Некрасовский сборник.
Издательство Академии Наук СССР, М.-Л., 1956
Широко известно, что пародии, фельетоны, очерки, обзоры, критические заметки, подписанные псевдонимом «Новый поэт», принадлежат И. И. Панаеву. Новый поэт всегда безоговорочно отождествляется с Панаевым, без учета того факта, что под псевдонимом Нового поэта печатались и стихотворения Некрасова. На эти публикации смотрят едва ли не как на случайный результат недоразумения. Даже в специальной статье И. Г. Ямпольского «Литературная деятельность И. И. Панаева» лишь в сноске упоминается о двух пародиях Нового поэта, принадлежащих Некрасову. «Возможно, — пишет И. Г. Ямпольский, — что со временем обнаружатся и еще какие-нибудь пародии Нового поэта, автором которых является не Панаев».[1]
К. И. Чуковский во всех редактированных им собраниях сочинений Некрасова указывает, что стихотворения Некрасова «Они молчали оба», «В один трактир они оба ходили прилежно…» и «Мое разочарование» долгое время приписывались И. И. Панаеву и печатались в пятом томе «Полного собрания сочинений» Панаева, изданном в 1889 году.[2]
В 1889 году, когда вышел пятый том «Полного собрания сочинений» И. И. Панаева, ни самого Панаева, ни Некрасова давно уже не было в живых. Поэтому комментарий К. И. Чуковского создает впечатление, что произошла путаница, нередкая в посмертных собраниях сочинений, где произведения одного автора по ошибке приписываются другому. Но комментатор умалчивает о том, что и «Мое разочарование», и «Они молчали оба» перешли в «Полное собрание сочинений» Панаева из книги «Собрание стихотворений Нового поэта», изданной в 1855 году, т. е. в ту пору, когда Панаев и Некрасов были оба живы и тесно связаны между собой как соиздатели «Современника». Трудно себе представить, чтобы Панаев мог без разрешения Некрасова включить в собрание своих стихотворений стихи Некрасова. Если же это было сделано по взаимному согласию, — вопрос о псевдониме Нового поэта приобретает иной характер.
Умолчание о публикации некрасовских стихов в сборнике Нового поэта 1855 года тем более странно, что комментатор упоминает об этом сборнике в ином контексте, но в том же самом примечании к «Моему разочарованию», в котором атрибуция стихотворения Панаеву возведена прямо к изданию 1889 года.[3]
Нечетко говорится и о том, что ряд стихотворений Некрасова, не вошедших в «Собрание стихотворений Нового поэта», был напечатан в «Современнике» под маркой Нового поэта. В комментариях указывается, что то или другое произведение Некрасова появилось в фельетоне Нового поэта «без подписи», «с предисловием Нового поэта» и т. п. Значит ли это, что все эти произведения даны хотя и анонимно, но не от лица Нового поэта и лишь включены в его фельетон, или они прямо приписаны Новому поэту? Из комментариев установить это бывает трудно или совсем невозможно.
Поэтому следует рассмотреть с данной точки зрения все известные нам произведения Некрасова, опубликованные под псевдонимом Нового поэтам в составе произведений Нового поэта или вошедшие в «Собрание стихотворений Нового поэта». Мы перечислим их в порядке хронологической последовательности публикаций.
1. В № 4 «Современника» за 1847 год опубликовано семь стихотворений Нового поэта. Последнее из них — «В один трактир они оба ходили прилежно…». Введено оно следующими словами:
«Как-то я долго читал Гейне и вдруг написал престранную, пренепонятную для меня самого вещь… Вот она».[4]
Таким образом, стихотворение безоговорочно приписано Новому поэту и на этом основании включено в посмертное собрание сочинений Панаева. Что оно некрасовское, стало известно из подписанного автографа, найденного в бумагах Н. П. Огарева и опубликованного в 1902 году.
2. В № 5 «Современника» за 1851 год опубликована неподписанная рецензия на литературный сборник «Раут», изданный Н. В. Сушковым. В эту рецензию включено большое стихотворение «Мое разочарование», в качестве произведения Нового поэта, «вступившего в соперничество» с Каролиной Павловой. С подзаголовком «поэма» «Мое разочарование» вошло в «Собрание стихотворений Нового поэта» 1855 года. О том, что оно написано Некрасовым, стало известно в 1874 году, когда вышла последняя, шестая часть последнего прижизненного издания стихотворений Некрасова. В качестве «приложения» к этой части Некрасов поместил двенадцать стихотворений под названием «Юмористические стихотворения разных годов». В их число вошло и «Мое разочарование».
3. В № 8 «Современника» за 1851 год опубликована «Беседа журналиста с подписчиком». Она вошла в состав «Заметок Нового поэта о русской журналистике»; ей предшествует следующая тирада:
«Публика! журналы! журналисты! соперничество! подписчики! Взявшись писать о русской журналистике, в последнее время я так много думал обо всем этом, что в голове моей образовалась целая поэма, в которой должен отразиться характер современной нашей журналистики. Я дал моей поэме драматическую форму и теперь деятельно пишу ее. Вот первая „Беседа“ или первая часть моей драматической поэмы; надеюсь публика прочтет ее с любопытством и благодарностью: я думаю, еще ни один литератор так горячо не хлопотал об интересах публики, как хлопочу я в моей поэме. И дай бог, чтоб усилия мои принесли плод!».[5]
Таким образом, и это произведение приписано перу Нового поэта. Как и «Мое разочарование», оно включено Некрасовым в приложение к шестой части издания 1874 года («Юмористические стихотворения разных годов»), в сокращенном виде, под заглавием «Деловой разговор».
4—6. В том же цикле «Заметки Нового поэта о русской журналистике» в «Современнике» 1851 года, № 11, помещены три стихотворения Некрасова: «Родился я в губернии», «К ней» и «Великий человек». Они включены в довольно пространный рассказ о том, как к Новому поэту явился какой-то небритый господин в поношенном сюртуке, с умным, добрым и печальным лицом, и предложил ему купить несколько своих стихотворений, из которых Новый поэт усмотрел, что имеет дело с замечательным поэтом. Эти стихотворения Новый поэт и сообщает читателям. Перу Нового поэта они, таким образом, не приписываются.
Впоследствии Некрасов включил все три произведения в собрания своих стихотворений. «К ней» было напечатано в «Стихотворениях» Некрасова 1856 года под заглавием «Из Ларры» («В неведомой глуши, в деревне полудикой…»), отрывок «Великий человек» вошел в «Секрет», также напечатанный в издании 1856 года, «Родился я в губернии» под заглавием «Отрывок» включено в упомянутое выше приложение к изданию 1874 года («Юмористические стихотворения разных годов»).
7. В фельетон «Литературный маскарад накануне Нового (1852) года (Заметки Нового поэта)», напечатанный в январском номере «Современника» 1852 года, включено стихотворение «Новый год», вошедшее затем в «Стихотворения» Некрасова 1856 года. Никакой оговорки о том, что стихотворение не принадлежит автору фельетона, в фельетоне нет. Оно введено следующими словами:
«Затем Новый год начал раскланиваться публике. Все присутствующие приветствовали его восторженными рукоплесканиями и криками. Когда же эти крики смолкли, раздался невидимый хор:
Что новый год, то новых дум…» и т. д.1
1 «Современник», 1852, т. XXXI, № 1, отд. VI, стр. 172—173.
8. В январском номере «Современника» 1855 года, в фельетоне Нового поэта вновь помещено новогоднее стихотворение «Пробил час!.. Не скажу, чтоб с охотой…». Оно введено следующими словами:
"Теперь я обращаюсь ко всем, даже к моим литературным противникам, с следующим искренним словом:
"Произнесемте торжественно Pereat! всякой личной полемике в минуту нового года… Поднимемте наши бокалы за процветание русской литературы вообще и за процветание в ней честной, здравой и умной критики, в особенности! Вместе с этим новым годом
Да здравствует солнце! да здравствует разум! ..
«Новый год перед вами и говорит вам:
Пробил час!.. Не скажу, чтоб с охотой…» и т. д.1
1 «Современник», 1855, т. XLIX, № 1, отд. V, стр. 66.
Это стихотворение Некрасов не включал в собрания своих стихов. Принадлежность его Некрасову установил К. И. Чуковский, обнаруживший карандашный набросок одной его строфы среди черновых набросков к «Саше», на утраченном ныне листке, принадлежавшем А. Ф. Кони.
9. В «Собрание стихотворений Нового поэта» (1855) включено стихотворение «Они молчали оба… Грустно, грустно…». Стихотворение это извлечено из произведения под заглавием «Как опасно предаваться честолюбивым снам. Фарс совершенно неправдоподобный, в стихах, с примесью прозы. Соч. гг. Пружинина, Зубоскалова, Белопяткина и Ко». «Фарс» этот был напечатан в изданном Некрасовым в 1846 году сборнике «Первое апреля. Комический иллюстрированный альманах, составленный из рассказов в стихах и прозе, достопримечательных писем, куплетов, пародий, анекдотов и пуфов». Как установил К. И. Чуковский, «Как опасно предаваться честолюбивым снам» написано Некрасовым, Григоровичем и Достоевским. Попытки разграничить авторство Григоровича и Достоевского в прозаических частях «фарса» сделаны К. И. Чуковским[6] и мною;[7] в принадлежности же всей стиховой части Некрасову (псевдонимы которого — Пружинин и Белопяткин — даны в подзаголовке произведения) вряд ли могут быть какие-нибудь сомнения.
Итак, мы видим, что стихотворения Некрасова публиковались в качестве стихотворений Нового поэта (может быть, и специально писались для его фельетонов, как два новогодних стихотворения) и включались в «Собрание стихотворений Нового поэта». При этом принадлежность Некрасову тех стихотворений Нового поэта, которые Некрасов не включил впоследствии в собрание своих стихотворений, обнаружена в значительной мере случайно: по автографам Некрасова, по наличию других публикаций под псевдонимами Некрасова и т. п. Из этого естественно сделать два вывода:
1) что Панаев и Некрасов рассматривали псевдоним «Новый поэт» в какой-то степени как совместный, хотя Панаев всегда оставался распорядителем псевдонима, привлекавшим Некрасова к соавторству;
2) что вряд ли уже все произведения Некрасова выделены из наследия Нового поэта.
В частности, я хочу высказать предположение о принадлежности Некрасову еще одного стихотворения Нового поэта. Это стихотворение «Ревность». Оно, как и «Они молчали оба… Грустно, грустно…», первоначально было напечатано в альманахе «Первое апреля» и затем вошло в «Собрание стихотворений Нового поэта» 1855 года.
Из переписки, мемуаров и других материалов известно, что Некрасов привлек к участию в «Первом апреля» Григоровича, Достоевского, Кульчицкого; есть сомнительное сведение, что одна эпиграмма, помещенная в «Первом апреля», принадлежит Кронебергу. Но на то, чтобы в «Первом апреля» принимал участие Панаев, никаких указаний нет. Такой близости, при которой Панаеву было бы естественно принимать участие в любом издании Некрасова, в ту пору еще не было; она возникла после решения совместно издавать журнал. Сам Панаев в «Литературных воспоминаниях», говоря об издании Некрасовым «разных мелких литературных сборников, которые постоянно приносили ему небольшой барыш», пренебрежительно упоминает и о данном «мелком издании» и утверждает, что он «подшучивал над этим изданием» в разговоре с Некрасовым.[8] Панаев не оговаривается, и по тону его трудно предположить, чтобы он сам был сотрудником этого издания.
Тон Панаева понятен. «Первое апреля» было последним дешевеньким изданием Некрасова. Сомнительные анекдоты и остроты придавали ему вид несколько вульгарный. Характерно, что все произведения, вошедшие в этот альманах, напечатаны анонимно или под заведомыми комическими псевдонимами. В таком издании естественно было участвовать начинающим или бедным литераторам, но не богатому барину Панаеву, уже в течение десятилетия сотрудничавшему в лучших журналах и находившемуся в зените своей славы, автору «Актеона», от которого в таком восторге были Огарев и Кольцов, который Герцен называл «шедевром» и «мастерской повестью», автору «Литературной тли», которую Белинский считал лучшим современным сатирическим произведением, за исключением гоголевских.[9] Другое дело — участие в «Физиологии Петербурга», в «Петербургском сборнике». Эти издания Некрасова входили в «большую» литературу.
Весьма вероятно, что стихотворная часть «Первого апреля» вся заполнена одним Некрасовым, не имевшим необходимости привлекать в альманах других поэтов. Вспомним, что в этом карманном альманахе напечатаны (анонимно) некрасовские стихи «Перед дождем», «И скучно, и грустно!», «Ростовщик», «Пощечина», «Женщина, каких много». Из всех стихотворений альманаха Некрасов счел «Ревность» наиболее удачным, по крайней мере наиболее эффектным, так как именно этим стихотворением альманах открывается (после прозаического «Вступления», написанного Григоровичем).
С этой оценкой согласился и Белинский. В рецензии на «Первое апреля», шутливо причисляя «Ревность» к «серьезным стихотворениям», он заявил: «Лучшее из них называется „Ревность“. Выписываем его для восторга и удивления наших читателей». Белинский приводит стихотворение целиком и в заключение пишет: «Прочтя это стихотворение, кто не согласится, что сам г. Бенедиктов едва ли в состоянии возвыситься до такой образности и силы в выражении неистово-клокочущей и бешено-раздирающей грудь страсти».[10]
Именно на предположении, что все — по крайней мере все сколько-нибудь значительные — стихи из «Первого апреля» принадлежат Некрасову, основывается атрибуция Некрасову другого стихотворного выпада против романтизма в «Первом апреля» — стихотворения «Женщина, каких много», впоследствии не перепечатывавшегося. Без сомнения, и «Ревность» давно вошла бы в собрания сочинений Некрасова, если бы она не была включена в «Собрание стихотворений Нового поэта»; только на этом основании она не приписывается Некрасову, хотя заведомо известно, что в «Собрание стихотворений Нового поэта» входят стихи Некрасова, что единственная вещь, кроме «Ревности», вошедшая туда из «Первого апреля», несомненно, некрасовская, а между тем нет никаких данных и малоправдоподобно, чтобы в «Первом апреля» участвовал Панаев.
Художественные качества, вообще говоря, шаткое основание для атрибуции, но в данном случае надо учесть, что речь идет о двух поэтах, несоизмеримых по художественному уровню. Правда, среди произведений Нового поэта есть и слабые вещи Некрасова (как «В один трактир они оба ходили прилежно…»), но с подлинными творческими достижениями Некрасова-пародиста Панаев никак не мог соревноваться. Хотя по своим установкам, по кругу объектов своих пародий Панаев близок Некрасову и является предшественником замечательных пародистов, создателей «Козьмы Пруткова»,[11] тем не менее в пародиях самого Панаева мало остроты и соли; недаром они иногда и не воспринимаются как пародии, принимаются «всерьез». На один такой случай (пародия на Каролину Павлову, принятая за стихи самой Павловой) указывает И. Г. Ямпольский,[12] на другой случай указал еще сам Новый поэт в предисловии к собранию своих стихотворений:
«Эти пародии, печатавшиеся в периодических изданиях, были принимаемы впрочем некоторыми за серьезные произведения. На одну из таких пародий, начинающуюся стихом:
Густолиственных кленов аллея…
написана даже в Москве г. Дмитриевым прекрасная музыка…».1
1 Собрание стихотворений Нового поэта. СПб., 1855, стр. IX. Отмечу, что этот романс до сих пор бытует в репертуаре наших радиопередач.
Панаев пародирует темы, часто «перепевает» конкретные стихотворения, но не обладает даром показать в сатирическом виде творческий метод пародируемого автора, его манеру конструировать стихотворение, его лексику, интонации и даже его ритмику. Панаев — плохой версификатор. В его пародиях поражает несоблюдение строфики, внезапные, ничем не мотивированные смены и перебои ритмов, прямые неправильности в размерах (вроде семистопных ямбов и бесцезурных шестистопных; ср. стихотворение «Вчера, в пустом и длинном переулке…»), в чередовании рифм. Так, даже в стихотворениях, написанных александрийским стихом, требовавшим особой ритмической точности, безукоризненной «гармонии», Новый поэт, как правило, сбивается в чередовании мужских и женских двустиший («Сельская тишина», «Far-niente», «Воспоминания детства»), в то время как пародируемые им авторы строго соблюдали эти правила.
В предисловии к «Собранию стихотворений» Новый поэт уверяет, что «собрал все свои пародии… единственно для того, чтобы… подтвердить мысль…, что можно, не имея ни малейшего поэтического таланта, писать гладкие, звучные и громкие стихи…» (стр. IX). Но на самом деле его пародии по большей части негладки и незвучны. Вероятно, это связано с тем, что Панаев был прозаиком, а не поэтом, в качестве же поэта выступал лишь как пародист.
На фоне пародий Нового поэта «Ревность» резко выделяется блестящим умением схватывать слабые стороны пародируемого автора и давать в пародии сатирическую критику его творчества.
«Ревность», напечатанная в «Первом апреля» под псевдонимом «Владимир Бурнооков», является пародией на Владимира Бенедиктова и бьет по вычурности его поэзии, по гипертрофированной страстности и форсированному экстазу, по ложной сложности мысли и разветвленности фразы, по языку «исхищренному и кудреватому до неимоверности», метафорам «неправдоподобно смелым и бесчисленным».[13]
Приведем стихотворение, так как оно никогда не цитировалось в некрасовской литературе:
РЕВНОСТЬ
Есть мгновенья дум упорных,
Разрушительно-тлетворных,
Мрачных, буйных, адски-черных,
Сих — опасных как чума —
Расточительниц несчастья,
Вестниц зла, воровок счастья
И гасительниц ума!
Вот в неистовстве разбоя
В грудь вломились, яро воя —
Всё вверх дном! И целый ад
Там, где час тому назад
Ярким, радужным алмазом
Пламенел твой светоч — разум!
Где добро, любовь и мир
Пировали честный пир!
Ад сей… В ком из земнородных
От степей и нив бесплодных,
Сих отчаянных краев,
Полных хлада и снегов —
От Камчатки льдяно-реброй
До брегов отчизны доброй, —
В ком он бурно не кипел?
Кто его — страстей изъятый,
Бессердечием богатый —
Не восчествовать посмел?..
Ад сей… ревностью он кинут
В душу смертного. Раздвинут
Для него широкий путь
В человеческую грудь…
Он грядет с огнем и треском,
Он ласкательно язвит,
Всё иным кровавым блеском
Обольет — и превратит
Мир — в темницу, радость — в муку,
Счастье — в скорбь, веселье — в скуку,
Жизнь — в кладбище, слезы — в кровь,
В яд и ненависть — любовь!
Полон чувств огнепалящих,
Вопиющих и томящих,
Проживает человек
В страшный миг тот целый век!
Венчан тернием, не миртом
Молит смерти — смерть бы рай!
Но отчаяния спиртом
Налит череп через край…
Рай душе его смятенной —
Разрушать и проклинать,
И кинжалов всей вселенной
Мало ярость напитать!!
Л. Я. Гинзбург правильно отмечает в комментарии к стихотворению Бенедиктова «Тост», что именно это стихотворение использовано в «Ревности», автор которой «берет интонации и фразеологию „Тоста“, а тему подменяет любовной».[14] Действительно, тема и конкретный ход мыслей совсем иные, но тонко пародируются синтаксические обороты, интонации, лексический колорит, метафоры стихотворения Бенедиктова. Ср., например, интонации конца четвертого раздела стихотворения Некрасова со стихами из «Тоста»:
За присяжников искусства —
Вещих мучеников чувства,
Показавших на земле
Свет небес в юдольной мгле,
Бронзу в неге, мрамор в муках,
Ум в аккордах, сердце в звуках,
Бога в красках, мир в огне,
Жизнь и смерть — на полотне.
Конкретных словесных совпадений с «Тостом» в «Ревности» мало, и почти все они связаны с отзывом Белинского о «Тосте», — отзывом, которым, надо думать, и порождена пародия.
Стихотворение Бенедиктова «Тост» появилось в альманахе «Метеор», изданном в 1845 году. В пятом номере «Отечественных записок» 1845 года была напечатана рецензия Белинского на этот альманах, в основном посвященная «Тосту». Очевидно, и «Ревность» датируется 1845 годом; вспомним, что осенью 1845 года Некрасов уже интенсивно собирал материал для юмористического альманаха.
Выписывая из стихотворения Бенедиктова «лучшее», Белинский цитирует строфу:
Жизнь — сияй! Твой светоч — разум.
Да не меркнет под тобой
Свет сей, вставленный алмазом
В перстень вечности самой!
и комментирует: «Удивительно! Разум сперва является светочем жизни; потом уходит под жизнь и наконец делается алмазом и попадает в перстень вечности! Какая глубокая мысль — ничего не поймешь в ней!».
В «Ревности»:
…И целый ад
Там, где час тому назад
Ярким, радужным алмазом
Пламенел твой светоч — разум!
Далее Белинский приводит строфу:
Венчан лавром или миртом —
На подобие сих чаш
Буди налит череп наш
Соком дум и мысли спиртом!
и восклицает: «Браво, брависсимо! На подобие чаш налить черепа живых (физически) людей соком дум и спиртом мысли: какая счастливая, оригинальная мысль! Жаль только, что она будет в подрыв откупам и погребам».
К этой метафоре Белинский возвращается несколько раз и заканчивает рецензию словами:
«Жалеем, что не могли выписать этого дивного дифирамба вполне: в нем еще осталось столько соку дум и спирту мысли!.. Прав, тысячу раз прав г. Шевырев, доказавший, что до г. Бенедиктова в русской поэзии не было мысли, и что Державин, Крылов, Жуковский, Батюшков, Пушкин — поэты без мысли. Да, только с появления книжки стихотворений г. Бенедиктова русская поэзия преисполнилась не только мыслию, но и соком дум и спиртом мысли».[15]
В «Ревности» метафора заострена, нелепость ее подчеркнута:
Но отчаяния спиртом
Налит череп через край…
Белинский подчеркивает у Бенедиктова слова «адски-черных» (о глазах), «восчествовать» («юных дев и добрых жен»), — они переходят в пародию. Кажется, кроме не отмеченной Белинским «Камчатки льдяно-реброй», больше совпадений с «Тостом» в «Ревности» нет.
Далекая от пародийной манеры Нового поэта, «Ревность» по смелости и свободе создания в духе пародируемого поэта, по остроте критики и мастерству имитации, по сознательности поставленной художественной задачи и точности исполнения напоминает пародию Некрасова на Языкова «Послание к другу (Из-за границы)», того же 1845 года и так же тесно связанную и с общими оценками и с конкретными наблюдениями Белинского.[16]
Если правильно мое предположение об авторстве «Ревности», это стихотворение лишний раз подтверждает, как тесно было связано — не только в общеидеологическом плане, но и в плане конкретной литературной работы — сатирическое творчество Некрасова с литературно-критической деятельностью Белинского.
- ↑ В книге: И. И. Панаев. Литературные воспоминания. Л., 1950, стр. XXII.
- ↑ Н. Н. Некрасов, Полное собрание стихотворений, т. I, изд. «Academia». M. —Л., 1934, стр. 627, 638, 653; H. A. Hекрасов, Полное собрание сочинений и писем, т. I, Гослитиздат, М., 1948, стр. 585, 609 и другие издания.
- ↑ Н. А. Некрасов, Полное собрание стихотворений, т. I, стр. 653; H. A. Heкрасов, Полное собрание сочинений и писем, т. I, стр. 585.
- ↑ «Современник», 1847, т. II, № 4, отд. IV, стр. 159.
- ↑ «Современник», 1851, т. XXVIII, № 8, отд. VI, стр. 10.
- ↑ К. Чуковский. Неизвестное произведение Ф. М. Достоевского. «Жизнь искусства», 1922, № 2, 10 января, стр. 5.
- ↑ Н. А. Некрасов, Полное собрание сочинений и писем, т. V, 1949, стр. 639.
- ↑ И. И. Панаев. Литературные воспоминания, стр. 248—249.
- ↑ О значении и положении Панаева как беллетриста 30—40-х годов см. в упомянутой вступительной статье И. Г. Ямпольского к «Литературным воспоминаниям» И. И. Панаева, стр. XI—XIX.
- ↑ В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. X, СПб., 1914, стр. 308, 309.
- ↑ См. об этом в моей статье «Козьма Прутков» в книге: Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова. Изд. «Советский писатель», Л., 1949, стр. XXXI—XXXII и в упоминавшейся статье И. Г. Ямпольского, стр. XXX.
- ↑ В той же статье, стр. XXV.
- ↑ Н. Г. Чернышевский. Собрание стихотворений В. Бенедиктова. Полное собрание сочинений, т. III, Гослитиздат, М., 1947, стр. 597.
- ↑ В. Г. Бенедиктов. Стихотворения. Изд. «Советский писатель», Л., 1939, стр. 315.
- ↑ В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. IX, СПб., 1910, стр. 356—353.
- ↑ Анализ этой пародии см. в моей статье «Некрасов в борьбе со славянофильством. К истории стихотворения Некрасова „Послание к другу (Из-за границы)“» («Доклады и сообщения Филологического института Ленинградского Государственного университета», вып. 3, Л., 1951, стр. 55—69).