Сезон (Минаев)/Дело 1869 (ДО)
| Сезонъ : Изъ дневника петербуржца | На свѣжую воду! → |
| Опубл.: 1869. Источникъ: az.lib.ru со ссылкой на журналъ «Дѣло», 1868, № 12, с. 32—40. |
СЕЗОНЪ.
правитьЕсли вѣрить календарямъ, а ихъ у насъ легіонъ, то нужно предполагать, что на Невѣ давно наступила зима; если вѣрить фельетонистамъ, которыхъ еще больше, чѣмъ календарей, то зимній сезонъ въ Петербургѣ находится въ полномъ разгарѣ.
Но — старая истина — «всѣ врутъ календари» и еще больше ихъ врутъ фельетонисты. Ихъ завѣренія совершенно ложны. Во-первыхъ, зимы мы еще не видали и про нынѣшнюю безконечную осень петербуржцы впослѣдствіи будутъ вѣроятно долго говорить:
Въ тотъ годъ осенняя погода
Стояла долго на дворѣ…
Что же касается до разгара зимняго сезона, то и это извѣстіе весьма подозрительно. Въ городѣ больныхъ гораздо болѣе, чѣмъ здоровыхъ, гораздо болѣе похоронъ и поминокъ, нежели праздниковъ и развлеченій. Маскарады пусты. Клубная публика странствуетъ уныло по заламъ, не находя въ клубѣ оживленія и привлекательныхъ новинокъ… Публичныя лекціи въ клубѣ приказчиковъ привлекаютъ очень мало публики. Наша публика не въ томъ настроеніи, чтобъ интересоваться лекціями, да и вообще всякими литературными явленіями. Чѣмъ собственно она особенно интересуется теперь — сказать довольно трудно. Вѣрнѣе всего ничѣмъ, кромѣ того, что составляетъ ея личные интересы или что возбудительно щекочетъ ея притупленные нервы. На литературу петербургская публика давно привыкла смотрѣть, какъ на прѣсное блюдо, которому не достаетъ ни соли, ни перцу.
Если петербургскіе журналы гдѣ нибудь читаются, то никакъ не въ самомъ Петербургѣ, а въ провинціяхъ… Провинціалы во всемъ разочаровываются гораздо позднѣе скептической невской столицы. Петербургъ.не только мало читаетъ, но даже мало пишетъ, да и то болѣе старыми, ржавыми перьями сошедшихъ со сцены дѣятелей, вдругъ снова неожиданно являющихся. Какой нибудь дѣятель 40-хъ годовъ въ родѣ автора повѣсти «Огненный змѣй» или другой, ему подобный пр залежалости — г. Жандръ, въ наше скудное время вынимаютъ изъ сундуковъ свои надтреснутыя лиры, затканныя паутиной, и снова дебютируетъ передъ обществомъ въ качествѣ старыхъ Орфеевъ, галванизмомъ поднятыхъ изъ могилы. Публика чувствуетъ запахъ ладона и равнодушно отвертывается отъ замогильнаго творчества…
Я смѣло становлюсь на сторону публики. Живые люди требуютъ живой дѣятельности, живыхъ голосовъ, живой мысли. Праху великихъ дѣятелей поклоняются, но если ихъ трупъ издаетъ запахъ разложенія, то мы зажимаемъ носъ и спѣшимъ поискать свѣжаго воздуха, забывши даже о геніальности покойниковъ.
Литературная гигіена тоже требуетъ свѣжаго воздуха… Мы тоже зажимаемъ носы, углубляясь по временамъ въ катакомбы разныхъ патологическихъ изданій и въ произведенія многихъ отжившихъ репутацій… Литературные старьевщики наводятъ на всѣхъ только одну апатію и уныніе…
Гдѣ жъ, укажите намъ, отечества отцы,
Которыхъ мы принять должны за образцы?
Гдѣ они? Посмотрите, что сталось даже съ самимъ г. Тургеневымъ..Въ Россіи перестали курить передъ нимъ филіалы, и онъ отомстилъ намъ за это, перешелъ къ нѣмцамъ и сталъ писать повѣсти на «нѣмецкомъ» языкѣ.
Теперь «Голосъ» Переводитъ Тургенева на р-у-с-с-к-і-й языкъ! Не знаменательно-ли это!..
Еще удивительнѣе дѣятельность другого писатели, г. Жандра, достойнаго соперника Любича-Романовича. Г. Жандръ; кажется послѣ столѣтняго молчанія, угостилъ Петербургъ уже не нѣмецкой повѣстью въ переводѣ Ан. Краевскаго, а римской драмой, написанной самодѣльными бѣлыми стихами, отъ слушанья которыхъ можетъ сдѣлаться бѣлая горячка. Давно уже въ Петербургѣ носился слухъ о постановкѣ на сцену драмы г. Жандра «Неронъ» и къ несчастію общему, не исключая и самого г. Жандра, этотъ слухъ подтвердился. Долго шились новые костюмы, стряпались новыя декораціи, разучивали на изусть новую Теленахиду, нѣкоторые артисты даже заболѣвали отъ такой египетской работы, и спектакль откладывался, — но наконецъ все было готово, всѣ препятствія были отстранены. Бездарность, говоритъ Шиллеръ, не могутъ побѣдить даже самые боги. На дняхъ, въ бенефисъ г. Нильскаго, шла эта безконечная драма, состоящая изъ пяти дѣйствій и пятнадцати (!!) картинъ, шелъ этотъ пресловутый «Неронъ», тянувшійся отъ вечерни до заутрени. Піеса написана такъ хорошо, что большинству сдѣлалось дурно. Многихъ, какъ говорятъ, свезли изъ Маріинскаго театра прямо въ Маріинскую больницу. Кону надоѣло здоровье, тому я совѣтую сходить посмотрѣть на «Нерона», а разсказывалъ его содержаніе, я считаю непозволительнымъ насиліемъ. Самому же г. Жандру я могъ бы сказать только одно, что его пьеса такое мертвое произведеніе, которое годится болѣе для театра… анатомическаго.
Нѣтъ, г. Жандру во вѣки вѣковъ не добиться у насъ популярности. Онъ долженъ позавидовать г. Семевскому, который извѣстенъ Петербургу гораздо болѣе автора «Нерона», хотя первый никогда не писалъ для театра да и вообще ничего никогда не писалъ въ литературномъ значеніи этого слова, а только перепечатывалъ въ журналахъ чужія записки или письма, снабжая ихъ хронологическими примѣчаніями. Таланты г. Семевскаго гораздо разнообразнѣе для успѣха въ обществѣ. Онъ никогда не былъ писателемъ, а былъ только переписчикомъ, а между тѣмъ всѣ его считаютъ за литератора. Его знаютъ очень многіе. Вы являетесь Въ клубъ и видите, что г. Оемевскій читаетъ нѣчто въ родѣ лекціи о томъ, когда въ Петербургѣ были построены первые тротуары, а на Невскомъ проспектѣ устроенъ бульваръ. Назидательное чтеніе на эту тему, продолжается весь вечеръ. На другой вечеръ, вы пріѣзжаете въ клубъ и видите на сценѣ того же самаго г. Семевскаго, но уже не читающаго исторію петербургскихъ тротуаровъ, а самымъ залихватскимъ образомъ изображающаго Жадова въ «Доходномъ мѣстѣ» Островскаго. Какъ видите человѣкъ на всѣ руки и можетъ дойти «до степеней извѣстныхъ», если де, остановится въ развитіи своихъ разнообразныхъ дарованій. Если такія дарованія не приносятъ обществу вреда и даже могутъ развлекать его, то никто не вправѣ глумиться надъ подобными охотниками до какой бы то ни было извѣстности. Я зналъ, напр., одну даму, которая, въ томъ же самомъ клубѣ, гдѣ увеселяетъ публику г. Семевскій, постоянно глотала пепелъ съ той папиросы, которую она курила, и съ такой же охотой, проглатывала пепелъ и отъ сигаръ своихъ знакомыхъ. Многія судовыя барыни косились на эту любительницу табачнаго пепла, я между тѣмъ кому какое до этого дѣло, кому какой вредъ отъ этого? Вѣдь «Неронъ» г. Жандра гораздо зловреднѣе: онъ портитъ вкусъ, рождаетъ мигрень и расположеніе къ грубому обращенію съ ближнихъ… Г. Жандръ гораздо бы сдѣлалъ лучше, если бы для достиженья безобидной популярности сталъ подражать скромной дѣятельности г. Семевскаго или даже занятію той дамы, которая публично кушаетъ пепелъ отъ сигары своего сосѣда…
Итакъ, послѣднее слово о «Неронѣ» г. Жандра. Чтобы вы. сидѣть до конца эти пяти-актные сценическіе маневры, нужно соблюсти слѣдующія условія: во-первыхъ, въ день представленія выспаться передъ спектаклемъ часовъ шесть, во-вторыхъ, выпить нѣсколько стакановъ крѣпкаго кофе и кромѣ всего этого обладать самымъ готентотскимъ взглядомъ на драматическое искуство.
Для оживленія пьесы и для собственнаго развлеченія публика иногда: хлопала и даже вызывала г. Жандра.
— Его бы слѣдовало вызвать… но только на дуэль за такую пятнадцати-картинную дерзость, сказалъ кто-то при разъѣздѣ, въ театральномъ коридорѣ.
Это уже слишкомъ рѣзко сказано, по моему мнѣнію…
Г. Ступишинъ издалъ недавно трагедію въ стихахъ «Марфа Посадница или покореніе Новгорода», гдѣ Марфа говоритъ совершенно современнымъ языкомъ и въ 1478 году выражается о себѣ такъ: «я дочь свободы!»--но за то самая трагедія написана такими варварскими стихами, которые могли удивить и въ пятнадцатомъ вѣкѣ. Да и кто рѣшится признать за стихи такія строки:
Что до меня касается, такъ мнѣ
Рѣшительно, гдѣ постановленнымъ
Не быть, лишь только цѣли бы достичь,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А ежели хотите быть друзьями
И братьями вы намъ, такъ вмѣстѣ съ нами
Возстаньте противъ самовластія
Иванъ Васильевича и Москвы,
Одними пользуемся мы правами
И независимостію вмѣстѣ съ вами…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Притомъ старинную пословицу
Припомните… и пр. и пр.
Что это такое, господа? Только во всякомъ случаѣ не стихи..
Отъ общественныхъ дѣятелей трудно ожидать самоотрицанія, но скромности мы отъ нихъ вправѣ требовать.
— «Вотъ чего захотѣлъ — скромности!.. Да еще передъ новымъ годомъ!» могутъ съ негодованіемъ крикнуть мнѣ тѣ газетные «зазыватели», которые изъ кожи лѣзутъ, чтобъ покрасивѣе и позаманчивѣе написать свои «объявленія» передъ подпиской.
Дѣйствительно, имъ теперь не до галантерейности. Даже олимпійцы «Московскихъ Вѣдомостей» не пренебрегаютъ нынче системой «зазывательства» и несмотря на то, что нѣтъ даже никакихъ слуховъ объ уменьшеніи телеграфной такси, они смѣло заявляютъ, что "предстоящее въ будущемъ году пониженіе внутренней телеграфной таксы дастъ возможность произвести существенное улучшеніе въ изданіи «Мос. Вѣдомостей». Улучшеніе давно уже необходимо, но только его можетъ произвести не пониженіе телеграфной таксы, а повышеніе здраваго смысла и добросовѣстности самой редакціиr. Старчевскій распинается передъ публикой за свою «Сѣвер. Пчелу», а «Биржев. Вѣд.» пускаютъ въ ходъ всевозможныя сплетни и даже, въ виду подписки, пустили утку о прекращеніи «Спб. Вѣд.» въ будущемъ году.
Газетные зазыватели не пренебрегаютъ никакими средствами, чтобъ привлечь побольше народу къ своей лавочкѣ, но увы! Богъ ихъ обидѣлъ изобрѣтательностью иностранныхъ рекламистовъ, которыхъ шарлатанство отчасти искупается ихъ (находчивостью и остроуміемъ. Русскіе газетчики хоть бы поучились у англійскихъ лавочниковъ разнообразію способовъ для привлеченія въ себѣ публики. Очень недавно, напр., въ нѣкоторыхъ лондонскихъ газетахъ два дня сряду печаталась слѣдующая публикація: «милый мой Черли, сердце мое изнываетъ. Приходи завтра на выставку крупнаго скота: мы встрѣтимся около двухъ часовъ, въ концертной залѣ, у клѣтки № 53. Ты меня не заставишь ждать напрасно, неправдали? твоя на вѣки — Лаура». Лондонскую публику, разумѣется, заинтересовало это объявленіе и цѣлыя толпы любопытныхъ въ назначенный часъ ринулись на мѣсто свиданія. Время шло; каждый искалъ глазами милаго Черли и прекрасную Лауру и, понятно, не находилъ. А толпа, между тѣмъ, все увеличивалась и въ ожиданіи трогательной сцены, разсматривала магазины и дѣлала покупки. Купецъ, сочинившій заманчивую публикацію, остался въ большихъ барышахъ.
Вотъ какой изобрѣтательности недостаетъ г. Трубникову и Ко. Спекулировать имъ смерть какъ хочется, а въ находчивости и фантазіи они не могутъ соперничать даже съ книгопродавцемъ Лисенковымъ…
Въ сдержанномъ и приличномъ тонѣ петербурскихъ газетъ намъ съ умиленіемъ приходится убѣждаться почти каждый день. На выдержку вотъ два примѣра. Читай, россіянинъ, и чествуй прогрессивную нашу прессу. Всѣмъ извѣстна, конечно, манифестація Дерптскихъ студентовъ передъ квартирою ихъ приватъ-доцента Валькера и затѣмъ приговоръ университетскаго суда, который на время удалилъ изъ университета двухъ студентовъ; а остальныхъ приговорилъ къ аресту въ карцерѣ на три, на двѣ недѣли и на восемь дней. «Голосъ», перепечатавшій подробно это извѣстіе, заключилъ его слѣдующимъ замѣчаніемъ: « Нельзя при этомъ не обратить вниманія, говоритъ эта газета, на умѣренность взысканій»…
Хвалю «Голосъ» за такую сдержанность… "Голосъ "не любитъ ничего умѣреннаго, даже наказанія. Хвалю!..
Еще лучше — игривость «Судебнаго Вѣстника», въ фельетонѣ котораго канканируетъ какой-то докторъ Опальный. Этому опальному фельетонисту не пришлась по вкусу одна журнальная статья, и онъ, махнувъ рукой на всѣ литературныя приличія, съ предупредительностью Держиморды прямо заявилъ, что не мѣшало бы за авторомъ присматривать участковому надзирателю. Мы думаемъ, что эту обязанность всего лучше исполнитъ сагъ докторъ Опальный.
Хвастливость очень свойственна людямъ, мало увѣреннымъ въ своихъ силахъ. Истинно сильные люди всегда скромны. Псевдоэстетики «Зари» тоже стали хвастаться передъ новымъ годомъ. «Заря», этотъ —
"Тощій плодъ, до времени созрѣлый,
безъ самохвальства, какъ она выражается, увѣряетъ, что ея направленіе — ясно, что она «заняла опредѣленное положеніе въ литературѣ», что она имѣетъ «свое особое дѣло, которое всего ближе къ истиннымъ интересамъ русской жизни…» И это называется — говорить безъ самохвальства!!.. И замѣтьте, что это говоритъ «Заря», «оптовый складъ» эстетическихъ дѣятелей, носящихъ постоянную фантонель «искуства для искуства».
Затѣмъ «Заря» съ гордостью указываетъ на имена и труды своихъ сотрудниковъ, въ родѣ Боева, Руновскаго, Хрущева, Авсѣенко и другихъ знаменитостей… Много подобныхъ именъ крауется въ объявленіи «Зари», но за то, къ моему удивленію, въ ней не участвуютъ совершенно подходящія въ ея характеру дѣятели, какъ-то гг. Щегловъ, Охочекомонный и наконецъ г. Заринъ… Странно!….
Въ «Зарѣ» — нѣтъ Зарина!..
Престранное явленье!..
Вѣдь Зарина творенья
Одна «Заря» должна
Печатать безъ смущенья…
На дняхъ мнѣ случилось быть въ маскарадѣ. Ко мнѣ подошла маска, по всѣмъ примѣтамъ и соображеніямъ — довольно пожилая и некрасивая. На любезности маски я отвѣчалъ молчаніемъ, намековъ ея будто бы не понималъ.
— Что за проклятый вѣкъ! сказала она наконецъ. — Неужели нынче не похищаютъ женщинъ?
— Нѣтъ, отвѣчалъ я ей, — нынче похищаютъ однихъ только мужчинъ.
Всѣ древнія русскія пословицы устарѣли для нашего времени. Напримѣръ, одна изъ пословицъ гласитъ: «Паръ костей не ломитъ…»
— «Кромѣ нашихъ желѣзныхъ дорогъ», замѣтилъ мнѣ одинъ пріятель: «тамъ постоянно паръ ломаетъ кости».
На этихъ дняхъ въ Петербургѣ была всеобщая перепись. Въ одной графѣ обозначается вопросъ: «холостъ, вдовъ или женатъ?»
Каждому, разумѣется, не трудно отвѣтить на такой вопросъ. Всякій изъ гражданъ или холостой, или женатый или вдовецъ. Вѣдь, кажется, такъ? Нѣтъ, ошибаетесь. По мнѣнію Н. Соловьева, издавшаго недавно книжку «женщины и дѣти», есть еще особая порода двуногихъ существъ, которыхъ онъ называетъ: «холостыми сердцемъ людьми…» Слава Богу, что въ бланкахъ статистическаго комитета нѣтъ особаго вопроса о томъ: «холостой ли ты сердцемъ человѣкъ или женатый?» Тогда всякій бы сталъ въ тупикъ передъ такою графою…
Гдѣ же, наконецъ, и кто они такіе — эти «холостые сердцемъ люди?»
Тотъ же чревовѣщатель Н. Соловьевъ высказалъ въ своей книжкѣ такую удивительную мысль: «Безъ преувеличенія можно сказать, что въ томъ домѣ, который оглашается звуками фортепіано, бываетъ меньше ссоры и крика».
Прежде, чѣмъ произносить эту фразу, г. Соловьеву слѣдовало посовѣтываться съ авторомъ «Петербургскихъ трущобъ», и Вс. Крестовскій объяснилъ бы ему, что въ притонахъ его любезныхъ героинь день и ночь не умолкаютъ звуки фортепіано и въ тоже время день и ночь ссоры переходятъ въ криви, а крики въ побоища.
Если есть «холостые сердцемъ люди», то самого г. Соловьева мы смѣло можемъ назвать «вдовымъ мыслями человѣкомъ».