Русский Леонид, или Парфентьев, полковник Киевского гренадерского полка
правитьИстинное мужество и твердость духа в несчастье познаются. Россияне привыкли побеждать, но непредвиденное нападение, многочисленность поляков, сто орудий против сорока, положение места, бешенство народа придавали силу неприятелю и делали его смелым. Какой народ может гордиться, что не был никогда несчастным?
Вы претерпели несчастье, россияне; вы лишились множества братьев своих: но где мне покажут, в каких летописях отыщут в таком величии несчастных!
Уже россияне, сражаясь 36 часов, с именем Бога, отечества, Екатерины бьют врага, падают сами мертвы и, встречая на каждом шагу тысячу смертей, пробиваются сквозь город, под начальством подполковника Титова и премьер-майора Батурина.
Полковник Парфентьев, русский Леонид, будучи отрезан с несколькими ротами солдат полка своего, не мог отступить вместе с ними. Он остался в Варшаве и занял дом главнокомандующего; остался посреди града, где все вооружились против него; удерживал, однако, нападение свирепствующего народа с таким успехом, что завладел двумя орудиями. Не раз отражал он нападения со всех сторон; но, видя, что не может малочисленностью своей защищать весь дом, оставил одну часть. Поляки ворвались в оную; Парфентьев с друзьями России, друзьями своими, офицерами и солдатами русскими, дорого уступал неприятелю каждую горницу, каждый шаг; наконец, в зажженной со всех сторон остальной половине еще сражается; пламень быстро обнимает весь дом и готов поглотить оный; Парфентьев, усмотрев неизбежную гибель, собирает остальных 40 гренадеров, почти всех израненных, спускается из окон на улицу, наполненную тысячами вооруженных, устрашает их нечаянным сим действием, стремится на них; смерть предшествует ему; он по телам открывает себе путь, проходит по оным Медовую улицу, Красинский двор и Святоярскую, на которой улице пал мертв с остальными восемью россиянами.
Так кончил дни свои русский Леонид, Парфентьев, честь России, друг души моей и всех любящих отечество!
Вот как повествуют о тебе, великий человек, не россияне; они не были свидетелями твоих подвигов, но неприятели — поляки, которые никогда не смогут забыть дела твои; они с почтением вспоминают имя твое и умеют ценить достоинства и во враге своем!
Оплачь, несчастная супруга, друга своего! Плачьте, дети, по отцу своему! Вы лишились в нем покровителя, питателя и любезного вам человека! Плачьте от горести; вы лишились подпоры своей; плачьте от радости, воспоминая подвиги его; плачьте в восторге: он оставил вам неоцененное наследство — твердость духа, любовь к Богу, любовь к отечеству, любовь к государю своему, непоколебимость в добродетели! Плачьте! Я не стану унимать вас, а, соединяя свои слезы с вашими, утешу душу свою и ваши!
Согласные с чувствами моими, россиянки, россияне, вы, конечно, вместе со мной желали бы видеть небольшую пирамиду, воздвигнутую в память бессмертных подвигов Парфентьева. Дождемся — у нас император Александр, который уже согласился воздвигнуть монумент Пожарскому и Минину. Модель готова, сделанная рукой славного русского скульптора Мартоса.
Ты же, великая душа Парфентьева, возрадуйся в пределах вечности; ты извлекаешь слезы: вот твой фимиам, которым мало кто может гордиться!
[Гераков Г. В.] Руской Леонид, или Парфентиев, полковник Киевскаго гренадерскаго полку: [О героизме Парфентьева в Варшаве в 1794 г.] / Издатель Твердости духа некоторых россиян // Вестн. Европы. — 1804. — Ч. 16, N 13. — С. 52-55.