Свекровь (Теренций; Островский)

Свекровь : Комедия в 5-ти действиях
автор Публий Теренций Афр, пер. А. Н. Островского

Оригинал: латинский, опубл.: 1858. — Источник: «Памяти А. Н. Островского», сборник статей к столетию со дня рождения, Петроград, «Путь к знанию», 1923 г. С. 191—215. az.lib.ru

Публий Теренций Афр. Свекровь. Комедия в 5-ти действиях. Перевод с лат. прозой А. Н. Островского.

Лица:

Лахет, старик.

Сострата, жена его.

Памфил, молодой человек, сын их.

Фидипп, старик.

Миррина, жена его.

Парменон, раб Лахета.

Созий, раб Памфила.

Бакхида, любовница Памфила прежде его свадьбы с Филуменой.

Филотида, куртизанка.

Сира, служанка Бакхиды.

Без речей:

Филумена, дочь Фидиппа и Миррины, жена Памфила.

Сцирт, раб.

Кормилица.

Другие служанки Бакхиды.

Действие в Афинах.

Действие 1.

Сцена 1.

Филотида и Сира.

Филотида. Клянусь Поллуксом, Сира, как мало наша сестра находит постоянных любовников. Вот хоть этот Памфил: сколько раз он так свято клялся Бакхиде — такими клятвами, что всякий легко мог поверить. И нельзя было не поверить, что он ни на ком, пока она жива, не женится. Хм… А вот женился.

Сира. Поэтому-то я непременно и настаиваю, и советую тебе не жалеть никого. Грабь, корнай, рви на части того, который попадётся.

Филотида. Никому исключения не делать?

Сира. Никому, потому что, знай ты это, что нет ни одного из тех, которые к тебе приходят, кто не старается себя потешить от тебя на даровщину, только за ласки за свои. Против них-то, душа моя, да не вести подкопы!

Филотида. Но ведь со всеми одинаково поступать несправедливо.

Сира. Разве несправедливо мстить врагам? Или ловить тем же, чем тебя ловят? О, я несчастная! Кабы мне твою молодость и красоту или тебе мой разум!

Сцена 2.

Парменон, Филотида и Сира.

Парменон (Сцирту, который в доме). Если старик меня спросит, скажи, что я пошёл на пристань, дожидаться Памфила. Слышишь ли, Сцирт? Если спросит меня, так и скажи, а если не спросит, ничего не говори, чтобы мне в другой раз этот повод пригодился. Не Филотиду ли я вижу? Откуда она идёт? Здравствуй, Филотия.

Филотида. Здравствуй, Парменон.

Сира. Клянусь Кастором, здравствуй, Парменон.

Парменон. И ты здравствуй так же, Сира. Клянусь Поллуксом! Скажи мне, Филотия, где ты так долго забавлялась?

Филотида. Нисколько не забавлялась, а отправилась в Коринф с одним бесчеловечнейшим военным; и два года там с ним горе мыкала.

Парменон. О, клянусь Поллуксом, я думаю, тебя часто брала тоска по Афинам, и ты проклинала свой поступок.

Филотида. И сказать нельзя, как мне хотелось возвратиться, уйти от солдата и увидеть вас, чтобы по старой привычке жить с вами на свободе. А он мне и говорить-то позволял немного, да и то только, что ему нравилось.

Парменон. Не думаю, чтобы ты была за это довольна воином.

Филотида. Но, что это здесь за происшествие, про которое мне рассказывала Бакхида. Вот уж чему бы я никогда не поверила, чтобы он решился при её жизни жениться на ком-нибудь.

Парменон. А женился?

Филотида. А разве нет?

Парменон. Да, но я боюсь, будет ли крепок этот брак.

Филотида. Хорошо бы для Бакхиды, кабы боги и богини так сделали. Но как мне поверить этому? Скажи мне, Парменон.

Парменон. Не для чего рассказывать; перестань и спрашивать.

Филотида. Не боишься ли ты, что это будет всем известно? Не затем, клянусь богами, тебя спрашиваю, а чтоб, молча, одной порадоваться.

Парменон. Нет, уж ты не уговоришь меня, чтобы я в твоё распоряжение свою спину отдал.

Филотида. Ах, нет, Парменон! Да тебе самому больше хочется мне рассказать, чем мне, спрашивающей, знать.

Парменон (про себя). Она правду говорить; и это во мне большой порок. (Громко). Если дашь слово молчать, скажу.

Филотида. Взялся за ум! Даю слово. Говори!

Парменон. Слушай!

Филотида. Готова.

Парменон. В то время, как Памфил больше всего любил Бакхиду, отец начал его просить, чтоб он женился и говорил, что все отцы обыкновенно говорят, что он стар, он же у него один сын и должен быть опорою его старости. Тот сначала отказывался. Но после, когда отец стал крепче настаивать, он заколебался в уме, как ему поступить: с одной стороны почтение к родителю, а с другой — любовь. Побоями да бранью, наконец, добился старик; сосватал его с дочерью вот этого соседа. Памфил вплоть до свадьбы и не думал о ней. После, когда увидал приготовления, увидел, что нечего больше делать, как только жениться, в такую тоску впал, что сама Бакхида, если бы была здесь, наверно, его пожалела бы. Потом, когда вышло время, что мы с ним остались наедине, и он мог поговорить со мной: «Парменон, я погиб, — говорит, — Что мне делать? В какую беду я попал! Не могу я этого перенести! Парменон! Погиб я, несчастный»!

Филотида. Да погубят боги и богини тебя, Лахет, и с твоей злобой.

Парменон. Коротко сказать, привёл он жену домой. И в первую ночь девушки не трогал. В следующую ночь тоже ничего.

Филотида. Что ты говоришь? С девушкой вместе молодой человек лежит, да ещё выпивши, как же можно удержаться? Неправдоподобно ты говоришь, я тебе не верю.

Парменон. Верю, что тебе так кажется, потому что к тебе никто не приходит иначе, как с желанием; а он против воли своей её взял.

Филотида. Что ж потом?

Парменон. Спустя немного времени, Памфил встретил меня одного на улице и говорил, что девушка ещё не тронута, что он пока не женился, думал, надеялся, что может переносить этот брак. Так как я решился, что не могу её долго держать у себя, имел её игрушкой, потехой для себя, Парменон, и не возвратить её непорочной, как получил от родителей, я считал бесчестным для себя и вредным для самой девушки.

Филотида. По твоим словам у Памфила есть и стыд и совесть.

Парменон. Объявлять об этом, я думаю, для меня будет неловко: возвратить её отцу без всякой вины высокомерно; но я надеюсь, что если она узнает, что ей нельзя жить со мной, сама наконец уйдёт от меня.

Филотида. Что же, между тем он ходил к Бакхиде?

Парменон. Каждый день. Но она, по обыкновению, когда увидала, что его с ней разлучили, много гораздо неподатливее и наглее с ним сделалась.

Филотида. Ничего нет удивительного, клянусь Поллуксом.

Парменон. Это то больше и оттолкнуло его от неё; после, когда он и сам себя, и ее, и ту, которая дома, узнал хорошенько, разобравши характеры их обеих: эта, по врожденному благородству, стыдлива, скромна: переносит все неприятности и обиды мужа и скрывает оскорбления. Он, частью побеждённый состраданием к жене, частью вооружённый несправедливостями Бакхиды, понемногу отстал от неё и обратил свою любовь на жену, привлеченный её благородством. Между тем в Имбре умер старик, их родственник, и наследство его следует им по закону. Влюблённого Памфила отец насильно прогнал за наследством, и он оставил жену с матерью. Потому что сам старик живёт в деревне. Редко в город приходит.

Филотида. Что же непрочного в браке?

Парменон. Теперь услышишь. Сначала нисколько дней всё между ними шло подобру-поздорову; потом, к удивлению, возненавидела она Сострату; но ни споров, ни притязаний нет между ними.

Филотида. Ну, что ж?

Парменон. Если свекровь когда к ней приходить поболтать, убегает и видеть её не хочет. А потом, когда уж перенести не может, притворится, что мать её молиться зовёт, и уйдёт. Когда там очень долго пробудет, и велят за ней послать, найдёт отговорки, и не знаю, какие. Опять пошлют, не приходит. После, когда часто начнут посылать, притворится больной. Наша пойдёт навестить ее, не пускают. Когда старик всё это узнал, по этой причине и приехал вчера из деревни и беспрестанно советуется с отцом Филумены. Что толкуют между собой, не знаю и беспокоюсь, к чему это поведёт. Теперь ты всё знаешь. Пойду, куда хотел идти.

Филотида. И я тоже. Я уговорилась с одним иностранцем прийти к нему.

Парменон. Да помогут тебе боги в твоём деле.

Филотида. Прощай!

Парменон. Прощай и ты, Филотида. (Уходит).

Действие 2.

Сцена 1.

Лахет и Сострата.

Лахет. Клянусь богами и всеми верующими, что это за народ! Точно у них стачка какая! Все женщины одно и тоже любят и хотят и одно и тоже ненавидят. И ни одной не найдёшь среди них, которая бы разнилась нравом. Так все единодушно свекрови ненавидят снох; также все стараются мужьям сделать насупротив; одинаковое старание. Как будто все в одной школе злости учились, и в этой школе, если только она есть, ты непременно была бы главной учительницей.

Сострата. О, я несчастная! За что ты меня обвиняешь, не знаю.

Лахет. Гм! Ты не знаешь?

Сострата. Нет, клянусь богами, Лахет, да позволять нам боги век с тобой свековать (римская клятва (прим. пер.)).

Лахет. Боги этого зла не допустят.

Сострата. Что ты меня безвинно обвиняешь, ты узнаешь после.

Лахет. Знаю. Тебя безвинно? Да разве за такие дела можно говорить с тобой честным образом? Ты меня, себя, семейство бесчестишь, сыну горе готовишь. Ты же делаешь, что соседи наши из друзей во врагов обращаются: они считали моего сына достойным, что бы отдать за него дочерей! Ты одна возмущаешь всех своим бесстыдством.

Сострата. Я?

Лахет. Ты, говорю тебе, женщина, ты меня считаешь камнем, а не человеком. Или, потому что я часто бываю в деревне, так ты думаешь, я не знаю, кто из вас как здесь ведёт себя? Много лучше я знаю, что здесь бывает, нежели что там, в моём присутствии: потому что, какъ вы себя дома ведете, такова мне будет и слава. Я уж давно доподлинно слышал, что у тебя начинается ненависть к Филумене; и нисколько не удивительно, если б было иначе, тогда есть чему удивляться. Но я не верил, что до того дошло, что ей весь дом опротивел. Если б я это знал, она была бы здесь, а ты за воротами. Смотри, как безвинно я переношу от тебя горе, Сострата: я ушёл в деревню, уступив вам место, и служа делу, для того чтобы наших доходов было довольно на ваши издержки и праздность, не щажу труда своего, и не справедливо, и не по летам. Не должна ли ты за это стараться не делать мне огорчений?

Сострата. Не я причиной и не моя вина, что так случилось.

Лахет. Очень твоя. Ты одна была здесь. На тебе одной лежит вина, Сострата. Ты должна была заботиться о том, что здесь происходить; потому что я тебя освободил от всех прочих забот. Старуха заводить брань с девочкой, не стыдно ли? Скажешь, её вина?

Сострата. Я не говорю этого, мой Лахет.

Лахетъ. Радуюсь, клянусь богами, за сына, а тебя то я хорошо знаю, ты сколько не греши, хуже не будешь.

Сострата. Знаешь ли что, муж, не для того ли она притворяется, что ненавидит меня, чтобы подольше побыть с матерью.

Лахетъ. Что говорить? Разве тебе мало того, что тебя никто не хотел вчера пустить повидаться с ней?

Сострата. Говорили, что она тогда очень устала, оттого меня к ней и не пустили.

Лахет. Я думаю, что твоё поведение для неё больнее, чем какая-нибудь болезнь: так и быть должно; потому что нет ни одной из вас, которая не хотела женить сына; и если невеста вам понравится, вы жените: по вашему приказанию в дом приводит, по вашему приказанию и прогоняют.

Сцена 2.

Фидипп, Лахет, Сострата.

Фидипп (в доме Филумены). Хоть я и знаю, Филумена, что я имею право заставить тебя делать всё, что я приказываю, но по отеческой любви я тебе уступаю и не противоречу твоим прихотям.

Лахет. Вот кстати и Фидипп. От него я узнаю, что происходило. Фидипп, хотя я и знаю, что я очень ласков ко всем своим домашним; но не настолько, чтобы моя благосклонность портила их нравы. Если бы ты так делал, это было бы полезно и нашим и вашим делам. Теперь я вижу, что ты в их власти.

Фидипп. Ах, правда!

Лахет. Вчера я приходил к тебе насчёт дочери: как я пришёл ни с чем, так с этим ты меня и отпустил. Если хочешь, чтобы мы всегда оставались добрыми соседями, то не следует тебе срывать на нас неудовольствие. Если мы в чём виноваты, скажи: тогда мы поправим дело или оправдавшись, или извинившись; ты сам рассудишь. Если же вы её удерживаете дома по болезни, то ты меня обижаешь, я думаю, коли боишься, что у нас не будет за ней хорошего ухода. Но я, клянусь богами, не уступлю, хоть ты ей и отец, чтобы ты больше ей желал здоровья, чем я: от того, что сын мой, как я замечаю, любить её больше, чем себя самого. Не безызвестно мне и то, что сыну будет очень тяжело, если он это узнает. Поэтому я хлопочу, чтобы она пришла домой прежде, чем он воротится.

Фидипп. Лахет, я и любовь вашу и ласку знаю; и что ты говоришь, верю, что всё это так, как ты говоришь. И хочу, чтобы ты верил мне, что я стараюсь возвратить её к вам, если можно это каким-нибудь способом сделать.

Лахет. Что же тебе мешает? Обвиняет она мужа в чём-нибудь?

Фидипп. Нисколько; потому что, когда я стал настаивать и хотел её силой заставить воротиться к вам, она поклялась, что не может у вас жить без Памфила. Здесь, может быть есть другие штуки; я очень мягок сердцем, не могу спорить со своими.

Лахет. А, Сострата!

Сострата. О, я несчастная!

Лахет. Так уж это верно?

Фидипп. В настоящее время, кажется, не пойдёт. Не надо ли ещё чего? А то мне пора уж идти на площадь.

Лахет. И я с тобой вместе.

Оба уходят.

Сцена 3.

Сострата одна.

Сострата. Вот так то мы вей женщины ненавистны мужьям; некоторые там наделают дела, а мы все отвечаем. Вот теперь, клянусь богами, я ни в чём не виновата, в чём меня муж винит. А оправдаться трудно: уж такое поверье, что все свекрови злы. Но только не я. Она для меня была всё равно, что родная дочь. И не знаю, с чего это вышло; разве уж подождать, пока сын воротится.

Действие 3.

Сцена 1.

Памфил, Парменон, Миррина (за сценой).

Памфил. Никто ещё, я думаю, от любви не перенёс столько горя, как я. О, несчастный! Такую ли жизнь я для себя готовил? За этим ли я так торопился домой? Лучше бы мне было остаться жить на чужой стороне, чем воротиться сюда и узнать про свое горе. Потому что нам, когда мы услышим про какое-нибудь горе, всё, что было прежде кажется приятным.

Парменон. Но теперь, когда ты воротился, ты скорее избегнешь этих неприятностей. Если б ты не воротился, зло бы увеличилось. Теперь, Памфил, (когда ты прибыл), я знаю, они обе тебя уважат. Ты узнаешь все дела, прекратишь брань, и опять установишь мир. Всё, что тебе кажется так важно, очень легко.

Памфилъ. Что меня утешать! Другого такого несчастного нет. До свадьбы я любил другую; нечего и говорить, легко можно представить, как мне горько было: однако я не смел отказаться жениться на той, которую мне отец насильно навязал. Только что я от той отстал и разорвал привязанность, привязался к этой; а здесь ещё новости, которые меня с ней разлучают. Я думаю, что я найду либо мать, либо жену виноватой: во всяком случае, все же мне горе. С матерью мне ссориться, Парменон, закон не велит. Да и перед женой виноват: она и так много перенесла от меня обид, про которые нигде никому не скажет. Но, я не знаю, Парменон, должно быть между ними произошло что-нибудь важное, что ссора между ними так долго продолжается.

Парменон. Все это пустяки, если ты только захочешь хорошенько узнать истинное дело. Не из больших обид большие ссоры выходят; потому что часто бывает, что другой за что прежде не сердился, за то же вдруг непримиримым врагом делается. Дети между себя из-за пустяков ссорятся. От чего это? От того, что ум-то в них, который ими управляет, плох. Так же и женщины, как дети, плохи разумом. Может быть, одно слово какое-нибудь вызвало меж ними эту ссору.

Памфил. Войди, Парменон, и скажи, что я пришёл.

Парменон (прислушивается). Гм, что это такое?

Памфил. Молчи!

Парменон. Я слышу там тревогу и беготню взад и вперёд. Поди сюда поближе. Ну, слышишь?

Памфил. Не разговаривай! О, Юпитер! Я слышу шум.

Парменон. Сам говоришь, а мне не велишь.

Миррина (в доме). Замолчи, дочь моя, заклинаю тебя!

Памфил. Это, кажется, голос матери Филумены. Пропал!

Парменон. Кто?

Памфил. Погиб я.

Парменон. От чего?

Памфил. Не знаю, а ты, Парменон, какую-нибудь большую беду от меня скрываешь.

Парменон. Не знаю, говорят, что Филумена чем-то больна; это ли причина, не знаю

Памфил. Погиб. Зачем ты мне не сказал?

Парменон. Нельзя же всё вдруг.

Памфил. Что за болезнь?

Парменон. Не знаю.

Памфил. Что же, лекаря звали?

Парменон. Не знаю.

Памфил. Что же я медлю туда взойти и узнать наверно, что там такое? В каком виде, моя Филумена, я тебя встречу?! Если ты теперь в опасности, я не задумаюсь умереть с тобой. (Уходит).

Парменон. Теперь мне идти за ним в дом незачем: я чувствую, что они на нас на всех сердятся. Вчера и Сострату не хотели пустить. Если болезнь усилится, чего мне не хочется из-за моего господина, скажут, что приходил раб Состраты и принёс болезнь с собой. На господина падёт вина, да и мне беда большая.

Сцена 3.

Сострата, Парменон, Памфил.

Сострата. Не знаю, что там за тревога: боюсь, не сделалось ли хуже Филумене. Эскулап и ты, бог здоровья, не допустите! Пойду, погляжу.

Парменон. Сострата!

Сострата. Ах!

Парменон. Опять не пустят.

Сострата. Ах, это ты, Парменон. Я погибла. Что я буду, бедная, делать? Она так близко от меня и больная, а я её не вижу.

Парменон. Не навещай её, и никого не посылай за этим, потому что любить тех, кто тебя ненавидит, я считаю двойной глупостью. И себе напрасный труд делает, и другому неприятность. Сын твой, как приехал, так пошёл посмотреть, что там делается.

Сострата. Что ты говоришь! Разве Памфил приехал?

Парменон. Приехал.

Сострата. Благодарю богов. От этого слова душа ко мне воротилась, и печаль из сердца исчезла.

Парменон. По этой-то причине я и не хочу, чтоб ты туда ходила… Потому что, если Филумене полегче, она ему, наверное, всё расскажет, когда останутся наедине, что между вами произошло и с чего началась ссора. Однако, вон он сам выходить. Как он печален

Сострата. Ах, сын мой!

Памфил. Здравствуй, мать.

Сострата. Я рада, что ты здоров воротился. Здорова ли Филумена?

Памфилъ. Получше.

Сострата. Помогите ей, боги. Что же ты плачешь? И от чего так печален?

Памфил. Нет, я ничего.

Сострата. Что была за тревога? Скажи мне: не сделалась ли вдруг болезнь какая?

Памфил. Сделалась.

Сострата. Какая болезнь?

Памфил. Лихорадка

Сострата. Постоянная, ежедневная?

Памфил. Говорят. Войди туда, я тебя провожу.

Сострата. Хорошо. Ты, Парменон, ступай навстречу рабам и пособи им.

Парменон. Разве они домой дороги не знают.

Памфил. Что медлишь?!

Все уходят.

Сцена 3.

Несколько времени спустя. Входит Памфил.

Памфил. Не знаю, с чего и начать рассказ о моих несчастьях, которые неожиданно постигли меня. Частью я видел своими глазами, частью слышал: от того-то я и выбежал на улицу так скоро и без памяти. Я вошёл к ним в дом в страхе: я думал, что у жены совсем не та болезнь, которую я увидал. О, горе! Как только служанки увидели, что я пришёл, они все вместе запрыгали от радости: пришёл! Значит, они меня неожиданно увидали. Потом я увидел, что все они изменились в лице, потому, что приход мой был очень некстати. Между тем одна из них проворно ушла сказать о моём приходе: я, желая видеть жену, пошёл за ней. Как только взошёл, сейчас же, я, несчастный, и узнал, чем больна жена. Потому что недостало у них времени ничего скрыть от меня, и даже она не могла скрыть слёз, и мне всё стало ясно. Как я её увидел, так и закричал: недостойное дело! Как недостоин твой поступок! Я вышел оттуда в слезах, пораженный невероятным и жестоким поступком. Мать её пошла за мной. Когда я ступил на порог, она стала на колени, сама несчастная, в слезах; мне её жалко стало. Это случилось от того, я думаю, что и гордость наша и унижете зависят от обстоятельства. И такую она речь повела со мной: «О, мой Памфил, ты узнаешь причину, почему она ушла без тебя. Ещё прежде её обольстил какой-то мерзавец, теперь ушла, чтобы скрыть от тебя и от всех роды». Когда я вспоминаю её просьбы, не могу не плакать. «Какой бы счастливый случай, — говорит, — не привёл тебя сегодня к нам, мы обе тебя заклинаем им, если только это с божескими и человеческими законами согласно, чтобы всё это было скрыто, и для всех было тайной. Если ты, Памфил, чувствуешь, что она была тебе мила когда-нибудь, то она просить, чтобы ты теперь сделал для неё эту милость. Впрочем, взять её от нас, или нет в твоей воле. Ты один знаешь, что она страдает родами и что ребёнок не от тебя. С тобой вместе она жила только два месяца, а как вышла за тебя, вот уж седьмой: что ты всё знаешь, это видно. Теперь я желаю и хлопочу, Памфил, чтобы скрыть роды от твоего отца и от всех. Если же этого скрыть нельзя, я скажу, что она выкинула. Я знаю, что никто и подозревать не будет, и все будут думать, что ребёнок от тебя, что очень правдоподобно. Так и пойдёт, тогда дитя будет тотчас же передано кому-то. Для тебя здесь нет ничего тягостного, и ты покроешь оскорбление, нанесенное ей, несчастной». Я согласился и дал слово сдержать то, что обещал. Но взять её обратно, я не считаю честным и не сделаю этого, как ни привязывает меня к ней и любовь и привычка. Я плачу, как только подумаю, как после этого будет моя жизнь одинока. О счастье, как ты непостоянно! Уже первая любовь заставила меня испытать это; но рассудок мой освободила меня от неё; о том же я теперь буду стараться. Идёт Парменион со служителями; ему совсем не нужно быть при этом деле: потому что вначале, когда я женился, я ему одному поверил, что её не трогаю. Боюсь, если он услышит её частые крики, он догадается, что она родит. Мне надо его услать куда-нибудь, пока родит Филумена.

Сцена 4.

Парменон, Созий, Памфил, рабы.

Парменон. Ты говоришь, что путь твой был неблагополучен? Неудобен?

Созий. О Геркулес, нельзя сказать словами, Парменон, как несносно это плавание!

Парменон. Так ли?

Созий. О, счастливец! Ты не знаешь, сколько дурного ты избежал, что никогда не пускался в море. Уж оставивши другие несчастия, возьми только это: тридцать дней или более я был на корабле и беспрестанно, несчастный, ждал смерти: и все плавали в бурю.

Парменон. Скверно…

Созий. Да, это мне небезызвестно. Наконец, клянусь Геркулесом, я скорее убегу, чем туда воротиться, если нужно будет воротиться.

Парменон. Ты прежде, Созий, делал то, что теперь хочешь делать, и не по таким важным причинам. Но вот Памфил стоит у дверей: идите в дом.

Созий и рабы уходят.

А я подойду к нему, не нужно ли ему чего. Господин, ты всё ещё здесь стоишь?

Памфил. Я жду тебя.

Парменон. Что тебе.

Памфил. Нужно сходить в крепость.

Парменон. Кому?

Памфил. Тебе.

Парменон. В крепость? Зачем?

Памфил. Сходи к Калидемиду, гостю Миконийскому, который вместе со мной приехал.

Парменон. Я погиб. Он, должно быть, поклялся, что если воротится в добром здоровье домой, так загонять меня посылками?

Памфил. Что ж медлишь?

Парменон. Что мне ему сказать? Или только сходить?

Памфил. Нет. Что я не могу сегодня у него быть, как обещал, и что б он не ждал напрасно. Лети!

Парменон. Да я его в лицо не знаю.

Памфил. Вот будешь знать; большой, красивый, кудрявый, толстый, голубоглазый, лицо мёртвое.

Парменон. Демон его возьми! Да погубят его боги. А если он не придёт? Оставаться ждать его до вечера?

Памфил. Оставайся. Беги!

Парменон. Не могу; я и так устал. (Уходит).

Памфил. Ушёл. Что же мне делать, несчастному! Каким образом скрыть мне, как просила Миррина, роды её дочери, а жалко мне женщину. Сделаю, что могу; но соблюду и почтение к родителям. Потому что надобно больше слушаться отца, чем своей страсти. Ай, ай! Вот Фидипп и отец. Идут сюда. Что я им скажу; неизвестно.

Сцена 5.

Лахет, Фидипп и Памфил.

Лахет. Не говорил ли ты, будто она сообщила, что дожидается только сына?

Фидипп. Говорил.

Лахет. Говорят, приехал: пусть воротится.

Памфил. Какую бы причину сказать отцу, почему ей нельзя воротиться? Не знаю.

Лахет. Кто-то здесь говорить, я слышал.

Памфил. Нужно мне утвердиться на том пути, по которому решился следовать.

Лахет. Вот он самый, о котором я говорил тебе.

Памфил. Здравствуй, отец!

Лахет. Здравствуй, сын мой!

Фидипп. Хорошее дело, что ты приехал, Памфил, а главное, что ты жив и здоров.

Памфил. Кажется.

Лахет. Только приехал.

Памфил. Только что.

Лахетъ. Скажи, что нам оставил Фания, наш двоюродный брат.

Памфилъ. Он, клянусь Геркулесом, пока жив был, был предан роскоши, а кто так живёт немного наследникам оставляет. Оставляют по себе только славу, что жил хорошо, пока жил.

Лахет. Ты, кроме этого изречения, ничего с собой не привёз?

Памфил. Кой-что оставил в нашу пользу.

Лахет. Вот не в пользу; я бы хотел лучше, чтоб он был жив и здоров.

Фидипп. Напрасно желать этого. Уж он не оживёт; но я знаю, что ты кой-кого больше любишь.

Лахет. Вчера Фидипп приказал Филумене прийти к нему. Скажи, что приказал. (Толкает его).

Фидипп. Не толкай. Приказал.

Лахет. Но теперь уж отпускает.

Фидипп. Конечно.

Памфил. Всё знаю, как было. Пришедши, всё услыхал.

Лахет. Пусть погубят боги этих ненавистных людей, которые все про это охотно рассказывают.

Памфил. Я боюсь, чтобы как-нибудь не заслужить от вас брани: но если я захочу, я могу вам рассказать, каким верным, благосклонным и тихим был я для неё: но я хочу, чтобы ты лучше узнал все это от неё. Потому что таким образом ты более уверишься в моём поведении, когда она, хотя и несправедлива теперь ко мне, скажет про меня справедливо. Не от моей вины произошёл этот разрыв, в том клянусь богами. Но если она думает, что для неё невыносима моя мать, которой она уступает и характер которой переносит по своей скромности: и так как нет другого средства устроить между ними согласие, то мне нужно, Фидипп, разойтись или с матерью, или с Филуменой. Теперь сыновняя привязанность заставляет меня избрать мать.

Лахет. Памфил, твоя речь неприятно поражает мои уши. Хотя я понимаю, что ты мать предпочитаешь всему; но смотри, что бы, движимый гневом, не поступил ты дурно, Памфил.

Памфил. Да разве я теперь сердит на жену? С чего бы я был несправедлив к ней? Она никогда не делала ничего мне неугодного и часто угодное. Я её люблю, хвалю и страстно желаю. Потому что я испытал удивительное её поведение со мной, и я желаю, чтобы она остальную жизнь провела с мужем, который счастливее меня, так как необходимость разлучает нас.

Фидипп. В твоей воле, чтобы этого не было.

Лахет. Если ты в добром уме, вели ей воротиться.

Памфил. Не таково моё намерение, отец, хочу сделать угодное матери. (Идёт).

Лахет. Куда идешь? Останься, останься, говорю, куда идешь?

Фидипп. Каково упрямство!

Лахет. Не скажешь ли, что ему легко перенести это? Поэтому-то я тебя и просил отпустить дочь.

Фидипп. Не думал я, что он так бесчеловечен. Он теперь не думает ли, что я стану ему кланяться? Если хочет взять дочь, может, если нет, то пусть возвратить приданое и идёт себе.

Лахет. Вот ещё! Ты тоже рассердился.

Фидипп. Уж очень ты, Памфил, важничаешь перед нами.

Лахет. У него гнев пройдёт, хоть он и не даром сердится.

Фидипп. Немного денег досталось вам, а вы уж и возгордились.

Лахет. Ты уж и со мной бранишься?

Фидипп. Пусть раззудит и нынче же объявить мне: хочет или нет; не за него, так за другого отдам. (Уходит).

Лахет. Фидипп, постой, послушай немного. Ушёл; что мне делать? Пусть между собой улаживают сами, как хотят, коли ни сын его, ни сам не хотят меня слушаться; что говорю, ни за что считают. Отнесу эту ссору к жене, по её совету всё это сделалось; и всё это, что мне так тяжело, вымещу на ней. (Уходит).

Сцена 6.

Миррина, Фидипп. Входит Миррина.

Миррина. Погибла! Что делать? Куда деться? Что я, несчастная, буду отвечать мужу? Кажется, он слышал крик ребенка: так нечаянно, молча взошёл он к дочери. Если он узнает, что она родила, какую я найду отговорку, что это от него скрывала. Клянусь Поллуксом, не знаю. Вот скрипит дверь. Верно, сам ко мне идёт. Я не существую.

Возвращается Фидипп.

Фидипп. Жена моя, когда увидала, что я иду к дочери, пошла из дому; но вот она, я вижу. Что скажешь, Миррина? Эй! С тобой говорю!

Миррина. Со мной, муж?

Фидиппъ. Муж я тебе, али нет? Ты меня за мужа или за кого другого считаешь? Потому что, если бы ты меня не считала за кого-нибудь другого, жена, не стал бы я игрушкой по твоей вине.

Миррина. По какой?

Фидипп. Ты ещё спрашиваешь? Родила дочь? Молчишь!

Миррина. Разве так прилично отцу спрашивать? Смерть моя! От кого же думаешь, как не от того за кем была замужем. Клянусь.

Фидипп. Верю. Не иначе же думать отцу! Но удивляюсь тому, зачем вы так скрываете от всех нас её роды, когда она и хорошо, и в своё время родила. Неужели ты так упряма, что желаешь лучше погибели ребенку, посредством которого, сама знаешь, более крепится наша дружба, только бы дочь не жила с ним в любви против твоей воли.

Миррина. Несчастная!

Фидипп. Желал бы я знать, так ли это полно. Но вот что мне пришло на ум. Об этом толковали ещё, прежде чем мы взяли его в зятья. Ты говорила, что не можешь терпеть, чтобы дочь твоя вышла замуж за человека, у которого есть любовница и который ночует не дома.

Миррина. Уж пусть он лучше эту причину предполагает, чем настоящую.

Фидипп. Я знал, Миррина, гораздо прежде тебя, что у него есть любовница, но я этого никогда не ставил в порок молодым людям: это уж у всех врождённое. Но она ему уж надоела, и он ей надоел. А ты какова была прежде, такова и теперь, и нисколько до сих пор не перестаёшь разлучать с ним дочь, чтобы не было по-моему, вот теперь дело ясно показывает, как ты задумала это сделать.

Миррина. Неужели ты думаешь, что я такая супротивница своему порождению, чтобы иметь такие замыслы, когда этот брак нам выгоден.

Фидипп. Нечто ты можешь рассмотреть или рассудить, что нам выгодно? Слышала, может быть, от кого-нибудь, сказали тебе, что видели, как он входил, либо уходил от любовницы. Ну, что ж такое, если он тихо, скромно и редко это делает? Не приличней ли нам притвориться, что мы не знаем ничего, чем стараться узнавать, чтобы он нас возненавидел? Потому что если бы он вдруг отстал от женщины, к которой привыкал столько лет, я бы его считал и человеком легким, и непостоянным мужем моей дочери.

Миррина. Оставь, заклинаю тебя, и молодого человека, и те грехи, которые ты мне приписываешь. Поди, поговори с ним наедине. Спроси, хочет или нет взять дочь: если он скажет, что хочет, отдай; если нет, у меня останется дочь. Я себе дочь сберегла, тем лучше!

Фидипп. Если же он сам не хочет, и ты, Миррина, считаешь, что он виноват: я здесь, и по-моему должно всё быть. Поэтому-то я и пылаю гневом на тебя, как ты смела сделать всё это без моего позволения. Не смей даже и подумать унести куда-нибудь ребёнка из дома. А я-то, дурак, думаю, что она меня послушается. Войду в дом и прикажу невольникам, чтобы не позволяли выносить его из дома.

Миррина. Нет ни одной женщины на свете несчастней меня! Потому что ясно для меня, что с ним будет, когда он узнает всё дело, как есть; когда уж из пустого он так рассердился. Я и не знаю, на что он тогда решится. Из всех моих несчастий самое злейшее будет, если он заставит воспитывать ребёнка, которого отца мы не знаем; потому что, когда моя дочь была обольщена, она в темноте не рассмотрела лица, и не взяла у него ничего, чтобы после узнать, кто он такой. Сам же он, уходя, отнял у неё кольцо, которое она носила на пальце. Ещё боюсь, что Памфил не захочет долее скрывать, о чём я его просила, когда узнает, что воспитывают чужого ребенка за его.

Оба уходят.

Действие 4.

Сцена 1.

Сострата, Памфил.

Сострата. Знаю я, сын мой, что ты подозреваешь, что жена твоя ушла отсюда от моих капризов. Ты только не хочешь, показать мне этого. Клянусь богами и твоим расположением, которого я желаю, никогда я с умыслом не делала ничего, что бы могло вызвать ненависть её против меня. Я и прежде знала, что ты меня любишь, теперь ты ещё более доказываешь это, потому что мне твой отец дома сказывал, как ты предпочитаешь меня своей жене. Нынче я решилась отблагодарить тебя за это, чтобы ты знал, что я ценю твое ко мне почтение. Я думаю, Памфил, что это и для вас, и для моей доброй славы будет хорошо, что я твердо решилась уехать с твоим отцом в деревню, чтобы ни моё присутствие, да и никакая другая причина не помешала Филумене воротиться к тебе.

Памфил. К чему это решение, я тебя спрашиваю? Уступая её глупости, ты идешь из города на житье в деревню? Не делай этого: это делают те, которые нам худой славы желаю, не говорили, так скажут, что это сделалось от моего упрямства, а не от твоей уступчивости. Я не хочу, чтобы ты из-за меня оставлял своих приятельниц, родных и праздники.

Сострата. Все это для меня нисколько не привлекательно: пока лета позволяли, я занималась этим; теперь с меня этих хлопот довольно: теперь моя главная забота, чтобы моя старость никому не мешала и никто бы не желал моей смерти. Я вижу, что здесь меня напрасно ненавидят; пора удалиться; это лучшее средство, как я думаю, уничтожить все причины к сему; и себя освобожу от подозрений, и прочим угожу. Позволь мне, заклинаю тебя, избежать брани, которую женщины постоянно слышат.

Памфил. Не случись только этого, я во всём остальном счастлив, исключая одного: имею такую мать, а жена…

Сострата. Заклинаю тебя, Памфил, не думай, что дело, каково оно есть, совсем не годится. Если всё остальное и она сама таковы, как ты желаешь, то сделай мне одолжение: возврати её.

Памфил. О, я несчастный!

Сострата. И я то же: потому что всё это не менее мне неприятно, чем тебе, сын мой!

Сцена 2.

Лахет, Сострата, Памфил.

Лахет. Я, стоя здесь близко, слышал, какой разговор ты с ним имела. Это умно, — что ты можешь уступить, когда нужно, и хочешь сделать теперь то, что после должна будешь сделать поневоле.

Сострата. Да благоприятствует нам Фортуна!

Лахет. Ступай в деревню: я твоё буду делать, а ты моё дело делай. Я от тебя терпел, теперь ты от меня потерпи!

Сострата. Я думаю.

Лахет. Поди домой и приготовь, что с собой возьмешь. Вот и всё.

Сострата. Как велишь, так и сделаю.

Памфил. Отец!

Лахетъ. Что тебе, Памфил?

Памфил. Мать уходит отсюда? Совсем ненужно.

Лахет. Почему ты этого хочешь?

Памфил. Потому что я ещё не знаю, как поступить с женой?

Лахет. Что такое? Что ещё хочешь делать, как не взять обратно?

Памфил. И хочу и удерживаюсь. Но я не изменю своей решимости: поступлю так, как считаю полезным. Я думаю, что лучше можно будет восстановить мир, если её не брать.

Лахет. Ничего ты не знаешь. Какое тебе дело, как они будут друг с другом, когда эта уйдёт. Ненавистен этот возраст молодым людям. Лучше удалиться. После, пожалуй, Памфил, мы в басню попадём: старик и старуха. Но вот, кстати, и Фидипп. Подойдём.

Сцена 3.

Фидипп, Лахет, Памфил.

Фидипп. Клянусь Полуксом, я на тебя сердит, Филумена, ты скверно сделала; если тебя и извиняет то, что мать тебя заставила это сделать; но её ничто не извиняет.

По всей вероятности, пьеса была переведена целиком, но вследствие утраты одного писчего листа не сохранилось в передаче стихов 626—694 и 860—880.

Дальнейшее переведено А. И. Малеиным.

Лахет. Филипп, ты явился как раз кстати и в самое время.

Фидипп. В чём дело?

Памфил (про себя). Что мне им ответить? Каким образом это им открыть?

Лахет. Передай дочери, что Сострата уедет отсюда в деревню, и ей теперь нечего бояться вернуться домой.

Фидипп. Ах, нет, твоя жена здесь ни в чём не виновата; всё это вышло от моей супруги, Миррины. Переменились дела; вот что нас сильно волнует, Лахет.

Памфил (про себя). Только бы мне не брать её обратно, а там пусть волнуются, как хотят.

Фидипп. Памфил, конечно, я хочу, чтобы наше свойство, насколько возможно, было вечным, ну, а если ты иначе мыслишь на этот счёт, то возьми пожалуйста хоть мальчика.

Памфил (про себя). Он узнал про роды. Пропал я!

Лахетъ. Мальчика? Какого мальчика?

Фидипп. Да внук у нас родился. Ведь мы дочь-то от вас беременной взяли, а я до нынешнего дня и не знал ничего про её беременность.

Лахет. Вот добрая весть, клянусь богами! Я рад как тому, что ребёнок родился, так и тому, что Филумена у тебя здорова. Но какая удивительная женщина твоя супруга и что у неё за характерец! Зачем ей надо было это так долго скрывать от нас? Не могу и высказать в достаточной мере, каким дурным представляется мне этот её поступок.

Фидипп. И тебе, значить, это так же не нравится, как и мне.

Памфил (про себя). Если я раньше долго колебался в своём решении, то теперь всякое колебание исчезло, раз она явится с чужим ребёнком.

Лахет. Ну, Памфил, теперь тебе уже нечего больше раздумывать.

Памфил (про себя). Пропал я!

Лахет. Мы часто желали видеть тот день, когда от тебя появится существо, могущее назвать тебя отцом. Вот это и случилось, благодарю богов.

Памфил (про себя). Я уничтожен!

Лахет. Бери жену обратно и не противься мне!

Памфил. Батюшка, если бы она желала иметь от меня детей или вообще быть за мной замужем, то, я вполне уверен, не делала бы тайком от меня того, что, очевидно, хотела скрыть теперь. Когда я чувствую, что её душа не лежит ко мне, и полагаю, что между нами не будет потом согласия, зачем мне брать её обратно?

Лахет. Молодая женщина поступила так, как посоветовала мать. Что здесь удивительного? Как, по-твоему, можешь ты найти такую женщину, которая ни в чём не была бы виновата? Да и мужчины-то разве тоже безгрешны?

Фидипп. Ну вы, Лахет и Памфил, теперь смотрите сами, как вам надо поступить: отослать её к нам или вернуть к себе. За поступки своей жены я не ответчик. Каково ни будет ваше решение, я противиться ему не буду. Но вот с ребёнком-то что нам делать?

Лахет. Вот ещё смешной вопрос. Что там ни будет, а ты, конечно, отдай его вот ему, отцу, чтобы мы воспитали дитя, как своё.

Памфил. Что же, неужели мне воспитывать ребенка, которого бросил его отец?

Лахет. Что ты сказал? Ай, ай, Памфил! Так нам не надо воспитывать? Что же, по-твоему, лучше его бросить? Какое сумасшествие! Нет, я никак не могу молчать больше. Ты заставляешь меня сказать при Фидиппе то, чего я не хотел. Что же ты думаешь, мне неизвестна причина твоих слёз и твоего сильного беспокойства? Сначала ты объявил, что не можешь держать жену у себя из-за твоей матери. Тогда та обещала, что уйдёт из дому. Теперь, когда ты видишь, что эта отговорка отнята у тебя, ты нашёл другую, а именно, что твоя жена родила тайком от тебя. Ты ошибаешься, если думаешь, что мне неизвестны твои помыслы. Сколько времени позволял я тебе любить свою подругу, желая, чтобы ты, в конце концов, пришёл к решению жениться! Как спокойно нёс я расходы, которые ты делал из-за неё! Я просил и молил тебя жениться; говорил, что настала пора для этого. Повинуясь мне, как это и подобало, ты исполнил это. А теперь тебя опять потянуло к твоей прелестнице. И вот, в угоду ей, ты начинаешь даже обижать жену. Ведь я вижу, что ты опять принялся за старое.

Панфил. Это я-то?

Вновь возобновляется перевод А. Н. Островского.

Лахет. Да, ты самый. Я повторяю: ты обижаешь жену, выдумывая ложные причины для раздора, чтобы опять жить с той, удалив от себя эту, как свидетельницу. Чувствует это и жена, потому что какая бы другая причина была ей уйти от тебя?

Фидипп. Верно он говорит: потому что это самое и есть.

Памфил. Я поклянусь тебе, что ничего этого нет.

Лахет. Ах, возьми жену; или скажи, почему тебе нельзя.

Памфил. Теперь ещё не время.

Лахет. Возьми ребенка, потому что этот невиноват. А о матери — погляжу после.

Памфил. Со всех сторон на меня несчастья; не знаю, что и делать: так меня бедного прижал отец. Уйду отсюда, немного выгоды здесь оставаться; я думаю, что без моего приказания не возьмут ребенка, особенно когда в этом деле у меня есть помощник — тёща.

Лахет. Уходишь! Эй! И ничего решительного мне не отвечаешь? Неужели ты думаешь, что он в своём уме? Оставь его: ребенка, Фидипп, дай мне, я воспитаю.

Фидипп. С большим удовольствием. Не удивительно, что жене моей переносить это очень тяжело. Женщины обидчивы до горечи, нелегко это переносят: от этого она и сердится, она сама мне сказывала. Я не хотел этого тебе говорить, а теперь всё ясно. Я вижу, что у него есть отвращение от брака.

Лахет. Что же мне делать, Фидипп? Что посоветуешь?

Фидипп. Что делать тебе? Я думаю, прежде найдём эту любовницу, попросим её, поругаем хорошенько, наконец пригрозим, если она после этого будет иметь с ним дело.

Лахет. Сделаю по-твоему: эй, мальчик, беги к этой Бакхиде, нашей соседке, позови её сюда от моего имени. (Фидиппу). И сделай ты милость, помоги мне в этом деле!

Фидипп. Ах, Лахет, я уж тебе сказал и теперь тоже говорю, что я хочу остаться с тобой в дружбе, если это только возможно, что, надеюсь, и будет. Не хочешь ли, чтобы я был с тобой, когда ты будешь с ней разговаривать?

Лахет. Нет, ступай: приготовь какую-нибудь кормилицу ребенку.

Сцена 4.

Бакхида, Лахет.

Бакхида. Здесь что-нибудь да есть, что Лахет хочет говорить со мной: и едва ли я обманываюсь, я подозреваю, что он хочет.

Лахет. Надо быть осмотрительнее, а то с сердец выведаешь у неё меньше, чем можно, или сделаешь что-нибудь лишнее, о чём после будешь жалеть. Приступаю. Здравствуй, Бакхида.

Бакхида. Здравствуй, Лахет.

Лахет. Клянусь Полуксом, ты вероятно, Бакхида, нисколько удивилась, зачем это я велел мальчику тебя вызвать из дому.

Бакхида. Я ещё и теперь очень испугана, мне приходит на мысль, кто я такая; и я боюсь, чтобы само название моего промысла не вооружило тебя против меня; потому что я хорошо сохраняю свою нравственность.

Лахет. Если ты правду говоришь, так нечего тебе, женщина, меня и бояться: я уже в таких летах, что грешно мне не знать приличия; тем более я во всяком деле стараюсь быть осторожнее, чтобы не поступить безрассудно. Если ты поступаешь и хочешь поступать, как прилично хорошим женщинам, глупо мне обижать тебя; а если ты невинна, и вовсе несправедливо.

Бакхида. Клянусь Кастором, за это я тебе очень много благодарна. Потому что если кто и извинится, сделав обиду, мало в этом мне пользы. Но какое ко мне есть дело?

Лахетъ. Ты принимаешь моего сына, Памфила, у себя.

Бакхида. Ах!

Лахет. Слушай, пока он не женился, я терпел вашу любовь. Погоди! Я ещё не сказал, что хотел. У него теперь жена: поэтому тебе нужно найти себе более постоянного любовника, пока время есть; потому что не может же он тебя любить целый век; да и ты не всегда будешь в этой поре.

Бакхида. Кто это говорит, что он ходит ко мне?

Лахет. Тёща.

Бакхида. Я принимаю его?

Лахетъ. Ты; и дочь свою увела; и ребенка, который родился, хочет потихоньку извести.

Бакхида. Чем бы мне тебя заверить?! Если б я знала что-нибудь священнее клятвы, я поклялась бы тебе, Лахет, что, как Памфил женился, я с ним разлучилась.

Лахет. Ты приятная женщина. Но знаешь ли, чего я хочу, чтобы ты сделала?

Бакхида. Что хочешь? Говори.

Лахет. Чтобы ты вошла в дом к этим женщинам и эту же клятву произнесла им: утешь их и с себя сними вину.

Бакхида. Изволь: этого, я знаю, ни одна женщина нашего звания не сделает, не пойдёт за таким делом к замужней женщине. Но я не хочу, чтобы твоего сына подозревали ложно: и чтобы вы, которым меньше всего это прилично, не считали его таким напрасно, потому что он заслуживает того, чтобы я помогла ему, чем только могу.

Лахет. Твой разговор возвратил тебе моё внимание и благосклонность. Потому что не одни эти женщины так думали; и я тому же верил. Теперь я узнал, что ты не такова, как мы думали; продолжай так поступать и пользуйся нашей дружбой, как хочешь. Если поступишь иначе… Но замолчу; чтобы ты не услышала от меня что-нибудь неприятного. Одно я тебе скажу: ты лучше испытай, каков я в дружбе, чем каков во вражде.

Бакхида. Всеми силами постараюсь.

Сцена V.

Фидипп, Лахет, Бакхида, кормилица.

Фидипп. Ни в чём у меня тебе не будет недостатка, всё, что нужно, будет вдоволь. А ты постарайся больше есть и больше пить, чтобы ребёнок был сыт.

Лахет. Мой сват пришёл, привёл кормилицу ребёнку. Фидипп, Бакхида всем святым клянётся…

Фидипп. Эта что ль она?

Лахет. Эта.

Фидипп. Разве такие женщины боятся богов: да я думаю, и боги на них не глядят.

Бакxида. Отдаю вам служанок; какими хотите пытками узнавайте обо мне. Дело в том: мне нужно сделать так, чтобы Памфил взял назад свою жену. Если я успею в этом, к моей чести будет относиться, что я одна сделала то, чего другие женщины нашего звания избегают.

Лахет. Мы в самом деле, Фидипп, напрасно подозревали наших жён. Теперь порасспросим эту. Если твоя жена узнает, что поверила ложному слуху про Бакхиду, гнев её пройдёт. Если же сын сердится за то, что жена его потихоньку родила, так это пустяки; скоро, пройдёт у него сердце.

Фидипп. Клянусь Геркулесом, и я того же желаю.

Лахет. Спрашивай её. Вот она. Она во всем удовлетворит тебя.

Фидипп. Что ты мне говоришь? Разве ты, Лахет, не слышал, как я думаю об этом деле? Успокой только женщин.

Лахет. Бакхида, я прошу тебя, чтобы ты исполнила, что обещала.

Бакхида. Хочешь, я пойду за этим?

Лахет. Иди, и убеди их, чтобы они верили.

Бакхида. Иду: хотя я и знаю, что мое посещение им теперь будет очень неприятно, потому что жена, когда разошлась с мужем, враг мужниной любовнице.

Лахет. Они полюбят тебя, когда узнают, зачем ты пришла.

Фидипп. И я обещаю, что они полюбят тебя, когда узнают всё. Ты и их избавишь от ошибки, и себя от подозрения.

Бакхида. Я погибла! Мне стыдно Филумены. (Рабыням, в сторону). Войдите со мной обе. (Уходит).

Лахет. Чего мне и желать лучше, как не того, что, я вижу, делает эта женщина? И себе заслужит благодарность без всякого ущерба, и мне будет полезна. Потому что если правда, что она теперь отдалила от себя Памфила; она знает, что и благородно с её стороны, и доставит ей и известность, и славу, этим она и разочтётся с сыном за прежнее, и нас сделает себе друзьями.

Все трое уходят.

Действие 5.

Сцена 1.

Парменон, Бакхида.

Парменон. Клянусь Полуксом, господин ни во что считает мои труды, послал меня ни за чем, и я напрасно потерял целый день, дожидаясь в крепости миконийского гостя Калидема. (Конечно, здесь нет ничего дурного, что заслуживало бы развода). Пока я там сидел, как дурак, кто-то пришёл, и я подошёл к нему: «Юноша, скажи, сделай милость, ты микониец»? «Нет». «А ты Калидем»? «Нет». «А у тебя есть здесь знакомый, Памфил»? Всё нет да нет. Да и есть ли такой Калидем, я не думаю. Наконец, клянусь Геркулесом, мне стало стыдно. Я ушёл. Но что это, я вижу, Бакхида выходит от наших соседей гетера. Что ей там делать?

Бакхида. А, Парменон, ты кстати пришёл. Беги скорее к Памфилу.

Парменон. Зачем?

Бакхида. Скажи, что я прошу его прийти.

Парменон. К тебе?

Бакхида. Нет, к Филумене.

Парменон. Что такое?

Бакхида. Что до тебя не касается, о том не спрашивай.

Парменон. Ничего ещё не говорить?

Бакхида. Скажи ещё, что Миррина узнала кольцо своей дочери, которое он мне дал.

Парменон. Знаю. Только?

Бакхида. Только. Сейчас придёт, когда услышит это от тебя. Что ленишься?

Парменон. Нисколько: да нынче мне и не дали полениться: весь день потратил в побегушках да на посылках. (Убегает).

Сцена 2.

Бакхида одна.

Бакхида. Какую радость доставила я сегодня Памфилу этим посещением! Сколько пользы ему принесла! Сколько горя уничтожила! Я ему возвратила сына, который, по милости этих женщин и его, чуть не погиб: я воротила ему жену, с которой он решился больше не жить вместе: я освободила его от того, в чём подозревали его отец и Фидипп. Это кольцо было началом всего случившегося. Потому что я помню, как месяцев девять назад, поздно вечером Памфил без провожатого, пьяный, прибежал, запыхавшись, ко мне в дом с этим кольцом. «О мой милый Памфил, — говорю я ему, — что ты так задохнулся? И где ты взял это кольцо? Скажи мне». Он стал придумывать различные вещи. После этого я ещё более стала его подозревать в чём-то, не знаю, и настаивать, чтобы сказал. Он признался, что на дороге, он насильно ухватил неизвестную женщину и во время борьбы отнял у неё кольцо. Это кольцо, которое было на моём пальце, узнала Миррина. Спрашивает, откуда оно, я рассказываю ей всё. Тогда сделалось известно, что Филумена была им изнасилована, и что от того родился сын. Мне очень приятно, что я доставила ему эту радость. Хотя другие любовницы и не желают, да и не в наших выгодах, чтобы любовнику нравился брак; но я никогда из своих расчётов никому не желала худого. Я, пока это было позволительно, пользовалась его благосклонностью, его остроумной беседой, его лаской. Некстати для меня была его свадьба, я признаюсь в этом. Но я знаю, клянусь Поллуксом, что с моей стороны не было ничего, чтобы заслужить это, — кто прежде доставлял много удовольствия, от того следует перенести и неприятность.

Сцена 3.

Памфил, Парменон, Бакхида.

Памфил. Смотри, Парменон, подумай, чтобы рассказать мне яснее и вернее: не рассказывай мне торопливо, чтобы мне напрасно не радоваться.

Парменон. Всё обдумано.

Памфил. Верно ли?

Парменон. Верно.

Памфил. Я любимец богов, если это так.

Парменон. Так точно.

Памфил. Погоди: я боюсь, тому ли я поверил и то ли мне ты сказал.

Парменон. Тому.

Памфил. Ты так сказал, что Миррина узнала у Бакхиды свое кольцо.

Парменон. Так.

Памфил. То, которое я ей когда-то давно отдал, и это она приказала тебе рассказать мне? Так ли?

Парменон. Так, говорю тебе.

Памфил. Кто меня счастливее и радостнее? Что дать тебе за это известие? Что? Что? Не знаю.

Парменон. А я знаю.

Памфил. Что же?

Парменон. Ничего. Потому что я не знаю, что хорошего для тебя в моём известии и во мне самом.

Памфил. Я ли, которого ты из жилища мёртвых вывел на свет, позволю тебе уйти от меня без награды? Ах, ты считаешь меня очень неблагодарным. Но вон, я вижу, Бакхида стоит у дверей: вероятно меня ждёт; подойду.

Бакхида. Здравствуй, Памфилъ.

Памфил. О Бакхида! О моя Бакхида, спасительница моя!

Бакхида. Это хорошо и приятно для меня.

Здесь текст Островского окончательно обрывается. Дальнейшее переведено А. И. Малеиным

Памфил. Ты доказала мне на деле. Так ты по-прежнему обворожительна, что, куда ты не придешь, обхождение, разговор, присутствие всегда доставляют удовольствие.

Бакхида. Да и ты, клянусь Кастором, сохранил свой прежний нрав и характер, так что приятнее тебя нет решительно никого на свете.

Памфилъ. Ха, ха, ха! Ты ли это мне говоришь?

Бакхида. Памфил, ты правильно полюбил свою жену. Я её до сегодня и не знала, и даже в глаза не видала. Но она показалась мне женщиной вполне порядочной.

Памфил. Ты правду скажи.

Бакхида. Готова поклясться, Памфил.

Памфил. А скажи-ка мне, не сказала ли ты чего-нибудь такого уже и отцу.

Бакхида. Нет, ничего.

Памфил. Да и не нужно даже заикаться. Мне не хочется, чтобы у нас так было, как в комедиях, где все про всё разузнают: здесь знают только те, кому надлежало это разузнать, а, кому не следует знать, те и не разузнают и знать не будут.

Бакхида. Мало того, я укажу тебе, как ты ещё легче можешь это скрыть. Миррина сказала Фидиппу так, что поверила моей клятве, а потому ты в глазах её оправдался.

Памфил. Отлично, надеюсь, что всё это устроится согласно нашему желанию.

Парменон. Хозяин, а можно мне узнать у тебя, что именно хорошего

сделал я сегодня, да и вообще, о чём вы здесь хлопочете.

Памфил. Нельзя.

Парменон. А всё же я смекаю. Неужели я его… « Из жилища мертвых»… Каким это образом?

Памфил. Ты и не знаешь, Парменон, сколько пользы ты принёс мне сегодня да и от какого горя избавил.

Парменон. А, знаю, да и сделал это не без умысла.

Памфил. Да и я это отлично знаю. Ещё бы, упустит ли зря Парменон случай сделать что-нибудь полезное? Иди за мною в дом, Парменон.

Парменон. Иду. (К зрителям). Я сегодня без умысла сделал гораздо больше добра, чем когда-либо до сего дня делал его сознательно. Похлопайте!

Все уходят.

165 г. до н. э.

Перевод выполнен в 1858 г.

Публ. А. И. Малеина.