Рыжий юнга
правитьЕсли сесть на пароход в Петрограде и плыть в ту сторону, где заходит солнце, то через два дня попадешь в страну, которая называется Скандинавией. В этой стране живут два народа: шведы и норвежцы. Если сесть на поезд в столице шведов и ехать опять в ту сторону, где садится солнце, то приедешь в страну норвежцев.
И чудесная же это страна! Она вся состоит из высоких: и низких гор, а там, где эти горы кончаются, расстилается громадный — безбрежный океан. Этот океан кормит и поит береговых жителей, как нас поит и кормит земля. У нас почти все люди-крестьяне; там почти все моряки и рыбаки.
Волны; океана размыли трещины в горах и влились через них глубоко, глубоко внутрь страны — точно проложили дороги к океану тем людям, которые жили от них далеко. Океан, — как добрая мать. Он позаботился обо всех своих детях. Горы Норвегии так круты, что полей настоящих там нет, негде много хлеба вырастить. Так пусть идут все в океан и кормятся рыбой. На всех хватит: и на тех, кто живет на самом берегу его, и на тех, кто живет внутри страны, по берегам узких заливов — фиордов. Норвежцы — настоящие сыны океана. Они любят его, они знают его, и, хотя почти все рыбаки находят себе в Океане могилу, они не боятся его.
На небольших, нескладных кораблях они отправляются зимой и детом на рыбную ловлю. На этих кораблях они живут по нескольку недель и далее месяцев, уплывая далеко от родных берегов.
И океан тоже любит своих сынов. Чтобы они могли ловить рыбу и зимой и летом, он устроил так, чтобы вода его не замерзала. Океан огромный. Один край его омывает холодные земли, другой плещется в берега жарких стран. Там вода в нем сильно нагревается. И вот эту теплую воду он гонит, через весь свой простор к холодным берегам Норвегии — и там вода не замерзает зимой.
В этой стране, в глубине одного из заливов, жил с Своей матерью мальчик, по имени Толлеф. Он был рыжий, голубоглазый и рослый, как все норвежцы.
Но хотя ему было уже пятнадцать лет, он ни разу еще не был в море. Его домик стоял, в нескольких верстах от берега, и вокруг него было небольшое пространство ровной земли.
Норвежцы — народ очень трудолюбивый. Всякий клочок земли, даже, самый ничтожный, они старательно обрабатывают и засевают рожью, ячменем, либо засаживают картофелем.
Так делали и Толлеф с матерью. Кроме того, около скотного двора, на небольшом склоне, у них был устроен огород. Они натаскали на нижний край склона больших камней и сложили из них невысокую стенку; потом поставили низенькую деревянную изгородь от скотного двора до каменной ограды и получилось что-то в роде ящика. В длину и ширину этот ящик был в две сажени, и они в него натаскали с гор хорошей земли в корзинах. Тяжелая это была работа, но на следующий год у Толлефа с матерью был свой маленький огород. Была у них еще коза да немного, кур; хозяйство было очень бедное, но жили они с матерью, дружно.
Но вот пришел неурожайный год. Толлефу в то время было пятнадцать лет. Хлеба с маленького поля собрали так мало, что его не могло хватить на всю зиму обоим, рыба была дорога. И Толлеф решил помочь своей матери уйти на заработок.
У нас в такие годы деревенская молодежь едет работать в города. В Норвегии она идет в море. Так решили: и Толлеф с матерью.
В начале августа мать отправилась в ближайший приморский городок к агенту[1]. Рассказав ему о своей нужде, она просила его пристроить ее сына на какое-нибудь судно.
Тяжело было ей расставаться с ним и страшно отпускать в бурное море. Знала она, что не мало моряков погибло в бурных волнах. Но что же делать?
Агент обещал устроить Толлефа.
Через две недели после этого в гавань городка пришло большое грузовое судно «Эмилия». Оно должно было забрать с лесопильни груз леса и везти его в Англию. Дня за три до отхода судна, к штурману[2] явился, юнга[3] Педер.
— Позвольте мне расчет, — заявил он.
— Как расчет? Да мы через три дня выходим в море? Чего же ты раньше думал? И зачем нанимался?
Штурман сердился и бранился. Еще больше шумел и кричал капитан, когда узнал об этомю Но юнга Педер стоял на своем. И пришлось дать ему расчет.
Штурман тотчас же отправился на берег к агенту, чтобы нанять нового юнгу, и тот рассказал ему о Толлефе.
— Он, правда, моря, еще не видал, но он сильный и работящий мальчик. Я думаю, что вы будете довольны.
Штурман согласился.
На другой день к пристани под’ехала небольшая деревенская тележка, запряженная низенькой рыжей лошадкой. В тележке сидели Толлеф и его мать, а в ногах у них стоял большой красный сундук с горбатой крышкой. Под большим замком были нарисованы две начальных буквы имени и фамилии Толлефа.
Когда тележка под’ехала к пароходным мосткам, на палубе «Эмилии» стояла кучка матросов. Они с удивлением рассматривали нового юнгу. А удивляться было чему. На Толлефе было надето старомодное деревенское платье: короткие штаны до колен, серый кафтан, пальто с роговыми пуговицами и пестрая соломенная шляпа. Его наряд и его сундук с высокой крышкой рассмешили матросов, которым нечего было делать. Ни один из них не шевельнулся, чтобы помочь ему снять сундук с тележки. Они молча глазели на него, усмехались и подталкивали друг друга в бок.
Толлеф подождал немного, потом снял тяжелый сундук один, взвалил его на плечи и отнес на судно. А потом пошел искать начальство.
Увидя штурмана, он снял свою чудесную соломенную шляпу и поклонился по деревенскому обычаю всем присутствующим.
— Как тебя зовут? — спросил штурман.
— Толлеф Хегда, — ответил новый юнга. — Агент говорил, поезжай, мол, на «Эмилию». Тебя там возьмут.
— Да, да, я знаю, — подтвердил! штурман. Ступай, поставь, свой сундуко в рубку, здесь его оставить нельзя. Да приходи потом, я укажу тебе, что делать.
Рубкой называется на торговом судне постройка, похожая на беседку, в которой находятся помещения для матросов. Толлеф этого не знал, а потому беспомощно. Оглянулся на матросов. Те только, хихикнули.
Тогда Толлеф со вздохом поднял на плечи свой сундук и пошел с ним по направлению к носу корабля.
— Не туда! Не туда, дурак, — крикнул штурман. — Да нет же, нет, направо! Ты лезешь в камбуз.
Камбуз — это корабельная кухня. Толлеф совсем не знал этих мудреных названий; а потому метался из стороны в сторону с своим тяжелым сундуком. Наконец, у двери рубки он оглянулся на штурмана. Тот с улыбкой кивнул ему головой, и Толлеф исчез за дверью.
Через минуту он появился снова, прошел мимо глазеющих матросов и пошел на пристань прощаться с матерью. Сделал он это очень поспешно и опять вернулся на судно.
Первое, что ему бросилось в глаза, был его сундук, который, неизвестно почему, стоял опять на палубе. Матросы переглядывались и хихикали.
Толлеф понял, что они смеются над ним, молча поднял сундук и унесшего в рубку под дружный хохот и восклицания матросов.
Когда он вернулся оттуда, он отыскал штурмана и спросил его с чего ему начинать работу. Штурман пошел с ним по направлению к передней части судна — и что же? Там опять стоял его размалеванный сундук с горбатой крышкой.
Увидя его, Толлеф перебил штурмана, который только что собрался объяснить ему что-то.
— Видно, мне нельзя здесь оставаться, — сказал он. печально, — отчего это они все выносят мой сундук?
Штурман рассердился.
— Зачем вы, черти, все вытаскиваете его сундук? — крикнул он на матросов.
За дверью послышалось хихиканье.
— Ну? Кто это сделал?
Один из матросов вышел вперед и ответил:
— Никогда в жизни не плавал в компании с таким сундуком. С горбатой крышкой! Хи!
— О замком да с буквами — взвизгнул кто-то сзади. — Разве такие сундуки бывают! Хи!
Штурман взглянул на Толлефа, потом покосился на его сундук и улыбнулся. Толлеф стоял перед ним и прямо смотрел ему в глаза, большой и сильный, рыжий и добродушный. Он казался таким беспомощным в своей соломенной шляпе и сером деревенском балахоне, что штурману стало жаль его,
— Мы поговорим с плотником, друг мой, — сказал он, — он переделает твой, сундук по настоящему.
— Благодарю вас, вы очень добры, — сказал Толлеф.
Штурман отвел Толлефа в сторону.
— Скажи, пожалуйста, голубчик, у тебя, наверное, есть другое платье. Мы здесь, видишь ли, не привыкли к таким кафтанам. Моряки будут смеяться над тобой.
Толлеф смутился еще больше. Он надел свое новое платье и никак не ожидал, что оно кому-нибудь покажется смешным. Но он не обиделся, а пошел в рубку и снял свой кафтан.
Через полчаса на судно приехал капитан.
— Ты — новый юнга? — спросил он, увидя Толлефа. — Да ты совсем большой парень! Впрочем, это ничего… Оставайся и не ленись работать.
Много мытарств пришлось еще пройти Толлефу, как всем новичкам. Матросы точно не могли натешиться его незнанием.
В самый разгар работы они посылали его к штурману с каким-нибудь глупым докладом. И штурман сердился и с бранью прогонял его.
Но Толлеф только улыбался.
— Что за дурак! — кричал на него штурман. — Неужели ты не понимаешь, что они смеются над тобой?
Другой раз кто-нибудь из матросов будил его в самое неурочное время и Посылал На палубу посмотреть, не лопнул ли какой-нибудь канат. Все эти штуки проделывались в то время, когда на вахте[4], бывал штурман. Капитан не любил шуток и его все боялись.
Толлеф приходил на палубу и начинал осматривать канаты.
— Чего ты тут глазеешь? — свирепо налетал на него штурман.
Толлеф смущенно улыбался.
— Да это Бернт говорит: поди, мол, посмотри, не лопнул, ли канат, говорит.
— Дурак! Пошел спать!
Штурман был не. злой человек. И. добродушный мальчик сразу завоевал его сердце. Но его раздражало, что он позволял матросам дурачить себя. Видя, что штурман сердится, Толлеф так огорчался, что не мог спокойно итти спать. Ему непременно хотелось сначала примириться с ним. Потоптавшись на трапе[5], он возвращался и заглядывал в каюту.
— Чорт возьми! Ты опять здесь! — кричал штурман, вскакивая с дивана. — Чего тебе от меня нужно. Ну, говори!
— Пожалуйста, не сердитесь на меня. — говорил Толлеф смущенно.
— Дурак! — еще раз говорил штурман.
Но лицо его становилось добрым, и Толлеф успокаивался и шел спать.
Так проходили дни. «Эмилия» медленно подвигалась с своим грузом вперед, то плавно и спокойно, то качаясь на бурных волнах. Толлеф скоро привык к морю и полюбил свою работу, никогда не отказываясь ни от какого труда.
Если нужно было плыть на берег в шлюпке, то Толлеф всегда садился Па весла. Сидел и добродушно улыбался и греб по-своему, по-мужицки, не поворачивая весел. Капитан любил ездить с ним. потому что Толлеф никогда не ворчал, как бы долго ему ни приходилось ждать.
Под конец Толлеф так привык к этому делу, что шлюпка стала казаться ему его собственностью. Когда ее спускали, он шел без разговоров и садился на Весла. И против этого никто не возражал. Напротив, все были очень довольны. Грести в шлюпке тяжело.
Так доплыли они до Англии, где сдали свой груз и забрали другой.
На обратном пути «Эмилия» попала в шторм[6]. Волны ходили высоко, судно сильно накренилось на бок. Но оно было прочно сшито и не боялось бури. А капитан у него был опытный и осторожный, в опасные минуты он сам становился у руля.
Тяжелые это были дни. Матросы работали, не покладая рук.
Когда шторм начал утихать, капитан заметил в стороне от пути «Эмилии» другое судно, которое было, разбито бурей. Он ваял подзорную трубу, и ему удалось разобрать, что на мачте судна был вывешен флаг, означавший, «Мы погибаем»[7].
«Эмилия» сейчас же направилась на помощь к погибавшим. Подойдя на некоторое расстояние к судну, спустили шлюпку. И, как всегда, не дожидаясь приказания, в нее спустился по веревочной лестнице Толлеф.
Другие матросы, конечно, тоже не стали бы отказываться. Долг всякого моряка — спасать своего ближнего на море. Во все так привыкли к тому, что сидеть на веслах — дело Толлефа, что дали ему сойти первому. Вслед за ним в лодку хотел сойти другой матрос, но не успел.
Шлюпку качнуло сильной волной, и крюк, за который был привязан канат, вырвало вместе с деревом. Шлюпка была старая. В следующую минуту шлюпку унесло прочь от корабля.
Капитан страшно рассердился. Всем матросам досталось.
— И зачем вы пустили вперед этого деревенщину. И себя погубит и людей не спасет! Разве он сумеет пристать бортом к судну? Сунется прямо носом и перевернется…
Толлеф ничего не слышал. Он сидел в лодке спокойно, довольно скоро выправил ее и работал веслами изо всех сил. Он был одет в полосатую фуфайку, как настоящий матрос. Голова у него была непокрыта, и рыжие волосы ярко выделялись на темных волнах моря.
— Это все равно, что убийство! — бушевал капитан. — Спустить другую шлюпку и догнать его!
— Да он справится! — хором заявили матросы.
— Справится! — подтвердил и штурман, не спускавший глаз с удалявшейся фигуры простодушного мальчика.
И Толлеф справился. Могучими ударами весел он заставил лодку скользить по валам, подошел боком к погибавшему судну и. ловко поймал канат, который ему бросили оттуда. На судне оказалось пять человек.
Они все перешли в шлюпку, и Толлеф доставил их на «Эмилию».
В родном городе Толлефа немногие узнали эту историю. Сам Толлеф не любил рассказывать о своем подвиге, а остальные матросы «Эмилии» почему-то тоже не охотно говорили об этом.
Но один датский шкипер[8] и четыре матроса охотно вспоминали о спасении их рыжим юнгой Толлефом.
Шкипер рассказывал эту историю обыкновенно так:
— Странный народ эти норвежцы. Мы один раз потерпели крушение в Северном море. Мы ждали помощи целых восемнадцать часов. Наконец, нас заметили с норвежского брига[9]. И подумайте только! Они спустили шлюшку с одним единственным матросом, рыжим мальчишкой с непокрытой головой. На вид он был нескладный, но причалил к нам очень ловко. Поймал канат, поклонился и говорит, как ни в чем не бывало:
— Шкипер Даниельсен кланяется и просит вас пожаловать к нему на «Эмилию»…
Как вам нравится? Удивительный народ эти норвежцы.
Источник текста: Негритенок Маду / Рассказ Альфонса Додэ и другие рассказы из жизни маленьких тружеников разных стран и народов; Под ред. Вл. А.Попова. — М : Земля и фабрика, 1923. — 136 с.: ил.; 18 см. — (Маленькие труженики ; Сб.1)
- ↑ Чиновник, через которого приходящие в гавань суда нанимают людей, получают и сдают грузы и т. д.
- ↑ Штурманом называют на корабле помощника капитана
- ↑ Юнга — мальчик или подросток для разного рода мелких услуг, который учится на корабле, чтобы быть потом матросом
- ↑ На вахте — значит на страже
- ↑ Трап — лестница
- ↑ Шторм — буря на море
- ↑ На море корабли разговаривают между собой с помощью флажков. У каждого флага есть свое значение. Например: «Пришлите доктора», «Остановитесь», «У нас вышел провиант» и проч.
- ↑ Шкипер — то же, что капитан на торговом судне.
- ↑ Бриг — парусный корабль с двумя мачтами