Свѣтобоязнь. править
Одной из характерных особенностей и покойнаго Особаго Совѣщанія и режима, о который оно было связано, является боязнь гласности.
Гласность, повидимому, признавалась чѣм то весьма опасный. Чтобы обезвредить эту опасность, не только была установлена цензура печати, но и принимались мѣры к тому, чтобы охранить от огласки политическія и иныя явленія, так сказать, в самых исторических.
С этой цѣлью, прежде всего, работа самого Особаго Совѣщанія была обставлена такой таинственностью, которая далеко оставляет позади себя да же практику петербургских министерских канцелярій. Представителям печати сообщали только самыя краткія и неопредѣленныя свѣдѣнія, вродѣ того, что такая то комиссія приступала к разсмотрѣнію аграрнаго закона и т. п. И когда наконец, послѣ долгой таинственной работы законопроект, или закон опубликовывался, (без этого уж ни как нельзя было обойтись), плоды этого творчества оказывались нерѣдко такими, что сам главком принужден был возвращать законопроекты для новой переработки, как, напр., это случилось, и не раз, с земельным законопроектом.
Нужно ли говорить, что при полной гласности можно было бы, в значительной степени, предупредить это толченіе воды в ступѣ.
И нужно ли говорить, что при полной изоляціи законодателя от вліянія общественнаго мнѣнія иного результата и быть за может?
Правда, соотвѣтствія между законодательной дѣятельностью и потребностями широких масс населенія трудно было ожидать и при наличности гласности, — имѣя в виду политическую физіономію Особаго Совѣщанія. Но тогда, по крайней мѣрѣ, гораздо раньше выяснилось бы истинное положеніе вещей. А ясность как раз помогла бы избѣжать тѣх «ошибок», каяться в которых стало теперь для нѣкоторых лиц чуть ли не хорошим политическим тоном.
Та же тайна окутывала и политичическія и общественныя событія.
Принимались всѣ мѣры к тому, чтобы свѣдѣнія о тѣх или иных событіяx не получали широкой огласки, или получали опредѣленное освѣщеніе. Для этого были созданы особые оффиціозные освѣдомители и спеціальная пресса.
Правда, у высших должностных лиц вошли в моду интервью с представителями печати. Но эти интервью не больше, как одно из средств просвѣщенія обывателя в, «добрѣ и злѣ» с точки зрѣнія начальства.
Результаты, этих жалких попыток скрыть от народа его собственную жизнь у всѣх в памяти, — они, как и всегда были діаметрально противоположны тому, на что и разсчитывали лица, страдающія свѣтобоязнью. За отсутствіем, гласности обыватель питался передаваемыми на ушко слухами, которые порой чудовищно извращали дѣйствительность; вмѣсто успокоенія общества было достигнуто еще большее его нервированіе.