В. В. Розанов
править<Россия и Франция>
правитьВ одном из недавних нумеров нашей газеты мы отметили оригинальную и новую черту франко-русского сближения сравнительно с другими союзами, какие заключало наше отечество в этот век: именно, что Россия выступает в нем стороною не только самобытною, глубоко самостоятельною, но и влияющею.
Гораздо скорее, чем можно было ожидать, наша мысль подтвердилась фактом ярким и многозначительным. Мы разумеем, уже известное нашим читателям письмо декана церкви св. Николая, в Булони, аббата Жонке к протопресвитеру И. Л. Янышеву, которое нельзя не назвать истинно прекрасным по тону и трогательным по содержанию. Духовное лицо Франции передает, как факт, что посещение его отечества нашим Государем и живые знаки религиозного чувства, Им выраженные там, отразились подъемом этих чувств в некоторых группах французского населения и уже дали ценный плод, приобретя для христианства несколько человеческих душ.
Для русского народа этот вид влияния отраднее всякого другого. До сих пор государи наши были защитниками веры в странах всего православного Востока. Император Николай I предпринял восточную войну с Турцией, когда ключи от Гроба Господня были отняты у православных и переданы католикам: проявление ревности церковной, которой другого примера не дала Европа в наш век. Но никогда до сих пор это влияние не переступало черты распространения православия; и, вследствие враждебного к нему отношения церквей католической и протестантских, нельзя было даже представить формы, в какой это влияние могло бы выразиться.
Оно нашло форму не догматическую, не каноническую; оно выразилось в виде личного примера и на почве общехристианских чувств. Верный выразитель своего народа, явившись и во Францию, наш Царь предстал перед устремленными на него взорами всех французов прежде всего как христианин, как покорный и любящий сын церкви. Для Франции, для всей Европы, давно забывших, что есть «единое на потребу», это было так ново и неожиданно, что не могло не поразить воображения многих, не пройти сладкою и мучительною тоскою по множеству забывшихся сердец. И вот отец шестерых детей приводит их к священнику и говорит: «Я хочу быть христианином, хочу, чтобы и моя семья была христианскою вместе со мною: крестите их». Он говорит угрюмо, а уже на сердце играет радость. Сколько нужно было ожесточения душевного, чтобы не крестить детей своих, но вот оно расплавилось от личного высокого примера: «Я решил не крестить моих детей, но примеры веры, только что данные Франции Русским Императором, заставили меня отменить мое решение». И вот, глыба льда растаяла; увлажненное радостью сердце пустило христианский росток.
Может быть, это не единственный случай; может быть, этот единственный случай достиг только до всемирного слуха, но есть и другие, сокрытые в молчании.
Но, скажем словами евангелиста: «Блаженны очи, видящие это, и уши, слышащие это» (Матф., XIII, 16).
Аббат Жонке сказал нам о лучшем, драгоценнейшем подарке, какой поднесла Франция не только Царю нашему, но и России.
О, как хотели бы мы, чтобы в самой Франции было узнано, что этот ее подарок есть драгоценнейший для нас. Ибо это есть дар Богу, равно поклоняемому Западом и Востоком.
Впервые опубликовано: Свет. СПб., 1896. 22 окт. № 282.