Памятники культуры. Новые открытия, 1981. Ленинград, «Наука», 1983.
Публикация А. В. Лавров, Р. Д. Тименчик
Я познакомился с Иннокентием Федоровичем очень поздно — в год его смерти, позднею весною.97
Когда я вспоминаю теперь его фигуру — у меня всегда возникает чувство какой-то обиды; вспоминаются слова Бальзака: «La gloire e’est le soleil des morts, nous mourrons tous inconnus».[1] 98
Как раз в 1909 г. возник вопрос об основании журнала «Аполлон», в котором и я также участвовал с первого года его издания, хотя и не любил этого журнала. Видеть же Иннокентия Федоровича в редакции «Аполлона» было тем более обидно и несправедливо, в особенности для последнего года его жизни. Это было какое-то полупризнание. Ему больше подобало уйти из жизни совсем непризнанным.
Приглашение Иннокентия Федоровича состоялось таким образом. Вставал вопрос — кого можно противопоставить Вячеславу Иванову и А. Л. Волынскому в качестве теоретика аполлинизма? Тут вспомнили об Анненском.99 Ни я, ни С. К. Маковский не имели об Анненском ясного представления. О нем тогда часто говорили Н. С. Гумилев и А. А. Кондратьев — его ученики по царскосельской гимназии.100 Но Гумилев был в то время начинающим поэтом, и его слова не могли иметь того авторитета, какой они имели впоследствии.
Сопровождать С. К. Маковского в Царское Село для приглашения Иннокентия Федоровича пришлось как раз мне. Как сейчас помню царскосельский адрес Иннокентия Федоровича: Захаржевская, дом Панпушко, N 6. Нас провели в высокую комнату, заставленную книжными шкафами с гипсами на них; среди этих гипсов был большой бюст Еврипида. Несколько чопорная мебель, чопорный хозяин… Помню его поджатый, образующий складки подбородок… В Иннокентии Федоровиче чувствовалась большая петербургская солидность.
Оказалось, что я многое знал об Анненском со стороны его различных литературных выступлений. В моем сознании соединилось много «Анненских», которых я раньше не соединял в одном лице. Тут был и участник странного журнала «Белый Камень» (редактировавшегося Анатолием Бурнакиным) 101 и других журналов того времени. А мы ехали к нему только как к переводчику Еврипида! Все соединялось в этом чопорном человеке, в котором чувствовался чиновник Министерства народного просвещения. До чего было в нем все раздергано на разные лоскуты.102
Очень запомнилось первое чтение стихов. Я слышал их в первый раз; я не знал, что автор «Тихих песен» — он же. Выслушав нашу просьбу — прочесть стихи, Иннокентий Федорович прежде всего обратился к Валентину Иннокентиевичу и велел ему принести кипарисовый ларец. «Кипарисовый ларец», как теперь все знают, действительно существует — это шкатулка, в которой Анненский хранил свои рукописи. Иннокентий Федорович достал большие листы бумаги, на которых были написаны его стихи. Затем он торжественно, очень чопорно поднялся с места (стихи он всегда читал стоя). При такой позе надо было бы читать скандируя и нараспев. Но манера чтения стихов оказалась неожиданно жизненной и реалистической. Иннокентий Федорович не пел стихи и не скандировал их. Он читал их очень логично, делая логические остановки даже иногда посередине строки, но делал иногда и неожиданные ударения (например, как-то по-особенному тянул союз «и»). Голос у Иннокентия Федоровича был густой и не очень гибкий, но громкий и всегда торжественный. При чтении сохранялась полная неподвижность шеи и всего стана. Чтение Иннокентия Федоровича приближалось к типу актерского чтения. Манера чтения была старинная и очень субъективная (говорил Иннокентий Федорович всегда как бы от своего имени); вместе с тем его чтение воспринималось в порядке игры, но не в порядке отрешенного чтения, как у Блока. Чтение сохраняло бытовой характер; Иннокентий Федорович, например, всегда звукоподражал там, где это было нужно (крики торговцев в стихотворении «Шарики детские»). Окончив стихотворение, Иннокентий Федорович всякий раз выпускал листы из рук на воздух (не ронял, а именно выпускал), и они падали на пол у его ног, образуя целую кучу.103
В стихах И. Ф. Анненского чувствовалась интимность в соединении со строгою классикой и с salto mortale a la Лафорг.104 Происхождение названия книги «Кипарисовый Ларец» могло зависеть еще и от названия книги Шарля Кроса «Le coffret de santal»[2] (1873). Иннокентий Федорович очень ценил этого поэта и даже считал себя его учеником;105 но он смешивал его с его сыном Гюи-Шарлем Кросом, цикл эротических стихотворений которого как раз был помещен в начальных номерах «Mercure de France» за 1909 г. Стихи эти были действительно очень хороши, и особенно И. Ф. Анненский восторгался местом, где говорится о «теле, которое горячее, чем под крылом у птицы».106
С осени 1909 г. началось издание «Аполлона». Здесь было много уколов самолюбию Анненского. Иннокентий Федорович, кажется, придал большее значение предложению С. К. Маковского, чем оно того, может быть, заслуживало. В редакционной жизни «Аполлона» очень неприятно действовала ускользающая политика С. К. Маковского и эстетская интригующая обстановка. Создавался ряд недоразумений, на которые жалко было смотреть.
Я не помню точно последнего свидания с Иннокентием Федоровичем, но, кажется, последняя наша встреча относится к ноябрю 1909 г. Это было в Петербурге, в Мариинском театре, собственно на его чердаке, обнимавшем собою все место, которое занимает плафон Мариинского театра с местами. Там работал Головин над декорациями к «Орфею», готовившемуся тогда к постановке.107 У Головина в тот день собралось человек 8—10; шел «Фауст» с Шаляпиным. И тут произошло столкновение двух лиц, и одно из них нанесло оскорбление другому.108 Мне хорошо запомнилась фигура Иннокентия Федоровича, присутствовавшего при этом, и фраза, которую он произнес: «Да, я убедился в том, что Достоевский прав: звук пощечины, действительно, мокрый».109 Это была последняя фраза, которую я от него слышал.
Вскоре Иннокентий Федорович умер. Известие о его смерти на Царскосельском вокзале я впервые прочел равнодушно, думая, что оно относится к Николаю Федоровичу Анненскому; точные сведения я получил только через некоторое время.110
96 Волошин Максимилиан Александрович (1877—1932) — поэт, художник, критик. О его общении с Анненским см.: И. Ф. Анненский. Письма к М. А. Волошину. Публикация А. В. Лаврова и В. П. Купченко. — В кн.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 242—252. Горнунг Лев Владимирович (род. в 1902 г.) — поэт, литератор; в 1920-е годы собирал материалы по истории русской поэзии начала XX в. Усов Дмитрий Сергеевич (1896—1943) — литературовед, исследователь жизни и творчества Анненского. Впервые написал об Анненском заметку под псевдонимом Kreisler в «Moskauor deutsche Zeitung» (1914, 30 ноября, № 273). Рецензировал второй том «Театра Еврипида» в переводе Анненского под редакцией Ф. Ф. Зелинского, решительно возражая против редакторской правки Зелинского, сделавшей перевод «обезличенным» (Понедельник, 1918, 2 (15) апреля, № 7, с. 4). В цикле «Силуэты» московской газеты «Понедельник» опубликовал очерк «Иннокентий Анненский» (1918, 27 (14) мая, № 13, с. 3). В начале 1920-х годов Усов написал работу «Фантастика в творчестве Иннокентия Анненского» (см. письмо Е. Я. Архиппова к Д. С. Усову — ЦГАЛИ, ф. 1458, он. 1, ед. хр. 54; письмо Д. С. Усова к В. Е. Чешихину — ЦГАЛИ, ф. 553, оп. 1, ед. хр. 706); предполагал издать в Государственной Академии художественных наук (ГАХН) 3-ю книгу статей Анненского (см. письмо Усова к В. И. Анненскому-Кривичу от 6 сентября 1928 г. — ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 101). В 1926 г. читал доклад о библиотеке Анненского в ГАХН и в Обществе друзей книги (см. письмо Усова к Е. Я. Архиппову — ЦГАЛИ, ф. 1458, оп. 1, ед. хр. 78, л. 111).
Текст рассказа Волошина об Анненском сохранился в собраниях Л. В. Горнунга (Москва) и А. В. Федорова (Ленинград).
97 Неточность Волошина: знакомство его с Анненским состоялось в первых числах марта 1909 г.
98 Слова восходят к роману Бальзака «Поиски Абсолюта» («La recherche de l’Absolu», 1834): «La gloire est le soleil des morts; de ton vivant, tu seras malheureux comme tout ce qui fut grand, et tu ruineras tes enfants»; в переводе Б. А. Грифцова: «Слава — солнце мертвых; при жизни ты будешь несчастен, как все великие люди, и разоришь детей» (Оноре де Бальзак. Неведомый шедевр. Поиски Абсолюта. М., 1966, с. 114). Слова Бальзака Волошин вспоминает и в статье «И. Ф. Анненский--лирик» (Аполлон, 1910, № 4, январь, отд. II, с. 11). Фразу «La gloire est le soleil des morts» использовал эпиграфом Вилье де Лиль-Адан в 9-й главе 1-й части своего романа «Ева будущего» (Comte de Villiers de L’Isle-Adam. L’Eve Future. Paris, 1886, p. 24).
99 Предполагалось первоначально, что отделом критики в «Аполлоне» будут заведовать Анненский и критик и искусствовед Аким Львович Волынский (Флексер, 1863—1926) (см.: Новый день, 1909, 27 июля, № 2, с. 4). Однако между Волынским и редакцией «Аполлона» возникли разногласия, и в конце 1909 г. он покинул журнал (см: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 226—227). С. К. Маковский вспоминал в этой связи о Волынском: «Он считался членом редакции „Аполлона“ до выхода первой книжки, когда этот неукротимый идеолог аполлонизма (в то время) выступил против всех сотрудников журнала с принципиальным „разоблачением“ их декадентской порчи. После этого инцидента мне пришлось расстаться с Волынским: он сам поставил условие: или он, или „они“… Его уход не имел последствий» (Сергей Маковский. Портреты современников, с. 281). Одной из причин расхождения с Волынским было разногласие между ним и Анненским в понимании «аполлонизма». Осенью 1909 г. Волынский писал С. К. Маковскому: «Под флагом Аполлона я вижу пока, если выключить имена художников, дешевое литературное донкихотство на случайно заданную тему и ни капли чистого вдохновения. Ведь почтеннейшему И. Ф. А. и по сие время кажется, что во главе нового литературного движения надо поставить не Аполлона, а Орфея! А затем какое отношение имеет к Аполлону В. Иванов, маниак Диониса, убежденный в своей идейной автономности, хотя для всякого здравомыслящего и интеллигентного читателя совершенно ясно, что в его искусственно архаизированных писаниях, кроме ходулей и компиляций, нет ничего. А ведь этот самый В. Иванов и неудачно тяготеющий к парадоксам и к Орфею И. Ф. А. уже сидят полноправными членами редакционного комитета» (ИРЛИ, ф. 673, ед. хр. 5). В письме к Вяч. Иванову от 2 февраля 1910 г. Маковский резюмировал результаты своих попыток организовать руководящее ядро «Аполлона»: «<…> в течение четырехмесячного существования журнала я только и делал, что обращался к мэтрам, и за это меня по преимуществу почти единодушно и укоряла критика. Я начал с привлечения Вас, Анненского, Брюсова, Бальмонта, Бенуа и, наконец, Волынского, которого ведь тоже нельзя причислить к „молодежи“. Именами этих вождей начался „Аполлон“. Не моя вина, конечно, что между ними с первого же номера началось внутреннее несогласие. Вы остались недовольны статьями Бенуа и Анненского, Волынский вышел из состава редакции, Брюсов остался в выжидательном положении» (ГБЛ, ф. 109). Ср. письмо В. В. Гофмана к А. А. Шемшурину от 14 октября 1909 г.: «Маковский в „Аполлоне“ все время прячется за кулисы. Слушается и Вяч. Иванова, и Анненского <…»> (ГБЛ, ф. 339, карт. 2, ед. хр. 13).
100 Кондратьев Александр Алексеевич (1876—1967) — поэт, прозаик, историк русской поэзии, учился не в Царскосельской, а в 8-й петербургской гимназии, директором которой Анненский был в 1893—1896 гг. Разрабатывая в своем творчестве в основном мифологические мотивы, Кондратьев признавался (в автобиографии 1906 г.), что «любовью к античному миру» он обязан Анненскому (см.: Книги отражений, с. 640). Ср. письмо Кондратьева к В. Я. Брюсову от 28 марта 1906 г. (видимо, ответ на вопрос об авторе «Тихих песен»): «„Никто“ мой бывший директор и учитель, заставивший меня полюбить эллинскую красоту» (ГБЛ, ф. 386, карт. 90, ед. хр. 5). 30 сентября 1906 г. Анненский присутствовал на чтении Кондратьевым его «мифологического романа» «Сатиресса» (М., «Гриф», 1907); на чтении был также А. Блок (см. письмо Кондратьева к Блоку от 28 сентября 1906 г. — Лит. наследство, т. 92, кн. 1, 1980, с. 558; А. Кондратьев. Из воспоминаний о Ф. К. Сологубе. — Меч, Варшава, 1934, № 30, с. 3). Анненскому принадлежит рецензия на «Сатирессу» (Перевал, 1907, № 4, с. 62—63). Высылая Анненскому один из сигнальных экземпляров своей книги «Белый козел. Мифологические рассказы» (СПб., 1908), Кондратьев писал ему 31 января 1908 г.: «Почтительно Вас прошу принять от меня экземпляр моей еще не вышедшей в свет книги <…> Этих экземпляров у меня только два. Один — для меня; другой по праву принадлежит Вам. Ибо если я кому-либо обязан любовью своей к античному миру, то исключительно Вам» (ЦГАЛИ, ф. 6, он. 1, ед. хр. 334). См. также: Письма А. А. Кондратьева к Блоку. Предисловие, публикация и комментарии Р. Д. Тименчика. — Лит. наследство, т. 92, кн. 1, с. 552—562.
101 Бурнакин Анатолий Андреевич (ум. в 1932 г.) — поэт, критик, журналист; редактировал альманах «Белый камень» (М., 1907). Предполагалось, что во втором выпуске альманаха появятся статьи Анненского из его цикла «Изнанка поэзии», однако они увидели свет впервые в составе «Второй книги отражений» (см. письмо Анненского к Бурнакину от 30 января 1909 г. — Книги отражений, с. 484—485). В литературной среде у Бурнакина сложилась довольно одиозная репутация (см. письмо С. А. Соколова к Анненскому от 23 февраля 1909 г. — Книги отражений, с. 660). Статья Бурнакина об Анненском «Мученик красоты» (Искра, 1909, № 3, 14 декабря, с. 7—9) ценна использованием невыявленных писем Анненского к Бурнакину.
102 Сходным образом Волошин излагал свои впечатления от знакомства с Анненским в письме к нему от 7 или 8 марта 1909 г. (см.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 243). О своих первоначальных разрозненных представлениях об Анненском Волошин говорит и в статье «И. Ф. Анненский — лирик» (Аполлон, 1910, № 4, январь, отд. II, с. 11—12).
103 Возможно, в чтении Анненского Волошин слышал, среди прочих, одно из последних его стихотворений «Дальние руки» (датировано 20—24 октября 1909 г.), притом в варианте, не отразившемся в «Кипарисовом ларце». В своей статье «И. Ф. Анненский — лирик» он упоминает слова о «тоске осужденных планет» (Аполлон, 1910, № 4, январь, отд. II, с. 15); они относятся к последней строфе «Дальних рук», до сих пор не опубликованной:
А правда ль, что в жизни…
О нет! В бессонном и черном обвале
В тоске осужденных планет
Вы, руки, одни оживали?
(ЦГАЛИ, ф. 6, он. 1, ед. хр. 33).
Не исключено, что Волошин узнал эту строфу в декабре 1909 г., когда, работая над своей статьей об Анненском, пользовался рукописями «Кипарисового ларца» (см.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 245).
104 Лафорг Жюль (1860—1887) — французский поэт-символист. Ср. об отношении к нему Анненского: «Он чтил нелицемерно, как наставников своих, вечных рыцарей иронии, начиная с Аристофана и кончая Лафоргом и Реми де Гурмоном» (Сергей Маковский. Иннокентий Анненский (по личным воспоминаниям), с. 244).
105 Кро Шарль (Charles Cros, 1842—1888) — французский поэт. О своем интересе к его творчеству Анненский писал Волошину 6 марта 1909 г. (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 247—249). Анненским переведены три стихотворения Кро (Стихотворения и трагедии, с. 289—292). Итальянский исследователь Эридано Баццарелли называет, кроме титула книги Ш. Кро, и другой возможный источник названия книги Анненского — стихи 331—332 послания «К Пизонам» Горация:
…speramus carmina fingi.
Posse linanda cedro et levi servanda cupresso:
В переводе М. Л. Гаспарова:
…чтобы в душах таких слагались песни,
Песни, кедровых достойные масл и ларцов кипарисных.
См.: Eridano Bazzarelli. La poesia de Innokentij Annenskij. Milano, 1965, p. 43.
106 Кро Ги-Шарль (1879—1956) — французский поэт и переводчик. Упоминается его стихотворение «Chanson impure» (Mercure de France, 1909, vol. 81, № 296, p. 597); цитированная строка в оригинале: «Ton corps <…> Est plus chaud que le dessons d’une aile». Предположение Волошина о том, что Анненский смешивал двух Кро, подтверждается замечанием в черновых набросках Анненского «Поэтические формы современной чувствительности»: «Стихи. Примеры русской опростелости. Ги-Шарль Кро» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 168, л. 11 об.), — аналогичным его утверждениям о «будничном» словоупотреблении у Шарля Кро в письме к Волошину от 6 марта 1909 г. В лекциях в Обществе ревнителей художественного слова осенью 1909 г. Анненский рекомендовал молодым поэтам «стыдливость», «недоконченность, недоумелость, неудержимое наивное желание слиться с необъятным» и в качестве примера намеревался читать стихотворение Ги-Шарля Кро «Au Luxemburg» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 168, л. 6). Русский перевод этого стихотворения см.: Поэты Франции. 1870—1913. Переводы И. Эренбурга. Париж, 1914, с. 113. Впоследствии Волошин сопоставлял Кро и Анненского в письме к П. Б. Краснову от 8 июля 1918 г.: «Мне кажется, что из поэтов Вам должны быть особенно близки Лафорг, Ги-Шарль Крое, а из русских Ин. Анненский и Эренбург» (ИРЛИ, ф. 562).
107 Головин Александр Яковлевич (1863—1930) — живописец, театральный художник. Премьера оперы X. Глюка «Орфей и Эвридика» с декорациями Головина в постановке В. Э. Мейерхольда состоялась в Мариинском театре 21 декабря 1911 г. В ноябре 1909 г. Головин предполагал написать коллективный портрет ближайших сотрудников «Аполлона»; эта работа не была осуществлена (см.: Александр Яковлевич Головин. Встречи и впечатления. Письма. Воспоминания о Головине. М. —Л., 1960, с. 100). Ср. дневниковую запись М. А. Кузмина о посещении мастерской Головина 13 ноября 1909 г.: «Маковский не был, а были только Иннокентий, Вяч<еслав>, Макс и я» (ЦГАЛИ, ф. 232, оп. 1, ед. хр. 54).
108 Имеется в виду инцидент, совершившийся 19 нопбря 1909 г. в мастерской Головина: Волошин нанес пощечину Н. С. Гумилеву, это оскорбление (вызванное отношениями поэтов с Е. И. Дмитриевой) повлекло за собой дуэль между ними (подробнее см.: Сергей Маковский. Портреты современников, с. 333—358; А. Н. Толстой. Из дневника. — Последние новости, 1921, 23 октября, № 467). Блок писал в этот день матери: «Сегодня вечером я пойду в мастерскую Головина, расположенную на потолке Мариинского театра. Внизу Шаляпин будет петь „Фауста“, а наверху Головин будет рисовать группу девяти сотрудников „Аполлона“ (Маковский, Вяч. Ив., Анненский, я, Волошин и еще не знаю, кто)» (Письма Александра Блока к родным, [т. 1]. Л., 1927, с. 286). Описывая в дневнике этот инцидент, М. А. Кузмин отметил: «Все потрясены, особенно Анненский» (ЦГАЛИ, ф. 232, он. 1, ед. хр. 54).
109 Подразумевается оскорбление, нанесенное Шатовым Ставрогину («Бесы», ч. I, гл. 5, VIII): <"…> не затих еще, казалось, в комнате подлый, как бы мокрый какой-то звук от удара кулака по лицу <…>" (Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. 10. Л., 1974, с. 166).
110 Волошин присутствовал на похоронах Анненского 4 декабря на царскосельском Казанском кладбище: «За гробом следовали <…> члены редакции художественного журнала „Аполлон“ — С. К. Маковский, М. А. Волошин, М. Кузмин, Е. А. Зноско-Боровский, гр. А. Н. Толстой, С. Ауслендер и др.» (Речь, 1909, 5 декабря, № 334). Из ближайших сотрудников «Аполлона» отсутствовал на похоронах Вяч. Иванов, который был болен (см. его телеграмму к Н. В. Анненской от 1 декабря 1909 г. — ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 455, л. 17). В заметке «Письма И. Ф. Анненского к Бегичевой Нине Петровне» (1948) О. С. Бегичева (дочь Н. П. Бегичевой, родственницы Н. В. Анненской) пишет о похоронах: «Очень много было полиции и шпиков, т. к. хоронили на царскосельском кладбище и поэтому можно было опасаться выступлений. Слова, произнес<енные> над гробом, проходили цензуру» (ГЛМ, Н--в 1269).