Леонид Андреев. Рогоносцы
'''Новелла'''
---------------------------------------------------------------------------
Источник: Леонид Андреев. Повести и рассказы в двух томах. М.: Худ.
литература, 1971. Том второй: 1907-1919 гг. Стр. 235 - 247.
Электронная версия: В. Г. Есаулов, 11 декабря 2005 г.
---------------------------------------------------------------------------
1
На одном из маленьких островков Средиземного моря, где среди камней,
жирных кактусов и низкорослых пальм еще витают призраки веселых греческих
богов, сохранился от давних времен один очень странный и необъяснимый
обычай. Ему удивляются редкие путешественники, прихотями бродяжнической
судьбы занесенные на островок, с ним борется мрачное духовенство, против
него восстает и современный разум, холодный и скучный, - но сила
тысячелетней привычки побеждает всякое сопротивление и сама насмехается над
смеющимися.
Обычай этот, или празднество, каким считают его некоторые, приурочен к
осеннему времени, когда собран виноград и молодое кислое вино уже начинает
невинно покруживать головы и веселить сердца. Самый день торжества обычно
держится в тайне его трагическими участниками, но в один из первых больших
церковных праздников, следующих за сбором винограда, весь островок вдруг
наполняется громким пеньем, музыкой и криком: это появились в своей
торжественной процессии мужья-рогоносцы. Каждый муж, считающий себя
обманутым женою, привязывает ко лбу бычьи, козлиные или иные рога, какие
удалось добыть, и в сообществе с остальными такими же рогоносцами в течение
целого дня шатается по городку и тропинкам маленького острова.
Но не нужно думать, что рогоносцы эти погружены в печаль или уныние,
объясняемое обстоятельствами, - наоборот, их странное шествие дышит
весельем, они поют и смеются, дудят в маленькие флейточки, барабанят,
тренькают на мандолинах и гитарах. Некоторые даже подплясывают, и все
вместе весело перекидываются остротами и шутками с сопровождающей их
толпой, что под ярким солнцем Средиземья, на фоне гор и голубеющих морских
далей составляет отнюдь не печальное зрелище.
Количество мужей-рогоносцев, конечно, в разные годы различно и сильно
колеблется: ибо если есть урожай на виноград и маслины, то существует он и
на рога; и бывало время, когда всего десятка два или три рогоносцев вяло
таскались по островку, теряя бодрость от малолюдства и скуки, но случались
и такие года, что чуть не пол-острова убиралось рогами и производило
неописуемый шум и гомон.
Но что же делают преступные жены, пока их несчастные мужья столь
странно веселятся?
2
Когда хорошенькая и легкомысленная Розина заметила, что муж ее, Типе,
вернувшись из города, что-то пронес под полою и запер на замок в своем
сундуке, она не на шутку обеспокоилась: нечто колючее в форме спрятанного
предмета напомнило ей большие бычьи рога. Но неужели он догадался? Когда-то
Типе, человек мрачный и важный, грозил ей в шутку, что в случае измены не
только наденет рога, но даже позолотит их, к чему, по его мнению, его
обязывало положение богача на островке и возраст. Однако, зная серьезный и
сдержанный характер мужа, Розина тогда не поверила этой угрозе и не
испугалась; последующие года, когда Типе уже имел некоторые основания
присоединиться к процессии, но не делал этого, оставаясь только зрителем,
укрепили ее уверенность. Но если спрятанное не есть рога, если Типе
действительно не задумал этой подлости, то чем объяснить тогда его
необыкновенную любезность и ласковость, столь не похожие на обычную его
манеру обращения с женой?
А сбор винограда уже начался, и надо было торопиться предупредить
несчастье. И вот, поцеловав мужа (она тоже была особенно нежна все это
время), Розина отправилась в городок, к аптекарю Мартуччио, который, кроме
прямого своего дела, занимался еще тем, что приготовлял для мужей рога по
их заказу, золотил их, полировал и пригонял по мерке: может быть, ей
удастся что-нибудь выпытать про мужа.
Придя, она вначале несколько смутилась: Мартуччио сидел на пороге
своей лавочки и тщательно скоблил какие-то огромные, небывалые рога, а
возле восседало в разных позах целое собрание молоденьких женщин и мужчин,
смотревших на его работу и непринужденно шутивших. На Розину также сперва
взглянули с удивлением, но когда она попросила у аптекаря слабительной воды
для мужа, все поняли, что она пришла за делом, и перестали обращать
внимание. Оказалось, впрочем, что и все женщины пришли неспроста, а за
лекарством, и все имели добрый и невинный вид, и это опять не понравилось
Розине. Мужчины же пришли так, без дела, лениво покуривали и были, в общем,
непонятны.
- Какая это глупость! - сказала Розина, нахмурив брови. - И кого они
могут напугать этими рогами? Мой Типе никогда бы не пошел на такую
глупость: рога!
- А разве?.. - спросил один из мужчин, наглый Паоло, и засмеялся.
- Никакого нет "разве", я просто так говорю. Уж не для тебя ли эти
рога, Паоло, ты что-то слишком весел? - съязвила Розина, но Паоло не
шелохнулся.
- Тогда увидишь, для кого, - лениво ответил он, и опять все мужчины
засмеялись. Засмеялись и женщины, а Мартуччио, аптекарь, отодвинул рога на
длину руки, полюбовался ими и сказал:
- Это для меня. Хороши?
- А ты примерий! - засмеялась бойкая Пьеретта. - Тогда мы и скажем.
Мартуччио приставил рога, но оказалось, что они велики для его узкого
сдавленного лба, и все женщины стали припоминать, какие лбы у их мужей? Но
так по памяти судить было трудно, и опять все стали смотреть на Мартуччио,
взявшего для отделки другие, красиво изогнутые козлиные рога. Среди женщин
пробежал даже шепот восхищения.
- Их непременно надо позолотить, такие хорошенькие! - сказала красивая
и важная Катарина.
Мартуччио поднял глаза и поверх очков взглянул на Катарину, спросивши
только:
- Ты советуешь?
Но Катарина покраснела, как декабрьская роза, а мужчины опять чему-то
засмеялись. "Так ничего у них не узнаешь", - подумала Розина и, сделав
грустное лицо,
сказала:
- Ах, Мартуччио, я и забыла попросить у тебя лекарства для моего
бамбино... что-то он жалуется... Пойдем к тебе, я скажу.
- Пойдем! - покорно согласился аптекарь.
Провождаемые насмешливыми взглядами мужчин, они вошли в глубину темной
лавочки, и Розина зашептала, сжав руку старого аптекаря:
- Послушай, Мартуччио, я дам тебе десять лир, если ты ответишь мне,
был у тебя Типе или нет? Я умоляю тебя.
- Ни за сто, ни за тысячу лир, красавица. Ведь ты знаешь обычай? А
если я начну выдавать, то и заказывать мне никто не станет, подумай сама.
Розина заплакала:
- Но ведь он лжет! Я ему никогда не изменяла, разве я могу кому-нибудь
изменять? Ты меня знаешь, Мартуччио, такая ли я, чтобы изменять мужу? Это
так дурно!
- Я верю тебе, красавица, - ответил аптекарь, - да я и не говорил, что
Типе заказывал мне рога.
- А для кого эти... такие большие... с золочеными кончиками? С красной
ленточкой... богатые?
Она опять заплакала, но Мартуччио остался неумолим и только уверял,
что ничего открыть не может. Розина уже достала золотые двадцать лир, чтобы
сунуть их аптекарю в руку, когда с порога раздался нежный голос вошедшей
Лючии:
- Здравствуй, Мартуччио... А я к тебе за лекарством, что-то мой
бамбино жалуется на животик... Это ты, Розина, здравствуй!
Так и пришлось уйти Розине, ничего не узнав, и сколько потом она ни
ходила, сколько ни упрашивала, Мартуччио остался непреклонен. "Вот старый
козел, - думала Розина, возвращаясь, - лучше бы себе золотил рога, чем
позорить честных женщин".
3
А Типе был все так же любезен, и что ни день, то все любезнее. Подарил
ей четки и новый платочек и так ласкался к ней, словно в первые месяцы
супружества; и за лоб никогда не брался, как прежде. "Какой негодяй! Какой
лицемер!" - думала несчастная Розина, нежно гладя рукой по его плеши и
чувствуя в ладони точно колючки: теперь ее какая-то странная сила тянула к
голове мужа, все время хотелось потрогать и пощупать.
- Я тебя так люблю, ты такой умный! - говорила она и добавляла со
смехом: - А знаешь, что эти дураки опять задумывают?
- Что такое, моя дорогая? Не знаю.
- Да опять эти рога... такая глупость! Я как-то проходила мимо
аптекаря, и у него их столько заготовлено, просто смешно смотреть. Я так
смеялась!
- Да, говорят, что этот год счастливый: и виноград хорош, и рога
удались. Мне кто-то говорил, не помню кто.
- Но ведь это глупо, мой дорогой, ты не думаешь?
- Такой уж обычай, моя дорогая, кому-нибудь надо так.
- А ты пойдешь смотреть?
- Да, надо посмотреть, все идут, так нельзя же мне одному оставаться
дома.
Так и здесь ничего не узнала бедная Розина. Воспользовавшись тем, что
Типе забыл однажды ключи, посмотрела она в сундучке, но там было пусто, и
сперва это обрадовало ее. Но потом пришло в голову, что Типе отнес рога к
аптекарю менять на лучшие или спрятал их в другом месте и что ключи он
оставил нарочно, чтобы еще больше обмануть ее, - и стало ей совсем грустно.
Что же делать?
А тем временем несколько таких же женщин, знавших друг про друга
истину, сговорились и тихонько, в вечерней темноте, прокрались к аббату,
чтобы просить его об отмене глупого и вредного обычая. Пожилой аббат, отец
Никколо, внимательно выслушал их и сказал:
- Сам знаю, что нехорошо, и тщетно борюсь с этим дурным грязным
обычаем. Истинный христианин должен со смирением принимать это испытание, а
не веселиться, не прыгать козлом и не петь непристойные песнопения, подобно
нечестивому язычнику. Сам знаю, дети мои, и горько страдаю, но что могу
поделать, если ваши мужья так безумны!
Тут вошла экономка отца Никколо, полнотелая Эсминия, и также
присоединила свой голос к просьбам несчастных женщин:
- Помоги им, падре, ты видишь, как несчастны эти оклеветанные женщины!
Как-то странно, немного вбок и искоса, взглянул аббат на полнотелую
Эсминию, погладил себя по лысеющему надлобью и даже заглянул ладонью на
гуменце, потом вздохнул и продолжал с некоторой нерешительностью:
- Как человек безбрачный, не могу понять, какое они находят в этом
утешение? Допустим, что я приставил бы рога к моему лбу, к этому месту, и с
музыкой пошел бы по острову, - какое испытал бы я чувство, кроме
известного, конечно, облегчения... и даже некоторой радости при виде такого
количества однофамильцев?
- Не понимаю я, какая тут может быть радость, - гневно сказала
Эсминия, - а оклеветать честную женщину ничего не стоит!
И, хлопнув дверью, вышла. И еще с большею задумчивостью продолжал отец
Никколо, лишая женщин последней надежды:
- Но не будет ли радость эта нечестивою? И в самой потребности
испытать таковую, - он снова внимательно потер себя по надлобью, - не
кроются ли сети дьявола? И буде такой обычай распространится между нами, не
возникнет ли из этого наибольшего и неприятнейшего соблазна? Допустим,
например, что целый большой город, подобный Риму или Парижу, следуя нашему
обычаю...
Но сколько ни думал падре, ни до чего додуматься не мог: так в позе
размышления противоречивого и оставили его женщины, пришедшие за помощью.
И, возвращаясь домой по темным уличкам и избегая встречи, они сквозь слезы
смеялись над почтенным аббатом и выбирали ему у аптекаря наиболее
подходящие рога.
Неизвестный же день осмеяния все приближался, уже собран весь виноград
и превращен в жиденькое винцо, уже чудятся по утрам ненавистный смех: и
звуки мандолин. И тогда решила Розина повидаться с своим любовником Джулио,
встреч с которым за это время боязливо избегала, и попросить у него совета,
как дальше поступать с Типе: покаяться ли и просить прощения или же
спокойно довериться его близорукости?
Даже побледнел краснощекий Джулио, когда услыхал, что Типе, кажется,
заказал себе рога у Мартуччио, и притом золоченые.
- Да не может быть! - воскликнул Джулио и с отчаянием покачал головою.
- Какой ужасный год! Ты знаешь ли, Розина, что наш нотариус, синьор Бумба,
также приобрел себе рога!
- Что же это будет, Джулио? Я тогда не выдержу, я умру. Не лучше ли
пасть на колени и сознаться? Типе такой добрый.
Джулио гневно вспыхнул.
- Он не добрый, если заказывает рога, и притом золоченые!
Розина слегка обиделась и сказала:
- Он не может не золоченые, ведь мы богатые, не тебе чета. Но если я
сознаюсь, а окажется, что он ничего не знал, и я только удивлю его?
Джулио согласился с нею:
- Это очень возможно. А когда ты сознаешься, он возьмет и купит рога,
и нам хуже будет. Я думаю, что лучше положиться на бога, нашим умом мы тут
ничего не сделаем. И еще я попрошу тебя, чтобы ты больше не звала меня, и
не приходила ко мне, и не смотрела на меня даже в церкви. Прощай!
Розина заплакала и сквозь слезы сказала:
- Какой же ты дурной, Джулио, я очень жалею, что полюбила тебя.
- Я не дурной, а если ты любила меня, то зачем была такой
неосторожной, что твой муж все заметил? Я уважаю себя и не хочу, чтобы надо
мною все смеялись и показывали пальцами: вот прячется у стены глупый
Джулио, который попался! Тогда меня ни одна женщина любить не станет и
лучше мне совсем уйти с острова. Прощай!
Так и ушел. Потеряв последнюю надежду на помощь, Розина решила не
спать совсем, чтобы уследить мужа, когда он захочет пройти на процессию, и
отнять у него рога и не пустить его. Так было однажды на острове, когда
какая-то решительная женщина успела в день процессии запереть своего мужа в
сарайчик, а один он идти потом. не захотел.
И с ночи Розина крепилась и не спала, но к утру каждый раз засыпала
так крепко, что трудно было добудиться.
Со страхом смотрела она, тут ли муж, а любезный Типе, нежно глядя ей в
заспанные глазки, спрашивал:
- Ты не больна ли, моя дорогая? И не сходить ли тебе к аптекарю
посоветоваться?
4
Так случилось и в это роковое утро: проснулась Розина, а солнце уже
высоко, и мужа нет, и в отдалении явственно слышится музыка, песни и смех,
гуд бубна и веселые крики. "Какой сегодня праздник?" - подумала Розина, еще
не разобравшись, но вдруг поняла, все печальное значение веселой музыки и
горько заплакала.
- Никуда я не пойду, - решила она,- буду лежать на постели и
прятаться, никому не покажусь на глаза; лучше умру, чем вынесу такую
насмешку.
Но вдруг новая, более радостная мысль заставила ее вскочить с постели:
а если Типе вовсе и не участвует в; процессии, а идет вместе с другими
зрителями, серьезный. и важный, как всегда? Необходимо пойти и самой
убедиться, прежде чем плакать и отчаиваться.
Долго и медленно одевалась Розина, колеблясь в выборе платья и цветов:
одевать ли праздничное веселое, как подобает невинной женщине, или темное,
приближающееся к трауру? Наконец решила так: юбку и корсаж надела темные и
в руки взяла новые четки, а голову покрыла веселым новым платочком. И, то
поднимая глаза, как женщина честная и веселая, то опуская их долу, вышла
она из дома, гонимая слабой надеждой, тщету которой она и, сама сознавала.
Тепло светило осеннее солнце, сладко пахло листом еще зеленого лимона, и
красными пятнами, как, кардинальская сутана, горела под кручею
распустившаяся герань; и на море из голубого шелка не белелось ни единого
паруса, ни единой лодочки: видно, и от рыбной ловли отказались на этот день
мужья-рогоносцы, продолжавшие шумно веселиться где-то за горою.
Следуя по звуку барабана, степенно приблизилась Розина к показавшейся
процессии, - и тут-то сбылись ее самые печальные предчувствия: в середине
многолюдной толпы рогоносцев, растянувшейся по дороге, как войско, в одном
из первых рядов чинно и важно шествовал Типе, ее муж. Его плешивую голову
увенчивали те самые бычьи золоченые, богатые рога, которые так чудесно
угадала она среди других рогов, а во рту он нес длинную сигару и курил, как
ни в чем не бывало. И как стояла среди камней Розина, так и присела,
радуясь, что ее не заметили за толстыми листами кактуса, и мечтая о том,
как бы поскорее добраться до дому и укрыться за его стенами.
А толпа на дороге все увеличивалась, и возрастал шум. По-видимому,
рогоносцы еще только недавно выступили в поход из какого-нибудь тайного
места, где они заранее собрались; и, привлекаемые звуками музыки и
барабана, отовсюду сбегались к процессии любопытные. Тут же гомонили и
дети, которых ничто не могло удержать дома в такой замечательный день; не
вполне понимая значение происходящего, они весело резвились и с восторгом
открывали в рогатом стаде своего отца или дядю.
И над всей толпою стоял веселый шум и крики; многочисленные любители
музыки в среде рогоносцев играли на всевозможных инструментах, не преследуя
иных целей, кроме собственного самоуслаждения. И кто играл весело и плясал,
а кто с характером более меланхолическим и серьезным наигрывал что-нибудь
приятное и мелодическое: так четверо известных на острове музыкантов, по
вечерам игравших в местном кафе, теперь очень стройно исполняли песню "Аве
Мария", вызывая одобрительные замечания товарищей-знатоков.
Каждый вновь пришедший или пришедшая торопливо окидывал общим взглядом
ряды рогатого войска и с жаром выражал свои впечатления, неожиданно находя
своих знакомых и шумно приветствуя их. Кого здесь только не было! Год
действительно удался необыкновенный, и жатва рогов превосходила всякие
ожидания.
Особенно громко щебетали женщины, которым посчастливилось остаться в
числе зрителей, жалели рогоносцев и негодовали на их преступных жен.
- Смотрите! Смотрите! Беневолио! Кто бы мог этого ожидать для такого
хорошего человека! - кричали они, указывая на толстого, круглого
горожанина, игравшего на барабане и весело моргавшего под навесом огромных
кудреватых рогов: - Здравствуй, Беневолио!
Вместо ответа он весело подмаргивал, а женщины удивлялись дальше:
- Страсти господни! Да это Леоне! Бедненький! Здравствуй, Леоне!
Леоне, не оглядываясь и продолжая приплясывать, снисходительно бросил
в ответ:
- Здравствуй, Кончетта, как поживаешь? - и сделал правой ногой такой
смелый силуэт, что засмеялись даже наиболее серьезные. Надо заметить,
впрочем, что в шествие свое обманутые мужья внесли такое же разнообразие
характеров, какое имелось у них и в жизни.
Так, рядом с пляшущим Леоне лениво тащился старый носатый рыбак
Джиованни, а дальше важно и несколько рисуясь, шел молодой щеголь и богач
Риччиардо, только недавно женившийся. К своему жирному лбу он прикрепил
маленькие изящные рожки, на кончиках позолоченные, и небрежно отвечал на
приветствия, видимо и здесь почерпая пищу для своего тщеславия. Совсем
иначе и более приятно вел себя весельчак Алессио: он мало того, что
выкрасил рога пурпуровой краской, но еще навесил на них маленькие
бубенчики, которыми непрестанно звонил, потряхивая курчавой головою. Все
его приветствовали, даже дети, а зрители-мужчины серьезно и важно
похваливали его:
- Бравый малый! Алессио, не забудь, что еще за мною стаканчик вина!
Очень сильное впечатление произвел своим появлением синьор нотариус
Бумба, оказавшийся настолько добрым и негордым, чтобы и для себя принять
исконный обычай острова. Польщенные мужчины и женщины хором кричали:
- Синьор Бумба! Смотрите, смотрите: сам синьор Бумба! Доброе утро,
синьор Бумба!
- Доброе утро, доброе утро! - рассеянно отвечал синьор Бумба, ибо, как
человек деловой, он и здесь не оставлял мысли о своих занятиях, деньгах и
клиентах. Под мышкою он нес кожаный портфель, а маленькие грязные рожки,
небрежно привязанные, сбились у него несколько набок, чего он даже и не
замечал. Многим, конечно, это последнее не могло понравиться, и среди
приветственных криков послышались и голоса осуждения, ставшие особенно
громкими, когда в его грязноватых рожках признали прошлогодние рога бедняка
Пиетро.
- Какой скупец этот синьор Бумба, - говорили зрители не мог для такого
дня купить новые рога!
- Поправьте рога, синьор Бумба, - советовали женщины, а он только
отмахивался свободной рукой и бормотал:
- Ну, ну! И так сойдет, - и, увидев в толпе клиента, остановился и
вступил с ним в разговор о процессе. Но тут вся толпа забыла даже нотариуса
перед новым неожиданным зрелищем: из-за свисших очков блеснули хитрые
глазки самого аптекаря Мартуччио! И на лысой голове Мартуччио - кто мог это
подумать! - высоко торчали какие-то необыкновенно высокие и прямые рога, на
концах обделанные в серебро!
- Вот и доработался! - говорили женщины не без лукавства, но мужчины и
здесь одобрили бравого старика. Сам же Мартуччио, среди общего смеха,
шутливо и весело козырял, прикладывая руку к рогам, как к военной каске,
так как раньше служил солдатом и был человек добрый, умевший обходиться с
людьми.
- Все мои изделия! - говорил он, показывая на чащу рогов, колыхавшихся
по дороге, и подгонял отставшего нотариуса: - Эй, синьор Бумба, оставьте
ваши дела, сегодня праздник!
- Я только отдал бумагу! - оправдывался нотариус и поспешно нагонял
остальных.
День становился жарким, и у маленького кабачка перед городом все
остановились, чтобы выпить винца и промочить пересохшее горло. Тут
некоторое время отдыхали, расположившись за столиками; кое-кто снял рога и,
положив их возле своего стакана, вытирал запотевший лоб. Потом снова
надевал, как шляпу. Более пожилые люди толковали о своем хозяйстве, о
винограде и червях и жаловались на ранние холода по утрам, а молодежь
устроила в садике игры и танцы. Весельчак Алессио взял щеголя Риччиардо
вместо подруги и протанцевал с ним отчаянную тарантеллу под глухие звуки
бубна, на котором играл толстый Беневолио. Потом пошли дальше, оживленные
молодым вином, и вступили на улицы городка, где уже у всех дверей и окон
толпились зрители.
Тут впервые обнаружили свое существование и преступные жены. Когда
процессия двигалась мимо домика Беневолио, у окна во втором этаже
показалась его жена, Лукреция. Волосы у нее были не причесаны и растрепаны,
лицо опухло от слез и крика, и на всю улицу громким голосом она стала
упрекать мужа в неправде:
- Посмотрите на этого пьяницу и разбойника! Кто поверит такому лжецу!
Пусть бы громом убило клеветника!
А Беневолио, при общем смехе, стал против нее и так забил в барабан,
что даже ее голоса не стало слышно, так она и спряталась назад, в глубину
комнаты.
- Вот и поделом ей,- говорили зрители, - обманывать такого хорошего
человека! Пусть-ка поплачет!
А еще дальше выскочила из своего дома совсем растрепанная Эмилия, жена
весельчака Алессио и, уцепившись за его платье, с криком и слезами не
пускала его дальше. Но он даже не оглядывался и, продолжая дудеть в трубу,
тащил за собою бедную слабую женщину, что вызвало новый смех и громкие
шутки. Так они и шли, пока наконец утомленная Эмилия не отцепилась от
платья мужа и не зашагала рядом с ним, продолжая кричать и жаловаться, ибо
голос имела сильный и не утомляющийся; и во весь длинный день не оставляла
она Алессио, гуляя с ним по всему острову и на остановках допивая вино из
его стакана.
Прошли и мимо аббата, стоявшего у себя на балкончике и неопределенно
потиравшего белой рукой плешивое надлобье; и тут из вежливости музыка
замолчала, и все стали кланяться отцу Никколо. Но когда высунулась из окна
полнотелая Эсминия и стала плеваться в толпу и поносить ее за безбожие, все
опять развеселившись и зашумели, а аптекарь Мартуччио, атеист и
вольнодумец, громко крикнул аббату:
- Идите к нам, отец Никколо, с нами веселее, чем одному. А рога у нас
найдутся!
И добрый отец Никколо нисколько не обиделся, еще долго стоял на
балкончике и даже с удовольствием выслушал "Аве Мария", которую для него
исключительно еще раз исполнили музыканты. Хотел он выслать музыкантам и
винца, но этого Эсминия не позволила.
Так до темного вечера веселились мужья-рогоносцы, а жены их плакали по
своим опустелым домам; но никто не мог бы сказать и не знал, куда
попрятались любовники, их как будто и совсем не было на острове.
5
Розина крепко спала, укрывшись с головой, и бамбино спал, когда
позднею ночью вернулся домой Типе. Он был на редкость пьян и также на
редкость весел, что-то напевал глухим басом и с видимым удовольствием
проглотил обильный ужин, приготовленный ему любящей женой. Походил по
комнатке, сиявшей необыкновенной чистотою, но Розины будить не стал, чего
она очень боялась под своим одеялом, а разбудил бамбино и долго болтал с
ним о всяких пустяках.
- А я буду ходить с рогами, как и ты, когда вырасту? - спрашивал
невинный бамбино, полдня таскавшийся за процессией, - мне очень
понравилось, ты был такой важный!
- Будешь, будешь и ты, бамбино! - отвечал Типо, целуя ребенка и снова
укладывая его спать.
Когда в доме все стихло, Розина осторожно протянула руку к мужу,
лежавшему рядом: еще не знала она, примет он ее руку или грубо оттолкнет.
Долго и нерешительно кралась рука и наконец коснулась плеча мужа с немым
вопросом... Но ответа не было, сколько она ни ждала: Типе крепко спал
спокойным сном честного труженика, утомленного за день.
Спал и бамбино. И еще раз в этот день горько-прегорько заплакала
одинокая Розина.
''Впервые напечатана в журнале "Аргус", 1915, № 12 с иллюстрациями
художника Сергея Лодыгина. Текст - по изданию Собрания сочинений, 16-й том,
"Книгоиздательство писателей в Москве", 1916 г.''
