Садко (А. К. Толстой)
См. также одноимённые страницы.| ← Алёша Попович | Садко | Канут → |
| См. Баллады, былины, притчи. Опубл.: 1873[1]. Источник: А. К. Толстой. Сочинения : в 2 т. — М.: Художественная литература, 1981. — Т. 1. Стихотворения. |
- Википроекты
Сидит у царя водяного Садко
И с думою смотрит печальной,
Как моря пучина над ним высоко
Синеет сквозь терем хрустальный.
Там ходят как тени над ним корабли,
Товарищи там его ищут,
Там берег остался цветущей земли,
Там птицы порхают и свищут;
А здесь на него любопытно глядит
Белуга, глазами моргая,
Иль мелкими искрами мимо бежит
Снятков серебристая стая;
Куда он ни взглянет, всё синяя гладь,
Всё воду лишь видит да воду,
И песни устал он на гуслях играть
Царю водяному в угоду.
А царь, улыбаясь, ему говорит:
«Садко, моё милое чадо,
Поведай, зачем так печален твой вид?
Скажи мне, чего тебе надо?
Кутья ли с шафраном моя не вкусна?
Блины с инбирём не жирны ли?
Аль в чём неприветна царица-жена?
Аль дочери чем досадили?
Смотри, как алмазы здесь ярко горят,
Как много здесь яхонтов алых!
Сокровищ ты столько нашел бы навряд
В хвалёных софийских подвалах!»[2]
«Ты гой еси, царь-государь водяной,
Морское пресветлое чудо!
Я много доволен твоею женой,
И мне от царевен не худо;
Вкусны и кутья, и блины с инбирём,
Одно, государь, мне обидно:
Куда ни посмотришь, всё мокро кругом,
Сухого местечка не видно!
Что пользы мне в том, что сокровищ полны
Подводные эти хоромы?
Увидеть бы мне хотя б зелень сосны!
Прилечь хоть на ворох соломы!
Богатством своим ты меня не держи;
Все роскоши эти и неги
Я б отдал за крик перепёлки во ржи,
За скрып новгородской телеги!
Давно так не видно мне Божьего дня,
Мне запаху здесь только тина;
Хоть дёгтем повеяло б раз на меня,
Хоть дымом курного овина!
Когда же я вспомню, что этой порой
Весна на земле расцветает,
И сам уж не знаю, что станет со мной:
За сердце вот так и хватает!
Теперь у нас пляски в лесу в молодом,
Забыты и стужа и слякоть —
Когда я подумаю только о том,
От грусти мне хочется плакать!
Теперь, чай, и птица, и всякая зверь
У нас на земле веселится;
Сквозь лист прошлогодний пробившись, теперь
Синеет в лесу медуница!
Во свежем, в зелёном, в лесу молодом
Берёзой душистою пахнет —
И сердце во мне, лишь помыслю о том,
С тоски изнывает и чахнет!»
«Садко, моё чадо, городишь ты вздор!
Земля нестерпима от зною!
Я в этом сошлюся на целый мой двор,
Всегда он согласен со мною!
Мой терем есть моря великого пуп;
Твой жеребий, стало быть, светел;
А ты непонятлив, несведущ и глуп,
Я это давно уж заметил!
Ты в думе пригоден моей заседать,
Твою возвеличу я долю
И сан водяного советника дать
Тебе непременно изволю!»
«Ты гой еси, царь-государь водяной!
Премного тебе я обязан,
Но почести я недостоин морской,
Уж очень к земле я привязан;
Бывало, не всё там норовилось мне,
Не по сердцу было иное;
С тех пор же, как я очутился на дне,
Мне всё стало мило земное;
Припомнился пёс мне, и грязен и хил,
В репьях и в copy извалялся;
На пир я в ту пору на званый спешил,
А он мне под ноги попался;
Брюзгливо взглянув, я его отогнал,—
Ногой оттолкнул его гордо —
Вот этого пса я б теперь целовал
И в темя, и в очи, и в морду!»
«Садко, моё чадо, на кую ты стать
О псе вспоминаешь сегодня?
Зачем тебе грязного пса целовать?
На то мои дочки пригодней!
Воистину, чем бы ты им не жених?
Я вижу, хоть в ус и не дую,
Пошла за тебя бы любая из них,
Бери ж себе в жёны любую!»
«Ты гой еси, царь-государь водяной,
Морское пресветлое чудо!
Боюся, от брака с такою женой
Не вышло б душе моей худо!
Не спорю, они у тебя хороши
И цвет их очей изумрудный,
Но только колючи они, как ерши,
Нам было б сожительство трудно!
Я тем не порочу твоих дочерей,
Но я бы не то что любую,
А всех их сейчас променял бы, ей-ей,
На первую девку рябую!»
«Садко, моё чадо, уж очень ты груб,
Не нравится речь мне такая;
Когда бы твою не ценил я игру б,
Ногой тебе дал бы пинка я!
Но печени как-то сегодня свежо,
Веселье в утробе я чую;
О свадьбе твоей потолкуем ужо,
Теперь же сыграй плясовую!»
Ударил Садко по струнам трепака,
Сам к чёрту шлёт царскую ласку,
А царь, ухмыляясь, упёрся в бока,
Готовится, дрыгая, в пляску;
Сперва лишь на месте поводит усом,
Щетинистой бровью кивает,
Но вот запыхтел и надулся, как сом,
Всё боле его разбирает;
Похаживать начал, плечьми шевеля,
Подпрыгивать мимо царицы,
Да вдруг как пойдёт выводить вензеля,
Так все затряслись половицы.
«Ну,— мыслит Садко,— я тебя заморю!»
С досады быстрей он играет,
Но, как ни частит, водяному царю
Всё более сил прибывает:
Пустился навыверт пятами месить,
Закидывать ногу за ногу;
Откуда взялася, подумаешь, прыть?
Глядеть индо страшно, ей-богу!
Бояре в испуге ползут окарачь,
Царица присела аж на пол,
Пищат-ин царевны, а царь себе вскачь
Знай чешет ногами оба пол.
То, выпятя грудь, на придворных он прёт,
То, скорчившись, пятится боком,
Ломает коленца и взад и вперёд,
Валяет загрёбом и скоком;
И всё веселей и привольней ему,
Коленца выходят всё круче —
Темнее становится всё в терему,
Над морем сбираются тучи…
Но шибче играет Садко, осерча,
Сжав зубы и брови нахмуря,
Он злится, он дёргает струны сплеча —
Вверху подымается буря…
Вот дальними грянул раскатами гром,
Сверкнуло в пучинном просторе,
И огненным светом зардела кругом
Глубокая празелень моря.
Вот крики послышались там высоко:
То гибнут пловцы с кораблями —
Отчаянней бьёт пятернями Садко,
Царь бешеней месит ногами;
Вприсядку понёс его чёрт ходуном,
Он фыркает, пышет и дует:
Гремит плясовая, колеблется дом,
И море ревёт и бушует…
И вот пузыри от подстенья пошли,
Садко уже видит сквозь стены:
Разбитые ко дну летят корабли,
Крутяся средь ила и пены;
Он видит: моряк не один потонул,
В нём сердце исполнилось жали,
Он сильною хваткой за струны рванул —
И, лопнув, они завизжали.
Споткнувшись, на месте стал царь водяной,
Ногою подъятой болтая:
«Никак, подшутил ты, Садко, надо мной?
Противна мне шутка такая!
Не в пору, невежа, ты струны порвал,
Как раз когда я расплясался!
Такого колена никто не видал,
Какое я дать собирался!
Зачем здоровее ты струн не припас?
Как буду теперь без музыки?
Аль ты, неумытый, плясать в сухопляс
Велишь мне, царю и владыке?»
И плёсом чешуйным в потылицу царь
Хватил его, ярости полный,
И вот завертелся Садко как кубарь,
И вверх понесли его волны…
Сидит в Новеграде Садко невредим,
С ним вящие все уличане;[3]
На скатерти браной шипит перед ним
Вино в венецейском[4] стакане;
Степенный посадник, и тысяцкий тут,[5]
И старых посадников двое,
И с ними кончанские старосты[6] пьют
Здоровье Садку круговое.
«Поведай, Садко, уходил ты куда?
На чудскую Емь[7] аль на Балты?
Где бросил свои расшивные суда?
И без вести где пропадал ты?»
Поет и на гуслях играет Садко,
Поёт про царя водяного:
Как было там жить у него нелегко
И как уж он пляшет здорово;
Поёт про поход без утайки про свой,
Какая чему была чередь,—
Качают в сомнении все головой,
Не могут рассказу поверить.
<Ноябрь 1871 — март 1872>
Примечания
Народное предание о Садко издавна интересовало Толстого. После завершения драматической трилогии, озабоченный поисками темы для новой драмы, он писал Маркевичу: «Соблазнял меня Садко, но это сюжет для балета, а не для драмы». Толстой работал над стихотворением несколько месяцев и в результате считал его «очень удавшейся вещью» (письмо к Стасюлевичу от 29 января 1873 г.). Характерно самое направление этой работы, показывающее, что фабула в былинах Толстого намеренно не развита. Сначала рассказ о похождениях Садко был расширен за пределы основного выбранного им для стихотворения эпизода и перегружен деталями. Это не понравилось Толстому; неверным показался ему и повествовательный тон стихотворения. Посылая своим близким вторую «лирико-драматическую» редакцию «Садко» (первую он называл «эпической»), Толстой писал, что в ней «есть только картинка, так сказать, несколько аккордов… нет рассказа, а стало быть, нет бесполезного и опасного соревнования с былиной, которая будет всегда выше переделки» (письма к жене от 28 марта и к А. М. Жемчужникову от 3 апреля 1872 г.).
- ↑ Впервые — в журнале «Русский вестник», 1873, т. 103, № 1, с. 84—93.
- ↑ В хвалёных софийских подвалах. — Софийский собор в Новгороде.
- ↑ Вящие все уличане — наиболее богатые, знатные жители улиц. Все новгородское население делилось на старейших (вящих, передних, больших) людей и молодших (меньших, черных).
- ↑ Венецейский — венецианский.
- ↑ Посадник — правитель Новгорода, избиравшийся вечем из наиболее знатных боярских семей. Степенный посадник — занимающий эту должность в данное время. Сложив её с себя, он продолжал носить звание посадника с прибавлением эпитета «старый». Тысяцкий — помощник посадника, в ведении которого находились войско и суд по торговым делам.
- ↑ Древний Новгород делился на «концы» (районы), а концы на улицы; концы и улицы имели своё управление; во главе каждого конца стоял кончанский староста.
- ↑ Чудская Емь — финское племя, с которым неоднократно воевал Новгород.