Карл Радек. Портреты и памфлеты. Том второй
Государственное издательство «Художественная литература», 1934
СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ КАРЛА КАУТСКОГО
правитьЗаседание открывается 6 марта, в 12 часов дня
Председатель Шверник. Мы вчера окончили допрос обвиняемых и свидетелей. Предлагаю его сегодня возобновить в виду наличия нового свидетеля Карла Каутского. (Большое движение в зале.) Гражданин Каутский предложил дать свои показания. Есть ли возражения со стороны обвинителей или обвиняемых?
Тов. Крыленко. Не возражаю.
Обвиняемые. Не возражаем.
Тов. Шверник. Приведите обвиняемого, извиняюсь, свидетеля, гражданина Каутского.
Вводят под руку Каутского, закутанного в шаль. (В зале большое движение, все встают и вытягивают шеи.)
Тов. Шверник. Гражданин Каутский, садитесь. Прежде чем приступить к допросу гр-на Каутского, я прочту полученную только что из Берлина телеграмму (читает): "Берлинский «Форвертс» печатает в номере сенсационное сообщение под заголовком: «Похищение Карла Каутского большевиками». «Наш престарелый и маститый вождь возвращался 3 марта вечером домой с заседания, на котором был вынесен протест против зверств большевиков, чинимых на суде в Москве. Но он домой не попал. Полицейский, стоящий на углу улицы, где он живет, утверждает, что видел, как Каутский рассматривал поочередно все номера домов на улице. Очевидно, наш престарелый вождь, потрясенный московским процессом, забыл, где живет. К нему подошли два неизвестных, и он с ними сел в стоящий недалеко автомобиль. Больше его не видели. Очевидно, злоумышленники представились ему как социал-демократы и предложили проводить его домой. Отличающийся доверчивостью голубицы, престарелый наш вождь попал, видно, в ловушку, поставленную ему большевиками. Увезли ли его чекисты в Москву, или убили — неизвестно. Полиция принимает все меры для выяснения преступления. Еще Москва не наложила свои лапы на Германию, ее злодеяния на немецкой почве вызовут решительный протест всех честных немцев! Как низко пали германские коммунисты, — пишет дальше „Форвертс“, — видно из того, что их газеты утверждают, что Каутский утонул в собственной слюне, которой пытался обрызгать большевиков. Пусть эти господа пеняют на. себя, если Германия будет видеть в них виновников или помощников похищения».
Гр-н Каутский, имеете ли вы что-нибудь заявить по поводу этой телеграммы?
Каутский. Нет, нет. Меня не похищали. Я решил добровольно дать показания, чтобы противодействовать той лжи, извиняюсь, тем неточным сведениям, которые здесь на суде распространяются насчет меньшевиков и II интернационала. Я предложил советскому правительству поездку в Москву, но скрыл ее от своих друзей, боясь, что они задержат меня из страха, что я могу быть подвергнут в Москве пыткам. Я надеюсь, что Высокий суд откажется по отношению ко мне от применения этих Средств, ибо я к ним не привык и расстрела совсем не выдержу.
Тов. Шверник. Успокойтесь, гр-н Каутский, никто вас пытать не собирается. Гр-н Каутский, что вы хотите заявить суду?
Каутский. Все организмы, как природные, так и общественные, развиваются очень медленно. Хотя я не стою на точке зрения той социалистической школы, которая отождествляет природные и общественные организмы, но все-таки не могу отрицать, что сходство их состоит в том, что и тому и другому нужно продолжительное время, пока они из одной стадии перейдут в другую. Но если у естественных организмов дело идет о сотнях и, может быть, миллионах лет, то организмы общественные требуют для перехода из одной стадии в другую более короткого времени. Но все-таки переход, скажем, от полузвериного состояния человечества к первобытному коммунизму совершался в продолжение десятков тысяч лет. Переход от первобытного коммунизма к классовому расслоению общества, в форме ли феодальной организации, или рабовладельческой, или азиатского способа производства, потребовал многих сотен лет. Эти формы общественной жизни переходят в капитализм в продолжение многих сотен лет.
Тов. Шверник (улыбается). Гр-н Каутский, не можете ли вы подойти ближе к вопросу о процессе. То, что вы сообщаете, мы читали поочередно во всех ваших книжках.
Каутский. Да, да. Я подхожу уже к процессу. Я уже в 1879 г. в своей книге…
Тов. Шверник. Гр-н Каутский, от 1879 г. до процесса все-таки, еще далеко. Не можете ли вы подойти ближе к предмету.
Каутский. Я хочу указать на основное мое разногласие с советским правительством, которое заключается в том, что, несмотря на мои многочисленные указания, большевики решили сделать революцию в продолжение лишь нескольких лет, в то время как для революции, для перехода от капитализма к социализму необходимы по крайней мере десятки лет, а может быть, и сотни лет; благодаря этой ошибке большевики, попытавшись национализировать промышленность в короткий срок, привели ее к полному разрушению. «Все должно быть хорошо подготовлено, и отнюдь не в каждой отрасли промышленности, не в каждом предприятии и не при каждом уровне развития рабочего осуществимо такое изменение. Если часть предприятий может быть социализирована немедленно, то другую в интересах производства приходится оставлять в руках владельцев. Но их владельцы не станут, конечно, хлопотать о производстве, если им грозить опасность, что их предприятия в один прекрасный день будут конфискованы. Чтобы и в самом ходе социализации обеспечить бесперебойность процессов производства, настоятельно необходимо тщательно подготовлять социализацию, проводить ее известными этапами и давать капиталистам вознаграждение за экспроприируемые у них средства производства»*.
Тов. Шверник. А что капиталисты будут молча смотреть, как их по частям экспроприируют? Разве вы думаете, что они, как собака из анекдота, любят, чтобы им отрезали хвост по кусочкам?
Каутский. Ведь у вас в 1917 г. была низвергнута, царская монархия. «Это крушение монархии и его последствия в корне меняют политическую задачу пролетарских партий. Государство, в котором они живут, уже не военная монархия, а демократическая республика, угрожаемая реакцией и находящая верную защиту в пролетариате. Нашей задачей становится теперь оберегать республику, т. е. существующее государство, а не опрокидывать его. В этом смысле социал-демократия перестает быть революционной и становится консервативной. Не потому, что отказывается от какой-либо части своей программы, а потому, что она одну из решающих частей этой программы уже осуществила. Не она изменилась, изменилось государство. После политической революции идея политической революции теряют всякий смысл… Со времени революции, последовавшей за мировой войной, социалисты вынуждены повсеместно отказываться от того принципиального отношения ко всяким коалициям с другими партиями, на почве которого они раньше стояли… Четвертая и последняя фаза борьбы за социализм наступит тогда, когда мы завоюем достаточно прочное большинство, чтобы тем самым образовать крепкое правительство и наложить на законодательство свою печать» *. И вот, надо было подождать, пока будет завоевано большинство, а если бы вы завоевали большинство, то вы могли бы наложить свою печать на законодательство, т. е, медленно социализировать предприятия законодательным путем, и все было бы в порядке.
Тов. Шверник. Разве вам не известно, гр-н Каутский, что ваши товарищи по партии, меньшевики, заключили после падения царизма коалицию с буржуазией и накладывали свои штампы на законодательство, запрещающее крестьянам взять землю, рабочим фабрики, и вдобавок гнали их на войну за прибыли капиталистов? Разве вам не известно, что громадное большинство рабочих и крестьян прогнало ваше коалиционое правительство и создало советскую власть?
Каутский. «В хаосе, порожденном распадом армии и отсутствием крепко спаянных, вышколенных массовых партий, сектантство легче завоевало себе почву, чем коалиция. Большевизм победил» *. Я с этим не могу согласиться, и вы видите, к каким это привело последствиям.
Член суда т. Муранов. Что же вас больше всего пугает из этих страшных последствий такого печального факта, как победа большевизма?
Каутский. «В своем неоднократно уже цитированном труде „Народное хозяйство Советской России и его проблемы“ Югов приводит, по официальным данным, следующие цифры по валовой продукции русской промышленности (в процентах к 1913 г.): в 1916—121, в 1917—77, в 1920—17» *.
Тов. Шверник. Гр-н Каутский, разве вам не известно, что мы теперь живем в 1931 г. и что наша крупная промышленность на 100 % выше, чем довоенная?
Каутский. «В то время, как во всех капиталистических странах опустошения войны давно заглажены и производительность промышленности сильно выросла, советская промышленность лишь в самое последнее время перешагнула за довоенный уровень, несмотря на то, что война и гражданская война давно кончились и Советская Россия уже 10 лет наслаждается миром. Поскольку же мерами чрезвычайного нажима в роде пятилетки советской промышленности удалось количественно поднять свою продукцию, это происходит главным образом за счет качества. Рост производства достигается методами, все более уменьшающими охоту к труду и трудоспособность рабочих, т. е. методами, разрушающими важнейший фактор производства — рабочую силу, и тут никакие блестящие цифры сталинской статистики изменить ничего не могут» *.
Тов. Шверник. Гр-н Каутский, а вы ничего не слышали о громадном подъеме, трудовом энтузиазме масс, об ударничестве, о добровольческих бригадах?
Каутский. Как же, как же, слышал. «Ударные бригады, посылаемые большевиками в деревню для ее раскулачивания, грабят ныне, десять лет спустя после окончания гражданской войны, крестьян так же, как во время военного коммунизма грабили помещиков и капиталистов»*.
(В зале возгласы возмущения: «Кончайте эту брехню!»)
Тов. Шверник. Прошу сохранять тишину. Свидетель Каутский дает нам хорошую картину того, как меньшевики за границей ведут кампанию против советской власти. Это нам очень полезно услышать от такого авторитетного свидетеля.
Каутский. «Сама советская пресса все чаще с тревогой сообщает о росте грубой жестокости и тупого равнодушия в пролетариате, об усилении пьянства, истязании евреев, товарищей по работе, надругательствах над женщинами» *.
Тов. Шверник. Что же вы больше ничего не слышали о последствиях Октябрьской революции?
Каутский. Как же, как же! Я ведь читаю превосходный «Бюллетень», издаваемый Даном и Абрамовичем, и очень хорошо осведомлен о том, что у вас происходит.
Я также прекрасно осведомлен насчет колхозов, о которых вы столько шумите. «Дело обстоит не так, что этот эксперимент, вероятно, не удастся, а следует с полной уверенностью настаивать на том, что он потерпит и не может не потерпеть крушение» *.
Тов. Шверник. Почему вы так думаете?
Каутский. «Целесообразное применение крупного производства в сельском хозяйстве предполагает прежде всего наличие достаточных технических средств современного сельского хозяйства в стране, в том числе наличие достаточного количества руководящих, научно-образованных сил, способных целесообразно пользоваться этими средствами, т. е. многочисленность высших сельскохозяйственных учебных заведений, биологических, химических опытных станций, но прежде всего должно иметься наличие высокоразвитых сельскохозяйственных рабочих, а это в свою очередь предполагает широко развитую демократию, обеспечивающую не только хорошую постановку народного обучения, но и полную свободу печати, собрания, союзов… Сельскохозяйственные машины, да, они имеются, но в количестве, совершенно недостаточном. Россия слишком бедна, чтобы покупать их в достаточном количестве, и слишком отстала, чтобы самой производить их в избытке».
Тов. Шверник. Вы ничего не слышали о Тракторострое в Сталинграде, о Сельмашстрое в Ростове, о Комбайнстрое в Саратове и т. д. и т. д.? Вы ничего не слышали о быстром развитии наших сельскохозяйственных школ, вы ничего не слышали о тысячах, десятках тысяч собраний, происходящих в деревне, о громадном развитии крестьянской прессы?
Каутский. Об этом я не читал в превосходном «Бюллетене» меньшевиков. Но этого и не может быть. «И в Западной Европе условия, эти имеются лишь в недостаточной степени, так что нужна интенсивная работа для их дальнейшего развития: В России же их, можно сказать, вовсе нет»*.
Тов. Шверник. Итак — ваш общий вывод…
Каутский. «Этот безумный эксперимент не кончится иначе, как страшнейшим крахом, и величайшие гении не могли бы этот крах предотвратить. Он неизбежно вытекает из неразрешимости поставленных задач в наличных условиях и при наличных средствах»*.
Тов. Шверник. Какой же вывод делаете из этой оценки положения?
Каутский. «Мирное превращение автократии в демократию до сих пор нигде не удавалось»*.
Тов. Шверник. Так что же, вы за низвержение советской власти?
Каутский. «Становится возможной перспектива победоносного крестьянского восстания против большевистского режима, восстания, которое будет следствием не заговора, всегда могущего быть открытым и обезвреженным, а, наоборот, следствием тех бедствий и неурядиц, которые проистекают из самой советской системы, и которых никакая полиция и никакой террор уничтожить не могут»*.
Тов. Крыленко. И что же, по-вашему, какую позицию должны занять меньшевики по отношению к этим кулацким восстаниям, на которые вы рассчитываете?
Каутский. «Можно проклинать восстание, но раз оно имеется налицо, надо занять по отношению к нему определенную позицию»*.
Тов. Крыленко. Значит вы считаете обязанностью социал-демократов поддерживать кулацкую контрреволюцию?
Каутский. «Если начало советского режима в деревне означала революцию, то его дальнейшая работа там должна все более рассматриваться, как чистейшая контрреволюция»*.
Тов. Крыленко. Но разве вы не отдаете себе отчета, что, в случае победы кулацких восстаний, которые вы изволите называть борьбой против советской контрреволюции, к власти пришли бы капиталисты, помещики, что привело бы к установлению фашистской власти против рабочих и крестьян?
Каутский. «Фашизм мог победить в Италии, и его подражатели в Германии и Австрии могли приобрести значительное число сторонников и некоторую силу лишь благодаря денежным средствам, которыми их обильно снабжали капиталистические круги, боящиеся возрастающей силы пролетариата и желающие держать для отпора ему свору злобных псов. Без поддержки капитализма нет фашизма. Нет по крайней мере до тех пор, пока ему не удастся захватить в свои руки жирный государственный пирог. Но где же в нынешней России капиталисты, достаточно богатые, чтобы вооружить и взять на содержание целую часть армии? Еще и до революции 1917 г. отечественный капитализм был весьма слаб в России. Ведь часть его капиталов была заграничного происхождения. Большевизм истребил класс капиталистов. Ни крестьянские восстания, ни даже завоевания демократии не могут топнуть ногой и вызвать из-под земли новый сильный класс капиталистов. Откуда же возьмутся деньги для оплаты фашистских банд?»*
Тов. Крыленко. А разве вы ничего не слышали о деньгах, которые присылал «Промпартии» «Торгпром», которые принимали и меньшевики для свой вредительской работы?
Каутский Вы не знаете Гильфердинга. Разве он даст кому копейку? Мы не привыкли разбрасывать деньги. Мои гости сами уплачивают за пиво, которое у меня выпивают.
Тов. Mуранов. Но ведь вы же имеете Интернационал.
Каутский. Интернационал есть духовное сообщество. Он денег не раздает.
Тов. Крыленко. А вы ничего не слышали о финансировании русских контрреволюционеров иностранными капиталистами, например, Детердингом?
Каутский. «Конечно, такие деньги могли бы дать иностранные капиталисты, но как же велики должны быть эти суммы, чтобы содержимые на эти деньги банды могли сделаться господствующей силой в гигантской стране. Да и какой бы расчет был бы капиталистам Западной Европы и Америки налагать на себя такую жертву… Что выиграли бы они при этом?» (В зале смех, возгласы: «Что это, идиотизм или лицемерие»?)
Тов. Шверник. Прошу зал воздержаться от возгласов.
Тов. Крыленко. А вы ничего не слышали о подготовке интервенции против СССР империалистскими державами, которые хотят захватить советскую нефть, уголь, железные дороги? Вы вообще ничего не слышали об империализме?
Каутский. «О военной интервенции в России несомненно не думает ни одна великая держава. Вероятно, не думает о ней даже и Польша. Но все же дело может дойти до мероприятий, заявлений и актов поддержки, которые будут вызывать смуту в России, компрометировать тем дело демократии, затрудняя ей борьбу. Там, где мы сталкиваемся с такой деятельностью реакционной эмиграции, нашей задачей является конечно по возможности ей противодействовать. Но демократическая, социалистическая эмиграция вряд ли может делать в этом направлении что либо другое, чем следить за деятельностью другой части эмиграции и осведомлять об этом Интернационал. На социалистические партии в отдельных странах ложится главным образом задача не давать своим правительствам вмешиваться во внутренние дела России ненадлежащим образом и еще следить за реакционной прессой»*.
Тов. Крыленко. А известно, ли вам, гр-н Каутский, что ваша партия социал-демократов в 1918 г. согласна была с захватом Украины кайзеровскими войсками, что Шейдеман в том же самом году предложил спровоцировать разрыв дипломатических отношений с Советской Россией, дабы помочь Антанте в ее интервенционистской политике и таким образом добиться лучших условий мира?
Каутский. Нет, не слышал, это все выдумки.
Тов. Крыленко. Не читали ли вы книги вашего бывшего партийного товарища Виннига, который рассказывает, как он организовал захват Балтики с благословения социал-демократического правительства?
Каутский. Винниг уже не социал-демократ. Он клевещет на партию.
Тов. Крыленко. А вы сами, гр-н Каутский, не предлагали во время Ноябрьской революции не возобновлять дипломатических отношений с СССР, которых добивались ваши же солдатские и рабочие советы? Вы указывали при этом, что Антанта сразу разгромит большевиков.
Каутский (кашляет и невнятно что-то мычит).
Тов. Крыленко (обращаясь к суду). Я впелне удовлетворен показаниями свидетеля Каутского и не имею к нему никаких вопросов.
Председатель (обращаясь к обвиняемым). Хочет ли кто-нибудь из обвиняемых высказаться по поводу показания свидетеля Каутского?
Обвиняемый Суханов (с умным лицом). Это вполне вытекает из основных положений меньшевизма и идеологии II интернационала, как я успел понять в разные периоды моего развития, в которые я проявлял одинаковое понимание как революции, так и контрреволюции, о чем мне уже приходилось много раз говорить в моем политическом салоне.
Март 1931 г.
1 Все места в показаниях Каутского взяты из его книги «Большевизм в тупике», изданной по-русски «Социалистическим вестником» в Берлин в 1931 г Показания относятся поочередно к страницам: 61, 130, 140, 141, 66, 60, 69, 75, 91, 18, 20, 19, 8, 115, 120, 123, 40, 131, 131, 134. — К. Р.