Павел Муратов
правитьРоссия и Европа1
правитьНедавно мне попались на глаза строки, напечатанные в «Русском Голосе», издающемся в Белграде2. В них говорилось о печальной снисходительности Европы к большевикам, о соучастии европейцев и американцев в советских притеснениях русского народа, о равнодушии всего мира к участи России. Указывалось, что Россия не была в такой мере равнодушной к судьбе других европейских стран!
Когда русские говорят на эту тему, то могут вспомнить и самоотверженное выполнение союзнических обязательств по отношению к Франции на полях Восточной Пруссии, и освобождение славян, и благожелательный нейтралитет Александра II, единственно позволивший сложиться Германской империи, и его же поддержку нераздельности Соединенных Штатов в эпоху междоусобной войны, и его же признание молодого итальянского королевства — первое в ряду всех других…
Когда русские говорят об этом, всякий раз возникает общая тема — Россия и Европа. Тема эта не теряет своей остроты, скорее, напротив, приобретает остроту все более и более новую. Должно сказать открыто: события последних 14-ти лет не улучшили, а ухудшили отношение среднего русского человека к Европе. Если можно говорить о каком-либо единстве умонастроения огромного большинства русских людей, живущих в советской России или находящихся за границей, то, быть может, в этом именно осуществлено наиболее полное и наиболее странное единство. Монархист русский шлет тяжелый упрек Европе за то, что она допустила гибель всего, что он любит, демократ и социалист, если он честен, не признаваясь, может быть, в том самому себе, таит горечь, внушенную демократической Европой, социалистическими европейскими партиями, потворствующими попранию в советской России элементарных начал демократического строя и социальной справедливости. Разочарован в Европе, до известной степени, даже, быть может, и российский коммунист, не у революционного европейского пролетариата находящий деятельную поддержку, но, за неимением такового — у европейского жадного и равнодушного ко всему на свете дельца. Русский человек «вообще», не причисляющий себя ни к одной политической категории, средний человек, «маленький» человек, читая о том, что происходит в России, шепчет еще по привычке (вот уже четырнадцать лет!) — да как же это Европа позволяет… Потом он задумывается. Не добры его мысли и его пожелания!
О вражде там, на месте, к иностранцам, явившимся в советскую Россию продавать свои знания и навыки большевикам за валюту, писалось не раз в наших здешних газетах. С каждым днем эта вражда становится все более и более повальной. «Флюиды» ее заражают и нас, даже в тех странах, где никто бы из нас не имел ни малейших причин жаловаться на оказанное нам широкое и честное гостеприимство. Европеец или американец, явившийся на работу с большевизмом и грубо презрительный или сожалительно-равнодушный к «туземцам», резко отличает себя тем самым от русского. В эмиграции, соединенной, видимо, все еще живой связью с оскорбленной родиной, это вызывает тот отклик, что здесь русский начинает более резко отличать себя от европейца.
Возникает досада, рождается озлобление, пробуждается национальная гордость, которая становится вдруг непомерной национальной гордыней, становятся жизненными вдруг самые болезненные настроения. Человек, только что вырвавшийся из советского ада в упорядоченную западную жизнь, вдруг вспоминает о тех, кто остался там и кто как бы позабыт и заброшен Западом, и тогда начинает он вдруг ненавидеть порядок и спокойствие. Человек, денно и нощно проклинавший там в душе своей большевиков, вдруг начинает здесь отстаивать своеобразный размах их затеи. Человек, измученный долгим равнодушием Европы и Америки к дьявольской деятельности большевиков, вдруг испытывает что-то вроде злорадства, замечая, что Европа и Америка начинают наконец быть встревожены советской угрозой.
Эти болезненные настроения и чувствования распространяются в эмигрантской массе, в наиболее, пожалуй, многочисленном ее слое. Обширнейшую эмигрантскую провинцию составляет этот слой. Здесь, в Париже, в столице русской эмиграции, мы видим, однако, и другие слои. Здесь мы встречаем людей, вовсе оторвавшихся от мысли о России, «русских иностранцев», хотя в то же время отнюдь не европейцев, ибо житейская связь с Европой, при забвении своего отечества, не делает еще человека европейцем по духу. Эти люди, впрочем, вне нашей темы, хотя бы по той простой причине, что первый их признак таков: они «и знать не хотят какие-то там русские газеты»…
Есть, однако, в столице русской эмиграции, в столице европейского запада и другой слой, как раз тот, который по мере сил и умения желают представить русские газеты. Есть русский европеец, который не стал иностранцем, но остался русским. Русский европеец видит нынешний день в более широкой перспективе. Национальное сознание свое несет он с твердым спокойствием. Порывы неумеренной гордыни не охватывают его, и не владеет им жажда какого-то неразумного возмездия. Прошлое России он видит ясно, не имея причин ни превозносить его до небес, ни стыдиться его недостатков. Ни перед кем и ни в чем он не считает и не чувствует себя виноватым: он знает, что за все свои «исторические грехи» Россия расплатилась щедро и до конца, ценою неслыханных страданий. Какие бы то ни было национальные, социальные, политические, имущественные счеты наши закончены. Будущую нашу национальную, социальную, политическую и хозяйственную жизнь мы можем начать в этом смысле сначала.
Но русский европеец, думающий о новой России, воздержится и от сведения каких-либо счетов с Европой. На прошлые наши заслуги не будет указывать он с этой целью, так же как и на прошлые наши недочеты. Если нет более старой России, то ведь нет более и старой Европы. Живя вместе с европейцами одной жизнью, мы одним чувством с ними вынуждены чувствовать великий перелом истории, начало новой эпохи. Благоустроение европейское мы не имеем права порицать с точки зрения существующего рядом полного нестроения нашего отечества. Старого благоустроения европейского почти более нет, а новое благоустроение и здесь еще не достигнуто. Мировая жизнь находится в сложном движении, новые формы ее лишь устанавливаются в текучести разнообразнейших явлений. И мы, русские, захваченные здесь, в столице Запада, разрушительными и созидательными процессами новой эпохи, знаем теперь лучше, чем кто бы то ни было, что европейская судьба неразрывно и роковым образом связана с судьбою России.
Комментарии
править1 Возрождение. 1931. 25 мая. № 2183. С. 1. Передовая статья.
2 «Русский голос» — русская газета, издававшаяся в Белграде с 1931 по 1941 г., основанная В. М. Прониным (1882—1965), бывшим полковником Генштаба, близким соратником Корнилова и Алексеева, издателем «Военного сборника» (1921—1930) в Белграде, с 1937 по 1941 г. редактором и издателем газеты.
Подготовка текста и комментарии К. М. Муратовой
Исходник здесь: http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/10406.php