Речи бунтовщика (Кропоткин)/Глава 1. Общее положение дел

Речи бунтовщика — Глава 1. Общее положение дел
автор Пётр Алексеевич Кропоткин, переводчик неизвестен

Оригинал: французский. — Перевод созд.: 1883, опубл: франц. издание 1885, русское 1906.

Общее положение дел

Старый мир быстрыми шагами приближается к всемирной революции, т. е., к такому сотрясению, которое, вспыхнувши в одной стране, быстро распространится, как в 1848 году, на все соседние страны, и, разрушая самые основы теперешнего строя, даст новый источник, жизни одряхлевшему миру.

Чтобы подтвердить нашу мысль, мы могли бы указать на ученые труды по философии истории и сослаться, хотя бы на известного немецкого историка Гервинуса^[1], или на итальянского мыслителя Феррари^[2], которые, оба, изучивши историю нашего времени, приходили к заключению, что и Европа необходимо должна пережить большую революцию в конце девятнадцатого века. Но к чему это? Нам достаточно просто оглядеться вокруг себя, – вникнуть в то, что мы сами пережили за последние четверть века. И мы увидим, что два главных факта выдаются на сероватом, темном фоне общей картины современной жизни: с одной стороны, – пробуждение народов, а с другой, – полная несостоятельность правящих классов: нравственная, умственная и экономическая; их безнадежные, предсмертные усилия помешать народному пробуждению. В этом сущность всей современной истории.

* * *

В душной мастерской, в мрачном кабачке, в светёлке рабочего на чердаке и в темных подземных ходах рудника – везде идет пробуждение народных масс, везде вырабатывается новый мир. В этих темных массах крестьянского и рабочего люда, которых богатые люди одинаково презирают и боятся, но из которых всегда исходил толчок, вдохновлявший все великие преобразования – в этих темных массах идёт теперь горячее обсуждение великих вопросов общественного хозяйства и политического строя. Все вопросы, поставленные жизнью перед образованным миром, обсуждаются, пересуживаются среди рабочего люда, и на все эти вопросы он находит свои ответы, новые и верные, согласные с чувством народной справедливости. В своих темных лачугах и углах, люди безвестные и простые, не владеющие наукою, но богатые опытом, смело рассекают язвы современного общества. Новые стремления и надежды возникают среди них, вырабатываются новые понятия.

Бесконечное разнообразие можно подметить в этом народном обсуждении великих вопросов, завещанных нашему поколению. Их выражения – часто неточны, вопросы – часто поставлены неправильно, решения – разноречивы. Но среди этого бесконечного разнообразия мнений, две мысли начинают выдвигаться все яснее и яснее: во-первых, необходимость уничтожения личной собственности, или, вернее, личного захвата земли и орудий труда, и вместо этого, коммунизм; а во-вторых, уничтожение всесильного государства, чтобы дать развиться свободной общине, свободному договору и свободному об'единению рабочих всего мира. Два пути, одинаково ведущих к общей цели: Равенству; но конечно не к тому равенству, которое средним сословием написано на его знаменах, церквах и даже тюрьмах, чтобы лучше ослепить рабочего и, тем временем, закрепостить его, – а к истинному равенству, которое обеспечит всем и каждому право на землю, на труд и на орудия труда.

И сколько бы ни старались правящие классы заглушить эти стремления – их усилия пропадают бесплодно. Они сажают по тюрьмам апостолов нового мира, они жгут и истребляют их писания; они замучивают преследованиями лучших представителей новой мысли, а идея все-таки растет, проникает в умы, завладевает сердцами, подобно тому, как в былые времена, мечта о вольных землях на Востоке овладевала рабами, когда они бежали записываться в ряды крестоносцев.

По временам, идея, повидимому, дремлет. Когда ей мешают пробиться наружу, она сочится под землею; но и это длится недолго: скоро она снова выступает на свет, сильнее и бодрее чем прежде. Взгляните, в самом деле, на социализм во Франции – на его второе пробуждение в короткий период времени, с 1864-го года по 1879-й^[3]. Волна, одно время, казалось, упала, разбилась, исчезла, но вот она снова подымается, – выше, могучее и глубже. Так будет и в России. Казалось бы, идея социализма совсем заглохла у нас в настоящую минуту. Но не бойтесь за нее: скоро, очень скоро, она опять заблестит пышным расцветом, выйдет из своего временного сна и предстанет снова – вернее, шире, могучее, чем была раньше. Государственный социализм заменится анархическим, мирный социализм станет революционным.

И, как только где-нибудь в Европе или в Америке, будет сделана первая попытка осуществить в жизни социалистическую мысль, – подобные же попытки будут сделаны повсеместно, и социализм станет главным, все-поглощающим вопросом дня. Пусть только социалистам удастся провести в жизнь свои мысли, хоть в каком-нибудь городке земного шара, хоть на минуту, – и сознание своей силы немедленно даст пробужденным народам неодолимую, богатырскую силу.

Эта минута недалека. Все приближает ее: и нищета, заставляющая бедняка одуматься, и безработица, дающая рабочему возможность, оторваться от узкой обстановки своей, мастерской, выйти на свет и оглядеться на чудеса и безобразия богатой жизни, и, наконец, само бессилие правящих классов сделать что бы то ни было для уменьшения народной нищеты и народных страданий.

* * *

Бессилие правящих классов становится все поразительнее и очевиднее. В то время, как естественные науки возрождаются теперь, так же, как они возрождались в прошлом веке накануне великой французской революции, в то время, как смелые исследователи каждый день открывают человеку новые средства для борьбы с силами природы, – что делают буржуазные общественные науки? Они либо молчат, либо пережевывают по прежнему свои старые, изношенные теории. В области повседневной, практической жизни – тот же застой. По прежнему, наши правители толкуют нам об узком себялюбии, как главной основе жизни, о борьбе каждого человека против всех, и каждого народа против всех остальных, в то время как жизнь народов идет в совершенно другом направлении. По прежнему они проповедуют единение власти, сосредоточие власти, усиление власти в руках всесильного государства, тогда как жизнь все громче и громче требует полной свободы личности. На все требования народа они знают один ответ: «ждите и надейтесь!»

Они давно забыли все руководящие начала и – то бросаются в самое отчаянное преследование всех вольно-мыслящих людей, слепо подчиняясь самому безграничному своеволию верховной власти, и умоляя ее поддержать расшатанные основы старого строя; то снова берутся сами «расшатывать основы», надевают на себя личину свободы и ломают старое; а через несколько лет они опять преклоняются перед верховною властью, рабски умоляя ее, чтобы она усмирила расходившиеся народные волны. В промышленности они бросаются, сегодня – в свободную торговлю, а завтра – в самое свирепое запрещение всякой свободной торговли. От самого подлого ханжества они переходят к безбожию, и из безбожия обратно впадают в ханжество.

Вечно боясь, вечно дрожа за свое богатство, вечно оглядываясь назад и не смея взглянуть вперед, они оказываются решительно неспособными внести в народную жизнь что бы то ни было прочное и полезное. Если они и соглашаются на какую нибудь уступку, то в это самое время они уже думают о том, как бы обратить уступку в ничто, как бы уберечь себе возможность, немного погодя, опять вернуться к старине. Взгляните на крепостное право. Давно-ли наши образованные люди громили его? Давно-ли они распинались на всех перекрестках за права мужика? – Нынче они славят Александра третьего за то, что он усердно старается вернуть крестьянина в крепость к обедневшему барину.

И то же самое происходит в конституционной Англии, во Французской республиканской монархии, в федеративной республике Соединенных Штатов. Много жалких слов об участи «меньшого брата», а потом – штыки и картечь, и самый отчаянный поворот назад, как только меньшей брат начнет пробуждаться и попытается разорвать свои цепи.

* * *

Они обещались, эти управители, что обеспечат народу свободу труда – и, вместо того, обратили рабочего в раба мастерской, фабрики, хозяина и нарядчика. Они обещались так упорядочить промышленность, чтобы всем стало лучше, – и вместо того, они народили неслыханную нищету, обезземелили крестьян, раззорили целые миллионы ремесленников и бросили промышленность в непрерывно-следующие друг за другом коммерческие потрясения. Они обещали дать народу образование-и распорядились так, что мальчику и девочке некогда учиться, так как с десяти лет рабочий ребенок должен прирабатывать себе на жизнь. Они обещали политическую свободу – и вместо того, влачат Европу от одной реакции к другой. Они обещали мир – и вместо мира, дали войну, – войну постоянную, которой и конца не видно. Они обманули нас во всех своих обещаниях.

* * *

Но народ не может долее выносить такого положения. Он спрашивает себя. – Что же могут нам дать эти управители из высшего сословия? – И вот что он видит.

Промышленные кризисы, т. е. временный застой промышленности, который прежде случался изредка, теперь стал постоянною болезнью Европы. За застоем в железной промышленности идет застой в ткацком деле, за ним – в часовом, за ним – в корабельном, и так далее без конца.

В настоящую минуту в Западной Европе насчитывается не менее шести-семи миллионов рабочих без работы. Десятки тысяч людей ходят из города в город, пробиваясь милостынею и выпрашивая себе работы. В итальянских городах народ восстает с криком: либо работы, либо хлеба! Подобно тому, как в 1787 году, за два года до большой революции, французские крестьяне бродили толпами по дорогам, не находя нигде клочка земли, на котором им позволили бы ростить хлеб, – так точно и теперь фабричные рабочие скитаются из города в город, не находя нигде места, где бы им позволили поработать бы прокормиться.

Целые крупные отрасли промышленности заброшены. Целые большие города по временам пустеют. Так Шефильд пустел в 1879 году, так полсотни больших железных заводов средней Англии стоят за последние восемь лет без работы; так большие города Шотландии, прежде жившие сахарным или джутовым производством, ныне доведены до разорения. В 1886 году, целые сотни тысяч рабочих оставались без работы в Лондоне, и целый день с улицы роскошной столицы неслись надрывающие душу стоны «милосердной», которою толпы голодных рабочих вымаливали кусок хлеба под окнами у других таких же бедняков; в, богатые кварталы их и не пускали.

Нищета в Англии – особенно в Англии, где так называемые «экономисты» имели возможность прилагать на широкую ногу свои учения; голод в Альзасе, голод в Испании, в Италии. Безработица везде, а с безработицею – нужда и часто нищета; бледные, изнуренные дети, жены, состарившиеся на пять лет за одну зиму; и болезни, широкими размахами косящие в рядах рабочего люда. Вот до чего довели они нас, эти правители, взявшие на себя устройство промышленности! ^[4].

И они еще смеют об'яснять это ужасное положение дел избытком производства! Избыток производства – когда в стране угольных коней, Англии, среди гор угля, нагроможденных вокруг заводов, целые миллионы народа не могут затопить печи среди холодной зимы! Когда ткач, который за год наткет целые версты ситца, вынужден водить своих детей в лохмотьях? Когда каменьщик, строющий дворцы, сам живет в вонючем угле, а швея, наряжающая кукол в ,волшебные платья, вынуждена в трескучий мороз покрываться дырявым платком?

И это называют они благоустройством хозяйственного быта страны? Скорее можно было бы подумать, что богачи просто вступили в стачку, чтобы голодом довести рабочего до рабской покорности!

* * *

Одним словом, хозяйственный строй Европы доведен до полнейшей безурядицы. Но эта безурядица не может длиться долее. Народу опостылело переживать эти кризисы, вызванные жадностью и тупоумием хозяев. Народ готов работать: но не для того, чтобы терпеть нужду и голод, в перемежку с короткими промежутками сравнительно-меньшей нищеты. Ему опостылело вечно жить в бедности, когда он чувствует и видит, какие он создаёт богатства.

И вот рабочие западной Европы начинают понимать полнейшую неспособность – не только государства, не только королей и парламентов, но всех правящих, богатых и образованных сословий вообще. Они видят их неспособность понять народные нужды, их неспособность управлять промышленностью, их неспособность обеспечить рабочему благосостояние, в уплату за его тяжелыи труд.

И они начинают требовать полного низвержения этого – правящего среднего сословия; они стремятся сами захватить в свои руки свои собственные дела, как только к тому представится удобная минута.

И эта минута быстро приближается. Безурядица в промышленности и повсеместное разложение государств делают скорое ее наступление неизбежным.

---

1. «Введение к истории девятнадцатого века»
2. «Основы Государства»
3. 1864-й год был годом основания Международного Союза Рабочих. После разгрома Коммуны рабочее движение заглохло во Франции. В 1878-м году оно снова начало пробуждаться.
4. Эти строки были впервые написаны в 1879 году, и они остались верны вплоть до 1887 года. Целых восемь лет длился этот ужасный, кризис. Затем дела стояли немного лучше. Голодающих стало меньше. Но, не надолго. – Местные кризисы, в отдельных странах продолжались и каждый раз бросали в нищету сотни тысяч и миллионы людей.