Василий Тредиаковский. Сочинения и переводы, как стихами, так и прозою
Санкт-Петербург, «Наука», 2009
Toм второй
РЕЧЬ, КОТОРУЮ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК К ЧЛЕНАМ БЫВШЕГО РОССИЙСКОГО СОБРАНИЯ ВО ВРЕМЯ ПЕРВОГО ИХ ЗАСЕДАНИЯ МАРТА 14 ДНЯ 1735 ГОДА О ЧИСТОТЕ РОССИЙСКОГО ЯЗЫКА ГОВОРИЛ В. Т.
правитьПри благословенной державе великия монархини Анны и сего дождались мы счастия, господа, что и о совершенстве российского языка попечение восприемлется. Сие дело не меньше полезное, коль трудное, главный в сей Императорской Академии командир, остроумный и мудрый муж, на вас полагает, вам вверяет и всего к тому возможного прилежания к вящему прославлению российского народа и его слова от вас ожидает.
За нужное толь, но поныне оставленное сие начинающееся учреждение его превосходительству высокородному господину, господину Иоанну Албрехту барону фон Корфу, ея императорского величества действительному камергеру, в мудрых мудрой, в ученых ученой, в достойных достойной особе, неискусное мое слово, равно как и необыкший к красноречию язык довольно и достойно возблагодарить никогда в состоянии быть не может; все любители наук учинят ему за меня сию справедливость; целое оных в России потомство, благодаря, не устанет никогда в похвалах его; самая ныне еще чаемая от сего польза совершенный даст способ должно и прославить и почтить его прилично.
Я только могу пред вами сие, господа, выговорить, что его превосходительства бодрое старание, разумное управление, острое также рассмотрение как в прочих академических порядках, так и в сем новом установлении прямую к славе росской пользу в виде украшенном, прекрасном и совершенном мысленному зрению моему представляют; и кажется мне, что я вижу ее уже любезну, плодоносну, похвальну, хотя одним сим нестройну и недостаточну, что и мне с вами повелено совокупно присутствовать и трудиться.
Должность, которая на меня, но при вас, господа, налагается и по коей от меня, но не без вас, исполнение требуемо будет отныне, мне толь есть необыкновенна толь силы мои превосходяща, толь мало с тупостию моего ума сходственна и от которыя меня толь многие причины в рассуждении моих к ней недостатков и неспособностей долженствовали выключить, что в самое сие время, когда вам речь мою произношу, не знаю, что должен я о себе помышлять. Возможно ль сему статься и правда ль то, что и я удостоен действительно вашего содружества, которого токмо такой быть достоин может, кто многого есть разума, довольныя науки, твердого и зрелого рассуждения, словом, подобный вам? Впрочем, что до разума, науки, рассуждения и до многотрудного искусства, хотя я вас, господа, весьма нахожусь ниже, но послушанием, но почтением к его превосходительству с вами сравниться всячески постараюсь. Не будет во мне, да и не надлежит, никакого велениям его сопротивления, не будет отнюдь отречения, не будет и ни малого преслушания; ко всему, чего моя должность взыскивать с меня ни будет, увидит он меня готова; ко всему да и всегда прилежна; ко всему радетельна и толь, коль самая возможность до того меня допустит, и так, что наконец и его превосходительство несколько меня достойным изобрящет вашего сообщества, и вы не будете сожалеть, что искусные ваши наставления в рассуждении чистоты нашего языка в прибыток мой, к пользе ж общей, купно с вами трудясь, употреблю, что, и да будет благоуспешно, желаю.
Великая потребность в сем деле! Однако, с другой стороны, коль ни полезно есть российскому народу возможное дополнение языка, чистота, красота и желаемое по том его совершенство, но мне толь трудно быть кажется, что не не страшит, уповаю, и вас, господа, трудностию и тягостию своею. Не об одном здесь чистом переводе степенных старых и новых авторов дело идет; что и одно и само собою колико проливает пота, известно есть тем, которые прежде вас трудились в том, и вам самим, кои упражняетесь ныне; но и о грамматике, доброй и исправной, согласной во всем мудрых употреблению и основанной на том, в которой коль много потребности, толь немалая ж и трудность; но и о лексиконе, полном и довольном, кой в вас еще больше силы потребует, нежели в баснословном Сизифе превеликий оный камень, который он на высокую гору один токмо хотя вскатить, с самого, почитай, верха на низ его не хотя опускает; но и о реторике и стихотворной науке, а сие все безмерно утрудить вас может.
Чувствуя сие толь тяжкое бремя и видя в собрании нашем толь малое нас число, сомневаюсь, отпустите моему малодушию, чтоб нами одними толикое дело могло получить верх совершенства. Впредь, твердо надеюсь, когда малый, узкий и мелкий наш поток, наполнився посторонними струями, возрастет в превеликую пространную и глубокую реку, то есть когда число наше искусными людьми умножится и прибавится, тогда можно будет благополучного сему ожидать совершения и вновь к старому приумножения. Довольно с нас ныне и сея единыя славы, что мы начинаем, что начинаем под надзрением нынешнего главного нашего командира, что, наконец, начинаем в государствование великия и несравненныя самодержицы нашея Анны, Матери Отечества, и которая ныне есть чудо и удивление всему свету.
Поистине, господа, действия и добродетели увенчанныя сея героини толь велики, как всему земному кругу известно, что ни самый совершенно исполненный язык речей в себе равных, дабы описать оные, изобресть не может. Что ж наш? И наш, который не токмо не исполнен, но еще поныне и дополняем быть не начат? Сего точно ради ныне должность сия вам поручается, дабы, поскольку возможно, в совершенство приводить наш язык и чрез то б иметь хотя малое средствие к прославлению дел и добродетелей государыни нашея.
Не сомневаюсь, чтоб, украшая наш язык, не потщались вы описать в известие будущему роду, коль есть премудра наша императрица, коль храбра, щедра и правосудна, коль любезна в мире, страшна в приуготовлениях воинственных, глубока в рассуждениях, непроницаема в намерениях, неутруждаема в исполнении своих предприятий, небоязлива в противных приключениях, великодушна в победах, великолепна и преславна в торжествах, но чтоб и украшенным могли мы описать, коль есть она милостива, о сем не токмо сомневаюсь, но еще и отчаиваюсь. Найдите мне, прошу, такого государя, который бы во время самого сражения пленных воинов содержал как посланников; неприятелей, недобровольно покорившихся, — как другов, и который бы подданных своих любил и жаловал, как детей! А наша государыня императрица так поступила с французами, так поступает с депутатами гданскими, так жалует и снабдевает нас, своих подданных, не требуя с нас за целую половину года должных себе податей, состоящих не в нескольких тысячах, но во многих миллионах. Поистине, толико сие потомкам будет невероятно, колико есть праведно: достовернейшая сия истина такова вменится, каковы преукрашенные слогом басни древних и новых пиитов нам быть кажутся. Что ж до нынешнего времени, кто о сем сомневается? Кому сие невероятно и неизвестно из нас мнится? Слух есть, кто не слышит громогласных проповеданий во всей России от всех чинов, на всяком месте о крайней самодержицы нашея милости; слеп есть, кто не видит повсюду текущего, неудопонятного потомкам щедрот ея источника; окаменей есть, кто не чувствует сердцем матернего ея ко всем милосердия; а продерзостен и безумен есть, кто, высоко мысля о себе, описать милости, щедроты и ея милосердия всю великость вознамерится. Всех бы разве витийствующих довольно к тому было добровещание; а единого человека всякое скудно, убого и недостаточно есть красноречие. Того ради не льститесь, господа, чтоб и все вы совокупно, как в малом находящиеся числе, могли когда изъяснить по достоинству, хотя б ваша и самая совершенная была словесность, милость правосудную и правосудие милостивое монархини нашея Анны: безмерность ея щедрот все глубочайшие умы в свете превосходит. Итак, оставим милосердие ея, чтоб продолжало свое течение, возблагодарим токмо всеблагому Богу, что милостиво свое подобие, императрицу Анну, даровал нам здесь, да здраво, благополучно и долговременно та царствует над нами.
Где ж я и слово мое? Извините меня, господа, что толь далеко отступил я в сей моей речи от намеренного предложения: истинно, всегда в живое прихожу чувство, сколько крат ни размышляю о неизмеримой и никогда достойно прославляемой милости, которую государыня наша имеет. Не знаю, благодарность ли моего сердца (ибо и я, господа, довольно оною, кто б поверил? насладился) к тому меня приводит, или чудное ея величие уму моему есть ужасно и дивно. Но к намеренной возвращаюсь речи.
Не забыл я, господа, что оставил вас при великих трудностях полагаемого на нас дела. Бесспорно, сия трудность есть превелика, однако она не из таких, чтоб не возмогла быть преодоленна. Всегдашнее тщание, непрестанное размышление, неусыпный труд и на презыблющемся океане строит городы, и на превысокие горы взводит реки, и в преглубоких безднах достает Маргариты. Знаю, что трудно будет начало, но своя есть честь и начатию. Ведаю, что скучно будет продолжение, но и с тем громкая сопряжена слава. А из полезного окончания коликая похвала, ко-ликие благодарения и коликие прославления произойти могут, кто сего не предусматривает и кто сего уразуметь не может? Одно б разве сие токмо отвратить от предприятия нас могло, что не надеемся мы быть счастливы в окончании и что другим сей преславный жребий готовится, а не нам, предприявшим. Правда. Но, господа, для себя ль единыя пчела сладкий мед собирает, а и не для нас? Для себя ль единого соболь драгоценную носит одежду, а и не для нас? Не для себя и прекрасные цветы благовонны, но для нас. На что нам завидовать счастию и славе других в окончании, когда довольно всего того с нас будет в начатии и в продолжении. Но хотя нас и устрашают трудности, однако начнем, а по начатии нечто из того произойдет, по крайней мере побуждение других к подобному делу, не начиная ж ничего, ничего и не будет. Сверх того, первые ль мы в Европе, которым сие не токмо трудно, но, почитай, и весьма неприступно быть кажется? Были, были такие, которые, не боясь того, но смотря на будущую из сего пользу, начали, продолжали, и некоторые с похвалою окончали. Например, не нетрудно было в самом начале Флорентийской академии старание приложить о чистоте своего языка? Приложила. Не нестрашно было, мню, предприять также и Французской академии, чтоб совершеннейшим учинить свойство там употребляемого диалекта? Предприяла. Невозможно, чаю, сперва казалось Лейпцигскому содружеству подражать толь благоуспешно вышереченным оным академиям, коль те, начавши, окончали счастливо; подражает и подражало благополучно.
Нас, господа, что могло б не допустить к начатию толь полезного и толь нужного дела? Не помышляете ль вы, что наш язык не в состоянии быть украшаем? Нет, нет, господа, извольте отложить толь неосновательное мнение. Посмотрите от Петра Великого лет, обратившись на многие прошедшие годы, то, размысливши, увидите ясно, что совершеннейший стал в Петровы лета язык, нежели в бывшие прежде. А от Петровых лет толь от часу приятнейшим во многих писателях становится оный, что нимало не сомневаюсь, чтоб достославныя Анны в лета к совершенной не пришел своей высоте и красоте.
Украсит его в нас двор ея величества, в слове учтивейший и великолепнейший богатством и сиянием. Научат нас искусно им говорить и писать благоразумнейшие ея министры и премудрые священноначальники, из которых многие, вам и мне известные, у нас таковы, что нам за господствующее правило можно б их взять было в грамматику, и за краснейший пример — в реторику. Научит нас и знатнейшее и искуснейшее благородных сословие. Утвердят оный нам и собственное о нем рассуждение, и восприятое употребление от всех разумных: не может общее, красное и пи-шемое обыкновение не на разуме быть основано, хотя коль ни твердится употребление без точныя идеи об употреблении. Сие положив, не великий ли приступ, не великая ль удобность к начатию грамматики? Что ж еще страшит нас? Реторика? Помогут нам в ней премногие творцы греческие и римские, а наипаче хитрый и сладкий в слове Марк Туллий Цицерон. 1 шмогут французские Балзаки, Костарды, Патрю и прочие бесчисленные. 1 шмогут многие преславные писатели немецкие, а особливо здесь его превосходительство главный наш командир, которого в сем каково есть искусство, уже объявилось ученому свету некоторым его словом и речию, которую он говорил в здешней Императорской Академии наук к господам профессорам. Из основательныя грамматики и красныя реторики нетрудно произойти восхищающему сердце и разум слову пиитическому, разве только одно сложение стихов неправильностию своею утрудить вас может, но и то, господа, преодолеть возможно и привесть в порядок: способов не нет; некоторые ж и я имею. Вся трудность состоит в лексиконе.
Не противлюсь вам, великое и трудное дело есть лексикон, и лексикон такой, какому быть ему надлежит, а именно, полному и совершенному. Однако не сие есть свойство лексикона, как повествуется об истинном или и ложном, лучше, Фениксе, что б единожды в пятьсот лет был созерцаем; тысяща есть издавна разных лексиконов, и на многих языках. Сие самое доказывает непреоборимо, что и лексикон не выше сил человеческих; а сего здесь и довольно. Излишно б упомянул я о переводе: некоторые и из вас самих, и не без похвалы, пускают и пустили в свет свои переводы. Того ради хотя и труден перевод, но бывает и производится; хотя он и скучен, но к окончанию своему приходит. Труд, господа, труд прилежный все пре-побеждает!
Ясно есть, что и трудность в нашей должности не толь есть трудна, чтоб побеждена быть не возмогла. Одно тщание, одна ревность, одна неусыпность от нас требуется. Можно ж дать и способ, чрез который тщание, ревность и неусыпность непреминуемо иметь мы будем. Верьте мне, когда о труде памятовать не станем, когда хвалы, славы и общия пользы желать станем, когда не для того будем жить, чтоб не трудиться, но ради сего станем трудиться, дабы и по смерти не умереть, тогда нечувствительно привыкнем и пристрастимся к тщанию, ревности и неусыпности.
Впрочем, господа, хотя и кажется мне, что я несколько доказал пользу, славу и препобеждаемую трудность в новой сей нашей должности, но, всеконечно, не знаю, приличным и свойственным ли словом сие я исполнил. Того ради для начатия вашего первого опыта самую сию речь, на сих листках написанную, в ваше отдаю рассмотрение, прося, да соблаговолите в ней неправильное исправить, недостаточное наполнить, непринадлежащее надлежащим украсить, лишнее вон вынять, и сим образом из несладкия сделать ее хотя несколько пошлою и приятною.
ВАРИАНТЫ И РЕДАКЦИИ
правитьРукопись первой редакции речи (опубл.: Речь, которую в Санктпетер-бургской имп. Академии наук к членам Российского собрания <…> говорил Василий Тредиаковский… СПб., печ. при Имп. Акад. наук, 1735) не сохранилась. Ниже приводятся варианты по HP (л. 128—136) и по указанному изданию (1735).
Заглавие в HP: Речь, которую в Санкт-Петербургской Императорской Академии наук к членам бывшего Российского соЙрания во время перваго их заседания марта 14 дня 1735 года о чистоте российского языка го-ворил,В. Т. Слово бывшего вписано сверху.
1 великия / 1735: величайшия
2, 18, 26, 37, 51, 75, 110, 118, 122, 125, 137, 155, 157, 181, 185, 196, 206 господа / 1735: мои господа
5 остроумный и мудрый / 1735: остроумный, искусный и мудрый
8 за нужное толь / 1735: За толь нуждное; по ныне / HP, 1735: доныне
9 высокородному / 1735: высокоблагородному
11—12 в мудрых мудрой, в ученых ученой, в достойных достойной особе / HP: в мудрых мудрому, в ученых ученому, в достойных достойному мужу / 1735: в мудрых мудрому, в ученых ученому, в славных славному мужу
12 слово / 1735: перо
17 почтить / 1735: ублажить
19 разумное / HP, 1735: мудрое; также / 1735: такожде
21 росской / HP, 1735: российской
22 мысленному зрению моему представляют / 1735: пред мои представляют очи
23 уже любезну, плодоносну, похвальну, хотя одним / 1735: уже ту любезну, прибыточну, честну, хотя единым
26—27 по коей / 1735: по которой
27 требуемо / 1735: требоваться
28 необыкновенна / 1735: необычна
28—29 с тупостью моего ума сходственна / 1735: тупости моего ума прилична
31 когда вам речь мою / 1735: в которое вам сию речь
33—34 содружества, которого токмо такой / 1735: сообщества, которого токмо таковый
35—36 Впрочем, что до разума / 1735: Однако с стороны разума
37 нахожусь / 1735: нахожуся
38 постараюсь / 1735: тщуся
39 велениям / HP: [нрзб.] / 1735: повелениям
40 отнюдь отречения / 1735: никакой отговорки
40—41 ни малого преслушания; ко всему, чего моя должность взыскивать с меня / 1735: никакого преслушания; ко всему, чего моя должность требовать от меня
42 да и всегда прилежна / 1735: и всегда прилежна
43—44 несколько меня достойным изобрящет вашего сообщества / 1735: достойным меня несколько быть вашего сообщества а найдет
46—47 трудясь, употреблю, что, и да будет благоуспешно, желаю / 1735: трудяся употреблю. Конец фразы отсутствует.
48 Великая потребность в сем деле! Однако, с другой стороны, коль / 1735: Однако сие коль
52 об одном / 1735: о едином
53 одно / 1735: едино
54—55 кои упражняетесь ныне / 1735: которые ныне трудитеся 56 основанной на том / 1735: основанной на оном.
56—57 коль много потребности, толь немалая и трудность / 1735: коль много есть нужды, толь много есть и трудности
57 лексиконе / 1735: дикционаре
58 кой в вас / HP: который в вас / 1735: который в имеющих трудиться вас
60 токмо / 1735: все
61 а сие все безмерно / 1735: что чрез меру 75 поистине / HP: [утверждаю] — поистине
79 Сего точно ради / 1735: И сего-то ради
80 поручается дабы / 1735: вручается чтоб
81 средствие / 1735: средство
84 будущему роду / 1735: будущим родам 86 воинственных / 1735: военных 88 приключениях / 1735: случаях
94 А наша государыня / 1735: А наша всемилостивейшая государыня
95 жалует и снабдевает / 1735: жалует и любит
96 не требуя / 1735: не спрашивая
97 поистине / 1735: Ей
98 праведно / 1735: истинно
99 достовернейшая сия истина / HP: достовернейшая сия правда / 1735: наивернейшая сия правда
100 пиитов; до нынешнего времени / 1735: пиит; до нынешних времен
101 невероятно и неизвестно / 1735: не достоверно
103 о крайней / 1735: о превеликой
104 неудопонятного потомкам / HP: неудопонятного [того] потомкам
108 Всех бы разве витийствующих / 1735: Всея бы разве вселенныя
109 красноречие / 1735: краснословие
110—111 совокупно, как в малом находящиеся числе, могли / 1735: совокупно, повторяю, могли
112 самая совершенная словесность / 1735: наисовершеннейшее витийство
120 крат / 1735: раз
121 прославляемой / 1735: могущей прославиться
123—124 чудное ея величие уму моему есть ужасно и дивно / 1735: чудная ея великость ум мой ужасает и удивляет
126 Бесспорно, сия трудность / 1735: Правда, что сия трудность
127 из таких / 1735: из таковых
128 презыблющемся океане / 1735: прежидком море достает Маргариты / 1735: находит перла
133—134 кто сего не предусматривает и кто сего уразуметь не может / 1735: кто сего не чувствует? Кто сего уразуметь не может?
136—137 а не нам, предприявшим. Правда. Но, господа / 1735: а не нам. Но, мои господа
142 и устрашают трудности / 1735: трудности и устрашают
142 а по начатии нечто из того произойдет / 1735: а начав быть имеет
143 побуждение других к подобному / 1735: поощрение другим к таковому
146 были такие; боясь / 1735: были таковые; бояся
148 приложить / 1735: возыметь
149 Приложила / 1735: Возымела
150 мню / 1735: думаю
151 там употребляемого диалекта / 1735: их диалекта
152 содружеству / 1735: сообществу
156 нужного дела; не помышляете; не в состоянии быть украшаем / 1735: подобного дела; не думаете; в состоянии не находится быть украшаем размысливши / 1735 : рассудив
160 бывшие прежде / 1735: в прежде его бывшие
162 достославныя / HP: великия
164—165 в слове учтивейший и великолепнейший богатством и сиянием / 1735: в слове наиучтивейший и богатством наивеликолепнейший
165—166 говорить и писать благоразумнейшие / 1735: говорить благоразумнейшие
166 премудрые / 1735: премудрейшие
168 краснейший / 1735: наикраснейший
169—170 благородных сословие / 1735: дворянство
171—173 от всех разумных: не может общее, красное и пишемое обыкновение не на разуме быть основано, хотя коль ни твердится употребление без точныя идеи об употреблении. Сие положив… / HP: от всех разумных: не может общее и [отменнейшее] обыкновение не на разуме быть основано. Сие положив… Вписано сверху: красное и пишемое… Вписано на левом поле: хотя коль ни твердится употребление без точныя идеи об употреблении. / 1735: от всех разумных. Сие положив…
174 удобность / 1735: способность
176 творцы греческие и римские / HP: греческие вписано сверху / 1735: творцы римские
180 некоторым его словом / HP: [погребательным] некоторым его словом / 1735: чрез погребательное его слово и чрез речь…
186, 187, 189, 191, 192 в лексиконе; лексикон; лексиконов / 1735: в дикционаре-дикционар; дикционаров
189-191 Однако не сие есть свойство лексикона, как повествуется об истинном, или и ложном, лучше, Фениксе, что ~ единожды в пятьсот лет был созерцаем; тысящи есть издавна разных лексиконов, и на многах языках. / HP: Однако [дерзаю вас спросить, видели ли вы когда какой лексикон на другом языке? Вижу, что никто из вас не может отрещись, знаю, что из оных многие случалось вам видать, и на не одном языке.] / 1735: Однако спрашиваю вас, видали ли вы когда дикционарий на каком языке?.. Вижу, что никто из вас не может отрещися, знаю, что из оных многие вы видывали и на многих языках.; тысящи есть издавна разных лексиконов [да и вы сами многие из них видели], и на многих языках.
193 Излишно б упомянул / 1735: Напрасно говорил
198 Ясно есть / 1735: Видите, мои господа
205 привыкнем и пристрастимся / 1735: пристрастимся
206 Впрочем / 1735: Напоследок
207 препобеждаемую / 1735: могущую победиться
208 сие я исполнил / 1735: сие я учинил
209 вашего первого опыта / 1735: оное я учинил
209-213 сию peчь на сих листках написанную; прося, да соблаговолите в ней ~ несколько пошлою и приятною / 1735: сию речь; прося, чтоб вы в ней неправильное исправили, недостаточное наполнили, неприличное приличным и надлежащим украсили, лишнее вон выняли.
КОММЕНТАРИИ
правитьПечатается по СП (т. 2, с. 5—19) с исправлениями по HP (л. 129—136).
Новая редакция слова, произнесенного Тредиаковским 14 марта 1735 г. и вышедшего затем отдельным изданием (СПб., 1735).
«Речь» — первое ораторское слово, произнесенное в Академии наук на русском языке, она открывает ряд русских академических слов.
Сведения о деятельности Российского собрания скудны и неточны. Ни в первой редакции «Речи», ни во второй Тредиаковский не употребляет название «Российское собрание». Не названо оно так и в распоряжении президента Академии наук И. А. Корфа от 14 марта 1735 г. о создании специальной конференции переводчиков: "Академии наук переводчикам сходиться в Академии наук два раза в неделю, а именно: в среду и субботу, поутру и после обеда, и иметь между собою конференцию, снося и прочитывая все, кто что перевел, и иметь тщание в исправлении российского языка в случающихся переводах. Чего ради в оных конференциях присутствовать секретарю Тредияковскому, адъюнкту Ададурову и ректору немецкого класса Швановичу (Мартину Шванвицу. — H. A.), a о тех конференциях журнал содержать Тоуберту (так!) и всегда в понедельники оный предлагать его превосходительству господину камергеру (президенту Корфу. — *Н. А.) (Материалы для истории императорской Академиии наук. СПб., 1888. Т. II. С. 633). Вскоре, по-видимому, конференция переводчиков стала называться Российским собранием, однако в немногочисленных документах Академии наук, связанных с ней, она чаще упоминается как собрание переводчиков. По-видимому, президент Корф, объединяя переводчиков в особое сообщество, не преследовал иной цели, как повысить уровень подготавливаемых внутри Академии наук переводов. Однако Тредиаковский, возможно и раньше подумывавший о желательности специальной организации для развития русской литературы и языка, преисполнился энтузиазмом в надежде превратить конференцию в собрание, сопоставимое по своему значению с Французской академией или Немецким обществом в Лейпциге. Себе же он отводил, судя по «Речи», ведущую в нем роль. Поставленные им перед членами Собрания задачи, сформулированы, очевидно, им самим, и трудно сказать, встретили ли они сочувствие слушателей. Собственной инициативой Тредиаковского была, по-видимому, и произнесенная в первом заседании конференции речь. Спустя полтора года Тредиаковский вполне оптимистично говорит о деятельности Собрания в «Письме некоего россиянина к своему другу, написанном по поводу нового российского стихосложения» (И октября 1736), не упоминая однако в нем о своей лидирующей роли (Стихотворения. С. 354—355). Возможно, что в начале своего существования Российское собрание и было деятельным, однако с отъездом Тредиаковского в годовой отпуск в феврале 1738 г. оно, видимо, стало распадаться. В отличие от Французской академии и Немецкого общества у Российского собрания не было ни устава, ни своего печатного органа, не велись, по-видимому, и протоколы его заседаний (сведений о журнале, упомянутом в указе, нет). Роль названных в указе обязательных членов Собрания была в Академии наук слишком скромной, чтобы оно обрело какое-нибудь заметное значение. Работа по составлению грамматики и словаря русского языка, о которой с пафосом говорит в «Речи» Тредиаковский, была начата в Академии до учреждения Российского собрания и находилась в очень малой от него зависимости. То же можно сказать и о реформе русского стихосложения, над которой как раз в это время Тредиаковский трудился. Плохая организация Собрания привела к тому, что оно само собой постепенно сошло на нет, и уже в 1740-е гг. о нем мало кто помнил. Однако сама потребность иметь в Академии наук гуманитарное отделение, которое бы ведало вопросами русского языка и русской культуры, осталась. Генетически с Российским собранием связано организованное при Академии наук в 1748 г. Историческое собрание, а затем открытая в 1783 г. Академия Российская.
Публикация «Речи», обращенной к членам давно забытого сообщества, должна была казаться в 1752 г. анахронизмом. Вместе с тем «Речь» напоминала о задачах создания словаря и грамматики, так и не решенных к 1752 г., о необходимости специальной гуманитарной организации в рамках Академии наук и о некогда ведущей роли Тредиаковского в становлении новой русской литературы и языка.
В новую редакцию «Речи» внесены несущественные изменения, касающиеся главным образом отдельных слов. Мнение, что исправления вносились в соответствие с изменением языковой позиции Тредиаковского, заключающейся во все большем предпочтении «славянщизны» русскому разговорному языку (см. примеры таких замен: Берков П. Н. Литературно-критические взгляды Тредиаковского // Стихотворения. С. 312—313), не вполне справедливо. Наряду с заменами русских слов церковно-славянскими во второй редакции немало и обратных замен, часть из них оказалась в выписках Беркова (например: всячески потщуся (1735) — всячески постараюсь (1752)). Правка Тредиаковского, скорее, отвечала требованиям сложившегося за эти годы высокого стиля.
С. 145. …главный в сей Императорской Академии командир… — Здесь и далее имеется в виду И. А. Корф, назначенный в августе 1734 г. президентом Академии наук, действительный камергер.
С. 146. …дополнение языка… — т. е. расширение словаря литературного языка, — задача, которую ставили перед собой Французская академия и Немецкое общество. В «Письме некоего россиянина к своему другу» Тредиаковский писал: «Все те, кои принадлежат к числу членов Собрания, в настоящее время трудятся над переводами различных книг, чтобы таким образом овладеть большим запасом слов и первым долгом подчинить фразеологию истинному духу языка» (пер. с фр. 3. В. Гуковской; Стихотворения. С. 355).
С. 146. …степенных старых и новых авторов… — т. е. выдающихся, первостепенных.
С. 147. …императрица так поступила с французами, так поступает с депутатами гданскими… — Обращение русского правительства с захваченными в плен французами и польской знатью покоренного летом 1734 г. города Гданьска отличалось предупредительностью, призванной продемонстрировать великодушие и цивилизованность русских. Еще в период осады Гданьска сдавшимся французам оказывался необычайный для пленных почет; известно, например, о приемах, устраиваемых для них фельдмаршалом Минихом. Особенное впечатление на общество произвело отношение к пленным французам в Петербурге. По свидетельству леди Рондо, с ними обращались здесь «очень обходительно, для поездок по городу им предоставлены дворцовые экипажи и им показывают все, что обычно показывают иностранцам», она же описала бал, устроенный в честь пленных французских офицеров (Рондо. Письма дамы, прожившей несколько лет в России, к ее приятельнице в Англию // Безвременье и временщики: воспоминания об эпохе дворцовых переворотов (1720—1760 гг.) / Подгот. текста, вступ. ст., коммент. Е. Анисимова. Л., 1991. С. 220). В числе достопримечательностей французские офицеры посетили и Петербургскую академию наук (см.: Санкт-Петербургские ведомости. 1734. № 79. 3 октября. С. 420), где с ними, вероятно, встретился Тредиаковский. «Гданские депутаты» — представители взятого русскими войсками города Гданьска, которые по условию мира прибыли в Санкт-Петербург и на торжественной аудиенции 29 сентября 1734 г. «именем города Данцига покорность принесли» (Санкт-Петербургские ведомости. 1734. № 78. 30 сентября. С. 411).
С. 147. …не требуя с нас за целую половину года должных себе податей, состоящих не в нескольких тысячах, но во многих миллионах. — В 1730 г. была сложена подушная подать за майскую треть, а в 1735 г. — за первую половину года, в сумме это составило 4 млн руб. (см.: Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1830. Т. IX. С. 904—905).
С. 148. …окаменей есть, кто не чувствует… — Парафразис стиха молитвы Иоанна Златоуста: «окамененное нечувствие»; ср.: «Слово о мудрости…», с. 317.
С. 148. …(…м я ~ оною ~ насладился)… — Имеется в виду прием Тредиаковского императрицей Анной Иоанновной 3 февраля 1732 г., на котором поэт был допущен к ее руке.
С. 148. Маргариты — жемчуг.
С. 149. …в самом начале Флорентийской академии старание приложить о чистоте своего языка? — Флорентийская академия (Académie délia Crusca — букв. Академия отрубей) была основана в 1582 г. с целью очищения итальянского языка.
С. 149. …Французской академии, чтоб совершеннейшим учинить свойство там употребляемого диалекта? — Французская академия, основанная в 1635 г. по образцу Флорентийской академии, ставила перед собой задачу очищения и усовершенствования французского языка.
С. 149. …Лейпцигскому содружеству подражать толь благоуспешно вышереченным оным академиям… — Немецкое общество в Лейпциге (Deutsche Gesellschaft in Leipzig) было реорганизовано в 1724 г. И. К. Готшедом (1700—1766) с целью направить его деятельность на исправление и очищение немецкого языка и поэзии. О Немецком обществе в Лейпциге Тредиаковский знал от Фр. Юнкера (см.: Алексеева. Русская ода. С. 96—97).
С. 149. …а наипаче хитрый и сладкий в слове Марк Туллий Цицерон. — Цицерон (106—43 до н. э.) — римский писатель, сочинения которого в европейской литературной традиции признавались высшим образцом прозаической речи.
С. 149. …французские Балзаки, Костарды, Патрю… — Бальзак (Balzac J.-L.-G. de, 1595—1654) — писатель, член Французской академии, признанный стилист, автор «Писем» («Lettres», 1658), повлиявших на французскую прозу. Костар (Costar Р., 1603—1660) — друг Бальзака, писатель; его «Слово в защиту сочинений месье де Вуатюра» («Défense des ouvrages de M. De Voiture», 1653) служило в свое время образцом литературной критики. Патрю (Patru О., 1604—1681) — известный оратор своего времени. Тредиаковский называет выдающихся в период создания Французской академии авторов в трех ведущих направлениях литературного творчества: прозы, критики и ораторского искусства, — повторяя устойчивое о них мнение.
С. 149. …преславные немецкие… — Вероятно, прежде всего имеются в виду Готшед и его товарищи, среди которых был и Юнкер.
С. 149—150. …главный наш командир ~ словом и речию, которую он говорил в здешней Императорской Академии наук к господам профессорам. — 24 апреля 1733 г. И. А. Корф произнес надгробное слово Карлу Бирону, отцу герцога: «Lob- und Andankungs-Rede bey dem Grabe des Hochwohlgeborenen Herrn, Herrn Carl Biron…» (SPb., 1733); 11 ноября 1734 г. вскоре после своего назначения президентом И. А. Корф произнес «изрядную и витийственную речь к обретающемуся в конференцной палате собранию» (Протоколы Академии наук; цит. по: Пекарский П. История имп. Академии наук. СПб., 1872. Т. 1. С. 521). По словам П. П. Пекарского, Корф был литературно одарен, и его письма и речи ценились в кругу петербургских академиков (там же).
С. 150. …одно сложение стихов неправильностию своею утрудить вас может ~ способов не нет; некоторые ж и я имею. — Тредиаковский намекает на реформу стихосложения, над которой он работал начиная с весны--лета 1734 г и которую в период произнесения речи излагал в «Новом и кратком способе к сложению российских стихов», вышедшем осенью 1735 г.
С. 150. …пошлою… — т. е. обыкновенной, привычной.