В. Д. Катков
правитьСамодержавие и христианство
правитьнерукотворная скала среди бурного, вечно изменчивого моря.
Русское Самодержавие как полнота власти Всероссийских Императоров и основной институт русской государственной жизни не может быть понято во всем его значении без отношения к тем верованиям русского народа, которыми определяется все его миросозерцание и отношение к жизни, людям, государству и власти. Но когда затрагивается вопрос о верованиях и религии, о христианстве и церкви, люди без труда замечают, что это такой предмет, который не доступен пониманию каждого: пониманию не только рассудочному, но и пониманию всем нашим существом. Схватить его умом как факт внешней жизни, существование которого не может подлежать сомнению, в состоянии каждый. Но не каждый способен отозваться на него всей полнотой своей личности: умом и сердцем, волей и нравственным чувством.
Был такой римский поэт, который оставил нам красивую фразу: dulce et decorum est pro patria mori (сладко и славно умереть за отечество); но когда судьба послала ему случай умереть в битве за отечество, он предпочел бросить свой щит и позорно бежать с поля чести. Понимать величие патриотизма может каждый, но понимать его так, чтобы в этом понимании сливались мысль и воля, слово и дело, — такое понимание доступно только избранным натурам, тем редким людям, которые составляют украшение человеческой истории.
Так и в вопросе о религии. Понимать ее значение может всякий, даже скептик и атеист. Но это понимание рискует остаться неполным и односторонним и исключительно рассудочным. Вполне понять ее значение может только тот, кто в состоянии вместить связанное с нею миросозерцание и осуществить своею жизнью предъявляемые ею требования. А таких людей еще меньше, чем истинных патриотов. Они родятся еще реже, чем гении умственной культуры, изобретатели, истинные ученые и артисты…
Как бы мы ни называли их — «святыми», великими людьми, героями, благодетелями человечества, опорами веры и нравственности, — они составляют редкое исключение и еще раз подтверждают, что не все, в чем нуждаются люди, может быть доступно толпе. Это редкие маяки в человеческом море: маяки, без которых нельзя и думать о благополучии и прогрессе в жизни людей. Почвой, из которой вырастают эти маяки, и материалом, из которого они складываются, являются коренные убеждения, верования, религия людей.
Верования эти различаются и по характеру и по степени у различных лиц. У материалиста и атеиста есть также свои верования, но это не те верования, которые всегда и везде двигали народами и создавали сильные общества. Человечество в массе никогда не жило и никогда не будет жить без религии, а крепкое духом общество не мыслимо без веры в личную ответственность не только перед собственной, обыкновенно сговорчивой, совестью, не только перед внешним формальным судом, но и перед Вечным и Вездесущим Судией, не только во время нашего пребывания здесь на земле, но и в загробной жизни. Другими словами, понятие долга, этого фундамента нравственности и первого условия порядка и прогресса в общественной и государственной жизни, не может иметь ни прочности, ни длительности, ни глубины, ни силы, ни красоты без религиозных идей о бессмертии души, об ответственности за гробом и о Боге — Судии и Воздаятеле.
Вот почему религия всегда и у всех народов, сознательно и бессознательно, открыто или скрыто, признавалась не только фактом нравственного и метафизического характера, но и государственным институтом. Государства не только в той или иной форме признавали за религией право на существование и ограждали ее доступными им мерами, но и создавали по возможности благоприятные условия для ее укрепления. Эта охрана дается религии даже там, где сделаны наибольшие уступки религиозному сомнению и неверию, или где отношение к ней общества делает, по-видимому, излишним ближайшее вмешательство государства.
Однако не всякое государство в состоянии оказывать эту охрану религии в одинаковой мере. Наибольшую защиту религиозные интересы могут найти в государствах наследственно-монархических с сильной властью Государей. Наименее же надежна для этой защиты республиканская форма правления.
Это понятно. Какова бы ни была республика по названию и стремлениям, то есть будет ли она аристократической или демократической, фактически управление ею всегда сосредоточивается в руках того класса людей, который больше всего стремится ко власти, видя в ней средство эксплуатировать других: класса, прикрывающегося иногда, по соображениям благоразумия, религиозными верованиями, но на деле верующего только в земное существование и в земные блага, класса, не признающего в душе никакой другой ответственности, кроме формального суда да «мнения» тех, от кого зависит его общественное положение, и никакого Бога кроме денег и власти.
Иное положение монарха; и особенно монарха с наследственной самодержавной властью. Его положение исключительное: такое, какого не может быть ни у президента какой-нибудь республики, ни у монарха «конституционного».
Власть президента или власть «конституционного» монарха ограничена выборным началом или непосредственно или посредственно через якобы народных представителей. Страх не быть вновь избранным или сознание собственного бессилия при отсутствии поддержки со стороны случайных людей, поставленных временным настроением у власти, парализует энергию правителя. Численное большинство, состоящее по необходимости из посредственностей, может желать того, что расходится с глубочайшими требованиями религии, того, что несправедливо, что отвергается нравственностью. И правитель, связанный в своей власти этими ошибками минутных настроений толпы, должен уступить, должен идти наперекор истории, подвергая опасности будущее страны.
Иное положение монарха самодержавного. Народ, которым он правит и от которого он зависит, не те, скажем, 145 миллионов жителей, которые населяют территории России в данную минуту. Нет! Народ его — это те миллиарды, которые жили в продолжении тысячелетней истории страны и которые будут жить в ней, когда исчезнем не только мы, но и наши правнуки. Такая власть стоит вне минутных настроений толпы. Она ответственна перед Богом и историей. Ей нечего заискивать у теперешнего населения с его временными интересами, временными настроениями и ошибками. Она боится Бога и никого больше на земле.
Только такая власть и может быть проводником истинной воли Бо-жией на земле. Только такая власть может без страха перед толпой выполнять требования религии, понимать ее значение в человеческой жизни, охранять ее и не входить в сделки со стремлениями и желаниями, выдаваемыми за народные. Только такая власть в состоянии отличить глас истинного народа, который является гласом Божиим, от гласа того «народа», который Христа предал.
Только самодержавная власть «Божией милостью» имеет достаточно в себе силы противостать веяниям, идущим от «князя века сего».
Необходимость такой власти понятна и людям Запада. «Савиньи, — говорит Ренан (Reforme iutel. et. mor. 74, 75) — показал, что обществу нужно правительство, приходящее извне, свыше, из прошлого, показал, что общественная власть не истекает целиком из общества, что существует право философское и историческое (божественное, если угодно), которое налагается (qui impose) на нацию»… Только понимать важность такой власти и быть в состоянии сохранить ее от натиска эгоистических властолюбивых стремлений времени, очевидно, не одно и то же. Общественная жизнь, как и частная, слагается по большей части не так, как того требуют идеалы, а так, как это позволяют результаты борьбы между высшими идеальными стремлениями и эгоистической натурой человека и общества. Video meliora proboque, deteriora sequor! (вижу лучше и одобряю, а следую худшему).
Итак, лучшей опорой для тех идеалистических стремлений, которые составляют сущность религии (в частности — христианства), является самодержавная монархическая власть. Только под ее защитой низшие интересы данного времени, данных обстоятельств и данного поколения народа не будут в состоянии задушить верховные интересы истории, великие заветы прошлого, честь, славу и будущность расы…
Вот почему Самодержавие является не только государственным, но и нравственным институтом с религиозным освящением. Оно оправдывается разумом, совестью и историей.
Понятно поэтому, почему в христианстве, этой совершеннейшей из религий, есть скрытые течения в сторону монархического начала в государственной жизни и при том «монархического» в первоначальном и истинном смысле этого слова: в нем есть тенденция к абсолютному, тенденция к Самодержавию.
Выставив идеалом «Царство Божие», «Царство не от мира сего», христианство не дало прямых указаний относительно устроения земного существования людей, относительно «форм правления». А заповедав повиноваться всякой власти, даже языческой, христианство тем самым воспретило стремиться к каким-либо государственным переворотам, если они сталкиваются с долгом повиновения существующей власти. Но если принять во внимание самую жизнь Христа, его пример и пример первых его последователей, то мы не можем не видеть, что самодержавная монархическая власть получила особое освящение со стороны христианства.
Христос родился и жил под властью римских цезарей-самодержцев. В известном случае он прямо указал: «Воздавайте кесарево Кесарю» и этим не только молчаливо освятил власть самодержцев, но и воспретил все то, что несогласно с нею, то есть не только прямой бунт или восстание, но и те политические происки, конечная цель которых — вырвать, если не целиком, то отчасти эту власть у Государя. Первые христиане вышли из среды, жившей тем идеалом государственной организации, который дан был в Библии. Древние самодержцы — царь Давид, Соломон и другие мудрые и благочестивые библейские цари чтились христианами так же, как и евреями. Не было нужды давать людям какой-либо иной идеал государственной организации.
И в последующей истории христианства мы видим тенденцию к монархическому началу: республиканские формы слишком слабы, чтобы служить опорой идеальным стремлениям к абсолютизму. Где христианская церковь сливалась с государством, как в католицизме, там она принимала монархически-самодержавную форму. Ею освящена была и самодержавная власть греческих императоров.
Только самодержавная власть не имеет нужды преклоняться перед неверием тех сильных, богатых и ученых людей, услугами которых ей приходится пользоваться в управлении. Только через самодержавную власть получает себе крепкую охрану то, что всего выше и дороже для народа: вера предков, святые предания…
Где ослабевала государственная власть, там открывались широкие двери для вторжения в народную жизнь чуждых элементов, подтачивавших его верования и разрушавших его силу. А история свидетельствует нам, что следующее за расслаблением падение государства является часто и падением его веры.
Эту связь между верой, силой национальности, ее независимостью, славой и влиянием понимали и древние собиратели и творцы русской земли. О ней постоянно следует помнить нам, потомкам этих создателей Руси, в наше смутное время, когда внешние и внутренние враги стараются унизить русский народ, стереть самое имя его (как в первой Думе), установить позорное рабство перед враждебно относящимися к нам инородцам, оскорбить нашего Верховного Вождя, осмеять нашу веру… Только в союзе веры и сильной монархической власти наша победа; только при них нам нет нужды бояться кого-либо или чего-либо. Только с верой в груди и покорностью своим царям в состоянии мы будем, в конце концов, крикнуть современным «ляхам» последними предсмертными словами легендарного Тараса (древнего «черносотенца»)… «Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся казак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымется из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!»…
Впервые опубликовано: «Харьковские Губернские Ведомости» .1907. № 15.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/katkov_v_d/katkov_v_d_samoderjavie_i_hristianstvo.html