Ясно утро апрѣля и дышетъ весной;
Заводь Нѣмана скована, ледъ подъ ногой,
А ужь пѣсенка жавронка льется;
Встрепенулся онъ съ первымъ весеннимъ лучемъ,
Взвился къ Господу въ раннемъ полетѣ своемъ
И съ его благовѣстьемъ несется.
Смолкни, пѣсни не лей! Обнаженныхъ полей
Еще солнца лучи не согрѣли,
Бѣдный пахарь не можетъ на нивѣ пахать…
Для кого же и пѣть и кого ободрять?
Рано, жавронки, рано запѣли!
Рано пѣть и тебѣ, вдохновенный поэтъ,
Воскресенье изъ мертвыхъ и вешній разцвѣтъ!…
Гробъ Христа еще облитъ слезами,
И весна крѣпко скована льдами…
Такъ оставь же ты пѣсни для будущихъ дней,
Что отверзнутъ, согрѣютъ сердца у людей,
А луга увѣнчаютъ цвѣтами…
Нынѣ-жь пѣсню прерви… Искры чистой любви
Душъ холодныхъ пока не согрѣли…
Рано! Нѣкому пѣсни торжественной внять…
Для кого же и пѣть и кого ободрять?
Рано началъ ты звучныя трели!…
И пѣвучая пташка, и вѣщій!поэтъ,
Лишь почуяли первый весенній разцвѣтъ,
Оба предались чарамъ созвучій,
И, счастливы въ предчувствіи дней золотыхъ,
Позабывъ, что зима, что не слушаютъ ихъ,
Заливаются трелью пѣвучей:
«Въ сердцѣ радость цвѣтетъ! Прочь, холодный разсчетъ!
Замолчать намъ и силъ бы не стало!…»
Кто-жь, пѣвцы, въ свой чередъ, кто намъ май воспоетъ?
Рано ваша хвала зазвучала!…
«Нѣтъ, хвалебная пѣснь не безслѣдно звучитъ,
Но предвѣстіемъ праздника душу живитъ,
Мы ужь плугъ на межѣ примѣчаемъ,
Издалёка его мы встрѣчаемъ,
Мы хоронимъ зиму, а людскія сердца
Воскресимъ, оживимъ, и по волѣ Творца
Свѣтлый праздникъ весны возглашаемъ…
А не станетъ зимы — кончимъ подвигъ и мы:
Тѣ, что раннія пѣсни вамъ пѣли,
Только красное лѣто придетъ за весной,
Сами отдыха вкусятъ отрадный покой…
Соловьи, продолжайте ихъ трели!
Я же малая пташка и въ мірѣ земномъ
Всѣ желанія въ пѣсню излилъ я,
Объ одномъ я пою и молюсь объ одномъ,
Чтобъ колосья пышнѣй были въ полѣ родномъ,
Гдѣ подъ камушкомъ домикъ сложилъ я…
Я молюся о теплыхъ весеннихъ дождяхъ:
Если травы и колосъ не густы въ поляхъ, —
Сыщетъ ястребъ мой домикъ, о Боже!
Пусть оратай на ниву выходитъ скорѣй:
Знаетъ онъ, что прошу я въ молитвѣ моей,
И со мною помолится тоже!…»
Такъ глашатай весны отъ души распѣвалъ,
Полный грёзъ и надежды счастливой.
Хищный ястребъ, кружась, тотъ напѣвъ услыхалъ
И, какъ молнія, грянулъ надъ нивой.
Перья пташки летятъ, капли крови блестятъ…
Вотъ и жизнь будто сонъ миновала…
Вотъ и пахаря плугъ, но безмолвно вокругъ…
Рано жавронка, рано не стало!…
«Тяжело на яву, сладко въ области сновъ,
Что же сердце такъ нѣжитъ и грѣетъ?
Это пѣсня предчувствія, пѣсня безъ словъ,
Что, возникнувъ въ душѣ, какъ таинственный зовъ,
Выраженья найти не умѣетъ…
Сердце чуетъ отрадно, что близко весна,
Но зима холодна и сурова,
Пѣсня въ стонущемъ вѣтрѣ, увы, не слышна
И въ душѣ замыкается снова…
Но поэтъ я, и съ пѣснью, дрожащей въ устахъ,
Словомъ огненнымъ ледъ растоплю я…
Я молитву спою, — и повсюду, въ лугахъ,
И въ жилищахъ людскихъ, и въ дремучихъ лѣсахъ
И цвѣты, и сердца воскрешу я!
О, какъ сладко и самъ отдохну я въ тиши!
Оживу, какъ младенецъ, я снова,
Поплыву въ челнокѣ и въ дремучей глуши
Встрѣчу вешній разцвѣтъ, и отъ полной души
Брошу пахарю доброе слово…
Тамъ пастушья свирѣль… Въ полѣ жавронка трель…
Оживу я для сладкихъ видѣній,
А свобода и лѣсъ щедро звуки небесъ
Мнѣ дадутъ для моихъ пѣснопѣній…»
Такъ пѣвецъ о веснѣ благодатной мечталъ.
Дальній вихорь же, слышавшій это,
Снѣгомъ пылкую голову злобно объялъ
Издыханьемъ своимъ ледянымъ оковалъ
Пламя жизни въ груди у поэта.
Вотъ за гробомъ толпа, слышенъ голосъ попа,
И, подъ мрачнымъ покровомъ тумана,
Всѣ бросаютъ кругомъ горсти снѣга съ пескомъ
На поэта, запѣвшаго рано…