Антон Оссендовский.
Русские путешественники-авантюристы
править
Илл. С. Лодыгина
Страсть к путешествиям — одно из сильнейших проявлений человеческой энергии, не находящей применения в тесных рамках общественности. С этой точки зрения, без сомнения, Россия представляет чрезвычайно благоприятную почву.
История, а еще раньше до нее, — мифология и легендарный эпос всех народов богаты сказаниями о путешествиях отважных авантюристов. Одни из этих авантюр имели чисто идеалистическое направление, носили отпечаток стремлений и исканий, как, например, поход аргонавтов и плавание Колумба; другие совершались с завоевательными целями, подобно воспетым Оссианом плаваниям внуков Фингала, разнесших славу каледонских кланов по всему побережью Атлантического океана; третьи, наконец, являлись путешествиями торговыми. К таким надлежит отнести — экспедицию героя «Луизиад» Камоэнса, Васко да Гама, а гораздо раньше экспедицию Тирского царя Фаркиссерна к берегам теперешней Англии.
Только о русских путешественниках, влекомых в неведомые области нашей планеты духом искания, или мятежной непримиримостью с обыденщиной, или попросту стремлением к захвату и наживе, — очень мало известно.
Намеки на далекие плавания ушкуйников, лихих «вольных» людей, полуразбойников, полуотпетых бездомных бродяг, поход Ермака в Сибирскую землю, подвиги Ерофея Хабарова на Амуре, авантюра Ашинова в Африке — вот почти все в этой области, что занесла на свои страницы история.
А между тем, мы можем смело сказать, что русская широкая натура издревле не могла вместить себя в рамки жизни на Руси, несмотря на то, что земля наша была всегда «широка и обильна».
С этой, ставшей исторической, фразой русские послы совершали путешествие за море к варягам, т. е. к скандинавским народам, но перипетии этого путешествия остались неизвестными потомству.
А между тем, в одной древней, как серые граниты на Торисо, норвежской саге «О пришельцах с Севера» говорится очень много интересного и знаменательного [Far Finbog teig, Stockholm, 1875 г.]:
— Когда однажды упало багровое солнце в далекие воды холодного моря и на берег с шумом кинулись волны, жители Хордгаура вдали увидали большой струг с четырьмя желтыми парусами. На высоком носу горел костер, и человек в белом, стоя над пламенем, воздевал к небу руки. Выйдя на берег, люди со струга спрашивали о чем-то жителей Хордгаура на чуждом и непонятном языке. Мечи и топоры были в руках пришельцев, а на цепях вели они за собой лохматых, злобных псов. Старики, зрелые мужи и юноши, рослые крепкие люди с длинными белокурыми и русыми волосами, вышли из незнакомого струга, и встретил их Финбог. Незнакомцы обнажили мечи, но Финбог поднял руку к небу, и старший из пришельцев вышел из толпы и сказал, указывая себе на грудь: «Я — Тоуэррог!..»
Этот «Тоуэррог», по толкованию Сенковского, был не кто иной, как Турог, Турий рог — прозвище, часто встречаемое среди северных славян той эпохи и сохранившееся поныне в виде названий различных местностей.
Это было более 1000 лет тому назад, а через 300 лет после встречи Турога с Финбогом, по финским источникам [Северные летописи, обработанные Риксдунгом. Gotha, 1891 г.], на город Кюэммь (нынешняя Кемь) произвели нападение пришельцы, приплывшие с южной части Белого моря в легких парусных баркасах. Они сожгли Кюэммь и вырезали всех жителей, похитив бронзовые идолы и мечи вождей из храма в Кюэмми. Бросаясь в бой, пришельцы призывали на помощь Перкуна и Сварога; это совершенно ясно говорит за то, что истребителями Кюэмми были славяне, по Онеге спустившиеся до Студеного моря и принесшие на скандинавский берег огонь и кровь.
Память об этой седой были осталась в финской песне в честь ветра, где говорится:
Надуй ты полный парус силой
И гони корабль к берегам Сторго.
В щепы разбей на камнях Торохо
Ладьи людей Перкуна и Сварога…[*]
[*] — Собрание финских обрядовых песен Liestield, Berlin, 1900.
После этих отрывочных сведений о том, что славяне, населяющие великую Российскую равнину, отважно проникали в чужие страны, не щадя при этом ни своей, ни чужой жизни, наблюдается большой перерыв, если не считать походов Святослава и Игоря. Перерыв этот тянется до царствования Иоанна IV.
Кровавая и мрачная эпоха грозного царя ознаменовалась завоевательной экспедицией непокорного, вольного казака Ермака Тимофеевича на далекие Тобол и Иртыш, но одновременно с этим казни и душная атмосфера интриг и шпионства, допросов «с пристрастием», жестокостей и беззаконий опричнины вызвали усиленную эмиграцию русских людей не только в соседние Польшу, Литву, как это сделали князья Шуйские и Курбские, и в Туречину, куда убежали «под высокую руку» султана бояре Ромодановские и Миклеевы, но и в далекие, незнакомые страны, о которых говорит русская поговорка, что туда «Макар телят не гонял» или, что они находятся «у черта на куличках».
В одном из северных монастырей была найдена рукопись времен Иоанна Грозного, и в ней неизвестный летописец сообщает, что тридцать боярских детей и служилых людей из Москвы бежали в Архангельск и, взяв с собой инока Козьму, «в мореходном плавании искушенна», ушли в море и не вернулись.
Совершенно случайно английская геологическая экспедиция Д. Кольрея, профессора Дублинской коллегии, в 1902 г. на берегу пустынного Тана-Фиорда, на северном берегу Исландии, нашла два разрушенных временем и ветрами жилища, построенных из камней и выброшенных морем стволов. В одном доме были открыты почти истлевший и рассыпающийся череп человека, изломанная оловянная посуда, куски заржавленного железа и древняя медная икона-складень.
Через несколько лет археологи определили, что икона работы суздальских монастырей первой половины XVI века, а оловянная посуда очень распространенного в России того времени вида. Приват-доцент А. М. Микулев, на основании целого ряда предположений и остроумных косвенных доказательств, приходит к заключению, что экспедиция проф. Кольрея случайно натолкнулась на забытую всеми колонию русских людей, бежавших из утопающей в крови при Грозном Москвы.
Даже слабого воображения достаточно для того, чтобы представить все труды и лишения парусного баркаса с тридцатью смельчаками и благочестивым иноком Козьмой на руле, обогнувшими с севера Скандинавию и в постоянной борьбе с Ледовитым океаном и с полчищами пловучих льдов доплывшими до далекой Исландии, где среди мертвых камней и льдов зияют огнем «адские врата» — вулкан Гекла и дышат серой горячие гейзеры.
Жутко представить полное тревог и ужаса житие этих добровольных изгнанников, бежавших от «слова и дела» московской опричнины, перед лицом таинственных сполохов, горящих на северном небосклоне, вздрагивающих от подземного клокотания гор и земли, извергающей из своих трещин огонь, горячую воду и «серный смрад геенны нечестивой».
Почти одновременно с этим забытым путешествием крепостной человек Строгановых на Урале, бергмейстер Павел Хвостов, в 1575 г. совершил удивительное путешествие вглубь земной коры, пройдя, по собственным его указаниям, около трех верст.
Около нынешних Березовских промыслов существовала «Зеленая Падь», в каменистых склонах которой была пещера. В эту-то пещеру забрался Павел Хвостов и наткнулся на глубокую расщелину, уходящую под землю.
Отважный человек, запасшись салом и фитилем, пустился в путь и через несколько часов достиг обширной пещеры.
В донесении управителя Владимира и Дорофея Строгановых [Архив Большаковых, т. V, 417] московскому торговому приказу говорилось, что крепостной человек Павлушка Хвостов, обучавшийся горному искусству «у размыслов» [Размысл — инженер] в немецкой земле, открыл «чудо чудное», увидел «диво дивное».
В пещере, открытой им в недрах земли, Хвостов нашел стены из камней самоцветных и горящих, «как солнце» и, с великим трудом отбив их от стен и сводов пещеры, принес Строгановым, узнавшим в них светлые смарагды (хризопразы, бериллы и хризолиты), сапфиры, лазоревики (аквамарины), хрусталь белый и дымчатый и яхонты (рубины и альмандины).
Но самым удивительным, о чем поведал своим владельцам отважный крепостной человек, было упоминание, что в небольшом озерке, которое лежит посередине открытой Хвостовым пещеры, он видел «чудищ с черными хребтами и хвостами, как у белужьих рыб».
Голов их не видал Хвостов, но большие и неуклюжие тела их выставлялись из воды и заставили своим видом человека, дерзко заглянувшего в недра земли, бежать оттуда. Управитель Строгановых, Михей Горностаев, дав Хвостову товарищем Пимена Грыку, послал их вторично за самоцветами и за сведениями о происходящем в пещере. Смельчаки не вернулись, и никто больше не видал той пещеры, пока в конце 60-х годов прошлого века не наткнулись при рудничных работах на подземные пещеры, где стали добывать ляпис-лазурь, малахит, горный хрусталь, топазы, аквамарины и хризолиты. Это — Хвостовские пустоты, в которых знавший эту быль немецкий маркшейдерский мастер Петцольд тщетно искал останки погибших Хвостова и Грыки, а также подземное озеро «с чудищами». Но вода этого озера ушла куда-то по глубокой трещине, а в породе, обставлявшей дно бывшего озера, нашлись лишь кости и чешуя рыб больших и панцири моллюсков.
При царицах Анне Иоанновне или Анне Леопольдовне из Архангельска ушла морская экспедиция в Северный Ледовитый океан для отыскания новых рыболовных мест. Бури загнали судно на берег Новой Земли, где остатки жилищ погибших мореплавателей в истекшем году открыла экспедиция капитана Вилькицкого, водрузившего русский флаг на земле императора Николая II.
Религиозное подвижничество не раз гнало людей в неизвестные страны к людям, лишенным света истинной веры. Много их было, но кто они и где сложили кости эти самоотверженные и многострадальные люди, с Евангелием и крестом в руках проникавшие в девственные леса и горы, к диким и часто жестоким племенам — никому не ведомо.
Трогательной и жуткой иллюстрацией подвижнической жизни неизвестных никому героев служит открытие, сделанное Болингом и Гусаковым, нашедшими в безлюдной тундре, между устьями Оби и Енисея, древний скит, истлевшие бревна которого и новгородской работы медный крест доказывали, что это бедное жилище простояло здесь многие века.
Тут же в скиту был найден костяк неизвестного подвижника, наполовину зарытый в землю, и валявшиеся рядом, совсем изъеденные ржавчиной тяжелые вериги.
Задолго до неудачной продажи Россией богатейшей Аляски правительству С.-А. С. Штатов, семейство русских промышленников Орловых, пройдя проливом Шелехова, высадилось в виду горы Св. Ильи, пошло на северо-восток и поселилось вблизи впадения большой Рыбьей реки в оз. Гарри, где основали посад Орловку.
Обитатели этого поселка во времена победоносного шествия англосаксонских и французских колонистов к северному полярному кругу выдерживали жестокие схватки с вооруженными отрядами озерных ирокезов.
Куда девались теперь Орловы — неизвестно и память о них сохранилась лишь в названии американской фактории на южном берегу Гарри — Orlofstown.
Когда в 1912 г. экспедиция немецких зоологов и ботаников, руководимых лейпцигским профессором Нотшибом, от города Пебаса в Перу (Южная Америка) начала подвигаться вниз по течению р. Амазонки, то в районе впадения Рио-Негро наткнулась на факторию, население которой состояло из выходцев из России.
Люди эти совершенно не знали русского языка и только по преданию помнили, что их предки вышли из России. Это были отличные и отважные охотники, знающие льяносы от границы Колумбии до Гран-Пара и оказавшие экспедиции неоценимые услуги.
Эти рослые и загорелые люди с рыжевато-белокурыми волосами живут в домах, построенных на высоких сваях во избежание затопления в половодье. Средством передвижения для них служат длинные и остроносые, очень легкие и быстроходные лодки.
В лесных трущобах Бразилии, где не только звери и птицы, но насекомые и даже растения нападают на неосторожного путника, эти колонисты были как дома. Они показали, как длинной и гибкой лианой легко перебить хребет чудовищного питона, ядовитую гремучую змею поймать на удочку, каймана (вид крокодила) взять в плен при помощи простой деревяшки, заостренной с двух концов, ядовитого птицелова-паука убаюкать монотонным посвистыванием и т. д.
Если бы можно было окинуть одним взглядом всю обширную территорию нашего отечества, то в горных ущельях Яблонового хребта, на Хингане, Хамар-Дагане и Сихоте-Алине в тайге по Уссури, в тундре на Лене и обеих Колы-мах, среди снежных увалов Камчатки и дальше за северным полярным кругом виднеются дымки над жильем отважных русских людей.
Они изучают страну и людей, проповедуют слово Божие и переводят Евангелие на гортанный «звериный» язык орочон, гиляков и айнов; ищут золото в сухих логах и лесных падях новых земель; рыщут по снегу за соболем, горностаем, куницей и бобром; на парусных вертлявых челнах подкрадываются к заснувшим в Беринговом море китам или бьют на запретных лежбищах драгоценных котиков, моржей, нерп и сивучей.
В их жизни столько романтизма и здорового картинного и колоритного героизма, что в памяти, как живые, встают давно канувшие в Лету герои Майн-Рида, Густава Эмара и Фенимора Купера, и хочется верить, что «Морской волк» Джека Лондона вышел из их среды людей труда, упорства и фанатического служения своей идее, как бы сумасбродна она ни была подчас.
-------------------------------------------------- править
Впервые: «Аргус». 1914. № 18, июнь.