РАЗСУЖДЕНІЕ О ПОЛЬЗѢ ФИЗИКИ.
правитьПробѣжимъ умственными очами длинный рядъ временъ — сію цѣпь изъ разносвойственныхъ кольцъ соплетенную; разкроемъ мрачную завѣсу сѣдой древности, и мы увидимъ, съ какою рачительностію, съ какимъ рвеніемъ и охотою упражнялись въ познаніяхъ физическихъ истиннъ, въ наблюденіяхъ ея и опытахъ, оные разумнѣйшіе мужи, о которыхъ гремитъ Исторія! Что драгоцѣннѣе жизни?… Но они ее не щадили, и за стыдъ, за великой стыдъ себѣ поставляли ослабѣвать въ познаніи оныхъ. — Они — небо — хотя каждый его видитъ, открыли: показали теченіе планетѣ, свойство, величину и различіе ихъ. — Они землю сдѣлали извѣстнѣйшею, открыли ея дѣйствіе — ея соединеніе съ другими небесными тѣлами; они человѣка для человѣка сдѣлали извѣстнѣйшимѣ: узнали его тѣла сложеніе, узнали матерію крови и ея кругообращеніе, узнали свѣтѣ посредствомъ своего неусыпнаго старанія, узнали — и открыли потомкамъ своимъ. Клебстъ изобрѣлъ, что электрическая сила отъ воды усиливается гораздо болѣе, чему подражалъ славный Мушенброкъ.-- Важнѣйшія открытія электричества оказали Господа Професоры: Вниклеръ, Делибартъ и Делоръ; они сдѣлали во франціи многіе опыты, и неоспоримо доказали, что грозовые облака суть электрическія. Рихманъ толикую показалъ охоту къ симъ познаніямъ, что пожертвовалъ своею жизнію сему откровенію. — Такъ физическія истинны симъ достохвальнымъ Мужамъ были любезны! — Но какія они къ тому имѣли побужденія?… Могло ль быть въ нихъ желаніе къ Физикѣ тогда, когда бы они къ тому побуждаемы были силою?… Не могли ли они заниматься тѣмъ, что льститъ чувствамъ; тѣмъ, что веселитъ сердце; не могли ли они заниматься свѣтскими малостями, суетами, игрушками, праздностію, и другими для чувствѣ льстивыми, для ума безполезными бездѣлками?… Но… они все сіе оставивъ, презрѣвъ, поправъ, какъ не достойное человѣка, рѣшились лучше въ потѣ, въ опасностяхъ, въ самыхъ челюстякъ смерти, проводить жизнь свою; — они лучше согласились въ трудныхъ физическихъ умозаключеніяхъ и опытахъ безпрестанно упражняться, нежели унизишься до степени животныхъ, или по крайней мѣрѣ тѣхъ, которые занимаютъ ослабѣвшую свою чувственность тѣмъ, что только нѣжно, лестно и пріятно. — Какое побужденіе отдало Физикѣ всѣ старанія и труды ихъ? Что побудило ихъ, подвергаться иногда лишенію здравія, а не рѣдко и самой жизни!… Польза. — Мы ничего не можемъ дѣлать" ничего не можемъ желать, кромѣ того, что усовершенствываетъ наше состояніе, что для насъ полезно. — Польза есть первая пружина человѣческихъ дѣйствій; она есть душа всѣхъ нашихъ намѣреній, всѣхъ нашихъ предпріятій; она разполагаетъ каждаго дѣйствія начало, средину и конецъ; она есть законѣ, предписующій средства къ достиженію желаемой цѣли. — ЧѢмъ занимается мірѣ вашъ? — что его безпокоитъ? — что его движетъ?.. что побуждаетъ путешественника оставить любезное свое отечество, оставить спокойную хижину, оставить семейство, друзей; словомъ: все милое и восхитительное, и предпринять далекій путь, проходить ужасныя горы и неизмѣримыя стремнины; — переплывать бурныя волны морей и сражаться съ дикими ихъ изчадіями; бороться съ свирѣпыми жителями лѣсовъ и подвергать себя опасности? что побудило Плинія у пламеннаго разверстія огненной Этны положить жизнь свою? — что побудило его идти смѣло въ самый огненный гробѣ, исполненный остраго сѣрнаго дыма и другихъ смертоносныхъ изпареній?… что побудило его презрѣть смерть, страхѣ, мучительнѣйшій самой смерти и колеблющуюся землю подѣ его не робкою пятою? что? какъ не выгода, какъ, не пріобрѣтеніе большихъ познаній, какъ не услуга потомкамъ въ открытій тайнѣ премудрой Натуры!… Положимъ, что и другія Науки и упражненія довольно плодовиты; положимъ, что онѣ могутъ доставить своимъ любителямъ высокое счастіе; могутъ открыть очи; могутъ показать ложь и истинну; могутъ умудришь ихъ душу и произвесть имена ихъ во всѣ концы вселенныя; — однако Физика для рода человѣческаго есть воздухѣ, которымъ онѣ дышетъ; есть пища, которой онѣ питается; есть солнце его озаряющее. — Почему же? спроситъ кто нибудь. "Въ отвѣтѣ можно предложить много причинѣ, но мы представимъ нѣкоторыя. —
Искусный Астрономъ и Анатомикъ должны быть непремѣнно сумасшедшіе, естьли они безбожники. — Естьли благочестивый Астрономъ по случаю будетъ находиться въ кругу безбожниковъ, и ежели ему нужно будетъ увѣрять ихъ въ бытіи Міроздателя: то онъ не долженъ много доказывать, не нужно ему спорить, не нужно настаивать въ томъ, что есть Богъ; онъ долженъ только спросишь ихъ: видѣли ли они небо?… Обширный и почти безпредѣльный куполъ неба, на которомъ безчисленные свѣтильники возжены рукою Міроздателя, безмолвно, но громогласно вопіютъ на землѣ: есть Богъ! Безбожникъ притворно же слышитъ эха сего священнаго голоса. — Кто повѣсилъ тяжелыя оныя громады, которыя видитъ человѣческое око во время мрачной ночи?… Кто утвердилъ въ воздухѣ луну и солнце, и повелѣлъ имъ идти отъ края и до края?.. Кто назначилъ имъ тотъ путь, по которому текутъ они nec plus ultra[1]? Кто Сатурна и Юпитера въ толь безмѣрной отдаленности, въ толь безпредѣльномъ пространствѣ произвелъ, утвердилъ и поддерживаетъ?.. Какой художникѣ далъ солнцу столь свѣтозарный образѣ?… На сіи вопросы какъ благочестивый Астрономъ, такъ и младенецъ увѣрительно скажутъ: Богъ!-- Напротивъ того безбожный изувѣръ изрыгнетъ совершенно тому противное. — Въ такомъ случаѣ онъ подобенъ обезьянѣ, которая стоя предъ зеркаломъ, дивится, не могши догадаться, что она столь ясно видитъ. — Онъ стоя предъ солнцемъ, предъ симъ величественнымъ зерцаломъ, въ которомъ не можно не видѣть Бога, дивится только его красотѣ, величинѣ и теченію его, дивится, и не знаетъ, и не видитъ, и недовѣряетъ, что Богъ его создалъ. — Набожный же Астрономѣ съ удивленіемъ, благоговѣніемъ и страхомъ прославляя премудрость Создателя, смотритъ во время нощи на янтарную луну, и во время дня на пламенѣющее солнце. — Онъ съ Богомъ разглагольствуетъ, когда беретъ оптическіе инструменты, и вооруживъ ими очи свои, разсматриваетъ и разбираетъ небесныя лампады, ихъ теченіе и порядокъ. — Онъ съ Богомъ, когда око его вперено въ лазурное небо. — Онъ въ Богъ, когда удивлялся, приноситъ Ему благодарное сердце. — Онъ въ чинѣ первыхъ небожителей, когда Его воспѣваетъ въ пѣсняхъ сердца своего, когда Ему поклоняется, когда благодаритъ звѣздамъ за ихъ нравоученіе; ибо онѣ не только сіяютъ, но еще научаютъ и показываютъ незримаго и вмѣстѣ всюду видимаго Бога.
Безбожникѣ и вмѣстѣ искусный Медикъ суть не что иное, какъ два чудовища въ одномъ тѣлѣ. Анатомія — сія неутомимая и любопытнѣйшая дщерь Физики, раздѣляющая подробно члены человѣческаго тѣла, увѣряетъ насъ въ бытіи Преждебывшаго. — Ибо кто не видитъ Бога во внутренности человѣка? — Кто въ кругообращеніи крови не усматриваетъ Премудраго? Кто въ біющемся сердцѣ не Слышитъ гласа Самовѣчнаго?… Кто?… Ежели таковый есть — онъ безумецъ. — Безумецъ! — вникни во внутренность тѣла человѣческаго, разсмотри подъ симъ кожанымъ переплетомъ самимъ естествомъ преподаваемую систему какъ умозрительной, такъ и дѣятельной Богословіи! одушевись въ сей таинственной Академіи божественнымъ вдохновеніемъ. разсмотри мѣру? число и вѣсъ самого себя! — и наконецъ разсмотри лавиринескіе обороты крови и питательныхъ соковъ; разсмотри милліоны каналовъ и перепутанныхъ нервовъ, и прочти соплетенный изъ оныхъ величественный вензель высочайшаго могущества! прочти со вниманіемъ величественное, ego sum[2]! прочти сію книгу премудрости, предлагающую умамъ нашимъ величайшія истинны въ высочайшемъ слогѣ — на всеобщемъ языкѣ — безмолвно, но громогласно, и падъ на колѣна, благодари Вездѣсущаго! —
Атеистѣ! — ты все еще ропщешь? — Ты возражаешь: должно ли одобрять Анатомію, сего тиранна ножемъ и огнемъ надъ трупами свирѣпѣющаго?… Должно ли одобрять того тиранна, на котораго безъ ужаса не можетъ воззрѣть наше око?… Разсудите же въ мысляхъ вашихъ сыны сумрачнаго сомнѣніе! — Лучше ли лопата и плугъ раздираютъ предковъ нашихъ (съ симъ всякой будетъ согласенъ), когда поверхность земнаго шара есть не что иное, какъ изогнутая кора почивающихъ чадъ земли?… Ибо влажность тѣлъ изтребляется солнечнымъ жаромъ; а сухое превратившись въ прахъ, развѣвается бурею по поверхности земнаго шара. Должно ли отдать преимущество плугу и лопатѣ предъ ножемъ Анатомическимъ, который оставляетъ потомкамъ пищу, не тѣло питающую, но душѣ, ищущей мудрости, доставляющую жизнь безсмертную? — Тутъ разпространяются наши знанія; тутъ разпространяется духъ нашъ; тутъ знанія наши дѣлаются божественнѣе; тутъ духъ нашъ дѣлается величественнѣе!… И гдѣ мы найдемъ зрѣлище, которое бы было блистательнѣе зрѣлища, внутри насъ открываемаго божественною Анатоміею, пророчественною Физикою? Съ давнихъ временъ трудятся любимцы сей Науки надъ тѣломъ человѣка, стараясь подробнѣе испытать и узнать премудро составленныя малѣйшія его части, — удивительную цѣпь изъ нервовъ соплетенную; соединеніе мускуловъ, и тончайшихъ, нежели паутина, жилочекъ; однако — нѣтъ еще такого, кто бы успѣлъ совершенно въ семъ трудномъ предпріятіи. Галенъ могъ узнавать по головнымъ нервамъ свойства человѣческія; но не могъ еще доказать, почему нервъ, по его мнѣнію показывающій склонность къ наукамъ, не показываетъ склонности къ чему либо другому? Какимъ образомъ связана съ нимъ душа? Нервъ ли сей даетъ просвѣщеніе душѣ, или душа сообщаетъ оное нерву?… Почему злое сердце формируетъ отвратительную физіономію? — Здѣсь останавливается ограниченной умъ человѣческій; здѣсь молчитъ просвѣщеніе. Ктожъ такъ непостижимо устроилъ тѣло человѣческое? — Кто продолжаетъ біеніе пульса цѣлое столѣтіе?… Кто создалъ то око, которое все изъ чудесъ состоитъ? — Кто устроилъ ухо, которое все слышитъ, когда умъ бодрствуетъ, и ничего не внемлетъ, когда сонъ успокоиваетъ душу и ея дарованія? Отъ чего засыпаетъ разумѣ?… Отъ чего не дѣйствуетъ во время сна органѣ слуха? — Кто все сіе такъ разположилъ, какъ не Богѣ вездѣсущій и всеслыщащій! — И такъ кто не прославитъ Того, Коего единымъ мановеніемъ все приведено въ вѣчную дѣятельность? Рѣдкое чудо, естьли Анатомикъ не познаетъ Того, Котораго мы всюду видимъ и всюду осязаемъ! — Добросердечный Анатомикъ можетъ ли не возносить Бога, когда онѣ есть нѣкоторый Апостолъ, проповѣдникъ и уста Бога, вѣщающія святую истинну. Возвысь гласъ свой любитель Физики и Анатоміи! да услышитъ вся вселенная, Кто ее создалъ! И небо и земля, море и источники, горы, лѣса и вся Природа, которую занимаетъ Физика, вѣщаетъ громогласно о Богѣ. И тотъ, кто гласа сего неслышитъ, есть аспидъ, закрывающій уши свои; — и тотъ, кто не желаетъ слышать гласа сего, есть извергѣ внѣ міра существующій. — Изъ сего вопервыхъ мы видимъ, что Физика есть путеводитель къ Богопознанію и къ прославленію имени нашего Бога. Но посмотримъ далѣе.
Остроумной Физикъ и простой поселянинѣ чувствуютъ, удовольствіе, когда дѣла Божія поражаютъ ихъ око; любуется и тотъ и другой, взирая на небо, на землю, на нѣжную розу. — Но сколь различны ихъ удовольствія! Одинъ только наружностію плѣняется, другой и внутренностію и наружнымъ видомъ возхищается. Первый находитъ тамъ радость, гдѣ поселянинѣ, или незнающій Физики и законовъ ея, видитъ одно отвратительное твореніе. — Какое удовольствіе можетъ найти простое око въ плесени? — Но око Физика услаждается симъ зрѣлищемъ. Онъ видитъ въ ней посредствомъ Оптики нѣкоторый малый цвѣтникъ; видитъ малыя, но удивительныя цвѣточки. Миліонъ удовольствій Изпытатель Природы находитъ въ тотъ часъ, въ который буйство ни одного не находитъ. Естьли электрическіе опыты ему наскучиваютъ, онъ прибѣгаетъ къ такимъ испытаніямъ, которыхъ страшится непросвѣщенное, сердце. — Воздушный насосъ его утѣшитель; сколько онъ находитъ посредствомъ его такихъ чудесъ, которыя невѣжда почитаетъ дѣйствіемъ непріязненной силы. Стекло его забава; имъ онъ приводитъ грубые умы въ ужасное изступленіе. Зрительная труба его охота; посредствомъ ея видитъ онъ предметы отдаленные, видитъ милліоны планетѣ, плавающихъ въ безпредѣльномъ пространствѣ высоты неудобопостигаемой; примѣчаетъ ихъ движеніе, ихъ великость, ихъ свойство, ихъ взаимное соотношеніе. Напротивъ того дикой нелюдимъ, жестокой изувѣръ, дерзкій невѣжда и злобный мизософъ на все сіе взираютъ окомъ отвратительнымъ, ничему не вѣрятъ, ничего не видятъ, и блуждаютъ подобно презрѣннымъ пылинкамъ, носящимся въ мраконосной пропасти. — Всякая существующая тварь, естьли Физикъ съ прилѣжаніемъ на ней взираетъ, подаетъ ему въ скорби отраду, въ несчастій ободреніе. Онъ совсѣмъ другими глазами взираетъ на всякое твореніе, и изъ всего умѣетъ извлекать полезное и пріятное. На пеструю дугу, простирающуюся по циркулообразному небосклону, всякой взирать можетъ, но никто лучше Физика. — Онъ знаетъ ея цвѣты, знаетъ. ея дѣйствіе, знаетъ ея причины. — Какое радостное и удивительное движеніе въ сердцѣ грубаго человѣка можетъ произвесть оствоколла? — Что сія окаменѣлая тварь родитъ въ душѣ его?… Какую идею? — какія мысли? какое заключеніе?… Онъ въ рукѣ его столькоже маловаженъ, какъ и простой грубой камень. — Тамъ съ восторгомъ движетъ стопы свои благоразумный Физикъ, гдѣ невѣжда ходитъ пасмуренъ и печаленъ. Тамъ медъ видитъ Физикъ, гдѣ ему противный видитъ желчь, или ничего не видитъ. Сей огорчается сильнымъ движеніемъ воздуха, сильною бурею; — но тотъ съ сердечною слезою благодаритъ Бога, повелѣвшаго быстрымъ вѣтрамъ на крыліяхъ своихъ унесть смертоносные пары и очиститъ воздухъ. — Когда производитъ онъ магнитные и электрическіе опыты; тогда взирающій на нихъ простымъ окомъ хотя дивится имъ, но совсѣмъ не тѣ получаетъ удовольствія, не тѣ мысли, не тѣ причины, каковыя почерпаетъ благонравный Физикъ. Какую пыль можетъ пустить Физикъ въ глаза нелюдиму опытами надъ дефлогистированнымъ воздухомъ! Аэростаты, громовые, удары мыльнаго пузыря, мгновенныя воспламененія газовъ, изумятъ послѣдняго, и онъ все сіе отнесетъ къ дѣйствіямъ діавола; — удаленный Физикъ отъ веселыхъ собраній, заключивъ себя въ уединенномъ своемъ кабинетѣ, лучшее и невиннѣйшее находитъ удовольствіе, нежели всѣ прочіе въ шумныхъ и суетныхъ собраніяхъ. Согласится ли онъ отдать всѣ свои познанія за золото и алмазы?… Онъ самъ для себя золото, — онъ самому себѣ драгоцѣнная находка, — онъ самъ себѣ удивительное зрѣлище, — онъ самъ въ себѣ и для себя находитъ великолѣпные тріумфы. — Лѣса — его регулярные сады, коихъ садовникъ — искусная Природа, луга — его цвѣтники, на коихъ онъ, какъ трудолюбивая пчела, пьетъ эѳирную сладость. — Онъ тамъ Крёзъ, гдѣ одни мычащіе волы покоятся на мягкой муравѣ; гдѣ прохлаждается агнецъ; роскошнымъ столомъ Природы упитанный. И тамъ, гдѣ другіе просятъ, онъ можетъ сообщать ничего не имѣя; воду пьетъ онъ, какъ изъ отдаленныхъ странъ привезенные напитки, и ею, какъ бы нектаромъ прохладя жаръ свой, пламенѣетъ любовію къ Изведшему сребристые източники. Кто можетъ восхитить его удовольствіе? Оно всегда съ нимъ, она въ немъ. Ложе его дернъ, самъ Богъ осѣняетъ его спящаго. Ибо онъ Его проповѣдникъ, онъ покоясь спитъ, и Ангелъ сравниваетъ жребій свой съ его спокойствіемъ. Что предъ нимъ значитъ Вельможа?… Онъ мало мыслитъ о златѣ, зная, что оно есть простой песокъ, который едва ли не слѣпо оцѣнили обольщенные люди.
Руссо, убѣгая людей, ища уединенія, будучи одаренъ живымъ сложеніемъ тѣла, удаляющимъ его отъ изнемогающей меланхолической нечувствительности, занимался всѣмъ его окружающимъ. Природою, Физикою, былъ уединенъ, — и не одинъ, и былъ въ совершенномъ спокойствіи. — «Сельское уединеніе, говоритъ онъ, въ которомъ проводилъ я цвѣтущую молодость и чтеніе хорошихъ книгъ, которому я предался совершенно, укрѣпили при ней природныя мои разположенія къ благоговѣйнымъ чувствованіямъ, почти по примѣру Фенелона; — уединенное размышленіе, изслѣдываніе Натуры, разсматриваніе вселенныя, принуждаютъ пустынника безпрестанно стремиться къ Виновнику вещей, и съ тихимъ безпокойствомъ искать конца всего имъ видимаго, и причины всего чувствуемаго.» — По сему кто не скажетъ, что Физика всюду можетъ доставить намъ то удовольствіе, которымъ наслаждаются единственно любители сей науки, — ту радость и блаженство, которыя не всякому смертному въ удѣлъ достаются, которыхъ чужды невѣжды.
Недостатокъ физическаго познанія силъ и дѣйствій тѣлъ причиною есть также и того, что не рѣдко духамъ, или другимъ сверхъестественнымъ причинамъ приписываютъ то, что отъ силѣ тѣлъ произойти можетъ и что иногда тѣламъ присвояютъ тѣ силы, коихъ они совсѣмъ не имѣютъ. — Что скажетъ непросвѣщенный, когда увидитъ, что куколка, заключенная въ склянкѣ, по желанію Физика то опускается на дно, то въ верхѣ поднимается?… Куклы сіи называются Картезіевыми потому, что онъ ихъ изобрѣлъ. Что сіе зрѣлище извлечетъ изъ устъ простолюдина, и что произведетъ въ душѣ его?… Буйственныя мысли о томъ, который можетъ ими дѣйствовать. Онъ назоветъ его чародѣемъ, а Картезіевыхъ куколъ почтетъ совершенными дьяволами. — Что скажетъ простакъ, когда вдругъ увидитъ во время ночи пламенемъ горящій фосфоръ? Дѣйствіе злаго духа. По сему невѣдѣніе Физики есть пагубный източникъ мрачнаго суевѣрія. Кто электрическія дѣйствія приписываетъ діаволу, и кто не вѣритъ, что изъ рѣкъ можно вызывать къ себѣ потонувшее желѣзо, тотъ суевѣръ, и о силахъ естества ничего не знаетъ. — Но сколь ужасны были дѣйствія суевѣрія въ прошедшихъ временахъ, и сколь много еще нынѣ? Къ стыду сихъ временъ оно обладаетъ тѣми, которые не знаютъ Физики. Всюду діаволъ причиною, хотя онъ ни въ одномъ пунктѣ не виновенъ, и который самъ, кажется, имѣетъ право обвинять многихъ слѣпотствующихъ. Какія страхи и мечтанія! — Какія осторожности въ непросвѣщенныхъ краяхъ занимаютъ сердца людей! — Какія страшныя и скоропостижныя смерти сражаютъ робкихъ суевѣровъ! … Юный и долголѣтній увѣрены, что низпадающія съ высоты, во время ночи искры суть или звѣзды, или злые духи; — что блудящій огонь, есть точный бѣсѣ, скитающійся около полуночи, въ такихъ мѣстахъ, гдѣ много бываетъ изпареній, такъ какъ по большой части онѣ находятся въ рощахъ, въ болотахъ, на кладбищахъ и мѣстахъ, гдѣ бывали военныя пораженія, находится оный блудящій огонь, о которомъ суевѣрно думаютъ и почитаютъ его злымъ духомъ. Поелику сіи изпаренія весьма легки, то удобно движутся отъ малѣйшаго колебанія воздуха. По чему бѣгутъ они за ѣдущими повозками и скачутъ позади тѣхъ, кои отъ нихъ убѣгаютъ, а отъ гонящихся за ними уклоняются въ противную сторону? Потому что воздухѣ въ первомъ случаѣ принуждаетъ ихъ слѣдовать за собою, а во второмъ гонитъ предъ собою. — Какое отселѣ суевѣріе, какія, пустыя мечты раждаются, того не можно изчислить! Но остроумный Физикъ на всѣ сіи, явленія смотритъ спокойнымъ окомъ; онъ удивляется могущественной Рукѣ, повелѣвшей существовать таковымъ явленіямъ для очищенія атмосферы, и благодарить ее за спасеніе слабаго человѣчества. Физикъ никогда не страждетъ горячкою заблужденій; онъ никогда, не бредитъ такъ, какъ слабый Еввинъ полъ, что злой духъ съ длиннымъ хвостомъ, съ большими крыльями, въ огненномъ видѣ среди, полуночи пресмыкается по воздуху, и разсыпается надъ какимъ-либо зданіемъ, предвѣщая голодъ, смерть, пожарѣ и другія несчастія; — что на сѣверномъ небѣ выходятъ два великана, и сражался, знаменуютъ войну неизбѣжную, — что духи ходятъ по лѣсамъ; что, въ каждомъ домѣ находятся также духи, домашніе управители; — и что, кто имъ не понравится, давятъ тѣхъ безъ милосердія. — Нѣтъ! никогда не скажетъ образованный Физикой, что кремнистыя стрѣлы бросаются изъ мрачныхъ тучъ въ злыхъ духовъ, блуждающихъ по міру. — Онъ не скажетъ, что мертвыя тѣла встаютъ около полуночи и приходятъ въ домъ свой для снисканія себѣ пищи; онъ не скажетъ, чтобы діаволы въ огненномъ видѣ выскакивали среди полуночи изъ гробовъ своихъ. Онъ смотря на комету, текущую въ безпредѣльной обширности горизонта, знаетъ, что она значитъ; онъ никогда не повѣритъ преданіямъ тѣхъ пустослововъ, которые увѣряютъ, что за ними гонялся огненной бѣсъ отъ болота до двора ихъ. Словомъ: никакія бредни не приведутъ его въ изумленіе; — онъ улыбнется, слыша столь смѣшныя предразсужденія, и пожалѣетъ о необразованномъ человѣчествѣ. — Онъ никогда тому не повѣритъ; ибо Физика очищаетъ его отъ всѣхъ таковыхъ сплетеній; ибо она показываетъ ему причины и свойства явленій, случающихся и на землѣ и въ атмосферѣ.
А по сему не драгоцѣнное ли сокровище душа Физика находитъ въ собственномъ своемъ домѣ!… Кого не заохотятъ тайны Натуры къ ревностному вниманію Божественной Физики!.. Сколь благополученъ жребій того, кто чуждаясь суетностей міра и предразсудковъ невѣжества, въ безмятежномъ и сладостномъ уединеніи, будучи предводительствуемъ сею дщерію Философіи, вступаетъ въ таинственный храмъ Натуры, и разумнымъ окомъ разсматриваетъ сокровенныя пружины, движущія обширныя міровъ громады! — Тогда мудролюбецъ съ восторгомъ въ душѣ, съ сладостнымъ біеніемъ въ сердцѣ, проносится отъ земли въ селенія небесныя, и тамъ погрузись въ незмѣримомъ Океанѣ мудрости, возхищается величествомъ и славою все создавшаго Бога! —
(*) Отъ чистаго сердца благодаримъ за доставленіе намъ сего Разсужденія Господина Сочинителя, обязавшаго и обязывающаго насъ многими произведеніями мастерскаго пера своего, дѣлающими нашему журналу украшеніе. — Можно бы здѣлать замѣчанія на нѣкоторые въ семъ Разсужденіи положенія, съ которыми мы по своимъ опытамъ и увѣреніямъ во многомъ согласиться не можемъ. Но мы оставляя сіе на теперешній случай, должностію однако почитаемъ и съ воздыханіемъ и внутреннимъ сожалѣніемъ сказать, что желательно было бы, чтобъ всѣ Астрономы, и Анатомики видѣли въ предметахъ наукъ своихъ Бога и Его премудрость и могущество такъ, какъ Сочинитель Разсужденія представляетъ сихъ людей, неотмѣнно видѣть долженствующими; но горе вѣку нашему и до крайности ослѣпленному разуму временъ нашихъ! Лаландъ въ небесахъ, для истинныхъ мудрецовъ повѣдающихъ славу Божію, и въ тверди, возвѣщающей твореніе рукъ Его, на ходитъ для себѣ увѣреніе въ небытіи Бога, и славу проповѣдывать сіе; а Галь всю нашу добрую и худую нравственность, которыя доселѣ всѣми истинными мудрецами и общимъ простымъ смысломъ приписывались живущему въ насъ и отъ тѣла нашего совсѣмъ отличному существу духовному, приписываетъ тѣлеснымъ частямъ, въ кучѣ вашего мозга находящимся, и всю разность нравственности основываетъ на различномъ положеніи, сплетеніи, величинѣ, долготѣ, толщинѣ и подобныхъ свойствахъ оныхъ частей; а на сей теоріи, поставляющей насъ на ряду съ бездушными тѣлами, основывается практика лучшихъ нашихъ Врачей, отъ которыхъ мы лѣчимся какъ дерева, и платимъ имъ лучшія деньги. О неразумія нашего! Примѣч. Издат.