Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 2. Письма ко всем: Обращения к народу 1905—1908. М., 2011. С. 509—512.
От веры, от учения Господня
Вы отделили жизнь,
И в ней никто христианином
Быть уж не берётся.
Г. Ибсен «Бранд»
Религия и жизнь — два начала, которые по самой природе своей стихийно стремятся одно к другому: религия без жизни — мёртвая религия; жизнь без религии — мёртвая жизнь. Подлинная правда Христова только там, где религия и жизнь соединяются вместе.
Зло мира всегда с величайшим напряжением стремилось разорвать связь этих двух великих начал, положить между ними бездонную пропасть, разжечь непримиримую вражду. Ибо религия и жизнь, слившиеся друг с другом, непобедимы для зла. Для того чтобы победить жизнь, необходимо оторвать от неё религию. Для того чтобы победить религию, необходимо оторвать от неё жизнь.
Вот почему история мира, в конце концов, есть история слияния религии и жизни, или точнее, стремления к этому слиянию. То близко-близко подходя своею жизнью к религии, то безнадёжно от неё отрываясь, человечество изведало все ужасы разрыва религии и жизни. В эпохи великих религиозных движений религия и жизнь со стихийною силой стремились друг к другу, в эпохи упадка снова разверзалась пропасть, и снова задыхалось человечество без религии, а религия гасла, не питаемая жизнью, как огонь без воздуха.
Ни в ком так цельно, так абсолютно не соединялась религия и жизнь, как в личности Богочеловека. Христос был живым свидетельством против злых сил, разрывавших религию и жизнь. Зло для торжества своего должно было разделить религию и жизнь в самом Иисусе Христе, а это значило разделить в Нём естество Божеское и человеческое.
И действительно, религиозное сознание первых веков христианства искушается страшными искушениями, которые достигают своего высшего напряжения в ересях Ария, Евтихия, Нестория и др.
Но борьба против истины, лицом к лицу, оказалась для зла не под силу. Слишком сильна была религиозная жизнь, чтобы можно было извратить религиозное сознание даже такими соблазнительными своей «очевидностью» истинами, как арианство со всеми его разновидностями.
В эпоху первых веков христианства религиозная жизнь горела ярким пророческим пламенем; в эпоху, когда учение Христа выливалось в форму догматов, она горела ровным ярким светом. Вот почему у Церкви хватило сил сказать своё «неслиянно и неизменно, нераздельно и неразлучно» 1, и таким образом отбросить врага, который хотел отравить самый источник стихийного стремления религии и жизни к воссоединению, который хотел одним ударом рассечь их навсегда.
Истина восторжествовала: ереси в области догматической были отвергнуты.
Но зло не было уничтожено.
Оно ушло глубоко, под самые корни религиозной жизни, и там принялось за свою страшную работу, медленную, незаметную, но упорную и разрушительную.
Оно не смогло победить человеческое сознание — и стало отравлять человеческую волю. Оно не смогло разделить два естества в Христе догматически — и стало раздирать безжалостно и безбожно Того же Христа в жизни.
Ереси Евтихия и Нестория были побеждены, но не убиты. Долгие века подпочвенной работы сделали её могущественнее, чем когда бы то ни было. И наконец, в наше время она открыто и властно заявила о себе.
«Торжествующая ересь» наших дней уже не говорит, что в Христе два отдельных естества: Божеское и человеческое, — она говорит то же, но другими и ещё более страшными словами: религия — христианство, Евангелие — не могут теперь же осуществляться в жизни, это лишь идеал. Религия и жизнь несовместимы. Попытки совместить их — «максимализм», «гордость», «брандовщина». Жизнь — тварь, она не может слиться с религией — Христом! 2
«Торжествующая ересь» уже не пытается бороться с догматами. К чему? Когда догматы и так стали безжизненными словами и когда уже побеждена самая жизнь. Представители «торжествующей ереси» не стремятся разделить в Христе двух естеств потому, что они «от веры от учения Господня отделили жизнь, и в ней никто христианином быть уж не берётся».
Наша задача — задача всей жизни — бороться с этой страшной торжествующей ересью.
Мы сознаём, что борьба эта прежде всего должна быть индивидуальной, личной, у каждого в его душе. Религия и жизнь, Бог и человек должны слиться прежде всего в душе каждого из нас. В этой индивидуальной задаче у каждого свой индивидуальный путь. Одному необходимо идти в пустыню и там в уединении, в самоотречении, в созерцании — воскрешать в душе своей мечом страшной ереси рассечённого Христа; другому надо идти в мир, в самую гущу отравленной жизни. Одному монастырь, другому торжище.
Мы знаем, мы чувствуем всю сложность, всю бездонную глубину той пропасти, которую должен преодолеть каждый человек, всю тяжесть вины каждого и перед собой, и перед другими, — но всё же по мере сил своих будем служить делу Христову.
И деятельность Синода, поскольку она разрывает религию и жизнь; и современные архипастыри, вместо исполнения заповеди Христа быть всем слугою, не брать ни серебра, ни лишних одежд превратившиеся в светских «владык» на четвёрке лошадей; и священники, ставшие из «пастырей» чиновниками для ведения церковных книг и отправления по закону обязательных таинств; и миряне, вместо «членов Церкви» оказавшиеся в роли равнодушных наблюдателей и судей, — всё встретит в нас самое беспощадное обличение 3.
«Религия и жизнь» не может заменить собой проповеди в настоящем смысле этого слова. Никто из нас не чувствует права на эту проповедь.
Как литературное предприятие — оно имеет свои скромные цели. По мере сил своих, всюду, под какими бы покровами ни скрывалась торжествующая ересь, — вскрывать её настоящую природу; поскольку пережито и передумано нами самими — разрабатывать вопросы христианской общественности, т. е. вопросы, связанные с той областью, в которой глубже всего разделена религия и жизнь.
Мы будем стараться говорить только в меру своего действительного понимания, веры и чувства, мы не постыдимся прямо и открыто сказать, как мало ещё знаем сами. Но что знаем, что пережили, всеми силами своей души хотели бы передать и другим.
Пусть мы не имеем «власти» истинного проповедника, пусть сами мы далеко ещё не выбились из-под гнёта торжествующей ереси, пусть — тем с большим негодованием мы будем обличать её.
Жизнь, оторванная от религии, превращается в хаос, в ней нет даже того единства и правды, которая была в язычестве. Религия без жизни становится ханжеством, лицемерием, кощунством — и не имеет даже той красоты и силы, которая была в язычестве.
Мы мучительно чувствуем разлад жизни и религии и хотели бы только одного: передать эти муки всем, а тех, кто мучится так же, как и мы, — призываем к совместной работе Господней, к совместной борьбе с торжествующей ересью 4.
Ибо мы не хотим ни безжизненной религии, ни безрелигиозной жизни!
1 Цитируется догмат, утверждённый на IV Вселенском Соборе в борьбе с ересями Евтихия и Нестория.
2 Ср.: «Они назвали Его Богом и Его Книгу — Божественной. Эту книгу они облачили в дорогие одежды и положили на своих престолах… Но в глубине души своей они не верят этой Книге. Они между этой Книгой и своей жизнью воздвигли непроницаемую стену. Они думают — и это не они, а мы, — и мы думаем, что эта Книга — преувеличение, что в нашей жизни её заветов выполнить до конца нельзя. Надо сначала острие евангельского меча, этого страшного обоюдоострого меча, притупить, чтобы мы могли принять его» (Анатолий Жураковский, свящ. «Мы должны всё претерпеть ради Христа…» М., 2008. С. 229—230).
3 Ср.: «Лжепророки льстят преступлениям соотечественников, тем самым ещё дальше отгоняя от них всякое благо. А истинные пророки идут наперекор всякому беззаконию в народе. Принося добро, они публично обличают любой грех, стремясь вместить в душу народа благо, подаваемое Богом» (Николай Сербский, свт. О Боге и людях. М., 2006. С. 55).
4 Ср.: «Главная цель и есть — стереть мертвящие грани между „жизнью“ и „религией“, узнать ближе тех, кто рядом стоит в храме каждую Литургию, научиться говорить друг с другом, любить и видеть Христа — в другом. Это — прежде всего. Нельзя „спасаться“ в вакууме» (Солженицына Н. Д. Дневники изгнания. 1975—1993).