Жизнь живущих неверна,
Жизнь отживших неизменна. Жуковский
Поэзия воспоминаний,
Дороже мне твои дары
И сущих благ и упований,
Угодников одной поры.
5 Лишь верно то, что изменило,
Чего уж нет и вновь не знать,
На что уж время наложило
Ненарушимую печать.
То, что у нас ещё во власти, 10 Что нам дано в насущный хлеб,
Что тратит жизнь — слепые страсти
И ум, который горд и слеп, —
То наше, как волна в пучине,
Скользящая из жадных рук, 15 Как непокорный ветр в пустыне,
Как эха бестелесный звук.
В воспоминаниях мы дома,
А в настоящем — мы рабы
Незапной бури, перелома 20 Желаний, случаев, судьбы.
Одна в убежище безбурном
Нам память мир свой бережёт,
Пока детей своих с Сатурном[1]
Сама в безумье не пожрёт.
25 Кто может хладно, равнодушно
На дом родительский взглянуть?
В ком на привет его послушно
Живей не затрепещет грудь!
Влеченьем сердца иль случайно 30 Увижу стены, тёмный сад,
Где ненарушимо и тайно
Зарыт минувшей жизни клад, —
Я, как скупец, сурово хладный
К тому, чем пользуется он, 35 И только к тем богатствам жадный,
На коих тленья мёртвый сон,
Я от минуты отрекаюсь,
И, охладев к тому, что есть,
К тому, что было, прилепляюсь, 40 Чтоб сердца дань ему принесть.
Ковчег минувшего, где ясно
Дни детства мирного прошли
И волны жизни безопасно
Над головой моей текли;
45 Где я расцвёл под отчей сенью
На охранительной груди,
Где тайно созревал к волненью,
Что мне грозило впереди;
Где искры мысли, искры чувства 50 Впервые вспыхнули во мне
И девы звучного искусства
Мне улыбнулись в тайном сне;
Где я узнал по предисловью
Жизнь сердца, ряд его эпох, 55 Тоску, зажжённую любовью,
Улыбку счастья, скорби вздох,
Всё, чем страстей живые краски
Одели после пестротой
Главы загадочной той сказки, 60 Которой автор — жребий мой.
Дом, юности моей преддверье,
Чем медленней надежд порыв,
Тем детства сердца суеверье
И давней памяти прилив
65 Меня к тебе уносит чаще;
Чем жизнь скупее на цветы,
Тем умилительней и слаще
Души обратные мечты.
Пусть в сей упра́здненной святыне 70 Нет сердцу образов живых,
И в отчем доме был бы ныне
Пришелец я в семье чужих;
Но неотъемлемый, душевный
Мой целый мир тут погребён. 75 Волненьем жизни ежедневной
Не тронут он, не возмущён.
Призванью памяти покорный,
Он возникает предо мной
С своей красою благотворной, 80 С своей лазурною весной,
С дарами на запас богатый,
Которых жизнь не сберегла,
И с тем и теми, коих траты
Душа моя пережила.
85 Как часто в распре своевольной
С судьбою, жизнью и собой,
Чтоб обуздать раздор крамольный
И ропот немощи слепой,
Покинув света хаос бурный, 90 Вхожу в сей тихий саркофаг
И мыслью вопрошаю урны,
Где пепел лет, друзей и благ.
Целебной скорбью, грустью нежной
Тогда очистясь, гаснет вдруг 95 Души то робкой, то мятежной
Обуревающий недуг.
Пробьются умиленья слёзы,
Смиряя смутный пыл в груди;
Так в воспалённом небе грозы 100 Разводят свежие дожди.
Сближая в мыслях с колыбелью
Гробницы ближних и друзей,
Жизнь проясняется пред целью,
Которой не избегнуть ей.
105 Вчера, сегодня, завтра — звенья
Предвечной цепи бытия,
Которой в тьме недоуменья
Таятся чудные края.
Рожденье, смерть, из урны рока 110 С неодолимой быстриной,
Как волны одного потока,
Нас уносящие с собой,
Скорбь, радость, буря, ветр попутный
И всё, что испытали мы, 115 И всё, чем в нас надеждой смутной
Ещё волнуются умы;
Всё то, что разнородным свойством,
Враждуя, развлекало нас,
Всё равновесия спокойством 120 Почиет в этот светлый час.
На той стезе, где означаем
Свои неверные следы,
Где улыбаемся, вздыхаем,
Подъемлем битвы и труды, —
125 До нас прошли, до нас сражались
В шуму падений и побед,
До нас невольно увлекались
Порывом дум, страстей и бед.
Одни надежды и сомненья, 130 Одни задачи бытия,
Которых тайные решенья,
Как недоступные края,
Обетованные мечтанью,
Но запрещённые уму, 135 Нас манят и во мзду исканью
Ввергают снова в хлад и тьму;
Одни веселья и печали
Нас и которых след остыл
Равно томили и ласкали 140 Средь колыбелей и могил.
Почтим же мы любовью нежной
До нас свершивших оный путь,
И мысль о них во мгле мятежной
Звездой отрадной нашей будь!
145 Когда ж придётся нам, прохожим,
Доспехи жизни сбросить с плеч,
И посох странника отложим,
И ратоборца тяжкий меч, —
Пусть наша память, светлой тенью 150 Мерцая на небе живых,
Не будет чуждой поколенью
Грядущих путников земных.
<1830>
Примечания
Первая публикация: «Северные цветы» на 1831 г., с опечатками в ст. 54 («род» вм. «ряд»), 87 («раздел» вм. «раздор»), 121 («стене» вм. «стезе»), которые исправлены по авториз. копии в РСб-1855(II) (снятой с текста СЦ), в соответствии с правкой Вяземского, и по черновому автографу (на обороте стихотворения «К ним» с пушкинскими пометами) — с тремя дополнительными строфами (одна — после 18-й и две — после последней строфы; опубл. с неточностями: Изд-1935. С. 504—505), с авторской правкой, не доведённой до конца, с правкой рукою неустановленного лица в ст. 23 и 48. Эпиграф из стихотворения Жуковского «Торжество победителей» (1828, перевод баллады Шиллера).
↑Сатурн (римск. миф.) — бог времени, пожирающий своих детей.
