Свадьба Кречинского (Сухово-Кобылин)/Действие первое
| ← Оглавление | Свадьба Кречинского — Действие первое | Действие второе → |
| Дата создания: 1854, опубл.: 1856 (журнал «Современник»). Источник: Lib.ru со ссылкой на издание: А. В. Сухово-Кобылин. Свадьба Кречинского. Комедия в трех действиях. М: Художественная литература, 1974. |
Явление 1
Атуева (выходит из левой двери, осматривает комнату и отворяет дверь на парадную лестницу). Тишка! эй, Тишка!
Тишка (за кулисами). Сейчас-с. (Входит в ливрее, с широкой желтой перевязью, нечесаный и несколько выпивши.)
Атуева (долго на него смотрит). Какая рожа!..
Отчего головы не чесал?
Тишка. Никак-с нет, Анна Антоновна, я чесал.
Атуева. И рожи не мыл?..
Тишка. Никак нет, мыл; как есть мыл. Как изволили приказать, чтоб мыть, так завсегда и мою.
Атуева. Колокольчик немец принес?
Тишка. Принес, сударыня; он его принес.
Атуева. Подай сюда да принеси лестницу.
Ну, теперь слушай. Да ведь ты глуп: ты ничего не поймешь.
Тишка. Помилуйте, сударыня, отчего же не понять? Я милости вашей все понимаю.
Атуева. Коли приедет дама, ты звони два раза.
Тишка. Слушаю-с.
Атуева. Коли господин, ударь один раз.
Тишка. Слушаю-с.
Атуева. Коли так, какая-нибудь дама или женщина — не звонить.
Тишка. Можно-с.
Атуева. Коли магазинщик или купец какой, тоже не звонить.
Тишка. И это, Анна Антоновна, можно.
Атуева. Понял?
Тишка. Я понял, сударыня, я оченно понял… А докладывать ходить уж не прикажете?
Атуева. Как не докладывать? непременно докладывать.
Тишка. Так перво прикажете звон сделать, а потом уж доложить?
Атуева. Этакий дурак! Вот дурак-то! Ну как же можно, глупая рожа, чтобы сперва звонить, а потом доложить!
Тишка. Слушаю-с.
Атуева. Ну, лезь прибивай.
Стой… так!
Тишка (наставив гвоздь с колокольчиком). Так-с?
Атуева. Повыше.
Тишка (подымаясь еще). Так-с?
Атуева. Повыше, тебе говорю.
Тишка (вздергивает руку кверху). Так-с?
Атуева (торопливо). Стой, стой… куда?.. ниже!
Тишка (опускает руку вниз). Так-с?
Атуева (начинает сердиться). Теперь выше! Ниже!! Выше!!! Ниже!! Ах ты, боже мой! А, да что ты, дурак, русского языка не понимаешь?..
Тишка. Помилуйте, как не понимать!.. Я понимаю-с, я оченно, сударыня, понимаю.
Атуева (нетерпеливо). Что ты там болтаешь?..
Тишка (снимает колокольчик вовсе с места и поворачивается к Атуевой). Я, сударыня, на тот счет, как вы изволите говорить, что я не понимаю, то я, сударыня, очень, очень понимаю.
Атуева. Что ж, ты прибьешь или нет?
Тишка. Как, матушка, приказать изволите.
Атуева (теряет терпение). Аааа-ах ты, боже мой!.. Да тут никакого терпенья не хватит! ты пьян!!!
Тишка. Помилосердуйте. Я только, сударыня, о том докладываю, что вы изволите говорить, что я не понимаю, а я оченно, сударыня, милости вашей понимаю.
Атуева (складывая крестом руки). А! ты, разбойник, со мною шутку шутишь, что ли?.. Что ж, ты нарочно туда влез разговоры вести? Прибивай!..
Тишка. Где милости вашей…
Атуева (выходит совершенно из себя и топает ногою). Прибивай, разбойник, куда хочешь прибивай… ну постой, постой, пьяная бутылка, дай мне срок: это тебе даром не пройдет.
Тишка (немедленно наставляет гвоздь в первое попавшееся место и колотит его со всей мочи). Я понимаю… я оченно… Матушка… барын… ту, ту, ту… ууух!!! (Свертывается с лестницы; она падает).
Атуева (кричит). Боже мой!.. Батюшки!.. Он себе шею сломит.
Тишка (очутившийся на ногах, улыбается). Никак нет-с, помилуйте.
Явление 2
Муромский. Что это? что вы делаете?
Атуева. Ничего не делаем. Вот Тишка опять пьян.
Муромский. Пьян?
Атуева. Да! Воля ваша, Петр Константиныч: ведь он с кругу спился.
Тишка. Помилуйте, батюшка Петр Константиныч! Изволят говорить: пьян. Чем я пьян? Когда б я был пьян, где б мне с этакой махинницы свалиться да вот на ноги стать?.. Стал, сударь, гвоздь вгонять, обмахнулся, меня эдаким манером и вернуло.
Муромский (смотрит на него и качает головою). Вернуло, тебя вернуло?.. Пошел, болван, в свое место.
Явление 3
Муромский (смотря вслед уходящему Тишке). Разумеется, пьян… Да что тут за возня у вас?
Атуева. Колокольчик навешивали.
Муромский (с беспокойством). Еще колокольчик? Где? что такое?.. (Увидев навешенный колокольчик.) Что это? здесь? в гостиной!..
Атуева. Да.
Муромский. Да что ж, здесь в набат бить?..
Атуева. Нынче везде так.
Муромский. Да помилуйте, ведь это глупость! ведь это черт знает что такое!.. А, да что и говорить!.. (Ходит.) Тут человеческого смысла нет… Ведь это всякий раз себе язык прикусишь!..
Атуева. И, полноте, батюшка, пустяки выдумывать! Отчего же тут язык прикусить?.. Пожалуйста, уж оставьте меня: я лучше вас знаю, как дом поставить.
Петр Константиныч! Надо будет вечеринку дать.
Муромский (остановясь против Атуевой). Вечеринку? какую вечеринку? О какой вы вечеринке говорите?
Атуева. Обыкновенно о какой. Будто не знаете! ну балик, что ли… вот как намедни было.
Муромский. Да ведь вы мне говорили, что вот последняя будет, уж больше не будет.
Атуева. Нельзя, Петр Константиныч, совсем нельзя: приличия, свет того требуют.
Муромский. Хорош ваш сахар — свет: требует!.. Да, как же, провались он в преисподнюю… требует!.. у кого? у меня, что ли, требует?.. Полно вам, сударыня, егозить! Что вы это как умом рехнулись?
Атуева. Я умом рехнулась?..
Муромский. Да! Вытащили меня в Москву, пошли затеи, балы да балы, денежная трата всякая, знакомство… суетня, стукотня!.. Дом мой поставили вверх дном; моего казачка Петрушку — мальчик хороший был — сорокой одели. Вот этого дурака Тишку, башмачника, произвели в швейцары, надели на него епанчу какую-то; вот (указывает на колокольчик) колоколов навесили, звон такой идет по всему дому!..
Атуева. Разумеется, звон. Я вам говорю, сударь: у всех людей так…
Муромский. Матушка! ведь у людей дури много — всего не переймете!.. Ну что вы тут наставили! (показывает на вазу с карточками) какую кружку? какое благо собираете?
Атуева. Это?.. Визитные карточки.
Муромский (покачав головою). Поголовный список тараторок, болтунов…
Атуева. Визитные-то карточки?
Муромский. Праздношатаек, побродяг всесветных, людей, которые, как бухарцы какие, слоняются день-деньской из дому в дом и таскают сор всякий, да не на сапогах, а на языке.
Атуева. Это светские люди?
Муромский. Да!
Атуева. Ха, ха, ха! и смех и горе!..
Муромский. Нет! горе.
Атуева. Ну что вы, Петр Константиныч, судите да рядите: ведь вы свету не знаете?
Муромский. И знать его не хочу!
Атуева. Ведь вы век целый торчали у себя в Стрешневе.
Муромский. Торчал, сударыня, торчал. Не вам жаловаться; на мое торчанье балики-то даете.
Атуева. Это, сударь, ваш долг.
Муромский. Балы-то давать?
Атуева. Ваша обязанность.
Муромский. Балы-то давать?!!
Атуева. У вас дочь невеста!
Муромский. Сзывать людей. (Машет руками.) Сюда! Сюда!.. И они же, благодетели, наедут, объедят, обопьют да нас же на смех подымут!..
Атуева. Так с мужиками толковать лучше?
Муромский. Лучше. Когда с мужиком толкуешь, так или мне польза, или ему, а иное дело — обоим. А от вашего звону кому польза?
Атуева. Нельзя же все для пользы жить.
Муромский. Нельзя?.. Надо!
Атуева. Мы не нищие.
Муромский. Так будем нищие… (Махнув рукой.) Да что с вами говорить!
Атуева. А вам бы вот забиться в захолустье да там и гнить в болоте с какими-нибудь чудаками!
Муромский. Э, матушка! такие же чудаки, как и мы.
Атуева. Ну уж я не знаю. Понатерпелась я от них муки на прошедшем нашем бале! Ваша Степанида Петровна такой чепец себе взбрякала… сама-то толстая, сидит на диване, что на самую ведь средину забилась. Как взгляну, так мне сердце-то и щемит, так и щемит!..
Муромский. Что ж? она прилично была одета; она женщина хорошая.
Атуева. Да что в том, сударь, что хорошая? Об этом не спрашивают… Прилично!.. Да о ней всякий спрашивал, кто, говорят, такая? Просто, я хоть бы сквозь землю провалилась.
Муромский. Что ж тут худого, что спрашивают, кто такая? Я тут худого не вижу. А вот что худо: девочка молоденькая — чему она учится? что слышит? Выйдет в двенадцатом часу из спальни — пойдет визитные карточки вертеть… Вот тебе и занятие! Потом: гонять по городу; там в театр, там на бал. Ну какая это жизнь? К чему вы ее готовите? чему учите? а? вертушкой быть? шуры-муры, коман ву порте ву?[1]
Атуева. Так как же, по-вашему, надо ее воспитывать? Чему учить?
Муромский. Делу, сударыня, порядку.
Атуева. Так возьмите немку.
Муромский. В своем доме занятию…
Атуева. Чухонку!
Муромский. Экономии…
Атуева. Экономку!.. шлюху!!
Муромский (расставив руки). Помилосердуйте, сударыня!..
Атуева. Что? правда-то глаза колет?.. то-то. А вы скажите-ка мне решительно, хотите дать вечеринку или нет?
Муромский. Не хочу!
Атуева. Так я на свои деньги дам: свое состояние имею!
Муромский. Давайте! Я вам не указчик!
Атуева. Из ваших капризов не сидеть же девочке в углу, без кавалеров. Вам вот только чтоб расходов не было. Без расходов, сударь, девочку замуж не отдашь.
Муромский. Вона!.. эка ведь им гиль в голову села: без расходов девочку замуж не отдашь! Сударыня! когда знают, что девочка скромная, дома хорошего, да еще приданое есть, так порядочный человек и так женится; а с расходами да с франдыбаченьем вашим так отдашь, что после наплачешься.
Атуева. Так, по-вашему, и упечь ее за какого-нибудь деревенского чучелу?
Муромский. Не за чучелу, сударыня, а за человека солидного…
Атуева (перебивая его). Да, чтоб солидный человек ее в деревне и уморил? Уж вы насильно отдайте, свяжите по рукам и по ногам…
Муромский. Переведите-ка, матушка, дух.
Атуева. Что-с?..
Муромский. Духу, духу возьмите!..
Атуева. Что же вы это, сударь…
Явление 4
Лидочка. Здравствуйте, папенька!
Муромский (повеселев). Ну вот и она. Кралечка ты моя! (Берет ее за голову и целует.) Баловница!
Лидочка (подходит к тетке). Здравствуйте, тетенька!
Муромский. Ну, что же ты делала, с кем танцевала вчера?
Лидочка. Ах, папа, много!..
Атуева. Мазурку с Михаилом Васильевичем!
Муромский. С Кречинским?
Лидочка. Да, папа.
Муромский. Помилуй, матушка! ему бы пора и бросить.
Атуева. Отчего это?
Муромский. Ну, уж человек в летах: ему ведь под сорок будет.
Атуева. С чего вы это взяли? Лет тридцать с небольшим.
Лидочка. А как он ловко танцует!.. это чудо!.. особливо вальс.
Атуева. И молодец уж какой!
Муромский. Не знаю, что вам дался этот Кречинский. Конечно, мужчина видный, — ну приятный человек; зато, говорят, как в карты играет!
Атуева. И, мой отец, всего не переслушаешь. Это ваш все Нелькин жужжит. Ну он где слышит, где бывает? Ну кто нынче не играет? Нынче все играют.
Муромский. Игра игре рознь. А вот Нелькин карт в руки не берет.
Атуева. А вот вам Нелькин дался! Вы бы его в свете посмотрели, так, думаю, другое бы сказали. Ведь это просто срамота! Вот вчера выхлопотала ему приглашение у княгини — стащила на бал. Приехал. Что ж, вы думаете? Залез в угол, да и торчит там, выглядывает оттуда, как зверь какой: никого не знает. Вот что значит в деревне-то сидеть!
Муромский. Что делать! застенчив, свету мало видел. Это не порок.
Атуева. Не порок-то, не порок, а уж в высшем обществе ему не быть. Ведь непременно подцепит Лидочку вальсировать! Танцует плохо, того и гляди, ляпнется он с нею со всего-то маху, — ведь осрамит!
Муромский (вспыхнув). Сами-то… широко очень плывете… Не ляпнуться бы вам со всего-то маху…
Атуева. Ну уж не ляпнусь.
Муромский (уходя). Посередь-то высшего общества не сесть бы в лужу.
Атуева. И в лужу не сяду!
Муромский (уходя). То-то, не сядьте.
Атуева. Не сяду… не сяду.
Явление 5
Лидочка. Что это, тетенька, вы все папеньку сердите!
Атуева. Не могу, право, не могу. Вот дался ему Нелькин!
Лида! а что ты это с Кречинским говорила за мазуркой? Вы что-то очень говорили?
Лидочка (нерешительно). Так, тетенька.
Атуева. По-французски?
Лидочка. По-французски.
Атуева. До смерти люблю. Вот сама-то я не очень, а ужасно люблю. Ну, а ты теперь порядочно?
Лидочка. Да, порядочно, тетенька!
Атуева. А какой у него — хороший выговор?
Лидочка. Да, очень хороший.
Атуева. У него это как-то ловко выходит, и он этак говорит часто, часто, так и сыплет! А как он это говорит: parbleu, очень хорошо! Отчего это ты, Лидочка, никогда не говоришь parbleu?[2]
Лидочка. Нет, тетенька, я иногда говорю.
Атуева. Это очень хорошо! Да что ты такая скучная?
Лидочка. Тетенька! я, право, не знаю, как вам сказать…
Атуева. Что, милая, что?
Лидочка. Тетенька! он вчера за меня сватался.
Атуева. Кто? Кречинский? Неужели? Что ж он тебе говорил?
Лидочка. Право, тетенька, мне как-то совестно… только он говорил мне, что он меня так любит!.. (Останавливается.)
Атуева. Ну ты что ж ему сказала?
Лидочка. Ах, тетенька, я ничего не могла сказать… я только спросила: точно ли вы меня любите?
Атуева. Ну а еще что?
Лидочка. Я больше ничего не могла сказать.
Атуева. То-то я видела, что ты все какую-то ленту вертела. Что ж? Неужто ты ему так-таки ничего больше и не сказала? Ведь я же тебе говорила, как надо сказать.
Лидочка. Да, тетенька, я ему сказала: parlez a ma tante et a papa.[3]
Атуева. Ну, вот так. Ты, Лидочка, хорошо поступила.
Лидочка. Ах, тетенька, мне плакать хочется.
Атуева. Плакать? Отчего? Разве он тебе не нравится?
Лидочка. Нет, тетенька, очень нравится. (Кидается ей на шею и плачет.) Тетенька, милая тетенька! я его люблю!..
Атуева. Полно, мой друг, полно! (Отирает ей платком глаза.) Ну что же? Он человек прекрасный… знакомство большое… Ведь он всех знает?
Лидочка. Всех, тетенька, всех; со всеми знаком: он на бале всех знает… Я только боюсь папеньки: он его не любит. Он все говорит, чтоб я вышла за Нелькина.
Атуева. И, мой друг, это все вздор. Ведь отцу потому хочется за Нелькина, что он вот сосед, живет в деревне, имение рядом, что называется, борозда к борозде: вот почему ему хочется за Нелькина.
Лидочка. Папенька говорит, что он очень добрый.
Атуева. Да, как же! И, моя милая, в свете все так: кто глуп, тот и добр; у кого зубов нет, тот хвостом вертит… А если выйдешь за Кречинского — как он дом поставит, какой круг сделает!.. Ведь у него вкус удивительный…
Лидочка. Да, тетенька, удивительный!..
Атуева. Как он наш солитер обделал — это прелесть! Вот лежала вещь у отца в шкатулке; а ведь теперь кто увидит, все просто в восхищении… Я вот переговорю с отцом.[4]
Лидочка. Он мне говорил, тетенька, что ему надо ехать из Москвы.
Атуева. Скоро?
Лидочка. На днях.
Атуева. Надолго?
Лидочка. Не знаю, тетенька.
Атуева. Так, стало, ему надо ответ дать?
Лидочка (со вздохом). Да, непременно надо.
Атуева. Ну, так я с отцом переговорю.
Лидочка. Тетенька! не лучше ли, чтобы он сам? Вы знаете, какой он ловкий, умный, милый… (Задумывается.)
Атуева (обидясь). Ну, делай, как хочешь. Ведь я тебе не мать.
Лидочка. Ах, тетенька, что вы это? Не оставляйте меня. Вы мне — мать, вы мне — сестра, вы мне — всё. Вы знаете, что я его люблю… (целует ее) как я его люблю… (Останавливается.) Ах, тетенька, какое это слово — люблю!
Атуева (усмехаясь). Ну, полно, полно.
Лидочка. Я даже не знаю, что со мною делается. У меня сердце бьется, бьется и вдруг так и замрет. Я не знаю, что это такое.
Атуева. Это ничего, мой друг, это пройдет… Вот, никак, отец идет. Мы сейчас и за дело.
Явление 6
Муромский. Ну что вы? Вот тащит меня ваш Михаил Васильич на бег. Ну что мне там делать? До рысаков я не охотник.
Атуева. Ну что ж? Вы хоть людей посмотрите.
Муромский. Каких людей? лошадей едем смотреть, а не людей.
Атуева. Что это, Петр Константиныч, ничего вы не знаете! Там теперь весь бомонд.
Муромский. Да провались он, ваш бом… (Здоровый удар звонка.) Ай!.. Ах ты, черт возьми! что за попущение такое. Я этому Тишке все руки обломаю: терпенья нет. Матушка, я вам говорю (указывая на колокольчик), извольте эти звонки уничтожить.
Атуева. Нельзя, Петр Константиныч, воля ваша, нельзя: во всех домах так.
Муромский (кричит). Да что же вы, в самом деле? ну не хочу, да и только!
Атуева. Ах, батюшка, что вы это кричите? Господи! (Указывая на дверь, тихо.) Чужих-то людей постыдились бы.
Явление 7
Муромский. Где же вы это, Владимир Дмитрич, пропали? Я уж стосковался по вас.
Нелькин. Да, Петр Константиныч (махает рукой), загулял совсем: все вот балы… (Оглядываясь на дверь.) Ну, Анна Антоновна, какой вы резкий колокольчик-то повесили… ого!..
Муромский. Ну вот, видите: не я один говорю.
Нелькин. А впрочем, Петр Константиныч, я вам скажу: вчера на бале, у княгини, тоже того… (вертит головой) только что подымаюсь на лестницу… освещено, знаете, как день; дома-то я не знаю; прислуги гибель — все это в галунах… подымаюсь, знаете, на лестницу, да и посматриваю: куда, мол, тут? Как звякнет он мне над самым ухом, так меня как варом обдало! Уж не чувствую, как меня в гостиную ноги-то вкатили.
Атуева. Зато они вас хорошо и вкатили…
Муромский (перебивая). А я вам, сударыня, говорю, что вы меня этими колоколами выгоните из дому.
Нелькин. Да вы, Петр Константиныч, как собираетесь в Стрешнево?
Атуева. И не собираемся, батюшка! Разве после масленицы, а прежде — что в деревне-то делать?
Муромский. Да, вон видишь! Что в деревне делать? Толкуй вот с ними!.. Распоряжение, сударыня, надобно сделать к лету — навоз вывезти; без навозу баликов давать не будете.
Атуева. Так что же у вас Иван-то Сидоров делает? Неужели он и навоз-то на воза покласть не может?
Муромский. Не может.
Атуева. Не знаю — чудно, право… Так неужели сам помещик должен навоз накладывать?
Муромский. Должен.
Атуева. Приятное занятие!
Муромский. Оттого все и разорились.
Атуева. От навозу.
Муромский. Да, от навозу.
Атуева. Ха, ха, ха! Петр Константиныч, вы, батюшка, хоть другим-то этого не говорите: над вами смеяться будут.
Муромский. Я, матушка, об этом не забочусь что…
Ай!.. Ах, царь небесный! Да ведь меня всего издергает. Я этак жить не могу… (Подходя к Атуевой.) Понимаете ли, сударыня, я этак жить не могу! Что ж, вы меня уморить хотите?..
Явление 8
Кречинский. Петр Константиныч, доброе утро! (Поворачивается к дамам и раскланивается.) Mesdames! (Идет, жмет им руки.)
Нелькин (стоя в отдалении, в сторону). Во! ни свет ни заря, а уж тут…
Скоморох, право, скоморох. Что тут делать? забавляет, нравится…
Во!.. О женщины! Что вам, женщины, нужно? желтые нужны перчатки, лаковые сапоги, бакенбарды чтоб войлоком стояли и побольше трескотни!
Ах, Лидия, Лидия! (Вздыхает.)
Кречинский (показывая на колокольчик). Анна Антоновна! а это что у вас за вечевой колокол повесили?
Атуева (робко). Вечевой? как вечевой?
Кречинский. Громогласный какой-то.
Муромский (идет к Кречинскому и берет его за руку). Батюшка, Михайло Васильич! отец родной! спасибо, от души спасибо! (К Атуевой.) Что, Анна Антоновна, а? Да я уж и сам чувствую, что не в меру.
Кречинский. Что такое?
Муромский. Помилуйте! как что? Да ведь это напущение адское! болен сделался. Именно вечевой. Вот здесь как вече какое собирается.
Кречинский (идет к колокольчику, все идут за ним и смотрят). Да, велик, точно велик… А! да он с пружинкой, à marteau… знаю, знаю!..[5]
Нелькин (в сторону). Как тебе колоколов не знать: это по твоей части.
Атуева (утвердительно). Это мне немец делал.
Кречинский. Да, да, он прекрасный колокольчик; только его надо вниз, на лестницу… его надо вниз.
Муромский. Ну вот оно! как гора с плеч… (Отворяет дверь на лестницу.) Эй, ты, Тишка! епанча! пономарь пустой колокольни! поди сюда!..
Поди сюда! сымай его, разбойника!
Кречинский (очень развязно). Лидия Петровна! как вы отдохнули после вчерашнего бала?
Лидочка. У меня голова что-то болит.
Кречинский. А ведь чудо как было весело!
Лидочка. Ах, чудо как весело!
Кречинский (бойко). Ну, Петр Константиныч, а какая Лидия Петровна была хорошенькая, да какая свеженькая, да какая миленькая… просто залюбоваться надо!
Лидочка (несколько смутясь). Михайло Васильич! остерегитесь: вы ведь себя немного хвалите.
Муромский. Как себя? Вота!..
Лидочка. Разумеется, папенька! Ведь Михайло Васильич весь мой туалет придумывал. Мы ведь его с тетенькой к совету брали.
Муромский. Что ты? неужели? Скажите, батюшка! Как это вас на все станет? И дело вы всякое знаете, и пустяк всякий знаете!
Кречинский. Что делать, Петр Константиныч! такой уж талант. А вот теперь не угодно ли пожаловать на двор да обсудить талант по другой части. (Берет Муромского под руку.)
Муромский. Что, что такое? Куда на двор?
Кречинский (любезничая). А забыли?
Муромский. Право, не знаю.
Кречинский. А я вот даром что туалеты советую, а помню. А бычка-то?
Муромский. А, да, да, да! Ну что ж? Вам его привели из деревни?
Кречинский. Да, уж он тут. Он у вас на дворе с полчаса бунтует.
Муромский (берет шапку). Любопытно, любопытно взглянуть.
Кречинский. Mesdames, мы сейчас. (Берет развязно Муромского под руку и уводит.)
Явление 9
Атуева (указывая на уходящего Кречинского). Вот что называется, Владимир Дмитрич, светский человек!.. Charmant, charmant.[6]
Нелькин. Да, он человек, того… разбитной, веселый… Ну, а уж хорошего о нем мало слышно.
Атуева. Где, батюшка, слышно? в какой щели слышно?
Нелькин. Страшный, говорят, игрок.
Атуева (с досадой). Ну уж вы, батюшка, с вашими рассказами и понаскучили мне… извините меня. Кроме сплетней городских, ничего от вас и не слышно. Ведь вы Москву не знаете: ведь что вам первый встречный скажет, то и несете. Так, батюшка, жить в городе нельзя. Вы человек молодой; вы должны осмотрительно говорить, да и в знакомстве быть поразборчивее. Ну с кем вы это намедни в театре сидели? Кто такой?
Нелькин. Это так, Анна Антоновна, один здешний купец.
Атуева. Купец?! Извольте, вот с купцом знакомство свели!
Нелькин. Помилуйте, Анна Антоновна! он очень богатый купец… у него дом какой!..
Атуева. А что, что у него дом? И у мещанина дом. Разве купец вам компания? да и в публике! Ну теперь из высшего общества-то кто вас увидит, вот вас принимать-то и не станут.
Нелькин. Да ведь я, Анна Антоновна, за этим не гонюсь.
Лидочка (вспыхнув). К чему же вы это говорите? Кто за этим гонится?
Нелькин (спохватясь). Лидия Петровна! позвольте: я это так сказал, уверяю вас; я не хотел что-нибудь сказать…
Атуева. Ну хорошо, хорошо! Бог с вами, мой отец! а вы уж лучше перестаньте о людях дурное говорить. Таков свет, батюшка: хороши вы, так скажут, что не в меру глуп; богаты — урод; умны — объявят негодяем или чем и краше того. Таков уж свет. Бог с ними! что человек есть, то он и есть.
Явление 10
Муромский. Любезный мой Михайло Васильич! (Берет его за руку.) Благодарю, благодарю! Да того… мне, право, совестно.
Кречинский. Полноте, пожалуйста!
Муромский. Ей-ей, совестно… Как же это? Лида, Лидочка!..
Лидочка. Что, папенька?
Муромский. Да вот, смотри, ведь мне Михайло Васильич бычка-то подарил…
Лидочка (ласкаясь к отцу). Что ж, хорош, папенька?
Муромский (зажмуривается). Уди-ви-тельный!.. Вообрази себе: голова, глаза, морда, рожки!.. (Опять зажмуривается.) Удивительный… Так он из вашего симбирского имения?
Кречинский. Да, из моего симбирского имения.
Муромский. Так у вас в Симбирске имение!
Кречинский. Да, имение.
Муромский. И скотоводство хорошее?
Кречинский. Как же, отличное.
Муромский. Вы и до скотины охотники?
Кречинский. Охотник.
Муромский. О господи! и насчет укопу таки тово…
Кречинский (усмехаясь). Таки тово.
Муромский. А вот уж до деревни, кажется, нет…
Кречинский (горячо). Кто вам сказал? Да я обожаю деревню… Деревня летом — рай. Воздух, тишина, покой!.. Выйдешь в сад, в поле, в лес — везде хозяин, все мое. И даль-то синяя и та моя! Ведь прелесть.
Муромский. Вот так-то я сам чувствую.
Кречинский. Встал рано, да и в поле. В поле стоит теплынь, благоухание… Там на конный двор, в оранжереи, в огород…
Муромский. А на гумно?
Кречинский. И на гумно… Все живет; везде дело, тихое, мирное дело.
Муромский (со вздохом). Именно тихое, мирное дело… Вот, Анна Антоновна, умные-то люди как говорят!
Кречинский. Занялся, обошел хозяйство, аппетиту добыл — домой!.. Вот тут что нужно, Петр Константиныч, а? скажите, что нужно?
Муромский (весело). Чай, решительно, чай.
Кречинский. Нет, не чай: нужнее чаю, выше чаю?
Муромский (в недоумении). Не знаю.
Кречинский. Эх, Петр Константиныч! вы ли не знаете?
Муромский (подумав). Право, не знаю.
Кречинский. Жена нужна!..
Муромский (с увлечением). Правда, совершенная правда!
Кречинский (продолжая). Да какая жена? (Смотрит на Лидочку.) Стройная, белокурая, хозяйка тихая, безгневная. Пришел, взял ее за голову, поцеловал в обе щеки… «Здравствуй, мол, жена! давай, жена, чаю!..»
Атуева. Ах, батюшка! Вот манеры-то? Этак? жене-то хоть и не причесываться.
Кречинский. Полноте, Анна Антоновна! Жены не сердятся, когда им мужья прически мнут; когда не мнут — вот обида.
А самовар уж кипит. Смотришь, вот и старик отец идет в комнату; седой как лунь, костылем подпирается, жену благословляет; тут шалунишка внучек около него вьется, — матери боится, а к дедушке льнет. Вот это я называю жизнь! Вот это жизнь в деревне… (Оборачиваясь к Лидии.) Что ж, Лидия Петровна, вы любите деревню?
Лидочка. Очень люблю.
Атуева. Да когда же ты деревню любила?
Лидочка. Нет, тетенька, я люблю. Я, Михайло Васильич, очень люблю голубей. Я их сама кормлю.
Кречинский. А цветы любите?
Лидочка. Да, и цветы люблю.
Атуева. Ах, мой создатель! теперь она все любит.
Кречинский. Однако мы заболтались. (Смотрит на часы.) Уж час, Петр Константиныч! Нам пора: опоздаем. Да вы принарядитесь: народу ведь гибель будет.
Муромский (в духе). А что?.. Ну что ж, пожалуй, и мы тряхнем деревенщиной… Отказать-то нельзя: человек любезный.
Лидочка (подбегая к отцу). И точно, принарядитесь, папашенька, право, принарядитесь. Что вы в самом деле стариком прикинулись!.. Ангельчик вы мой (целует его)… пойдемте… Душенька моя… (еще целует).
Кречинский (почти в то же время). Браво, Лидия Петровна, браво!.. так его, так… хорошенько… Что он, в самом деле…
Муромский (смеется и ласкает дочь). Я-то прикинулся… а?.. какова шалунья?..
Явление 11
Кречинский (осматривается). Как же вам, Анна Антоновна, нравится моя картина деревенской жизни?
Атуева. Неужто вы точно любите деревню?
Кречинский. Кто? я? что вы! Да я нарочно.
Атуева. Как нарочно?
Кречинский. Да почему же не повеселить старика?
Атуева. Да это ему такое удовольствие, когда деревню хвалят.
Кречинский. Вот видите! А я желаю, Анна Антоновна, чтоб вы узнали истинную причину моих слов.
Атуева. Какую же это причину?
Кречинский. Анна Антоновна! Кто вас не оценит, кто не оценит воспитания, какое вы дали Лидии Петровне?
Атуева. Вот, Михайло Васильич, представьте себе, а Петр Константиныч все бранит меня.
Кречинский. Кто? старик-то? Ну, Анна Антоновна, его извинить надо: ведь он хозяин; а эти хозяева, кроме скотных дворов и удобрений, ничего не видят.
Атуева. А ведь действительно, он мне вот нынче утром говорил, что все разорились оттого, что о навозе не хлопочут.
Кречинский. Ну так и есть! видите, какие понятия! Теперь ваш дом ведь прекрасный дом. В нем все есть; одного нету — мужчины. Будь теперь у вас мужчина, знаете, этакий ловкий, светский, совершенный comme il faut, — и дом ваш будет первый в городе.
Атуева. Я это сама думаю.
Кречинский. Я долго жил в свете и узнал жизнь. Истинное счастие — это найти благовоспитанную девочку и разделить с ней все. Анна Антоновна! прошу вас… дайте мне это счастие… В ваших руках судьба моя…
Атуева (жеманно). Каким же это образом? Я вас не понимаю.
Кречинский. Я прошу руки вашей племянницы, Лидии Петровны.
Атуева. Счастие Лидочки для меня всего дороже. Я уверена, что она будет с вами счастлива.
Кречинский (целуя у Атуевой руки). Анна Антоновна! как я благодарен вам!
Атуева. Вы еще не говорили с Петром Константинычем?
Кречинский. Нет еще.
Атуева. Его согласие необходимо.
Кречинский. Знаю, знаю. (В сторону.) Оно мне колом в горле стало.
Атуева. Как вы говорите?
Кречинский. Я говорю… благословение родительское — это такой… как бы вам сказать?.. камень, на котором все строится.
Атуева. Да, это правда.
Кречинский. Как же нам с ним сделать?
Атуева. Я, право, в нерешимости.
Кречинский. А вот что: теперь, кажется, минута хорошая; я сейчас еду на бег: меня там теперь дожидается все общество; с князем Владимиром Бельским у меня большое пари. А вы его задержите здесь, да и введите в разговор. Скажите ему, что я спешил, боялся опоздать, что меня там все дожидаются. Да к этому-то и объясните мое предложение. (Берет шляпу.)
Атуева. Хорошо, понимаю.
Кречинский (жмет ей руку). Прощайте! Поручаю вам судьбу мою.
Атуева. Будьте уверены; я все сделаю. Прощайте! (Уходит.)
Явление 12
Кречинский (думает). Эге! Вот какая шуточка! Ведь это целый миллион в руку лезет. Миллион! Эка сила! форсировать или не форсировать — вот вопрос! (Задумывается и расставляет руки.) Пучина, неизведомая пучина. Банк! Теория вероятностей — и только. Ну, а какие здесь вероятности? Против меня: папаша — раз; хоть и тупенек, да до фундаменту охотник. Нелькин — два. Ну этот, что говорится, ни швец, ни жнец, ни в дуду игрец. Теперь за меня: вот этот вечевой колокол — раз; Лидочка — два и… да! мой бычок — три. О, бычок — штука важная: он произвел отличное моральное действие.
Как два к трем. Гм! надо полагать, женюсь… (утвердительно) женюсь! (Уходит.)
Нелькин (в изумлении). Женюсь?!! Господи! не во сне ли я? На ком? на Лидии Петровне… Ну нет. Хороша ягодка, да не для тебя зреет… Давеча уж и голубя пустил… «Жена, говорит, нужна жена», и черт знает чего не насказал. Остряк! лихач! Разудаль проклятая!.. А старика все-таки не сшибешь: он, брат, на трех сваях сидит, в четвертую уперся, да вот я помогу; так не сшибешь. Что ты нам с парадного-то крыльца рысаков показываешь, — мы вот на заднее заглянем, нет ли там кляч каких. Городская птица — перед кармазинный, а зад крашенинный. Постой, постой, я тебя отсюда выкурю! У тебя грешки есть; мне уж в клубе сказывали, что есть…
Муромский (за кулисою). Напиши, сейчас напиши!
Нелькин (уходя). То есть всю подноготную дознаю, да уж тогда прямо к старику: что, мол, вы, сударь, смотрите? себя-то берегите.
Муромский (показывается в дверях). Владимир Дмитрич! у нас, что ли, обедаешь?
Нелькин (из дверей). У вас, Петр Константиныч, у вас. (Уходит.)
Явление 13
Муромский. Я их знаю: им только повадку дай — копейки платить не будут. (Идет к двери и кричит.) Кондратий! Слышишь? так и напиши: всех в изделье! Михаил Васильич! Где же он? Я так и знал. (опять идет к двери) Ты Акиму-то напиши. Я и его в изделье упеку. Он чего смотрит? Брюхо-то ростит! Брюхо на прибыль, а оброк на убыль — порядок известный… Михайло Васильич!
Вот вам, сударыня, и московское житье!
Атуева. Что такое?
Муромский. А вот что: по Головкову семь тысяч недоимки!
Атуева. Серебром?
Муромский. Во, во, серебром! (Кричит.) Что вы! совсем уже рехнулись!
Атуева. Да что ж у вас Иван Сидоров-то делает?
Муромский. А вот вы съездите к нему, да и спросите (пискливо): что ты, Иван Сидоров, делаешь?.. У — вы!! (Оборачивается.) Михайло Васильич! Да где же он?
Атуева. Он уехал, заспешил так; говорит: опоздаю.
Муромский. На бег уехал?
Атуева. Да, на бег. Его там все дожидаются: рысаки, члены. У него пари какое-то…
Муромский. Ну, я его там найду.
Атуева. Мне с вами надо словечко сказать: вы останьтесь.
Муромский. Во! теперь останьтесь. Что я вам как пешка дался: то ступай, то не езди.
Атуева. Мне до вас дело есть.
Муромский. Дело? какое дело? Опять пустяки какие-нибудь.
Атуева. Вот увидите. Положите-ка шляпу. Я сейчас имела продолжительный разговор с Михаилом Васильичем Кречинским.
Муромский. Да вы всякий день с ним имеете продолжительные разговоры — всего не перескажете.
Атуева. Очень ошибаетесь. Я удивляюсь, что вы ничего не понимаете.
Муромский. Ни черта не понимаю.
Атуева. Однако человек ездит каждый день… прекрасный человек, светский, знакомство обширное…
Муромский. Ну, он с ним и целуйся.
Атуева. У вас, сударь, дочь.
Муромский (смотря в потолок). Я двадцать лет знаю, что у меня дочь; мне ближе знать, чем вам.
Атуева. И вы ничего не понимаете?
Муромский. Ничего не понимаю.
Атуева. Ох, господи!
Муромский (спохватясь). Что такое? уж не сватовство ли какое?
Атуева. А разве Лида ему не невеста?
Муромский. Уж он человек в летах.
Атуева. Разумеется, не молокосос.
Муромский. Да Лидочка за него не пойдет.
Атуева. Не пойдет, так не отдадим, а если пойдет — что вы скажете?
Муромский. Кто? я?
Атуева. Да.
Муромский. Скажу я… (посмотря на нее и скоро) таранта!
Атуева. Что ж это такое таранта?
Муромский. Бестолковщина, вздор, сударыня!
Атуева. Не вздор, сударь, а я у вас толком спрашиваю.
Муромский. А толком спрашиваете, так толком надо и подумать.
Атуева. Что ж тут думать? Вы думаньем дочь замуж не отдадите.
Муромский. Так что ж? Очертя голову, первому встречному ее и нацепить на шею? Надо знать, кто он такой, какое у него состояние…
Атуева. Что ж, у него пачпорт спрашивать?
Муромский. Не пачпорт, а знать надо…
Атуева. А вы не знаете? Ездит человек в дом зиму целую, а вы не знаете, кто он такой. Видимое, сударь, дело: везде принят… в свете известен… князья да графы ему приятели.
Муромский. Какое состояние?
Атуева. Ведь он вам сейчас говорил, что у него в Симбирске имение, да и бычка подарил.
Муромский. Какое имение? имение имению рознь.
Атуева. Да уж видно, что хорошее имение. Вон его нынче целое общество дожидается: без имения общество дожидаться не будет.
Муромский. Вы говорите, а не я.
Атуева. Да что ж вы-то говорите?
Муромский. Какое у него имение?
Атуева. Да что вы, батюшка, ко мне пристали?
Муромский (нетерпеливо). А вы что ко мне пристали?
Атуева. Что вы, батюшка, кричите? Я не глухая. Вы мне скажите, Петр Константиныч, чего вам-то хочется?.. Богатства, что ли?.. У Лидочки своего-то мало? Что это у вас, мой отец, за алчность такая? Копите — а все мало. Лишь бы человек был хороший.
Муромский. А хороший ли он?
Атуева. Могу сказать: прекрасный человек.
Муромский. Прекрасный человек! а послушаешь, так в карты играет, по клубам шатается, должишки есть…
Атуева. Может, и есть; а у кого их нет?
Муромский. Кто в долгу, тот мне не зять.
Атуева. Право? Ну так поищите.
Муромский. Что ж делать! поищу!
Атуева. Уж сами и поищите.
Муромский. Сам и поищу.
Атуева. А дочери в девках сидеть?
Муромский. Делать нечего: сидеть. Не за козла же ее выдать.
Атуева. Ну Михайло-то Васильич козел, что ли?
Муромский. Переведите, матушка, дух!
Атуева. Что-о-о?
Муромский. Духу, духу возьмите.
Атуева. Что же это, сударь! я вам шутиха досталась, что ли? Говорить-то вам нечего… то-то.
Муромский. Нечего?.. мне говорить нечего?.. Так я вам вот что скажу: вам он нравится и Лидочке нравится, да мне не нравится — так и не отдам.
Атуева (горячась). Ну вот, давно бы так: вот оно и есть! Так, по вашим капризам, дочери несчастной быть?.. Отец!.. Что же вы ей такое? злодей, что ли?
Муромский (запальчиво). Кто это злодей? я, что ли?.. я-то?..
Атуева (так же). Да, вы, вы!..
Муромский. Нет, так уж вы!..
Атуева (указывая на него пальцем). Ан вы!..
Муромский (указывая на нее пальцем). Нет, вы…
Атуева. Ан вы!.. Что же вы меня пальцем тычете?..
Явление 14
Лидочка. Тетенька, тетенька!..
Атуева (с тем же жаром). Нету, нету моего терпения!.. Делай, матушка, как хочешь.
Лидочка. Что это, что, папенька?
Муромский (присмирев). Ничего, мой дружочек: мы так с теткой говорили…
Атуева (с новым жаром). Что тут — дружок? Какой дружок! Вы дружку-то своему скажите, что вы такое говорили… Что ж вы стихли?
Муромский. Я, сударыня, не стих, мне стихать нечего.
Лидочка. Тетенька! милая тетенька! пожалуйста, прошу вас…
Атуева. Да что ты меня, матушка, уговариваешь? Ведь я не дура… Ну что же вы, сударь, стали? спрашивайте!.. Ведь он ответу ждет!
Муромский. Ну вот я и спрошу: скажи мне, Лида, пойдешь ли ты замуж против моей воли?
Лидочка. Я, папенька?.. Нет… нет!.. никогда!.. (Бросается к Атуевой на шею.) Тетенька! видите?.. (Сквозь слезы.) Я, тетенька, в монастырь пойду… к бабушке… мне там лучше будет… (Плачет.)
Муромский. В монастырь?.. Господь с тобой!.. что ты это!.. (Хлопочет около нее.) Ну вот, погоди, мы подумаем… (Обтирает ей слезы.) Не плачь… мы подумаем… Господи! что это такое?..
Явление 15
Муромский. О боже мой! Михайло Васильич!
Кречинский (развязно). Ну, Петр Константиныч, бег мы прогуляли… (Останавливается.)
(Тихо, Атуевой.) Что такое?
Атуева. Да вот все говорит: хочу подумать.
Кречинский. А вы рассердились?
Атуева (поправляет чепец). Нет, ничего.
Кречинский. Петр Константиныч! скажите, что это у вас?.. Позвольте с вами поговорить откровенно; ведь это лучше. Я человек прямой: дело объяснится просто, и никто из нас в претензии не будет. Ведь это ваш суд, ваша и воля.
Муромский. Да мы это промеж себя; у нас так, разговор был совсем о другом.
Кречинский (смотря на всех). О другом? не думаю и не верю… По-моему, в окольных дорогах проку нет. Это не мое правило: я прямо действую. Вчера я сделал предложение вашей дочери, нынче я говорил с Анной Антоновной, а теперь и сам перед вами.
Муромский. Но ведь это так трудно, это такая трудность, что я попрошу вас дать нам несколько времени пораздумать.
Кречинский. А я полагал, что вы имели время раздумать.
Муромский. Нет. Мне Анна Антоновна только что сообщила.
Кречинский. Да я не об этом говорю: я уже несколько месяцев езжу к вам в дом, — и вы имели время раздумать…
Муромский. Нет, я ничего не думал.
Кречинский. Вина не моя, а ваша. Вольно вам не думать, когда вы знаете, что без особенной цели благородный человек не ездит в дом и не компрометирует девушку.
Муромский. Да, конечно…
Кречинский. Поэтому я буду просить вас не откладывать вашего решения. На этих днях мне непременно надо ехать. Я об этом говорил Лидии Петровне.
Муромский (в нерешимости). Как же это, я, право, не знаю.
Кречинский. Что вас затрудняет? мое состояние?
Муромский. Да, ну и о состоянии.
Кречинский. Да вы его видите: я не в щели живу. Я поступаю иначе: о приданом вашей дочери не спрашиваю.
Муромский. Да что ее приданое! она ведь у меня одна.
Кречинский. И я у себя один.
Муромский. Все это так, Михайло Васильич, согласен; только знаете, в этих делах нужна, так сказать, положительность.
Кречинский. Скажу вам и положительность: мне своего довольно; дочери вашей своего тоже довольно. Если два довольно сложить вместе, в итоге нужды не выйдет.
Муромский. Нет, разумеется, нет.
Кречинский. Так вы богатства не ищете?
Муромский. Нет, я богатства не ищу.
Кречинский. Так чего же? Вы, может быть, слышали, что мои дела расстроены?
Муромский. Признаюсь вам, был такой разговор.
Кречинский. Кто же из нас, живучи в Москве, не расстроен? Мы все расстроены! Ну, сами вы устроили состояние с тех пор, как здесь живете?
Муромский. Куда, помилуйте! омут!
Кречинский. Именно омут. Нашему брату, помещику, одно зло — это город.
Муромский. Великую вы правду сказали: одно зло — это город.
Кречинский. Я из Москвы еду.
Муромский. Неужели в деревню?
Кречинский. Да, в деревню.
Муромский. Вы разве любите деревню?..
Кречинский (с движением). Эх, Петр Константиныч! есть у вас верное средство, чтоб вокруг вас все полюбили деревню. (Берет Лидочку за руку.) Друг друга мы любим, горячо любим, так и деревню полюбим. Будем с вами, от вас ни шагу; хлопотать вместе и жить пополам.
Лидочка. Папенька! милый папенька!..
Кречинский. Помните, что я говорил давеча: седой-то старик со внуком — ведь это вы…
Лидочка. Папенька, папенька! ведь это вы…
Муромский (попячиваясь). Нет, нет, позвольте! Как же это?.. позвольте… я и не думал…
Атуева. Ничего вы, Петр Константиныч, больше не придумаете: это, батюшка, судьба, воля божия!..
Муромский (поглядев на всех и вздохнув). Может, и действительно воля божья! Ну, благослови, господь! Вот, Михайло Васильич, вот вам ее рука, да только смотрите…
Кречинский. Что?
Муромский. Вы сдержите слово о седом-то старике.
Кречинский (подводя к нему Лидочку). Вот вам порука! Что? верите?
Муромский. Дай-то господи!
Кречинский. Анна Антоновна! (Подводит к ней Лиду.) Благословите нас и вы.
Атуева. Вот он же меня не забыл. (Подходит к Кречинскому и Лидочке.) Дети мои! будьте счастливы.
Лидочка (целуя ее). Тетенька, милая тетенька! Боже мой! Как мое сердце бьется…
Атуева. Теперь ничего, мой друг! это к добру.
Муромский (подходит к Лидочке и ласкает ее). Ну, ты, моя душенька, не будешь плакать? а?
Лидочка. Ах, папенька! как я счастлива!
Кречинский. Ну, Петр Константиныч, а какой мы скотный двор сделаем в Стрешневе. Увидите, ведь я хлопотун.
Муромский (весело). Ой ли?
Кречинский. Ей-ей! Слушайте меня (говорит будто по секрету): всю тирольскую заведем.
Явление 16
Муромский. Да ведь она того… нежна очень…
Кречинский (целуя руки у Лидочки). Нет, не нежна.
Муромский. Право, нежна.
Нелькин (подходит быстро). Что? что это? Кто нежна?
Кречинский (оборачивается к Нелькину). Скотина!
Примечания
|
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода. |