В. В. Розанов
править<Русская Аляска>
правитьНет ничего прекраснее и глубже того единства и родственности, которую чувствуют постоянно русские, куда бы судьба их ни забросила, как бы ни разъединила их пространством и временем. Без преувеличения можно сказать, что только у древних эллинов, окруженных темным варварским миром, хранилась так память Эллады, как у русских хранится память родных начал своей жизни и великой своей метрополии: только у нас мотив сохранения этой памяти — нравственный: русские не сливаются и не могут слиться с нравственною стихиею окружающих их народов. Прекрасный и свежий пример этого представляют остатки русских в уступленной американцам, в 1867 году, Аляске. Вот что сообщается о ней в обширном письме, недавно напечатанном в одной из московских газет г-ном Зертисом, живущим в Ситхе, главном городе этой обширной территории:
«До 1867 года, — пишет он, — пока над обширными водными равнинами Аляски, усаженными большими и малыми островами, развевался русский флаг, русские чувствовали себя здесь дома. Но со снятием русского флага для них наступило иное время. На место русской гражданственности явилась американская со своим языком, со своими золотыми идеалами и новыми чисто американскими стремлениями. Вашингтонское правительство, так неожиданно и дешево приобретшее этот край, сначала отнеслось к нему с большим вниманием. Чего только не наобещано было всем жителям Аляски, а главным образом — русским! И свобода, и права граждан республики; особое покровительство православию в крае; и телеграф, соединяющий Аляску со всем светом». — Но очень скоро оказалось, что все это были слова, слова и слова. Американцы сообразили, что самое выгодное будет для них — передать эксплоатацию огромных естественных богатств этой земли торговой компании, да уже заодно передать ей и администрацию края, а самим получать только с этой компании деньги. Лет 15 назад, когда взволновались индейцы и грозили перерезать всех белых в крае, тщетно горсть русских, остававшихся в Ситхе, молила вашингтонское правительство выслать для охраны вооруженную силу: они не получили никакого ответа и вынуждены были обратиться с просьбою в английский порт Викторию, откуда и прислан был военный корабль. Вся территория, с маленькими городками, селами и деревнями, находится в руках жадных и беспощадных торговцев. «Как только, — пишет г. Зертис, — оставляешь Ситху и подвигаешься севернее, начинается царство „Nord Amer. Com.“ и „Alaskau Commer. Company“. Кадьяк, Нучен, Кенай, Уналашка со множеством инородческих селений — все это в их руках. Желаете ли вы что-нибудь купить, или продать, идите в компанейскую лавку. Помимо лавки — оглоданного мышами сухаря не достанете, хотя бы вам предстояла голодная смерть. По всем селениям господствуют компанейские прикащики. Они полные хозяева каждого селения; все в их власти, над ними же никого. Если же инородец, даже белый, вздумал бы выйти из повиновения, прикащик не задумается его заморить голодом, отказав ему в лавке, и выгнать в лес из селения. Нередко в зимнее время, когда в Аляске прекращается навигация, в далеких уголках Аляски, где-нибудь в Нушагане или Кенае, проделываются возмутительные вещи. И все это сходит им с рук безнаказанно. Некому жаловаться. Разве старшему агенту компании?..». Подтверждение этим словам мы находим в одном из январских нумеров «Церковных Ведомостей» за этот год.
В форте Кенае православный священник, о. Я-вич, года два назад усиливался водворить в несчастных инородцах, спаиваемых и развращаемых компанейцами, — трезвость и целомудрие. Но это шло вразрез с денежными выгодами компании, «и вот, — пишет нам церковный орган, — прикащики компании дважды избили отца Я. до крови, причем один раз ворвались в церковь во время богослужения с огнестрельным оружием, чтобы выгнать людей на работу». Все жалобы правительственной администрации на это возмутительное самоуправство не привели ни к чему. Дело в том, что компания уплачивает вашингтонскому правительству значительную сумму и избавляет его от хлопот управления, — а это все, что требуется кодексом политической мудрости и одних ли только американцев. Понятно, до чего трудно и даже дико как-то чувствуют себя русские среди этих понятий и при подобной практике. Зло увеличивается еще неслыханною подкупностью и открытым взяточничеством чиновников, которое объясняется тем, что при всякой смене президента республики, т. е. через каждые четыре года, меняется по обычаю и весь персонал служащих чиновников, — так эти «четырехлетки» ни за какое злоупотребление властью не будут смещены в течение положенного срока, а по его окончании никакая добродетель их не спасет от смещения.
И вот, среди этих условий, которые представляются нормальными в «великой заатлантической республике», а для русского духа и русского сердца представляются каким-то диким абсурдом и в гражданском, и в нравственном отношении, — горсть оставшихся русских сплотилась тем крепче между собою, и не только не поддается перед «золотыми» и «свободными» идеалами своего нового отечества, но, напротив, свой язык — свою веру разносит туземцам, — даже подчиняет языку своему. — «В какое бы захолустье Аляски, — пишет г. Зертис, — вы ни приезжали, вы найдете признаки русской гражданственности, русской культуры, услышите русскую речь, — правда, иногда ломаную, едва понятную, но русскую. Во всех значительных пунктах, на более или менее населенных островах, — везде красуются благоустроенные русские храмы. Русский язык в Аляске можно назвать обиходным. Кто из американцев попадает в Аляску на несколько лет, особенно по коммерческим делам, — непременно выучится говорить по-русски. Все главные и второстепенные агенты „Аляскинской торговой компании“, — природные американцы, — говорят по-русски, и когда новый человек проезжает по этой стране, он выносит такое впечатление, что это — русская страна».
Это тем удивительнее и тем более заслуживает глубокой благодарности от русских и всего нашего великого отечества, что, как известно, Соединенные Штаты обладают огромною ассимилирующею силою по отношению ко всем народностям, кроме русской. Попавший сюда француз, немец, даже англичанин, делает все усилия, чтобы как можно скорее стать хоть с виду настоящим «янки». Подвижная жизнь, хоть не высокого культурного типа, возможность быстро разбогатеть, безусловная свобода менять свою веру или даже не иметь никакой, — удивляет и соблазняет переселенцев, которые как только высаживаются на новый материк, сбрасывают с себя культуру, привезенную из старого света. Но, верно, есть в русской культуре что-то особенно дорогое человеческому сердцу, что только русские не сбрасывают ее с себя, и, как пишет тот же г. Зертис, преспокойно в своих храмах, в «свободной Америке», слушают поминовения о «благочестивых царях своих», и, верно, так же сердца их волнуются, как и у далекой родины, когда диакон торжественно возглашает: «О еже пособите и положите под нози Его всякаго врага и супостата».
Да, церковь русская и государство русское — сплелись в одно неразъединенное тело, и где стоит православный храм — жив русский идеал, а за ним невидимо стоит и русская мощь.
Впервые опубликовано без названия: Свет. СПб., 1896. 23 дек. № 343.