ЗАВОЕВАНІЕ УССУРІЙСКАГО КРАЯ.
Русскій Колумбъ.
Вдоль восточнаго берега Сибири, омываемаго водами Великаго океанѣ, длинной полосой на 900 миль тянется богатѣйшая Приморская область, обильная водою, лѣсомъ, пушнымъ звѣремъ и всякой дичью. Кромѣ многихъ малыхъ рѣкъ и рѣчекъ, въ этой области протекаетъ широкая и многоводная рѣка Амуръ, которая впадаетъ въ Охотское море, замерзающее лишь на короткое время, и, вмѣстѣ съ притокомъ своимъ Уссури, служитъ прекраснымъ путемъ сообщенія съ океаномъ.
Еще очень недавно, въ началѣ нынѣшняго столѣтія, это былъ край совершенно мертвый и безлюдный. Ни одинъ европейскій корабль не оживлялъ пустынныхъ водъ, омывающихъ эти берега; даже японскія и корейскія суда никогда не заходили сюда. Лишь изрѣдка, дальше къ югу, показывались джонки (китайское судно) свирѣпыхъ китайскихъ разбойниковъ, спасавшихся сюда отъ преслѣдованія китайскихъ и манджурскихъ властей.
Тамъ, гдѣ теперь виднѣется оголенный и обезлѣсенный берегъ, разстилалась на тысячи верстъ, вплоть до Амура, вѣковая тайга. На морскомъ берегу спокойно разгуливали хищные звѣри. Дальше, за узкой береговой полосой, начинались дремучія дебри первобытнаго лѣса, покрывавшаго собой, словно крѣпкой и прочной бронею, весь край. Съ высокихъ хребтовъ и недоступныхъ твердынь спускались къ самому морю стволы исполинскихъ дубовъ. Извилистые, сверкающіе серебристыми змѣйками лѣсные и горные ручьи, исчезавшіе въ тайгѣ или между тѣснинами, поросшими зеленѣющимъ лѣсомъ, бурно текли въ вѣчношумное море, отражая въ прозрачныхъ водахъ своихъ поросшія у ихъ крутыхъ береговъ плакучія ивы, серебристыя вѣтви березы, раскидистыя зеленыя вѣтви первобытнаго клена. На опушкѣ тайги виднѣлись подернутыя красноватымъ цвѣтомъ листья орѣшника съ гроздьями круглыхъ плодовъ, исполинскія яблони, обремененныя зрѣлыми плодами.
Почва покрыта была пестрымъ, красивымъ ковромъ, сотканнымъ самой природой: ароматныя розы, красныя и желтыя лиліи, ландыши, полевые цвѣты, мелкій лукъ, сельдерей и щавель, — все это пышно и мощно росло подъ живительными лучами уссурійскаго солнца.
Тайга — тихая и безмятежная въ хорошую погоду, гнѣвная и грозно-рокочущая въ бурю — не знала тогда человѣка. Французскій путешественникъ Лаперузъ — первый изъ европейцевъ, проникшій въ эти мѣста, не видалъ здѣсь и слѣда человѣческаго жилья: «ни одной лодки не отдѣлялось отъ берега»… «И эта страна, покрытая прекраснѣйшими деревьями, свидѣтельствовавшими о необыкновенномъ плодородіи почвы», этотъ край, въ сравненіи съ. которымъ «самая прохладная весна южной Франціи не представляетъ зелени столь свѣжей и разнообразной», — оставался безлюднымъ. Китайцамъ, считавшимъ себя обладателями Уссурійскаго края, даже въ голову не приходило заботиться о заселеніи его.
Характеръ края началъ измѣняться только со времени появленія въ водахъ Великаго океана судна «Байкалъ» подъ командой капитанъ-лейтенанта Геннадія Невельскаго, — этого русскаго Колумба XIX столѣтія, скромнаго изслѣдователя, которому Россія обязана мирнымъ присоединеніемъ Уссурійскаго края.
Двадцать два года прошло со времени смерти этого замѣчательнаго человѣка, а между тѣмъ уже теперь въ Россіи мало найдется людей, которые знаютъ, что исключительно его настойчивости, смѣлости, мужеству и самоотверженію Россія обязана тѣмъ, что ея флагъ нынѣ развѣвается на берегахъ Тихаго океана, что именно Невельской открылъ тотъ путь къ океану, котораго мы упорно и настойчиво, но безплодно добивались послѣднія два-три столѣтія.
Русскіе люди съ давнихъ поръ мечтали о завоеваніи Амура, надѣясь проложить по немъ путь къ Тихому океану.
Еще въ концѣ прошлаго вѣка, какъ только стали зарождаться наши колоніи на сѣверо-восточномъ берегу Восточной Сибири, русское правительство начало посылать экспедиціи для научнаго изслѣдованія восточнаго побережья Сибири. Первая экспедиція снаряжена была подъ начальствомъ Биллингса, спутника и товарища знаменитаго путешественника Кука. Болѣзнь помѣшала Биллингсу довести до конца свою задачу, но одновременно съ нимъ отправился въ тѣ же края французскій путешественникъ Лаперузъ.
Ему не удалось добраться до устья Амура. Наткнувшись на огромную мель въ Татарскомъ проливѣ (отдѣляющемъ материкъ отъ Сахалина), онъ принялъ ее за перешеекъ, соединяющій материкъ съ Сахалиномъ, а самый Сахалинъ — за полуостровъ.
Такую же неудачу потерпѣлъ нѣсколько позже мореплаватель Броутонъ и пришелъ къ тому же ошибочному заключенію, что устье Амура недоступно съ моря и слѣдов. рѣка эта является безполезной для Россіи. Но помириться съ этимъ — значило отказаться отъ надежды проложить себѣ путь къ Тихому океану.
И вотъ, въ началѣ настоящаго столѣтія, снарядили новую экспедицію, подъ начальствомъ Крузенштерна, главнымъ образомъ, съ цѣлью проложить морской путь для русской мѣновой торговли съ Китаемъ а, между прочимъ, и для отысканія устья Амура. Это было первое русское кругосвѣтное плаваніе.
Однако, изысканія Крузенштерна тоже не привели его къ желаемымъ результатамъ
Прошло около 40 лѣтъ, и русское правительство, побуждаемое все тѣмъ-же стремленіемъ на Востокъ, командируетъ новую экспедицію подъ начальствомъ Гаврилова, для изслѣдованія устья Амура. Послѣ долгихъ изысканій Гавриловъ также пришелъ къ выводу, что къ океану съ Амура нѣтъ доступа даже для мелководныхъ судовъ.
Эта экспедиція на долгое время рѣшила вопросъ объ Амурѣ.
На всеподданнѣйшемъ докладѣ о результатахъ ея Императоръ Николай I написалъ: «Весьма сожалѣю. Вопросъ объ Амурѣ, какъ о рѣкѣ безполезной, оставить. Лицъ, посылавшихся на Амуръ, наградить».
Отрицательные результаты всѣхъ этихъ экспедицій, такимъ образомъ, убѣдили всѣхъ, что Амуръ совершенно не судоходенъ, что доступъ въ него, благодаря зыбучимъ пескамъ, очень затруднителенъ, почти невозможенъ, и что, слѣдовательно, весь край, примыкающійкъ нему, безполезенъ для Россіи.
Былъ, однакожъ, одинъ человѣкъ, который не раздѣлялъ этого убѣжденія. Это былъ еще мальчикъ, воспитанникъ Петербургскаго морскаго училища, извѣстный впослѣдствіи контръ-адмиралъ Геннадій Ивановичъ Невельской.
Еще на школьной скамьѣ онъ зачитывался сказочными разсказами вольныхъ казаковъ — Пояркова, Хабарова и многихъ другихъ, со второй половины XVI вѣка неустанно стремившихся на далекій сѣверо-востокъ Сибири, въ «незнаемые края», соблазняемыхъ смутными толками и слухами о богатствахъ этой окраины.
Мальчика-кадета чрезвычайно привлекали эти полу-фантастическіе разсказы. Его воображенію рисовались незнакомыя картины дикой сѣверной природы, безконечныя равнины, покрытыя снѣгомъ, неприступныя твердыни и горы, сцены изъ быта обитателей суровой Сибири. Подъ вліяніемъ массы уже тогда прочитанныхъ имъ книгъ о далекой сѣверо-восточной окраинѣ въ его головѣ начали возникать вопросы, разрѣшеніе которыхъ сдѣлалось впослѣдствіи дѣломъ всей его жизни. Его уже въ то время интересовалъ одинъ изъ самыхъ темныхъ и запутанныхъ вопросовъ, — вопросъ объ устьѣ Амура.
Этотъ вопросъ по выходѣ Невельского изъ училища окончательно поглотилъ всѣ его помыслы; Молодой морской офицеръ цѣлыми днями рылся въ архи, вахъ, перечитывая всевозможныя книги, имѣвшія отношеніе къ мучившимъ его сомнѣніямъ.
«Не можетъ же быть», — говорилъ онъ себѣ, — «чтобы такая огромная рѣка, какъ Амуръ, терялась въ прибрежныхъ пескахъ и не могла проложить себѣ самостоятельнаго, свободнаго выхода въ море!…»
Немало удивились въ морскомъ министерствѣ, когда молодой, образованный, подававшій большія надежды морской офицеръ въ одинъ прекрасный день заявилъ о желаніи взять на себя командованіе простымъ транспортомъ (судно для перевозки груза, войска и пр.) «Байкалъ», отправлявшимся изъ Кронштадта въ
Камчатку для портовой службы въ угрюмомъ, непривѣтливомъ Охотскомъ морѣ.
Напрасно кн. Меньшиковъ, стоявшій тогда во главѣ морскаго министерства, убѣждалъ молодого моряка выкинуть изъ своей головы эту странную затѣю, — Невельской упорно стоялъ на своемъ. Меньшикову ничего не оставалось дѣлать, какъ уступить настойчивости и упрямству этого страннаго моряка, «завѣдомо» губившаго свою карьеру.
Тогда Невельской рѣшился посвятить въ свои планы H. Н. Муравьева, вновь назначеннаго тогда генералъ-губернаторомъ Восточной Сибири, чтобы заручиться его содѣйствіемъ. Муравьевъ съ большимъ вниманіемъ отнесся къ планамъ Невельского. Мало того, онъ самъ увлекся мыслью пріобрѣсти для Россіи крайне важный для нея Прнамурскій край.
Оставалось еще самое главное — склонить на эту экспедицію Императора Николая I. Но въ виду извѣстной уже читателямъ резолюціи Императора объ этомъ нечего было и думать.
Между тѣмъ Невельской чрезвычайно опасался, что кто нибудь — англичане, китайцы, американцы, японцы — можетъ раньше его догадаться захватить въ свои руки устье Амура и этимъ нанести непоправимый вредъ Россіи.
Время шло, и никто не рѣшался даже доложить объ этомъ дѣлѣ Императору.
У бѣдившись, наконецъ, что ему не добиться Высочайшаго разрѣшенія на изслѣдованіе устья Амура, Невельской обратился къ Муравьеву съ письмомъ, въ которомъ изложилъ планъ своихъ дѣйствій и просилъ его дать ему секретное предписаніе (инструкцію) подъ какимъ-нибудь предлогомъ постараться войти въ лиманъ Амура, изслѣдовать устье этой рѣки и пространство между островомъ Сахалиномъ и материкомъ.
Увлеченный идеей молодого моряка, Муравьевъ составилъ соотвѣтствующую инструкцію, но кн. Меньшиковъ не рѣшился доложить ее Императору въ этомъ видѣ и вычеркнулъ изъ нея всѣ тѣ параграфы, въ которыхъ упоминалось самое слово «Амуръ».
Невельской не дождался этой инструкціи и 21 августа 1848 г. онъ уже несся (на «Байкалѣ») подъ всѣми парусами на далекій Востокъ. Девять мѣсяцевъ спустя транспортъ «Байкалъ» благополучно достигъ своей конечной цѣли — Петропавловска, уединеннаго порта на берегу Охотскаго моря.
Долго ждалъ здѣсь Невельской обѣщанной ему Муравьевымъ инструкціи, но время шло, а она все не приходила. Опасаясь, что вмѣсто нея можетъ придти прямое запрещеніе произвести изслѣдованіе Амура, котораго нельзя уже было бы не исполнить, не подвергая себя серьезной отвѣтственности, — Невельской рѣшился на смѣлый поступокъ — самовольно оставить предназначенный для его пребыванія портъ.
— Господа! сказалъ онъ, собравъ вокругъ себя всѣхъ своихъ офицеровъ. — Я не хочу подвергать васъ какимъ бы то ни было опасностямъ. Всю отвѣтственность я беру на себя. Служа подъ моимъ начальствомъ, вы не отвѣчаете за мои распоряженія.
Офицеры повиновались ему, и 7 октября 1849 года «Байкалъ» уже шелъ, распустивъ паруса, по направленію къ предполагаемому устью Амура. Спустя нѣсколько дней Невельской былъ въ виду песчаныхъ береговъ Сахалина, окаймляемыхъ съ моря рядами безчисленныхъ мелей. Вдругъ Невельской увидѣлъ на горизонтѣ сверкающее озеро, скрытое мелями. Онъ спустилъ съ судна шлюпку и медленно поплылъ по направленію къ нему… Прошло еще два-три часа, и транспортъ «Байкалъ», первый изъ всѣхъ европейскихъ судовъ, плавно и медленно вступалъ въ мутныя воды полноводнаго, хотя и узкаго пролива, скрывавшагося на сѣверѣ за горизонтомъ…
Лаперузъ, Крузенштернъ — заблуждались… Сахалинъ отдѣлялся отъ Азіи… Онъ былъ — островъ.
Это открытіе придало энергію и силы отважному юношѣ. Онъ пошелъ дальше на сѣверъ, и здѣсь, послѣ многихъ трудовъ и лишеній, онъ достигъ, наконецъ, мели, на большое разстояніе выдававшейся въ проливъ изъ залива (Татарскаго), что и заставило думать его предшественниковъ, что устье Амура терялось въ пескахъ… Эту огромную мель они приняли за перешеекъ, соединявшій островъ Сахалинъ съ материковой землей.
Послѣ нѣсколькихъ дней тщательныхъ изысканій Невельской окончательно убѣдился въ томъ, что за этой мелью скрывался лиманъ. Вскорѣ онъ нашелъ совершенно свободный и широкій проходъ, котораго такъ упорно и тщетно искали два вѣка подрядъ. Устье Амура было открыто… Тайное предчувствіе не обмануло Невельскаго. Онъ осуществилъ свою завѣтную мечту и первый ступилъ на берегъ Амура, по которому еще никогда не ступала нога европейца.
Нужно было, однако, торопиться въ портъ Аянъ. Какъ впослѣдствіи оказалось, въ виду долгаго отсутствія «Байкала», тамъ уже рѣшили, что это судно погибло. Генералъ Муравьевъ, дожидавшійся здѣсь Невельскаго на обратномъ пути изъ Камчатки, уже отчаялся когда-либо увидѣть его и собирался уѣхать.
Каково-же было его удивленіе, когда почти наканунѣ отъѣзда ему доложили, что на горизонтѣ показался «Байкалъ». H. Н. Муравьевъ не дождался его прибытія въ портъ, взялъ шлюпку и поѣхалъ навстрѣчу ему въ открытое море.
Лишь только шлюпка приблизилась къ судну на разстояніе голоса, онъ крикнулъ:
— Невельской!.. Вы откуда?
— Ура, ваше превосходительство! отвѣчалъ Невельской, стоя на мостикѣ. — Вѣковыя заблужденія разсѣяны… Сахалинъ — островъ, и устье Амура открыто!..
Возгласъ Невельскаго былъ подхваченъ командой, и пустынное побережье Анна огласилось единодушнымъ крикомъ «ура!», вылетѣвшимъ изъ нѣсколькихъ десятковъ матросскихъ грудей.
Нѣсколько мѣсяцевъ спустя Невельской уже былъ въ Петербургѣ. Немедленно по пріѣздѣ онъ явился къ князю Меньшикову, и здѣсь узналъ, что Государь не только не гнѣвается на него за его «самовольство», но даже назвалъ его поступки «храбрыми и заслуживающими одобренія, благодаря блестящимъ результатамъ, которые они дали».
Николай I и Муравьевъ ясно сознавали, какое огромное значеніе во всѣхъ отношеніяхъ имѣетъ для государства сдѣланное Невельскимъ открытіе.
По утвержденному Императоромъ проекту рѣшено было поручить Муравьеву основать зимовку гдѣ-нибудь на юго-восточномъ берегу Охотскаго моря, но, впрочемъ, «отнюдь не въ лиманѣ, а тѣмъ болѣе на рѣкѣ Амурѣ», главнымъ образомъ въ виду донесеній нашего посольства въ Пекинѣ, изъ которыхъ видно было, что все побережье Амура Китай считалъ своей собственностью.
Невельской отправленъ былъ для выбора мѣста подъ зимовье, которое онъ вскорѣ и учредилъ подъ названіемъ Петровскаго порта.
Исполненіемъ этой обязанности онъ однако, не удовлетворился и, не взирая на прямое запрещеніе Императора, снарядилъ небольшое судно, захватилъ съ собой шесть казаковъ, провизію, оружіе, порохъ, двухъ переводчиковъ и смѣло направился къ запретному устью.
Едва проѣхалъ онъ по рѣкѣ нѣсколько верстъ отъ ея впаденія въ море, какъ замѣтилъ на берегу толпу гиляковъ (инородцы дальняго Востока), съ изумленіемъ и страхомъ глядѣвшихъ на появленіе бѣлыхъ людей.
Невельской приказалъ остановить свою лодку и, въ сопровожденіи горсти вооруженныхъ казаковъ, направился къ дикарямъ; Толпа гиляковъ разступилась, и капитанъ Невельской увидѣлъ маньчжура Джангина (такъ называли его гиляки), сидѣвшаго въ надменной позѣ на срубленномъ пнѣ.
— По какому праву вы явились сюда? высокомѣрно спросилъ Невельскаго маньчжуръ.
— Скажите лучше, по какому праву вы явились сюда? тѣмъ же тономъ отвѣтилъ ему Невельской.
— Эта земля всегда принадлежала маньчжурамъ.
— Ты ошибаешься, отвѣтилъ Невельской. — Эта земля принадлежитъ русскимъ, и ты долженъ немедленно удалиться отсюда.
Джангинъ сдѣлалъ угрожающій жестъ рукой, какъ бы приглашая толпу гиляковъ ринуться на горсточку храбрецовъ.
Невельской не далъ ему привести въ исполненіе угрозы. Вынувъ заряженный револьверъ, онъ спокойно направилъ его на Джангина и заявилъ, что убьетъ его, если онъ вздумаетъ оказать сопротивленіе.
Этотъ пріемъ произвелъ потрясающій эффектъ. Гордый маньчжуръ моментально смирился.
Отъ гиляковъ Невельской, между прочимъ, узналъ, въ опроверженіе увѣреній китайскихъ властей, что они всегда были свободны и никому не были подчинены; мало того, по ихъ словамъ оказалось, что на всемъ протяженіи Амура нѣтъ ни одного китайскаго городка или крѣпости.
Далѣе онъ узналъ отъ нихъ, что въ послѣдніе годы каждую весну въ заливѣ появляются бѣлые люди на огромныхъ судахъ, обижающіе бѣдныхъ гиляковъ и безцеремонно отнимающіе у нихъ пушнину и рыбу.
Предположивъ, что эти бѣлые люди были не кто иные, какъ англичане и американцы, и опасаясь, чтобы они не захватили въ свое обладаніе весь этотъ край, Невельской рѣшился, въ интересахъ отчизны, на безумный по дерзости поступокъ. Онъ заявилъ гилякамъ, что онъ нарочно присланъ Бѣлымъ Царемъ для ихъ защиты, для чего онъ и уполномоченъ построить на Амурѣ нѣсколько крѣпостей.
Не довольствуясь этимъ, Невельской отправился къ устью Амура и здѣсь, въ присутствіи команды, на глазахъ многочисленной толпы гиляковъ, заложилъ портъ Николаевскъ и водрузилъ русскій флагъ.
Оставивъ въ новоучрежденномъ порту съ полдесятка солдатъ, вооруживъ его небольшой пушкой, онъ отправился на собакахъ въ Петропавловскъ, въ сопровожденіи выборныхъ отъ гиляковъ, которые должны были подтвердить въ присутствіи русскихъ властей о своемъ желаніи принять русское подданство.
Пріѣхавъ отсюда весною въ Иркутскъ, онъ уже не засталъ тамъ генералъ-губернатора и немедленно отправился вслѣдъ за нимъ въ столицу.
Межъ тѣмъ, въ Петербургѣ надъ головой Невельскаго собиралась гроза. Былъ созванъ комитетъ для обсужденія его «противозаконныхъ» поступковъ. Вина его была слишкомъ велика и серьезна: разжалованіе въ простые матросы было, въ глазахъ комитета, наказаніемъ даже слишкомъ слабымъ въ сравненіи съ тяжкой виной — нарушеніемъ инструкцій, превышеніемъ власти, — которая тяготѣла надъ нимъ. Остановка была лишь за верховнымъ утвержденіемъ приговора.
Спустя нѣсколько дней, Невельской былъ потребованъ къ Николаю I. Государь встрѣтилъ его серьезно, даже какъ будто сурово, но безъ гнѣва.
— Итакъ, Невельской, — сказалъ Николай I послѣ нѣсколькихъ минутъ гробового молчанія, — итакъ, ты организуешь свои собственныя экспедиціи… Такъ вѣдь?.. Ты измѣняешь по своему усмотрѣнію инструкціи, утвержденныя твоимъ Государемъ? Да?!.
Николай I взялъ лежащую на столѣ бумагу и снова спросилъ:
— Ну-съ, что же ты мнѣ на это скажешь?
Невельской хранилъ мертвое молчаніе.
— Эта бумага сдѣлала тебя простымъ матросомъ, — продолжалъ Николай I, показывая пальцемъ на бумагу, бывшую у него въ рукѣ.
Затѣмъ онъ взялъ карту и началъ медленно водить пальцемъ по пути, пройденному Невельскимъ на «Байкалѣ».
— Матросъ! — воскликнулъ государь. — Да, матросъ. Но здѣсь ты уже сталъ мичманомъ, тамъ… лейтенантомъ, дальше… капитаномъ, еще дальше… командиромъ корабля!.. Контръ-адмир… Нѣтъ… еще нѣтъ, — сказалъ Николай I, когда палецъ его остановился на Николаевскѣ. — Нужно сначала наказать тебя за неповиновеніе…
Императоръ взялъ приговоръ комитета, поднялся съ своего мѣста, обнялъ Невельскаго и собственноручно надѣлъ ему крестъ ордена Владиміра 4-й степени.
— Спасибо, Невельской, — Сказалъ Николай I. — Спасибо за твое усердіе. Въ другой разъ только будь осторожнѣе, старайся не превышать тѣхъ полномочій, которыя тебѣ даются.
Невельской вскорѣ послѣ того уѣхалъ снова на Амуръ. По пути, остановившись въ Иркутскѣ, онъ познакомился съ дочерью мѣстнаго губернатора, Ельчанинова, Екатериной Ивановной, только что окончившей Смольный институтъ, и женился на ней. Молодая жена пожелала сопровождать его въ трудныхъ изслѣдованіяхъ и, несмотря на протесты мужа и родныхъ, настояла на своемъ.
Край этотъ былъ тогда еще совершенно безлюденъ и пустъ; о дорогахъ, конечно, не было и помину, о какихъ нибудь удобствахъ во время пути и мечтать было нечего. Екатеринѣ Ивановнѣ пришлось путешествовать то въ гамакѣ, протянутомъ между двумя лошадьми, то въ мужскомъ платьѣ верхомъ, а то и вовсе пѣшкомъ по уединеннымъ тропамъ. Но эта хрупкая и слабая женщина обнаружила во время путешествія такую бодрость и твердость духа, которая удивляла самого Невельскаго.
Екатерина Ивановна много помогала своему мужу въ дѣлѣ завоеванія симпатій и довѣрія къ Россіи и русскимъ со стороны туземнаго населенія.
Она не гнушалась ни нечистоплотностью туземцевъ, ни ихъ невѣжествомъ и подчасъ дикостью; напротивъ, охотно принимала ихъ у себя, — и эти дикари, съ незапамятныхъ временъ, не знавшіе никакой другой одежды, кромѣ собачьихъ шкуръ, отъ самаго рожденія не мывшіе своего грязнаго тѣла, пропитаннаго невыносимымъ запахомъ, который они всюду вносили съ собой, — эти люди, въ понятіяхъ которыхъ богатство и сила замѣняли всѣ права и законы, люди, считавшіе большимъ грѣхомъ пахать землю, — отъ нея первой узнали объ употребленіи мыла, научились сажать картофель, носить человѣческую одежду, отъ нея первой получили элементарныя понятія о правѣ, о христіанской религіи.
Шагъ за шагомъ слѣдовала она за своимъ мужемъ по пустыннымъ дебрямъ Амурскаго края, своимъ убѣжденіемъ, примѣромъ облегчая ему подчиненіе туземныхъ народцевъ. Она обошла съ нимъ весь край, Сахалинъ и прибрежье Татарскаго пролива, и къ концу 1855 года весь этотъ край, составляющій нынѣ одну изъ лучшихъ колоній Россіи на далекомъ Востокѣ, былъ уже покоренъ ими безъ пролитія капли человѣческой крови, единственно силою необыкновеннаго такта и несокрушимой энергіи.