Словесность и Франція лишились великаго Поэта, Оратора, Критика. Лагарпъ двадцати-пяти лѣтъ доказалъ первымъ своимъ драматическимъ опытомъ, что онъ есть достойный ученикъ Геніевъ французской сцены. Наслѣдство ихъ славы не умалилось въ рукахъ его: онъ съ вѣрностію сохранилъ для насъ ихъ образцы и правила; хвалилъ мужей, великихъ краснорѣчіемъ и Поэзіею: ихъ духъ и языкъ украшали всегда его творенія. Именемъ сихъ Геніевъ онъ до послѣдней минуты своей вооружался противъ ложныхъ мнѣній въ Словесности, и вся жизнь его была торжествомъ истинныхъ правилъ. Но такая рѣшительная твердость, прославляя умъ, не могла ощастливить сердца. Признаюсь, что искренность его характера и строгое сужденіе не рѣдко удаляли отъ его имени и произведеній не только благоволеніе, но и справедливость. Лагарпъ принуждалъ уважать себя, когда другой на его мѣстѣ заслужилъ бы громкую, усердную хвалу. Часто вопль его, непріятелей заглушалъ славу его успѣховъ. Но сей гробъ обезоруживаетъ непріятелей: тутъ конецъ злобѣ; одна истина остается.
Наконецъ не будутъ оспоривать талантовъ Лагарпа. Всѣ друзья Словесности, сколь ни различны ихъ мнѣнія, участвуютъ въ нашей горести. Обстоятельства, въ которыхъ смерть постигла его, умножаютъ сію горесть. Онъ былъ въ тѣхъ лѣтахъ, въ которыя мысль еще не теряетъ силы своей, и талантъ его возвеличился въ другомъ родѣ идей, произведенныхъ въ немъ чрезвычайными явленіями послѣдняго десятилѣтія. Лагарпъ не успѣлъ окончить нѣкоторыхъ твореніи, отъ которыхъ ждалъ онъ вѣрнѣйшей для него славы въ потомствѣ. Хладѣющія руки его съ трудомъ отстали отъ послѣдняго монумента великихъ дарованій. Тѣ, которые знаютъ нѣкоторыя части сего творенія, признаются, что вдохновенія Религіи возвысили блескъ, силу и характеръ Поэта.
Извѣстно, что онъ съ великимъ усердіемъ принялъ сіи утѣшительныя мнѣнія, на которыхъ основывается вся система общества. Они не только обогатили мысли и слогъ его новыми красотами, но и были отрадою послѣднихъ его страданій. Богъ, Которому Фенелонъ и Расинъ покланялись, утѣшилъ на одрѣ смертномъ ихъ краснорѣчиваго хвалителя и наслѣдника ихъ искусства. Друзья, видѣвшіе Лагарпа въ тѣ минуты, когда человѣкъ перестаетъ лицемѣрить, знаютъ сколь истинна была вѣра, и сколь добра душа его, не смотря на клевету и злословіе. Уже сердце его, оскорбленное несправедливостями, наконецъ успокоилось. Уже мы готовились принять его во святилище вкуса, котораго онъ былъ вѣрнѣйшею опорою. Самъ Лагарпъ радовался сему новому союзу; но смерть обманула нашу и его пріятную надежду. По крайней мѣрѣ да хранятся во вѣки преданія великихъ образцевъ, изъясненныхъ имъ съ такимъ краснорѣчивымъ остроуміемъ! Образуя хорошихъ Писателей, достойныхъ замѣнить его, да озарятъ они новымъ блескомъ сію французскую Академію, прославленную столь многими именами въ теченіе ста пятидесяти лѣтъ, и возобновленную великимъ человѣкомъ, гораздо славнѣйшимъ ея перваго основателя!
Фонтан Л.Ж.П. Речь, произнесенная Фонтаном на погребении Лагарпа: [Из «Moniteur Universel». N 147] / [Пер. Н. М. Карамзина] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч. 8, N 6. — С. 143-145.