Сверкающее колесо (Ла-Ир)

Сверкающее колесо
автор Жан Де Ла-Ир, переводчик неизвестен

Оригинал: фр. La Roue fulgurante, опубл.: 1908. — Перевод опубл.: 1908. Источник: az.lib.ru

Жан де Ла Ир

Сверкающее колесо

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Жители Сатурна

ГЛАВА I,
в которой люди видят нечто такое, чего еще никогда не видели

Все это случилось 18 июня. Первый человек, увидевший Сверкающее Колесо, был капитан испанских карабинеров, по имени Хозе Мендес.

Он спокойно спускался по тропинке, которая вела с форта вниз к Барселоне. Впереди шла его дочка Лолла и лакей Франциско, тащивший на плечах тяжелый чемодан. Они направлялись к станции Дель Порте, чтобы сесть на поезд, идущий в 4 часа 50 минута в Сарагосу.

Дорога, крутая и живописная, тянется через сады Мирамара, высоко над морем и над угольными доками торгового порта, затем спускается к подошве холма и переходит в грязную улицу.

Было 3 часа утра. Солнце еще не вставало из-за моря, но звезды уже гасли в предрассветной заре. Капитан Хозе Мендес курил одну из тех дешевых северных сигарок, которые французы хвалят не зная, но до которых испанцы с хорошим вкусом никогда не дотрагиваются. Медленно плелся он по крутому спуску. На одну минуту он приостановился, чтобы снять прицепившийся к бриджам репейник. Когда он пошел дальше, Лолла и Франциско были уже шагов на пятьдесят впереди. Толстый и коротконогий, он не спешил догонять их, полагая, что они подождут его внизу.

Вдруг странный шум заставил его поднять голову, и то, что он увидел, пригвоздило его к месту. Он выронил сигару и широко открыл глаза.

Вообразите себе огромное, ослепительное сверкающее колесо! Оно вертелось в небе с невероятною быстротой. В середине у него был черный шар, покрытый отверстиями, из которых фейерверком сыпались зеленые лучи. Это умопомрачительное колесо неслось с запада на восток. Капитан глазомером решил, что оно было на высоте около 500 метров. Внезапно оно остановилось, повернулось на четверть круга и устремилось к горе Пелада.

Капитан только что подумал, что оно теперь должно быть над кварталом Грациа, как услышал вдруг громовой треск. Он инстинктивно опустил глаза и посмотрел туда, где была его дочь. И увидал — он глазам своим не верил! — увидал, как его дочь Лолла и лакей Франциско были подняты с земли, увлечены к небу и втянуты Сверкающим Колесом; вслед за тем блеснул яркий свет, что-то больно ударило его по лбу, он упал и потерял сознание.

Очнулся он в госпитале на постели. В широко открытые двери комнаты поминутно втаскивали носилки с ранеными, вопли которых смешивались с причитаниями служителей.

Хозе Мендес почувствовал боль во лбу. Он поднес к раненому месту руку и нащупал толстую повязку. Тут он вспомнил все.

— Лолла! Лолла! — закричал он.

Никто не обратил на него внимания.

Его глаза наполнились слезами. Он поворачивал голову вправо и влево и бормотал:

— Где она?.. Унесена этою огненною штукой кверху!..

И снова кричал:

— Лолла! Лолла! Радость моя, деточка!..

— Тише! — сказал проходивший служитель…

Относилось ли это к нему? Может быть и нет. Но при этом слове капитан понял, что всего лучше будет молчать, думать, наблюдать и ждать. Он сдержал слезы, поборол горе и оглядел своих соседей. Один из них, с головой, обвязанной окровавленными тряпками хрипел: другой, сидевший на кровати, улыбнулся капитану. Это был бледный очень рыжий молодой человек.

— Что такое случилось? — спросил офицер.

— Как? Да разве вы не знаете?

— Нет. Я увидел на небе огненное колесо, а когда оно летело в карьер к горе Пелада, земля задрожала и я потерял память.

— Вас камень ударил в лоб…

— Камень? Да, может быть…

— А я был с товарищами как раз на углу Грациа и Гран-Виа-Диагональ. Мы шли от приятелей, у которых пили и пели с самого обеда. В это время мы тоже увидали огненное колесо, которое летело в карьер, как вы говорите, к горе Пелада. И вот тут-то мы услыхали что-то вроде отчаянного храпа и… да вы мне не поверите!..

— Ну! Ну! Говорите!..

— Так вот, мы видели всего в сотне метров от себя, как целая куча высоких домов оторвалась от земли и понеслась стрелой к колесу. И все погибло в пламени…

— Как и моя дочь! — воскликнул Хозе Мендес.

— Ваша дочь с вами была?

— Да, моя дочь Лолла и мой лакей Франциско. Они были унесены и съедены. Ах! Несчастный я человек!..

— Перестаньте! — довольно резко оборвал молодой человек. — Много этих Лолл и Франциско унесло нынешнею ночь… Во всяком случае, меня ударил по ногам большой камень, и я, тоже как вы, упал в обморок. Моя рана, впрочем, не серьезная.

— Так целые дома, вы говорите? — бормотал Хозе Мендес.

— Да, целые дома, которые были втянуты, как сухие листья скорым поездом.

Но капитан опять ослабел и упал на подушки.

В этот же день, в 5 часов утра, чудо было констатировано и в Норвегии, в Христиании, где колесо поглотило здание суда и монастырь, оставив на их месте зияющие ямы в сотню метров глубиной.

Наконец в 7 часов очередь дошла до Астрахани: там адское колесо унесло целый мост.

Телеграф и телефон разнесли эти новости по всему свету, так что на другой день почти все большие газеты обоих полушарий передавали невероятные факты уже с точными подробностями.

21 июня в Боготе, в Колумбии, в одном шумном и людном ресторане, приютившись у свободного стола, сидели рядом и молча три человека. Они читали газету от 19-го июня.

То были два американца: Артур Брэд и Джонатан Бильд, и француз Поль Сиврак. По мере того, как они читали поразительные сообщения, в них рос ужас, который уже приводил в содрогание весь мир.

За последние 12 дней, путешествуя внутри страны, они не видали ни одной газеты. Прочитавши в одном листке подробности о происшествии с испанским капитаном Хозе Мендесом, они потом целый день читали все газеты, какие только продаются в Боготе. Нового ничего они не нашли. Только в одном иллюстрированном журнале, вышедшем накануне, был напечатан портрет сеньориты Лоллы Мендес, полученный по телеграфу. У нее было хорошенькое симпатичное личико и немножко задорный вид.

19-го и 20-го Сверкающее Колесо не появлялось и не производило новых опустошений. В беседах с репортерами астрономы высказывали мнение, что этот феномен имеет междупланетное происхождение и вероятно больше не вернется в земную атмосферу. То же говорили и боготские астрономы.

И однако, в 4 часа дня продавцы газет уже бегали по улицам и кричали;

— Сверкающее Колесо появилось в Колумбии в Южной Каролине! Половина города разрушена! Больше тридцати тысяч жертв!

Мальчишки размахивала красными летучками с телеграммами, полученными 20 минут назад. Публика брала их нарасхват.

Городом овладел панический ужас. Женщины бегали толпами, прижимали к себе детей и плакали. Мужчины стрелялись. Иные бежали с чемоданом за плечами. Куда они стремились? Вихрь безумие помутил умы.

Вечером публика осаждала биржу, где вывешивались телеграммы, получаемые через Нью-Йорк со всего света. Парижская депеша сообщала, что Колесо прорыло в Ормане огромную канаву параллельно Луаре. Около Берлина уничтожена деревня. Порт Гонконг разрушен. Светящееся Колесо захватило на пути сорок три парохода с пассажирами. Все это, включая Колумбию, произошло в течение каких-нибудь четырех часов.

Рождался вопрос: могло ли одно Колесо, даже такое чудесное, как то, что видели в Барселоне, — могло ли оно в четыре часа пролететь из Франции в Пруссию, потом в Китай, потом в Америку, — или же вокруг земного шара носилось несколько этих необычайных болидов?

И слышался в этих лаконических телеграммах страх, разносившийся по всей земной поверхности. Нет никакой защиты против таинственной силы. Как и что ей противопоставить?.. И сколько вопросов, мучительных, неразрешимых, рождавших новый ужас и панику! Что такое это светящееся колесо? Каким образом его ось, черный шар посреди света, не вертелась вместе с колесом? Что в черном шаре? Жители иной планеты? Быть может Сатурна или Марса? Какие они? Что им нужно? Отдают ли они себе отчет в том, какое зло делают земле?

И сумасшедший ужас людей только увеличивался, когда они пытались вдохнуть в себя хладнокровие и мужество.

Поль Сиврак, Джонатан Бильд и Артур Брэд всю ночь с 21-го по 22-е бродили по городу. К 3 часам утра они проголодались. На дороге попался ярко освещенный ресторан с открытыми настежь дверями. Они вошли. Там ни души не было. На одном столе стоял нетронутый обед. Все трое сели.

Кушанье, а особенно вино, привело их в благодушное настроение. Очевидно, они выпили больше обычного и утратили ясность мысли.

— Глупо! — сказал Джонатан Бильд. — Мы, вот уже двадцать четыре часа ведем идиотскую жизнь.

— Правильно! — поддержал Артур Брэд.

— Какого черта бояться! — опять начал Джонатан. — Марсиане ли, или Сатурниане, или Селениты…

Поль Сиврак прервал его наивным замечанием:

— А и правда, там должны водиться люди, в этом аэрос…

— Скажите — в колесе!..

— Назовем эту штуку Сверкающим Колесом, как говорят все, угодно вам? — перебил Джонатан. — И для большего удобства положим, что в ней марсиане.

— Сперва надо допустить, что планета Марс обитаема, — возразил Брэд.

— Уже допущено! — крикнул Бильд.

Поль согласился; Брэд же улыбнулся.

— Ну, — продолжал Бильд. — Если, допустим, марсиане сюда прилетят, что мы сделаем? Самое лучшее — это быть благоразумными.

— Я вашего мнения, Джонатан, — сказал важно Поль.

— Но, однако, — вставил Брэд, — не следует предаваться мусульманскому фатализму. Я вот заметил, что ни разу не видали, чтобы Сверкающее Колесо втягивало воду… Вспомните-ка астраханский мост. Один только мост и улетел со всеми арками. А ни одной капли воды из Волги!..

— Верно! Верно!

— Значит, — воскликнул торжествующий Брэд, — безопасность только на воде.

И толстяк закурил сигару.

— Вы это к чему клоните? — язвительно спросил Бильд.

— Да! — поддержал заинтересованный Сиврак.

Но Брэд ответил лишь загадочною улыбкой.

Потом, раза четыре затянувшись сигарой, Артур Брэд повторил:

— Разумеется, только на воде безопасно. Пока другие трясутся от страха, мы поплывем в Саваниллу, зафрахтуем себе пароход и будем кочевать по океану из порта в порт до тех пор, покамест о Сатурнианах не будет слуха…

— О марсианах! — поправил Бильд.

— Э, черт возьми! Марсиане, Сатурниане, Венериане, Селениты… Не все равно? Право Джонатан…

— А колесо? — перебил Поль, чтобы остановить неизбежный спор.

— Да прилетит ли оно? — возразил успокоившийся Брэд. — Ну, а уж если мы его заметим, — возьмем и бросимся в воду. Ей Богу, это самое лучшее средство, чтобы…

— Ладно! — воскликнул Джонатан и ударил кулаком по столу.

Трое приятелей совсем развеселились и принялись хохотать.

Когда встали и собрались уходить, четыре здоровенных босяка вломились в комнату, принялись забирать серебро со столов и ломать кассу.

— А в Боготе грабят! — весело сказали Брэд.

— И расстреливают, — ответил Бильд.

В самом деле, вдали слышны были ружейные выстрелы вместе с глухим рокотом обезумевшей толпы. Несколько домов горели. Сиврак было вспомнил об оставленных в гостинице чемоданах; впрочем там кроме белья ничего не было, деньги трех друзей лежали в банках.

— Не велика потеря, — подумал Поль. — У нас, по крайней мере, руки будут свободны. Приятный способ путешествия!..

Он остановился закурить папиросу, потом догнал приятелей, посмотрел на них и опять засмеялся. Джонатан Бильд гордился тем, что был худой, костистый и длинный; Артур Брэд, наоборот, был жирен, толст и короток.

Они шли по безлюдной площади в конце города, как вдруг небо, на котором едва занималась заря, вспыхнуло ярким светом. Поль поднял голову.

— Сверкающее Колесо! — завопил он.

Страх сразу отрезвил его. Бильд и Брэд тоже остановились. Они подняли глаза кверху и окаменели от ужаса.

Действительно, это было светящееся колесо с черными шаром в середине, описанное капитаном Хозе Мендесом. Оно спускалось как раз на трех людей. Те тесно прижались друг к другу и дрожали… И вдруг Поль почувствовал, как он поднимается, летит по воздуху, притягивается… Смутно сознавал он, что Бильд и Брэд летят вместе с ним… Блеск ослепил его и он потерял сознание…

ГЛАВА II,
в которой таинственная личность дает таинственные обещания

Пока в Колумбии происходили эти поразительные события, весь мир был охвачен волнением. Особенно это было заметно во Франции, где публика революционизируется легче, чем в какой-либо другой стране. Народ волновался, подстрекаемый вожаками, которые воспользовались моментом для политических манифестаций. Тогда правительство признало необходимым успокоить общественное мнение.

Вечером 21 июня председатель совета министров, он же министр внутренних дел, собрал в своем кабинете, на площади Бово, совещание, в котором участвовали министры, военный генерал-губернатор Парижа, префект полиции Торпен, знаменитый астроном Констан Брюлярьон и профессор Марсиаль, член академии науки. Собранию предстояло выяснить положение вещей и принять решение, представив его на утверждение президента республики.

После нескольких незначительных речей председатель предоставил слово Брюлярьону.

Астроном были краток и точен.

— Я ничего не знаю, мы ничего не знаем и никто ничего не знает. Сверкающее Колесо — явление до сих пор совершенно неизвестное. Из чего состоит это страшное колесо? Откуда оно? Куда направляется? Долго ли останется в нашей атмосфере? Если да, то сколько времени? Если нет, то не грозит ли опасность его возвращения?

На эти вопросы, господа, не имеется ответов, так же как и на все другие, какие человечество может предложить по поводу Сверкающего Колеса.

Наступило молчание.

— Это так, — сказал военный министр. — Но если мы не можем объяснить Сверкающего Колеса, то по крайней мере, можем бороться с ними.

— Чем? — возразил Брюлярьон, невольно пожав плечами.

— Пушками.

— Детская игра, генерал. Никто не знает, где, куда и на какой высоте оно появится, а без этого как же вы будете наводить ваши пушки и стрелять?..

Брюлярьон опять пожал плечами, и на этот раз с явною непочтительностью.

Спор запутался. Благодаря старой парламентской привычке министры порывались говорить все разом, перебивали друг друга, иронизировали и блистали остроумием, но дело мало выигрывало. Марсиаль высказал робкую гипотезу, что Сверкающее Колесо могло быть крошечною планетой, населенною всего несколькими странными существами. Может быть это было и остроумно, но оно нисколько не помешало тому, что гипотетические существа крошечной планеты разорили добрую половину предместья в Орлеане.

Когда глотки споривших пересохли и министры сочли благовременным умолкнуть, Торпен, еще не сказавший ни слова, поднял руку.

— Господин префект полиции имеет сделать сообщение, — иронически спросил хранитель печатей, недолюбливавший Торпена.

— Говорите, г-н префект, — попросил председатель совета.

— Господа, — начал Торпен спокойным и деловым тоном. — Только один человек может дать нам и рациональное объяснение, и способ как действовать. Только один человек быть может, знает секрет Сверкающего Колеса. Он хорошо известен г-ну Брюлярьону и г-ну Марсиалю. Этот человек сейчас в Париже…

— Доктор Ахмед-бей! — воскликнул астроном.

— Ахмед-бей! — повторил Марсиаль.

Председатель проговорил в полголоса:

— В самом деле, я о нем и не подумал… Он, пожалуй, знает…

— Если явление лежит в пределах человеческого познания, — сказал с жаром Торпен, — если оно объяснимо, то только Ахмед-бей в состоянии его понять и объяснить. Я, господа, прошу вас, прошу совет, поручить мне отправиться сейчас к Ахмед-бею и просить его пожаловать сюда…

Председатель переглянулся с коллегами, которые важно кивнули головами.

— Так поезжайте, милейший г-н Торпен, к доктору Ахмед-бею и просите его именем республики приехать и сообщить, что он знает, если он знает что-нибудь…

Торпен встал.

Через две минуты он вскочил в фаэтон и крикнул кучеру.

— К Ахмед-бею!

Кто же был этот доктор Ахмед-бей, познания и известность которого были столь же велики, как его всемогущество.

Это личность загадочная!

Доктор Ахмед-бей приехал в Париж полгода назад и сейчас же приобрел славу самого всесильного спирита. Никто не знал, откуда он появился. Было лишь несомненно, что он чрезвычайно богат. Больных он никогда не лечил и никому не было известно, где он получил степень доктора, которым именовался на своих визитных карточках, и даже имел ли право так именоваться.

Это был сорокалетний мужчина, высокий, худощавый и нервный, без бороды и без усов. Цвет лица, губы, форма носа изобличали в нем арабское происхождение. Но он никогда не говорил о прошлом, и любопытные должны были ограничиваться одними догадками, которые нисколько не разъясняли мрак, окружавший доктора.

На его еженедельных спиритических сеансах происходили поразительные явления. На них бывали многие выдающиеся деятели науки, литературы и политики, местные и приезжие. Торпен получил доступ в тесный кружок посвященных, потому что обнаруживал сильный интерес к спиритическим и психическим вопросам.

Доктор Ахмед-бей жил в собственном роскошном доме около парка Монсо. Через несколько минут фаэтон префекта подъехал к воротам. Там день и ночь караулили два огромных негра. Они узнали кучера и экипаж и открыли ворота. Торпен взбежал на крыльцо. Его встретил дежурный лакей.

— Барин гуляет в парке, — сказали он: — я его найду через несколько минут. Пожалуйте в комнату.

Лакей открыл дверь и повернул электрический коммутатор. Салон осветился люстрами. Торпен вошел.

Минуты через три лакей опять появился и доложил:

— Барин просит вас в парк.

В этот ночной час парк Монсо запирался. Но Ахмед-бей получил особое разрешение гулять там от полуночи до 7 часов утра, когда публики не было.

Торпен нашел доктора на средней аллее. Он курил и медленно прохаживался, заложив руки за спину. Электрические лампочки в парке уже были погашены, но луна высоко стояла на небе и сквозь просвет деревьев мерцали звезды.

— Здравствуйте, дорогой префект, — сказал доктор, протягивая руку.

— Здравствуйте, доктор.

Едва Торпен раскрыл рот, как доктор его предупредил.

— Не произносите бесполезных слов… Я знаю, зачем вы приехали!..

— Вы знаете!..

— Да! Сейчас идет совет министров на площади Бово, говорили тысячи глупостей о Сверкающем Колесе…

— Но…

— О, милый друг, вас я знаю! Вы там не решились произнести ни слова. А когда поток краснобайства прекратился, вы сказали обо мне. Теперь вы здесь делегатом от совета, приехали спросить меня о Сверкающем Колесе…

— Это верно! — бормотал опешивший Торпен, — но откуда вы знаете?..

Наступило минутное молчание. Не имея сил обуздать любопытство, префект опять повторил:

— Откуда же вы знаете, что министры собрались и послали меня…

— Чего проще, — ответил Ахмед-бей.

— Но тогда, доктор, вы мне скажите…

— Ничего!

— Как же так!.. Но…

— Ничего!

Доктор перестал шагать, бросил сигару и подошел вплотную к Торпену.

— Господин префект полиции, я ничего не знаю о Сверкающем Колесе… Но я узнаю что-то другое… Скоро… Это мне наверно даст возможность выяснить тайну и избавить земной шар от дальнейших катастроф… Мне нужно несколько дней… восемь… десять… пятнадцать… может быть и двадцать… Когда узнаю, я вас позову…

Доктор замолчал, потом заговорил более внушительным голосом:

— То, что вы увидите тогда, будет необыкновенно, так поразительно, так божественно, что вы забудете и про Сверкающее Колесо, г-н префект!

Они опять помолчали, закурив новую сигару и стали ходить, заложив руки назад.

— Дорогой мой г-н Торпен, официально мне нечего больше вам сказать. Но если вы хотите сделать мне удовольствие разговаривать со мною… Я лягу только через час…

Торпен отлично знал Ахмед-бея. Знал, что доктор не вымолвит больше ни слова ни о Сверкающем Колесе, ни об обещанном загадочном открытии. Как ни трудно было ему, но он ответил очень спокойно:

— Простите, доктор, если я вас теперь оставлю. Но вы поймите нетерпение ожидающих меня министров и ученых…

— Отправляйтесь, отправляйтесь… И помните, что я вам сказал…

Велико было разочарование совета, когда Торпен передал загадочный ответ Ахмед-бея. Министры опять начали изливать красноречие, стараясь заглушить собственный страх. Марсиаль переменил свою гипотезу. Брюлярьон пожимал плечами через каждые две минуты, а Торпен молчал.

Наконец совет выработал следующую заметку для напечатания в газетах:

«Министры и несколько лиц из военного и ученого мира собрались сегодня ночью на площади Бово, под председательством г-на министра внутренних дел, председателя совета. На собрании присутствовал г-н Торпен, префект полиции. При тщательном ознакомлении с положением вещей, созданным во Франции постоянной угрозой со стороны Сверкающего Колеса, совет постановили: поручить г-ну председателю совета, министру внутренних дел, редакцию воззвания, которое сегодня же будет прочитано президентом республики в экстренном, соединенном заседании палаты депутатов и сената, а затем расклеено во всех общинах Франции.

После этого воззвания немедленно будут приняты необходимые практические меры при содействии войск».

Когда это великолепное «сообщение» было готово, копии его раздали ожидавшим в соседней комнате репортерам. Те полетели с ними в редакции.

Затем, поздравляя, друг друга, но не без глухого и острого беспокойства, не без стыда за свое абсолютное бессилие, члены чрезвычайного собрания разъехались.

Хронометры показывали 3 часа 47 минут утра.

В этот-то именно момент Сверкающее Колесо в Колумбии подхватило Поля Сиврака, Артура Брэда и Джонатан Бильда и втянуло их как соломинки, так же как были втянуты в Барселоне красавица Лолла Мендес и ее лакей Франциско.

ГЛАВА III,
в которой Сверкающее Колесо выдает некоторые свои тайны

Поль Сиврак не мог определить сколько времени продолжался его обморок. Когда он пришел в себя, то прежде всего открыл глаза; но сейчас же крепко зажмурился.

Несколько минут затем он оставался с закрытыми веками, стараясь дать себе отчет в своем положении. Ему нельзя было пошевелить ни головой, ни руками, ни ногами. Он весь был приклеен к какой-то плоской поверхности, с вытянутыми ногами и раскинутыми руками. Он чувствовал, что его затылок, спина и конечности точно приросли к мягкой холодной материи. В левую щеку хлестал непрерывно жестокий ветер. В ушах отдавался сильный шум. Сквозь закрытые веки он видел однообразный розовый свет, какой видят, когда обращают закрытые глаза к полуденному солнцу.

Но кровь стучала у него в ушах и дыхание было чрезвычайно затруднено. Ему, казалось, не хватало воздуха. Он дышал часто и порывисто, но беззвучно.

Вот он открыл рот и крикнул. Справа и слева ему ответили два других крика.

— Артур! Джонатан! — закричал он.

— Поль! Поль!

Бильд и Брэд значит были живы. Это странно, что все голоса звучали как-будто откуда-то издалека: так они звучат в разряженном воздухе… И это постоянное стеснение в легких…

— Да мы в верхних слоях атмосферы, — подумал он. — Если еще дальше будем подниматься — тогда смерть…

Тихо, тихо он приоткрыл глаза, постепенно приучая их к ослепительному блеску. С четверть часа употребил он, только чтобы полураздвинуть веки. Но перед глазами ничего не было кроме бесконечного неба, необыкновенно блестящего. Желая увидеть возможно больше вокруг себя, он стал вращать зрачками, но в это время почувствовал, что погружается в вещество, на котором был приклеен.

— Поль! Поль! — кричали вместе необыкновенно тонкие голоса Бильда и Брэда.

— Артур! Джонатан!

И только что пронесся этот отчаянный крик, как вещество, на котором он лежал, исчезло… Он упал… И очутился сидящим в потемках. Что-то давило его в бок; он провел освободившеюся рукой: это оказалась человеческая нога, обутая в грубый сапог.

— Поль! — раздалось слева.

— Поль! — повторилось справа.

— Джонатан! Артур! — закричал он, — вы здесь?

— Да! Да!

— Ранены?

— Нет. А вы!..

— Я тоже нет…

— Мне дышать трудно…

— И мне…

— Мне тоже… Мы в разреженном воздухе… Легкие болят…

— А голоса? Вы замечаете голоса?..

Действительно, голоса были странные: писклявые, глухие, так что приходилось кричать.

— Это от разряженного воздуха, — повторил Поль.

— Очевидно…

— Но, Боже мой! Где мы? — пропищал огромный Джонатан Бильд таким голоском, как у маленькой девочки.

— Да, где мы? — повторил Брэд.

— Не знаю, — ответил Поль.

Помолчали минуту. Вдруг Бильд сразу выпалил:

— Мы в ступице марсовского колеса.

— Или сатурневского, — возразил Артур.

— Есть у вас спички?.. Экая скверность… Как дышится порывисто… Неужели не привыкнем, если дальше так будет?..

Вероятно через несколько часов… Короткое молчание… Треск спички о коробку, еще треск… Свет… Поль быстро повернулся и увидал ошеломленные физиономии своих спутников. И Бильд и Брэд держали каждый по зажженной спичке. Но пламя было бледное, слабое, едва разгоняющее мрак. Все трое взглянули друг на друга, не произнеся ни слова. Спички разом погасли.

— Постойте! — сказал Поль. — У меня есть электрический фонарь.

Он достал из кармана аппарат, похожий на портсигар, и надавили пуговку. Вспыхнул яркий свет… Он быстро встал, но к величайшему его удивлению, это движение заставило его взлететь на воздух.

— Где мы? — недоумевал Джонатан Бильд.

Бильд и Брэд тоже поднялись на ноги, и Поль видел, как оба подпрыгнули аршина на полтора. После прыжка их ступни погрузились в вещество, на которое встали, подобно лапам птички, севшей на мягкий пух.

Лица их были бледны; голубые глаза Артура часто моргали, черные глаза Джонатана светились странным блеском; руки дрожали. Поль сделал было шаг к ним, но его перенесло по воздуху и ударило в живот Артура Брода.

— Ай! Да скажите же, Поль!..

— Понял! — воскликнул Поль, — успокойтесь… Здесь воздух разряжен. Это совсем не та атмосфера, что на земле… И плотность, и тяжесть тут иные, понимаете? Вспомните же, что по самому точному расчету земной пуд на Марсе весит всего только 15 фунтов 3 золотника…

— Втрое меньше!..

— Ну, вот!.. Здесь почти то же самое… Мы теперь гораздо легче, чем были на земле… А так как мускулы наши развивают прежнюю силу, то, понимаете…

— Так!.. Стало быть, когда мы хотим сделать один шаг…

— Мы делаем огромный прыжок… великолепно!.. Нужно будет значит соразмерять усилие… приучить мускулы…

Полю приятно было убедиться, что он лучше всех сохранил самообладание. Он сознавал, что обладание электрическим фонарем, хладнокровие и специальные познания ставили его во главе этой маленькой людской компании. Отныне он должен был и думать, и говорить, и действовать, как глава.

Правда, он чувствовал чрезмерное возбуждение. Он не сомневался, что возбуждение это, заметное также на лицах Бильда и Брэда, причинялось не одним лишь окружающим воздухом, хотя последний был гораздо богаче кислородом, нежели земная атмосфера.

— Мы привыкнем к этому…

И в самом деле, ему казалось, что дыхание его хотя все еще частое и короткое, становилось уже не так трудно и почти безболезненно. Начиналось значит приспособление к той удивительной среде, где им суждено было долго жить.

— Ну, что же, — спросил Бильд, — скажете вы, где мы находимся?..

Поль поднял фонарь высоко над головою и, делая самые осторожные движения, пошел осматривать все окружающее.

Осмотр был не долог. Они находились внутри комнаты странной формы. Представьте себе многогранную коробку с двадцатью сторонами, аршин семь вышиною; встаньте внутри, на одной из его треугольных сторон, и вы получите понятие о том, в каком положении находились они в своей темнице. В самом деле это была настоящая темница: в ней и видно было ни двери, ни окна, ни малейшего отверстия; стены были совершенно гладки: но больше всего казался удивительным материал, из которого они были выстроены. Лучше всего его можно было бы сравнить с очень, очень густым темно-сизым туманом. Стены из сгущенного облака! Каким путем они были брошены в эту геометрическую клетку? Никто не знал.

Поль захотел постучать рукояткой револьвера о стену, но револьвер вместе с рукой беззвучно погрузился в нее.

Вдруг, точно тучи разорвались, перед ними открылось широкое отверстие и волна зеленого света проникла снаружи.

Инстинктивно, не колеблясь ни секунды, три друга прыгнули к этому отверстию. Но они плохо рассчитали новые условия тяжести. Неразмеренный прыжок отнес их дальше, чем они думали. С полминуты они плыли в воздухе, пока не упали в нечто вроде серого купола, погрузившись в темную и удушливую среду, которая их сейчас же отбросила как пружинный матрас. Они в беспорядке покатились друг через друга. Когда наконец они поднялись на ноги, то увидали, что как раз в этот момент открывшееся было их отверстие опять закрылось.

Поль думал, что он видит фантастический сон. Он вытер потный лоб и стал протирать себе глаза. Но у него в руке был револьвер, и холод стали прошел по всему телу. Нет, он не спал: перед ним была действительность.

И он почувствовал себя простодушными ребенком, кротким и жадно любопытным. Медленно присел он на этот странный пол, сделанный, казалось, из густого непрозрачного облака; он сидел точно на мягком диване. Ударяя с силой рукою, он погружал ее точно кисель.

— Поль, — сказал Бильд, — что же это за чертовщина?

— Не знаю… посмотрим… подумаем…

— Что-нибудь да окажется, — заметил Брэд.

«Комната» в которой они были, представляла собою внутренность большого многогранника; у него было так много сторон, что он казался почти круглым.

Слабый зеленоватый свет освещал их, — откуда? Казалось, его испускали сами сферические стены их странного жилища… бывшего однако пустым внутри.

— Ну, разумеется, — сказал Поль, — мы в облаке…

Но это вызвало такую фантастическую ассоциацию идей, что все смолкли.

— Пусть меня казнят на электрическом кресле, — начал было Джонатан Бильд, — если…

Но он не досказал, а Брэд начал посмеиваться.

— Эх, голубчик мой, Джонатан! Хочешь ты или не хочешь, а электрическая казнь вот уже начинается. Эти сатурниане… которых мы…

— Марсиане, — сердито проворчали Бильд.

— Будет вам! Артур! Джонатан! — прикрикнул Поль.

Но он сам удивился слабости своего голоса, которому хотел придать властный и энергичный тон, и замолчал. Приятелей своих он считал немножко рехнувшимися. Желая показать, что сам он крепок и спокоен, он встал и пошел.

На этот раз он вспомнил о своем ничтожном весе и стал делать движения с преувеличенною осторожностью. С удовольствием он убедился, что ему все легче становилось дышать, хотя дыхание было все-таки порывисто. Несмотря на большие размеры комнаты, покатость ее стен была очень заметна. (Вообразите себя внутри многогранной сферы, да простят мне математики это небывалое сочетание слов). И вот, во время ходьбы, он заметил, что тело его оставаясь перпендикулярным к мягкой поверхности, по которой ступали ноги, все время сохраняло направление радиусов окружности. Продолжая путь, Поль вскоре очутился над Бильдом и Бредом, головою книзу, ногами на «потолке». Он пошел дальше, обошел таким образом весь зал, как муравей, путешествующий внутри пустой тыквы, и подошел к пораженным Бильду и Бреду с противоположной стороны.

После долгого раздумья он заметил:

— Мы наверно увидим еще много удивительного в сатурновом мире.

— В марсовом! — возразил упрямый Джонатан.

— Да почему вам так хочется непременно Марса? — воскликнул Брэд.

— А сами вы, Бред, почему так настаиваете вместе с Полем на Сатурне?

— Потому что это моя идея, — сухо возразил Бред.

— Нет, это неправда, — авторитетно заметил Поль. — Я думаю, что Сверкающее Колесо, в ступицу которого мы попали чудесными образом…

— Именно чудесным! — прервал Бильд.

— Так вот, Сверкающее Колесо пришло с Сатурна, потому что оно представляет его точную форму.

— Да, Сатурна и его колец! — воскликнул Бильд.

— Ну, это еще не доказательство.

— Зато вероятность…

— Недостаточная!

— Ах, да пусть будет так, — прервал Поль, решив примирить спорящих. — Мы после узнаем, Сатурн-ли, Марс-ли. Не все ли равно!

— Верно! — согласились Артур и Джонатан.

— Будет-ли это мир Марса, Сатурна, или Луны, или даже Юпитера… Главное то, что законы притяжения и равновесия, какие мы знаем на земле, здесь не существуют. Сатурновская материя — примем пока это слово, если угодно, — сатурновская материя, из которой сделана эта многоугольная и сферическая стена, оказывает присущее ей притяжение, потому что я ходил не падая и поверху и понизу, а голова моя всегда была обращена к центру этой комнаты. И потом, когда я был наверху, я вовсе не испытывал такого смущения, будто висел вниз головой, хотя по земным законам оно так и было. Наконец, — и это самое удивительное, — притяжение исходит не из центра окружности, как в земном, планетном и солнечном мирах, а из самой окружности.

— Странно! — заметил Бильд.

— Я не вижу другого объяснения, — сказал Брэд… — Попробуйте, Джонатан!

Они встали и уже пошли, как вдруг ухо Поля поразил резкий протяжный свист. Он почувствовал, что среди них находится кто-то посторонний. Положив руки за плечи Бильда и Бреда, он смог только прошептать:

— Сатурниане!

Часть стены перед ними исчезла, как расходится густой дым от сильной струи, и они увидали…

В образовавшееся отверстие вошел ярко-зеленый светящийся столб, потом другой, потом третий… Они были ростом с высокого человека. На верху каждого столба колебался прозрачно-белый световой шар, с треском кидавший от себя искры… Три огненных головы над тремя прозрачными светящимися столбами!..

Пока эти три видения, выстроившись в ряд, ползли к ним, похолодевший от ужаса Поль пятился назад. Он смутно чувствовал, что и товарищи его пятятся…

Но вот столбы остановились и начали, один за другим, выбрасывать снопы искр с мерными потрескиваниями..

Потом они опять поплыли вперед. Люди увидели — как выразить эти неописуемые вещи? — увидели, что столбы окружают их, как легкий туман окружает дерево, не закрывая его, и широко раскрытыми глазами смотрели на бледные огненные головы…

Опять посыпались искры с частым треском. Потом раздался резкий долгий свист… Головы появилась у них перед самыми глазами, колеблясь на зеленых прозрачных столбах, и потянулись к тому месту стены, откуда вышли.

Пока зеленые столбы плавно удалялись, Поль немного овладел собою; он открыл рот, чтобы говорить, но его горло было судорожно сжато. Тогда он поднял правую руку, не обдумав хорошенько, что хочет делать. Но зеленые столбы с бледными шарами уже исчезли, и тотчас же за ними стена сомкнулась и стала сплошною, как была.

— Поль, — вымолвил Джонатан, — это я не спал? И с ума не сошел? Я видел столбы из зеленого света, три…

— И я тоже три, — чуть слышно произнес Брэд.

— И три белых огненных шара…

— Огненных, и из них искры сыпались…

— Она ложились нам на головы, обвивались вокруг ног… А? Поль!..

Поль повернулся к товарищам. Те были как полотно бледны, губы их дрожали…

Наверно и Поль был похож на них в эту минуту. Но он чувствовал в себе присутствие духа и владел рассудком. Это не была галлюцинация. Он ясно видел, и они тоже. Стало быть это была правда: три зеленых столба с бледными огненными шарами были здесь и действовали, да действовали, не дольше как сию минуту…

— Джонатан! Артур! Я вместе с вами видел… Вы не бредите… Мы в удивительный мир попали…

— А заметили вы, что эти столбы с огненными шарами не дают ни тепла, ни световых лучей?

— Правда… Только одни искры…

— Но что же это может быть? — бормотал Бильд.

— Не знаю… Светлые шары… Как будто головы… и искры бросали…

— Да, да, именно бросали… Как слова или взгляды…

— Да это мысли, воля, материализованные и действующие… Вот это так!..

— Однако концентрированное мыслящее существо, сделавшееся чистым флюидом…

— Но это совсем непонятно! — воскликнул Брэд.

Только что было произнесено это слово, как Поль услыхал с правой стороны шорох, вызвавший в нем воспоминание о шуршании шелковой юбки. Он быстро повернулся и в тот самый момент, как стена замыкалась, увидал прелестную бледную девушку, стоявшую около человека, который усердно кланялся!..

На этот раз он усомнился в своем зрении. Он направился к новому видению, как вдруг его мозг озарился воспоминанием.

— Ах, — воскликнул он, — Лолла Мендес!..

После трех столбов со светящимися шарами это был такой безумный контраст, что он захохотал… Сзади него раздавался нервный хохот Бильда и Брэда, повторявших между спазмами:

— Ха! Ха! Лолла! Лолла Мендес!..

И на самом деле перед ними была молодая испанка. Но как она сюда попала?.. И чем, наконец, кончится это невероятное приключение?..

ГЛАВА IV,
где радости любви начинаются вместе с муками голода

При виде Лоллы и Франциско все трое точно с ума сошли. Но это продолжалось не долго.

Когда Поль устал смеяться и пришел в себя, он твердо решил, что будет принимать к сведению самые нелепые факты, как простые и натуральные вещи.

Быстрым взглядом окинул он барышню и ее лакея.

Стройная, но не худая, несколько выше среднего роста. Лолла Мендес была одета в корсаж и в красную суконную юбку. У нее были тонкие, изящные руки и ноги. Открытая шея с тонкой смугловатой кожей грациозно поддерживала головку с роскошными черными волосами, с матово-белыми щеками, с прямым и гордым носиком и сжатым лбом, под которым блестели большие темные глаза, окаймленные длинными и густыми ресницами. Ее красные губки, слегка пухлые, были резко очерчены. Энергичная и вместе томная, красота Лоллы Мендес производила впечатление.

Рядом с нею нельзя было без смеха смотреть на Франциско.

Еще более длинный и худой, чем сам Джонатан Бильд, этот малый обладал кривыми ногами, огромными лапищами и держался сгорбившись. Вместо усов у него на верхней губе торчали четыре волоска под дон-кихотовским носом. Скулы были непомерной величины, а голый череп сиял как страусовое яйцо на солнце. Но в глубоких черных глазах, глядевших из-под густых бровей, светился ум.

Он стоял согнувшись, упершись левым кулаком в бок и размахивая шляпой в правой руке, составив ноги по-военному около дорожного чемодана, прикрытого серым суконным чехлом.

Пока слуга раскланивался, молодая госпожа смотрела смущенная, в молчаливом замешательстве. Поль почувствовал, что нужно заговорить. Он обрел в себе всю силу ума и хладнокровие, потому что присутствие в Сверкающем Колесе двух человеческих существ произвело и в его организме и — он это видел — в организмах Бильда и Брэда спасительную реакцию.

Да и наружность Лоллы Мендес внушала ему горячее желание казаться рыцарем.

— Mademoiselle, — сказал он, наклонившись, — вас удивило, что ваши имена были произнесены сейчас: но о вашем приключении рассказал капитан Мендес.

— Отец жив! — воскликнула вся вспыхнув молодая девушка.

— Он жив: по крайней мере об этом сообщали вчерашние земные газеты, от 21-го июня. Газеты нам все рассказали. Мы их читали за несколько часов перед тем, как нас унесло… Так же, как и вас.

— Хорошо сказано, Поль! — отозвались разом Джонатан Бильд и Артур Брэд.

— M-lle, продолжал он, — мы чрезвычайно счастливы, что находимся в этом Сверкающем Колесе вместе с вами. Может быть мы будем вам полезны…

— Действуйте корректно, Поль, — шепнул Джонатан, — представьте нас.

— Представьте, Поль, — поддержал Брэд.

Поль обернулся налево и притянул за руку своего длинного и тощего друга.

— Джонатан Бильд, морской офицер Соединенных Штатов.

Потом повернулся направо и увидал своего короткого и толстого друга, протискивающегося вперед.

— Артур Бред, профессор естественной истории бостонского университета.

Наконец представился сам, низко поклонившись:

— Поль де Сиврак, корреспондент парижской академии, поручик колониальной пехоты.

Потом он поднял голову и добавил:

— Получивши втроем командировку от французского правительства в ученую экспедицию на раскопки в Нейве, в Колумбии, мы были проездом в Боготе, когда нас унесло Сверкающее Колесо.

Поль был среднего роста, лет тридцати; тонкие черты овального лица, светлые усики, черные волосы, темные глаза и вся аристократическая изящная внешность изобличали в нем чистокровного француза. Приятели его, напротив, олицетворяли собою два типа истых американцев. Высокий и тощий Бильд был косматый шатен с лишенным всякой растительности лицом; маленький и толстый Брэд — рыжий, коротко остриженный, без усов, но с небольшою бородкой.

Трое друзей, так не похожих наружно, но одинаковых по уму, сердцу и мужеству, стояли склонившись перед молодой девушкой.

С самого своего появление она не произнесла ни звука и не шевельнулась. Ее черные глаза, казавшиеся неестественно большими на побледневшем лице, смотрели с выражением, в котором страх понемногу сменялся доверчивостью. Но лакей ее меньше растерялся. Покуда Поль говорил, он без устали отвешивал поклоны, а потом затараторил своим голосом, который выходил еще забавнее в редком воздухе.

— Сеньоры, добро пожаловать в эту чертову машину! Я тут уже немножко обжился… и покамест хватит провизии (чудак покосился на свой чемодан). Тут, доложу вам, увидишь такие штуки, что за день сто раз помянешь имя пресвятой и Вирген дель Пилар!.. Но опасаться нечего, пока мы живы… Вот жалко только сеньориту: все она грустит, плачет, боится…

Он подошел к Полю, приложил руку к губам вроде рупора и сказал ему на ухо:

— Доложить вам по секрету, сеньор, — я боялся, как бы сеньорита не сошла ума!.. Что мудреного! Этот невиданный полет, какие-то зеленые светящиеся столбы, огненные шары… Да вы, может, их видели? Да? Ну, тогда я спокоен… сеньорита… Вы, конечно… Раз уж вы здесь, три галантных кабаллеро, с плотью и кровью, такие же христиане, как ее папаша и я…

Но он не докончил. Молодая девушка положила хорошенькую ручку на плечо слуги и тихонько отстранила его.

— Довольно, Франциско, — сказала она повелительным тоном.

В ее глазах заблестели слезы. Она обратилась к Полю дрожащим голосом:

— Простите мое смущение… С тех пор, пока я здесь, — два дня, вы говорите, — я, чувствовала, что схожу с ума… Когда я вас увидела, я не могла глазам верить… Теперь я пришла в себя…

Благодарю за вашу помощь… Вы мне не откажитесь объяснить… Так вы говорите, что отец жив?..

— Да, жив.

Поль вкратце передал ей все, что прочел в газетах.

— Значит, мы по всей вероятности находимся в аэростате, прилетевшем с Сатурна?

— Должно быть так…

— Если только не с Марса, — вставил неисправимый Бильд.

Поль пожал только плечами. Теперь, в этом странном многоугольном помещении, он держал себя так, точно находился у себя в рабочем кабинете.

— Не угодно ли вам, барышня, сесть? Стульев здесь нет, но пол этого зала довольно мягок…

Она уселась подле него; Бильд и Брэд расположились около, а Франциско немного в стороне.

Положение все-таки было до того необычайно, что, несмотря на все горе и беспокойство, Лолла Мендес не могла улыбнуться. Бильд и Брэд сейчас же последовали ее примеру. Поль тоже, а Франциско, так тот совсем пришел в восторг:

— Ха-ха-ха! Вот занятная штука!..

Но взгляд молодой хозяйки сразу прервал его излияние.

С минуту молчали. Лолла наблюдала трех друзей, они — ее. Потом она спросила:

— Где мы теперь можем быть?

— Относительно земли?

— Да.

— Трудно делать догадки, — сказал Брэд.

— Невозможно, — отозвался Бильд.

— А где вы, mademoiselle, были прежде чем войти сюда? — спросил Поль.

— В другой комнате, такой же круглой, но поменьше.

— Вы здесь уже бывали? — спросил Бильд.

— Да, два раза…

— Каким образом? — поинтересовался Брэд.

— Всякий раз, как перед нами открывалась дыра, — объяснил Франциско, решительно желавший принять участие в разговоре, — мы и входили… Первый раз из маленькой круглой комнаты сюда, второй раз отсюда, в маленькую круглую комнату, потом опять сюда…

— Огненные столбы с шарами и искрами мы увидели, когда в первый раз попали в этот большой зал, — продолжала Лолла. — Я чуть не умерла от страха. Но ничего дурного для меня не было…

— И мы их видели, — сказал Бильд.

— Это должно быть жители Сатурна, — предположил Брэд.

Лолла широко открыла удивленные глаза.

— Да, — подтвердил Поль. — Мы думаем, что эти столбы — светящееся вещество, вместилище чистых духов… почти совершенного разума… Мозги, так сказать, достигшие такого совершенства, что им уже не нужен никакой орган, и проявляющееся в виде огненных шаров… В призраки, наблюдаемые на земле спиритами…

— Значит, души? — пролепетала Лолла Мендес.

— Души и есть! — воскликнул с энтузиазмом Франциско. — Эти сатурновцы или марсовцы, — души, которые, стало быть, без тела…

Поль перебил его.

— Вот почему я и думаю, что это — жители Сатурна, а не Марса. В самом деле, насколько нам известно, на Сатурне легковесность материала и плотность атмосферы таковы, что сатурниане решительно не могут быть неземными существами… Они могут обитать только в атмосфере, над густыми и тяжелыми облаками, окутывающими их кольчатую планету… А в этой комнате, и в других стены состоят из сгущенного облака, которому сатурниане придают любую форму… Это-то облако, этот пар и поддерживает нас потому, что мы здесь невообразимо легки… Мы как муравьи на пуху… Что за мир!.. Сами наши астрономы, при всей их положительности, уверяют, что в виду физических условий Сатурна, прозрачными, плавающими в небе без крыльев… лишены всяких материальных потребностей… Расширьте немного это представление, слишком еще земное… И столбы зеленого света с огненными шарами окажутся великолепным подтверждением наших робких астрономических гипотез… Бесплотные духи в виде света… Что за мир!..

— И может быть, — заметил Артур Брэд, — для них достаточно только иметь волю, чтобы она уже осуществлялась. Этою волей могут быть потрескивающие искорки. Своею таинственною силой они открывают на расстоянии стены этой комнаты и придают ей желаемую форму…

— Однако как же нас втянуло сюда? — спросила вдруг молодая девушка.

Поль уже думал над этим; он ответил:

— Сверкающее Колесо должно нуждаться в материи, чтобы поддерживать свою деятельность. Несомненно оно обнаруживает значительную притягательную силу, когда сатурниане хотят этого. Вот чем можно объяснить, что Колесо на своем пути подхватывает с земли различные тяжелые предметы… Известно, что внезапно прерванное движение превращается в теплоту, — это физический закон… По всей вероятности втянутые в Колесо дома, мосты и пр. при ударе о него воспламеняются и таким образом служат ему топливом.

— Остроумно! — молвил Бильд.

— Это должно быть верно, — поддержал Брэд.

— Да, но это не объясняет, почему мы не были уничтожены, как эти дома, — усомнился Франциско.

— Возможно, что сатурниане рассчитали и направили притяжение своей машины таким образом, что нас осторожно втянуло не в горящее Колесо, а в его черную ступицу.

— Однако, — возразил Бильд, — я все-таки не могу понять, зачем сатурнианам понадобилось это Сверкающее Колесо с обитаемою ступицей! Уж раз они «чистые духи», то отчего бы им не путешествовать в междупланетных пространствах без этой странной машины!

— Вот именно, — подхватил Брэд, — они могли бы переноситься, как свет или звук…

— Это конечно, но очевидно для существования сатурниан неудобна пустота междупланетного пространства и чуждые им атмосферы других планет…

— Значит они могут умирать? — спросил Франциско.

— А почему бы и нет!

— Ну, как же! Разве душа умирает?

— А разве мы знаем что-нибудь об этом? Наконец, ведь разум, дух не есть душа… Разум, дух, а стало быть и сатурнианин может умереть.

После минутного молчания Поль Сиврак воскликнул:

— Ах, если бы с нами был доктор Ахмед-бей!..

— Ахмед-бей? — переспросил Джонатан Бильд. — Что это за особа, о которой стоит жалеть в нашем положении?

— Господи, Боже мой! — вмешался Франциско. — А вот я, так жалею о всех жителях земли. Будь они здесь, мы бы завоевали звезды, Сатурн, чтобы…

— Франциско! — остановила строго Лолла.

— Кто такой Ахмед-бей? — тихо спросил Брэд.

— Удивительный ученый, — отвечал Поль, — с которым я познакомился в Калькутте, во время путешествия по Индии… Ахмед-бей знал многое… Он говорил в Калькутте, что обладает всеми-всеми тайнами древних браминов, которые были абсолютными господами над жизнью и смертью!..

— Я все-таки не вижу, — проворчал Бильд, — чем этот полубог был бы нам полезен.

— Эх, — возразил Поль, — он нам выяснил бы все то, относительно чего мы теряемся в смутных догадках. Может быть он нас вывел бы из этого проклятого Сверкающего Колеса…

Скептик Бильд пожал плечами и выразил на лице недоверие к чудесным способностям названного доктора Ахмед-бея.

Поль не решился настаивать.

Но каково было бы его удивление, если бы он мог знать, что в это самое мгновение, на земле, доктор Ахмед-бей думал именно о нем, Поле Сивраке, вспоминал о их встрече в Калькутте и собирался самым невероятным и неожиданным способом прийти на помощь узникам Сверкающего Колеса.

Несмотря однако на все чудеса передачи мысли, Поль не мог знать и не знал этого…

Он погрузился в мечты и с болью в душе припоминал эпизоды своей земной жизни, когда вдруг голос молодой девушки, отныне его спутницы, вернул его к горькой действительности.

— Как все странно! — говорила тихо Лолла. — Сколько же времени это продлится? Вернемся ли мы на землю?

— Тайна! — произнес Брэд.

— Поживем — увидим, — сказал Бильд.

— Если только не умрем здесь с голода, — ехидно заметил Франциско.

Замечание было столь основательно, что все глаза повернулись к нему.

— Ну, да, продолжал он. — Эти самые сатурниане, как вы их зовете, эти чистые духи не дурно шутят над куском ветчины, ломтем хлеба и вареными яйцами!.. Спрашивали они вас, не угодно ли вам кушать? Предлагали вам провизию? Нет? Вот то-то и есть… Надо полагать, ваши сатурниане не понимают ни по-французски, господин Сиврак, ни по-английски, господа Бильд и Брэд, ни по-испански, сеньорита!.. Как вы им объясните, если только увидите их, что мы не похожи на чистых духов и что белые искры, зеленый свет и сгущенные облака не годятся нам для питания? A Caramba!.. Нас пятеро, а у меня провизии на два дня…

Говоря это, Франциско вытащил чемодан, положил его себе на вытянутые ноги, раскрыл и стал доставать оттуда свертки, взвешивая на руке и ворча:

— Цыпленок… ветчина… хлеб… сардинки… крутые яйца… персики и томаты… еще литр вина, да полбутылки минеральной воды… Да… Пяти персонами хватит раза на четыре… Ах, хорошо, что я не послушался капитана и захватил немножко! Он хотел завтракать и обедать в буфетах!.. Буфеты на Сатурне!.. Как же! Там приготовили!..

Слова лакея возбуждали не смех, а самые черные мысли. Не заманчива была перспектива долгого пребывание в этой загадочной ступице Сверкающего Колеса, без возможности сношения с населявшими его таинственными существами, без надежды на пополнение припасов. Все они чувствовали себя осужденными, в случае если это положение еще немного продлится, на самую ужасную из смертей — смерть от голода и жажды.

Поль вынул часы: было без 10 минут 12. Значит прошло около восьми часов с тех пор, как Бильд, Брэд и он были унесены Колесом.

— Сегодня 22 июня, — сказал он, — нам надо будет сделать календарь…

— У меня уже есть, — сказал Брэд.

Он показал свой портфель, в котором действительно был календарь.

— Здесь не бывает ни дня, ни ночи, заметил Бильд. — Поэтому нужно поручить Брэду отмечать на календаре время по часам.

— Отлично!

— Барышня, кушать подано! — возгласил Франциско.

Перед ними, на открытом и перевернутом чемодане, лакей «накрыл стол».

Около прибора Лоллы Мендес были вилка, нож и стакан. Бильд, Брэд, Поль и Франциско обходились своими десятью пальцами, да дорожными ножами, выполнявшими самую разнообразную службу.

Ели молча. Обед был скорый и, надо сознаться, недостаточный. Но Франциско распределял порции настолько же экономно, насколько равномерно.

— Вот один и есть! — сказал слуга, запирая чемодан. — Вам будет еще три обеда таких же… А потом…

Он щелкнул пальцами, достал из кармана табак и бумагу, свернул папироску и закурил…

У Бильда было четыре сигары. Он предложил их товарищам и вскоре, с разрешения Лоллы Мендес, каждый из них был окутан облаком дыма.

Медленно пуская клубы дыма, Поль наблюдал за молодою девушкой. Она печально сидела, скрестив руки и подперев опущенный подбородок левой рукой… Она вздыхала, слезы потекли по ее щекам. Расстроганный Поль отбросил сигару и приблизился к ней.

— Mademoiselle…

Она вздрогнула, подняла голову, быстро вытерла слезы и сказала тихо:

— Я думала об отце… Но я буду сильная… Вы не увидите больше слез…

И заставила себя улыбнуться. Глаза их встретились, и не отвернулись. Поль смотрел ласково, как бы ободряя и утешая; во взгляде Лоллы светилась немая благодарность. Поль протянул руку; она подала свою и почувствовала пожатие его пальцев.

— Не все еще потеряно, — сказал он, — я вас спасу…

Он был необычайно смущен. Ему хотелось высказать многое, но два голоса разом перебили его.

— Мы вас спасем, — говорили они.

Это были голоса Бильда и Брэда, стоявших около Поля и протягивавших руки к Лолле.

Грациозным движением она встала и подала левую руку Брэду, правую Бильду. Пожатие было короткое и сильное, но глаза Лоллы не оторвались от Поля. И молодой человек внезапно почувствовал, как волна счастья прилила к нему и наполнила его непобедимым мужеством.

— А теперь, — сказал Бильд, — надо действовать…

— Узнать, где мы… Войти в сношение с сатурнианами, — прибавил Брэд.

Поль взял свой револьвер и стал стучать его рукояткой в стены; но револьвер вместе с рукою проникал в уплотненный пар и отталкивался назад точно пружиной.

Он наклонил голову и бросился с разбега в стену, но почувствовал удушье, как только его голова погрузилась в пар, затем был отброшен назад.

Бильд и Брэд сидели в бездействии подле Лоллы и смотрели на него. Франциско тоже насмешливо поглядывал.

После безуспешных опытов в течение добрых получаса Поль вложил револьвер за пояс и сказал:

— Если сатурниане знают, что мы делаем, то значит не хотят отвечать.

— Я думаю, нужно подождать, пока им взбредет каприз, — прибавила Лолла.

— Подождем!

Опять все сели; закурили папироски, которые свертел Франциско; высказывали тысячи догадок одна другой фантастичнее… А часы бежали, скучные и однообразные. Ни один обитатель Сатурна не показывался. Тишина была такая полная, что они, избегая слышать ее, старались стучать ногами и руками, как только прекращался разговор… И все тот же томительный вопрос без конца повторялся:

— Где мы? Где мы?

В 8 часов вечера Франциско хладнокровно доложил:

— Барышня, кушать подано.

Точно так же, как и в полдень, поели наскоро и немного; пить пришлось еще меньше.

— Вот и два! — сказал лакей, закрывая чемодан.

Лолла Мендес легла и, пока мужчины курили, заснула.

— Слава святому Иакову Компостельскому, — прошептал Франциско, — в первый раз сеньорита заснула с тех пор…

— Давайте-ка тоже спать, — предложил Брэд.

Он растянулся недалеко от Лоллы; его примеру последовал Бильд, потом Сиврак, потом Франциско. Прижавшись друг к другу на странном сатурновском пуховике, они заснули, сморенные треволнениями этого необыкновенного дня.

А Сверкающее Колесо, пробежав уже тысячи и тысячи верст с тех пор, как вышло из земной атмосферы, неслось как капризная комета в неизмеримых небесных пространствах к солнцу.

ГЛАВА V,
где шесть револьверных выстрелов приводят к ужасным и неожиданным последствиям

Печален и мрачен был день 23 июня для пленников загадочного Сверкающего Колеса.

Они ничего не видали; ни один звук не доносился до их слуха; ни один зеленый столб с огненным шаром не появлялся в обширной многоугольной комнате. Казалось, что сатурниане вполне удовлетворили свое любопытство при первом появлении. Где находились эти таинственные существа? Что было за этой сплошной облачной стеной? И что это за зеленый свет?

Тайна!

Лолла Мендес, Поль Сиврак, Джонатан Бильд, Артур Брэд и лакей Франциско обсуждали все эти вопросы, но из их гипотез ничего правдоподобного не выходило.

В полдень и в 7 часов они поели — в последний раз.

И снова, когда мужчины машинально выкурили по папироске, все легли.

Но разве можно заснуть с мыслью, что завтра нечего есть? Разве можно отдыхать, когда ум мучится неразрешимыми вопросами, а сердце сдавлено тоскою от страшной тайны? Разве можно сомкнуть глаза при этом неумолимом зеленом свете, наполняющем сказочную круглую комнату?

Ни один из злополучных героев этого с ума сводящего приключения не мог забыться освежающим сном.

— К черту сатурниан! — воскликнул наконец Поль, который долго ворочался между острыми лопатками Бильда и широким плечом Брэда.

— К черту! — повторили Джонатан.

— Чума их побери! — проворчал Артур.

— Не очень-то они ее боятся, — усмехнулся Франциско.

— Господи! Что же нам делать? — простонала Лолла Мендес.

Никому не хотелось ни есть, ни пить, хотя последний ужин был далеко не обилен; но предвидение мук голода и жажды, которые должны скоро, скоро наступить, заставляло забывать о настоящем.

— Надо же как-нибудь выйти отсюда, — воскликнул Бильд. — Надо найти средство…

Раздался протяжный свист; как и в первый раз, через внезапно открывшееся в стене отверстие вышли три зеленых столба с светящимися шарами наверху.

Лолла и четверо мужчин застыли на месте.

— Сатурниане! — прошептал бессознательно Поль.

Три столба разом остановились; множество коротких искорок с треском посыпалось из шаров; потом искры прекратились. Столбы слегка ослабили свой зеленый свет, а шары сделались матово-белыми, светящимися изнутри без лучей.

Земные жители молча рассматривали трех неподвижных сатурниан. Так прошло несколько долгих минут.

Молчание нарушил резкий голос Франциско.

— Стреляйте из револьвера в эти шары! — вдруг предложил он.

— Гм! — нерешительно сделал Бильд.

— Да ну же, — настаивал Франциско, — подстрелите какого-нибудь дурака… Вот, хоть этого!..

И указал пальцем на средний столб.

— Зачем?

— Да затем, что эти чертовы сатурниане может быть что-нибудь сделают. Во всяком случае будет какая-нибудь перемена.

— А последствия! — воскликнул Поль. — Вы подумали о последствиях? Почем знать, вдруг… Ведь все может рухнуть!

— Так что же! — весело возразил Франциско, — ну мы умрем не от голода, а от чего-нибудь другого!

Брэд молча слушал. Потом вынул и осмотрел револьвер.

— Чертовщина!

— Чего робеете? — ободрял Франциско. — Валяйте!.. Пли!..

— Господи! — прошептал Бильд.

Он протянул руку с револьвером.

— Ну, Артур?

— Ну, Джонатан!

Артур и Брэд тоже подняли револьвер. Оба двигались как сомнамбулы, не узнавали своих голосов.

Поль смотрел на них, плохо отдавая отчет в происходящем. Франциско подсмеивался. Но Лолла Мендес бросилась к американцам и заслонила собою сатурниан.

— Нет, нет! — закричала она. — Не делайте этого! Вы нас всех погубите!.. Может быть положение и так переменится!..

— Франциско! — обернулась она к лакею, — я тебе запрещаю подавать дурные советы! Слышишь — запрещаю!..

Она была крайне возбуждена, лицо ее раскраснелось, глаза блестели.

— Хорошо, барышня, хорошо, — проворчал слуга, — я замолчу, но мы только вернее помрем с голода и…

— Замолчи! Замолчи!

Она отвела Бильда и Брэда к Полю, заставила их спрятать револьверы, а сама села около француза. Тот смотрел на нее; в его глазах выражалось не только восхищение, но и нечто другое.

Между тем сатурниане исчезли так же, как появились.

Несколько часов прошло в полном молчании.

То, что в земном смысле называлось ночью, прошло, не принеся никаких перемен. Время тянулось мучительно. Наступил и окончился земной день.

В 8 часов вечера 24 июня Франциско произнес:

— Я голоден!

— Я тоже! — сердито повторил Бильд.

— Пить хочу! — мрачно прибавили Брэд.

Только Поль и Лолла имели силу не жаловаться. Поль больше мучился страданиями молодой девушки, чем собственными. Он сжимал в руках бледную ручку Лоллы и с радостью передал бы в ее жилы всю свою кровь сильного мужчины.

Опять воцарилась тишина.

— Сколько мы можем прожить без еды и питья? — спросил вдруг Франциско.

— Это зависит от сил и темперамента каждого, — ответил Поль.

— Так что, — продолжал слуга, — сеньорита, самая слабая из нас всех, первая не выдержит?

Никто не отвечал. В угрюмой тишине каждый слышал биение собственного сердца. Лолла вздохнула и склонила головку на плечо к Полю.

В этот момент раздался свист, извещающий о сатурнианах. И действительно они сейчас же появились. На этот раз всех зеленых столбов, увенчанных шарами, было четыре… Они остановились в трех шагах от группы людей.

Сначала все внимание Поля обратилось на сатурниан. Но потом он почувствовал на своем плече непривычную тяжесть. Он обернулся и увидал Лоллу Мендес бледную, с закрытыми глазами, с бескровными губами.

Франциско, Бильд и Брэд увидали тоже… Они решительно поднялись и встали против бесстрастных сатурниан.

— Она в обмороке! — сказал Поль.

— Нет, это надо кончить! — с одушевлением вскрикнул Франциско. — Лучше пусть мы все погибнем разом, чем смотреть, как сеньорита будет умирать, а я не могу ничего помочь…

Он схватил револьвер Поля; Бильд и Брэд взяли свои…

— Это безумие! безумие! — воскликнул Поль. Однако не почувствовал в себе силы помешать.

Одновременно Бильд, Брэд и Франциско наметили себе по светящемуся шару и нацелились.

— Пли!

Все выстрелили.

Очевидно они промахнулись, потому что у них руки дрожали, и все осталось по-прежнему.

— Еще! Еще! — надсаживался Франциско.

Опять все разом нажали спуск.

Страшное сотрясение вдруг качнуло всю комнату. Бильд, Брэд и Франциско попадали на Поля, инстинктивно прижавшего к себе Лоллу. Все пятеро образовали беспорядочную груду; их начало перебрасывать из стороны в сторону; треск и вспыхивание молнии были беспрерывны. Потом их всех метнуло к широкому отверстию в стене. Четверо мужчин хотя и растерялись, но не утратили сознание. У них было такое ощущение, точно они падают в раскаленном воздухе… Затем это ощущение стало слабее, падение сделалось медленнее… Закрытые глаза резал сильный свет. Они задыхались…

Потом нестерпимый свет сменился чем-то вроде сумерек. Контраст был настолько силен, что к Полю Сивраку вернулось все присутствие духа. Он приоткрыл глаза. В мозгу замелькали мысли:

— Мы в облаке… оно реже Сверкающего Колеса… стало прохладнее… Мы падаем в густом воздухе… Он замедляет падение… Мы должно быть теперь легче, чем в земной атмосфере… Облако прошло….

И он увидел на огромной глубине под собою, рыжеватого цвета долину, пересекаемую желтою как золото рекой. Дышать было мучительно трудно… Ему казалось, что он умрет раньше, чем упадет вниз и разобьется… Он сильнее прижал Лоллу к груди и имел еще силу прикоснуться губами к закрытым губам девушки, запечатлев на них поцелуй.

Потом бросил вокруг себя последний взгляд: над ним плыла темная туча, кругами было что-то в роде прозрачного тумана; внизу красная долина… Он чувствовал, как ногти Брэда впились в его руку, как Бильд крепко охватил его своими руками, а Франциско повис на его левой ноге…

Ослепительный свет, нестерпимая жара, удушье… Он потерял сознание.

Пять человеческих тел отделились друг от друга и продолжали медленно падать вниз, кружась как листки бумаги, выброшенные из корзины аэростата…

ЧАСТЬ II
Таинственная планета

ГЛАВА I,
составляющая не совсем обычное введение к дальнейшему

Первым пришел в себя после падения Джонатан Бильд. Он захотел открыть глаза, но свет так ослепил его, что он тут же зажмурился и прикрыл их обеими руками. Долго он лежал не шевелясь. Ему сначала не удавалось восстановить в памяти все случившееся, вследствие которого он чувствовал себя так скверно. Все тело его ощущало невыносимый жар, он задыхался. Мало помалу однако сознание прояснилось. Он припомнил ночь в Колумбии, Сверкающее Колесо, Лоллу Мендес, ее лакея, револьверные выстрелы, падение…

— Хорошо! — сказал он сам себе, — мы упали на какую-то звезду, вероятно на планету… Почему на планету? Ах, после узнаем! Но где же остальные?.. Проклятый свет!..

Опять он открыл глаза слишком быстро и почувствовал, точно раскаленное железо прошло перед его зрачками. После того он уже был более осторожен. Постепенно, медленно приподнимая веки, он приучился щурить глаза настолько, чтобы достаточно видеть.

Тогда он увидел, что лежит на высокой бурой траве, полусогнутой под его тяжестью; она представляла достаточно эластичный матрас. А небо над ним было сплошь покрыто огромными зелеными тучами, без малейшего просвета, который позволил бы разглядеть что-нибудь дальше.

Он приподнялся на локоть и крикнул изо всех сил:

— Артур Брэд!

К великому его удивлению, оглушительное эхо повторило «Артур Бред» раз, потом другой, третий и так далее; эти три ясных слога гремели без конца, постепенно слабея. Удивительнее всего было то, что звуки, казалось, исходили из неба, точно рождаясь в странных зеленых облаках.

Однако за раскатами эха не слышно было никакого человеческого голоса. Артур Брэд не отвечал.

Джонатан Бильд не стал повторять зова и попробовал приподняться. Ему это удалось лишь после порядочных усилий, потому что весь он чувствовал себя разбитым. Когда он стал опираться на руки и на ноги, представлявшие меньшую площадь сопротивления, чем его распростертое тело, то обе сейчас же погрузились в бурую траву. Почувствовав наконец под ногами твердую почву и выпрямившись, он увидал, что трава доходит ему до груди. Расставивши ноги и заслонив ладонью глаза, он начал осматриваться вокруг.

Он находился почти посередине большого луга, заросшего бурою травой, очень похожей, если не брать в расчет цвет, на созревшее ржаное поле; только трава эта была выше, толще и более гибкая. Впереди луг окаймлялся широкой желтой лентой — золотою рекой — а дальше, высились как аспид, черные и блестящие горы, вершины которых уходили в облака.

Справа виднелся лес серого металлического цвета; слева — другой такой же лес, а позади себя американец увидал округленные холмы, покрытые ярко-красною растительностью. Но на всем пространстве, куда хватал глаз, не было ни одного живого существа: ни зверя, ни птицы, ни насекомого. К этой мертвящей тишине, не нарушаемой ни малейшим дуновением ветерка, присоединялась адская, невыносимая жара.

— Ну, уж и сторона! — проворчал Бильд. — А хуже всего эти нелепые облака!

Облака эти были резко зеленые, темные в середине, светлые с краев. Они казались ужасно густыми и тяжелыми; медленно, грузно катились они сплошною вереницей к аспидным горам, разбивались о них, переваливались и уступали место другим, выходившим из-за багровых холмов. Ослепительный свет, нестерпимый для раскрытых глаз и даже трудно переносимый прищуренными глазами, исходил из этого чрезвычайно облачного неба и казался светло-зеленым, хотя не изменял окраску предметов.

— Как жарко! Как жарко! — шептал Бильд.

Он чувствовал себя как в печке. Ему казалось, что его мозг вот-вот вскипит и разорвет череп. Весь он обливался потом. Быстро, насколько ему позволяли онемевшие члены, он сбросил куртку и брюки и остался в фуфайке, кальсонах и сапогах, Однако это мало помогло. Его отяжелевшая мысль вся сосредоточилась на удушливой жаре, как вдруг он услышал слева слабый голос, звавший:

— Джонатан Бильд!

И сейчас же эхо повторило в небе сотней раскатов:

— Джонатан Бильд!.. натан Бильд!..

— Ах! Голубчик Брэд!

— Джонатан, Джонатан!

Но тут поднялся в облаках такой невообразимый шум, что американец должен был умерить силу голоса. Он повернулся туда, откуда ему послышался зов, и тихонько произнес:

— Брэд, это вы?

— Да, это я, Бильд.

— Как вы себя чувствуете?

— Разбит, весь разбит. Смотрите немного левее. Я не могу открыть глаз, но слышу по вашему голосу, куда вы повернулись.

Джонатан сделал огромный прыжок через бурую траву. Он чувствовал себя необыкновенно легким. Перед ним лежал, вытянувшись во весь рост на пригнутых верхушках травы, Брэд; по его апоплексическому лицу градом катился пот. У Бреда, с прищуренными глазами и разинутым ртом, был такой смешной вид, что Бильд не удержался и захохотал.

Брэд выждал, пока эхо смолкло, и спросил в полголоса:

— Черт побери, где мы?

— Ранены? — спросил Бильд не отвечая.

— Кажется, нет.

— Попробуйте подняться, Артур, попробуйте!

— Меня как будто палками исколотили.

— Это ничего. Я тоже был как вы, а вот, видите, невредим. Это просто от падения.

— Да, от падения… О-ох!.

С усилием, несмотря на ноющую боль во всех членах, Брэд встал на ноги, погрузившись до подбородка. Он окинул взглядом бурый луг, недвижную золотую реку, аспидные горы, серо-стальные леса, пурпуровые холмы, потом стал смотреть на густые тяжелые зеленые тучи.

— Потешная страна, а, Бильд?

— Да, потешная!

— А где же остальные?

— Сиврак?

— Ну, да, Сиврак, Лолла Мендес, Франциско…

— Не знаю. Давайте искать.

— Давайте… Но скажите, Бильд… Ох, задыхаюсь… Вам тоже жарко?

— Я пекусь.

— Температура выше тропической, ей Богу, Бильд.

— Мы должно быть на планете, которая ближе к солнцу, чем земля. Хорошо еще, что облака задерживают свет и жару, а то мы изжарились бы, как цыплята на вертеле.

— В духовой печке, Бильд, — поправил Артур Брэд.

Бильд пожал плечами и сделал было шаг вперед. Но этот шаг отнес его метров на пять от Брэда, оставшегося на месте.

— Эй, Джонатан! У вас семиверстные сапоги! Клянусь Юпитером!..

Тут он сам прыгнул и перелетел еще дальше Бильда.

— Артур, — сказал Джонатан, — здесь тоже как на Сверкающем Колесе: мы легче, чем были на земле.

— Да, очевидно. Рассчитаем-ка получше.

Осторожными маленькими шагами они сошлись вместе. Посмотрев на желтую реку, они увидели шагах в трех от себя человеческое существо, которое высунулось из красной травы, подпрыгнуло на шесть метров вверх и легко опустилось.

— Франциско!

— Он самый. Но Санто Кристо, что это значит? Я прыгаю в воздухе как мячик. Здравствуйте, сеньоры. Как изволите поживать?

— Ничего, — ответил Брэд.

— Я тоже. Я давно уже проснулся. Слышал ваш разговор. Ну, уж и эхо здесь! Потом вы стали говорить потише. Я понял и, видите, беру с вас пример. Но идите же помочь сеньорите. Она там лежит около Сиврака. Прости меня Царица Небесная! Я, помнится, растянулся у них на ногах. Мы упали сверху, caramba!.. Слушайте!.. Сеньорита дышит и господин Сиврак тоже. Хорошо, что моя фляжка со мною!

Пока лился этот поток слов, Бильд и Брэд нагнулись к лежавшим в траве Лолле и Сивраку. Франциско достал из кармана маленькую кожаную фляжку, откупорил ее и поднес к губам Лоллы.

— Это добрый коньяк. Он воскресил бы мертвеца во время Карла V. Смотрите!

Лолла закашлялась, приоткрыла глаза, но сейчас же зажмурилась от яркого зеленого света облаков.

— Сеньорита! Сеньорита! Вы живы! Мы все живы! Сан Кристо!

Стремительный Франциско бросился к телу Сиврака. Но он так плохо рассчитал движение, что раза четыре перекувыркнулся.

— Карамба! Да тут нечистая сила!

— Нет! — возразил Бильд.

И он объяснил ему, что вследствие меньшего веса тел на этой неизвестной планете мускульные усилия должны быть пропорциональны силе тяготения.

— Понял! — сказал Франциско.

С крайней осторожностью он опять повернулся к Сивраку. Молодой француз не так легко пришел в себя, как его спутники. Он при падении задел головой о высокий камень. Франциско смочил ему рану слюной, приложил платок, намоченный коньяком. Потом влил несколько капель коньяку ему в рот.

Бильд и Брэд с беспокойством ждали, что будет. Лолла тоже; она уже сидела без труда.

Наконец у Сиврака пошевелились губы.

— Лолла! Лолла! — прошептал он.

Он открыл глаза.

Однако сейчас же закрыл их, ослепленный блеском. Приоткрывая то один глаз, то другой, он мало помалу освоился с светом. Когда наконец он мог смотреть прищурившись, он обвел взглядом странный пейзаж, своих спутников и остановился на Лолле. В его глазах блеснула осмысленность, жизнь. Он улыбнулся.

— Здравы и невредимы! — прошептал он. — Все!

— Да, все, — отвечал Брэд.

— Постарайтесь встать, — посоветовал Бильд.

— Но где мы?

— У нас еще будет время узнать это. Поднимитесь! Нужно прежде убедиться, что вы не ранены.

— Думаю, что нет, — прошептал Сиврак. — Мне только немного голову больно.

— Вы ударились головой о камень, — объяснил Франциско, — но рана пустячная, это ничего.

Сиврак поднялся и подал руку Лолле, которая встала после всех. Пять земных жителей молча осматривались кругом.

Жара была так невыносима, воздух так тяжел, что они задыхались. Но солнца не было видно: был только этот ужасный бледно-зеленый свет, выходивший из густых туч. И сверх всего, всюду царствовала ужасная, гробовая тишина.

— Мне душно! — простонала Лолла, нервно расстегивая воротник корсажа.

— Мне тоже! — пожаловался Сиврак.

Брэд и Франциско последовали примеру Бильда и сбросили с себя куртки.

— Пойдемте в тот серый лес… Может быть под деревьями будет прохладнее. Мы там ознакомимся со своим положением.

— Пойдемте, — повторил Бильд. — Только не забывайте о нашей легковесности.

Сиврак в двух словах объяснил Лолле явление измененной тяжести. Потом взял ее за руку. Все пятеро устремились к лесу. Хотя их отделяло расстояние около трех земных километров, они достигли цели в несколько прыжков. При каждом прыжке они держались в воздухе с минуту, точно у них выросли крылья. Ощущение полета вызвало у них громкий смех — настолько оно было ново. Смех этот подхватывался эхом и тысячи раз повторялся в воздухе: казалось, что тучи хохочут. При этом они чувствовали прилив какого-то особенного безотчетного веселья и живости. Было ясно, что на них возбуждающим образом действовало большое содержание кислорода в воздухе этой таинственной планеты, и однако, по удивительному противоречию, воздух казался слишком густым, слишком как бы материальным для дыхания…

На опушке Сиврак вдруг остановился и обернулся к товарищам.

— А Сверкающее Колесо? — спросил он.

При этом вопросе все подняли головы кверху. Но там ничего не было видно кроме высоких вечных зеленых туч, тяжело плывших к аспидным горам.

— Мы его больше не увидим, — сказал Бильд.

Горькое чувство затерянности овладело земножителями. Они долго оставались безмолвны, блуждая взглядом по этому непривычному небу, откуда они спустились на странную планету. Неужели они никогда не увидят землю?.. Впрочем эти мрачные мысли не могли поколебать в них мужества. Поль первый опустил голову и обратил глаза к оригинальной почве, на которой отныне им предстояло жить.

— Довольно! — сказал он, — позабудем и о Сверкающем Колесе, и обо всем, что мы знали и делали до сих пор. Небывалою случайностью мы заброшены в неведомый мир. Ничто не доказывает, что он окажется негостеприимен… Эти поля бурой травы может быть, засеяны разумными существами… Мы их найдем, и тогда…

Он помолчал с минуту; потом энергично произнес:

— Идите за мной!

И не переставая держать Лоллу Мендес за руку, углубился в лес.

Лес этот состоял из каких-то странных деревьев с шероховатыми стволами, напоминавшими металлические колонны, изъеденные ржавчиной. На верхушке каждого дерева торчал пучок серебристой листвы, довольно похожей на листья земной маслины, но состоящей очевидно из какого-то иного вещества, потому что те листья, что усыпали почву, гнулись под ногами как стальные пластины; они, казалось, тоже были покрыты ржавчиной. Деревья стояли так тесно, что их листва представляла собой сплошной свод; внизу же, меж стволами, свободно проходил воздух и давал относительную прохладу.

Несколько времени, таким образом, шел Поль Сиврак со своими спутниками и вел Лоллу за руку. Вот он остановился. Жители земли находились среди лесной чащи; бесконечное однообразие унылых деревьев с ржавыми стволами окружало их со всех сторон.

ГЛАВА II,
где жители Земли и Меркурия вступают в столкновение

Несмотря на циркуляцию воздуха и на тень, жара в лесу все же была такая, что по лицам путников градом катился пот. Дышать однако становилось легче, — их легкие несомненно начали привыкать к новому воздуху. Воздух точно насыщал их: они не чувствовали голода, хотя давно уже ничего не ели.

— Сядемте, — сказал Поль, — так мы меньше будем страдать от жары. И постараемся спокойно обсудить наше положение.

— Прежде всего, — начал Джонатан Бильд, когда все уселись, — где мы? На какой планете?

— Это не Луна, — заметил Артур Брэд.

— И не Юпитер, — прибавил Поль.

— И не Сатурн, — сказал Бильд.

— Почему? — спросила Лолла Мендес.

— Ну, да, почему? — поддержал Франциско.

— Да потому, — отвечал Поль, — что нам известны климатические и атмосферные условия планет; а то, что мы находим здесь, не согласуется с нашими сведениями о Юпитере, Сатурне и Луне.

— Мы может быть на Марсе…

— Или на Венере…

— А то и на Меркурии…

— Не будем спорить, — сказал Поль, — это пока второстепенный вопрос; будущее наверно ответит на него. А вот что нам нужно узнать прежде всего: найдем ли мы здесь, чем жить? Здешний воздух, хотя не похож на земной, но годен для дыхания. Так как здесь есть воздух и облака, то значит должна быть и вода. Можно ли будет ее пить?

— Должно быть, — сказал Бильд, вода найдется в той желтой реке, что течет около красного поля со стороны гор.

— Пойдемте туда сейчас! — предложил Франциско.

— Нет! — ответил Поль. — Подождем, когда день кончится и спадет жара… Судя по отвесному направлению лучей, падавших из облаков, когда мы были в поле, тогда было около полудня в земном смысле… Бильд, хронометр с вами?

— Да.

— Не испорчен?

— Не испорчен! — сказал Джонатан, осмотрев свои часы.

— Ну, так переведите его и поставьте стрелки на час.

В полной тишине слышно было, как переводились стрелки.

— Хорошо. Теперь другое: никто из вас не видал какого-нибудь животного?

— Ни малейшей тени животного, — ответил Брэд.

Остальные покачали отрицательно головами.

— Может быть они выходят только ночью? — сделала догадку Лолла.

— Возможно… Или по крайней мере в сумерки…

— Тогда не будем тратить попусту слов, — заметил Джонатан Бильд, — и давайте спать! Каким-то непонятным образом мы не чувствуем сейчас ни голода, ни жажды… А падение все-таки дало себя знать… Будем спать! Потому что, я думаю, нам скоро понадобятся новые силы и новая энергия.

— Я уже сплю, — пробормотал Франциско.

— Спите, — сказал Поль. — А я посижу: мы не знаем, какие опасности могут угрожать…

Он сложил свою куртку в виде подушки, сделал постель из металлических листьев, — и Лолла улеглась, ласково пожав ему руку и благодарно улыбнувшись. Несколько минут спустя все, кроме Поля, спали.

Поль подумал о том, что как только они ступили в лес, их возбуждение пропало и сменилось даже легкой расслабленностью. И дышалось легче. Значит в лесу воздух был не совсем такой, какой в поле. Странное явление!

И потом желтая река, которую он видел: из какой жидкости она состоит?

А можно ли есть бурую траву, растущую в поле?

В лесу под деревьями ничего не росло, ни одной травки, — только сплошной ковер металлических листьев.

Что же это за планета? И Поль принялся мысленно перебирать все свои астрономические познания, приобретенные на земле.

Любознательный и много читавший, он был в курсе всех открытий и астрономических гипотез, печатавшихся в «Ежемесячном Бюллетене астрономического общества Франции».

Вскоре он путем исключения пришел к выводу, что одна только планета Меркурий могла отвечать тем условиям, какие он здесь наблюдал… Меркурий! Самая маленькая и самая близкая к солнцу планета! Та, которая получает больше всего теплоты и света!..

Пока Поль Сиврак размышлял таким образом, им овладела непреодолимая сонливость. Отяжелевшие веки закрылись, он встряхивался и открывал глаза; не прислонись он к корявому стволу дерева, он упал бы назад… Его ослабевшая воля однако боролась; он делал над собою усилие и оглядывался кругом помутневшим взором…

Но окружающая действительность уже застилалась грезами; он все видел перед собою Лоллу, Лоллу улыбающуюся, с томным взором любви, с устами шепчущими о поцелуях… Он видел себя спасающим ее от фантастических опасностей, сжимающим ее в объятиях и уносящим куда-то…

Смутно, точно в полусне, он заметил, что из-за дерева показалось какое-то небывалое животное и приближается к нему… Но это уже не был сон.

Существо это было ростом с ребенка лет 12-ти, черное и блестящее; круглое туловище, на котором сидело что-то вроде крысиной головы без шеи, но с хоботом, держалось на единственной ноге; из середины туловища выходила единственная рука с тремя длиннейшими когтями… Оно двигалось скачками: его нога сгибалась в колене, потом выпрямлялась как пружина, и животное прыгало на 4-5 аршин… Над хоботом, которым оно свирепо махало во все стороны, сверкал красный глаз…

Поль Сиврак глядел на маленькое чудовище и не думал ни о какой опасности. Ему показалось, что он стал жертвой одной из тех галлюцинаций, какие иногда создаются в мозгу, прежде чем заснешь как следует.

Фантастическое животное вдруг сделало два быстрых прыжка и очутилось подле спящих. Своим горящим глазом оно с любопытством осмотрело каждого, потом устремило глаз на Поля. Подвижный хобот издал резкий свист, и сейчас же из-за деревьев выскочили три других, точно таких же существа. Они размахивали рукой, свистели хоботом, бросали из глаза искры… А Поль Сиврак глядел на них, не сознавая действительности…

Вот первый одноног прыгнул, протянул руку и оцарапал Сивраку ногу…

Поль очнулся и вскочил с криком ужаса.

Эхо в воздухе повторило его крик наподобие раскатов грома, а четыре чудовища запрыгали и скрылись в лесной чаще.

— Бильд, Брэд, Франциско! — вопил Поль, — проснитесь же… встаньте, я их видел!

И он начал трясти лежавших товарищей. Те открыли глаза, ворча.

— Что такое? что вы там видели? — спросил Бильд.

— Да этих… этих…

— Что еще там? — ворчал Брэд.

— Я видел! Я видел мер… меркуриан!..

— Меркуриан? Почему меркуриан?

Бильд разом поднялся, за ним и Франциско.

— Где они? — закричал испанец.

— Почему меркуриан? — повторял Бильд.

— Потому что, — ответил уже успокоившийся Поль, — потому что я все думал, пока вы спали, и мои соображения убедили меня, что мы на Меркурии… Мы впрочем, узнаем это наверно…

— Как?

— Я вам скажу через два часа…

— Меркуриане! Где же Меркуриане? — кричал Франциско, рыская по лесу глазами.

— Они ушли…

— Сколько их было? — спросил Брэд.

— Какие они? — волновался Бильд.

Сиврак подробно описал четырех одноногих чудовищ.

— Притворимся спящими, — посоветовал Джонатан, — они придут. Ни у кого нет револьвера?

— Мы их выронили тогда…

— Да! Может быть и Сверкающее Колесо погибло…

— У меня есть ножик, — сказал Франциско и вытащил из-за пояса большой широкий каталонский нож.

— Спрячьте его, — приказал Сиврак. — Меркуриане напугались нас; да они и не обнаруживали враждебных чувств… Тот, что оцарапал меня, хотел только тронуть меня, чтобы посмотреть, что я такое… Мы не должны начинать вражду. Не забывайте, что ведь нас четверо, а их может быть мириады… А потом — вдруг эти чудовища окажутся животными, а не разумными меркурианами? Нужно подождать… Будем драться, только когда придется защищать свою жизнь…

— Это правда, Поль, — заметил серьезным тоном Бильд.

— Прежде чем лечь, — сказал опять Поль, — выпьем немного коньяку у Франциско, чтобы одолеть это расслабление, которое здесь чувствуется.

— Верно! — подтвердил Брэд.

И фляжка пошла ходить из рук в руки.

Поль и Франциско расположились с обеих сторон все еще спавшей Лоллы, чтобы защищать ее от прикосновений одноногов.

Бильд и Брэд отошли подальше и легли в стороне, чтобы поймать сзади какого-нибудь меркурианина. Решили, что постараются захватить пленника; его привяжут к дереву широким длинным поясом Франциско.

Прошло уже с час времени, а ни одно живое существо не появлялось. Земножители посматривали во все стороны через полузакрытые веки. Чтобы не заснуть, они перекликались шепотом и щипали друг друга за руки.

Бильд часто справлялся с часами и сообщал, как идет время.

Было 4 часа с четвертью, когда Брэд первым увидел однонога. Он дал знать об этом условным протяжным вздохом; все насторожились.

Маленькими прыжками, останавливаясь и осторожно высматривая, приближался черный меркурианин, протянув руку, помахивая хоботом. Подойдя к лежавшим людям шагов на шесть, он свистнул хоботом. В ту же минуту из-за деревьев показались другие одноноги: четыре, потом десять, двенадцать? двадцать… Столпившись вместе, они по-видимому совещались и свистали поочередно хоботами… Наконец первый одноног отделился от толпы и одними прыжком очутился около Бильда и Брэда; согнул колено, тронул тихонько своими тремя когтями сначала грудь Бильда, потом плечо Брэда… Американцы не двигались и наблюдали сквозь ресницы маленькое черное существо.

Меркурианин встал и из его хобота вышел протяжный свист. Вслед за тем четыре однонога отделились от остальной группы и прыгнули к нему. Оставив Бильда и Брэда, пять черных существ окружили Франциско, Лоллу и Поля. Они нагнулись и осторожно трогали когтями Поля и Франциско… Хоботы их все свистели, глаза светились, крысиные невыразительные морды быстро двигались… Видимо меркуриане сообщали друг другу свои впечатление от этих невиданных существ, явившихся Бог весть откуда на их планету.

Но когда двое одноногов, привлеченные прической Лоллы, протянули к ее голове свои руки, Поль и Франциско сразу вскочили, а за ними и Бильд с Брэдом. Четверо мужчин с грозным криком бросились на одного однонога, в один миг свалили его, обмотали красным поясом и крепко привязали к дереву.

При первом же крике людей все меркуриане, кроме пленника, пустились бежать.

— Забавный субъект! — говорил Брэд, стоя перед привязанным одноногом.

Красный глаз меркурианина яростно блестел и вращался в орбите; хобот свистел и лихорадочно болтался, а единственная рука, прикрученная к дереву у локтя, напрасно старалась высвободиться.

Лолла тоже встала, разбуженная шумом; Поль рассказал ей все случившееся. Все пять земножителей обступили пленника полукругом и рассматривали его.

Голова однонога представляла точное подобие крысиной; морда заканчивалась хоботом, снабженным на конце сосущим отверстием, не было ни рта, ни подбородка; основание хобота соединялось прямо с туловищем, потому что у этого странного существа и шеи не было; туловище лишь чуть-чуть суживалось, переходя в голову; с каждой стороны хобота имелся слуховой аппарат, довольно похожий на рыбьи жабры; наконец над хоботом, в черепе, блестел огромный кровавый глаз, а за глазом линия черепа переходила в затылок…

Единственная рука выходила вперед из середины туловища; она была несоразмерной длины. Франциско своим открытым ножом, размеры которого знал, измерил меркурианина. Вот что получилось:

Весь корпус, от ступни до верхушки черепа, 1 м 20 см. Голова 0 м 20 см. Рука от основания до конца когтей 0 м 65 см. Нога от ступни до туловища 0 м 60 см.

Так же как рука с тремя когтями, состоящими из какого-то вещества металлического вида, его копытообразная ступня тоже имела три когтя, но короче и толще; два были обращены вперед, а один назад, как петушиная шпора.

Но самым удивительным в этом внеземном творении казался состав, вещество его тела. Когда земножители трогали его, то получали ощущение нагретого дерева. Очевидно, это тело было гораздо тверже человеческого; оно было крепче построено и сколочено; и однако было легче, чем тело человека такого же роста.

Когда все эти наблюдения были сделаны, Поль значительно произнес:

— Мы находимся в мире, совершенно не похожем на наш. Позже, может быть, все выяснится… А пока надо подумать о том, чтобы существовать…

— Это будет нелегко, — заметил Брэд.

— Следовало бы войти в дружественные сношения с этими индивидами, — сказал Бильд.

— Да, но как убедить вот этого, что мы не хотим ему зла? — спросила Лолла.

— Сейчас попытаюсь!

Поль отошел от товарищей, стал перед меркурианином. Отступив на три шага, начал делать поклоны, любезные жесты, улыбки; поднес руки ко рту и сделал вид, что ест; лег на землю и изобразил спящего; потом подошел к одноногу, указал на свод деревьев, поднял камень, бросил его кверху и следил за ним пальцем.

Этой мимикой он надеялся дать понять, что они упали с неба и что их единственным желанием было спокойно есть и спать.

Потом он стал ожидать.

Одноног следил свирепым глазом за движением человека. Единственным его ответом был долгий свист.

Тогда Сиврак развязал узел пояса и освободил пленника. Когда весь пояс был размотан, он отошел…

Почувствовав свободу, меркурианин начал двигать рукой и ногой… Потом окинул взглядом людей, остановившись особенно на молодой девушке… Кровавый глаз его ничего не выражал. Хобот издал пять коротких свистков… Вдруг он согнул колено, выпрямил его как пружину, взлетел над головой Брэда и исчез в лесу.

ГЛАВА III,
кончающаяся двумя похищениями

— Adios! — крикнул Франциско, когда одноног спасался бегством.

— Вы думаете, что он понял? — спросила Лолла.

— Сомневаюсь, — ответил Сиврак.

— Забавный субъект! — пробормотал Бильд.

— Но скажите, пожалуйста, почему он деревянный?

— Вы полагаете — деревянный? — язвительно переспросил Брэд.

— Положительно-таки, — говорил Поль точно самому себе, — я все больше и больше убеждаюсь, что мы на планете Меркурий…

— Да? прекрасное убеждение, — заметил Бильд, — но откуда оно у вас?

— Интенсивность света и тепла… Вам известно, что Меркурий — самая близкая к солнцу планета… Ну, и другие признаки… Хотя бы вот: наши астрономы знают, благодаря сравнительному наблюдению планет, что на Меркурии плотность вещества на треть больше, чем на земле. Отсюда эта твердость тела у однонога, отсюда же полуметаллическая листва, прочность и устойчивость бурой травы…

— Но тогда, каким образом случилось, что мы не разбились, падая на такую твердую траву и почву? — возразил Бильд.

— Это ясно, — продолжал Поль. — Атмосфера Меркурия значительно гуще земной; кроме того, наша тяжесть уменьшилась наполовину. Мы спустились почти так же тихо, как листок бумаги, брошенный с башни. Все это заставляет меня думать, что эта планета — именно Меркурий… А посмотрите-ка вон в этот просвет между листвой!..

— Ну?

— Видите луч света? Он падает отвесно, не правда ли?

— Да!

— Который теперь час?

— Половина шестого, — сказал Бильд, посмотрев на часы.

— Так! Вспомните же, что когда был час, свет падал из облаков на бурой поляне также отвесно. Вы заметили, что нашу тень можно было увидеть лишь тогда, когда мы широко расставляли ноги?

— Да.

— А это доказывает, что солнце, которое находится над облаками, не переменило места относительно нас… Ведь вы знаете последнее мнение французского астронома Камилла Фламмариона?

— Нет.

— Вот оно вкратце: вследствие большой близости к Меркурию, солнце, так сказать, остановило его вращение, как земля остановила вращение луны, и заставило его постоянно подставлять ему одну и ту же сторону. Результат: вечный день на освещенном полушарии, вечная ночь на противоположной стороне, а между ними довольно широкий пояс сумерок.

— Понимаю! — воскликнул Бильд. — Мы упали среди освещенного полушария и солнце никогда не зайдет для нас!.. Мы неподвижны под ними! Ну, раз мы на Меркурии, — да здравствует Меркурий!..

Бильд стал махать в воздухе своими огромными руками, Лолла восхищалась Полем; а Брэд и Франциско, довольно равнодушные к тому, что слышали, присматривались вглубь леса…

— Меркурий ли, нет ли, — произнес глухо Брэд, — а этот мир меня вовсе не радует… Замолчите на минуту, слушайте…

Каждый насторожил уши…

Со всех сторон таинственного леса неслись слабые свистки, еще далекие, но непрерывные и бесчисленные… Они все приближались…

— Ну, кажется, на нас валит гибель этих черных пугал, — прошептал Бильд.

— Что же делать? — спросила оробевшая Лолла.

— Подождем! — сказал Поль и взял ее за руку.

Он прибавил еле слышно для нее одной:

— Лолла, не бойтесь ничего, я здесь… Я скорее умру, чем…

— Merci, Поль, — ответила она покраснев.

Тогда встретились их взгляды, светившиеся доверием и любовью, — еще не выраженной словами любовью… Несмотря на грозившую опасность они были полны великим счастьем, невыразимою и глубокою радостью; в эту минуту Поль и Лолла молчаливо отдавались друг другу…

А свист становился все сильнее. Он наполнил воздух и гудел, сотни раз повторяясь эхом облаков…

Внезапно в относительном сумраке леса блеснул один красный глаз, потом двадцать, сто, бесчисленное множество… Послышался резкий скрип когтей по металлическим листьям, усыпавшим почву…

Круг черных чудовищ становился все теснее. Ближайшие были уже не дальше десяти шагов от земножителей. Насколько хватало зрения, видно было бесконечное море плоских голов, волнующихся хоботов, тысячи блестевших сквозь деревья красных глаз.

— Поль, — сказал Бильд, — они на нас идут!

— У нас нет оружия, — сказал Брэд.

— Да и у них тоже, — заметил Франциско.

— У них когти!

Лолла Мендес в смертельном страхе прижалась к Сивраку, обнявшему ее. Но молодой человек больше дрожал от счастья прижимать к себе Лоллу, чем думал об опасности нападения меркуриан.

— Что делать? Что делать?

— Попытаемся вступить в переговоры!

Сиврак начал свободною рукою делать жесты.

Но оглушительный свист не прекращался; передний ряд меркуриан кинулся вперед, сзади наседала несметная толпа.

Бильд схватил за ногу одного однонога и стал бить им неприятелей, как дубиной. Брэд сделал то же. Так они очистили себе проход.

— За нами! За нами! — кричал Бильд.

— Отступай назад! — вопил Брэд. Франциско размахивал каталонскими ножом и бил им в красные глаза, Поль держал на плече Лоллу, потерявшую сознание, и неловко отбивался свободною рукой. Оба пятились за Бильдом и Брэдом.

Но что могли сделать четыре человека против множества когтистых чудовищ! Среди адского свиста и крика, бесконечно повторявшегося эхом из неба, меркуриане наседали на Поля и Франциско; те, что были перед Бильдом и Брэдом, расступились от их ударов, но другие собирались сзади их, так что француз, испанец и Лолла скоро были оттеснены от американцев…

Случайно у Франциско сломался нож после неловкого удара по черепу однонога. Он инстинктивно нагнулся за упавшим лезвием, но двадцать одноногов прыгнули на него и крепко схватили.

— Ко мне! Ко мне! — кричал он.

— Помогите!!! — надрывался в это время Сиврак.

Он только что поскользнулся и упал. И он тоже был в миг схвачен чудовищами. Охватив Лоллу обоими руками, он уже не сопротивлялся. Скорее можно было его убить, чем вырвать из его рук безжизненное тело девушки.

Бильд и Брэд между тем обернулись на крик товарищей. Помочь было невозможно. Их отделяло расстояние больше полутораста шагов, и на всем этом пространстве тесно копошились меркуриане, выставив когти впереди. Каждый убитый одноног сейчас же заменялся новыми. А пленников тащили все дальше.

— Бильд, мы их не догоним!

— Нет, Брэд, нет!

— Лучше нам самим убегать!

— Мы после будем искать их.

— Больше ничего не остается.

— Возьми себе другое чудовище, Брэд, твое совсем обломалось.

— И твое тоже.

— All right!

Бросив бесформенные трупы, служившие им дубинками, каждый схватили живого однонога. Размахивая ими как кнутом, они опять принялись разить.

Они уже были ранены. Страшные когти меркуриан оставили у них на руках, на ногах, на теле глубокие царапины; кровь выступала каплями.

— В Красную Долину, Брэд!

— Бежим, Бильд!

Прыгая, отбиваясь, американцы пустились к обширной поляне с бурой травой. Теперь они чувствовали себя проворнее одноногов. Они надеялись, что в открытом поле им будет легче убежать, чем здесь в лесу, где деревья загораживают путь.

В это время сотня одноногов окружила Поля, Лоллу и Франциско. Их скрутили волокнистою веревкой желтого цвета. Двенадцать меркуриан составили из рук носилки и понесли девушку; такими же образом потащили Франциско и Поля; последний выпустил Лоллу только тогда, когда убедился, что сопротивление бесполезно, что его могут разорвать когтями.

Толпа двигалась по широкой извилистой тропинке спешно, молча, без свиста. Поль и Франциско, сохранявшие присутствие духа, слышали только, как в отдалении бьются Бильд и Брэд.

— Сеньор, — промолвил Франциско, — куда они нас тащат?

— В свой город конечно… Ведь уже нельзя сомневаться, что эти отвратительные чудовища — существа разумные.

— А Бильд и Брэд?..

— Увы!..

— Сеньорита все еще в обмороке, сеньор!!

— Тем лучше. Ты не видишь у нее раны?

— Нет… А вы как?

— У меня только две царапины на правой ноге. Ну, а ты?

— Ничего, сеньор, пустяки! На руках только ссадины… Не стоит и говорить… А скажите, пожалуйста, сеньор, ведь не похоже, что эти чучела хотят нам сделать зло?

— Сейчас по крайней мере нет! Надо подождать…

— Подождать! Спаси нас святой Иаков Компостельский! Мы упали к чертям в пекло…

Древесный свод над пленниками исчез. Внезапный свет ударил им в глаза, прохлада сменилась удушливою жарой.

— Сеньор, лес окончился!

Поль повернул голову.

— Франциско, мы на берегу Золотой реки!

Вид этой реки был настолько необыкновенный, что оба забыли даже про свое отчаянное положение.

Перед ними, вдоль низкого берега, поросшего бурою травой, струилась невиданная жидкость. Она была блестящая, желтая, непрозрачная, а тяжелые волны ее вздувались и катились так, как катилось бы в порожистом русле расплавленное золото.

Ширина реки здесь была сажень пятьдесят; о глубине нельзя было судить.

— Сеньор, сеньор! Посмотрите! — закричал Франциско.

Пока оба они удивлялись, созерцая реку, меркуриане выстроились плотным треугольником, расположив носильщиков и пленников в середине.

Один меркурианин стоял отдельно около угла треугольника, обращенного к реке. Это, надо думать, был начальник, судя по более высокому росту и по гибкому золотому кольцу, надетому на хоботе. Он протяжно засвистал, поднял руку, и вся толпа треугольником кинулась в реку.

Она не погрузилась в жидкость, но быстро понеслась по поверхности, как плот, оставляя за собой борозды.

Десять одноногов, разместившись сзади треугольника в линию один за другим стали на колено и опустили руки в жидкость. Поль, видевший прекрасно, заметил, что они меняли наклон рук, слушаясь свистков начальника, стоявшего впереди треугольника.

— Франциско! — сказал Поль, — ты видел, как они делают руль?

— Видел, видел, сеньор!

И испанец таращил изумленные глаза, насколько позволяла яркость света.

Когда достигли по диагонали середины реки, десять одноногов вытащили свои руки из воды и треугольник понесся прямо.

Несмотря на все любопытство, возбуждаемое пейзажем и необычайными событиями, Поль и Франциско не теряли из вида Лоллу. Она все еще была в обмороке… Но когда прибрежный лес скрылся, сменившись на одном берегу полем с бурой травой, а на другом предгорьем Аспидных гор, Лолла пошевелилась на руках носильщиков… Почти сейчас же она открыла глаза.

— Лолла! Не пугайтесь!.

— Поль!

— Не пугайтесь, умоляю вас, и не двигайтесь!.. Мы попались к меркурианам…

— Они несут нас не знаю куда, но кажется не имеют дурных намерений…

— Что случилось?.. Где Франциско?.. Где Бильд и Брэд?..

Сиврак в нескольких словах рассказал о сражении, о результатах, описал, как попали на реку… Он еще не окончил, как Франциско закричал:

— Сверкающее Колесо! Сверкающее Колесо!..

— Бильд и Брэд! — воскликнул в то же время Поль.

Меркуриане тоже заметили явление в воздухе, потому что принялись вдруг свистать и усиленно махать хоботами и руками.

И то, что случилось затем, было поистине самой необычайной вещью из всей этой поразительной цепи событий…

Среди бурого поля бежали Бильд и Брэд, преследуемые по пятам толпой одноногов. А над ними, на трудно определимой высоте, параллельно течению Золотой реки летело Сверкающее Колесо.

И вдруг, заглушая свист одноногов, раздался громовой раскат и отразился тысячью эхо в вечных зеленых тучах.

Сверкающее Колесо убавило свет. Бильд и Брэд взлетели кверху, сплелись вместе и втянулись в Колесо так же, как в Боготе. А следом за ними втянулись десятка два отчаянно махавших хоботами меркуриан…

Улетевшие тела исчезли в сверкании Колеса; Колесо же, издавая тысячи громов, скрылось в густых тучах…

Между тем Золотая река быстро влекла неведомо куда троих пораженных, ослепленных, мокрых от испарины пленников, лежавших на руках меркуриан.

ЧАСТЬ III

ГЛАВА I,
где сцены ужаса разрешаются ужасным происшествием

Плыли долго. Изнуряющая жара и убийственный свет свалили Поля Сиврака, Лоллу и Франциско. В полу-сознании, с закрытыми глазами, они лежали на руках у своих носильщиков и не имели сил обменяться впечатлениями.

Время от времени они только звали друг друга и несколько ободрялись тем, что все живы.

Никто из них не мог бы сказать, сколько времени длилась эта агония. Только Лолла имела часики, но они остановились; и молодая девушка не могла со связанными руками достать их из-за пояса.

Тишина кругом была абсолютная. Изредка слышались лишь свистки однонога с кольцом на хоботе.

Внезапно день сменился ночью, а раскаленная жара — прохладой. Три земножителя разом открыли глаза и увидели себя в подземном канале… Темнота однако же была не полная. Золотая река, по которой все еще плыли, испускала желтоватый свет. Течение стало еще быстрее. Пленники видели только, как мимо них быстро-быстро мелькают черные неровные стены подземелья. Куда их несло в этом сумасшедшем беге?

— Лолла, — сказал Поль, и голос его гулко раздался в тоннеле, — как вы себя чувствуете?

— Гораздо лучше! Так свежо стало… Я думала, что умру от жары и света…

— Благодарение святому Иакову Компостельскому! — воскликнул Франциско, выразивший удовольствие обычным восклицанием. — Но куда к чертям мы едем?

Движение сразу остановилось. Пленники почувствовали, что их носильщики прыгнули на твердую землю. Толпа, одноногов вошла в боковой тоннель, и желтый отсвет Золотой реки исчез. Теперь была полнейшая темнота.

— Лолла! — закричал Поль.

— Я здесь!

— Франциско!

— Здесь, сеньор, здесь!

— Эти пугала видят в темноте, как ночные птицы…

— Они, как видно, не знают употребление лампы, свечи или факела, — сказала Лолла.

— Да и вообще, кажется, огня, — прибавил Поль. — Если нам потом придется искать спасение в бегстве, как мы выберемся из этих темных пещер?.. Ах, как я жалею теперь, что потерял электрический фонарь, когда падал со Сверкающего Колеса!..

— Сеньор, у меня в кармане коробка спичек, — весело сообщил Франциско.

Вдали раздался свист; начальник, шествуя впереди, ответил таким же свистом. Поль поднял голову и увидал на некотором расстоянии бледный свет.

Через несколько секунд толпа меркуриан вошла в огромный подземный зал. Он слабо освещался излучением узкого желтого ручейка, который извивался по полу. Носильщики несколько раз перепрыгивали через этот ручеек вместе с ношей. Вот они остановились, сложили пленников на землю в ряд, развязали их, отошли и принялись ритмически свистеть.

Потом, как ночные звери, они рассыпались по залу и скрылись через темные отверстия в стенах в боковые коридоры.

Три пленника, со свободными руками и ногами, остались одни.

Но это одиночество было так непродолжительно, что они даже не успели поговорить…

Несметными массами, сотни и сотни одноногов повылезли из темных щелей. Они толпились перед пленниками, прислонившимися спиною к каменной стене, и полукруг их становился все теснее. Красные глаза их сверкали как маленькие движущиеся маяки, хоботы шевелились и свистели, руки выделывали порывистые жесты… Вдруг без всякой видимой причины несметная толпа черных чудовищ умолкла и застыла неподвижно.

Тогда Лолла, Поль и Франциско увидели, как два однонога, прыгая по головами толпы, быстро подскочили к ним. С последним прыжком они опустились в четырех шагах от людей. Хоботы их были обмотаны мягкой золотой нитью. Несомненно, это были два важных начальника меркуриевского мира.

Между тем как эти властелины одноногов стояли неподвижно и прямо, вперив в людей единственный красный глаз, Поль шепнул Лолле, взяв ее за руку:

— Не бойтесь…

— Нет, Поль, я не боюсь. Ничего не может с нами случиться хуже, чем смерть.

— А умрем мы вместе, Лолла, — сказал Поль торжественным тоном.

— Merci! — ответила полушепотом девушка.

— Прежде чем вас тронет какой-нибудь скот, сеньорита, — заворчал Франциско, — я пропасть их исковеркаю…

— Франциско, ни одного движения без моего согласия! — приказала Лолла.

Тут один из начальников меркуриан поднял руку, опустил ее и засвистал. Свистки были и короткие, и длинные, размеренные, с интервалами. Он говорил. Но мог ли он думать, что пленники поймут его? Потом долго свистал его товарищ.

Наконец они умолкли и стали как будто ждать.

Медленно поднялся Поль. Он хотел ответить, как мог. Сопровождая слова выразительными жестами, он просто сказал:

— Мы хотим есть и пить.

Затем сел.

Два начальника стали совещаться, мотая крысиной головой, дергая хоботом и свистя. Затем обернулись к толпе и сделали знак.

Тесные ряды меркуриан раздались, четыре однонога принесли какую-то черную массу больше себя, положили ее перед людьми и отошли назад.

Круг опять сомкнулся, так что касался начальников. Тысячи красных глаз уставились неподвижно: очевидно ждали, что будут делать пленники.

Поль рассматривал черную массу, которую бросили перед ним.

— Да это меркурианин! — воскликнул он, — он только без когтей и толще других…

— Да, кажись, это откормленный меркурианин! — согласился Франциско.

— Вы понимаете что-нибудь, Лолла?

— Нет!..

С минуту были в раздумье. Поль пробормотал:

— Я боюсь, что понял…

Разъяснение пришлось не долго ждать.

Видя, что пленники не двигаются, оба начальника опять принялись совещаться. Потом один из них опустился на колено перед головой лежащего однонога.

И то, что земные жители тут увидели, заставило их закричать от ужаса.

Коленопреклоненный начальник проворно вонзил в огромный выпуклый красный глаз распростертого однонога свой хобот с сосущим отверстием… И в то время, как масса конвульсивно билась, начальник жадно высасывал пищу из вытекшего глаза, откуда сочилась беловатая жидкость, — вероятно кровь…

— О! Поль! Поль! — стонала Лолла, пряча лицо в руках.

Поль и Франциско окаменели… Француз теперь сразу понял многое… Меркуриане пожирали друг друга. Без сомнения, на их жаркой земле не водилось никаких иных существ. Они должны чудовищно размножаться, плодиться как земные кролики или крысы; чтобы жить, а вместе с тем и умерять крайнее перепроизводство своей породы, меркуриане ели друг друга. Каковы законы и обычаи, регламентирующие выбор и откармливание съедаемых жертв?.. Нужно бы долго пожить в этом мире, изучить его язык и нравы, чтобы узнать это. Но бесспорный факт был налицо: меркуриане ели сами себя.

Вид начальника, сосущего жертву, точно возбудил аппетит в толпе. Поднялся невообразимый концерт свистков. Принесли новых одноногов, жирных и без когтей, положили их около людей. И толпа черных чудовищ набросилась… Хоботы с сосущими аппаратами раздирали глаза, наливались беловатою жидкостью…

— Поль! Поль! — стонала Лолла…

Пораженные зрелищем, Поль и Франциско не имели сил шевельнуться.

Так как в этом месте очевидно было много откормленных одноногов, то вскоре более крупные меркуриане стали валить на землю мелких… Началось отвратительное пиршество…

Вдруг Поль вздрогнул всеми фибрами. Раздирающий крик Лоллы вывел его из оцененения.

— Дьяволы! — вопил Франциско, — они ее уносят!..

Лолла уже скрывалась, увлекаемая толпой чудовищ. Когти отнимали ее руки от лица, а хоботы тянулись к глазам, широко раскрытым от ужаса…

Поль схватил ближайшего однонога за ногу, размахнулся им и кинулся вперед. Франциско уже бился среди толпы страшилищ.

Они успели вырвать Лоллу из лап у чудовищ. Франциско подхватил ее и пустился в бегство, делая огромные прыжки через мятущуюся толпу, направляясь к черному входу галереи; Поль бежал за ним и разил толпу одноногами, которых хватал на бегу и размахивал ими до тех пор, пока живая масса не обращалась в бесформенную липкую тряпку…

Расчищая себе путь, он соображал с необыкновенною остротой и ясностью мысли.

— Франциско! — закричал он, — нам в галерее ничего не будет видно, а они нас будут видеть!

— У меня спички! — кричал задыхаясь испанец.

— Не прыгай слишком высоко: ты разобьешь себе голову…

— Спасибо, буду осторожнее…

Они уже были у галереи. Франциско со своей ношей исчез во мраке.

— Кричи! кричи, Франциско, чтобы я тебя не потерял!..

И он в свою очередь прыгнул в отверстие галереи.

Франциско кричал при каждом прыжке; Поль не отставал, отвечал ему и колотил направо и налево. Вдруг он заметил, что трудится напрасно: поблизости не было ни одного меркурианина. Он бросил измолоченного однонога, которого держал еще в руке, и ускорил бег, стараясь не потерять Франциско.

Свирепый свист позади ослабевал и прекратился наконец.

— Франциско! — позвал он.

— Сеньор!

— Остановимся!

— Зачем?

— Я уже ничего не слышу… За нами не гонятся…

— Тогда — стой!.. Я здесь, сеньор, здесь… Не ходите дальше… Постойте, я положу сеньориту на землю и зажгу спичку…

— Поль! Поль! — позвала Лолла Мендес.

Чрезмерная опасность придала ей силу сохранить сознание.

— Лолла! вы ранены?..

— Нет, ни одной царапины. Ах! Какие чудовища! Франциско, ты спас меня…

— Ладно, ладно, сеньорита! Только я думаю, что еще не все кончено…

Вспыхнуло голубоватое пламя спички. Француз и испанец увидели себя оборванными и в крови.

— Господи! — воскликнула Лолла, — да вы сами ранены… оба!..

— Нет, пустячные ссадины… Ничего… А вы, вы?..

У Лоллы только правая рука была чуть оцарапана. Но низ юбки быль в лохмотьях.

— Ну ничего, — сказал Франциско… — Надо будет выбираться отсюда… Где мы?..

Спичка погасла, он зажег другую.

Три беглеца быстро осмотрелись. Они находились в высокой и широкой галерее с черными аспидными стенами.

— Надо опять бежать, — сказал Поль. — Толпа меркуриан, очевидное дело, растерялась, получив от нас такой отпор. Но начальники не замедлят взять власть в руки. Нас, конечно, опять будут ловить. Мы уже выгадали несколько верст. Надо еще больше выгадать.

— Бежим, — сказала Лолла, вставая.

— Вы можете сами идти?

— Да.

— Впрочем, вы станьте между мною и Франциско. Мы возьмем вас за руки… Наша легкость здесь так велика, что вам не придется делать никаких усилий. Мы вас поднимем как перышко, а сами будем прыгать.

— В путь! — крикнул Франциско…

Но тут же ударился лбом…

— Экие мы дураки! Да мы тут, в темноте, все кости переломаем о камни. Надо только удивляться, как мы до сих пор целы остались. Нет, без огня нельзя бежать.

Ни Лолла, ни Поль не подумали об опасности темноты в этой неведомой галерее. Они стояли обескураженные, а глаза молодой девушки наполнились слезами.

— Ах, если бы тут были Бильд и Брэд! — сказал Франциско. — Вчетвером мы могли бы вернуться назад, дойти до Золотой реки и уплыть по ней… Она должна выйти по другую сторону горы…

— Если только не уходит в подземную бездну, — добавил Поль.

— Что же делать?..

— Прислушайтесь! — прошептала Лолла.

Затаили дыхание. Издали донесся свист…

— Они за нами бегут!..

— Ох, беда! — вздохнул Франциско.

Поль метнулся в бешенстве и поднял глаза кверху, точно хотел просить у неба помощи. Но сейчас же издал слабый крик.

— Мы спасены! Франциско, брось спичку, — она гаснет, — и зажги другую!

Это было исполнено в секунду.

— Поднимите голову, — живо сказал Поль, — посмотрите… Вон дыра с каменными выступами… Прыгнем… Мы вскарабкаемся по выступам и влезем в нее…

— Вот чудесно! — обрадовался Франциско, — паршивые скоты пробегут мимо, а мы вернемся к Золотой реке… Гонг! Сеньорита, позвольте…

Правой рукой он поднял высоко спичку, левой обнял Лоллу за талию.

— Прыгайте вы первый, сеньор!

Поль прыгнул, уцепился за камень, с минуту повисел в воздухе и влез в дыру.

— Ко мне!

Прыгнул и Франциско. Спичка погасла. Но прыжок был хорошо рассчитан. Он ударился головой в грудь Полю и опрокинул его… Потом покатился вместе с Лоллой… Выступы скалы задержали их…

— Сеньор! — прошептал Франциско.

— Лолла! — позвал Поль.

— Я здесь, Поль!

— Вы не ударились о камень?

— Нет…

— Все идет хорошо…

— Тс, тише!..

— Влезем в это отверстие!..

Они тесно прижались в углублении скалы и стали ждать.

Свист делался все слышнее. Под сводами галереи гулко отдавался топот толпы и скрип когтей о камень.

— Вот они! — шепнул Поль.

Как ни велико было любопытство земножителей, они преодолели его и не стали выглядывать из своего укрытия. С тревожными свистками, в бешеной скачке мчались свирепые одноноги шумным потоком, в двух саженях под углублением, где спрятались странные для них существа… Долго слышался их топот.

А пока меркуриане скакали внизу, люди, укрытые в своем убежище, предавались грустным размышлениям. Увидят ли они когда-нибудь землю? Увы, это казалось невозможным. Как туда вернуться? Даже самое необузданное воображение не могло бы придумать для этого никакого способа. Повторится ли еще раз та сказочная случайность, которая забросила их в Сверкающее Колесо, которая затем унесла от них Бильда и Брэда? Но надеяться на это было бы безумием…

Лолла, Поль и Франциско сознавали, что им суждено до конца дней скитаться в этом чуждом Мире, что свирепые одноноги будут вечно гнать и преследовать их как зверей. Если бы еще им удалось упасть на какую-нибудь большую, старую планету вселенной! Там быть может они нашли бы разумных добрых и гостеприимных обитателей! Но злополучная судьба забросила их на Меркурий, — на пустынный, палимый солнцем Меркурий, населенный одними только дикими чудовищами, незнакомыми ни с наукой, ни с искусством, ни с цивилизацией…

Чего, в самом деле, можно было ждать от этой черной свистящей орды, что сейчас мчалась по галерее, как стая гиен на охоте? Оставалось лишь покориться, выжидать, а затем — бороться и искать случая к спасению…

Между тем стадо одноногов уже пронеслось; топот все затихал и перестал слышаться, затерявшись в отдаленных галереях. Под мрачными сводами опять наступила тишина.

— Они все прошли, — сказал Франциско.

— Что же теперь делать? — спросила шепотом Лолла.

— Идемте! — предложил Поль. — Вернемся к Золотой реке и рискнем поплыть. Будем держаться ближе к берегу, чтобы вылезть, если увидим, что нас несет в пропасть… Какая бы ни была опасность, все же это лучше, чем оставаться здесь. Я сильно голоден…

— А мне страшно пить хочется, — сказала Лолла.

— И мне! — проворчал Франциско.

— Идем! Надо постараться выйти на свет. Там даже жара лучше, чем этот могильный мрак… А почем знать, вдруг мы увидим Сверкающее Колесо?.. Ведь в нашем положении что бы ни случилось, а уже хуже не будет. Франциско, зажигай спичку… Прыгнем, и будем ориентироваться…

— Одну секунду, сеньор, — сказал Франциско. — Если позволите, я вперед осмотрю дорогу до большого грота: не осталась ли там позади еще толпа этих паршивцев… А то как бы нам не попасть между двух огней, если смею так выразиться, как говаривал г-н Джонатан Бильд.

Поль улыбнулся, выслушав неунывающего Франциско, которого кажется никакая опасность не могла обескуражить. Но предложение было слишком разумно, чтобы не послушаться. Помимо того молодой человек усмотрел тут неожиданную возможность остаться наедине с Лоллой, — и его голос дрожал, хотя не от страха, когда он ответил:

— Верно, Франциско! Идите и будьте осторожнее.

— Сеньорита тоже согласна? — спросил слуга.

— Да, друг мой, да! Иди! Но я тоже заклинаю тебя быть осторожнее.

— Будем, барышня, будем!

Франциско съежился, передал Полю зажженную спичку и попросил его:

— Посветите-ка, сеньор!

Прыгнул из отверстия.

При свете спички Сиврак и Лолла видели, как он плавно спустился на землю, встал, зажег другую спичку и пошел по направлению к большому гроту.

Поль и Лолла были одни!

Волнение заставляло биться их сердца. Если бы спичка в руке у молодого человека вдруг не погасла, они увидели бы свои бледные лица и прочли бы в глазах смущение, которое было бы красноречивее всех слов…

Руки их сами встретились и соединились. Губы, не произнося ни слова, сблизились и слились в долгом поцелуе…

Ах, как далеки теперь были от них все ужасы прошлого, бедствия настоящего и страхи будущего! За пределы материального мира унесла любовь эти два существа, полные сил и жизни! Разве они были еще на Меркурии? Разве они вернулись уже на землю? Нет! Они парили, соединив руки и уста, в тех неведомых пространствах, которые только любовь открывает сердцам. Они одно лишь сознавали: свое счастье!

Их губы разъединились для того, чтобы произнести одни и те же слова:

— Лолла, я вас люблю!

— Я люблю вас, Поль!

В темноте они не видели друг друга, но каждый чувствовал страстный взгляд другого.

— Лолла! — сказал Поль, — когда в Сверкающем Колесе разомкнулась стена и вы появились передо мной, мне показалось, что это двери неба раскрылись. Я вас тогда сейчас же полюбил… А вы, Лолла, а вы?..

— Не знаю, Поль! Я все плакала с тех пор, как оставила землю… Но когда мои глаза встретились с вашими, горе и страх как-то сразу прошли… После того мне кажется, будто я вижу чудный и волшебный сон… Он прерывается кошмарами, но от этого делается еще волшебнее… Поль!..

Он чувствовал ее близость, крепко прижимал ее к себе; она не отстраняла его. И он шептал:

— Лолла, Лолла, я тебя люблю, люблю!.. Какое счастье!..

И покрывал ее лицо поцелуями, отыскивая губы, которые она скромно прятала…

Таково всемогущество любви! Заброшенные на чуждую планету, окруженные ее бесчисленным враждебным населением, ежеминутно подвергаясь страшной опасности, Поль и Лолла забыли все на свете и были счастливы!

Сверкающее Колесо, сатурниане, Меркурий, одноноги, кровавые события, вечный страх, подстерегающая смерть, — все это перестало существовать для Лоллы Мендес и Поля Сиврака!

Во всем мире только и были два живых существа: они! Только и существовала одна вещь: их любовь!..

И в тот момент, когда Лолла уступила Полю и ответила на его поцелуй, — в этот момент таинственная планета могла бы взорваться как бомба, а Поль и Лолла даже и не почувствовали бы: они перешли бы от жизни к смерти, но упоение блаженства не омрачилось бы ни на миг!

— О! Поль! — стонала Лолла, — я не знала, что такое — счастье!..

— Лолла! Лолла!

Он забыл все другие звуки кроме двух слогов, из которых составлялось дорогое имя…

Их губы опять слились, когда вдруг резкий крик, подобно лязгу стали, вывел их из очарования. Они открыли глаза и в глубине слабо освещенной галереи увидали человека…

— Что такое? — встрепенулась Лолла, возвращаясь к действительности.

Она пришла в себя, когда Поль крикнул:

— Франциско!.. Это Франциско?..

— Самолично, сеньор!..

Внизу под ними стоял испанец, подняв над головой зажженную спичку.

— Сеньорита, проход свободен!.. Мы можем спастись… Скорее! Прыгайте оба и идите за мной!..

Поль и Лолла тайком пожали руки, взглянули друг на друга и вместе спрыгнули.

Скоро беглецы были в большом зале, где совершилось ужасное пиршество одноногов. Они брезгливо отвернулись от черных липких масс, валявшихся на полу.

— Идемте к Золотому ручью, — сказал Поль.

Из зала вышли в узкий коридор; вдоль стены, отделяясь от нее карнизом, протекал светящийся ручеек.

— Лолла, ваши часы здесь? — спросил Поль.

— Да.

— Не дадите ли вы мне их?

— Возьмите.

Сиврак перевел стрелки и поставил на полдень.

— Мы не можем узнать, — сказал он, — который час по-земному. Но это и не важно. Я ставлю часы на полдень. Они нам будут служить только для того, чтобы знать, сколько прошло времени. Это может пригодиться.

Своим галстуком он крепко привязал часы к поясу.

Шли без остановок. Было четверть первого, когда они достигли грота, из которого разветвлялось несколько галерей и где желтый ручеек впадал в глубокие массы Золотой реки.

— Меркуриане входят на эту жидкость и держатся на ней, как на твердой почве, — сказал Поль. — Попробуем и мы.

Он ступил и надавил ногой на тяжелую струю. Нога чувствовала такое сопротивление, точно стала на мягкую глину, и погрузилась всего на несколько сантиметров. Желтая жидкость была горяча, хотя жару эту можно было переносить.

— Вашу ручку, Лолла!.. Франциско, делайте то же, что я…

Взявши молодую девушку, он стал обеими ногами на удивительную реку. Франциско прыгнул вслед за Лоллой, держа ее за руку. Течение подхватило их и они быстро понеслись мимо скалистых стен.

Подземный канал, где текла дивная река, был шириною шагов 75. Высоту было труднее определить. Желтый отсвет реки едва-едва достигал свода, слабо освещая острые выступы и нависшие черные глыбы.

— Куда мы плывем, Боже мой! — вздыхала Лолла.

А сердце ее сжималось от безотчетно нахлынувшего предчувствия чего-то ужасного…

Они неслись точно на двигающемся тротуаре. Поль и Франциско держались близко к стене, чтобы можно было, если понадобится, ухватиться за выступы скалы: в этом предвидении они изорвали в лоскутки все, что только можно было из платья, и обмотали себе руки.

Вдруг их понесло все быстрее и быстрее: шагах в полутораста впереди река разделялась на два рукава, пропадавшие в двух галереях…

— Мне страшно! — невольно воскликнула Лолла.

— Остановимся, Франциско! — крикнул Поль.

— Bueno!

Обмотанными руками ухватились за стенку…

Но занятые мыслью затормозить движение, они не заметили большого камня, торчавшего из реки в трех шагах перед ними. Поль налетел на него и ударился. Толчок свалил его, заставил выпустить руку Лоллы и отбросил его на середину потока. Франциско необдуманно кинулся на помощь и тоже выпустил руку своей барышни. Более сильное течение увлекло двух мужчин в одну из галерей, а оставленная Лолла поплыла одна и скрылась в другой галерее.

— Поль! Поль! Помогите!

Отчаянные крики молодой девушки леденили ужасом ее защитников.

— Лолла! — кричал Поль, приподнимаясь.

— Demonios! — ругался Франциско.

Он хотел броситься назад, достигнуть места, где река разветвляется, и поплыть по тому рукаву, который унес Лоллу. Но это было напрасное желание. Бешеное течение относило их все дальше. Вот огромный водоворот свалил их с ног и закрутил. Неизвестно, сколько времени они вертелись в потемках, искали друг друга, цеплялись руками и опять разбрасывались в разные стороны… Внезапный горячий свет ударил им в глаза. Бешеное движение разом остановилось. Когда они смогла отдать себе отчет в происшедшем, то увидали, что они выброшены на берег, покрытый ярко пунцовыми цветами.

— Лолла! — кричал обезумевший Поль.

Лежа на животе, уткнув лицо в руки, Франциско рыдал. Поль поглядел на него убитым взором — и лишь тогда постиг невыразимый ужас несчастья, обрушившегося на них.

ГЛАВА II,
целиком посвященная перипетиям фантастической охоты

Все его существо словно на части разрывалось — Лолла погибла. Теперь лишь он постиг весь ужас этой жаркой таинственной планеты — и вздрогнул от страха. Пока молодая девушка была вместе с ним, пока он мог ей сопутствовать, защищать ее, Поль Сиврак еще надеялся — на что? Он сам не знал. Может быть он втайне мечтал как-нибудь вернуться на землю, может быть думал привыкнуть со временем к условиям этого нового мира. С Лоллою Мендес он и тут прожил бы счастливо.

Ну, а теперь и мечты, и робкие надежды, и вера в будущее — все разбилось. Лолла исчезла, она унесена рекой в недра этой непостижимой планеты… и уж никогда он ее не увидит! Если даже ее не поглотит бездна, то она все-таки будет выброшена где-нибудь на неведомый берег и станет добычей отвратительных меркуриан.

При этой мысли Сивраком овладело безумное отчаяние. Он упал за раскаленную почву, царапал ее ногтями, кусал.

— Лолла, Лолла! — кричал он.

Но ему отвечало только рыдание Франциско и насмешливое эхо вечных зеленых туч.

Однако всякому горю бывает предел. Мало помалу молодым человеком овладело оцепенение, на помощь пришла физическая усталость, и он заснул мертвым сном.

Проснулся он, не отдавая себе отчета в происходящем. Мучительный свет сейчас же заставил его зажмуриться. И он услышал строгий голос, звавший его:

— Сеньор! Сеньор!

Тут он вернулся к сознанию и вспомнил все.

— Лолла! — застонал он.

— Мы ее будем искать, пока во мне есть хоть капля крови.

При этих энергичных словах Поль почувствовал стыд за свою слабость. Он приподнялся на локте. Когда его глаза привыкли к нестерпимому свету, он увидал около себя сидящего Франциско. Лицо испанца, обыкновенно комичное, было на этот раз так серьезно и строго, что производило сильное впечатление.

— Мы ее отыщем, сеньор.

— Надо отыскать, Франциско.

Вдруг у него против воли вырвалось признание:

— Ведь я ее люблю, Франциско! Люблю…

— Ну, и тем лучше, сеньор; стало быть вы будете лучше искать… А я почти что был при ее рождении. Я у ее отца служил двадцать три года, да и еще бы служил, если бы не это проклятое Сверкающее Колесо, чтоб его черти разбили… Ну, да Бог с ним, с прошлым!.. Надо набраться силы. А сперва вам нужно покушать. Смотрите на меня. Пока вы спали, я поел красных цветов. Оно хотя не очень вкусно, но есть можно… Ешь как будто железо. И вы сделайте по-моему.

Разговаривая, испанец рвал красные цветы, похожие на чудовищный мак, скатывал их в шарики, отправлял себе в рот и с силою жевал.

Поль послушал совета. Ему казалось, будто он жует пригоршню тех железных пилюль, что земные врачи прописывают малокровным…

— Напиться бы! У меня жажда, — сказал он, когда достаточно поел.

Франциско указал пальцем на желтую реку, тяжело струившуюся поблизости.

— Я уже отведал, — сказал он… — Но только это не напиток… Вы знаете ртуть, вот, что в термометрах бывает? Я часто носил ее, чтобы забавлять барышню в Барселоне… Так вот, эта жидкость в золотой реке — точь-в-точь ртуть, только желтая.

— Как же нам быть?

— Надо искать… Пойдемте!..

За словом последовало движение.

— И будем действовать как мужчины.

Под животворным действием красных цветов к Полю вернулась энергия. Он взял своего спутника под руку.

— Франциско, ведь мы найдем Лоллу!..

— Надеюсь, сеньор… Я полагаю, вам нужно идти вниз по реке. Может быть она за поворотом гор сливается с тем потоком, который унес Лоллу.

— Это правда… Только мы наверно встретим меркуриан; нужно бы какое-нибудь оружие.

— Я об этом думал… Идемте вон к тому серому лесу, на берегу реки. Не удастся ли там сломить два дерева, и сделать дубинки?.. А у меня еще есть спички! Если эти деревья могут гореть, мы обожжем концы и смастерим острые колья. Это будет отличная штука, чтобы выколоть глаза черным скотам… А у вас остались часы сеньориты?.. Который теперь час?..

Поль вынул из-за пояса часики, когда он взглянул на них, — у него на глазах выступили слезы.

— Половина двенадцатого, — сказал он.

— В подземелье мы были в полдень по этим часам. Сеньориту потеряли спустя полчаса… Bueno.

И не объяснив, какие заключения он вывел отсюда и были ли у него вообще какие-нибудь заключения, Франциско направился к лесу. В несколько прыжков оба были уже там.

Испанец подобрал с земли горсть серых листьев, положил их в тенистый уголок и зажег спичку. Листья сразу вспыхнули белым огнем.

— Caramba! — воскликнул он.

— Эти листья горят точно магний, — заметил Поль.

— Я не так учен, — прибавил Франциско. — Главное дело, они горят.

— На этих деревьях совсем нет веток, — продолжал Поль. — Нам нужно теперь зажечь большую кучу листьев под двумя стволами достаточной толщины.

— Да, сеньор.

Через несколько минут два костра, в которые непрерывно подбрасывались быстро вспыхивавшие листья, сообщили свой жар двум стволам, толщиною с земные телеграфные столбы. Они горели и плавились, растекаясь как смола. Когда они начали колебаться, Поль и Франциско толчком свалили их. Понадобилось полчаса, чтобы обжечь и заострить их концы. Получились колья с одной стороны и дубины с другой.

Два человека взвалили это оружие себе на плечи без всякого труда. Колья были длиною аршин по пяти. Вещество их, полудеревенистое и полуметаллическое, было чрезвычайно плотно и твердо. Казалось бы, в них должна быть весьма солидная тяжесть. Но на Меркурии все тела весят в два раза слабее, чем на земле. Вот почему Поль и Франциско управлялись со своими дубинками без усилий.

— Ах, если бы Бильд и Брэд были здесь! — пожалел Поль.

— Бог один знает, где они, — возразил Франциско. — Может статься, мы их и не увидим больше… Может быть! Ведь все так необыкновенно в этом дурацком мире. Но пока их нет, мы должны обойтись без них. Вашу руку, сеньор. Прыгаем!

Крепко держась друг за друга, Поль и Франциско прыгнули в золотую реку. Здесь она не была так вздута, как в верховье. И течение здесь было плавное, быстрое и без толчков. Подражая обитателям Меркурия, оба путника пользовались своими кольями как рулями и держались середины реки, где поток бежал быстро, без ухабов.

Слева от них простиралась необозримая равнина, покрытая бурой травой и пунцовыми цветами. То, казалось, были два единственных растения этой местности, а может быть и всего полушария планеты, обращенного к солнцу. То здесь, то там виднелись небольшие лесные заросли.

Справа над рекой почти отвесно поднимались высокие горы; их вершины терялись в громоздкой, тяжелой массе зеленых облаков. Все так же нестерпим был свет, который сеяли эти облака; все так же томителен зной. Но оба земножителя уже свыклись с тем и с другим. Только свет заставлял их часто щуриться, а от зноя кожа стала темною. Приспособление к этой странной среде произошло очень быстро и вскоре они должны были уже перестать обращать внимание на солнечные ожоги.

Пока их мчала река, тяжелое чувство одиночества сжимало им сердце. Беспредельная мертвая пустыня с бурой травой, куда только глаз достигал, не оживлялась ни единым существом: ни птицы, ни мухи в воздухе, ни животного на земле. Даже ветер, гнавший наверху громадные зеленые тучи к пустынным горам, — даже ветер не спускался сюда, не волновал бурую траву, не касался неподвижно торчащих деревьев с застывшими пучками листьев, ничем не нарушал тоскливого молчания.

— Да где же живут меркуриане? — спросил вдруг Франциско голосом, в котором послышалась глубокая тоска.

Поль Сиврак не ответил.

Быть может меркуриане селятся в темных подземельях своей планеты, или их города укрываются от вечного беспощадного света в узких ущельях, в тени черных гор, уходящих в беспредельную высь. Пейзаж, слишком светлый и тем не менее печальный, не показывал ни малейшего присутствия культуры, разумной жизни… Причудливость долины с бурой травой, великолепие ярко-пунцовых цветов, дивная фантасмагория зеленых облаков, — все это могло бы дать очарование, а давало только грусть: все это казалось бесполезным и чрезмерно однообразным.

Не менялся пейзаж и у берегов: черные горы с одной стороны, бурая трава и пунцовые цветы с другой — без конца.

— Как пить хочется! — сказал Поль. — Если мы не найдем воду, — тогда смерть.

— Я знаю, — отвечал Франциско.

И опять тишина…

Вдруг, при крутом изгибе реки, монотонные равнины скрылись и путешественники очутились между двух высоких аспидных утесов, блестящих и отражающих сильный свет. А сдавленная река текла всей массой без волн, без шума…

— Если поток, который унес Лоллу, выходит из горы и соединяется с нашим, — сказал Поль, — то мы скоро увидим его, потому что сейчас мы делаем изгиб как раз в ту сторону, если только тот поток сам не свернул куда-нибудь.

Когда он заканчивал эти соображения сомнительной верности, Франциско схватил его за руку и прошептал:

— Меркуриане!

Шагах в трехстах, вниз по течению, скала отступала от реки, образуя песчаную отмель; там толпилась и жестикулировала сотня странных существ.

— Не будем их трогать, пока они не нападут на нас, — шепнул Поль.

— Хорошо, сеньор.

Оба земножителя уже приближались к роковому месту. Они разглядели в горе широкое отверстие — несомненно новую галерею…

— Будем держаться середины реки!

— Хорошо…

Быстро пронеслись они мимо меркуриан. Они ожидали, что одноноги прыгнут в реку и перехватят их. Однако черные красноглазые чудовища только помахивали своими отвратительными хоботами и когтистыми руками, да наполняли воздух оглушительным свистом.

Миновав песчаную отмель, река опять сделала резкий поворот, точно желала вернуться к старому направлению, и взорам людей представилось удивительнейшее, ужаснейшее зрелище.

Теперь горы потеснились к реке; они уходили вдаль, составляя широкие низкие берега, на которых высились тысячи аспидных пирамидок; из всех этих пирамидок вылезали меркуриане, прыгали, свистели и толпились на берегах. Этот необъятно длинный город, конца которого не видно было, находился в тени! Горы с обеих сторон поднимались так высоко, что, казалось, чуть не сходились верхушками. На неизмеримой высоте только чуть виднелась узкая полоска света из зеленых облаков.

Поль и Франциско почувствовали, что задыхаются, хотя здесь было несколько прохладнее, да и света меньше. Вид этих ужасающих гор гипнотизировал их… Отчаянный внезапный свист привел их в себя.

Несметная толпа меркуриан с обоих берегов прыгала в реку. Точно нашествие каких-то черных животных на золотую дорогу! Одноноги скакали, теснились, и обе толпы все больше сближались. Вот-вот они составят сплошную кучу, среди которой Поль и Франциско пропадут…

— Теперь мы погибли, но они дорого заплатят за мою жизнь, — произнес испанец и поднял дубину.

— Франциско, не нужно драться, надо спасать себя, — сказал Поль, — подумайте о Лолле!

— Спасать себя? Как это? Куда?.. Нет, уж все равно умирать, только прежде наколотить бы их побольше!..

— Нет, нет, Франциско! Послушайся меня…

— Хорошо, — ответил покорно испанец. — Ну, командуйте…

Когда первые ряды меркуриан были уже в нескольких шагах, он стал быстро размахивать своим колом. Это сразу остановило нападавших.

Поль последовал его примеру.

Мелькающие дубины держали одноногов в почтительном отдалении. Но было очевидно, что это не надолго, потому что если первые ряды и колебались перед опасностью, то сзади на них напирала толпа, и скоро вся эта масса должна была ринуться вперед с неудержимой стремительностью.

— Франциско, — сказал Поль, не переставая махать, — посмотри на гору, вправо…

— Ну?

— Ты видишь ущелье?

— Да.

— Оно ведет наверх.

— И что же?

— Я думаю, что мы в один прыжок будем на берегу. Эти пугала не ожидают… Прыгнем… У нас есть надежда…

— Какая?

— Прыгнуть на землю, а не на головы меркуриан… На берегу толпа реже… Новым прыжком мы очутимся в ущелье. Они за нами погонятся, но мы бегаем быстрее.

— Господи благослови!.. прыгаем!..

— Ну, внимание… Ты готов?

— Да.

— Гоп!..

Они собрали все силы в ногах и подпрыгнули… Пролетели над толпой, копошившейся на реке, и опустились между двух пирамид, посреди группы меркуриан, которая инстинктивно рассыпалась в стороны.

— Гоп! — крикнул Поль.

— Гоп! — повторил Франциско.

Новый прыжок…

Долина огласилась оглушительным свистом. Несметная толпа одноногов в свирепой ярости бросились ловить беглецов.

— У них положительно нет оружия, — заметил Франциско, готовясь к новому прыжку.

— К счастью, нет.

Опередив шагов на 150 ближайших меркуриан, земножители очутились перед ущельем. Оно пролегало через головокружительную скалу; подъем был довольно крутой, однако удобный.

— Мы убежали от них! — сказал Франциско.

— Да, но Лолла!

— Ох! Бог знает, где она теперь!..

— И жива ли она еще…

Поль сдерживал слезы, застилавшие ему глаза, и первым кинулся в ущелье.

Безостановочно прыгая, два человека слышали за собою преследовавшую толпу меркуриан. Но расстояние между ними все увеличивалось. Свист постепенно ослабевал и наконец прекратился.

В этот момента Поль и Франциско достигли конца ущелья. Перед ними открылось широкое аспидное плато. Француз выбрал под скалой тенистое местечко и повалился.

— Отдохнем здесь, — сказал Поль, — я не могу больше…

— Да, такая гимнастика при этой жаре — не шутка!..

— О, да как же пить хочется!.. Пить!..

Поль и Франциско лежали в тени изможденные; на горевших телах их не выступала испарина.

Черное плато перед ними тянулось вдаль и заканчивалось второю цепью гор, о верхушки которых все так же цеплялись и рвались вечные зеленые тучи.

— Какая печальная страна! — прошептал Поль.

— Они подходят! — насторожился Франциско, — прислушайтесь!

Точно извнутри горных громад, к ним приближался свист и шум осыпающихся камней.

— Бежим опять! — поднялся Поль.

— Куда?

— К тем горам.

Несмотря на страшную усталость, желание спастись, чтобы отыскать Лоллу, заставило несчастных опять пуститься в бегство прыжками.

Вдруг Франциско вскрикнул:

— Сеньор!

— Что еще?

— Посмотрите вон туда, налево. Пусть у меня рука отсохнет, если это не дождик.

При слове дождь, не думая о том, что на этой планете жидкие осадки могли быть и не водою, Поль почувствовал прилив новой силы.

— Конечно, конечно! — радостно воскликнул он. — Дождик и есть!

Действительно вдали виднелась точно туманная занавесь. Она была гуще, чем бывает на земле, и зеленоватого цвета. Но все же это мог быть дождь, вода!..

— Скорей! Скорей! Бежим туда!

Какое-то бешенство ими овладело. Они неслись и отталкивались как мячики.

Вот они ощутили несомненную прохладу.

— Сеньор! Сеньор! Да это же вода!..

И Франциско показал Полю почерневшую руку: на нее только что упала большая капля. Почти сейчас же они попали под ливень. Он струился из огромной темно-зеленой тучи. Ни о чем уже не размышляя, оба легли на спину и с страстной жадностью подставляли тело под крупные дождевые капли, величиною с голубиное яйцо, бившие с шумом по земле. Они пили медленно; но не переставая, и с невыразимым наслаждением чувствовали, как вода проникает в открытые поры…

Наконец жажда была утолена. Они поднялись.

— Франциско! — сказал Поль, оживившись. — Надо бы нам набрать с собою воды!

— Но куда?

— А в твою фляжку!

Она висела у испанца на поясе. Он снял ее, открыл и предложил Полю:

— Пейте, тут еще есть два глотка коньяку, на каждого по одному.

Когда фляжка осушилась, он подставил ее горлышко под дождь; она быстро наполнилась, потому что, увы! была очень невелика.

Почти тотчас дождевая туча прошла, унесенная ветром, дувшим наверху.

— Сеньор! Посмотрите! Посмотрите сюда!

Франциско указывал рукою на маленькое углубление, где скопилась вода. На их глазах вода стала портиться, потом помутнела, сделалась желтоватой и наконец золотистой. Она два раза точно вскипела и застыла, как расплавленное золото. Поль тронул ее пальцем: она была твердая и теплая.

— Скорей! — закричал он, — посмотри фляжку!

Франциско откупорил ее. Там пока была вода.

Минуты три она оставалась чистой, потом начала мутнеть.

— Закрой! Закрой скорее!

Франциско наложил пробку.

— Теперь я понимаю, — сказал Поль. — Вода, падая на землю, смешивается с каким-то неизвестным нам элементом и образует полужидкое, полутвердое вещество, из которого состоят реки этой планеты. Жара и воздух, очевидно, тоже оказывают влияние на это химическое соединение, потому что вода во фляжке начала изменяться после трех минут соприкосновения с внешним воздухом. Но так как здесь изменение происходило несравненно медленнее, то, я думаю, нам удастся сохранить некоторое время наш маленький запас. А теперь…

Но его прервал Франциско. Он схватил свой кол, поднялся прыжком и крикнул:

— Сеньор, вон они опять!.. Они за нами бегут!..

Там, вдали, в стороне ущелья, выходившего из долины Золотой реки, показалась темная движущаяся масса и стала быстро приближаться.

— Бежим! — закричал Поль.

Оба человека, травимые как звери, но вернувшие себе силы и одушевленные некоторою надеждой на будущее, пустились прыжками к видневшимся далеко горам.

ГЛАВА III,
в которой обнаруживаются поразительные феномены

Они бежали и прыгали уже с час, когда Поль Сиврак громко вскрикнул и упал.

Франциско, только что сделавший новый привал, услыхал его крик, описал в воздухе круг и опустился на землю перед лежавшим спутником, которого стал с трудом поднимать.

— Что такое, сеньор, вы убились?

Поль застонал от боли.

— Я ударился об острый камень… Кажется свихнул ступню… Сними мне сапог, Франциско.

Разутая нога слегка вспухла под щиколоткой, Франциско принялся растирать ее своими широкими ладонями.

— Это ничего… Видно, жила немного задета…

— Да, надеюсь, — произнес Поль. — Боль стала как будто меньше… Но смогу ли я идти?

С помощью Франциско он ступил левою ногой; но когда хотел ступить правой, у него вырвался мучительный стон.

— Надо вам отдохнуть, — сказал Франциско. — Обопритесь на меня и прыгайте вон к тому углублению… там тень…

Им потребовалось пять минут, чтобы пройти полтораста шагов до указанного места, хотя в другое время они пролетали это расстояние в два прыжка секунды по четыре.

Уложив спутника в тени, Франциско поплевал на руки и начал усердно массажировать его.

Потом сел около больного и стал говорить:

— Усните! Если меркуриане еще гонятся за нами, они будут здесь не раньше, как через добрых полчаса. К тому времени, я думаю, вы станете ходить, если не бегать… Мы у подошвы горы; как видите, она не крута и мы легко взберемся. А раз будем наверху, — надеюсь, что паршивцы устанут ловить нас… Во всяком случае, когда мы будем у другого склона, они перестанут нас видеть и мы спрячемся в какой-нибудь пещере… Спите, я покараулю… Давайте мне часы!

Было четверть пятого. Прошло стало быть около пяти часов с тех пор, как два человека шли и бежали, сделав себе дубинки в лесу у поляны с красными цветами.

Скоро Поль заснул тяжелым кошмарным сном. Перед ним беспорядочным вихрем неслись Лолла, одноноги, Бильд с Брэдом, Сверкающее Колесо…

Франциско тем временем бодрствовал. В половине пятого он расслышал в тишине слабый далекий шум; спустя десять минут вдали показалась едва заметная движущаяся толпа одноногов. Плато, по которому они бежали, поднималось очень полого к горе, у которой находились беглецы, и было все видно как на ладони.

— Хе-хе! Они начинают уставать, поганцы! Их гораздо меньше… Пускай бегут… В пять часов разбужу этого бедняжку… Только бы Лолла не померла… Ах! Если не придется мне ее найти, пойду в тот город, что в долине, и буду громить их вдребезги, покуда сам жив…

Испанец беседовал сам с собой до тех пор, пока стрелка часов не подошла к пяти. Меркуриане были еще далеко.

— Сеньор, — потряс Франциско Поля за плечо, — сеньор!..

— А!.. Что!.. Лолла!..

— Бедняжа! — подумал Франциско, — как он любит сеньориту, и во сне ее видит! Найдем ли мы ее! — Он покачал головой и сказал громче: — Это я, сеньор… Паршивцы близко… Надо идти.

Поль живо поднял голову.

— Идем, — сказал он, щурясь от яркого света.

Но его ноге не стало лучше. Опухоль увеличилась, почернела, и прикосновение причиняло сильную боль.

— Нет, тут не жила задета, — сказал Поль. — Никогда мне не надеть сапога!

Франциско, ни слова не говоря, повесил лишний сапог к своему поясу, оторвал от рубашки последние лохмотья и заботливо обвернул ими ногу раненного.

— Ну, вот, теперь вставайте. Обопритесь на меня и на свой кол. Вы будете идти так же скоро, как меркуриане. Нам только не нужно подпускать их ближе.

Поль поднялся без особенного труда; держась одной рукой за плечо Франциско, а другой крепко сжимая кол, он начал подпрыгивать на одной ноге и скоро попал в ногу со своим спутником. Они двигались довольно быстро.

Гора была крутая, но изборожденная оврагами. По одному оврагу, который показался им более удобным, беглецы начали трудное восхождение. От поры до времени они оглядывались вниз, на бегущую толпу меркуриан.

— Они догоняют нас!

— Догоняют, — застонал Поль, — а моя нога болит!.. Я не могу дальше идти… Лолла!.. Что с Лоллой?..

— Еще немножко подбодритесь, сеньор! Мы подходим!

Поль превозмогал болезненное ощущение и старался идти. Но напрасно! Меркуриане все приближались, беглецы видели, как они хлынули в беспорядке в овраг; оглушительный свист сотрясал воздух.

— Не робейте! не робейте! — повторял Франциско.

Ущелье уже резко обрывалось между двух остроконечных утесов, чтобы перевалить, видимо, на другую сторону горы.

— Еще пять минут хода, сеньор! Только пять минут!..

Но Поль опустился на землю. Он протянул товарищу безжизненную руку и проговорил слабым голосом:

— Франциско, спасайся ради Лоллы… Ты ее разыщешь и скажешь ей, что моя последняя мысль перед смертью была о ней… Иди… Сейчас они меня схватят и убьют, но ты можешь спастись… Спеши… Ты скажешь Лолле, что я ее люблю и отдал бы жизнь за… Иди же! Иди!

— San Cristo! — воскликнул испанец. — Да вы ополоумели, сеньор!.. Оставить вас тут!.. Да что сказала бы сеньорита, когда я ее найду, если бы я доложил ей, что бросил вас этим паршивым скотам!..

— Ты скажешь, что я тебе велел оставить меня… Послушайся… Иди!..

Убитый скорбью, физической усталостью и моральными муками, Поль Сиврак уже терял сознание, когда Франциско откупорил фляжку и вылил ему в рот глоток воды, принявшей легкий запах рома. С ворчливым призывом к своему всегдашнему покровителю, «santissimo» Иакову Компостельскому, он схватил молодого человека, взвалил себе на плечи и пустился бежать, уже не слушая его приказаний.

Ему потребовалось 5 минут, чтобы достигнуть пункта, где оканчивался подъем и ущелье, пробив проход меж высоких утесов, спускалось круто вниз.

Ускоряя бег, легкий и проворный как ящерица, Франциско мчался вниз по крутой каменистой тропинке.

Он бежал, следуя извилинам дорожки, избегая наткнуться на обвалившиеся камни, прислушиваясь ко всякому шуму. Но свиста одноногов больше не было слышно. Вот ущелье вывело на узкое плато.

Внезапно открывшееся перед ним зрелище было до того удивительно, до того неожиданно, что Франциско стал как вкопанный и только пробормотал:

— Demonios! Что за новая дьявольская страна?

Он не слышал голос Поля, который ему приказывал положить его на землю. Медленными шагами пошел он вперед, направляясь к оконечности скалистой площадки. Дойдя почти до края пропасти, он опять остановился. Тут только он услышал Поля. Франциско осторожно посадил раненого на камень и, указав на беспредельную ширь, просто сказал:

— Смотрите, сеньор!

Поль открыл глаза, но не мог произнести ни слова, до того поразительно было зрелище. Площадка, на которой они находились, была окутана чем-то вроде зеленоватых сумерек, начинавшихся как раз при выходе из оврага, между тем как позади все блестело ослепительным сиянием Меркурия.

За площадкой открывалась неизмеримая пустота… В глубине пропасти лежала низменность, тянувшаяся до горизонта. Пропасть была погружена в темноту и сумерки; еще темнее была долина, а дальше, впереди уже настоящая ночь с мириадами звезд. Оттуда дул ледяной ветер.

Поль дрожал и от страха, и от холода.

— Франциско, я не ошибся, — бормотал он, не попадая зуб на зуб: — мы на Меркурии, вон, под самыми нашими ногами, а потом на дне пропасти, пояс сумерек, который простирается до полушария вечной ночи…

И подняв голову, он видел, как облака, зеленые и светлые позади него, темнели проходя над головой, опускались и терялись, словно черные апокалиптические чудовища, в области мрака, вечных льдов и ужаса, которому нет имени… Там они громоздились густым рядом, за которым царила вечная звездная ночь…

Франциско сидел рядом с Полем; оба глядели жадно вперед и отбивали зубами частую дробь. Ощущение тепла и оживление от бега пропадали. Там, откуда они пришли, на склоне горы, укрытом от леденящего ветра, температура была жарче, чем на земном экваторе; здесь, на другом склоне, перед областью, в которую солнце никогда не заглядывало, было холоднее, нежели на полюсах…

Как это часто бывает при сильных душевных потрясениях, Сиврак перестал чувствовать боль в ушибленной ноге. Прежняя апатия, происходившая от безвыходности положения, мало помалу уступила место энергии.

Он взял Франциско за руку и спросил:

— Что же мы будем делать?

Словно очнувшись от кошмара, испанец посмотрел на молодого человека.

— Что мы будем делать? — повторил Поль. — Позади нас меркуриане, плен, может быть смерть, но там же свет, тепло, пища, надежда найти Лоллу; впереди — абсолютная пустыня, вечный мрак, снега и льды, смерть наверняка… Что делать?..

Франциско забормотал:

— Сеньор, я не…

Оглушительный свист прервал его речь.

Оба обернулись назад. Перед ними была несметная стая одноногов. Они толпились в узком пространстве, давили друг друга, свистели, цеплялись за выступы скалы, карабкались на утес. Но все держались в освещенном месте или в тени утеса, — ни один не выходил на площадку, где были сумерки.

Немым взором следили земножители за своими врагами и недоумевали, почему они так внезапно остановились, когда достаточно было сотне одноногов сделать десяток прыжков, чтобы захватить добычу…

Меркуриане не подходили. Они все толклись на месте, жестикулировали, свистели, но когда, под напором толпы, один из них нечаянно ступил на темное плато, он моментально отскочил назад. Раздался невообразимый свист, хоботы и руки бешено заволновались. Красные глаза чудовищ, казалось, вылезли из орбит от ужаса. Что они увидели такого необыкновенного?

— Франциско, я понимаю! — сказал Поль с проблеском смутной надежды. — Я понимаю!.. Меркуриане боятся неосвещенного пояса планеты! Для них он наверно еще страшнее, чем для нас… Смотри, они свистят, яростно грозятся нам, но не подходят, а ведь сейчас им так легко поймать нас… Франциско, мы здесь вне опасности!..

— Да, нет той опасности, что эти вампиры высосут из нас кровь, — говорил испанец в раздумье… — Ну, а если они останутся здесь держать нас в осаде, мы подохнем от голода и холода… Посмотрите на мои губы, сеньор: они должно быть такие же синие, как ваши… Мы оба трясемся… Будь что будет, а нам нужно вернуться к свету и теплу!..

— Да, нужно… Особенно ради Лоллы…

Два человека стали обдумывать средство спастись. После долгих минут размышлений, во время которых одноноги прекратили свист, Поль вымолвил:

— Ничего не придумаю…

— И я тоже…

На этот раз положение обоим казалось совершенно безнадежным.

Шагах в тридцати, по ущелью и по верхушкам черных скал, расселись одноноги, как они всегда сидят, т. е. согнув колено и прислонившись спиною к заднему когтю ноги.

— Они блокируют нас, — сказал Франциско.

— Они ждут, чтобы мы сдались: если мы даже погибнем здесь от холода и голода, они не пойдут сюда: очевидно, что эта сравнительная темнота причиняет им невыразимый ужас.

— В конце концов мы могли бы и сдаться, — проговорил Франциско. — Эти скоты ведь сравнительно разумны. Они вас поняли тогда, в гроте, когда вы объясняли знаками, что голодны. Отчего бы вам и теперь не попробовать объяснить так, что мы никому не сделаем зла, если нас не тронут?..

— Это трудно выразить знаками…

— Все-таки попробуйте, сеньор! Ведь это для нас — единственное средство спастись и найти Лоллу… Ваша нога не болит?

— Гораздо меньше. Воспаление прошло, я думаю, теперь могу ступать.

Поль встал. В пятке еще чувствовалась глухая боль, но все же можно было ходить, опираясь на кол.

— Ну, попытаюсь говорить с ними! — сказал он.

Франциско тоже встал. Машинально оба они обернулись к бесконечному темному пространству — и сдавленный крик застрял в горле… Меркуриане поднялись шумною толпой и засвистали..

Там, справа, в вечном мраке, внезапно появился сверкающий свет, исходя точно из невидимого волшебного маяка, и несся широким электрическим вращающимся лучом прямо к окутанной сумерками площадке.

ГЛАВА IV,
где Бильд и Брэд чудесным образом проявляют свое существование

Пораженные, Поль и Франциско видели, как луч достиг площадки, ярко осветил ее; они зажмурились, но он пронесся дальше, наводя панику на толпу меркуриан; те однако, когда их осветило, ничего не почувствовали, находясь сами в ярком сиянии Меркурия…

Широкий луч прошел, миновал площадку, понесся влево… Где-то далеко остановился на минуту, повернул назад к плато, уже медленнее, поднимаясь и опускаясь, отступая и наступая, словно нащупывая… Поль и Франциско следили за ним изумленными глазами: им приходил на ум прожектор земного броненосца, отыскивающий ночью рейд. Их сердца забились безумною надеждой.

— Что это может быть, сеньор? — прошептал Франциско.

— Не знаю… Явление природы?.. Но им как будто управляет разумная сила… Боже мой! Боже мой!..

Между тем луч возвращался… Коснулся края плато… Скользнул по гладкой поверхности темной скалы… И осветив широким светом двух недвижимых людей, остановился…

С крайним удивлением смотрели Поль и Франциско на дивный луч, явившийся из отдаленных таинственных потемок; они видели, как луч все суживался, пока не достиг диаметра в 2 аршина; потом он изменил форму и нарисовал у их ног, на черном аспиде площадки, продолговатый четырехугольник белого света.

Гипнотизированным взглядом смотрели они на это светлое четырехугольное пятно и вдруг издали хриплый крик…

— Франциско!..

— Сеньор!..

— Я не сошел с ума?.. Что я вижу?.. — бормотал Поль.

— И я… вижу… вижу буквы…

— Буквы, Франциско! Черные буквы на светлом пятне! Из них выходят… слова…

— Да, да, сеньор… смотрите… еще… еще новые…

— Пятно расширяется… Еще буквы… еще слова…

Ошеломленные, два человека стояли на коленях перед чудесным четырехугольником. И ждали с биением сердца, с дрожью рук… Безумные взгляды не могли сосредоточиться ни на одном пункте, все перед глазами прыгало… Четырехугольник, который все увеличивался, сделался неподвижен, и под черными строчками, выделявшимися на светлом пятне, вдруг обрисовались шесть черных букв:

— Бильд! — вскрикнул Поль.

Потом пять новых букв:

— Брэд! — захрипел Франциско.

В приступе дикой радости два человека бросились душить друг друга в объятиях, плакали и хохотали. А толпа одноногов, неподвижно столпившаяся у выхода из ущелья, смотрела на них тысячами красных, ничего не выражающих глаз.

Когда оба человека наплакались и нахохотались вдоволь, к ним вернулось спокойствие и Поль сказал:

— Мы совсем с ума сошли, Франциско. Что же мы не читаем?

— Читайте, сеньор… А я не могу… у меня все пляшет в глазах.

Поль нагнулся и прочел вслух дивное письмо, выделявшееся черными буквами на светлом фоне:

«Мы на Венере, где Сверкающее Колесо и сатурниане разрушены. Поразительная интеллигентность обитателей. Дивное совершенство их науки. Вас обнаружили телескопами, когда вы перешли в полушарие меркуриевой ночи. Посылаем вам это письмо их удивительным прожектором солнечного света. Не знаем еще, как перелететь к вам, сейчас венериане не могут выйти из атмосферы своей планеты. Но через 48 земных часов сможем отправить сообщение на землю. Другое письмо в пути и придет к вам через 35 минут после этого.

Бильд и Брэд.»

Только что Поль окончил чтение, как все будто стерлось. Свет исчез и оставалась лишь однообразная черная скала.

— Франциско! — воскликнул он с тоской, — я уже ничего не вижу! это был сон?..

— Да, сеньор, 35 минут должны пройти… Верно! Вот и второй луч!..

В самом деле, опять блеснул свет и скала осветилась новым светлым четырехугольным пятном, на котором выступали черные буквы…

Поль и Франциско вместе прочли:

«Пишем письма на землю. Со своей стороны надеемся скоро придти взять вас с негостеприимной поверхности Меркурия, тридцать здешних ученых трудятся над разрешением проблемы, как отправить нас к вам. Остается только преодолеть маленькую трудность, происходящую от нашей тяжести. Видя все, что делается у вас, понимаем, что величайшая опасность для вас — умереть с голода. Вам нет другого выбора, как умереть или питаться одноногами, которые вас стерегут. Не колебайтесь и жгите, чтобы согреться, мертвых меркуриан. Вам надо жить, пока мы явимся спасти вас. Но где Лолла Мендес? В плену или умерла? Ждите третьего письма.»

Через пять минут это световое письмо исчезло и сейчас же явилось третье.

Успокоившись и решившись на все, чтобы только сохранить силы, жизнь и найти Лоллу, Поль и Франциско прочли вместе черное письмо на светящемся четырехугольнике.

«Настоящее письмо — последнее в этой первой серии. Другие можно будет послать только через 96 часов, когда венериане соберут новый запас солнечного излучения. Чтобы оставаться все время против вас, мы сидим на снаряде, который держится неподвижно над вертящимся шаром Венеры. Сойдем с него только чтобы послать сообщение земле. Только не оставляйте плато, на котором вы сейчас… Если перейдете в освещенную зону Меркурия, мы вас не увидим. Убивайте меркуриан. Что Лолла Мендес? Где она? Не хотим верить ее смерти. Будьте бодры. Живите и ждите нас.

Бильд, Брэд.»

Вдруг луч исчез, раньше даже, чем дописалась фамилия Брэда.

Точно эти световые пятна грели их, — земные жители почувствовали смертельный холод, едва исчез последний светлый четырехугольник.

— Мы замерзаем на месте! — воскликнул Франциско, — давайте двигаться скорее, на меркуриан!

Он схватил кол и бросился на молчавшую толпу одноногов. Ударами дубины он переломал руки и ноги дюжине чудовищ; остальные побежали с паническим свистом, давя друг друга.

Поль медленно шел за Франциско; он тащил двух раненых одноногов за выступ скалы, которая хотя находилась в зоне сумерек, но представляла хорошую защиту от морозного ветра, дувшего со стороны вечной ночи. Франциско волочил десяток других меркуриан, сцепив их когтями.

Но когда наступил момент исполнить жестокие советы Бильда и Брэда, оба они задрожали от отвращение и от жалости… Меркуриане не похожи были на людей. И все же Поль и Франциско сознавали, что за этим единственным глазом, в плоском черепе теплился разум, частица той божественной искры, которая отличает мыслящее существо от бессловесного животного.

— Франциско!.. — сказал Поль, — они поклоняются, может быть, тому же идеалу, как и мы, только иными символами и под другим именем!

— Они совсем дикие! — возразил Франциско.

— Почему мы знаем! А они нас считают вредными и опасными существами, хотя наше величайшее желание — мирно жить в их городах!

— Сеньор, это все возможно, но я не забываю, что они жрут друг друга, что они бросились на сеньориту без малейшего повода, чтобы…

Франциско сделал жест ужаса и продолжал:

— Я не забываю тоже, что у нас нет другого выбора: или пить кровь из этих трупов и жечь их, или умереть от голода и стужи. Умрем мы, и сеньорита пропала! Нечего раздумывать.

Франциско быстро, легким ударом кола выдавил стекловидный глаз одного из мертвых одноногов, лежавших перед ним. Из раны брызнула густая белая жидкость. Он припал губами к дыре и стал пить.

Поль отвернулся, его тошнило. А Франциско говорил с важностью:

— Сеньор, мы получили жизнь для того, чтобы беречь ее, пока она не захочет нас покинуть. Если бы это было нужно, мы бы давно померли! Вспомните-ка о невозможных опасностях, от которых мы избавились! Мы должны теперь выручить сеньориту и вернуться на землю, для которой созданы. Пейте, сеньор, из единственного источника жизни, который имеется в этом дьявольском мире!..

Тогда Поль взял и свой кол, выколол у меркурианина глаз и стал пить подкрепляющую белую жидкость… Несмотря на отвращение, скорее моральное, чем физическое, он не оставлял всегдашней привычки к анализу. И замечал, что густая меркуриальная кровь имеет сладковатый вкус и какой-то неизвестный, приятный запах. Все его тело точно возродилось и ощущало прилив новых сил.

Франциско между тем зажег спичку и поднес ее к трупу, из которого кровь была уже высосана. Тело стало гореть белым пламенем, с легким треском, и распространяло благодетельную теплоту.

Никакой земной огонь не был похож на это странное пламя, бросавшее ракеты. Тут было какое-то совсем особенное вещество, наводящее на размышление. Но два человека, утолив голод, с воскресшими надеждами беспечно сидели у горевшего трупа, с наслаждением грелись и проявляли так же мало любопытства, как если бы перед ними были самые обыкновенные дрова.

Они думали о Лолле, и упрямое предчувствие заставляло их верить, что она жива. Думали о Бильде и Брэде, о возможном, вероятном, несомненном освобождении, — и грелись, уставив глаза на огонь, а мысль блуждала далеко, далеко…

И новая мысль, более неотвязная чем все другие, овладела умом Поля.

Откуда взялось это неожиданное воспоминание?.. Каким феноменом передачи мыслей вспомнил вдруг Поль о своей калькуттской встрече с таинственным Ахмед-беем?

Опять он увидал худощавое лицо загадочного ученого; опять услыхал слова, которыми Ахмед-бей закончил спор о бессмертии души…

— Франциско!

— Сеньор?

— Знаешь, о чем я думаю?

— Но, сеньор, должно быть о нашей дорогой сеньорите.

— Да, — сказал Поль, — конечно, все мои мысли о ней… Но что меня занимает в данную минуту, — это идея доктора Ахмед-бея, знаешь? Того необыкновенного ученого, с которым я познакомился в Калькутте…

Франциско удивленно взглянул на Поля, сделал пренебрежительную гримасу, пожал непочтительно плечами и вытянул руки к огню над горевшим одноногом.

В 20 шагах, как раз на границе пояса сумерек, в сиянии вечного зеленого света, исходящего сквозь облака от невидимого солнца, толпа меркуриан молча смотрела на явление природы, которого они вероятно не знали: на огонь.

ЧАСТЬ VI
Перевоплощенные души

ГЛАВА I,
где встречается персонаж еще более удивительный, нежели само Сверкающее Колесо

Паника, возбужденная на земле двукратным появлением Сверкающего Колеса, начала уже утихать и люди стали понемногу проникаться верой в спокойствие неба, как вдруг еще одна поразительная новость всколыхнула мир подобно громовому удару.

Это было утром на одиннадцатый день после появления Сверкающего Колеса над Колумбией и его окончательного исчезновения. Читатели «Вселенной», огромного ежедневного издания, выходящего на шести языках и печатающегося разом во всех столицах Старого и Нового Света, — четыре миллиона читателей «Вселенной» развернули утром газету и увидали на первой странице сенсационнейшую заметку. Она гласила так:

Световое письмо с Венеры.

Далее крупным шрифтом было напечатано следующее:

«Сегодня ночью, в 11 ч. 30 м, директор астрономической обсерватории Верьерского леса г-н Констан Брюлярьон увидел на ровной поверхности незасеянного поля проектированный круглый свет.

Наблюдая Венеру, г-н Брюлярьон уже несколько ночей с удивлением замечал, что от планеты несется к земле световой луч, более интенсивный, чем ее обычный свет.

Этой же ночью, в 11 ч. 34 м, чудесный луч коснулся земли на поле, о котором сказано выше.

Пораженный явлением, г-н Констан Брюлярьон вышел из своей обсерватории, подошел к светящемуся кругу и констатировал, что на светлой поверхности, диаметром в 4 метра, выделялись черные буквы, не вполне ясные, однако разборчивые.

При содействии трех товарищей, ученый-астроном снял несколько фотографий с проекции.

Г-н Брюлярьон, который, как известно читателям, состоит у нас редактором астрономического отдела, немедленно передал одну фотографию парижскому редактору „Вселенной“, который уже сообщил ее по телеграфу и по кабелям нашим редакторам всего мира. На прилагаемом снимке читатели легко восстановят текст, дополнив несколько недостающих букв.

Не может быть ни малейшего сомнения: это письмо с Венеры.

Ясно, какими великими последствиями чревато это событие, которое мы отмечаем с чувством волнения. Оно блестяще подтверждает теории г-на Брюлярьона о многочисленности обитаемых миров.

Завтра наши читатели найдут на этом же месте статью нашего гениального сотрудника по поводу светового письма.

Считаем нужным заметить, что только одна „Вселенная“ напечатала сегодня сообщение о поразительном событии».

Посреди этих строк был помещен фотографический снимок светового письма.

Вот оно:

«Четверо мужчин и женщина, унесенные Барселоны Боготы Сверкающим Колесом, брошены на планету Меркурий. Двое подписавшихся опять подхвачены Колесом, теперь на Венере, посылают сообщение Земле чудесным аппаратом, собирающим и отбрасывающим солнечный свет. Женщина и два других мужчины остались на Меркурии, грозит смерть. Попытаемся соединиться, спасти. Многие условия делают это письмо видимым 58 минут на Земле, у французской астрономической обсерватории, различаемой телескопами Венеры. Вследствие тех же условий Венера может послать второе письмо через 8 лет, 3 месяца, 8 дней, 11 час., 34 минуты земном смысле. Артур Брэд, Джонатан Бильд, граждане свободной Америки, сейчас города Ученых, Венера».

Неописуемо было волнение на Земле! В 10 часов утра все выдающиеся газеты земного шара выпустили второе издание, воспроизводившее 1-ю страницу «Вселенной». Кабели и телеграф работали без перерыва. Делались спешные анкеты. На следующий день все печатные издания вспомнили о похищении сеньориты Лоллы Мендес и слуги Франциско, а также и об исчезновении в Колумбии, до сих пор необъяснимом, а теперь понятном, геологической экспедиции в составе Поля Сиврака, Артура Брэда и Джонатана Бильда. Обещанная статья Брюлярьона была прочитана всем человечеством, по крайней мере грамотною его частью. Впрочем ничего нового она не дала; в ней говорилось о существовали жизни на всех планетах, и, само собою, об обитаемости Меркурия и Венеры для человека; ставилось несколько вопросов, которым суждено было долго оставаться без ответа, потому что второго письма с Венеры приходилось ждать более 8 лет.

Что такое Сверкающее Колесо и что с ним сталось?

Какого рода смерть грозила Полю Сивраку, Лолле Мендес и Франциско на Меркурии?

Как устроен прожектор на Венере? Что это за телескопы, которые уничтожают расстояние в 16 миллионов лье, отделявшее Землю от Венеры в момент получения письма?

Статья Брюлярьона оканчивалась так:

«Теперь в особенности приходится пожалеть, что человеческая наука еще не в силах построить снаряд, который позволил бы нам отправиться на помощь к нашим братьям, заключенным на Меркурии, и сделать с ними поистине необычайные открытия!»

А в 8 часов утра, в тот самый день, когда во «Вселенной» появилась эта статья, знаменитый доктор Ахмед-бей завтракал один в столовой своего роскошного дома, близ парка Монсо в Париже. Завтрак был очень скромен: он состоял из крошечной чашечки турецкого кофе. Позади доктора стоял неподвижно слуга, костюм и наружность которого указывали на индусское происхождение. А перед доктором был развернутый номер «Вселенной», прислоненный к графину. Доктор пил маленькими глотками кофе и читал.

Когда он дошел до заключительного места статьи Брюлярьона, то поставил пустую чашку на блюдце и потер руки, а на исхудалом лице заиграла молчаливая улыбка. Потом обернулся к невозмутимому индусу и что-то сказал. Слуга вышел. Через две минуты в столовую вошел молодой человек и наклонился перед Ахмед-беем.

— Г-н Марлин, — сказал доктор, — вы поедете и пригласите ко мне на ужин, в полночь, тех лиц, каких я сейчас назову… Скажите, что я считаю их присутствие необходимым… необходимым, слышите?

— Слушаю.

Молодой человек взял карандаш и стал записывать на дощечке из слоновой кости, а доктор диктовал:

— Астроном Брюлярьон, доктор Паен, аббат Норма, профессор Марсиаль и Торпен, префект полиции. Записано?

— Готово.

— Вы объедете их сегодня же утром. После обеда позаботитесь, чтобы лаборатория была приготовлена так, как для моих спиритических сеансов… Да, телефонируйте сейчас моему нотариусу, чтобы приехал завтракать ко мне. Идите.

Секретарь пошел было, но доктор опять его позвал:

— Я забыл сказать. Г-ну Торпену вы скажете дословно следующее: «Доктор Ахмед-бей нашел то, о чем он говорил вам в парке Монсо, в ночь с 21 на 22 июня».

Отпустивши секретаря, доктор встал, сложил газету, усмехнулся и вышел из столовой, но не через ту дверь, через которую вышли индус и Марлин.

Этот день Ахмед-бей провел в своей лаборатории, за какой-то таинственной работой, которую ни один человек не видел. Только в полдень он прервал работу на один час, чтобы позавтракать со своим нотариусом г-м Сюруа; он дал ему подробные распоряжения относительно размещения процентных бумаг.

В 8 часов вечера он скромно, в одиночестве пообедал. Потом опять заперся в лаборатории, а индусу приказал ждать гостей в зале и, когда соберутся все пятеро, ввести их в столовую, где был накрыт холодный ужин.

Лаборатория доктора Ахмед-бея занимала весь подвальный этаж дома. Это была огромная комната с высоким потолком и с мраморными колоннами. Кругом, по стенам тянулись широкие диваны, а над ними висело множество полок: там лежало 4-5 тысяч книг. Посреди комнаты возвышалась огромная, даже немножко страшная электрическая машина; около нее находились другие машины, поменьше, и стояли фарфоровые чашечки с какими-то разноцветными жидкостями.

Подле электрической машины стояли еще два белых мраморных стола, довольно похожие на те столы, что бывают в анатомических театрах.

Тридцать электрических люстр, по 4 лампочки каждая, ярко освещали всю комнату. Десять радиаторов с мельчайшими делениями и десять холодильников с такими же делениями могли распространить в комнате тропическую жару или сибирский холод; то и другое делалось машинами, помещавшимися под полом; при них день и ночь работали индусские механики.

В этот день температура в лаборатории была только в 10® тепла.

Без трех минут двенадцать раздался звонок. Доктор дремал на диване; он встал, прошел в гардеробную, сменил длинную белую блузу на сюртук и вышел в столовую. Там ждали его гости.

После обычных приветствий и рукопожатий Ахмед-бей посадил Брюлярьона против себя, а сам сел между Торпеном и аббатом Норма, ученым-физиологом; доктор Паен, член медицинской академии, и профессор химии Марсиаль, член академии наук, расселись по обеим сторонам от Брюлярьона.

— Господа, — говорил Ахмед-бей, пока метрдотель распоряжался убиранием закуски, оставшейся почти нетронутой, — господа! Благодарю вас, что отозвались на мое столь неожиданное приглашение. Вы не пожалеете. Сегодня я вас позвал не на спиритический сеанс, а на чудесное зрелище, какого вы и не ожидаете… Но чтобы спокойно перенести его, вам нужно собрать все физические и духовные силы: поэтому я вас прошу — кушайте. Извиняюсь, что кроме воды не предлагаю вам никаких напитков. Но в высшей степени важно, чтобы ваш мозг сохранял полнейшую ясность; а я не раз видел, что каких-нибудь полрюмки вина уже действуют неблагоприятно даже на самых закаленных людей… Сам я не буду есть: то, что мне придется делать, требует совершенной пустоты желудка. Да я уже сегодня позавтракал по-монашески. Вы, однако, не обращайте внимание на мой пост… Сделайте честь кухне моего индусского повара…

Гости приступили к ужину. Но несмотря на спокойствие Ахмед-бея, не проявлявшего никакого волнения, ели наскоро: слова амфитриона возбудили больше любопытство, нежели аппетит.

В 12 часов 50 минут слуги внесли щербет и фрукты, но к ним едва прикоснулись. Когда пробил час, Ахмед поднялся, а за ним и все.

Кроме маленькой речи Ахмед-бея за столом не было произнесено ни одного слова; все знали строгий обычай таинственного доктора — не давать объяснений раньше «опытов».

— Пожалуйте, господа, за мной в лабораторию, — сказал он и открыл дверь.

Пройдя коридором и спустившись на тридцать ступенек по широкой мраморной лестнице, шесть человек вступили в ярко освещенную электрическими люстрами лабораторию.

— Не угодно ли сесть, господа, и слушать!

Пятеро гостей разместились на диване; Ахмед-бей сел против них на деревянном табурете, достал из кармана газету, развернул ее и прочитал вслух:

"Теперь в особенности приходится пожалеть, что человеческая наука еще не в силах построить снаряд, который позволил бы нам отправиться на помощь к нашим братьям, заключенным на Меркурии, и сделать с ними поистине необычайные открытия.

Доктор сложил газету и обернулся к Брюлярьону.

— Это заключение вашей сегодняшней статьи?

Астроном кивнул головой.

— Ну, — продолжал улыбаясь Ахмед-бей, и его черные глаза сверкнули из глубоких орбит, — ну, дорогой мой астроном, не жалейте!.. Лучше сказать, теперь уже не жалейте!

— Что вы хотите сказать? — воскликнул Брюлярьон.

— Я хочу сказать, что если современная наука не изобрела и не собирается изобрести снаряд, способный перенести вас на другую планету…

Ахмед-бей умолк, встал и торжественно сказал:

— Зато древняя наука нашла средство подчинить пространство и расстояние человеческой воле. Это средство позволяло одному брамину, сотни веков назад, оставлять землю и странствовать в междупланетных пространствах, за звездными пределами.

— И это средство? — спросил аббат Норма среди молчания.

— Оно потеряно, — отвечал Ахмед-бей.

— Но тогда?..

— Я его опять нашел…

Эта фраза раздалась среди напряженной тишины. Гостям была известна таинственная глубина науки Ахмед-бея, его серьезный характер, строгий метод искания истины. Нельзя было сомневаться в его утверждении, и глубокое волнение охватило их.

— Господа, — продолжал Ахмед-бей, не теряя хладнокровия, — вы знаете, что такое подразумевали жрецы храма Сакульны, в древней Индии, под развоплощением и перевоплощением душ?

— Да, — ответили разом голоса пяти ученых.

— Посредством нескольких слов, составляющих формулу заклинания, открытую самим Брамой, трижды святые брамины могли отделять свою душу от тела, управлять затем этой душой, посылать ее путешествовать по своему желанию, возвращать в собственное тело или воплощать в другое… Изменяя в формуле заклинания лишь какой-нибудь слог, брамины умели распоряжаться душой, они могли оставлять на земле свою человеческую оболочку и уноситься духом в бесконечность астрономических небес… Знали вы все это, господа?

— Да, — отвечал взволнованно аббат Норма. — Но я почти не верил этому… верил наполовину. Ведь кто способен развоплощать и перевоплощать душу, тот безусловный властитель жизни и смерти… Такая власть принадлежит только Богу…

— Она принадлежит мне! — гордо произнес Ахмед-бей.

За этими страшными словами воцарилось торжественное молчание.

Наконец Торпен дрожа, точно очнулся от сна, нарушил безмолвие.

— Ну! Господин!..

— Мне было 17 лет, когда я открыл под Большою Пирамидой выделанную коровью кожу, сохранившуюся неизвестными способами. Она была покрыта санскритскими письменами. Там я узнал то, что сказал вам и что потом сообщил, не называя себя, ученому миру. Но там же я узнал и то, каким путем можно было открыть чудесную тайну развоплощения и перевоплощения душ. Спустя два года, когда умер мой отец и оставил мне огромное состояние, я отправился в Индию. Там я отыскал храм Сакульны, был посвящен в тайны Брамы, Вишну, Сизы и Ганеты. Я изучал священный книги, писанные на заре человеческого ума, и собирал знания, выходившие из иссохших уст браминов, стилитов, святых отшельников… Все это с единственною целью проверить, не обманула ли меня герметическая надпись. Убедившись в ее правдивости, я предпринял высшее изыскание… Один я поднялся на Тибет… Один блуждал в джунглях, где царят змеи и тигры и где пальмы растут среди развалин храмов…

Ахмед-бей, в голосе которого теперь звучала грусть, — сколько воспоминаний всплыло в памяти! — Ахмед-бей умолк и опустил голову.

Гости почтительно молчали. Но Ахмед-бей еще не сказал всего.

— Продолжайте же! — воскликнул, дрожа от нетерпения, Норма.

— А!.. разве я не кончил? — встрепенулся Ахмед-бей.

Но сейчас же пришел в себя и прибавил обычно спокойным тоном:

— Так вот, я владею секретом герметической надписи.

Никто из слушателей не усомнился в этих невероятных словах. Они вместе встали, охваченные непобедимой ажитацией.

— Но если верно, — воскликнул Констан Брюлярьон, — что время и пространство не существуют для души, как мы ее знаем; если правда, что бесплотная душа сохраняет умственную и нравственную личность субъекта, которого она оживляла, то вы стало быть можете развоплотить вашу собственную душу и сами отправиться на Меркурий…

— Совершенно верно, — просто ответил Ахмед-бей. — Я и отправляюсь на Меркурий.

— Когда?

— Сейчас.

Это громоподобное слово вызвало оцепенение… Оно прервалось дрожащим голосом:

— Как?

— Вы увидите, — сказал улыбаясь Ахмед-бей. — Потрудитесь занять ваши места. Когда все будет кончено, вам останется только уйти. Мой верный управляющий Ра-Кобра, которого вы здесь несколько раз видали, получил необходимые распоряжения, чтобы мои смертные останки сохранились в неприкосновенности и ждали моего возвращения. Я только попрошу вас поклясться честью — сохранить глубочайшую тайну… Все, что я вам говорил и что вы увидите, не должно быть разглашено… Господин Торпен, вы особенно будьте немы, потому что, припомните, — вы приезжали меня спрашивать. Господа, поклянитесь!..

— Клянемся! — возгласили все пятеро, подняв правые руки.

— Великолепно!

Доктор постучал кулаком в гонг.

В дверях показался богато одетый индус. Это был Ра-Кобра. Ахмед-бей сказал ему несколько слов на языке непонятном никому из гостей, и тот вышел. Доктор удалился в гардеробную и переоделся в длинный льняной балахон без рукавов и без воротника; его ноги были босы, да вероятно на нем и не было ничего кроме этого одеяния друида…

Он подошел к медному аппарату и повернул два маленьких колеса. Температура в лаборатории немедленно спустилась до нуля, как показали термометры.

В ту же минуту дверь отворилась и быстро вошли девять слуг с восточным обликом, образуя странный кортеж.

Один из них притащил пять шуб и роздал их гостям; те живо закутались, потому что холод был совсем не шуточный.

Четверо других внесли тело белого человека, остальные четверо внесли тело негра и положили то и другое на мраморных столах.

— Господа! — сказал Ахмед-бей, — белый — это покойник, мне его прислали два часа назад из госпиталя; он умер сегодня в полдень. А негр только спит. Это невольник; я — его хозяин, абсолютный и бесконтрольный властелин. Прежде чем мне самому развоплотить свою душу и улететь на Меркурий, без помехи со стороны моего тела, в данную минуту живого и действующего перед вами, — прежде я хочу показать вам свое могущество. Подойдите ближе и удостоверьтесь, что белый мертв, а негр жив.

Брюлярьон поднялся первым, а за ним а его друзья. И пятеро ученых легко убедились, что белый человек представлял собою труп, а негр спал гипнотическим сном.

— Совершенно верно, — сказал Торпен.

Тогда Ахмед-бей, стоявший у мраморных столов перед пятью зрителями, протянул руку к ближайшей колонне и повернул пуговку слоновой кости; все люстры погасли; только одна, как раз над столами, давала слабый свет ночника. Контуры тонули в жутком мраке; лишь там и сям, как глаза чудовища, блестела медь или хрусталь.

Ахмед-бей приступил к магнетическим пассам. По мере того, как его руки задали традиционные движения, губы его повторяли тысячи раз заклинание, а расширенные глаза метали молнии. Все его лицо преобразилось…

С невыразимым волнением увидели вскоре пять ученых, как тело негра конвульсивно задрожало и на его губах показалась красноватая пена… Вдруг черное тело приподнялось, опять повалилось на стол; из его открытого рта вышла маленькая искорка, стала двигаться и прыгать в воздухе… Ахмед-бей сделал сильное движение и громко вскрикнул; искра направилась ко рту белого трупа и скрылась в его губах…

Ахмед-бей отвернулся от негра и возобновил пассы над головой белого; мертвое голое тело вздрогнуло, зашевелилось, открыло глаза: странные испуганные глаза, еще полные загробной тайны.

Но Ахмед-бей умерил пассы; воскрешенный закрыл глаза и уснул… Чародей сделал шаг к колонне, повернул пуговку, и люстры опять ярко осветили всех.

Ахмед-бей постепенно успокоился. Через несколько минут тяжелого молчания он улыбнулся и сказал обыкновенным голосом:

— Теперь, господа, потрудитесь удостовериться, что белый человек жив, а негр умер. Я перевел душу второго в тело первого!

Несмотря на все волнение и даже ужас, пятеро ученых легко убедились, что действительно бывший покойник ожил, а бывший живой стал трупом.

Ахмед-бей постучал кулаком в гонг. Явились восемь слуг. По знаку приведшего их Ра-Кобра они взяли на руки белого и негра и побежали с ними.

— Это непостижимо чудесно! — бормотал Брюлярьон, а по лбу у него катился холодный пот.

— А что будут делать с мертвым и с воскресшим? — спросил аббат Норма.

— Мертвый, — отвечал спокойно Ахмед-бей, — в три минуты будет растворен, в жидкости моего изготовления: от него не останется кусочка с булавочную головку… А воскресший белый сделается моим слугой…

— Но ведь вы ему дали душу негра! — воскликнул Паен.

— Разумеется.

— Стало быть эта душа почувствует себя непонятным образом переселившейся в белое тело!..

— Не совсем. Негр, которого я убил, состоял здесь слугой. Сделавшись белым, он будет по-прежнему нести свои обязанности. А что касается до изменения цвета и внешности, то Ра-Корба объяснит ему это сверхъестественным вмешательством духов. Это дело нескольких дней, чтобы душа негра обжилась в новой оболочке.

— Но вы убили человека! — произнес префект полиции, силясь выразить улыбку.

— Преступление! — засмеялся деланно Марсиаль.

— Нет, — возразил чародей, — потому что если я убил одно тело, зато воскресил другое.

— В самом деле! — проговорил аббат, — это ни что иное, как замена…

Пятеро друзей вновь заняли места на диване.

— Теперь, господа, — сказал Ахмед-бей серьезным тоном, — позвольте пожать ваша руки и пожелайте мне счастливого пути. Через пять минут, освободившись от грубой земной оболочки я улечу в междупланетные пространства…

Эта невероятная речь не удивляла слушателей: то, что они видели, отучило их удивляться. Они пожали своему амфитриону руку, а Брюлярьон выразил общую мысль, сказав:

— Желаем, чтобы ваше путешествие было недолго и чтобы вы вернулись… Постарайтесь выяснить тайну Сверкающего Колеса!

— Я вернусь, — отвечал Ахмед-бей. — Что касается продолжительности путешествия, этого не знаю. Я проследую через Венеру, чтобы развоплотить и взять с собою души господ Бильда и Брэда. Потом мы отправимся втроем на Меркурий, где нам придется искать m-lle Лоллу Мендес, г-на Поля Сиврака и Франциско… Мы, вероятно воплотимся в меркуриевские тела… Все зависит от того, долго ли придется искать.

— И долго ли лететь отсюда к Венере, потом к Меркурию? — спросил доктор Паен.

— Один миг! — сказал Ахмед-бей. — Чистая душа переносится так же быстро, как мысль, а вашей мысли не нужно и секунды, чтобы достигнуть самой дальней звезды… Ну-с, господа, прошу теперь абсолютнейшей тишины и позволю себе напомнить о вашем слове.

Произнеся эти слова повелительно и сурово, Ахмед-бей опять погасил все люстры, оставив только лампочку-ночник.

Потом он лег на мраморный стол. Закрыл глаза. Губы стали шептать что-то непонятное. Побледнел. Дрожал порывами все слабее и слабее. Потом стал неподвижен. Красноватая пена выступила на губах… Вот его передернула конвульсия… Из открытого рта вылетела белая искра, заплясала в воздухе перед глазами ошеломленных свидетелей, поднялась к потолку — и пропала…

Несколько минут протекло в страшной тишине. Пятеро друзей глядели на вытянувшееся застывшее тело Ахмед-бея.

Дверь открылась и Ра-Кобра подошел к трупу своего господина. Проходя у колонны, он повернул электрическую пуговку, и лаборатория осветилась.

— Господа, — сказал Ра-Кобра, — душа хозяина вышла… Разрешите исполнить над его телом, что мне было предписано.

Доктор Паен прежде всех вернул себе хладнокровие. Он подошел к телу Ахмед-бея, потрогал его, выслушал, приложил к губам карманное зеркальце, приставил к сердцу стетоскоп…

— Друзья мои, — сказал он с дрожью в голосе, — это неоспоримо! Тело Ахмед-бея представляет труп… Мы видели… Теперь остается ждать!..

Пять ученых, провожаемые поклонами Ра-Кобры, сдали шубы слуге-индусу, вышли из лаборатории, прошли через коридор, переднюю и сад. За решеткой их дожидались пять карет. Они пожали друг другу руки, но не могли произнести ни слова.

Было 4 часа утра. Заря чуть занималась в стороне Пантеона…

ГЛАВА II,
где встречается персонаж столь же интересный, как Ахмед-бей

Между тем в пустынях Меркурия, на сумеречном плато, высоко вздымающемся у самой границы вечной ночи, Поль и Франциско по-прежнему боролись со смертью.

Десять убитых меркуриан дали им запас крови и огня на 56 часов; кровь утоляла голод и жажду, огонь смягчал смертельный холод, исходивший из темного неба, тянувший из беспредельности мрака.

Догорал уже предпоследний одноног.

— Сеньор, — сказал Франциско, — останьтесь-ка здесь, а я пойду на охоту. Последнее письмо мы получила 60 часов тому назад, до следующего еще остается 36 часов. Нам теперь не расчет замерзнуть… Видите, в ущелье не осталось ни одного страшилища; как только они увидели, что мы пьем их кровь и жжем их трупы, то и убежали… Они должны спуститься в долину… Я пойду туда. А вы покамест жгите последнего… Его вам хватит до моего возвращения. Я бегаю проворно, мне нечего бояться. А вы, со своей больной ногой, все равно много не поможете. Лучше вам остаться тут… Через три-четыре часа я вернусь и принесу полдюжины этих одноногов, как вы их называете… А может быть узнаю новости о Лолле.

— Что же, иди, — сказал Поль.

Он был поглощен такими мрачными мыслями, что не будь у него надежды найти и спасти Лоллу, когда нога выздоровеет, он бы с радостью умер. Возвращение Бильда и Брэда казалось ему теперь очень сомнительным; он не смел верить, не смотря ни на какие прожекторы, что венериане найдут средство отправить Бильда и Брэда с Венеры на Меркурий. Затем все эти удивительные приключения, пережитые с тех пор, как он улетел из Боготы, были до того необычайны, что он готов был считать себя игрушкой нескончаемого кошмара. И энергия его все слабела.

А Франциско, который меньше думал, но больше делал, уже взял кол и устремился к ущелью.

Прежде чем перепрыгнуть на освещенный склон горы, он помахал колом.

— До скорого свидания, сеньор! — крикнул он.

Пока эхо от его возгласа гремело в облаках, он пустился прыжками. Будучи очень ловок, он высматривал в 30-40 шагах впереди удобный пункт, рассчитывал движение и прыгал. Его упругие ноги сгибались, отталкивались, едва касаясь почвы и несли его с головокружительной быстротой. Вот он опять почувствовал удушливую жару и ослепительный свет, стал задыхаться; но это временное неудобство не беспокоило его.

Без остановок пролетел он обширное плато, где Поль ушиб ногу. Ни один одноног не показывался.

— Они вернулись в свой город, на берег, — подумал он.

И он направился к впадине, где, казалось ему, выходит на плато ущелье, ведущее через утес к берегу Золотой реки. Но дойдя до этой впадины, он вскрикнул и сразу остановился: перед ним зияла глубокая пропасть, а на самом дне ее чуть искрилась Золотая река. Это была как бы огромная трещина с отвесными стенами, шагов в полтораста ширины.

— Demonios! — выругался Франциско, — я чуть не слетел туда!..

Но тут же вспомнил, как падал с гораздо большей высоты, со Сверкающего Колеса; вспомнил о собственной легкости, о густоте воздуха, обо всех ученых материях, которые ему объяснял Поль, и засмеялся над своим инстинктивным страхом.

— Я все забываю, что я не на земле! — весело сказал он. — Не стоит искать тропинку, по которой мы поднимались, брошусь прямо… Упаду на речку, она мягкая. Уж если я спрыгнул со Сверкающего Колеса и не расшибся, так теперь спрыгнуть — чистый пустяк… Этак долечу скорее… А меркуриане, когда увидят меня, так испугаются, что я без борьбы наловлю с полдюжины… Правда, вот убежать от остальных будет не так легко… Ну да может быть они не станут гнаться за мной… Летим!.. Гоп!..

И спрыгнул, глядя вниз.

Ему казалось, что река бежит ему навстречу; он начал смеяться. Но сейчас же крепко выругался: прыжок был рассчитан не верно, и он падал не на реку, а на берег, посреди пирамидальных домиков. Едва он успел отдать себе отчет в этой непредвиденной случайности.

— Если я свалюсь на скалу или на дом, переломаю себе ноги…

В то же мгновение он коснулся земли, но не ногами, а спиной, и почувствовал жестокий толчок. Однако не потерял присутствие духа.

— Ладно, я ничего себе не сломал… — бормотал он, — хотя удар был здоровый.

Он уже собрался подняться на ноги, когда вдруг со всех сторон повылезли одноноги. Бедняга замахнулся колом, но прежде чем опустил его, двадцать когтей вцепились ему в ноги, в руки, в тело… Напрасно он отбивался. Жесткая веревка обмотала его кругом, парализовала ему члены, захлестнула бока, стянула шею… Полузадушенный, он почувствовал, что его приподняли, тащат среди шума яростных свистков — и очутился вдруг один на полу, в темноте. Четырехугольный свет, вровень с полом, исчез, дверь захлопнулась. Франциско был заперт в пирамидальном доме меркуриевского города.

Им овладело такое бешенство, что он стал крутить веревку, старался разгрызть ее и ругал своих врагов так, как может ругаться только испанец. Но мало помалу приступ бессильной ярости стих; Франциско перестал кричать и ругаться; и вдруг услышал, что кто-то шепчет его имя…

— Santa Virgen! Кто меня зовет?

— Франциско, это…

— Сеньорита!..

— Не крича так! Не кричи!..

— Сеньорита! Сеньорита! — вопил бедняга.

Глаза его заволоклись слезами, когда во мраке своей темницы он увидал склонившееся к нему лицо Лоллы Мендес.

— Сеньорита! Это вы? вы? я не сплю?..

— Нет, Франциско, ты не спишь. Я здесь давно заперта. А что с Полем, где он?..

— Как?.. Ой… Развяжите меня скорее, сеньорита!..

— У меня тоже руки и ноги связаны… Отвечай же… Что с г-м Сивраком?

— Жив и здоров, сеньорита, остался на горе… Ждет меня… Ах, если бы он знал, что вы здесь! Он прибежал бы!.. Нарочно дал бы захватить себя, чтобы быть с вами!..

— Ты полагаешь? — спросила Лолла, и голос ее дрогнул, выдав смущение.

— Сеньорита, — продолжал Франциско, — он только о вас и думает… Но скажите же, как вы попали сюда?

В нескольких словах рассказала Лолла, что Золотая река унесла ее в большую пещеру; там ее захватили меркуриане и отвели к начальнику; потом поднялись вверх по реке, и ее заперли в эту тюрьму. Два раза в день ей приносят в чашке из желтого металла что-то вроде белых сливок; она пьет, закрывши глаза — чтобы жить! Она все надеялась, что Поль и Франциско найдут и освободят ее. Одноноги не трогают ее. Иногда только начальник с кольцом на хоботе, входит в комнату, затворяет за собою дверь, садится в темноте, свистит, жестикулирует, потом уходит.

Когда Лолла Мендес кончила говорить, Франциско рассказал о своих приключениях. Слушая про эпизод с письмом от Бильда и Брэда, Лолла не могла верить ушам: Франциско должен был три раза повторить свой рассказ. А Лолла, плача от радости, воскликнула:

— А рана г-на Сиврака?

— Ничего! Через несколько часов нога совсем заживет… Но что будет делать теперь г-н Сиврак? Видя, что меня нет, пойдет ли искать меня, или захочет остаться на плато и ждать письма?.. Тогда ему придется сильно терпеть от голода и стужи!..

— Боже мой! Боже мой! Что делать? — стонала Лолла, ломая свои хорошенькие ручки, связанные грубою веревкой.

— Caramba! Если бы мне развязаться!.. Сеньорита, вы не пробовали разорвать веревку зубами?

— Да, но мои зубы слишком слабы: я не могла даже размочалить ее…

— Сеньорита, я придумал… Эти веревки кажется сплетены из стеблей бурной травы… Мои зубы крепкие… Но страшилища так перетянули меня, что я не могу шевельнуть головой… Подвиньте ваши руки… Положите свою веревку на мои зубы… Так… Не двигайтесь…

Франциско начал с силой кусать веревки, связывавшие руки Лоллы. Вот порвалось одно волокно, потом другое, потом целая связка. Франциско удвоил старание, и веревка вскоре упала.

Лолла вскрикнула от радости и подняла свободные руки.

— Ах, если бы были спички! Я их оставил у г-на Сиврака!.. Скорее, сеньорита, поищите на земле камень, кусок аспида, что-нибудь твердое… Скорее! Эти черные разбойники не станут медлить…

Лолла скоро нашла на земляном полу комнаты осколок аспидного камня.

— Браво! Скребите веревку на моей шее… так… вот эту… Скребите сильнее, сеньорита! Не бойтесь меня оцарапать: у меня кожа жесткая!..

Когда волокна веревки наполовину перепилились, Франциско надулся, так что жилы на шее натянулись; веревка разом лопнула. Теперь можно было поворачивать голову. Дальнейшее было делом одной минуты. Франциско зубами освободил себе руки, потом развязал ноги Лоллы и распутал ее всю.

Оба узника поднялись на ноги.

— У меня оружия нет, — вздыхал слуга. — Ах, мой кол! Как бы он был теперь нам полезен! Невозможно бежать без оружия… Нет ли чего здесь в хижине? Вы ничего не видали, сеньорита?

Франциско быстро обошел всю комнату. Она была квадратная в основании; треугольные стены наверху, на высоте сажени, сходились вместе. Пол был длиною и шириною шагов пять. Комната была совершенно пустая; на гладком полу валялось лишь несколько аспидных осколков величиною с маленькую монету.

— А дверь? — напомнила Лолла, — как она тут устроена?

— Из аспидной глыбы, — отвечал Франциско. — С нею будет трудно управиться… Ну, да другого ничего не остается!

Испанец только что собрался осмотреть, плотно ли приделана дверь и каким образом, как вдруг глыба упала внутрь… Свет снаружи ударил в комнату, и пленники увидали несметное число одноногов, толпившихся вплоть до берега реки. На пороге прямо и неподвижно стоял меркурианин с блестящим золотым кольцом на хоботе…

Знаками и свистом он выражал волнение, видя развязанные руки и ноги пленников. Но меркуриане теперь уже знали опасное могущество необыкновенных существ, появившихся неизвестно откуда на их планете, и ни один одноног не решался подойти; сам начальник все оборачивался назад и высматривал, можно ли будет ему убежать в случае нападения…

Франциско согнулся, почти присел на пятки, смотрел сквозь низкую дверь, вытянув сжатые кулаки, и обдумывал. Лолла стояла и ждала его приказания. На этот раз госпожа предоставляла слуге заботу избрать решение.

Бежать через толпу? Без оружия это невозможно. Тем более невозможно, что дверь всего имела полсажени высоты; значит Франциско и Лолла должны нагнуться при выходе; раньше, чем они выпрямятся, их схватят когти, повалят, может быть растерзают…

Все это соображал Франциско, когда заметил в толпе одноногов сильную сумятицу. Руки волновались, свист усилился.

— Что они хотят делать? — недоумевал Франциско.

Но в ту же минуту пленник увидел с ужасом, как аспидный домик приподнялся на воздух и упал набок. Толпа набросилась на них сзади. Двадцать одноногов вскочили на них, повалили, скрутили новыми веревками и потащили в другой пирамидальный дом.

И Франциско понял: постройки стояли прямо на земле, без фундаментов. Меркуриане приподняли и свалили в сторону тот дом, в котором они были заперты, а другие воспользовались моментом, не дали им опомниться от неожиданности и захватили их сзади.

ГЛАВА III,
по-видимому безумно-фантасмагорическая, на самом деле научно-реальная

Прождавши часа четыре, Поль Сиврак стал удивляться, что до сих пор нет Франциско. Предпоследний одноног уже весь сгорел. Молодой человек чиркнул спичкой и поджог ногу последнего меркурианина, что оставался у него. Голода он не испытывал, так как кровь одноногов была питательна; не чувствовал и особенного холода, укрывшись от ветра за скалой и сидя перед меркурианином, горевшим веселым огоньком, распространявшим свет и тепло.

Но продолжительное отсутствие Франциско беспокоило его. Прошло еще четыре часа, Франциско не появлялся.

— Спущусь к большому плато, — подумал Поль. — Моя нога почти прошла. С осторожностью можно идти довольно скоро… Луч с Венеры придет не раньше, как через двадцать восемь часов. Еще успею.

Однако он подождал, пока догорел одноног. Когда последнее пламя погасло, он встал, взял свой кол и направился ко входу в ущелье.

Но он не заметил, что когда он встал, то из бесконечности мрака появились две белые искорки. Пока он шел по окутанной сумерками площадке, эти две искорки плыли за ним в воздухе и колебались на высоте его плеч.

Он шел. Мерными прыжками спускался он в крутое ущелье при полном свете Меркурия. Теперь, обернувшись, он не мог бы заметить двух искорок, которые стали невидимы при ярком освещении.

Ему больше посчастливилось, нежели Франциско. Он перешел огромное плато, раскинувшееся на половине горы, и достиг крутой тропинки, которая вела через черный утес к Золотой реке.

Он хотел спускаться, когда заметил в пещере, черневшей около тропинки, пять меркуриан. В нерешимости он остановился. Но одноноги бросились на него, выставив когти вперед и пронзительно свистя хоботами. Пришлось спасать жизнь или по крайней мере свободу. Поль Сиврак взмахнул колом и изо всей силы опустил его на одного однонога, потом на другого. Раздались такие звуки, как от ударов палкой по зеленому дереву. Два чудовища свалились; три остальных поспешно запрыгали вниз по тропинке.

— Решительно война будет долгая, — подумал Поль.

Резкий переход из холодной и темной области к раскаленной жаре и свету дал себя чувствовать.

— Отдохнем! — прошептал он.

Мертвых одноногов он бросил в тень пещеры и сам сел около. У одного из них весь хобот был обвит золотом — признак высокой власти.

Тут он увидал две белые искорки; они танцевали в воздухе у него перед глазами, потом остановились неподвижно, на горизонтальной линии, в двух шагах над трупами…

— Что это еще?.. Какой-то новый феномен в этом странном мире!..

Он сделал правою рукой движение ребенка, который ловит муху на лету.

Но искорки не колыхнулись и точно прошли сквозь руку.

— Черт возьми, если я тут понимаю что-нибудь! — говорил он полушепотом. — Наверно это электрическое явление, если только не…

Он замолчал в недоумении.

Две искорки медленно спускались к трупам. Поль следил за ними. Они с минуту прыгали перед хоботами одноногов и обе разом исчезли.

Сейчас же трупы меркуриан обнаружили признаки жизни: пошевелили рукой, ногой, открыли глаза — и быстрым движением встали.

— Да что же это такое!.. — закричал Поль.

У него волосы поднялись на голове и глаза широко раскрылись от ужаса.

Он схватил свой кол, он пятился назад!..

Но оба воскресших меркурианина упали на колено, склонились черными туловищами, вытянули на земле покорно хоботы, точно умоляя земножителя не гневаться. И раньше, чем Поль мог опомниться от чрезмерного изумления, одноног с кольцом на хоботе встал, подошел к Полю и тихо, тихо, стараясь не оцарапать его когтями, снял с его пальца золотой перстень с алмазом.

Держа алмаз между когтями, одноног направился к гладкой стене пещеры.

Поль точно окаменел; не галлюцинация ли это? не сошел ли он с ума? А воскресший одноног протянул руку и стал методически чертить алмазом по гладкой поверхности аспида… На стене вырисовывались буквы, из букв складывались слова… И по мере того, как меркурианин писал, Поль Сиврак читал:

Я — доктор Ахмед-бей, пришедший с земли; другой воскресший меркурианин — Брэд, которого я отыскал на Венере. Все это сделано путем развоплощения души, посредством известной мне формулы и тайны. Бильд, упрямец, пожелал остаться на Венере; он отказался развоплотиться и объявил, что вернется на землю в собственном теле. Пришлось его оставить. Мы не можем разговаривать с вами, потому что у меркуриан нет ни горла, ни языка, ни зубов, ни нёба, никакого органа, которым вы произносите человеческие слова; но мы можем вас слышать, потому что у меркуриан есть уши. Мы обладаем земною душой с меркуриевским телом и органами. Говорите: я буду вам отвечать письменно… Где Франциско? Где Лолла?

Как ни был приготовлен Поль к чудесному, но это последнее явление было слишком уже сказочно-чудесно, слишком невероятно…

Он провел рукой по глазам, встал, приблизился к аспидной стенке и перечел с начала до конца необыкновенную надпись. Потом взглянул на двух одноногов. Те стояли перед ним, помахивая хоботами, а красные глаза их блестели не свирепо и не бессмысленно, как Поль привык их видеть, а выразительно, по-человечески!..

— Нет! Я не сошел с ума! — громко вскрикнул Поль. — Я убил двух одноногов, я видел, как в их хоботы вошли две искры, одноноги воскресли, вот этот нежно взял у меня алмаз и стал писать слова…

А в это время одноног с алмазом опять подошел к стенке и написал:

— Нет, вы не стали с ума… Мы — Ахмед-бей и Брэд!

— Ахмед-бей, с которым я познакомился в Калькутте! Разве это возможно? Разве я не галлюцинирую?.. Ахмед-бей здесь в этой форме!.. Да еще с Брэдом!.. Но это безумие… И однако вот написанные строки… Я их вижу, трогаю, они здесь!.. Я в полном разуме, я не брежу!..

Он бормотал эти слова, вытаращив глаза, трясясь как в лихорадке, полумертвый перед фантастически воскресшими меркурианами…

Вдруг ему пришла идея.

— Брэд! достаньте у меня из-за пояса часы!

Тотчас второй одноног прыгнул вперед, протянул руку и ухватил когтем за колечко часики Лоллы.

— Который час?

Одноног-Брэд взглянул на часы, сделал жест рукой и свистнул восемь раз.

Поль посмотрел и убедился, что было 8 часов.

— Хорошо! — сказал он. — Возьмите теперь коробку и зажгите спичку.

Одноног-Брэд зажег и спичку.

Демонстрация была убедительна. В порыве сумасшедшего восторга Поль распростер руки, Брэд бросился к нему, и молодой человек почувствовал на своей шее нежно ласкающий хобот.

Несколько минут протекло в молчании. Но вот к Полю вернулось все хладнокровие и присутствие духа; он заговорил.

— Я подожду пока, — говорил он одноногу-Ахмеду, — просить у вас разъяснений относительно этого непостижимого явления и странного упрямства Бильда. И благодарю вас, дорогой мой доктор, что вы, быть может сами того не подозревая, ответили на мой призыв, обращенный к вам из Сверкающего Колеса! Это было предчувствие… Мне бы хотелось еще узнать, что такое Сверкающее Колесо и его обитатели, если это вам известно. Но теперь время слишком дорого. Надо действовать, найти Лоллу и Франциско. Слушайте!..

И он описал ему различные явления меркуриевского мира, рассказал о пропаже Лоллы Мендес, о бегстве, о световом письме, о том, как убили дюжину одноногов, питались их кровью и жгли их трупы и, наконец, о том, как Франциско отправился на охоту.

— Я сам шел искать его, — заключил Поль. — Что теперь нужно делать?

Ахмед-бей размышлял. С чисто человеческой манерой он оперся концом хобота о когти руки и закрыл глаз. Брэд смотрел на него. Вот он поднял голову и направился к стене; опять взял когтями алмаз и написал на аспиде следующее:

Сиврак, вы будете нашим послушным пленником. Не бросайте однако кол, от нам пригодится, Брэд подражайте всем моим движениям и свисту. Предоставьте мне действовать. Мы отыщем Франциско и Лоллу Мендес живыми или мертвыми. Сиврак, ведите нас к городу меркуриан и держите себя как пленник.

— Хорошо! — сказал Поль.

В знак согласия Брэд несколько раз наклонил хобот.

Стали спускаться крутым оврагом, который вел к Золотой реке и к жилищам меркуриан.

Пока шли, в уме Поля поднимались тысячи вопросов, неразрешимых в данный момент, потому что Ахмед-бею было бы чрезвычайно трудно дать обстоятельное объяснение относительно перевоплощения душ, пользуясь вместо карандаша и бумаги алмазом и аспидной скалой. Не легче было бы и Брэду передать катастрофу со Сверкающим Колесом и описать мир Венеры. Поэтому Полю Сивраку пришлось пока обуздать свое любопытство. Впрочем, его больше всего занимала участь Лоллы Мендес, а затем — и Франциско. Пока он оставался в вынужденном бездействии на сумеречной площадке, его ум и сердце целиком были поглощены так внезапно нахлынувшей и разгоревшейся страстью. Теперь он любил Лоллу Мендес так, как если бы прожил с нею целые годы среди безоблачного счастья. А ведь молодые люди едва успели обменяться во время ужасных и быстротечных событий, несколькими словами любви, да несколькими поцелуями.

Течение мыслей Поля прервалось видом показавшегося внизу меркуриевского города, когда овраг повернул в сторону. Он остановился, указал пальцем на долину с Золотой рекой и с пирамидальными хижинами на обоих берегах, спрятанными в тени отвесных черных скал, и произнес:

— Вот!

Все стали на месте. Тогда, по знаку Ахмед-бея, немедленно понятому, Брэд взял Поля за левую руку, оставив свободною правую, в которой тот держал кол. Ахмед-бей стал впереди пары, и все тронулись.

Меркуриане из своего города уже заметили их приближение. Отчаянный концерт свистков наполнил воздух. Скоро толпа одноногов окружила Ахмед-бея, Брэда и предполагаемого пленника.

Ахмед-бей пробирался на удачу среди хижин. Он тоже издавал свист, но так как не знал языка меркуриан, то и не мог свистать членораздельно, а просто выпускал короткие, мерные звуки с каждым своим шагом. Он остановился на пустой площади между хижин, остановил знаком своих спутников и поднял с достоинством руку.

От толпы отделился одноног с кольцом на хоботе, подскакал к Ахмед-бею, в котором очевидно признал важного сановника, и стал держать к нему речь, по-видимому, так как его свист продолжался несколько минут без перерыва.

Ахмед-бей находился в затруднении: не зная, как отвечать, он осторожно молчал и принял полную достоинства позу. Это обмануло меркурианина: тот кончил свою речь, повернулся и пошел. Ахмед-бей без колебания последовал за ним. Сзади двинулись Поль и Брэд под конвоем свистящей и жестикулирующей толпы черных чудовищ.

У двери одной хижины начальник остановился и стал сбоку. Смело остановился и Ахмед-бей, повелительно указав на дверь. Брэд притворно заставил Поля нагнуться, и все трое исчезли в хижине: туда же вошел и начальник-одноног.

Несколько секунд они все стояли и молчали. Поль не мог сразу освоиться, попав из яркого света во мрак. Когда его глаза стали различать предметы, он вдруг быстро нагнулся, поднял с земли лоскут и вскрикнул голосом, дрожавшим от невыразимого волнения:

— Брэд! Лолла была здесь, вот кусок от ее корсажа!

На его глазах заблестели слезы. Хижина, куда начальник ввел кого он считал своим коллегой, была та самая, куда посадили Лоллу и Франциско захватив их вторично. Что же с ними сталось?

ЧАСТЬ V
Среди полной тайны

ГЛАВА I,
где сам доктор Ахмед-бей теряется в догадках

Находка красного лоскутка от юбки Лоллы Мендес погрузила Ахмед-бея, Брэда и Поля Сиврака в глубокие думы. Начальник меркуриан закрыл дверь хижины, уселся подле нее и смотрел единственным глазом то на пленника, то на двух одноногов, в которых никак не мог предполагать человеческой души. Он видимо ровно ничего не понимал в их поведении и молчании. Но, как и подобает в присутствии старшего, подчиненный начальник и сам молчал, а его глаз ничего не выражал кроме полнейшего отсутствия мысли.

Поль Сиврак сидел около стоявших Ахмед-бея и Брэда и не отрывал глаз от красного лоскутка, который держал в руке. До его плеча слегка дотронулся коготь: он поднял голову и увидел Ахмед-бея. Доктор-одноног наклонился к земле и стал на тонком слое черной пыли писать следующие строки, которые Поль прочитывал слово за словом:

Мы должны остаться здесь, по меньшей мере 48 часов. Это срок, который мне…

Здесь доктор остановился, потому что больше не было места для писания. Он стер написанное, выровнял черный песок и стал продолжать:

…нужен, чтобы научиться словам меркуриан и расспросить, куда переведены…

Опять он все стер и продолжал на том же месте:

…Лолла и Франциско. Другого средства не вижу. Согласны?

— Да, — ответил Поль.

А доктор опять начал писать:

— Оставайтесь спокойны, спите, ешьте что принесут. Брэд будет караулить вас и положитесь на меня.

— Я согласен, — сказал Поль. — Но за это время Лоллу могут убить!

Доктор не ответил и взглянул на Брэда; тот тоже прочел и в знак согласия кивнул хоботом.

А меркурианин смотрел на все эти движения с полным недоумением, которое у него выражалось вытаращенным глазом, размахиванием хобота и руки. Но Ахмед-бей издал повелительный свист, и меркурианин успокоился. Доктор подошел к двери, легко опрокинул заслонявшую ее глыбу и кивнув одноногу, вышел. Меркурианин послушно последовал за ним. Какой кавардак должен был происходить в его мозгу! Он видел, как его начальник выделывал такие движения, каких никогда ни один меркурианин не делал. И этот начальник не говорил! Он конечно не хотел удостаивать разговором…

В сопровождении послушного однонога Ахмед-бей шел по меркуриевскому городу. При его появлении толпа черных чудовищ молча расступалась. Иногда свистели. Но как доктор ни прислушивался и ни сравнивал, он ничего не мог понять в этом свисте.

Прогулявшись часа три и несколько раз перейдя Золотую реку он обошел весь город меркуриан и вернулся к хижине, где сидел Поль под присмотром Брэда.

Наблюдения Ахмед-бея можно было так резюмировать:

Поселение состояло из 5-6 тысяч однообразных пирамидальных хижин, разбросанных в беспорядке и совершенно пустых.

Туземец Меркурия не знал ни науки, ни искусства, если не считать умения строить хижины из аспидных пластинок, цементируя их какою-то зеленой глиной; не занимался ни ремеслами, ни посевами и жил в абсолютном бездействие.

Одноног был единственным живым существом на планете. Ни одно пресмыкающееся не ползало по земле, ни одно двуногое или четвероногое не ходило по ней; в воздухе не летало ни птицы, ни насекомого.

Единственною пищей и напитком меркурианину служила кровь другого меркурианина. Зная уже по рассказам Поля, что одноноги были меркуроедами, он видел во время прогулки, как черные чудовища высасывали через глаз, кровь других чудовищ, потолще, с обломанной рукой и ногой. Проходя мимо многих хижин, он видел, как откармливаются меркуриане: их жадные хоботы тянулись к глазам крошечных бесформенных одноногов, — по всей вероятности новорожденных.

Как происходит рождение? Какими правилами руководятся, когда отбирают тех новорожденных, что должны жить, от тех, что предназначены на откармливание? Этого доктор никогда не узнал. Конечно, он лучше изучил бы быт одноногов, если бы последовавшие вскоре затем трагические события не помешали ему пополнить свои наблюдения.

Но из того, что он мог видеть, он заключил, что размножение происходило на Меркурии чудовищно быстро и что природа таким путем удовлетворяла единственную потребность обитателей.

Он узнал еще, как меркуриане умирают естественной смертью. Несколько раз ему случалось видеть, что одноног вдруг завертится волчком на ноге, засвистит, упадет, открытый глаз надуется и лопнет… Тогда сбегаются ближайшие меркуриане, вводят концы хобота в лопнувший глаз, пьют беловатую кровь я расходятся довольные…

А труп остается лежать и уже никто не обращает на него внимания.

Встречал доктор и трупы, давно покинутые жизнью. Он трогал их: иные были тверды, как железо, иные дряблы, как пустой бурдюк. Доктор никогда не мог узнать, как шел в них процесс разложения и разлагались ли они.

Что касается внутреннего строение меркуриевского тела, Ахмед-бей собирался изучить его, сделав вскрытие трупа, когда выберет досуг и найдет достаточно острый для этого инструмент.

В течение всей прогулки за доктором покорно следовал одноног-начальник. Судя по поведению множества встречавшихся туземцев Ахмед-бей понял, что он вошел в тело очень могущественного и уважаемого меркурианина, — быть может короля этой страны или, по меньшей мере, этого города.

Он благословлял счастливую случайность, которая позволила ему, под предлогом высокого ранга, не разговаривать свистом с подданными. Так подошел он к хижине, где был заперт Поль. Ее можно было узнать по следам ног Поля, сохранившимся еще на песке перед входом.

Немым жестом он приказал отвалить глыбу у входа и вошел внутрь. Сопровождавший его начальник опять уселся в дверях.

— Что нового? — спросил Поль с тоскливым беспокойством.

В ответ доктор написал на песке:

Ничего. Я не надеюсь скоро узнать меркуриевский язык. Надо попробовать иное. У меня есть идея. Дайте лоскут.

Он захватил красную тряпочку в коготь и обернулся к начальнику. Тот встал. Ахмед-бей показал ему лоскут и издал повелительный свист.

Меркурианин однако не шевелился. Ахмед-бей помахал красным лоскутом у него перед глазом, но этот глаз все так же не выражал ни малейшей мысли.

— Он не понимает, — заметил Поль.

Тогда доктор, все еще держа материю в когте, вышел наружу и сделал начальнику знак — следовать за ним. Тот повиновался. Брэд и Поль тоже пошли. Доктор поднял яркий лоскут вверх и стал его протягивать поочередно во все четыре стороны горизонта. Из толпы одноногов раздался свист. Но начальник стоял как истукан и его глаз, как и глаза других чудовищ, оставался бессмысленным.

— Они не понимают, — повторил Поль.

Раздраженным и отчаянным взором окинул он плотную толпу одноногов. Вон грузная Золотая река, всегда одинаковая; вон черные отвесы гор, уходящие далеко ввысь, оставляя наверху узкую полоску нестерпимого светло-зеленого света, который падает из вечных темно-зеленых туч, катящихся в бесконечность…

И вид этой безнадежно-унылой природы, где единственными живыми существами были отвратительные свирепые чудовища, наполнил его душу щемящею тоской…

— Брэд! — воскликнул он, — уйдем отсюда! Пойдем куда угодно! Побежим во все стороны этой ужасной планеты! Будем искать Лоллу до тех пор, пока я не умру от отчаяния!..

Но Ахмед-бей взял его за руку, отвел в хижину и написал на пыльном полу:

— Не отчаивайтесь. Мы ее найдем! Возьмите свой кол.

Идем. Будьте же мужчиной!

Несколько минут Поль оставался неподвижен, склонившись над буквами. Потом поднял голову и встретил красные глаза Брэда и Ахмед-бея, смотревшие на него с чисто человеческим выражением ободрения и дружбы. Это душа, настоящая душа оживляла их! И он вспомнил чудо развоплощения и перевоплощения. Тогда он устыдился своей слабости, взял твердою рукою кол и сказал решительно:

— Идемте!

Они вышли наружу. Ахмед-бей только помахивал хоботом с золотым кольцом, и толпа расступалась. На берегу Золотой реки он обернулся назад. Верный его спутник, начальник, был все здесь. Ахмед-бей взял его за руку и поставил рядом с Полем и Брэдом. Потом увидал еще двух одноногов с тоненькими золотыми колечками на хоботах, подозвал их знаками и тоже поставил рядом. Потом быстрым движением указал на реку и бросился на ее упругие, тяжелые воды. Брэд, Пол и три меркурианина с кольцами последовали за ним. Толпа на берегу хотела тоже броситься за ними; но Ахмед-бей остановил ее сердитым свистом и властным движением руки… Толпа осталась на месте, а Золотая река понесла маленькую получеловеческую полумеркуриевскую группу за пределы суетливого города.

ГЛАВА II,
кончающаяся скачком в неизвестное

Поль посмотрел на часы, которые всегда носил на поясе. Часы стояли. Он завел их и поставил обе стрелки на полдень.

Через полчаса река вышла из глубокого ущелья, расширилась и покатила свои тяжелые золотистые волны по низкой ровной долине, поросшей бурною травою. Поль определил скорость течения в ущелье в 50 километров в час; так как город лежал почти в середине ущелья, то все оно было длиною в 50 километров.

В долине скорость течения стала постепенно уменьшаться и дошла до 25 километров. Здесь, где не было ни тени от скал, ни сравнительной прохлады от быстрого движения, палящая жара стала нестерпима. Ахмед-бей и Брэд в своей меркуриальной оболочке не замечали ее, но Поль, уже успевший отвыкнуть от этого пекла, пока находился в полосе сумерек, теперь страдал жестоко. Опять ему прошлось жмуриться от ослепительного света, падавшего из вечных зеленых туч, которые никогда не разрывались. Если бы эти тучи не просеивали через себя огненные лучи солнца, то вся планета вспыхнула бы и сгорела как гигантский фейерверк.

Однообразный путь длился уже шесть часов с четвертью; в седьмом часу вдали обрисовались неясные горы; вместе с тем течение делалось все быстрее и быстрее и достигло бешеной скорости ста километров в час; берега бежали назад, как будто поля и холмы по обоим сторонам земного автомобиля, пущенного во всю силу.

Это встревожило Поля; он сказал доктору Ахмед-бею:

— Куда нас так несет? Мне кажется, там ниже должен быть водопад. Уж не летим ли мы в пропасть?..

Ахмеда-бей мог ответить только ничего не выражающим свистом; но он указал на трех настоящих одноногов: те были совершенно спокойны.

— Понимаю! — произнес Поль, — вы хотите сказать, что пока эти чудовища не тревожатся, то никакой опасности нет. Это правда…

В то время, как он говорил, трое меркуриан громко свистнули и растянулись ничком на реке, головою вперед, а рукою действуя как рулем, чтобы держаться середины течения. Жители земли заметили, что бурное клокотание и водовороты относят их в разные стороны.

— Будешь делать то же, что они, — закричал Поль.

Три однонога образовали индейскую цепь: второй одноног уцепился хоботом за ногу переднего, а третий — за ногу второго. Поль лег сзади третьего однонога и крепко ухватился обеими руками за его ногу. Ахмед-бей и Брэд легли за Полем. Эти шесть существ составили собою какую-то причудливую змею, черную на концах и почти белую в середине…

А поток мчал все стремительнее, и горы сходились с каждою минутой все ближе. Чтобы дышать, Полю пришлось положить голову между вытянутых рук; иногда его губы и нос касались до теплой непрозрачной струи Золотой реки.

Раз, когда течение стало несколько ровнее, он успел поднять голову и крикнуть:

— Ах, если бы нас принесло к Лолле и Франциско!..

Ахмед-бей и Брэд ответили протяжным свистом.

Вот до горного кряжа осталось каких-нибудь два-три километра. Широкая пещера открылась впереди, у подошвы, и мигом поглотила путешественников. Они погрузились в полную темноту; глаз едва различал таинственное свечение реки. Своды подземного канала терялись в черном мраке.

Прошло несколько минут, как они проникли в недра горы. Вдруг тишина, давящая тишина Меркурия, нарушилась странным образом… Стал слышаться какой-то мерный шум; тон его то повышался, то понижался, точно завывание ветра в сосновом лесу. Никто из жителей земли не мог понять, откуда он исходит.

Три меркурианина принялись свистать и в их резком свисте, казалось, выражался ужас. Поль почувствовал, как одноног, за которого он держался, силится вырвать от него свою ногу. Он поднял глаза и увидал, что двое передних меркуриан оторвались от цепи и спешат к левой стене канала… Через секунду оба исчезли в отверстии, куда впадал рукав реки.

— Друзья мои! — закричал Поль, — два передних чудовища бросили нас! Этот, которого я держу, хочет меня бросить, но я его не выпускаю!..

Шум из неведомой глубины стал сильнее и заглушил его слова. Одноног, которого он держал за ногу, перестал биться и, по-видимому, покорился участи.

— Нам грозит какая-то серьезная опасность, — кричал Поль. — Мой одноног уже не вырывается: он понял, что мы миновали то место, где он мог убежать в сторону за другими… Что-то будет?..

Брэд и Ахмед-бей ответили обычным свистом и еще крепче сцепились.

Необъяснимый шум гулко отдавался в пустоте и становился все громче, все ближе. Передний меркурианин не подавал признака жизни…

А Поль чувствовал страшное одиночество перед лицом неведомой и неотвратимой опасности. На Брэда и Ахмед-бея рассчитывать было нечего, — они не могли говорить.

Но все же несчастный не терял хладнокровия. Он замечал, как быстрота потока росла с минуты на минуту: каменные стены, блестевшие от фосфоресценции, мелькали справа и слева как молнии ночью…

А шум уже напоминал отдаленные раскаты грома. Сердце Поля сжималось невыразимым страхом…

И вдруг протяжный жалобный вой, кровь леденящий вой, донесся из глубины пропасти. Все осветилось яркими вспышками света… В агонии ужаса, которому слов нет, Поль увидел себя и однонога на краю огненной бездны, а из ее безмерной глубины несся отчаянный вой. Он зашатался и полетел… последним проблеском сознания он понял, что держится за однонога, что оба его спутника падают вместе с ним… И четыре тела скрылись в бездне, а оттуда в третий раз в эту минуту несся адский вой…

ГЛАВА III,
где находится трагическое свидетельство другой стороны

В пяти километрах выше бездны, которая поглотила Поля, Ахмед-бея, Брэда и одного меркурианина, Золотая река разделялась надвое и часть жидкой массы уходила в коридор поменьше. В этот-то коридор попали два передних однонога. Здесь течение сразу становилось медленнее, а немного дальше не превышало скорости бегущей тихой рысью лошади.

За два часа перед тем, как Поль со своими спутниками был у разветвления реки, сюда же подплывала большая толпа одноногов; расположившись треугольником, острым углом вперед. Здесь, работая руками как рулем, они свернули в маленький коридор. Среди плывшей толпы стояли и держались за руки Лолла Мендес с Франциско. Они не были связаны, но все же были в плену, потому что тесная толпа одноногов вокруг их не позволяла бежать. Да и как бежать в этом узком и низком канале?

По роковой случайности Лолла и Франциско были переведены из второй хижины на Золотую реку за час перед тем, как в город меркуриан явился Поль со спутниками.

Если бы Поль Сиврак, Ахмед-бей и Брэд поняли тогда свист меркуриан и вместо того, чтобы нестись к бездне, свернули в маленький рукав реки, они наверно догнали бы где-нибудь Лоллу и Франциско. Но судьба решила иначе. В ту минуту, как Поль летел в пропасть, молодая девушка и ее слуга входили в новый меркуриевский город.

Этот город лежал в воронке под открытым небом; здесь речка выходила из подземного коридора наружу, проходила по дну воронки и пропадала в другом тоннеле. С первого взгляда казалось, что воронка не имела других выходов кроме двух тоннелей. Однако Франциско и Лолла, прежде чем их заперли в хижину в ожидании решения их участи, заметили по бокам воронки несколько выемок; к каждой из них вели грубые ступени. То были устья подземных галерей, прорезывающих гору и ведущих может быть в долины.

Дверь хижины заперлась, Лолла и Франциско остались одни.

— Франциско, — сказала Лолла, — надо бежать отсюда; ориентироваться, если возможно, и вернуться на плато, где ты оставил Поля. Если даже он ушел искать тебя, то все-таки он возвратится в надежде, что ты сам придешь назад… Надо отправиться… Если остаться здесь, эти чудовища рано или поздно выколют нам глаза и будут пить нашу кровь… Я не хочу так умереть. Лучше пусть меня убьют во время бегства… по крайней мере, мы попытаемся сделать все, что возможно…

— Сеньорита, я тоже так думаю, — ответил Франциско. — Но у меня нет оружия. Подождем, пока какой-нибудь одноног, как говорит г-н Сиврак, придет к нам, я поймаю его за ногу и он будет мне вместо дубинки… А там — воля Божья!..

— Я понимаю, — сказала Лолла, — что у нас очень мало шансов спастись… Но если упаду, ты меня оставишь, пойдешь помогать Полю и ждать Бильда и Брэда…

Франциско не ответил. Но его взгляд дал понять, что если Лолла погибнет, он отомстит и погребет себя под гекатомбой меркуриан.

Не долго пришлось ждать узникам. Едва несколько минут прошло в молчании, как отвалился камень у двери и в светлом отверстии показался меркурианин, но прежде, чем он вошел, Франциско сам бросился к двери, схватил его за ногу и поднял…

— Сеньорита! Сюда!

А Лолла уже была снаружи. Он подал ей свободную руку. Несколько одноногов, находившихся у входа, пришли в замешательство… Франциско и Лолла пустились прыжками к ближайшей стене. Яростный свист дал им знать, что за ними гонятся по пятам.

Не оглядываясь добежали они до склона и собрались лезть наверх по чуть приметным ступенькам, когда Лолла заметила слева, внизу, углубление, в которое уходил маленький желтый ручеек.

— Сюда, Франциско! — крикнула она запыхавшись. — Здесь галерея удобнее!..

— А! Это удача, сеньорита! Другие темны, а эту освещает ручей… по крайней мере будет видно дорогу…

Они опять запрыгали и раньше, чем одноноги успели перерезать им путь, были в галерее. Это был узкий и невысокий коридор, но удобный благодаря свечению ручья. Ручей поминутно извивался, и несколько раз нужно было прыгать через него. Сзади слышался свирепый свист одноногов, но беглецов ободряло то, что свистки все слабели: значит преследователи отставали.

— Сеньорита, — сказал Франциско не останавливаясь, — а ручеек-то стал шире и течет прямо нам по пути. Взойдемте-ка на него: он пожалуй повезет нас скорее, чем если будем бежать пешком.

— Ты прав, Франциско.

Бесстрашная девушка прыгнула на середину ручья: в этом месте он был шага три шириной. Прыгнул и Франциско.

Действительно течение было очень быстрое и беглецы понеслись, не утомляясь, с большею скоростью.

Позади был слышен только слабый свист меркуриан. Но вот ручей сделал резкий поворот, и свист перестал доноситься.

Однако их внимание привлекли другие звуки. Это был глухой и мерный шум, тон которого то повышался, то понижался подобно завыванию ветра в сосновом лесу.

В то же время они глядели на мелькающие мимо выступы стен галереи и начинали понимать, что скорость течения принимала тревожные размеры.

— Франциско, — сказала Лолла, — этот шум меня пугает: у меня предчувствие, что мы летим к бездне. Надо прыгать на землю, сейчас!.. Посмотри! Между скалой и ручьем карниз, он достаточно широк, чтобы идти по нему. Прыгнем скорее, пока течение не стало еще быстрее!

— Прыгнем, сеньорита… Вашу руку!

— Держи!

— Внимание… Гоп!..

Прыжок был рассчитан ловко, потому что мускулы их уже привыкли соразмерять усилие сообразно с условием тяжести на Меркурии. Они попали на карниз. Но приобретенная скорость чуть не кинула их опять на тяжелые желтые струи. Они напрягали все усилие и цеплялись за неровности стенки; наконец остановились. На руках оказались легкие ссадины, но в нервном возбуждении боль не чувствовалась.

— Идем! — позвала Лолла.

Надежда найти Поля Сиврака и дождаться вместе с ним помощи от Бильда и Брэда настолько подняла энергию и силы молодой девушки, что она в этом отношении не отставала от Франциско. Теперь она опять стала в положение госпожи и взяла в руки власть.

Франциско шел позади своей барышни. Карниз поднимался над ручейком. Местами он был шириною в несколько аршин, но местами до того суживался, что нога едва могла ступить. Тогда беглецы держались за стену и поддерживали друг друга, пользуясь своею особенною легковесностью. Под ними бесшумно кипел и мчался со страшною быстротой ручей; глаза земножителей различали его по беспрестанному вздуванию на тяжелой поверхности.

Мерный шум с каждым шагом усиливался. Теперь уже он напоминал грохот грома вдали.

— Что это может быть, Франциско?

— Не знаю, сеньорита.

— Может быть падение ручья в бездну?..

— Может быть.

Но заглушая мерный шум, из невидимых глубин галереи несся острый, протяжный, ужасный, безумный вой…

— Франциско! — вскрикнула Лолла.

Бледная, с холодным потом на лбу, остановилась она и положила дрожащую руку на плечо Франциско, а другою ухватилась за край скалы.

— Франциско, — бормотала она, — ты слышал?

— Да, сеньорита, да, — прошептал бедный слуга.

Несколько минут стояли они так молча, не решаясь двинуться, и боролись с нечеловеческим ужасом.

Вторично донесся тот же вой, точно отчаянный призыв сирены корабля, погибающего ночью среди рева бури.

— Франциско, надо идти и посмотреть! — сказала Лолла и дрожащим, и решительным голосом. — Нельзя оставаться здесь… Пойдем…

— Но, сеньорита…

— Пойдем, что-то мне говорит, что г-н Сиврак там, там, в этой тайне. Иди!

— Я за вами барышня.

Только что они двинулись, как услыхали сзади, но еще очень далеко, острые звуки.

— Прислушайся!

Опять остановились, затаив дыхание. Не было сомнения: то были свистки меркуриан.

— Видишь! — сказала Лолла. — За нами еще гонятся. Позади плен и смерть. Впереди — неизвестность, но, может быть, Поль… Идем!

Смелая девушка бросилась вперед. Франциско не отставал.

Вдруг она истерически вскрикнула, схватилась за скалу, чтобы остановиться, — и повисла над пустотой, открывшейся под ногами. Франциско смог остановиться раньше. Он протянул к Лолле руки, снял ее и поставил на безопасное место.

Молодая девушка несколько успокоилась и стала смотреть вместе с Франциско. Что за поразительное и ужасное зрелище!

Под ногами у них карниз обрывался над неизмеримою пропастью, откуда несся мерный грохот и временами жалобное завывание. С правой стороны под ними ручей обрывался под прямым углом и падал всею бесшумною массой в апокалептическую бездну. И наконец, перед ними, на другом краю пропасти, широким водопадом стремилась в пучину Золотая река. Из обоих этих каскадов жидкого золота исходило слабое свечение. Внизу, в самой пучине, на необъятной глубине виднелось лишь сплошное облако желтого неясного света, излучаемого «водой» Меркурия.

Лолла и Франциско в оцепенении созерцали эту картину, когда громкие свистки напомнили им об опасности, от которой они бежали.

— Франциско, они приближаются! — сказала Лолла.

— Я придумал, сеньорита!

Он растянулся на животе, опустил голову в бездну и внимательно осмотрел стену.

— Сеньорита! — сказал он, поднявшись. — Вы не побоитесь?

— Нет!

— Ну, так мы спустимся туда!.. Ясное дело, что эти жидкие массы имеют выход там, на дне… Если даже внизу нас стережет смерть, так ведь здесь она еще вернее… Угодно вам спуститься?

— Спустимся! — сказала решительно Лолла.

— Тогда, сеньорита, садитесь верхом ко мне на плечи. Охватите меня покрепче ножками, а ручками держитесь за стену, я тоже буду держаться… Так мы не расстанемся… или я вас спасу, или погибну вместе с вами…

Ни слова не говоря, Лолла села верхом на плечи слуги, который низко опустился. Когда он почувствовал, что его молодая госпожа держится на нем крепко, то приподнялся, стал на колени и начал медленно, медленно спускаться задом по головокружительной стене. К счастью на стене попадалось много выступов, углублений, крошечных площадок. Он цеплялся руками за каждую шероховатость, потом с крайней осторожностью опускал ногу, выискивая опору.

Вскоре они услышали над собою, на карнизе, яростные свистки. Лолла подняла голову: меркуриане жестикулировали, наклонялись вниз, но ни один не решался спускаться за беглецами.

— Они не будут нас преследовать, — сказала она.

— Нет. Вот одною опасностью и меньше!

Наверху все продолжался свист, а снизу несся страшный размеренный грохот и ужасающий, неистовый вой…

Лолла и Франциско вскоре оказались среди светящегося облака. Наверху, внизу, направо, налево только и видно было это облако, похожее на блеск солнца, встающего на Земле утром из-за легкого тумана. Перед ними та же черная шероховатая скала. А они все спускались. Мало помалу свист наверху затих и прекратился. Но внизу все сильнее грохотало, а вой раздирал душу, становился невыносим.

Сколько времени длился рискованный спуск? Ни Лолла, ни Франциско не могли бы определить. Может быть двадцать минут, может быть целые часы…

Франциско наконец заговорил:

— Сеньорита, мы на широкой площадке. Ставьте ногу.

Девушка спрыгнула с его плеч.

Они в самом деле стояли на площадке, но светлый туман не позволял видеть ее границ. Осторожно подвигались они, повернувшись спиной к стене. Ручей падал вниз, потом жидкая масса быстро текла по каналу. Они пошли вдоль канала и увидали что-то вроде золотого озера, где терялись воды ручья. А справа низвергалась огромная масса Золотой реки, без шума, точно масло, которое льют в масло же. Теперь уже прямо перед ними, должно быть на другом берегу озера, слышался грохот и вой.

— Пойдем берегом, — сказала Лолла.

Они пошли направо. Внезапно они очутились под самым каскадом большой реки. Золотая жидкость образовывала над ними громадную арку.

И вдруг они стали как вкопанные, потрясенные до глубины души. В четырех шагах перед ними лежало человеческое тело, а два однонога стояли над ним на колене.

— Поль! — вырвался раздирающий крику Лоллы.

Она вырвала у Франциско свою руку и припала к телу Поля Сиврака.

— Он умер! Он умер! — стонала она.

И в безумии отчаяния прижимала к себе неподвижное тело, целовала его.

Потрясенная неожиданностью, волнением, скорбью, она сама в изнеможении упала.

Франциско опустился на колени перед своей госпожой, когда почувствовал, что его трогают за плечо. Над ним стоял одноног и делал хоботом знаки. Сначала он ничего не понял, но понемногу хладнокровие к нему вернулось и он разобрал, что одноног указывает на Поля Сиврака, потом делает жест отрицания.

— Они не умер? — спросил Франциско.

Отрицательный жест повторился.

Тогда Франциско приложил ухо к груди Поля: сердце билось!

— Слава святому Иакову! — воскликнул он. — Сеньорита! Вставайте! Он жив!..

У него на поясе все еще была фляжка от коньяка с водой. Он открыл ее, влил несколько капель в губы Лоллы, затем — Поля. Прошло минуты две. Лолла лежала как мертвая, но Поль пошевелился и вскоре открыл глаза.

— Где я?.. — слабым голосом спросил он.

— Сеньор, сеньор! — воскликнул Франциско.

При этом знакомом голосе Поль моментально приподнялся. Его растерянные глаза узнали Франциско, увидели Лоллу без признаков жизни. Потрясение было так сильно, что он снова упал с глубоким вздохом.

Но эта новая слабость была не долга. Молодой человек открыл глаза, с трудом встал, подошел к Лолле, долго смотрел на нее и приложил руку к ее сердцу.

— Она жива!.. — сказал он. — Найдена!.. Наконец-то… найдена!..

Спазмы сдавили ему горло. Но он одолел волнение и стал говорить спокойно.

— Ее обморок пройдет сам собою. Ну, как вы там жили, Франциско?

Наскоро, в нескольких словах, испанец рассказал все.

— А как вы, сеньор?

Поль показал на двух одноногов, стоявших около, и сказал:

— Франциско, вот доктор Ахмед-бей, — он пришел с земли. — А вот наш друг Артур Брэд.

— Сеньор, сеньор! — забормотал испанец.

Он подумал, что Поль Сиврак сошел с ума. Молодой человек угадал его мысль.

— Ты меня считаешь сумасшедшим, — сказал он с улыбкой. — Успокойся Франциско, и слушай!

И рассказал подробно все, что с ним произошло после их разлуки. Объяснил сущность перевоплощения. Франциско был поражен.

Франциско открыл рот, чтобы говорить, но Ахмед-бей подошел к ним, протянул руку с алмазом на когте и написал на камне:

— Надо, чтобы Франциско сейчас же дал развоплотить себя и перешел в мое меркуриальное тело. Тогда мне можно будет говорить и лучше действовать в наших общих интересах.

— Virgen del Pilar! — воскликнул Франциско, — да это колдовство!..

Но Поль стал убеждать. Они разъяснил слуге, что мистическая операция вовсе не представляла опасности. Владея телом Франциско и человеческою речью, доктор Ахмед-бей может легче объясняться с ним, Полем, чтобы действовать к их выгоде…

— Он разбудит Лоллу, — заключил Поль, — и спасет нас…

— Ладно! — решился Франциско. — Что надо делать?

— Тебе надо лечь на землю и ждать.

— Ну, вот!

Испанец растянулся на земле.

Но Ахмед-бей опять написал на камне перед Полем.

Объясните ему, какая перемена произойдет в его внешнем существе, когда он воплотится в тело, которое я занимаю.

Поль объяснил Франциско, что ему нельзя будет говорить, а только свистеть. Он будет такой же, как и Брэд.

— Bueno! — согласился бравый испанец. — Свистать так свистать!

Ахмед-бей стал перед пациентом и приступил к магнетическим пассам. При этом он особенно свистел — вероятно мысленно произносил формулу заклинания. Тело Франциско передернулось и на губах выступила пена. Тогда доктор лег рядом с ним. Из губ Франциско и из хобота доктора вылетели искры; они стали прыгать в воздухе, потом как молнии скрестились; та, что вышла из Франциско, вошла доктору в хобот, а другая скрылась во рту у Франциско.

А спустя две минуты бывшее тело Франциско встало, оживленное ученой душой доктора; меркуриальное же тело, только что служившее оболочкой доктору, а теперь занятое испанцем, высоко подпрыгнуло, побежало и стало рядом с Брэдом.

Перемещение двух душ закончилось.

ГЛАВА IV,
разъясняющая некоторые тайны и ставящая перед Полем Сивраком ужасную дилемму

Без сомнения, душе Франциско сначала было не очень удобно в меркуриальном теле. Одноног, ставший испанцем, или вернее испанец, ставший одноногом, принялся размахивать ногой, рукой, хоботом, свистеть и вращать единственным глазом самым комичным образом. Но бесстрастная поза Брэда дала ему понять, что энергичная душа не должна ничему удивляться, и он успокоился.

Что же касается души Ахмед-бея, то ей очевидно было не дурно в теле Франциско; она могла говорить по-человечески.

— Monsieur, — сказал доктор Полю, — как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — ответил Сиврак, пожимая доктору руку. — Это падение меня оглушило, но благодаря своей легкости и упругости жидкости в озере я остался цел.

— Тогда нужно заняться барышней; ее обморок слишком продолжителен. — И доктор, под видом Франциско, подошел к Лолле. Поль уже был возле нее. Брэд с Франциско стояли поодаль. Немного дальше лежало, вероятно мертвое, тело меркурианина, насильно увлеченного в водопад Золотой реки.

В огромной пещере по-прежнему раздавался ритмический грохот, покрываемый по временам ужасающим воем.

Но теперь все были заняты Лоллою и мало обращали внимание на эти звуки, объяснение которых должно было придти позже.

Лолла Мендес, лежавшая на земле в прозрачном свете от озера и каскадов, казалась бледною как смерть. Поль заметил эту бледность и затрясся.

— Доктор, она не умерла?

Доктор стал на колени над молодой девушкой, отвернул край корсажа и приложил ухо к девственной груди. Не отвечая Полю, он слушал долго. Потом поднял голову и прошептал:

— Странно!

В глазах у него отразилось глубокое удивление.

Потом брал каждую руку девушки, внимательно рассматривал; осмотрел неподвижное мертвенно-белое лицо с вытянувшимися чертами и опять прошептал:

— Странно!

— Доктор, умоляю вас! — вскрикнул Поль.

Ахмед-бей опять поднял голову, взглянул на Сиврака, у которого бледность и широко открытые глаза ясно говорили о состоянии души, и спросил:

— Вы любите эту девушку?

— Я жизнь за нее отдам — воскликнул Поль с юношеским порывом.

— Это ее не спасет, — холодно возразил доктор. — Прошу вас собрать все ваше мужество, все присутствие духа.

— Она умерла! — дико вскрикнул Поль.

— Нет, — коротко ответил доктор.

Помолчавши, он заговорил нахмурившись:

— Мы находимся перед необыкновенным случаем, который я видел только раз в своей земной жизни, в Индии… Эта девушка жива, хотя у нее все признаки смерти, все, исключая одного: ее сердце останется гибким и не разложится. Но сердце все-таки не бьется, легкие не функционируют… Она в состояние глубочайшей каталепсии… Когда она проснется? Да и проснется ли, прежде чем перейти от каталепсии к смерти?.. Будь это в моей парижской лаборатории, я поднял бы ее на ноги специальными средствами и магнитно-электрическим лечением. Ну, а здесь — не знаю!

— О, доктор, доктор, спасите ее! — безумно кричал Поль, падая на колени перед бедной Лоллой.

Когда доктор говорил, подошли Брэд и Франциско. Они тоже начали упрашивать Ахмед-бея знаками и свистом. Но доктор сказал:

— Тишина и молчание, прошу вас! Слушайте, г-н Сиврак. Я попробую единственное средство, которое есть в моем распоряжении — это развоплотить ее душу.

Помолчав, он прибавил:

— Подумали вы о том, каким образом мы вернемся на землю?

— Признаюсь, нет, — пробормотал Поль.

— Это будет очень просто. Мы, пять человеческих существ, находимся здесь в различных оболочках, не принадлежащих нам. О вас, г-н Сиврак, я не говорю, вы до сих пор сохранили ваше тело. Так вот, мне нужно будет сделать усилие воли, чтобы наши пять душ развоплотились разом и отлетели на землю… Я найду свое тело у себя в доме, в парке Монсо. Ну, а вы четверо, в том числе и барышня, — вам придется приспособиться к случайным телам, какие нам попадутся.

Доктор приостановился и продолжал:

— Но прежде всего я должен сделать так, чтобы душа барышни была в моем распоряжении и слушала меня, чтобы я мог заставить ее повиноваться и перенести ее на землю вместе с нами. В состоянии же каталепсии, в котором она сейчас находится, ее душа спит и разлита по всему телу. Она смутно слышит меня, потому что живет. Но поймет ли она меня, чтобы подчиниться?.. Мы это сейчас увидим… Брэд, принесите мне тело меркурианина, которого мы убили.

Брэд отыскал труп однонога и положил его рядом с Лоллой по указанию Ахмед-бея.

Доктор встал в ногах у Лоллы. Он начал читать магические заклинания и делать в воздухе пассы, которыми души подчиняются воле и развоплощаются.

С тоскою, с мокрыми от слез глазами, устремленными на Лоллу, весь в холодной испарине, ждал Поль Сиврак. Напротив него стояли молча и смотрели Брэд и Франциско.

Много минут прошло. Голос у Ахмед-бея становился необычно звучным и повелительным. А из бездны вторил ему мерный грохот, прерываемый по временам пронзительным воем.

Голос доктора делался все громче и замолк после раздирающего крика…

А лицо Лоллы Мендес по-прежнему оставалось бледным и неподвижным, как мраморная статуя.

— Нет, невозможно!

Ахмед-бей опустил руки, наклонил голову и опять промолвил:

— Невозможно!

Ему отвечало рыдание. Поль Сиврак плакал, спрятав голову в дрожащие руки.

Вдруг, неожиданно, послышались свирепые беспорядочные свистки. Земные жители обернулись: там, по краю платформы, бежала толпа меркуриан.

— Надо спасаться! — крикнул доктор. — Надо убегать! Еще не все потеряно с Лоллою!

— Боже мой! — простонал Поль.

— Нет, нет. Я спасу ее, обещаю вам… Я нашел средство… Оно будет ужасное! Но это — единственно возможное… А пока бежим! Бежим! Скорее за мной!..

Воплотившись в тело испанца, доктор обрел всю его силу. Он поднял Лоллу Мендес, взвалил ее себе на плечи и одним прыжком перенесся на середину озера, Поль, Брэд и Франциско бросились за ним.

Они упали в настоящий вихрь. Их закрутило, но они кое как успели ухватиться друг за друга. Поток подхватил их, стремительно понес; через минуту и огромная пещера, и каскады исчезли. Они неслись в подземном канале.

Заметно было, что их несет все ближе к источнику размеренного грохота и пронзительного воя. К этим страшным звукам скоро прибавилась целая буря свирепых свистков. Точно шум апокалептической битвы наполнял глубину таинственных невидимых гротов.

Поток внезапно сделал быстрый поворот, и перед земножителями открылось такое зрелище, от которого кровь застыла в жилах, задрожали члены и ужас обледенил сердца…

— Новый мир! Новый меркуриевский мир! Смотрите, смотрите!.. — закричал Ахмед-бей.

— Они сражаются! — простонал Поль среди адского шума.

— Мы погибли!

Поток нес их к какому-то невообразимой величины гроту; конца его не было видно, весь он был усеян тысячами черных меркуриан, стремившихся на приступ к чему-то вроде крепости, видневшейся вдали, на берегу Золотой реки.

Крепость была сделана из материала, напоминающего блестящее золото и граненого как бриллиант.

А наверху ее стояли какие-то невиданные, очень высокие машины со сложными приборами. У подножия каждой машины стояло что-то похожее на широкую воронку; эти воронки были наведены на толпы осаждающих одноногов. Не видно было, чтобы из их жерла, вылетало что-нибудь; они издавали лишь через равные промежутки, пронзительный вой, казавшийся криком агонии тысяч человеческих существ.

Но каждый раз, как слышался вой, из крепости летел точно шквал бури, и сейчас же то здесь, то там целая группа одноногов вспыхивала и сгорала с треском, разбрасывая искры.

Что касается мерного грохота, который теперь казался оглушительнее земного грома, то он исходил изнутри крепости и производился вероятно автоматическим движением неизвестных машин.

Что же это за снаряды?.. Что из них летело?.. То, что они бросали из чудовищных воронок, было невидимо, невидимо как ветер! И однако каждый невидимый, но оглушительный залп разил, жег, сметал одноногов…

Может быть это было электричество иной природы, чем земное?.. Или может быть тут происходило непостижимое перемещение воздуха, направляемого как артиллерийский снаряд? И почему, без всякого видимого прикосновения, одноноги вспыхивали как порох от искры?

Все это были тайны, неразрешимые тайны…

— Смотрите, смотрите! — закричал Поль. — Наверху крепости есть кто-то!..

— Меркуриане!..

— Они желтые!..

— И больше ростом…

— У них два глаза!

— И нет ни хобота, ни рта…

— Если они нас заметят, мы пропали.

— Они видят нас! Видят! Вон, они направляют на нас машину!..

Так перекликались Поль и Ахмед-бей, а бешеный поток Золотой реки нес их все ближе к берегу, к неведомой крепости.

В момент самой мучительной душевной боли им пришлось стать свидетелями одной из тех титанических битв, какие происходят между жителями планет в неведомых человеку глубинах пространства. Было очевидно, что эти желтые меркуриане, извергавшие из своих таинственных машин невидимую силу и уничтожавшие легионы черных одноногов, принадлежали к иной, более разумной и развитой породе. Они и физиологически отличались от черных одноногов, с которыми земные жители до сих пор имели сношения.

Из-за чего велось такое ожесточенное побоище между двумя меркуриевскими породами? Это должно было навсегда остаться неизвестным Полю, Ахмед-бею и их товарищам.

Впрочем, среди адского воя, непрерывного грохота машин и урагана отчаянных свистков, пораженные смертельным ужасом люди и не думали ни о чем ином, как только о неизбежной и близкой смерти.

Они предвидели, что буря будет направлена в их сторону и что они в одно мгновение будут уничтожены страшным снарядом.

Как они не потеряли рассудок в эту минуту!

— Лолла! Лолла! — безумно рыдал Поль.

Позабыв про неизбежную смерть, молодой человек прижимал к себе Лоллу, а доктор поддерживал ее нервными руками.

Франциско и Брэд, в своем меркуриальном облике, могли выражаться лишь бессвязным свистом. Они жались к Ахмед-бею и дрожали.

Эти люди, сотни раз бравировавшие смертью, были наконец побеждены страхом неминуемого конца в обстановке невообразимых ужасов, среди кошмарных битв адских чудовищ…

Один лишь Ахмед-бей, благодаря может быть своему знакомству с внеземным миром, был наружно спокоен; но и он в душе дрожал, не за себя, а за Сиврака и Лоллу, интересы которых теперь были ему так же близки, как его собственные.

— Не падайте духом, — кричал он, — не падайте духом!

Но ни один из товарищей не слышал его. Широко раскрытыми глазами они видели, что несутся прямо на крепость, построенную, казалось, из огромных кусков позолоченного кристалла; видели, как что-то, похожее на зеркало, медленно поворачивает к ним с вершины крепости свою ослепительно сверкающую сторону… И по мере того, как вращается зеркало, поворачивается к ним и невидимый воющий шквал… Он неизбежно настигнет их и скосит мимоходом…

— Лолла! Лолла! — жалобно стонал Поль, целуя безжизненные губы девушки.

Горе свалило его. Он грохнулся без чувств.

Ахмед-бей видел, как он упал.

— Ложиться! Ложиться! — закричал он.

И бросил Лоллу Мендес рядом с Полем, которого уносил поток. Одним движением свалил Брэда и Франциско, потом сам упал. Теперь, когда они все лежали, их несло еще быстрее.

Стрелой пронеслись они под шквалом, который поверх их пролетел из крепости с отчаянным оглушающим воем.

Но сейчас же вслед за тем вся фантасмагория пламени и отражений каскадов исчезла как сон, ослепительный блеск сменился желтоватыми сумерками, после раскаленного жара сразу наступила относительная прохлада… Поль открыл глаза.

— Лолла! Лолла! — тихо простонал он. Но почувствовав в своих руках тело девушки, которую инстинктивно схватил, он припомнил все. К нему вернулось присутствие духа.

— Где мы?

— Спасены, — отвечал Ахмед-бей.

— Шквалы… желтые меркуриане… сражение… а — а…

— Все это далеко позади… Когда вы упали и нас понесло быстрее, мой ум тут же озарился мыслью, которая нас и спасла окончательно!.. Я бросил Лоллу, повалил Брэда и Франциско и сам лег, и мы промчались невредимо в узком пространстве между полосой сжигающего ветра и поверхностью реки… А потом поток вынес нас в тесную галерею, где мы сейчас находимся…

— Останемся мы лежать? — спросил Поль.

— Нет, встанем, чтобы легче действовать руками.

Помогая друг другу, все четверо стали на ноги. Доктор опять взял на руки спавшую непробудным сном Лоллу. Они тесно сжались. Мимо них быстро мелькали черные стены галереи.

Постепенно грохот и вой становились слабее, потом и совсем пропали. И эта тишина была так странна, что земножители на минуту усомнились в реальности меркурьевской битвы, в которую они попали и чуть не погибли. Но их состояние было не таково, чтобы допустить возможность галлюцинации или коллективного кошмара… Они дрожали от одного воспоминания о пережитом…

— Давайте думать о будущем, а не о прошедшем, — сказал доктор. — Мы, разумеется, еще встретим меркуриан: течение становится тише, и я думаю поэтому, что мы скоро из горы выйдем на открытое место.

— Теперь нас четверо, — заметил Поль, — и нам легче спастись от чудовищ, в случае если они нападут на нас… Если только встретятся черные меркуриане, а не желтые.

— Ах, — воскликнул доктор, — как бы я желал узнать тайны этой непонятной планеты!.. Но мы еще вернемся на нее, только уже без всяких опасностей!

С минуту он задумчиво глядел в пространство, потом продолжал:

— Г-н Сиврак, я тем более надеюсь на спасение, что мне требуется лишь четверть часа передышки, чтобы развоплотить Лоллу, а потом и нас всех вместе…

— Как вы это сделаете? Вы говорили о каком-то ужасном средстве…

— Ужасном, да, и рискованном. Оно представляет нам один шанс успеха и девяносто девять шансов неудачи… Но это — единственное, которое у нас остается… А в нашем положении не следует пренебрегать и одним шансом.

— Но какое же это средство? Какое?

— Вы это скоро узнаете.

Тон, каким Ахмед-бей произнес последние слова, убедил Поля, что настаивать дальше бесполезно.

Прошло четверть часа. Течение Золотой реки делалось все медленнее. И вдруг путники увидали вдали светлое отверстие тоннеля. Через несколько минут они плыли под открытым небом, среди безграничной равнины; только влево, далеко-далеко, обрисовывались горы.

— Равнина будет для нас фатальна, — сказал Поль. — Опять начнется жара и свет, а потом мучение жажды. Оставим реку и попробуем достигнуть тех гор. Мы взберемся на них и может быть сверху увидим, в какой стороне лежит область сумерек. В ней мы будем в безопасности и от меркуриан, и от жары, и от света. А может быть нападем и на дождь, если придется там долго остаться.

— Я одобряю вашу идею идти к горам, — ответил Ахмед-бей, — но жажды нам нечего бояться. Мне нужно всего только на четверть часа остановки, а особенно нужна тень. Да, тень, для того чтобы развоплощенные души были для меня материально видимы. При этом интенсивном свете равнины бледные искры, которые представляют собою души, остались бы невидимыми. Но в тени сумеречной зоны или даже в каком-нибудь гроте я буду их видеть и могу приступить к делу.

— Тогда давайте, оставим реку.

— Да.

Решение сообщали Брэду и Франциско. В несколько прыжков по диагонали земножители добрались до берега. Ахмед-бей по-прежнему нес безжизненную Лоллу; Поль хотел взять ее у него.

— Нет! — возразил доктор. — Вы еще не оправились после ушиба ноги и падения в водопад. А у меня вся сила и здоровье Франциско. Лоллу Мендес я понесу… Ну, вперед к горам! И как можно скорее!

Во время пути Поль Сиврак несколько раз смотрел на часики Лоллы, висевшие у него на поясе. Но всякий раз видел, что стрелки бешено и порывисто мечутся по циферблату, точно на испорченном компасе. Еще необъяснимое действие Меркурия!

Прыгали по уныло однообразной поляне бурой травы. Ни дуновение ветерка, ни дерева, ни животного! Только жаркая ослепительная пустыня кругом. К счастью не попадалось и меркуриан. Беглецы мало отдыхали, до того у них нервы были возбуждены. Они знали, что по словам Ахмед-бея чудо их возвращения на землю уже близко. Надо было только найти темный грот или сумеречный пояс планеты. А там сейчас же и спасение! И эта мысль придавала странникам крылья. Брэд и Франциско, хотя у них было меньше ног, чем у Ахмед-бея и Поля отлично управлялись своими меркуриальными телами и не отставали от товарищей.

Но когда достигли подошвы горы, пришлось убедиться, что она поднимается отвесною гладкою стеной выше, чем на триста метров.

— Обойдемте гору, — предложил Ахмед-бей. — Где-нибудь найдем овраг, ущелье или пещеру.

Два томительных часа путники шли вдоль крутой стены. В небе над ними все так же тяжело катились вечные тяжелые тучи, гонимые ветром, незаметным внизу, и проходили над горою, вершина которой не доставала до них.

Благодаря своим меркуриальным телам Брэд и Франциско были неутомимы. Но Ахмед-бей, несший на руках Лоллу, и Поль, еще слабый после недавних потрясений, начинали уже задыхаться в убийственном климате странной планеты. Силы их совсем истощались.

— Этой, горе, кажется, конца не будет, — в сердцах сказал Ахмед-бей.

— Я не могу больше! — простонал Поль.

Но в этот момент гора повернула, и беглецы остановились в удивлении перед новым зрелищем.

Поистине этот мир был миром постоянных сюрпризов! Перед глазами земножителей открылась в горе колоссальных размеров пещера. Насколько могли судить Ахмед-бей и Поль, она должна была иметь вглубь не меньше 500 метров, в ширину километр и в высоту метров 200. В этом фантастическом гроте стояло около 40 пирамидальных хижин.

При появлении жителей земли с двумя меркурианами, несколько одноногов, находившихся перед хижинами, тревожно засвистали и скрылись за пирамидами.

— Франциско! — крикнул Поль Сиврак, — мы снова ваши пленники! Сейчас мы войдем в хижину а вы нас заприте. Брэд войдет с нами. А ты будешь начальник. Помни же: молчи, поглядывай строго и не пускай к нам никого!

Движением хобота Франциско дал понять, что он все исполнит в точности…

И они двинулись: Ахмед-бей с Лоллою на руках, за ним Поль Сиврак; Брэд разыгрывал роль стража пленников, а Франциско открывал шествие. Направились к ближайшей хижине.

В это время со всех сторон повыскочили одноноги и наполнили воздух свирепым свистом.

— Посмотрите, у них красная кожа! — заметил Поль.

— Да. Очевидно это другая раса, — отвечал Ахмед-бей. — У них хоботы короче, а глаз черный…

— Они бегут на нас, как враги!.. Это и не та порода, у которой мы видели машины!..

— Черт возьми… К счастью мне нужно всего только четверть часа покоя…

А красные одноноги подбежали шагов на двадцать и остановились. Руки их были протянуты к Полю и Ахмед-бею, а в глазах выражалась высшая степень изумления! Они уже не свистели. Эти красные меркуриане должны быть так же дики, как черные, потому что они совсем не были похожи на интеллигентных меркуриан в подземных гротах, управлявших машинами.

— Они отрезают нам дорогу к хижине, — воскликнул Поль.

— Постараемся пробежать между ними. Вперед, Франциско!..

Но прежде, чем Франциско успел сделать прыжок, двадцать красных одноногов бросились на него. Он упал. Брэд кинулся выручать.

— Я тут ничего не понимаю! — развел руками Поль.

— Эта красная раса — враги черной, — наскоро шепнул доктор. — В хижину же, в хижину! Брэд и Франциско сами справятся.

Забирая вправо, Поль и Ахмед-бей побежали к пирамидальному домику. Когда они были уже близко, какая-то черная масса перелетела над ними и упала у них в ногах, а потом быстро открыла им дверь.

— Молодец Франциско! — крикнул Поль.

Поль вбежал вслед за Ахмед-беем через низкую дверь. За ними вскочили Франциско и Брэд; они сейчас же завалили дверное отверстие изнутри глыбой и уперлись в нее.

А снаружи раздавались яростные свистки.

Ахмед-бей положил Лоллу на землю, посреди хижины, и опустился на колени у нее в ногах.

— Г-н Сиврак, — начал он, — станьте тоже на колени слева около барышни. Закройте ваши уши от здешнего шума. Не думайте о грозящих нам опасностях, — от них впрочем нас защищает крепкая дверь, которую держат Брэд и Франциско. Момент серьезен. Слушайте!

Во мраке хижины, куда проникал только слабый свет из отверстия наверху пирамиды, Брэд и Франциско крепко уперевшись в дверь, смотрели своим красным глазом на доктора. Поль стоял на коленях около Лоллы, терзался невыносимою тоской и ожидал… Лолла лежала совершенно как мертвая, с закрытыми глазами, с бескровными губами, с белыми щеками и как мрамор холодным лбом… У нее в ногах был доктор. Он опустил голову и задумался…

Тишина стояла абсолютная. Свист снаружи прекратился: очевидно красные меркуриане держали совет перед тем, как начать действовать.

Но вот Ахмед-бей поднял голову и заговорил строгим внушительным голосом:

— Господин Сиврак, я уже сказал вам, что единственным средством вернуться на землю будет новое развоплощение наших душ. Это легко для вас и меня, легко для Брэда и Франциско. Мне стоит сделать несколько движений, произнести несколько слов, и мы, четыре души в форме искр, через четверть секунды будем на земле… Но с Лоллой Мендес дело обстоит иначе. Редкое состояние каталепсии, в котором пребывает ее тело, делает ее душу неспособною подчиняться мне, покинуть тело по моему приказанию… А с другой стороны, мы не можем унести Лоллу Мендес с ее телом: даже в области чудесного бывают материальные невозможности…

Доктор запнулся, побледнел слегка.

— Но все-таки одно средство есть… единственное…

Опять он запнулся, и когда стал говорить, его голос дрогнул.

— Господин Сиврак; это средство ужасно, а я хотя надеюсь на удачный исход, но не могу иметь уверенности…

— Говорите же, доктор, — сказал Поль, — какое это средство?

— Вы владеете всем вашим мужеством?

— Да…

Доктор колебался. Он смотрел на Поля с нежным состраданием…

— Да говорите же, умоляю вас! — простонал молодой человек…

— Господин Сиврак, — сказал, Ахмед-бей, отвернувшись, — надо убить Лоллу Мендес.

Поль встрепенулся всем телом. Холодный пот выступил у него на лбу. Он посмотрел на доктора безумными глазами.

— Да, — продолжал энергично Ахмед, — надо убить Лоллу хладнокровно, сразу, одним верным ударом. Ее душа отделится от тела, и только тогда я попытаюсь подчинить ее своей воле… Господин Сиврак, хватит у вас мужества убить ту, которую вы любите?

— Я… Я… — бормотал Поль, сделавшись бледнее, чем сама Лолла.

— Да, вы, потому что ни один из наших товарищей не может действовать с быстротою и ловкостью, свойственными человеческим рукам. Что касается меня, то я должен располагать свободными движениями, глазом, голосом и духом, чтобы уловить точный момент, когда душа Лоллы будет покидать свою смертную оболочку… Да, вы должны убить это тело, это — единственное средство возвратить ее душу на землю!..

Пока доктор говорил, в Поле совершалась быстрая перемена. Его ум должен был понять необходимость неслыханного акта. Его лицо стало каменным, в глазах появилось выражение энергичной воли, ослабевшее тело выпрямилось.

Но все же было видно, что страшная борьба происходит в нем. Он тяжело дышал, руки его дрожали.

— Доктор, — слабо произнес он, — нет другого средства?

— Нет!

— А если это не удастся?

— Душа Лоллы Мендес отлетит в другой Мир и смешается там с бесконечностью природы!..

Страшная тишина парила над безжизненным телом молодой девушки. Поль скорбно глядел на нее. И понемногу перестали дрожать его руки, голова поднялась, энергия засветилась в глазах. Он взглянул на чародея.

— Доктор, — сказал он твердым голосом, — я готов убить тело Лоллы. Вы мне укажете, как поступить, чтобы смерть была мгновенная, полная. Но впредь я попрошу вас об одной милости.

— Говорите!

— Если душа Лоллы ускользнет от вас, вы убьете мое тело таким же образом, как я ее убил. И вы отпустите мою душу, чтобы она соединилась с ее душой и смешалась, как она, с бесконечностью… И если все кончено для нее, все будет кончено и для меня… Дайте мне слово.

Доктор ответил без колебаний.

— Господин Сиврак, если я не смогу взять с нами душу Лоллы Мендес, то клянусь вам, что не возьму и вашу… Вы вместе отойдете в будущую жизнь… Но ничто не кончится для вас обоих, потому что все, что есть, не может перестать быть… И вы вместе растворитесь в великом Всё!..

— В таком случае я готов, доктор. Приказывайте.

Но внезапно глубокая тоска овладела им при мысли, что теперь навсегда исчезнет это прекрасное тело, которое было первою причиной его любви к Лолле. Доктор угадал его мысль.

— Я ей дам другое, еще прекраснее, — сказал он в полголоса.

И перед испуганным взором Брэда и Франциско чудодейственная, страшная попытка совершилась.

Доктор вынул из своих брюк, — вернее из брюк Франциско, — железную острую пряжку.

— Возьмите вот это в правую руку, — обратился он к Полю. — Держите крепко и неподвижно.

— Готово, — сказал Поль.

— Левой рукой приподнимите как можно выше голову Лоллы… Так!.. Положите ее себе на колено… А теперь можете вы сосчитать спинные позвонки, начиная от затылка?

— Да, очень точно…

— Отсчитайте четыре позвонка сверху к низу…

— Один, два три, четыре…

— Хорошо! Теперь надавите тихонько острием пряжки как раз на спинной хребет, между четвертым и пятым позвонками… Ваша рука не дрожит?..

— Нет, — ответил Поль Сиврак, бледный как смерть.

— Слушайте! Сейчас я буду произносить священные слова… В известный момент я должен буду сказать три раза слово «Сива»… Когда я произнесу его в первый раз… вы призовете всю силу вашего духа и мускулов, а когда во второй раз из моих губ выйдет слог «Си», вы вонзите острие… быстрым и коротким ударом… Поняли?

— Понял.

— Ну, сила да будет с вами… Смерть наступит мгновенно… если ваша рука не дрогнет…

И не дожидаясь больше, Ахмед-бей начал магнетические пассы и заклинания… Неподвижные, с устремленным прямо взглядом, Брэд и Франциско похожи были на кариатиды из черного камня. Бледный, как саван привидения, Поль Сиврак ждал. Левою рукой он поддерживал голову Лоллы, в правой держал у шеи девушки блестящее острие…

Голос Ахмед-бей звучал громче и выше:

— Брама, Вишну… — возгласил он.

— Сива…

Поль вздрогнул и застыл…

— Си…

Короткое движение… острие быстро вонзилось…

Голос Ахмед-бея сделался повелительным и гремел как гром. И потрясенный Поль увидел, как из полуоткрытых губ Лоллы вылетела белая искра и поднялась, сверкая, над указательным пальцем чародея.

— Брама да будете благословен! — произнес полушепотом доктор. — Душа Лоллы с нами!..

Потрясение Поля было так сильно, что он вскрикнул и повалился назад. Брэд и Франциско поднялись…

— Ложитесь около г-на Сиврака! — сухо приказал доктор.

Оба повиновались. Ахмед-бей лег около Франциско. Над его поднятой левой рукой колебалась и блистала душа Лоллы. Правою рукой он коснулся трех неподвижных тел и властным голосом опять начал заклинание.

За дверью послышался свист. Загораживавшая вход глыба упала под напором извне — и красные меркуриане ввалились толпой.

В одну минуту пять распростертых тел были схвачены и растерзаны на тысячи кусков. Чудовища отнимали их друг у друга, а их хоботы наливались человеческою кровью.

ЧАСТЬ VI
На земле

ГЛАВА I,
где Торпен переходит от изумления к изумлению

В лаборатории доктора Ахмед-бея, в подвальном этаже в дома у парка Монсо, перед мраморным столом стоял человек, скрестив руки; на столе покоилось человеческое тело, обвитое повязками как мумие.

Стоявший человек был в чалме, вышитой золотом и серебром, в короткой куртке и в желтой шелковой юбке, стянутой на боках великолепною кашемирской шалью. Это был Ра-Кобра, управляющий доктора Ахмед-бея.

Ра-Кобра долго смотрел на телесные останки своего хозяина, потом сел на диван, зажег наргиле и стал курить, задумчивый и важный. Огромная лаборатория освещалась единственной электрической лампочкой да и та была завешена со стороны стола черною, шелковою материей.

С тех пор, как доктор Ахмед-бей в присутствии пяти ученых развоплотился чтобы отправиться на Меркурий, Ра-Кобра безотлучно находился в лаборатории. Он и ел, и спал на этом широком мягком диване. Его глаза или были мечтательно устремлены вдаль, или смотрели на труп хозяина, который предохранялся от разложения впрыскиванием особой жидкости, производившимся три раза за день.

Слуга приносил сюда для Pa-Кобры пищу, а этот последний, с присущим индусу спокойствием, терпеливо ожидал возвращения отлетевшей души.

Этот день прошел как всегда, в тишине, созерцании и неподвижности, нарушавшихся лишь шагами приносившего пищу слуги, да теми движениями, которые необходимы для еды, питья и курения.

Часы, висевшие в углу лаборатории под электрической лампочкой, показывали 9 часов 20 минут и Ра-Кобра собирался уже спать, когда необычный звук заставил его быстро подняться. То были пять сухих тресков.

Едва только индус встал, как пять искорок прорезали мрак лаборатории. Они полетели прямо к мраморным столам и остановились, колеблясь, в двух метрах над телом Ахмед-бея.

— Это хозяин! — сказал взволнованно Ра-Кобра.

Он бросился на ковер на колени и опустил голову на вытянутая руки; потом встал, подошел к столу и начал осторожно снимать повязки, обвивавшие члены, туловище, шею, даже голову бездушного тела.

Когда тело было раздето донага, Ра-Кобра приоткрыл ему рот и отошел на три шага.

Тогда одна искорка отделилась от чудесной группы и пропала во рту трупа. Сейчас же почти мертвенная белизна тела окрасилась, открылись глаза, шевельнулась рука и воскресший медленно встал. Ра-Кобра опять простерся на полу.

— Поднимись, верный слуга! — сказал Ахмед-бей.

— Господин! Да будут благословенны Вишну и Сива!..

Не произнося больше ни звука, Ра-Кобра встал, развернул лежавший на другом столе сверток материи и надел на своего господина широкое льняное платье; потом подпоясал его шелковым, вышитым золотом поясом и надел ему на ноги красные кожаные сандалии, подвязав их шелковою лентой.

— Хорошо, Ра-Кобра, — произнес Ахмед-бей. — Я голоден…

Управляющий ударил в гонг. Через две минуты восемь черных слуг внесли накрытый стол.

Ахмед-бей уже сидел на диване. Стол поставили перед ним и доктор принялся есть. Двое слуг под начальствованием Pa-Кобры ему служили.

Пока стол стоял, Ахмед-бей не произнес ни звука. Наконец стол унесли по знаку управляющего; доктор вымыл руки в серебряном тазу, который держал стоявший на коленях невольник, и обратился к управляющему:

— Ра-Кобра, погаси люстры.

Приказание было исполнено и осталась гореть единственная лампочка, служившая ночником.

— Отлично. Теперь сядь около меня на диван и забудь, что я твой господин: помни только, что я считаю тебя достойным быть моим другом. Поговорим, как мы с тобою не раз говорили.

Бесстрастный, но с глазами заблестевшими от явного удовольствия, Ра-Кобра сел рядом с господином. Оба взяли в рот по янтарному концу трубки от зажженного наргиле.

— Кобра! — сказал доктор, — ты читал газеты?

— Да, Ахмед.

— Стало быть тебе известно, кто из людей пропал на звездах…

— На Венере два американца, Артур Брэд и Джонатан Бильд; на Меркурии — француз Поль Сиврак, испанка Лолла Мендес и ее лакей Франциско…

— Так!.. Кобра! Ты видишь эти четыре искры?

— Я их увидал в то же время, как и тебя, Ахмед.

— Считай их от правой стороны к левой: это души Лоллы Мендес, Поля Сиврака, Артура Брэда, Франциско…

— Ты их спас, Ахмед! — воскликнул Ра-Кобра с ноткой торжествующей гордости.

— Спас. Не хватает только души Джонатана Бильда. Этот человек, упрямый как испано-американец, отказался позволить себя развоплотить, потому, видишь ли, что уж очень ему жаль расстаться со своим телом; он клялся всем святым, что при помощи венерианской науки он и так вернется на землю, в своем собственном долговязом и тощем виде… Сверх того, мы с Брэдом запомнили подробности устройства машины, которая позволит нам установить сношения с такой же машиной на Венере, и разговаривать отсюда с Бильдом… Но это еще в будущем… Моя задача не окончена… В сущности, все, что я сделал до сих пор, не представляло трудностей. Трудная работа, Ра-Кобра, начинается только теперь.

— Как! — воскликнул Ра-Кобра, видимо удивленный, что на свете может быть для доктора что-нибудь трудное.

— Ну, да! Мне теперь нужно будет дать каждой душе тело. Понимаешь. Ра-Кобра?

Надо подыскать такое тело для каждой души, чтобы оно подходило к ее характеру, и чтобы оно как можно ближе было похоже на прежнее тело… Так вот! Кобра! Где найти четыре тела, которые понравятся Лолле Мендес, Полю Сивраку, Брэду и Франциско, когда их души воплотятся?..

Ра-Кобра находился в затруднении. Его глаза блуждали от бесстрастного лица доктора к четырем звездочкам, блестевшим неподвижно в воздухе, на высоте двух метров над мраморным столом…

— Действительно, — произнес он, — это нелегко…

— Надо сначала найти четыре подходящих трупа, один из них женский.

— Да.

— Хорошо бы, чтобы у этих четырех трупов не было родни между живыми.

— Да, — подтвердил Ра-Кобра: — родня создаст осложнения…

— Надо еще многое другое…

Доктор задумался. Тишина повисла над этими двумя людьми. Они держали в зубах янтарные мундштуки трубок от наргиле и пускали клубы ароматного дыма, который расплывался высоко под потолком.

Вдруг Ра-Кобра уронил свой мундштук и воскликнул, подняв руки к небу:

— Ах, господин, господин! Как же вы не придумали этого первый?

— Что такое, Кобра?

— Господин, андропластия!..

Ахмед-бей приподнял брови.

— Правда, — пробормотал он: — а ведь это совсем просто… Андропластия. Совершенно верно, ты прав, Кобра. Но как это мне не пришло в голову?

— Ахмед! Ваша душа еще не совсем пришла в себя после необыкновенных приключений! Она еще не вернула свою обычную ясность, свои гений, господин!..

Ра-Кобра старался смягчить эти несколько смелые слова нежной интонацией голоса.

Но Ахмед-бей встал и взял своего управляющего за руки.

— Молодец Кобра! Ты достоин моего доверия и дружбы!

Затем переменил тон.

— Конечно, андропластия устранит всякую серьезную трудность. Надо будет только найти четыре тела, одно женское, чтобы они были физически пропорциональны, здоровы, без недостатков, с неповрежденными органами!.. Задохнувшиеся были бы всего удобнее для удачного перевоплощения… Который час, Кобра?

— Семь часов вечера, господин.

— Пусть мне принесут в библиотеку все вечерние газеты. Пошли секретаря к г-ну Торпену, префекту полиции, и напиши ему от себя следующую записку: «Господин вернулся, он ждет вас одного, сейчас. Можете ли вы приехать?» Как только г-н Торпен явится, ты сам введешь его. Ступай!

Потом доктор подошел к столу, над которым все еще плавали четыре звездочки, поднял руки и произнес несколько таинственных слов. Звездочки поднялись к потолку и повисли там неподвижно, точно бриллианты на невидимой нитке.

Управляющий поклонился и вышел. А доктор отправился в гардеробную и переоделся в современный костюм, в котором он был в день своего развоплощения.

Когда Ахмед-бей поднимался по широкой мраморной лестнице в первый этаж, в нем уже ничто не напоминало чародея: это был тот холодный, бесстрастный доктор, каким его знали все друзья.

Библиотека Ахмед-бея помещалась в просторной комнате, выходившей в парк Монсо огромным окном, от пола до потолка. Стены были увешаны полками с книгами в богатых переплетах. Посредине одной стены висела громаднейшая карта, к которой нужно было подниматься по лестнице с перилами. Вокруг стен расставлены были глубокие диваны и кресла, кое-где стояли столы с письменными принадлежностями.

Ахмед-бей сидел задумчиво в кресле и ждал префекта. Когда слуга принес ему вечерние газеты, он спешно развернул их, пробежал хронику и отметил несколько заметок синим карандашом.

Он доканчивал эту загадочную работу, когда открылась дверь и появился Ра-Кобра.

— Г-н префект полиции, — доложил он.

— Проси.

И доктор встал.

— Дорогой доктор! Вы здесь! С плотью и кровью! Вернулись!

— Да, вернулся, г-н Торпен.

— Одни?

— Нет. Четыре человеческих души, за которыми я отправлялся на планеты, здесь, в моей лаборатории, и подчинены моей воле.

— Возможно ли это?

— Да уж так. Но сядьте же здесь, прошу вас, около меня.

— Вы сказали — четыре души, дорогой доктор. А ведь Сверкающее Колесо унесло пятерых!

— Действительно.

Доктор рассказал о непонятном упорстве Джонатана Бильда, решившего остаться на Венере.

— Впрочем, — заключил он, — это упорство принесет пользу человеческой науке, потому что у нас будет средство разговаривать с Бильдом.

— Доктор, вы шутите!

— Нисколько… Но если вы позволите, мы оставим этот вопрос до вечера… Возьмите это кресло, прошу вас.

Префект сел против доктора.

— Послушайте, — сказал доктор, — я сегодня хотел видеть не ученого спирита Торпена, а префекта полиции Торпена.

— Вы мне расскажете?

— Я расскажу про свое путешествие и вам, и всем вашим друзьям, когда соберутся… Сегодня же я хотел попросить вас помочь мне довести до конца начатое дело..

— И вам понадобился префект полиции? — улыбнулся Торпен.

— Префект полиции, именно. Вот. Мне нужно достать четыре человеческих тела, только что умершие особою смертью, с неповрежденными главными органами. Лучше всего найти бы задохнувшихся или утонувших, недолго пробывших в воде. А в сегодняшней хронике вечерних газета я нашел несколько смертных случаев очень подходящих. Не угодно ли вам взглянуть вот на эти заметки, которые я отчеркнул синим карандашом? Вот молодая женщина, работница, говорят — красавица, сирота, убившая себя угаром, потому что женился ее любовник… Мне нужно бы ее тело, чтобы воплотить душу Лоллы Мендес…

— Так! Так! — бормотал в замешательстве Торпен.

— А вот, — продолжал невозмутимый доктор, — неизвестный молодой человек, катаясь на лодке в Сен-Клу, нечаянно утонул… Его почти сейчас же вытащили. Труп положили у трактирщика на берегу, чтобы опознать… В карманах не найдено никаких документов. Этот труп мне нужен, чтобы воплотить душу Поля Сиврака.

— Это можно, очень можно, — шептал Торпен.

— Возьмите теперь вот эту газету, — сказал доктор с чуть заметною лукавою улыбкой. — Вот посмотрите! Итальянец, рабочий, не имеющий во Франции родни, вследствие безработицы зашел вчера в меблированные комнаты Планша и покончил с собою очень странно. Утром его нашли висящим на гвозде под потолком, в коридоре, с газовым рожком во рту. Приглашенный сейчас же врач установил, что смерть произошла не от повешения, а от удушения светильным газом. Тело перевезено в госпиталь Биша, а вскрытие будет только завтра. Я думаю, в него всего удобнее было бы вселить душу Франциско.

— Да, да, — бормотал Торпен, стараясь овладеть собою. — Да, да… Итальянец… Франциско — испанец… Очень, очень подходит…

— Благодарю, — сказал с тонкой усмешкой доктор. — Теперь мне остается только пристроить душу Артура Брэда. Для него я кажется тоже нашел подходящее… В одной из этих газет я прочитал подробности странного дела, которое вот уже пять дней волнует весь Париж.

— Дело в гостинице Фультон?

— Вы мне позволите резюмировать то, что я прочел?

— Я это дело знаю в подробностях, но не отказался бы услышать ваше резюме.

— Так вот. Шесть дней тому назад, в 7 часов вечера, один англичанин, толстый и короткий, — великолепный для Брэда, не правда ли?..

— Почему? — спросил префект.

— Потому что Брэд толстый и короткий.

— Аа!..

— Ну, так повторяю. Шесть дней назад, в 7 часов вечера, один англичанин с вокзала подъехал к гостинице на улице Мира. Спросил большую комнату и велел перенести туда из экипажа пять тяжелых чемоданов. Персонал гостиницы заметил на нем великолепные часы, с толстой золотой цепочкой, массивные перстни с бриллиантами, драгоценную булавку в галстуке. Он заказал дорогой обед с шампанским и послал купить ящик самых лучших сигар из специального склада близ Оперы. На уплату дал тысячефранковый билет и подарил слуге целый луи на чай. Словом, этот англичанин показался служащим гостиницы колоссальным богачом. Любопытная прислуга посмотрела в книгу для приезжающих, где он расписался: Эдуард Пинтинг, Претория. Верно это?

— Совершенно верно.

— И вот на другое утро г-н Пинтинг не вышел из своего номера. Не появился и в полдень. В 4 часа начали беспокоиться. В 5 часов управляющий гостиницы тщетно стучался в номер. В 5 с четвертью позвали полицию и выломали дверь. Англичанина нашли лежащим на постели в одной рубашке и мертвым. Врач определил смерть от хлороформа. Золотая цепочка, часы, бриллианты, портфель вероятно набитый деньгами — все исчезло. На ковре валялись раскрытые пустые чемоданы. Наконец окно, выходящее на улицу Мира, было открыто, и на подоконнике заметили стертую полосу, как будто от трения веревки. Вот и все.

— Это все, что узнали, действительно, — сказал Торпен. — Дознание ничего не выяснило. Из Претории нам сообщили каблированной депешей, что никакого Эдуарда Пинтинга там не знали. На чемоданах были наклеены багажные билеты из Гавра; а в Гавре разыскали только чиновника, который отправлял чемоданы в Париж… И больше ничего.

— Хорошо! — сказал доктор. — Теперь слушайте меня.

— Я вас слушаю! — вытянул голову Торпен.

— Уголовная сторона дела меня не касается. Да и мне сдается, что вы никогда не поймаете таинственного убийцу, потому что у вас нет никаких следов. Но дело не в том.

Меня вот что занимает: что труп Эдуарда Пинтинга великолепно подходит для Артура Брэда. Господин Торпен, дайте мне этот труп.

— Да Господи! — привскочил префект, — он же не принадлежит мне!

— Я это знаю.

— Он в морге; его там сохраняют от разложения, пока дело выяснится…

— Очевидно.

— Мне совершенно невозможно взять этот труп из Морга.

— Хорошо!

— Я чрезвычайно огорчен, дорогой доктор!

— Не огорчайтесь! Сказавши «дайте мне этот труп», я не точно выразился. Я хотел сказать: «предоставьте мне его взять».

— Гм!

— Да, предоставьте мне его взять!

— Как вы возьмете?

— Это уж мое дело.

— Вы подвергаете себя…

— И чему? А мое вмешательство будет иметь два хороших следствия.

— Какие?

— Во-первых, оно даст душе Брэда подходящее тело.

— А потом?

— А потом — окажет хорошую услугу французской полиции. Ведь газеты над вами смеются, г-н Торпен! А я заставлю газеты замолчать.

— Каким образом?

— Да самым простым. Эдуард Пинтинг, воскреснув, объявит, что он только спал — ему должны будут поверить — и что это было сделано ради научного опыта. Он принесет полиции извинение за причиненные хлопоты и пожертвует 20 тысяч франков парижским бедным…

— Но это безумие!..

— Нет. Очевидности должны будут поверить, потому что сам предполагаемый мертвец будет говорить. Итак, вы мне предоставляете свободу действия?

— Не знаю, как бы…

— Что, боитесь?

— Ничего не боюсь! Делайте как знаете, тем более, что ваши действия никому не повредят…

— Великолепно! — воскликнул доктор.

— Дорогой г-н Торпен, — сказал он вставши, — прошу вас, сделайте все необходимое, чтобы трупы задохнувшейся работницы, утонувшего молодого человека и повесившегося итальянца были перевезены сегодня же ночью в Благотворительный Госпиталь, а уж я возьму на себя, привезти их сюда.

— Хорошо!

— А чтобы отблагодарить вас, я одного вас приглашу на перевоплощение Брэда.

— Когда?

— Завтра ночью.

— Где?

— Да в Морге же!

— Я буду там.

— А что касается перевоплощения Лоллы Мендес, Поля Сиврака и Франциско, я произведу его в будущую ночь, в присутствии вас и наших постоянных друзей.

— Хорошо! Итак, доктор, я вас покидаю.

Торпен встал.

— До завтра, в полдень, в Морге.

— Непременно.

Префект направился к двери, доктор шел следом. На пороге он остановился и обернулся.

— Однако, доктор, — сказал он, — мне приходит в голову одно возражение.

— Говорите его.

— Эти души, которых вы будете перевоплощать… Лолла Мендес, Франциско, Сиврак, Брэд…

— Ну?

— У них есть родные… знакомые… И они вдруг явятся в другом виде… Их не захотят признать…

— Вы забыли андропластию? — спокойно спросил доктор.

— Андропластию? — смешался Торпен.

— Ну, да. Ранопластию же вы знаете…

— Ну, конечно. Это хирургическая операция, имеющая целью исправить попорченный нос.

— Верно. Слово происходит от греческого rhis, inos, нос, и plastos — форма. А теперь расчлените слово андропластия. Вы увидите, что оно тоже происходит от греческого: Aner, andros, человек, и plastos — форма. Андропластия — это значит хирургическая операция, имеющая целью восстановить или исправить черты лица: ведь лицо — это человек.

— Так стало быть… что же? — бормотал, уже испуганный, Торпен.

— Так вот, я занимаюсь андропластией, дорогой мой. Меня обучил ей в храмах Индии, где делают тела и вкладывают в них души. Вы понимаете, что мне легко будет достать фотографии Лоллы Мендес, Поля Сиврака, Артура Брэда и даже Франциско… Я приделаю каждому, на новом теле голову, похожую на прежнюю, вот и все. Тут все дело в ловкости, терпении и времени. Итак, решено: я рассчитываю, что мои три трупа к полуночи будут в госпитале…

— Да, да… Наверно…

— И что вы будете в Морге завтра в полдень.

— В Морге, ровно в полдень…

И пораженный префект полиции вышел из дома Ахмед-бея.

ГЛАВА II,
повествующая о том, театром какого невероятного происшествия был Морг

На другой день, в полдень без 10 минут Торпен вошел в швейцарскую Морга. Швейцар узнал префекта и провел его в канцелярию, рядом с залом выставки трупов.

— В 12 часов, — сказал Торпен, знавший точность Ахмед-бея, — сюда приедет один господин. Он высокого роста, сухощавый, брюнет, без усов и бороды. Введите его сейчас же сюда.

Швейцар взял под козырек по-военному и повернулся кругом. Он пошел и встал у подъезда Морга. С первым ударом 12-ти часов подкатил автомобиль и из него вышел человек, которого швейцар узнал по описанию префекта.

Спустя две минуты доктор Ахмед-бей пожимал руку префекту полиции.

— Ну-с? — спросил Торпен, — три трупа у вас? Вы удовлетворены?

— Весьма удовлетворен, — отвечал доктор. — Молодая работница очень хорошенькая, редко встретишь такое красивое тело. Душа Лоллы Мендес ничего не потеряет от перемены. Утонувший — крепкий и мускулистый малый, но стройный. Поль Сиврак будет очень доволен. Ну, что касается итальянца, его немножко безобразят косой шрам на лбу; однако Франциско все же будет в выигрыше от перевоплощения, потому что, насколько я помню, в прежнем виде он не мог похвастаться грацией. Значит все идет хорошо. Мы одни?

— Да.

— Эта канцелярия сообщается с залой выставки трупов?

— Вот через эту самую дверь, — отвечал Торпен, указывая на выкрашенную темно-желтой краской дверь.

— Хорошо, Вы позволите? Я сейчас закрою окно и отворю дверь, чтобы сюда проникал только слабый свет.

— Делайте.

Доктор закрыл окно и ставни, опустил занавески. Стало темно, и Торпен увидал над головой Ахмед-бея колеблющуюся искру.

— Вы смотрите на душу Артура Брэда? — спросил доктор.

— Да, доктор.

— Так я вас на минутку оставлю с нею одного. Пойду взглянуть на труп Эдуарда Пинтинга.

Чародей произнес два таинственных слова и вышел в дверь, через которую вошел. Но искра не последовала за ним: она висела в воздухе, неподвижная и блестящая.

А Торпен, пораженный удивлением, шептал:

— Каким страшным могуществом обладает Ахмед-бей! Надо благодарить Бога, что этому человеку не дано злых инстинктов!

А доктор между тем прошел в коридор, куда допускается публика; из этого коридора, через окна, огороженные решеткой, виден зал, где на широком наклонном помосте лежат рядами трупы; охлаждающие аппараты держат их в замороженном виде, чтобы дольше сохранить.

В этот час обеденного перерыва в мастерских коридор был наполнен толпой; здесь были рабочие, чиновники, бродяги; их всех особенно тянуло посмотреть на англичанина, о котором целую неделю кричали газеты.

Доктор стал в хвосте толпы и терпеливо подвигался шаг за шагом к окну. На помосте лежало пять трупов. Доктор мельком взглянул на двух первых, но на третьем остановился и облокотился на решетку.

Тело Эдуарда Пинтинга казалось спящим. Он был толстый, небольшого роста, с выпяченным животом, с огромными ступнями; одет в серый клетчатый костюм, с отложным накрахмаленным воротником, в красном галстуке; если бы не характерная бледность лба и щек и не заостренный нос, то это спокойное лицо казалось бы совсем живым.

Около неподвижного доктора толпа мужчин и женщин толкалась, заглядывала в окна, чесала языки о покойниках, обменивалась плоскими замечаниями и глупыми остротами или шепталась со страхом; в коридоре стоял непрерывный шум двигающейся и разговаривающей в полголоса массы.

— Великолепно! — тихо сказал доктор.

И бросив на труп последний взгляд, оглядев толпу с улыбкой холодной иронии, Ахмед-бей вернулся к Торпену.

На том месте, которое только что оставил доктор, стали молодой человек и девушка; они облокотились на решетку и не обращали ни малейшего внимания на теснившую толпу, выражавшую неудовольствие, что они заслоняют окно. Они держались за руки и оба сияли тою особенною радостью, какая оживляет лица французского студента и его подруги-работницы в первые дни их поэтической близости.

— Посмотри, — сказала молодая девушка, у которой на пышных белокурых волосах задорно сидела шляпка с огромными вишнями, — посмотри-ка Фернанд, ведь это тот самый, которого убил хлороформ?

— Да, моя цыпка, — отвечал с улыбкой молодой человек.

— Как странно! — продолжала девушка, — он совсем не похож на мертвого! Не заметно, чтобы он мучился. Как спокойно лежит голова!.. Это очень удобное средство — хлороформ! Правда?

— Да, да… поднесешь пузырек к носу, или намочишь платок — и готово!

— Когда ты меня разлюбишь, я куплю хлороформу…

— Тебе не продадут!

— Почему это?..

И девушка кокетливо повернула головку к своему другу.

— Что такое!? — вскрикнул он, — ты видела?..

— Что?

— Точно электрическая искра пролетела сейчас… Над головой англичанина…

— Глупости!

— Я тебе говорю, что так!

— Правда, — сказал какой-то солидный мужчина, стоявший около студента, — я тоже видел искру…

— Где это? Где это?

И толпа остановилась, полезла к окну. Прижатые к решетке, студент со своею подругой и солидный господин сопротивлялись напору и смотрели на труп англичанина.

Вдруг девушка пронзительно вскрикнула и отшатнулась.

— Губы! Губы! Смотрите!.. вон… вон…

— Что?.. Где?.. В самом деле!..

— А теперь глаза!.. Глаза!..

Бледная, трясущаяся от ужаса, девушка приросла к решетке, не в силах двинуться.

Сзади нее толпа росла, шумела…

— Открываются! — вскрикнул солидный господин. Он повернулся и хотел бежать, но толпа его опять прижала к решетке.

— Ай! Ай! — кричала девушка, раздирающим голосом, — он встает!!..

Долгий крик ужаса пронесся под сводами перистиля… Те, кто видел вставший труп, хотели бежать и сталкивались с теми, кто спешил снаружи и еще не видал. Слышались безумные крики, расточаемые удары, истеричные рыдания. Девушка опустилась без чувств на пол; ее давили ногами, а зрители ее оттеснили в сторону. Солидный господин, точно сломанный пополам, перевесился животом через решетку и от страха не мог сдвинуться. Паника охватила толпу.

И тем любопытным, что не отвернулись от решетки, пришлось видеть кровь леденящее зрелище…

Труп англичанина, перед которым продефилировал весь Париж, который целых шесть дней лежал на замороженном помосте Морга, — этот самый труп пошевелил губами, открыл глаз и двинул ногой… Потом медленно встал…

Он уселся на краю помоста и обвел вокруг испуганными глазами… Правою рукой он касался соседнего покойника… И снова обвел взглядом… Потом его глаза, расширенные от недоумения, от невыразимого волнения, остановились на толпе за стеклом; там были искаженные, зеленые от ужаса лица, конвульсивно бившиеся тела, смешение ног, рук и голов…

А воскресший труп смотрел на все это неподвижным взором, когда позади него раздался повелительным голос:

— Артур Брэд!

Тогда он вдруг принял решение. Спрыгнул на пол, повернулся спиною к ошалевшей толпе, обошел помост и ушел в открытую дверь. Ахмед-бей сейчас же закрыл ее.

— Господин Торпен, — сказал Ахмед-бей, — позвольте представить вам Артура Брэда в новой телесной оболочке.

Бледный как мел, префект полиции поклонился.

— Господин Брэд, я доктор Ахмед-бей, которого вы знали на Венере и на Меркурии в различных видах.

— Весьма рад узнать вас таким! — ответил Брэд с заметным английским акцентом.

— Как вы чувствуете себя?

— Довольно хорошо, — сказал Брэд, оглядывая себя от ног до усов. — Но мне холодно и хочется есть.

— Это меня не удивляет, — заметил Торпен, уже вернувший присутствие духа. — Вы были пять дней под действием охлаждающих аппаратов и ничего не кушали за это время.

— Где Поль Сиврак, Лолла Мендес и Франциско?

— У меня, — сказал доктор. — Они еще не воплотились. Вы будете присутствовать на…

— Хорошо, хорошо, — прервал Артур Брэд.

Беспокойная складка появилась у него на лбу. Он осмотрелся кругом и открыл было рот, чтобы говорить, но запнулся.

— Что вы? — спросил Торпен.

— Вы найдете это ребячеством, но… я хотел бы увидать свое лицо… Это до некоторой степени важно… Нет ли здесь зеркала?

— Вы его найдете у меня, — сказал засмеявшись доктор. — Но вы напрасно беспокоитесь. Я вам переделаю ваше лицо так, что оно будет вточности похоже на прежнее, если конечно вы желаете этого сходства.

— Нет! Это все равно!.. У меня нет семьи, а если знакомые найдут, что я переменился — пустяки! Но мне не хотелось бы быть уж очень безобразным, вы понимаете!..

Все трое захохотали.

— Господин Торпен, вы нас не проводите ли? — спросил доктор.

— Нет! Я должен остаться здесь, чтобы выполнить некоторые формальности по случаю неожиданного воскресения г-на Эдуарда Пинтинга.

— Эдуарда Пинтинга? — удивленно поднял брови Брэд.

— Да, это имя того тела, которым вы сейчас пользуетесь, г-н Брэд. Доктор вам расскажет… А я, как только кончу формальности, буду у вас, доктор, чтобы попросить вас и г-на Брэда подписать одну бумагу… Кстати мы составим заметку для помещения в газетах… Только не давайте себя интервьюировать!

— Будьте покойны, дорогой мой друг, — ответил доктор. — Мой автомобиль стоит в двух шагах и шофер мой ловок… Мы убежим от журналистов, если они здесь… Ну, пока до свидания!

— До свидания!

— Господин Брэд, — предложил Ахмед-бей, — поедемте завтракать.

— Я с удовольствием, доктор.

Пожавши руку Торпену, оба вышли из канцелярии. В швейцарской они были остановлены полицейским офицером с несколькими городовыми. Коридор уже был очищен от публики и толпа теснилась на тротуаре. При виде Эдуарда Пинтинга городовой, стоявший около офицера, отскочил назад и закричал:

— Караул!.. Это он!..

— Господин офицер, — сказал доктор, — префект полиции ждет вас в канцелярии. Потрудитесь дать мне четырех человек, чтобы освободить автомобиль. Мы спешим.

Это было сказано так внушительно, что офицер повиновался. Он отдал приказание старшему городовому и скрылся в канцелярии. Старший городовой очистил шоссе перед автомобилем. Машина пустилась полным ходом и скоро исчезла за углом.

ГЛАВА III,
в которой доктор Ахмед-бей выполняет свои фантастические обещания

На другой день после описанной сцены в Морге, по улицам города бегали тысяча разносчиков и продавали вечерний выпуск «Вселенной» — парижского издания. На первой странице газеты была напечатана сенсационная статья:

"Тайна гостиницы Фультон.

Эдуард Пинтинг воскрес!.. — Он был только усыплен… — «Это просто был опыт», — сказал он. — Он знает, где его бриллианты и драгоценности. — Он дает 20 000 франков бедным Парижа! «Дело разъяснено», заключил г-н префект полиции.

Дальше следовало длинное описание подробностей воскресения в таком духе, как хотелось доктору Ахмед-бею.

А в рубрике «Последних Известий», под заголовком «Еще одна тайна отеля Фультон», напечатана была следующая заметка:

«Нам сообщают, что загадочно воскресший г-н Эдуард Пинтинг — близкий друг доктора Ахмед-бея, который известен всему миру своими выдающимися познаниями и компетентностью в области так называемые сверхъестественных явлений. Этим самым многое объясняется!

Из Морга г-н Ахмед-бей, присутствовавший при „воскресении“, отправился вместе с г-м Эдуардом Пинтингом в свой дом у парка Монсо. Знаменитый доктор и загадочно воскресший решительно отказались от интервью.

Тем не менее, г-н Ахмед-бей любезно обещал нам, что через насколько недель он сам даст прессе объяснение тайны, чтобы пресса сообщила это объяснение всему миру.

Остается значит только ждать. Подождем…»

Статья первой страницы и заметка в «Последних Известиях» были перепечатаны всеми вечерними парижскими газетами, а на другой день — газетами всего мира…

А в эту ночь, когда токи телефонных, телеграфных и трансатлантических проводов не прерывались ни на минуту, когда станции беспроволочного телеграфа работали без передышки, — в эту ночь в доме у доктора Ахмед-бея происходила сцена, может быть самая поразительная из всех этих событий.

В полночь в лаборатории сидели на диванах пять лиц, бывших свидетелями развоплощения доктора Ахмед-бея: это были Торпен, знаменитый астроном Брюлярьон, аббат Норма, доктор Паен и Марсиаль.

Их ввел Ра-Кобра и вышел, объявив, что его господин скоро явится.

С нетерпением ждали они, потому что никто из них, кроме Торпена, еще не видел доктора. Даже о его возвращении на землю они узнали только из сообщений вечерних газет о том, что Ахмед-бей присутствовал в Морге при воскресении.

Волнение было таково, что никто не мог говорить.

Перед ними, в ярком свете люстр, лежали на мраморных столах три тела. Одно из них было тело красавицы, одетой в белый шелковый пеньюар, обутой в красные туфельки; у нее было дорогое коралловое ожерелье и роскошные черные волосы, кокетливо причесанные.

На другом столе лежали рядом два мужских трупа: один в сюртуке, другой в синей пиджачной паре. Оба тщательно выбритые; только первый был с усами.

Открылась дверь лаборатории и послышался голос Ахмед-бея:

— Заходите же, капитан, заходите, и не удивляйтесь ничему!

— Хорошо, хорошо, доктор. Я нагляделся столько удивительных вещей, что…

И «капитан», сказавший это с сильным испанским акцентом, показался в освещенной лаборатории.

Ахмед-бей вошел следом за ним, взял его фамильярно за руку и подвел к гостям, поднявшимся с диванов.

— Господа, позвольте вам представить капитана Хозе Мендес, отца m-lle Лоллы, душу которой я перенес с планеты Меркурий!

Потом доктор представил капитану каждого из ученых и прибавил:

— Вчера я звонил по телефону в Барселону, в генеральный штаб, где служит капитан… Я переговорил с ним всего несколько слов, но этого было достаточно, чтобы капитан сейчас же сел на поезд. Два часа тому назад он приехал сюда. Я сейчас посвящал его в курс моих действий, прошедших и будущих. Вот почему я немного запоздал…

Гости поклонились и сели. А капитан, бледнее, чем трупы на столах и с трясущимися руками, поместился около Торпена.

Только тогда решились заговорить Брюлярьон, Марсиаль, аббат Норма и Паен. Они открыли рты разом и сказали:

— Но, доктор…

Но заметив, что говорят все вместе, закрыли рты и замолчали.

— Господа! — начал улыбаясь Ахмед-бей, — не расспрашивайте меня. Позже я вам расскажу о своих приключениях. Вы видели, как из моего тела вышла душа и убедились, я уверен, что оно стало трупом. Теперь оно опять перед вами живое. Удовольствуйтесь пока этим и присутствуйте молча при чудесах, которые сейчас произойдут у вас перед глазами. Вы будете и свидетелями, и контролерами, а свидетельство ваше понадобится, когда я сочту нужным открыть обществу мое могущество.

Пять человек кивнули головой.

— Капитан! — сказал Ахмед-бей изменившимся голосом, — пересильте свое волнение и посмотрите поближе на труп молодой девушки.

Хозе Мендес встал и с исказившимся лицом, но твердо и холодно, подошел к столу. Убитым взглядом смотрел он на застывшее лицо покойницы.

— В это тело вы хотите ввести душу моей Лоллы?

— Да.

— Если я заставлю молчать свое отцовское чувство, то соглашусь, что это прелестная молодая девица… Даже лучше, чем была моя, хотя ее красота славилась в Барселоне… Но только эти глаза — должно быть они черные — у них будет взгляд моей Лоллы?

— Будет, капитан, потому что взгляд — выражение души.

— И на этих губах будет ее улыбка?

— Вы сами увидите, — отвечал доктор. — Впрочем, вы знаете, что с помощью андропластии, о которой я вам рассказывал, можно будет изменить лицо и сделать его совершенно таким, как у вашей дочери… Но эта операция долга и трудна и довольно мучительная. Я ее сделаю только в таком случае, если душа Лоллы через эти уста сама выразит желание и если вы дадите форменное согласие.

— Чего захочет Лолла, — просто сказал капитан, — того и я захочу…

В то время, как Хозе Мендес садился на место, отворилась дверь и показался толстый силуэт.

— Господа! — обратился Ахмед-бей, — рекомендую вам Артура Брэда под видом Эдуарда Пинтинга!

При этих словах любопытство заставило вскочить с мест Брюлярьона, Марсиаля, аббата Норма и Паена; только Торпен сидел и улыбался.

Артур Брэд спокойно вошел. Четыре ученых, вместе с Хозе Мендес смотрели во все глаза на этого человека, который был унесен Сверкающим Колесом, первоначальное тело которого погребено на планете Венера, а настоящее тело еще несколько часов назад было трупом загадочно убитого англичанина! От такой ассоциации идей многие сошли бы с ума. Но наши ученые были не из тех, кого можно поразить делами или словами. Они попросту пожали руку Артуру Брэду. Капитан же опять сел: он больше думал о дочери.

— Теперь, господа, — сказал Ахмед-бей после того, как все заняли места против мраморных столов, — попрошу вас наблюдать и не разговаривать.

Он пошел в гардеробную и вышел оттуда в длинной белой одежде; проходя мимо колонны, повернул пуговку; люстры погасли, только над столами светила электрическая лампочка с зеленым стеклом.

Ахмед-бей поднял руку к своду; три белых искры спустились и остановились на высоте метра над тремя трупами.

Взволнованный капитан Мендес поднялся, сделал шаг вперед и стал неподвижно, не спуская глаз с искры, колеблющейся над трупом девушки.

Ахмед-бей начал заклинание и пассы; голос его все возвышался и замер в долгом раздирающем крике. Тогда искра блеснула ярче, перелетела, покачалась с секунду над губами покойницы и вдруг исчезла.

Все привстали с диванов, тяжело дыша. Стало видно, как бледное молодое лицо порозовело, грудь тихо поднялась и опустилась…

— Лолла! — заговорил прерывающимся голосом капитан. — Лолла Мендес, слышите вы меня?

— Слышу… — вздохнула девушка.

— Лолла! — перебил доктор, — помните вы о планете Меркурий?

— Помню… О!.. Какой ужас!..

И страдание исказило прекрасное лицо.

— Лолла! — опять сказал доктор. — Я пожелал, чтобы ваша душа вернулась на землю…

— Разве это возможно?.. — простонала спящая.

— Это совершилось! Вы теперь спите, сейчас вы проснетесь. Но у вас будут лицо и тело не те, какие были прежде.

— Ах! — вздохнула спящая. — Как это может быть?

— Все вам будет объяснено… Ну, слушайте меня хорошенько!

— Я слушаю..

— Вы увидите перед собою, проснувшись, капитана Хозе Мендес.

— Отца!..

Сдавленное рыдание послышалось в торжественной тишине, наступившей за восклицанием молодой девушки: капитан Хозе Мендес плакал.

— Да, вашего отца, — продолжал Ахмед-бей.

Помолчав, он прибавил:

— А теперь, Лолла, я вам приказываю помнить все, что я вам сказал.

— Я буду помнить.

— Хорошо. Сейчас я вас разбужу.

Повернувшись к присутствующим, он заметил шепотом:

— Я теперь уверен, что волнение, когда она проснется, не причинит ей никакого вреда.

Протянув руки, он стал делать магические пассы. Лолла Мендес открыла глаза, расширенные, изумленные, полные еще загробной тайны.

— Встаньте, Лолла! — мягко приказал Ахмед-бей.

Молодая девушка села на край стола и обвела всех нерешительным взглядом.

— Лолла! Лолла! — закричал капитан.

Воскресшая спрыгнула на пол и в слезах бросилась к отцу.

Пока они обнимались, переживая точно сон, Ахмед-бей тихонько отвел их к выходу на мраморную лестницу. Там ждали Ра-Кобра и двое слуг. По приказанию хозяина они почтительно проводили отца с дочерью вверх по лестнице и ввели в маленькую комнату. Там их оставили одних, для того чтобы капитан, наученный Ахмед-беем, осторожно объяснил ей, каким рядом чудес она очутилась на земле и в чужом теле.

ГЛАВА IV,
которая и без андропластии заканчивается долгожданною свадьбой

Когда прошло первое возбуждение, то по знаку доктора Торпен с друзьями и Артур Брэд опять уселись на диванах.

И тут же Ахмед-бей воплотил душу Поля Сиврака в тело, одетое в сюртук, а душу Франциско — в другое, одетое в пиджачную пару.

Зрители этой невероятной сцены находились в неописуемом состоянии духа: разум отказывался верить реальности факта, а чувства не позволяли сомневаться. В конце концов разуму пришлось склониться перед очевидностью, когда Поль Сиврак и Франциско заговорили!

Несколько минут было достаточно Полю и Франциско, чтобы отдать себе отчет в случившемся. Они припомнили свое развоплощение на Меркурии и были весьма довольны, когда Ахмед-бей, представив их, рассказал в нескольких словах, откуда взялись их теперешние тела и тело Артура Брэда; рассказал также о трогательном перевоплощении Лоллы.

Он закончил так:

— Я выбрал самые лучшие «рубища», какие только мог, и для вас, г-н Сиврак, и для вас, Франциско. Но если вам ваши новые лица не нравятся, я вам переделаю их на прежний лад.

— Как? — спросил Поль Сиврак.

Доктор объяснил операцию андропластии.

— Нет! — сказал Поль. — Я достаточно нагляделся необыкновенных вещей. Мне хочется пережить мою простую жизнь человека так, как все живут. Вся семья моя состоит из брата и сестры: я им расскажу все, а они меня и в новом виде будут любить так же, как любили в прежнем… Впрочем, однако есть одна особа, которой лучше решить этот вопрос: если мое лицо ей не нравится, тогда надо будет обратиться к андропластии, доктор… Нет-ли у вас здесь зеркала? Я бы с удовольствием познакомился с самим собою… прежде, чем просить вас представить меня госпоже Мендес.

Доктор, засмеявшись, отвел Сиврака в гардеробную и оставил там.

— А вы, Франциско? — спросил он, когда вошел.

— Я, сударь, прежде был такой страшный, что всякая перемена мне на пользу. Я оставлю себе новое лицо, какое бы оно ни было… А насчет тела, — я вижу, что оно лучше сделано, чем то, которое мне дала бедная мать… Мускулы, может, и не так крепки, ну, да хорошая пища и работа поправят дело… Меркурий — плохое житье для испанца и для христианина… А вот, если не обеспокою, нельзя ли мне взглянуть на капитана и на сеньориту? Сеньората-то такая же красивая осталась, как прежде?

— Кажется, что да, Франциско. Впрочем, вы сами увидите…

В это время из гардеробной показался Поль.

— Ну, что, господин Сиврак, — спросил Ахмед-бей, — нравится вам ваш портрет?

— Он мне нравится, доктор, большое вам спасибо. Только я сбрею усы и иначе остригусь…

— Значит не нужно андропластии?

— Нет, совсем не нужно!

— И Франциско не желает ее.

— Да и резонно. Он очень хорош в новой коже. Но лучше всех нас, разумеется, Артур Брэд.

— Жаль, что Бильда здесь нет, — сказал Брэд. — Он бы теперь не стал упрямиться… Однако, доктор, хотя я сытно позавтракал, и пообедал, а все-таки голоден.

— И я тоже! — сказал Поль.

— И я! — повторил Франциско.

— Господа, ведь только 4 часа утра, — сказал Ахмед-бей. — В этот час можно разве только ужинать.

При этих словах дверь открылась и Ра-Кобра доложил:

— Кушать подано.

— А что я вам сказал, господа!.. Г-н Сиврак, г-н Брэд, прошу за мною. Вас тоже, Франциско: сегодня вы не денщик капитана Мендеса, а мой гость… А вы, господа (доктор повернулся к остальным), вы знаете дорогу в столовую… А разговорами о науке, об астрономии и приключениях мы займемся за столом.

Все поднялись по лестнице. Наверху Торпен с друзьями повернули в столовую, а Ахмед-бей провел Сиврака, Брэда и Франциско в маленькую комнатку, где сидели капитан с дочерью.

При появлении четырех мужчин Лолла Мендес и ее отец встали с кушетки.

Ахмед-бей взял руки Лоллы и Поля и молча поставил молодых людей друг против друга, под светом люстры.

Была минута молчания, взаимного наблюдения, безумного счастья, сдержанного волнения. Лолла плакала; Поль напрасно старался остановить застилавшие ей глаза слезы. И вдруг, взяв ее за руки, он приблизился и поцеловал ее в лоб самым горячим, самым чистым поцелуем…

Сквозь телесные глаза бессмертные души узнали одна другую.

— Капитан Мендес! — сказал Поль дрожащим голосом отцу Лоллы, — я имею честь просить у вас руки вашей дочери!

— Папа, я согласна, — прошептала Лолла.

Капитан с влажными глазами, подошел к молодым и обнял их.

— Бог вас соединил на небе, — сказал он, — вы будете моими детьми на земле!

— Viva el senor Capitan! — закричал зычный голос.

Все повернулись к двери: там стоял здоровенный детина, рот у него был еще раскрыт после крика.

— Франциско! — вскрикнул капитан.

— Он самый, сеньор, хотя немного в другом виде! А сеньорита сама скажет, хочет ли она, чтобы я ей по-прежнему служил.

— Хочу ли я, Франциско!..

Артур Брэд вышел из угла, где запрятался, пока шли семейные излияния. Толстый, еще толще, чем в Сверкающем Колесе, он поклонился Лолле Мендес, насколько это позволяла его шарообразная фигура.

— Милая барышня, — сказал он, — позвольте мне принести вам пожелание счастья, а вам, мой дорогой Сиврак — мои поздравления.

— Да это Артур Брэд! — воскликнула Лолла.

Она подставила американцу щечку для отеческого поцелуя.

— Жаль, — ворчал он, — жаль, что нет здесь этого балбеса Джонатана Бильда…

— Г-н Брэд, мы об этом поговорим за столом, — сказал доктор.

Он предложил Лолле руку; через несколько минут все гости Ахмед-бея сидели за столом, где грациозно председательствовала хорошенькая Лолла.

В начале говорили мало и ели. Потом доктор, будучи меньше других голоден, рассказал свои приключения, Поль Сиврак рассказал свои, Брэд и Франциско также. Рассказы дополнили друг друга.

— Что касается чисто научных наблюдений, — сказал доктор, — то они составят предмет статьи, которая будет напечатана в научном приложении к «Вселенной» и которую г-н Сиврак и г-н Брэд составят вместе со мною. Этим однако не исчерпывается наша задача. С завтрашнего дня мы с Брэдом и несколькими механиками-практиками предпринимаем постройку машины для сношений с оставшимся на Венере Бильдом. Я буду счастлив, господа, если вы будете содействовать по мере возможности нашим работам… повторяю, наука еще больше, чем мы, нуждается в вашем свидетельстве!..

— Машина, сказали вы? — спросил Брюлярьон.

— Да, машина, совершенно такая же, как та, какою располагает Бильд на Венере… Раз наш аппарат будет построен, мы начнем разговаривать с Бильдом так же, как станция беспроволочного телеграфа на Эйфелевой башне, положим, разговаривает с Бизертой…

— Но земля отстоит от Венеры на 11-16 миллионов лье в те моменты, когда мы можем всего лучше наблюдать планету!..

— Это не имеет никакого значения, и самое имя, которое Бильд и венериане дали своей машине, достаточно может убедить вас в этом.

— Как же они ее называют!?

— Междупланетный радиотелефонограф.

— Я понимаю смысл этого слова, — заметил Брюлярьон, — однако вовсе не представляю себе машины.

— И зачем вам, сеньор доктор, трудиться над машиной? — сказал Франциско. — Вы можете и так слетать на Венеру и назад вернуться…

— Я — да, — ответил Ахмед-бей. — Только я один, да те, кого я пожелал бы взять с собою. Но для науки этого недостаточно, потому что цель науки — служить всему человечеству. Вот это-то и будет делать наша машина. Если я не могу открыть секрета перевоплощения душ, зато мы должны, согласно воле венериан и Бильда, доставить каждому желающему научные — если не материальные — средства построить машину, подобную нашей… И это будет лишь один шаг: Бильд и венериане не сегодня-завтра откроют средство прилетать на землю. Поэтому Бильд и не пожелал развоплотиться.

— У академии наук в перспективе интереснейшие заседания, — сказал аббат Норма.

— А у Парижа на горизонте чудеснейшая свадьба, — добавил Ахмед-бей, глядя на Сиврака и Лоллу, уединившихся в избытке блаженства.

Ужин кончился. Ученые простились и разъехались, унося с собою тайны, которых не могли разглашать до тех пор, пока сам Ахмед-бей не откроет их людям. Лолла Мендес, капитан, Сиврак, Брэд и Франциско отправились в комнаты, которые хозяин велел приготовить им в первом этаже.

На следующий день начинались работы по постройке радиотелефонографа, имевшего целью установить сообщение с миром Венеры и с Джонатаном Бильдом.

ЧАСТЬ VII
Междупланетный радиотелефонограф

ГЛАВА I,
ставящая читателя лицом к лицу с чудесною действительностью

Потребовалось ровно 38 дней, чтобы построить радиотелефонограф. И однако доктор Ахмед-бей сделал все возможное, чтобы работы велись без задержки.

Огромное состояние позволило ему набрать сто лучших механиков; благодаря той же причине завод Крезо, получивший заказ на поставку металлических частей, выполнил этот заказ в течение двух недель, хотя обыкновенному заказчику пришлось бы ждать в двадцать раз дольше.

На Гравельском плато, на просторном открытом участке, построили башню с подвижным куполом; в этой башне должна была помещаться машина. В соседнем сарае складывались машинные части, доставлявшиеся заводом Крезо. С правой стороны от башни возвышались три металлических мачты по 120 метров высотою; на их верхушках помещались аппараты очень похожие не те, какие бывают на станциях беспроволочного телеграфа, только сделаны были из сплава меди, золота и серебра: они имели большую поверхность и образовывали собою как бы опрокинутую проволочную пирамиду.

Как только окончилась установка машины в башне, доктор Ахмед-бей и Артур Брэд подписали следующее приглашение:

«Г……… сим приглашается пожаловать послезавтра, в четверг, в 9 часов вечера, в лабораторию на Гравельском плато, чтобы присутствовать при первом испытании междупланетного радиотелефонографа и при передаче первых сообщений между землей и Венерой. В этот момент Венера (вечерняя звезда) будет близка к точке нижнего соединения и следовательно, на одном из самых коротких расстояний от земли, что должно благоприятствовать опыту».

Приглашение это послали Торпену, Брюлярьону, аббату Норма, доктору Паену, Марсиалю и, кроме того, председателям пяти академий и обеих палат, а также редактору парижского издания «Вселенной».

Тринадцать приглашенных лиц почти одновременно съехались у дверей башни. Франциско встретил их и провел в рабочий кабинет, занимавший весь низ башни; там уже находились капитан Мендес, Лолла и Поль Сиврак, свадьба которых была назначена через пятнадцать дней. Торпен познакомил их. Сейчас же почти явились Ахмед-бей и Артур Брэд, оба в рабочих костюмах; оба вышли прямо из машинного отделения, помещавшегося над кабинетом.

— Господа, — сказал доктор, — прошу пожаловать за мною!

Он открыл дверь, через которую вошел и, пропустив Брэда вперед, поднялся по винтовой лестнице.

Спустя две минуты девятнадцать лиц, считая Франциско, находились в большом круглом зале, с чрезвычайно высоким куполообразным потолком, освещенном четырьмя электрическими шарами.

Семнадцать кресел стояли полукругом у стены.

— Господа, — пригласил Ахмед-бей, указав на кресла, — прошу садиться!

Торпен уже усадил Лоллу и Поля в середине; остальные расселись справа и слева от них; только Ахмед-бей и Артур Брэд остались стоять.

— Вот междупланетный радиотелефонограф, — просто сказал доктор и указал рукою по середине зала какую-то блестящую, огромную, фантастическую вещь.

Машина делилась на два корпуса, отделенных пустым пространством в 2 метра ширины. Она была утверждена на мраморной белой эстраде; со всех сторон к ней вело по три ступени.

Правый корпус машины состоял прежде всего из большого кедрового блестящего ящика, поставленного на другом ящике подлиннее, из черного дерева, а последний уже стоял на мраморе. Из верхнего ящика выходили желтовато-белого цвета проволоки, делали оборот около фарфоровых стержней, торчащих из краев нижнего ящика, потом перекручивались между собою, обвивали другие фарфоровые стержни, стоявшие на втором ящике, и пропадали. Из середины площадки черного дерева поднималась медная колонна в 10 метров высоты, с двумя огромными электромагнитами наверху. Около колонны, на высоте 5 метров, на перекладине из черного дерева висело нечто вроде медного волчка, из которого выходила проволока, защищенная изолирующей оболочкой и исчезавшая в стене. Наконец, под волчком был помещен передающий аппарат телефона.

Даже для ученого механика эта гигантская машина была совершенно непонятна; это и высказал, после пятиминутного молчаливого осмотра, Брюлярьон. Уважаемый директор академии присоединился к его словам важными кивками головы.

Ахмед-бей улыбнулся.

— Между тем, — сказал он, — эта машина, с правой стороны, очень похожа на передающий аппарат Дюкрете, в беспроволочном телеграфе… Всех только сбили с толку ее огромные размеры… Тут еще есть кроме того передающий телефонный аппарат.

— Стало быть, это передающий корпус машины, пожирающей пространство, если смею так выразиться? — спросил Марсиаль.

— Да, — ответил доктор. — А вот это — принимающий корпус.

Он указал на левую часть машины.

Она была не так велика и попроще. На ящике черного дерева были утверждены фарфоровые столбики, поддерживающие катушки электромагнита, коммутаторы и, наконец, полный аппарат телефоннаго приемника; около, в павильоне, помещался фонограф.

— Если не ошибаюсь, — сказал Торпен, — это, в общем, полный аппарат, усовершенствованный и увеличенный, беспроволочного телеграфа в соединении с телефонным аппаратом и с фонографом.

— Совершенно верно! — ответил Ахмед-бей. — Все это земное; единственное почти, что заимствовано у Венеры, — это проволоки из сплава золота и платины; формулу этого сплава дал мне Бильд на Венере; да еще — металлические опилки, употребляемые здесь, — состав их я сообщу в своем мемуаре академии наук. Я же пригласил вас не для того, чтобы читать лекции, а для того, чтобы вы присутствовали при первом сношении, которое мы устанавливаем между землей и Венерой.

Он остановился на минуту, а затем продолжал:

— Так же почти, как в беспроволочном телеграфе, мы будем посылать волны, не герцовские, а световые , волны солнечного света, собранного в этой машине венерианским способом. Мы пошлем эти волны Джонатану Бильду, а он нам пришлет в ответ другие. Способ посылки и получения волн чрезвычайно прост: я буду говорить в этот телефон, а вибрация моего голоса, произведет в машине силу, которая освободит накопленный солнечный свет; она будет освобождать его более или менее интенсивно, смотря по интенсивности вибрации. Эти-то волны, через проволоки и аппараты на верхушках мачты, дойдут до такой же машины на Венере, где Бильд их получит, как и мы получим те, что он нам пошлет. В принимающем корпусе нашей машины световые волны с Венеры превратятся в вибрации, которые приведут в движение механизм телефона, а он, в свою очередь, подействует на фонограф, откуда вы, господа, и услышите ясный голос Джонатана Бильда…

Гостями овладело сильнейшее волнение при мысли об этом чуде на яву: разговор двух людей на расстоянии одиннадцати миллионов лье междупланетного пространства!

Долго молчали.

— Господа! — прервал тишину Ахмед-бей. — Артур Брэд сейчас будет говорить Джонатану Бильду…

Доктор нажал пуговку; электрические шары сразу погасли и башенный купол исчез с металлическим скрипом. Гости подняли головы: в эту чудную весеннюю ночь над ними было усеянное звездами небо…

— Смотрите вверх, — сказал доктор, — вы увидите на небе, как летят световые волны.

Между тем Артур Брэд стоял перед передающим телефонным аппаратом правого корпуса машины.

— Доктор, — сказал он, — дайте призывной сигнала…

Ахмед-бей, державший руку на фарфоровом рычаге, нажал. Рычаг упал. В машине что-то засвистело. Скрипящие искры забороздили темноту круглого зала, и вдруг наверху, в небе, появился ослепительно блестящий зигзаг, побледнел и исчез.

Ахмед-бей смотрел на часы, освещая их крошечным электрическим фонариком, и громко считал:

Десять… двадцать… тридцать. — Раз! Десять… двадцать… тридцать. — Два! Десять… двадцать… тридцать. — Три! Десять… двадцать… тридцать. — Четыре! Господа, Джонатан Бильд получил сигнал!.. Раньше, чем через пять минут, он ответит…

Среди напряженного ожидания вдруг заговорил Констан Брюлярьон:

— А что, если Джонатан Бильд умер?

— Он жив, — холодно ответил доктор.

— Почему вы знаете?

Все молчали. Ахмед-бей так же спокойно ответил:

— Вчера я развоплощался, и моя душа, была у Джонатана Бильда на Венере.

Дрожь пробежала по плечам зрителей, сидевших в темноте. Никто не решился заговорить.

Когда Ахмед-бей указал рукой на небо, все опять подняли головы.

И вдруг светлый зигзаг, еще чуть видный, прорезал небо. Сейчас же он стал яснее, перешел в блеск, и исчез… В ту же секунду засверкали искры и в левом корпусе машины зазвенел электрический звонок.

— Бильд готов, — сказал доктор. — Говорите, Брэд!

И все замерло… Ни звука, ни дыхания не доносилось из ряда кресел в тишине башни, стоявшей перед машинами, которые в темноте напоминали притаившихся апокалиптических чудовищ… А Артур Брэд внятно и раздельно произносил те слова, что должны были пронестись через пустоту небесного пространства, через десять миллионов лье, и отдаться в ушах Джонатана Бильда.

Кусочек неба, видимый из башни, каждую секунду бороздился светлыми зигзагами разной величины и яркости…

Но вот Брэд замолчал.

Пять минут была могильная тишина.

Затем из бесконечности появились другие зигзаги… Искры затрещали в башне, а из фонографа раздались слова:

— Джонатан Бильд и шесть ученых на Венере, — сеньорите Лолле Мендес и вам всем привет!..

ГЛАВА II,
где ждут с замиранием сердца

На этот раз мир был охвачен чувством глубокого изумления, в сравнении с которым пустяками казалась и паника, наведенная Сверкающим Колесом, и удивление от светового письма, полученного тогда же вскоре.

Утром после необыкновенной ночи газета «Вселенная» первая напечатала отчет о заседании в Гравельской лаборатории. В отчете, за подписью астронома Констана Брюлярьона, приводилась полностью беседа земножителя Брэда с венерианином Бильдом.

Вся большая пресса земного шара в тот же день выпустила второе издание, перепечатав чудесные новости из «Вселенной». По телеграфу, телефону, кабелям они целое утро предавались из края в край.

Заволновались обсерватории, ученые общества. Организовались конгрессы, сначала национальные, а потом, необычайно скоро, международный научный конгресс, собравшийся в Париже, в большом зале Трокадеро.

В газетах завязалась полемика. Большая часть крупных органов печати, как «Нью-Йорк Геральд», «Дели Нью», «Таймс», «Новое Время», «Неве Фрейе Прессе» и все французские газеты приняли сторону «Вселенной» и признали действительность междупланетных сообщений. «Космос», «Дели Телеграф», «Ревю де 2 Монд», «Дели Мэль», «Франкфуртская Газета» и почти вся немецкая печать отрицали факты, говорили об американских «утках», о французской пустоте и об английском легковерии.

В этих сварливых газетах Ахмед-бея называли «полоумным спиритом», Брэда, Поля и Франциско — скоморохами, Лоллу — сомнительною девицей, а существование Бильда вовсе отрицали. Что касается Брюлярьона, его с чисто вандальским остроумием окрестили «астрономом для парикмахерских салонов», а Торпен стал «полицейским, убежавшим из Шарантона».

Но «Вселенная» не смущалась. До самого 11 июля, когда Венера должна была пройти между землею и солнцем и когда, по астрономическим причинам, сношение должны были прерваться, она ежедневно печатала отчеты о междупланетных разговорах.

У Бильда там не было особенных приключений. Венера населена была единственною расой, составляющей одну нацию, разделенную на два класса: работников умственного и физического труда. Артистов не имелось: искусство заменялось наукой.

10 июля вечером фельетоны кончились.

На другой день в Париже открылся международный научный конгресс. Ахмед-бей прочел там свой мемуар, почти целиком посвященный междупланетному радиотелефонографу. Он лишь вскользь коснулся перевоплощения душ, сославшись на свидетельство Торпена, Брюлярьона, аббата Норма, Паена и Марсиаля. Все эти лица пользовались в ученом мире такою репутацией ума, честности и здравого смысла, что всякие сомнения были оставлены, даже учеными делегатами Германии.

После открытия конгресса газетная полемика прекратилась и истина была признана. Заботами финансовой и ученой комиссий издана была книга: она содержала полностью мемуар доктора Ахмед-бея, подписанный Артуром Брэдом и Полем Сивраком, отчет о первом заседании международного конгресса, описание и планы радиотелефонографа и полный текст междупланетных разговоров Брэда и Бильда. Книга была издана в миллион экземпляров, переведена на двадцать три языка и разошлась по всему свету.

Заключение ее было таково:

«В своей последней радиотелефонограмме Джонатан Бильд сообщил, что в момент нижнего соединения земли и Венеры он, вместе с шестью венерианами, полетит на землю на специальном снаряде, только что построенном учеными. В земном смысле это будет 11 июля, 9 часов вечера. Так как расстояние от Венеры будет в этот момент около 11 миллионов лье, а снаряд делает в среднем 10 000 лье в час, то Бильд рассчитывает прибыть на землю через 45 дней и 20 часов. Таким образом, снаряд коснется земли 26 августа, в 5 часов пополудни. В каком пункте земного шара? Этого мы не знаем. Лиц, прочитавших эти строки, просим сообщить ближайшей телеграфной конторе все, что они заметят особенного в небе или на земле около 26 будущего августа».

Подписано: Ахмед-бей, Артур Брэд, Поль Сиврак. Скреплено тридцатью наиболее известными учеными, в том числе Торпеном.

Книга эта, озаглавленная «Земля и Венера», появилась одновременно во всех столицах, 15 июля. Ее раздавали бесплатно. Газеты ежедневно говорили о ней и печатали ее заключительные строки.

И вся земля стала ожидать.

Между тем в Париже, при огромном стечении публики, состоялась свадьба Лоллы Мендес с Полем Сивраком. Брэд и Ахмед-бей были свидетелями со стороны Лоллы, Торпен и Франциско — со стороны Поля. Несметная толпа могла любоваться этой парочкой, оставившей свои первоначальные тела на далекой планете; история их перевоплощений уже появилась во вчерашних газетах за подписью Ахмед-бея, с официальным разрешением Торпена и формальным подтверждением французского правительства.

Не меньше приветствовали Ахмед-бея, Артура Брэда и Франциско.

И тогда в уме масс выросла уверенность, что все возможно, что человечество начинает чувствовать в себе Бога…

Молодые поселились пока у Ахмед-бея, в ожидании, когда для них будет построена вилла близ Гравельской лаборатории. Ахмед-бей подарил лабораторию французскому правительству, а оно назначило Поля Сиврака директором ее. Артур Брэд получил должность заведующего междупланетными сообщениями. Хозе Мендес вышел в отставку, а Франциско сделался управляющим у новой семьи. Что касается Бильда, его возвращения ждали, чтобы поручить ему постройку и управление второй лаборатории с радиотелефонографом, по образцу парижской; правительство Соединенных Штатов решило открыть ее в окрестностях Нью-Йорка…

В ночь на 26-е августа на земле мало кто спал из цивилизованных людей; с утра 26-го прекратились все работы. В городах и деревнях, на крышах, балконах, на площадях и на улицах, в открытом поле, на горных вершинах, караулили толпы людей и направляли во все стороны неба — кто телескоп, кто астрономическую трубу, кто простой бинокль…

Все телеграфные и телефонные конторы земного шара были наготове. Высшие должностные лица почтово-телеграфного ведомства всех наций сидели безотлучно в конторах…

Не одно простое любопытство вызвало всю эту лихорадку. Дело в том, что делегаты международного научного конгресса, прежде чем разъехаться, назначили премию в 10 миллионов франков: она должна была распределиться между лицом, которое первым успеет сообщить о появлении снаряда почтовой конторе, затем между чиновниками этой конторы и начальниками тех контор, которые будут передавать это известие. Телеграммы должны быть немедленно и кратчайшим путем переданы центральной парижской конторе, а отсюда — на телеграфный пост, установленный при Гравельской лаборатории.

В самой лаборатории находились безотлучно Ахмед-бей, Артур Брэд, Поль Сиврак с Лоллой, Хозе Мендес, Франциско и по одному представителю от всех крупных ученых обществ земли. Были также представители правительств, редакторы газет и тьма репортеров… Весь этот народ жил в домах, прилегающих к площади лаборатории. Снявшие квартиры сдавали от себя по сумасшедшим ценам помещения, комнаты, углы, койки… Общество переносных зданий выстроило в поле нечто вроде караван-сарая на 10 тысяч мест, — они были расхватаны в течение трех часов.

Первая телеграмма пришла 25 августа, в 2 часа утра. Она гласила:

«Гонолулу. Венерианская машина замечена на небе. Давид Гленко.»

— Надо подождать подтверждения известия и описания машины, — сказал Ахмед-бей: — оптические обманы будут без конца!

И действительно, телеграммы приходили каждую минуту. Вскоре сто аппаратов уже стучали без отдыха. Телеграфные чиновники смеялись через каждый час. Телеграммы носили в кабинет, где сидели Ахмед-бей, Брэд, Сиврак и пятьдесят переводчиков. Венерианский снаряд оказывался виден во всех пунктах земного шара! И везде он собирался упасть!..

Часы проходили в лихорадочной работе.

— Надо подождать, — сказал Ахмед-бей, — пока один из тысяч корреспондентов подтвердит свою телеграмму указанием места падения и хотя бы кратким описанием снаряда. А до тех пор — все оптические иллюзии и иллюзии!..

Ночь и день 25-го, даже ночь под 26-е не принесли ничего убедительного. 26-го, к 9 часам утра, принесли уже 16.895 телеграмм, но ни один корреспондент, приславший первую телеграмму, не повторил ее в другой раз.

Днем 26-го приток телеграмм сократился.

— Дневной свет не так удобен для обманов воображения, как ночь, — засмеялся Ахмед-бей. — Да и нельзя ничего ждать раньше 5 часов вечера, согласно указаниям Бильда и нашим расчетам.

День прошел и не привел ни одного подтверждения полученной телеграммы.

С 7 часов вечера телеграммы опять стали сыпаться дождем.

— Прожектор готов? — спросил доктор Ахмед-бей у Брэда.

— Фонографы?

— Также.

На верхушке башни был установлен электрический вращающийся прожектор, который предполагалось осветить в ту минуту, когда появление венерианского снаряда будет несомненным. Четыре фонографа чудовищной силы были поставлены на все четыре стороны горизонта, чтобы прокричать о месте и времени чудесного падения.

Однако прошел вечер 26-го, прошла и ночь, а прожектор не светил и фонографы молчали…

В 8 часов утра, 27-го, Ахмед-бей, Поль Сиврак и Брэд растянулись на матрасах тут же в кабинете и заснули глубоким сном. Они оставались без сна сорок восемь часов. Франциско сидел около них; ему было поручено разбудить их сейчас же, как только писцы, сортирующие полученные телеграммы, встретят второй раз одну и ту же подпись.

Но до сих пор подписи были все разные. Ни одного подтверждения!

Выспавшись, закусив и проделав небольшую гимнастику, чтобы размять члены, Ахмед-бей, Брэд и Поль снова засели в кабинет.

Пробило 10 часов, потом 11, потом полночь…

— Как бы Бильд и венериане не ошиблись в вычислениях! — заметил Поль Сиврак, — малейшая ошибка унесет их в бесконечное пространство, и тогда поминай, как звали!

— Да, — сказал Брэд, — если только они не могут управлять снарядом. Но если он управляемый, то они всегда могут исправить неверное направление и повернуть во время пути.

— Могло случиться, что и неизвестные законы притяжения отклонили их, — проговорил доктор, пробегая глазами четыреста двадцать вторую тысячу телеграмм.

Но тут же у него вырвался сдержанный крик:

— Слушайте!

Все встрепенулись и затаили дыхание, а он прочел:

«Астрономическая обсерватория Гауризанкар, Гималаи, 27 августа, 3 часа. Раскаленный болид подвигается земле, линии Венеры. Телеграммы будут подаваться каждые четверть часа. Арчибальд Симпсон».

— Ну, на этот раз, — сказал Артур Брэд, — это уже должен быть Бильд. Я знал в Бостоне Арчибальда Симпсона, это самый холодный и недоверчивый астроном в мире.

— Я его знаю, — прибавил Ахмед-бей. — Потому-то меня и поразила эта телеграмма.

— Будем ждать! — заключил Поль.

Через четверть часа получилась вторая телеграмма от Арчибальда Симпсона:

«27 августа, 3¼ часа. Болид увеличивается».

— 3 часа с четвертью по астрономическому счету от полуночи, — значит это было ночью в Гауризанкаре, — сказал Поль.

— А для нас — днем, — прибавил Брэд.

Вскоре сообщение Симпсона подтвердилось и другими телеграммами, полученными из антиподов. Последняя телеграмма Симпсона была:

«Болид скрылся с моего горизонта».

Тогда, по другим телеграммам, приходившим безостановочно, можно уже было проследить путь болида относительно вращения земли.

Вдруг Ахмед-бей встал.

— Остановите все! — закричал он.

Аппараты перестали работать.

— Зажигайте прожектор! — крикнул Ахмед-бей.

Брэд нажал электрическую пуговку на столе.

— Готово! — сказал он.

Среди молчания громким и волнующимся голосом прочитал Ахмед-бей следующую телеграмму:

«Веррьерская обсерватория, 28 августа, 4 ч. 35 мин. утра. Снаряд упал на перекрестке Обелиска, Веррьерском лесу. Еду немедленно, Брюлярьон».

Через пять минут фонографы, усиливая в сто раз зычный голос доктора, прокричали давно ожидаемую новость на восток, запад, север и юг. Два автомобиля мчали со всей скоростью к Веррьерскому лесу доктора, Брэда, Торпена, Поля, Лоллу, ее отца и Франциско. Через десять минут Гравельское плато опустело: автомобили, велосипеды и экипажи неслись по дорогам во всю прыть и уносили с собою любопытную торжествующую толпу.

ГЛАВА III,
в которой катастрофа судьбы закрывает дверь тайны

С поста своего на куполе Верьерской обсерватории Брюлярьон, в начале ночи на 28 августа, усмотрел на небе какой-то странный феномен. Это была светлая точка, незаметно увеличивающаяся и приближающаяся к земле. Брюлярьон не желал компрометировать себя преждевременным извещением о снаряде с Венеры. Он предпочитал лучше лишиться премии, но зато послать достоверную телеграмму.

Не сообщив о наблюдении товарищам, он сам следил за движением феномена.

В 4 часа утра ученый уже не сомневался. Но он из самолюбия решил послать в Гравель всего одну лишь телеграмму, и притом окончательную. И когда предмет, раскалившись, упал где-то в Веррьерском лесу, только тогда Брюлярьон сошел к астрономам и сообщил самым хладнокровным тоном:

— Господа, снаряд с Венеры прибыл.

Поднялся гвалт. Всем хотелось узнать форму снаряда, точное место падения. Но Брюлярьон ушел на телеграфный пост при обсерватории и отправил свою знаменитую телеграмму Ахмед-бею. Потом телеграфировал генералу Дюрляну, командующему войсками, собранными в Версале для охранения порядка на случай, если снаряд упадет в этой местности. Впрочем, все гарнизоны земного шара стояли под ружьем наготове, потому что никто не знал, где произойдет падение.

Потом Брюлярьон сел в автомобиль и помчался вместе с сотрудниками по обсерватории к перекрестку Обелиска. Путь длился три минуты.

С помощью шоферов астрономы натянули вокруг поляны и Обелиска толстый канат и расставили кругом нескольких солдат, привезенных из обсерватории, где имелся военный пост.

А на поляне, метрах в четырех от центра, где росла группа деревьев, лежала какая-то чудовищная штука, похожая на разбитый воздушный колокол. Вокруг нее земля была сильно взрыта и образовала целые груды… Страшный жар шел от машины и не позволял подойти к ней ближе пятнадцати шагов.

— Мне кажется, — сказал Брюлярьон, — что мы найдем внутри только сваренные тела и обуглившиеся члены…

И астрономы, стоявшие внутри ограды у каната, выразили на лицах беспокойство.

Между тем за канатом все росла толпа и слышно было сплошное жужжание голосов. Это все были люди, которые жили поблизости и видели падение.

Но вот заиграли военные рожки, и доктор Ахмед-бей с друзьями вбежал в ограду. Следом за ними прискакал отряд охотников верхами, потом батальон пехотинцев, посаженных на крупы кирасирского эскадрона под командою самого генерала Дюрляна. Войска приняли на себя охрану порядка, и толпа зевак должна была тихо стоять за оградой, внутри которой хлопотали ученые и официальные лица. В первом ряду, ближе всего к машине, держалась отдельная группа: Ахмед-бей, Артур Брэд, Поль и Лолла, Франциско, Брюлярьон, генерал Дюрлян и Торпен. Сердца у всех бились волнением.

— Следует подождать, — сказал Ахмет-бей, — пока эта масса металла, раскалившаяся при прохождении через нашу атмосферу, совсем остынет.

И стали ждать, рассматривая диковинный предмет, опасаясь найти там трупы…

Спустя час Ахмед-бей мог наконец подойти и дотронуться до нагроможденной массы металла.

— Генерал, — сказал он, — не будете ли вы добры прислать сюда саперов?

Генерал сделал распоряжение, которое близ стоявшие передали дальше, и пятьдесят саперов под командой молодого капитана выстроились вокруг машины. По указаниям Ахмед-бея генерал и капитан лично руководили работами.

Прежде всего расчистили и удалили всю землю, завалившую машину; потом перекрутили, поломали и отбросили металлические, спутавшиеся между собою столбы, окружавшие центральный корпус, и освободили его. Этот корпус имел вид огромного сосуда из сероватого металла, в котором узнали платину, и лежал, углубившись косо в землю; бока у него местами были помяты, местами целы.

Ахмед-бей попросил распорядиться, чтобы в толпе прекратились всякие разговоры.

Наступила тишина, стали прислушиваться. Изнутри сосуда не выходило никаких звуков! Ахмед-бей взял у одного солдата лопату и начал стучать по металлу правильными ударами, как рудокоп в шахте. Никакого ответа не было. Доктор обождал пять минут и еще постучал, но с тем же результатом!.

— Господа! У этого сосуда должна быть запертая дверь. Надо ее найти и открыть.

— Она может быть в той части сосуда, которая в земле, — сказал Брэд.

— В таком случае мы взломаем сам сосуд.

Принялись за работу. На вершину сосуда закинули веревки; солдаты, сам Ахмед-бей, Брэд и Сиврак влезли по ним наверх, осмотрели сосуд со всех сторон. Но он оказался по всей видимой поверхности сплошным, без скреп, гладким как чугунное ядро.

Они уже спускались вниз, совсем обескураженные, когда кто-то крикнул:

— Дыра! Здесь! Дыра!

Один сапер, размахивая лопатой с приставшею землей, вылезал из канавы, которую он обрыл вокруг стенки сосуда. Ахмед-бей побежал туда и действительно увидал отверстие, только что расчищенное. Оно было совершенно круглое, диаметром 40 сантиметров. Через него можно было видеть, что стенка сосуда имела 20 сантиметров толщины.

— Фонарь от автомобиля сюда! — крикнул доктор.

Живо он снял пиджак и сапоги.

Капитан саперов принес фонарь.

— Вы мне его передайте туда, — сказал Ахмед-бей.

Гибкий и ловкий, протянув руки вперед, он проскользнул в отверстие; сначала скрылся весь, потом показалась его рука, взяла фонарь и исчезла.

Генералу пришлось опять распорядиться, чтобы призвать публику к тишине. Толпа, ничего не видя и не слыша, начала шуметь. Солдаты с трудом удерживали напиравшие ряды. Тогда капитан взобрался на вершину сосуда и стал оттуда выкрикивать новости.

— А теперь, — кричал он толпе, — молчите и не двигайтесь. Вам все сообщат!

Толпа зааплодировала, а капитан по натянутой веревке слез на землю.

Между тем вокруг таинственного отверстия собрались Артур Брэд, Поль, Лолла, Франциско, Брюлярьон, Торпен, другие ученые и должностные лица и ждали с горячим нетерпением и любопытством. Солнце поднялось над деревьями и заливало поляну веселым светом. Огромный бесформенный сосуд блестел и казался внеземным чудовищем, привязанным веревками к земле…

Прошло четверть часа.

Из круглого отверстия высунулась голова Ахмед-бея. Слышны были его слова:

— Пошлите ко мне восемь сильных молодцов, пусть каждый возьмет с собой фонарь, английский ключ и молоток. Г-да Сиврак, Брэд, входите с ними, и вы тоже, г-да Торпен и Брюлярьон, если гимнастика вам не тяжела будет.

— Вы видели их? — спросил генерал.

— Нет. Сосуд — ничто иное, как каркас… внутри находится настоящий венерианский снаряд, прикрепленный к сосуду подпорками… Снаряд правильной квадратной формы и, кажется, с дверью. Но все герметически заперто. Входите!

Голова Ахмед-бея опять исчезла в отверстии, за ним проскользнул Поль Сиврак, потом Брюлярьон, Торпен, восемь солдат; наконец последний солдат передал им фонари и сам нырнул за ними.

Тогда люди, оставшиеся снаружи перед отверстием, услыхали внутри стуки молотка, металлический визг, лязг и звонкие удары обо что-то пустое.

Наступила тишина.

Тоскливое нетерпение объяло теперь должностных лиц и ученых, солдат и всю толпу. Можно было расслышать шелест листвы от ветерка. Но это напряженное молчание было не долго: вскоре опять глухой ропот прошел по толпе, стал расти, перемешался с возгласами и криками…

Капитан снова вскарабкался на вершину сосуда и принялся уговаривать толпу; в это время из круглого отверстия показалась голова Ахмед-бея. Обыкновенно бледное его лицо было теперь бело как полотно, а глаза широко раскрыты.

— Генерал, — сказал доктор ровным голосом, — пришлите двенадцать человек с одеялами, их найдут в автомобиле. Скорее! Скорее!

Слышавшие эти слова пришли в смятение.

— Что такое?

— Они все умерли?

— А Джонатан Бильд?

— А венериане? Сколько?

— Да что с ними?

— Что Джонатан Бильд? Как он?..

Ахмед-бей открыл рот, чтобы отвечать, но прибежали солдаты и притащили все одеяла и шубы, какие могли найти.

— Давайте все, — сказал доктор и скрылся.

Солдаты методически просовывали в отверстие все одеяла и шубы.

Покончив это дело, они выстроились и стали ждать. А капитан, стоя на сосуде, держал речь к толпе, увещевал ее; волнение в ней увеличивалось.

Вдруг она как-то сразу примолкла и стала неподвижна, точно эти люди инстинктом почуяли близость смерти и тайны.

Доктор Ахмед-бей вышел первым из сосуда. Он сделал знак солдатам, и те приняли от него какую-то длинную массу, завернутую в одеяло. Когда они опустили ее на землю, Ахмед-бей стал около нее на колени и приподнял одеяло: это был большой, худой и бледный человек с закрытыми глазами.

— Он не умер, — сказал доктор.

Из жилетного кармана он вынул крошечный пузырек, открыл пробку, вылил все содержимое на носовой платок и приложил к ноздрям и губам Джонатана Бильда.

— Генерал, — сказал он, вставая, — я надеюсь его спасти. Прикажите, пожалуйста, освободить дорогу к обсерватории г-на Брюлярьона… Капитан, мой автомобиль!..

— Что потом надо делать? — спросил генерал.

— Принять тела, завернутые в одеяла, и передать этим солдатам. Не открывать их и сейчас же отвезти в обсерваторию. Потом приказать охранять это место, чтобы никто не подходил к машине.

Четыре солдата впереди понесли Джонатана Бильда на вытянутом одеяле. Ахмед-бей подал руку Лолле и пошел за ними к своему автомобилю. Брюлярьон вышел из сосуда и нагнал их. Капитан очистил дорогу к обсерватории и автомобиль понесся между двумя стенами шумящей толпы.

На другой день в «Вселенной» была напечатана следующая заметка:

Джонатан Бильд у венериан.

Вчерашний день.

«Вчера в вечернем выпуске мы сообщили о прибытии венерианской машины и о событиях, происшедших до 2 часов пополудни. В этот момент машину охранял целый пехотный полк, разделенный на несколько постов, между которыми патрулировали офицеры и республиканская конная гвардия. Дальше мы даем описание этой машины со слов доктора Ахмед-бея.

В сказанное время Джонатан Бильд был еще без чувств и состояние его внушало беспокойство. Благодаря однако заботам доктора Ахмед-бея и профессора Марсиаля больной пришел в себя в 4 часа 25 минут. Он открывал глаза, произнес несколько невнятных слов и заснул после сделанного впрыскавания. Сон его продолжается еще сейчас, когда пишутся эти строки. Но общее состояние его органов и возвращение к нормальному функционированию позволяют надеяться, что при пробуждении, которое настанет сегодня к полудню, Джонатан Бильд будет в состоянии встать, есть и говорить. На его теле нет никаких ран и не думают, чтобы у него были внутренние повреждения. Весь мир с лихорадочным нетерпением ожидает его пробуждения, потому что один только Джонатан Бильд в состоянии дать желательные разъяснения о Венере, венерианском снаряде и о самих венерианах.

Все венериане оказались мертвыми. Их было в машине шестеро. Из наших предыдущих сообщений читателям известна телесная форма венериан. Каким образом они умерли? Когда? Во время пути, при падении или позже? Доктор Ахмед-бей не знает этого, и только Джонатан Бильд может ответить на эти вопросы.

Отчего последовала смерть венериан? Это опять-таки остается загадкой. Их тела (покрытые вовсе не птичьими перьями, как сообщали некоторые газеты, а белой шероховатой кожей без шерсти, перьев или волоса), — их тела по прошествии часа обратились в бесформенные студенистые массы; можно лишь с трудом различить очертание из крыльев, напоминающих крылья нашей летучей мыши. Даже кости и череп растворились. Что же касается их глаз — огромного глаза венерианина — то они, прежде всего, подверглись процессу разложения; от них остался только кусочек жирной испорченной материи в потерявшей форму и размягченной черепной коробке…

Доктор Ахмед-бей напрасно пытался задержать невероятно быстрый процесс разложения путем впрыскивания каких-то жидкостей, ему одному известных. В настоящую минуту, когда пишутся эти строки, шесть прилетевших на нашу планету венериан представляют собою только маленькую кучку гнили…

Перейдем теперь к машине.

Нам приходится ограничиться лишь ее описанием, не пытаясь объяснить устройство механизма. Лучшие наши инженеры-механики, в том числе и г-н Луи Деляфорж, директор технического отделения национального электро-механического училища, тщательно рассматривали ее и принуждены были сознаться, что ровно ничего в ней не поняли.

Венерианская машина состоит из двух разных частей.

Первая часть ее — это огромный цилиндрический сосуд в 20 метров высоты и в 10 метров диаметром, с толщиною стенок 20 сантиметров; снаружи вся она окружена металлическими стойками и оправой, которые сдвинулись и поломались при падении. Сосуд, стойки и оправа сделаны из чистой платины и составляют, с земной точки зрение, громадную ценность, так как у нас платина стоит дороже золота.

Вторая часть помещается в центре сосуда и прикреплена к нему внутри эластичными подпорками из красного металла, состав которого пока еще не исследован. Эта внутренняя часть представляет собою платиновый кубический ящик в 5 метров.

На каждой из пяти сторон этого куба сделаны форточки, герметически закрытые и без стекол, а на шестой — выпуклая дверь сводом; таким образом, у этого ящика на каждой стороне имеется по отверстию. Внутренняя поверхность обита мягким металлом, более эластичным, чем каучук. К стенкам прикреплены какие-то инструменты и аппараты; только Джонатан Бильд может объяснить их действие. Из этих аппаратов один, очевидно, предназначен для выработки кислорода и поглощения углекислоты из воздуха. В одном сундуке найден запас сухарей из концентрированного мяса, но от какого животного — опять-таки никто кроме Бильда не знает. Это, несомненно, те сухари, которыми питался Бильд, потому что сами венериане, как нам известно, питаются особым газом, фабрикуемым на их планете…

Сегодня приступили к постройке навеса над машиной. Она не допускает переноски, и ученые будут продолжать исследование на месте.

Вот все, что нам известно пока.

В вечернем выпуске дадим новые подробности».

Статья эта была засвидетельствована четырьмя подписями: Ахмед-бея, Артура Брэда, Брюлярьона и Торпена.

В вечернем выпуске «Вселенная» сообщила только, что Джонатан Бильд проснулся, чувствует себя хорошо, лишь немного слаб и находится в венерианской машине, где дает объяснение Ахмед-бею, Артуру Брэду, Брюлярьону, Торпену и Деляфоржу.

Газета добавляла в конце:

«Завтра мы дадим сенсационные сообщения».

Следующий номер «Вселенной» действительно произвел сенсацию, но не такую, какой ждала публика.

На первой странице было напечатано:

Ужасная катастрофа.

«Вчера, в 9 часов 45 минут вечера, венерианская машина взорвалась, разрушилась, обратила в щепки построенный над нею навес и произвела опустошение в Веррьерском лесу вокруг перекрестка Обелиска. Двадцать пять нижних чинов убито, двадцать два ранено.

Ахмед-бей, Джонатан Бильд, Артур Брэд, Торпен, Брюлярьон и Деляфорж погибли.

Причина катастрофы еще не выяснена.

Ее приписывают особым газам, которыми венериане питаются. Эти газы по-видимому были, заключены в сундуках под страшным давлением.

Неизвестно, как и почему они взорвались.

Вечером будут подробности».

Но обещанные подробности не дали ничего нового. Из междупланетных путешественников только Поль Сиврак, Лолла и Франциско избежали катастрофы: к счастью для себя они в этот первый день осмотра, остались в Гравельской лаборатории: они собирались осматривать машину завтра.

Трупы погибших не были найдены. По бесформенным и окровавленным обрывкам человеческих тел, которые потом были собраны по всему лесу, не представлялось возможности установить личность. Поэтому всех пропавших сочли убитыми.

И это была невознаградимая потеря для человеческой науки. Все жгучие вопросы, разрешение которых казалось так близко, остались без ответа.

Ничего не узнали даже относительно Сверкающего Колеса и его предполагаемой гибели над Венерой. Брэд никогда не говорил об этом, дожидаясь полномочий от Бильда.

И вот, после нескольких месяцев споров в ученых обществах и в печати, люди мало помалу совсем перестали говорить о необыкновенном приключении, точкой отправления которого было Сверкающее Колесо, а героем, еще более необыкновенным, — Ахмед-бей.

Поль и Лолла видели эти события, но не принимали в них участие. Они поселились на затерянном островке Индийского океана, куда бежали последние мудрецы Бенареса и Калькутты. Они стремились узнать из уст браминов и из священных книг при храмах, тайну развоплощения и перевоплощения душ, потерянную с Ахмед-беем.

Капитан Мендес и Франциско умерли вскоре после переезда на остров Индийского океана; один не долго пережил другого.

Ничто уже не привязывало Поля и Лоллу к земле. Равнодушные к волнениям людей, они посвящали себя исканию чудесной тайны, которая позволила бы им вернуться на Меркурий, отправиться на Венеру, блуждать без опасностей в том междупланетном мире, от которого они столько выстрадали и о котором теперь, в силу противоречия человеческой натуры, так тосковали: может быть потому, что их первая любовь началась вне земли…

Узник, который любил в тюрьме, забывает ужасы заключения и помнит только радости любви.

Но Поль и Лолла умерли, не отыскав тайну развоплощения душ; зато они своими изысканиями приобрели мудрость древних браминов, учивших следующему правилу, с которым сообразовали свое материальное существование:

«Земля для человека — переходный пункт между двумя бесконечностями». --------------------------------------------------------

Первое издание перевода: Ла-Ир Ж. де. Сверкающее колесо. Небывалые приключения на земле и в воздухе капитана Хозе Мендес. В 7 частях. — Москва, 1908.

Alex1979; OCR, ReadCheck: J_'Blood http://oldmaglib.'com