П. А. Плавильщиков
правитьВпервые — Сочинения Петра Плавильщикова, ч. I. СПб., 1816. Рукопись была подготовлена к печати самим автором еще в 1812 г.; цензурное разрешение получено в 1814 г. Первый том Собрания сочинений вышел с гравированным портретом автора. Печатается по этому изданию.
Время создания «Рюрика» — начало 1790-х годов. Сюжет восходит к летописному преданию о восстании в древнем Новгороде Вадима против князя Рюрика, которое легло в основу сюжета трагедий Екатерины II и Я. Б. Княжнина (см. «Вадим Новгородский»).
Характеры главных героев в трагедии Плавильщикова соответствуют интерпретации их исторических прототипов Федором Эминым в его труде «Российская история жизни всех древних <…> государей <…>», т. I. СПб., 1767. О Рюрике там сказано, что он «побуждал своих подданных к последованию добродетели <…> примером своей доброй жизни, а не строгими наказаниями» (с. 94—95). Вадим же, «сей гордый человек <…> желал сам владения и советовал своим согражданам извергнуть то иго, которое на них тогда налагать начали…» (с. 81). В разрешении трагедийного конфликта Плавильщиков отступает от версии Эмина, согласно которой Вадим с сообщниками был казнен Рюриком. Для драматурга важнее было подчиниться логике созданного им образа, а не историческому факту. В финале трагедии Вадим признает моральное превосходство Рюрика и смиряется.
Смысл трагедии не исчерпывается нравственной проблематикой, характерной для литературы XVIII в. Размышления персонажей об отношениях личности и государства, личности и законов, о необходимых пределах власти выводят трагедию за рамки исторического контекста.
Трагедия «Рюрик» в первый раз была представлена на сцене придворного театра в Санкт-Петербурге под названием «Всеслав» в 1791 г. В Москве пьеса шла 9 и 12 февраля 1794 г., а также 11 сентября и 11 ноября 1803 г.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Княжеский чертог
ЯВЛЕНИЕ 1
Вадим и Вельмир
Вельмир
Вадима в горести я ныне обретаю,
А горести твоей с тобой не разделяю?
Какой удар твой дух геройский днесь мятет?
Вельмир всю кровь свою за друга пролиет.
Вадим
Терзают грудь мою мученья нестерпимы,
И в сердце злобы огнь горит неукротимый.
Здесь Рюрик царствует; я в рабстве жизнь влачу;
Здесь Рюрик царствует: я стражду и молчу.
Покорствовать Вадим привык ли, ты то знаешь;
А горести моей причину вопрошаешь!
Вельмир
Владычество его
Вадим
Мне самой смерти злей.
Славена смертию пресекся род князей,
Единодушие прияло вид короны,
Без скиптра чтили все Славеновы законы.
Но время оборот всему дает иной,
Стал править Гостомысл народною судьбой,
Верховна власть его со мною разделялась,
И мне главой здесь быть надежда оставалась.
Но рок отъемлет все, я свержен в пропасть бед.
Зри гордых замыслов моих плачевный след:
Всеобщий глас хвалы, как гром, мой слух пронзает,
Он Гостомысла мне во всем предпочитает.
Пленяся кротостью, граждан моих сердца
В нем стали почитать отечества отца.
Я первый должен был, народу в угожденье,
Торжественно воздать ему сие почтенье.
Я сделал то, но скрыл во сердце злобы яд,
И в мыслях положил противных свергнуть в ад.
Раздор посеял я, он тайной покрывался,
И страшный бунт потом во граде возгорался.
Отец сей, чад своих спасти лишенный сил,
Призваньем Рюрика ту бурю укротил.
Варягорусский князь уж нами обладает!
Славенским титлом он почтить себя дерзает.
Се хитрость адская, с судьбиной согласясь,
Рождает твердую с царем народа связь.
Вторично я сражен, но злейшим стал ударом.
Попрать стремлюся все сие во гневе яром.
Вельмир Вадиму друг; вверяюсь я тебе,
Будь спутником моим в толь горестной судьбе.
Расторгнем мы ея на нас ожесточенье,
Прославим гордыя души моей стремленье.
Здесь Гостомысла нет; удобно время нам,
Пронзив грудь Рюрику, закон дать сим странам.
Вельмир
Что слышу я!
Вадим
Вельмир! твой вид теперь смущенный,
Вельмир
Пронзить грудь Рюрику, славяне кем блаженны!
К чему стремишься ты? К чему влечешь меня?
Я, дружества к тебе священный долг храня,
Всем жертвовать готов желаньям справедливым,
Чтобы Вадима зреть превыше всех счастливым.
Когда же к счастию ведет злодейства путь,
Ты лучше порази сию противну грудь,
Но друга в изверга не тщися претворити.
Кого стремишься ты так люто поразити?
Какой в сем действии найти возможешь плод?
Лишася Рюрика, восстонет весь народ,
Достигнет до небес вопль, с ужасом смешенный.
Единой местию всех души напоены
Все казни злейшия убийце изрекут,
И сами боги нас на жертву предадут.
Пусть казни убежать злодей находит средство,
Но счастье ль трон тебе явит? ужасно бедство:
Страшася на тебе кровавого венца,
Порабощенные граждан твоих сердца
Врага отечества в тебе возненавидят.
Младенцы, ныне свет которы только видят,
Едва начнут вещать, и в тот же самый час
Проклятие тебя их будет первый глас.
Вадим
И ты прельщаешься раба его названьем?
Каким душа моя объемлется терзаньем,
Что сердца твоего доныне я не знал!
Геройский дух славян совсем уже упал.
Пред идолом своим на землю повергайтесь,
Владыки трепеща, вы в рабстве пресмыкайтесь.
Забудьте, что цари несли к славянам дань,
И Александр не смел на них воздвигнуть брань.
А ты души моей стремленье благородно
Монарху возвести: рабу то чувство сродно.
Оставь изменника достойной казни ждать:
Сего единого я должен трепетать.
Вельмир, Пламириной прельщенный красотою,
Не смея возблистать душевной высотою,
Отца любовницы во смертный ров влечет.
Ея супругом быть в тебе достоинств нет.
Коль быти дочь моя рабыней согласится,
Вадимовой рукой мгновенно поразится.
Любовный огнь, в крови пылающий твоей,
Согласным начинал быть с волею моей,
Пламиры испытать лишь чувства оставалось.
Уж сердца твоего блаженство совершалось,
Но робостью своей ты сам отверг его.
Вельмир
Чтоб я лишил себя чувств сердца моего,
В которых жизнь моя питанье лишь находит!
Пылающая страсть все меры превосходит.
Пламирой обладать, нет блага больше мне!
Души возлюбленной ея красы одне
Превыше чту всего, что в мире есть прелестно,
Без ней понятье мне блаженства неизвестно.
Каких ты хочешь жертв? Вельмир на все готов,
Чтобы достойным быть мне брачных с ней оков.
Но если смертных рок, отрады не терпящий,
Все счастие славян расторгнути хотящий,
Отца их мне велит пролить дражайшу кровь
И, ею обагрясь, венчать мою любовь,
Пусть громы на меня ниспошлет власть жестока,
Не устрашуся я презреть веленье рока.
ЯВЛЕНИЕ 2
Те же и Пламира
Пламира
В каком смятеньи зрю тебя, родитель мой!
Вадим
Души моей навек разрушился покой.
Пронзает грудь отца твой жребий ныне лютый,
Я с трепетом познал его в сии минуты.
Оплакивай меня, коль любишь ты отца,
И жди позорного ты дней моих конца.
Враги мои меня повсюду окружают
И плавать во крови Вадимовой алкают.
Поверя дружеству, в котором крылась лесть,
Мой подвиг, к коему влечет едина честь,
Я поздно уж познал, что нет друзей в сем мире.
Я сам себе злодей, я враг моей Пламире.
К спасенью моему ни в чем не вижу средств,
Мне каждый миг грозит собором страшных бедств,
Но не страшит меня богов толь грозна воля,
Ужасней смерти мне твоя сурова доля.
Пламира
Трепещет дух во мне от слов ужасных сих!
Что может нарушать блаженство дней твоих,
Когда под сению кротчайшия державы
Вознесшийся на верх блистательныя славы
Вкушает радости славянский весь народ?
На троне княжеском источник зрим щедрот,
Питающий сердца и души всех отрадой.
Восторги общества князь чтит одной наградой
За труд, которым наш покой восставил он.
Под скипетром его нигде не слышен стон,
Единогласно все славяне лишь взывают,
Что благодетеля в монархе обожают!
Князь другом чтит тебя, то знает весь народ,
И вот против врагов необорим оплот!
И если кто по сем врагом тебе быть смеет,
Ни сердца, ни души тот смертный не имеет.
Вадим
Колико лесть его далеко превзошла,
Во всех сердцах себе поборников нашла.
Мне Рюрик лютый враг, когда он на престоле,
Вадим не властвует славянами уж боле.
В нем римских кесарей преславна кровь течет,
Что нужды до того: хочу, чтобы весь свет
От крови моея познал владык славенских,
Гремящих славою во всех краях вселенских.
Новград то ж в Севере, в Италии что Рим,
Столицей мира быв толико долго чтим,
Познал бы, может быть, из подвига кровава,
Кому принадлежит вселенныя держава.
Но я забвен. В тебе моя померкнет кровь.
Пламира
Ах! может быть, ко мне он чувствуя любовь,
В чертог сей нас призвал открыти чувства страстны,
(в сторону)
Иль сердца моего предчувствия напрасны.
ЯВЛЕНИЕ 3
Те же, Рюрик, вельможи и воины
Рюрик
Народа храброго избранием призван
Принять верховну власть и скиптр славенских стран,
Единым только я в сем сане утешаюсь,
Коль к счастию граждан в порфиру облекаюсь.
Но чем уверюсь я о истине сего,
Хотя путь всем отверст до трона моего?
Уж поздно жалобы стенящих нам внимати.
Хочу я помощью беды предупреждати.
Нередко человек, коль ввержется в напасть,
Смертельный в сердце яд уж никакая власть
Не может исцелить: сокровища вселенной
Отраду дать душе бессильны утомленной.
Порода, сан вельмож непрекословный долг
Монарха наставлять, дабы монарх возмог
Чрез них взирать на все страны ему подвластны
И все то разрушать, чем могут быть несчастны
Отечества сыны. На верх взойду утех,
Когда желаньям сим последует успех.
Но я страшусь сего единого в короне,
Чтоб лесть, гнездящаясь при каждом в свете троне,
Не скрыла пред лицом моим народных бед,
Чем скромней вид ея, тем пагубнее след.
Хочу прелестного ея избегнуть яда,
И, чтоб от ней была мне верная преграда,
Стремился сердце я достойное избрать,
С которым бы я мог сан пышный разделять.
Вельможи и народ мой выбор оправдают,
Когда предмет любви владыки их познают,
Но Рюрик смеет ли ласкаться счастьем сим,
Что сердце съединит свое Пламира с ним?
Вельмир
(в сторону)
О боги!
Пламира
(с восторгом и удивлением)
Государь!
Вадим делает сильное движение, показывающее неудовольствие
Рюрик
Тобою восхищаюсь;
Чем больше зрю тебя, тем более прельщаюсь.
По добродетелям, владеющим тобой,
Измерь пылающий к тебе жар в сердце мой.
Люблю и страстию моею я горжуся.
Ах! Если браком я с тобою сопрягуся,
Все благости богов тобой познаю я,
Блаженство утвердит славян душа твоя.
Пусть гордые цари считают то геройством,
Чтоб жертвуя своим и подданных спокойством,
Свирепостью меча вселенну устрашать
И властолюбия сим алчность насыщать.
Всегда врагов найдет себе война кровава,
С победой горький стон граждан разносит слава,
А я на трон восшел блюсти подвластных чад.
Спасти единого приятней мне стократ,
Чем кровью их купить владычество вселенной.
Я, добродетелью твоею подкрепленной,
Законы кроткие отечеству подам,
Источник в них отрад пребудет всем сердцам.
Не меч нас оградит, прославят не победы,
Но дружба, кою в нас приобретут соседы.
Пламира! Скиптр и трон во области моей
Есть слабый только дар мой красоте твоей.
Ты большее иметь достойна приношенье:
Душа моя тебе приносит обоженье.
Мой лавр и торжество, твоя над сердцем власть,
Порфира и венец, драгого сердца страсть.
(К Вадиму.)
Но должно нам внимать природы глас священный.
Вадим! Твой ныне князь, Пламирой восхищенный,
Из уст твоих судьбы своей решенья ждет,
Которым в счастии всех смертных превзойдет.
И если мне владеть предписано судьбою
Ко счастью сограждан, к отраде и покою,
Коль сим достоин я славенских стран венца,
Так будь отцом, Вадим, граждан твоих отца.
Вадим
Я больше всех себя счастливым признаваю,
Коль счастье дочери достойно обретаю.
Свершится все, чего желать лишь я возмог,
Рука ея тебе явит достойный долг.
Пламира
Когда вниманием я Рюрика почтенна,
Превыше смертных всех сим счастьем вознесенна.
Тебя боготворит славенский весь народ,
Источник зря в тебе всех божеских щедрот.
Нет сердца в подданных, которо бы хоть мало
Твоим велениям противиться дерзало.
Желанье Рюрика есть первый наш закон,
Восторги сограждан твой составляют трон,
Пламире ли одной то чувствовать не сродно?
Все свято для меня, что Рюрику угодно.
Рюрик
Нет, Рюрик требовать не смеет ничего,
Противу склонности, от сердца твоего.
Вещаешь: я достиг всеобща уваженья,
Но то единого предмет воображенья.
Величество и власть — блистательны мечты, —
Не могут населить во сердце пустоты.
Всю цену счастие и прелести теряет,
Коль с нами счастия никто не разделяет.
Когда же страсть мою воспламеняет кровь,
Не жертву я в тебе стремлюсь обресть, любовь.
На троне отягчен единой похвалою,
Пример явлю я всем победой над собою.
Пламира
Почто ты прибегать к победе хочешь сей,
Когда ты властвуешь навек душой моей?
Почто в себе, почто так мало ты уверен?
Уж в сердце сем давно пылает огнь безмерен.
Не трон, наполненный блестящей суеты,
Пленили мысль мою твой взор, лица черты.
Сколь дух твой кротостью всех смертных превышает,
Столь власть любви в душе Пламиры возрастает.
Толикой твердости нельзя в природе быть,
Чтоб на тебя взирать и, видя, не любить.
Рюрик
Ах! Что вещаешь ты? Нет счастья в мире боле,
Я вижу рай в моей завидной смертным доле.
Отрадный внемля глас, восторгом упоен,
Я мню, что я богов в жилище вознесен,
Где прелести твои с бессмертными блистают
И их самих равно, как смертных, удивляют.
Славяне будут все отныне обожать
В тебе отечества возлюбленную мать.
Пламира
Остави, государь, названья толь велики.
Познал весь смертных род и все земны владыки,
Что рай здесь насадить лишь можешь ты един,
Ты свету доказал, чем важен царский чин.
В душе твоей богов все благости вмещенны,
Тебе и мысль моя и чувства покорены.
Любима я тобой, блаженней что сего?
Ты царь души моей, бог сердца моего:
Вот радости моей безмерной совершенство!
Родитель сам нарек Пламирино блаженство.
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 4
Рюрик, Вадим, Вельмир, вельможи и воины
Рюрик
Коль многи торжества мне небо подает!
Сей день отрады мне сугубы в сердце льет.
Доныне я стенал, подвигнут нуждой к брани,
Где алчна смерть себе берет напрасны дани.
Во буйной ярости враждебных сонм людей,
Безумству следуя и наглости своей,
Питая к счастию других несыту злобу.
Стремился в адскую низвергнуть нас утробу
И грудь отечества свирепо растерзать.
Я должен был врагов сих лютых наказать.
Покой граждан моих не может утвердиться,
Доколь разбойничье гнездо не истребится.
Герой наш Гостомысл попрал уж зверство их.
Остаток дерзостных врагов кичливых сих
Познал, что сам себе тот гибель устрояет,
Кто к гибели других все силы устремляет:
Трепещет в горести, терзаем сам собой,
Покрова ждет от нас, стеснен своей бедой.
Суровством угнетать бесчестно побежденных.
Потщуся усладить я жребий сих плененных,
Они уж не враги, когда пощады ждут.
Пусть в победителях они друзей найдут,
В число своих граждан и их я приобщаю.
Народу объяви, Вадим, что я вещаю,
Что тишины драгой простерся здесь покров,
Со славою трофей нам послан от богов;
Да торжествуют все, вкушая радость мира,
Умножит радость их в венце со мной Пламира.
Теперь я познаю бессмертных благодать,
Что к счастию славян я послан обладать.
Когда Пламиру мне вы, боги, даровали,
Все благости свои к народу ниспослали.
Довольны будут мной граждане, небеса;
Восходит на престол божественна краса.
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 5
Вадим и Вельмир
Вадим
Довольны! Нет, постой, отвергни горды мысли,
Владетелем сердец себя еще не числи.
Еще твой лютый враг, еще Вадим живет,
Твоих стремлений всех успехи разорвет.
Напрасно в тишине ты славишь нам защиту,
Ты прежде испытай Вадима злость несыту.
Последовати мне Вельмир уже ль готов,
Иль жребий свой еще блаженным чтит суров?
Твой идол у тебя любезную отьемлет.
Еще ли льсти его Вельмир сраженный внемлет?
Иль сердца и души тебя не тронет глас?
Вельмир
С Пламирой потерял я жизнь мою сейчас.
О счастьи ль мыслить мне? Кляну судьбу жестоку.
Пойдем, Вадим, пойдем, отмстим враждебну року.
Не помню сам себя и забываю долг,
Мне адом кажется сей пагубный чертог.
Иду вослед тебе, отмщения алкая,
На жертву злой любви все в свете поражая.
Не страшен мне теперь с небес ревущий гром;
Я вижу с трепетом, коль тяжко быть рабом.
Вадим
Когда ты чувствуешь сие несносно бремя,
Свергай его скорей, уже не терпит время.
Прибывши Гостомысл во торжестве своем
Разрушить может все; скорей, скорей пойдем,
Повергнем князя мы, которым оскорбленны.
Начальству твоему все стражи покоренны,
Ты должен лишь держать в покорности их сей.
А Рюрика сразить оставь руке моей.
Конец
первого действия
Призваньем Рюрика ту бурю укротил… — Согласно «Повести временных лет» Рюрик был варягом (норманном) (см. комментарий к трагедии «Вадим Новгородский»)
Забудьте, что цари несли к славянам дань, // И Александр не смел на них воздвигнуть брань. — Согласно легенде, Александр Македонский, придя к славянам с войной и увидев людей «храброго сложения тел», не отважился на бой, так как понял, что в битве со славянами можно больше потерять, чем получить в добычу (Эмин Ф. Российская история жизни всех древнейших… государей… т. 1. СПб., 1767, с. 10—12).
В нем римских кесарей преславна кровь течет… — Согласно «Синопсису» Иннокентия (Гизеля) приглашенные в Новгород варяжские князья пришли «от немец».
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЯВЛЕНИЕ 1
Вельмир и Пламира
(выходят с разных сторон)
Пламира
Граждане в торжестве свой жребий прославляют.
Два сердца ныне лишь отрад не ощущают —
Родитель мой и ты?
Вельмир
(в сторону)
О боги!
Пламира
Страшный гнев
Родитель кажет днесь, ко мне освирепев.
Он, лютой яростью волнуемый, трепещет
И только на меня сердиты взоры мещет,
Клянет природу всю, самих богов и ад.
И ты смущен, Вельмир! Какой печали яд
В толь радостные дни в вас души растравляет?
Иль то противно вам, что Рюрик избирает
Супругою меня?
Вельмир
Коль знал бы так весь свет,
Что на престоле быть тебя достойней нет,
Как знаю я, давно б отрада всех — Пламира
Была владычицей всего пространна мира.
Но кто достоин быть всех выше предпочтен,
Тот без венца велик, без трона возвышен.
Славенский род не знал и имени короны,
Но многим скипетрам он подавал законы,
Господствующий дух с свободою в сердцах
Ужасными славян явил во всех странах.
Где есть какой народ, какая где держава,
Где б громкая славян не раздавалась слава?
Властители царей, властители судьбы,
Славяне стали днесь все Рюрика рабы.
Пламира
Название раба всех смертных ужасает,
А рабство в вольности мечтательной прельщает.
Когда страшишься ты законну власть внимать,
Как можешь истину в свободе сохранять?
Где безначалье, там граждане ослепленны,
И сердцем, и умом, и пользой разделенны,
Текут, куда кого блестяще зло манит
Иль сильной гордости вельмож смиренный вид.
Вельможи первенства со властию алкают,
Раздора яд в сердцах народа тем питают.
Вельможи рабствуют борющим их страстям,
Народ порабощен строптивым сим властям.
Везде славянами славянска кровь лиется —
Вот иго страшное, что вольностью зовется!
Когда ж с короною и сладка тишина
Здесь царствует везде, блаженна вся страна.
А ты дерзнул роптать, блаженство то вкушая.
Вельмир
Блаженство! Где оно? Моя судьбина злая
Отъемлет всё, мой дух и сердце растерзав,
И самых чувств уже нарушен стал устав.
Без скиптра, без венца давно б Вельмир несчастный
Без трепета открыл Пламире чувства страстны,
И если бы весь мир любви твоей искал,
С восторгом и тогда б «люблю» тебе сказал.
А днесь уже я сим монарха прогневляю.
Но в пламени моем я чувствовать дерзаю,
Что если бы не блеск порфиры и венца,
Сплела бы, может быть, взаимна страсть сердца.
Пламира
Души великой кто достоинств не имеет,
Тот правды ощущать в душе своей не смеет.
Когда ты мнить дерзнул, что в гордости моей
Плененна властию, величием царей,
Почто ж не смел явить славянам обороны,
Спасти отечество, достойным быть короны?
Когда против славян вооружался рок,
Повсюду протекал граждан кровавый ток;
Повсюду алчна смерть в свирепстве преужасном
Погибель сеяла в народе пренесчастном;
Стон, ужас, плач и вопль, на лицах бледный страх
Всех души угнетал, отчаянье в сердцах
Ужасней смерти жизнь во граде сем являло:
Почто ж ты сокрушить не смел раздора жало?
Когда луч солнечный скрывался за леса,
И черной ночи мрак всходил на небеса,
Кроваво зрелище сей тьмою покрывалось,
Но в темноте ночной убийство умножалось.
Лишь с блеском солнечным земли коснется жар,
Восходит от земли к нему кровавый пар.
Междуусобие, явившись в зверстве новом,
Всё губит, всё разит в неистовстве суровом.
Уже не смел никто на свет дневной взирать,
Но всякий должен был растерзан умирать.
Сын зрел врага в отце, отец врага зрел в сыне,
Брат брата умерщвлял, но в лютой все судьбине
Лишь только множили кроваву смерти дань.
Толпа, против чего творить не зная брань,
Всё то, что встретилось, в ничто преобращала,
Другая оной вслед, свирепствуя, бежала,
Достигнув, сокрушив, сама погибла вмиг,
Текущей вновь толпы удар ее достиг.
Такое страшное, кровавое волненье
И смертных на самих себя ожесточенье
Ты зрел. Почто ж сей огнь, почто не погашал?
Что делал с вольностью своею? Трепетал.
Один лишь Гостомысл, покрытый сединами,
Сих дерзких усмирял, но усмирял словами.
Что сделают слова, где множество мечей?
Народ им не внимал в жестокости своей,
И сей великий муж из града удалился,
А с ним вставший наш надежды луч сокрылся.
Казалося, что все уж гибнет естество,
И град весь истребить подвиглось божество.
Зри, Рюрик к нам идет, на злобу громы мещет,
Всё падает пред ним, и самый рок трепещет!
Едва вступил он в град, и укротился рок.
Вельмир! В глазах твоих я вижу слезный ток.
Познай достоинства ты своего владыки,
Примера нет, сколь все дела его велики!
Он, Гостомыслу вняв, из ада сделал рай,
Погибший воскресил полночный света край.
Какой же требовал от нас за то награды?
Чтобы вкушали мы им данные отрады.
Измерь ты кротость в нем и страшный злобы гром.
Чего достоин ты?
Вельмир
(пав на колени)
Быть Рюрику рабом,
И, падая к стопам, Пламире удивляться,
Что дерзость страсть моя, стыдяся признаваться.
Пламира
Достойно ль я люблю? Вельмир то видит сам.
И трон ли в том виной!
ЯВЛЕНИЕ 2
Те же и Рюрик
(Вельмир, увидя Рюрика, встает поспешно)
Рюрик
Почто смущаться вам?
Не разрушать любовь над вами я владею,
Над склонностью сердец я права не имею.
Лишь с огорчением о том жалею я,
Что нежность вашу днесь тронула страсть моя.
Но если б предо мной своих вы чувств не скрыли,
Моею б горестью себя не огорчили.
Вельмир
Великая душа! Восторгов сих виной
Благодарением наполненный ум мой.
В сем сердце лютыя любви вонзенно жало
Ужасного во мне преступка яд скрывало.
Я, страстью ослеплен, не смел о том и мнить,
Что тот достоин лишь ее боготворить,
Кто в подвигах богам возмог уподобляться.
В любви сей торжеством достойно украшаться
Прилично лишь тебе. Пламирина краса,
Какой бесценный дар, в котором небеса
Устроили тебе достойную награду
За счастье Севера, кой зрит в тебе отраду.
Вещая с ней, познал я ныне в первый раз,
Коль низок для нея моей любови глас.
Блистаньем дел твоих мне душу озарила
И дерзку мысль к тебе в почтенье пременила.
Я пал к ея ногам; ты сердце зришь мое.
Перун! Вельмирово расторгни бытие,
Коль Рюрика я сим хоть мало прогневляю.
Пламира
Я Рюрика равно с Перуном обожаю.
Вельмир
Колико я теперь горжуся чувством сим,
Что цену днесь познал достоинствам твоим.
Горжусь, почтением горя к тебе неложным.
Блаженством ныне чту для смертных всевозможным
Названье заслужить я Рюрика раба.
С названьем сим моя блистательна судьба.
Рюрик
Раба? Вельмир! Раба? Их Рюрик не имеет.
Коль беден тот монарх, рабами кто владеет!
Рабов судьбина — страх, владыка их — тиран,
Он ужасается названья сограждан.
Законы правоты, законы столь святые,
Во сердце у него удары громовые.
Единой лести яд, как сладость, он пиет,
С рабами где монарх, там правды, счастья нет.
Та ненавистна власть, что страхом огражденна,
Оградою самой должна быть истребленна.
Навек исчезни власть, могущая лить кровь.
Утеха царская есть подданных любовь,
Ее снискать стремлюсь всего на свете боле.
Коль подданны в сердцах с весельем, в полной воле,
С единодушием монархов чтут закон,
Коль счастлив тот монарх! Отрада всем сей трон!
Достойным кто меня своей любови ставит,
И слова тот раба слух Рюриков избавит.
Монархом быть хочу, каким бы зреть желал
Монарха сам, когда б в подданстве обитал.
Где истина видна, там счастье не превратно,
Мне дружбой подданных величество приятно.
Отвергнув рабство, ты наполнись дружбой сей,
Вещай: ты жертвуешь мне страстию своей
И мнишь, что жертва та душе моей отрада?
Ах! Нет, коль вашей я взаимности преграда,
Ничто не сделаешь, чтоб я себя забыл
И, сердцу следуя, душе бы изменил.
Как может подданный народ мне быть послушен,
Коль, страстью омрачен, я буду малодушен.
Вельмир
Когда б Вельмир в любви встречал взаимну страсть,
Не рушила б любви сей никакая власть.
Ты знаешь, государь, что, в вольности рожденный,
Старейшин в обществе правленья совмещенный,
Над чувствами терпеть владыки не привык,
Ни сердца чувств таить не может мой язык.
Когда б я был любим, ничто мне все препоны,
Ни власть монаршеска, ни света все короны,
Ни самый лютый рок не страшен бы мне был,
Пускай против меня он все б вооружил!
Он не разлуку бы увидел, только жертвы:
Взаимно грудь пронзив, мы пали б оба мертвы,
Соединил бы нас кровавый сей венец.
Смерть страсти торжество, гонению конец.
Но ежели сей огнь, всех наших душ блаженство,
В которой смертного в сей жизни совершенство,
К блаженству твоему в крови ее горит,
Знай, Рюрик, что в тебе Пламира душу зрит.
Взирая на нее с восторгом я душевным,
Подвигнуть должен ли тебя ко чувствам гневным?
Кто солнца красоты не станет обожать?
Не страсть, почтение в душе моей питать
Я начинаю к ней, и равное с тобою.
Пламира
Когда сердца к любви назначены судьбою,
Достоинство ль, краса ль возможет нас тронуть,
Или не знаю что воспламеняет грудь,
То можно ль в них сокрыть хоть мало принужденье?
Я Рюрику могла б соделать угожденье,
Открывши истину владыке моему.
Тревожить склонности несвойственно ему:
Герой и лютости судьбины победитель
Не может быть сердец пылающих гонитель.
Ах! Мне ль притворствовать! Сей гнусный лести вид
Есть низость лишь души и мне нанес бы стыд.
Но вот что страшно мне: мог Рюрик быть уверен.
Рюрик
Чем более в крови пылает огнь безмерен,
Ужасней тем для нас и самые мечты.
Души Пламириной бессмертны красоты
Толико Рюрику блаженство представляют,
Отрады коего всё в свете превышают.
Чем больше льщуся я надеждой быть твоим,
Тем меньше верю я, что я тобой любим.
Пламира! Не вини сомненье толь прелестно,
С безмерной радостью оно всегда совместно.
Пламира
Но хладнокровие, с которым ты вещал,
С которым мниму страсть в Пламире ты прощал,
Монарха кроткого в очах моих являло,
А не любовника мне чувства изъявляло.
Рюрик
Пламира! Ах, познай, колико страстен я
В сей час, когда душа пронзенная моя
Долг строгой истины и важность царска сана
Стремилась сохранить, а люта в сердце рана
Почти лишала чувств, простерши хлад в крови!
Но должен ли монарх всем жертвовать любви?
Для счастья подданных себя всего лишает,
Отрада сограждан в нем все превозмогает.
Сколь благость всем являть его священный долг,
Толико должен быть к себе владетель строг.
Сей строгий долг, во мне ничем не нарушимый,
Еще вещает вам: взаимно коль любимы,
Вы разрушаете свою нежнейшу страсть,
Чтоб жертвой сей почтить самодержавну власть.
Сие не должное противу чувств почтенье
Вменяет ваш монарх в жестоко преступленье.
Когда разлука в вас хоть каплю слез прольет,
То горести моей ничто не превзойдет.
О боги! Рюрика жизнь лучше прекратите,
Но быть виною слез его не допустите.
Вельмир
Престань, о государь! ты благостью своей
Вельмира убивать.
Пламира
Или в душе твоей
Считаешь, государь, Пламиру униженной,
Когда открыл любовь его глас дерзновенной?
Или не веришь мне, что я горю тобой,
Что ты всех чувств моих и мыслей всех виной?
Ах! Если б я равно была тобой любима,
То страсть твоя ко мне, ничем не победима,
Не стала б в благости искать себе препон,
Чтоб тем навлечь себе и мне прегорький стон!
Великодушие ль иль мною страсть презренна
Совместника творит тобою побежденна?
В восторгах нежности неможно рассуждать.
Вот всё, чтобы своим предметом обладать,
В котором жизнь души и жизни свет считаю.
В сем пламени венца и трона я не знаю:
Царь мира он иль раб, в глазах моих равно.
Рюрик
Я чувствие в душе питаю лишь одно,
Чтобы велениям твоим мне быть подвластну.
Пойдем во храм богам предати волю страстну
И обручением начнем мы связь сердец,
Да брачный вскоре бы покрыть нас мог венец.
ЯВЛЕНИЕ 3
Вельмир
(один)
А я против него дерзал вооружаться!
Я мог с его врагом ужасным соглашаться!
С врагом, кого наш князь всех паче превознес,
Кому он даровал все благости небес.
Вадим! Колико ты в твоей гордыне злобен!
Но что вещаю я? Я сам ему подобен.
Ах! Чувствую в душе грызущий некий глас.
Раскаяние! Стыд! Где скроюся от вас?
О страсть! Какое ты исторгла обещанье!
Я слово дал снести дней люто окончанье,
Отца достойного бессмертных олтарей!
Любви в сем сердце нет, исчезло слово с ней.
ЯВЛЕНИЕ 4
Вельмир и Вадим
Вадим
Спасай ты жизнь свою, спасай, Вельмир несчастный!
Коварством дышащий тиран наш преужасный
Под кровом благости скрывает злобы меч,
И скоро кровь твоя в отмщенье будет течь.
Уж Рюрик мщением к совместнику пылает
И тайно умертвить тебя повелевает.
Вельмир
Мне Рюрик смерть.
Вадим
В сей час он казнь тебе нарек.
Убийство мне вруча, он посрамил мой век.
Народу подавать властительны законы--
Вот права истины, блистательной короны.
Коль точно винен ты, перед лицом граждан
Преступнику удар быть должен смертный дан.
Коль Рюрик здесь монарх, законно здесь владеет,
Почто ж законами казнить тебя не смеет?
Чтоб в слепоте своей народ, прельщенный им,
И в казнях чувствовал, что князем он любим.
Вот хитрость адская, которой мы сраженны!
Иль чести своея мы будем ввек лишенны?
Что медлим истребить мучительств и следы?
Пойдем вкусить, пойдем, геройства мы плоды.
Пускай торжественно свершится обрученье,
Оно умножило мне смертно огорченье.
Заплатит жизнию за горесть Рюрик нам.
Не в одр тебя, во гроб приводит ныне храм.
Твой гроб мне к трону путь, достигну лишь порфиры,
Вельмира нареку супругом я Пламиры.
Вельмир
Кто Рюрик, знаю я, но верить не могу,
Чтоб в чувствах равен был он честности врагу.
Или, не знав доднесь коварства я и тени,
Напрасны может быть в душе внимаю пени.
Но я уж предприял, исполню чести долг.
ЯВЛЕНИЕ 5
Вадим
(один)
О властолюбие! Души моей ты бог!
Я гласу твоему единому внимаю,
И для тебя на все злодействия дерзаю.
Не ставлю ничего священным в естестве,
Чтобы взойти на трон во славе, в торжестве.
Но ах! Ни в ком не зрю я чувств со мной согласных!
Я трачу дни мои лишь в замыслах напрасных.
Иль все гнушаются за гордость ныне мной?
Находит смертный всяк согласного с собой,
А я в сей самый час к коварству прибегая,
Коварно смертию Вельмира устрашая,
Хотя согласие я в нем и обретал,
Но на лице его противну мысль читал.
Пусть все против меня. Повергну князя мертва
Иль гордости моей сам буду ныне жертва.
Конец
второго действия
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЯВЛЕНИЕ 1
Вадим и Пламира
(в венце)
Вадим
Блистаньем царского украшена венца
В числе рабов своих днесь видишь ты отца.
С монархом разделя величество на троне
Вадиму дочь его уже страшна в короне.
Мне взор твой, кажется, законы подает,
Меж князем и рабом отнюдь средины нет.
Не дерзость ли уже, что я предстать днесь смею
В чертогах княжеских пред дочерью моею?
Пламира
Какой ужасный глас родитель произнес!
Не гром ли слышу я разгневанных небес?
Тебе душа моя всегда была открыта,
Или на свете есть судьбина знаменита,
Могуща истребить к родителям любовь?
Ты жизнь мне дал, твоя течет в Пламире кровь,
Тебе вся мысль моя природой покоренна,
Любить тебя душа Пламиры сотворенна,
Тебе покорствовать, вот верх отрад моих!
Несчастна дочь твоя в слезах у ног твоих
Со страхом вопрошать родителя дерзает:
Что нежности ее родительской лишает?
Скажи проступок мой иль грудь пронзи мою,
Когда престал любить Пламиру ты свою.
Вадим
О, коль противно мне такое униженье!
Жесточе мне всего монарха уваженье!
В нем скрыта горестна и страшная судьба,
В нем вижу я в себе лишь важного раба.
Хоть раб я ныне твой, но раб сей--твой родитель.
Мне боги дали власть, и я твой повелитель.
Отъяти власть сию бессильна смертных мочь:
Скажи, исполнит ли отца веленье дочь?
Пламира
Ах, разве я твоих волнений недостойна?
Но нет, я в совести, родитель мой, спокойна.
Преступка низости доднесь не знаю я,
Закон души моей едина власть твоя.
И ежели твои желанья, мне священны,
Хоть мыслию в моей душе неутвержденны,
Пускай поглотит ад меня и сей мой стыд.
Страшнее ада мне сносить преступка вид.
Ах, нет! Я льщусь, что я не столь себе ужасна,
Твой глас спасет меня от ужаса напрасна.
Лишь только скажешь ты, я верно знаю то,
Пламиру более уж не смутит ничто.
Едва в мой слух твое проникнет повеленье,
Пламиры радостной ты узришь исполненье.
Вадим
Прости, любезна дочь! Я оскорбил тебя.
Размучен, всю мою надежду погубя,
В тебе лишь моего я зрю лучи блаженства,
Тобою всех моих желаний совершенства
Достигнуть я могу. Коль хочешь, можешь ты
Соделать существом доднесь мои мечты.
Уже ты Рюрику в супруги обрученна,
Успехом стала вдруг надежда обновленна,
Тебе вручаю я сей опыт совершить,
Чтоб радости плоды тобой я мог вкусить.
Участницею став блистательной короны,
Со князем быть всегда торжественны законы
Пламире здесь велят. Отверсты уж стези,
Прийми ты сей кинжал, грудь Рюрику пронзи.
Пламира
О страх! Что слышу я? Кровь в жилах замерзает!
Вадим
Пламира ли мое веленье отвергает,
И твой ли грудь мою разит строптивый взгляд?
Трепещешь ты! В тебе я вижу весь мой ад.
Чудовище, к моей погибели рожденно!
Тем самым острием ты будешь пораженно,
Которым мне твоя преступная боязнь
Отвергла совершить врагу достойну казнь.
Гнев, ярость, мщение! Я вам единым внемлю.
Умри, преступница! Ах, что я предприемлю!
Пламира
Вот грудь моя! Рази в свирепости твоей,
Отъемли жизнь, и кровь свою во мне пролей.
Пламира от тебя приемлет смерть бессловна,
Грудь Рюрику пронзить страшуся, в том виновна.
Ты мне отец, а он отец славянам всем.
Ты первый из сынов его во граде сем.
И если свет очей славянский помрачится,
Убийцу сам Вадим карать вооружиться.
Вадим
Ты, к преступлению прибавя дерзку речь,
Не думай к жалости мой гордый дух привлечь.
Пусть славу погубя славяне те презренны,
Что пышным именем вельможи оглушены
С восторгом рабствуя, боготворят свой стыд.
Вадима чувствие толь низко не затмит.
Увидь, преступница, весь ужас страшной бездны,
Куда влекут мой род мечты толико лестны!
Почто бессилен стал в тебе природы глас,
Который лишь один одушевлял всех нас?
Почто Вадимово пред всеми возвышенье,
Бывало чувств твоих и гордость и прельщенье?
А днесь в душе твоей заемлет то иной,
Ни родом, отчеством не съединен с тобой?
Порфира, власть его ту сделала премену.
Оставь против себя толь гнусную измену,
Коль княжеский тебя прельщает столь венец.
(Отдав ей кинжал.)
Соделай, чтоб его носить мог твой отец.
Пламира
(приняв кинжал)
Какое лютое веление приемлю!
И чьею кровию должна багрить я землю?
Вадим
Врага Вадимом, врага славенских стран.
Пламира
Но кто сей враг? И кто отечества тиран?
Не тот ли, кто его отрады сокрушитель
И кто самих богов всей благости рушитель?
Прости! Смятение, со страхом съединясь,
Из глубины души исторгло дерзкий глас.
Влечет меня к нему доброт безмерных сила,
Представив Рюрика, все прочее забыла.
Сия рука должна, ах! Что вещаю я!
Нет, нет! Страшней всего едина мысль сия.
Кто! Я дни Рюрика драгие всем скончаю?
Дни Рюрика, в ком жизнь и душу обретаю?
Прочь, люто острие! Что зрю? Страшишься ты
Всея вселенныя разрушить красоты,
В трепещущих руках и само ты трепещешь,
Согласно ты со мной смерть княжеску отмещешь,
Любезно острие! Не обагрись вовек
Священной кровию отрады человек.
Внемли: о князе как взрыдают все народы,
Я слышу страшный вопль и самыя природы.
Весь тартар возмутив, стенящи небеса
Ждут с трепетом того кровавого часа,
В который и земля от страха содрогнется,
Когда кровь Рюрика на землю полиется.
Готова молния и громы уж висят
Убийцу, поразив, низвергнуть в вечный ад.
Убегнем мы отсель, несчастливый родитель!
Я слышу, весь народ отчаянный нам мститель
Бежит казнить врагов, узнавши умысл твой.
Сокроемся от них и скроем ужас свой.
(Падает на колени.)
Правители небес! Вы Рюрика спасите,
Полжизни у меня, всю жизнь мою возьмите
И, приложив ко дням владыки моего,
Для счастья сограждан умножьте век его.
Ах! Я ль одна? О сем славяне все взывают,
Для жизни княжеской все жизни прилагают,
А я, пред олтарем свершив любви обряд,
Богами утвержден, для всех народов свят,
Души и сердца в нем блаженство обретала
И Рюрика назвать супругом я дерзала.
Так! Рюрик мой супруг, вещали боги то,
Но если нет тебя, и боги мне ничто.
Коль век твой сохранить они бессильны будут,
Славяне сих богов ничтожных позабудут.
Ах, нет! Мне все твердит: всесильно божество
Творений зрит своих во князе торжество.
Помыслить зло ему все смертны ужаснутся,
И омертвеет смерть, дерзнув ему коснуться.
Могу ль злодейством сим восстать против богов?
Вадим
Весь дух мой гневом стал от дерзностных сих слов.
Против богов? Скажи, против проклятой страсти,
Она против моей в тебе бунтует власти.
Тебе ль, преступница, богами мне грозить?
Твой Рюрик бог. (Вырвав у ней кинжал.) Я сам могу его сразить.
Увижу, в ком найдет от рук моих спасенье?
Ах! Он нашел его: твоей души прельщенье
Всю сладость торжества отъемлет у меня.
И, может быть, в сей час Вадима ты кляня,
Забыв отца, гордясь владычицы названьем,
Уж мнишь раба во мне подвергнуть наказаньям,
Прокляту мысль сию закрывши небесами,
Ты ужаснуть меня стремилася богами.
Что нужды в том богам: Вадим иль Рюрик князь?
Меж их величеством и нами что за связь?
Неизмеримостью вселенной управляя,
Приметна ли для них пылинка здешня края?
Властители, жрецы, для выгод лишь своих
Иль благость, или гнев народу славят их.
Во свете движет всем или корысть, иль слава,
Другого, кроме них, не знаю я устава.
Когда б на будущи случаи не взирал,
Без помощи б твоей я Рюрика попрал.
Толь грозных всем богов нимало не робею.
Но смерть врага купить я смертию моею
И помышлять о том нимало не хочу:
Я в гибели его отрад себе ищу.
Тобой сразить его могу я осторожно,
Убийцу скрыть от всех мне легче будет можно.
Все знают страсть твою, и подозренья нет,
Чтоб Рюрику могла навек затмить ты свет.
Я первый прах его горчайшими слезами
Пред всеми омочу народными глазами.
Он жив — мой лютый враг, умрет — бог будет мой,
Мой жребий рабствовать возьмет во гроб с собой.
Какой восторг души, сколь радость мне велика!
Вадим на трон взойдет, Вадим славян владыка!
Пускай содрогнется в тот миг все естество,
Ты будешь мне тогда едино божество,
Которым я венца и власти достигаю!
(Стан[овится] на кол[ени.])
У ног твоих тебя, Пламира, умоляю.
Пламира
(падает в кресла)
Чего я дождалась.
Вадим
Мой униженья стыд
Иль в чувствиях твоих премены не творит?
Скажи, я раб ли твой, или я твой родитель?
Пламира
Ты дней моих творец и ты же их рушитель.
Вадим
Прими ж достойну мзду злой склонности твоей.
(Хочет заколоть ее и видит входящего Рюрика.)
ЯВЛЕНИЕ 2
Те же и Рюрик
Вадим
Мой князь, ты зришь души терзание моей,
Как громом, изумлен я дерзкими словами.
Пламира, стыд мой зрак покрыл теперь слезами,
Пламира лютыя измены кроет яд:
К Вельмиру страстию все чувства в ней горят.
Рюрик
О рок! Что слышу я!
Пламира
Какое пораженье!
Вадим
Дерзнула мне открыть толь гнусно преступленье,
Презрев любовь твою, презрела и венец.
Того ли ждал ее при старости отец?
Не знаю, нот ли я от горести и гнева?
Страшись, преступница, страшися смерти зева!
Мне легче смерть твою безвременну стерпеть,
Чем чувства низкие в душе твоей узреть!
Кого презрела ты? Богов и смертных друга.
Рюрик
Давно ль, Пламира, ты клялась любить супруга?
Давно ли Рюрика сим именем почтить
Желала и с ним трон славянский разделить?
Я завтра к олтарю тобой нес сердце пленно,
Чтоб было браком ввек с твоим соединенно.
Я в обручении зрел верх твоих отрад,
И радостью моей был радостен весь град.
Ах! То ли мне тогда твои вещали взоры,
Что правы от меня заслужишь ты укоры?
Приличен ли душе Пламириной обман,
Которым Рюрик твой толь злобно растерзан?
Я зрел у ног твоих счастливого Вельмира,
Но что вещала мне коварная Пламира?
Не я ль оправдывал сердец взаимну власть?
Не я ль соединял навеки вашу страсть?
За что ж наказывать того за легковерность,
Кто не дерзал любви поколебать в вас верность?
Почто свидетельми иметь себе богов
В измене сказанных тобой пред ними слов?
Пламира! Слезы я в глазах твоих встречаю.
Прости, коль я тебя укором огорчаю.
Я проникаю всю сокрытия вину,
Препоной к правде зрю я власть мою одну.
Мне трон противен мой и титла все велики,
Коль правда кроется от имени владыки.
Я не далек от вас, я друг ваш и отец,
Я сам спрягаю ваш завидный жар сердец.
Пламира
Ужели то тебя, родитель мой, не тронет,
Что бедна дочь твоя терзается и стонет?
Вадим
Стени, я так хочу; всех зол достойна ты;
Низвергнися во ад с небесной высоты;
Проклятие мое неси туда с собою,
Да возгнушается и самый ад тобою.
Сокрой от глаз моих преступнический взор,
Любезный прежде мне, днесь мук моих собор.
Пламира уходит.
ЯВЛЕНИЕ 3
Рюрик и Вадим
Вадим
Какие лютые разят меня удары!
Всю внутренность мою воспламенил гнев ярый!
При воспитании за все мои труды
Какие горестны вкушаю я плоды!
Надежда в старости мне дочь была едина,
А ею днесь моя унижена судьбина.
Ты сердце ей вручал, деля с ней пышный трон,
Но что же за любовь от ней приемлешь? Стон.
Коль храмы во сердцах славян тебе готовы,
Как смеет чувствия питать к тебе суровы?
Каким стыдом Вадим стал вечным посрамлен,
Князь Рюрик дочерью моею оскорблен!
Рюрик
Коль подданных сердцам могу я дать отрады,
Уж Рюрик собственной не чувствует досады.
Коль не могу я быть Пламирою любим,
Могу ли в счастии препятствовать я им?
Пусть пламенем любви горят они сердечным,
Пусть наслаждаются они союзом вечным,
Пойдем, медлением своим не должно нам
Унылость приключать счастливым их сердцам.
Я радости граждан всечасно зреть желаю
И, кроме сей, другой я радости не знаю.
Вадим
Ты благостью своей лишь гнев умножил мой.
Чего лишаюсь я, строптива дочь, тобой?
Ты препинаешь мне ко счастию дорогу,
Ты испытаешь всю мою горячность строгу,
Когда величество презреть дерзнула ты.
Рюрик
Все прелести его лишь ложные мечты:
Презренна лесть царей с бессмертными равняет,
Но смертен царь, как все, лишь более страдает,
И лютую печаль, его что сердце рвет,
Он должен скрыть, чтобы ее не видел свет.
Ах, если подданны, любя его душевно,
Чело от горести узрят владыки гневно,
Чего ни сделают, чтоб грусть смягчить ему!
Давно ль я жертву зрел смущенью моему?
Два сердца страсть свою передо мной сокрыли!
Два сердца для меня все горести вкусили.
Ты сам не для меня ль толико раздражен,
Противу дочери за князя воружен,
И гневом страждущу ея терзаешь душу?
Я устрашусь себя, коль их любовь разрушу.
Наместо строгости познай своих в них чад.
Родительской любви твоей нежнейший взгляд
Их души оживит. За их неоткровенье
Пускай накажет их Вадимово прощенье,
Твой просит князь о том.
Вадим
Помысли, государь!
Что клятвы внял твои божественный олтарь,
Пламира быть твоей клялася небесами,
Те клятвы приняты бессмертными богами.
Прости, коль смело так дерзаю я вещать.
Властны ли смертные богами презирать?
Пламира действом сим меня терзает боле:
Она противится богов всесильной воле.
Рюрик
Ко браку лишь стези открыла клятва та,
А брак не совершен. Несчастная чета,
Друг друга рассмотрев, имеет то во власти
Предупредить свое супружество без страсти.
Сколь горестен бы был всех краткий смертных век,
Когда б сей вольности лишен был человек!
То правда, что богам произносить напрасно
Обеты клятвенны бесчестно и ужасно,
Но если благость их дала нам сей закон,
Виновен ли, что мной исполнен будет он?
Ты зришь, невольных клятв гнушаются и боги.
Не так, как смертные, они ко смертным строги.
Не стонами велит всесильна благодать
Зиждителей своих творенью познавать.
Блаженство наше в них творению причиной,
Приятна жертва им лишь в радости единой.
Коль нашим слабостям они благоволят,
Премену клятв они Пламириных простят.
Почто ж упорствует отец ей столь любезной
Прощеньем дочери отреть ея ток слезной?
Нам боги жизнь дают, а в жизни огнь любви,
Как можем погасить мы огнь сей во крови?
Вадим
Коль боги меньше бы давали нам свободы,
Не знали б, может быть, зол наглые народы?
Моя в Пламире кровь, а страсть ее — мой глас,
Противиться ему дерзнула в первый раз.
Я дерзость истребить хочу в ее начале:
Не допущу, чтобы на сем преступка жале
К погибели моей злы яды возросли.
Не защищай, мой князь, ты изверга земли.
Ей казни лютыя моя готовит ярость,
Презренья в дочери моя не стерпит старость.
Рюрик
Коль просьбой не могу склонить Вадима я,
Чтоб радости в любви вкусила дочь твоя,
Когда отцу отец во гневе не внимает,
Так дочь простить тебе твой князь повелевает.
Осыплю благостьми Велмира твоего:
Пламирой коль любим, достоин он всего.
Ты сам, узрев сие, доволен ими будешь
И в их объятиях все скорби позабудешь.
Поди и оправдай у них, мой друг, меня,
Скажи, что счастлив я, навек их съединя.
Вадим
Я гласу твоему противиться не смею,
Коль князь мой повелел, я гнева не имею.
Рюрик уходит.
ЯВЛЕНИЕ 4
Вадим
(один)
Давно б к тебе любви в сем сердце храм пылал,
Когда б твой трон души моей не обольщал.
Конец
третьего действия
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ЯВЛЕНИЕ I
Вадим и Вельмир
Вадим
Еще ли сей удар удерживать мне должно?
Отчаянья сносить мне более не можно.
Владычеством мой век прославити спеша,
Отвергла крови глас прегордая душа.
О, дочь несчастная, колико днесь страдаешь!
Но тени горестей моих не ощущаешь.
Внемли, от казни ты стал мною свобожден,
Но сим над бездною Вадим постановлен,
И способа уж нет избавиться напасти;
Исчезнуть должен я от Рюриковой власти.
Призналась дочь моя, что чувствует любовь,
Которую Вельмир зажег ея всю кровь.
Исчез вдруг кроткий князь, и в ярости великой
Явился предо мной разгневанным владыкой.
Наполнясь ревностью, он мщеньем воскипел,
Не знает в ярости, где мщению предел.
Всей силой воружен мучительный власти,
Он клялся ужасом торжествовать во страсти.
Уже я с дочерью в чертогах страшных сих,
Как пленник заключен, превратностей жду злых!
Сия ужасна ночь своим кровавым мраком
Иль гибели моей пребудет вечным знаком,
Иль вознесет меня превыше всех отрад;
Меня иль Рюрика ждет в жертву ныне ад.
Увидим, кто кого удачнее в коварстве,
Монарх иль раб его, алкающ быть на царстве?
Он спит в величестве, но бодрствует Вадим,
Смерть в одр к нему несет, отвагой предводим,
Свершив удар, народ я усмирить умею,
Когда короною и скиптром овладею.
Единый Гостомысл опасен мне по сем,
Но тайною рукой умрет в пути своем.
Я знаю, что мой век продлит не долго славу,
Но ты славянскую наследуешь державу,
Единой дочери монарховой супруг.
Вельмир
Страшусь приять ее из обагренных рук,
И к царствию в себе даров не обретая,
Стать на чреде своей есть мысль моя прямая.
Вадим
Владычеством моим тебе пример подам,
Все трона прелести явлю твоим глазам
И научу алкать величества блистанья,
Взнесу я мысль твою превыше упованья.
Когда бы равенство меж нас доднесь цвело,
Никто б возвысити не смел свое чело.
Когда ж единожды владычество явилось,
Оно в душе моей и в сердце водворилось.
И ежели возмог быть Рюрик князем здесь,
Так может и Вадим приять корону днесь.
Почто же и тебе искать себе преграды
Достигнуть вышнего владычества отрады?
Ты должен лишь хотеть; вот всё, чего хочу,
Мой жребий рабственный преобратить лечу.
Мгновенно протекут минуты мне несносны,
Минуты, коих ждет кинжал сей смертоносный,
Наполнят сладостью всю внутренность мою,
Скорей простри, о ночь, всю темноту твою,
Медлением твоим я только разрываюсь:
Не тьмы, я бледного лишь света ужасаюсь.
Останься здесь, простри в молчании сей взор,
На все отважности дерзая буди скор.
Как час убийственный в полунощи настанет,
Противный Рюрик мне навеки мной увянет.
Устрой, чтобы везде хранилась тишина,
Сия лишь от тебя услуга мне нужна,
Дабы весь град среди покоя не встревожить.
К рассвету же Вадим возможет все умножить,
Чтоб безопасностью твердевшей огражден,
Явился к подданным в порфиру облечен.
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 2
Смеркается.
Вельмир и Пламира
Вельмир
Предотвратить удар употреблю все силы.
Тебя ль, Пламира, взор встречает мой унылый?
Ты князя любишь ли? Беги скорей к нему,
Беги к дражайшему владыке моему
И возвести, что смерть уже ему готова:
Вадимова душа надменна и сурова
Спешит к нам в Рюрике попрать богов завет.
Чтоб отчество спасти, родству спасенья нет.
Спаси отца славян, пусть гибнет твой родитель,
Когда стремится быть всех лютых зол творитель.
Пламира
Коль замысл и тебе убийственный открыт,
Когда еще твой друг в Вадиме не забыт,
Мы лучше пременить потщимся злобу люту.
Способствуй мне упасть пред ним в сию минуту,
Воздвигнем мы в душе его попранный долг.
Вельмир
Когда глас совести он заглушить возмог,
Что может просьба в нем? Что может глас природы?
Он твердо предприял, чтоб северны народы
Дражайшей кровию владыки изумить
И изумленных сих под иго покорить.
К убийствию рука изменой ополченна,
Злодейством в нем душа единым воспаленна,
Коварство новое с коварством съединя,
Вовлечь в кроваву сеть стремится и меня.
Гнуснейший тот злодей, кто сопричастен кову,
И, зная то, молчит; стократно казнь сурову
Молчанию его достойно восприять,
Злодействие острит молчания печать.
С каким лицом пред свет покажемся мы дневный?
К нам каждый солнца луч, в своем блистаньи гневный,
С собою бездну мук неся, спадет с небес.
Отрем ли жизнью мы народных токи слез?
И в тартар князя суд на нас с тобой достигнет,
Неблагодарность там казнь нову нам воздвигнет.
Пламира! Трепещи к родителю любви.
Пламира
Природа царствует в Пламириной крови.
Преступком к ней душа моя не помрачится,
Родитель языком моим не обличится.
Мой князь и мой отец любезны мне равно,
Любовь, природа, долг вещают мне одно.
О боги! Согласить подайте мне их средства!
Спасите князя век, родителя от бедства!
Снабдите силою вы вашею мой глас,
Чтоб чудо произвел достойное он вас:
Из сердца злость изгнав Вадима, в гневе яра,
Чтоб возгнушался сам он своего удара
И ваши благости почувствовать возмог.
Не страхом, радостью б наполнил сей чертог
И князя возлюбил и сердцем и душею,
Ему вручить меня счел славою своею.
Вельмир
Сие достойно их, Пламира, торжество,
Но часто злобу зрит спокойно божество,
Вверяет смертному ее исторгнуть жало.
Чтоб сердце трепетать Вельмирово престало,
Повсюду огражду стези кровава зла.
Не мышлю, чтобы злость подобна в ком была.
Иду я испытать сердца царя хранящих,
Под властию моей владыке их служащих,
Чтоб ими упредить славян смертельный стон.
Я ими огражу в ночи сей княжеск сон.
ЯВЛЕНИЕ 3
Пламира
(одна)
Напрасно, страшна ночь, со мраком к нам стремишься!
И в самом мраке ты Пламирой устыдишься.
Родитель! Тщетно ты направил к злобе путь,
Везде пред княжеской мою ты узришь грудь.
Я слышу томный шум! Или уж адска злоба
Отверзла Рюрику в сей час дверь мрачна гроба?
ЯВЛЕНИЕ 4
Рюрик и Пламира
Рюрик
(в смущении)
Отдавши сладку сну все тяжести забот,
В объятиях любви спокоен смертных род.
Все смертны твоему, о ночь, должны покрову,
Что с утренней зарей воспримет всяк жизнь нову.
А я, о мрачна мгла, в объятия твои
Не сладкий сон несу, но жалобы мои,
Которы облегчат на сердце тяжко бремя.
Но только лишь пройдет мгновенно жалоб время,
Стократ сильнее дух воспламенит любовь,
И сердце раздирать она стремится вновь.
Порфира! Трон! Моей вы радости препоны!
Или трепещешь ты, о нежна страсть, короны?
Любовь! Тобой познал, что лишь притворства вид
Царю величеством неимоверным льстит.
Снедати горести, вот жребий лишь владыки!
Вот почести его, вот титла все велики!
Дела, с величеством соединенны, нам
Пролиться не дают в свободе и слезам,
Чтоб ими облегчить души стесненной тягость.
Чела померклого сама страшится благость,
Вот в чем равняться с ним не смеет человек!
А бог любви любовь лишь равенству нарек.
Какие ж радости вкушать отцу народа?
Любовью нежною живится вся природа,
Вкушает нову жизнь от ней безмолвна тварь.
Не смеет сердца ей отдать единый царь.
Так где же прелести блистательной короны,
Коль с ней сопряжены толь лютые законы?
(Садится в кресла и облокачивается на стол.)
ЯВЛЕНИЕ 5
Те же и Вадим
Вадим
Кровавый час настал. Желанна тишина!
Ты можешь мне успех подать теперь одна.
(Увидя Рюрика, идет тихо, озирается всюду,
заносит кинжал на Рюрика, Пламира его удерживает.)
Пламира
Ах, что ты предприял!
Вадим
(испугавшись, уронил кинжал и вдруг опомнясь)
Ужасно преступленье!
(Рюрик, пораженный криком, встает.)
На жизнь монархову проклятое стремленье!
Пламириной рукой кинжал сей вознесен.
Сим ужасом весь дух Вадимов поражен!
О ты, прегнусное страшилище вселенной!
Не содрогаяся в душе любовью пленной,
Как к действу приступить не содрогнулась ты?
Но боги в нем хранят небесны красоты.
Все муки смертные за подвиг сей суровый
Бессмертных и людей судом тебе готовы.
Вступите, стражи! (Стражи входят.) Вы, храня владыки дни,
Которы благости богов льют к нам одни,
Вы так ли клятвы долг ко князю сохранили?
Почто убийцу вы в чертог сей допустили?
Возьмите дочь мою: она сей лютый враг.
Возьмите сей кинжал и скройте с ним мой страх.
Любовника ея, коварного Вельмира,
К убийству ныне кем привлечена Пламира,
Темницы страшныя повергните во мрак,
Вас только извинит усердия сей знак.
Пламира
(влекома воинами)
Разверзися, земля, и скрой меня скорее,
Мне жизнь моя всего ужаснее и злее!
ЯВЛЕНИЕ 6
Рюрик, Вадим и часть воинов
Вадим
Земля и небеса со мною вопиют!
Пламире смертну казнь изрек уже мой суд.
Спасти сих извергов и Рюрик сам не властен,
И с ней погибнет тот, кто замыслу причастен.
Вот благости твоей ужасные плоды!
От ней родилися толь грозные беды.
Священной кровию багрить сии чертоги
Не допустили вы моей рукою, боги!
Прерван моей рукой славян всеобщий страх.
Но что я зрю? Лицо монаршее в слезах!
Рюрик
Я плачу, зря людей ужасно преступленье.
Ток горьких слез лиет к сим бедным сожаленье.
О боги! Ежели кому какое зло
Владычество мое соделать возмогло,
Избавьте вы меня от века толь постыдна.
А если кротка власть во мне кому завидна,
Пускай увидит он, блаженство ль мне она?
Но если власть сия богами мне дана,
Злодейства истреблять велят мне их законы.
Преступкам надобны жестокие препоны.
Со всею благостью богов бессмертный дом
Бросает иногда на землю страшный гром
И им противников их благости карает.
Наклонных смертных к злу, от зла тем отторгает.
И доброта должна под игом злобы пасть,
Коль злобу сокрушать не устремится власть,
Преступкам должно казнь. Что я сказал, несчастный?
Казнь, трепещи, тиран свирепый и ужасный!
Кто власть безмерную толику дал тебе,
Чтобы исторгнуть жизнь подобному себе?
Бесчестно отнимать и то, что дать возможно,
А жизнь есть дар богов, ей благо непреложно
Устроивать всегда; вот власть одна царей!
Вадим
Но если нить прервать твоих стремятся дней,
Тогда отечество сей казнью долг исполнит
И ужасом сердца строптивые наполнит.
Ко разрушенью злых могущих быти мер
Потребен в обществе разительный пример.
И где подобие меж гнусными врагами
С царем, сравнившимся щедротами с богами?
Когда в преступок мог погрязнуть человек,
Он смертным яд, богам его противен век,
Его разрушить чту я должностью святою.
Народные беды ты чтишь своей бедою.
Оставь народу мстить за князя своего.
Рюрик
О месть! Я имени страшуся твоего!
От власти твоея все страждут человеки,
Она не покорит души моей вовеки.
Хотя бог мщения гром мещет иногда,
Не узрит жертв моих бог мщенья никогда.
Отчаясь на меня пускай ярится злоба,
Пусть адом на меня ея полна утроба,
Чтоб сердце Рюрика себе поработить,
Имею способы ей жало притупить.
Повергнет предо мной ее мое прощенье.
И вот достойное царей великих мщенье!
Единым ты хвались, о ты свирепый рок,
Что благость ты мою поколебать возмог!
Преступок осуждать монарх во гневе скорый
Внимает совести, окончив суд, укоры.
Где оправдание найду против небес,
Что казнь когда-нибудь язык мой произнес?
Виновных обращать на путь с преступка правый
Властителю велят божественны уставы.
Но я виновными убийцев чту своих,
А что ж против меня вооружило их?
Не я ль невинно их в сию низвергнул бездну,
Их души огорчив, соделал жизнь их слезну?
И может, должен я прощения искать.
Монарх равно, как все, возможет погрешать.
Иль слабости своей признать ему невольно,
Коль сердце кем его быть может не довольно?
Порок в венце, граждан есть страшно бедство всех.
Почто ж я не могу достигнути утех,
Чтобы бесстрашно всяк вещал свои досады?
Я превратил бы их в сладчайшие отрады.
Готов признаться я всегда в моей вине,
Чтоб только был блажен народ любезный мне.
Представь преступников, я с ними изъяснюся,
Друзьями будем мы потом, надеждой льщуся.
Едва причину к злу откроет мне их глас,
Ее уж более не будет в тот же час.
Гражданам возвращу достойного Вельмира,
Достигнет прежния любви отца Пламира.
Вадим
Едина смертна казнь преступников судьба.
Кровь дочери, ея прельстившего раба
Нужна народу днесь. Иду и всем открою,
Какая гибель днесь висела над тобою.
Сберу старейшин всех, престола в них оплот,
Да видят правый суд и боги, и народ.
Что скажут обо мне, как люту злость познают?
И если ты простишь, славяне растерзают
В неистовстве удар поднявших на тебя.
Возненавижу всё тогда и сам себя,
Когда ко мне питать все будут подозренье.
Увижу я лишь всех к себе одно презренье,
Как буду возвещать твою народу власть!
Мне легче самому на месте казни пасть,
Чем жизнь потом влачить толико мне поносну.
Увиди, государь, печаль мою несносну,
Позволь хоть горестну отраду мне вкусить,
Чтоб твердостью души народ весь удивить.
В душе моей живет престрога добродетель.
Ты сам, о государь, ты сам тому свидетель,
Безмолвствует во мне родительска любовь,
И должности в душе не поколеблет кровь.
Я втайне пролию горчайших слез потоки,
Но злобы зверския каратель я жестокий.
Прощенья твоего отнюдь не преживу,
В глазах прощающих мой лютый век прерву.
Преступок дочери в моей крови омою.
Когда же в строгости народу я открою,
Коль свято для меня хранение венца,
Тогда весь мир простит рыдание отца.
И, зря раскаянье проклятыя Пламиры,
Не знаю, может быть, мой дух пронзенный, сирый
К стопам монаршеским в отчаяньи падет
И дочери своей прощенье извлечет.
Рюрик
Вадим! Мой друг! Равно и я с тобой страдаю
И гнева твоего движенья оправдаю.
Тебе я предаю убийц моих на суд,
Пускай законы им всю строгость изрекут.
Потом уж мне ничто не сделает преграды,
Чтоб жизнь спаслася их от моея пощады.
Вы, стражи, се ваш вождь! Вельмиров больше глас
Да не дерзнет взывать к монаршей службе вас.
Вадим
(отходя)
Что слышу! Верить ли блаженству?
ЯВЛЕНИЕ 7
Рюрик
(один)
О судьбина!
Необходимость лишь заставила едина
На время горести двух подданных предать.
Им горесть равную сам буду ощущать.
Скорее протеки, о ты, несносно время!
И унеси с собой страданий тяжко бремя.
Как будет мне сладка минута в жизни та,
Когда передо мной несчастная чета
Не смерть, но радости должна вкушати будет
И, увенчавши страсть, печали позабудет.
Конец
четвертого действия
Стать на чреде своей… — То есть следовать своему предназначению.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
ЯВЛЕНИЕ 1
Рюрик
(один)
От имени моя душа трепещет зла.
Коснулась сердцу страсть и зло произвела.
Отец, презревши дочь, отмщает за корону.
Он правосудия жестокому закону
В Пламире сам себя на жертву отдает.
Я должен видеть то, и сам виною. Нет,
Дивлюся твердости жестокого Вадима.
Стерплю ль, чтоб голоса, судом произносима,
И винный и судья, страдая, дождались?
Стерплю ль, чтоб за меня и слезы полились,
Не только кровь граждан? Когда владыка я,
Страданья и беды изгнать рука моя
Из областей моих пребудет ополченна.
Не будет власть моя потомством обличенна,
Что правосудия умылся кровью меч.
Хочу с Пламирой здесь начать я кротку речь,
Из коей извлеку несчастной ей спасенье;
Сюда стремит ее монарше повеленье.
Я зрю ее, в глазах трепещут токи слез:
Я сам вострепетал от плачущих очес.
ЯВЛЕНИЕ 2
Рюрик и Пламира
Рюрик
Прелестных от меня не отвращай ты взоров,
Не встретишь никогда от Рюрика укоров.
Ах! разве только лишь любви несчастной глас
Ко слуху твоему придет в последний раз!
Но я не с тем о ней, стеная, вспоминаю,
Что склонность обрести взаимную желаю:
Не ты виновна в том, что прелести твои
Пленили сердце, мысль и чувствия мои.
К себе бы самому я потерял почтенье,
Когда бы уменьшил к Пламире обоженье,
Твой образ в сердце сем, разрушив мой покой,
Пребудет навсегда и в гроб пойдет со мной!
Я тем лишь познаю существованье мира,
Что существует в нем бог Рюриков, Пламира.
Но если так велят судьба и небеса,
Чтобы завидная богам твоя краса
Другому, а не мне вселенну заменяла
И нежностью своей в нем душу оживляла,
Не смею я роптать, лишаяся тебя.
Но винен ли и я, несчастливо любя?
Единой от тебя прошу себе пощады:
Позволь мне быть творцом души твоей отрады
И отвратить удар, грозящий смертью вам,
И чтоб Вадим познал твою невинность сам.
Жилище нежности, душа твоя небесна,
Я знаю, что и тень ей злобы неизвестна.
Не верю, чтобы ты себя пренебрегла
И грудь пронзить мою отважиться могла.
Убийственный кинжал и твой отец свидетель,
Что ты свою затмить хотела добродетель.
Уверь меня, что то была мечта иль сон.
Почто ж твой горестный меня пронзает стон?
Ко уверению твое довольно слово,
И сердце уж мое спасти тебя готово.
Пламира
Когда к несчастию рожденна я на свет,
Несчастной мне ни в чем уже спасенья нет.
Рюрик
Спасенья нет ни в чем! И ты мне то вещаешь?
Ударом смертным грудь вторично мне пронзаешь.
Сугубу злость свою ты хочешь довершить,
Не хочешь жить, чтобы тем Рюрика мертвить,
И чтоб лютее смерть явилась предо мною,
Ты обличаешься убийствия виною.
Чтоб зрел я строгий суд и люту казнь, кому?
Почто, жестокая, влечешь меня к тому?
Ах, если б видела ты все мои страданья,
Как сердце рвет во мне лишь имя наказанья;
Хотя бы я твой был ужаснейший тиран,
Спасла бы и тогда меня от смертных ран.
В сем сердце каждая слеза людей виновных
Есть люто острие, вина потоков кровных.
Как! грозного суда смертельный приговор
Мой будет пробегать слезящий кровью взор!
Нет, лучше возвращу славянам я корону,
А ненавистному страшусь внимать закону,
Который скиптр и казнь, связав, вручил царям.
Еще прошу тебя, внемли моим словам:
Коль оправдать себя Пламире невозможно,
Скажи, невинна ты, хотя б то было ложно.
Пламира
Когда бы, государь, ты все сие познал,
Чем злобствующий рок Пламиру наказал,
Ты сам бы мне велел, отвергнув все боязни,
Торжественно идти на все лютейши казни:
И если истину язык откроет мой,
Явлюсь чудовищем пред светом, пред тобой!
Хоть правой я, хотя преступницей кажуся,
Ничем от ужаса смертельна не спасуся.
В преступке я моем скрываю правоту,
Но в обвинении я добродетель чту,
Которой предала свою Пламира душу;
Вещая ж истину, ея устав разрушу.
Коль от моих навек отнимется свет глаз,
Мой Рюрик бог, — скажу в последний в жизни раз:
Когда к преступному мгновенью приступала,
Спасати жизнь твою я только помышляла,
Жизнь столь дражайшую, и столь несчастной мне,
Вот оправдание в ужасной сей вине!
Куда ни обращусь, страшна моя судьбина,
От ней убежище мне, бедной, смерть едина.
Рюрик
О страх! Что слышу? Смерть убежище твое!
Как смеешь на свое дерзать ты бытие?
Как может человек в плачевной жизни доле
Противудействовать небес всевышней воле?
Пренебрегаючи пределы естества,
Весь промысл отметать над нами божества?
Но в чем, жестокая, ты бедство жизни видишь?
Иль в том, что Рюрика смертельно ненавидишь?
Презренью жизни вот единая вина,
Что в крайности ко мне прибегнуть ты должна!
Иль сердце чтишь мое страшнее смертной бездны?
Вам, боги, Рюрика все чувствия известны!
Удобен ли в душе я лютости питать?
Нет, промысл ваш судил мне здесь повелевать.
Смерть люта, естества страшилище ужасно!
Во области моей ты ищешь жертв напрасно.
А если алчешь свой насытить жадный зев,
Меня ты поглоти; я жив, тебя презрев,
Из челюстей твоих исторгну я несчастных,
Заставлю жизнь любить граждан себе подвластных.
Где скипетр мой закон народам подает,
Отчаянию там ни жертв, ни места нет.
Противу твоего отчаянья смертельна,
Хоть ненависть твоя ко мне и беспредельна,
Отверсто сердце все мое к твоей судьбе,
Иного не найдешь прибежища себе.
Отвергни горестных ты мыслей волнованья,
Поверь душе моей все тайные желанья,
Верховным благом я почту исполнить их,
Хотя б то стоило лишенья благ моих.
Спасая жизнь свою, свою спасая славу,
Назначь всех горестей мне лютую отраву,
Лишь только б я тебя из гибели исторг,
Всё будет для меня отрада и восторг.
Пламира
Чем больше, государь, мне благостей являешь,
Тем более мою ты душу раздираешь.
Нет больше от небес блаженства и наград,
Как Рюриковых быть виновницей отрад.
Иль мыслишь, менее твои мне дни священны?
Они в душе моей навеки впечатленны.
Все муки для тебя сносить — Пламирин рай,
Сумнением о сем меня не унижай.
Сумненья твоего в ужасную минуту
Приемлю от тебя, жестокий, казнь я люту.
Свершилось всё, и мой к тебе бессмертный жар
К ударам приобщил решительный удар.
Пламира пасть должна под гнусной казнью мертва.
Последний самый вздох тебе едина жертва,
Вот всё, что Рюрику могу я принести,
Без трепета сказав: «Мой князь, супруг, прости».
Сие смертельное восторга полно слово
С сумнением твоим душе терзанье ново.
Преступок без вины, и смерть не для тебя,
Вот казнь души моей, и пламенно любя
В измене жизнь иль смерть мне даст судьбина гневна.
Суди, дражайший князь, коль часть моя плачевна.
Когда б удобна я к злодейству приступить,
То Рюрик мог ли бы тогда меня любить?
К отраде только лишь сие сказать дерзаю.
Не требуй более, коль слезы проливаю,
Ты почитай их, князь! Прости навек.
Рюрик
Постой!
Пламира
Мой князь!
Рюрик
Невинна ты, вещает дух то мой.
Хоть слово твоего отца меня смущало,
Но сердце никогда тебя не обвиняло.
Спокойна будь, твоей знать тайны не хочу.
От действа власти я верховной трепещу.
Виню в себе я долг вершить людей судьбину,
Но им заставил я страдать тебя едину.
Пламира страждет мной. Что сделал я? О страх!
Кто винной чтит тебя, богам и мне тот враг.
Пламира
Что слышу? О удар! Открылось преступленье.
Беги, несчастная, и совести грызенье
Неси с собою в ад!
Рюрик
Помедли!
Пламира
Злобный рок!
Почто ты в смертный час мне паче стал жесток?
Иль лютостей твоих к Пламире было мало,
Что и по смерти мне свое вонзаешь жало?
Ни в гробе уж, ни здесь, гнушаяся собой,
Не скроюся с моей презлобнейшей судьбой.
Себя, природу я собою ужасаю.
Жила преступницей, злодейкой умираю.
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 3
Рюрик
(один)
Пламира! Небеса! Ея последня речь
Пронзила сердце, как молниеносный меч.
Так Рюрик умножать отчаяние удобен!
Еще ли мыслишь ты, что, Рюрик, ты незлобен.
Винна она иль нет, почто же размышлять;
Когда бы ты хотел несчастную спасать,
Какую тайну ты желал извлечь от ней?
Коль мог сказать: хочу, и вот спасенье ей.
Почто не мог вместить в свое ты вображенье,
Что слово иногда сильнее пораженья
Чувствительной душе, чем всенародна казнь!
Пламира! Я твою умножил лишь боязнь.
Но ужас отчего? Зло в мысль ея не входит,
Но в оправдании всю тяжесть зла находит.
Ужель Вадим? Но я, чтоб зло одно забыть,
Против себя ищу другого обвинить.
О боги! Вот к чему я приведен в порфире!
Я гнев ваш заслужил, соделав грусть Пламире.
И если я сего исправить не могу,
Престол и самого себя пренебрегу.
Часы, где включено кому хоть мало бедство,
Из жизни исключить подайте вы мне средство.
ЯВЛЕНИЕ 4
Рюрик и Вадим (с обнаженным мечом, еще опоясан мечом же)
Вадим
Владыку ль нахожу в чертоге пышном я,
Где скиптра прелестью объята мысль твоя?
Почто ты не в одре? Монарх лишен покоя,
Величью своему мечты велики строя!
Ты князь, я раб. Но мы равно теперь не спим.
Ты занят властью, я рушением твоим.
Где пышных титл твоих ужасная громада?
Где стража, твоего величества ограда?
Смотри, как предо мной в сии часы ты мал.
Сей меч твой век прервет за то, что ты дерзал
Вадима гордого считать между рабами.
Не вдруг сразит тебя смерть хладными руками.
Миг смерти скор, хотя тебе и будет лют.
Оставлю жить тебя я несколько минут.
Лютее смерти их моя соделав ярость
В мучениях твоих всю вкусит мести сладость,
Дабы никто потом помыслити не смел,
Что князю я за власть отмстити не умел.
Несчастна дочь к тебе проклятою любовью
Должна была омыть мой гнев своею кровью.
Я смертный нес удар, и ею ты спасен,
Но Рюрик праведный Вадимом уловлен.
Мне стражу суд вручил. Все скипетра подпоры
Уже в моих руках. Минуты смертны скоры.
Вельмир, твой верный раб, моею клеветой
За верность награжден оковами тобой.
Скажи, владел ли ты? И кто из нас двух боле?
Вадим тобой играл, твоей ругаясь воле,
А днесь, пронзив тебя, взойду на твой я трон,
Твоею омочен весь кровью будет он.
Вот всех торжеств моих пресладко совершенство!
Рюрик
Почто же медлишь ты свершить твое блаженство?
Достоин Рюрик смерть от рук твоих принять,
Когда коварств твоих не мог давно узнать
И двух терзатися заставил он невинно.
Вот в жизни мне пятно ужасно и постынно!
Но ты передо мной, как раб, открыл его.
Рази, к спокойству мне довольно и сего.
Вадим
И в сей ужасный миг даешь мне повеленье!
Великодушия познай во мне движенье:
Я безоруженных сражати не привык.
Между славянами геройством я велик,
Я устыжуся сам блистательной короны,
Когда я умерщвлю врага без обороны.
В убийстве подлое я вижу торжество,
Разбойник в нем свое лишь славит суровство.
Я дочь мою прощу, что жизнь твою продлила,
Она Вадимову тем славу сохранила.
Прими оружие и храбрость испытай.
Рюрик
Себе подобным ты услугу предлагай.
Не осквернюсь, прияв из рук отцеубийцы,
Коль злобная душа врага и кровопийцы
Не содрогается, возревши на меня,
Спокойно смерть приму, величество храня.
Коль должно трепетать при виде мне подвластных
Иль трепет мне вселять в граждан моих несчастных,
Когда взаимственных меж нами нет отрад,
Жизнь Рюрику сия страшней, чем самый ад.
Вадим
Когда мной данный меч к защите ты отмещешь,
Сей час в крови своей пронзенный вострепещешь.
(Вознес меч и вдруг остановился.)
О боги! Взор его вселил мне ужас вдруг!
Я чувствую, что жар к убийствию потух.
(Слышен за театром топот, закрыв глаза полой шубы, бросается на Рюрика.)
Умри, мой лютый враг!
ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ
Те же, Пламира, Вельмир, воины и народ всех возрастов.
Вельмир
(с народом вбежал скоро к Вадиму, который от ужаса уронил меч и отбежал)
Граждане! Ускоряйте,
В монархе жизнь свою отчаянны спасайте!
Рюрик
Остановитеся! (Все стали.)
Ко мне ваш детский жар
Подобно от небес благословенный дар.
Тем радостней его от вас я принимаю,
Что моего врага при вас теперь прощаю.
Вадим
Вадим гнушается в сей час прощеньем сим.
Жить больше не хочу, коль стал рабом твоим.
Владыки я не знал, и днесь ему не внемлю.
(Вынув кинжал.)
Владыка я себе, сам жизнь мою отъемлю.
Рюрик
(вырвав кинжал)
Свирепый! Удержись. Иль гневным небесам
Отдаться смеешь ты толико нагло сам?
Иль мыслишь, обуяв, от божеского гнева
Укрыться в глубине неистой смерти зева?
Бессмертный трепет тот снести где сил возьмешь,
Когда пред Вышняго судище предстаешь,
Которого судьба и сама смерть страшится.
Пред коим все падет и все пред ним смирится?
За смерть твою пред ним смерть будет отвечать.
А ты какой ответ, несчастный, можешь дать
За наглый подвиг сей, противъестествен, смелый?
Преобратятся все во огненные стрелы
Пролиты по тебе Пламирой капли слез.
Ах, удостой ее родительских очес,
Смири бунтующий против себя свой дух,
Забуди всё теперь и Рюрику будь друг.
Не для того ль, в сии граждан послав чертоги,
Спасти обоих нас предускорили боги?
Иль хочешь презрить их благотворящу власть
И во грехе своем греховно хочешь пасть?
Тронись, жестокий, ты всех общими слезами
И примирись с собой, со мной и с небесами.
Коль надобен тебе, возьми, возьми мой трон,
Избавь меня внимать лишь только смертный стон.
Вадим
(помолчав)
Ты победил меня. Свою я вижу бездну.
Владей, ты можешь дать славянам жизнь небесну.
В сей миг лишь начал я себя достойно чтить,
Но тем, что начал я тебя боготворить. (На коленях.)
О Рюрик! Зри мое коленопреклоненье!
Сие однажды зрел Перун мое почтенье!
Но чем заглажу я ужасну толь вину?
О гордость, мать злодейств! Коль я тебя кляну!
Рюрик
(подымая его)
Востань! Я все забыл, Коль счастие велико,
Что может жизнь дарить, державствуя, владыко!
Конец трагедии