Мать была. Двухъ дочерей имѣла,
И одна изъ нихъ была родная,
А другая падчерица. Горе —
Предъ любимой — нелюбимой быть.
5 Имя первой — гордое, Надмена,
А второй — смиренное, Маруша.
Но Маруша все жь была красивѣй,
Хоть Надмена и родная дочь.
Цѣлый день работала Маруша,
10 За коровой приглядѣть ей надо,
Комнаты прибрать подъ звуки брани,
Шить на всѣхъ, варить, и прясть, и ткать.
Цѣлый день работала Маруша,
А Надмена только наряжалась,
15 А Надмена только издѣвалась
Надъ Марушей: Ну-ка, ну еще.
Мачиха Марушу поносила:
Чѣмъ она красивѣй становилась,
Тѣмъ Надмена все была дурнѣе,
20 И рѣшили двѣ Марушу сжить.
Сжить ее, чтобъ красоты не видѣть,
Такъ рѣшили эти два урода,
Мучили ее — она терпѣла,
Били — все красивѣе она.
25 Разъ, средь зимы, Надменѣ наглой,
Пожелалось вдругъ имѣть фіалокъ.
Говоритъ она: „Ступай, Марушка,
Принеси пучокъ фіалокъ мнѣ.
Я хочу заткнуть цвѣты за поясъ,
30 Обонять хочу цвѣточный запахъ“. —
„Милая сестрица“ — та сказала,
„Развѣ есть фіалки средь снѣговъ!“
— „Тварь! Тебѣ приказано! Еще ли
Смѣешь ты со мною спорить, жаба?
35 Въ лѣсъ иди. Не принесешь фіалокъ, —
Я тебя убью тогда. Ступай!“
Вытолкала мачиха Марушу,
Крѣпко заперла за нею двери.
Горько плача, въ лѣсъ пошла Маруша,
40 Снѣгъ лежалъ, слѣдовъ не оставлялъ.
Долго по сугробамъ, въ лютой стужѣ,
Дѣвушка ходила, цѣпенѣя,
Плакала, и слезы замерзали,
Вѣтеръ словно гналъ ее впередъ.
45 Вдругъ въ дали Огонь ей показался,
Свѣтъ его ей зовомъ былъ желаннымъ,
На гору взошла она, къ вершинѣ,
На горѣ пылалъ большой костеръ.
Камни вкругъ Огня, числомъ двѣнадцать,
50 На камняхъ двѣнадцать свѣтлоликихъ,
Трое — старыхъ, трое — помоложе,
Трое — зрѣлыхъ, трое — молодыхъ.
Всѣ они вокругъ Огня молчали,
Тихо на Огонь они смотрѣли,
55 То двѣнадцать Мѣсяцевъ сидѣли,
А Огонь имъ разно колдовалъ.
Выше всѣхъ, на самомъ первомъ мѣстѣ
Былъ Ледень, съ сѣдою бородою,
Волосы — какъ снѣгъ подъ свѣтомъ луннымъ
60 А въ рукахъ изогнутый былъ жезлъ.
Подивилась, собралася съ духомъ,
Подошла и молвила Маруша:
„Дайте, люди добры, обогрѣться,
Можно ль сѣсть къ Огню? Я вся дрожу“
65 Головой серебряно-сѣдою
Ей кивнулъ Ледень: „Садись, дѣвица.
Какъ сюда зашла? Чего ты ищешь?“
— „Я ищу фіалокъ“, былъ отвѣтъ.
Ей сказалъ Ледень: „Теперь не время.
70 Снѣгъ вездѣ лежитъ“. — „Сама я знаю.
Мачиха послала и Надмена.
Дай фіалокъ имъ, а то убьютъ“.
Всталъ Ледень и отдалъ жезлъ другому,
Между всѣми былъ онъ самый юный.
75 „Братецъ Мартъ, садись на это мѣсто“.
Мартъ взмахнулъ жезломъ поверхъ Огня.
Въ тотъ же мигъ Огонь блеснулъ сильнѣе,
Началъ таять снѣгъ кругомъ глубокій,
Вдоль по вѣткамъ почки показались,
80 Изумруды травъ, цвѣты, весна.
Межь кустами зацвѣли фіалки,
Было ихъ кругомъ такъ много, много,
Словно голубой коверъ постлали.
„Рви скорѣе!“ молвилъ Мѣсяцъ Мартъ.
85 И Маруша нарвала фіалокъ,
Поклонилась кругу Свѣтлоликихъ,
И пришла домой, ей дверь открыли,
Запахъ нѣжный всюду разлился.
Но Надмена, взявъ цвѣты, ругнулась,
90 Матери понюхать протянула,
Не сказавъ сестрѣ: „И ты понюхай“.
Ткнула ихъ за поясъ, и опять.
„Въ лѣсъ теперь иди за земляникой!“
Тотъ же путь, и Мѣсяцы все тѣ же,
95 Благосклоненъ былъ Ледень къ Марушѣ,
Сѣлъ на первомъ мѣстѣ братъ Іюнь.
Выше всѣхъ Іюнь, красавецъ юный,
Сѣлъ, поверхъ Огня жезломъ повѣялъ,
Тотчасъ пламя поднялось высоко,
100 Стаялъ снѣгъ, одѣлось все листвой.
По верхамъ деревья зашептали,
Лѣсъ отъ пѣнья птицъ сталъ голосистымъ,
Запестрѣли цвѣтики-цвѣточки,
Наступило лѣто, — и въ травѣ
105 Бѣленькія звѣздочки мелькнули,
Точно кто нарочно ихъ насѣялъ,
Быстро переходятъ въ землянику,
Созрѣваютъ, много, много ихъ.
Не успѣла даже оглянуться,
110 Какъ Маруша видитъ гроздья ягодъ,
Всюду словно брызги красной крови,
Земляника всюду на лугу.
Набрала Маруша земляники,
Услаждались ею двѣ лѣнтяйки.
115 „Ѣшь и ты“, Надмена не сказала,
Яблокъ захотѣла, въ третій разъ.
Тотъ же путь, и Мѣсяцы все тѣ же,
Братъ Сентябрь возсѣлъ на первомъ мѣстѣ,
Онъ слегка жезломъ костра коснулся,
120 Ярче запылалъ онъ, снѣгъ пропалъ.
Вся Природа грустно посмотрѣла,
Листья стали падать отъ деревьевъ,
Свѣжій вѣтеръ гналъ ихъ надъ травою,
Надъ сухой и желтою травой.
125 Не было цвѣтовъ, была лишь яблонь.
Съ яблоками красными. Маруша
Потрясла — и яблоко упало,
Потрясла — другое. Только два.
„Ну, теперь иди домой скорѣе“,
130 Молвилъ ей Сентябрь. Дивились злыя.
„Гдѣ ты эти яблоки сорвала?“
— „На горѣ. Ихъ много тамъ еще.“
„Почему жь не принесла ты больше?
Вѣрно все сама дорогой съѣла!“
135 — „Я и не попробовала яблокъ.
Приказали мнѣ домой идти.“
— „Чтобъ тебя сейчасъ убило громомъ!“
Дѣвушку Надмена проклинала.
Съѣла красный яблокъ. — „Нѣтъ, постой-ка,
140 Я пойду, такъ больше принесу.“
Шубу и платокъ она надѣла,
Снѣгъ вездѣ лежалъ въ лѣсу глубокій,
Все жь наверхъ дошла, гдѣ тѣ Двѣнадцать.
Мѣсяцы глядѣли на Огонь.
145 Прямо подошла къ костру Надмена,
Тотчасъ руки грѣть, не молвивъ слова.
Строгъ Ледень, спросилъ: „Чего ты ищешь?“
— „Что еще за спросъ?“ она ему.
„Захотѣла, ну и захотѣла,
150 Ишь сидитъ, какой, подумать, важный,
Ужь куда иду, сама я знаю“.
И Надмена повернула въ лѣсъ.
Посмотрѣлъ Ледень — и жезлъ приподнялъ.
Тотчасъ сталъ Огонь горѣть слабѣе,
155 Небо стало низкимъ и свинцовымъ.
Снѣгъ пошелъ, не шелъ онъ, а валилъ.
Засвисталъ по вѣткамъ рѣзкій вѣтеръ,
Ужь ни зги Надмена не видала,
Чувствовала — члены коченѣютъ,
160 Долго дома мать ее ждала.
За ворота выбѣжитъ, посмотритъ,
Поджидаетъ, нѣтъ и нѣтъ Надмены,
„Яблоки ей вѣрно приглянулись,
Дай-ка я сама туда пойду.“
165 Время шло, какъ снѣгъ, какъ хлопья снѣга.
Въ домѣ все Маруша пріубрала,
Мачиха нейдетъ, нейдетъ Надмена.
„Гдѣ онѣ?“ Маруша сѣла прясть.
Смерклось на дворѣ. Готова пряжа.
170 Дѣвушка въ окно глядитъ отъ прялки.
Звѣздами надъ ней сіяетъ Небо.
Въ свѣтломъ снѣгѣ мертвыхъ не видать.
