Русская идея Владимира Соловьёва в свете современности
правитьСтатья матери Марии из архива Колумбийского Университета, США.
править(Текст приводится с некоторыми сокращениями.)
правитьВ поисках ключа к пониманию современных событий русской истории, зачастую приходится заново пересматривать давно минувшие эпохи и искать в них корни не только настоящего, но и будущего.
Русская история понималась и толковалась очень разнообразно. С одной стороны Чаадаев и Западники (отрицавшие всю её самобытность), а с другой стороны — славянофилы и Владимир Соловьёв. Они видели в России совершенно особый метафизический смысл и именно они стремились найти законы её дальнейшего развития.
Соловьёв подходит к русской истории не как историк, а как метафизик. Его мало интересует причинная связь событий, он старается установить связь цельную, открыть смысловое значение русской истории. Более того, сами события для него не являются чем-либо самодовлеющим, они только символы подлежащие истолкованию и учёту.
Может быть для подлинного историка соловьёвская «Русская идея» не представляет непосредственного интереса, зато для человека склонного к метафизическому толкованию исторического процесса установка Вл. Соловьёва даёт ценный ключ к пониманию событий.
Невозможно говорить о «Русской идее» Соловьёва, вне общего взгляда его самого на всемирную историю, на его концепцию истории, на раскрытие и воплощения идеи вселенской теократии. Для Вл. Соловьёва «живой Бог, есть Бог истории» и не тот кто есть Сущий, но и тот, кто будет — Грядущий. А всемирная история является разумным и наглядным раскрытием Божественной Истины (Соловьёв." Россия и Вселенская церковь стр. 396)
Для Соловьёва человечество едино. А различные народы являются только различными органами в целом теле человечества. Человеческий организм растёт. Каждую историческую минуту Он оказывается перед новым заданием. Вопросы, которые требуют разрешения в данную историческую минуту, определяются Соловьёвым, как противостояние Востока и Запада (!) Восточная культура подчиняющая человека сверхчеловеческой силе противостоит Западной культуре, главный принцип которой является самодеятельность человека. Синтез этих двух культур возможен только во Христе-Богочеловеке.
Равновесие Богочеловечества заложено в самом начале Церкви. В дальнейшем развитии истории равновесие это было нарушено. Причём в обе стороны. Востоком- в сторону неподвижного божественного основания Церкви, а Западом, — в сторону человеческого её элемента по обоим полюсам (сначала во имя власти папизмом, потом во имя свободы- протестантизмом).
Противостояние первого и второго Рима выражены символически Западом и Востоком. Западная Европа есть наследница первого Рима, а наследница второго Рима- это Византия (Соловьёв, « Великий спор и христианская политика») « Языческий Рим пал, потому что его идея абсолютного обожествления государства была не совместима с открывшейся в Христианстве истиной. В силу, которой верховная государственная власть есть лишь ДЕЛЕГАЦИЯ действительной, абсолютной Богочеловеческой власти Христа»….." Второй Рим — Византия, пал потому что приняв на словах идею христианского государства, отказался от неё на деле. Коснел в постоянном и систематическом противоречии своих законов и управлении их да ещё с требованиями высшего нравственного идеала. Византия понимала и принимала неверно Истинную Идею" (Соловьёв, «Византизм и Россия») И ВОТ ТРЕТИЙ РИМ- РОССИЯ ! Предстоит ли ей повторить ошибки Византии? Или должна она примирить два враждебных начала, найти пути к подлинному синтезу" Надо помнить, что когда Россия осознала себя только Востоком, пришла тяжёлая грубая рука Петра Великого и круто повернула её историю по пути на Восток. Это и многое другое говорит за то, что Россия должна быть третейским судьёй в споре. То есть другими словами, принимая неподвижную Божественную основу Церкви (как она сохранена на Востоке) Россия должна принять и человеческое начало, развитое в двух его формах на Западе, — в форме Власти и в форме Свободы. Россия должна их синтезировать в единое Богочеловеческое начало, завещанное Христом.
А таким образом третий Рим (в противоположность первому и второму Риму) должен стать Римом Богочеловеческим….. Это так сказать, общий соловьёвский итог всемирно-исторического процесса.
Окончательная же цель этого процесса формулируется так: « Все успехи человечества состоят в постепенном возведении человечества к высшему образу правды и любви. Откровение этого образца явилось в живой деятельности Христа и не должно нам восприявшим нового человека, опять возвращаться к немощным и скудным стихиям мира, к упразднённому на кресте раздору между эллином и варваром, между язычником и иудеем» (Соловьёв «Великий спор и христианская политика»)
Христос утвердил единство человечества и этим определил различную судьбу народов, как различных органов цельного организма. Из этого вытекает и отношение Соловьёва к своему народу и вот каков общий подход Соловьёва к всемирно-историческому процессу: « Ставить выше всего исключительный интерес и значение своего народа, требуют от нас во имя патриотизма. От такого патриотизма избавила нас кровь Христова, пролитая иудейскими патриархами во имя своего национального интереса» (Соловьёв, «Великий спор и христианская политика»)
Для Соловьёва в русской истории существуют также два факта именуемые им национальными подвигами: это — призвание варягов и реформа Петра Великого. «Тут Россия была спасена от гибели не национальным самомнением, а национальным самоотречением» И в этих двух актах скрывается основной смысл и главный принцип русской истории (Соловьёв «Национальный вопрос в России»)
Таким образом, первый из этих актов-подвигов — (призвание варягов)- с одной стороны положило начало русской государственности, а с другой стороны, это выявило в самом начале пути русской истории её основной принцип -ХРИСТИАНСКОЕ СМИРЕНИЕ И ДУХ САМООТРЕЧЕНИЯ. Из этого Соловьёв делает следующий вывод, «что русский народ органически христианский народ. Приняв христианство из Византии, где оно воспринималось формально, где вера нисколько не влияла на жизнь, русский народ в лице Св. Владимира, сумел избавиться от многих предрассудков и пришёл к христианству. Он понял, что истинная Вера обязывает переменить правила жизни» (Соловьёв" Византизм в России")
В этом аспекте интересен следующий пример. Св. Владимиру предстояло казнить каких-то преступников. Греческие священники, окружавшие Владимира и подходившие к вопросу о казни с точки зрения обычаев и просто византийской практики, совершенно не понимали, почему христианство усматривает в этом акте казни, грех. Более того они уговаривали Владимира исполнить свой государственный долг. Он им на это отвечал…" Боюсь, грех!« Принципы христианства были им усвоены вопреки византийским толкованиям этих принципов. И в дальнейшем течении русской истории в поучениях Владимира Мономаха, христианский дух не был ничем замутнён.
Изначальная склонность к самоотречению у русских выразилась в „призвании варягов“ и сочеталась вполне гармонично с принятой верой. На этом становлении христианского пути первым срывом, искушением и испытанием для русских было столкновение с татарщиной.
Соловьёв говорит об этом так: „ В московском государстве отношения к хищной монгольской орде было унизительным. Влияние этих отношений было вредным. С одной стороны подчинение чужой власти оказывало уподобляющее воздействие на русских, а с другой стороны у русских оставалось преимущество христианской и исторической нации, но именно это осознание развивало национальное самомнение“ (Соловьёв „Национальный вопрос в России“)
„ В развитии этого основного порока (национального самомнения) сыграли решающую роль два фактора XV века: гибель Византии и гибель монголов. Великими усилиями освободившись от трудного монгольского ига и укрепивши таким путём веру в свою национальную мощь. Россия с гибелью Византии почувствовала себя законной преемницей Восточной Империи , -Третьим Римом облечённая всемирно- историческими заданиями и всемирно-историческими достоинствами. Идеологическое утверждение самоценности византиской государственности было принято Московской Русью и своеобразно сочеталось с верой в своё внешнее могущество поразившее непобедимых монголов. Это сочетание выразилось и в том, что в Московский период всё стало подчиняться универсальному значению русской государственности. Христианство не утратило это универсальное значение и стало лишь религиозным атрибутом русской народности. Духовные силы русского народа представляемые церковью, были посвящены укреплению и созиданию государственного единовластия“ (Соловьёв, „Национальный вопрос“)
Как мы увидим ниже, по существу это не смущает Соловьёва. Он видит в единодержавии (если оно было бы подлинно христианским), некий провиденциальный смысл русской истории. Его смущает другое, вот например, христианская безукоризненность монархической формулы Иоанна Грозного- „земля правиться Божиим милосердием и Пречистой Богородицы, милостью и всех Святых молитвами, и родителей наших благословением, а после нами, государями своими, а не судьями и воеводами….“ Иван Грозный воспринимает тут свою власть, как делегацию Божественной власти, -формула безукоризненная. Но наряду с этим всё царствование Иоанна Грозного является подлинным византийским противоречием выраженном в словесном исповедовании веры и отрицания её на деле. Гнилое византийское языческое предание осиливает христианское начало. И это двоедушие царя поддерживается политическим двоеверием русского народа.
Характерно, что в это врем стало распространяться на Московской Руси легенда о получении царём власти от Навуходоносора, наиболее типичного представителя языческого обожествления начала государственной власти. В этой легенде говорится о том как царь вопросил своих подданных…» Кто мне достанет из Вавилонского царства корону, скипетр, рук державу и книжку при них?" И вот некий Борж-ярыжка, вызвался совершить этот подвиг и доставил царю всё требуемое. Прося же о награде, он сказал «дозволь мне, государь, три года безданно жить, беспошлинно пить во всех кабаках..» В этом рассказе-легенде как и во всём облике царствования Иоанна Грозного выразился весь скат русского Третьего Рима. Он пришёл к ошибкам, порокам и преступлениям, которые повлекли за собой гибель для Второго Рима — Византии.
«Под влиянием самомнения, национальной исключительности укреплялось ДВОЕВЕРИЕ русского народа и затемнялся истинный христианский путь его, который строился на самоотречении, рядом с православием выдвигалась византийско-языческая вера в государство и государственную власть не как делегацию Божественной власти Христа» (Соловьёв" Византизм и Россия")
В дальнейшем было некое равновесие государственной и церковной власти, равенство Царя и Патриарха — это период Филарета Никитича и Никона. Но, конечно, это время нельзя назвать временем исправления исторической ошибки московского двоеверия. Власть Филарета Никитича определялась личным признаком (его отцовским влиянием на молодого Царя) При Никоне же патриаршая власть определилась не как часть церковная, а как яркая устремлённость к клерикализму, к созданию особого вида московского папизма, к углублению Церкви в дела государственные. И именно эта неправильно понятая задача приятия царства Кесаря Церковью и дала два роковых результата. С одной стороны конкурируя с светской властью, церковная власть открыла себя и подставила под все светские удары, ослабила свою чисто духовную сущность. Таким образом, когда это двоевластие стало неудобным, царская власть отстранила власть патриаршую. И отстранила не только от государственных дел, но и нанесла ей великий ущерб в чисто церковных делах.
Вторым результатом Никоновской клерикальной политики был раскол, видевший в Никоне антихристианское начало и питавший его ошибками свою культурную косность. Суд над Никоном выявил весь грех, который накопила русская история. Суд обвинил его в клерикализме, т. е. в присвоении духовному авторитету функций светской власти, но оправдал в византийском подчинении церкви государству. Осудив раскольников, суд обратился за помощью против них к церковной власти! То есть сам впал в византизм. Этими двумя направлениями в русской церкви — клерикализмом и византизмом — была облегчена задача Петра, (второй подвиг самоотречения известный в русской истории). Именно от этих двух пороков Пётр очистил Церковь своей реформой.
Соловьёв не находит слов достаточно сильных, чтобы определить значение Петровской реформы. Для него Пётр был «историческим сотрудником Божиим, лицом истинно-провиденциальным или теократическим. В его лице Россия обличила Византийское искажение христианства» Пётр Великий избавил нас и от староверческой китайщины и от запоздалой пародии средневекового папства. Упразднение патриаршества и учреждение Синода — это была провиденциальная мудрость преобразователя, потому что им был положен предел клерикальной церкви (Стефан Яворский) и церкви народнической (раскольники).
На ряду с этим (и это надо подчеркнуть) Соловьёв знает, чем с самого начала был Синод для русской Церкви. Он приводит фразу Петра о необходимости «учинить духовную коллегию под наблюдением из офицеров, доброго человека, который бы синодское дело знал и смелость имел». Но когда он приводит эту фразу, то несомненно чувствует её кощунственный смысл. Много и часто он пишет о награждении генерал-адьютантов аксельбантами, о том как в каких то приказах по министерству народного просвещения утверждается, что Царь есть духовный глава Церкви (цезеропапизм!) и прочее… И наряду с этим Соловьёв верит в провиденциальность акта Петра. Великого. Более того, он говорит «…это и освобождение крестьян является исполнением некоторых условий на пути к христианскому государству». Разумеется, что подобное противоречие у Соловьёва может быть понято только при одном допущении, что русский народ, выполняя возложенную на него с Богом миссию, не может сознательно понять её. Он является слепым орудием в руках Промысла. Реальные требования жизни, которым он отвечал, совершая тот или иной акт, совершенно не совпадали с идеальными заданиями его исторической миссии. Метафизика русского исторического процесса бессознательно перекрещивалась с его позитивным течением и давала почву для противоположных выводов. Так например, если коснуться области позитивной истории, призывая варягов, русский народ думал об укреплении своей государственности, а не о совершении акта самоотречения (что важно понять!). В области же метафизического понимания этого акта выступает на первый план не реальное укрепление государственности, а изначальное смирение русского народа «самоотречением, а не самоутверждением спасающегося от гибели». Совершенно также, подчиняясь реформе Петра, русский народ стремился к реально нужному ему орудию, а именно европейскому просвещению. Русская идея Соловьёва не может, конечно быть воспринята чисто историческим мышлением, где соблюдается причинная связь событий. Только метафизик может оценить правильность этой идеи. Особенно если привести следующие слова Соловьёва « Национальный вопрос в России есть вопрос не о существовании, а о достойном существовании» (А знает ли позитивная история такой чисто моральный критерий, как достойное существование?)" Высший идеал русского Народа — Святая Русь, исключает всякое национальное самолюбие. Для России всегда необходим акт национального самоотречения, духовного самоотречения, духовного освобождения России". Опять же, может ли историк не метафизик подходить к историческому процессу с точки зрения высшего народного идеала? И не является ли этот идеал для него средней равнодействующей экономических, социальных, географических. Этнических и других начал, ведущих исторический процесс по линии причинной связи? Если это так, то конечно ни о каких актах национального самоотречения не может быть и речи. И далее Соловьёв пишет, что: « Ни нормандские завоеватели, ни немецкие мастера, не поглотили нашей народности. Дух, который водил наших предков за истинной Верой в Византию, за государственным началом к Варягам, за просвещением к немцам, этот дух всегда внушал им искать не своего, а хорошего» (Соловьёв" Национальный вопрос в России")
Из этих выдержек наглядно явствует водимость русского народа. В порядке даже не двух, а ТРЁХ великих актов самоотречения Россия получила сначала Государственность, Веру и Просвещение. Тут только следует обратить внимание на некоторую специфическую особенность этих актов самоотречений по Соловьёву. Уже говорилось, что эти акты по существу своему бессознательны. Далее, они не являются всегда актами высокого морального достоинства, напряжённого исторического подвига, мы видим, что Соловьёв открытыми глазами смотрит на обратную сторону «медали» Петровских реформ. Они — только акты органического христианского смирения, утверждающего и ищущего «не своего, а лучшего». И наконец, что особенно важно, акты самоотречения, носят характер однократный, они не являются некой перманентной действующей силой, всё время сбивающей русский исторический процесс с пути самоутверждения. Так, однажды отрёкшись от своей несовершенной государственности, русский народ стал перманентно утверждаться в формах варяжской государственности Так однажды отрёкшись от несовершенного московского просвещения, он перманентно утверждается в формах западного просвещения и т. д.
Может быть это и умаляло бы нравственный смысл соловьёвских актов самоотречения, если бы всё же по существу эта оценка не делалась Соловьёвым ретроспективно С другой стороны, каждый раз когда русский дух отступал от христианского направления самоотречения и возвращался к тем или другим формам язычества, он обнаруживал полную несостоятельность. Он как бы кренил заданную историческую линию и не следовал истинному пути. Ведь так это было и в эпоху самого Соловьёва «ложный патриотизм подменил законные требования национальности- национализмом : это всё равно, что подменить понятие личности эгоизмом». (Соловьёв)" И в этом ложном уклоне выявляется всё грешное, что свойственно России, а именно — православие воспринимается как бытовой атрибут народа, государственная власть утверждает себя как глава Церкви, национальный эгоизм провозглашается единой разумной политической доктриной. Соловьёв не только знает, эти ложные уклоны, для него ясна и подлинная задача России: « Цель России в более прямой и всеобъемлющей службе христианскому делу, для которого государственность и мирское просвещение — суть только средства. РОССИЯ В МИРЕ ИМЕЕТ РЕЛИГИОЗНУЮ ЗАДАЧУ…..Для этого необходимо отречься от церковной исключительности, необходимо свободное и открытое общение с церковными силами Запада»
Значит вот он, грядущий, спасительный акт самоотречения, нужно отречься от своей церковной исключительности! « Если мы верим во внутреннюю силу Восточной Церкви и не допускаем, что она может быть (пропуск в рукописи)…….., то мы должны желать общения с Западом. Самоотречение вселенское, православное дело, оно и наше русское дело. Вселенское дело Божие вполне согласно с лучшими особенностями русского народа. Святая Русь требует Святого Дела. Оно духовное примирение Востока с Западом, в богочеловеческом единстве вселенской Церкви».
Для того чтобы понять эту мысль Владимира Соловьёва, что в Богочеловеке Христе соединились три служения — первосвященническое, царское и пророческое (и ещё иное триединство) надо помнить о Триединстве Троицы — Отца, Сына и Святого Духа. И то и другое должно иметь реальное воплощение в историческом процессе. Для Соловьёва несомненны первосвященнические права, осуществлённые римским престолом, престолом Первоапостола Петра. Для Соловьева несомненен отпад Восточной Церкви от римской вселенской, кафолической. Восстановление этих первосвященнических прав, признание их, отречение от своей обособленности, вхождение в лоно кафолической Церкви, — вот в чём видит Соловьёв акт самоотречения, задача стоящая в новейшем периоде русской истории.
С другой стороны, идея Святой Руси является идеей Православного Царства. Царское служение Христа является символическим в миссии русского народа. Пророческое служение Христа требует от истории воплощение свободного слова, свободной общественности: « Христианская Россия подражая самому Христу. Должна подчинить власть государства, царственную власть сына, — авторитету Вселенской Церкви, священству Отца и отвести подобающее место общественной свободе, — пророческому действию Духа. Русская идея, исторический долг России, требует от нас признания непрерывной связи с вселенским семейством Христа и обращение всех наших национальных дарований, всей мощи нашей Империи, на окончательное осуществление социальной Троицы. Где каждое из ТРЁХ главных органических единств — Церковь, Государство и Общество- безусловно свободно и державно, но не в отъединении от двух других (поглощая и истребляя их), но в утверждении безусловной внутренней связи с ними. Восстановить на земле этот верны образ Божественной Троицы — вот в чём Русская Идея!» (Соловьёв" Русская идея")
Я уже говорила о неисторических подходах Соловьёва к подходам историческим, но какова бы ни была степень его чисто метафизического толкования русской истории, всё же основные факты, толкуемые им символически он неизбежно берёт из действительности.
Трудно и даже, может быть не нужно критиковать по существу «Русскую идею» Соловьёва. В ней как и во всякой чисто умозрительной схеме, многое определяется изначальным заданием автора т. е. потребностью найти ответ на мучащие его самого вопросы. Я уже говорила, что для понимания его построений необходимо принять целевую и смысловую установку русского исторического процесса. Самым существенным «в тактике» русской истории он считает «тактику самоотречения», именно она спасает и уводит русский народ от гибели. И надо помнить, что это христианское самоотречение в русской истории было актом не святых и подвижников, а бессознательным актом самого народа и его власти, имело иногда обличие грешное и мирское. Именно исходя из этих двух предпосылок попробуем проверить идею Соловьёва последними событиями русского исторического процесса.
Итак, решающий год в русской истории 1917ый — оправдал или опроверг построения Соловьёва!? В русской истории 1917 год (трагический!) был ли он актом самоотречения? Первоначально два русских Царя отреклись от царской власти: это февраль -март 1917. В том же марте месяце народное представительство, восприявшее как бы блюстительство власти, в лице Комитета Государственной Думы, в свою очередь отреклось и передало власть Временному Правительству. Власть над русским православным царством потеряла самодовлеющее принципиальное значение. Она перестала быть чем-то абсолютно оформляющим русскую народную стихию. Это в области внутренних событий.
Далее, в мае, русский народ отрёкся от своего векового государственного чаяния, от цели всей имперской и великодержавной политики, — от Византийского венца, от Царьграда и проливов, от Креста на Св. Софии. Который должен был бы подтвердить историческую правильность пути России на Восток. И далее… во внешней политике, если подойти к термину «мир без аннексий и контрибуций» (созданному в Циммервальде и Кинтале и проводившейся в жизнь фактически только в России) если подойти к нему с точки зрения его самого нелепого внутреннего метафизического смысла, который видимо и не снился его создателям, -то в нём надо усмотреть последний предел отречения от национального и государственного эгоизма.
Метафизический аспект опять скрестился с реальностью Выводы для обоих совершенно различны.
И наконец октябрьский переворот (путч), как завершительный акт самоотречения! Брест-Литовск, расчленение России, её единого государственного лика, наконец её ИМЕНИ с подменой на С.С.С.Р. У историка позитивиста, конечно найдётся много слов на такое толкование событий. Он скажет, что кабинетное доктринёрство одних и стихийная тяга домой других- вот единственная причина случившегося предательства русской государственности так. Только странное это совпадение кабинетного максималистического доктринёрства со стихийной обывательской тягой. Вспомним, что для Соловьёва никакие внешние отличия реформы Петра великого не меняли её провиденциального смысла. И если из «офицеров добрый человек, понимающий синодское дело и смелость имеющий» мог творить тайный смысл русского пути. То отчего не допустить, что оголтелая солдатская масса покидающая окопы, бессознательно совершала сокровенную задачу русского государственного самоотречения? Во всяком случае можно сказать, что русский народ последовательно показал, многими последовательными действиями, что идея христианского царства (заданная ему Соловьёвым) совершенно не является для него непреложной задачей. Нельзя делать вывод из этого, что русскому государству не быть и что этот процесс отречения, есть перманентный. Отречение есть всегда акт однократный, он может быть покрыт грядущей историей. Единственно, что никакими событиями будущего времени не может быть покрыто, метафизическое отрицание Соловьёвской русской идеи христианского государства. Тут концепция Соловьёва отвергнута историей. Россия ещё может быть великим государством и это государство может принять облик православного, христианского государства, но критическая минута русской истории показала её основной смысл. Цель русского исторического процесса не определяется государственным и православным самоутверждением.
Но может быть 1917 год был лишь годом греха и срыва?
Может быть в нём не осуществилось пересечение метафизической и позитивной исторической линии, которое одно может определить его принципиальную значимость?
Может быть все события этого рокового года говорят лишь о предельной усталости русского народа или о смертельной болезни всего русского организма? Против таких предположений было бы трудно возражать если бы факты исторические не говорили об обратном. (Россия в начале века была на большом экономическом взлёте!)
Соловьёв требовал от русского народа самоотречения своей церковной исключительности. Требовал признания первосвященства Рима. А в данном событии произошёл обратный процесс — 1917 год восстановил Патриаршество в России.
В восстановленном Патриаршестве преодолены многие и многие церковные грехи Византии и Рима. В нём нет, несмотря на весь его авторитет — клерикализма (которого так боялся Соловьёв в Никоне), в нём нет стремления к светской власти и отделено пока (!) от неё пропастью. С другой стороны Патриаршество несмотря на жестокие внешние условия лишено византийского цезаропапизма, оно не подчиняется светской власти и руководствуется совершенно иными внутренними законами.
Русское Патриаршество так приблизилось к формам идеального церковного управления и в такой степени духовно и метафизически само утвердилось, что ни о каком самоотречении не может быть и речи. Только, к этому надо добавит, что вошедшее в жизнь русское Патриаршество обагрено кровью мучеников и это своеобразный цемент и порука его «доброкачественности» и прочности.
Таким образом для понимания смысла событий 1917 года необходимо учитывать и эту вторую линию. Иначе, можно говорить, что в актах самоотречения действовали лишь органические процессы разложения и распада.
В утверждениях Соловьёва на сегодняшний день есть две мысли, о которых следует сказать как о пророческих и действенных. Первая мысль — о великом религиозном смысле русской истории. И вторая мысль об акте самоотречения. На сегодня мы являемся свидетелями третьего акта самоотречения в русской истории. Нам необходимо его метафизически осмыслить и сделать соответствующие выводы.
Оригинал здесь — http://www.mere-marie.com/222.htm