В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство академии наук СССР, Москва, 1960
Нет, господа, что ни говорите, а умеют еще веселиться на Руси.
Ведь русский человек, без различия сословий, добрый, хороший, веселый, жизнерадостный человек.
И все эти революции, конституции, анархии и пр. — чужое ему дело, наносный ил гнилого Запада. Нужно только уметь раскрыть в россиянине человека.
Наполеон I, которого русский народ справедливо считал антихристом, имел дерзость сказать: поскреби русского и найдешь татарина. А я вам скажу, напои русского и найдешь человека!
Истинно русский человек становится истинным человеком только тогда, когда выпьет.
Вот уже полтора года с лишним существует у нас так называемый парламент.
Полтора года не могут спеться и мирно помогать друг другу обе части этого парламента: дума и совет.
Партийные раздоры, классовая нетерпимость, человеконенавистничество — чуждые, противные русскому духу явления — все время мешали дружной работе.
И вот кому-то — умный, видно, человек и сердцевед! — пришло в голову:
— Господа, да чего нам ссориться, давайте сначала выпьем! Ведь еще святой князь Владимир говорил: «веселие Руси есть пити».
Устроили раут; пригласили два центра.
Собрались старички из Государственного совета и зрелые мужи из Государственной думы.
Захлопали пробки, и все лица стали мягче, добрее, национальнее. Сначала, правда, выступил Челышев1 и сказал речь против пьянства. Это уж так во всех хороших домах заведено.
Народные представители замахали руками:
— Ну, дядя, постой! Это ты «народу» рассказывай, а к нам приходи с этим завтра утром, когда мы сельтерской да соленым огурцом душу отхаживать будем. Тогда мы и сами о вреде пьянства хорошо расскажем.
Выпили: раз, и другой, и третий. И еще выпили. И еще. Стало хорошо, хотелось говорить о всесословной волости и отмене телесного наказания.
Вдруг подымается Хомяков2 («Тише! тише!»).
— Господа, — сказал он, и слеза капнула в бокал, — господа! Пойдем на работу, как идет на тяжелый труд рабочий, без уныния, с веселой песнью, с радостью.
— Ура! Ура! Русский рабочий, мы сами — русские рабочие! — завопили кругом.
Выпили… Рабочий вопрос был разрешен. Подымается Ермолов3:
— Господа! За наше русское многострадальное крестьянство и за его артельные начинания!..
Вопль восторга и гром аплодисментов.
Выпили… Крестьянский вопрос был разрешен.
С трудом взбирается на стул Плевако4; язык уже заплетается:
— Да не будет, господа судьи и присяжные заседатели, да не будет среди нас ни эллина, ни иудея…
Где-то послышался всхрап: «бей жж…», но был заглушён новыми криками восторга.
Выпили… Еврейский вопрос был разрешен…
Что дальше было, никто хорошо не помнит.
Стоял на столе кто-то в поддевке — не то Разуваев, не то Колупаев, — говорил что-то о слиянии всех сословий, жаловался, что мироедом ругают.
Потом кто-то предложил спеть «Дубинушку».
Пели. Получился хаос. Правые октябристы и просто правые пели «но настанет пора и проснется народ», причем запевали в два голоса на разные мотивы гр. Доррер и Крупенский5, а левые октябристы дружно тянули хором:
«Мы хозяина уважим…»
Потом музыка играла вальс и молодежь танцевала — мужчина с мужчиной, за неимением дам; да это и современнее — по нынешним временам дамское сословие вообще упраздняется.
Барон Черкассов несся соло в «камаринской».
Потом лакеи начали выводить и выносить в экипажи, а все редеющий хор тянул «Вниз по матушке».
И никто ничего больше не понимал: чувствовалось только, что где-то растаял лед взаимного недоверия, развеялся туман ненавистничества, рухнула стена раздоров.
Так состоялось сближение центров и создался работоспособный парламент.
«Одесское обозрение»,
15 декабря 1907 г.
Перепечатывается впервые.
Написан в связи с тем, что правооктябристский блок Государственной думы договорился с некоторыми членами Государственного совета о согласовании своих решений и действий.
1 Челышев — член Государственной думы, октябрист.
2 Хомяков — председатель Государственной думы, октябрист.
3 Ермолов — член Государственного совета.
4 Плевако — известный московский адвокат.
5 Доррер — член Государственной думы, черносотенец. Крупенский — бессарабский помещик, член Государственной думы, ярый черносотенец.