийца под предлогом передачи письма проник к нему в квартиру, но Марборну удалось отразить его нападение. Это и побудило Марборна явиться к вам в такой поздний час.

— Но чего ради он пришел именно ко мне?

— Он, по всей видимости, хотел продать вам документ, которым, по моим данным, шантажировал крупного дельца Гамона. В настоящее время Ральф Гамон живет в доме лорда Крейза. Я предполагаю, что Гамон поручил арабу устранить Марборна. Несомненно в смерти Марборна виноват Гамон. В то же время мы не располагаем уликами, достаточными для того, чтобы произвести у него обыск, — с сожалением закончил Уэллинг.

Как известно, Уэллинг избрал местом своего пребывания, ко всеобщему удивлению, Старый Дом. Ральф Гамон был потрясен, когда получил предложение от капитана Уэллинга явиться для беседы в Старый Дом, принадлежавший Джемсу Морлеку, и не постеснялся высказать Уэллингу свое удивление.

— Очень возможно, что у вас имеются основания удивляться моему выбору, — возразил капитан суровым и решительным голосом, — но я счел этот дом наиболее удобным для себя, и вам придется примириться с этим. Вы осведомлены о случившемся?

— Вы имеете в виду смерть Марборна? Как же, я уже слышал об этом! Бедняга! — сокрушенно вздохнул Ральф Гамон.

— Вы были дружны с ним?

— Да, я давно познакомился с ним и могу сказать, что мы были друзьями, — ответил Гамон.

— Когда вы его видели в последний раз?

— Я его не видел уже несколько дней.

— Ваша последняя встреча прошла без каких-либо осложнений? Вы не ссорились?

— Нет, мы расстались друзьями. Он приходил занять у меня деньги, чтобы открыть какое-то свое дело.

— И вы, надо полагать, не отказали ему в деньгах? — сухо спросил Уэллинг. — Должно быть, вы рассчитываете, что этим вам удастся объяснить существовавшие у вас материальные взаимоотношения?

— Что вы хотите сказать? — обидчиво спросил Ральф. — Уж не думаете ли вы, что я лгу?

— Я не думаю, что вы лжете, а утверждаю это! — заявил капитан. — Я не считаюсь ни с чем, когда необходимо раскрыть убийство. И еще раз говорю: вы лжете. Вы давали Марборну деньги из своих личных корыстных побуждений. В его распоряжении находился документ, который вы во что бы то ни стало хотели иметь у себя, и так как он не пожелал вам его дать, то вам пришлось платить большие суммы денег. Другими словами, он шантажировал вас.

Гамон изменился в лице.

— Вы позволяете себе делать утверждения, требующие доказательств.

— Надеюсь, что наступит день, когда я сумею доказать это и уличить убийцу, — мрачно ответил капитан.

— Разве вам не приходила в голову мысль, что Марборн был смертельным врагом Морлека? — спросил Гамон. — Неужели вы не обратили внимания на то, что Марборна нашли мертвым возле его дома?

— Об этом я много думал, но, на ваше несчастье, эта теория не выдерживает критики. Во время убийства несчастного Марборна Морлек безотлучно находился возле меня. Кроме того, бесследно исчезла сумочка, находившаяся у Марборна на теле под одеждой.

На мгновение лицо Гамона исказилось от ужаса, но он быстро овладел собой.

Уэллинг никогда еще не видел Гамона в таком состоянии.

— Неужели вам это неизвестно? — осведомился Уэллинг. — В таком случае довожу до вашего сведения, что ваш посланец похитил документ.

— Мой посланец? Что вы хотите этим сказать? Я бы посоветовал вам быть поосторожнее в выражениях. Неужели вы воображаете себя настолько всемогущим, что позволяете себе такие выходки?

— А вы думаете, что удача сопутствует вам и вас никогда не удастся водворить на виселицу? — в свою очередь осведомился невозмутимо Уэллинг. — Но хватит об этом, Гамон. Я хочу выяснить реальное положение дел. Действительно ли Марборн шантажировал вас и вымогал деньги? У вас не будет неприятностей, если предоставите мне доказательства этого. Слоон также подтвердил это в своем показании.

Гамон пожал плечами.

— Меня не интересует то, что вам наболтал Слоон. Я могу лишь подтвердить свои слова. Этот несчастный взял у меня взаймы для того, чтобы открыть свое дело. Если у вас имеются доказательства, что это не так, то буду очень рад ознакомиться с ними.

Уэллинг знал, что подобных доказательств не существовало, и снова перешел в наступление.

— За последнее время вы послали в Марокко на имя Сади Гафиза большое количество зашифрованных телеграмм. Я имею в виду одну из тех телеграмм, в которой шла речь о некоем Али Гассане. Кто такой этот Али Гассан?

И снова страх мелькнул в глазах Гамона, но он овладел собой и ответил:

— Теперь я вижу, что вы не теряли напрасно времени. Али Гассан — это марка арабских сигарет.

И он взглянул на Джемса, словно ища подтверждения. Джемс кивком головы подтвердил правильность утверждения Гамона.

— Совершенно верно, но помимо того Али Гассан — это имя известного разбойника и убийцы, казненного двадцать пять лет тому назад.

— В таком случае выбирайте любое, что вам более по вкусу — сигареты или казненный давным-давно убийца.

— Это ваш почерк? — продолжил допрос Уэллинг и предъявил конверт, адресованный Марборну.

— Нет, — ответил Гамон не моргнув глазом. — Чего ради вы спрашиваете у меня об этом, капитан?

— Марборн был убит арабом, которого вы специально для этого пригласили сюда из Марокко.

— Иными словами, вы обвиняете меня в убийстве?

— Совершенно верно, — подтвердил Уэллинг.

— Если бы это не было так нелепо, то я был бы оскорблен вашим утверждением. Но в данном случае просто ограничусь тем, что не буду отвечать на ваши вопросы.

И с этими словами он направился к двери. В дверях остановился и сказал Уэллингу:

— Вы ничего не можете мне сделать, и знаете это лучше, чем кто бы то ни было. Больше я вам ничего не скажу.

— Он вам сказал гораздо больше, чем предполагает, — заметил вскользь Уэллинг после того, как Гамон удалился. — Но кто такой этот Сади Гафиз?

— Сади Гафиз — самый хитрый и отвратительный из негодяев, собравшихся в Танжере, — ответил Джемс. — Человек, который может быть очень полезен таким темным дельцам, как Гамон. Гафиз работает на Гамона, и мне пришлось однажды с ним столкнуться. Я мог бы рассказать многое, но эти рассказы показались бы совершенно невероятными. Сади Гафиз получает крупные суммы от множества лиц, замешанных в темных делах, и на его совести больше тяжких преступлений, чем у любого преступника в Марокко.

— Вы имеете в виду и убийства?

Джемс усмехнулся.

— Я ведь сказал вам: тяжких преступлений. Убийство в горах Марокко нельзя причислить к особо тяжким преступлениям.

Уэллинг задумчиво потер кончик носа.

— Если нам удастся заполучить этого араба, то история значительно прояснится.

— Он ничего не осмелится сказать о шерифе Сади Гафизе. Шерифы в некотором роде святые люди, и когда Сади Гафиз проходит по улицам Танжера, туземцы бросаются наземь и целуют край его бурнуса. Этот араб скорее умрет, чем проронит хотя бы одно слово о нем.

*  *  *

Джоан, дочь лорда Крейза, узнала об убийстве в Старом Доме от своей насмерть перепуганной горничной. Известие сильно напугало и Джоан.

— Неужели убийство произошло в саду мистера Морлека? Вы в этом уверены?

— Да, мисс, мистер Уэллинг, капитан Скотленд-Ярда и мистер Морлек обнаружили убитого в саду. Несчастного убили несколько минут спустя после того, как он покинул дом Морлека. В деревне говорят, что это небо карает мистера Морлека и ему не уйти от кары.

— Эти болтуны не понимают, что говорят, — заявила рассердившись Джоан и одновременно почувствовала облегчение от того, что Джемс не замешан в эту историю.

— А, кроме того, я слышала, что молодой человек, проживающий у миссис Корнфорд, находится при смерти, — продолжала словоохотливая горничная.

Джоан ничего не ответила на ее сообщение.

За обедом разговор, конечно, вертелся около ночного происшествия. Лорд Крейз в особенности заинтересовался случившимся.

— Честное слово, — сказал он, и в голосе его зазвучало удовлетворение, — наш мирный городок приобретает мировую славу. Вот уже триста лет, как у нас ничего подобного не случалось. Я порылся в старых архивах — в последний раз убийство произошло триста лет тому назад. В те времена два цыгана повздорили и один убил другого. А что вы скажете об этом происшествии, Гамон? Ведь вы, кажется, успели побывать там?

— Да, я говорил с полицейским чиновником, — кратко ответил Гамон, — но нет никакого смысла беседовать об этом с подобного сорта людьми. Они слишком глупы и невежественны. Уэллинг просто старый болтун, целиком находящийся во власти этого проклятого вора…

— Вы, должно быть, хотели сказать: «этого вора», — вежливо поправил его лорд, — у меня в доме не принято проклинать кого-либо в присутствии моей дочери. Мы обычно выжидаем, пока она не встанет из-за стола и не удалится к себе. Итак, вы говорили о полиции? Вы предполагаете, что полиция находится в руках мистера Морлека? Кто бы мог представить себе такое? Я всегда был уверен, что Уэллинг честный и неподкупный человек, а между тем оказывается… А что касается вашего утверждения, что он стар, то позволю себе напомнить, что он на два года моложе меня, а между тем меня еще никто не осмелился назвать стариком. Кстати, Джоан, не знаешь ли ты этого молодого человека, живущего у миссис Корнфорд, который так серьезно болен? — спросил он, обращаясь к дочери.

Губы Джоан дрогнули, но она не могла произнести ни слова. Отец продолжал:

— Он — младший сын сэра Уиллоуби Фаррингтона. Да, да, это он и есть — к сожалению, из него вышел изрядный бездельник. Он что-то натворил в школе, и ему пришлось покинуть ее. Отец никогда не мог простить ему этого. К тому же он оказался пьяницей — это у них семейный порок. Я помню еще его дедушку…

Джоан слушала болтовню отца, не произнося ни слова.

— Вместе с этим парнем из школы исключили целый ряд учеников. Их товарищ, негодяй Беннокуайт, деморализовал своими глупыми выдумками и организацией тайного общества всю школу, — предался воспоминаниям старый лорд. — Ты помнишь это, Джоан?

— Да, отец, — ответила девушка. В ее голосе прозвучала какая-то странная нотка, заставившая Гамона насторожиться и обратить внимание на девушку.

Джоан побледнела как полотно, и лорд Крейз поспешил к ней на помощь вместе с Гамоном.

Проводив Джоан в ее комнату, лорд вышел из дома и, чтобы выяснить кое-какие обстоятельства минувшей ночи, направился к Морлеку. Лорд Крейз впервые навещал Морлека, и Джемс был очень удивлен его появлением.

— Прошу вас, войдите, лорд. Никак не ожидал такой чести, — заговорил Морлек.

— Я никогда не пришел бы к вам, — ответил лорд, — но хочу знать все, что касается этого убийства, а также и то, что по этому поводу думает полиция.

Джемс молчал, Он не мог рассказать всего. Версия полиции была не слишком лестна для гостя лорда Крейза, Ральфа Гамона.

Поэтому он ограничился описанием обстоятельств, при которых был обнаружен труп Марборна, и того, что произошло в эту ночь.

Лорд Крейз внимательно выслушал.

— Совершенно неслыханное происшествие, — сказал он после того, как Джемс закончил свой рассказ. — Это убийство по своей сути отдает востоком. Я прожил несколько лет в Индии, где подобные убийства в порядке вещей. Но скажите мне, ради Бога, как объясняет это полиция?

Но Джемс извинился — он заметил в окне Уэллинга, занимавшегося исследованием следов в саду, и воспользовался этим обстоятельством, чтобы присоединиться вместе с лордом к пожилому капитану.

— Самое замечательное состоит в том, — продолжал высказывать мысли лорд Крейз, — что я предчувствовал нечто необычное, даже проснулся часом раньше. Я бы узнал обо всем этом от почтальона, большого болтуна по натуре, но сегодня у нас не было корреспонденции. Прибыло только одно письмо, да и то не для меня, а для моего гостя. И оно прибыло с одиннадцатичасовой почтой.

— Для мистера Гамона? — возбужденно спросил Уэллинг, стремительно вскочив на ноги.

— Да.

— Из Лондона?

— Нет. Это очень примечательно, но письмо было отправлено не из Лондона, а из маленького местечка, расположенного в восьми милях от Крейза. Я хотел спросить Гамона, кто, черт побери, пишет ему письма из этого маленького гнезда, но затем, вспомнив, что он скупает в этом округе недвижимость, решил, что спрашивать будет излишне.

— Как называется это местечко?

— Литтл Лексхем.

Сыщик нахмурился и погрузился в размышления.

Письмо, прибывшее с одиннадцатичасовой почтой, могло быть отправлено только сегодня утром.

— Письмо было объемное?

— Да. Мне показалось, что это пакет с посылкой. В нем мог находиться, например, носовой платок. Но почему вы меня спрашиваете об этом? Ведь не может же вас интересовать корреспонденция моего гостя, капитан Уэллинг.

— Она меня очень интересует. Вы не можете вспомнить почерк на письме?

Лорд Крейз пожал плечами.

— Не понимаю, почему вас это все интересует? Адрес был написан на пишущей машинке.

— Конверт был плотный?

— Да. Я обратил на это внимание потому, что он был очень грязен и на нем виднелись отпечатки пальцев.

Капитан Уэллинг принял решение.

— Лорд Крейз, я буду с вами совершенно откровенен. У меня имеются основания предполагать, что Марборн был убит из-за документа, находившегося у него, которым во что бы то ни стало хотел завладеть Гамон.

— Боже! — смущенно воскликнул лорд.

— Если мое предположение соответствует действительности, и документ был похищен у Марборна, то убийца спрятал его в концерт с заранее напечатанным адресом.

— Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? — взволнованно спросил лорд.

— Я откровенно рассказываю вам обо всем. И вы должны отнестись к моим словам с должным вниманием. Скажите, вы могли бы мне раздобыть этот конверт?

Лорд на мгновение задумался.

— Пойдемте со мной, но, право, у меня голова идет кругом, я не отдаю себе отчета в том, что происходит.

Гамона они не застали дома. Он против желания Джоан пошел с нею в парк.

— Не знаю, что и предпринять, — беспомощно сказал лорд. — Может быть, вы пройдете в его комнату и осмотрите ее?

Уэллинг быстро и очень тщательно осмотрел комнату и ознакомился с содержимым письменного стола и корзины для бумаг.

Но конверта нигде не оказалось.

— Вот он, — неожиданно воскликнул сыщик и указал на камин.

В камине лежала горсточка пепла. Уэллинг осторожно взял ее в руки.

— Это было конвертом, но он сжег еще что-то кроме конверта, — сказал капитан. — Вот видите, — эта часть пепла иного происхождения. — И он понюхал пепел. — Да, это не бумага.

И снова Уэллинг погрузился в раздумье. Взгляд его рассеянно блуждал по потолку.

— Я не знаю, что это такое. Быть может, вы будете столь любезны и дадите мне пару конвертов?

Он собрал пепел и распределил его по двум конвертам. Затем засунул их в карман и вышел из комнаты. В это время вернулась с прогулки Джоан в сопровождении своего спутника. Девушка казалась утомленной и чем-то удрученной. Она кивнула Уэллингу и прижалась к отцу.

— Дорогой отец, разреши поговорить с тобой. Можно мне прийти к тебе в библиотеку?

— Пожалуйста, дитя мое, — ответил старый лорд, обеспокоенный состоянием дочери. — Но что с тобой?

Девушка покачала головой и с усилием произнесла;

— Ничего отец. Все в порядке. Не беспокойся понапрасну.

Лорд с любовью обнял дочь и прошел с ней в библиотеку, Уединившись в оконной нише, он с нежностью и вниманием спросил:

— Что с тобой, Джоан? Расскажи мне, что тебя гложет.

Трижды пыталась девушка с волнением начать свое повествование и не смогла.

— Отец, — прошептала она наконец, — я вышла замуж за Ферри Фаррингтона… Это случилось, когда он еще был в школе…

Лорд Крейз выслушал это сообщение гораздо спокойнее, чем можно, было ожидать.

— Фаррингтоны очень почетная семья, — произнес он мягко, словно боясь взволновать девушку. — Но, к сожалению, они все пьют.

Девушка зарыдала и упала в его объятия.

— Прошу тебя, расскажи мне подробно обо всем, — попросил отец после того, как Джоан немного успокоилась. — И еще прошу; не вешай головы, Джоан. Ничто на свете не может лишить тебя моей любви. Ты единственное существо в мире, которое мне не в тягость и которое я люблю.

— Во всем виноват Беннокуайт. В те времена он организовал общество Монахинь Полуночи. Ученицы Хульстонской школы перелезали через монастырскую стену, собирались в кружок в монастырском саду и поедали различные лакомства. Это были своеобразные ночные пикники. Тебе покажется странным, но это действительно так — ничего опасного или предосудительного не было в этих похождениях. Все таинственные общества, которые он организовывал, походили на это. Таким образом мы стали Монахинями Полуночи, и моя приятельница Ада Лансинг была нашей настоятельницей. Разумеется, настоящие монахини ничего не подозревали о наших проделках. Бедняжки, должно быть, умерли бы со страха, если бы знали, что происходило у них же в саду. Один из наших членов предложил теснее объединить два ответвления нашего тайного общества, и для этого надо было устроить своего рода свадьбу — совершить символический свадебный обряд с одним из учеников Хульстонской школы По крайней мере, нас уверили в этом. Тебе это покажется совершенно невероятным, но это действительно было так. Я подозревала, что не кто иной, как Беннокуайт и подбил Фаррингтона участвовать в этой церемонии. Беннокуайт как раз приехал из Оксфорда и соорудил в лесу маленькую часовенку. Он по-прежнему поддерживал связь с организованными им тайными обществами и особенно сильный интерес питал к обществу Монахинь Полуночи.

И тогда, в одну из наших ночей, он пришел к нам и принял на себя руководство всем происходящим. Мы тянули жребий, и жребий пал на…

— Неужели на тебя? — прервал ее лорд.

— Нет, — прошептала девушка. — Быть невестой пал жребий на Аду. Она была очень рада: все это ее очень забавляло. Между тем Беннокуайт подготовил все. Жених должен был быть в монашеской рясе с капюшоном на голове, а невеста должна была предстать под густой вуалью. Никто не знал о том, на кого пал жребий — даже нам не говорилось об этом… Ничего более нелепого нельзя себе и представить. Беннокуайт лично решил обвенчать их, и мы направились в лесную часовенку. Но в последнюю минуту силы покинули Аду, и тогда впервые мне пришло в голову, что все это гораздо серьезнее, чем мы предполагали… И я взяла на себя роль Ады.

— И ты никогда не видела лица юноши?

— Нет, только тогда, когда на мгновение капюшон свалился с его головы. После венчания я подписала протокол обряда и прочла его подпись. Таким образом мне удалось выяснить, кто он, но я не думаю, чтобы он знал, кто я. Разве только если он потом снова вернулся в часовню.

— И ты никогда его более не встречала?

— Нет. Я не встречалась с ним, пока он снова не вернулся сюда. Как-то до меня дошло известие, что он умер. Быть может, это и нехорошо с моей стороны, но я обрадовалась этому сообщению. И так же я была рада тогда, когда узнала, что бедная Ада скончалась.

Лорд Крейз дрожащей рукой набил трубку.

— Беннокуайт даже смертью не может искупить того, что натворил. Но все могло принять худший оборот, — сказал лорд и нежно обнял Джоан. — История печальна, но это еще не основание для отчаяния.

— Это хуже, чем ты полагаешь.

Лорд Крейз многое перевидал на своем веку.

— Все не так скверно. Разве ты любишь другого?

Джоан утвердительно кивнула головой.

— Это неприятно, — задумчиво заметил лорд, но в его глазах заиграл плутоватый огонек.

— А теперь пойдем, пора пить чай. Тебе не стало легче?

Джоан поцеловала отца. Крейзы не питали склонности к выражению своих чувств, и обычно старый лорд отклонял знаки внимания дочери, но этот поцелуй заставил его проникнуться нежностью к ней.

Глава 2. ГАМОН ПЕРЕСЕЛЯЕТСЯ В ГОСТИНИЦУ

Лорд Крейз прошел к Гамону и застал его в мрачном настроении.

— Слуга рассказал мне, что вы впустили полицейских в мою комнату. Зачем вы это сделали? — спросил он.

— Я являюсь главой данного округа и не вижу оснований отказывать полиции в содействии при исполнении служебных обязанностей, — спокойно ответил лорд.

— Вижу, мне следует напомнить вам, что этот дом является моей собственностью, — заявил Гамон.

— Я об этом не забыл, — ответил лорд. — Но если бы вам даже принадлежали все окрестные имения, то и тогда я бы поступил так же, приняв во внимание, что вы подозреваетесь в убийстве…

— Что вы хотите этим сказать? Они вам рассказали об этой нелепости? Чего полиция хочет от меня? Что искали в моей комнате? Что они надеялись найти там?

Гамон стремительно выпалил все эти вопросы.

— Полиция рассчитывала найти в вашей комнате конверт, — ответил лорд Крейз и испытал удовлетворение при виде того, какое впечатление произвели его слова на Гамона.

— Речь идет о письме, которое было вам послано сегодня утром из Литтл Лексхема.

— Но ведь они не нашли письма?

— Они нашли пепел, — пояснил лорд Крейз. — Или вы будете отрицать, что причастны к этому убийству? Я нахожу, что мне это преступление перестает казаться таким невероятным. Кстати, к которому часу вызвать вашу машину, Гамон?

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что вам придется сегодня уехать отсюда, — невозмутимо ответил лорд. — Вы непрестанно напоминаете мне о том, что этот дом принадлежит вам. Но позвольте и мне напомнить, что этот дом, пока я жив, находится в моем владении, а я пока что не собираюсь умирать и вправе указать вам на дверь. И не смею отказать себе в этом удовольствии.

— Вы переходите границы, лорд Крейз, — запротестовал, но уже в более вежливом тоне, Гамон.

— Что поделать! Ваше поведение вынуждает прибегнуть к этой мере. — И не удостаивая Гамона вниманием, он вызвал слугу и распорядился, чтобы машина была подана через час.

Гамон, узнав об этом, приказал камердинеру:

— Мы не поедем в Лондон. Ступайте в гостиницу и закажите мне комнату.

Ход событий в корне изменил его планы.

Смерть Марборна и роковой документ, который Гамон снова заполучил в свои руки, еще не гарантировали ему безопасность, потому что он навлек на себя подозрение. Это заставляло его оставаться в Крейзе, пока не удастся добиться своей цели.

Он поручил Ахмету только ранить бывшего сыщика и выкрасть у него документ, но никоим образом не хотел смерти Марборна. Если этот сумасшедший парень пренебрег инструкциями и убил Марборна, то должен нести ответственность за это. В свое время он дал аналогичное поручение некоему Али Гассану, и тогда обстоятельства сложились таким же образом. Но Али Гассан был некроманом — в противном случае он выполнил бы предписание самым точным образом.

Лорд Крейз принял сообщение о том, что его гость намерен поселиться в «Красном Льве», без всякого беспокойства.

— Я, к сожалению, имею очень смутное представление о «Красном Льве», — сказал он, обращаясь к Джоан. — В дни моей молодости там было очень грязно и водилось множество мух. Но, к счастью, теперь здесь воздух посвежел. Этот Гамон совершенно невыносим.

Джоан согласилась с ним.

После встречи на холме она более не видала Джемса. Джоан намеренно избегала его.

— Какого ты мнения об американцах, отец? — спросила она лорда Крейза.

— Некоторые из них мне симпатичны, а некоторые вызывают неприязнь, — ответил лорд. — И примерно так же я отношусь и к другим иностранцам. Но почему ты осведомляешься у меня об этом? — и, оторвав взгляд от газеты, добавил: — Уж не имеешь ли ты в виду Морлека?

— Да, — прошептала она.

— Он очень милый человек. Я никогда не мог предположить, что грабитель может оказаться таким любезным и приятным человеком… К тому же он джентльмен. — И лорд снова погрузился в чтение газеты.

Глава 3. ПИСЬМО ПРОПАВШЕГО БЕЗ ВЕСТИ

Переезд Гамона, гостившего у лорда Крейза, и, как передала молва, подлинного владельца имения Крейзов, в скромную гостиницу вызвал немало толков.

Но Гамон дошел уже до такого состояния, когда человеку бывает безразлично, что о нем думают окружающие. Еще неделю тому назад подобное оскорбление, нанесенное ему лордом Крейзом, глубоко задело бы его, но теперь одолевали другие мысли. Совершенно неожиданно его положение и все планы оказались под угрозой.

Он телеграфировал своей сестре Лидии, чтобы она немедленно выехала в Лондон. Затем выждал, пока стемнело и направился к домику, в котором обитала миссис Корнфорд. Миссис Корнфорд отворила дверь, но в темноте не разглядела его.

— Я хотел бы переговорить с вами, миссис Корнфорд, — обратился он к ней.

— Кто вы?

— Ральф Гамон.

Она застыла на мгновение, но затем широко распахнула дверь и пригласила его войти в дом.

— Вы мало переменились с той поры, — сказал Гамон, с трудом подыскивая слова и пытаясь завязать разговор.

Миссис Корнфорд ничего не ответила. Гамон чувствовал всю сложность создавшегося положения и тщетно пытался выйти из него.

— Вы больше не сердитесь на меня?

— Нет, — спокойно ответила миссис Корнфорд, — но почему вы не присядете?

— Я, право, не знаю, чего ради стали бы вы сердиться на меня? Ведь я сделал для Джона все возможное.

— Где он?

— Я не знаю. Предполагаю, что его нет в живых, — сказал он, и миссис Корнфорд вздрогнула, услыхав эти жестокие и равнодушные слова.

— Мне тоже кажется, что его больше нет в живых, — прошептала она. — Но двенадцать лет тому назад он был еще жив. Что стало с его деньгами?

— Я полагаю, что он потерял их, — поспешил ответить Гамон, — Ведь я вам уже говорил об этом.

Она не спускала с него глаз.

— Он мне написал из Марокко, что видел залежи и что это — блестящее дело. Месяц спустя сообщил из Лондона, что собирается обо всем переговорить с вами и урегулировать ваши деловые отношения И потом я больше ничего не слышала о нем.

— Он исчез — вот все, что мне известно, — пояснил Гамон. — Он собирался известить меня и выкупить акции, но так и не пришел. Я телеграфировал тогда вам и спрашивал, куда он исчез.

— Мне известно лишь то, что он взял в банке со своего счета сто тысяч фунтов, и с тех пор я ничего не слыхала ни о нем, ни об этих деньгах. Не смею утверждать, что я и мой муж были очень счастливы. Он был слишком непостоянным и легкомысленным человеком. У него было слишком много приятелей и приятельниц для того, чтобы я могла равнодушно относиться к этому. К тому же он пил, но тем не менее я любила его, он был хорошим мужем.

Гамон пожал плечами.

— Почему вы не сочли нужным обратиться к содействию полиции? — спросил он. — Если у вас были какие-нибудь сомнения относительно моей личности, то следовало бы…

Миссис Корнфорд презрительно усмехнулась.

— Вы ведь сами попросили меня тогда не обращаться в полицию. Теперь вижу, что была наивна и легкомысленна. Вы уговорили меня, ради моего блага и блага моих родных, не поднимать шума и попросили ничего не сообщать газетам…

— Разве я не поместил во всех газетах объявления о его розыске? Разве не послал запросы в Монте-Карло, в Экс, в Довилл, во все места, где скопляются ловцы счастья и куда мог попасть ваш муж? — спросил он с наигранным возмущением. — Миссис Корнфорд, вы несправедливы ко мне.

Бесполезно было спорить с ним. В свое время он сделал все возможное, чтобы удержать ее от попыток разыскать мужа, а когда она наконец принялась за розыски, то было слишком поздно. Даже самые опытные сыщики Англии не могли установить ничего определенного.

Когда-то она была богата, занимала высокое положение в обществе; в настоящее время впала в бедность, нуждалась в самом необходимом.

Если бы Джон Корнфорд был дельцом, похожим на прочих деловых людей, то она ни минуты не колебалась бы и немедленно обратилась в полицию, сообщив о его исчезновении. Но Джон Корнфорд имел множество друзей и очень мало считался с покоем своей семьи. Он часто исчезал на довольно продолжительное время, не находя нужным предупредить об этом домашних.

Она научилась за годы их совместной жизни умалчивать об этом и не поднимать тревоги.

— Зачем вы пришли ко мне? — спросила она.

— Хочу раз и навсегда уладить вопрос об исчезновении Джона. Я чувствую на себе некоторую ответственность, так как в свое время уговорил его приехать в Лондон. Можно вас попросить показать мне письмо, которое он написал вам тогда?

Она покачала головой.

— Вы уже ранее обращались ко мне с подобной просьбой, мистер Гамон. Но это единственное имеющееся у меня доказательство того, что мой муж действительно вернулся в Англию. Некоторое время тому назад у вас хотели узнать о его судьбе, и вы ответили, что он пропал в Марокко. Сотни людей, которые знали Джона, убеждены, что он погиб в Африке.

— Что это? — неожиданно спросил Гамон, уловив чей-то стон.

— Молодой человек, живущий у меня, очень болен, — ответила миссис Корнфорд и поспешила к Фаррингтону.

Гамон огляделся по сторонам.

Где могла эта женщина хранить свою переписку? Несомненно не в столовой, в которую все имели доступ. Должно быть, где-нибудь в спальне. Дверь в спальню была открыта. Он прокрался в нее и осмотрел комнату. На столе горела свеча. Услышав шаги миссис Корнфорд, он поспешил возвратиться на прежнее место.

— Миссис Корнфорд, если вы предоставите мне возможность прочесть это письмо, то я вам скажу всю правду о конце Джона.

— Так вы все же определенно знаете, что он умер? — хрипло вырвалось у несчастной женщины.

— Да. Он умер десять лет тому назад.

В душе миссис Корнфорд происходила какая-то борьба, затем она приняла решение и направилась в спальню. Через несколько минут вернулась с деревянной шкатулкой, поставила на стол и открыла ее.

— Вот письмо, можете прочесть.

Да, это было именно то письмо. Он узнал синий бланк Криттон-отеля.

«Я отправляюсь сегодня к Ральфу Гамону, — прочел он, с трудом разбирая почерк. -- Мы переговорим обо всех деталях приобретения акций. Мне неясно лишь одно: действительно ли залежь, которую я видел, является собственностью Гамона, или же какого-нибудь иного общества, ничего общего с Ральфом Гамоном не имеющего. Я боюсь что он хочет меня обмануть».

Миссис Корнфорд испытующе поглядела на Гамона и приготовилась вырвать у него письмо из рук, если он сделает малейшую попытку овладеть им.

Но Гамон возвратил письмо. Она положила его в шкатулку и заперла. Но в то же мгновение до ее слуха донеслись ужасные стоны. Она колебалась мгновение, но затем отнесла шкатулку в спальню и, вернувшись, прошла к больному. Гамон последовал за ней.

— Кто это? — спросил он любопытно, взглянув на исхудалое лицо покоившегося на подушках Фаррингтона.

— Этот молодой человек живет у меня, — озабоченно ответила она. — Я боюсь, что ему стало хуже.

Фаррингтон сделал усилие и приподнялся на локтях. Казалось, что он хочет встать с кровати. Она напрягла все свои силы для того, чтобы удержать его и принудить снова опуститься на подушки. Гамон помог ей.

— Вы не посидите рядом с ним, пока я схожу за доктором? — спросила она.

Ральф Гамон не испытывал никакого желания играть роль сиделки, но при данных обстоятельствах счел необходимым выполнить ее просьбу.

Он пододвинул к постели стул и опустился на него, по-прежнему не сводя глаз с больного, беспокойно метавшегося в постели. Несчастный юноша бредил, поминутно выкрикивая бессвязные слова, смеялся, кричал. Но неожиданно его слова стали более связными и приобрели какой-то смысл:

— Джоан — она замужем? Да, ее отец — лорд. Я этого не знал, но… Нас повенчали в лесной часовне. Я не хотел жениться, но остальные настояли на этом. Мы бросили жребий. Во всем виноват Беннокуайт. Вы знаете Беннокуайта? В то время он был посвящен в духовный сан… Он думал, что это будет славная шутка… Потом его лишили сана, потому что он натворил множество гнусных дел, но я ничего об этом не знал — я был тогда за океаном… Его убили на войне. Я думаю, что Беннокуайт не имел права стать священником. Он основал общество Монахинь Полуночи — это было еще тогда, когда я учился в Хульстонской школе… Они перелезали в монастырский сад и ели лакомства… Ее звали Джоан… Джоан ее звали… Ее отец — лорд и жил в Суссексе. Я не хотел жениться на ней; он говорил, что ее зовут Ада, а после венчания оказалось, что ее зовут Джоан…

Гамон напряженно прислушивался к его словам. О ком другом мог говорить этот юноша, как не о Джоан Карстон? Он наклонился к больному.

— Где вас обвенчали?

Фаррингтон пробормотал что-то нечленораздельное.

— Где это произошло? — вторично переспросил Гамон.

— В маленькой лесной часовенке, близ Аскотского леса. Там это и занесено в книги.

Гамон слышал о Беннокуайте и без особого труда сообразил, что произошло. Так, значит, Джоан была замужем! Эта новость наполнила его удовлетворением; теперь он располагал над нею некоторой властью, но с другой стороны это было препятствием в осуществлении его планов.

Перед домом послышались шаги миссис Корнфорд, возвращавшейся в сопровождении врача.

Гамон счел нужным удалиться и, попрощавшись с миссис Корнфорд, направился к себе в гостиницу.

Врач пробыл у больного полтора часа, и так как жар усилился, вынужден был признать, что в здоровье больного наступило ухудшение.

— Я пришлю вам сегодня сиделку, миссис Корнфорд, — сказал он.

Она была очень признательна за его предложение, потому что пришлось провести у постели больного несколько бессонных ночей, сильно утомивших ее.

Чего ради Ральф Гамон навестил ее и зачем ему понадобилось ознакомиться с содержанием письма? Он неоднократно обращался к ней с этой просьбой, но она всегда отклоняла ее, потому что чувствовала: этот клочок бумаги может ее навести на след утраченного состояния.

Она рисковала многим, осмелившись показать ему это письмо, и была рада тому, что все обошлось благополучно.

Прежде чем лечь спать, она снова отперла шкатулку. Сверху, на том же месте, лежало письмо. Синий листок бумаги находился в шкатулке. Облегченно вздохнув, она хотела уже закрыть шкатулку, как ей пришла в голову мысль вторично ознакомиться с содержанием письма. Но, развернув листок, с ужасом увидела, что он совершенно чист.

Ральф Гамон знал примерно формат и цвет письма и ловко подменил его.

Что предпринять? Не следовало ли немедленно отправиться к лорду Крейзу и попросить его помощи? Но она всего лишь раз видела его и без того была ему обязана многим. Неожиданно вспомнила о Джемсе, об этом любезном и спокойном человеке. Она накинула плащ и поспешила в Старый Дом.

Глава 4. ЛЮБЕЗНОСТЬ РАЛЬФА РАМОНА

Жизнь в отеле сопряжена с рядом преимуществ, но одновременно обладает и рядом неудобств. Для Ральфа Гамона эти неудобства состояли главным образом в том, что любой человек мог посетить его в любое время дня и ночи. Он собирался лечь спать и на сон грядущий курил у окна сигару. Мысли его были обращены к недавним, богатым событиями, дням. Неожиданно распахнулась дверь и без предупреждения к нему в комнату вошел Джемс Морлек.

— Я принес вам две новости, Гамон. Во-первых, удалось поймать вашего араба, а во-вторых, вам придется вернуть мне письмо, которое вы выкрали у миссис Корнфорд. И попрошу поторопиться. Мне некогда.

Ральф Гамон вскочил.

— Милостивый государь, меня ни в какой степени не интересует то, что вы сообщили, так же, как нисколько не забавляют ваши россказни о каком-то письме.

— Я и не собираюсь забавлять вас в столь поздний час, — холодно возразил Джемс. — Давайте сюда письмо.

И он бросился вперед. Из груди Гамона вырвалось проклятие, и он преградил доступ к письменному столу.

— Так значит письмо у вас здесь?! Прочь с дороги!

И, отбросив Гамона в сторону, он выдвинул ящик письменного стола.

В ящике лежал бумажник. Морлек вынул его.

— Подлый вор! — проревел Гамон и бросился на него.

Морлек нанес ему удар, и Гамон снова отлетел в сторону.

— Письмо здесь — спокойно продолжал Джемс. — И если вы теперь…

Но он не закончил фразы. Гамон заметил, как он обыскал бумажник, но кроме письма другого документа в нем не оказалось.

— Ну-с, нашли то, что искали? — насмешливо осведомился Гамон.

— Да, письмо в моем распоряжении, — ответил Джемс. — И этого мне достаточно. — С этими словами Морлек бросил бумажник на место в ящик. — Можете позвать полицию, я ничего не имею против того, чтобы встретиться с нею. Можете подать на меня жалобу.

Гамон молчал.

— Если ваш араб окажется болтливым, то вам придется плохо.

Гамон по-прежнему хранил молчание. Морлек повернулся и удалился. Гамон посмотрел вслед ему в окно и снова погрузился в размышления. Мысли его снова вернулись к исходной точке, Джоан Карстон… Джоан Карстон!.. Она была замужем. Лидия сказала ему, что Джоан помолвлена с Морлеком, и он посмеялся над этим утверждением, Неужели в самом деле в Морлеке таились препятствия для осуществления его замысла? Если бы он знал об этом…

На следующее утро Гамон выехал в Лондон встретить Лидию. Лидия прочла в газетах о смерти Марборна, и это известие взволновало ее.

— Что случилось, Ральф? — спросила она после того, как они уселись в машину. — Как все это ужасно! Неужели его убил какой-то араб? Тебе ничего об этом неизвестно, или ты что-нибудь знаешь?

Она прикоснулась к его руке и испытующе поглядела на него.

— Ведь ты непричастен ко всему этому? Какой ужас! Нет, нет, ты не мог этого сделать!

— Ты становишься истеричной, Лидия, — спокойно заметил Ральф. — Разумеется, я ничего не знаю о смерти этого бедняги и тоже был очень огорчен, когда узнал об этом. Не хочу утверждать, что он был мне симпатичен, особенно после того, как стал таким навязчивым по отношению к тебе, но…

— Что ты собираешься предпринять?..

— Я собираюсь уехать из Англии. Местные порядки начинают мне действовать на нервы.

— Ты хочешь уехать в Марокко?

Он заметил, как ее лицо вытянулось.

— Да. К Рождеству мы будем там. Зимой там чудесно.

— Но мы поедем туда не навсегда?

— Разумеется нет. Если тебе покажется там скучно, то ты можешь поехать на Гибралтар или в Алжезирас, — успокоил он ее, — очень возможно, что я не поеду в Марокко. Собственно, мне следовало бы поехать в Нью-Йорк и там заняться делами. Ты мне как-то рассказывала о том, что один из твоих французских знакомых собирался поехать на яхте в южные моря. Но он, кажется, передумал?

Лидия ответила утвердительно и изумленно поглядела на него.

— Не можешь ли ты получить эту яхту в свое распоряжение?

— Но почему ты не хочешь поехать обычным способом — на пароходе? Это гораздо приятнее.

— Быть может, ты все-таки выяснишь это? — настойчиво повторил он.

— Хорошо. Граф Легун в настоящее время в Лондоне, и я спрошу его.

Вечером она сообщила брату, что его поручение исполнено. Она переговорила с графом, и тот предоставил яхту в ее распоряжение. Лидия застала Ральфа в весьма приподнятом настроении, потому что задержанный араб ухитрился бежать из Суссекского полицейского управления, тяжело ранив охранявшего его полицейского.

— Если ваш араб окажется болтливым… — повторил он вслух предостережение Морлека. — Ну что ж, пусть болтает…

Лидия в ужасе уставилась на своего брата.

— Ральф, — прошептала она, — это неправда, ты ведь ничего не знаешь об этом?

— Разумеется, я ничего не знаю об этом, — прикрикнул на нее Ральф. — Кое-кто предположил, что я причастен к этому убийству, и эта свинья, Морлек, не постеснялся бросить мне это обвинение. Он осмелился утверждать, что убийца был подослан мною. Но это наглая ложь.

Вечером он написал лорду Крейзу весьма вежливое письмо.

— Право, я должен признать, что этот человек вовсе не так плох, как порой кажется, — задумчиво проговорил лорд. — Он написал мне прелестное письмо, и мне теперь жаль, что я так грубо обошелся с ним.

— Ты говоришь о мистере Гамоне? — осведомилась Джоан и, взяв письмо, прочла:

«Я боюсь, что в течение последних дней не щадил ваши нервы, но произошло столько событий, что я перестал владеть собой. Я знаю, что мое поведение заставляло желать много лучшего, но надеюсь, что вы мне его простите. Через пару лет мы оба будем посмеиваться над тем, до чего нелепо было подозревать меня в смерти Марборна. Срочные дела заставили меня выехать в Америку. Это в корне изменило мои планы — ранее я предполагал отправиться на яхте в Средиземное море. Хочу предложить вам отправиться в это путешествие вместо меня. Яхта к вашим услугам, и я не сомневаюсь, что путешествие доставит вам много удовольствия; я очень сожалею о том, что лишен так же, как и моя сестра, возможности быть вашим спутником. Яхта называется „Надежда“ и прибудет в следующий вторник в Соутгемптон. Разрешите мне просить вас располагать яхтой как своей собственностью».

— Гм, — проворчал добродушно настроенный лорд, — если бы мне предстояло отправиться в путешествие в его обществе, то я, конечно, ограничился бы тем, что написал очень вежливое письмо, в котором сообщил бы, что лишен возможности воспользоваться любезным приглашением. Но дело обстоит иначе. Каково твое мнение, дорогая?

Он покачал головой и вторично прочел письмо.

— Мне кажется, поездка пойдет нам впрок, — сказал он наконец.

Лорд знал, что Джоан недолюбливает Гамона, и ожидал с ее стороны возражений, но вопреки ожиданиям девушка согласилась с ним. Дальнейшее пребывание в Крейзе стало для нее в тягость. Мысль о больном, находившемся у миссис Корнфорд, тяготила ее так же, как и мысль о Джемсе, которого она не видела вот уже несколько недель.

Глава 5. ЧАСОВНЯ В ЛЕСУ

Джемс услышал о предполагаемом отъезде лорда Крейза и Джоан от Бинджера, который первым узнавал все окрестные сплетни.

— Насколько мне известно, эта яхта предоставлена им Гамоном, взявшим ее в аренду.

— Совершенно верно, сэр.

— И куда они собираются?

— В Средиземное море, а мистер Гамон со своей сестрой уезжают в Америку.

— В Средиземное море?

Джемс задумчиво поглядел на потолок.

— И когда отплывают?

— В субботу, сэр.

— Так, так, — бросил Джемс.

Средиземное море — значит в Танжер. А Танжер для Джемса был неотделим от Сади Гафиза.

В стороне от дороги на Бегшот в лесу стоит небольшая часовенка, укрывшаяся в тени деревьев. От дороги к часовенке ведет только широкая тропинка, и случайный прохожий вряд ли предположит, что за зеленой листвой скрывается какое-либо строение.

Ральф Гамон оставил свою машину на шоссе и отправился пешком на розыски. Несколько мгновений разглядывал он часовенку, будучи очень далек от мысли воздать должное ее красоте. Он подумал лишь о том, что нашелся глупец, построивший эту часовенку в таком отдалении от окрестных сел. Думал также и о том, какие большие суммы денег были потрачены на возведение часовни и удивлялся, что нашелся непрактичный человек, вздумавший подобным образом тратить свои деньги.

Дверь в часовню была распахнута. Ральф прошел под стрельчатые своды и отворил следующую, окованную бронзой дверь. Цветные стекла окон и мраморный алтарь придавали часовне особую прелесть, и внутри она казалась более просторной, чем снаружи. Служка подметал пол, и Ральф обратился к нему с вопросом:

— Можно поговорить с викарием?

Служка покачал головой:

— Нет, сэр, здесь нет викария. Сюда приезжает служить священник из соседнего прихода. Обычно здесь только венчают, вот и сегодня состоится венчание.

— Здесь происходят венчания? — удивился Гамон.

— Да. Здесь очень романтично, — сказал служка. — Вы ведь знаете, каковы молодые люди: они жаждут романтики. Вот эта часовня и была выстроена молодым богатым священником за свой счет. Как бишь его звали?

— Беннокуайт?

— Вот, вот, так его и звали, — служка покачал головой. — Но, судя по тому, что я слышал о нем, он был дурным человеком.

Ральф Гамон осведомился у служки о том, имеется ли здесь реестр, в который заносятся фамилии сочетающихся браком.

— Разумеется, — ответил служка, — но я не знаю, вправе ли я предъявить вам его.

Ральф заверил, что он может показать реестр, и обещал хорошо вознаградить.

Служка провел Гамона в соседнюю маленькую комнатку, в которой находились стол и пара стульев. К радости Гамона, просмотр реестра не был сопряжен с затруднениями. Служка отпер конторку и предъявил ему толстую книгу.

— Когда происходило венчание, которым вы интересуетесь? — спросил он.

— Примерно пять или шесть лет тому назад, — ответил Ральф.

— В это время как раз закончили строить часовню, так что это, должно быть, одна из первых записей, — заметил служка и принялся просматривать записи.

Первая запись в книге гласила о том, что в этой часовне состоялось бракосочетание Ферри Фаррингтона и Джоан Мэри Карстон.

Дрожащими руками Гамон снял копию с этой записи и, щедро вознаградив старого служку, поспешил к своей машине, Вдали он заметил какого-то разгуливавшего по тропинке человека, но поглощенный собственными мыслями, не обратил на него внимания.

Гамон раздумывал над тем, как использовать добытые сведения. Отправиться ли немедленно к Джоан и сообщить ей о том, что ему стала известна ее тайна? Он мог бы подчинить девушку себе, пригрозив, что предаст ее секрет гласности. Но он отбросил эту мысль. Так ли страшна была девушке эта перспектива? Во всяком случае он приобрел новое оружие, и возможно, что когда-нибудь оно ему пригодится.

Эта мысль привела его в хорошее настроение, и он направился в город. Гамон не знал, что капитан Уэллинг проследил его путь и мог бы следовать за ним, но предварительно счел нужным выяснить, что именно делал Ральф в уединенной часовенке.

*  *  *

Лидия встретила своего брата любезнее, чем обычно.

— Ты уже вернулся, Ральф? Я хочу поговорить с тобой о многих вещах, — обратилась она к нему. — Ты не представляешь себе, как я рада тому, что мы едем в Америку. Я давно об этом мечтала. Мы побываем и в Пальм-Биче?

— Прежде чем продолжать наш разговор, я хочу тебе сообщить, что мы в Америку не поедем, — перебил ее Гамон.

Лицо Лидии вытянулось.

— Мы едем в Марокко.

— В Марокко? — переспросила обескураженная девушка. — Но, Ральф, ты ведь заказал каюты на пароходе.

Ральф вздохнул.

— Что же делать! Я вовсе не хочу посвящать всех в мои намерения.

— Но ты ведь предоставил яхту в распоряжение лорда Крейза?

— Мы отправимся поездом. Мне предстоит урегулировать в Марокко ряд очень важных дел, и я должен во что бы то ни стало до наступления Рождества переговорить с Сади.

Лидия замолчала, а потом спросила с упреком:

— Ральф, что-нибудь случилось?

— Положение значительно серьезнее, чем ты полагаешь, моя дорогая, — сказал он. — Почва заколебалась у меня под ногами. К тому же я тебе скажу совершенно откровенно — мне необходима Джоан Карстон.

— Уж не собираешься ли ты жениться на ней?

— Да. Я хочу жениться на ней, если это окажется возможным, и надеюсь, что мне удастся устранить все препятствия.

— А что, если она тебя не любит?

— Ты когда-нибудь слышала о том, что супруги любят друг друга? — осведомился Ральф. — Вначале они, разумеется, влюблены друг в друга, но любовь приходит с годами. Любовь — это взаимное уважение, и женщину можно заставить уважать себя, причем самое лучшее для этого средство — внушить ей страх. Запомни это, дорогая.

— Неужели необходимо, чтобы я ехала с тобой?!

— Да, — решительно ответил Ральф.

Лидия, не спуская глаз с брата, достала маленький изящный портсигар и закурила.

— Я подозреваю, что ты нуждаешься в поддержке Сади Гафиза, — равнодушно заметила она.

— Ты права.

— И ты предполагаешь, что с ним будет легче сговориться в моем присутствии?

— Об этом я не думал, — ответил Ральф.

— Я ненавижу Марокко, — эту нестерпимую грязь, этих толстых женщин, глазеющих на тебя из-за решетчатых ставень…

Гамон удалился к себе в кабинет. Лидия предположила, что он углубился в работу: осматривает содержимое ящиков и уничтожает свою корреспонденцию. Но на самом деле Гамон погрузился в мечты. Он опустился в кресло, и его взгляд рассеянно скользил по потолку. Тысячи заманчивых видений предстали перед ним. Он грезил, что удалось засадить в тюрьму Джемса Морлека и что Джоан Карстон принадлежит ему. Потом грезились огромные предприятия, приносившие несметные богатства…

В пять часов он вышел из своего кабинета. Лидию застал за чашкой чая с томиком нового французского романа. Но и она предалась мечтам, потому что книга была развернута на первой странице.

— У тебя очень самодовольный вид, — сказала она.

— Да. Я доволен собой, — ответил он, и глаза его загорелись.

Глава 6. ПРИКЛЮЧЕНИЕ, ЗАКОНЧИВШЕЕСЯ ПОЦЕЛУЕМ

— С вами желает говорить дама, сэр.

Кливер шепотом доложил о гостье — по-видимому, ее появление очень удивило его. Из этого Джемс заключил, что ему предстоит не совсем обычное свидание.

— Кто это? — спросил он, но, прежде чем дворецкий ответил, догадался, кто была его гостья: леди Джоан!

— Почему вы не пригласили ее войти? — воскликнул он, вскакивая с места.

— Она отказалась войти, сэр. Леди Джоан осталась в саду и осведомилась, не можете ли вы переговорить с ней.

Джемс поспешил в сад. Джоан стояла у реки, заложив руки за спину, и глядела на воду. Услышав его шаги, она повернулась.

— Я хотела поговорить с вами. Не желаете ли пройти со мной на ту сторону реки? Я направляюсь домой, и вы могли бы проводить меня.

Они молча пошли по дорожке и скоро оказались вне досягаемости любопытных глаз Кливера.

— Я так неожиданно покинула вас, что считаю себя обязанной рассказать свою историю, — начала Джоан.

И она рассказала ему то же, что недавно сообщила своему отцу. Джемс выслушал ее рассказ — менее всего ожидал он услышать что-нибудь подобное.

— Мне очень тяжело оттого, что пришлось дважды рассказать это: сначала я должна была рассказать обо всем моему отцу, а затем вам, потому что…

Она оборвала фразу, и он не настаивал на ее окончании.

— Ведь это венчание может быть признано недействительным, а брак расторгнут, — после долгого молчания проговорил Джемс.

— Мой отец того же мнения. Но для меня это не так просто. Это означает, что мне придется предстать перед лицом суда и подробно, пункт за пунктом, изложить все, что произошло. — Джоан задрожала. — Боюсь, что мне никогда не удастся этого сделать. Я слишком труслива для этого.

— Нет, Джоан, я никогда не поверю, что вы трусиха, — ответил он улыбаясь. — Это не трусость, это просто отвращение к уродливым явлениям жизни. Я слышал, что вы собираетесь в путешествие?

— Мне не хотелось бы уезжать, но отец думает, что путешествие будет ему полезно. Зима неблагоприятно влияет на состояние его здоровья, и перемена климата будет кстати. Сначала я предполагала, что Гамон пригласил нас с определенной целью, но он уезжает в Америку. В настоящее время он находится у нас… он приехал проститься с моим отцом.

— И этому факту я обязан тем, что мне суждено было увидеть вас? — улыбаясь осведомился Джемс.

Джоан энергично запротестовала.

— Нет, нет, я бы при любых обстоятельствах пришла к вам проститься. Знаете, Джемс, у меня такое чувство, словно Гамон узнал обо всем.

— Но откуда он может знать о вашем несчастном венчании?

— Он как-то навестил миссис Корнфорд, а Фаррингтон был очень болен и много говорил в бреду. Это было в ту ночь, когда миссис Корнфорд потеряла письмо, которое вы затем вернули ей. Она рассказала мне, что Фаррингтон очень много говорил о маленькой часовенке в Аскотском лесу, а Гамон достаточно хитер для того, чтобы догадаться, в чем дело.

— А какое это имеет значение для вас: знает он или нет? — осведомился Джемс. — Как поживает Фаррингтон?

— Фаррингтону лучше. Я сегодня видела его, Джемс, он гулял.

— Скажите, он может узнать вас?

— Мне показалось, что он меня узнал. Я не знала, что он гуляет в лесу. Я шла к миссис Корнфорд, чтобы осведомиться о его самочувствии, и неожиданно мы столкнулись лицом к лицу. Он так странно посмотрел на меня и прошел, не сказав ни слова. Я полагаю, что он узнал меня, потому что неоднократно спрашивал у миссис Корнфорд, какое положение занимает мой отец и как далеко от Аскота до Крейза.

Голос ее дрожал, и она стиснула губы, пытаясь овладеть собой.

— Очень возможно, что он лишь подозревает, с кем обвенчался, но для него не будет особенно трудно установить мою личность. Что мне делать, Джемс?

Первым побуждением Джемса было заключить ее в свои объятия. Лишь теперь он почувствовал, как сильна, как безгранична его любовь к этой милой девушке. В ней для него был сосредоточен весь смысл существования, ради нее он был готов забыть об основной цели своей жизни, о том, во имя чего в течение десяти лет подвергал себя смертельной опасности.

Джоан взглянула на него и потупилась — она почувствовала огонь, пожиравший Джемса, поняла, что заботило его. Он прикоснулся к ее плечу, и это прикосновение показалось ей самой нежной и самой желанной лаской. Так медленно шли они по лесу… Девушка инстинктивно прижалась к нему, и ее щека покоилась на его плече.

Ральф Гамон попрощался с лордом Крейзом и вышел в парк, чтобы проститься с Джоан. Неожиданно он увидел перед собою девушку и ее спутника. Словно сраженный ударом молнии, он застыл на месте, узнав в спутнике Джоан Джемса Морлека. Их движения были полны нежности, и у Гамона исчезли последние сомнения в том, каковы были отношения этой молодой пары.

Гамон долго стоял, наблюдая как влюбленная парочка скрывалась в тенистой аллее. Сердце его билось в бессильной злобе. В свое время, когда Лидия рассказала ему о помолвке Джоан и Морлека, он ограничился тем, что небрежно пожал плечами. Но теперь не сомневался в этой помолвке.

Придя в себя, Ральф поспешил вслед за влюбленными Он не отдавал себе отчета в своих действиях, не думал, что скажет, когда очутится лицом к лицу с ними, и испытывал лишь желание разрядить охватившую его злость.

Задыхаясь, перебежал он через газон и достиг опушки леса. Где-то сбоку послышались шаги, и Гамон поспешил укрыться в тени деревьев. Кусты раздвинулись, и на дорогу вышел молодой человек. К своему удивлению, Гамон узнал в нем Фаррингтона, болезненного жильца миссис Корнфорд.

Гамон очень удивился этой встрече. Он предполагал, что Фаррингтон все еще прикован к постели. Приглядевшись, заметил, что молодой человек одет крайне небрежно и что лицо его очень бледно. Он не переставал бормотать себе что-то под нос, и Гамон напрасно пытался разобрать, что именно он говорил. Фаррингтон прошел мимо Гамона, не заметив его, и Гамон последовал за ним, предположив, что Фаррингтона движет сюда та же сила, что и его самого.

Никогда еще Джемсу не было так легко и отрадно, как в эти минуты. Молча шел он с Джоан через лес. Неожиданно Джоан остановилась и опустилась на пень.

— Куда мы пойдем теперь? — спросила она.

— Мы пойдем в страну счастья, — ответил Джемс, присаживаясь к ее ногам. — Мы порвем все связывающие нас путы, устраним все препятствия.

Она улыбнулась и приблизила к нему свои губы.

И в то же мгновение до ее слуха донеслось легкое насмешливое хихиканье. Джемс мягким движением руки отстранил девушку и вскочил на ноги.

— Любовная идиллия на лоне природы! Какое привлекательное зрелище для мужа — застать свою жену в объятиях другого!

Перед ними стоял Фаррингтон. Глаза его горели лихорадочным блеском. Джоан вскрикнула и прижалась к руке Джемса.

— Он знает!

Фаррингтон услышал его восклицание.

— Он знает! — передразнил он ее. — Здравствуй, моя Джоан!

И шутовским движением руки Фаррингтон снял с себя шляпу.

— Рад вас приветствовать, миссис Фаррингтон! — сказал он. — Вот уже много лет мы пребываем в узах брака. В течение ряда лет я мечтал о тебе, но никогда ты не была так прекрасна и заманчива, как сейчас! Знаешь ли ты, — продолжал он, указав на нее дрожащими пальцами, — я встретил девушку, которую полюбил, единственную, которая могла бы быть моей женой, но я не мог жениться на ней, потому что совершил тогда это сумасбродство. Ты преградила мне путь к счастью. И я запил…

И приблизившись к ней, схватил ее за руку.

— А теперь ты пойдешь со мной домой! — сказал он и дико захохотал.

В следующее мгновение получил сильный толчок и рухнул наземь. Джемс нагнулся к нему, чтобы помочь встать, но Фаррингтон оттолкнул протянутую руку помощи и с диким воплем бросился на него.

— Проклятый пес! — проскрежетал он.

Но Джемс без особого труда справился с ним.

— Вы больны, Фаррингтон, — мягко заметил он юноше. — Я очень сожалею, что причинил вам боль.

— Отпустите меня, отпустите меня, — продолжал вопить юноша. — Она моя жена и пойдет со мной… Джоан Карстон, ты слышишь? Ты принадлежишь мне, нас разлучит только смерть.

И вырвавшись из объятий Джемса, он продолжал:

— Теперь у меня есть смысл жизни — это ты! Ты придешь ко мне, ты пойдешь со мной, Джоан!

И он стремительно бросился бежать вниз по тропинке и вскоре исчез из поля зрения. Джемс занялся Джоан. Испуганная девушка тщетно пыталась улыбнуться.

— Ах, Джемс!

Джемс почувствовал, сколько боли и боязни было в этом восклицании.

— Нет, ничего… мне стало легче… — сказала она после минутного молчания. — Ты меня проводишь, Джемс? Что мне делать теперь? Какое счастье, что мы уезжаем в следующую субботу.

Он кивнул.

— Фаррингтон или напился, или сошел с ума…

— Как ты думаешь, он осмелится прийти к нам? — боязливо спросила она. — Я ведь сказала тебе, что я большая трусиха, а ты мне не поверил. Какой это ужас!

Обратный путь они прошли в молчании — каждый погрузился в свои собственные мысли.

Лишь приближаясь к дому, Джоан задала неожиданно вопрос:

— Джемс, где ты жил, прежде чем стал преступником?

— Прежде чем стал преступником? — изумился Джемс. — В те времена я был весьма почтенным членом общества.

— Ты служил в армии?

Джемс покачал головой.

— Ты был чиновником?

— Почему ты меня спрашиваешь об этом?

— Я не знаю…

— Некоторое время я состоял на дипломатической службе. Я не хочу этим сказать, что был послом или консулом, но был прикомандирован к посольству…

— В Марокко? — спросила она и замолчала.

— В Марокко, в Турции и в других азиатских странах. И затем я покинул службу… потому что… я достаточно богат для того, чтобы служить, и потому, что нашел новое прибыльное занятие…

— Я так и предполагала. Но ты ведь не будешь продолжать свою преступную деятельность? Ты мне будешь писать?

Он с недоумением посмотрел на нее.

— Ах, я совсем забыла о том, что ты и не знаешь, куда адресовать письма. Мой отец приказал, чтобы всю его корреспонденцию пересылали ему в Английский клуб, в Кадиксе. До свидания, Джемс!

Она протянула ему обе руки, и он пожал их.

— Мне кажется, нам не следует больше целоваться, потому что мне не хотелось бы, чтобы этот косоглазый Гамон заметил во мне что-либо необычное.

«Косоглазый Гамон», наблюдавший за ними на почтительном расстоянии, заскрежетал зубами, когда увидел, что Джемс, несмотря на просьбу девушки, обнял ее и горячо поцеловал…

Глава 7. ВДОВА НЕИЗВЕСТНОГО МАТРОСА

У Джемса Морлека было одно прекрасное свойство — он очень быстро ориентировался в событиях.

Не успела Джоан скрыться за поворотом аллеи, как Джемс принял определенное решение и направился кратчайшим путем к домику миссис Корнфорд.

Фаррингтон должен был предоставить Джоан свободу. Джемс хотел попытаться уговорить юношу отказаться от своих бредней.

Миссис Корнфорд отворила ему дверь, и Джемс Морлек тут же понял, что произошло нечто необычайное.

— Надеюсь, я не помешал вам? — спросил он.

— Я очень рада вашему приходу, — ответила миссис Корнфорд и попросила его пройти в гостиную. Войдя в комнату, Джемс понял причину ее волнения, потому что до его слуха донеслись вопли, которые мог издавать только человек в сильнейшем припадке безумия.

— Рухнули все надежды, — сказала она.

— Это очень жаль, миссис Корнфорд, — ответил он. — На что вы жалуетесь, собственно говоря?

— Мне приходится отказаться от моего намерения вылечить мистера Фаррингтона.

— Разве он собирается покинуть вас?

— Нет, но мне приходится просить его об этом. Фаррингтон ведет себя сегодня как безумный. Он вернулся несколько минут тому назад домой в таком состоянии, что я опасаюсь за его рассудок.

Джемс задумался.

— Скажите, нельзя ли мне повидать его?

Лицо миссис Корнфорд омрачилось.

— Прошу вас, не делайте этого. Он заперся у себя в комнате, я хотела предложить ему чаю, но он не впустил меня. Откровенно говоря, даже я побаиваюсь его.

Джемс почувствовал, что этой женщине пришлось пережить трагедию, потрясшую ее жизнь до основания. Она производила впечатление дамы, привыкшей жить в хороших условиях и волею судьбы ввергнутой в нищету.

Фаррингтон продолжал бушевать. Шум в его комнате усиливался. Первым желанием Джемса было пройти к несчастному, но миссис Корнфорд остановила его движением руки.

— Оставьте его в покое, — попросила она. — Скоро придет сестра милосердия из госпиталя.

— Вы мне позволите задать вам один вопрос личного свойства, хотя бы он был и не скромен?

Она промолчала, но в ее взгляде он прочел согласие.

— Вам суждено было… — начал он и запнулся, — потерять большое состояние?

— Да, это так. Мой муж исчез несколько лет тому назад, и после того, как его дела были приведены в порядок, выяснилось, что он не оставил ни одного пенса. Вот и вся печальная история моей жизни, — призналась она. — Джон Корнфорд всегда был эксцентричным человеком и не так-то легко было установить его местонахождение. Очень возможно, что своевременно не приняв меры к его розыску, я многое потеряла, но в этом виноваты мои советчики. Я тогда целиком доверилась мистеру Гамону…

— Гамону? — переспросил Джемс. — Гамон посоветовал вам не разыскивать мужа? Скажите мне, пожалуйста, когда примерно исчез ваш муж?

— Около одиннадцати лет тому назад.

Джемс быстро прикинул в уме.

— В каком месяце это случилось?

— В последний раз слышала о нем в мае. Я получила от него письмо, которое вы любезно возвратили мне.

— Я попрошу вас еще раз показать мне это письмо.

Миссис Корнфорд достала из шкатулки письмо и протянула его Джемсу. Джемс внимательно ознакомился с письмом — он дважды прочел его.

— Вашего мужа звали Джон Корнфорд?

— Почему вы меня спрашиваете об этом? Разве вы знали его?

— Нет… Но на мою долю одиннадцать лет тому назад выпало нечто весьма странное. Возможно, что я ошибаюсь и напрасно связываю то, что тогда случилось со мной, с исчезновением вашего супруга. У вас, должно быть, есть фотография мужа?

Она кивнула головой и принесла из спальни фотографию.

Он взглянул на портрет, и ничто не выдало охватившего его волнения. Перед ним был портрет сорокалетнего здорового, довольного собой и окружающим мужчины. Но одновременно это был портрет умирающего матроса, которого ему суждено было найти на Портсмутской дороге и который, умирая, поведал ему самую ужасную и странную из всех когда-либо слышанных историй.

Так вот кем был безымянный матрос, покоившийся на провинциальном маленьком кладбище! В течение десяти лет преследовал Джемс человека, виновного в смерти этого матроса, и тщетно пытался добыть улики, которые могли бы предать убийцу в руки правосудия.

— Вы его знали? — с тревогой в голосе спросила миссис Корнфорд.

Он возвратил ей фотографию.

— Я видел его, — скромно ответил он. Но голос его выдал истину.

— Он мертв? — воскликнула женщина.

— Да, — прошептал Джемс. — Да, миссис Корнфорд.

Миссис Корнфорд опустилась на стул и закрыла лицо руками.

Джемсу показалось, что она плачет, но через несколько мгновений женщина снова овладела собою.

— Я всегда предполагала, что его нет в живых, но только вы один подтвердили это. Где он умер?

— В Англии.

— Гамон утверждал сперва, что мой муж скончался в пустыне. Быть может, вы сообщите мне что-нибудь более определенное?

— Мне бы не хотелось пока этого делать, — заколебался Джемс. — Вам придется немного повременить.

Она печально улыбнулась.

— Я так долго ждала, что не составит особого труда подождать еще немного.

— Не можете ли вы дать мне эту фотографию?

Она протянула ему портрет, не проронив ни слова.

— Я должен сообщить еще кое-что. Ваш муж перед смертью оставил мне некоторую сумму денег для передачи вам — его жене.

На ее лице одновременно выразились сомнение и изумление.

— Но я не знал вашего имени, миссис Корнфорд, и потому был не в состоянии выполнить его просьбы.

— Вы не знали моего имени? — осведомилась она. — Но как в таком случае…

— Это слишком длинная история, чтобы уделять ей сейчас время, но прошу вас, поверьте мне…

Неожиданно миссис Корнфорд вспомнила о слухах, ходивших о Джемсе, и о том, что он был судим. Она спросила:

— Скажите, он был запутан в какой-нибудь темной истории?

— Вы хотите сказать — не принимал ли он участия в каком-нибудь преступлении? Нет, нет, он был далек от этого. Я ведь вам сказал, что я даже не знал его имени.

И Джемс удалился прежде, чем она успела выяснить, каким образом покойный муж мог передать для нее деньги, не назвал ни своего имени, ни имени своей жены.

Полчаса спустя в ее двери постучался Бинджер и передал конверт, в котором оказалось десять стофунтовых банкнот и визитная карточка Джемса.

«Прошу вас, доверьтесь мне», — прочла она на ней.

— Вы подождали, пока миссис Корнфорд вскрыла письмо? — спросил Джемс у своего верного Бинджера.

— Да, сэр. Она сказала, что ответа не будет.

Джемс облегченно вздохнул.

— Вы не собираетесь, сэр, выехать в Лондон? — осведомился почтительно Бинджер. — Мне эта жизнь в провинциальном городке не по вкусу. Хоть многие и говорят, что деревенский воздух полезен, но в Лондоне живется лучше.

Джемс задумался.

— Вы можете поехать в Лондон с первым же поездом. Прибыв в Лондон, позвоните мне по телефону — я хочу переговорить с Ахметом.

Ахмет ни под каким видом не осмелился бы дотронуться до телефонного аппарата. Он освоился со всеми достижениями европейской культуры, но телефон все еще был для него загадочным и опасным существом, от которого следовало держаться подальше.

Бинджер, очень довольный, что возвращается в столицу, выехал в Лондон.

Джемс не особенно печалился расставшись со своим слугой. Присутствие Бинджера вносило в жизнь слишком много размеренности, а это тяготило.

Этот человек был точен как часы: все делалось им по определенной системе и в определенное время.

Утром, немедленно после того, как часы били семь, он входил в спальню и сервировал чай. Через четверть часа готовил ванну… День за днем, минута за минутой, Бинджер напоминал Джемсу о безвозвратно убегающем времени.

Джемс Морлек испытывал сильное желание побыть в одиночестве. В жизнь вторглись новые обстоятельства, которые, быть может, помогут ему узнать угнетавшую его тайну!

По странной и счастливой случайности в тот день, когда Джемсу Морлеку удалось выяснить имя матроса, убитого на Портсмутской дороге, капитану Уэллингу удалось напасть на важный и многообещающий след.

Глава 8. КАПИТАН УЭЛЛИНГ НА РАЗВЕДКЕ

Юлиус Уэллинг явился в регистратуру Скотленд-Ярда, и дежурный чиновник поспешил узнать о причине этого посещения. Седоволосый капитан очень редко лично заходил в регистратуру, и его появление свидетельствовало о том, что он серьезно заинтересован каким-то делом.

— Сержант, вам это должно быть известно лучше, чем мне: когда Черный начал свою преступную деятельность? Первый взлом, совершенный им, если не ошибаюсь, произошел около десяти лет тому назад?

Сержант, к которому обратился капитан, выдвинул один из ящиков и, проворно просмотрев картотеку, отыскал нужные капитану сведения.

— Совершенно верно, в этом месяце исполняется ровно десять лет со дня первого взлома.

— Прекрасно. А теперь дайте мне список всех убийств, происшедших за год до этого взлома.

И снова сержант углубился в просмотр картотеки.

— Хотите, чтобы я вам составил список, или сами просмотрите карточки и выберете то, что вас интересует?

— Я сам просмотрю карточки.

Сержант подал ему пачку, состоящую из пятидесяти карточек, и Уэллинг принялся просматривать их.

— Адамс Джон — повешен. Бонфильд Чарльз — сошел с ума. Бречфильд — повешен… — ведь это все раскрытые убийства, сержант.

— Совершенно верно, капитан. Нераскрытые преступления находятся в конце пачки.

Уэллинг продолжал перелистывать карточки, пока не наткнулся на карточку следующего содержания:

— Убийца неизвестен, имя жертвы неизвестно, предполагается, что произошло убийство… Вот она… — воскликнул Уэллинг, и глаза его заблестели.

«Неизвестный мужчина, по-видимому, матрос, найден в Хинд-хеде без сознания с тяжелыми ранениями на черепе. Его личность установить не удалось. Убитый был обнаружен проезжавшим велосипедистом, имя которого не может быть названо (Д.С. США — 6. Смотри инструкцию о порядке несения дипломатической службы, ї 970). О происшедшем были уведомлены все полицейские отделения. Фотография покойного была опубликована в печати, и все же его личность установить не удалось».

Так зафиксировала неразгаданное преступление карточка Скотленд-Ярда.

— Что означают эти литеры? — осведомился Уэллинг.

— Дипломатическая Служба Соединенных Штатов Америки, шестое отделение, — ответил сержант. — Имеется особая инструкция об условиях несения дипломатической службы в иностранных государствах.

— И что гласит эта инструкция?

— В тех случаях, когда дипломатические агенты действуют в согласии с самим правительством, полиция не вправе упоминать их имена, разве только они навлекут на себя подозрение в шпионаже.

Капитан Уэллинг задумчиво потер кончик носа.

— Из этого следует, что велосипедист являлся представителем дипломатического корпуса одного из иностранных государств, и полицейский, составлявший протокол, не счел возможным упоминать его имени?

— Совершенно верно, капитан.

— В таком случае мне придется лично переговорить с этим полицейским, — заметил Уэллинг.

После обеда Уэллинг направился в Хиндхед продолжать свои розыски.

— Полицейский инспектор, который вел это дело, вот уже несколько лет как вышел в отставку, капитан, — сообщили ему в полицейском участке.

— Как его звали?

— Мистер Сеннет. Он живет теперь в Безинстоке. Я припоминаю этот случай. Это произошло в день моего дежурства. Матроса доставили в госпиталь, где он вскоре и умер.

В госпитале Уэллингу удалось установить все интересовавшие его подробности о смерти матроса. Он получил подробное описание его одежды и облика. В его карманах никаких денег не было обнаружено; также отсутствовали письма и документы, по которым можно было бы установить личность.

Уэллинг тщательно ознакомился со всеми данными и выразил пожелание, чтобы его доставили туда, где было обнаружено тело матроса.

Полицейский инспектор проводил его в очень глухое место. Дорога проходила через глубокую лощину, именовавшуюся Чертовой Дырой.

— Здесь все это и произошло, — сказал полицейский инспектор и указал на кустарник, прилегавший к дороге.

Уэллинг долго осматривал место, на котором разыгралась загадочная драма.

— Вы лично тогда ознакомились с местом преступления? — спросил он полицейского.

— Да, — ответил полицейский.

— Вы не обнаружили никаких следов борьбы? Или какое-нибудь оружие?

— Нет, ничего подобного я не нашел. У меня сложилось мнение, что матроса доставили сюда уже без сознания, а смертельные удары были нанесены в другом месте.

— Это очень возможно, — сказал Уэллинг, и глаза его заблестели. — Кому принадлежит этот домик?

Инспектор сообщил, что видневшийся в отдалении домик принадлежит местному врачу.

— Он давно живет здесь?

— Пятнадцать или двадцать лет. Он сам выстроил этот дом.

И снова сыщик оглядел окрестность.

— А кому принадлежит тот дом? Он, кажется, пустует?

— Этот домик принадлежал одному адвокату, умершему несколько лет тому назад. С 1920 года там никто не живет.

— А сколько лет владел домом адвокат?

— Два года.

— А кто жил там до него?

— До него? — инспектор нахмурился, тщетно пытаясь вспомнить фамилию прежнего обитателя дома. — Вспомнил: он принадлежал некоему Гамону.

— Как? Ральфу Гамону?

— Совершенно верно. Этот Гамон впоследствии разбогател и составил миллионное состояние. Но в те времена, когда он еще не был богат, он обыкновенно проводил лето здесь.

— Так, так, — вежливо заметил Уэллинг. — Я не прочь был бы ознакомиться с расположением этого дома.

Тропинка, которая вела к дому, заросла, но когда-то за нею следили, потому что кое-где попадались ступеньки, облегчавшие подъем. Дом производил впечатление нежилого: окна были заколочены и повсюду виднелись пыль и паутина.

— Как долго прожил здесь адвокат?

— Он никогда не жил здесь. Он купил этот домик, но не успел в него переселиться. Гамон продал дом вместе с обстановкой… Мне это доподлинно известно, потому что мистер Стилл, так звали адвоката, хотел его купить вместе с обстановкой.

Уэллинг попытался отворить одну из ставень, это удалось после некоторых усилий.

Окна были загрязнены до такой степени, что невозможно было что-нибудь разглядеть сквозь них.

— Я должен проникнуть в дом, — решительно заявил Уэллинг и тростью выбил оконное стекло.

Просунув руку, он повернул задвижку и отворил окно. Комната представляла собой самую обыкновенную спальню. Несмотря на то, что все было покрыто густым слоем пыли, можно было разглядеть, что комната обставлена весьма тщательно. Уэллинг принялся за осмотр остальных комнат, но и в них не было ничего примечательного.

Менее всего Уэллинг интересовался убранством комнат. Он занялся осмотром стен, окрашенных в серовато-розовый цвет. В задней части дома обнаружил просторную кухню. Окна ее были заделаны решетками.

— Не хотите ли осмотреть ящики письменного стола? — предложил инспектор.

— Там мы не найдем того, что я ищу, — ответил Уэллинг.

Он распахнул окно и добавил:

— Вот где я найду то, что ищу. Вы видите это пятно?

— Нет, я ничего не вижу, — ответил пораженный полицейский.

— Разве вы не замечаете, что часть стены заново окрашена?

Кухня была выбелена, и на стене выделялось пятно более поздней окраски.

— А здесь еще одно пятно! — воскликнул Уэллинг.

Он вынул перочинный ножик и осторожно принялся соскабливать краску.

— Убийство начинает проясняться, — сказал он негромко.

— Убийство? — переспросил удивленный провинциальный полицейский.

Вместо ответа Уэллинг указал на пятно, обнаруженное им под свежим слоем белил.

— Это кровь, — сказал коротко.

Смахнув носовым платком пыль со стола, он принялся исследовать его поверхность.

— Вот видите, в этом месте стол был обструган. Потрогайте…

Инспектор провел пальцем по поверхности стола и сказал:

— Пожалуй, вы правы… Неужели вы думаете, что…

— Я полагаю, что здесь был убит неизвестный матрос, — заявил капитан.

— Но мистер Гамон должен был бы знать об этом.

— Наверное, в эту пору он не жил здесь, — уклончиво ответил Уэллинг, и полицейский удовлетворился его ответом.

— Разумеется, в те времена вы не подумали о том, чтобы обыскать этот уединенный домик и установить, каким образом несчастный матрос нашел здесь свою смерть, — продолжал не без иронии Уэллинг. — Теперь мне все ясно. Велите заколотить разбитое окно. Если кто-нибудь вздумает снять этот дом, то предварительно направьте его ко мне.

Уэллинг возвратился на место, где было обнаружено тело убитого матроса, и сделал у себя в записной книжке несколько пометок.

— Я был бы очень вам благодарен, если бы вы предоставили мне вашу машину и дали возможность проехать в Безингсток, — сказал он, покончив с записями.

Отставного полицейского он разыскал без особого труда. Значительно труднее было заставить его нарушить молчание. Не помогло и то обстоятельство, что Уэллинг был одним из высших чинов Скотленд-Ярда. Возможно, что именно это и послужило особым затруднением, потому что провинциальная полиция недолюбливает лондонских сыщиков и очень неохотно идет им навстречу.

Но у капитана Уэллинга была своя манера обхождения с этой породой людей.

Несколько анекдотов преодолели неприязнь отставного полицейского, и он заговорил:

— Это противоречит инструкции, но вам я готов рассказать все. Я даже сохранил его визитную карточку на память об этом случае. Я впервые встретился с дипломатом, и поэтому мне было любопытно сохранить о нем какое-нибудь воспоминание.

Поиски визитной карточки заняли много времени: она хранилась среди большого количества поздравлений, приглашений, извещений о помолвке и тому подобного хлама, напоминавшего старому служаке о лучших днях его жизни.

Уэллинг, следя за поисками, подумал про себя: не та ли причина заставляет и Гамона коллекционировать всякий бумажный хлам и в том числе сохранять документ, который рано или поздно приведет его на виселицу?

— Вот она, — радостно воскликнул старик и с торжеством вручил Уэллингу долгожданную визитную карточку.

— Майор Джемс Л. Морлек, прикомандирован к американскому консульству в Танжере.

Самодовольно улыбаясь, Уэллинг вернул старику визитную карточку.

Все разъяснилось, словно по волшебству. Оставалось лишь выяснить последнее: чего ради Гамон так тщательно хранил опасный документ.

Глава 9. ДЖЕНТЛЬМЕН В МАСКЕ — УБИЙЦА?

В доме Крейзов царил беспорядок, обычный в тех случаях, когда хозяева собираются в далекое путешествие.

Лорд Крейз восторгался предстоящим путешествием с непосредственностью школьника.

— Нынешняя молодежь не похожа на молодежь прежних времен. В свое время, когда я был в твоем возрасте, я перевернул бы все вверх дном на радостях, что мне предстоит такая чудесная поездка. Подумай только, в течение двух месяцев мы не будем видеть Гамона! Этого одного достаточно для радости.

— Я в самом деле очень рада, — безразлично ответила девушка, — но события последних дней меня утомили.

В самом деле Джоан была близка к тому, чтобы заболеть. Последние события лишили ее сил. Она направилась к себе в комнату, не имея никакой определенной цели. Первым ее желанием было прилечь и погрузиться в чтение занимательной книжки — это действовало успокаивающе, — но попытка читать не удалась, и девушка погрузилась в размышления. Она думала о Джемсе и о Гамоне.

Явилась горничная, чтобы уложить ее платья, но Джоан отослала ее. Что случилось с Фаррингтоном? Было ли его поведение осмысленным, или оно объяснялось болезнью? Она пожалела, что не может позвонить по телефону миссис Корнфорд и справиться у нее о его состоянии. С этой мыслью присела к письменному столику и набросала ей краткое письмецо, но когда горничная явилась на звонок, она снова передумала и решила лично направиться к миссис Корнфорд и попытаться переговорить с Фаррингтоном, если состояние его здоровья это допускало.

На лестнице встретилась с лордом Крейзом.

— Ты хочешь выйти из дому? — спросил он удивленно, — Но, Джоан, ты не можешь так поздно выходить одна. Отвратительная погода!

— Я пройду только до ворот парка, — ответила девушка.

— Я провожу тебя.

— Нет, нет, мне хотелось бы побыть одной.

— Не возьмешь ли ты с собою прислугу? Я беспокоюсь, что ты уходишь из дому в такой поздний час…

Джоан приветливо улыбнулась отцу и вышла в сад, оставив старого лорда в недоумении. Он не знал, последовать ли ему за ней, или нет.

Джоан вышла из ворот на дорогу, направляясь к маленькому домику миссис Корнфорд. Сильный ветер трепал ее волосы, над головой шуршала листва и трещали сухие сучья. Но Джоан не обращала внимания на окружающее — она целиком была поглощена своими мыслями.

На долю миссис Корнфорд выпал тяжелый вечер. Спешно вызванный врач признал серьезным положением больного.

— Вы обязательно должны вызвать к себе на помощь сиделку. Боюсь, что юноша потерял рассудок. Завтра я приглашу к нему психиатра.

— Неужели вы действительно полагаете, что он утратил разум? — испуганно спросила миссис Корнфорд.

— Очень возможно. Вы не знаете — не случилось ли с ним какого-нибудь нервного потрясения?

— Насколько мне известно, нет. Он утром встал, вышел в сад и вел себя очень мирно. Но после обеда, — и она тяжело вздохнула, указав на опорожненную бутылку из-под виски, — я нашла в саду вот это. Должно быть, ему удалось во время моего отсутствия послать мальчика в «Красный Лев».

Доктор взглянул на бутылку.

— Вот вам и объяснение всего происшедшего, — сказал он. — Теперь ему придется навсегда отказаться от потребления алкоголя. Я бы охотно забрал его с собою сегодня, но сейчас слишком поздно. Прошу вас эту последнюю ночь последить за ним особенно внимательно.

Фаррингтон продолжал бушевать и выкрикивать нечленораздельные слова.

— Джоан, Джоан… — вопил он.

— Эта Джоан, по-видимому, задела его за живое, — заметил врач. — Вы не знаете, о ком это он?

— Не имею ни малейшего понятия.

В глубине души у нее зародилось подозрение, кого именно имел в виду несчастный юноша, но она не рискнула высказать вслух этого подозрения.

— Возможно, что это всего лишь одна из его бредовых идей, но так же возможно, что эта таинственная Джоан могла бы успокоить его.

Выйдя из дому, он встретил в саду молодую девушку.

— Вы сиделка? — спросил он ее.

— Нет, доктор, я Джоан Карстон.

— Леди Джоан? — изумился доктор. — Что вы здесь делаете в такой поздний час?

— Я хотела навестить миссис Корнфорд.

— Вы смелая девушка. Я бы не рискнул без особой надобности выйти в такую погоду.

— Как поживает ваш пациент?

— Скверно, очень скверно. Я попрошу вас не заходить к нему.

Она ничего не ответила. Миссис Корнфорд услышала в саду голоса и поспешила навстречу девушке. Появление Джоан изумило ее не меньше, чем доктора.

— Вам нельзя зайти к нему, — решительно заявила она, узнав, что Джоан хотела поговорить с Фаррингтоном.

— Но я должна поговорить с ним.

Ее решимость ослабела — она услышала неистовые крики, доносившиеся из комнаты больного.

— Неужели ему так скверно? — прошептала она.

— Хуже, чем когда бы то ни было, — нервно ответила миссис Корнфорд.

— Вам кажется непонятным мое желание переговорить с ним, — слабо улыбаясь заметила Джоан. — Впоследствии я расскажу вам обо всем.

Некоторое время они молчали, прислушиваясь к ужасным воплям, доносившимся из комнаты Фаррингтона.

— Он будет бушевать всю ночь напролет, — устало заметила миссис Корнфорд. — С минуты на минуту должна прибыть сиделка.

— И вы не боитесь?

— Нет… мне уже раз пришлось пережить нечто подобное, — ответила она, и Джоан не стала ее расспрашивать.

— Мне не следовало приходить сюда, — неожиданно призналась девушка и схватилась за плащ. — Нет, нет, не провожайте меня, я сама найду дорогу… — И она поспешила покинуть домик. Слева от двери увидела освещенный четырехугольник окна спальни Фаррингтона. Она прокралась к окну, и проклятия и вопли больного стали явственнее.

Девушка содрогнулась и, закутавшись в плащ, снова вышла на дорожку.

В это мгновение она услышала звяканье замка калитки. Джоан поспешила спрятаться в тень — не хотелось, чтобы кто-нибудь обнаружил ее присутствие. Но кто это? Доктор, решивший вернуться? Или сиделка? Но нет… В темноте Джоан разглядела неясный силуэт мужчины. Он бесшумно крался к дому, — казалось, не хотел, чтобы его заметили. Проскользнул мимо Джоан, и при желании она могла бы дотронуться рукой до его плеча. Кто бы мог это быть?

Она замерла, охваченная любопытством. К ее удивлению, странный посетитель направился не к двери дома, а проскользнул к окну. Он повозился со ставней и приотворил ее. Джоан онемела от ужаса: она хотела бежать и не могла сдвинуться с места. В руке незнакомца блеснул револьвер. Она взглянула на него и в слабом свете, падавшем из окна, разглядела, что лицо злоумышленника прикрыто черной маской.

— Джемс! — чуть слышно воскликнула она.

В то же мгновение незнакомец в маске дважды выстрелил. Фаррингтон громко вскрикнул и замертво упал на постель.

Глава 10. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ДЖЕМСА МОРЛЕКА

Джоан услышала в доме испуганный возглас, и первым ее побуждением было поспешить на помощь миссис Корнфорд.

Но не она одна слышала выстрелы. Раздался пронзительный полицейский свисток, и в сад кто-то вбежал.

— Кто стрелял? — крикнул пришелец резким голосом.

— Я не знаю, — ответила взволнованная миссис Корнфорд. — Боюсь, что произошло нечто ужасное. Мне кажется, что мистер Фаррингтон застрелился.

Джоан дрожала от страха. Что могла она предпринять? Если бы она призналась в том, что была свидетельницей преступления, то ей пришлось бы описать убийцу. После того, как фигура незнакомца скрылась в доме миссис Корнфорд, она прокралась на дорогу и поспешила домой.

Она слышала ряд голосов, со всех сторон к месту происшествия спешили люди. Стремглав побежала она домой и опомнилась лишь после того, как очутилась перед дверью в дом. На ее счастье, никого в саду и в передней не оказалось, и Джоан незаметно проскользнула к себе в комнату. До слуха лорда Крейза донеслось хлопанье двери, и он поспешил к дочери справиться о некоторых мелочах по хозяйству. Но дверь в комнату Джоан оказалась запертой.

— Ты уже легла, дорогая? — спросил он.

— Да, — ответила взволнованная девушка.

Не зажигая света, поспешила она к кровати и без сил рухнула на нее.

— Джемс! Джемс! — прошептала она в отчаянии. — Зачем ты это сделал?

Силы оставили ее, и она погрузилась в забытье. Из этого состояния ее вывел громкий стук в дверь. Послышался голос отца.

— Ты спишь, Джоан?

— Да, отец. Ты хотел поговорить?

— Может быть, ты придешь вниз? Случилось нечто ужасное.

Девушка напрягла остатки сил и отворила дверь.

— Почему ты не зажгла свет? — спросил лорд и потянулся к выключателю, но дочь преградила ему путь.

— У меня сильная головная боль. Что случилось?

— С Фаррингтоном произошло несчастье, — сказал лорд. — Его застрелили. Кое-кто полагает, что он сам застрелился, но Уэллинг иного мнения.

— Разве мистер Уэллинг здесь? — испуганно спросила Джоан.

— Да. Он приехал сегодня вечером из Лондона. Он дожидается тебя внизу, чтобы переговорить.

— Со мной? — изумилась девушка.

— Да. Он сообщил мне, что ты за несколько минут до того, как раздались выстрелы, покинула дом миссис Корнфорд.

Девушка тяжело задышала.

— Вот почему он хочет говорить со мной, — прошептала она. — Я сейчас приду…

Уэллинг прибыл в городок вечером, оставил свой чемодан в «Красном Льве» и направился в Старый Дом. По пути он услышал выстрелы и поспешил к миссис Корнфорд.

— Нет никакого сомнения в том, что произошло убийство, — заявил Уэллинг лорду Крейзу. — Окно было раскрыто, и в комнате Фаррингтона оружия не оказалось. Единственная нить, по которой можно искать убийцу — следы, оставленные им на грядке около окна.

— Он был мертв, когда вы вошли?

— Да, — ответил Уэллинг. — Он тут же скончался, потому что оба выстрела поразили его в сердце. Убийца стрелял из автоматического револьвера. Вы не знаете, почему леди Джоан навещала сегодня миссис Корнфорд?

— Нет, мне ничего об этом неизвестно. Миссис Корнфорд очень дружна с нею. Должно быть, Джоан направилась к ней осведомиться о состоянии здоровья ее питомца.

Капитан Уэллинг утвердительно кивнул головой.

— То же самое мне рассказала и миссис Корнфорд.

— В таком случае, зачем вы спрашиваете об этом? — с упреком спросил лорд.

— Потому что сыщик обязан многократно подтверждать одно и то же, — вежливо ответил Уэллинг.

— Вот и Джоан, — сказал лорд.

Джоан была очень бледна, и под глазами проявились синие тени. Уэллинг был одним из немногих, посвященных в тайну Аскотской часовни, и поэтому ему была ясна причина волнения девушки.

— Лорд Крейз уже сообщил вам о том, что Фаррингтон убит?

Джоан медленно кивнула.

— Вы ведь находились вблизи от дома, когда раздались выстрелы. Вы что-нибудь слышали?

— Ничего.

— Вы кого-нибудь видели?

— Никого.

— Вы в самом деле никого не видели? Ни в саду, ни на дороге? — вторично задал вопрос Уэллинг. — Миссис Корнфорд сказала мне, что вы покинули дом незадолго до того, как раздались выстрелы.

— Я ничего не видела и ничего не слышала, — ответила девушка, не подымая взгляда от пола.

— Вы находились с подветренной стороны. Очень возможно, что за шумом ветра не расслышали выстрелов. Скажите, в саду миссис Корнфорд мог кто-нибудь притаиться?

— К сожалению, на этот вопрос я не могу вам ответить. Я недостаточно хорошо знаю этот сад, — быстро ответила Джоан.

— Гм… — Уэллинг задумчиво потер кончик носа. — Вы, конечно, не знали Фаррингтона?

Девушка промолчала, и Уэллинг продолжал:

— Быть может, это и к лучшему, что не знали. — И с этими словами он удалился.

Мысли Уэллинга были поглощены новой загадкой. Кто застрелил Фаррингтона? У кого имелись основания желать его смерти? Старая истина всех криминалистов гласит: выясните мотивы, побудившие к совершению преступления, и вам станет ясно, кто убийца. Кто был заинтересован в том, чтобы освободиться от Фаррингтона? Джоан Карстон — гласит ответ.

Насколько его выводы соответствовали действительности? Он пожал плечами. Ведь и лорд Крейз был заинтересован в смерти Фаррингтона в такой же степени.

Первый осмотр ничего не дал, и поэтому Уэллинг решил повидать Джемса Морлека. Старый Дом был погружен в темноту, но ворота были раскрыты настежь. Это заставило Уэллинга призадуматься. Он вынул из кармана электрический фонарик и осветил им дорогу. На дороге обнаружил свежий след автомобильных шин. Гараж находился в некотором отдалении от дома. Уэллинг направился к гаражу и увидел, что и он был пуст.

Куда мог деваться Морлек?

На его стук вышел Кливер.

— Вы хотите видеть мистера Морлека? — осведомился тот. — Он уехал.

— Как давно?

— Примерно с полчаса. Я был очень поражен этим обстоятельством, потому что ранее он поручил мне разбудить его завтра утром. Бинджер также уехал в город.

— Он ничего вам не сказал о своем намерении уехать?

— Нет! Я узнал о том, что он уехал, лишь после того, как услышал шум автомобиля. Он очень спешил, потому что забыл здесь свою трубку и кисет. К тому же, должно быть, вылез в окно, так как я не видел, чтобы он уходил, а я находился все время внизу.

Уэллинг прошел в кабинет Морлека. Окно было раскрыто.

— Так вы утверждаете, что он уехал полчаса тому назад? — вежливо осведомился капитан. — Попрошу вас оставить меня одного, я хочу воспользоваться телефоном.

Кливер удалился, а Уэллинг вызвал по телефону Горшемское полицейское управление.

— Задержите черный спортивный автомобиль, в котором едет мистер Морлек. Я хочу, чтобы вы его только задержали, но не арестовывали. Вы меня поняли?

— А в чем дело, капитан?

— В убийстве, — коротко пояснил Уэллинг.

Глава 11. АХМЕТ СЛЕДУЕТ ЗА ГОСПОДИНОМ

Джемс Морлек исчез. Ни в Крейзе, ни в Лондоне он больше не появлялся. Машину его нашли около гаража, в котором она обычно стояла. Она была забрызгана грязью. Очевидно, Морлек сделал за ночь большой путь, но затем бросил машину на произвол судьбы, не оставив никаких указаний на то, как с нею поступить.

Бинджер также больше не видел своего господина, а маленький Ахмет на вопрос о нем ограничивался ссылкой на свое полное неведение.

На следующий день в газетах жирным шрифтом было напечатано приглашение мистеру Морлеку явиться в ближайшее полицейское управление, но и оно не дало результата.

— Ты много странствовал по свету, Ахмет, — ворчал Бинджер, обращаясь к арабу. — И я кое-что перевидал на своем веку… Мы знаем, что молодые люди порой склонны к эксцентричным выходкам. Но это переходит все границы. Мистер Морлек — иностранец, но ведь он англо-сакс, а англо-саксы не станут исчезать, не предупредив своих близких.

Ахмет Али вежливо подавил зевок и притворился, что продолжает прислушиваться к разглагольствованиям Бинджера.

— Я немного уходить, — заявил Ахмет, дослушав излияния Бинджера.

— Ты хотел сказать, что желаешь пройтись? — уточнил Бинджер. — Я очень хотел бы знать, научишься ли ты когда-нибудь правильно говорить по-английски? Я буду теперь ежедневно давать тебе уроки английского языка.

— Можно уходить? — вторично осведомился Ахмет, и Бинджер великодушным жестом разрешил ему удалиться.

Ахмет поспешил в свою комнату, сбросил с себя белый бурнус и переоделся в европейское платье. Затем он сел на автобус и поехал в восточную часть города. Близ доков он покинул автобус и направился в невзрачный грязный дом, находившийся на такой же невзрачной улице. Когда-то в этом доме помещался бар, но полиция лишила владельца концессии, потому что в баре велась азартная игра. Теперь этот дом превратился в ночлежку, где обычно ночевали цветнокожие, заброшенные судьбою в Лондон.

Ахмет прошел в душную накуренную комнату, служившую столовой.

Два смуглолицых человека сидели за картами. Ахмет признал в одном из игроков земляка, кивнул ему головой, и они уединились в одном из уголков комнаты.

— Мой господин ушел, — сказал Ахмет без лишних фраз. — Напиши своему дяде в Касабланку, чтобы он приготовил четырех мулов. И пусть скажет шерифу Эль Зей в Тетуане, чтобы он заготовил мулов на двенадцатый день этого месяца поблизости от маяка Эль-Спартель. Ты ничего не слышал?

Собеседник маленького Ахмета, рослый араб с изрытым оспою лицом, оказывается, слышал о многом.

— Там, в стране, снова вспыхнули бои. Я думаю, что солдаты султана будут разбиты. Говорят, что Сади Гафиз вступил в союз с людьми из Алжира. Говорят, что в его доме в горах идут большие приготовления. Он послал туда служанок. Это замечательно, потому что он никогда не привозил туда женщин.

Ахмет перебил его:

— Ты стар, — презрительно сказал он, — ты дважды рассказал мне одно и то же. Это делают лишь старики.

Его собеседник попытался продолжить разговор, но Ахмет не интересовался любовными похождениями шерифа и поспешил домой. Он тщательно собрал свои вещи и уложил их в наволочку.

Когда на следующий день Бинджер заглянул к нему в комнату, то убедился, что Ахмет исчез. Тщательный осмотр дома установил, что Ахмет ничего лишнего с собою не прихватил.

Глава 12. ОБУВЬ С ОСТРЫМИ НОСКАМИ

С Джоан Карстон за последние дни произошла большая перемена. Она первая отдала себе в этом отчет и была удивлена. Трагедия, разыгравшаяся в ночь посещения ею миссис Корнфорд, уничтожила в ней остатки прежней Джоан.

В эту ночь она не сомкнула глаз. Она сидела у окна и глядела на погруженный в темноту Старый Дом. Если бы там вспыхнул в окне огонек и засиял бы ей путеводною звездою! Если бы она услышала снова его голос! Ее сердце тосковало. Как счастлива была она…

Рассвет застал ее возле окна. Она вспомнила, что сегодня предстояло покинуть Крейз — эта мысль показалась ей ужасной: она должна была увидеть сперва Джемса. Она не осуждала его поступка — он лежал вне ее понимания. Даже не пыталась выяснить причин, побудивших его на злодеяние.

В дверь постучали. Вошла горничная с утренним кофе.

— Поставьте поднос на стол, — прошептала усталая Джоан.

— Вы даже не ложились! — воскликнула удивленная горничная.

— Нет. Я высплюсь на яхте.

Она выпила кофе, и ей стало легче. Джоан решила выйти в сад. Прохладный ветер гнал по небу серые тучи.

Хмурая погода соответствовала ее настроению. Не отдавая отчета в том, что делает, Джоан рассеянно вышла на дорогу. У ворот остановилась, и обхватив руками холодное железо калитки, устремила вдаль рассеянный взгляд.

Она перевела взгляд на домик миссис Корнфорд и содрогнулась. Поспешила домой, но не успела пройти и несколько шагов, как ее кто-то окликнул.

Это был Уэллинг, нахлобучивший на лоб старую шляпу, в желтом дождевом плаще.

— И вы не сомкнули глаз в эту ночь? — спросила она его.

Уэллинг производил впечатление уставшего человека, а его обувь была забрызгана грязью.

— Я заключаю из ваших слов, что и вы не спали в эту ночь. Но не хочу вас упрекать в этом. Ветер был так силен, что не давал заснуть. Лорд Крейз уже встал?

— Я не знаю, но, кажется, проснулся. Он обыкновенно встает не ранее девяти часов утра, но сегодня просил, чтобы его разбудили в восемь.

Джоан слабо улыбнулась.

— На вашу долю выпало за последнее время много волнений, — продолжал сыщик. — Это очень странный случай! Вы когда-нибудь замечали, что Морлек носил обувь с широким американским носком?

— Нет, но я не могу припомнить деталей его туалета, — ответила она, боясь повредить Джемсу.

— А между тем он носит американскую обувь, — продолжал Уэллинг, — я обыскал весь дом и не обнаружил другой.

— Разве его нет дома?

— Он бесследно исчез. Беда с этими умными и предусмотрительными людьми! Если они исчезают, от них не остается и следа. Обыкновенный преступник оставил бы свою визитную карточку на верстовом камне.

Он выждал, рассчитывая, что девушка что-либо скажет. Прошло несколько минут, прежде чем она осмелилась спросить:

— Какое значение имеет ваше упоминание о широких носках?

— Вам я могу сказать об этом. Человек, убивший Фаррингтона, носил обувь с острыми носками.

Она стремительно обернулась к капитану.

— Вы хотите этим сказать, что не Джемс убил Фаррингтона? — спросила она. — Капитан Уэллинг, это не ловушка, вы ведь не хотите заставить меня что-то сказать о нем?

— Я на все способен, — печально произнес Уэллинг и покачал головой. — Нет такой лжи или хитрости, на которую я не был бы способен. Но на этот раз совершенно откровенен. Следы на грядке отчетливо свидетельствуют о том, что убийца носил французскую обувь с острым носком. И револьвер, имеющийся в распоряжении Морлека, совсем иного калибра, чем пули, извлеченные из тела Фаррингтона. Я знаю оружие Морлека и готов присягнуть, что, у него нет револьвера, соответствующего по калибру пуле, убившей Фаррингтона. У Джемса Морлека имеется три револьвера. У него есть маленький автоматический револьвер — его он носит постоянно при себе. Затем, у него имеется два американских револьвера военного образца. А вы решили, что это совершил Морлек? — неожиданно спросил он, пристально поглядев на нее.

— Да. У меня была такая мысль… Я присутствовала при убийстве Фаррингтона, — сказала она, приняв неожиданно решение признаться во всем. Она полагала, что ее признание поразит Уэллинга, но тот оставался по-прежнему невозмутимым.

— Я это знал. Вы спрятались в тени большого бука. Это было нетрудно установить, потому что мне удалось обнаружить ваши следы под деревом. Ваши каблучки ушли в мягкую почву. Затем вы поспешили домой и около стены потеряли каблук. Если бы это случилось днем, то вы бы подняли каблук и унесли с собой. А если бы не спешили так, то вообще бы не потеряли каблука. Вы предполагаете, что человек с острыми носками знал о вашем присутствии там? И еще один вопрос: вы его не разглядели в лицо?

— Откуда вам это известно?

— Вы не были уверены в том, что это сделал Морлек. Из этого я заключаю, что вы не видели его лица, а следовательно на нем была маска. Он был в черной маске?

Она кивнула головой.

— И он был одет с головы до ног в черное? Он походил на мистера Джемса Морлека?

Она утвердительно кивнула.

— Я так и предполагал. Очень возможно, что все это — стечение случайностей, но возможно, что и нет.

Он остановился, и она последовала его примеру. Капитан снова устремил на нее свой взгляд: казалось, он обладал гипнотической силой.

— Я попрошу вас ответить еще на один вопрос: кто из обитателей Крейза, кроме вашего отца, носит обувь с острыми носками?

Девушка остолбенела, но мгновение спустя разразилась безудержным хохотом.

— Мистер Уэллинг, вы сильно испугали меня, но то, что вы сказали, превосходит всякие границы. Мой отец никогда не решился бы на убийство — для него это было бы сопряжено с чересчур большим беспокойством.

— Я вовсе не хочу сказать, что ваш отец застрелил Фаррингтона. Я устанавливаю лишь, что лорд Крейз единственный человек на десять миль вокруг, носящий обувь с острыми носками.

— То, что вы говорите, — нелепо! Очень многие носят остроконечную обувь… например, Гамон, — вдруг она умолкла.

— Вот это я и рассчитывал услышать от вас, — вежливо заметил капитан Уэллинг. — Вы не знаете, всегда ли мистер Гамон носит обувь такого фасона? О том, что лорд носит такую обувь, мне удалось узнать у деревенского сапожника, а он ведь знает всю обувь наперечет в этой местности.

— Мистер Гамон настолько состоятельный человек, что не чинит своей обуви, — ответила Джоан, и лицо ее стало серьезным. — Но можно ли подозревать Гамона в убийстве Фаррингтона? Ведь его не было в Крейзе в этот вечер.

— Если он был неизвестным, застрелившим Фаррингтона, то, значит, он находился в Крейзе, но если он непричастен к смерти Фаррингтона, то мне безразлично, где он находился в эту ночь.

Сообщение Уэллинга наполнило Джоан такой радостью, что она готова была броситься капитану на шею и расцеловать его.

— Вы уверены в том, что это был не он?

— Вы имеете в виду Морлека? — спросил Уэллинг. — Я полагаю, что в этом не может быть никаких сомнений. У него ноги так велики, что он никогда не мог бы надеть обувь, соответствующую обнаруженным на грядках следам. К тому же, — осторожно добавил капитан, предварительно оглянувшись по сторонам, — знаете, что именно заставляет заподозрить в убийстве Морлека? Следы остроконечной обуви обнаружены и возле Старого Дома. Они проходят до самой реки, и нет никакого сомнения в том, что револьвер, из которого были произведены выстрелы, лежит на дне реки.

— Но зачем вы говорите мне все это? — воскликнула девушка.

— Слушайте, — продолжал капитан, не обращая внимания на ее восклицание. — Я подозреваю, что сегодня получу анонимное письмо, в котором будет совершенно точно указано место, где находится оружие убийства. Я очень люблю получать анонимные письма, особенно в тех случаях, когда их ожидаю. Это письмо будет написано на пишущей машинке и… — он устремил рассеянный взгляд на облака, — и оно будет отослано… Вот на это уже труднее ответить… Предположим, что оно будет отослано с главного почтамта в Лондоне.

— Вы пророк, — произнесла улыбаясь Джоан.

— О нет, я попросту тщательно занялся расследованием этого дела.

Лорда Крейза они застали за укладкой вещей.

— Здравствуйте, Уэллинг, кого вы арестовали сегодня утром? — шутливо приветствовал сыщика лорд.

— По субботам я никого не арестовываю. Не люблю отравлять людям воскресный отдых. Вам Гамон звонил по телефону?

— Да, — ответил удивленный лорд.

— Он позвонил вам вчера среди ночи?

— Да, он звонил примерно в полночь, но откуда вам это известно? Если бы он звонил из Крейза, то я не удивился бы вашей осведомленности. Но он звонил из Лондона, и соединение было дано в Лексхеме.

— Он вас просил прислать ему вещи, которые забыл у вас в доме?

— Нет, он хотел узнать, в котором часу мы сегодня уезжаем.

— Вот видите, — продолжал Уэллинг. — В порядке ли вещей, что он спрашивал у вас об этом в полночь?

— Он позвонил за несколько минут до полуночи. Вы, должно быть, подслушали разговор? — продолжал лорд.

Лорд Крейз занялся поисками ружья, непостижимым образом исчезнувшего со своего места. Джоан улучила минутку и обратилась к Уэллингу с вопросом:

— Откуда, капитан, вам все это известно?

— Нет сомнений, что человек, который носит обувь с острыми носками, — если он был не кто иной как Гамон, — поспешил тут же установить свое алиби и дать доказательства тому, что он находится в Лондоне. — Уэллинг покачал головой. — Попытка оградить себя от подозрений при помощи телефонного разговора — вещь очень распространенная.

Джоан целиком углубилась в свои мысли.

«Почему так неожиданно исчез мистер Морлек?» — задавала она себе вопрос и не могла ответить на него.

За завтраком она снова встретилась с капитаном Уэллингом. Лорд Крейз, слишком занятый приготовлениями к отъезду, к завтраку не вышел. Помимо охотничьего ружья, оказалось, не хватало теннисной ракетки и нескольких удочек, — у лорда было хлопот по горло.

— Я не понимаю Морлека, — беспомощно заявил Уэллинг. — Что-то с ним неладно, и в то же время не могу понять, каким образом ему помочь. Я знаю лишь одно: что он стремительно сорвался с места…

— Уж не думаете ли вы, что он… — поспешила спросить девушка, но Уэллинг оборвал ее вопрос добродушным смехом.

— О нем не беспокойтесь, — сказал он. — Быть может, он должен был подготовить очередной маленький взлом?..

— Как можете вы так жестоко шутить? — с упреком сказала Джоан. — Вам ведь известно, что мистер Морлек не преступник!

— Если я в чем-либо уверен, так это в том, что Морлек действительно взломщик. Я не интересуюсь тем, какие благородные мотивы побуждают его заниматься этим ремеслом. Я устанавливаю факты: он — взломщик. И более того — он самый ловкий и самый смелый специалист по несгораемым шкафам в преступном мире Лондона.

— Он похитил много денег?

— Десятки тысяч, но он всегда похищал суммы, принадлежащие Гамону. И это самое замечательное во всей этой истории. Он неоднократно взламывал банковские сейфы, но никто не заявил о том, что у него что-либо пропало. А вот Гамон всегда имел основания жаловаться на пропажи. Однако самое замечательное то, что мистер Морлек охотится не за деньгами.

Джоан надеялась, что произойдет чудо и Джемс явится в последнюю минуту. Но ее постигло разочарование. Она проехала в автомобиле мимо Старого Дома, но и там никого не было.

— Наконец-то мы имеем возможность покинуть Крейз, — сказал ее отец. — Я все время опасался, что могут понадобиться мои показания и придется отложить поездку. Но, к счастью, в момент совершения убийства при мне находился Стефенс, и я ничего не мог бы рассказать.

Глава 13. НА ЯХТЕ «НАДЕЖДА»

В Соутгемптоне Джоан ожидал сюрприз. Она думала увидеть маленькое суденышко и была приятно поражена: оказалось, это большое и очень комфортабельное судно. Оно скорее походило на маленький крейсер, чем на увеселительную яхту. Лорд Крейз также остался очень доволен «Надеждой».

— Нашему приятелю Гамону эта яхта, очевидно, стоит немало денег, — сказал он.

На палубе их приветствовал англичанин-капитан. По-видимому, приготовления к отплытию были закончены, и яхта должна была сняться с якоря сразу же после прибытия пассажиров.

— Мистер Гамон не приедет, как мне сообщили, — доложил лорду капитан Грин, типичный морской волк. — Если вы ничего не имеете против, то мы снимемся с якоря. Если счастье нам улыбнется, то переход до Бискайского залива пройдет без особых трудностей и волнений.

Каюта Джоан была элегантно убрана и утопала в цветах. Она не сочла нужным справиться о том, кто позаботился украсить каюту цветами. Ей и без того было известно, что Гамон не пропускал ни одного удобного случая выразить свое расположение.

Она слишком любила цветы, чтобы решиться выбросить их за борт, но сознание, что они были преподнесены Гамоном, лишило ее радости.

Лорд Крейз поужинал в обществе Джоан. Капитан стоял на вахте, потому что радио сообщало о тумане в Ла-Манше.

— Какой прекрасный ужин! — с удовлетворением заметил лорд. — Я вижу, что на яхте первоклассный повар.

— У нас повар француз, — доложил ему стюард, — но он свободно владеет английским языком.

— Наверное, большинство экипажа составляют французы?

Стюард покачал головой.

— Нет, милорд, большинство экипажа англичане, вернее, шотландцы. У нас есть два француза и несколько человек иных национальностей. Один из них похож на турка или на араба, явился в последнюю минуту перед отплытием и работает на кухне. Но после того как мы вышли в открытое море, его одолела морская болезнь. Должно быть, он слуга владельца яхты. Мы его спустим на берег в Касабланке.

Стюард подал кофе. Лорд Крейз отпил глоток и скорчил гримасу.

— Я поспешил похвалить ваш стол, стюард. Кофе отвратителен.

Стюард взял у него чашку и исчез с нею в соседней комнате. Вернувшись, он извинился перед лордом и сообщил:

— Сейчас вам подадут другой кофе. Этот готовил новый поваренок, а он не на высоте положения.

После ужина Джоан поднялась на палубу. Ночь была тиха, и море спокойно. Вдали мерцал огонек.

— Это Портлэнд-Билль, — пояснил ей дежурный офицер, — последний маяк Англии, который вам суждено видеть до возвращения из плавания.

— Будет туман? — осведомилась Джоан.

— Не думаю, — ответил офицер. — Я надеюсь, что нам предстоит переход в идеальных условиях. Если удастся добраться до Шербурга, не замедляя скорости, то мы не попадем в полосу тумана.

Лорд Крейз закурил сигару и присоединился к собеседникам. Он был доволен путешествием и принес Джоан пальто.

— Довольна ли ты путешествием, дорогая? — спросил он.

— Очень довольна, отец. Я счастлива.

— Но почему ты так тяжело вздохнула?

В ответ раздался приглушенный смешок:

— Я и не заметила, что вздохнула. Я подумала о Джемсе Морлеке.

— Он славный парень, — сердечно заметил старый лорд. — Хотя и американец, но очень приятный человек. Ты должна понять, что мне не особенно улыбается перспектива ввести в свою семью взломщика, но я предпочту иметь зятем взломщика, чем ростовщика.

Путешествие успокоило Джоан. Каюты были обставлены с комфортом; качки почти не ощущалось. Несмотря на осеннюю непогоду, выпадали порой солнечные дни… Если бы вдобавок ко всему она мановением волшебной палочки могла бы вызвать к себе и перенести на яхту Джемса… Если бы он сидел рядом с нею в шезлонге… Если бы она могла любоваться чертами его лица, то тогда… Она тяжело вздохнула…

Глава 14. БЕРБЕРИЙСКИЕ ПИРАТЫ

Путешествие протекало без особых приключений. В Кадикс прибыли в назначенный срок.

Поздно ночью Джоан внезапно проснулась. Прислушалась и не уловила ничего кроме шороха моря и ветра. Но ей все-таки показалось, что кто-то возится у двери. Слабый утренний свет проникал в каюту и позволял различать лишь очертания предметов. Джоан приподнялась на локтях и, не покидая постели, прислушалась.

Она услышала легкий шорох — ей показалось, что кто-то незаметно и бесшумно затворил дверь. Одним движением Джоан вскочила и бросилась к двери. Распахнув ее настежь, увидела в коридоре удаляющийся силуэт человека. Прежде чем он скрылся за поворотом, произошло нечто необычайное. Убегающий споткнулся и упал на пол. Он поднялся на ноги и снова упал. Джоан напрягла зрение, силясь разглядеть причину странных падений незнакомца, и увидела, что какой-то мужчина преградил ему путь и схватил его за шиворот. Затем обе фигуры исчезли.

Джоан затворила дверь и снова прилегла на постель. Происшедшее взволновало ее. Быть может, это и не стоило внимания. Среди команды оказался мелкий воришка, и его поймали с поличным. Подобное объяснение показалось ей самым правдоподобным. Она решила не рассказывать о происшедшем, но все-таки утром сообщила обо всем старшему стюарду.

К ее удивлению, он отнесся к этой истории очень серьезно.

— Я не знаю, кто бы это мог быть. У нас круглые сутки на палубе находятся дежурные, а в коридоре — стюард. Как выглядел этот человек?

— Насколько я успела разглядеть, он был в белой рубахе и в синих штанах.

— Он был большого роста?

— Нет, но очень силен.

Старший стюард задумался и мысленно перебрал всю команду.

— Я доложу об этом старшему офицеру, — наконец сказал он.

— Но я не хотела бы, чтобы из-за этой истории подымалась шумиха.

— Если я не доложу, то могут выйти большие неприятности.

Лорд Крейз, по обыкновению готовый верить в то, что менее всего могло бы смутить его покой, заявил Джоан, что она все это видела во сне.

Джоан отвергла это объяснение.

— Ну, тогда это был лунатик. Во всяком случае рекомендую тебе в дальнейшем запирать свою дверь.

В Кадиксе, этом городе прекрасных женщин и мрачных мужчин, они провели два чудесных дня.

На третий день, в полночь, ушли в море. На рассвете Джоан проснулась. Ее разбудила неожиданная тишина: пароходные машины не работали. До ее слуха донесся скрип якорных цепей — они стали на якорь.

Выглянув в иллюминатор, она увидела в отдалении несколько огоньков — это уже была Африка. Первое впечатление, произведенное на нее материком, было полно таинственности. Но по мере того, как рассветало, очарование исчезало. Перед ней открылась панорама: ряд низких выбеленных домиков и желтый песчаный берег. В глубине высилась синяя цепь гор. В холодном утреннем свете все это выглядело безрадостно и уныло.

На ее зов явилась горничная.

— Где мы находимся? — спросила она ее.

— В Суба. Это маленькое поселение на берегу моря.

Она посмотрела в иллюминатор и заметила, что на воду спускали лодку. Лодка скоро исчезла из поля зрения, и до нее доносился мерный всплеск весел.

— Они отплыли на берег за парой ящиков, местных безделушек, заказанных мистером Гамоном, — объяснила ей горничная.

В дверь постучали. Это был лорд Крейз, успевший накинуть на себя халат.

— Мы в Суба, — объявил он дочери. — Одевайся поскорее и выходи на палубу.

Джоан, накинув на себя манто, поспешила за отцом. Палуба была пуста — они встретили лишь одного матроса; наверху, на командном мостике, скучал в одиночестве офицер. Он наклонился через перила и наблюдал за отплывающей лодкой.

— Мне кажется, что вся команда съехала на берег, — заметила Джоан.

Лорд Крейз, с видом опытного моряка, взглянул на небо, на облака.

— В такую погоду этой яхтой мог бы управлять любой матрос при помощи одного юнги. Штиль.

Взглянув на берег, они увидели, как от него отделилась белая парусная лодка, взявшая курс на яхту.

— А ведь они плывут очень быстро, — заметила Джоан, посмеиваясь над мореходными познаниями своего отца. — Как ловко управляют лодкой. Это, должно быть, туземцы.

— Европеец не сумел бы так ловко управлять парусом, — сказал лорд. — Судя по украшению на носу, это арабская лодка. Ведь этот берег — родина берберийских пиратов.

Джоан не без волнения взглянула на приближавшийся парус, но отец продолжал говорить, не замечая впечатления, произведенного его словами на девушку.

— В течение ряда веков они взимали дань с каждого появлявшегося в их водах судна. Слово «тариф» происходит от маленького селения Тарифа, расположенного… — вдруг он замолчал и повернулся. Его примеру последовала Джоан. Они услышали болезненный стон.

— Что это такое? — удивленно спросил лорд. — Мне показалось, что кто-то застонал.

Но никого поблизости не было. Они направились к мостику, и им попался навстречу мужчина со смуглым цветом лица. Джоан узнала в нем своего утреннего непрошеного гостя. Этот человек подкрадывался к офицеру, продолжавшему, наклонясь через перила, наблюдать за лодкой.

— Берегитесь! — воскликнул лорд Крейз.

С быстротой молнии офицер повернулся и успел в последнее мгновение отразить удар, направленный на его голову. Удар пришелся по плечу, и офицер со стоном свалился на мостик. Незнакомец повернулся к Джоан, и она с ужасом увидела, что он держал в руках большой молоток.

Возглас лорда спас офицеру жизнь. Несмотря на полученный удар, он дотянулся до лесенки и спустился по ней на палубу.

Парусная лодка приближалась к яхте, и с нее доносилась гортанная незнакомая речь.

— Беги скорее в мою каюту! — воскликнул лорд.

Дочь послушалась. Следом за ней в каюте появился и лорд.

Джоан, взволнованная, опустилась на диван и следила за отцом, тщетно пытавшимся найти что-то в своем чемодане.

— Я не могу найти револьвера, — взволнованно сказал он.

— Что все это значит? — спросила Джоан.

— Похоже на то, что нас заманили в ловушку, — мрачно проворчал лорд.

Над их головами, на палубе, слышалась гортанная речь и шлепанье босых ног.

— Они забрались на яхту, — сказал лорд Крейз. До его слуха из соседней каюты донеслось сдавленное проклятие.

— Кто там? — вскричал лорд.

Перегородка, отделявшая их от соседней каюты, была тонка, и можно было отчетливо слышать человеческую речь. В соседней каюте находился раненый офицер. Он сказал, что плечо его цело, но он испытывает сильную боль.

— У вас имеется огнестрельное оружие? — спросил он.

Лорду Крейзу пришлось сознаться, что он безоружен.

— Что случилось?

— Не знаю, — отвечал офицер. — Большинство наших людей на берегу — капитан и старшие офицеры тоже съехали на берег.

— Сколько человек осталось на борту?

Офицер задумался.

— Шесть, включая и прислугу: один матрос, оба повара, их помощник и араб, который явился к нам перед отплытием из Соутгемптона. Он-то и напал на меня. Я предполагаю, что им удалось обезоружить матроса и стюарда, а повара вряд ли окажут сопротивление. Таким образом на нашей стороне один — помощник повара.

И он принужденно засмеялся.

— Помощнику повара придется скверно, — добавил он, немного помолчав. — Несколько дней тому назад он поколотил араба. Вы помните, что рассказывала ваша дочь по поводу непрошеного вторжения в ее каюту?

— Да, — ответил лорд. — Так это араб приходил к ней?

— Я так думаю. Должно быть, он искал оружие. Но случайно в эту ночь дежурил помощник повара: он заметил его и поколотил.

Шум шагов заставил их прекратить разговор. Несколько человек шли по коридору. Кто-то постучал по двери молотком, и хриплый голос потребовал:

— Выходите! Вам ничто не угрожает, мистер!

Лорд Крейз молчал.

Трах!!!

Дверь задрожала под ударами, но узкий коридор стеснял свободу действий и не давал возможности нанести удар изо всей силы.

И все-таки дверь подалась под ударами молотка и дала трещину.

Лорд Крейз беспомощно огляделся по сторонам.

— Какое безумие, что я не запасся оружием, — пробормотал он.

Взгляд его упал на иллюминатор.

— Как ты думаешь, тебе не удастся пролезть через него?

— Я тебя не покину, отец, — убежденно заявила девушка.

Он похлопал ее по плечу.

— Я не думаю, что тебе удалось бы пролезть.

Удары продолжали сыпаться на дверь, и часть ее разлетелась в щепы.

Но вдруг люди, заполнившие коридор, обратились в бегство. Прогремел выстрел, затем второй… еще три выстрела… Раздался отчаянный крик, кто-то тяжело рухнул на пол… и снова тишина.

— Что это? — спросил офицер.

— Кто-то стрелял, — ответил лорд и выглянул в пробитое в двери отверстие. У дверей лежал раненый и тихо стонал.

— Отец, — воскликнула Джоан, — лодки!

Лорд взглянул в иллюминатор и увидел, что по направлению к яхте стремительно летели две лодки.

И снова раздались крики и послышался топот босых ног. Нападавшие заполнили коридор. Но снова загремели выстрелы, заставившие их отступить.

Кто бы это мог быть? Кто стрелял? Кто-нибудь из матросов? Но откуда у него взялось оружие?

Тщетно спрашивал себя об этом офицер. Но лорд Крейз слишком углубился в разыгравшуюся за дверьми его каюты борьбу, чтобы иметь время задумываться над этим. Борьба не ослабевала. Стрельба прекратилась, и затем пленники услышали, как по коридору потащили кого-то.

— Они одолели его, — хрипло прошептал лорд. — Хотел бы я знать, кто это?

Неожиданно в то мгновение, когда топот раздался у самой двери, лорд Крейз услышал, как кто-то крикнул по-английски:

— Ни под каким видом не открывайте двери, пока команда не вернется на яхту. Она уже близко!

Джоан услышала этот голос и была потрясена до глубины души. Она стремительно оттолкнула отца, бросилась к отверстию в двери и увидела, как одетые в белые одежды арабы волочили своего пленника. На нем был белый поварский халат, весь в пятнах крови. Пленник арабов был высокого роста, лицо его дышало мужеством — это был Джемс Морлек!

Глава 15. ДЖЕМС МОРЛЕК В ПЛЕНУ

Джоан громко закричала и попыталась сорвать дверь с петель.

— Ключ… скорее ключ… отец… это Джемс…

Но лорд бережно отстранил ее от двери.

— Но, Джоан, ты ведь не поможешь Джемсу тем, что отдашься в руки этих негодяев, — попытался он успокоить дочь. Девушка покачнулась и без чувств упала в объятия отца.

Он бережно уложил ее на койку и поспешил к иллюминатору. Лодки подплыли к яхте и, судя по волнению капитана, лорд сделал вывод, что ему уже известно о нападении на яхту. Он стоял на носу шлюпки, и в руках у него был револьвер. В коридоре снова все умолкло.

Еще мгновение — и близко зазвучал голос капитана.

— Кто-нибудь есть здесь? — спросил он.

Лорд Крейз отпер дверь и, переступив через раненого, вышел в коридор.

— Хвала небу, что вы в безопасности, — сказал капитан. — Ваша дочь с вами?

Джоан пришла в себя.

— Джемс… Джемс… Они захватили в плен Джемса… — закричала она.

— Вашего повара, — пояснил лорд Крейз.

— Моего повара? — удивился капитан. И сообразив, в чем дело, добавил: — Вы полагаете, они захватили помощника повара, которого я принял на борт в Соутгемптоне?.. Если это так, то теперь он находится на арабском паруснике. Они отплыли как раз в то мгновение, когда мы поднялись на борт яхты.

Он поспешил на палубу, и Джоан попыталась последовать за ним. Но ее охватила болезненная слабость, ноги подкосились. Судно пиратов отошло от яхты на несколько десятков метров, и ветер надувал его паруса.

— Вы уверены в том, что они захватили его с собою? — спросил капитан. — Быть может, он находится среди… — и он замолчал.

Один из людей экипажа был мертв, другой смертельно ранен. Капитан обыскал весь пароход, но нигде не обнаружил и следа присутствия Джемса.

— Мы бы могли догнать парусник, — уверенно заявил лорд.

Капитан согласился с ним.

— Я готов преследовать их, но вряд ли мы чего-нибудь достигнем. Разве только они допустят ошибку и выплывут в открытое море. Я убежден в том, что они возьмут курс к берегу, а мелководье помешает яхте пристать к берегу — мне придется ограничиться тем, что я спущу на воду лодки…

С каждой минутой расстояние между парусной лодкой и яхтой увеличивалось.

Арабы во время нападения не обратили внимания на телеграфиста в кабинке с беспроволочным телеграфом. Он при помощи световых сигналов привлек внимание капитана и заставил его вернуться на яхту, а по радио передал сообщение о нападении на американский патрульный катер, крейсировавший в этих водах.

На горизонте показался черный дымок.

— Сомнительно, что катер поспеет прежде, чем их лодка достигнет берега, — заметил капитан.

В то же мгновение парусник переменил курс, и капитан с горечью воскликнул:

— Они направляются на берег. Так я и предполагал!

— Что они сделают с ним? — спросила Джоан.

Капитан не сообразил, кого она имеет в виду, а потом сказал:

— Вы интересуетесь судьбой повара? Я не думаю, чтобы с ним что-нибудь случилось. Если эти ребята вообразят, что он важная персона, то будут держать его в ожидании выкупа. Арабы не мстительны по отношению к пленным, захваченным в бою.

Поднялся легкий ветерок, и капитан заявил:

— Нет никакой надежды догнать их. Да я и не думаю, чтобы это было целесообразно.

Капитан служил когда-то на флоте его величества, и его судно несло сторожевую службу у африканского побережья. Преследуя пиратов и работорговцев, он нередко бывал свидетелем того, как торговцы невольниками бросали за борт скованных по рукам и ногам людей, чтобы скрыть следы преступления и избавиться от лишних свидетелей.

Он сомневался в том, что арабы, похитившие Джемса, поступили бы таким же образом.

Парусник приблизился к берегу.

— Они благополучно прибыли, — сказал капитан Грин, не отрывая глаз от бинокля. — А вот и мой повар.

Джоан выхватила у него бинокль и дрожащими руками направила его на берег. Среди белых фигур, картинно расположившихся на берегу, она узнала статную фигуру Джемса.

— Это он… Он… — прошептала она. — Это Джемс!

— Вы его знаете? — осведомился капитан.

Она кивнула головой.

— В таком случае и я могу быть откровенным с вами, — сказал капитан. — Но попрошу вас скрыть то, что я вам скажу, от владельца яхты. Капитан Морлек и я — старые приятели. Я знаком с ним еще со времен пребывания его в Танжере. В пятницу вечером, до подъема якоря, он прибыл ко мне в большой спешке и попросил меня захватить его с собой под видом моряка. Я знал, что он вечно впутывается в какие-то приключения, к тому же он состоял ранее на дипломатической службе, и, кажется, продолжает и сейчас состоять. Я принял его на борт в качестве помощника повара. Он предупредил меня, что замышляется захват яхты, но я решил, что он фантазирует.

— Он предупредил вас о нападении? — осведомился изумленный лорд. — Но откуда ему было известно об этом?

— Об этом ничего не могу сказать. Во всяком случае он предупредил меня; если ему и не было точно известно, когда и в какой форме произойдет нападение, то все-таки он был осведомлен.

Американский катер приблизился настолько, что его можно было разглядеть невооруженным глазом.

— Он ничем не может нам помочь, — заметил капитан. — Прежде чем он спустит шлюпки, эти негодяи уйдут в пустыню. Я не думаю, чтобы они расправились с капитаном Морлеком. Он владеет арабским языком и хорошо известен всем влиятельным марокканцам. Думаю, что руководивший нападением будет перепуган до смерти, когда выяснит, кого, собственно, захватил в плен.

И снова капитан принялся осматривать в бинокль побережье.

— Я вижу двух европейцев, — удивленно сказал он. — Неужели они взяли еще кого-то в плен? Быть может, вы знаете, в чем дело, Джонсон? — обратился он ко второму офицеру.

— Вы также обратили внимание на это? Но я не могу узнать людей, находящихся с ними.

Капитан снова поднес бинокль к глазам.

— Несомненно, один из них — европеец, но не моряк — он в штатском платье.

— Разрешите мне посмотреть?

При помощи капитана Джоан навела бинокль на загадочную фигуру и увидела европейца, оживленно беседовавшего с арабом.

Остальная группа вместе с Джемсом скрылась за песчаными холмами, а эти двое шли отдельно. Араб размахивал руками, а его спутник грозил ему кулаком.

— Я также не знаю его, — заявила Джоан. Она как-то похвасталась, что узнает Гамона при любых обстоятельствах и в любой обстановке. И все же не узнала в человеке, о чем-то раздраженно спорившем с арабом, Ральфа Гамона.

Глава 16. ШЕЙХ ЭЛЬ-ЗАФУРИ

Ральф Гамон дрожал в своей легкой одежде, хотя и накинул на плечи теплое пальто. Он ругался, с трудом подымаясь по песчаным дюнам. А как известно, арабский язык более, чем какой-либо иной, приспособлен для ругани и проклятий.

— Ты осел и сын осла, — кричал он со злобой. — Разве я не говорил сотни раз о том, что тебе надлежало сделать?

Чернобородый капитан парусника пожал плечами.

— Это была оплошность моего рулевого, которому выпала участь отправиться в преисподнюю. Я ему приказал прежде всего отправить к праотцам всю команду яхты. Но он упустил из виду этого матроса с револьвером.

— Почему ты не раскроил ему череп? Чего ради ты захватил его с собою на парусник? — продолжал ворчать Гамон.

— Потому что мои люди хотели на нем выместить свою злобу. Он убил Юсуфа. Ему еще придется сожалеть о том, что он не был убит во время схватки, — многозначительно сказал капитан.

Но Гамон продолжал бушевать.

— Пожалеет он об этом или нет — меня не интересует. Женщина была в твоих руках, и ты дал ей возможность ускользнуть…

— Если тебе угодно взглянуть на него… — попытался умилостивить его араб.

— Я не желаю видеть его и не хочу, чтобы он меня видел. Если ты мог выпустить из своих рук женщину, то с тебя станется, что ты не удержишь и матроса. И он отправится в Танжер и расскажет, что я был у вас на паруснике. Поступай с ним, как знаешь!

Вдали Гамон увидел пленника, но лицо повара было измазано кровью и грязью настолько, что трудно было узнать в нем Морлека.

Гамон решил держаться от него подальше.

В соседнем селении для отряда были приготовлены мулы, Когда Гамон увидел перед собою мула в пышно разукрашенной упряжи, увешанного множеством серебряных колокольчиков и с красным сафьяновым седлом, он искусал от злости губы. Этот мул был припасен для Джоан.

Они вскочили в седла, и вскоре маленький караван из одиннадцати мулов исчез из виду. Караван шел вглубь страны. В полдень они остановились, и, отдохнув пару часов, снова продолжили путь. На ночевку караван расположился недалеко от маленькой деревушки.

— Ты не хочешь присутствовать на суде? — осведомился предводитель арабов у Гамона. — Этот человек твоей расы, и тебе будет неприятно видеть, как мы с ним расправимся.

— Мне совершенно безразлично, что вы с ним сделаете, я устал, — проговорил Гамон.

Для Гамона разбили палатку поблизости от палатки предводителя. Он собирался прилечь, но ему помешало неожиданное движение среди арабов. Гамон осведомился о причине волнения и услышал в ответ:

— Эль-Зафури.

Ральф не раз слышал имя этого независимого вождя арабов, но никогда еще ему не приходилось встречаться с ним лицом к лицу.

— Он здесь?

— Он направляется сюда, — равнодушно ответил предводитель арабов. — Он мой друг — нам нечего опасаться его.

Вдали показалось облако пыли; оно было велико и свидетельствовало о многочисленности отряда Эль-Зафури.

Через полчаса Эль-Зафури разбил лагерь, и Гамон мысленно порадовался тому, что этот повстанец был в дружеских отношениях с его наемником.

Гамон отправился лично приветствовать Эль-Зафури. Прославленного араба он застал в палатке, сидящим на коврике. Это был высокий и статный человек с широкими губами и негритянским разрезом глаз. Цвет его кожи был темнее, чем у остальных арабов.

— Мир твоему дому, Эль-Зафури, — сказал Гамон, следуя восточному этикету.

— Да будет мир и над твоим домом, — ответил шейх. — Я знаю тебя, ты — Гамон.

— Да, это я, — заметил Гамон, польщенный тем, что его слава проникла так далеко.

— Ты приятель Сади Гафиза?

Вопрос этот был несколько щекотлив, потому что Сади Гафиз менял друзей бесчисленное число раз; могло случиться, что его недавний друг Зафури мог в настоящее время быть его смертельным врагом.

— Сади — мой агент, — ответил он осторожно. — Но кто знает, друг ли он мне? Сади служит солнцу, лишь пока оно светит.

Это он мог сказать без опаски, потому что репутация Сади была не из лучших. Гамон почувствовал некоторое облегчение, заметив, что в глазах Зафури вспыхнул довольный огонек.

— Это верно, — сказал он. — Куда ты направляешься, Хай? — спросил он капитана парусника.

— Я направляюсь в горы, шейх, — ответил капитан, поглаживая бороду.

— В таком случае тебе предстоит нелегкий путь, — многозначительно заметил Эль-Зафури. — У тебя есть пленник?

Капитан кивнул головой.

— Мне рассказали об этом мои люди. Они говорят, что он умрет. Я думаю, что это самый лучший выход для него и для вас. Когда человек засыпает навеки, он не может никому причинить вреда, и он счастлив. Я приду на заседание твоего суда.

Ральф был не прочь также присутствовать на суде, но он двое суток не сомкнул глаз и поэтому решил прилечь отдохнуть. Прилег и тут же погрузился в крепкий сон.

Суд должен был состояться час спустя после захода солнца. Предстояло зрелище, бывшее в новинку даже Эль-Зафури. Люди выстроились шпалерами, образовав узкий проход, через который должен был пробежать пленник. Если ему удавалось добежать до конца шеренги и ускользнуть там от двух людей, вооруженных мечами, то пленнику даровалась жизнь. Джемс знал об этом старом обычае, служившем для расправы с врагами и политическими противниками, и отдавал себе отчет в том, что надежды на спасение нет, и что ему, прежде чем удастся добежать до конца шеренги, предстоит вынести множество палочных ударов, потому что каждый, стоявший в строю, был вооружен деревянной палкой.

Ему принесли воды и овощей.

— Беги скорее и будешь счастлив! — сказал один из шеренги и с удивлением услышал, что Джемс заговорил по-арабски, ответив известной поговоркой:

— Правосудие быстрее птицы и страшнее льва.

— Ты говоришь на языке Аллаха? — удивился араб. — В таком случае скажи несколько добрых слов Аллаху обо мне. Ты предстанешь перед ним уже сегодня.

Затем они отвели его к своему предводителю, восседавшему на шелковом коврике.

— Жизнь за жизнь, смерть за смерть. Кто убил — да умрет!

— Запомни, что ты сказал! — воскликнул Джемс.

Зафури, сидевший радом с предводителем арабов на коврике, пристально взглянул на Джемса.

Предводителю подали чашу с водой, и он торжественно, в знак своей невинности, умыл перед осужденным руки.

— Слушай меня, человек без имени, — продолжал Джемс по-арабски. — Моя смерть не останется тайной, и ты поплатишься за нее. Тебя повесят на базарной площади, и твоя душа попадет в ад, — и мы там встретимся…

— Уведите его! — прохрипел араб.

— Нет, оставьте его здесь!

Это крикнул Зафури.

— Да будет над тобой мир, Мирлака! — сказал он. Так именовали Джемса в прежние годы его пребывания в Марокко.

— И да будет мир над тобой, Зафури! — ответил Джемс.

Зафури поднялся со своего места и обнял пленника, поцеловав его в плечо.

— Если кто-нибудь хочет смерти моего друга, то пусть он об этом скажет мне! — грозно заявил он, и рука его легла на рукоять сабли.

Никто не осмелился заговорить.

Глава 17. ПОХИЩЕНА СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ

Утреннее солнце взошло над Танжером. Джоан Карстон с удивлением любовалась развернувшейся перед ней прекрасной панорамой. Над головою расстилалось безоблачное небо, дыхание ветра доносило на пароход ароматы береговых рощ и пустыни.

— Вот таков Восток, — сказал лорд Крейз.

Джоан уже пришла в себя после переживаний минувшего дня, но перемена, происшедшая в ней со времени отъезда из Англии, стала еще явственнее.

— Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы сойти на берег?

Она кивнула головой.

— Ты прелестная девушка, Джоан, — сказал лорд, восхищаясь своей дочерью. — Тебе пришлось многое перенести за последние дни, и все же ты не утратила бодрости.

Джоан улыбнулась.

— Привыкнуть можно ко всему — даже к ударам судьбы.

Лорд пристально взглянул на нее.

— Ты не беспокоишься за судьбу Морлека?

Девушка ответила не сразу.

— Трудно ответить на этот вопрос. Я почему-то вполне уверена в том, что он преодолеет и эту беду. А затем, если бы ему угрожало что-либо опасное, то мое предчувствие подсказало бы мне это.

Лорд Крейз был в самом радужном настроении и не желал говорить ни о чем тяжелом или неприятном.

— Капитан говорит, что нам придется простоять здесь целую неделю. Я думаю, что мы не будем скучать?

Он снял комнаты в большом белом отеле, из которых открывался чудесный вид на море. На следующий день Джоан стояла на террасе отеля и любовалась прихотливой мешаниной маленьких туземных домиков, лепившихся перед нею.

— Это похоже на сцену из Ветхого завета, но освещенную электричеством, — заметил лорд. — Надеюсь, ты не строишь иллюзий, Джоан? Эти восточные города вблизи далеко не так привлекательны, как на расстоянии. А их запахи! — и он скорчил гримасу.

— Джемс жил здесь в течение ряда лет, — прошептала Джоан.

— Но даже и это не могло избавить город от запахов, — заметил лорд. — Что он здесь делал?

— Капитан Грин говорит, что он состоял на дипломатической службе. Я хочу навести об этом кое-какие справки.

На следующий день Джоан пошла на главную улицу города, где помещались все консульства. Но ее ожидало разочарование: полученные сведения были очень скудны. Очевидно, характер деятельности Джемса вынуждал чиновников быть очень сдержанными в разговорах о нем. Все же Джоан убедилась, что капитан, утверждая, будто Джемс занимал очень достойное и видное положение, сказал правду.

Лорд Крейз был знаком с английским посланником, и тот пригласил его с дочерью к чаю. Джоан рассеянно слушала, как он рассказывал о концессиях в горах, о дипломатических нотах султану, о влиянии европейцев на благоустройство страны и о прочих местных делах. Она отказалась сопровождать отца, когда он отправился осматривать тюрьмы, и ограничилась тем, что выслушала его отчет об этой прогулке.

— Это земной ад, — сказал он, и ее обуял страх за Джемса.

На третий день пребывания на берегу Джоан почувствовала скуку. Она не раз обошла город, побывала на базарной площади, созерцая угольщиков, отдыхающих верблюдов, факиров, торговцев и дервишей.

— Собственно, лучшую часть Танжера никак не удается увидеть, — заявила она. — Ты помнишь, отец, маленькую уличку за мечетью? В конце ее красуются старинные ворота, и, когда они отворились, я заметила, что за ними расстилается чудесный сад. На балконе стояли две женщины, с опущенными на лица покрывалами и кормили голубей. Эта картина была так привлекательна что я чуть было не пошла к ним.

Лорд Крейз рассеянно выслушал ее и заговорил о непомерно вздутых счетах отеля.

На следующий день они присутствовали на туземном празднестве. Из пустыни пришло множество арабов, чтобы отпраздновать годовщину смерти одного из своих святых. На обратном пути прошли мимо тюрьмы. Джоан содрогнулась, увидев за решеткой чье-то исхудалое лицо.

— Ты не хочешь осмотреть тюрьму? — спросил лорд.

— Нет, нет, — поспешно ответила девушка, и они отправились к базару.

Лорд Крейз открыл свой белый зонтик, потому что солнце пекло немилосердно.

— Восток — это восток, а запад — это запад, — произнес он. — Но что меня здесь более всего интересует, и в чем я хотел бы иметь возможность разобраться — это в мыслях местных жителей. Нельзя постичь востока, не постигнув его психологии.

Джоан не ответила, но лорд не обратил на это внимания.

— Скажи, Джоан… — снова начал он. Не получив ответа и на это обращение, он обернулся. Но Джоан рядом с ним не было.

Удивленный лорд пошел назад. На углу его остановил нищий, попросивший милостыню во имя Аллаха. Мимо него прошла какая-то туземная женщина с покрывалом, наброшенным на лицо. В руках у нее была корзинка со всякими безделушками местного происхождения. Но от Джоан не осталось и следа…

Удивленно поднял он глаза и перевел их на высокие стены, словно Джоан каким-то чудом перенеслась туда.

Затем им овладело беспокойство, и он бросился на соседнюю уличку. Но и там не оказалось Джоан. Мимо него прошли четверо мужчин, несших какой-то ящик. Он снова возвратился к нищему и хотел осведомиться у него, не видел ли он Джоан. Но нищий оказался слепым.

— Джоан! — крикнул смущенный лорд, но не получил ответа.

В тени ворот спал туземец — он проснулся от крика, взглянул на бледного европейца и выругал всех нечестных иноземцев, нарушающих покой правоверных. Затем снова погрузился в сон.

В отдалении лорд заметил французского жандармского офицера и поспешил к нему.

— Вы не видели моей дочери? Вам не встретилась европейская дама? — спросил он и бессвязно стал ему рассказывать о происшедшем.

— Наверное, она вошла в один из соседних домов, — высказал предположение офицер. — У вас имеются друзья среди местного населения?

— Нет, — ответил лорд.

— Где вы ее видели в последний раз?

Лорд Крейз повел его на место, где потерял Джоан из виду.

Но Джоан не было видно поблизости. Не оказалось ее и в отеле. На террасе было пусто — там сидел одинокий господин в сером костюме и словно веером обвевал себя шляпой.

Он взглянул на лорда, услышав его голос, и бросился к нему.

— Морлек! — вскричал изумленный лорд. — Джоан…

— Что случилось? — осведомился Морлек.

— Джоан исчезла! Я боюсь, что с нею случилось что-то дурное!

Глава 18. БЕЛАЯ ТУФЕЛЬКА

Джемс посоветовался с полицейским офицером, прежде чем последовать вместе с ним за лордом Крейзом на улицу, на которой исчезла Джоан.

— Мне кажется, это случилось здесь!

Джемс что-то сказал полицейскому офицеру, но тот покачал головой.

— В этом я ничем не могу вам помочь. Это сопряжено с крупными неприятностями. Я могу лишь оказать вам помощь в минуту опасности.

— Этого вполне достаточно, — ответил Джемс.

В стене виднелась маленькая дверца. Джемс направился к ней и постучал.

Через несколько мгновений отворился глазок и в отверстии показалось смуглое женское лицо.

— Шерифа нет дома, — сказала рабыня.

Джемс оглянулся по сторонам. Полицейский офицер предпочел держаться от двери в отдалении.

— Отвори дверь, саронская роза, — вежливо обратился к рабыне Джемс. — Я пришел от паши и несу шерифу новости.

Рабыня заколебалась.

— Я не смею впустить тебя, — сказала она, но по ее нерешительному тону Джемс понял, что следует проявить больше настойчивости.

— Я принес новость от Гамона, — прошептал он. — Ступай к шерифу и скажи ему об этом.

Глазок снова захлопнулся. Джемс оглянулся. Рядом с ним стоял озабоченный лорд Крейз.

— Лучше будет, если вы отойдете к французскому офицеру, — прошептал Джемс.

— Но если она находится в этом доме, то я настою…

— Если чего-нибудь здесь можно добиться, то я добьюсь, — мрачно проворчал Джемс. — И самое лучшее, что вы можете сделать — это не мешать мне.

Недовольный лорд отошел к французу. Вскоре звякнул засов, ключ повернулся в заржавленном замке, и Джемса впустили во двор.

Немало лет прошло с тех пор, как он был в последний раз на этом дворике. Огляделся по сторонам. На противоположном конце дворика показалась фигура араба, и Джемс стремительно бросился к нему навстречу.

— Сади Гафиз! — сказал Джемс. — Ты должен мне помочь.

— Великий Боже! — простонал Сади. — Я и не знал, что ты в Марокко, Мирлака.

Его и без того бледное лицо, казалось, стало еще бледнее.

— Чем могу быть полезным, капитан Морлек? — осведомился он, перейдя на английский язык. — Я, право, очень рад вашему появлению, но чего ради вы не назвали своего имени?

— Если бы я назвался, то ты не принял бы меня. Где леди Джоан Карстон?

На лице Сади Гафиза выразилось изумление.

— Леди Джоан Карстон? Я даже не знаю этого имени, — ответил араб. — Это дама из английского посольства?

— Где молодая девушка, которую полчаса тому назад заманили сюда? Предупреждаю тебя, Гафиз, я не покину этого дома без нее.

— Клянусь Аллахом, я не знаю, где находится эта дама, — поклялся Сади, — и клянусь Аллахом, я ее не видел. Чего ради ей быть в моем скромном жилище, раз ей место в посольском доме?

— Где леди Джоан Карстон? — настойчиво спрашивал Джемс. — Советую тебе, Сади, ответить, или мне придется через минуту задать этот вопрос мертвецу.

Он выхватил револьвер и навел его на раба. Револьвер блестел на солнце, и Сади зажмурил глаза.

— Это насилие! — взволнованно проговорил он, снова переходя на арабский язык. — Я пожалуюсь в консульский суд…

Джемс оттолкнул его в сторону и прошел на террасу. Слева виднелась дверь — по-видимому, она вела в курильную, потому что оттуда доносились ароматы табака и гашиша.

В углу Джемс заметил железную винтовую лестницу, которая вела на второй этаж и странным образом дисгармонировала со всей восточной обстановкой дома Сади. Без колебаний Джемс поднялся по ней наверх. Тут он застал девушку, вскрикнувшую при появлении европейца и поспешившую опустить на лицо покрывало.

— Где английская дама? — спросил Джемс.

— О, господин, — взмолилась девушка, — я не видела английской дамы.

— Кто здесь есть кроме тебя?

Он подошел к занавесу, разделявшему помещение, и отдернул его в сторону. Но Джоан там не было. Он снова бросился вниз и столкнулся с разгневанным Гафизом.

Джемс знал, что совершил тяжелое преступление, вторгшись в гарем Гафиза.

— Спрячь револьвер, или ты умрешь, — крикнул тот.

Сади выстрелил, но Джемс успел уклониться и затем неожиданно выступил из-за колонны, за которую спрятался.

Сади испуганно поднял руки вверх. В следующее мгновение Джемс бросился на него и обезоружил.

— Где Джоан Карстон?

— Я ведь сказал тебе — не знаю.

У дверей скопилось множество слуг. Джемс с грохотом захлопнул дверь и запер ее на засов.

— Где Джоан Карстон?

— Она ушла, — глухо простонал Сади.

— Ты лжешь, она не успела уйти.

— Она пробыла у меня только одно мгновение. Затем ушла через вторые ворота.

— С кем ушла?

— Этого я не знаю.

Джемс заговорил медленно и раздельно, в голосе его звучала угроза:

— Сади, ты знаешь Зафури? Вчера он мне рассказал, что отрубит тебе голову, потому что ты предал его правительство. Ты взял у него деньги на покупку оружия и присвоил их. Если расскажешь всю правду, я спасу твою жизнь.

— Мне не раз грозили смертью, Мирлака, — ответил немного успокоившийся Сади Гафиз, — и что же? Я продолжаю жить. И говорю тебе, я ничего не знаю об этой женщине.

— Ты только что сказал, что она была у тебя и ушла. С кем ушла?

— Клянусь Аллахом, я этого не знаю.

Джемс ударил его по лицу.

— Ты за это поплатишься, Сади Гафиз!

Он повернулся и направился к двери. Прежде чем удалиться, воскликнул:

— Зафури отомстит тебе — в этом я убежден! Но если с дамой произойдет что-нибудь дурное, я вернусь и предам тебя самой мучительной смерти.

И с грохотом захлопнув за собой дверь, он удалился.

Сади Гафиз сказал правду, на улицу выходили вторые ворота. Джемс вспомнил о том, что лорд Крейз встретил здесь четырех человек, несших какой-то ящик. Он направился к ближайшему постовому полицейскому и сказал:

— Выясните, куда девались четыре человека с деревянным ящиком. Они направились к базару.

Путь носильщиков было нетрудно установить. Туземный полицейский видел, как они в одной из улиц погрузили ящик на повозку, стоявшую здесь с самого утра. Погонщик верблюдов подтвердил правильность этого показания, осведомился у носильщиков о содержимом ящика, и они сказали, что в ящике куры.

— Подождите здесь, — приказал Джемс лорду Крейзу.

Он бросился в базарную гущу и затерялся в толпе. Через десять минут возле удивленного лорда Крейза остановился автомобиль. За рулем сидел Джемс.

— Я нашел эту машину у отеля «Англеттер», — сказал он. — Одному Богу известно, кому он принадлежит.

Лорд Крейз вскочил в машину.

— Очень сожалею, что не могу сопровождать вас за пределы моего участка, — сказал французский офицер.

Джемс кивнул и помчался по дороге к Фецу. Примерно через десять миль от начала пути они увидели повозку, которую бросили арабы на произвол судьбы. Рядом с ней валялся ящик. Джемс направил автомобиль к повозке и бросился к ящику. Он был пуст. Но при более внимательном осмотре на дне Джемс обнаружил белую туфельку.

— Это туфля Джоан! — воскликнул лорд Крейз.

Глава 19. ВО ВЛАСТИ ГАМОНА

Джоан Карстон медленно шла за своим отцом. Они проходили мимо садовой стены. Неожиданно отворилась дверца в стене, и Джоан остановилась перед мавританским двориком. Первое впечатление разочаровало, но ей приветливо улыбалась темнокожая рабыня. Рабыня поманила ее рукой с таким видом, словно за дверью ожидало что-то прекрасное.

Любопытство толкнуло Джоан: она переступила порог. В то же мгновение за ней захлопнулась дверь, и большая черная рука зажала ей рот. Прежде чем она успела отдать себе отчет в происходящем, на нее набросились четыре араба и связали по рукам и ногам. На голову ей накинули платок, лишивший возможности видеть окружающее.

В Джоан проснулась вся ее энергия, и она начала сопротивляться. Но все усилия были бесполезны. Рослый араб сорвал с ее лица платок и завязал рот шелковым покрывалом. Затем связанную ее уложили в ящик, закрыли его к куда-то понесли.

В ящике было душно, и Джоан с трудом дышала. Она боялась задохнуться и попыталась головой приподнять крышку. Но крышка была прочно пригнана к ящику. Казалось, что ее несли целую вечность, но вдруг она почувствовала легкий толчок — ящик поставили на повозку. Повозка тронулась и помчалась со все возрастающей скоростью. Похитители очень спешили и не замедляли скорости даже на ухабистой дороге. От, толчков Джоан испытывала боль во всем теле и была близка к обмороку.

Должно быть, она и потеряла сознание, потому что когда очнулась, то лежала на краю дороги в окружении четырех арабов, похитивших ее.

Один из них поднял ее, посадил на стоящего рядом мула и повел животное к склону горы; остальные арабы составили конвой.

Джоан испытывала сильную головную боль. С трудом собралась с мыслями. Ее томила жажда, губы пересохли и потрескались от жары. Но путь был не долог. Она заметила, что один из арабов, очевидно, вожак этой банды, боязливо оглянулся по сторонам. Джоан задумалась над тем, что именно могло напугать его. Если их преследовали, то освобождение могло быть близко. Сердце ее забилось сильнее при этой мысли. Вскоре они спустились в ложбину, в которой находился дом с плоской крышей, обнесенный высокой каменной стеной.

Миновав низкие ворота, они очутились за оградой. На дворе цвели в изобилии цветы, а посредине вымощенной камнями площадки прихотливо журчал фонтан. Ее спутники тщательно, заперли за собой ворота и жестами показали, что она может слезать с мула. Дверь в дом отворилась, и Джоан ввели в полутемный зал. После того, как глаза девушки привыкли к слабому освещению, она различила перед собой силуэт мавританской женщины. Несмотря на болезненную бледность лица, она была, по мнению Джоан, дивно хороша. Мавританка повела Джоан вглубь дома, и они очутились в просторной комнате, устланной коврами. Единственным предметом меблировки этой комнаты был диван.

Наверху, почти у самого потолка, в стене слабо светились окна. Джоан предположила, что находится в гареме. Но она оказалась единственной женщиной в этом помещении, потому что вскоре и женщина, находившаяся здесь, исчезла.

Джоан опустилась на диван и закрыла лицо руками. Она должна была собраться с силами и взглянуть в лицо опасности. И наконец поняла: арабы напали на яхту не с целью грабежа, а лишь для того, чтобы завладеть ею, Джоан.

Похищение было осуществлено с ловкостью, исключавшей всякие сомнения в том, что оно было заблаговременно подготовлено. Кто же люди, похитившие ее?

Снова отворилась дверь. Джоан вскочила, но, увидев, что к ней вошла все та же мавританка, успокоилась, Рабыня внесла на подносе хлебные лепешки, фрукты и глиняную бутыль с водою.

— Ты говоришь по-английски? — обратилась Джоан к девушке.

Девушка покачала головой.

Джоан перешла на французский язык, но и эта попытка объясниться с девушкой оказалась безуспешной.

— Я говорю немного по-испански, — сказала мавританка, но Джоан так слабо владела этим языком, что все их попытки понять друг друга оказались тщетными.

После того, как девушка удалилась, Джоан наполнила бокал водой и жадно выпила. Она несколько подозрительно оглядела еду, но потом голод взял свое, она принялась есть.

— Джоан Карстон, — заговорила она сама с собой, — ты находишься в очень незавидном положении. Тебя похитили арабы. Это звучит романтично и неправдоподобно, но все же с тобой это произошло наяву. Ты можешь спокойно есть их еду, Джоан Карстон, они не сделают попытки отравить тебя, — по крайней мере, пока можешь этого не опасаться. А если бы они и отравили тебя, то это было бы недурным исходом приключения.

— Я иного мнения, — раздался за ее спиной голос.

Джоан вскрикнула и стремительно повернулась.

На противоположном конце комнаты находился мужчина, вошедший незаметно и наблюдавший за нею.

— Это вы? — вскричала в ужасе девушка.

Ральф Гамон зло усмехнулся.

— Да, это я. Вы не ожидали этой встречи, — добавил он.

В первое мгновение его появление поразило ее, но затем стало все ясно.

— Так, значит, за всем этим скрывались вы? — медленно спросила она. — Так вот почему вы пригласили нас в путешествие! В таком случае вы и были тем человеком, которого мы видели на берегу? Где Джемс Морлек?

Она увидела, что Гамон искренно удивился ее вопросу.

— Джемс Морлек? Чего ради вы осведомляетесь о нем? Он, очевидно, в Англии. И надо думать, что его упрятали в тюрьму за убийство, если в Англии еще существует правосудие. Вам должно быть известно, что в ночь, накануне вашего отъезда, был убит ваш муж, и что застрелил его Морлек.

Она покачала головой, и на губах ее появилась улыбка.

— Вы сами убили Фаррингтона, — спокойно сказала она. — Мне об этом рассказал капитан Уэллинг, прежде чем мы уехали. Он рассказал очень немногое, но ему удалось отыскать ваши следы под окном.

Если Джоан рассчитывала нагнать на него страху, то намерение ее осуществилось как нельзя лучше. Лицо Гамона исказилось от ужаса.

— Вы хотите запугать меня! — прохрипел он.

— Где Джемс Морлек? — вторично спросила Джоан.

— Я не знаю… Я ведь уже сказал, что не знаю. Надеюсь, что его больше нет в живых, этого проклятого янки, этого преступника!

— Он жив, если только вы не убили его после того, как он попал к вам в руки.

— Он попал ко мне в руки? Я не понимаю, что вы хотите этим сказать?

— Он был тем самым матросом, которого захватили в плен на яхте!

— Тысяча чертей! — заревел Гамон и отступил назад. — Вы, видно, вздумали дурачить меня своими россказнями…

— Это был Джемс Морлек. Что вы с ним сделали?

— Проклятье! — прохрипел Гамон. — Этот свинья, Эль-Зафури, его освободил… — и он замолчал, пожалев о том, что сказал лишнее. — Он убит, его убила команда парусника, — поспешно поправил свою оплошность.

— Вы лжете, я слышала… Вы сами сейчас сказали, что он спасся…

Гамон ничего не ответил и в страхе уставился на девушку:

— Так, значит, Морлек здесь? Это невозможно! Вы это выдумали, Джоан! Он за сотни миль отсюда! Я не верю тому, что сказал Уэллинг! Чего ради стал бы я убивать этого пьяницу?

— Капитан Уэллинг уверен, что вы убили Фаррингтона, — холодно заметила девушка.

Гамон вынул из кармана носовой платок и провел им по вспотевшему лбу.

— Я не убийца! — захрипел он. — В конце концов, что бы я ни сделал, они могут лишь повесить меня. — И, взглянув на Джоан, он продолжал: — Я хотел вам кое-что сказать, но вы спутали мои планы. Мне нетрудно будет выяснить, находится ли Морлек в Танжере.

— Я не утверждала, что он в Танжере. Об этом мне ничего неизвестно.

Лицо Гамона прояснилось.

— В таком случае он прибудет в Танжер. И я думаю, что не станет медлить, как только ему станет известно, что вы находитесь здесь. Вы любите друг друга? Да, я видел, как он поцеловал вас в лесу!..

Гамон о чем-то задумался.

— Да, я скоро выясню, в Танжере ли он, — и с этими словами он покинул комнату, пройдя через маленькую дверь, скрытую занавесом.

Через несколько минут к Джоан снова пришла мавританка и провела ее в другую комнату. В этой комнате оказалась ванна, вделанная в пол, и девушка знаками пояснила, чтобы Джоан разделась. На низком сиденьи лежало приготовленное для Джоан платье. Джоан попыталась воспротивиться, но девушка выразительно указала на дверь, и Джоан поняла, что в случае сопротивления будет применена сила. Поэтому она повиновалась и. раздевшись, вошла в ванну.

После купания рабыня подала ей мохнатое полотенце и арабскую одежду.

— Мне придется надеть это платье? — осведомилась Джоан на ломаном испанском языке.

— Да, сеньорита, — ответила рабыня, и Джоан принялась за свой туалет.

Костюм, приготовленный для нее, совсем не походил на одеяния мавританских девушек, которые ей проходилось видеть на сцене.

Он был свободен от всяких побрякушек, и Джоан почувствовала себя в нем очень хорошо. Из своего прежнего костюма у Джоан сохранились лишь чулки. Затем девушка отвела Джоан в первую комнату и оставила ее там в одиночестве.

С наступлением темноты к ней вторично явился Гамон.

— Ваш приятель Морлек натворил много дел в Танжере, и его преследуют теперь марокканские власти. Он сам в этом повинен. Морлек достаточно хорошо знаком с местными обычаями, чтобы не считаться с ними. Он проник в гарем одного высокопоставленного лица. Быть может, вас заинтересует сообщение, что он пытался разыскать вас.

— Все, что его касается, интересует меня, — сказала Джоан.

Гамон нахмурился.

— Было бы лучше, Джоан, если бы наконец вы отдали себе отчет в том, в каком положении находитесь. В вашей и в моей жизни вскоре наступят большие перемены.

Он опустился рядом с нею на диван.

— Наконец-то я заживу жизнью, о которой всегда мечтал. В этой стране действительно имеется возможность сладкого покоя и ничегонеделания.

— Неужели вы воображаете, что здесь вы вне пределов правосудия?

— Правосудие! Справедливость! — иронически усмехнулся Гамон. — В этой горной стране существует только один закон — закон сильного, а затем дружба с тем, кто властвует. Вы вот не слышали о том, что здесь обитает некий Райзули, уже два десятка лет живущий по своим законам и слушающийся только самого себя? Дорогая Джоан, ни одно европейское государство не затеет войны из-за того, что на вашу долю выпали здесь кое-какие неприятности. Более того, я оказываю вам большую услугу, предоставляя возможность познать жизнь, которую вы до сих пор не знали.

— Что это значит? — серьезно спросила Джоан.

— Это значит, что вы выйдете за меня замуж. Вам предстоит потерпеть один или два года, но мавританские браки заключаются менее сложным образом, чем европейские. Вам придется изучить арабский язык, и я буду вашим учителем. Мы будем читать стихи Гафиза в подлиннике. И впоследствии вы с сожалением вспомните прежнюю Джоан Карстон, которая и понятия не имела обо всех этих красотах жизни…

— Вы красиво говорите, — перебила его Джоан. — Кто бы мог представить, что человек ваших лет и вашего уродства был бы так падок на поэзию.

Она заложила руки за спину и свысока поглядела на Гамона.

— Право, вы достойный внимания человек, — выразительно произнесла она. — Я не знаю, сколько загубленных жизней на вашей совести, но не сомневаюсь в том, что вы не остановились бы перед убийством. Я убеждена в том, что все ваше богатство зиждется на какой-нибудь грязной истории и куплено ценой ужасного преступления. Прямо не верится, что в наше время еще существуют люди, подобные вам, но, должно быть, это так, раз вы еще живы.

Гамон был вне себя от злости. Никогда ему не приходилось слышать таких откровенных и беспощадных высказываний о себе.

Лицо его исказилось, и он выдавил с усилием:

— Я не убийца, слышите? Я… я… я многое натворил на своем веку… но я не убийца…

— Кто же убил Ферри Фаррингтона? — спокойно спросила Джоан.

Он поднял на нее глаза, и она прочла в этом взгляде и страх, и озабоченность.

— Я не знаю, может быть… это я сделал… Я не хотел его убивать… Я хотел… убить Морлека… Я поехал к нему на автомобиле и прошел три мили пешком…

И он прикрыл глаза рукою, словно силясь отогнать от себя тягостное воспоминание.

— Проклятье!.. — вскричал он, овладев собой. — Как смеете вы говорить мне подобные вещи! Я вам заткну рот, я вас лишу возможности говорить обо мне! — и с этими словами он поспешил к выходу.

Больше в этот вечер она его не видела. К ночи Джоан задремала.

Вдруг скрипнула дверь, и на пороге показалась мавританская девушка. В руках у нее было длинное синее пальто. Не произнеся ни слова, она подошла к Джоан и набросила ей пальто на плечи. Итак, должна была начаться вторая часть ее путешествия.

Куда же она приведет Джоан? Девушка надеялась, что где-либо встретится с Джемсом, и что он придет к ней на помощь.

Глава 20. СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

Гамон не солгал, когда объявил Джоан, что Джемс впутался в неприятную историю с должностными лицами. Но Джемс не боялся этих затруднений.

Танжерский паша, верховный повелитель правоверных, мирно сидел на кофе, когда слуга доложил ему о появлении Джемса.

Паша провел рукой по окладистой бороде и нахмурился.

— Скажи ему, что я не могу его принять. Шериф Сади Гафиз подал на него жалобу, и эта жалоба будет завтра разбираться в консульском суде.

Слуга удалился, но скоро вернулся и сообщил:

— О господин, меня посылает Мирлака — он ответил на твои слова всего лишь одним словом.

— Ты глупец и ослушник, — сердито вскричал паша, — я ведь сказал тебе, что не хочу его видеть. Что за слово он сказал тебе?

— Он сказал одно слово, он сказал: «сахар».

Это невинное словечко произвело на пашу сильное впечатление. Он смущенно почесал голову.

— Впусти его ко мне, — сказал он после минутного раздумья.

— Да будет мир над твоим домом, Теффик-паша! — приветствовал пашу Джемс.

— И да будет мир над твоим домом, — ответил паша и движением руки приказал слуге удалиться.

— Ваша светлость, — продолжал он, — должен вам сказать, что в Танжере царит большое недовольство. Шериф Сади Гафиз подал на вас жалобу. Он обвиняет вас в том, что, — и голос паши многозначительно понизился до шепота, — что вы вторглись в его гарем.

— Разве я пришел сюда для того, чтобы болтать о гаремах, Теффик? Я явился сюда для того, чтобы потолковать о сахаре. Я пришел поболтать о сахаре, о больших ящиках с сахаром, в которых оказалось оружие для претендента на престол.

— Велик Аллах! — прошептал Теффик. — Что я мог сделать? Раз Сади Гафиз подает жалобу, должен же я ее принять и выслушать его… Иначе пострадает мое положение… А что касается сахара…

— А разве вы хотели говорить о сахаре? — добродушно перебил его Джемс и опустился на шелковые подушки. — Мы лучше побеседуем о молодой девушке, которую похитили в этом городе при содействии Сади.

— Если бы вы могли это доказать…

— Разве я могу что-нибудь доказать в Танжере? — гневно спросил Джемс. — Здесь можно купить тысячу свидетелей за десяток песет. Ты ведь знаешь Сади — он ведь был твоим врагом…

— Но он был и моим другом… — перебил его паша.

— Но теперь он снова твой враг. Лишь неделю тому назад он послал султану донос о том, что ты вошел в сношения с испанцами и продал им концессию на железную дорогу…

— Подохни этот пес! — вскричал паша. — Я ведь лишь устроил празднество в честь высокопоставленного испанского гостя…

И снова Джемс движением руки попросил его замолчать.

— Я рассказал об этом для того, чтобы ты понял, каково подлинное отношение к тебе Сади. Прошу тебя дать мне разрешение расправиться с ним.

Паша колебался.

— Он очень силен и находится в союзе с людьми Анжера. Говорят, что он друг Райзули, но я сомневаюсь в этом — у Райзули нет друзей. Как мог я не принять его жалобу?

— Как мог ты принять жалобу Сади Гафиза, когда он сидит в тюрьме?

Паша воскликнул:

— Велик Аллах! Разве можно посадить в тюрьму человека его положения? Вы с ума сошли! Какое преступление он совершил?

— В свое время ты узнаешь об атом, — ответил Джемс и, вынув из кармана толстую пачку крупных купюр, положил ее на колени губернатора Танжера: — Да будет над тобой мир! — сказал он и поднялся.

— И да будет мир над тобой! — машинально ответил паша, жадно сжимая деньги.

Джемс возвратился в отель и направился к лорду Крейзу.

— Нелегко будет добиться возможности обыскать дома, в которых могли спрятать Джоан, — заметил Джемс. — Я попал и без того в очень неприятное положение. Если мы что-нибудь и предпримем, то только на свой собственный страх и риск. Одно лишь ясно — похитители не направились в Фец. Я исследовал дорогу на протяжении двадцати миль и не обнаружил следов — они обрываются там, где была брошена повозка. Но Джоан, очевидно, находится где-то по соседству от этого места, и сегодня я продолжу поиски.

С этими словами Джемс удалился. Лорд попросил немного подождать и пошел к себе в комнату за документами, удостоверяющими его полномочия, которые ему удалось выхлопотать себе у консула. Джемс ждал его на террасе.

Взошла луна и озарила светом окрестности. На мгновение Джемс был очарован волшебной красотой ночи. Ничто не нарушало тишины. Терраса была в этот час пуста, и только в отдалении на скамье сидел одинокий мужчина. Судя по облику, это был англичанин или американец. Незнакомец курил сигару.

В это мгновение появился лорд Крейз со своими документами.

— Я боюсь, что они вам не пригодятся, Морлек, — заговорил он, — но там, где признают власть султана, эти бумаги обеспечат вам содействие чиновников. — Он протянул документы. — А теперь ступайте, желаю вам удачи. Верните мне мою дочь — я не могу жить без нее, впрочем, и вы, должно быть, разделяете мое состояние.

Джемс сердечно пожал руку пожилого лорда и, не проронив ни слова, направился к двери. Распахнул ее и поспешил по ступенькам вниз. Неожиданно он услышал за собою возглас. Его окликнули.

Это был незнакомец с сигарой. Джемс, решив, что ослышался, продолжал путь.

— Морлек, идите сюда.

Джемс в изумлении остановился.

— Я вижу, вы меня знаете лучше, чем я предполагал. Хоть вы и назвали меня по имени, но должен сообщить вам, что я спешу.

— Охотно верю, — медленно ответил незнакомец. — Но все же это не помешает мне спросить: нет ли у вас известий о моем друге Гамоне?

Джемс подошел к незнакомцу ближе, пытаясь разглядеть его лицо. Это был капитан Уэллинг!

— Что вы здесь делаете, ради всего святого? — вскричал Джемс.

— Я вижу, вы спешите, что случилось? — проворчал в ответ Уэллинг.

— Леди Джоан исчезла, — и Джемс рассказал ему о похищении.

— Это неприятная новость, — заметил Уэллинг. — Я слышал в городе о похищении, но не знал, что похитили Джоан. Я разучился говорить по-испански, а познания мои в арабском языке очень слабы. Итак, леди Джоан исчезла. Это очень досадно. Что вы собираетесь предпринять?

— Я хочу найти ее, — коротко ответил Джемс.

— В таком случае не смею вас задерживать. Вы что-нибудь слышали о Гамоне?

Джемс ответил, что ему ничего неизвестно о Ральфе.

— Он находится в Марокко. Вы об этом не слышали? Я следовал за ним до Кадикса. Он прибыл в Гибралтар на «Пелеаго». И там я потерял его из виду. Он неожиданно исчез, и мне не удалось напасть на его след.

Джемс выслушал это сообщение затаив дыхание. Он не видел Гамона ни во время своего пребывания на паруснике, ни во время путешествия по пустыне.

— Очень возможно, что он находится где-нибудь здесь, но я его не видел. Вначале я подозревал в похищении Сади Гафиза, но очень возможно, что старый плут проделал все это по поручению Гамона.

Затем ему пришла в голову иная мысль, и он добавил:

— Я посоветовал бы вам пройти в дом и побеседовать с лордом Крейзом. Он сильно взволнован. А, кстати, он вам расскажет о том, что произошло на яхте.

И Джемс поспешно ушел.

Глава 21. НОВОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Недалеко от мечети стоял небольшой невзрачный дом, в который вела узенькая лестница. Джемс поднялся по ней и постучал в дверь. Его впустили. Он кивнул портному — арабу, сидевшему за работой, и прошел в соседнюю комнату. Через мгновение он появился без пиджака.

— Вы все приготовили? — спросил Джемс.

— Да, господин, — ответил портной, не отрываясь от работы. — Они ждут вас на улице недалеко от дома английского врача.

Джемс начал расстегивать жилет, но его остановил донесшийся до слуха храп.

— Что это такое? — спросил Джемс и указал на четырехугольное отверстие в потолке, к которому вела лестница. Оттуда и доносился смутивший его храп.

— Кто там?

Портной, по-прежнему не отрываясь от работы, равнодушно ответил:

— Там наверху живет один человек. Он занимает чердачную комнату, в которой раньше жил водовоз. Хозяин не мог найти другого жильца, потому что водовоз умер от оспы. Поэтому он сдал эту комнату инглизу за шесть песет, а я должен ему платить пятнадцать песет, потому что он знает, что мне не найти другого помещения, и потому, что мои деды здесь жили со времен Сулеймана.

Наверху послышался шорох и чье-то ворчанье.

— Он курит, — продолжал портной. — Потом он пойдет в кафе, где за десять центимов ему дадут трубку гашиша.

Джемс удивленно взглянул наверх. Наверху в отверстии показалась прежде всего нога в драном ботинке, затем голая икра — брюки соседа были разодраны до последней степени. Джемс спокойно разглядывал неожиданно появившегося человека. Грязные седые волосы неряшливо падали у него на воротник. Костюм был изорван. Большая нечесаная борода обрамляла лицо. Незнакомец протер сонные глаза и изумленно поглядел на Джемса.

— Добрый вечер, — прохрипел он.

— Вы англичанин? — спросил Джемс, пораженный жалким видом незнакомца.

— Да, я англичанин, но чего ради вы уставились на меня так? Достойная смерть предпочтительнее постыдной жизни! — процитировал он по-латыни. — Я читаю эту фразу в ваших глазах. По вашему выговору я узнаю, что вы приехали или из колонии, или из Соединенных Штатов. Чего ради вы околачиваетесь здесь? Одолжите мне пять песет, мой дорогой, завтра я получу перевод из дому и отдам вам долг.

Джемс протянул золотой и внимательно посмотрел вслед странному человеку. Оборванец, шатаясь, побрел к выходу.

— Он давно здесь?

— Пять лет, — ответил портной, — и мне он тоже задолжал пять песет.

— Как его зовут?

— Этого я не знаю.

После ухода оборванца на улице показалась дама. Ее вел арабчонок, освещавший путь фонарем. Если эта предосторожность и была излишней на главной улице, то для того, чтобы не запутаться в лабиринте узеньких боковых уличек, фонарь был необходим.

За Лидией Гамон (это была она) следовали два носильщика, несших ее багаж. Она прибыла на пароходе, поддерживавшем сообщение между Европой и Марокко. Лидия прошла в отель «Континенталь» и после небольшого колебания занесла в книгу постояльцев свое имя.

— Для вас имеется письмо, — сообщил ей швейцар и протянул Лидии конверт.

Лидия узнала почерк Ральфа и испытала чувство страха. Она взяла письмо и удалилась к себе в комнату, чтобы ознакомиться с ним.

«Если ты получишь это письмо прежде, чем занесешь свое имя в книгу гостей, то я рекомендую тебе назваться другим именем. Тут же после прибытия направься в дом Сади Гафиза. Мне необходимо как можно скорее переговорить с тобой, но ни под каким видом не сообщай никому, что я нахожусь здесь».

Она вторично прочла письмо и бросила его в огонь, разведенный в камине. Выждав, пока от письма осталась лишь кучка пепла, она возвратилась к швейцару.

— Я хочу, чтобы арабчонок отвел меня на базар, — обратилась она к нему.

— Сударыня уже ужинала? — осведомился швейцар.

— Да, я поужинала на пароходе.

Швейцар поспешил на улицу и вскоре вернулся в сопровождении арабчонка, вооруженного фонариком. По-видимому, швейцар уже успел ему объявить о том, куда намеревалась отправиться Лидия, потому что мальчик без лишних вопросов повел ее по направлению к базару. Лидия не обратила внимания ни на продавцов ковров, ни на прочих торговцев.

— Я хочу пройти к дому Сади Гафиза, — сказала она своему маленькому проводнику. И снова, не говоря ни слова, арабчонок повел ее дальше, пока они не поравнялись с наглухо запертыми воротами.

Арабчонок забарабанил своими маленькими кулачками по металлу двери, и прошло немало времени, прежде чем на его стук откликнулись.

— Подожди меня здесь, — сказала по-испански Лидия, — я скоро вернусь.

Арабчонок ничего не ответил, потушил фонарик и, опустившись на землю, закутался в лохмотья. Было холодно.

Ворота скрипнули, и привратница, подозрительно оглядев Лидию, повела ее в дом.

Прежде чем она достигла колонн, к ней навстречу вышел Сади в великолепном синем шелковом одеянии.

— Вы оказали своим прибытием великую честь моему убогому жилищу, мисс Гамон, — обратился он к ней на английском языке.

— Ральф здесь? — поспешила осведомиться Лидия, прервав поток его слов.

— Ему пришлось спешно уехать, но он скоро снова будет здесь.

Сади проводил ее в комнату, которая в свое время подверглась обыску Джемса, и захлопал в ладоши. На его зов явился десяток слуг.

— Принесите сладости, печенье и чай для английской леди, — приказал он. — И папирос.

Комната была скудно освещена. Свет струился от единственной лампы, задрапированной плотными восточными тканями. Большая часть комнаты была погружена в полумрак.

— Прошу вас, присядьте и выпейте чаю, — сказал он. — Ваш брат вскоре явится.

— Вы уверены в том, что он придет сюда? — подозрительно осведомилась Лидия. — Ведь я не буду жить в этом доме — вам об этом, должно быть, известно?

— Разумеется, — ответил Сади. — Мой скромный дом недостаточно великолепен для английской леди, — и в его голосе зазвучала плохо скрытая насмешка.

— Нет, ваш дом очень хорош, но я предпочитаю жить в отеле.

Она облегченно вздохнула, услышав голос Ральфа. С удивлением взглянула на него, когда он вошел: никогда не видела его в восточном одеянии. Гамон сбросил с себя капюшон, снял желтые туфли и приблизился к ней.

— Ах, это ты? — раздраженно заметил он. — Я ждал, что ты прибудешь еще вчера.

— Нас задержали в Лиссабоне — там были какие-то политические волнения. Но что тебе угодно от меня? — спросила она.

В последний момент Ральф изменил свои планы. По знаку Гамона Сади Гафиз бесшумно удалился. Прежде чем уйти, он тщательно задернул занавес, скрыв таинственную дверцу в стене.

— Лидия, я должен сообщить тебе, что мои дела обстоят очень скверно, — заметил Гамон. — Если правда то, что рассказывает девушка, то я совершил большой промах.

— О ком ты говоришь? — удивилась Лидия.

— Я говорю о Джоан Карстон.

— Джоан? Где она? Разве она здесь?

— Да, она здесь.

По восклицанию Лидии Ральф понял, что это сообщение несколько успокоило ее.

— Ты вначале напугал меня, Ральф, — сказала девушка, — но сейчас я сообразила, что видела яхту в гавани. Ты тоже ее видел?

— Джоан не на яхте, — заметил Ральф. — Она находится в одном из домов Сади Гафиза, примерно в двадцати милях от города. В настоящее время она представляет для меня двойную ценность: Морлек также находится в Танжере.

Лидия с ужасом уставилась на него, не веря своим ушам.

— Ты овладел Джоан Карстон? Ты ее похитил?

Он кивнул головой.

— Боже!.. Ральф… Отдаешь ли ты себе отчет в том, что сделал?

— Я поступаю очень разумно, — возразил Гамон. Он закурил. — Я в своем уме.

— Ты ее не обидел?

— Не говори глупостей. Я собираюсь на ней жениться.

— Но, Ральф, тебе грозит за это суровая кара.

— Со мной ничего не случится. Законы в Марокко — нечто весьма условное. Запомни это. Здесь беспрестанно происходят всякие волнения, и европейские державы бессильны что-либо предпринять. Но пусть это тебя не беспокоит. Я хотел лишь объявить тебе о том, что решил поселиться здесь навсегда.

— Ты хочешь поселиться в Марокко?

— Да. Я очень дружен с одним из наиболее влиятельных вождей, и после того, как Джоан поживет здесь пару лет и свыкнется с местной жизнью, смогу снова уехать отсюда. Но пока что останусь здесь.

— В таком случае мне придется уехать? — нервно спросила Лидия. — Ты ведь нуждаешься в том, чтобы кто-нибудь занимался твоими делами в Лондоне.

— Мои дела в Лондоне находятся в полном порядке. Перед отъездом я продал свой дом и все прочее мое имущество, за исключением имения Крейзов. Его я не намерен продавать, хотя бы ради моих детей.

— Но мне надо привести в порядок свои дела, Ральф, — смущенно заговорила Лидия. — Я не могу здесь остаться. Если тебе угодно, я снова вернусь сюда…

— Ты не уедешь отсюда, послушай, Лидия, — и увидев, что она побледнела и готова упасть в обморок, он поспешил к ней и грубо потряс ее за плечи, — не разыгрывай комедий! — заревел он. — Успех моих начинаний целиком зависит от Сади Гафиза. Я должен во что бы то ни стало сохранить его дружбу. Мне нужна его помощь. Очень возможно, что от этого зависит моя жизнь. Я не имею понятия о том, насколько осведомлен о моих делах капитан Уэллинг, но если даже и половина того, что мне сказала Джоан, правда, то этого достаточно, чтобы отправить меня на виселицу.

— Ты… ты ведь никого не убил? — в ужасе воскликнула девушка.

— На мне ответственность, по крайней мере, за два убийства, — хрипло ответил он, и сестра в ужасе отшатнулась от него. — Ты жила в Париже, в роскоши и в довольстве, вращалась в аристократическом обществе — все это ты имела благодаря моим деньгам. Ты никогда не чувствовала угрызений совести, тебя никогда не смущал вопрос, откуда берутся деньги? Каким образом я их заработал? Ты не думай, что эти деньги я получил благодаря смерти Корнфорда… Но я их еще получу… я их получу… Пока я в Марокко, мне безразлично, что обо мне знают там, в Европе.

— Ральф, я пойду сейчас домой, — сказала она. — Я не могу больше оставаться здесь.

Она протянула ему руку, но он не прикоснулся к ней. Лидия тяжело вздохнула и направилась к двери. Отдернув полог, она попыталась отворить дверь, но усилия оказались напрасными.

— Она заперта, — спокойно сказал Ральф. — Ты хочешь пойти домой? Теперь твой дом здесь… У Сади Гафиза имеется чудесный домик в горах. Ты там устроишься очень недурно.

— Уж не думаешь ли ты, что я выйду замуж за твоего араба? — воскликнула Лидия.

— Тебе придется примириться с этим. Этот дом не особенно комфортабелен, но в загородном дворце Сади Гафиза тебе будет очень хорошо. Да и Джоан полезно будет знать, что рядом с ней есть другая белая женщина. У нее убавится спеси, если она узнает, что Сади Гафиз стал ее шурином.

Эта мысль пришлась ему по вкусу, и он громко расхохотался.

Глава 22. ПРЕПОДОБНЫЙ БЕННОКУАЙТ

Итак, Лидия была обманута хитростью Гамона так же, как и Джоан. Она знала, что бесполезно просить Ральфа смилостивиться. Ральф Гамон никогда не задумывался, если надо было приносить в жертву других ради осуществления своих планов.

Она снова хотела заговорить, как вдруг распахнулись двери, и в комнату вбежал Сади Гафиз.

— Скорей, — воскликнул он, — уходите скорее через маленькую дверь. Дом оцеплен солдатами паши. Очень возможно, что они пришли арестовать меня — я вскоре это выясню. Но со мной ничего не произойдет. Гамон, скорее уходите с сестрой.

Ральф взял Лидию за руку и повел ее во двор. По-видимому, он хорошо ориентировался в этом доме, потому что не нуждался в провожатом. Сади Гафиз захлопнул за ними маленькую дверцу в стене. Со стороны главных ворот продолжал доноситься грохот ударов.

Никто не обратил внимания на араба и европейскую женщину. Ральф, накинув на голову капюшон, шел рядом с Лидией, не выпуская ее руки. Так прошли они пустынный в эти часы базар. Инстинктивно Лидия хотела завернуть на улицу, которая вела к ее гостинице.

— О, нет, не сюда, — иронически заметил Ральф. — Ты проведешь ночь в маленьком спокойном домике.

— Ральф, ради Бога, отпусти меня, — взмолилась она.

Неожиданно из мрака вынырнул силуэт какого-то мужчины.

— Быть может, сударыня, я могу быть вам чем-нибудь полезен? — спросил он.

Едва Ральф услышал голос этого человека, как поспешно выпустил руку Лидии и скрылся во мраке.

Он был готов встретить в Танжере знакомых людей, но менее всего рассчитывал увидеться здесь с Уэллингом.

Гамон пересек пустынный базар и скрылся в одной из узеньких уличек. Лишь убедившись, что его не преследуют, он умерил шаг. Навстречу шел какой-то прохожий; он посторонился, чтобы пропустить его, но на несчастье, встречный также подался в сторону, и они столкнулись.

— Черт возьми, неужели вы не видите, куда идете? — спросил по-английски Гамон.

К его удивлению, ему ответили по-английски.

— Черт вас дери, проклятый пес, неужели вы не можете открыть пошире глаза и не преграждать дорогу джентльмену? Вы пьяны!

Ральф был очень удивлен и машинально зажег спичку. При ее свете он разглядел багровое лицо и рыжую бороду встречного и в испуге выронил спичку.

— Прошу прощения, — пробормотал оборванец, накурившийся гашиша. И, задрав голову к небу, он продолжал:

— Вас не очень затруднило бы, если бы я попросил вас найти мне звезду Гамму в созвездии Ориона? Мое жилище находится примерно в том же направлении. Я живу в отвратительной лачуге, над каким-то туземным портным. И что я представляю собой? Я священнослужитель и офицер, удостоившийся высшей военной награды, награжденный крестом Виктории! Алимер Бернандо Беннокуайт! Разрешите попросить у вас пять песет — завтра я получу перевод из дому и возвращу вам эту пустяковую сумму.

Словно зачарованный, протянул ему Ральф Гамон золотой.

Беннокуайт! Человек, обвенчавший Джоан Карстон и Ферри Фаррингтона.

Глава 23. КОВАРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ

На углу улицы стоял капитан Уэллинг, выжидая пока его спутница несколько успокоится.

— Благодарю вас, — обратилась она к нему и разразилась истерическим смехом. — Можно вас просить быть столь любезным и проводить меня в отель? Я так рада вашему вмешательству.

— Этот человек оскорбил вас?

— Да… нет… это мой друг… мой брат…

Уэллинг застыл в изумлении.

— Ваш брат?

Проходя мимо фонаря, она узнала своего спутника.

— Капитан Уэллинг! — в смущении воскликнула она.

— Да, это я, а вы, должно быть, мисс Лидия Гамон. Я перевернул весь город, разыскивая вас. Это был ваш брат?

Лидия всхлипнула.

— Нет.

— Я вижу, что это все же был он, — спокойно возразил Уэллинг. — Я никогда не мог предположить, что он носит арабское одеяние и пустится на такую театральную хитрость. Что ж, век живи — век учись. Пожалуй, и я куплю себе белый бурнус и захвачу его с собой в Лондон. — Но даже мысль о том, что капитан Уэллинг покажется на улицах Лондона в белом бурнусе, не развеселила Лидию.

Однако его присутствие успокоило ее. Она задумалась над тем, что следовало предпринять.

— Капитан Уэллинг, я боюсь брата, — сказала она неожиданно.

— Это меня не удивляет. И я его несколько опасаюсь.

— Скажите, нельзя ли так сделать, чтобы кто-нибудь охранял меня? Может быть, мое предложение звучит не особенно разумно, но…

— Я понимаю вас. Ваше желание легко осуществить. В какой комнате вы остановились?

— Я еще не знаю этого, — смущенно ответила Лидия. — Вы тоже остановились в гостинице «Континенталь»?

— Да, однако мне кажется, можно устроить так, чтобы мне предоставили комнату рядом с вашей.

Но в отеле выяснилось, что Уэллингу даже не придется менять комнаты. Случайно его комната оказалась в том же коридоре, в котором находилась и комната сестры Ральфа.

В половине двенадцатого в гостиницу пришел араб и принес письмо для Лидии. Письмо принял Уэллинг и передал его девушке. Она вскрыла конверт, прочла письмо и, не проронив ни слова, вручила его капитану.

«Все в порядке. Паша лишь хотел при помощи этого мероприятия напугать Сади. Он мне рассказал, что Морлек явился сегодня к паше и потребовал обыска у Сади. Я попрошу тебя прийти сюда на несколько минут и быть полюбезнее с Сади. Потом я лично провожу тебя обратно в гостиницу».

— Какой мне дать ответ? — спросил Уэллинг, ознакомившись с содержанием письма. И, уловив молчаливое согласие Лидии, он обмакнул перо в чернила и написал:

«Я попрошу вас явиться ко мне для небольшого собеседования». Затем расписался своими инициалами и, положив письмо в конверт, передал его посланцу.

— Не думаю, чтобы он пришел по нашему приглашению, — сказал сыщик, обращаясь к Лидии. — Ради вас я бы не желал, чтобы он пришел.

Уэллинг лег спать в полной уверенности, что Гамон не побеспокоит его и не решится показаться здесь, где Уэллинг обладал властью.

Уэллинг спал очень чутко, и легкий шорох, послышавшийся у окна, заставил его проснуться. Не зажигая света, он поднялся и прокрался к окну. Бесшумно отворив его, выглянул на улицу.

Внизу виднелись силуэты двух мужчин — один из них держал в руках фонарь. Второй нагнулся, поднял камень и бросил в окно Лидии. Разбуженная девушка подошла к окну.

— Это мисс Гамон? — тихо спросил бросивший камень.

— Да, — ответила она, — а кто еще внизу?

— Здесь Сади Гафиз. Ваш брат застрелился. Он передал мне кое-что для вас.

Уэллинг услышал приглушенный вскрик, а затем до его слуха донеслось:

— Подождите мгновение… Я сейчас спущусь вниз…

Уэллинг выждал минуту, а затем надел туфли и набросил на плечи плащ. Лидия опередила его. Он услышал, как кто-то возился у выходной двери, пытаясь отодвинуть засов. В конце концов усилия девушки увенчались успехом, и Уэллинг, перегнувшись через перила, мог увидеть, как Лидия впустила в отель араба.

— Что случилось? — спросила она дрожащим голосом.

— Сегодня вечером ваш брат встретил полицейского чиновника, который опознал его, потому что вскоре мистер Гамон прибежал ко мне в большом смятении. Я оставил его на мгновение для того, чтобы принести ему кофе, и когда вышел из комнаты, услышал выстрел. Я вернулся назад и нашел его на диване…

— Он мертв?

Сади Гафиз покачал головой.

— Нет, он еще жив… Вы не желаете пройти со мной к нему? Вам нечего бояться: солдаты паши охраняют мой дом.

— Вы ведь сказали, что хотели мне что-то передать.

Сади Гафиз достал из-за пазухи маленький пакетик и протянул его девушке.

В следующее мгновение она последовала за ним.

Уэллинг, несмотря на свой преклонный возраст, одним прыжком миновал все ступеньки лестницы и очутился рядом с Лидией в тот момент, когда она собиралась захлопнуть за собою дверь отеля.

— Одно мгновение, — сказал он и с силой рванул ее назад, с изумительной ловкостью уклонившись в сторону; и удар, который попытался ему нанести спрятавшийся за дверью человек, миновал свою цель. Затем Уэллинг захлопнул перед нападавшими дверь и включил свет.

— От этих мы избавились, — сказал он тяжело дыша.

— Но мистер Уэллинг… мой брат… — прошептала девушка.

— Ваш брат не застрелился — он жив. Такие негодяи не кончают жизнь самоубийством…

И он взял у нее врученное ей письмо.

— Они хотели поймать сразу двух зайцев, но я обманул их. Можете не сомневаться — в этом конверте вы найдете чистый лист бумаги. — И он показал девушке чистый листок.

Лидия в смущении последовала за ним.

— Вы полагаете, что мой брат жив и невредим?

— Я убежден в том, что рассказанное вам — ложь. Сначала они бросили камень в мое окно с тем, чтобы я проснулся и послушал ваш разговор с Сади Гафизом. Они хотели расправиться со мною, едва я переступлю порог отеля. И это им почти удалось. Но я не настолько наивен, чтобы попасться на такую удочку, хотя надо признать, что они неплохо задумали все это.

Глава 24. ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ДЖОАН

За ночь Джоан пришлось совершить многое. В течение четырех часов ей пришлось ехать верхом на муле с повязкой на глазах. Маршрут их каравана оставался для нее тайной.

Порой они пробирались сквозь кустарник, и его колючки цеплялись за ее платье.

С наступлением утра она обнаружила, что находится в дикой и безлюдной местности. Маленький караван состоял из шести мужчин и рабыни, которая прислуживала ей еще в Танжере. Один из людей развел костер и принялся кипятить воду, а остальные повели мулов к расположенному поблизости от привала пруду.

Джоан тщетно пыталась восстановить в памяти скудные познания о географии Марокко и вычислить свое местонахождение. На горизонте виднелась лишь синяя цепь гор, а в отдалении высились очертания причудливой по своей форме скалы — это был Гибралтар.

Один из арабов осмотрел кусты и, отыскав в тени укромный уголок, разостлал покрывало и знаками пояснил Джоан, что она может прилечь и отдохнуть.

Послушавшись араба, Джоан прилегла, но заснуть ей не удалось.

Мавританская девушка принесла ей кружку кофе и кусок лепешки. Джоан при виде пищи почувствовала голод — лишь теперь она вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего дня.

— Нам придется продолжать путь? — спросила она на ломаном испанском языке.

Рабыня покачала головой и ничего не ответила.

После двухчасового отдыха они снова двинулись в путь. Джоан изумлялась, что ее присутствие в пустыне не удивляло встречных арабов. Но затем вспомнила, что одета в туземное платье.

Они направились к горам. Вскоре Джоан разглядела на фоне гор белое пятно; но она не знала, что это пятно и было целью их путешествия.

По мере того, как они приближались, пятно вырисовывалось в белое здание. Здание походило на дворец, и даже на таком большом расстоянии поражало роскошью.

Джоан восхищалась этим зданием, предугадывая красоты, которые суждено было ей увидеть при более близком знакомстве с дворцом.

По мере приближения к горам местность оживлялась: растительность становилась пышнее, и когда они въехали на один из лежащих на пути холмов, то Джоан, окинув с высоты взглядом окрестность, увидела недалеко от каравана человека, сидевшего верхом на заморенной лошади. Арабы не обратили на него никакого внимания, но рабыня сказала Джоан несколько слов, и Джоан, поняв их, удивленно переспросила:

— Нищий?

Нищий был человеком преклонных лет. Лицо обрамлено большой бородой, голова прикрыта засаленной шляпой, и сам он был грязен, словно никогда не касались его ни вода, ни мыло. Он взглянул на проезжавший мимо караван, и мавританская девушка опустила на лицо покрывало, знаком указав Джоан, чтобы она последовала ее примеру.

Но Джоан не обратила на ее приказ никакого внимания. Она внимательно оглядела нищего, одетого в лохмотья. Еще никогда не случалось ей видеть такого отвратительного существа.

— Милосердие, — сказал он, обращаясь к путешественникам, — во имя милосердного Аллаха!

Один из арабов бросил ему медную монету, и нищий проворно поймал ее на лету.

Когда они прибыли к воротам загородного дома, Джоан почувствовала сильную усталость. Вблизи дом оказался еще прекраснее, чем казался на расстоянии. Он был сравнительно недавно выстроен, и стены его были увиты плющом и бегониями.

— Здесь должно быть чудесно летом, — сказала она по-английски и тут же подумала, что мавританка не знает этого языка.

Перед домом была раскинута колоннада, однако стиль ее ни в какой степени не соответствовал стилю всего остального здания, и Джоан мысленно удивилась тому, как строитель сочетал в этом здании особенности европейской и мавританской архитектуры. Ее спутница, очевидно, так же, как и она, была здесь впервые. Она побежала вперед и о чем-то оживленно заговорила с женщинами, повстречавшимися на пути и удивленно разглядывавшими европейскую девушку, прибывшую к ним.

К Джоан приблизилась одна из женщин и, недружелюбно посмотрев на нее, сказала что-то. Слова прозвучали резко, но Джоан их не поняла. Она знаками пояснила, что не понимает, о чем идет речь, и женщина недовольно смотрела на нее.

Мавританская девушка, по-видимому, боялась этой женщины, — она проворно отворила боковую дверцу и движением руки пригласила Джоан последовать за ней.

Комната, в которой они очутились, была убрана с большим вкусом. Она походила на комнату в английском доме и только решетки на окнах, такие же, как и во всех арабских домах, напоминали о Марокко.

— Кто эта женщина? — спросила она девушку.

— Это сеньора Гамон, — ответила рабыня.

Джоан, несмотря на всю серьезность положения, залилась неудержимым смехом.

Глава 25. НАЗОЙЛИВЫЙ НИЩИЙ

— Кто же в таком случае остальные женщины? Это тоже его супруги? — осведомилась она успокоившись.

— Нет, у него здесь только одна жена.

Джоан настолько привыкла к языку девушки, что понимала ее без особого труда.

— Остальные женщины — лишь прислужницы. А эта женщина не живет здесь, она прибыла сюда недавно и не видела своего мужа в течение многих лет.

Рабыня намеренно говорила очень медленно и, замечая, что Джоан не понимает что-либо из сказанного, повторяла слова вторично.

— Благодарю тебя, — сказала ей Джоан.

— Ты все поняла? — осведомилась Зюдейка — так звали рабыню.

— Да, все, — ответила смеясь Джоан.

Джоан удивлялась своему спокойствию и хорошему настроению. Но оно было, по-видимому, результатом действия чистого горного воздуха, вдохнувшего в нее новые силы и энергию. Пышно разукрашенный потолок комнаты напоминал ей кабинет Джемса в его лондонской квартире. Он был украшен чудесными мавританскими орнаментами — эти арабески были так искусны и тонки, что издали казалось, будто потолок соткан из кружев.

Не было никакого сомнения в том, что обстановка комнаты доставлена европейскими фирмами. Ковер, расстилавшийся под ногами, был персидский. Видно, что Ральф с давних пор готовил себе это убежище, самым тщательным образом обставил свой дворец, позаботился о каждой мелочи.

Все было великолепно в своем убранстве, но даже это великолепие не могло заглушить сознания, что находишься в темнице.

На противоположной стене виднелось большое окно, заделанной позолоченной решеткой. Джоан подошла к нему и изумилась красоте открывшейся картины. Перед ней расстилалась долина, вдали виднелась синяя полоска моря и маячила причудливая скала Гибралтар.

Она прикрыла глаза рукой, пытаясь защититься от палящего солнца, и увидела нищего — он ехал в Танжер. На мгновение она утратила спокойствие.

— Джоан, Джоан, — обратилась она к себе, — ты не должна плакать. Ты не должна падать в обморок или иным образом проявлять свою слабость, — и она решительно покачала головой.

Затворив окно, отправилась к двери и была поражена, когда дверь под ее нажимом подалась. Вопреки ожиданию она оказалась незапертой.

Джоан находилась в большой зале, из которой дверь вела в сад. Ей предоставляли значительную свободу, и Джоан почувствовала некоторое удовлетворение.

Однако, выйдя в сад, она поняла, что нечего питать надежды на бегство. Стены, окружавшие сад, были непомерно высоки — даже для мавританского дома. Наверху они были усажены гвоздями и усыпаны осколками стекла, поблескивавшими на солнце.

Столь же безнадежна была бы попытка бежать через ворота. Рядом с воротами высился небольшой домик, в котором дежурил привратник. Она подумала о Крейзе — и там имелся домик для привратника, но ее отец, в силу стесненных материальных обстоятельств, не мог позволить себе роскоши содержать его.

Огорченная увиденным, она медленно поплелась назад в дом и прошла в большую комнату, по-видимому, предназначавшуюся для нее. Никто не пришел ее проведать, и остаток дня она провела в полном одиночестве.

Ральф Гамон был осведомлен об удачном перемещении пленницы и теперь сам направлялся в свой загородный дворец. Он внутренне торжествовал: замысел его осуществился, и он радостно спешил в маячивший на горизонте белый дом.

Там находилась Джоан Карстон, наконец-то очутившаяся в его руках!

Перед отъездом из Танжера он посовещался о чем-то с рыжебородым Беннокуайтом, и этот разговор удовлетворил его.

Гамона сопровождал Сади Гафиз, настроенный значительно менее радостно.

— Мы прибудем туда до восхода солнца, — сообщил ему Ральф.

— Хотел бы знать, чего ради я вообще направляюсь туда, — проворчал Сади. Он говорил по-английски и был горд, что владеет этим языком.

— Гамон, вы испортили все мои планы, — сказал он.

Ральф непринужденно рассмеялся в ответ. Он не был расположен сердиться и не придал значения упреку Сади.

— Кто прибежал предупредить, что солдаты паши окружают дом? Кто придумал план разбудить ночью сыщика, в то время как проще простого было выманить из отеля одну Лидию? В этом я не виноват, Сади. Вы должны потерпеть. Лидия находится в Танжере и пробудет там еще несколько дней. Я думаю, что нам удастся без особого труда… Если мне удалось доставить сюда мою даму, то…

— Если вам удалось доставить сюда вашу даму? — возмущенно воскликнул Сади. — Как бы вы ее доставили сюда, если бы не я, шериф Сади Гафиз…

— Она дивно хороша, — продолжал Гамон.

— А разве я бы поехал сюда, если бы это было не так? — холодно осведомился Сади.

Тон его голоса заставил Ральфа насторожиться.

— Вы хотите, по-видимому, удовлетворить свое любопытство и потом снова уехать, — сказал он. — Во избежание возможных недоразумений сообщаю вам, что эта девушка выходит за меня замуж.

Шериф пожал плечами.

— На свете женщин столько же, сколько бедняков, — равнодушно сказал он и кивнул головой по направлению к встретившейся неприглядной личности.

— Беззубый старый дьявол! — сказал он и бросил ему монетку.

— Да будут счастливы твои дни! — ответил нищий и медленно поскакал за обоими всадниками.

— Да будут тебе дарованы все радости неба, да будет милостив к тебе пророк! О, позволь мне переночевать под крышей твоего дома, я старый человек…

Сади, со свойственным арабам философским терпением, спокойно слушал причитания нищего, но Ральф вскипел:

— Проваливай, поганый пес! — но слова эти не возымели действия: нищий продолжал ехать за ними, оглашая воздух бесчисленными причитаниями.

— Позволь мне отдохнуть в тиши твоего дома, чудесная птица райских садов Аллаха, позволь мне поспать под твоей кровлей — ночи холодны, а я стар и немощен…

— Не слушайте его, пусть болтает! Вы, видно, до сих пор еще не знаете Марокко, — сказал Сади, обращаясь к Ральфу.

Нищий продолжал следовать за ними и лишь после того, как путешественники скрылись под сводами ворот, повернул и поехал своей дорогой.

Немного погодя Ральф заметил, что лошадь нищего пощипывала травку недалеко от дома. К небу подымалась голубая струйка дыма — старик расположился на отдых и развел костер.

Ральфу Гамону предстояла малоприятная задача, и он не спешил решать ее. Он поужинал наедине с Сади в маленьком зале.

— Я вижу, что вы не очень пылкий влюбленный — заметил араб. — Вы уже видели ее?

— Она может подождать, — холодно ответил Гамон.

— Гамон, — сказал вкрадчиво араб, — вы не мусульманин, и мне кажется, что на молодую девушку подействовало бы успокаивающе, если бы она познакомилась с благородным арабом и узнала, что и мы соблюдаем добрые обычаи.

— Я вас представлю ей несколько позднее, а пока у меня найдется иное дело, — оборвал его Гамон.

Иное дело Гамона заключалось в том, чтобы переговорить со своей женой, которую он не видел в течение восьми лет.

Он прошел к ней и не поверил своим глазам, что эта полная и мрачная женщина восемь лет тому назад была прекрасной арабской девушкой.

— Наконец-то ты прибыл, — решительно заявила она. — Я о тебе ничего не слышала несколько лет кряду.

— Разве ты голодала? — холодно осведомился Ральф. — Или была лишена крова? Или у тебя не было на чем спать?

— Кто эта девушка, которую ты привез сюда?

— Она скоро станет моей женой.

Женщина вскочила с места и задрожала от злобы.

— Чего ради заставил ты меня приехать сюда? — закричала она. — Ты хочешь, чтобы мои рабыни считали меня дурой? Почему ты не оставил меня в Магадоре? Там у меня имеются хотя бы друзья и знакомые. Или ты меня привез сюда для того, чтобы я была рабыней твоей новой жены? Этого не будет, Гамон!

Ральф почувствовал себя не совсем уверенно.

— Ты можешь на следующей неделе снова уехать в Магадор. У меня были особые причины на то, чтобы доставить тебя сюда.

— Она знает, кто я? — осведомилась его жена.

— Я велел рабыне сказать ей об этом, — ответил Гамон.

Гамон в спешном порядке доставил сюда свою первую жену для того, чтобы Джоан наглядно убедилась, в каком положении находится. Этот поступок как нельзя более соответствовал характеру Гамона.

— Я пойду теперь к моей даме, — сказал Ральф, обращаясь к Сади, — а потом представлю тебя ей.

Он постучал в дверь, которая вела в комнату Джоан, и, не получив ответа, вошел. Джоан сидела у рояля с опущенными на колени руками. В течение всего вечера она испытывала желание заняться музыкой и как раз перед приходом Ральфа подошла к роялю.

— Как вы поживаете? — осведомился Ральф.

Она ничего не ответила, и Гамон на мгновение застыл на месте, пораженный ее красотой и спокойствием. Будь Джоан менее воспитанной, она бы выразила все свое отвращение к нему. Но ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она вообще не обратила на него внимания, словно перед нею стоял слуга, и действие происходило в ее родном доме в Крейзе.

— Разве здесь не чудесно? — продолжал он. — Это один из прекраснейших уголков Марокко. Вы могли бы счастливо прожить здесь пару лет. Вы уже видели мою первую жену?

Не дожидаясь приглашения, он присел и закурил сигару.

— Вы имеете в виду миссис Гамон?

Он кивнул головой.

Никогда еще ей не случалось видеть Гамона в таком радостном и беззаботном настроении. Казалось, ничто не нарушало его покоя.

— Я, очевидно, недостаточно знаю о местных обычаях, — сказала она. — Во всяком случае первая жена, которую мне суждено было увидеть…

— Она же является и последней, которую вам суждено видеть, — продолжал он улыбаясь. — Как говорится, браки заключаются на небе, но мимолетные и приятные связи можно заключать и в Марокко. Единственной моей женой на все времена будет леди Джоан Гамон.

Слабая улыбка промелькнула на ее лице.

— Это звучит ужасно, — откровенно призналась она. Джоан обладала способностью выводить Гамона из себя. Инстинктивно она улавливала наиболее уязвимые его места. Вот и сейчас глаза Гамона вспыхнули огнем, но он быстро овладел собой и попытался улыбнуться.

Втайне он восхищался ее спокойствием и сожалел о том, что не может отплатить ей той же монетой.

— Разве мавританский обычай предписывает, чтобы девушка принимала фамилию человека, который похитил ее? — холодно осведомилась она. — Вы обязательно должны мне рассказать, как здесь заключаются браки. Я боюсь, что совершенно не знаю местных обычаев.

Он направился к ней и сказал:

— Послушайте, Джоан, я не хочу жениться на вас по мавританскому закону. Я хочу вступить с вами в христианский брак, и настоящий английский священник обвенчает нас. Я спросил вас, какого вы мнения о моей мавританской жене — в самом деле, что вы можете сказать о ней?

Джоан ничего не ответила и тщетно пыталась догадаться, чего он хотел.

— Что вы о ней думаете? — снова спросил он ее.

— Мне жаль ее. Она была со мной не слишком любезна, но все же мне ее жаль, она внушает мне чувство симпатии.

— Так? Так, значит, она вам симпатична? Она несколько полна — у нее слишком полное лицо. В Марокко большинство жен ожидает такая участь, потому что им приходится коротать свою жизнь в гареме. Они лишены свободы, мало двигаются, они день и ночь проводят взаперти. Они вне дома бывают лишь полчаса в день, гуляя под надзором рабынь. Таковы условия жизни арабской женщины. Джоан, могли бы вы примириться с подобной жизнью?

Она пристально поглядела на него.

— Я ни при каких условиях не хотела бы быть вашей женой.

— Вы хотели бы жить, как живут арабские женщины? — повторил он. — Или вы предпочли бы вступить в брак по-европейски, иметь детей, которые унаследовали бы ваше имя и титул своего отца?

Она порывисто поднялась со своего места и отошла в другой конец комнаты.

— Не будем больше говорить об этом, — сказал Гамон и поднялся с места. — Я хотел бы, чтобы вы приняли Сади Гафиза, одного из моих друзей. Будьте приветливы с ним, но не выражайте ему излишнего внимания.

Его тон заставил Джоан насторожиться.

— Что это значит? — спросила она.

— Он хотел взять в жены мою сестру Лидию, и это ему не удалось. Я бы не хотел, чтобы у него появились какие-нибудь виды на вас.

И он удалился, оставив Джоан наедине со своими мыслями. Через несколько мгновений он возвратился в сопровождении Сади.

Джоан немедленно сообразила, что этот человек представляет для нее такую же опасность, как и Ральф — быть может, даже большую.

Его толстое, лишенное выразительности лицо вызвало в ней отвращение. Глаза Гафиза уставились на нее, словно он смотрел на кусок мяса и приценивался к товару. Она возненавидела его поверхностный лоск, вежливою английскую речь и угодливую улыбку.

Сади пробыл у нее недолго — ровно столько, сколько, по его мнению, понадобилось для того, чтобы произвести впечатление на девушку. Если бы он мог прочесть ее мысли, то очень удивился бы: он был настолько уверен в себе, предполагая, что его личность вызывает симпатию.

— Какого вы о нем мнения? — спросил Ральф девушку после того, как араб удалился.

— У меня еще не составилось мнения о нем, — ответила уклончиво Джоан.

— Он хороший друг и опасный враг, — многозначительно сказал Гамон. — Я предпочел бы, чтобы Лидия оказалась благоразумнее. Она обязана мне многим.

Джоан подумала, что и он многим обязан Лидии, но она не была склонна вступать с ним в беседу. Вдруг он поднялся и сказал:

— Я оставлю вас. Надеюсь, вы сами найдете свою спальню? Желаю вам приятных сновидений.

Она ничего не ответила.

В дверях он повернулся и с улыбкой обратился к ней:

— Христианской женщине живется лучше, чем туземной — запомните это!

Она продолжала молчать.

— Через два дня вы выйдете замуж, — иронически продолжал он. — Быть может, вы хотите, чтобы я кого-нибудь пригласил на нашу свадьбу?

— Вы ведь не осмелитесь пригласить английского священника?

— Не осмелюсь? И все же нас обвенчают. Вам суждено встретить в день венчания своего старого знакомого.

— Старого знакомого? — изумилась Джоан.

— Да. Вы встретите преосвященного мистера Беннокуайта.

И с этими словами он покинул комнату.

Глава 26. У САДИ ГАФИЗА РАЗЫГРЫВАЕТСЯ АППЕТИТ

Сади ожидал Гамона в курительной. Он настолько углубился в свои мысли, что не заметил его появления.

Услышав голос Гамона, он испуганно вздрогнул:

— Аллах! Как вы меня испугали! Она очень красивая девушка. Правда, она не в нашем вкусе — мы, арабы, любим более полных, но вы, европейцы, предпочитаете худых. Я никогда не мог понять, что вы находите в них хорошего.

Но Гамона нелегко было обмануть — он понял, что Джоан произвела на Сади сильное впечатление.

— Она вам больше нравится, чем Лидия? — осведомился он невинно, наливая своему гостю стакан виски с содовой.

Сади пожал плечами.

— В некоторых отношениях ваша Лидия совершенно невозможное существо.

И это было дурным предзнаменованием — еще недавно Сади был о Лидии такого лестного мнения, что одно упоминание о ней приводило его в трепет.

— Вы собираетесь завтра возвратиться в Танжер? — осведомился Гамон.

Сади покачал головой.

— Нет, я решил побыть здесь еще несколько дней: чувствую, что перемена обстановки благотворно влияет на меня; за последнее время мне пришлось пережить много волнений.

— Но вы ведь обещали доставить сюда Беннокуайта?

— Он приедет и без моей помощи. Я приказал одному из моих людей доставить сто сюда. Этот Беннокуайт явится куда угодно, лишь бы ему заплатили.

— Вы что-нибудь знаете о нем?

— Мне случалось встречаться с ним. Он — одна из наиболее любопытных фигур Танжера, — ответил Сади. — Прибыл к нам во время мировой войны, и я слышал, что в день большой битвы на Сомме он напился пьяным и дезертировал. Он совершенно безвольный человек и лишен каких-либо моральных устоев. Но ведь Беннокуайт не может совершить обряд венчания? Вы ведь рассказали мне, что он лишен сана.

Ральф покачал головой.

— Его имя значилось в списке английского духовенства, когда его объявили без вести пропавшим в битве на Сомме. Во всяком случае, я думаю, что он продолжает фигурировать в списке духовных лиц.

— Но зачем вы собираетесь жениться? — неожиданно спросил Сади. — Я вижу, вы придерживаетесь старых правил.

Ральф усмехнулся.

— Это вовсе не так скверно, как вы думаете. Моя жена унаследует для детей титул лорда Крейза.

И снова Сади пожал плечами:

— Что за сумасбродная мысль! Вот такие идеи и повлекли крушение ряда ваших замыслов.

— О чем вы говорите? — взволнованно осведомился Гамон.

— Если ваши планы еще не рухнули, то крушение их не за горами. Или вы предпочтете, — добавил он, уловив на себе подозрительный взгляд Ральфа, — остаться в Марокко, вне сферы досягаемости европейских государств.

И потянувшись, он зевнул.

— Я пойду спать. Могу вас обрадовать сообщением, что завтра утром я уеду в Танжер.

Сади уловил удовлетворение в глазах Гамона и улыбнулся про себя.

— И я пришлю вам вашего Беннокуайта, — добавил он.

На следующее утро Гамон проснулся и с радостью узнал, что шейх уехал.

Джоан гуляла в саду, но он не вышел к ней.

Планы Гамона основывались не только на желании войти в ряды английской знати; в качестве зятя лорда Крейза он приобрел бы влияние и могущество, каких не смог бы добиться иными средствами.

Он предполагал, что старый лорд не стал бы препятствовать желанию Джоан выйти за него замуж. И отлично знал, что если ему удастся заставить Джоан обвенчаться с ним, то перед посторонними она ничем не обнаружит подлинного отношения к нему.

Он вскочил в седло и поскакал прогуляться в горы. И снова проехал мимо старого нищего. Недалеко от дороги паслась его изможденная кляча. Во время прогулки Гамону пришел в голову совершенно фантастический план.

Вечером один из слуг ему доложил, что к дому приближается кавалькада. Гамон взял бинокль и принялся рассматривать скакавших к дому всадников. Их было трое. Двое из них были арабами, а третий нескладно сидел в седле и болтался из стороны в сторону, словно был пьян.

Ральф сразу узнал его и поспешил навстречу достопочтенному Алимеру Беннокуайту.

Беннокуайт свалился бы с лошади, если бы не предвидевшие возможность такого падения арабы. Они подскочили к нему и бережно сняли его с лошади.

Беннокуайт обратил к Гамону свое побагровевшее лицо и, порывшись в кармане, вставил в глаз монокль.

— Кто вы такой и что вам угодно? — спросил он высокомерно. — Вы заставили меня путешествовать по этой отвратительной стране, оторвали меня от моих скромных удовольствий… черт возьми, что вам угодно?

— Мне очень жаль, что побеспокоил вас, мистер Беннокуайт, — сказал Ральф, внутренне потешаясь над алкоголиком.

— Хорошо сказано, — удовлетворенно заметил пьяница. — Очень хорошо сказано, мой мальчик. Если вы мне дадите возможность отдохнуть слегка и покурить, то я буду вашим другом на всю жизнь. А если вы к тому же дадите мне глоток вина, то я буду ваш телом и душой.

Джоан из окна разглядела пришельца и догадалась, кто именно приехал в дом Гамона.

Неужели это был Беннокуайт, когда-то стройный, высокий юноша с аскетическим лицом?.. Она его видела всего лишь два раза, но почувствовала, что это был он. Что-то в его манерах, движениях, посадке головы напоминало ей о прежнем Беннокуайте.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. Затем отошла от окна и попыталась собраться с мыслями.

Так, значит, Беннокуайт не погиб на фронте, он был жив — сумасбродный пастырь, кумир школьников, основатель фантастически-нелепого общества — и стал этим неряшливым и грязным бродягой?

Каким образом удалось Гамону отыскать его? Беннокуайт совершит над ними обряд венчания — таков был замысел Гамона.

Ральф и вечером не навестил ее, хотя она и была уверена в том, что он явится к ней в сопровождении своего гостя.

Спальня ее примыкала к гостиной. Просторная комната была обставлена мебелью в стиле ампир. Окна гостиной были заделаны решетками. Джоан тщетно прождала Гамона до двенадцати часов ночи и легла спать. Рабыня принесла ей ночное белье, и Джоан накинула на себя просторную пижаму из белого шелка. Потушив свет, подошла к окну и задернула гардины.

В то же мгновение она дико вскрикнула и отпрянула назад.

На нее уставилось чье-то уродливое, напоминавшее маску лицо: за решеткой окна она увидела бородатого нищего. Он уставился на нее, а в зубах у него был зажат кинжал, поблескивавший в лунном свете.

Глава 27. ВТОРИЧНЫЙ БРАК ДЖОАН

Нищий услышал крик Джоан и исчез. Девушка вскочила на подоконник и попыталась посмотреть, куда он делся. Что ему было нужно? Зачем он явился сюда? Как проник в сад? Дом был погружен в глубокую тишину.

Никто не слышал ее крика.

После некоторых колебаний она отворила окно и выглянула в сад. Сквозь решетку увидела, что в саду никого не было. Озаренный лунным светом, он погрузился в покой На землю ложились прихотливыми тенями силуэты деревьев, и Джоан почудилось, что в этих тенях возникали и пропадали причудливые существа. Среди них ее глаз различил силуэт нищего, кравшегося вдоль стены.

Еще мгновение — и он пропал из виду.

Она попыталась установить связь между появлением нищего и Сади Гафиза. Не был ли этот нищий слугой коварного араба? Во всяком случае грозно блестевший кинжал предназначался не ей.

Джоан легла спать, когда забрезжили первые лучи рассвета. Она проснулась поздно — разбудила ее рабыня, принесшая ей завтрак.

— Зюлейка, ты помнишь старого нищего, которого мы встретили на дороге? — спросила она у рабыни. Хотя Джоан очень слабо владела испанским языком, но арабка привыкла к ее речи и понимала ее.

— Да, — ответила рабыня.

— Кто он?

Девушка улыбнулась.

— Таких, как он, много в Марокко. Говорят, что он соглядатай вождей.

Так значит — это шпион Сади Гафиза! Зачем Сади Гафиз послал его ночью в дом Гамона? И снова ее охватил беспредельный страх перед Гафизом.

Вскоре пришел Гамон, и ей пришлось отказаться от дальнейших размышлений над происшествием минувшей ночи и над неизвестными ей планами Сади.

Гамон был в хорошем настроении и приветливо пожелал ей доброго утра.

— Джоан, я хотел бы вас познакомить с достопочтенным Алимером Беннокуайтом. Если не ошибаюсь, вы уже встречались с ним. Вы найдете, что он сильно изменился с тех пор, как вы его видели. Он согласился обвенчать нас, и я надеюсь, что брачная церемония будет началом нашей новой и счастливой эры.

Джоан ничего не ответила.

— Неужели вы не образумитесь, Джоан? Я пытаюсь наставить вас на путь истины. Вы здесь находитесь в полном одиночестве — на протяжении сотен миль не найдется человека, который осмелился бы встать на вашу защиту, даже если бы я вздумал лишить вас жизни…

— Когда вы хотите, чтобы…

— Сегодня же…

— Вы должны предоставить мне некоторый срок. Завтра…

— Сегодня, — настаивал Гамон. — Я не могу терять ни одного дня. Я знаю моего приятеля Сади Гафиза. Он в достаточной степени проникнут уважением к святости брака, чтобы не рискнуть посягнуть на наш союз. Но если я буду ждать до завтра…

Джоан и бровью не повела. В ее движениях сквозила железная решимость.

— Я решительно отказываюсь выйти за вас замуж, — сказала она. — И если у мистера Беннокуайта осталась хоть частица чести, то он не осмелится обвенчать меня с вами.

— В одном вы несомненно ошибаетесь: у мистера Беннокуайта не осталось этой частицы чести. Лучше всего было бы, если бы вы приняли его и лично убедились в этом.

При дневном свете Алимер Беннокуайт выглядел еще ужаснее, чем вечером. Он дрожал, и Джоан почувствовала, как ее охватило отвращение, когда он нерешительно протянул ей руку.

— Боже, какая неожиданность! Я вижу перед собой милую барышню из Крейза, — сказал он. — Какое любопытное совпадение, что мне суждено вторично венчать вас.

Джоан в ужасе содрогнулась.

— Я не собираюсь выходить замуж, мистер Беннокуайт, — сказала она. — Я обращаю ваше внимание на то, что если вы меня и обвенчаете, то это совершится вопреки моей воле.

— Ах, оставьте эти тонкости! — воскликнул Беннокуайт. — Невесте не следует отказываться от жениха. Брак — нормальное состояние людей. Я всегда сожалел о том, что мне не пришлось…

— Я не хочу ни под каким видом вступать в брак, — протестовала Джоан. — Если я когда-либо и выйду замуж, то только за честного, достойного человека, и хочу, чтобы меня венчал столь же достойный во всех отношениях человек.

Она выпрямилась, и глаза ее загорелись.

— Теперь я знаю, что вы собою представляете! Я разгадала вас. И ничто вам не поможет, вам не укрыться за вашим паясничаньем и притворством. Вы — воплощение дьявола на земле! Вы — олицетворение зла!

У Джоан был поразительный дар угадывать наиболее уязвимые места людей. Вот и теперь она задела Беннокуайта за самое чувственное его место, и он злобно посмотрел на нее.

— Я обвенчаю вас, — вскричал он в бешенстве, — хотя бы мне это стоило головы! И обряд, который я совершу, действителен и свяжет вас с ним навеки. Вы думаете, я шучу… вы… вы…

Гамон схватил его за руку.

— Спокойнее, — бросил он ему и поощрительно похлопал по плечу.

Затем он обратился к Джоан:

— Какой смысл сопротивляться судьбе и спорить! Он был достаточно хорош для первого вашего венчания и будет достаточно хорош для того, чтобы обвенчать вас вторично.

— Я не выйду за вас замуж, — воскликнула Джоан и топнула ногой. — Скорее я выйду замуж за нищего, который встретится мне на улице, скорее я выйду замуж за самого презренного вашего раба, чем за вас. Я не выйду замуж за убийцу и вора, за человека, который не остановится ни перед каким преступлением. Я скорее выйду замуж за…

— За грабителя, — закончил за нее Гамон, вне себя от злобы.

— Да, я предпочту выйти замуж за него, если вы имеете в виду Джемса Морлека. Я люблю его, Гамон, и буду его любить до последнего дня моей жизни.

— Хорошо, пусть ваше желание исполнится, — прохрипел Гамон и удалился, оставив ее наедине с Беннокуайтом.

— Как можете вы это делать, мистер Беннокуайт, как могли вы так унизить себя? — спросила девушка. — Неужели в вас не осталось ничего хорошего?

Беннокуайт цинично выругался.

— Я не нуждаюсь в поучениях и менее всего склонен их выслушивать от вас. Я докажу вам, что не глупее вас и не ниже вас по своему положению…

— Но в нравственном отношении вы окончательно пали.

Одно мгновение ей чудилось, что он кинется на нее с кулаками, но он овладел собою.

Дальнейшая беседа Джоан с Беннокуайтом была прервана Гамоном, вбежавшим в комнату. Он волочил за собой кого-то. Джоан испуганно отпрянула назад — Гамон привел с собой отвратительного нищего, так испугавшего ее ночью. Перед ней стоял отвратительный беззубый старик.

— Вот, полюбуйтесь, — простонал Гамон. — Ваше желание исполнится. Вы хотели выйти замуж за нищего, вот жених. Ваше желание исполнится, можете провести с ним свой медовый месяц в пустыне.

Джоан в испуге переводила взгляд с нищего на Беннокуайта и, несмотря на свое ужасное положение, она подумала, что еще никогда не находилась в обществе столь отвратительных людей.

— Беннокуайт, возьмите ваш требник, — приказал Гамон. На губах его выступила пена, и он утратил всякую власть над собою.

— Нам нужны свидетели, — сказал Беннокуайт, достав из кармана маленький молитвенник.

Гамон снова выбежал из комнаты и вернулся в сопровождении полудюжины слуг.

И под перекрестным огнем любопытных взглядов арабов Беннокуайт обвенчал леди Джоан с Абдул Аззисом. Гамон что-то шепнул своим людям по-арабски, Джоан подхватили на руки и вынесли в сад.

Гамон сам потащил ее к воротам и грубо вытолкал на дорогу.

— Вот так, теперь можешь забирать своего муженька и отправляться с ним в Крейз! — крикнул он. — Клянусь дьяволом, ты еще будешь рада возможности вернуться ко мне!

Глава 28. В ОБЩЕСТВЕ НИЩЕГО

Гамон вытолкал за ней нищего и закрыл ворота.

Джоан попыталась сделать несколько шагов и, почувствовав, что силы покидают ее, рухнула на землю, потеряв сознание.

Когда она пришла в себя и открыла глаза, то увидела, что находится в тени дерева. Лицо ее и волосы были смочены водой. Рядом стояла кружка. Старый нищий исчез. Джоан с усилием приподнялась на локтях. Нищий недалеко от нее возился со своей уродливой клячей. Что ей предпринять? Могла ли она рассчитывать на избавление от позора?

Вдали она разглядела облако пыли. Несколько всадников скакали по направлению к дому Гамона, и когда приблизились настолько, что она могла разглядеть их, то увидела белые бурнусы арабов. На солнце сверкало оружие — арабов было несколько; должно быть, это возвращался Сади Гафиз. От него менее всего можно было ожидать помощи.

И снова она перевела взгляд на нищего. Старик тщательно сооружал у себя на голове подобие тюрбана из тряпок, и скоро все его лицо, за исключением бороды и красного крючковатого носа, было закрыто.

После этого он приблизился к девушке, ведя под уздцы свою клячу.

Она повиновалась его приказу и не прекословя вскочила в седло. Нищий повел лошадь, взяв вправо от дороги, ведущей в Танжер. Несколько раз оглядывался он назад — на дом Гамона и на всадников. Впереди отряда скакал Сади; за ним следовали его воины, и все они были вооружены.

Неожиданно нищий изменил направление и пошел параллельно дороге, по которой скакали всадники. Вскоре они исчезли из виду. Нищий отвел лошадь за холм, скрывавший их от дома и сада Гамона. Он несколько раз беспокойно оглядывался, словно опасаясь, что Гамон одумается и бросится в погоню. Увидев, что его не преследуют, он направил лошадь к небольшой речке, намереваясь перейти ее вброд. Неожиданно в отдалении прогремел выстрел, и эхо гулко отдалось в горах. За первым выстрелом последовал второй.

— Что это? — спросила по-испански девушка.

Нищий покачал головой и не оглянувшись продолжал путь.

Снова прогремел выстрел, и Джоан догадалась о причине стрельбы: выстрелы должны были привлечь внимание нищего и заставить повернуть обратно. Но тот, по-видимому, по-своему истолковал их, потому что подхлестнул клячу и заставил ее перейти на рысь, а сам побежал рядом.

Вскоре они достигли опушки леса, где нищий оставил лошадь и девушку. Велев ей знаком не трогаться с места, он пошел назад и вернулся приблизительно через полчаса. Он помог девушке вскочить в седло, предварительно дав ей воды и поделившись с ней скудным запасом пищи. Джоан зажмурила глаза, чтобы не видеть его ужасного лица.

Через некоторое время девушка и нищий расположились на привал. Старик заботливо разостлал для Джоан свои лохмотья, и девушка настолько была утомлена и обессилена, что впала в забытье, перешедшее в здоровый, восстанавливающий силы сон.

*  *  *

Ральф Гамон чувствовал себя отвратительно. Он сидел в кресле и сосредоточенно курил. Возбуждение и злоба, толкнувшие его на сумасбродный шаг, прошли, и он раскаивался в том, что сделал. В окно он видел, как нищий вел лошадь по склону холма. Зрелище это взволновало его, и он испустил хриплый вопль. Нужно в срочном порядке исправить допущенную ошибку.

Среди его слуг был старик, служивший у него много лет. Ральф велел позвать его:

— Ахаб, ты ведь знаешь нищего, что разъезжает верхом?

— Да, господин.

— Он увез женщину. Эта женщина должна вернуться ко мне. Ступай и приведи ее сюда, а нищему отдай эти деньги.

И он протянул Ахабу пачку банкнот.

— Если он будет сопротивляться — убей его.

И Ральф поднялся на верхний этаж для того, чтобы понаблюдать, как его посланец выполнит возложенное на него поручение.

Оглядывая окрестности, он обнаружил приближавшуюся к дому кавалькаду.

— Сади, — проворчал он, поняв, что таится в этом визите.

Было поздно возвращать Ахаба, и Ральф поспешил к воротам приветствовать своего гостя. Сади Гафиз спрыгнул с седла… Его тон и обращение совершенно изменились. Он уже не был предупредительным и угодливым воспитанником миссионерской школы — Гафиз превратился в повелительного и высокомерного арабского шейха.

— Вы знаете, зачем я пришел сюда, Гамон, — сказал он. — Где девушка? Я хочу ее! Я предполагаю, что вы еще не женились на ней, да если бы и женились, то и это ничего бы не изменило.

— Я не женился на ней, — медленно ответил Гамон, — но ее здесь больше нет.

— Что это значит?

— Моя дама предпочла выйти замуж за нищего. Она сказала, что скорее согласится выйти замуж за старика, просившего на дороге подаяние, чем за меня, и я выполнил ее желание.

Сади онемел от изумления.

— Полчаса тому назад их обвенчали, и теперь они находятся в пустыне.

— Вы лжете, Гамон! — закричал Сади. — Вам не обмануть меня такими сказками. Я обыщу ваш дом так же, как Морлек обыскал мой.

Гамон ничего не возразил. За спиной Сади стояли два десятка вооруженных воинов, и одного мановения руки их повелителя было достаточно, чтобы Гамон перестал существовать.

— Вы можете обыскать весь дом, — спокойно ответил Гамон.

Сади направился в соседние комнаты, но тут же вернулся к Гамону, отказавшись, по-видимому, от мысли обыскивать дом.

— Я опросил слуг, и они подтвердили ваши слова. В каком направлении скрылись они?

Гамон дал ему соответствующие указания, и Сади отдал своим людям приказ отправиться на поиски. Один из всадников несколько раз подряд выстрелил в воздух.

— Можете делать все, что вам угодно, — мрачно проскрежетал Гамон. — Я больше не заинтересован в судьбе этой особы.

Гамон лгал, но его поведение и слова обманули араба.

— Вы были глупцом, разрешив ей уйти, — сказал он.

— Если бы я не отпустил ее, то вы бы постарались меня убедить сделать это, — заметил Гамон.

Сади снисходительно улыбнулся.

Несколько минут спустя всадники Сади рассыпались по окрестностям в поисках нищего и Джоан.

Гамон следил за ними из окна второго этажа и обдумывал создавшееся положение.

Вынув из внутреннего кармана черный бумажник, он разложил перед собою документы, хранившиеся в нем, и начал просматривать их. Последний из документов был большим, мелко исписанным листом бумаги. Хиндхед, Джим Морлек и капитан Уэллинг, родовое имение Крейзов — все это было далеко, далеко, отделено от Гамона тысячами миль. Гамон знал содержание документа, но снова перечитал его:

«Я пришел к выводу, что Гамон, которого я считал своим другом, собирается меня убить. Я хочу изложить обстоятельства, при которых нахожусь в плену в маленьком домике близ Хиндхеда. Следуя совету Гамона, я выехал в Марокко для осмотра копей, которые считал его собственностью. Затем мы тайком вернулись в Лондон, потому что он сказал, что для успеха нашего начинания следует оградить его полной тайной и необходимо избежать огласки сделки, связанной с продажей его части предприятия. Я подозревал, что показанные мне рудники на самом деле не имеют никакого отношения к его предприятиям, и он не является их владельцем. Прибыв в Хиндхед, я решил заплатить ему деньги лишь после того, как он докажет, что мои подозрения необоснованы. Я принял меры предосторожности, которые показались мне целесообразными. В Хиндхеде мои подозрения окончательно укрепились, и я отказался вручить ему требуемую сумму. И тогда он запер меня в кухне, поручив охранять меня арабу, привезенному им из Танжера. Они сделали попытку убить меня, и я боюсь, что в следующий раз…»

На этом послание обрывалось. Гамон тщательно сложил этот обвинявший его в отвратительном преступлении документ и сунул его в бумажник. И снова вспомнил слова Джемса Морлека о жадной обезьяне, не решающейся разжать лапу из боязни упустить добычу.

Между тем люди Сади напали на след беглецов, и Сади в сопровождении двух всадников поскакал к речке.

После тщательных розысков им удалось отыскать следы лошади и найти убежище нищего и его жены.

Глава 29. ИЗ ОГНЯ ДА В ПЛАМЯ

Проснувшись, Джоан увидела Сади Гафиза. Он стоял, склонившись над нею, и пристально смотрел ей в лицо.

— Где ваш друг? — спросил Сади, помогая ей встать.

Джоан еще не совсем пробудилась от сна.

— Мой друг? Уж не Абдулу ли имеете вы в виду?

— Ах, вы даже знаете его имя? — вежливо осведомился Сади.

— Что вы хотите от меня?

— Я хочу доставить вас в Танжер к вашим друзьям, — ответил араб, но Джоан поняла, что это ложь.

Она оглянулась в надежде увидеть нищего, но старик исчез, лишь кляча его продолжала пощипывать травку у речки. Сади приказал одному из своих людей привести лошадь и помог девушке сесть в седло.

— Я был очень обеспокоен, — заговорил он на чистейшем английском языке, — когда мистер Гамон рассказал мне о безрассудной своей выходке. Я очень зол на него за это. Вы любите Марокко, леди Джоан? — вдруг спросил он.

— Не особенно, — ответила она.

Он улыбнулся.

— Я так и предполагал, — и взглянув на нее, Сади добавил: — Как вам к лицу арабский костюм! Можно предположить, что вы рождены для того, чтобы его носить.

При других обстоятельствах изысканная манера Сади изъясняться заставила бы ее улыбнуться. Он пошел рядом с ее лошадью, которую вел под уздцы его слуга.

Вскоре они встретили остальную часть отряда Сади, Воины ожидали их у ручья.

— Может быть, и к лучшему, что я не встретил вашего мужа, — многозначительно сказал Сади. — Надеюсь, у вас нет причин жаловаться на него?

Джоан не была расположена беседовать с ним и уклонилась от ответа.

Ее взгляд упал на роскошно оседланного коня, приготовленного для нее. Вне зависимости от того, женился бы на ней Ральф Гамон или нет, ей пришлось бы поехать на этом коне вместе с Сади в его загородный домик.

Сади не отходил от нее ни на шаг, продолжая беседовать на различные темы, и Джоан была поражена его осведомленностью в различных областях знаний и непринужденной манерой излагать свои мысли.

— Я был агентом Гамона в Танжере, быть может, у вас даже сложилось впечатление, что я находился у него на службе? Но мне нравилось работать с ним. Он человек, свободный от угрызений совести и от чувства благодарности.

Незадолго до захода солнца они расположились лагерем. Несмотря на то, что ночи были прохладны, мужчины намеревались спать под открытым небом и разостлали на земле свои бурнусы. Лишь для Джоан разбили палатку.

— В полночь мы снова двинемся в путь, — сказал Сади. — Я хочу прибыть в Танжер до восхода солнца.

Джоан не могла заснуть: она лежала, прислушиваясь к доносившимся до нее голосам, и наблюдала за тенями, отбрасываемыми на палатку отблесками костра.

Понемногу голоса затихли и воцарилась тишина, время от времени нарушаемая лишь ржанием лошадей Джоан взглянула на часы. Было девять вечера. В ее распоряжении оставалось три часа — за это время она могла попытаться спастись бегством.

Она отодвинула полог палатки и увидела перед собою темный силуэт караульного. Этот путь к бегству был отрезан. Она попыталась приподнять край палатки на противоположной стороне, но он был прочно прикреплен кольями к земле. После многократных попыток ей все-таки удалось выдернуть один из кольев и выбраться наружу.

Перед ней расстилалась густая поросль шиповника — в ней можно было укрыться. Бесшумно поползла она к кустам. Джоан сознавала, что ее белое платье привлечет внимание стражи, и ее убежище будет открыто. Но все же, прежде чем арабы заметили беглянку, ей удалось доползти до кустов и укрыться в них. Часовой услышал потрескивание и шорох в кустах и что-то крикнул по-арабски.

В отчаянии Джоан вскочила на ноги и побежала. В темноте она споткнулась о деревцо и упала. Выглянула луна и осветила окрестности. Это облегчило Джоан передвижение, но зато и арабы увидели ее.

В лагере стало шумно — все поднялось на ноги. До слуха девушки доносились вопли взбешенного Сади, затем раздался стук копыт. Сади бросился в погоню за ней, Она знала это и не оглядываясь продолжала бежать. Ее попытка бегства была безрассудной, заранее обреченной на провал: все ближе и ближе раздавался храп лошадей и стук копыт… Еще минута, и всадник, обогнав ее, преградил путь.

— О, моя роза! — вежливо сказал Сади и, соскочив с лошади, заключил ее в объятия. — Не этот путь приведет тебя к счастью… Эта ночь будет принадлежать нам… Я хочу…

— В эту ночь ты умрешь!

Сади обернулся с молниеносной быстротой. Рядом с ним стоял нищий.

Джоан Карстон онемела от изумления и с ужасом уставилась на старика. Да, это был старый нищий, с которым ее заставил обвенчаться Гамон. Но у этого нищего был голос Джемса Морлека!

Глава 30. ВОЛШЕБНОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ

Два выстрела прогремели одновременно, и Сади Гафиз с жалобным воплем упал на землю.

— Скорей на коня! — бросил Джемс, вскочил в седло и быстрым движением посадил Джоан за собой.

— Джемс! — прошептала пораженная девушка.

Сильная лошадь, несмотря на двойную ношу, пустилась вскачь. Джемс оглянулся и увидел, что погоня остановилась — люди Сади, подскакав к раненому, сгрудились около него.

— Мы выиграли десять минут. Если нам улыбнется счастье, то мы спасены.

Джемс поступил очень разумно, предоставив лошади выбрать направление движения, ибо в ночной темноте он не был в состоянии ориентироваться.

Погони не было слышно, но Джемс не строил никаких иллюзий относительно своей безопасности. Если Сади Гафиз был в состоянии отдать приказ, то, несомненно, его люди бросятся преследовать беглецов.

После часовой скачки Джемс заметил, что лошадь начала уставать. Он соскочил с седла.

— Здесь на краю пустыни в прежние времена был арабский сторожевой пост, — сказал он, — но я не уверен в том, что арабы этого поста окажутся для нас менее опасными, чем Сади Гафиз.

Джоан взглянула на него и тщетно пыталась уловить под уродливыми чертами лица нищего черты милого ей лица.

— Неужели это ты, Джемс? — спросила она.

— Да, это я, — ответил он смеясь. — Я хорошо загримировался? В прежние времена мне случалось частенько показываться в этом облике. Если бы Сади был немного умнее, он должен был бы вспомнить об этом. Больше всего хлопот у меня с носом, потому что клей на солнце тает и все время приходится заново клеить себе нос. А все остальное очень просто.

— Но у тебя нет зубов, — сказала она.

— Нет, нет, все зубы на месте! Зубная щетка, немного мыла — и рот снова будет в порядке!

После восхода солнца Джемс подвел лошадь к колодцу, расседлал ее и напоил.

— Я боюсь, что не сумею накормить тебя, — сказал он. — Единственное, что я могу сделать…

И он направился к ручью. Когда вернулся, перед Джоан был уже не уродливый старик, а Джемс Морлек.

— Я не верю своим глазам, — прошептала пораженная девушка. — Боюсь, что все это сон, я проснусь и… — она задрожала при этой мысли.

— Нет, это не сон, — успокоил ее Джемс. — Мы находимся в двух милях от побережья, и вряд ли люди Сади осмелятся преследовать нас здесь.

Джемс был прав. Преследователей не было видно, и они беспрепятственно достигли сторожевого домика.

На сторожевом посту оказался испанский офицер: беглецы достигли полосы побережья, являвшейся зоной испанского влияния.

Джемс переговорил с офицером и объявил Джоан:

— Нам придется направиться отсюда вдоль берега. Испанцы по политическим причинам не могут сопровождать нас до Танжера. Французы тщательно следят за тем, чтобы их соседи не переступали границы. Но я не думаю, чтобы нам угрожала какая-либо опасность.

Вечером они расположились на берегу моря. Вдали виднелись огоньки Танжера. Джемс разостлал полученные у испанцев одеяла у полуразвалившейся сторожки. Устроив на ночлег Джоан, он устроился неподалеку от нее.

Джоан, засыпая, подумала о том, что ее брак с «нищим» является действительным и законным, и это не огорчило ее: она хотела, чтобы этот обряд сохранил свою силу.

Глава 31. РАЛЬФ РАССЧИТЫВАЕТСЯ С ГАФИЗОМ

Сади Гафиза доставили в дом Гамона слуги.

Они громко постучали в ворота. Ральф Гамон поспешил на стук и отворил окно.

Ворота были заперты, и без его разрешения никто не мог попасть в дом. Перед воротами в свете фонаря смутно маячили силуэты. Чей-то пронзительный голос назвал его по имени. Узнав голос Сади Гафиза, Гамон поспешно спустился к привратнику.

— Впусти его, — приказал он.

Увидев Сади, он сообразил, что произошло нечто весьма Серьезное. Он помог раненому пройти в дом и терпеливо выслушивал его стоны. Сади был ранен в плечо.

— Аллах! — стонал Сади. — Почему я не отправил этого проклятого пса в преисподнюю?

Гамон велел позвать рабынь и осмотреть рану.

— Ничего, — резко заметил Сади. — Когда он стрелял в меня в прошлый раз, дела обстояли хуже.

— Что? Когда стрелял в прошлый раз? В вас? — переспросил изумленный Гамон и изменился в лице.

Сади заметил, что в Гамоне произошла какая-то перемена, и не мог понять, что именно повлияло на него.

— Что случилось? — спросил Сади.

— Ничего, — ответил Гамон. — Вы ведь сказали, что…

— Да, я сказал, что в прошлый раз, когда он выстрелил в меня, рана была опаснее.

— Кто же в таком случае стрелял в вас? Уж не нищий ли?

— Да, нищий, — сердито ответил Сади.

Дальнейшее объяснение было прервано появлением сеньоры Гамон. Она принесла перевязочные средства, промыла и забинтовала рану. Когда она удалилась, Гамон возобновил беседу:

— Я никогда бы не подумал, что он мог причинить вам вред — он слаб и немощен с виду. И вы мне не говорили, что знакомы с ним.

— Я не подозревал, что знаю его, — ответил Сади, — или, вернее, что и вы его знаете. Должен вам сказать, что мистер Морлек мой давний враг.

Гамон вздрогнул.

— Вы ведь говорили только что о нищем, — сказал он и нахмурился. — Я так взволнован… вы ведь говорили о нищем Абдулле?

— Я говорил о мистере Морлеке, — простонал Сади. — Это вы ухитрились сегодня утром обвенчать его с леди Джоан.

Гамон онемел от изумления. Новость, сообщенная ему, показалась настолько дикой, что он не мог постичь ее. Смущенно провел он рукой по лбу.

— Это мне совершенно непонятно, — сказал он беспомощно. — Нищий был не кто иной, как Морлек? Но это же невозможно. Нищий — совершенно дряхлый беспомощный старик.

— Если бы у вас были глаза и мозги хотя бы месячного теленка, — с горечью сказал Сади, — то вы сообразили бы, с кем имеете дело. В свое время, когда он состоял в Марокко на дипломатической службе, то неоднократно появлялся в таком виде.

Гамон бессильно опустился на диван.

— Так значит нищий оказался Морлеком… и я их обвенчал, — прошептал он, совершенно убитый этим известием.

Это было выше сил Гамона. Он разразился истерическим хохотом, и Сади, хорошо разбиравшийся в людях, почувствовал, что Гамон близок к безумию.

— Почему он вас преследует? — осведомился Сади, когда Гамон понемногу пришел в себя.

— Он хочет завладеть документом, который хранится у меня, — возбужденно заговорил Гамон. Гамон был так возбужден, что Сади счел его пьяным.

— Вы думаете, что я пьян? — продолжал Гамон, словно угадав мысль Сади. — Это не так. Я еще никогда не был более трезв, чем сейчас.

С этими словами он покинул Сади и удалился в соседнюю комнату.

Сади, оставшись в одиночестве, стал раздумывать над сложившимся положением. Если за Гамоном охотится английский полицейский офицер, то нужно сделать так, чтобы он попал к нему в руки: Гамон должен исчезнуть. Лишь таким образом мог бы Сади реабилитировать себя перед лицами, от которых зависел. Гамон перестал для него быть дойной коровой. Сади предполагал, что Ральф близок к падению и что его средства для борьбы иссякли. Хитрый араб хорошо разбирался в таких вопросах, и ночь ушла у него на размышления. Рана беспокоила его и не давала спать.

Утром он поднялся со своего ложа и отправился разыскивать хозяина.

Гамон находился в комнате, предназначавшейся для Джоан. Он заснул, сидя в кресле; голова его покоилась на столе. Рядом с ним лежал его бумажник, и Сади бесшумно просмотрел его содержимое.

В бумажнике он обнаружил несколько чеков на имя Джека Броуна и какую-то вчетверо сложенную бумагу.

Гамон проснулся и медленно поднял голову со стола.

Сади не заметил его пробуждения, углубленный в чтение.

— После того, как вы закончите читать, я попрошу вас вернуть мне мою собственность, — сказал Ральф.

Сади, нимало не смутясь, сложил бумагу и положил ее в бумажник.

— Теперь мне ваше положение доподлинно известно, и я понимаю, чего вам приходится опасаться. Этот документ приведет вас на виселицу. Почему вы его не уничтожите?

— А кто разрешил вам знакомиться с ним? — спросил Гамон, и глаза его загорелись злобой. — Кто пригласил вас подглядывать и следить за мною?

— Вы — глупец! У меня отчаянная боль в руке, и я не мог заснуть. Я хотел побеседовать с вами и думал, что застану вас в постели.

Ральф медленно собрал документы, лежащие перед ним на столе.

— Я допустил ошибку, оставив здесь свои документы, и теперь вы знаете мою тайну, — сказал он.

— Но зачем вы храните этот опасный документ?

— Он мне нужен, — ответил Ральф и сердито запрятал в карман бумажник.

Сади удалился.

*  *  *

Под вечер Гамон заметил, что один из людей Сади оседлал коня и повел второго под уздцы.

Гамон понял, что таится за этими приготовлениями. Этот человек должен был в спешном порядке скакать в Танжер и взял с собой вторую лошадь, чтобы иметь возможность менять коней по дороге.

Не было сомнения в том, зачем Сади отправляет его в Танжер.

Ральф Гамон усмехнулся. По какой-то совершенно непонятной причине увиденное доставило ему радость.

Сади Гафиз пытался любой ценой спасти свою шкуру. Через два-три дня гонец из Танжера мог доставить разрешение арестовать Гамона, тогда Сади привезет его в Танжер и выдаст суду.

Гамон глубоко вздохнул и бессознательно дотронулся до бумажника. В этом доме не было несгораемых шкафов и сейфов, в которых можно было спрятать опасный документ. Одной спички было достаточно для того, чтобы освободиться от тяготевшей над ним опасности, — но он не мог и не хотел уничтожать этого документа.

Он слишком хорошо знал себя, чтобы понимать, что это было для него немыслимо.

Гамон направился в конюшню и вызвал своего конюха.

— Сегодня я собираюсь предпринять небольшую поездку, но хочу, чтобы об этом никто не знал. Ты приведешь мою лошадь к перекрестку у ручья. Мы поедем к побережью, по направлению к испанской зоне. Ты получишь от меня тысячу песет и если будешь держать язык за зубами, то тебе суждено получить и вторую тысячу.

— О, господин, ты зашил мне рот золотой нитью, — высокопарно ответил араб.

Гамон вернулся в дом и поужинал в обществе Сади. Тот был в хорошем настроении.

— Вы полагаете, что беглецы достигли Танжера? — осведомился Гамон.

— В этом нет никаких сомнений. Но у меня есть очень веское оправдание. Я сказал леди Джоан, что доставлю ее к друзьям. Я ничем не оскорбил ее и думаю, что консул удовлетворится моими объяснениями. А в том, что она вздумала среди ночи бежать, а я стрелял в нищего, ничего предосудительного нет. Я не знал, что этот нищий мистер Морлек. Для меня он был всего лишь старым попрошайкой, от которого я хотел освободить девушку. Разумеется, консульство удовлетворится моими объяснениями.

— А как вы думаете, я могу предоставить им удовлетворительное объяснение моих поступков? — спросил Гамон и злобно посмотрел на Сади.

Сади пожал плечами и застонал — рана продолжала его беспокоить.

— Вы богатый и влиятельный человек, — сказал он, уклоняясь от прямого ответа, — а я всего-навсего лишь бедный шейх, которому приходится опасаться иностранцев. Завтра я возвращаюсь в Танжер. А что вы намерены предпринять?

— Пожалуй, я также отправлюсь завтра в Танжер, — ответил Гамон, не сводя глаз с Сади.

Сади беспокойно заерзал на стуле.

— Одному Аллаху известно, что произойдет завтра, — философски заметил он.

Затем собеседники попрощались и пошли спать.

Часы пробили полночь. Гамон в костюме для верховой езды бесшумно спустился по лестнице и прокрался в комнату Сади. На ногах у Гамона, поверх сапог, были резиновые галоши, заглушавшие его шаги. Бесшумно он отворил дверь.

В комнате раненого слабо брезжил свет. Гамон прислушался к ровному дыханию спящего и. вынув из кармана острый кинжал, прокрался к ложу Сади. Он пробыл в комнате Сади не более двух минут. Потушив свет, вышел из комнаты и направился к воротам.

Гамон безостановочно скакал два часа, прежде чем решил позволить себе небольшой отдых. Его слуга приготовил поесть.

Когда Гамон приблизился к костру, разведенному слугой, последний воскликнул:

— О, господин, я вижу у тебя на руках кровь!

— Пустяки! — спокойно ответил Гамон. — Сегодня вечером в моем собственном доме меня хотела загрызть собака, и я убил ее.

Глава 32. ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРОПАВШЕЙ

Жаркое солнце обжигало Танжер. Море казалось растопленным золотом — оно было прекрасно, и глаз не мог оторваться от чарующей красоты озаренного солнцем водного пространства.

Но два пожилых господина, восседавшие на террасе отеля, не склонны были уделять внимание красотам природы. Один из них был пришиблен выпавшим на его долю горем, а второй искренно сочувствовал ему.

Из Кадикса прибыл пакетбот, и пассажиры, направлявшиеся в Европу, поспешили на лодках переправиться на пароход.

— Я предупредил, что лишен возможности проводить ее на пароход. Надеюсь, что это не особенно огорчит ее, — сказал капитан Уэллинг.

— О ком вы говорите? О Лидии Гамон?

Уэллинг кивнул головой.

— Она будет рада, когда Танжер растает на горизонте. Право, мне жаль ее, у нее неплохие задатки.

— Неплохие задатки имеются у всех женщин, — заметил лорд. — По крайней мере, я убежден в этом.

— У вас нет никаких новых сведений? — поинтересовался капитан.

Лорд Крейз покачал головой, и его взгляд застыл на великолепной яхте, покачивавшейся на волнах залива.

— Вы намереваетесь здесь ожидать дальнейших сообщений?

— Да, — ответил опечаленный лорд. — А что намерены предпринять вы?

— Я прибыл сюда расследовать начальный период деятельности Гамона и обстоятельства, при которых он разбогател. В настоящее время мне удалось устранить все неясности, и у меня имеются все данные о его деятельности.

Гамон основал ряд мошеннических акционерных обществ, и люди, доверившиеся его щедрым обещаниям, потеряли свои сбережения. Затем в качестве гостя он привез в Марокко какого-то богатого англичанина. Они оба жили в доме Сади Гафиза, пробыли здесь около двух недель и уехали. Я установил, что его гость уплатил ему большую сумму денег, соответствующую справку я получил в Лионском Кредите. Англичанин уплатил пятьдесят тысяч фунтов в качестве задатка.

— За что? — осведомился лорд Крейз, заинтересовавшийся рассказом Уэллинга.

— А вот это я еще не выяснил. Впоследствии Гамон должен был получить еще более крупную сумму.

— Вы не знаете, кто был этот таинственный англичанин?

Сыщик покачал головой.

— Нет, этого я не знаю.

Лорд перевел разговор на тему, интересовавшую его.

— Капитан Уэллинг, — сказал он с горечью, — если правительство этой проклятой страны завтра ничего не предпримет для того, чтобы вернуть мне Джоан, то я на свой собственный риск снаряжу экспедицию вглубь страны. И если мне удастся поймать Гамона, то ему придет конец.

Уэллинг продолжал курить.

— Если Джемсу Морлеку не удастся ее найти, то и ваши попытки окажутся безрезультатными, — заметил он.

— А где он находится?

— Никто ничего определенного не знает. Установлено лишь, что опустившийся пьянчуга-англичанин, живущий у портного, пропадал в течение двух дней. У меня предчувствие, что он замешан в эту историю. Я попытался расспросить его, но он был в таком сонном состоянии, что мне не удалось ничего добиться от него.

Рассуждения его были прерваны новым обстоятельством. Они заметили вдали двух всадников, скакавших вдоль берега.

— Странно, — сказал Уэллинг, — арабы редко появляются на людях в обществе женщины.

— Разве вы видите там женщину? — спросил лорд Крейз.

— Мне так кажется, — ответил Уэллинг, разглядывая всадников в бинокль. — Она сидит в седле по-женски.

Один из всадников приветливо махнул им рукой.

— Неужели это предназначалось нам? — спросил удивленный лорд.

— По-видимому, да, — ответил Уэллинг.

Лорд Крейз выхватил бинокль и побледнел.

— Это невозможно, — прошептал он. Голос его задрожал, он стремглав сбежал с лестницы и выбежал на дорогу в то же мгновение, когда всадники подъехали к отелю.

Изумленный Уэллинг увидел, как арабская женщина соскочила с лошади и бросилась в объятия лорда.

Лорд, поздоровавшись с нею, приветливо поздоровался и с ее спутником.

— Если это не Джемс Морлек, то я — негр, — сказал, обращаясь к самому себе, Уэллинг.

И он спустился вниз поздороваться с вновь прибывшими.

Появление всадников привлекло внимание арабов, и они неодобрительно взирали на странное поведение девушки в арабском костюме.

— Я не обращаю на них внимания, — сказала весело Джоан. — Я так счастлива…

Час спустя оживленная и радостная компания сидела за столом и обедала. После обеда Уэллинг удалился и вскоре вернулся с известием, что паша по доносу Сади Гафиза выслал отряд солдат арестовать Гамона.

— Это значит, что Сади пытается реабилитировать себя, — пояснил Джемс. — Все-таки я рад, что не убил его. — И, обращаясь к лорду Крейзу, добавил: — Лучше всего было бы, если бы вы увезли леди Джоан из Марокко.

— Мы отплывем сегодня вечером, — ответил лорд, — и если бы даже в Бискайском заливе был шторм, то и это не остановило бы нас. Мы плывем прямо в Соутгемптон. Вы поедете с нами, Морлек?

Джемс покачал головой.

— Нет, мне придется побыть здесь, — спокойно ответил, он. — Я прибыл сюда для того, чтобы решить две задачи. Одна из них решена, но вторая еще подлежит решению.

— Вы имеете в виду Гамона?

Джемс кивнул головой.

— Но я не могу вас оставить здесь одного, — выразительно сказала Джоан. — Теперь я вправе просить вас вернуться с нами.

Но Джемс был непреклонен. На следующий день после отплытия яхты он получил сообщение о смерти Сади Гафиза и бегстве убийцы. Проклиная себя за то, что остался в Марокко, он вылетел на самолете в Кадикс, рассчитывая нагнать яхту. Но, увы, в Кадикс он прилетел после ухода яхты. Джемс с первым же поездом выехал в Мадрид, а затем в Соутгемптон, рассчитывая там встретить Джоан.

Глава 33. БЕННОКУАЙТ ЯВЛЯЕТСЯ ЗА ГОНОРАРОМ

Джемс сидел у себя в кабинете и, покуривая трубку, просматривал вечернюю газету. У ног его лежал, вытянув лапы, терьер.

Словно приняв какое-то решение, Джемс поднялся с места и, подойдя к книжному шкафу, вынул большой атлас. Отыскав карту Марокко, он начертал на ней карандашом путь, по которому мог бежать Гамон.

За этим занятием его застал Уэллинг.

— Вы разрабатываете маршрут свадебной поездки? — спросил он.

Джемс покраснел.

— Нет, об этом я и не помышляю, — ответил он недовольным тоном.

— В таком случае вы напрасно портите атлас, — сказал Уэллинг. — Интересующий вас человек жив и дал о себе знать.

— Вы имеете в виду Гамона? — спросил Джемс.

— Совершенно верно. Он предъявил в Танжере два чека на весьма крупные суммы. Они были выписаны на подложное имя. У Гамона в ряде банков имеются текущие счета. Нелегко было установить, какие именно счета принадлежат Гамону, но в конце концов удалось и это сделать. Разумеется, по этим чекам были выплачены соответствующие суммы, и чеки были пересланы в Англию.

— В таком случае он снова возвратился в Танжер?

— Это сомнительно. Я думаю, что вы правы, предполагая, что он скрылся через испанские владения. От Танжера до Тетуана всего лишь шаг. Насколько мне известно, оба города поддерживают пароходное сообщение с Гибралтаром.

— Если у него есть хоть капля рассудка, то он останется в испанских владениях.

— Нет, этого я не ожидаю от него. Пребывание в Танжере сопряжено для него с большой опасностью, потому что, помимо всего, ему грозит обвинение в убийстве Сади Гафиза. Он позаботился получить деньги, и это подсказывает мне, что он собирается при первой возможности покинуть Танжер. И, очевидно, в настоящее время его уже нет в городе. Сегодня утром я делал примерно то же самое, что вы делаете сейчас — мой атлас также исчерчен, но я наметил все мыслимые пути бегства.

— И куда он, по-вашему, бежал?

— По-моему, его путь: Гибралтар, Генуя или Неаполь, Оттуда в Нью-Йорк или в Новый Орлеан. Далее в Лондон или в Кадикс. И затем из Кадикса сюда.

— Неужели вы думаете, что он осмелится приехать в Англию? — изумился Джемс.

— Несомненно, — ответил Уэллинг. — Он приедет, и мы не сможем поймать его.

Джемс отложил атлас в сторону и откинулся на спинку кресла.

— Вы хотите сказать, что нам не удастся его поймать?

— Нет, поймать его нам удастся, но у нас нет достаточно веских улик против него. Если мы не получим о нем дополнительные сведения, то не суждено и послать его на виселицу. Он безумен, Морлек. Я получил протокол врачебного осмотра трупа Сади Гафиза и как специалист по судебной медицине смею утверждать, что Ральф Гамон не в своем уме. Он третий по счету душевнобольной в этом деле.

Джемс закурил.

— Надо полагать, что один из трех это я?

— Нет, вас я не причисляю к ним. Первым безумцем был Фаррингтоном, вторым Беннокуайт, без всякого сомнения ненормальный субъект, и третьим — Гамон.

— Мне кажется, ваше утверждение наиболее справедливо в отношении Беннокуайта, — заметил Джемс.

— Его сейчас нет в Танжере, — продолжал Уэллинг. — Английский посол предъявил ему требование в течение двадцати четырех часов покинуть город. Чем было вызвано это требование, мне точно неизвестно, но очень возможно, что решающую роль в этом сыграли ваши донесения о нем. Он направился в Алжезирас, но испанцы тоже выслали его. Он уехал в Париж, а затем в Лондон.

— Откуда вам это известно? — спросил изумленный Джемс.

— Я не выпускал его из виду. Он остановился в скромной гостинице на Стемфорд-стрит. Это совершенно исключительная личность. На свои средства он выстроил три церкви, основал сиротский дом и свел с пути истины большее количество людей, чем кто бы то ни было.

— Почему вы не поселились в Старом Доме? — спросил Уэллинг помолчав.

— Я предпочитаю жить в городе. В пригороде еще слишком холодно, — ответил Джемс, но его возражение прозвучало очень неубедительно.

— А кого вы боитесь? — осведомился Уэллинг. — Молодой и красивой девушки?

— Я никого не боюсь, — ответил покраснев Джемс.

— Кроме Джоан Карстон, мой милый!

И Уэллинг был прав.

Джемс проводил его до двери и снова занялся атласом. Но весь его интерес к этому занятию пропал и, вздохнув, он поставил атлас на место.

Да, он боялся Джоан, так как не понимал ее отношения к происшедшему. Он опасался, что теперь, когда все треволнения и страхи миновали, она решит, что он прибег к переодеванию для того, чтобы обмануть ее. Он боялся, что это венчание не будет иметь законной силы; впрочем, в не меньшей степени его беспокоила и мысль о том, что венчание может оказаться действительным.

Он мог бы последовать приглашению Джоан и явиться к ним в Крейз, но пока не осмелился этого сделать.

Снова прозвучал звонок, и вошедший Бинджер доложил:

— С вами желает говорить неизвестный мне господин.

— Кто?

— Если не ошибаюсь, то он пьян.

— Кто он?

— Если не ошибаюсь, он образец алкоголика.

Джемс удивленно взглянул на него.

— Он вам не назвал своего имени?

— Нет, он назвался Беннокуайтом, — выразительно сказал Бинджер, — но я почти уверен, что это вымышленное имя. Следует ли мне сказать, что вас нет дома?

— Впустите его. Его действительно зовут Беннокуайт.

Джемс увидел, что Беннокуайт изменился в очень слабой степени. Он несколько приоделся, надел воротничок и повязался галстуком, но и то и другое было далеко не первой свежести.

— Добрый вечер, Морлек, — обратился он к Джемсу. — Мне кажется, что мы уже встречались.

— Не угодно ли вам присесть? — серьезно сказал Джемс. — Вы можете идти, — добавил он, обращаясь к Бинджеру.

— Я получил ваш адрес от нашего общего друга, — продолжал пьяница.

— Вы, очевидно, имеете в виду телефонную книгу. Я полагаю, что наши общие знакомые ограничиваются Абдуллой — портным в Танжере, кстати сказать, очень толковым человеком.

Беннокуайт достал из жилетного кармана монокль и вставил его в глаз. Затем, самодовольно оглядев Джемса, продолжал:

— Этот араб очень милый, хотя и ограниченный человек. Я всегда удивлялся его прилежанию.

И разгладив рыжую бороду, он оглядел убранство комнаты.

— Здесь очень мило. Напоминает Марокко. Особенно хорош потолок.

Джемс с нетерпением ожидал выяснения причины, побудившей Беннокуайта прийти к нему.

— Я выполнил для вас обряд венчания, мистер Морлек, — продолжал Беннокуайт, — это, разумеется, мелочь, но в настоящее время я нахожусь в таких обстоятельствах, когда вынужден считаться даже с мелочами. Нужда не знает преград. Хоть я в момент венчания и не подозревал, кто является женихом, но потом узнал, что жених был не нищим, а, если мне позволено будет так выразиться, во всех отношениях достойным и привлекательным джентльменом. Мне очень неприятно, что я должен просить вас об оплате этого обряда, рассчитывая на некоторое количество звонкой монеты. Человек вашего положения в обществе не будет возражать, если я положу плату за совершение обряда в размере пять фунтов. Я мог бы заработать и большую сумму, если бы вздумал написать небольшую юмористическую статейку — одну из тех, что так удавались мне в годы моего пребывания в Оксфорде. И я убежден, что в «Мегафоне» эта статья…

— Одним словом, вы хотите предать гласности все происшедшее, если я вам не уплачу пять фунтов?

— Нет, нет! Так нельзя ставить вопрос — это было бы вымогательством, — любезно возразил Беннокуайт. — Я откровенно признаюсь вам, что стал слишком ленив для того, чтобы написать статью. Голубчик, я буду очень рад, если вы дадите мне немного денег… У меня нет намерения писать об этом. — И снова он отвесил вежливый поклон.

Джемс вынул из бумажника банкноту и протянул ее Беннокуайту:

— Мистер Беннокуайт, порой я задаю себе вопрос — в порядке ли ваши мыслительные способности?

— Что вы сказали? — переспросил Беннокуайт, сделав вид, что не расслышал слов Джемса. — Не утратил ли я способность мыслить? Разумеется, нет. Но я живу мгновением, сегодняшним днем, и когда мне хорошо — я счастлив, когда мне скверно — я грущу. И так я прожил всю свою жизнь.

— У вас никогда не было угрызений совести?

Беннокуайт спрятал в жилетный карман деньги и улыбнулся.

— Я еще встречусь с вами, — сказал он и поднялся с места.

— Если вы вздумаете вторично явиться ко мне, то я вас выкину вон, — спокойно сказал ему Джемс. — Я очень сожалею, что мне приходится говорить это человеку, некогда занимавшему высокое положение, но вы просто невыносимы.

Гость, закинув голову, весело расхохотался и направился к двери… Бинджер, распахнувший перед ним дверь, остолбенел, не понимая причины его веселья.

После ухода Беннокуайта, Джемс вызвал Бинджера и велел ему проветрить комнату.

Взглянув на часы, он увидел, что уже восемь часов вечера. Бинджер был неважным поваром, а Ахмед еще не возвратился из Касабланки. Поэтому у Джемса появилась привычка ужинать в маленьком ресторане в Сохо. Но сегодня у него не было никакого желания пойти в ресторан. Он истосковался по домашнему столу, ему захотелось поесть в хорошо обставленной столовой, посидеть у весело трещащего камина.

Поэтому он сказал Бинджеру:

— Позвоните по телефону Кливеру и сообщите ему, что я приеду сегодня вечером. Пусть он приготовит хорошо поджаренный бифштекс, паштет и пудинг. И пусть он позаботится о пиве.

— Вы хотите уехать сегодня? — не веря своим ушам переспросил Бинджер. — Но уже восемь часов вечера!

— Мне это совершенно безразлично. Я поехал бы, даже если бы сейчас было восемьдесят часов вечера!

И Джемс выехал к себе в имение. Холодный ветер обвевал его лицо. Его прикосновение было Джемсу отраднее раскаленного дыхания пустыни, приятнее теплого дуновения южного зефира. Было холодно — вскоре должен был выпасть первый снег. Он заметил на оконном стекле машины снежинку и, действительно, южнее Горшема уже выпал снег. Дорога покрылась белоснежным одеялом. Это наполнило его душу счастьем. Зимой только безумцы, по мнению Джемса, могли оставаться в городе.

Кливер торжественно приветствовал своего господина и бережно снял с него мокрый плащ.

— Ужин готов, сэр, — сказал он. — Вам угодно, чтобы я подавал?

— Да. Все в порядке? — спросил Джемс.

— Все, сэр. Две недели тому назад на ферме загорелся стог сена…

— Это меня в данную минуту не интересует, — перебил его Джемс. — Неужели у вас ничего не случилось за все время моего отсутствия?

— Нет, — серьезно ответил Кливер. — У ангорской кошки родилась четверка котят и немного поднялась цена на уголь. А больше ничего не случилось. Жизнь в деревне очень однообразна.

— И вы также полагаете, что в городе жить веселее? — осведомился Джемс, устраиваясь поудобнее у камина. — В таком случае советую вам выбить эту мысль из головы. Я сегодня пришел к выводу, что единственная сносная жизнь — только в деревне. Разведите огонь у меня в спальне. Включите все лампы в моем кабинете, одерните все занавеси и не вздумайте закрывать ставни.

*  *  *

Джоан, прежде чем лечь в постель, по обыкновению бросила взгляд по направлению к Старому Дому.

Увидев иллюминацию, она прошептала:

— Так все-таки ты вернулся, — и послала освещенным огнями окнам воздушный поцелуй.

Глава 34. ЭПИДЕМИЧЕСКОЕ ОТСУТСТВИЕ АППЕТИТА

— Более всего меня заботит судьба нашего имения, — сказал лорд Крейз за завтраком, обращаясь к Джоан.

— Но почему тебя это беспокоит?

— Что произойдет, если этого отвратительного негодяя поймают, осудят и повесят? Кто наследует имение?

Джоан над этим вопросом до этих пор не задумывалась.

— Я думаю, что имение наследует его сестра, — заметила она.

— И я того же мнения, — согласился лорд Крейз. — Меня это очень беспокоит, моя дорогая.

— Ты в самом деле продал это имение?

— Нет, но Гамон одолжил мне сумму, которую я ему ни при каких обстоятельствах не могу отдать. Рано или поздно это имение попадет ему в руки. Я лишь внес в договор пункт, что сохраняю имение в своем пожизненном пользовании.

И он назвал сумму. У Джоан перехватило дыхание.

— Что же ты сделал с такой кучей денег? — в ужасе воскликнула она.

Но лорд Крейз поспешил переменить тему разговора.

— Мне кажется, что Джемс Морлек приехал. Почему он нас не навестил до сих пор? Нынешние молодые люди совершенно не похожи на молодежь моего времени. Я, однако, не хочу этим сказать, что причисляю Джемса к молодежи. На мой взгляд, ему пятьдесят лет…

— Пятьдесят лет? — воскликнула Джоан. — Ему не больше тридцати.

— Между тридцатью и пятьюдесятью годами не такая большая разница. Это ты поймешь, когда достигнешь моего возраста. Я послал ему, приглашение к завтраку, но, по-видимому, он еще не проснулся.

— Он встает в шесть часов утра, — ответила девушка, — то есть, гораздо раньше тебя.

— Я не раз помышлял о том, что следовало бы вставать рано, но не могу отказаться от моих привычек. Откуда тебе известно, когда он просыпается?

— Он мне рассказал об этом в Марокко, — ответила Джоан.

В то же мгновение на пороге показался человек, который был предметом их беседы.

Джемс Морлек чувствовал себя очень неловко, и поведение Джоан ни в какой степени не способствовало уничтожению этой неловкости. Казалось, что она не обращает на него никакого внимания и даже не слушает его рассказ о том, что он делал в Лондоне.

— Но почему вы не известили нас о приезде? — спросил лорд. — Джоан…

— Оставь меня в покое, — перебила его девушка. — Мистер Морлек не интересуется моими делами и мной.

— Напротив, я очень интересуюсь ими, но я, как уже сказал, был очень занят.

— Надеюсь, вы выполнили все, что надлежало? — несколько резко заметила Джоан. — А теперь я пойду на молочную ферму. И прошу не провожать меня, потому что в течение ближайших двух часов я буду очень занята.

— Вы пообедаете с нами, Морлек?

— Как можешь ты предъявлять мистеру Морлеку такие требования, отец? Не можешь же ты предполагать, что мистер Морлек, приехав сюда из Лондона, свой первый день целиком проведет в нашем обществе? Мы нарушаем весь его домашний распорядок. Кливер никогда нам не простит этого.

Лорд Крейз мрачно взглянул на Джемса после того, как ушла Джоан.

— Вы останетесь здесь и на время охоты?

— Вряд ли. — Джемс был разочарован, хотя и пытался это скрыть. — Я приехал сюда для того, чтобы привести в порядок некоторые дела, связанные со Старым Домом. На следующей неделе я уезжаю в Америку, — добавил он.

— Это очень интересная страна, — заметил лорд, не заботясь о том, что приличия требовали, чтобы он выразил сожаление по поводу спешного отъезда Джемса.

Джемс вернулся домой в самом отвратительном настроении.

Джоан явилась после ухода Морлека.

— Где мистер Морлек? — спросила она.

— Он пошел домой. Ты ведь лишила его возможности остаться здесь, — заметил лорд и спокойно развернул салфетку.

— Я надеюсь, что он останется у нас к обеду.

Лорд Крейз удивленно взглянул на дочь. Ему было непонятна непоследовательность ее поступков.

— Ты ведь знала, что он не останется у нас обедать, — сказал он. — Как мог он, благовоспитанный человек, остаться у нас после того, как ты нелюбезно обошлась с ним? Я завтра поеду в Лондон, чтобы попрощаться с ним.

— Куда он уезжает?

— В Америку… Кажется в Южную Америку… Он сказал мне, что намеревается пробыть там не менее десятка лет.

— Он это сказал?

— Собственно, он этого не сказал, — заметил лорд, — но это вытекало из смысла всего им сказанного. Он находит жизнь в Крейзе скучной и надеется, что охота на исполинских боа-кострикторов в Южной Америке на берегу Амазонки внесет некоторое разнообразие и оживление в его жизнь. Во всяком случае он твердо решил уехать.

— Отец, он в самом деле собирается покинуть нас?

Лорд устало вздохнул.

— Я тебе уже дважды сказал об этом. Он уезжает в Америку. Но ты ничего не ешь. У тебя нет аппетита? Ты, должно быть, пила молоко, а после молока не хочется есть. От молока полнеют.

— Я не пила молока, просто у меня нет аппетита!

— В таком случае тебе следует обратиться к врачу.

Джоан ничего не ответила, и обед прошел в молчании.

— Я не верю, что он уедет, — сказала наконец Джоан.

— Кто?

— А о ком, по твоему, мы говорили только что?

— Мне кажется, мы в течение четверти часа вообще не говорили, а молчали, — заметил лорд. — В последнее время ты вообще стала очень молчаливой. Мне еще никогда не приходилось обедать в обществе такой неинтересной собеседницы. Можешь не сомневаться в этом — он действительно уезжает.

Джоан попыталась сделать равнодушное лицо.

— И все-таки я не верю в это. Я голодна и не вижу на столе ничего съедобного. Ненавижу баранину.

Отец тяжело вздохнул.

— В таком случае ступай к нему в Старый Дом, пообедай в его обществе, а, кстати, сообщи ему, что ты с каждым днем все более и более действуешь мне на нервы, и что ты стала за последнее время совершенно невыносимой. Хотел бы я знать, станешь ли ты с годами лучше или нет. У нас в семье имелась тетка Джемима — так та, как и ты…

Но Джоан не склонна была беседовать о свойствах тетки Джемимы и поспешила удалиться.

Лорд Крейз направился к себе в кабинет и, подойдя к окну, увидел, как Джоан направилась в Старый Дом. Он задумчиво покачал головой.

В последнее время с Джоан не было сладу.

*  *  *

— Благодарю вас, Кливер, — сказал Джемс. — У меня нет аппетита, я не буду сегодня обедать.

— Но вы ведь вчера вечером сами изволили заказать мне обед.

— Я не хочу есть, — раздраженно заметил Джемс и сердито заворошил кочергой в камине.

— Джен Смит! — услышал он голос Джоан из-за двери. — Я сама докладываю о своем появлении.

Она сбросила плащ и сняла шляпу.

— Вы уже обедали?

— Нет, я не голоден.

— Джемс, ты в самом деле собираешься уехать в Америку?

— Я не знаю… Во всяком случае, я решил уехать из этого проклятого места, — мрачно заявил он. — Я не могу выносить провинциальную жизнь. Мне надоел этот снег, а завывание ветра действует на нервы.

— А я тебе говорю, что ты не уедешь. Ты останешься в Крейзе — я так решила.

И сказав это, она намазала себе ломоть хлеба маслом и жадно принялась за еду. Джоан основательно проголодалась.

— Разве тебя дома не кормят? — удивленно спросил Джемс, взглянув на нее.

— Что с нами обоими станется? — спросила она вместо того, чтобы ответить на его вопрос.

— Ты имеешь в виду _нас_?

— Да. Я имею в виду наше венчание. Я была у адвоката, и он мне сказал, что не может быть никаких сомнений в действительности нашего брака. Затем я пошла к другому адвокату, и он мне сказал, что нет никаких оснований считать меня вступившей в брак.

— Ты в самом деле была…

— На самом деле я не ходила к адвокатам, но написала в редакции двух газет, дающих своим читателям бесплатные юридические консультации. Что мы предпримем?

— А что ты хочешь предпринять?

— Я хочу развестись с тобой! — спокойно заявила она. — Разумеется, мне это не совсем приятно из-за общественного мнения, но мы можем заявить, что не сошлись характерами.

— Но в этой стране это недостаточно веский повод для развода.

— В таком случае я не знаю, что предпринять.

— Но ведь есть иной выход из положения, миссис Морлек, — сказал Джемс.

— Ради Бога, не называй меня миссис Морлек, в худшем случае я — леди Джоан Морлек. Но, Джемс, ты в самом деле решил уехать в Америку?

— Я детально ознакомился с нашим вопросом; и адвокат сообщил мне, что брак недействителен, потому что не было своевременно получено разрешение на брак. Один факт венчания еще не делает его правомочным.

Он заметил на лице девушки разочарование.

— В самом деле это так?

— А ты сожалеешь об этом?

— Нет, этого я не могу утверждать. Мне попросту все это страшно надоело. Ведь в этом случае нам пришлось бы вторично повенчаться, а мне эта церемония приелась…

Кливер, вошедший в это мгновение в комнату, поспешил отвернуться и незаметно выйти. Его присутствие несомненно было лишним…

Глава 35. МНОГОГОВОРЯЩИЕ ЧЕКИ

Всю ночь шел снег. Дорога покрылась глубокой снежной пеленой, но мужчина, углубившийся в свои мысли и рассеянно шагавший по одной из улиц восточной части Лондона, не обращал внимания на погоду.

В этот ранний час улицы были пустынны. Небольшой пароход, доставивший незнакомца в Лондон, причалил в устье Темзы недалеко от Тауэрского моста. Сторож в доках не хотел пропускать незнакомца, но ему удалось убедить его и пройти в город.

Он добрался пешком до Биллинг-Гет и там нашел такси, которое доставило его на Гросвенор-сквер. Улицы по-прежнему были пустынны, и даже постовой полицейский предпочел куда-то спрятаться от холодного ветра и снега.

Незнакомец подошел к дому, вынул из кармана ключ и вошел в подъезд.

Ничто не изменилось. Он продал этот дом, но новый владелец сообщил ему, что в течение ближайшего года не собирается жить в нем. Он прошел в свою бывшую квартиру и убедился, что ничто в ней не изменилось. На столике в одной из комнат лежало начатое рукоделие — он понял, что Лидия Гамон находилась здесь. Поднялся на второй этаж. На лестнице ему попалась горничная, удивленно вытаращившая на него глаза, словно ей встретилось привидение.

Ральф Гамон — ибо это был он — сказал ей:

— Вам нечего болтать о том, что я приехал, — и направился в свою комнату.

Комната утратила прежнюю привлекательность и уютность. На мебели красовались чехлы, ковер был скатан и лежал в стороне, кровать не была постлана. Он сбросил плащ и, взглянув на себя в зеркало, расхохотался.

За дверью послышались шаги, и на пороге показалась Лидия.

— Ральф! — взволнованно прошептала она. — Милли сказала мне, что ты вернулся.

— Она не солгала, — ответил он и странно посмотрел на нее. — Так ты, значит, здесь?

— Да, я возвратилась в Лондон.

— После того, как полиция выяснила у тебя все, что могла обо мне?

— Нет, я ничего им не рассказывала о тебе.

— Я не верю.

— Ральф, я узнала очень неприятную историю. Сади Гафиз убит, и ты находился во время убийства вместе с ним.

— И что же?

— Это правда?

— Я не знал, что он мертв, — сказал он, не глядя ей в глаза. — Но в Лондоне нас не должно интересовать то, что было в Марокко. Меня не могут выдать марокканским властям, а если бы это и было возможно, то как доказать, что я причастен к смерти Сади? Сади Гафиз понес заслуженную кару: я его убил, потому что он оскорбил тебя.

Она знала, что он лжет, но не стала противоречить.

— Здесь была полиция.

— Это понятно: ведь ты все время общалась с капитаном Уэллингом. Я об этом слышал еще во время моего пребывания в Танжере. Впрочем, завтра я навещу его.

— Но, Ральф, ты не сделаешь этого! — И она положила ему на плечо руку.

Ральф резко отбросил ее.

— Я сегодня же пойду к Уэллингу! Я все обдумал за время морского путешествия. Мне надоело вести жизнь преследуемого зверя. Если они что-либо намерены предпринять против меня и у них имеются достаточные улики, то пусть предъявят обвинение и предадут меня суду. А теперь — дай мне поесть.

Она поспешила исполнить его приказание.

Вернувшись к нему, Лидия сказала:

— Я распорядилась, чтобы подали завтрак в твой кабинет.

— Я думаю, полиция перерыла все основательно?

— Нет, они не производили обыска, Ральф. У них даже не было разрешения на обыск.

— У них не было? — И стремительно повернувшись к девушке, он продолжал: — Это значит, что они не уверены в своих предположениях. Я сегодня же разыщу старого Уэллинга… Воображаю, как его удивит мое появление. И затем я отправлюсь в свое владение — в Крейз.

— Ральф, ты с ума сошел, если хочешь явиться в полицию! — боязливо вскричала девушка. — Неужели ты не мог бы где-нибудь укрыться за океаном?

— Нет, я не желаю уезжать отсюда.

И, действительно, капитан Уэллинг был изрядно изумлен, когда дежурный полицейский подал ему визитную карточку, на которой значилось имя Гамона.

— Он здесь? — спросил Уэллинг, не веря своим глазам.

— Да, сэр, он в приемной.

— Попросите его войти, — сказал он, не веря, что Ральф осмелится появиться у него в кабинете.

Но это действительно был Ральф. Словно ни в чем не бывало, он предстал перед ним в безукоризненно сидящем пальто, блестящем цилиндре, и, положив трость на письменный стол полицейского капитана, приветливо улыбнулся.

Уэллинг был поражен, как никогда в жизни.

— С добрым утром, Уэллинг, — сказал Гамон. — Я слышал, что вы пытались меня найти?

— Да, я следил за вами, — медленно ответил Уэллинг, все еще вне себя от изумления.

— Ну, вот и отлично, я и пришел к вам. — Гамон взял стул и уселся поудобнее.

Он сильно постарел за это время — исчезли последние клочки седоватых волос, и голова его стала совершенно лысой.

— Я преследовал вас в связи с вашей поездкой в Марокко, — осторожно заговорил Уэллинг.

— Вы не можете допрашивать меня, пока у вас нет запроса властей того округа, в котором смерть настигла Сади Гафиза. Вы видите, я играю с вами в открытую, — мне доподлинно известно, что вы связываете мое имя с убийством Сади. Сестра рассказала, что вы также пытались поставить мне в вину смерть Фаррингтона. Я могу лишь заявить, что во время его смерти находился в Лондоне, и если вы в состоянии доказать противное, то прошу предъявить мне эти доказательства.

— А что вы можете сказать по поводу убийства, которое произошло в маленьком домике в Хиндхеде? — осведомился Уэллинг.

Ни один мускул не дрогнул на лице Гамона.

— Это для меня новость, — заявил он, — хоть я и знаком с этой местностью. Раньше мне принадлежал один из домов в тех краях.

— Об этом доме я и говорю. Там произошло убийство: убитого переодели в матросскую форму и вынесли на Портсмутскую дорогу. Его тело было обнаружено мистером Джемсом Лейсингтоном Морлеком, как вам уже, должно быть, известно об этом. Я тщательно осмотрел этот домик и обнаружил на стене следы крови.

Ральф попытался улыбнуться.

— И вам удалось также установить, что ответственность за это убийство ложится на меня? — сухо спросил он. — Право, капитан Уэллинг, я не рассчитывал на то, что мне придется обсуждать в отдельности каждое из этих преступлений. Единственное, что я хотел бы выяснить у вас, это следующее, — сказал он и, поднявшись, подошел вплотную к полицейскому. — Собираетесь вы предъявить мне какое-нибудь обвинение, или нет? Ибо если вы собираетесь мне предъявить его, то я затем и явился, чтобы дать на него ответ.

Уэллинг промолчал. Неприятель перенес поле военных действий на его собственную территорию, напал первый, и тем обеспечил себе ряд преимуществ. Гамон требовал начать судебное следствие, зная, что в распоряжении Уэллинга имеется мало улик. До настоящего времени приказа о его аресте не имелось, потому что не было возможности предъявить сколько-нибудь веские обвинения. Даже высшие должностные лица Скотленд-Ярда поколебались бы что-либо предпринять на основании таких скудных данных.

— Все обвинения, о которых шла речь, вы сами выдвигаете против себя, — несколько неуверенно заговорил Уэллинг. — Мы вас ни в чем не обвиняем, вы видите, что я даже не требую, чтобы вы предъявили мне содержимое вашего бумажника…

И он пристально взглянул на Гамона. Если бы Гамон в это мгновение проявил какие-нибудь признаки неуверенности или смущения, если бы он попытался перевести разговор на иную тему, или чем-либо выявить свое волнение, то капитан, не колеблясь ни минуты, предъявил бы ему первое попавшееся обвинение и на основании его задержал бы и подверг обыску. Но ответ Ральфа был достоин всего его поведения. Он вынул из кармана бумажник и швырнул его на стол.

— Прошу вас! И если у вас имеется намерение обыскать меня, то я к вашим услугам.

Уэллинг взял бумажник и просмотрел его содержимое. Затем он вернул его Гамону.

— Благодарю, я не стану вас задерживать, мистер Гамон.

Гамон медленно натянул на руки перчатки и направился к двери.

— Если я вам понадоблюсь, то вы, полагаю, будете знать, где меня искать: я буду или в своем доме на Гросвенор-сквер, или в своем имении в Крейзе.

И Ральф не спеша покинул кабинет Уэллинга.

Дома его ожидала взволнованная Лидия.

— Что тебе сказали в Скотленд-Ярде? — спросила она.

— А что они могли мне сказать? — презрительно усмехнулся он. И, подойдя к письменному столу, вынул чековую книжку и опустился в кресло.

— Я думаю, что твои нервы настолько расстроены, что тебе лучше сегодня же выехать в Париж, — сказал он, обращаясь к Лидии.

Он выписал чек и протянул его сестре. Она взглянула на сумму и ахнула от изумления.

— У тебя имеется в банке такая большая сумма?

— Что же удивительного в этом?

И он выписал второй чек. Этот чек он положил в конверт вместе со своей визитной карточкой. Надписав на конверте адрес, он позвонил.

— Я отпустила дворецкого, — сказала Лидия. — Ты хочешь, чтобы я доставила письмо на почту?

— Нет, это надо будет передать лично, — ответил Ральф. Немного погодя, произнес: — Теперь пойду к своей супруге.

Лидия испуганно переспросила:

— К своей супруге? Я и не знала, что ты женат.

— Я иду к Джоан, — серьезно заметил Ральф.

Лидия после его ухода бросилась к окну и увидела, как Ральф вышел из дому. Он снова переоделся в костюм, в котором прибыл сюда. Прежде, чем Ральф успел сесть в машину и скрыться за поворотом, она поспешила к себе в комнату и накинула пальто: она поняла, что наступила решительная минута.

Глава 36. СЕКРЕТ ГАМОНА

Уэллинг собрался уходить, когда к нему в кабинет вбежала запыхавшаяся Лидия.

— Я должна переговорить с вами, капитан, и немедленно, — бурно воскликнула она. — То, что я должна сообщить, не терпит отлагательства.

— Прошу вас, успокойтесь и отдохните, — любезно предложил Уэллинг.

— Я в отчаянии… я не знаю, что мне предпринять… — сказала молодая женщина.

Он подал ей стакан воды и заставил выпить.

— Я пришла к вам по поводу Ральфа. Он был у вас сегодня утром?

— Да, он был у меня, и я еще никогда не видел его таким гордым и самодовольным. Если он хотел обмануть меня, то ему это удалось как нельзя лучше.

— Затем он возвратился домой, и я никогда не видела его в таком хорошем настроении. Он спросил меня, не собираюсь ли я уехать в Париж, и дал мне чек. Вот он.

И она протянула ему чек. Взглянув на сумму, Уэллинг изумленно свистнул: чек был выписан на миллион фунтов стерлингов.

— А это что такое? — спросил он, заметив в ее руках конверт. На конверте стояло его имя.

— Это тоже от вашего брата? — спросил он нахмурясь.

Она кивнула головой.

Он вскрыл конверт и обнаружил в нем второй чек на миллион фунтов.

— Тут что-то не в порядке. Боюсь, что ваш брат не отдает отчета в своих поступках. Куда он направился?

— Он поехал на автомобиле в Крейз. Он сказал, что едет к своей жене и назвал имя Джоан.

— Вам предстоит перенести много неприятностей, Лидия, — сказал он, — но я постараюсь помочь. Вам придется провести эту ночь в отеле, и никто, даже ваша горничная, не должна знать о том, где вы находитесь. А обедать вы будете в моем обществе.

Она запротестовала, но Уэллинг настоял на своем и успокоился лишь после того, как вещи Лидии были доставлены в отель и он переговорил о ней с дежурным в отеле детективом.

Перед отелем его ожидала полицейская машина, в которой сидели трое полицейских из Скотленд-Ярда.

Сев в машину, он подъехал к дому Морлека. Выйдя из машины, Уэллинг увидел Джемса.

— Прошу вас, войдите в дом, Уэллинг, — крикнул он капитану. — Что случилось?

— Кто-то находится в большой опасности, и я не могу решить, в чем именно она заключается, — ответил Уэллинг и рассказал Джемсу историю миллионных чеков.

Джемс молча выслушал его повествование.

— Я пошлю двух полицейских в дом Крейзов, а третий останется у вас.

— Лучше будет, если все трое отправятся в Крейз — я обойдусь своими силами. Он выехал из Лондона?

— Он уехал сегодня после обеда и с тех пор о нем нет никаких известий.

Снег продолжал валить, и полицейская машина бесшумно подъехала к подъезду дома Крейзов. Лорд Крейз увидел полицейских из окна и поспешил навстречу Уэллингу. Он сразу понял, что произошло нечто серьезное.

— Что произошло? — спросил лорд. — Уж не охотитесь ли вы за Гамоном?

— Да, он снова в Англии и где-то поблизости от вас. Где леди Джоан?

— Она вышла: миссис Корнфорд пригласила ее к обеду.

— Пока мы не упрячем этого негодяя за решетку, вы не должны спускать глаз с леди Джоан. Мы немедленно должны отправиться за ней.

Но Джемс опередил их. Он пошел, увязая по колено в снегу, по направлению к дому миссис Корнфорд и, когда вышел на дорогу, то обнаружил отчетливые следы Джоан. Завидев отпечатки ее резиновой обуви, он испытал глубокое удовлетворение — Джоан находилась где-то поблизости от него.

Но неожиданно следы ее, без всякой видимой причины, свернули с дороги и направились к кустарнику. Удивленный Джемс также свернул с дороги, следы уходили все глубже и глубже в снег, еще раз сменили направление и затем исчезли.

Он тщательно обыскал всю местность и больше нигде не обнаружил следов. И нигде не было видно Джоан.

Неожиданно он напал на другой след — на отпечаток остроносой обуви — это был Гамон! И тогда ему стало ясно, что заставило девушку уклониться в сторону. Она увидела Гамона и попыталась избежать встречи с ним. Джемс рассмотрел следы Гамона и обнаружил, что одни из них вели к дому Крейзов, а другие шли в противоположном направлении. Джемс застегнул наглухо свой плащ, предварительно переложив револьвер в наружный карман, и устремился по следу Гамона к домику миссис Корнфорд.

Вскоре он заметил, что след Гамона уходит в сторону, бросился на дорожку, ведущую в дом, и при первом же взгляде, брошенном на домик, понял, что там произошло нечто необычайное: все окна были плотно прикрыты ставнями. Он постучал в дверь и не получил ответа.

— Вы здесь, миссис Корнфорд? — закричал он и забарабанил изо всех сил кулаками.

— Если вы вздумаете выломать дверь, я застрелю вас, — услышал он в ответ чей-то взволнованный голос.

Это был голос Джоан!

— Джоан, это ты? Это я, Джемс! — закричал он и отступил на несколько шагов с тем, чтобы она могла убедиться в правильности его слов, взглянув в замочную скважину.

В то же мгновение Джемс почувствовал, как что-то сорвало с его головы шляпу. Прогремел выстрел. Он оглянулся по сторонам, но не обнаружил места, из которого его подкарауливала смерть.

Дверь распахнулась.

— Не выходи из дома! — крикнул Джемс и бросился к ней.

Снова прогремел выстрел. Пуля шлепнулась в стену. Джемс стремительно захлопнул за собою дверь.

— Джемс… Я так рада тебе… — прошептала взволнованная Джоан. — Джемс… я так боюсь… это ужасно…

— Ты спряталась в кустах? Я шел по твоему следу… Он видел тебя?

— Он бросился ко мне, когда я подошла к дому. Миссис Корнфорд еще до этого заметила его присутствие и поспешила закрыть все ставни.

Ставни запирались изнутри, и Джемс осторожно попытался открыть одно из окон. В это мгновение пуля разнесла оконное стекло в осколки.

— Я думаю, что лучше будет подождать. Уэллинг услышит выстрелы и придет к нам на помощь. Остается надеяться, что Гамон на основании моего стремительного бегства решит, что я безоружен, и приблизится к дому.

— У тебя нет револьвера? — боязливо осведомилась Джоан.

Он показал ей маленький револьвер.

— Эта штучка весьма безобидна на большом расстоянии и может принести пользу только на близкой дистанции.

Джемс был прав. Гамон предположил, что Джемс, будь он вооружен, не укрылся бы в доме. Также он понимал, что выстрелы неминуемо привлекут внимание обитателей Крейза. В отдалении собралась маленькая группа школьников, привлеченных шумом выстрелов и с удивлением взиравших на происходящее. Гамон должен был спешить со своей местью.

Он выскочил из засады и бросился к дому. Обитатели дома по-прежнему не подавали никаких признаков жизни. В поисках предмета, которым можно было бы разнести дверь, Гамон обратил внимание на бревно, лежавшее неподалеку от дома. Дом задрожал под его ударами. Джемс продолжал стоять на страже у двери — он знал, что дверь выдержит недолго.

— Уходите отсюда, — шепнул он миссис Корнфорд и Джоан, и сам прокрался к кухне, в которой так трагически погиб Фаррингтон.

Гамон нанес двери решительный удар, и она не выдержала — подалась… В то же время он с револьвером в руках переступил порог. Заметив отворенную дверь в соседнюю комнату, он решил, что Джемс находится там.

— Выходи, поганый пес! — вскричал он и выстрелил.

Затем прогремел второй выстрел, и прежде, чем Гамон успел что-либо предпринять, Джемс выскочил из засады за дверью и направил на Гамона свое миниатюрное оружие.

Он нажал курок, но выстрела не последовало. Из дула револьвера вылетел лишь белый дымок, и Гамон тяжело рухнул на землю.

Глаза Джемса слезились, он с трудом дышал. Захлопнув за собою дверь, он поспешил к Джоан, поднесшей ко рту носовой платок.

— Скорей… все окна настежь, — приказал он. И после того, как обе женщины бросились исполнять его приказание, он подошел к потерявшему сознание Гамону. В то же мгновение на дорожке, ведущей в дом, показался Уэллинг со своими людьми.

— Неплохая игрушка? — спросил Джемс, демонстрируя полицейским свое оружие. — Я никогда еще не вкладывал в этот револьвер патронов. Он предназначается для иной цели. При спуске курка из револьвера вылетает облако одурманивающего газа, и вы теряете сознание.

Полицейские надели находящемуся без сознания Гамону наручники и перенесли его в автомобиль. Уэллинг вернулся в дом Крейзов лишь после обеда. Он казался очень утомленным, но глаза его улыбались: он достиг цели.

— Наконец-то я раскрыл тайну Гамона, — сказал он, обращаясь к Джемсу. — И это объясняет мне все. Я удивляюсь. Я удивляюсь, как сразу не догадался в чем дело, когда узнал, что вы взламываете банковские сейфы и кассы. Вы хотели раздобыть документ, уличающий Гамона?

Лорд Крейз стоял у камина и задумчиво глядел на огонь.

— Вы получили наконец этот документ, Уэллинг?

— Вот он, — сказал он и вынул из кармана бумажник Ральфа. — Просто невероятно, что Гамон носил при себе документ, который мог его ежеминутно отправить на виселицу.

— Но почему он его не уничтожил? Почему он не сжег его? — спросил лорд Крейз.

Вместо ответа Уэллинг протянул ему документ. Лорд Крейз прочел его и нахмурился.

— Переверните документ и взгляните на оборот его, — сказал невозмутимый Уэллинг.

Лорд Крейз повиновался и на мгновение застыл в изумлении.

— Боже! — воскликнул он.

Обвинение против Гамона Корнфорд изложил на обороте тратты на Банк Англии. И сумма, проставленная на тратте, составляла сто тысяч фунтов.

*  *  *

В холодный январский день, когда глубокий снег покрыл уже все окрестности и мороз сковал реки, Джоан Карстон и Джемс Морлек вышли из церкви. После обеда новобрачные — ибо наконец-то они были как следует повенчаны — отправились в машине Джемса в Лондон. Джоан изъявила желание поехать через Аскот.

Они остановились недалеко от маленькой часовенки, скрытой от любопытных взоров густым стлаником. Джемс выпрыгнул из машины, и Джоан протянула ему большой букет белых лилий.

— Положи их на алтарь, Джемс, — сказала она, и он послушно кивнул головой. В то мгновение, когда Джемс хотел направиться к алтарю, он заметил у двери часовни чью-то скорчившуюся фигуру. Он поспешил к ней и увидел перед собою холодное, посеревшее лицо.

Какая сумасбродная мысль заставила Беннокуайта возвратиться к этой часовенке, воздвигнутой им во славу Всевышнего, и обрести здесь, на этих холодных ступенях смерть?

Джемс оглянулся по сторонам. Он был один — никто не нарушал уединенной тишины этого уголка в лесу. Он наклонился к мертвому и положил ему на грудь букет белых лилий.

И, обнажив голову, он возвратился к машине — в мир живых, к Джоан.

_____________________________________________________

Уоллес Э. Избранные триллеры: Таинственный двойник; Джентльмен в черной маске; Секрет Гамона: Романы / Пер. с англ.; Худож.-ил. П.Павлов. — Х.: Изд.-коммер. фирма «Гриф», 1995. — 480 с. — (Серия «Классика триллера») — ISBN 5-7707-7072-4

_____________________________________________________

До збірки вибраних трилерів класика пригодницької літератури англійського письменника Едгара Уоллеса (1875—1932) увійшли його романи: «Таємничий двійник», «Джентльмен у чорній масці», «Секрет Гамона».

_____________________________________________________