Сидя, во время сеанса за столомъ E., подлѣ г-жи Клайеръ, я все время замѣчалъ попытки съ ея стороны совершенно одинаковыя съ тѣми, какія я описалъ въ заявленіи 11 января. Насъ попросили придвинуться поближе къ столу. Смотрѣть подъ столъ было уже нельзя. Осталась наблюдать за руками; о томъ, что дѣлаютъ колѣни и ноги, не было никакой возможности судить. Столъ подлетѣлъ послѣ колебаній. Легко было при колебаніяхъ подвести носокъ подъ ножку стола и, упирая руками, подбросить столъ. И при такой возможности — наблюденное, видѣнное просятъ записывать! и это въ протоколѣ можетъ затѣмъ фигурировать, какъ происшедшее въ коммисіи медіумическое явленіе? Пора кончить съ такимъ положеніемъ дѣла, пора указать, что путь, которому слѣдуютъ свидѣтели, не можетъ убѣдить въ природѣ явленій. Нельзя, особенно въ частной квартирѣ, особенно мущинамъ съ дамою — устранить возможность грубаго обмана, не нарушая правилъ приличія. Зачѣмъ-же свидѣтели ставятъ коммисію въ такія условія? Приходится констатировать мелочныя обстоятельства, сумма которыхъ поучительна, но конечно не абсолютно доказательна. Изъ такихъ обстоятельствъ три, замѣченныя мною въ этотъ сеансъ, достойны записи, которую дѣлаю по свѣжему впечатлѣнію.
1) Когда я сидѣлъ еще подлѣ г-жи Клайеръ и насъ всѣхъ заставили приблизиться къ столу, я обводилъ своею ногою подъ столомъ, желая предупредить возможность подбрасыванія стола ногою изъ подъ низу стола, напримѣръ ударомъ подъ столешницу. При этомъ разъ моя нога встрѣтила нѣчто упругое и длинное, подобное, сколько могу судить по моментальному впечатлѣнію, кринолинной пружинѣ (я убѣдился потомъ, что на медіумѣ не было кринолина), идущей отъ полу со стороны медіума. Желая убѣдиться въ томъ, духовный или желѣзный характеръ носитъ на себѣ это впечатлѣніе, я тотчасъ затѣмъ посмотрѣлъ на полъ и, хотя тамъ было темновато, я успѣлъ видѣть нѣчто бѣлое (какъ бы конецъ пружины), скользнувшее подъ юбку г-жи Клайеръ. Затѣмъ я убѣдился со временемъ, что ботинки г-жи Клайеръ были чернаго цвѣта и что на нижнихъ концахъ ея юбокъ нѣтъ бѣлыхъ концевъ, выдающихся изъ подъ платья. Вотъ каково положеніе, въ которое свидѣтели поставили членовъ коммисіи, готовыхъ констатировать, если имѣются, особыя спиритическія явленія. За необходимость слѣдить за юбками г-жи Клайеръ, за возможность рожденія того мнѣнія, что подъ юбками ея спрятанъ приборъ, снабженный выдающеюся пружиною, — за все это — отвѣтчики г-да свидѣтели, устраняющіе болѣе убѣдительные опыты, заставляющіе вписывать въ протоколъ всякую какъ либо замѣченную штуку, устроившіе дѣло такъ, что число членовъ коммисіи на сеансѣ мало, а показаніе одного лица не можетъ быть вносимо въ общій протоколъ.
2) Когда я замѣтилъ нѣкоторые признаки движенія въ тѣлѣ г-жи Клайеръ въ то же время, въ которое раздаются стуки, я попросилъ г-на Аксакова устроить совпаденіе слышимыхъ звуковъ, считаемыхъ за медіумическія, со стукомъ каблукомъ ногъ г-жи Клайеръ. Для убѣжденія въ возможности такого совпаденія, я вызывалъ самъ звуки. Стукну каблукомъ — слышенъ звукъ чрезъ нѣкоторое время. Я и старался, и успѣвалъ, попадать въ тактъ этого звука. Когда онъ раздавался — я опять стучалъ. Этимъ ясно доказывалось, что звуки, производимые моею ногою, ни чѣмъ не связаны со звуками, слышными въ сеансахъ. Какъ ни старалась г-жа Клайеръ достичь такого-же совпаденія — она не успѣла въ томъ. Звукъ медіумическій и звукъ ея каблукомъ раздавались порознь черезъ нѣкоторый промежутокъ времени. Изъ этого я заключаю, что между источниками обоихъ звуковъ есть нѣкоторая зависимость. Проще всего предположить, что слышимый звукъ, считаемый медіумическимъ, производится нѣкоторымъ родомъ движенія ногъ медіума, а потому и не можетъ совпадать съ другимъ родомъ движенія ногъ. Думаю однако, что, при нѣкоторомъ упражненіи и измѣненіи условій, можно будетъ достичь и такого совпаденія. Замѣчу при этомъ, что г-жа Клайеръ предлагала снять ботинки для убѣжденія въ томъ, что она стучитъ не каблукомъ въ то время, когда слышны медіумическіе звуки. Такъ какъ я и не думаю, что она стучитъ именно каблукомъ въ то время, когда слышны медіумическіе звуки, то съ своей стороны считаю такой опытъ не только не убѣдительнымъ, но и предлагаемымъ для вящаго обмана; при немъ не устраняется источникъ звука, а дѣло пріобрѣтаетъ видъ такого устраненія. Помимо каблуковъ можно стучать суставами, можетъ быть нѣкоторыми приспособленіями, спрятанными подъ юбку, и тому подобными способами, убѣдиться въ отсутствіи или присутствіи которыхъ коммисія не имѣетъ средствъ. И насъ просятъ записывать въ протоколъ — слышны, дескать, звуки. А если я выскажу убѣжденіе, что они идутъ изъ подъ юбки г-жи Клайеръ, мнѣ пожалуй предложатъ дать на то реальное доказательство. Я и готовъ пойти на это, но не согласенъ доставить его въ частной квартирѣ и моей собственной. Предложеніе же имѣть засѣданіе въ физическомъ кабинетѣ — господа свидѣтели постоянно отвергаютъ. Дѣло по этому стоитъ на слѣдующей почвѣ: могутъ быть двѣ или, по крайней мѣрѣ, двѣ равносильныя гипотезы: а) звуки производитъ сила, называемая медіумическою; б) звуки производитъ медіумъ г-жа Клайеръ. Дѣло свидѣтелей доказать, что первая гипотеза справедлива; мнѣ достаточно второй гипотезы, какъ болѣе простой. Подтверждать ее я сталъ-бы только тогда, когда-бы мнѣ чѣмъ либо или когда либо доказали, что есть особая медіумическая сила, а до тѣхъ поръ я не имѣю желанія далѣе и ближе разслѣдовать источникъ звуковъ.
3) Когда г-жа Клайеръ удалила меня отъ сосѣдства съ нею (возлѣ нея на мое мѣсто сѣлъ Н. П. Вагнеръ[1]), и мы сидѣли за столомъ А. Н. Аксакова, подлѣ меня справа сидѣлъ Н. П. Булыгинъ. Продолжая и отсюда наблюденіе за ногами г-жи Клайеръ, я замѣтилъ разъ приближеніе ея платья къ обѣимъ къ ней обращеннымъ ножкамъ стола. Тогда я просилъ г. Булыгина придвинуть его ногу къ ближайшей лѣвой ногѣ стола, сосѣдней къ медіуму, а самъ въ тоже время придвинулъ свою ногу къ другой ножкѣ стола, сосѣдней съ медіумомъ, т. е. къ ближайшей ко мнѣ. Моя нога ощутила подлѣ ножки стола ногу, а именно правую г-жи Клайеръ. Если-бы затѣмъ не заставили насъ приблизиться къ столу и не совѣтовали не смотрѣть подъ столъ, то я думаю можно было-бы уловить, какъ медіумъ послѣ покачиваній стола ставитъ ножки его на приготовленные уже заранѣе носки своихъ ногъ и подбрасываетъ затѣмъ столъ. Замѣчу еще, — что при такомъ раздвинутомъ положеніи ногъ медіума — мнѣ не удавалось наблюдать медіумическіе стуки.
Это заявленіе имѣло въ дѣлѣ нашего участія въ занятіяхъ коммисіи рѣшающее значеніе; мнѣ необходимо поэтому поговорить о немъ нѣсколько пространнѣе.
Весною 1875 г., когда я былъ приглашенъ коммисіею оказать ей содѣйствіе по части приглашенія медіумовъ, г. Менделѣевъ, въ разговорѣ со мною счелъ должнымъ, между прочимъ, высказать ту мысль, что коммисія, взявшись за это дѣло, вовсе не желаетъ входить въ какія либо гипотезы или объясненія, она желаетъ только разсмотрѣть, есть ли тутъ предметъ для дальнѣйшаго разслѣдованія. «Кажется въ этомъ недоразумѣнія не будетъ», спрашивалъ г. Менделѣевъ. «Никакого» отвѣчалъ я. Теперь же, когда явленія начались, желаніе доказать, что все это обманъ, беретъ верхъ и длинныя объясненія въ этомъ смыслѣ найдены умѣстными; самъ г. Менделѣевъ подаетъ ихъ; онъ уже не разсматриваетъ, и не ограничивается тѣмъ, что видѣлъ, но растолковываетъ и объясняетъ, и даже на основаніи того, чего не видалъ…
Во время тѣхъ же разговоровъ, я, между прочимъ, выразилъ свое недоумѣніе относительно приглашенія тѣхъ медіумовъ, которые даютъ сеансы только въ темнотѣ; не будетъ ли это найдено со стороны коммисіи препятствіемъ? «Для насъ», отвѣчалъ мнѣ г. Менделѣевъ, «что день, что ночь, все равно. Мы своимъ чувствамъ не довѣряемъ; всякое движеніе медіума будетъ у насъ регистровано инструментами». Я былъ очень успокоенъ такими словами почтеннаго профессора. А теперь, что приходится намъ слышать отъ него: «и столикъ малъ, и сидимъ не такъ, и видѣть нельзя», и пр. и пр., и это при полномъ свѣтѣ! И говоритъ это физикъ, въ рукахъ котораго, дѣйствительно, находятся разнообразнѣйшія средства слѣдить за тѣмъ, чего глазъ не видитъ. Если бы помѣха была, на самомъ дѣлѣ, только въ невидимости ногъ медіума, то чего бы проще было ограничить подвижность этихъ несчастныхъ ногъ опредѣленнымъ пространствомъ, а постоянное соприкосновеніе ихъ съ поломъ обезпечить при помощи электрическихъ проводниковъ? Стоило устроить въ полу двѣ пуговки и попросить медіума поставить на нихъ носки своихъ ногъ, и всякое подозрѣніе было бы устранено; при малѣйшемъ приподнятіи носка, электрическій звонокъ давалъ бы о томъ знать! Однажды поставленныя на эти пуговки ноги медіума были бы абсолютно прикованы къ полу до конца сеанса. Но нѣтъ! и не заикнулся о подобномъ или иномъ приспособленіи искусный физикъ. Помѣха была, видно, не въ ногахъ, а въ опасеніи удостовѣрить подлинность явленія. Вѣдь сеансъ былъ не первый, и столикъ не треножный, а на четырехъ ножкахъ, квадратный, безъ перекладинъ; и сидѣлъ почтенный профессоръ рядомъ съ медіумомъ и ногами своими все время «обводилъ подъ столомъ», и столъ все таки поднялся со всѣхъ ногъ! И потомъ опять поднялся, и какъ нарочно въ такихъ условіяхъ, что и толкованіе подбрасыванія носкомъ не подошло (см. ниже заявленіе свидѣтелей). Видѣлъ это г. профессоръ, но молчалъ, и только сердился. Не смотря на всѣ эволюціи, продѣланныя имъ со столомъ, ему не удалось ни помѣшать подъему его, ни уличить въ обманѣ. Досада беретъ почтеннаго профессора, такая досада, что онъ тутъ же, письменно, послѣ втораго только сеанса, бросаетъ медіуму въ лице слово обманъ. Вотъ его слова:
«Г-жа Клайеръ предлагала снять ботинки для убѣжденія въ томъ, что она стучитъ не каблукомъ въ то время, когда слышны медіумическіе звуки. Такъ какъ я и не думаю, что она стучитъ именно каблукомъ… то, съ своей стороны, считаю такой опытъ не только не убѣдительнымъ, но предлагаемымъ для вящаго обмана».
Ни шагу не сдѣлалъ г. Менделѣевъ, чтобы хоть сколько нибудь провѣрить свои подозрѣнія. Если тутъ дѣйствуетъ машина, приборъ, онъ долженъ же имѣть извѣстныя условія для своего дѣйствія; отчего же не попросить медіума принять такія положенія, которыя не соотвѣтствовали бы предполагаемымъ условіямъ дѣйствія снаряда. Пусть медіумъ встанетъ на обѣ ноги или на одну, сдвинетъ ихъ, раздвинетъ, положитъ ихъ на стулъ, на диванъ, подожметъ ихъ; встанетъ на стулъ, на ящикъ, на подушку — и машина все будетъ дѣйствовать и стучать одинаково? Или, когда стукъ переходитъ въ тѣ предметы, до которыхъ касаются руки медіума, — въ столъ, въ дверь, въ косякъ, при чемъ въ предметахъ чувствуется вибрація — это тоже и все тотъ же снарядъ? А г. Менделѣевъ слышалъ и эти звуки.
Когда г-жа Клайеръ пріѣхала сюда, г. Менделѣевъ вмѣстѣ со мной сдѣлалъ ей визитъ. Въ разговорѣ г-жа Клайеръ спросила г. Менделѣева, слышалъ ли онъ когда медіумическіе стуки? На отрицательный отвѣтъ, г-жа Клайеръ встала, подошла къ двери и приложила къ ней одну руку плашмя; чрезъ нѣсколько секундъ въ двери стали раздаваться стуки, какъ если бы кто ударялъ въ нее кулакомъ съ другой стороны; г-жа Клайеръ перенесла руку свою на косякъ, стуки стали раздаваться въ косякѣ, и приняли другой характеръ; въ это время она стояла на толстомъ коврѣ, и въ полу послышались удары какъ бы деревяннымъ молоткомъ; она подошла къ пьянино — удары перенеслись въ пьянино, въ переднюю отвѣсную надъ клавишами доску его. Г. Менделѣевъ стоялъ у пьянино и слушалъ. «А нельзя ли полюбопытствовать», сказалъ онъ и поднялъ крышку пьянино; въ то время какъ онъ смотрѣлъ въ нутро его, отыскивая la petite bête, въ заднюю стѣнку его раздавались удары какъ бы молотомъ. «Интересно, — замѣтилъ г. Менделѣевъ, — интересно!» — Въ то время, ему не казалось правдоподобнымъ, чтобъ стучала машинка, скрытая подъ юбками. Но теперь онъ забылъ объ этомъ. Одно страстное желаніе видѣть во всемъ этомъ обманъ охватило его. Онъ шаритъ ногою своею подъ столомъ, натыкается тутъ на сапогъ, а ихъ было четыре пары, и по «моментальному» впечатлѣнію ноги своей убѣждается, что наткнулся на нѣчто упругое и даже длинное — словомъ, на пружину, на механическій приборъ. Впечатлѣніе это до того было явственно, негодованіе г. Менделѣева до того было сильно, убѣжденіе въ обманѣ до того подавляюще, что онъ не только письменно заявляетъ это, но даже готовъ дать въ томъ и «реальное доказательство». Повторимъ его слова:
«А если я выскажу убѣжденіе, что они (стуки) идутъ изъ подъ юбки г-жи Клайеръ, мнѣ пожалуй предложатъ дать на то реальное доказательство. Я и готовъ пойти на это, но не согласенъ доставить его въ частной квартирѣ и моей собственной».
Прошу безпристрастнаго читателя остановиться на этихъ замѣчательныхъ словахъ и вникнуть въ ихъ смылъ. Какое могло быть это реальное доказательство стуковъ, какъ не открытіе того механическаго прибора, на который г. Менделѣевъ неоднократно намекалъ и въ существованіи котораго онъ такъ основательно убѣдился? Не ясно ли было, что онъ готовъ пойти на то, чтобъ отыскивать у дамы-медіума этотъ приборъ? Не ясно ли, что послѣ оскорбленія, нанесеннаго медіуму словомъ, ему грозила теперь возможность подвергнуться и оскорбленію дѣйствіемъ? Ужели г. Менделѣевъ не понималъ, что онъ писалъ, или, напротивъ, онъ слишкомъ желалъ, чтобъ его поняли? И понять приходилось не это одно: удивится читатель, когда я ему скажу, что вслѣдъ за сеансомъ, къ которому относилось настоящее заявленіе г. Менделѣева, намъ было отказано отъ его квартиры и объявлено, что засѣданія переносятся въ квартиру члена коммисіи, г. Краевича (см. ниже, прот. 14 засѣданія, п. 7); и удивится читатель еще болѣе, когда я прибавлю, что г. Менделѣевъ, умышленно или неумышленно, сообщилъ мнѣ въ разговорѣ, что у нихъ и машинка есть: какой то студентъ сдѣлалъ машинку, которая прикрѣпляется къ икрамъ и отлично щелкаетъ!
Передо мной неотразимо сопоставлялись три обстоятельства: угроза г. Менделѣева представить реальное доказательство стуковъ, но только не въ своей квартирѣ; послѣдовавшій затѣмъ отказъ отъ его квартиры, и готовая машинка…
Правда, слова г. Менделѣева можно понять и такъ, что онъ вообще «не согласенъ доставить это доказательство въ частной квартирѣ». Но на что не былъ согласенъ г. Менделѣевъ, на то могъ быть согласенъ товарищъ и другъ его, г. Краевичъ. Въ его квартиру имѣли перенестись засѣданія коммисіи. Ѣздилъ я осматривать эту квартиру. Г. Краевичъ холостой человѣкъ, и для засѣданій съ нашимъ медіумомъ, г-жею Клайеръ, онъ отвелъ намъ свою спальню. Изъ передней половины комнаты вся мебель имѣла быть вынесена, а кровать, помѣщавшаяся въ задней половинѣ, имѣла отдѣлиться отъ первой посредствомъ занавѣски; вторая дверь, ведущая въ эту половину, имѣла быть заперта, — такъ объяснилъ мнѣ все это г. Краевичъ. Рядомъ съ спальной была просторная зала, откуда нечего было выносить, и въ которой не для чего было вѣшать занавѣску. Но эту комнату г. Краевичъ намъ не предложилъ…
Какъ бы то ни было, угроза была заявлена категорически. «Дураковъ въ алтарѣ бьютъ» — говоритъ пословица. Ужели было идти на явный скандалъ?
Каково было мое положеніе? Послѣ немалыхъ просьбъ и увѣщаній, сперва личныхъ, потомъ письменныхъ, г-жа Клайеръ рѣшается наконецъ пріѣхать въ Петербургъ на два мѣсяца, среди самой зимы, подвергая такимъ образомъ всякимъ случайностямъ дороги и климата не только себя, но и дѣтей своихъ, двухъ дѣвочекъ, которыхъ она не рѣшилась покинуть на чужія руки. Г-жа Клайеръ — женщина совершенно обезпеченныхъ средствъ; живетъ въ Лондонѣ въ своемъ домѣ; имѣетъ тамъ и нѣсколько другихъ домовъ, между прочимъ и большое оперное зданіе Royal Part Theatre, возлѣ Regents Park’а, ею самою построенное. Лѣтъ десять тому назадъ, когда обнаружилось, что она обладаетъ замѣчательными медіумическими способностями, она производила фуроръ въ спиритическихъ кружкахъ того времени и не мало содѣйствовала усиленію и развитію спиритическаго движенія въ Англіи. Послѣ того, вслѣдствіе разныхъ домашнихъ обстоятельствъ, она совершенно удалилась отъ этого движенія, и вся предалась музыкѣ и театральному искусству, къ которымъ имѣла особенную страсть. Отъ этого-то міра приходилось оторвать ее и убѣдить пожертвовать собою на два мѣсяца. Я увѣрилъ ее, что коммисія наша искренно стремится къ знакомству съ медіумическими явленіями, и къ дѣлу исканія истины отнесется вполнѣ добросовѣстно, безпристрастно. Правда, я не зналъ тогда приговора надъ Петти, не слыхалъ еще чтенія г. Менделѣева о спиритизмѣ… Какъ ни трудно было женщинѣ выступить публично въ такомъ непопулярномъ, преслѣдуемомъ со всею силою предубѣжденія вопросѣ, она, однако, рѣшилась на это единственно ради пользы науки, — единственно ради того, чтобъ странныя силы, ей присущія, нашли себѣ наконецъ достойныхъ наблюдателей и толкователей! И что же? Едва успѣли мы заполучить наконецъ превосходнаго медіума, едва успѣли имѣть съ нимъ два сеанса, какъ г. Менделѣевъ заявляетъ мнѣ лично свое полное убѣжденіе, что все это одно шарлатанство, и даже письменно, не имѣя въ томъ еще никакихъ доказательствъ, утверждаетъ, что считаетъ г-жу Клайеръ обманщицей! Главный представитель коммисіи не только позволяетъ себѣ письменно позорить человѣка, который по меньшей мѣрѣ имѣетъ такое же право на уваженіе, какое вѣроятно требуетъ для себя и самъ г. Менделѣевъ, но даже грозитъ перенести свое оскорбленіе и въ дѣйствіе!!
Каково было, повторяю, мое положеніе? Сообщать г-жѣ Клайеръ о всемъ, что писалъ и измышлялъ г. Менделѣевъ, значило прямо поставить ее въ невозможность продолжать участвовать въ коммисіи. Надо именно было быть плутомъ и обманщикомъ, чтобъ продолжать служитъ подобному изслѣдованію. Не мы навязывались коммисіи съ услугами своими, не отъ нея идетъ намъ честь и милость. Съ другой стороны и молчать было невозможно, ибо все это и такъ предназначалось для гласности. Идти далѣе — значило принять на себя всю отвѣтственность за явно грозившія непріятности…
Когда г. Менделѣевъ — въ знакъ прямоты и откровенности своихъ дѣйствій, какъ онъ выражался — почелъ за должное прочесть мнѣ это свое особое заявленіе — смущеніе мое было велико, потребовалось все мое хладнокровіе, чтобы выслушать это чтеніе и… промолчать. Уже предшествующее заявленіе г. Менделѣева показало мнѣ, что я долженъ молчать — молчать до поры до времени. Я видѣлъ, что противники наши уже начинаютъ путаться, и въ страстномъ ослѣпленіи уже свидѣтельствуютъ противъ самихъ себя. Пусть пишутъ и печатаютъ — то будутъ документальныя улики. Такъ и вышло!
До чего доходило это ослѣпленіе, эта софистика изворотовъ и разсужденій, когда дѣло касалось того, чтобы только доказать обманъ, — можно видѣть изъ того абсурда, до котораго наконецъ договорился почтенный профессоръ: «Дѣло свидѣтелей доказать» восклицаетъ онъ, что это не обманъ. А если свидѣтели ему докажутъ это, тогда что? Тогда, отвѣчаетъ г. Менделѣевъ, онъ будетъ доказывать, что это обманъ. Читатель думаетъ я шучу. Нисколько, вотъ слова г. Менделѣева:
«Дѣло свидѣтелей доказать, что первая гипотеза (медіумической силы) справедлива; мнѣ достаточно второй гипотезы (обмана), какъ болѣе простой. Подтверждать ее я сталъ бы только тогда, когда бы мнѣ чѣмъ либо или когда либо доказали, что есть особая медіумическая сила».
И это говоритъ ученый профессоръ! Вызываетъ насъ доказать ему, что медіумическая сила существуетъ, и тутъ же заявляетъ, что когда это будетъ ему доказано, тогда онъ будетъ утверждать, что она не существуетъ. Какъ же было не промолчать тогда, — какъ же не повторить теперь:
Но что же было дѣлать далѣе? Вотъ вопросъ, на который тотчасъ же требовался отвѣтъ. Когда г. Менделѣевъ прочелъ мнѣ свое заявленіе, успѣли уже состояться съ г-жею Клайеръ еще два сеанса, 3 и 4-й, 27 и 29 Января; и 4-й былъ уже послѣднимъ на квартирѣ г. Менделѣева. Мнѣ ничего другаго не оставалось, какъ, до поры до времени, прекратить сеансы въ коммисіи и пристально обдумать, возможно ли продолжать ихъ далѣе? Вслѣдствіе этого и было подано въ коммисію мое заявленіе отъ 5 февраля, которое читатель и найдетъ на своемъ мѣстѣ.
Примечания
править- ↑ Замѣчу, что такое удаленіе членовъ коммисіи отъ медіумовъ обыкновенно встрѣчается и наводитъ на мысль о томъ, что присутствіе близкихъ любопытныхъ глазъ препятствуетъ ходу медіумическихъ манифестацій. (Прибавка подлиннаго заявленія).