В. В. Розанов
правитьРелигиозно-философские собрания
правитьСобрание 2-го мая было XI и последним в текущем семестре и окончилось теплым и дружелюбным прощанием участников и гостей. Учредители и ближайшие его участники обратились к представителю в собраниях со стороны церкви, ректору С.-Петербургской духовной академии епископу Сергию, со следующим словом, прочитанным секретарем и вместе деятельнейшим членом собраний Е. А. Егоровым.
«Прерывая на летние месяцы религиозно-философские собрания, члены-учредители и вообще ближайшие деятели собраний не могут, повинуясь самому живому движению сердца, не обратиться к своему председателю, к вам, владыко, с чувством горячей благодарности. Душевные качества ваши почили на собраниях и определили счастливый и совершенно неожиданный успех их. На второе и первое, особенно на первое собрание, мы, интеллигенция, собирались с самым неясным настроением души и не знали, возможно ли и нужно ли будет собираться после двух — трех встреч представителей церкви и общества. Ожидалось недоумение, раздражение, непонимание; ожидалась даже злоба. Об этом переговаривалось в интимных кружках писателей и светского общества. Но уже после 2-го же заседания вся литературная часть собраний почувствовала, что дело установилось, что оно крепко, и что сами собою ни представители церкви, ни представители общества не разойдутся. Ваше преосвященство из груди своей извели прекрасную погоду и установили ее над собраниями, в которых все пошло весело, счастливо, радостно, успешно, при всей терпимости обсуждаемых тем. Вы научили всех, не словом, а примером, не искать своего, не убивать чужого, а радеть одной истине. Вы установили деликатность в отношении всех ко всем и терпимость к слову, какую напрасно было бы где-нибудь искать, кроме наших собраний. Как христианин и абсолютно в себе уверенный человек, вы показали, что никто не может так широко простереть крылья любви и свободы, как хранительница абсолютных истин, непоколебимая и вечная Церковь. Поистине, многие в интеллигенции увидели из вашего способа действий впервые блистание внутреннего света церковного. И еще недавние раздраженные чувства многих улеглись. Все расходятся ныне с большим миром в душе, чем с каким сошлись. Миротворная роль собраний бьет в глаза; а мы, спорщики, чувствуем это непосредственно в душах наших. Не иерарха-властелина показали вы нам в себе, а как бы мудреца первых времен христианства, терпеливо взявшего на себя бремя поздних недоумений и взаимного непонимания. Перед вашим лицом, под давлением вашего обращения должно было замереть самолюбие, и заиграли чистые умственные интересы. Все хотели больше слушать, чем говорить. Установилось внимание, и всякий поворот мысли у спорящих сторон следился всеми присутствовавшими с глубоким душевным напряжением. Благодаря вас за эти заслуги, мы предлагаем и всем присутствовавшим встать и выразить признательность епископу за ту высокую душу его, которую, выражаясь языком церкви, он дал нам в „снедь сладкую“ и растворил ею то горькое, а иногда и гневливое, с чем мы первоначально собрались сюда».
Выслушав эту речь, епископ Сергий в ответной речи отклонял ему приписанные заслуги и выразил свое отношение к собраниям. Затем от имени всех гостей-посетителей встал и поблагодарил учредителей собраний Юр. Ник. Милютин. Г. Скворцов предложил присутствовавшим попросить председателя, епископа Сергия, не отказаться передать глубокую признательность от имени всех участников и посетителей высокопреосвященному митрополиту Антонию, без высокого покровительства которого собрания не могли бы ни возникнуть, ни продолжаться. Все живо заволновались и усердно просили епископа Сергия передать владыке-митрополиту горячую от общего имени благодарность, тут же припомнив, что первое и еще малолюдное собрание было в покоях митрополита и там же, при его благоприятствовании, была установлена основная точка зрения на независимость прений и безопасность высказываемой мысли. Все это действительно и осуществилось, и трудно передать одушевление всех присутствовавших, которые воочию в течении 11 собраний имели случай убедиться в полной действительно нестесненности мысли и теперь издали несли свои благодарности высоким воззрениям первенствующего иерарха России, давшим всему этому осуществиться. Вслед за этим постоянный посетитель собраний В. П. Протейкинский предложил присутствующим попросить В. М. Скворцова передать аналогичную благодарность другому покровителю собраний, обер-прокурору Св. Синода К. П. Победоносцеву, без содействия которого также не могли бы установиться эти собрания. И это было принято присутствовавшими с живым чувством и многие благодарили самого г. Скворцова, между прочим и за то, что на собраниях ему пришлось не только отвлеченно, но и конкретно и лично услышать для себя много больного, тяжелого, упрекающего, и он принял это мужественно и философски, и сам совершенно вошел в дух собраний, став живым и искренним их участником. Можно сказать, что установление истинного воззрения на сектантство и на задачи миссии было одною из крупных заслуг собраний. «Сила сама превозмогает; а в содействии мер человеческих нуждается только бессилие» (т. е. не божие). Таков был итог трех собраний по вопросу о свободе совести.
Переходя к этим итогам, мы должны заметить, что в 11 были преемственно обсуждены доклады: 1) «Церковь и интеллигенция» В. А. Тернавцева, с приходившим сюда докладом Д. В. Философова: «Аскетический идеал в отношении к миру»; 2) «Об основном идеале церкви, о благодати и о священстве» В. В. Розанова; 3) «Толстой и русская церковь» и «Гоголь и отец Матвей» Мережковского; 4) «К характеристике общественных мнений по вопросу о свободе совести» кн. С. М. Волконского с приходившим сюда анонимным докладом, прочитанным от имени одной просвещенной женщины священником И. Ф. Альбовым. За исключением доклада кн. Волконского, все остальные, в сущности, имели одну тему: уловление истинного отношения христианства — церкви — духовенства к природе — культуре — человеку и о том, совпадает ли христианство с аскетизмом, и если да, то вечно ли и принципиально ли это, или это есть случай и отклонение. Невозможно в кратком resume передать бесчисленные разветвления мысли, так сказать, потоки света, которые бегут как от самой постановки этой темы, так и от малейшего поворота в ее решении. Главный недостаток прений, особенно чувствовавшийся интиллегенциею, заключался в неопределенности ответов, и добиться определенности и мотивированности — в этом был метод и воспитательная заслуга собраний. Мало-помалу в них вошла вся молодая половина С.-Петербургской духовной академии: профессор Д. И. Абрамович (история русской литературы), А. И. Бриллиантов (общая церковная история), А. В. Карташов (история русской церкви), П. М. Ласкеев (русская литература), П. И. Лепорский (догматическое богословие), П. П. Лебедев (философия), Н. К. Никольский (история и теория проповеди), Т. А. Налимов (патристика), А. П. Рождественский (Ветхий Завет), П. С. Смирнов (история раскола), И. П. Соколов (западные исповедания), B.В. Успенский (педагогика); затем помощники инспектора и библиотекари — г. Белявский, В. М. Верюжский, В. А. Мартинсон, И. И. Бриллиантов, А. П. Дьяконов. Из маститых представителей профессуры и вообще науки самое деятельное участие в собраниях принимали протопресвитер И. Л. Янышев и С. А. Соллертинский. От Петербургской духовной семинарии — ректор ее архимандрит Сергий и преподаватель догматического богословия И. П. Щербов. Собрания имели посетителями членов университета, Академии художеств и Военно-Медицинской академии: проф. Н. П. Кондакова, Вл. Ив. Ламанского, Ал. Ив. Лебедева, И. Е. Репина, А. И. Соболевского, художника Л. С. Бакста и А. Н. Бенуа, редакторов журналов В. П. Гайдебурова, C.П. Дягилева, В. С. Миролюбова, В. М. Скворцова, К. К. Случевского. Среди посетителей-гостей преобладали чиновники, военные, технических служб, моряки и врачи — обычно с их семьями. Ректор С.-Петерб. духовн. академии епископ Сергий нашел полезным ввести в собрание 10-15 лучших студентов вверенной ему академии. Собраниям было очень приятно увидеть у себя хотя и редкими посетителями временно приезжавших в Петербург священников-провинциалов: И. Ф. Егорова из Юрьева (Дерпта), преподавателя гимназии, и И. И. Филевского из Харькова, преподавателя коммерческого училища. Этот состав заставлял думать, что рассуждения, которым отдавали себя собрания, были разнообразны, серьезны и занимательны. В сущности, собрания не могли бы устроиться или существовали бы искусственно, если бы они возникли не из назревших вопросов, и притом таких, на которые интеллигенция привыкла давать одни ответы, а представители церкви — другие. Таким образом, пища для собраний была уже готова. Все главные участники собрались сюда с чрезвычайно разгоряченными и упорными мнениями, с доводами, в сущности, уже готовыми, с миросозерцанием установившимся; и прения поэтому и потекли пламенно и регулярно, что они вовсе не формировались на собраниях, а, так сказать, обтачивались взаимными столкновениями до совершенной точности, до готовности вылиться в формулу. Собственно, невозможно «вообще о религии» беседовать, «вообще о церкви», «вообще о христианстве»: можно беседовать о совершенно определенных на все это воззрениях. И без предварительного созревания этих мнений собрания бы не удались, но зато, раз созрели очень определенные и очень мучительные воззрения, появление собраний, их обсуждающих, стало историческою задачею и вопросом только времени и места. Вот эта историческая их подготовленность, наряду с замечательной удачей выбора представителей со стороны церкви, — как иерархических, так и ученых, и наконец священства, и обусловила все. Интеллигенция нашла полное понимание себя; а со своей стороны увидела в духовных лицах людей высокого характера, ума, полных терпимости, наконец, любви к человечеству и к своей родной русской земле. Собрания, по содержанию прений, можно сравнить с чрезвычайно одушевленными чтением множества новых книги с суждением по их поводу. Теплое прощание участников их 2-го мая, казалось, полно было нетерпеливого ожидания их осеннего возобновления.
Впервые опубликовано: Новое время. 1902. 5 мая. № 9398.